Читать онлайн Комната правды

#SHINSO WO OHANASHI SHIMASU by Shinichiro Yuki

Copyright © Shinichiro Yuki 2022 All rights reserved.

Original Japanese edition published by SHINCHOSHA Publishing Co., Ltd.

This Russian language edition is published by arrangement with SHINCHOSHA Publishing Co., Ltd., Tokyo in care of Tuttle-Mori Agency, Inc., Tokyo Co., Ltd

© Чинарёва Ю., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

«События развиваются максимально непредвиденно, и удивление не пропадает. Мир этих историй буквально сбивает с ног. В этом настоящая крутизна Синъитиро Юки!»

Мисима Масаюки, «Keibunsha Saijoten»

«Талантливая личность, за которой стоит следить! Взлет Синъитиро Юки не остановить! Автор мастерски использует магию тайны, сплетает воедино и внезапность, и ужас, и эмоции – и все вместе они вырисовывают, проявляют очертания неконтролируемого современного мира. Раскрытые тайны, с жестокостью демонстрирующие время и людей, как в отполированном до совершенства зеркале, – доказательство того, что это мастерски написанный шедевр».

Удагава Такуя, «Tokiwa Shobō»

«Чувствуешь, что непременно произойдет что-то нехорошее, даже тело стремится к такому исходу».

Сайто Кадзуя, «Kinokuniya»

Трешстороннее интервью

В вагоне звучит объявление: «Следующая станция – “Синдзюку”». Я рассеянно рассматриваю рекламу, взгляд падает на яркий заголовок еженедельника: «Преступником оказался шестиклассник! Новая схема мошенничества». Об этом деле сейчас много говорят по телевизору. При слове «шестиклассник» мне вспоминается лицо одного мальчика. Взгляд испуганный, словно умоляющий о чем-то. Он тоже учился в шестом классе. Интересно, о чем он тогда думал? Какие мысли были в его голове? Не представляю…

Все началось вечером две недели назад.

– Большое спасибо! Будем на связи.

У входной двери застыла в поклоне мать, рядом с ней стоит застенчивая шестиклассница.

– И вам спасибо! Подберем для вашей дочери лучшего репетитора.

Учтиво поклонившись, я покидаю их дом. Прежде чем повернуть за угол, оглядываюсь – мать и дочь все еще на месте, тепло меня провожают. Мать снова кланяется, а девочка машет рукой напоследок. Лучшее доказательство того, что все прошло гладко.

Оказавшись на главной улице, я звоню в офис, чтобы отчитаться. Срываю и выбрасываю на обочину фальшивую улыбку – мать и дочь этого не видят.

– Благодарим за звонок! С вами говорит «Домашний репетитор», – раздается в трубке сразу после того, как прерываются гудки.

Это директор, господин Миядзоно. В этом году будет восемь лет, как он окончил университет. Тогда же открыл репетиторское агентство, готовящее к вступительным экзаменам в среднюю школу. То ли он не стремится расширять бизнес, то ли есть еще какая-то причина, но в офисе нет других сотрудников, кроме него. Вот почему на все входящие звонки отвечает сам Миядзоно.

– Добрый день, говорит Катагири.

– А, это ты, Гири-тян?[1] Я уж думал, кто-то с жалобой… Что ж, во-первых, спасибо за работу. Длинный был день… Ну, как мамаша? Кремень?

Выяснив, что звоню я, Миядзоно вернулся к своему обычному фривольно-разгильдяйскому тону. Эта его черта одновременно и добавляет ему очарования, и приносит неприятности.

– Было довольно сложно, но я быстро все уладил. Два занятия в неделю по сто двадцать минут.

– Мерси. Буд-сделано. Все-таки ты гений продаж, Гири-тян!

Бизнес-модель «Домашнего репетитора» проста. Разложить флаеры там, где крупные подготовительные курсы проводят пробные экзамены. Отправить менеджеров по продажам в семьи, которые откликнулись на объявление. Подсветить проблемы, с которыми столкнется ребенок, подчеркнуть необходимость частного репетитора. Если родители просят прислать учителя, можно перейти на следующий уровень – из списка зарегистрированных у нас студентов выбрать того, кто подходит под требования, и отправить в качестве репетитора.

– Им подойдут понедельник, среда и пятница, надо выбрать два дня. Репетитор нужен добрый, желательно женщина.

– Девочке подавай «доброту», а ведь это большая редкость в нашем мире.

– Точно. Поэтому начинайте искать прямо сейчас.

Разумеется, искусство менеджера по продажам является здесь ключевым. Необходимо обсудить проблемы, с которыми сталкивается та или иная семья, будь то методика обучения или детско-родительские отношения, чтобы в конце указать путь, по которому им предстоит в дальнейшем пройти. Конечно, путь этот так или иначе ведет к выводу, что нужно нанять репетитора, но если вывод этот не будет ясным и логичным, они не заключат контракт. Вступительные экзамены в среднюю школу – важное событие, от которого зависит судьба ребенка. Такие решения не принимают с бухты-барахты. Все зависит от того, сможет ли менеджер по продажам завоевать доверие родителей и самих экзаменуемых.

Интересно, что все сотрудники отдела продаж, от которых так много зависит, – это студенты на подработке. В общей сложности нас четверо. Все мы выпускники престижных средних школ, перспективных для поступления. Миядзоно считает, что «взрослые в строгих костюмах для этой цели не подойдут», а вот «студенту проще найти общий язык», мы «как старшие братья и сестры, близкие по возрасту», да и «трудовые затраты ниже».

Я начал работать здесь, когда учился на первом курсе, осенью. Изначально пришел на собеседование на вакансию репетитора. Но при виде моего резюме Миядзоно воскликнул:

– Выпускник средней школы «Адзабу», одной из трех лучших токийских частных школ для мальчиков, студент Токийского университета! Потрясающее резюме! Ты понравишься родителям, которые думают о вступительных экзаменах в среднюю школу. Ты, Катагири, именно тот, кто нам нужен в отдел продаж!

Я был заинтригован и охотно согласился.

Даже сейчас, учась на третьем курсе, я рад, что работаю здесь. Пусть доход нестабильный, лишь процент от продаж, зато в хорошие месяцы выходит в районе двухсот тысяч йен – отличная подработка для студента. Но больше всего в работе с разными семьями мне нравится ежедневное соперничество с пресловутыми кёику-мамами[2] и папами. На сегодняшний день на моем счету больше трехсот проектов. В нашем агентстве я «старичок». Вот и сегодня я убедил мать, решившую было, что репетитор все-таки не нужен, подписать с нами контракт.

– Кстати, Гири-тян, ты свободен в четверг вечером? – неожиданно спрашивает Миядзоно. Видимо, он договорился с потенциальным клиентом.

– Да, планов особых нет.

– Хорошо. Встреча с новым клиентом в Син-Юригаоке, начало в семнадцать часов. Я на тебя надеюсь, как обычно.

– Мальчик или девочка?

– Мальчик, шестой класс. Облажался на пробном государственном экзамене в сентябре, и родители решили подсобить парню. По телефону мать показалась мне спокойной и рассудительной, поэтому действуй по обычной схеме, проблем быть не должно. Они метят в «большую тройку», так что для этой семьи ты лучший пример для подражания.

Судя по всему, рядовой случай, ничего примечательного. Новый рывок после неудачной попытки. Если учесть, что вступительные экзамены уже в феврале, сейчас, в октябре, поздно нанимать репетитора. К тому же экзаменационная война за поступление в среднюю школу с каждым годом становится жестче. Я слышал, что сейчас многие родители уже в первом классе начальной школы зачисляют ребенка на престижные подготовительные курсы, чтобы просто застолбить место. Учитывая эти новые реалии, уже слишком поздно, но семьи все равно часто обращаются к нам после летних каникул в отчаянной попытке исправить положение после провального первого пробного экзамена. Удивительно, каждый год одно и то же…

– В общем, жди от меня письмо с адресом, телефоном и прочей инфой. Глянешь, как будет время.

На этом звонок завершается, и вскоре на мой смартфон приходит электронное письмо.

«Ю Яно, 12 лет. Хотят встретиться в четверг в 17 ч. Учится в Токио, в частной начальной школе. Не хотят идти по обычной схеме “начальная – средняя – старшая школа”, хотят в среднюю школу уровнем выше (“большая тройка”). Подготовительные курсы – с 3-го класса начальной школы. Переживают, что плохо сдал летний экзамен. Любимый предмет – родной язык, дополнительно занимается фортепиано и плаванием. Отец работает за границей».

Неструктурированное, небрежное письмо. Видно, что он просто отправил свои заметки, которые делал, пока говорил с родителями по телефону. Имя ребенка написано иероглифом. Как он читается? Может, Ю? А может, и нет. «Неужели нельзя было подписать?» – мысленно ворчу я, задаваясь самыми обычными вопросами перед самым обычным собеседованием.

Наступает половина пятого условленного дня. Полчаса назад я прибыл на нужную станцию и теперь брожу по кварталу. Мне важно все, что может впоследствии стать предметом разговора: магазины и учреждения поблизости, площадки в ближайшем парке, местная начальная школа. Впрочем, он учится в Токио, в частной школе, так что, пожалуй, нет смысла присматриваться к здешней школе. Тем не менее подобная информация помогает сократить дистанцию с собеседником, а небольшие идеи для беседы не раз обеспечивали мне неожиданный прорыв.

Син-Юригаока – спальный пригород на севере префектуры Канагава возле станции «Син-Юригаока», через которую проходит скоростной экспресс линии Одакю. Полчаса – и ты на Синдзюку или на Сибуе. В привокзальном универмаге есть все необходимое, жить здесь удобно, если не считать слегка холмистой местности. Тишина и обыденность – таким стало мое первое впечатление. На местной информационной доске среди листовок о мероприятиях в муниципальном центре, объявлений районной ассоциации и анонса фестиваля в местной средней школе висит большой плакат, оповещающий об увеличении количества случаев краж со взломом. Видимо, здесь все же не так безопасно, как кажется на первый взгляд.

Дом Яно стоит на углу самого обыкновенного жилого квартала. Двухэтажный дом без сада, в светлых тонах. Не большой и не маленький. На парковке – «Тойота Краун». Типичное жилище офисного служащего среднего звена. На табличке написано: «Яно Синъити, Мари, Ю». Похоже, он единственный ребенок. Сиденье припаркованного у входа детского велосипеда покрыто пылью. Неужели так занят подготовкой к вступительным экзаменам, что не до прогулок? Единственное, что немного смутило, – это мусор на дорожке перед домом. Осмотревшись, я замечаю на мусорном баке неподалеку прозрачный дырявый мешок. Должно быть, вороны постарались. Надо было хозяевам набросить сетку на мусорный бак…

Но почему здесь так тихо? Похоже, никого. Когда ждут гостя, обычно слышны хоть какие-то приготовления.

Я решаю не спеша прогуляться вокруг дома. Большое окно, судя по всему, гостиной занавешено шторами. В доме Яно стоит пугающая тишина. Подойдя к задней стене дома, я вижу, что дверь – по-видимому, черный ход – слегка приоткрыта. Весьма опрометчиво.

В этот момент в доме внезапно раздается крик, или, правильнее сказать, пронзительный вопль. Я не разбираю, что кричат, но голос определенно женский.

Мать?..

Вступительные экзамены в среднюю школу часто сопровождаются войнами детей с родителями, особенно с матерями. «Когда ты начнешь заниматься?» «Что это за оценки?» «Почему ты даже этого не знаешь?» «Никаких развлечений, пока не закончишь!» «Запрещаю тебе играть в игры!» Нечто подобное можно увидеть в любой семье; пожалуй, я даже назвал бы это «традицией». Похоже, в семье Яно творится то же самое.

Я возвращаюсь к входной двери, делаю глубокий вдох и жму на дверной звонок. Рановато, но ничего. Неловко бродить по окрестностям, словно шпион, да и если мать в истерике, Ю можно только посочувствовать.

Тишина… Примерно через минуту я снова жму на звонок. Никаких признаков того, что кто-то сейчас выйдет. На всякий случай проверяю письмо от Миядзоно. Все точно, встреча в 17 часов. К тому же я отчетливо слышал голос – значит, они дома. Кричу «простите!» – никакого ответа. Кажется, что дом наблюдает за мной, затаив дыхание.

Поскольку дело не движется с мертвой точки, я решаю позвонить на домашний номер семьи Яно. Может быть, сломался домофон? Или, увидев меня на мониторе, они не поняли, что я из «Домашнего репетитора», и сделали вид, что их нет дома? Я достаю смартфон и собираюсь нажать кнопку вызова.

– Здравствуйте, вы кто? – внезапно доносится из домофона женский голос.

Я на мгновение изумляюсь, но быстро убираю телефон и отвечаю:

– Я Катагири из «Домашнего репетитора». У нас с вами назначена встреча на семнадцать часов.

– Ах, разве? Прошу прощения, господин Катагири! Вы у нас впервые?

«Разумеется! Что она несет, если сама оставляла заявку?» – думаю я, стараясь не подать виду лицом или голосом.

– Да, это мой первый визит. Для начала хотелось бы обсудить разные вопросы, включая то, нужен ли вам в принципе репетитор.

– А-а-а… Теперь вспомнила. За последнее время я обзвонила столько репетиторских агентств, что немного запуталась… Простите, мне нужно прибраться. Дадите десять минут?

– Ну… ладно… В принципе я не возражаю…

Что сказал Миядзоно? По телефону мать показалась ему спокойной и рассудительной. Его выводам определенно нельзя доверять! Ладно, спишем на ее рассеянность то, что она не знает, с кем из агентов и на какое время назначила встречу. Зато я узнал важную информацию – в этом проекте у меня есть конкуренты. А значит, придется постараться сильнее обычного. Интересно, получится ли у нас прийти к решению сегодня, на месте, не дожидаясь ее встреч с другими агентами? Задачка не из простых.

Проходит больше двадцати минут ожидания. Наконец входная дверь открывается.

– Извините, что заставила ждать.

На пороге появляется женщина, одетая в джинсы, трикотажный свитер и кухонный фартук. Ей около сорока. Среднего телосложения, светлая кожа, большие глаза нервно поблескивают. Каштановые волосы стянуты сзади резинкой. Должно быть, она только что мыла посуду, потому что на руках у нее резиновые перчатки. Из-за спины выглядывает очень сильно загорелый, практически черный мальчик в рубашке с короткими рукавами и шортах. Волосы, подстриженные коротко, как у юного бейсболиста, немного влажные. Только что из душа? Не очень-то он похож на ученика, готовящегося к экзаменам…

– Здравствуйте.

Меня ведут в гостиную, и там я сразу оглядываюсь. Для успешной сделки важна любая деталь. Жилье расскажет вам то, о чем умалчивают хозяева.

На первый взгляд беспорядка нет, но комната плотно заставлена разными вещами. В глаза бросается большая, дюймов сорок, «плазма». Если смотреть такую вблизи, можно испортить зрение. Рядом небрежно брошена сумка для гольфа – видимо, хобби отца. Напротив – пианино. Крышка закрыта, на ней что-то лежит. Похоже, на нем давно не играли. По внешним признакам семья явно обеспеченная. Неудивительно, что после начальной школы они хотят отправить ребенка в частное заведение. Я перевожу взгляд дальше и замечаю на столе беспорядочную стопку бумаг. Наверное, документы, касающиеся поступления в среднюю школу. Вот что бывает, если вовремя их не подшивать. Странно, что в комнате нет ни одной семейной фотографии. Возможно, супруги не очень ладят. Тогда лучше воздержаться от необдуманных замечаний.

– Пожалуйста, ступайте осторожно. Хорошо, что вы в тапочках – сын только что разбил вазу. Уборка отняла много времени…

Вот оно что! Теперь понятно. Резиновые перчатки, вероятно, тоже для уборки. Должно быть, и пронзительный крик тоже был из-за разбитой вазы. Бегло взглянув на паркет, я вижу, что он слегка влажный, но осколков не видно.

Мы садимся друг напротив друга. Я заговариваю первым:

– Давайте начнем. Меня зовут Катагири, я из агентства «Домашний репетитор». Работаю там уже некоторое время, но вообще-то еще учусь – на третьем курсе Токийского университета.

Представляюсь как обычно. Мать с сыном кивают в ответ. Всё как всегда, в штатном режиме. Казалось бы, всё в порядке, но меня не оставляет странное чувство.

– Я работаю в компании третий год. За это время встретился с большим количеством семей и провел множество консультаций. Вы можете спрашивать меня обо всем, что вас беспокоит.

Интересно, они вообще меня слышат? Особенно мать. Вроде бы она впечатлена моим рассказом. Но при этом выглядит отстраненной. Видно, что мои слова не находят в ней отклика. Интересно, почему? Раньше я с таким не сталкивался.

– Десять лет назад я тоже был школьником и так же сдавал вступительные экзамены. Мы с родителями часто ругались, ссорились; бывало, я ненавидел учебу. Но преодолел эти трудности и в итоге смог поступить в среднюю школу «Адзабу». Я пережил взлеты и падения, поэтому надеюсь, что как старший товарищ смогу быть вам полезен в вопросе поступления в среднюю школу.

– Вот как…

Моя альма-матер, средняя школа «Адзабу», входит в тройку лучших токийских частных школ для мальчиков. Если они, как мне передали, стремятся попасть в школу «большой тройки», то почему так вяло реагируют? Может, их интересует не «Адзабу», а две другие школы, «Кайсэй» и «Мусаси»? Но даже если и так, все равно что-то тут не то. Обычно после упоминания моей школы следует дежурный комплимент: «О, “Адзабу” – это потрясающе!»

Преодолевая сомнения, я завершаю краткий рассказ о себе, нашем агентстве и цели моего сегодняшнего визита и наконец перехожу непосредственно к собеседованию:

– Это все, что я хотел рассказать о себе и нашем агентстве. А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. Прежде всего – тебя зовут Ю, верно?

Мальчик, который напряженно, с плотно сжатыми губами слушал мой рассказ, вздрагивает и смотрит на мать.

В ответ та удивленно сдвигает брови:

– Тебя спрашивают! Отвечай самостоятельно!

Тон резкий и требовательный. Он дал некоторое представление о детско-родительских отношениях в семье Яно. Зацикленная на образовании мать и сын, съеживающийся под ее взглядом. Типичная конфигурация.

– Ну же, быстрее!

В ответ мальчик поворачивается и слегка кивает: «Да».

– Простите! Он такой застенчивый…

– Ну, любой на его месте переживал бы – ни с того ни с сего является какой-то парень… – пытаюсь пошутить я, но Ю лишь испуганно дергает плечами.

Похоже, ему часто делают замечания…

Я собираюсь задать следующий вопрос, но тут мать внезапно вспоминает:

– Как я могла забыть! Нужно подать чай! Господин Катагири, будете чай?

– Да, – отвечаю я, не в силах отвести взгляд от ее рук, когда женщина направляется в кухню.

Она все еще в резиновых перчатках. Вряд ли она о них забыла… Получается, носит их специально?

Мать вскоре возвращается. На подносе стоят три чашки, резиновые перчатки по-прежнему на ней.

– Ох, простите… Странно выглядит, да? – Она заметила мой взгляд, на мгновение задержавшийся на ее руках. – На днях обожгла руки, готовя ужин. Не хочу пугать вас ожогами.

Вот оно что…

Я продолжаю собеседование, мысленно коря себя за бестактность:

– Для начала расскажи, чем ты занимаешься помимо учебы. Я понял, что ты ходишь на плавание и играешь на фортепиано. Как давно ты этим занимаешься?

Я снова пытаюсь втянуть Ю в разговор, но он по-прежнему упорно молчит.

– Опять ты за свое?

Даже после этих слов матери он не заговаривает. Теряя самообладание, она повышает тон:

– Я начинаю по-настоящему злиться! Невежливо молчать, когда господин Катагири спрашивает!

– Ну что вы, мама, не говорите так…

– Если он уже в шестом классе так себя ведет, что будет дальше? Уверена, что вы, господин Катагири, знаете по опыту работы, что дети сейчас пошли такие самостоятельные, что взрослые только диву даются!

– Ну… да, это так, но…

«Не стоит недооценивать их, считая детьми, – сказал Миядзоно, когда я только устроился на работу. – Шестиклассники взрослее, чем мы думаем».

В одной из семей, где я был с визитом, девочка во время собеседования постоянно трогала меня ногой под столом. И когда в конце я спросил у ребенка, есть ли у нее вопросы, в ответ получил томное «у вас есть девушка?» и «это вы будете моим репетитором?».

И это еще милые шалости. Недавно по телевизору рассказывали о мошенничестве среди младшеклассников. Про любовные связи и говорить не приходится. Один неверный шаг – и сядешь в тюрьму. Взрослые в детской маске. По сравнению с этим молчаливо-застенчивое поведение Ю выглядит куда более детским.

– Послушай, Ю-кун[3], а сыграй мне что-нибудь! – делаю я последнюю попытку сократить дистанцию. – Я тоже когда-то учился играть на фортепиано. Хочу послушать, как ты играешь…

– Прекрасно! Ты ведь как раз разучивал мелодию, да?

Несмотря на подзуживание матери, Ю таращит глаза и изо всех сил мотает головой. Его взгляд полон необычайной решимости.

– Как так? – снова спрашивает мать, но Ю не собирается сдаваться. Напротив, впервые за этот день он четко выражает свою позицию: «Нет, ни за что!»

– Если ты сейчас же не прекратишь…

– П-прости, что внезапно обратился к тебе с такой неожиданной просьбой. Что ж, побеседую тогда с твоей мамой… Почему вы решили сдавать вступительные экзамены в среднюю школу?

Нужно срочно сменить тему! Попытки задавать вопросы Ю никуда не приведут, а материнский гнев на глазах набирает обороты.

– Ну как же… Я ведь хочу, чтобы он усердно учился следующие шесть лет в хороших условиях.

– Но почему вы решили сменить школу, если можно просто подняться, как по лесенке, из начальной школы в среднюю и потом в старшую? Думаю, оставить все как есть – это тоже хороший вариант.

– Как по лесенке, да?.. Вы правы, но я подумала, что лучше нам найти условия получше.

– Ты с этим согласен, Ю-кун?

Я поворачиваю голову и встречаюсь с Ю взглядом. Он смотрит серьезно, будто пытается что-то мне сказать.

– Или это желание твоих родителей? – Я не удерживаюсь и отвожу глаза первым.

– Изначально это была наша идея, но Ю с ней согласен, да?

Проследив за взглядом матери, я снова смотрю на Ю. Он все еще строго глядит на меня. Что это с ним? Хочет мне что-то сообщить? «На самом деле я не хочу сдавать экзамен. Мне просто велели это сделать. Ну же, учитель, пойми это, пожалуйста!»

– Ваш муж, который сейчас работает за границей, знает, по какому вопросу вы к нам обратились?

Даже если отношения в паре не очень, я должен об этом спросить, да и вряд ли этот вопрос забросит меня на минное поле.

Но мать подозрительно поднимает брови.

– Работает за границей?

– А что, это не так?

– Не помню, чтобы я настолько подробно описала нашу ситуацию по телефону…

– Мне так передали.

– Вот как?

Мать смеется, будто с облегчением, но лицо Ю, сидящего рядом с ней, странно напрягается.

– Вы сказали, что с третьего класса ваш сын посещает подготовительные курсы. Что это за курсы?

От этого вопроса мать хмурится и слегка наклоняет голову.

– Или вы не говорили этого по телефону?

– Хм… Жаль, что сотрудник, ответивший на звонок, не удосужился передать вам название подготовительных курсов.

Я перебираю свои воспоминания. Вряд ли я упустил или забыл что-то из прочитанного. Уверен, что названия подготовительных курсов там не было. Ох, господин Миядзоно, вам следует быть повнимательнее к таким вещам!

– Простите, могу ли я спросить вас об этом еще раз?

– С чего вдруг? Я их уже называла.

– Правда?

– Как я могу доверять агентству, где даже информацию не могут передать должным образом?

– Вы правы.

– Уходите!

Я не могу скрыть своего изумления от столь внезапного развития событий.

– Но… постойте… Это уж…

– Уходите, прошу вас! Я не буду нанимать у вас репетитора!

Конечно же она права. Нельзя доверять агентству, где сотрудники забывают передать друг другу информацию, полученную по телефону. Вполне разумный аргумент. Любая, даже самая банальная мелочь может оказаться фатальной при сравнении с конкурентами. И все же подобное наказание – чересчур. Особенно после двадцатиминутного ожидания!

Я ищу встречные аргументы, когда Ю совершенно неожиданно говорит:

– Не уходите!

Это было произнесено настолько тихо, что я не сразу разбираю, что именно он сказал, но это определенно был его голос.

– Что ты сказал?

– Не уходите, господин Катагири! Расскажите подробнее о «Домашнем репетиторе»…

Ю смотрит на меня с мольбой. Но почему? О чем бы я его ни спрашивал, он почти не отвечал; так почему сейчас просит бросить ему спасательную шлюпку? Что, черт возьми, происходит?!

В итоге меня не выгоняют. Мать, у которой на мгновение, казалось, кровь прилила к голове, больше не просит меня уйти. Похоже, слова Ю заставили ее передумать.

Настроение паршивое, но топтаться на месте времени нет.

– Что ж… Простите, не хочу наступать на больную мозоль, но могу ли я взглянуть на результаты пробного экзамена?

Мать с сыном переглядываются.

– Хотелось бы увидеть какие-то материалы, чтобы понять динамику успеваемости.

– Где же они могут быть?.. – Мать смотрит в потолок, подперев подбородок рукой. – Пойду поищу. Ю, иди за мной.

Они вместе выходят из гостиной. Сразу же слышится хлопанье дверей. Похоже, они обыскивают дом вдоль и поперек, и от этого мне немного не по себе. Табель с оценками – один из главных документов экзаменуемого. Как можно не знать, где он лежит? Неужели, чтобы его найти, надо перевернуть весь дом? И что тогда зарыто в гигантской куче бумаг на столе?

Я перевожу взгляд на стопку бумаг. В самом низу корешком ко мне лежит книга, похожая на учебник для подготовительных курсов. Присмотревшись, я понимаю, что это Nichinoken[4]. Видимо, туда Ю и ходит. Хотя прямо они об этом не сказали, это определенно так. Над учебником торчит лист бумаги, похожий на табель успеваемости. «Так вот же он!» Я подцепляю его и легонько тяну. Только бы не порвать! Я тяну медленно и осторожно. Наконец появляются слова «Открытый пробный экзамен для учеников 5-го класса начальной школы, август». Получается, это прошлогодний? Я тут же убираю пальцы.

В этот момент мать и сын возвращаются в комнату.

– Простите, не помню, куда положила, не могу найти… У меня такой бардак!

– Вот как?

И все-таки странно. Если подумать, она ведь связалась с нами из-за плохих результатов пробного экзамена в сентябре. А теперь не может найти сентябрьский табель? Он должен быть чуть ли не первым, что мне захотели бы показать: «Вы только посмотрите на это!»

Мы продолжаем бессмысленное общение. В какие дни недели Ю посещает дополнительные курсы, как занимается дома в те дни, когда курсов нет, что делает в выходные и праздники… Ни на один вопрос я не получаю четкого ответа. Ю по-прежнему молчит, а его мать все повторяет что-то вроде «попытаюсь припомнить», «этим у нас занимается муж», «почему мама должна за тебя отвечать?», «ответь самостоятельно». Все, что я понял, – это что мать легко выходит из себя и что Ю ее боится, только эти две вещи. Мы явно не на той стадии, чтобы объяснять им преимущества частного репетитора. До этого пока далеко.

– Простите, могу я воспользоваться уборной?

Мне не выдержать этой двойной блокады. Нужно сменить обстановку. С этой мыслью я привстаю с места.

– Стойте! Нельзя!

Мать вскакивает с таким громким криком, что стопка бумаг на столе разлетается в разные стороны.

– Нельзя, подождите, прошу вас!

Опешив, я в растерянности сажусь.

– В чем дело?

В просьбе воспользоваться туалетом нет ничего бестактного. Тогда откуда такой протест? К тому же мать еще и выглядит странно. Глаза налились кровью, тяжело дышит…

Придя в себя, она садится на место, виновато глядя в пол.

– Простите… Я так резко закричала…

– Да нет, ничего…

– Я забыла, что туалет забился и сломался. Подумала, если не предупрежу вас, вы воспользуетесь им, выйдет нехорошо, вот и…

– В самом деле?

– Если вам очень-очень нужно, рядом есть парк.

– Не настолько, всё в порядке.

Позывы к мочеиспусканию я выдержу. Чего мне точно не вынести, так это странного дискомфорта, которым полнится этот дом.

Вернув на стол разлетевшиеся по полу документы, я решаю приступить к пробному занятию. Его цель – не только оценить способности ребенка, о которых невозможно судить по одному лишь табелю успеваемости, но и чтобы семья получила представление о том, как проходят занятия. Если ребенок подумает: «Ух ты, не ожидал, что это так интересно!» – это сильно приблизит нас к подписанию контракта. Любой родитель поддержит своего ребенка, когда тот мотивирован на учебу.

– Ну что ж, приступим. Где ты обычно занимаешься, Ю-кун?

– В своей комнате…

Ю указывает на второй этаж, но мать прерывает его:

– Нет, господин Катагири. Занимайтесь, пожалуйста, здесь. Я тоже хочу посмотреть, как проходят занятия.

– Понимаю, но тогда не получится реальной атмосферы занятий.

– Занимайтесь, пожалуйста, здесь, – повторяет она с безапелляционным нажимом в голосе.

Но и я просто так не сдамся.

– Ю-кун, тебе будет сложно заниматься под наблюдением мамы, не так ли?

Ю несколько раз кивает, но мать гнет свою линию:

– Родители решают, подписывать контракт или нет. Сегодня вы будете заниматься в моем присутствии.

Непреклонная позиция. Железная воля. Очень сложно вести занятие в присутствии матери, но против такого упрямства не попрешь. Если она снова попросит меня уйти, на этот раз мне и правда останется только попрощаться.

– Хорошо. Что ж, сегодня позанимаемся здесь.

При этих словах плечи Ю поникают. Похоже, он ожидал, что сможет хоть ненадолго избавиться от присутствия матери. Берет в руку механический карандаш.

Я снова сажусь на стул и дружески ему улыбаюсь.

– Кстати, Ю-кун, ты любишь гулять?

Перед началом занятий желательно «растопить лед». Поговорить о чем-то кроме учебы, чтобы ученик немного расслабился.

– По дороге сюда я видел парк.

– Угу…

– Что любишь делать на улице?

– Играть в футбол, бейсбол. С ребятами из школы.

– Ого! А в какую секцию планируешь записаться в средней школе?

Болтая ни о чем, я достаю из портфеля распечатки с заданиями. Три задачи по математике, от простой к более сложным.

– Ну ладно. Итак, для начала попробуй решить первую задачу. Подсказок не будет!

Классическая задачка. Есть два вида монет: 100 и 50 иен. Известна общая сумма и общее количество монет. Сколько монет каждого номинала есть? Если шестиклассник в октябре не может решить такую задачу, это красный флаг. Плавно движется механический карандаш, мать искоса наблюдает, я молча сижу перед ними. Комната наполнена странным напряжением.

Наконец карандаш останавливается. Я смотрю в бланк. Вычисления обрываются на середине.

– Похоже, ответ пока не готов.

Если допустить, что все монеты имеют номинал 100 иен, то общая сумма будет на 250 иен больше. Делим ее на разницу между 100 и 50 иенами – и получаем результат.

– Ну, в чем у тебя затруднение?

Механический карандаш в руке Ю неподвижен, словно его заморозили.

– Что тут непонятного? – раздражается мать. – Это же проще простого! Смотри, двести пятьдесят…

– Остановись, мама.

Голос звучит неожиданно громко. Мать, пытавшаяся вырвать механический карандаш из пальцев Ю, изумленно таращит глаза.

– Ты мне мешаешь…

– Ю-кун впервые занимается с репетитором. Да еще и под пристальным наблюдением мамы. Думаю, он просто перенервничал. В обычных условиях он бы справился, а сейчас такая же задача может не получаться. Пожалуйста, не давите на него и не ругайте.

Щеки матери дрожат – видимо, от гнева, – но она ничего не говорит.

Я снова заглядываю в записи Ю. Несмотря на замешательство, он уже дал ответ.

– Хм… Почему столько? Почему ты так думаешь?..

На листке крупно написано: «110 иен». В задаче требуется вычислить количество монет, а поскольку в условиях фигурируют только два типа монет, 100 и 50 иен, в разряде десятков никак не может взяться единица.

Я не понимаю, что происходит, и мне ничего не остается, как объяснить все с самого начала.

– …Вот так. Что получится, если разделить двести пятьдесят на пятьдесят, то есть на разницу между ста и пятьюдесятью иенами?

– Пять монет по пятьдесят иен?

– Верно! Видишь, у тебя все получается…

Какое там «получается»! Как можно не справиться с задачей такого уровня, если метишь в «большую тройку»? Не представляю, как они вообще пришли к этой мысли.

– Давай перейдем ко второй задаче…

С сомнением перехожу к следующему заданию. Чуть более сложная задача на определение времени, необходимого для выполнения работы в разных условиях. Если б Таро выполнял эту работу в одиночку, она заняла бы 36 дней, а если б Дзиро и Ханако выполняли ее вместе, им потребовалось бы 12 дней. Затем предлагается еще несколько условий и вопрос: сколько дней потребуется Ханако, чтобы самостоятельно выполнить эту работу? Есть несколько вариантов решения этой задачи, но классический способ состоит в том, чтобы принять всю работу за единицу. Тогда Таро сможет выполнить одну тридцать шестую часть работы за один день.

– Готово.

Ю откладывает механический карандаш. Я всматриваюсь в ответ и снова не верю своим глазам.

На листке крупно написано: «110 дней». В его расчетах нет никаких промежуточных вычислений. Просто цифры, внезапно возникшие на бумаге.

– Это еще что? Что за халтура! – Мать все-таки взрывается и бьет рукой по столу. – Делай как следует!

Но Ю это не смущает, он продолжает пристально смотреть на меня. Как и прежде, словно призывая к чему-то…

Не обращая внимания на истерические крики матери, я ломаю голову. Что это значит? Что он хочет мне сказать? Не понимаю. Не представляю. Просто цифры без всякого контекста. Однако мне кажется, что думать об этом – пустая трата времени.

– Как бы тебе объяснить?..

Отчаявшись, я собираюсь объяснить задачу, но случайно бросаю взгляд на стопку бумаг. Я собрал их после того, как они разлетелась, когда речь зашла об уборной. Порядок документов изменился, и теперь сверху оказался «Открытый пробный экзамен для учеников 5-го класса начальной школы, август». Вот и результаты. Пусть и годовой давности – все равно это информативно. Стандартизированный балл по родному языку (его любимый предмет) – 63. Неплохо. По математике – 49. Напиши он везде ответ «110», оценка была бы хуже.

И тут мой взгляд замирает на одной из строчек. Я не сразу понимаю смысл написанного. Меня охватывает смятение, сердце бьется быстрее.

Что это значит?..

В следующее мгновение по спине пробегает холодок, меня осеняет.

Как по мановению, все «странности», словно стоп-кадры, выстраиваются в ясную последовательность. Нестыковки в беседе, множество непонятных, неожиданных реакций, гнев матери на молчание сына, умоляющий взгляд Ю, туалет, в который нельзя пойти, разбитая ваза, резиновые перчатки, которые никогда не снимаются, и, наконец, упорный ответ Ю «110»…

Боже, неужели…

Я намеренно задеваю локтем чашку и опрокидываю ее на стол.

– Ох, извините!

Мать суетится. На столе разливается чайное море.

Искоса поглядывая на нее, я незаметно осматриваю подошвы своих тапочек.

Это же…

На лбу выступает пот, руки начинают трястись. На белой подошве заметны бледные пятна крови. Я достаю под столом смартфон и захожу в чат. Мать уходит в кухню за полотенцем. Сейчас или никогда! С помощью флик-клавиатуры[5] быстро набираю текст и посылаю Миядзоно отчаянный сигнал бедствия: «Помогите! Мать ненастоящая! Вызовите полицию к Яно!»

– Всё благодаря вам, господин Катагири! Большое вам спасибо!

Для встречи было выбрано кафе в Синдзюку. Я сажусь, мужчина напротив благодарит меня и кланяется. Яно Синъити, 42 года. Сотрудник крупной компании по производству бытовой техники, муж Яно Мари – домохозяйки, убитой в Син-Юригаоке. Сегодня он расскажет мне все подробности этого преступления.

– Я тут ни при чем…

– Конечно, рано или поздно дело раскрыли бы. Но то, что Кацураду поймали так быстро, несомненно, ваша заслуга, господин Катагири.

Яно Синъити имеет в виду Кацураду Кейко, которая убила Яно Мари – и которую я все это время принимал за мать Ю.

Все расставил на свои места «Открытый пробный экзамен для учеников 5-го класса начальной школы, август». Я прочитал на нем имя «Яно Харука» и все понял. Женщина передо мной – ненастоящая мать мальчика. Это другой человек, она притворилась его матерью. Ведь мать не позволит называть своего ребенка неправильным именем.

«Тебя зовут Ю?» Благодаря своей сообразительности он кивнул в ответ. Если б она поправила меня: «Его имя читается Харука», – я, возможно, так ничего бы и не заметил.

Оглядываясь назад, я могу объяснить все его странные поступки. Он упорно молчал в ответ на мои вопросы – вероятно, чтобы заставить Кацураду сболтнуть лишнее. А число «110», которое он постоянно писал, было просьбой позвонить в полицию.

– Полгода назад супруги Кацурада переехали в соседний дом. И у жены начались проблемы с соседкой, – запинаясь, объясняет Синъити. – В тот день они поссорились из-за мусора. Тогда-то все и случилось.

Кацурада вынесла пищевой мусор. Жена Синъити, Мари, принялась ее бранить, поскольку выбрасывать этот вид мусора в это время дня запрещено. К тому же в последнее время мусор не сортируется как следует, и виновата в этом Кацурада. «Покажи-ка мне свой пакет! Небось там пластиковые бутылки!» Они стали толкать друг друга. Пакет порвался, содержимое вывалилось наружу. Вот откуда взялся мусор на дорожке перед домом.

– Судя по всему, Кацурада подбежала к моей жене, когда та собиралась войти в дом: «Прекрати, сил нет терпеть!» Проигнорировав ее, жена открыла дверь. Тогда Кацурада ворвалась за ней. Не знаю точно, что произошло дальше. Наверное, жена сказала Кацураде что-то обидное, насмехалась, что у той нет детей. А потом… – Синъити прикусывает губу. – В приступе ярости Кацурада ударила жену по голове вазой, стоявшей в гостиной, а затем воткнула осколок вазы ей в грудь.

К несчастью, в этот момент Харука вернулся домой и попал прямо в эпицентр чудовищной трагедии. К тому моменту его мать была уже мертва. При виде мальчика Кацурада закричала. Именно ее вопль я тогда услышал. Хотя кричать было впору Харуке. Невозможно представить, что творилось у него в душе, когда он увидел свою мать в таком состоянии.

– И тут пришли вы, господин Катагири. Сначала Кацурада хотела сделать вид, что в доме никого нет. Но когда увидела на мониторе, что вы собираетесь кому-то позвонить, занервничала. А что, если у вас назначена встреча? Если никто не выйдет, это будет подозрительно… Боясь разоблачения, Кацурада решила притвориться Мари.

«Прошу прощения, господин Катагири! Вы у нас впервые?» За этим вопросом скрывался мотив. Если я здесь впервые, меня легко обмануть. Убедившись в этом, Кацурада решила привести в порядок место убийства за те двадцать минут, что я ждал. Спрятала тело в туалете, убрала осколки, отмыла пол от крови. Велела Харуке убрать все семейные фотографии из гостиной, надела фартук, чтобы скрыть окровавленную одежду. Резиновые перчатки понадобились, потому что она не успела смыть кровь с рук и чтобы не оставлять отпечатки пальцев. Чудовищная история, от которой мороз идет по коже, но самое ужасное то, что Харука вынужден был ей помогать.

«Попробуешь сбежать или дернуться – станешь следующим», – под страхом этой угрозы Харука вместе с Кацурадой прятал тело и собственными руками избавлялся от семейных фотографий. Наконец она велела ему вымыться, чтобы смыть кровь. Вот почему он выглядел так, словно только что вышел из душа. Наверное, он мог бы сбежать. Однако, окажись я на месте Харуки, думаю, тоже подчинился бы. Всему виной всепоглощающий страх и отчаяние.

«Не уходите, господин Катагири! Расскажите подробнее о “Домашнем репетиторе”…» Должно быть, ему потребовалось большое мужество, чтобы удержать меня в тот момент.

Дальше события развивались следующим образом. Кацурада никак не отреагировала, когда я сказал, что окончил школу «Адзабу». Соврала, что сообщила по телефону название подготовительных курсов, и попыталась выгнать меня под этим предлогом. Пошла на поиски табеля и не смогла его найти. Отчаянно пыталась помешать мне зайти в уборную. Не позволила остаться наедине с Харукой во время пробного занятия. Все это легко объяснить, зная, что Кацурада притворилась матерью, опасаясь разоблачения.

Закончив свой рассказ, Синъити смотрит в окно.

Я беру чашку с кофе и откидываюсь на спинку стула.

Вот и вся истина. Произошла трагедия, и теперь я знаю, чем она закончилась.

Так думаю я в этот момент.

– В этом деле есть еще кое-что, о чем вы не знаете, господин Катагири…

Я было расслабился, но теперь опять настораживаюсь.

– Что вы имеете в виду?

– Я пригласил вас сюда сегодня, так как подумал, что должен вам об этом рассказать.

Сердце бьется сильнее, я потею.

Повисает напряженное молчание. Проходит некоторое время, прежде чем Синъити говорит:

– На самом деле в тот момент в доме не было никого из членов моей семьи.

Я не верю своим ушам. О чем это он?

– Что? О чем вы говорите?

– Наш Харука умер полгода назад.

– А?

– Когда он возвращался из школы, его на перекрестке сбил грузовик, который проехал на красный свет. Мальчик погиб мгновенно.

В памяти тут же возникает образ запыленного велосипедного седла, потерявшего своего хозяина. Значит, причина не в том, что мальчик слишком занят подготовкой к экзаменам…

– Ничего себе!..

– Тогда у жены и начались странности.

«Наш ребенок не умер. Он и сейчас живет с нами», – Мари продолжала в это верить. Каждое утро она готовила ланч-бокс для Харуки, стирала одежду и нижнее белье, которые никто не носил, ставила к ужину три тарелки. Она даже ходила в школу на открытые уроки.

Примерно в тот же период начались и проблемы с соседями. Не сосчитать, сколько раз она ссорилась с Кацурадой. Кричала, что у нее пылесос слишком громко шумит, мешает сыну готовиться к экзаменам, требовала немедленно выключить его. Супруги Кацурада въехали в соседний дом как раз в тот период, когда Мари начала терять рассудок. Можно лишь сказать, что им не повезло.

В общем, жена продолжала вести себя так, будто Харука жив. Думаю, и в ваше агентство она обратилась по той же причине.

«Облажался на пробном государственном экзамене в сентябре, и родители решили подсобить парню», – так мне сказал Миядзоно.

– Мы и похороны-то толком не устраивали, поэтому неудивительно, что соседи об этом не знали. Тем более что супруги Кацурада переехали сюда лишь полгода назад. Они ни разу не видели Харуку. Вот почему, когда он внезапно появился на пороге, она предположила, что это он и есть…

Синъити что-то достает. Это семейная фотография. Белокожий мальчик в очках застенчиво стоит между родителями. Довольно длинные черные шелковистые волосы закрывают уши. Как ни посмотри, это совсем не тот «Харука», с которым встретился я.

– Тогда кто этот мальчик?

Прошло слишком мало времени, чтобы я мог все осмыслить, но этот вопрос напросился сам собой.

– Просто мальчик из нашего района. Так сказала полиция. Он шестиклассник, а значит, ровесник Харуки.

Я припоминаю несколько эпизодов.

Во-первых, когда я просил его сыграть на фортепиано, он решительно отказался. Я списал это на трудности переходного возраста, но выходит, дело не в этом. Он не умеет играть – вот почему так яростно отказался. Он знал, какие хаос и безумие, какие зверства могут его ожидать, если откроется «подмена», на которой держалось хрупкое «спокойствие»…

Затем, решив немного «растопить лед» перед пробным занятием, я спросил его, любит ли он гулять в соседнем парке. Он ответил, что играет там в футбол и бейсбол с ребятами из школы. Я тогда не обратил на это внимания, но Харука учился в токийской частной школе, а не в местной государственной. Конечно, по соседству наверняка живут друзья его детства; может быть, с ними он гулял в парке. Однако маловероятно, что ребята из этих двух школ живут настолько близко, что могут вместе играть в футбол или бейсбол. Это единственная ошибка, которую допустил мальчик.

Наконец, когда я спросил об отце, который работает за границей: «Ваш муж, который сейчас работает за границей, знает, по какому вопросу вы к нам обратились?» – лицо мальчика напряглось, он сжался. Тогда я не понял причину, но теперь все встало на свои места. Вероятно, он стал надеяться, что если разговор продлится достаточно долго, «отец» обязательно вернется. И тут он узнал, что глава семьи не придет. Вот почему после этого он набрался смелости, чтобы меня удержать: «Не уходите, господин Катагири! Расскажите подробнее о “Домашнем репетиторе”…»

Я сижу перед Синъити, слушая его мрачный рассказ, и не могу подобрать слов.

– К моему удивлению, он оказался опытным воришкой.

На ум приходит еще одно воспоминание. Плакат на городской доске объявлений об увеличении количества случаев краж со взломом и слегка приоткрытая задняя дверь. И заголовок еженедельника в вагоне поезда: «Преступником оказался шестиклассник!»

– Он пробрался через черный ход и случайно оказался на месте преступления. Более того, убийца по ошибке приняла его за сына хозяев дома. Одно неверное слово – и он стал бы следующим. В той ситуации он решил подчиниться и выждать удобный момент. Говорят, он мгновенно принял это решение.

– Выходит, когда я спросил его: «Тебя зовут Ю?», он…

– Неизвестно, знает ли он имя моего сына. Но как минимум сделал лучшее, что мог в этой ситуации.

«Не стоит недооценивать их, считая детьми».

«Шестиклассники взрослее, чем мы думаем».

Миядзоно считает, что в хладнокровной оценке ситуации они не уступают взрослым.

– Как правило, такие обстоятельства не вызывают подозрений. Разве вы станете сомневаться, что тот, кто находится перед вами, действительно живет в этом доме?..

Позже в тот же день мой смартфон вибрирует, сообщая, что пришло новое письмо. Я касаюсь экрана. Письмо от Миядзоно: «Синохара Юки, 12 лет, предпочтительная дата собеседования…»

Не дочитав до конца, я отвечаю: «Сначала напишите, как читается имя. А потом поговорим».

Разовая встреча

В общем, я пытаюсь «взять блюдо навынос».

Разумеется, я имею в виду не бургер-сет из фастфуда и не ланч-бокс из закусочной, где недавно появилось меню навынос.

Конечно же, я о девушке.

Все-таки мужчины – глупцы. Если уж мы заходим так далеко, то все средства становятся хороши. Счет в ресторане крафтового пива, сумма в баре, плата за такси – сколько бы денег, времени и усилий ни требовалось для достижения цели, все это необходимая часть процесса, неизбежная жертва. Все ради того, чтобы договориться.

– Ах, я слишком много выпила!

Не знаю, в курсе ли Мана об этой мужской черте, но как только мы выходим из такси, она берет меня под руку. Конец сентября, холодает. На часах полвторого ночи.

Спящий жилой квартал напоминает другой мир. Короткий просвет покоя и надежды на завтрашний день (или тоски) льется с ночного неба и медленно, словно морской снег[6], заполняет квартал. На абиссальном морском дне только я и девушка, больше никого.

Чем же я занимаюсь в свои годы…

Тридцать два года, холост. Так думает она, хотя на самом деле мне сорок два, и у меня есть жена и ребенок. «Проклятие!» – мысленно ругаюсь я, и в памяти всплывает лицо дочери. «Любимая моя Миюки, прости своего папу! Конечно, я знаю, что поступаю плохо, правда-правда. Но если дошел до этой точки, назад уже не повернуть. Придется съесть весь комплексный обед. Любимая моя Миюки, прости своего папу…»

Сколько бы я ни повторял это мысленно, моя просьба о прощении никогда не будет ею услышана. Чтобы сгладить вину, я спрашиваю Ману, не купить ли ей воды.

– Не надо, мы почти пришли.

– А, да?

И тут до меня доходит. Она только притворяется пьяной, а сама совершенно трезва. С чего я это взял? Когда мы вышли из такси, на ее лице мелькнуло выражение, от которого у меня мороз пробежал по коже, – таким оно было холодным.

– Слушай, а сколько раз ты это делал?

Повиснув на моей руке, Мана смотрит на меня таким томным взглядом, что недавняя «маска театра Но» на ее лице тут же кажется моей выдумкой. Под словом «это» она, вероятно, имеет в виду «проводишь ночь с женщиной, которую только сегодня встретил на сайте знакомств». Отвечу, что впервые, – нагло совру, а скажу, что больше сотни раз, – будет ребячеством, поэтому отвечаю честно:

– Кажется, это седьмой раз.

– Ты что, считаешь?

Играя с огнем, она наклоняется ближе и прижимается ко мне своей пышной грудью. В этом столько хитрости, что мне кажется, будто она презрительно насмехается надо мной: «Мужчинам ведь это нравится!» Я чувствую усталость. Интересно, что сказали бы ее родители, если б увидели своего ребенка в таком неприглядном виде? Мысль о том, что моя любимая Миюки тоже путается с каким-нибудь мужиком, настолько отвратительна, что меня начинает тошнить.

Свернув с главной дороги в переулок и пройдя еще секунд тридцать, Мана останавливается. «Пришли, нам сюда», – указывает она на небольшое аккуратное здание. Современный дизайнерский кондоминиум. Пять этажей, значит, не больше тридцати квартир. Элегантный застекленный подъезд. Судя по всему, дом достаточно новый. Элитное жилье одинокой офисной леди чуть за двадцать.

Мы поднимаемся на лифте на четвертый этаж. Квартира 404, четвертая от начала. Насколько я могу видеть, табличек с именами нет. Я ожидаю услышать что-то вроде «подожди пару минут, я приберусь», но мы сразу заходим.

– Проходи.

– Спасибо.

Стандартная студия. Справа от входа – ванная, слева – кухня, возле входной двери стоит стиральная машина с сушилкой барабанного типа. Можно сказать, что здесь опрятно, хотя больше подойдет слово «пресно». К тому же тут не так уж много вещей.

– Тесновато у меня, не разгуляешься…

Первое, что бросается в глаза в комнате размером примерно в восемь дзё[7], – это большое окно во всю стену. Сейчас шторы цвета слоновой кости задвинуты, но днем здесь, наверное, много света. Обои светлые, в тон шторам, у стены справа – односпальная кровать, над ней под потолком висит кондиционер. «А что, если ночью землетрясение?» – думаю я, глядя на кондиционер над кроватью. Впрочем, какое мне до этого дело? Слева – стальной стеллаж с фотографиями в рамках, цветочными горшками, стопками одежды, бельевыми корзинами. Низкая тумба с ЖК-панелью, большой кулер для воды, зеркало в полный рост. В это время года паркет холодный, но круглый ковер с пушистым белым ворсом в центре комнаты создает уют. На ковре стоит круглый стол с коробкой салфеток и алюминиевое мусорное ведерко со стильной надписью курсивом «KEEP CLEAN USE ME»[8]. Огромная расшитая бисером подушка заменяет диван. Места и правда немного, но мебель в светлых тонах красиво вписана в пространство, во всем чувствуется вкус.

– Садись куда хочешь. Давай сюда.

Мана исчезает из комнаты с моим пиджаком и шляпой в руках. Наверное, повесит в шкаф у входа. Следуя ее инструкциям, я опускаюсь на подушку, расшитую бисером. Мусорное ведерко находится на расстоянии вытянутой руки от меня, и я зачем-то придвигаю его и заглядываю внутрь. Там лежит смятая банка из-под тюхая[9]. Выпивала вчера вечером?

От нечего делать я снова оглядываю комнату. Кровать аккуратно застелена, возле подушки небрежно брошен удлинитель, к которому не подключено никакое устройство. Я вспоминаю, что мой смартфон вот-вот разрядится. Не очень-то хочется оставаться здесь до утра, так что лучше зарядить телефон сейчас, насколько получится. Кричу в сторону ванной: «Я подключусь к розетке?» И тут же слышу ответ: «Давай!» Подсоединяю к удлинителю зарядник, который ношу с собой, и подключаю свой смартфон. Мельком взглянув на экран, вижу уведомление: «У вас 1 сообщение от Нанако». Жена. Я заранее предупредил, что вернусь поздно, так что, наверное, это какая-нибудь глупость вроде «спокойной ночи» или «ужин в холодильнике». Некрасиво будет оставить сообщение непрочитанным в такое время, поэтому я его открываю…

«Миюки сегодня опять ночует у Канако».

Меня тут же накрывает неприятное воспоминание. «Эпизод», который я не смогу забыть, даже если захочу… Это случилось примерно полгода назад.

– Эй, взгляни-ка на это!

Моя жена Нанако, озадаченно сдвинув брови, словно о чем-то задумавшись, держала в руке сумочку от «Луи Виттон». Небольшая, симпатичной округлой формы; сразу видно, вещь совсем недешевая.

– Вот, нашла в комнате у Миюки.

В тот момент я, честно говоря, не обратил на это внимания. В этом году Миюки переходит на третий курс университета, она современная девушка – неудивительно, что у нее есть пара-тройка брендовых вещей. Что в этом такого?

– Как думаешь, сколько она стоит?

От невероятной суммы, которую назвала жена, я невольно вытаращил глаза.

– Но это еще не всё.

Войдя вслед за женой в комнату Миюки, я потерял дар речи. Повсюду горы, горы, горы брендовых вещей…

– Помнишь, на днях Миюки устроила переполох из-за того, что потеряла сережку?

Я начал что-то припоминать. Действительно, несколько дней назад Миюки шумела в ванной. Сережка потерялась, и она все спрашивала, не видели ли мы ее: «Это же “Булгари”, она стоит сто тысяч иен!»

Вот тогда жена и почувствовала, что что-то тут не так. Выбрав время, когда Миюки нет дома, она устроила в квартире обыск.

– Это выходит за рамки того, что может купить себе студентка на деньги от подработки.

От той догадки, которую она высказала вслед за этим, мне захотелось заткнуть уши. По ее словам, Миюки, возможно, содержанка – из тех, кто за деньги проводит время с обеспеченными мужчинами.

– На днях я заглянула ей через плечо, когда она сидела в своем смартфоне…

Она увидела, как дочь – когда машинально, а когда после легкого колебания – свайпает влево и вправо фотографии мужчин, одна за другой появляющиеся на экране.

– Думаю, это было приложение для знакомств.

Я знал о существовании таких приложений, как и о том, что их используют не только для поиска серьезных отношений. Но ведь они нужны тем, кто ищет приключения на одну ночь или «папика» для финансовой поддержки. Чтобы Миюки?.. Не может этого быть. Не хочу в это верить. Когда она была маленькой, я считал ее ангелом, спустившимся с небес. Пока другие дети стеснялись своих родителей во время открытых уроков в начальной школе, Миюки единственная с достоинством представляла меня одноклассникам: «Это мой папа!» – и я искренне этим гордился. В средней и старшей школах мы пережили переходный возраст, зато сейчас иногда вместе ходим по магазинам. Мы даем ей карманных денег больше, чем другие родители дают своим детям. Так как возможно, чтобы при всем этом она замарала себя подобным распутством?

– В последнее время она стала чаще ночевать не дома или приходить под утро.

«Прекрати! Не хочу это слушать!»

– Как это остановить?

– Даже если я напрямую сделаю замечание, она наверняка не послушает…

Щелкнув языком, я откладываю смартфон. В этот момент в комнату возвращается Мана. Макияж остался на месте, но теперь она в пижаме и выглядит более уязвимой. Как ни крути, Мана явно понимает, что произойдет дальше.

– Примешь душ?

От ее внезапного предложения я невольно хмыкаю. Надо же, события развиваются быстрее, чем я ожидал… Что ж, я не против, мне даже на руку, что все происходит так быстро. Не придется тратить время на бессмысленные разговоры. Сделаю, что должен, и могу быть свободен. Лучшего и желать нельзя.

Кажется, Мана заметила мой «расчет», потому что тут же меняет тему, словно смутившись:

– Я сделаю кофе, будешь?

Не дожидаясь ответа, она наливает кипяток из кулера в чашку, которую держит в руке. От чашки поднимается пар. Я думаю о том, что, когда пьян, лучше выпить воды. Но мне-то какая разница? А она, очевидно, не так уж и пьяна.

– Не надо кофе. Пойду приму душ.

– Полотенце в стиральной машине.

Выйдя из комнаты, я заглядываю в барабан стирально-сушильной машины возле входной двери и обнаруживаю там два полотенца, похоже, уже сухих. Следуя указаниям Маны, беру одно из них и отправляюсь в ванную. Вдогонку несется: «Если будешь пользоваться туалетом, делай это сидя!» Проигнорировав эту реплику, я закрываю за собой дверь.

– Итак…

Наконец-то можно перевести дух. Осталась последняя «работенка», но, раз уж мы продвинулись так далеко, остальное пройдет как по маслу. Не буду врать, что совсем не чувствую азарта, но количество адреналина не сравнится с тем, который испытываешь в разгар схватки, когда еще не понятно, удастся ли «взять блюдо навынос»…

Оглядываясь назад, могу сказать, что сегодня не возникло ни одной серьезной накладки. Если придираться, то у меня возникло легкое беспокойство, когда в баре разговор зашел об убийствах через сайты знакомств, которые в последнее время будоражат общественность. Но в целом от начала и до самого конца мы планомерно двигались к «выносу». Подобное развитие событий можно назвать почти идеальным. Широко потянувшись, словно после долгого рабочего дня, я снимаю фальшивые очки без линз в черной оправе и маску. Все-таки у меня жена и ребенок. Не хочу, чтобы кто-то увидел меня под руку с молодой девушкой, вот и стараюсь в таких случаях изменять внешность.

В ванной комнате, помимо ванны и унитаза, есть туалетный столик. Вокруг раковины в беспорядке валяются средства для снятия макияжа и косметика, одна зубная щетка в стакане, выжатый тюбик из-под зубной пасты и утюжок для волос. Типичная ванная комната одинокой женщины. Я зачем-то открываю шкафчик под раковиной, но, кроме фена, лака для волос и туалетной воды, не нахожу ничего интересного.

Раздеваюсь и встаю перед зеркалом. Удлиненные каштановые волосы с легкой прикорневой химией, подтянутое тело – мне никак не дать сорока. Даже для девушки почти вдвое моложе меня я, несомненно, весьма привлекателен. И прекрасно это понимаю.

Тогда откуда это странное чувство?

Да, все складывается как-то уж слишком гладко. Но нет, это не то. На более базовом уровне я чувствую необъяснимый дискомфорт, истинная природа которого мне пока непонятна.

В задумчивости я залезаю в ванну и включаю душ. Из лейки, установленной на уровне моих глаз, в лицо ударяет холодная вода, заставляя меня ахнуть от удивления и холода.

– Да что, блин, такое?! Соберись!

Регулируя температуру воды и высоту лейки, я несколько раз говорю себе успокоиться. Ничего не происходит, я себя накручиваю, это глупо. Но чем больше я пытаюсь себя в этом убедить, тем сильнее ощущаю тщетность этой затеи.

Я мысленно прокручиваю в голове все события до этого момента…

Мы договорились встретиться в восемь вечера у кассы западного выхода железнодорожной станции Эбису.

Я написал в мессенджере: «Вы здесь?» – и сразу получил ответ: «Да, я в черном свитере». В ее анкете указан рост 152 см. Если фото в профиле свежее, у нее должна быть короткая стрижка, яркий завитой боб…

Не вон та ли?

Я нашел единственную девушку, которая полностью подходила под все параметры.

– Вы Мана? – медленно подойдя, обратился я к ней.

В приложении она зарегистрирована как Мана, но кто знает, настоящее ли это имя… А если и ненастоящее, то какая мне разница? Я поднял глаза от смартфона, она кивнула с легкой улыбкой. Родинка под нижним веком эффектно выделяется на белоснежной коже, прямой нос красив.

– Кэнто?.. Господин Кэнто?