Читать онлайн Двойной заслон

Она проходит через шлюз, недовольно морщась от дезинфекционного пара – спецразработка, говорят, гипоаллергенный, ни вкуса, ни запаха, ни вреда для здоровья, но организму это не объяснить: ощущение водяной пленки на коже он считает отвратительным. Столь же отвратительно механический голос командует:

«Встаньте в желтый круг, ноги на ширине плеч, руки разверните ладонями вперед. Смотрите перед собой. Начинаю сканирование…»

Пока лучи сканера бесшумно скользят по лицу, она размышляет, почему же ей все кажется отвратительным – что дезинфекция, что голос робота на таможне. Наверное, устала: лететь пришлось долго, сегодня потратить полдня на перелет – нонсенс, но у армейцев слишком много заморочек и с технологиями, и с контролем безопасности, пришлось несколько раз останавливаться. А может, дело не в усталости, а в том, что ее вообще не должно здесь быть.

«Сканирование завершено. Открываю доступ в окружение…»

Мертво-прозрачный экран визора расцвечивается огнями, надписями, ссылками и сообщениями, они разбегаются по стенам и предметам вокруг, распахивая окно в мир допреальности. Она вздыхает свободнее: без доступа к окружению, хотя бы к интранету, как на всех военных базах, было неуютно – а ей пришлось провести в таком «режиме тишины» полдня. Немыслимо для современного человека. Может, поэтому ее теперь все раздражает?..

«Добро пожаловать на базу “Заслон”, инженер-нанотехник Арина Владимировна Рогова. Следуйте за указателями».

Направляясь по призрачно-голубым стрелкам на визоре в зону выдачи багажа, она думает, что «режим тишины» здесь ни при чем. Просто устала. И просто ей не нравится использовать, против всех инструкций, уже раз задействованную легенду – риск проблем это повышает в разы. Звезда, конечно, уверяет, что шанс встретиться с бывшими коллегами не больше пятнадцати процентов, но и пятнадцать процентов много, когда речь идет о шпионаже.

Точнее, о том, чтобы шпиона поймать.

Она надевает тонкие контакт-перчатки для управления окружением, забирает у робота досмотра опутанный таможенной пленкой чемодан и улыбается. Вопреки любой логике и раздражению, шанс поймать этого шпиона повышает ей настроение.

Машенька: Подключаюсь к интранету. Шифруюсь, подожди пару минут.

Машенька: Зашифровалась, доступ есть. Как тебе?

Изображение с визора раздваивается, дублируется, затем снова сливается воедино, и в дополнение к голубым линиям интранета вспыхивают светло-зеленые – так подключаются ее линзы. В Службе носимые устройства вроде визоров давно не в чести, но ради маскировки приходится их использовать: обычному инженеру-нанотехнику линзы допреальности, тем более безопасные, которые не сушат глаза и не грозят выжечь сетчатку при сбое, не по карману. Зато это позволяет общаться с Машенькой, не подключая ее к общедоступному визору.

– Пойдет. Пиши в Центр, что все хорошо, – едва слышным шепотом отзывается она, закапываясь в сумку – закрывается от вездесущих камер, зону захвата которых Машенька ей услужливо подсвечивает зеленым конусом.

Машенька: Отлично. Пишу в Центр, что Мышка выходит на охоту.

Двери аэропорта распахиваются, и в шипении пневмоприводов Мышка надеется, что никто не услышит ее смех.

Хотя видит бог – когда-нибудь она убьет штабистов за присвоенные ей кодовые фразы.

*

Ее действительно не должно здесь быть – прежде всего потому, что она вообще-то в отпуске. Да, она не за тридевять земель укатила, а в родной Волгодонск, но это же не причина выдергивать ее всего через неделю! Регламент однозначно требует после завершения задания длиной свыше двух месяцев не меньше трех недель отдыха – а ее прошлое задание растянулось на полгода. Но кто смотрит на регламент, когда появляются задания с пометкой «срочно» и даже, по-модному, «блокер»?

– Извини, – неискренне покачал головой шеф, глядя на ее крайне мрачное лицо, – но кроме тебя некому.

Она изогнула брови и выразительно взглянула на Звезду – своего координатора. Тот столь же неискренне, как и шеф, сделал вид, что ни при чем. А ведь наверняка это его инициатива – послать на срочное задание именно своего агента: у координаторов всегда амбиций больше, чем у тех, кто работает в поле, а конкуренция и вовсе заоблачная. Впрочем, это объяснимо: никаких других показателей, кроме успешно выполненных заданий агентов, у координаторов нет, и чтобы добиться повышения звания, должности и других плюшек, им приходится суетиться. Говорят, за серьезные задания в 30 и более баллов сложности они чуть ли ни драки устраивают.

Задание-блокер, ради которого ее выдернули, обещало 40 баллов. Выше она пока и не видела.

– Мышка, – позвал ее Звезда, – есть шанс поймать Ёкая.

Она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ёкай слыл едва ли не самым неуловимым промышленным шпионом десятилетия, даже его организация, Dead Rats, светилась чаще, хотя полностью ее сеть еще ни одна спецслужба мира не выявила – только потому они и продолжали работать. О деятельности Ёкая обычно становилось известно постфактум, когда данные о разработках разных фирм всплывали хорошо если в «жёлтых» СМИ, а не в даркнете. А уж сколько компаний из-за него разорилось, когда они, не успев подать на патент, лишались новых разработок в пользу транскорпораций, и вовсе подсчету поддавалось с трудом.

Звезда ухмыльнулся, правильно растолковав ее реакцию, и переслал ей по закрытому каналу данные. Мышка даже не стала ждать, пока Машенька – ее личный ИИ-помощник от Службы – их полностью расшифрует: начала торопливо пролистывать светло-зеленые страницы в интра-окружении, выхватывая самое важное. Выяснилось, что коллеги всего пару дней назад случайно засекли, а потом и поймали другого шпиона Dead Rats, и тот на допросе рассказал, что летел к Ёкаю связным. Мышка нахмурилась, но необычная болтливость объяснилась быстро – во-первых, шпионом была девушка, а во-вторых, она только-только вступила в организацию, потому и выявили ее легко.

Интереснее оказалось то, куда направлялась эта шпионка-неудачница: на военно-научную базу «Заслон», которая обслуживала одноименный экспериментальный многофункциональный радиолокационный комплекс и ряд связанных с ним систем в дружественной ближневосточной стране.

Мышка задумчиво прокрутила вводные несколько раз, перечитывая. Кажется, раньше Ёкай в армейские дела не лез, работал по коммерческим технологиям. То, что его послали шпионить в «Заслон», действительно серьезно – и опасно.

Понятно теперь, почему блокер, почему 40 баллов и почему именно она. В Службе очень мало девушек-технарей, а уж тех, чью легенду не смогут разоблачить армейские безопасники, и вовсе единицы. Армейцы со службистами – как кошка с собакой, сказывается и вековая конкуренция двух силовых структур, и разница в подходах к работе. Скажем, Департамент по борьбе с промышленным шпионажем, в котором состояла Мышка, – «промышленники» в простонародье – далеко не всегда арестовывал шпионов, которых вычислял: за ними следили, им сливали дезинформацию, подставляли и неугодные фирмы, не без того, их перевербовывали и только в случае крайней опасности и недоговороспособности сажали за решетку. Прямолинейные армейцы такой подход, мягко говоря, не одобряли – особенно когда дело касалось их разработок.

Мышка привычным круговым движением схлопнула сразу все страницы в окружении и посмотрела на шефа и координатора с серьезной хмуростью. Что-то ей подсказывало, что это еще не все.

– Отправляешься завтра, – пояснил шеф. – Используем легенду Роговой, новую за такой короткий срок не подготовить.

– Не волнуйся, – поспешно добавил Звезда, – мы с аналитиками прогнали все сценарии, шанс, что столкнешься с коллегами, не больше пятнадцати процентов.

Пятнадцать процентов. Мышка прищурилась, оценивая. Много, опасно, они все это понимают. По легенде Арины Роговой она работала в научно-промышленном объединении «Квант» и зацепила тогда не только искомого шпиона, но и целую местную коррупционную сеть. Дело получилось громким, Службе насилу удалось вывести ее из поля зрения Следственного комитета, и уезжала Мышка поспешно, не доработав контракт. Плохие вводные для новой работы, слишком подозрительные для тех, кто мог за ней тогда следить.

Но Ёкай! Дело нечисто, раз его привлекли, кому-то очень нужны данные о «Заслоне», и будет большой удачей, если это просто конкуренты из недружественных стран. Рискнуть?..

Мышка снова раскрыла документы, остановившись на описании «Заслона». Экспериментальный комплекс нового поколения, способный обнаруживать объекты в условиях радиомолчания, работает в связке с радиолокационным комплексом разведки огневых позиций и блоком орудий, среди которых ракеты С-8, С-8КЛ и перспективная С-8ВЦ – именно для работы над ней и требуется нанотехник… Что будет, если Ёкай сможет утащить хотя бы часть информации о них? Тем более учитывая обстановку на дружественном Ближнем Востоке…

Мышка показательно вздохнула и, смахнув документы в сторону, спросила только одно:

– Срок контракта?

– Год, – ответил шеф. – Но по выполнению задания выведем тебя максимально быстро.

Знаем мы это быстро, недовольно подумала Мышка, выходя из кабинета начальства и заодно из его закрытого окружения. Опять полтора месяца ждать придется.

…Неудивительно, в общем, что она недовольна. Но Ёкай, пожалуй, стоит того, чтобы рискнуть.

*

База «Заслон» поражает масштабами: это полноценный город, раскинувшийся посреди пустыни под защитой купола системы контроля климата. В отличие от самого комплекса и тем более блоков орудий, с которыми он взаимодействует, про климатические системы информации много, Мышка про них читала – еще бы, одно из грандиознейших достижений науки последних лет. Идеальный баланс температуры и влажности, постоянный контроль чистоты воздуха, мощные системы очистки и обновления атмосферы внутри куполов, строго закрытый от посторонних вмешательств периметр – все это дает возможность жить с комфортом и за полярным кругом, и в песках Сахары. Мышка хорошо помнит, как после внедрения климатической системы приехала в родной Волгодонск и изумилась отсутствию жары в августе, приятному теплому, но не пересушенному и не полному влаги воздуху. Тогда, пожалуй, она впервые задумалась о том, что технологии – это не только визоры и допреальность, флайкары и пищевые синтезаторы, но и обычный, бытовой комфорт.

Здесь, конечно, климатическая система на порядок мощнее и, вероятно, безопаснее, армейцы за этим следят пристально, не прикопаешься. В окно флайкара сквозь светло-голубые сообщения на пластике визора Мышка наблюдает, как за пределами купола кружит песчаная буря. Температура там, за контуром, близка к сорока градусам, из-за туч песка почти не видно солнца, все тонет в оранжево-песчаном мареве; а внутри купола – ясный нежаркий день, какие бывают в конце весны. Деревья зеленеют в кадках, вдоль тротуаров – дорожки травы. Конечно, все это квадратно-симметричное, как у армейцев принято, но однозначно лучше, чем то, что за границами купола – и чем глухие, выжженные солнцем бетонные коробки, с которых век назад начинались подобные базы.

База, правда, предназначена для гражданского персонала, несмотря на формальное название «военно-научная». Военные живут дальше, в непосредственной близости к МРК, и даже точное местоположение их неизвестно – его скрывают, как и сам комплекс, особые маскировочные купола, неуязвимые ни для спутников, ни для аналоговых систем слежения. А на базе ведут практическую работу гражданские ученые и техники – точно такие же, как Мышка. Руководят ими, конечно, ученые в погонах, но и им доступ к самой МРК выдают с большой неохотой.

– Непривычно так работать, – делится с Мышкой в первый день Ольга – инженер из отдела верификации. Мышка вежливо выражает недоумение, приподнимая брови. – Как будто бросаешь работу на полпути. Нам ведь не показывают, что получилось в итоге: проверили схему, подтвердили работоспособность, отдали. Чувство, словно работаешь в пустоту.

Мышка кивает: она понимает, почему так. В подобных научных объединениях, связанных с секретными разработками, используется принцип распределения информации – сотрудники владеют строго теми данными, которые необходимы им для работы, и не больше. Порой даже главы отделов не знают полного техпроцесса, а финальное изделие и вовсе может собираться из тысяч отдельных деталей на стороне заказчика. И раз армейцы привлекают для работы над своими изделиями гражданский персонал, давать ему даже информацию о том, как в итоге повело себя то, что они разработали, они будут далеко не всегда.

Интересно, почему известно тогда, над какой именно ракетой они трудятся, размышляет Мышка, направляясь вместе с Ольгой к выходу из кафетерия. Перспективная ракета С-8ВЦ, судя по техническому заданию, уникальна: боеголовка ее должна состоять из нанороботов, которые при детонации генерируют микропортал, затягивающий цель в искусственную черную дыру. Эксперименты с материей и пространством давно не новость, но Мышка впервые видит, чтобы они выходили за пределы фундаментальной науки, в практику. И раз об этом объявлено – шепотом, намеками, «сливами» в профильную прессу через бывших сотрудников и наверняка сводками разведок – значит, для чего-то это нужно.

Может, рекламируют – военная техника в воюющем мире всегда в цене. А может, пугают – чтобы не лезли.

Но судя по тому, что кто-то прислал на базу Ёкая – не напугали, а привлекли. И Мышка в очередной раз сама себе констатирует: хорошо, если только конкурентов.

На самом деле если бы в «Заслон» отправили какого угодно шпиона, кроме Ёкая, Служба вряд ли так бы сильно обеспокоилась. Конечно, риск утечки значимой для безопасности страны – а военные разработки по определению для нее значимы, даже если находятся на территории других государств – информации нельзя игнорировать, но для Службы это норма, она работает с такими рисками постоянно. Однако армейцы, как к ним ни относись, в диверсификации данных спецы помахровее некоторых службистов, у них фрагментация информации порой доходит до паранойи. Это существенный минус, потому что мешает в работе; но это и плюс – потому что утянуть можно лишь небольшой кусочек информации, доступный конкретному сотруднику, а значит, и риски раскрыть всю технологию минимальны.

Если бы не Ёкай – никто бы не беспокоился. Но на базу «Заслон» умудрился пробраться Ёкай, и остается радоваться только тому, что он не пролез к самим армейцам и комплексу – только в гражданский сектор.

Мышка, признаться, каждый раз мысленно морщится от его прозвища. В шпионской среде, как в преступном мире, любят громкие имена, будто чем пафоснее имя, тем большую силу ты собой представляешь. У службистов, напротив, пафос не в чести, ему предпочитают нейтральные или, в крайнем случае, несколько ироничные позывные. Тот же Звезда до своего позывного буквально дозвезделся – ходили слухи, что много о себе мнил во время обучения, чем и заслужил имя от штабистов.

Мышка вот тоже заслужила – только не позывной, вполне нейтральный и подходящий, а кодовые фразы. Кто же знал, что штабисты такие злопамятные.

Пафосное имя Ёкай на этом фоне как бельмо на глазу – раздражает самим своим наличием, но не только. Оно путает, намекая на связь с Дальним Востоком, которой, скорее всего, нет и в помине, все же до такого непрофессионализма промышленные шпионы не опускаются. Оставить это в стороне при анализе бывает непросто, ведь человеческий ум предвзят, и хорошо, что на помощь сегодня может прийти хладнокровный ИИ.

Мышка вот полночи перед вылетом на базу потратила на то, чтобы вместе с Машенькой прошерстить известные данные о персонале «Заслона» – благо армейцы за гражданскими следили не так жестко, как за своими. И все равно кандидатов на роль Ёкая набралось больше сотни, дальше – только ручной перебор, который ИИ никак не заменишь. Если бы можно было заменить агентов ИИ, весь департамент «промышленников» состоял бы из пары аналитиков и мощной информационной системы.

Хотя, конечно, не все так безнадежно.

Во-первых, они кое-что знают о Ёкае, несмотря на его крайнюю осторожность в контактах. Это жесткий технарь, со всем, что хоть немного выпадает в гуманитарную сферу, он не связывается – работает только с технологиями. По профессии, скорее всего, инженер, причем к программированию и в целом к информационной сфере отношения не имеет – на это намекают украденные им данные, среди которых сплошные чертежи, схемы процессоров и прочее «железо», но без единой строчки кода. В современном мире нельзя быть «инженером по всему», слишком велика кластеризация знаний: либо ты специалист в чем-то одном, либо ты не специалист ни в чем. Ёкай, безусловно, хороший специалист – по крайней мере, в том, чтобы отличить важную информацию от неважной.

Хуже то, что он умудряется обходить, хотя бы частично, систему распределения информации. Его данные всегда более полные, чем доступны одному сотруднику, потому и не получается точно определить специальность – они охватывают сразу несколько областей. Из этого можно сделать вывод, что Ёкай неплохо общается с людьми, умеет налаживать взаимодействие и незаметно выкрадывать информацию, к которой доступа иметь не должен. Больше того: умеет делать это так, чтобы отвести от себя подозрения, а это заслуживает отдельного уважения – и беспокойства со стороны Службы.

Как известно, самая уязвимая часть любой технологической системы – люди. И Ёкай, похоже, мастерски этой уязвимостью пользуется.

А во-вторых, Мышка достаточно давно занимается поиском промышленных шпионов, чтобы хорошо знать эту породу в целом. Среди кучи амбициозного мусора, которые вычисляются на раз-два, порой попадаются бриллианты – успешные, изворотливые, хитрые «долгожители», которые могут заниматься шпионажем не годами, а десятилетиями. Вот только выглядят они совсем не как древние Джеймсы Бонды – наоборот. Успешный шпион всегда максимально зауряден, на нем никогда не остановится взгляд, его никогда не выдвинут на руководящую должность, хотя и премии за плохую работу не лишат. Обычный исполнительный середнячок, на которого никто не обращает внимания.

А еще хороший шпион обладает недюжинными способностями к мимикрии и умеет быть заурядным в конкретном коллективе. Если весь коллектив компанейский и дружелюбный, он тоже будет компанейским и дружелюбным, участвовать в вечеринках и конкурсах, пить и орать песни на корпоративах. Если весь коллектив – угрюмые ботаники, он будет таким же угрюмым ботаником, общаться только по работе и игнорировать любые внерабочие контакты.

Это легко звучит, но следовать этому принципу сложно. Мышка, которая сама, как и все промышленники, в какой-то мере является шпионом, отлично знает, насколько.

И поскольку это сложно, всегда есть шанс провала. Ёкай работает давно и наверняка расслабился, такое случается с любым успешным шпионом ли, агентом ли. Кажется, что тебе все по плечу, опасность перестает пугать, наоборот, начинаешь с ней заигрывать, даже если выполняешь все требования конспирации. Останется забросить удочку – и подсечь.

Мышку недавно чуть не подсекли, так что она отлично знает, каково это. И надеется, что в скором времени Ёкай тоже это незабываемое ощущение испытает.

*

Главное, что воспитывает ее работа – терпение. Это относится и к нанотехнике, и к поиску шпионов.

Все было бы просто, если бы можно было, как в боевиках и детективах, раскрыть шпиона за пару дней – но нет, порой на вычисление конкретного персонажа нужен не один месяц. Мышка это знает и на быстрый результат не рассчитывает, вместо этого тщательно обустраивается на новом месте. Правда, совсем не в бытовом плане.

Для Ёкая она связист, а это значит, что она под ударом первая. Связисты – низшая ступенька в промышленном шпионаже: хотя в любой организации новичка уверят, что посылают его набраться опыта у старшего товарища и посмотреть на его работу со стороны, ведь связисты сами информацию не добывают, только передают, на деле связисты выступают громоотводами. В современном информационном мире, разложенном на множество окружений и опутанном каналами передачи данных, поймать входящий поток тяжело и еще тяжелее отследить, кто его принял. Зато исходящий поток – передачу данных вовне базового окружения – выследить значительно проще. Для этого и нужны связисты: задания шпионы получают напрямую, а вот добытые данные передают через прокладку в виде помощника – это позволяет им «выскочить» из кольца облавы, если она вдруг произойдет.

Понятно, что Мышка на особом положении, все-таки у нее Служба за спиной, но светиться перед армейцами ей категорически нельзя. Прежде всего потому, что ловить Ёкая они не собираются, у начальства наверняка целый веер вариантов, как его позже использовать в дальнейшем. Надо узнать, кто он – и не попасться армейским безопасникам, которые тоже не лыком шиты.

Поэтому к вопросу собственной конспирации Мышка подходит тщательно. Весь вечер после прилета она вместе Машенькой крутит перед собой в окружении трехмерную модель базы и вычисляет точки, откуда будет безопаснее всего выходить на связь с Dead Rats. Связь с Центром у нее есть постоянно, Машенька использует один из каналов местных коллег по Службе – даже здесь, на базе армейцев, есть крошечное и урезанное, но все-таки подразделение службистов; зато несанкционированный канал связи с внешней сетью привлечет много ненужного внимания. Конечно, Dead Rats снабжает сотрудников специальным оборудованием, которое шифрует сигнал и заодно ставит на информации метку, что она получена из надежного источника – шпионам тоже нужна система распознавания «свой-чужой», если они не хотят оказаться за решеткой, – и конечно, Мышке это изъятое у шпионки-неудачницы оборудование передали. Но надеяться только на него было бы невообразимой глупостью.

Так что, покрутив модель базы перед собой, Мышка идет гулять и проверять возможные точки выхода на связь. Критериев у них всего два: массовый исходящий поток информации, санкционированный местными безопасниками, и возможность не привлекать внимания своим пребыванием на месте.

В итоге из десятка подходящих точек она фиксирует всего три: кафетерий в центре, по-видимому, вечно переполненный, поскольку отсюда есть разрешенный доступ в глобальную сеть из местного интранета, крошечный парк на десяток деревьев рядом с ним – по той же причине, и на самый крайний случай – смотровая площадка с видом на пустыню за пределами купола недалеко от дата-центра. Последнее место самое опасное, поскольку людей здесь мало, и подойдет, пожалуй, только на случай экстренной связи. И для разнообразия, конечно: одна из основ конспирации – не создавать постоянные шаблоны поведения, это слишком приметно.

Пока же Мышка со стаканчиком кофе в руке проталкивается к панорамному окну кафетерия, устраивается в углу за спинами таких же страждущих и, убедившись, что камеры ее не видят, привычно уже закапывается в сумочку. Шифровальщик сигнала от организации замаскирован под женскую тушь, и нажимая скрытые кнопки на его корпусе, Мышка с улыбкой отмечает: сколько лет шпионским технологиям, а некоторые вещи совсем не меняются. Только когда-то в женскую тушь вмонтировали жучки, прослушку и фонарики различного спектра, а теперь – шифровальщики несанкционированных каналов связи.

На визоре вспыхивают красным предупреждения:

«Обнаружено незарегистрированное окружение. Его использование может быть опасно».

«Войти».

«Использование незарегистрированного окружения может быть опасно».

«Войти принудительно».

«Открываю окружение. Будьте осторожны при работе с незарегистрированными окружениями… Доступ запрещен, требуется код-контакт».

Мышка усмехается. Двойная проверка, как предсказуемо. Код-контакт обычно завязан на данные биометрии, и как хорошо, что в Службе отлично умеют его подменять.

«Доступ разрешен, – наконец сообщает робот после того, как Машенька пошаманила с каналом. – Добро пожаловать, Белль».

Мышка отпивает кофе и морщится – сама не знает точно, почему: то ли от технического привкуса синтезатора, то ли от очередного пафосного позывного, с которым ей придется жить несколько месяцев.

В окружении она находит единственный доступный контакт под ничего не значащим цифровым идентификатором и открывает чат.

Белль: Привет! Я на месте. Пришли расписание связи. Следующий контакт – 25 мая в 20:00, после – по твоему расписанию. Dixi.

Ответа она не ждет: Ёкай не знает, когда она прибудет, а долго торчать в незарегистрированном окружении даже с шифровальщиком опасно. Поэтому Мышка сворачивает канал, допивает кофе и, выбросив стаканчик в утилизатор, идет гулять дальше.

Впереди два дня тишины, и она надеется, что их получится наполнить хоть чем-то.

*

Признаться, нанотехника для Мышки давно стала лишь инструментом, который она использует для службы. Когда-то было иначе; когда-то она горела идеей развития технологий, училась вдохновенно и действительно получала удовольствие и от учебы, и от первых практик. Но продлилось это горение недолго – ровно до того момента, пока она не осознала, что ей предстоит в лучшем случае клепать одинаковые наносхемы для бесконечного подмножества бытовых роботов, улучшая на миллисекунды скорость передачи данных там, где это никому на деле не нужно.

Кто знает, может, сказалась юношеская категоричность, а может, общая атмосфера засилья коммерции в нанотехнике, которая царила повсеместно всего с десяток лет назад – но Мышка перегорела и доучивалась больше на упрямстве, чем на энтузиазме. И хотя она, без обиняков, хороший нанотехник – плохих специалистов в Службе не держат, это обязательное условие, – все же поиск и вычисление шпионов ей нравятся больше.

Тем не менее нанотехника, если сравнивать ее со Службой, всегда выступает на первый план, просто потому что занимает больше времени – Служба на ее фоне выглядит как хобби. Мышка с этим привычно мирится, ведь ее задача, как и у любого шпиона – не выделяться. А это значит, что нужно не только подстроиться под коллектив, но и добросовестно работать. Без великих прорывов, но и без провалов и лени.

Роль идеального исполнителя ей неплохо подходит, надо это признать.

Вот только работа в «Заслоне» подставляет ей подножку с первого дня.

Дело, как ни странно, не в коллективе, хотя к проблемам она была готова – как и всегда. Коллектив в ее отделе подобрался спокойный, ровно-дружелюбный, по большей части интровертный – сидят за своими стендами мужчины и женщины разных возрастов и национальностей, занимаются каждый своими задачами и изредка поднимают головы только для того, чтобы поговорить о работе. Ни совместных походов в кафетерий, ни бесконечного бубнежа и смеха над ухом – ничего, что так раздражало Мышку на предыдущем задании в «Кванте», где коллеги, наоборот, стремились общаться больше, чем работать. Мышке приходилось соответствовать, и это выматывало сильнее, чем сама работа и вычисление шпиона вместе взятые.

Конечно, если бы она рассчитывала на поиск информации именно здесь, для нее интровертность отдела наноробототехники стала бы проблемой. Но она не Ёкай, и ей не нужно заводить дружеские отношения, чтобы выполнить задание.

По крайней мере, пока.

Со стороны коллектива проблем нет – зато неожиданные проблемы подкрались со стороны работы. Потому что впервые за достаточно долгую практику у Мышки что-то не получается.

Конечно, работа в «Заслоне» у нее специфичная: они создают тех самых нанороботов для боеголовки С-8ВЦ, и для этого используются как редкие материалы, так и необычные рабочие стенды. По большому счету «стендами» это назвать можно просто по древней, как сама профессия техника, привычке, на деле это куб с зацикленным временем-пространством, где любой предмет находится в состоянии стазиса – иначе работать с наносхемами, которые должны влиять на пространство при активации, невозможно. В таком же стазисе хранятся и материалы для нанороботов, а соседний отдел трудится над тем, чтобы сохранять их в состоянии стазиса уже в самой боеголовке непосредственно до детонации. Раньше Мышка с таким не сталкивалась, это, конечно, сложно, но…

Но не повод для того, чтобы у нее на протяжении двух дней не получалось собрать даже одну-единственную наносхему.

В современном мире все сначала отрабатывается виртуально – ИИ позволяет это сделать с достоверностью, близкой к 95%. Практическая отработка занимает все меньше места и времени, хотя от нее и не отказываются, поскольку ИИ, несмотря ни на что, не всеведущ, и реальные условия всегда преподносят сюрпризы. В таком тонком и опасном деле, как военные технологии, без сбора практических образцов никто даже задумываться об экспериментальном, а тем более серийном производстве не будет.

У Мышки есть схема, отработанная ИИ – идеальная, выверенная, четкая. Есть полный набор инструментов, компонентов и материалов. Одна пластина для наносхемы чего стоит, им по уровню допуска даже название ее знать не положено, не то что состав, только характеристики. Собери, проверь, предложи коррективы в связи с реальной работой – что может быть проще?

Проблема в том, что схема не работает – никак. Понятно, что схема сырая, понятно, что это даже не первое, а нулевое поколение роботов, на котором пока только примериваются к принципам, но оно ведь хоть как-то должно работать? У ИИ работало, почему не работает у нее?

– Не расстраивайтесь, – утешает замначальника отдела Переяславский, проходя мимо ее стенда в момент очередной неудачи. Мышка поднимает на него задумчивый взгляд. – Передохните, и обязательно получится.

Ободряюще улыбнувшись, он уходит, а Мышка позволяет себе посмотреть ему вслед с недоумением. Не то чтобы она расстраивалась – просто непонимание, в чем причина проблем, выбивает ее из колеи. Рано или поздно она поймет. В конце концов, главная задача у нее совсем не эта.

Не решит проблему она – найдется другой нанотехник, благо профессия не дефицитная.

Отчего-то мысль об этом Мышку неприятно шкрябает изнутри.

Размяв пальцы, она поправляет контакт-перчатки и начинает сборку заново.

*

Ёкай отзывается на ее сообщение списком дат и времени выхода на связь – ни приветствия, ни прощания, только сухой набор цифр. Мышка усмехается, слушая шелест деревьев в парке около кафетерия. Хам – впрочем, как и ожидалось. Таких связных, как она, у Ёкая наверняка было не меньше десятка, и сколько их попалось спецслужбам различных стран, Мышка даже сказать не берется. Какой смысл вступать хоть в какой-то эмоциональный контакт с тем, кто уже через короткое время исчезнет?

Мышка улыбается, жмурясь на яркий, такой похожий на солнечный свет климатического купола. Ничего. Что-что, а провоцировать эмоции она умеет, ведь это самый верный способ заставить шпиона совершить ошибку. Нащупать уязвимую точку – только вопрос времени, а время у нее есть.

*

Но все-таки – почему схема не работает?

Мышка отстраняется от стенда и машинально разминает запястья медленным круговым движением. Она здесь работает уже неделю, а со схемой все не ладится, и это вызывает вполне обоснованное беспокойство. Начальник отдела посматривает в ее сторону хмуро: она тормозит весь процесс, еще бы он не хмурился. Но что она сделает, если схема, собранная по всем правилам и установкам технического задания, просто отказывается работать? А ведь это стазис, идеальная среда – что же будет за его пределами?

Мышка раздраженно хмурится и так же машинально, как до этого разминала запястья, растирает кончики пальцев прямо сквозь контакт-перчатки. Они привычно токают легкими разрядами, Мышка ловит себя на этом движении, но все-таки не останавливается. Один раз можно, тем более в коллективе интровертов. Хотя лучше, конечно, на людях себе подобного не позволять – слишком характерный жест.

Почему схема не работает? Чипы проверила – рабочие. Схему проверила сама, вслед за ИИ – должна бы работать, огрехов не выявлено, хотя она, конечно, сырая и не оптимизированная, как все первые схемы. Настройки стазиса проверила – стандартные, от которых лучше не отступать. Металл сносила в отдел качества на проверку – соответствует нормам. Фоторезист, ультрафиолет, экспонирование, эпитаксия – без нареканий. Чего еще нужно этой чертовой схеме?

Мышка прижимает кончик указательного пальца сильнее, задумчиво проводит по едва-едва заметным под кожей штырькам и приподнимает брови.

Единственное, что она не проверила – это пластина.

В «Заслоне» для наносхем используют не кремниевые пластины, это какое-то другое вещество, изготавливают их за пределами базы и доставляют в режиме секретности в спецконтейнерах. Пластины требуют при хранении особых климатических условий – похоже, что даже обычная комфортная для человека температура приводит к их необратимому разрушению. В отделе под них выделен специальный короб, а достают их исключительно через стазис. Ни состава, ни названия материала сотрудники не знают, называют их просто «пластинами» все вплоть до начальника отдела, а все, что о них известно – технические характеристики, необходимые для работы…

…А откуда эти технические характеристики поступили?

Мышка хмурится и, расцепив пальцы, уже тянется вызвать в окружении документацию по пластинам – но в этот момент весь ее визор затапливает красным.

Тревога.

«Сбой климатической системы. Завершите работу и действуйте согласно инструкции. Сбой климатической системы. Завершите работу и действуйте согласно инструкции…»

Мышка раз за разом раздраженно смахивает сообщения о тревоге с визора, пытаясь действительно завершить работу. Но сделать это сложно, если не невозможно – куб мигает, стазис сбоит, и когда он отключается совсем, пластина внутри него у Мышки на глазах распадается хлопьями и оседает на дно стенда под перестук упавших чипов.

Черт.

– Коллеги, без паники, – увещевает начальник отдела – невысокий, со всех сторон круглый мужичок Алексей Борисович Стоцкий, профессор НГТУ и какого-то военно-технического вуза, Мышка с ходу не может вспомнить, какого, мысли заняты другим. – Это небольшой сбой, скоро все наладится…

«Климатическая система недоступна. Рекомендуем не покидать здание, это может быть опасно. Климатическая система недоступна. Рекомендуем не покидать здание…»

Мышка оглядывается на окно: что-то не так. Купол стоит, виден невооруженным глазом, за ним по-прежнему метет песчаная буря, хоть и не такая мощная, как недавно, а внутри базы деревья едва качаются. Зато в кабинете становится ощутимо теплее, причем температура растет, будто стены кто-то греет снаружи.

Машенька: Провела анализ, сбой затронул только климатическую систему института. Вряд ли нарушили физически, думаю, сбой в ядре. Предполагаемый срок починки – от часа до трех часов в зависимости от кластера, в котором произошел сбой.

Откуда-то прилетает порыв прохладного ветра, Мышка оглядывается в другую сторону —Переяславский, замначальника отдела, последовательно открывает окна одной рукой, другой листая что-то в окружении. Визора на нем нет, значит, использует линзы, и Мышка в очередной раз чувствует укол зависти – она бы тоже хотела обходиться без визора, но нельзя.

– Сбой в КОР-чипе кластера института. Над починкой уже работают, – сообщает он, по-прежнему глядя куда-то в допреальность. Мышка хмурится. Переяславский выглядит собранным и напряженным, хотя обычно расслабленно-уверенный, смотрит вокруг со спокойной покровительственной ленцой. Не к добру. – Срок починки – от полутора часов.

Он наконец фокусирует взгляд, но смотрит не на окружающих – на короб с пластинами.

Черт, снова думает Мышка.

У короба свой климатический кластер, но он завязан на блок их отдела в кластере института – значит, его система тоже сбоит. На панели управления уже горят алым предупреждения об угрозе повышения температуры и влажности, об аварийном режиме работы. Мышка сдвигает брови и едва заметным движением увеличивает картинку – ее линзы вкупе с Машенькой такое умеют, в отличие от стандартных визоров.

На панели короба идет обратный отсчет аварийного режима: осталось 56 минут 16 секунд.

Не так мало для большинства сбоев. Но если починка КОР-чипа займет полтора часа, этого не хватит.

Мышка нервно сжимает пальцы. Ей, по большому счету, должно бы быть все равно, ведь у нее совсем другие задачи – уж точно не переживать за работу отдела. Но одна мысль о том, что сотни пластин в коробе точно так же, как и в ее кубе, осыплются хлопьями, вызывает неконтролируемое раздражение. Их доставляют раз в месяц, наверняка не просто так, здесь и логистика, и возможности производства – все играет роль. Если они сейчас потеряют партию, сколько придется ждать следующей? И сколько придется ждать разработки новой ракеты? Все сроки пойдут прахом – так же, как эти пластины.

И не скажется ли это на безопасности базы, а в конечном итоге – на безопасности всей страны? Если от глупого сбоя в климатической системе могут разрушиться ценные, секретные материалы, что может произойти там, где от этого зависят жизни?

Мышка жмурится, перебивая раздражение, потом осматривается вокруг. Коллеги разбрелись по кабинету, в основном переместившись поближе к окнам и свежему воздуху, тихо переговариваются между собой. Кто-то листает окружение, кто-то, судя по иконке над головой, включил музыку, кто-то неслышно шевелит губами – говорит с кем-то по интрафону. Плюсы интровертного коллектива: ни паники, ни торопливых бессмысленных обсуждений, переливания из пустого в порожнее.

Минус один – никто ничего даже не думает делать.

– Генераторы…

– Три на весь институт, заняты на других объектах.

– Запросить в соседних зданиях?

– Не поможет, сам знаешь, у нас специфическая система – на подключение и настройку уйдет не меньше часа.

– Перенести короб?

– Он вмонтирован в пол, повредим – не отмоемся.

– А если запросить военных?

– У меня нет на них прямого выхода, да и как они успеют?..

Мышка снова раздраженно растирает пальцы. Тихий разговор Стоцкого и Переяславского, любезно усиленный и расшифрованный Машенькой, только еще больше бьет по нервам. Они думают, что можно сделать, но пока они думают – уходит драгоценное время.

Минуты текут, отсчитываются алым на панели короба. Переяславский все-таки куда-то уходит, довольно надолго, но возвращается, судя по раздраженному виду, ни с чем. Стоцкий расстроенно вздыхает, Мышка ловит обрывок разговора – директор института отказался пожертвовать один генератор наноробототехникам для сбережения пластин, поскольку они поддерживают жизнедеятельность не менее важных объектов.

– Бардак, – коротко резюмирует Переяславский.

Три генератора на весь институт – это действительно бардак, мысленно соглашается Мышка. А еще армейцы. Впрочем, недаром говорят, что армейский порядок всегда идет рука об руку с армейским бардаком.

Переяславский поднимает взгляд и с какой-то непонятной злостью смотрит в угол кабинета – туда, где на высоте в полтора человеческих роста виднеются очертания люка коммуникаций.

Или не коммуникаций?

– Машенька, – одними губами зовет Мышка, отворачиваясь к окну, – найди схему климатического кластера института.

Машенька: Как скажешь, подожди минуту, ищу.

Машенька: Запросила у наших, она под секреткой, но нам можно. Смотри.

Перед глазами разворачивается светло-зеленая объемная модель климатической системы института, Мышка дергает пальцами, стараясь делать это незаметно – перемещает, увеличивает, рассматривает. А потом для верности выводит в окружение, в реальный размер, и снова оглядывается.

Так и есть. Люк скрывает совсем не коммуникации, а панель управления климатической системой их блока. Конечно, сейчас она не работает, поскольку не работает КОР-чип института – сигналы не проходят. Но если принудительно изолировать блок, в который входит их отдел, можно попробовать перезапустить систему внутри. Ведь сама система не повреждена, просто КОР-чип не посылает ей сигналы, и при желании на время эту функцию можно подменить местной панелью управления.

Мышка закусывает губу. Она знает, что может сделать. Но не имеет права.

Цифры на панели короба показывают двадцать минут.

Переяславский снова куда-то уходит и возвращается, кому-то звонит, с кем-то ругается – вслух, настолько раздражен, хотя современные коммуникаторы легко считывают простое беззвучное движение губ.

Мышка закрывает глаза, чтобы не видеть цифр.

– Машенька, – зовет она. – Быстрое объяснение, почему в моей анкете не указаны моды.

Когда-нибудь она убьет Звезду за то, как он составляет анкеты для ее легенд.

Машенька: Моды устаревшей системы, поколение 2А3 не обязательно к указанию.

А еще я сделала это по глупости и не люблю об этом вспоминать, дополняет Мышка. Годится.

Машенька: С чипами в панели управления они совместимы, если что.

Умница, Машенька. Не зря все-таки десять лет ее ИИ-помощник, ловит мысль на лету. Конечно, у Мышки моды совсем не 2А3, а значительно новее, но местным армейцам это знать ни к чему.

Рискнуть? Попробовать спасти пластины и незадачливых армейцев с их разработками и графиками заодно?

Мышка открывает глаза и смотрит на короб – но видит Переяславского, который стоит над ним, неотрывно глядя на цифры. Руки сложил на груди, ноги на ширине плеч – весь из себя устойчивый и монолитный. Только раздраженно-отчаянный взгляд не вписывается: с таким взглядом люди бегают кругами и вопрошают небеса, почему же случилось то, что случилось.

Странно, но именно то, что Переяславскиц с таким взглядом стоит на месте, наконец заставляет Мышку принять решение.

Потом ей от Звезды прилетит по первое число – но это будет потом.

Она подхватывает одной рукой со стола пневмоотвертку, другой хватается за спинку своего кресла и, подкатив его в стене, запрыгивает. Рост все равно маловат, но тут ничего не поделаешь – привстав на носки и опасно балансируя на качающемся стуле, она настраивает отвертку и вынимает болты из крышки люка несколькими короткими движениями, потом, после должной паузы, начинает снимать и заглушку панели управления.

– Арина Владимировна, – зовет ее Стоцкий, – это бесполезно, у нас нет ключа доступа.

– Я понимаю, – отзывается она и, бросив крышку люка и заглушку панели под ноги, окидывает взглядом чип-сеты.

И выдыхает – одновременно облегченно и обреченно. Чтобы полностью зафиксировать доступ, потребуется пять точек вхождения. И она не знает сама, рада она или нет тому, что у нее моды стоят на всех пяти пальцах.

Но прежде чем лезть в чип-сеты, она снимает визор и, щурясь, откручивает панель-заглушку и с него, обнажая микросхемы. Они крошечные, сама панель визора тоненькая, не чета чип-сетам климатической системы, но ее модам хватит. По крайней мере, должно хватить.

Она надевает визор обратно, вжимает подушечку большого пальца одной руки в его микросхемы – а все пять другой втискивает в выходы чипов.

Это больно, конечно, каждый раз больно, и к этой боли невозможно привыкнуть: она прокатывается от кончиков пальцев по нервам до локтя, плеча и, кажется, до самого сердца, снова и снова, так, что рука быстро немеет. Мышка шипит сквозь зубы, но не позволяет себе зажмуриться – ей нужно видеть визор, чтобы понять, сработало ли. Линзы светить ей по-прежнему нельзя, хотя так было бы значительно проще.

Визор снова вспыхивает красным: внешнее проникновение в систему, несанкционированный доступ в систему, внимание, несанкционированный доступ… Она смахивает уведомления, смешно дергая свободными пальцами, и моргает, привыкая к новому окружению – здесь хранятся данные о климатической системе. Но рассматривать ее времени нет, хотя было бы, конечно, интересно; вместо этого Мышка начинает судорожно пролистывать в окружении доступные точки входа.

Кластер института. Доступ запрещен.

Кластер отдела. Доступ запрещен.

Кластер короба. Доступ запрещен.

Она пытается пойти в обход, через свою личную точку доступа, в собственный блок стазисного куба – доступ запрещен.

Да чтоб тебя, злится Мышка, дергает пальцами в поисках хоть какой-то относительно доступной точки. Не подключать же Машеньку для взлома системы, ее за такое палево из Службы выпнут!

– Катя, в медпункт, скажи, ожог модами, – вдруг слышит Мышка совсем рядом голос Переяславского – а потом сам замначальника собственной персоной вырастает плечом к плечу с ней, будто из-под земли. Мышка успевает только бросить на него взгляд, прежде чем он большой ладонью перехватывает ее пальцы, останавливая.

А потом – прижимает к подушечкам указательного и среднего пальцев свои.

Мышка так изумлена, что даже не дергается, хотя это тоже больно – когда моды перестраиваются, приспосабливаясь к другим модам. Переяславский на нее даже не смотрит: стоит модам настроиться, погружается в окружение, пролистывая доступы с небывалой скоростью. У Мышки перед глазами рябит, и даже поташнивать начинает – от всего сразу, от смазанной картинки окружения, от боли и, наверное, от нервов.

– Потерпите немного, – успокаивает рядом Переяславский. Голос у него по-прежнему напряженный, без следа спокойной ленцы, но ровный и даже неожиданно теплый. – У меня есть доступ к нашему кластеру, сейчас все закончится, Арина Владимировна. Буквально пару минут.

Слушая его голос, Мышка закрывает глаза и сосредотачивается на дыхании. Все равно то, что происходит в окружении, дублируется на ее линзы, Машенька запишет и перескажет потом, если понадобится. Ей самой сейчас главное – не грохнуться в обморок от перенапряжения. У тех, кто по глупости ставил себе моды, такое случается.

Доступ запрещен, мелькает алым. Доступ разрешен, перебивает его зеленым. Настройки кластера, изолирование, переход на команды панели управления кластером – все так, как и думала Мышка. Перезапустить систему.

«Выполняю перезапуск системы. Ожидайте…»

Очень хочется спросить Машеньку, сколько осталось времени – но из последних сил Мышка боится, что Переяславский рядом увидит движение ее губ.

«Климатическая система кластера “Отдел наноробототехники” перезапущена. Все узлы работают штатно. Параметры климата приведены в норму».

Кластер короба тоже загорается зеленым, и Мышка выдыхает. Получилось. Армейцы ей по гроб жизни будут должны.

Хотя, если бы не Переяславский, возможно, у нее ничего бы не вышло – просто не хватило бы времени получить доступ.

– Все в порядке, Арина Владимировна, – слышит Мышка. А потом чувствует, непомерно и привычно остро после таких встрясок, как разъединяются их с Переяславским моды и как замначальника аккуратно сначала заставляет ее отпустить визор, а потом – разжать мертвой хваткой вцепившиеся в микросхемы панели пальцы. – Все в порядке.

Ни черта на самом деле не в порядке, понимает Мышка. Но пластины целы – а все остальное обратимо.

Ожог модами – штука серьезная. До прихода врача Мышка будто выпадает из реальности, время и ощущения от нее ускользают, все поглощают боль и попытки от этой боли не орать. Человеческая нервная система не любит, когда с ней обращаются так грубо, и выкручивает в отместку ноцицепцию на максимум: кажется, что болят не кончики пальцев и даже не рука-передатчик, а вся кожа, все тело, все существо и весь мир. Привычная расплата за нарушение техники безопасности.

От того, что она привычна, и от того, что где-то на задворках сознания Мышка понимает – нужно только перетерпеть, пока взбесившаяся нервная система придет в норму, совсем не легче.

Поэтому когда боль вдруг исчезает, Мышка даже не сразу это осознает. Картинка реальности собирается постепенно, ощущения приходят как сквозь вату: голоса вокруг, положение тела, прикосновения. Она, кажется, лежит или, точнее, полусидит, скрутившись в позу эмбриона, кто-то держит ее за плечи, а кто-то аж вдвоем – за многострадальную руку, удерживая ее разогнутой. Мышка моргает, фокусируясь.

Машенька: Мышка, видишь меня? Тебе ввели что-то на основе нимесулида, он купирует боль на пять-семь часов. Мышка?

Она слабо дергает пальцами в ответ, хотя все тело разбивает сонливость. Но сейчас главное – чтобы Машенька не подняла тревогу и не побежала с этой тревогой к Звезде и шефу. Проваливать задание по такой дурацкой причине, как спасение ценных для армейцев материалов, Мышке совсем не хочется.

– …Поможет часов на пять-семь, за это время боль пройдет сама. Но ей бы сейчас руки не тревожить, ожог слишком сильный. Вы сами как? Укол сделать?

– Я в норме. Надолго ее отстранять от работы?

– Хотя бы на день. Старые моды опасны, лучше перестраховаться.

Сами вы старые, мысленно возмущается Мышка и напрягает тело, с усилием садится прямо, крутит головой, пытаясь прийти в себя, и оглядывается. Оказывается, она сидит на полу, рядом, обнимая ее за плечи, сидит Переяславский, а вокруг собрался не только их отдел, но и парочка соседних. Мышка вздыхает и прикрывает глаза.

Главный принцип шпиона – быть незаметным. Главный принцип шпиона она только что разбила вдребезги.

Звезда ее убьет – и будет прав.

– Как вы, Арина Владимировна? – интересуется у нее над головой Переяславский. Мышка, не открывая глаз, качает ладонью в воздухе в универсальном жесте – более или менее, – машинально отмечая что-то жирное на кончиках пальцев. Должно быть, противовоспалительная мазь, универсальное средство при ожогах модами.

Ее подхватывают под локоть, помогая подняться с пола. Мышку качает, ноги замлели за то время, пока она сидела, но Переяславский со Стоцким заодно понимают это по-своему: немедленно выдают ей два отгула и в ультимативной форме отправляют домой. Мышка морщится, но соглашается: работать она сейчас действительно не сможет. Препарат, который ей вкололи, будто отключил всю нервную систему разом, не болит ничего и нигде, но и голова как в тумане – в таком состоянии о работе речи не идет.

Конечно, одну ее не отпускают, хотя до гостиницы, где живут сотрудники «Заслона», на флайкаре всего пять-семь минут лета, и уж с этим маршрутом автопилот без ее участия справится.

Почему-то Мышка совсем не удивляется, когда провожать ее вызывается Переяславский.

…Она на него, признаться, злится – глухо, отдаленно, как сквозь вату, но тем не менее. Ведь у него тоже есть моды, что же он, бегал вокруг короба, всех пытался на уши поднять, стоял там с отчаянным видом – а собственных рук для спасения ценных платин пожалел? Слабак. Наверное, эти мысли отражаются у нее на лице, а может, Переяславский просто догадливый – задавая автопилоту флайкара маршрут полета, он поясняет:

– У меня моды только на двух пальцах, Арина Владимировна. Знал, что их не хватит. Так что вы и впрямь нас всех спасли. – Он отрывается от разговора с автопилотом и, глянув на Мышку, тепло ей улыбается. Хотя вопрос следом задает совсем не теплый: – Почему в вашей анкете не указаны моды?

Мышка вздыхает и, медленно и сонно, с трудом подбирая слова, объясняет: сделала на первом курсе по глупости, сильно пожалела, когда моды устарели уже на следующий год, применения им не нашла и предпочла о них забыть. Тогда, в ее юности, многие нанотехники ставили себе моды – считалось, что прямая ручная работа с наносхемами станет будущим их профессии. Будущее это устарело так же быстро, как и моды: стенды совершенствовались быстро, и уже через год ручной труд канул в Лету, часть работы ушла к ИИ, часть забрали на себя сборочные кубы. Наверное, тогда и началось ее разочарование в профессии – с первой оплеухи, которую ей влепила реальность.

– По глупости, значит, – задумчиво комментирует Переяславский ее рассказ. – Занятно. Я, наоборот, поставил два года назад для подстраховки. Жизнь показывает, что на визоры и контакт-перчатки надежды мало, если случается что-то действительно серьезное.

Так вот почему он носит линзы, думает Мышка – а она-то решила, что это позерство. Ошиблась, надо же. Хотя кто бы не ошибся, глядя на него, похожего на ленивого кота, патрулирующего свои владения. Интересно, что же у него случилось, раз он пришел к таким выводам.

– С вами что-то произошло? – медленно спрашивает Мышка, глядя на него из-под полуопущенных век.

– Авария на службе, – пожимает плечами Переяславский и смотрит на нее искоса – кажется, с любопытством. – Я думал, вы в курсе, об этом, кажется, всем новичкам рассказывают.

Мышка действительно припоминает – не из рассказов коллег, а из досье, которое мельком проглядывала перед заданием. Переяславский Игорь Валерьевич, тридцать восемь лет, потомственный военный, служил военным инженером-нанотехником, получил травму при испытаниях чего-то секретного, на месте чего в досье стоит внушительный прочерк, восстановился, но дальше продолжать военную карьеру не стал и ушел в практическую науку, разрабатывать оборонные системы. Не то чтобы Мышку его биография интересовала – он совершенно не попадает в профиль Ёкая, – но кое-какие данные для адаптации на новом месте она постаралась запомнить и в Машеньку тоже загрузила.

– Нас тогда зажало в циклокаре, – продолжает Переяславский между тем. – Визоры вдребезги, контакт-перчатки поплавило, на прямое ручное управление систему так и не получилось переключить. А были бы моды – получилось бы.

Мышка представляет, каково это – в покореженном аварией циклокаре, с оплавившимися контакт-перчатками и разбитым визором лезть в микросхемное нутро машины теми самыми уже обожженными руками, чтобы запустить систему вручную… Она передергивает плечами и отворачивается, прикрывает глаза.

– Ужасы вам рассказываю, а вы ведь и так пострадали, – винится рядом Переяславский, хотя в его тоне Мышка вины не слышит – наоборот, все то же любопытство. Странное чувство. – Профессор Агапьев мне бы истерику закатил, если бы узнал, чем я пугаю его ученицу.

Машенька: Профессор Агапьев Евсей Евгеньевич работал в МФТИ за два года до того, как ты там училась, согласно легенде.

Мышка мысленно кивает: она помнит. Напрягаться нет сил, но она отлично понимает, что Переяславский ее проверяет. Черт. Надо же было так засветиться с этими модами. И в кого он такой подозрительный, в папу-генерала?

– Путаете что-то, Игорь Валерьевич. Я училась на курсе у Поликарпова Михаила Игнатьевича, и он бы нас первых загнал рассчитывать и проверять на практике устойчивость системы вашего циклокара к внешним вторжениям, – улыбается Мышка.

Переяславский некоторое время молчит. И только когда флайкар мягко приземляется на стоянке у гостиницы, отзывается:

– Да. Наверное, путаю.

И у Мышки от его тона что-то нехорошо сжимается внутри – хотя нимесулид, как утверждает Машенька, полностью блокирует боль.

*

Звезда в ответ на ее вечерний отчет о событиях молчит так долго, что Мышка даже грешным делом начинает проверять устойчивость связи – но, оказывается, координатор просто подбирает цензурные слова.

Звезда: Ясно.

Мышка поневоле фыркает. Какими словами Звезда ее материт сейчас вслух, она вполне представляет.

Звезда: Оценим с аналитиками риски, завтра днем пришлю анализ. Какие проблемы прогнозируешь?

Мышка задумчиво растирает пальцы – они еще воспаленно-красные, но уже не болят, хотя лекарство ее отпустило. Говорить или нет про подозрительного Переяславского, она не знает. С одной стороны, надо бы, с другой, это не кажется такой уж серьезной проблемой. За кого бы он ее ни принял, вызнать, кто она такая на самом деле, у него вряд ли получится.