Читать онлайн Отверженный воин

Глава I

Исчезновение

И Арнольд Найтон, и Эверетт Вестер были продуктами Новой Англии; но первый был сыном бедняка, который родился и вырос на маленькой ферме, бывшей единственной собственностью его отца, в то время как Вестер был единственным ребенком богатого мануфактурщика. Один, сколько себя помнил, работал от темна и до темна, и очень ценил успех, которого добился в жизни; другому все доставалось без усилий. Сперва Арнольд стал учиться, стремясь добиться власти благодаря знаниям. Как привык он работать, так же и учился, как любой мальчик, у которого есть сила духа довести до конца все то, что попадало ему в руки, и сделать все это хорошо. Наконец деревенский паренек добрался до Кембриджа, почти без гроша, робкий, не имеющий друзей, одетый в костюм, который, потрепанный и плохо на нем сидящий, был его лучшим, но столь хорошо подкованный, что все вступительные экзамены в Гарвард он сдал легко и с прекрасными оценками.

Именно там он познакомился с Эвереттом Вестером, который с трудом карабкался к этой вершине знаний с помощью самых дорогих преподавателей. Единственной для него причиной закончить колледж было то, что среди его друзей так было принято. Но есть в этой жизни вещи, которые даже богатство молодого человека не могло преодолеть без его личных усилий, и одной из них была сдача вступительных экзаменов. Поскольку Эверетт не видел необходимости прикладывать эти усилия, его попытка поступить закончилась таким полным провалом, каким он только мог быть. На деле, в то время как Арнольд Найтон возглавлял список успешных кандидатов, Эверетт Вестер замыкал список провалившихся.

Впервые в жизни сын миллионера не смог получить того, чего хотел, и впервые это разбудило его амбиции. Быстро избавившись от опытных преподавателей, чью усилия не смогли помочь ему получить необходимое для дальнейшей учебы, и на которых он теперь возлагал всю вину за свое унижение, он отыскал юношу в потрепанном пальто, над которым вначале смеялся, и сразу завел с ним деловой разговор.

– Ты Найтон? – спросил он.

– Да, – ответил Арнольд, глядя на своего прекрасно одетого, с безупречными манерами посетителя, с любопытством без малейшей примеси робости.

– И это ты только что отлично сдал все вступительные экзамены?

– Полагаю, что я их сдал.

– Ну, а я нет; но я хотел бы это исправить. Так вот, судя по твоему виду, деньгами ты отнюдь не избалован, и тебе их может не хватать даже на самое необходимое.

– Нет, – ответил Арнольд, сразу покраснев. – У меня есть только то, что на мне, а это очень немного.

– Отлично! – воскликнул другой. – Как раз на это я и надеялся; раз уж ты находишься в затруднительном положении, то не откажешься выслушать мое предложение, и надеюсь, что ты его примешь. Полагаю, ты собираешься подрабатывать во время учебы в колледже?

– Да; это единственное, на что я могу рассчитывать.

– В таком случае я рассчитываю пользоваться твоими услугами за цену, которую ты назовешь, в течение следующих четырех лет – так будет, разумеется, если ты поможешь мне сдать сентябрьские экзамены и поступить в колледж в один класс с тобой.

Лицо Арнольда снова вспыхнуло, но теперь причиной была надежда, и он ответил:

– Ты действительно хочешь сказать, что хочешь взять меня в учителя и готов за это платить?

– Ну разумеется, – улыбнулся Эверетт, – и для тебя работа эта будет нелегкой. У меня были лучшие репетиторы, и мой провал – это результат всех их усилий. Но, если ты готов взяться за столь безнадежное дело, просто назови свою цену и приезжай в Бар Харбор, где проводит лето моя семья.

– Я не знаю, какую назвать цену, – ответил Арнольд; – не думаю также, что смогу отправиться с тобой в Бар Харбор¹.

– Почему нет?

– Потому что общество Бар Харбора меня не примет. У меня даже подходящей одежды нет, и нет способа выглядеть должным образом. Кроме того, насколько мне известно, Бар Харбор – одно из худших мест для учебы. Еще одна причина, по которой я не смогу туда отправиться – я обещал отцу летом помочь ему на ферме.

– Так ты не сможешь меня учить?

– Смогу, если лето ты проведешь в моем доме.

– Ты думаешь, что сможешь помочь мне сдать проваленные экзамены?

– Уверен, что смогу, если ты будешь учиться.

– Как насчет условий?

– Если ты будешь платить моей матери десять долларов в неделю, это покроет все расходы, включая учебу.

– Что за ничтожная цена! Да ведь мой отец платил преподавателям по десять долларов в день!

– Это все, что я могу потребовать, пока ты не сдашь экзамены. Если сдашь, и твой отец сочтет нужным удвоить эту сумму, я получу эти деньги.

– Как насчет того, чтобы помочь мне учиться в колледже, если я поступлю?

– Если это произойдет, у нас будет достаточно времени для того, чтобы обсудить этот вопрос.

На том и порешили; и, хотя Эверетт с явной неохотой отказался от удовольствий летнего времяпрепровождения в Бар Харбор, его стремление попасть в колледж заставило его пойти на эту жертву и отправиться на маленькую ферму в глубине страны с учителем, в которого он так верил.

Никогда в своей жизни Арнольду не приходилось работать столь тяжело и в таких малоприятных условиях, как этим летом. Тем не менее он столь преуспел, что в сентябре Эверетт Вестер успешно сдал все экзамены и стал полноправным студентом выбранного им курса. По его собственному выражению, у него «кожа с зубов слезала»; но все же то обстоятельство, что он смог поступить в колледж, заставило мистера Вестера быть столь благодарным своему учителю за столь великий подвиг, что он решил преподнести Арнольду чек на тысячу долларов. Последний, правда, с гордостью отказался, сказав, что цену свою уже назвал и больше взять не может. Тогда мистер Вестер сделал ему прекрасное предложение на четыре следующих года, и его Арнольд с благодарностью принял. В соответствии с этими условиями он должен был жить с Эвереттом в одной комнате и нести все его связанные с учебой расходы. Кроме того, он должен был до окончания учебы получать тысячу долларов в год, за что должен был помогать в учебе своему соседу, чтобы последний смог вместе с ним окончить четырехлетний курс. Когда же произойдет это радостное событие, Арнольд должен получить дополнительную награду в тысячу долларов в тот самый день, когда Эверетт получит свой диплом.

Так и получилось, что усердный и работящий Арнольд Найтон тащил легкомысленного, любящего удовольствия Эверетта Вестера весь курс обучения. Наконец, хотя один из них все время был в числе первых, а другой тащился в конце, все это подошло к концу, Эверетт получил свой диплом и вместе с ним все уважение, которое заслуживали выпускники университета.

На этом, судя по всему, закончились все его устремления, и теперь он посвящал свое время погоне за удовольствиями. Скоро он стал известен как предводитель компании молодых людей, без которого не обходилось ни одно их развлечение. Формально он вошел в дело своего отца, но на деле появлялся в его конторе не чаще, чем любой случайный посетитель. Выйдя из-под сдерживающего влияния своего соседа по комнате сразу после выпуска, Эверетт так избегал его общества, что за два года молодые люди виделись не более чем полдюжины раз. Все это время Найтон изучал медицину и дополнительно занимался химией. Иногда он обедал с Вестерами, и во время одного из таких обедов встретил Молли Кентон, девушку из Кентукки, в которую влюбился всем сердцем, прежде чем узнал, что она предназначена в жены его прежнему соседу по комнате.

Поле этого он всячески избегал встречаться с ней, и, когда Эверетт сказал, что приглашает его шафером на свадьбу, Арнольд столь резко отказался от этой чести, что тот посмотрел на него с удивлением. В конце концов, поскольку он не мог сказать о причине своего отказа, не выдав своих чувств, он все же согласился на просьбу Эверетта. За этим последовал самый несчастливый месяц в его жизни, и, по мере того, как приближался этот столь ужасный для него день, его подавленное состояние стало влиять на его здоровье.

Тем временем Эверетт, заметив, что все познания его друга в медицине и химии не в состоянии вывести его из состояния, в которое он погружался все глубже, стал частым гостем в комнате Арнольда. Формально он заходил, чтобы обсудить детали предстоящего события, но каждый раз просил успокоительные капли или порошки.

Свадьба должна была состояться в Бостоне, в доме тетушки миссис Кентон, и родители невесты прибыли туда с запада только накануне. Церемония началась рано утром, поскольку новобрачные должны были отбыть в Европу на пароходе, который отчаливал за час до полудня. Вечером накануне этого великого события Эверетт Вестер устроил для своих друзей по колледжу мальчишник столь великолепный, что потом его девять дней обсуждали в клубе и гостиной. Разумеется, Арнольд Найтон тоже получил на него приглашение, но в последний момент прислал записку, что не может принять в нем участия, так как ему нездоровится. После этого он заперся в своей комнате наедине со своими печальными мыслями.

Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким несчастным и лишенным надежд и стремлений на будущее. Родители его скончались, пока он учился, и во всем мире у него не осталось ни одного родного человека. Теперь единственный человек, с которым он смог бы счастливо прожить свою жизнь, покидала его, а он обещал спокойно стоять и смотреть, как ее отдают другому. Сможет ли он? Хватит ли его сил, чтобы выдержать столь ужасное испытание? Он так сильно в этом сомневался, что решил убежать прежде, чем ему придется выполнять это ужасное поручение, и для этого забрал из банка все свои скромные сбережения. Потом ему пришло в голову, что мысль о побеге выставит его трусом. Сейчас, в ночном одиночестве, она вернулась к нему, и долгие часы он боролся с нею, как другие борются за свою жизнь.

До утра оставалось совсем немного, когда он поборол свои стремления и заставил себя лечь, чтобы вздремнуть час или два. От беспокойного сна его пробудил стук колес повозки, остановившейся, похоже, прямо под его окнами. Потом послышались нетерпеливые шаги – сперва на лестнице, потом они приблизились к его двери. В следующий момент Эверетт Вестер, вырываясь из объятий кучера, который довел его досюда, просунул голову в комнату, бормоча что-то, как пьяный.

– Прошу прощения, сэр, – сказал кучер, – снимая шляпу перед Арнольдом, – но он дал мне только этот адрес, и я подумал, что это его дом.

– Все в порядке, – ответил Арнольд, огромным усилием воли стараясь сохранить спокойствие. – Этот дом принадлежит ему, и вы можете войти.

– Но он не уплатил мне, сэр.

Тут Эверетт, с трудом сидевший на кровати, бросил к ногам кучера полный бумажник и велел тому убираться.

Арнольд поднял бумажник и, уплатив кучеру, вернул его владельцу, который тут же выбросил его в открытое окно. Потом он разразился рыданиями, сопровождаемыми обвинениями в адрес его друзей.

Успокоив его, Арнольд заставил пьяного принять сильное успокоительное, и в следующий момент с удовольствием увидел, как тот повалился на кровать, погрузившись в глубокий сон. Следующий час он просидел, глядя на красное, отупевшее от пьянства лицо, слушая его неровное дыхание.

И это был тот, кому единственная в мире женщина должна быть отдана на всю жизнь всего через несколько часов! Мог ли он стоять и спокойно смотреть на это жертвоприношение? Нет, не мог, и даже пытаться не мог.

Приняв такое решение, Арнольд поднялся, торопливо уложил сумку для путешествий и оставил записку, что уходит и не вернется до вечера этого дня. Ее он приколол снаружи к двери, которую запер и положил ключ в свой карман. Потом он вышел из дома, как раз в тот момент, когда первые серые проблески появились на восточной части небосклона.

Несколько часов спустя нареченная невеста и группа приглашенных гостей удивлялись и все более беспокоились отсутствию жениха. Дома его не было, и никто не видел его со вчерашнего дня. Кроме того, его шафер тоже не появился. Посыльный, отправленный в комнату последнего, вернулся с запиской, написанной хорошо всем знакомым почерком Арнольда Найтона и датированной этим днем, которую наше приколотой к стене.

Назначенный для бракосочетания час давно прошел, пароход, на котором новобрачные должны были отправится в свадебное путешествие, отчалил без них, гости, перешептываясь, постепенно разошлись, нареченная, расстроенная до последней степени, отложив свадебное платье, сидела у окна, прислушиваясь к разговорам родителей, которые должны были сразу уехать в свой дом на западе. Внезапно ее внимание привлекла фигура в проезжавшей мимо повозке. Это был мужчина, без шляпы и в помятом вечернем костюме, который поднял к ней измученное лицо, проезжая мимо. На мгновение их глаза встретились; потом он исчез.

– Хорошо, мама, я поеду с вами, – сказала девушка, отвернувшись от окна, и следующий поезд на запад навсегда увез ее.

Глава

II

Совет на «техасской» палубе

Маленький пароходик, толкаемый кормовым колесом, тяжело продвигался против бурного течения верхней Миссури, когда три человека серьезно что-то обсуждали в лоцманской рубке на «Техасской» палубе. Это суденышко сильно отличалось от тех больших, ярко изукрашенных судов, перевозящих по Миссури пассажиров и почту, могущих взять на борт целый склад груза и проделать двести миль за день против сильного течения. Он так сильно отличался от всех них, что на нем не было ничего, предназначенного для пассажиров, он не перевозил ни почту, ни грузов под заказ – ничего такого на нем не было, хотя он был нагружен гораздо более ценным грузом, содержавшимся в бочонках и ящиках. Капитан пароходика, бывший и его владельцем, называл себя мехоторговцем и по сути им и был, но принадлежал он к низшему их слою, тем, кто старается избегать правительственных постов и агентств, вкруг которых крутится большая часть торговли с индейцами на северо-западе, и посещал только отдаленные лагеря как белых, так и индейцев, лагеря лесорубов и тому подобные места, где ни один чиновничий глаз не мог видеть его махинаций. Он торговал виски и имел дело только с этим товаром, который правительственный указ запрещал продавать своим краснокожим подопечным.

Закон этот был правильным, но в те времена, в конце пятидесятых, перед самой гражданской войной, в верховьях Миссури он был практически мертвой буквой, чему были очень рады как белые, так и индейцы. Кроме того, кто стал бы защищать права индейцев, когда три четверти населения Соединенных Штатов относились к ним как к вредителям, которых следовало уничтожить как можно скорее? Так что старый маленький «Ацтек» поднимался по большой реке от Сент-Луиса, как только по весне река вскрывалась, нагруженный жидкой смертью, и каждую осень спускался по быстрому течению, нагруженный дорогими мехами, на которые в обмен шел самый дешевый и смертоносный из ядов.

Хотя это дело приносило неплохой доход, капитан Бэт Креншоу не отказывался брать на борт попутных пассажиров, хотя, поскольку он не имел лицензии на пассажирские перевозки, эти путешественники должны были представляться членами экипажа. Разумеется, об индейцах речь не шла, потому что их право на жизнь в глазах белых ничего не стоило, поэтому, если один из них выражал желание проплыть на «Ацтеке» большее или меньшее расстояние, капитан Бэт никогда ему не отказывал, назначая непомерную цену, но любезно принимая в качестве платы все предложенное.

Во время предыдущего плавания корабль с виски имел честь везти только одного белого пассажира, который был представлен судовым хирургом и носил прозвище Док, и все называли его только так. Это был приятной внешности молодой человек, высокий, крупный, с гладким лицом, но более похожий на мальчика, и абсолютно необщительный во всем, что касалось его самого. Он поднялся на борт в Сент-Луисе за час до отплытия, найдя самый дешевый, быстрый и наименее заметный способ добраться до истоков Миссури, и был, по всей видимости, вполне доволен условиями, которые мог предложить ему «Ацтек».

Кроме него единственным пассажиром в этом путешествии был молодой индеец арикара, по имени Пенина, сын вождя Две Звезды, который в компании нескольких торговцев прошлой осенью спустился до Сент-Луиса, чтобы изучить язык белых и их образ жизни – в племени это обеспечило бы ему почетное положение как переводчика. Теперь он возвращался домой, и никакой школьник не радовался больше после долгого отсутствия, когда он узнавал знакомые места, или был более нетерпелив в желании добраться док конца пути, как этот молодой дикарь, увидевший вдали холмы, отмечающие земли его народа.

Сильно возбужденный, н ворвался в маленькую душную каюту, где лежал его приятель-пассажир, терзаемый лихорадкой и беспокойно мечущийся на своей грязной койке, чтобы сообщить ему великую новость:

– Моя видеть земля арикара! – крикнул он. – Не больше чем два солнца, и я видеть мой отец, моя мать, моя брат, моя сестра, моя нарот!

Хотя знакомство их не было долгим, все же между этими двумя, находившимися бок о бок с самого отплытия из Сент-Луиса, возникло некоторое подобие дружбы. Доктор был весьма впечатлен силой характера, честностью и немногословностью первого встреченного им индейца, а теплые чувства другого по отношению к нему были следствием благодарности. За несколько минут до отправления парохода из Сент-Луиса молодой индеец, который бежал по набережной, боясь опоздать на судно, столкнулся с чернокожим рабочим, катившим тележку, и упал на булыжную мостовую, где с минуту лежал, оглушенный и с кровоточащей раной на голове. Большинство видевших это, как черных, так и белых, только посмеялись, увидев «инджуна» в таком положении, и только один, увидевший это происшествие с палубы «Ацтека», спрыгнул на берег, поднял несчастного парня и перенес его на борт, где заботился о нем, проявляя все свое искусство и заботу. Если бы не он, тот остался бы на берегу, а если бы не его уход, последствия ранения могли бы оказаться серьезными. Как бы то ни было, молодой арикара через три дня полностью оправился, за что был очень благодарен своему новому знакомому.

Первое время они много беседовали, в основном о земле и народе Пенины; но несколько дней спустя белый стал угрюмым и молчаливым. Глаза его загорелись лихорадочным блеском, и он потерял интерес к своему окружению. Он лежал на своей койке и, несмотря на лекарства, которые сам себе прописал и принимал, ему становилось все хуже, пока не стало ясно, что он болен смертельной лихорадкой. Это и обсуждали сейчас капитан Бэт Креншоу, его лоцман и помощник на «техасской» палубе в начале этой главы.

– Говорю вам, – решительно сказал капитан, – у Дока оспа, никак иначе. Я знаю ее признаки. Насмотрелся, отличить могу. К тому же в Сент-Луи ее полно.

– Но он в городе почти не был, – возразил помощник. – Высадился с «Магнолии» за день до нашего отплытия, и утром уже поднялся к нам на борт. К тому же если это так, как вы говорите, признаки появились бы уже давно.

– Не обязательно, – возразил лоцман. – Я знал одного, так он две недели как покинул место, где мог ее подхватить, и тогда появились признаки. И ему сразу стало очень плохо, и она очень быстро его убила. Я с'гласен с кап’таном Бэтом, что от него нужно избавиться прежде, чем доберемся до нашего места, а то всем нам крышка. Я так думаю, что нужно высадить на берег его вместе со всеми его вещами и постелью в первом же иджунском поселке, который будем проплывать. У ближайшего лагеря арикара мы должны оказаться к завтрашнему вечеру.

– Не дело, – возразил капитан. – Во-первых, арикары его не примут, оспа и среди них дел натворила, и они ее боятся больше, чем своих соседей-сиу. К тому же, если они из-за нее начнут помирать, это повредит нашей торговле. Во-вторых, чем быстрее мы от него избавимся, тем будет лучше. Где ближайший лагерь лесорубов, Сэм?

– Большой Хлопок, напротив поселка арикара, – ответил лоцман. – Хотя нет, – добавил он. Я теперь вспомнил, что Слим Айзек говорил мне, как раз перед отправлением, что люди из Данфи поставили еще один в устье ручья Жирной Коровы, а это тут рядом. Мы там будем примерно через час.

«В течение часа» опустилась ночь; но, медленно пробираясь вдоль берега и, словно ведомый инстинктом, избегая опасностей, «Ацтек» наконец добрался до нового лагеря лесорубов и пришвартовался к большому хлопковому дереву, росшему прямо у кромки воды. На судне не зажигали огней и не производили никакого шума, обычно сопровождающего прибытие речного парохода. Разумеется, многих звуков избежать было невозможно, но и их старались приглушить, насколько это было возможно, и даже помощник, который в таких случаях обычно подгонял своих подчиненных зычными окриками, сейчас старался говорить хриплым шепотом. Наконец трап был перекинут, и дюжие негры перенесли по ним ношу, которая была оставлена на земле, едва они на нее ступили, и от которой сразу убежали со всех ног. Несколько предметов были перенесены на берег или переброшены туда, когда трап уже был втащен на борт, и, не простояв там и двух минут, «Ацтек» снова был в пути и продолжал бороться с течением.

Какой бы короткой ни была эта остановка, этого времени хватило, чтобы произошел спор между капитаном Бэтом и его индейским пассажиром.

– Что ты делаешь с Доком? – спросил последний, видя, что его друга переносят на берег.

– Все в порядке, – беззаботно ответил капитан. – Они слишком болен, чтобы продолжать путешествие, и попросил высадить его на берег там, где он сможет найти тех, кто о нем позаботится.

– Но в этом месте нет люди. Он может помирай.

– Да никогда! Лесорубы о нем позаботятся. У него достаточно денег, чтобы заплатить им за уход.

– Нет, нет! Если он уходить, я тоже уходить. Его добрый человек, делать мне хорошо, теперь я уходить с ним.

С этими словами индеец вскочил на трап, но капитан, схватив его за руку, с силой дернул его назад, воскликнув:

– Стой где стоишь, молодой ты придурок! Это дело тебя совершенно не касается; но могу тебе сказать, что этот человек болен оспой, и, если ты присоединишься к нему, тебе это будет стоить жизни. Не то чтобы твоя жизнь была дороже жизни любого другого краснокожего ниггера, но я должен доставить тебя в полной безопасности и получить в лагере арикара плату за твой проезд. Так что сиди спокойно и не рыпайся, а то придется тебя повалить и связать.

– Хорошо, кэп. Моя не любить оспа, – ответил юноша, так спокойно, что это сразу усыпило подозрения капитана. В следующий момент он бесшумно и незаметно подбежал к корме корабля, с которого, едва тот начал отчаливать от берега, спокойно соскользнул в быструю воду и был унесен назад быстрым течением.

Его исчезновение было обнаружено только утром следующего дня, что привело капитана Бэта Креншоу в неописуемую ярость.

– Подлый койот! – вопил он. – Я с ним еще поквитаюсь, вот увидите. Подумать только, этот жалкий подлый инджун сыграл со мной такую штуку! Что теперь мне делать?

Положение было затруднительное. Про Пенину знали, что он плывет на «Ацтеке», где бы ни появилось это судно с дурной репутацией, и вождь Две Звезды очень ожидал прибытия своего сына. Если судно остановится в поселке и капитан станет утверждать, что юноша с ним не плыл, то он не только лишится платы за проезд Пеннины, но и ложь эта рано или поздно всплывет. Если же он скажет правду, то всем станет известно, что он оставил белого человека на берегу на верную смерть, и тогда конца его неприятностям не будет. Пенин оставил на борту хорошее ружье и еще несколько вещей, купленных в Сент-Луисе. Кроме того, среди его вещей нашлось ружье, принадлежавшее Доку, которое юноша чистил накануне. Поскольку стоимость этих вещей с лихвой окупила бы стоимость проезда молодого индейца, расставаться с ними было бы очень жаль. Поэтому капитан Бэт наконец решил проскользнуть мимо селения арикара под покровом темноты, не останавливаясь там, чтобы что-то сообщить или хотя бы поторговать.

Так и получилось, что много дней вождь Две Звезды с беспокойством ожидал приезда своего любимого сына, который так и не приехал, а в это время в сотне миль от него этот самый сын, храбро сражаясь с болезнями и голодом, с тяжелым сердцем ждал помощи, которая, как ожидал, пришлет к нему отец, как только узнает от капитана «Ацтека», почему его мальчик не вернулся домой на торговом пароходе.

Глава

III

В лагере лесорубов «Жирная Корова»

Поскольку лагерь лесорубов, где были оставлены пассажиры «Ацтека», располагался на землях индейцев сиу, причем без разрешения краснокожих владетелей этих мест, вскоре после его основания они совершили на него набег, убили, взяли в плен или прогнали его обитателей, предали огню его единственное солидное строение и удалились, весьма довольные тем, что сделали. Таким образом, усилия капитана Бэта не шуметь были напрасными – все равно его присутствия обнаружить никто бы не смог. Больному он сказал, что хочет высадить его на военном посту, где есть хирург и госпиталь, где он найдет необходимый уход, заручившись тем самым согласием последнего.

Ослабевший от лихорадки, волнуясь из-за высадки, больной мужчина несколько первых минут не обращал внимание на окружающее. Потом он удивился полной тишине вокруг и тому, что никто не приходит помочь ему. Он попытался приподняться, чтобы осмотреться, но не смог. Он мог только лежать, уставившись в ночную тьму широко открытыми глазами и напряженно прислушиваться к доносившимся до него странным звукам. Он слышал непрерывный кашель «Ацтека», поднимающегося вверх по течению, и плеск волн, набегающих на речные берега. Издалека до него доносился лай и протяжный вой койота, но на присутствие человека ничто не указывало.

Волна ужаса накатилась на него, и он попытался позвать на помощь, которая, как он полагал, была близка, но все его усилия увенчались только шепотом. Он вспомнил слово «оспа», и вспомнил, что его пробормотал один из тех, кто нес его на берег. Теперь все стало ясно. На пароходе решили, что он болен этой страшной болезнью, и экипаж решил избавится от него и оставил его здесь одного и безо всякой помощи. В отчаянии он проклял судьбу, которая столь жестоко с ним обошлась, и высказал все, что думал о трусости представителей своего народа, которые так с ним поступили. Истощив этим свои последние силы, он замер в ступоре, из которого его вывел легкий звук шагов, прозвучавший совсем рядом. Потом послышался тихий голос, на который он сразу не смог ответить; но, когда он повторился, он издал слабое «привет». В следующий момент человеческая фигура, с которой капала вода, опустилась на колени рядом с ним.

– Кто это, и что ты хочешь? – прошептал он, когда ладонь осторожно коснулась его лица.

– Пенина, – был ответ. – Я очень бояться, что моя не найти белый человек.

– Пенина! Так они и тебя тоже высадили? Но почему? Ты ведь не болен.

– Нет. Моя здоров. Ты делать мне хорошо.

– Так почему они оставили тебя здесь?

– Не оставлять. Капн говорить не оставаться. Моя прыгать в воду. Долго плыть. Ходить искать друга. Теперь находить. Оставайся. Делай ему хорошо.

– Но, Пеннина, разве они не сказали тебе, что я болен оспой?

– Даа. Говорить много. Моя все равно. Большой шаман – мой добрый друг. Когда я болеть, он лечить. У него есть средство от всех болезней. Моя делать как он делал. Теперь я немного уходить. Может найти хижина. Может найти белый человек. Приводить его.

С этими словами юноша ушел, а больной остался лежать неподвижно, в полусонном и полубессознательном состоянии, поддерживаемой новой надеждой, вызванной появлением преданного молодого индейца.

Когда Пенина вернулся, тот спросил:

– Ты нашел форт? Там есть хирург?

– Нет. Нет форт. Нет шаман. Это то, что ты называть лесосека. Дерево рубить – в огненное каноэ сжигать. Теперь люди уходить. Нет огонь. Нет еда. Ничего. Хижина белого, я находить. Инджун был, ее сжигать. Теперь надо уходить. Ты можешь ходить мало-мало, а?

С этими словами юноша помог больному встать, и с огромными усилиями то сделал несколько шагов, но напряжение для него оказалось слишком велико. Его голова опустилась, глаза закрылись и, побежденный слабостью, он обвис в руках своего товарища.

Когда больной в следующий раз понял, что находится в мире людей, он обнаружил себя лежащим на грубой лежанке, похоже в доме, и глаза его смотрели на фигуру, сидевшую на коленях у костра. В воздухе разносился приятный запах еды, и он понял, насколько голоден. Он издал слабый звук и фигура, подбежав к его ложу, склонилась над ним.

Это был Пенина, и лицо его, хоть и осунувшееся от усталости, светилось от радости. Его друг вернулся к нему из мира духов, и теперь, возможно, он будет жить. Конечно же будет, если только еды у него будет в достатке. Юноша с беспокойством поднес к губам своего пациента странного вида чашку, сделанную из кончика бизоньего рога, выскобленного так, что стенки ее стали тонкими, и наполненную бульоном. Больной втянул немного, сделал глоток, потом еще один. Он не останавливался, пока не осушил всю чашку – должно быть, с четверть пинты. Его глаза просили еще; но Пенина, гордый и готовый отдать ему все, что есть на земле, покачал головой.

– Нет. Больше не есть, – сказал он. – Теперь время спать много. Потом есть, много есть. Будешь сильный, быстро. Хорошо. Да?

Поняв по его голосу, что сопротивляться бесполезно, пациент повиновался, закрыл глаза и уснул, пока дугой с сияющим от радости лицом смотрел на него.

Десять дней он в одиночку боролся с тяжелой болезнью. Дом, в котором он оказался, был жилищем лесорубов, разграбленным и частично сожженным во время набега сиу. Туда, в первую их ночь на берегу, его принес на своей спине его друг. В кармане своего друга он нашел коробок спичек, что позволило ему развести огонь, но есть им было нечего. Потом он убил змею, которая, зажаренная на углях, оказалась очень вкусной, а немного позже поймал в силок луговую собачку. На следующий день ему сильно повезло – по реке плыл утонувший бизон, и ему нечеловеческими усилиями удалось вытащить тушу на берег. Его друг, по-прежнему не приходивший в себя, одолжил ему охотничий нож, и следующую недель Пенина посвятил своей добыче. Он освежевал и разделал тушу, и к концу первого дня все мясо оказалось в хижине в полной безопасности. Потом он посвятил свое время тому, чтобы порезать мясо на тонкие полосы, которые завялил на раме, поставленной над маленьким костром, и выделке шкуры. Пока она была еще свежей, он туго натянул ее на круглую, в форме чаши, раму из ивовых прутьев, к которой прикрепил ее нитями, сплетенными из жил. Так он сделал известную лодку индейцев равнин, похожую по форме и конструкции на суда древних бриттов. Это было весьма хлипкое суденышко, и очень маленькое, но его было вполне достаточно, чтобы выдержать вес одного человека, и его вполне хватало для того, что задумал Пенина.

Заброшенная хижина дровосеков, где они укрылись, была на восточном берегу реки, а на западном начинались земли арикара, и лагерь Двух Звезд был примерно в сотне миль выше по течению. Поскольку большую часть этого расстояния приходилась на большой изгиб речного русла, план Пенины состоял в том, чтобы переправить своего друга, вместе со всеми его вещами, на другой берег, и там оставить его, пока сам он пройдет по кратчайшему пути, чтобы привести помощь, которую несомненно получил бы в своем племени.

Опасаясь возвращения мародеров-сиу, молодой арикара не только постоянно был начеку, но и хотел переправится как можно скорее. Едва его пациент оправился от лихорадки, которая оказалась не оспой, и при первых признаках того, что к нему возвращаются силы, Пенина однажды поднял его, легко перенес на берег, где осторожно уложил его в маленькую лодку, привязанную к дереву. В нее же поместилась и часть вещей доктора, и, когда она была нагружена, Пенина переплыл реку, таща ее за собой. Разумеется, течение заметно снесло их, когда они добрались до другого берега, но это было ничто – лодочку можно было провести вдоль берега, протащив ее за собой до того места, напротив которого они начали переправу.

В этом месте был узкий, но глубокий овраг, прорытый рекой через берег, устье которого было прикрыто зарослями кустарника, и там Пенина оставил своего пассажира, чтобы вернуться на тот берег за оставшимися вещами и драгоценным запасом вяленого мяса. После того, как все было перевезено, остаток дня был посвящен тому, чтобы снять шкуру с более ненужной лодки, размочить ее и размягчить, чтобы сделать из нее постель для белого, сборе плавника для костра и приготовлении бульона для выздоравливающего. Тем же вечером молодой арикара попрощался со своим другом и, пообещав вернуться на третий день, отправился на поиски селения своего народа. С собой он не взял ничего, кроме полоски вяленого мяса, и даже их единственное оружие, драгоценный охотничий нож, остался у выздоравливающего.

Таким образом белый человек впервые в жизни остался в одиночестве в дикой местности, населенной только дикими животными и еще более дикими людьми, и провел следующий день в своем убежище, проводя время, не посвященное сну и еде, в изучении оставшихся у него вещей. Ничего не зная об условиях, с которыми ему предстояло столкнуться, он привез с собой много самых разнообразных и необычных вещей. Там было, к примеру, много лекарств, хирургические инструменты и некоторые вещи, которые редко можно было встретить за пределами химической лаборатории. Когда он осматривал все это, его внимание привлекла запечатанная бутылка, содержавшая белый порошок.

– Как бы здесь пригодился стрихнин, – с горечью подумал он. – Хорошая вещь, чтобы покончить с собой, но иного употребления для него я не представлю. Можно было бы его выбросить вместе с остальным мусором или оставить.

Подумав так, он отложил бутылку в сторону.

Накануне ночью он слышал рев волков, на вторую ночь он возобновился еще раньше. Кроме того, звучал он совсем рядом, и так громко, что это ясно говорило о присутствии большого количества этих диких разбойников. Оставшийся в одиночестве человек готовил, или, скорее, просто обжаривал на огне вяленое мясо, пытаясь сделать его вкуснее, и запах горящего мяса далеко распространялся во все стороны, став приманкой для охотников, собравшихся теперь вокруг его маленького лагеря.

То и дело он видел, как они прыгают в отблесках огня у устья оврага. Наконец один из них, более смелый, чем остальные, схватил связку мяса, лежавшую на расстоянии вытянутой руки от человека. Это наполнило его ужасом. До этого момента он понимал, в какой опасности находится. Теперь это стало совершенно очевидным. Он был беспомощен и беззащитен. Так ли? Возможно, на так уж и беззащитен. Если они так хотят мяса, что готовы его украсть, они его получат, и он специально приготовит его для этих ворюг.

Два дня спустя, когда группа конных арикара, ведомая Пениной, появилась у реки, то они были сильно обеспокоены обилием стервятников, которые кружились над тем местом, куда они направлялись. Немного позже они нашли на узкой полоске берега у подножия утеса останки дюжины огромных волков, причем ни один из них не имел отметки от стрелы, пули, копья или ножа.

– Нет, просто я дал им яд, – объяснил друг Пенаны.

– Он обладает сильной магией и убил их так много, – перевел юноша.

– Вау! Какой сильный шаман! Он убивает волков! – воскликнули потрясенные арикара, и незнакомец получил имя Викаста, Убивающий Волков, и под этим именем скоро прославился на обширных землях и среди множества населяющих их племен.

Глава

IV

Среди арикара

Прошло немного более двух лет с тех пор, как Убивающий Волков получил свое имя и на закате дня в начале лета он сидел у самого входа в вигвам, который был больше и чище, чем у любого из его соседей, наблюдая за картиной, выглядевшей весьма привлекательно. Поселок арикара, в котором он был так тепло принят благодаря дружбе с сыном величайшего из вождей, насчитывал около двух с половиной тысяч душ, и соответственно состоял из множества вигвамов, стоявших в определенном порядке рядом с устьем ручья, впадающего в Миссури. В центре поселка было место, отведенное для хижины Большого Совета – это было строение из столбов, сделанных из цельных древесных стволов и жердей, стены которого были завешены шкурами, а земляная крыша имела в середине отверстие для выхода дыма. Площадь, на которой стояла эта самая большая в поселке хижина, была окружена частоколом, довольно слабым, но вполне могущим обеспечить защиту от нападавших, вооруженных только луками и стрелами.

Платформа, или речная долина, на которой располагался поселок, плавно спускалась к реке, к крутым утесам, до которых было около мили, и была прекрасным пастбищем для лошадей, которые были для арикара их главным богатством. Их постоянно охраняла конная стража, а на вершине утесов днем и ночью дежурили часовые, всегда готовые подать сигнал опасности, которые регулярно сменялись.

С этих постов, хоть и удаленных, но хорошо видимых из поселка на фоне неба, передавались сигналы посредством огня, дыма, взмахов одеялами, пусканием зайчиков с помощью зеркал или передвижениями всадников в определенном порядке. Таким образом все наиболее важные новости прерии, простиравшейся далеко на запад, передавались словно по телеграфу. Они касались прибытия друзей, появления врагов, возвращения военных отрядов, и того, с победой или с поражением они возвращаются, передвижения стад бизонов или иной дичи, приближении урагана, далекого дыма над Миссури, говорившем о нечастом появлении парохода, появлении плоскодонки мехоторговца и любом из тысячи и одном событии, что составляло повседневную жизнь американских индейцев до того, как из вынудили погрузиться в монотонное и безнадежное существование в правительственных резервациях.

Эти крохи сведений, улавливаемых острыми глазами наблюдателей, постоянно находившихся на крыше хижины совета, разносились по вигвамам стариками, игравшими роль глашатаев. Помимо этого, они сообщали о решениях, принятых в хижине Большого Совета, где решались самые важные дела племени.

Тем приятным летним вечером, когда солнце клонилось к горизонту, в поселке царил покой. Дети со смехом носились у реки, где плавали и плескались в желтой воде, словно маленькие утята. Женщины готовили ужин или группами, обмениваясь шутками и весело смеясь, возвращались с огородов, где выращивали, обрабатывая землю мотыгами, сделанными из лосиных лопаток, кукурузу, бобы и тыквы. Благородные воины, занятиями которых были война и охота, проводили эти часы отдыха в курении, азартных играх, состязаниях, обсуждении текущих дел или с уважением слушали повествования о былых подвигах, которые рассказывали им старики.

Вдали от этой суеты, но наблюдая за всем этим с неподдельным интересом, сидел белый мужчина, известный как Викаста, который, будучи по всем правилам усыновленным племенем, теперь был постоянным жителем этого гостеприимного поселка. На нем была одежда из оленьей кожи, а его волосы, ни разу не стриженые с тех пор как он покинул цивилизацию, падали на его плечи. Лицо его было гладко выбрито, но выдублено солнцем и ветром так, что стало лишь немного светлее, чем у его индейских друзей, и при первом взгляде на него становилось ясно, что его теперешний образ жизни дал ему телесную силу, какой никогда у него не было в прежние годы. Теперь его превосходство в состязаниях мало кем могло быть оспорено. Помимо этого, он научился многим охотничьим хитростям, став одним из лучших охотников, а его храбрость, которую он проявил, защищая поселок во время нескольких имевших место за это время нападений, снискало ему славу воина. Благодаря своим познаниям в медицине и хирургии он смог исцелить многих больных и раненых, что казалось арикара почти чудом и сделало его первым из шаманов поселка. Разумеется, остальные шаманы его ненавидели и строили всякие козни, чтобы уменьшить его влияние, но их усилия пропадали втуне. Больные и раненые не обращались более к ним за помощью, а шли к нему и несли многочисленные подарки – лошадей, меха и другие ценные вещи, и благодаря этим подаркам от благодарных пациентов он накопил богатство, каким мало кто обладал в это племени. Он отказывался помогать только двум группам больных – тем, кто пострадал, будучи под действием спиртного и тем, кто был ранен во время походов за скальпами. Эти люди, бывшие в племени самыми отверженными, тоже оказались на стороне его врагов, шаманов, и стали враждебной ему группой; но, будучи уверенным в своих силах и зная, что он всегда получит поддержку вождя Две Звезды, Викаста обращал на них мало внимания. Он находил счастье в своей работе, своих друзьях, своем доме, потому что благодаря одному забавному происшествию дом стал одним из первых приобретений этого белого, живущего среди индейцев.

Он прожил с арикара всего несколько недель, когда, оправившись от болезни, отправился с Пенаной и небольшим отрядом охотников на бизонов в страну сиу, чтобы запастись мясом для поселка. В тот первый раз у Викасты не было ружья, а луком он пользоваться не умел, и к отряду присоединился как ученик, только овладевающий искусством охоты на бизонов, не имея намерения принять активное участие в этом развлечении. Но когда, после нескольких дней разочарования, стадо было наконец обнаружено, его с величайшей осторожностью стали преследовать, подбираясь с подветренной стороны, пока не подошли достаточно близко, и, когда на него с яростью навались люди и лошади, оказалось, что он принимает участие в этой дикой скачке наравне с остальными индейцами. Хотя в первый момент он этого не понял, остаться позади не смог при всем желании, потому что его лошадь была натренирована как охотник на бизонов и делала то, что привыкла, невзирая на желания своего наездника. Удивленное стадо в первый момент тупо уставилось на них, а потом пустилось в бег, который, хоть и казался неуклюжим, был необычайно быстрым. Но проворные охотничьи скакуны оказались быстрее, и через пару минут принесли своих полуобнаженных вопящих всадников в гущу бегущего стада, где они быстро стали неразличимыми в облаке пыли, поднятом тысячами копыт.

В результате этой дикой скачки белый юноша, который до этого ни разу в жизни не видел живого бизона, обнаружил, что скачет рядом с одним их этих лохматых зверей и находится так близко от него, что может его коснуться, и попробовал ударить его своим охотничьим ножом – единственным оружием, которое у него было. В следующий миг он понял, что его добыча резко повернула и помчалась к узкому оврагу, прорытому пересохшей теперь рекой, и он, совершенно не думая о последствия, помчался за ним. Они мчались так миля за милей, и несколько раз человек мог его ударить, но после каждого удара бизон рвался вперед, словно с новыми силами.

Внезапно на всем скаку колени раненого животного подломились, его голова зацепилась за землю, и огромная туша перевернулась через голову. Не будучи в состоянии замедлить бег своего скакуна, охотник промчался мимо распростертой туши и сквозь узкую полоску леса, словно по волшебству появившуюся перед ним. За ней был ручей, из которого оба они, всадник и лошадь, задыхавшиеся от пыли и покрытые потом, вволю напились. Они были такими усталыми, а свежая вода была столь восхитительной, что всадник провел там не менее четверти часа, прежде чем решил посмотреть на результаты своей охоты. Он отправился туда, где лежала туша бизона. Он был мертв, и это было видно по струйке темной крови, стекавшей из его покрытого пеной рта. Кровь текла и из нескольких глубоких ран, нанесенных его охотничьим ножом; но самой необычной раной был разрез на его горбу, откуда была срезана полоска мяса.

Пока охотник в недоумении смотрел на это зрелище, объяснения которому не мог найти, до него донесся запах костра, и он сразу понял, что рядом есть другие люди.

Осторожно пройдя в том направлении, откуда доносился запах, он увидел странную сцену. Оперевшись спиной на ствол хлопкового дерева, сидел индеец, по виду старый и очень слабый. Рядом с ним сидела на коленях молодая скво, чей светлый цвет лица свидетельствовал о примеси в ее венах крови белых, и протягивала ему полоску мяса, только что поджаренную на углях. Было понятно, что она уговаривает его поесть. Но тот на нее даже не смотрел. Его потухшие глаза неподвижно смотрели куда-то мимо нее, словно видели что-то, недоступное другим, а ее слова не достигали его ушей, уже не слышавшим слов смертных. Опытному взгляду доктора было понятно, что старый воин готов покинуть бурный мир, в котором так долго прожил, и уже видит то, что находится за его пределами.

Пока Викаста колебался, на зная, что сделать – уйти или подойти, послышался резкий щелчок тетивы и оперенная стрела глубоко вошла в бок старика. В тот же миг из кустов с другой стороны выскочил воин арикара и, едва голова старика опустилась ему грудь, снял с нее скальп и с торжествующим криком поднял свой ужасный трофей. Минуту сидевшая на коленях девушка оставалась неподвижной, а потом с отчаянным криком упала на безжизненное тело. Не испытывая угрызений совести и без малейших колебаний арикара поднял свой окровавленный нож и вонзил бы его в тело девушки, но белый свидетель этой трагедии подскочил к нему и одним ударом отшвырнул назад.

– Ты трус! – крикнул Викаста. – Мерзкий пес! Жестокий убийца! Есть ли в этом мире причина помешать мне убить тебя, как ты убил этого старика?

В следующий миг эти двое сцепились бы в смертельной схватке, но стук копыт остановил их; на сцене появился Пенина, который волновался о судьбе своего друга. Скоро все прояснилось: убитый был воином сиу, который столь давно стал беспомощным стариком и обузой для своего племени, что его оставили, когда племя перекочевало, чтобы он умер сам или был убит. Его младшая и любимая внучка, Кода, отец которой был горцем, или белым траппером, не смогла пережить такой жестокости и ушла из лагеря, до которого было два дня пути, чтобы скрасить его последние минуты. У старика было немного кукурузы, но есть ее он не мог, и умер бы от голода на глазах преданной девушки, когда бизон, преследуемый белым и оставленный им, предложил им еду, и сопротивляться такому соблазну она не могла.

Она взяла немного мяса, так вовремя подвернувшегося, быстро приготовила его и уговаривала деда поесть, когда на них наткнулся один из извечных врагов ее племени. Разумеется, возможность завладеть скальпом врага была слишком ценной, чтобы ею можно было пренебречь, и арикара добавил бы в коллекцию своих трофеев и скальп девушки, если бы Викаста ему не помешал.

Как бы то ни было, воин потом утверждал перед советом, что этот скальп по праву его, и так оно и смогло бы случиться, если бы Викаста вторично не спас жизнь девушки, объявив, что берет ее в жены – в этом требовании по законам арикара отказать было нельзя. Так белый шаман неожиданно приобрел свой дом, а позже стал преданным отцом для маленькой Хананы (Утренней Звезды) – самой веселой, очаровательной и не по годам развитой девочки во всем поселке, и единственной с голубыми глазами.

Глава

V

История белого бизона

Хотя тем летним вечером веление апикара выглядело мирным и счастливым, жителей его наполняло чувство смутного беспокойства и множество горестных мыслей. Ни разу с того самого дня, как был бессмысленно убит дед Коды, арикара не смогли одержать ни одной победы над своими извечными врагами, дакотами. За все это время ни один скальп сиу не был ими добыт, и табуны арикара не возросли благодаря уведенным у сиу скакунам, хотя многочисленные отряды отправлялись за тем и за другим. Все время они возвращались с пустыми руками, часто потеряв нескольких воинов, и хуже всего было то, что арикара хорошо знали, что их врагам в столкновениях с ними всегда сопутствует успех. Они это знали, потому что еще в первые дни своего пленения Кода, похваляясь доблестью своего народа, рассказала им об этом.

Дакота владели шкурой белого бизона, и, хотя она ревниво охранялась в хижине Совета на Соленой Воде (озеро Дьявола), ее сила осеняла все семь народов сиу, что и делало их непобедимыми.

С давних времен белый бизон, животное столь редкое, что встречается не чаще, чем одно на несколько миллионов, и среди американских был самым священным животным. Он занимал у них то же место, что белый слон у народов Востока, белый бык в Индии, белый тюлень у народов Арктики, белый кит южных морей и другие бесчисленные белые животные, птицы или рыбы, которым поклонялись в разное время и в разной степени все народы земли. Но на равнинах никакая магия не могла сравниться с магией белого бизона, и ничто не могло принести племени большую удачу, чем владение этой редкостной белой шкурой. Теперь сиу обладали этим бесценным сокровищем, и арикара могли только завидовать им. Кроме того, они боялись, что, если они не смогут противостоять этой силе, враги сотрут их с лица земли. Но что могли они сделать? Это был вопрос, который занимал все мысли шаманов арикара, а также их верных союзников манданов, последние два года, и ко времени, когда началась эта глава, решение было не ближе, чем два года назад.

От Коды легко узнали, как сиу получили эту шкуру белого бизона. Долгое время – по ее рассказу, много лет – один их мудрейших шаманов заставил себя отказаться от всех снов, кроме тех, что были в той или иной мере связаны с белым бизоном. Наконец усилия его были вознаграждены – он увидел сон столь ясный, что истолковать его иначе было нельзя. В нем желанное животное было окружено облаками дыма или пара, что ясно говорило о земле Великого Дыма, о котором знали все индейцы равнин, но куда мало кто их них ходил. По этим указаниям отряд молодых отважных воинов сиу отправился в путь, и после отсутствия, продолжавшегося много лун, половина из них вернулась, принеся желанный трофей. Те, кто не вернулся, отдали свои жизни злым духам земли Великого Дыма; но, поскольку скальпы с них не были сняты, это не могло уменьшить волшебной силы шкуры, принесенной выжившими.

История эта, рассказанная женой Викасты, так возбудила амбиции арикара, что отряд за отрядом их молодые воины отправлялись в поисках земли Великого Дыма и ее бесценного сокровища, но один за другим возвращались, ничего не добившись, часто уменьшившись в числе. Одни из них встречались с врагами и терпели поражение в схватке, у других уводили лошадей, некоторые, заблудившись среди могучих гор, стороживших местность, куда они стремились попасть, терпели разнообразные лишения. Сейчас всего один отряд, о котором было что-то известно, отправился на поиски этого «золотого руна» американских равнин, и руководил им Пенина, ушедший на запад примерно двумя месяцами ранее.

Внезапно мирная тишина поселка была нарушена пронзительными криками, и множество пальцев указали на утесы, по хребту которых шагом двигались четыре всадника, знаками говоривших о возвращении отряда. Поселок моментально был охвачен суетой, потому что это могло означать возвращение отряда Пенины, который мог принести то, что сразу изменило бы несчастливую судьбу племени. Молодые воины вскочили на своих лошадей и помчались, чтобы приветствовать вернувшихся героев, а главные вожди во главе с Две Звезды собрались на крыше хижины совета, откуда хорошо видна была тропа. Женщины начали готовить угощение, состоявшее в основном из вареной собачатины, основной пищи их простого обихода, а орущие подростки гонялись за несчастными животными, предназначенными для котла, путались у всех под ногами и усиливали общую суету.

Вернувшийся отряд действительно оказался отрядом Пенины, но вернулся он с пустыми руками, а лица воинов были выкрашены в черный цвет в знак неудачи. Некоторых из тех, кто ушел с ними, теперь среди них не было. Они спокойно вошли в поселок, ничего не говоря, и все воины разошлись по своим вигвамам, где их скво, ничего не говоря, освободили их от щитов и оружия, увели усталых лошадей и устроили своих усталых повелителей со всеми возможными удобствами, включая еду и табак. Теперь их черные лица оставались невидимыми никому, кроме тех, кто им прислуживал, и они ничего не рассказывали пока их предводитель не выкурил трубку с вождями в хижине совета и не рассказал, как все было. Рассказ это был очень коротким и походил на прежние рассказы о неудачных походах, за тем лишь исключением, что они добрались до земли Великого Дыма и видели белого бизона. При попытке приблизиться к нему его внезапно охватила странная смертоносная хворь, от которой он едва не помер и не мог полностью оправиться от нее много дней. Другие из его отряда, в отчаянной попытке попытавшиеся получить вожделенную добычу, были смертельно поражены, как и те, кто попытался их спасти. Так он потерпел неудачу, столкнувшись со всемогущими духами зла, и вернулся домой с лицом, выкрашенным в черный цвет, чтобы поведать эту печальную повесть о своей неудаче.

Не прежде чем большая трубка совета трижды обошла по кругу собравшихся вождей, в полном молчании выслушавших эту историю, старикам было разрешено разнести эту новость по всему поселку. После этого печать молчания была сломана и рыдания женщин по тем, кто никогда не вернется в опустевшие вигвамы, огласили весь поселок; они продолжались всю ночь напролет, смешиваясь с воем волков и похожих на волков собак, не давая сомкнуть глаза никому, кроме детей, и делая эту ночь ночью ужаса. Пока все это продолжалось, было собрано три отдельных совета, чтобы решить, что делать племени, оказавшемся в столь тяжелом положении. Первый был советом вождей и самых опытных воинов, другой – тайным совещанием шаманов, а в третьем участвовало всего два человека.

Этот последний совет, и единственный, на котором был принят обнадеживающий план действий, происходил в том, что было известно как магическая хижина Убийцы Волков – маленьком бревенчатом домике, находившемся позади поселка и поодаль от него. Белый человек построил ее, чтобы использовать в качестве лаборатории, и мало кому, кроме него самого, разрешалось в нее заходить. Был все же один гость, всегда желанный, и его имя было Пенина. Даже он бывал там очень нечасто и всегда посещал ее в большой тайне, под покровом темноты.

Сейчас сын Две Звезды, который удалился с совета воинов, сказав, что хочет уйти в тайное место и там изготовить новый талисман, осторожно, но целенаправленно отправился в хижину своего белого друга, куда вошел безо всяких церемоний. Викаста уже был там и сердечно приветствовал вновь пришедшего.

– Расскажи мне все, – сказал он по-английски после того, как Пенина сел на стопку шкур у стены хижины. – Где ты видел этого белого бизона? Какое это было место? Он был мертвым или живым? Почему ты не смог его добыть? Что убило твоих воинов?

– Это было в земле Великого Дыма, пятнадцати днях тяжелого похода военного отряда в сторону заходящего солнца, – ответил Пенина. – Это страна холмов, достающих до неба, и долин, глубоко врезающихся в землю, бурных рек и гремящих вод, огня, дыма и пара. Это земля, в которой много жизни и земля внезапной смерти. В ней есть одно место, очень узкое, очень глубокое, и большую часть времени там очень темно; там ничего не растет, и дно ее покрыто костями. Но оттуда исходят запахи, многочисленные и разные; тот, кто входит туда, не выходит обратно, но быстро умирает. Многих людей это постигло и многих животных; даже птицы падают замертво, пролетая над ним. Даже великий мудрый зверь, старый бизон, иногда попадает в это место костей; ведь я, лежа там, видел тела трех из них. Один из них был белым.

– А другие нет?

– Нет. Они были такими, каких можно увидеть каждый день.

– Но тот был действительно белым?

– Да, но не чисто белым. Его цвет был как у тающего снега, покрытого желтой грязью.

– Все ясно. Ты видел других белых животных в этом месте костей?

– Только в том месте, где лежал белый бизон, были два мертвых волка, покрытых белыми пятнами, как пегая лошадь; но все остальные туши белыми не были.

– И ты. Подойдя ближе, едва не расстался с жизнью?

– Да. Я едва не присоединился к моим праотцам в долгом сне. Трое из нас пошли, чтобы снять шкуру с белого бизона. Я споткнулся и упал у самого входа, словно уснул на некоторое время. Остальные подняли меня и отнесли назад, но двое, бывшие со мной, пошли вперед. Когда они тоже упали, еще двое побежали им на помощь, и все упали там же. После этого никто туда не пошел, но те, кто остался в живых, поторопились уйти от этого ужасного места, взяв меня с собой. Это все.

– Хм! Совершенно очевидно, что место, в котором вы оказались – одна из природных лабораторий, где химические вещества производятся в больших объемах. Могу сказать, что это твое ущелье должно содержать двуокись углерода и соединения хлора. Обычный бизон, проходящий там, или охотник, который хочет срезать путь через это место, мгновенно умирают, надышавшись СО₂, а может и СО. Он попадает на определенное место, где Н₂О, обогащенная Сl, вступает в реакцию с известью, содержащейся в скопившихся костях, образуют отбеливающее вещество, которое быстро его в бесценного и столь почитаемого Bisontis alba. Ты, конечно, уловил последовательность?

Хотя благодаря постоянному общению с белым Пенина мог неплохо говорить по-английски и мог понять большинство североамериканских диалектов, сейчас его товарищ использовал много слов, бывших за пределами его понимания, смысла которых не знал, и мог только промолчать.

– Не бери в голову, – улыбнулся тот. – Просто ты слишком хочешь спать, чтобы понять весь этот разговор. Но я скажу тебе, что делать. Первым делом иди домой и выспись хорошенько. Потом сообщи вождям, что теперь обладаешь сильной магией и имел ясное видение о белом бизоне, которое заставляет тебя снова вернуться в страну Великого Дыма. Потом собери новый отряд (не бери в него тех, кто был в последнем походе), и отправляйся в путь. Я пойду с вами, и, когда ты приведешь меня на эту свою Голгофу, я обещаю, что за несколько дней ты получишь лучшую шкуру белого бизона, какую только видели на Миссури или где-нибудь еще. Ты все понял?

– Да. Понимать. Я идти снова по следу белого бизона, и Викаста идти со мной. У него есть сильная магия, и он точно добудет шкуру белого бизона. Мы нести ее домой. Потом мы воевать с сиу и бить их, бить, бить!

– Ну, насчет сиу я ничего не говорил, и советовал бы тебе оставить их в покое, сколько бы ни было у тебя шкур белого бизона. Ну конечно, если они сами на тебя не нападут. В остальном ты все понял правильно, и утолишь свою сердечную жажду, если возможностей химии будет на это достаточно.

Глава

VI

В землю Великого Дыма

Решение Пенины совершить второе путешествие в ужасную страну Великого Дыма в поисках белого бизона и объявление о том, что в этот раз их будет сопровождать великий белый шаман, произвело в поселке настоящее потрясение. Сотни молодых воинов захотели присоединиться к новой экспедиции, но выбрана была только дюжина, потому что двигаться нужно было как можно быстрее, а чем больше отряд, тем больше времени нужно тратить на охоту. На подготовку к походу отобранным участникам было дано три дня, и к концу этого срока, по отдельности покинув поселок, они собрались в предварительно оговоренном месте в нескольких милях от него.

Туда же пришел и Викаста, готовый присоединиться к этому предприятию, но с грустью на сердце из-за разлуки с маленькой Хананой, которая провожала его со слезами на своих голубых глазах и умоляя его взять ее с собой. Это было из первой разлукой с тех пор, как девочка стала достаточно большой, чтобы чувствовать горечь расставания, и молодой мужчина удивился, как глубока его любовь к этому крошечному человечку, только недавно научившемуся называть его папой.

Каждый воин отряда сидел на отличной лошади, и вел в поводу такую же хорошую лошадь, на спине которой был небольшой мешок со снаряжением и едой. Это было их единственной ношей, хотя отсутствовать они могли не один месяц, поскольку сама природа могла снабдить их всем необходимым. Один лишь Викаста вез снаряжение, которое умещалось на двух лошадях, но никто из остальных не знал, что оно собой представляет, и никто за все время путешествия не видел, чтобы тот его использовал. Вместо того, чтобы обеспечить себе удобства, которые мог бы позволить себе человек, занимавший в племени такое положение, он жил так же, как и все его товарищи, деля с ними все труды и лишения, заслужив их искреннее уважение демонстрацией качеств, которые они так ценили – силы, выносливости и меткости.

Вскоре вслед за ними селение покинул Медвежий Зуб – весьма уважаемый среди арикара шаман, хотя по рождению он принадлежал к сиу. В ранней юности он был захвачен в плен, усыновлен известным шаманом арикара, предавшим ему все свои знания, женился на скво из арикара, и завоевал высокую репутацию в племени. В то же время он не забывал своего родного языка, и иногда, в редкие периоды мира между враждующими племенами, посещал своих родственников из племени дакота. С появлением Викасты он более других шаманов арикара утратил свое влияние и по этой причине ненавидел белого, став его злейшим врагом.

Теперь, когда стало известно, что сам Викаста отправляется на поиски шкуры белого бизона – вещи, которой все арикара желали обладать более, чем любой другой вещью в мире, и что он обещал не возвращаться без нее, Медвежий Зуб был охвачен самой дикой ревностью. Если белому удастся принести племени столь великий жар, то влияние его станет большим, чем у любого другого шамана племени. Нет, этого не должно было случиться. Так или иначе, но амбиции этого чужака следовало обуздать; и он, Медвежий Зуб, был тем, кто это сделает, потому что из всех шаманов он более всех поставил на кон.

Он объявил, что отправляется в Собачье Логово, находившееся к востоку, чтобы сделать талисман для успеха отряда Пенины, и попросил свою скво перевезти его через Миссури в лодке из шкур вместе со своим боевым скакуном, который, лучший из всех после скакуна Викасты, теперь был лучшим в табуне поселка и плыл через реку, привязанный к лодке. Высадившись на противоположном берегу, он ускакал прочь, велев своей скво вернуться и сообщить новость о том, что он уехал. Едва скрывшись из виду, он изменил направление, пройдя несколько миль вниз по течению, и, вернувшись на недавно оставленный противоположный берег, поторопился на запад, в том же направлении, куда ушел отряд Пенины и Викасты. Ночь и день он шел по их следам, потом, поняв направление их движения, он свернул с пути и отправился к лагерю южных сиу, в котором у него было много знакомых.

Тем временем отряд Пенины, ничего не подозревая, продолжал двигаться в том же направлении по пустынной безлесной равнине, прерываемой бесчисленными оврагами и исчерченной множеством ручейков, текущих к Миссури. На этих бескрайних землях водилось множество дичи, но наши странники торопились и оставляли ее без внимания. На третий день эта монотонная равнина сменилась Плохими Землями, граничившими с Малой Миссури. Здесь белый с удовольствием задержался бы, чтобы изучить удивительные последствия произошедшего в доисторические времена пожара – на тысячах акров горел уголь, что вызвало образование многочисленных провалов земной поверхности. Между образовавшимися таким образом углублениями возвышались огромные образования из спекшейся глины и песка – фантастической формы, самых причудливых расцветок, образовавших лабиринты, в которых можно было блуждать неделями, не находя из них выхода.

Но Пенина проходил по их паутине столь же легко, как уроженец большого города без малейших заминок пересекает столь же запутанную и не менее смертоносную сеть его улиц и переулков. За Плохими Землями лежали другие равнины и пустыни, которые следовало пересечь; потом начались холмы, за ними горные хребты и узкие долины, быстрые реки с холодной как лед и кристально чистой водой, пока наконец, после долгого и трудного пути арикара не оказались в таинственной стране Великого Дыма.

Она лежала в самом сердце крутых гор, некоторые из которых были покрыты зеленой мантией леса, а другие ярко блестели на солнце, и отовсюду доносились подземные ворчание и рев. Во всех направлениях плыли облака дыма, с шумом вздымались фонтаны горячей воды, и большие участки земли были покрыты лопающимися пузырями, словно вода, кипящая в котле. Потрескавшиеся скалы были покрыты налетом серы, бесчисленные лужи сверкали или отсвечивали самыми разнообразными красками, производимыми подземной лабораторией, и повсюду видны были груды кристаллов солей или кислот, сверкающих, как лед, или разноцветных.

Дорога в эту землю чудес шла через высокий горный перевал и была сильно истоптана миллионами посетителей – как людей, так и животных, которые веками шли к ее целебным источникам и солонцам, горячим ваннам и насыщенным газом водам. Ни в одной другой части мира не было столько дичи, и нигде на нее не охотились так мало. Бизоны и вапити не суеверны, но простые люди суеверны всегда; и, хотя индейцы как с равнин, так и с гор, постоянно посещали эту обитель злых духов, они всегда старались поскорее завершить свои дела и как можно быстрее уйти назад.

Таким образом, пока маленький отряд арикара, возглавляемый Пениной, спустился с перевала и проходил мимо одного за другим участков, где все бурлило и пузырилось, белый не мог найти слов, чтобы выразить свое восхищение этими чудесами природы, но его индейские спутники двигались в полной тишине, постоянно оглядываясь, крепко сжимая оружие. Наконец эти опасения заставили их предводителя разбить лагерь в нескольких милях от места их назначения, ужасного Места Костей. В эту ночь Викаста был единственным из всего отряда, кто спал – остальные бодрствовали, не в силах уснуть от нервного возбуждения, со страхом прислушиваясь к звукам, доносившимся со всех направлений и клялись, что, если они встретят новый рассвет, то никогда боле не придут в эту землю Оки².

При первых проблесках рассвета белый готов был продолжить путь, но большинство остальных запротестовало, говоря, что они скорее проведут остаток своих дней, охотясь на белого бизона на равнинах, нежели проведут еще одну ночь в этом жутком месте. Наконец Пенина нашел компромисс. Если только они доберутся до Места Костей, он сам еще до заката выведет их из этой ужасной страны Великого Дыма. На том и порешили, и вскоре после этого отряд стоял у скалистого ущелья, словно разорвавшего гору, и со страхом смотрели в его ужасную глубину, еще не освещенную недавно поднявшимся солнцем. Помимо того, что оно было узким, в длину оно не превышало полумили, образуя вход в долину, смутно видный с того места, где они стояли – остальная часть долины скрывалась в темноте. Пенина называл ее «Долиной Ужаса», сказав, что никто – ни человек, ни животное – в нее не входили.

– Только птицы могут тут пролететь, – сказал он.

Солнце поднималось, тени в ущелье рассеивались, и наконец оно стало просматриваться на всем протяжении. Дно его действительно было покрыто костями, выбеленными до снежной белизны, и на всем его протяжении не было ни клочка зелени и вообще никаких признаков жизни, но во всем ощущалось присутствие смерти, потому что, помимо коей там было много трупов разных животных в разной степени разложения.

Пенина казал на место, совсем рядом со входом, где он упал, сраженный смертоносными испарениями этого ущелья. Указал он и на лежавшую немного дальше трудноразличимую массу, которая, как он был уверен, была белым бизоном, из-за которого он едва не угодил в смертельную ловушку; но он так и не смог указать на останки арикара, расставшихся здесь с жизнями. С места, где они стояли, не было видно и другого белого бизона.

Для Пенины отсутствие того, к чему он так стремился, стало настоящим разочарованием, и он сильно расстроился, но его последователи испытали большое облегчение оттого, что теперь нет более причин оставаться в этом жутком место. Только Викаста, похоже, не испытывал никакого беспокойства. Едва увидев это ущелье, он с удовольствием стал принюхиваться к его насыщенному испарениями воздуху, рассматривать землю у себя под ногами и внимательно вглядываться в глубину перед собой. Наконец он воскликнул, обращаясь к своему говорившему по-английски товарищу:

– Это прекрасное место, Пенина! Просто замечательное! Мне нужно провести здесь по меньшей мере неделю.

– Ты хочешь сказать, что должен остаться здесь?

– Да. Разумеется. Конечно. Чего ради, как ты думаешь, я пропутешествовал столько миль?

– Но здесь нет белого бизона.

– Ну так будет. Одного я тебе обещаю, и он будет через неделю.

– Мои молодые воины не останутся здесь. Они хотят уйти уже сейчас.

– Пусть катятся куда хотят! Мое какое дело! Я сказал тебе, что я остаюсь, с кем-то или один.

Наконец было решено, что лагерь, в котором будут оставлены принадлежности Викасты, будет поставлен для него в виду ущелья, которое его так очаровало, а все остальные уйдут за перевал, через который они попали в эту обитель ужаса, и останутся там на семь дней. Это время они проведут, охотясь на многочисленных пушных зверей, обитающих в этой местности, пока Викаста будет «заниматься своей магией», в чем никто не должен ему мешать. К концу недели, независимо от того, выполнит ли он свое обещание добыть шкуру белого бизона, отряд отправится домой.

Все это решилось так быстро, что в течение часа было найдено хорошо укрытое место рядом с родником с чистой водой: там был поставлен вигвам для вещей Викасты, три его лошади – Дон Феликс, прекрасный черный жеребец, подаренный ему вождем Две Звезды, и две вьючные, были стреножены на соседней поляне, и арикара ушли, оставив белого единственным, насколько они знали, человеком в этой местности, долине Великого Дыма.

Глава

VII

В «Месте Костей»

Оставшись в одиночестве, белый сразу начал изучать феноменальные особенности этого ущелья, которому индейцы дали многозначительное название «Место Костей». Из своих запасов он достал широкогорлую бутылку, иди банку, и шкуру вапити, и из последней, разрезав ее по спирали, он сделал прочный шнур длиной около сотни футов. Привязав один его конец к горлышку банки, он спустил ее через край ущелья в том самом месте, откуда впервые заглянул в его темную глубину. Когда банка оказалась на дне, он замерил глубину, завязав узел на шнуре. Потом, вытащив бутылку, он тщательно внюхался в ее содержимое, хотя с виду она была пустой.

– Фу! – воскликнул он, быстро отвернувшись и глубоко вдохнув свежий воздух. – Думаю, это СО₂ или что-то похуже. Теперь нужно выяснить толщину этого смертоносного одеяла.

Опустошив банку от ее невидимого содержимого, он частично наполнил ее песком, в который воткнул самодельную свечку – несколько штук он захватил с собой из селения арикара. Он зажег ее и снова опустил, стараясь делать это как можно медленнее, когда она приближалась ко дну. Когда огонь стал синим, он перестал травить шнур. Потом огонек потух, и он завязал другой узел.

– Расстояние между узлами примерно пять футов. Х-м! Если избегать пониженных мест, высокий человек может спокойно там пройти, – вслух подумал исследователь. Верхом на лошади проехать можно без опаски, если только не давать животному опускать голову.

Следующим, что он сделал, было то, что его друзья-индейцы сочли бы настоящим самоубийством – это было не более и не менее как спуск в ущелье с его верхнего конца. Единственное, что он взял с собой, была бутылка с горевшей свечой. Короткий, но крутой спуск привел его к первой из костей, которыми вымощено было дно ущелья на неизвестную глубину. В этом месте свечу он держал низко, но, когда он осторожно пошел вперед и пламя сделалось синим, он стал поднимать ее, пока она не оказалась на уровне груди. Теперь он прошел половину ущелья и подошел к куче кожи и костей, которая, как объявил Пенина, была тушей белого бизона. Лежала она в том месте, где струйка воды, вытекавшая из щели в стене ущелья, уходила под землю, и в воздухе стоял запах, который заметно отличался от любого другого, который достигал его чутких ноздрей.

– Хлор, – пробормотал химик, – и именно здесь находится фабрика, которая хоть раз в поколение делает белого бизона. Но вот что я не понимаю – ка животное, у которого дыхательный аппарат находится намного ниже, чем у рослой лошади, могло зайти так далеко.

Еще большей загадкой стали очевидные свидетельства того, что животные смогли не только дойти до этого места, но и дальше, о чем свидетельствовала полоса костей, протянувшихся по дну ущелья до того места, где поворот скрывал их из виду.

– Отбеливатель мы нашли, – продолжал исследователь, привыкший рассуждать вслух, – теперь нужно придумать, как воспользоваться им, не нагибаясь. Шкуру я могу принести довольно легко, но как должным образом ее расстелить, мехом вниз, и как за ней следить, переворачивать, следить за тем, как она изменяется, не опуская голову в смертоносный газ – вот это проблема, которую следует хорошенько обдумать.

Поскольку находиться в смертоносном газе, который в любой момент мог подняться и захлестнуть его, явно не стоило, поскольку это было не лучшим местом для размышлений, мужчина осторожно вышел обратно, к чистому воздуху и безопасности. Когда он так шел, его поразило полное отсутствие движения воздуха в атмосфере ущелья. Не тревожимая ничьим дыханием, она была неподвижной, словно в гробнице, и было большим облегчением выйти наверх, к свежему ветру.

Оказавшись наверху, он почувствовал слабость и сильную головную боль. Добравшись до лагеря, он принял щелочной порошок, хорошо поел и почувствовал себя лучше. Потом он проспал около часа, после пробуждения почувствовав себя таким освеженным, что решил снова спуститься в ущелье, пока не стемнело.

На сей раз он нес на спине прекрасно выделанную шкуру бизона, с головой и рогами, которую привез из далекого поселка арикара. Нес он и свою импровизированную лампу – осторожность эта оказалась совсем не лишней, потому что с ее помощью он обнаружил, что уровень смертоносного газа поднялся на дюйм по сравнению с предыдущим его визитом. Невзирая на это, он направился к месту, которое назвал «Белильней», но смог только сбросить шкуру, потому что действие поднимающегося газа заставило его быстро отступить. Спасшись из этой смертельной ловушки, жертвой которой едва не стал, он почувствовал себя таким больным и слабым, что только огромным усилием воли заставил себя добраться до лагеря. Там он упал на землю и почти моментально провалился в глубокий сон, в котором провел много часов.

Когда Викаста наконец проснулся, ночь уже близилась к концу, о чем говорила полная луна, прошедшая полпути от зенита к горизонту на западе. Он снова почувствовал сильный голод, и сейчас утолил его полоской вяленого бизоньего мяса, которое съел сырым. Он не хотел рисковать, разводя костер, и не хотел терять время на готовку. Проблема, как попасть в ущелье и как воспользоваться его химическими богатствами, оставалась нерешенной и занимала все его мысли. Так что, даже пережевывая мясо, он держал ружье и снова обдумывал план действий.

Дойдя до того места, откуда он впервые заглянул в ущелье, несколько минут он простоял неподвижно, опираясь на ружье и всматриваясь в узкую расселину. Дорожка из костей слабо светилась в лунном свете, но не было видно никаких признаков жизни, никакие звуки не нарушали тишину, кроме только тех, что производила деятельность этой земли, уже ставшие ему привычными. Это был постоянный шум, похожий на шум ветра, исходивший, казалось, из самого ущелья; но ветра он не ощущал и, помня смертельное спокойствие воздуха, которое стояло в ущелье, пока он шел по тропе из костей, он заключил, что звук этот производит либо выходящий из недр земли газ, либо пар.

Внезапно его внимание привлек стук копыт, и он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть вапити, бегущего от опасности, закинув рога на спину, и гнавшихся за ним нескольких лесных волков, бежавших бесшумно, но быстро. Преследуемое животное направлялось как раз к входу в ущелье, и в следующий миг вапити ворвался в него и быстрыми прыжками ворвался в смертоносную зону.

Удивленный наблюдатель наклонился вперед, ожидая увидеть, как и преследователи и преследуемый, оказавшись в смертоносной атмосфере ущелья, падают, чтобы больше не подняться. К его удивлению ничего подобного не случилось. Вместо того, чтобы упасть или просто споткнуться, они со всей скоростью мчались по белой тропе и в следующую минуту скрылись за поворотом.

Мужчина протер глаза и с сомнением осмотрелся. Может, он все еще спит и видит сон, или же он стал свидетелем чуда? Если бы он не слышал стук копыт вапити, треск костей и дыхание волков, мчавшихся с высунутыми языками, он бы принял их за призраков; но он знал, что видел их во плоти. Знал он и то, что эти животные из плоти и крови невредимыми прошли через то, что он имел все основания считать смертоносным газом глубиной не меньше пяти футов. По всем правилам все эти животные должны были упасть замертво, не проскакав и пятидесяти футов по этому ущелью; но он продолжали бежать так, словно оно было наполнено самым чистым воздухом. Это было самой большой загадкой, которую загадала ему эта земля чудес, и изучить ее следовало немедленно.

Подумав так, мужчина, по-прежнему держа ружье, оставил свой наблюдательный пост и поторопился к понижению, ведущему в ущелье, по которому волки и вапити пробежали всего несколько минут назад. Звук, похожий на шум ветра, здесь был слышен более отчетливо, и, сделав всего пару шагов, он почувствовал спиной порыв ветра. По мере того, как он шел вперед, этот ветер усиливался, и, когда он спустился на дно, то понял, что в спину ему дует ветер ураганной силы, который выдувает из ущелья все ядовитые газы, наполняя это место чистым живительным воздухом. Это легко объяснило вопрос с вапити и волками, хотя причина этого урагана, который почти каждую ночь гнал этот поток воздуха по ущелью, оставалось необъяснимой.

Убедившись с помощью повторных испытаний в том, что дорога по ущелью сейчас совершенно безопасна, насколько это позволяло состояние воздуха, наш исследователь поторопился туда, где бросил бизонью шкуру, развернул ее и расстелил. Потом любопытство побудило его продолжить исследования ущелья до его дальнего конца, где крутой склон, похожий на тот, что был у входа, открывал доступ в Долину Тайны. При неверном свете быстро опускающейся луны он не мог составить представления о ее размерах и форме, и у него было несколько прекрасных причин не продолжать сейчас своих исследований.

Первая состояла в том, что похожее на желоб дно ущелья заметно понижалось к концу долины, и он понимал, что, когда газы снова начнут накапливаться, они там смогут накрыть человека с головой. Так что, хотя ветер по-прежнему дул, лучше было немедленно уходить. К тому же он не знал, регулярно дует этот ветер или это случайность. Таким образом, если бы он прошел в долину, то мог бы остаться в ней на неопределенное время. Другая причина для возвращения состояла в том, что ветер заметно слабел, а третья – он должен был оказаться на месте, чтобы встретить Пенину, когда тот придет, как обещал, навестить его.

Подумав так, наш исследователь развернулся у самого входа в долину, в которую прежде не входил ни один человек, и поспешил по вымощенной костями тропе, сейчас плохо различимой. С первыми лучами рассвета он был в своем лагере, очень довольный проделанной за ночь работой. Одновременно он решил воспользоваться первой же возможностью, чтобы предпринять более продолжительный поход в таинственную долину, тайну которой теперь знал он один.

Глава

VIII

Дон Феликс предупреждает

Как и обещал, Пенина появился около полудня, принеся с собой хороший запас мяса, и оставался там около часа. Ему было любопытно узнать, нашел ли его друг белого бизона. Выглядел он довольно скептически, когда услышал, что само животное на глаза еще не попадалось, но он видел его следы и прошел по ним. Поразмыслив над этим некоторое время, он объявил, что в течение нескольких дней приходить не будет, потому что его молодые воины хотя посетить ручей к северу от их лагеря, где, как говорят, много бобров. Белые торговцы на Миссури платили за бобровые шкуры цены, которые индейцам казались огромными, и арикара хотели воспользоваться представившейся возможностью и собрать богатый урожай драгоценных мехов. Поскольку Пенина был признанным предводителем отряда, строгие правила указывали ему сопровождать своих воинов, куда бы они ни шли. Он объявил своему другу о необходимости оставить его и уговаривал присоединиться к этому походу, но Викаста решительно отказался, сказав, что охотно останется там, где сейчас находится, и чем больше у него будет времени, чтобы творить магию белого бизона, тем будет лучше. В этом месте, куда индейцы по ночам опасаются заходить, он чувствовал себя в полной безопасности, и попросил только о том, чтобы, когда индейцы соберутся в дальнее путешествие к дому, ему предоставили целый день на сборы.

Правда же состояла в том, что он даже Пенине не хотел говорить о своем открытии в ущелье, и был очень доволен тем, что у него будет несколько дней, когда никто не станет ему мешать исследовать Долину Тайн.

С этим Пенина удалился, а белый, снова оставшись в одиночестве в стране Великого Дыма, стал готовиться к собственному путешествию. Оставив свой вигвам, он на некотором расстоянии от него устроил тайник, где спрятал те из своих вещей, которые не собирался с собой брать.

С давних времен тайник для американского индейца был тем же, чем кладовая для его белого брата – местом, где можно спокойно хранить то, в чем не было срочной необходимости. Тайник мог быть устроен где угодно – в дупле дерева или бревна, в трещине скалы или даже в сугробе, но более всего изобретательности в устройстве тайников проявляли обитатели равнин, у которых не было для этого таких подходящих мест, которых множество в горах или холмах. Когда такой индеец хочет сделать тайник, он выбирает сухой, поросший травой глинистый берег недалеко от ручья и накрывает участок рядом с намеченным местом шкурами или одеялами, а потом охотничьим ножом аккуратно вырезает круг из дерна диаметром примерно в два фута. Потом этот круг и рыхлую землю из-под него уносят в безопасное место, где никто его не потревожит, и закрывают от действия солнца. Потом яму копают прямо на глубину примерно в три фута, а дальше начинают расширять, пока она не приобретет форму колокола, с размером достаточным, чтобы туда поместилось все что нужно. В процессе копания каждая крошка земли помешается на одеяло или шкуру, уносится и бросается в ручей, где ее уносит течение.