Читать онлайн Твой номер один

Пролог

23 июня, Лондон

Анна

– Объяснишь? – Подавив зевок, я растерянно смотрю на отца, который словно раненый зверь мечется по моему гостиничному номеру, размахивая «яблочным» планшетом. – Или мне теперь все новости о тебе предстоит узнавать подобным образом, а, Анна?

Упс, раз отец называет меня Анна вместо привычного Аннушка или Анюта, то дела мои плохи. Впрочем, он вряд ли примчался бы ко мне в такую рань, если бы его взволновала ерунда…

– А конкретнее? – уточняю осторожно, туже затягивая пояс халата, который успела накинуть прежде, чем броситься открывать дверь. Отец так тарабанил, что, наверное, разбудил всех соседей по этажу роскошной гостиницы в Лондоне, где я остановилась в преддверии старта Уимблдонского турнира.

– А ты не понимаешь? – рычит отец. Мне всегда казалось, что в свои чуть-за-сорок он похож на Тома Круза и даже симпатичнее него, но… не сейчас. С торчащими волосами, что рвет на себе, и раздувающимися ноздрями он больше напоминает злого вампира, которого истязают дневным светом.

Я развожу руками, пытаясь вычислить причину его состояния, но на ум не приходит ничего кроме того, что накануне после вечерней тренировки я пропустила массаж. Отец очень серьезно относится к моей профессиональной рутине, но вряд ли эта вольность могла привести его в такое бешенство…

Обычно он у меня – само спокойствие. Даже во время самых напряженных матчей, когда я откровенно теряюсь на корте, держит эмоции при себе, так что видеть его в подобном состоянии для меня крайне непривычно.

– Это! – Отец останавливается в шаге от меня и тычет мне в лицо планшетом.

– Что… Ох! – кровь ударяет мне в лицо, а желудок скручивается в тугой узел, стоит мне рассмотреть изображение на главной странице PageSix*.

Там… я.

Самозабвенно занимаюсь сексом в туалете мужского теннисного Квинс-клуба.

Нет-нет, никакой обнаженки на снимке нет: с того ракурса, что поймал папарацци, видно лишь упругую мужскую задницу в белых модных боксерах и женскую ногу, которая уперлась в стену кабинки. Такая задница и нога могли бы быть у кого угодно, но, к сожалению, я знаю, кому они принадлежат. Нога, например, точно моя. И я это говорю не только потому, что у меня остались синяки в некоторых интимных местах после туалетного рандеву, ставшего достоянием сплетников. Просто на фотке четко видно фирменные кроссовки с инициалами AF, то есть Anna Filatova. Они же вот прямо сейчас стоят в прихожей моего гостиничного номера.

– Молодец, дочь! – с несвойственным ему сарказмом произносит отец, понимая, что я не спешу оправдываться. – Теперь все в туре обсуждают не только твои результаты на корте и суммы рекламных контрактов, но и то, с кем ты спишь!

– Ну, тут я очевидно не сплю… – пытаюсь пошутить, но свирепый взгляд папы заставляет меня проглотить остаток фразы.

– Еще и паясничаешь! Кто он?

Кто он? О, папа, раз уж ищейки PageSix не разнюхали, то и тебе этого никогда не узнать…

– Вчера это было между нами в последний раз, – отвечаю уклончиво.

– То есть, это было не в первый!? – изумляется он, глядя на меня так, будто видит впервые.

– Пап, мне почти двадцать! – возмущаюсь я. – Разумеется у меня есть личная жизнь.

– Ты – публичный человек, черт возьми! Спортсмен. У тебя контракты. Ты хоть представляешь, что скажут в Lacoste, когда увидят это? – беснуется отец, а потом разворачивает планшет к себе экраном и цитирует: – «Восходящую теннисную звезду и девятую ракетку мира Анну Филатову застукали в туалете теннисного Квинс-клуба с мужчиной. Кто этот счастливчик? Делайте ваши ставки, дамы и господа». Предвкушаю, как уже сегодня запустят тотализатор не на результат твоего следующего матча, а на то, кто этот мужик!

– Ты драматизируешь… – начинаю я, пытаясь утихомирить отца. – Кому какое дело?

– Я драматизирую?! – отец в два шага преодолевает расстояние до окна и резким движением отодвигает плотные шторы. – Иди, полюбуйся! По твою душу.

Выглянув в окно, я испускаю потрясенный выдох. На улице возле входа в отель собралась огромная толпа. Люди с камерами, фотоаппаратами, мобильными телефонами, какие-то группиз с плакатами…

– Может, в этом отеле Федерер остановился или Зендея с Томом Холландом? – предполагаю я, кусая губу. А что? Вполне вероятно. Мой секс в туалете просто не мог собрать столько зевак. Наверняка папарацци ждут рыбку покрупнее, чем теннисистка, которая недавно влетела в десятку мирового рейтинга.

– Аня Филатова тут остановилась, – язвит отец. – Находка для вуайяристов и новая звезда желтой прессы.

Задергиваю штору и, не глядя на папу, потому что стыдно, иду в спальню, чтобы взять телефон. Он на беззвучном до девяти утра: организаторы поставили мою первую официальную тренировку на двенадцать, я хотела выспаться, чтобы подойти к старту турнира свежей и отдохнувшей, но… что уж теперь.

Беру в руки трубку и даже теряюсь от шока. Десятки пропущенных звонков, сотни отметок в соцсетях и сообщения с ссылками… Очень много сообщений с ссылками на ту самую фотографию из туалета. Отец прав, эта статья не шутка, о которой можно забыть. Тут пахнет настоящим скандалом.

Со мной пытались связаться все – от знакомых и приятелей по туру до моего менеджера в модельном агентстве и руководителя пиара в Lacoste. Это только номера, забитые в мои контакты. Еще столько же – неизвестных. И один, который не записан, но намертво запечатлен в моей памяти. Он тоже звонил.

Дрожащими руками нажимаю кнопку вызова. Три секунды, которые кажутся мне вечностью, слушаю длинные гудки. Сердце колотится так, словно вот-вот пробьет клетку ребер и выскочит наружу. А потом…

– Ты где? – звучит в трубке раздраженный голос с едва уловимым акцентом, от которого у меня все тело покрывается мурашками. – Надо поговорить.

* PageSix – влиятельный ресурс с новостями из мира звезд, политиков и бизнесменов.

Глава 1

Мельбурн, Australian Open

полгода назад, 12 – 26 января

Алекс

– Да вы издеваетесь, – первые слова, которые я произношу, ступая по земле славного города Мельбурна, куда прилетел ради участия в Australian Open*.

На VIP-парковку меня провожают в обход поджидающим папарацци, а там уже стоит спонсорский Porsche с водителем. И все бы ничего, если бы не проклятый номер «002» на автомобильном знаке, который преследует меня. Впору поверить в конспирологию, на которой помешана моя мама, подозревающая Джей-Зи и Бейонсе в поклонении дьяволу.

Всегда второй, – эхом проносится в голове.

Со злостью застегиваю фирменную ветровку с логотипом ADV под узнаваемым «крокодилом» (Алекс Де Виль и Lacoste). В автомобиль сажусь уже на взводе. В прессе вечно обсуждают мои контракты, но для меня вся эта амбассадорская тема – отличный повод не забивать себе голову лишними проблемами: что носить, на чем ездить и каким парфюмом пользоваться. Потому что по факту я не пользуюсь никаким, если Артур Мендес, мой менеджер, не напомнит мне.

Кстати о нем.

– Ты был недоступен сутки, совсем из ума выжил? – как девка, визжит на французском в динамик, когда отвечаю на звонок. – Еще пару часов, и я собирался объявить тебя в международный розыск!

– Я выключил телефон, – отвечаю спокойно, наблюдая в окно за монотонно-серой картинкой, которая усыпляет. Я чертовски хреново спал.

После благотворительного матча, который по задумке организаторов должен был пройти в дружественной обстановке, но закончился скандальным удалением меня с корта, я не хотел говорить ни с кем. И без них все знал. Улетел на несколько дней раньше запланированной даты в Мельбурн, чтобы больше времени посвятить тренировкам.

– Я, мать твою, знаю, что ты выключил телефон! Ты хочешь, чтобы у меня случился инфаркт? Я человек в возрасте, между прочим!

– Тебе нет и пятидесяти, а инфаркт ты схватишь скорее потому, что чаще, чем следует прикладываешься к бутылке коньяка.

– Хороший французский коньяк продлевает жизнь, чтобы ты знал, – слышу теперь усмешку в голосе менеджера. После следует длинная пауза и театральный вздох. – И что это было, Алекс?

Это риторический вопрос?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты швырнул кроссовкой в зрителей.

– Меня освистывали и мешали сосредоточиться.

– Фирменной кроссовкой BOSS, между прочим, – продолжает Артур, игнорируя моя замечание. – Немцы оборвали мне телефон. Обещали разорвать контракт, если твои выходки продолжатся, а размер компенсации по нему…

– Они знали, с кем имеют дело, когда заключали его. Пусть идут на хрен, я увеличил им продажи спортивной линии втрое.

– Скажешь это в суде.

– Если понадобится, скажу. Меня вообще и Lacoste устраивают, – говорю, глядя на спортивные кеды, которым не изменял много лет. Но Артур уломал меня выйти на благотворительный матч в новых, чтобы порадовать очередных спонсоров.

– Ты оскорбил судью! Обозвал его жирным черным козлом…

– Это было не оскорбление, а констатация фактов.

– Пресса уже подхватила волну, тебя обвиняют в расизме и…

– Если бы он был белым, я бы назвал его жирным БЕЛЫМ козлом.

Как будто есть разница, какого цвета у тебя кожа, если ты козел, который подсуживает любимчику публики.

– Ты сломал дорогущую ракетку и разбил нос бол-бою**, когда послал тот мяч в стену после удаления!

– А вот за это я извинился! – перекрикиваю ударившегося в истерику Артура. – Не за ракетку, сколько бы она ни стоила. За пацана. Я дал его родителям твои контакты, они свяжутся с тобой. Компенсируй им все, что потребуют, и отправь их куда-нибудь отдохнуть. Желательно туда, где есть Диснейленд. Пацан не виноват, что под горячую руку попался, я целился в жирного черного…

– Алекс, твою ж мать! – у меня выгибается барабанная перепонка от вопля менеджера. Убираю телефон чуть в сторону, пока тот продолжает надрываться. – Ты за один матч рушишь все, над чем я работаю месяцами. Это плохо для твоего имиджа. Какая кому разница, что ты выиграл турнир в Аделаиде, если ты снова замешан в скандале?

– Артур, – повторяю его тон. – Мне плевать на имидж. И ты знаешь, что победа в Аделаиде ровным счетом ничего не значит. Клэптон молодец, но в финале я бы предпочел одолеть совсем другого человека.

Холли. Джеймс Холлиуэлл по кличке Святоша, первая ракетка мира и мой личный криптонит, чтоб его. Как бы отвратительно сопливо это ни звучало, но было чистой правдой: я проигрывал ему всегда, и несмотря ни на что, будь то погода, настроение, фазы луны и расположение звезд. Я уступал ему на любом покрытии, в любой стране и на любом турнире. В Аделаиде его не было – он экстренно снялся из-за проблем со здоровьем. Но именно с ним состоялся скандальный благотворительный матч, собравший нуждающимся детям в далекой Африке баснословную кучу денег.

Наше противостояние «Дьявол против Святоши»*** обозвали противостоянием добра и зла. А добро с белозубой сияющей улыбкой и блондинистой шевелюрой, по общественному мнению, всегда побеждает.

– Ты слишком зациклился на Холлиуэлле. Это плохо закончится.

Мне этот разговор уже порядком надоел. Даже если так, что с того? Раньше, пока я взбирался на вторую строчку в мировом рейтинге, как сквозь гребаные тернии к звездам, Артур был терпимее к моим выходкам.

– Фонду нужна была куча денег – они ее получили. Что снова не так? – цежу я.

Еще один неимоверно раздражающий вздох. Артур мог бы стать тренером по выводящим из себя дыхательным упражнениям.

– У тебя не получится стать первой ракеткой мира, если ты будешь сам себе портить все. А вторых никто не помнит, знаешь ведь?

Молчу, потому что согласен. Но это не делает Артура менее противным.

– Ну и конечно меня бесит, что ты, как благотворитель, постоянно отваливаешь приличную часть призовых в дисциплинарку.

– Плевать.

– Мне не плевать! Я на проценте, если ты помнишь.

Напряжение исчезает так же внезапно, как повисло в трубке. Я не сдерживаю ироничный вздох, и Артур негромко смеется в ответ. Он отличный мужик и хороший менеджер. Почти единственный мой друг. Если бы еще не вел себя как наседка и не учил жизни, было бы зашибись.

– Слушай, тебе правда надо браться за голову, – продолжает он, но уже аккуратнее, будто двигаясь по минному полю, потому что знает – меня в любой момент рванет, и я повешу трубку. – У всех бывают черные полосы, но это зашло слишком далеко. Похоже на манию. Если это из-за запястья…

– Это не из-за запястья.

Артур продолжает, не слушая меня.

– Может, свернемся ненадолго? Подлатаешь себя, потренируешься спокойно без давления. Я не хочу, чтобы второе место стало твоим лучшим достижением.

– Из-за статуса первого и твоего процента от возможных контрактов?

– Типа того, – с гулким смешком отвечает мне он.

Я не люблю подобную степень откровенности, но терплю иногда. От Артура и еще нескольких людей, которых можно пересчитать по пальцам одной руки. Все они часть моей команды и хотят для меня лучшего, поэтому я стискиваю зубы и вместо того, чтобы продолжать гавкаться, бросаю ему короткое «я в порядке».

– Тогда скоро увидимся, оставайся на связи, – просит он.

Я отключаю вызов, не ответив, смахиваю сообщение от младшего брата, который аплодирует очередной тупой видеонарезке, где меня выставляют законченным психом. Откидываюсь на сиденье, прикрываю глаза и пытаюсь заставить тело расслабиться, но бывает так, что не выходит – когда ты весь один большой спазм. Нервы натянуты, сердце долбится в ребра, а мозг давит на лоб. Мысли хаотично крутятся в голове, сталкиваются друг с другом, множатся.

Зациклился, плохо, имидж, скандал, далеко, мания, запястье…

***

Не могу усидеть на месте спокойно. Стучу пальцами по кожаной обивке до тех пор, пока не срываюсь и не лезу в интернет, чтобы по запросу на свою фамилию найти завирусившееся видео полета моей кроссовки. А сразу под ним выпуск какой-то спортивной программы, где за столом на фоне экрана с этим самым видео сидит целая куча ничего не добившихся в жизни умников: бывшие тренеры, травмированные на заре карьеры или на голову спортсмены, вообще хрен-пойми-кто.

«Ну, так может, все-таки нужно было раньше приходить в профессиональный теннис?» – умничает какой-то хрен с залысинами на голове. – «Федерер вон ракетку в руки взял в три с половиной года. Надаль, тот начал тренироваться, когда ему еще не было пяти лет. Де Виль попал в теннисную секцию во сколько… в семь? И лет до шестнадцати теннис не был для него приоритетом – он учился, играл в шахматы…»

Сука. Хочется спросить, чем ему мои шахматы насолили, но я лишь крепче сжимаю телефон. До побелевших пальцев.

«Хотите сказать, Алексу Де Вилю просто не хватает опыта?» – спрашивает усатый ведущий.

«А мне кажется, по этому чуваку психушка плачет», – вмешивается в разговор вышедший на пенсию теннисист, лучшим местом в карьере которого была лишь третья сотня в рейтинге – так сообщает на мой запрос Google.

Чуваку. Кто в наше время вообще говорит «чувак»? Если только ты не старпер, который пытается быть в теме.

Кровь по ощущениям будто закипает в жилах – тело горит. Я злюсь. Сильнее. В груди распаляется огонь. Пальцы чешутся. И снова хочется что-нибудь разбить, кого-нибудь ударить… Раньше подобные приступы сдерживать было невозможно. На память о них у меня остались мелкие шрамы на коленях и костяшках – лупил я себя ракеткой знатно. Сейчас, в двадцать семь, после долгой работы с психологом, стало проще, но иногда весь прогресс идет в жопу.

Когда заговаривает какой-то приглашенный эксперт с до хрена умным видом, я уже думаю, что меня вот-вот взорвет.

«Я не согласен с вами», – сообщает тот, потушив мой запал. – «Есть разница между тем, кто просто вечно ноет и кому не нравится все подряд, и тем, кто в порыве злости разбрасывает игрушки. Алекс Де Виль эксцентричен, гиперэмоционален…»

«И это еще мягко сказано…», – раздаются сальные комментарии, которые я пропускаю мимо, не зацикливаясь на них.

«Но вы не можете отрицать, что он крут. Он две минуты будет рассказывать об отстойном покрытии корта, а потом выйдет и порвет всех».

«Кроме Холлиуэлла», – смеется лысеющий ублюдок. И этот мерзкий звук бьет пульсом мне по ушам.

«Кроме него», – соглашается эксперт. – «Но я верю, что Алекс составит реальную конкуренцию Джеймсу, если сумеет взять под контроль эмоции и направить их в игру. Ему сейчас сколько… двадцать семь? У него еще есть время. В конце концов, он вторая ракетка мира. Кто, если не он?»

Когда автомобиль останавливается у Ritz-Carlton, я, убрав телефон в карман, с удовлетворением не замечаю папарацци у входа. Правда, это оказывается обманом зрения. Потому что, стоит выйти из автомобиля даже с накинутым капюшоном, и я слышу бесконечные щелчки фотокамер. Надеюсь, гребаным папарацци уготовано специальное место в аду.

Моему водителю приходится постараться, чтобы оградить меня от назойливого внимания, а охране пятизвездочного отеля – чтобы не пустить их на порог. Но я рад, что подобная опция в месте, где селится большинство ведущих спортсменов, существует.

На этом преимущества отеля заканчиваются, потому что я замечаю на экранах телевизоров в холле трансляцию той самой передачи, которую смотрел по дороге сюда. Как раз когда на замедленном повторе моя обувь летит в сторону зрительских трибун, я подкатываю чемодан к стойке ресепшена и передаю паспорт администратору. Та поправляет бейджик на теннисном поло, в которые тут в период проведения турниров выряжены все подряд. Улыбается мне, пока не переводит взгляд с моего лица, спрятанного под капюшоном, на телевизор. Хмурит брови. Прекрасно, очередная «тим-Холли»? Мне подсунут дохлую лягушку в кровать? Потому что такое уже бывало.

«Когда Алекс Де Виль уйдет на пенсию, книга правил станет вдвое толще», – с противным смехом выдает усатый ведущий, когда я получаю магнитный ключ от привычного люкса с видом на город. У Холлиуэлла, как показывали в его недавнем интервью, такой же, только он предпочитает Grand Hyatt.

И вот мозг на самом деле странная штука: иногда может перехватить контроль и управлять телом, как бы сильно ты не сопротивлялся. Потому что сейчас я изо всех сил стараюсь не думать о старой травме, но вся грязь за сегодня концентрируется в самом уязвимом месте, и привычная тупая боль в запястье резко становится пульсирующей. По ощущениям кость распирает изнутри, и она вот-вот прорвет кожу. Этого не случится, но телу сейчас невозможно доказать обратное. Поэтому я просто изо всех сил сжимаю кулак, чтобы не выдать себя.

Не спеша, хотя с удовольствием бы перешел на бег, подхожу к лифту, который, будто издеваясь, ползет вниз слишком медленно. Все еще не выдыхая, захожу внутрь, когда тот наконец останавливается. И уже судорожно жму кнопку нужного мне этажа, ожидая затянувшиеся несколько секунд, когда наконец створки сойдутся…

– Ой, черт! – слышу на чистом русском, и в последнюю секунду в лифт успевает заскочить девчонка. – Фух!

Она, прижимая к себе целую стопку упакованных в целлофан вещей из химчистки, смотрит на длинную ногу в коротких теннисных шортах, которую едва не прищемил лифт. А затем, убедившись, что та на месте, поднимает на меня голову, ослепляя яркой улыбкой, что раздражает до коликов в желудке.

– Я уже подумала, что мы уедем без моей ноги, – смеется она. Звонко, как детский ксилофон. У меня был такой, когда я еще подумывал стать не теннисистом, а музыкантом. Пока не осознал, что бить мячик об стену полезнее. Как минимум потому, что сможешь отмудохать ракеткой прикалывающегося над тобой соседа со двора. С палочками для игры на ксилофоне это сделать сложнее.

Хотя о чем я вообще?

Возвращаю ворвавшейся в лифт блондинке взгляд, полный злости, и та сразу смолкает, опускает голову. Нажав на кнопку своего этажа, отворачивается. К счастью. Видимо, решив, что я ее не понимаю. Но моя мама – бывшая русская легкоатлетка. Она даже на Олимпиаде выступала за СССР, а после вышла замуж за француза-отца. Я прекрасно владею несколькими языками и, взяв от мамы привычку, чаще всего ругаюсь на русском.

Молча наблюдаю за девчонкой и ее длинными обнаженными ногами, которыми та нервно пристукивает по полу. Медленно поднимаю взгляд вверх, ощупывая ее тело: подтянутая задница, белое теннисное поло, небольшая грудь под ним, судя по всему, в спортивном лифчике. Длинная шея, кукольное лицо и затянутые в высокий хвост светлые волосы. Без косметики, но милая. Обычно я не развлекаюсь с прислугой, чтобы избежать лишних скандалов, которых и без того хватает в моей жизни, но сегодняшний день настолько паршиво начался, что хочется хотя бы (за)кончить его красиво.

Я открываю рот, когда лифт останавливается на ее этаже, чтобы предложить прокатиться ко мне и на мне, но блондинка сама оборачивается. Она застывает на пороге – так, что створки не закроются, пока она не уйдет. Молодая совсем. Замечаю это только сейчас, потому что большую часть времени пялился на ее ноги. Надо будет на всякий случай проверить у нее документы…

– Мне жаль, что вы снова проиграли Джеймсу Холлиуэллу, – выдает вдруг на французском с явным акцентом, и член, только привстав в джинсах, падает замертво при упоминании соперника. – Я болела за вас.

Она еще и смотрит на меня щенячьим взглядом. Щеки красными пятнами идут – вообще не мое. Начавшийся паршиво день грозит закончиться феноменально хреново.

– Фанатка, значит? – спрашиваю по-русски, чем еще сильнее вгоняю девчонку в краску. – Так может, тебе автограф дать? Поднимай майку, распишусь на груди.

Я говорю это громко, злобно, спрятав руки в карманы и не скрывая раздражения, а та только выше задирает идеальные брови, будто не верит моим словам. Поджимает губы, что-то собирается мне в ответ сказать… Это длится долгие три секунды, которые я отсчитываю про себя, ненавидя все живое на планете Земля, потому что от боли в запястье зубы сводит. После девчонка разворачивается и размашистым шагом уносится от меня прочь. А я специально ей вдогонку кричу, чтобы забрала в моем номере одежду для химчистки, в которой должен буду появиться на спонсорском мероприятии.

И наконец, слава богам, в которых я не особо верю, створки съезжаются, оставляя меня одного. Больше не нужно держать лицо, и я утыкаюсь лбом в зеркальную стену сбоку. Лифт уносит меня вверх больше чем на двадцать этажей, а я только сейчас понимаю, что не точно, но, кажется, слышал от девчонки что-то вроде «пошел на хрен, тупой ты придурок» в ответ.

Хотя, возможно, это всего лишь игра моего воображения. Потому что такие скромные куколки из обслуживающего персонала, что млеют перед знаменитостями, к которым я себя не причисляю, просто физически не могут грязно ругаться.

*Открытый чемпионат Австралии по теннису – один из четырех турниров Большого шлема, ныне проводящийся в австралийском городе Мельбурн.

**Молодой человек, обычно подросток, задача которого состоит в том, чтобы быстро поймать мяч и отдать его игрокам или судьям.

***Игра слов, основанная на фамилиях персонажей De Vil и Hollywell. Devil (пер. с англ) – дьявол. Holy (пер. с англ) – святой.