E. H. Shattock. Satipatthana. An Experiment in Mindfulness
© ООО Книжное издательство «София», 2025
Глава 1
Начало
В последние годы появилось множество книг о медитации. Некоторые из них превосходны: они показывают медитацию как доступную практику, которой может заняться каждый, не опасаясь прослыть эксцентричным. Другие же чрезмерно перегружены техническими деталями и сложными методами, создавая у читателей впечатление, что следовать предлагаемым инструкциям под силу лишь человеку с исключительными способностями.
Цель этой книги – не просто дополнить список подобных руководств, а поделиться личным опытом прохождения специального курса медитации в центре Сасана Йита в Рангуне. Мне кажется, мой опыт может быть полезен не потому, что я обладаю какими-то особыми способностями или глубокими познаниями, а наоборот – благодаря полному их отсутствию. У меня нет ни выдающихся психических качеств, ни склонности к мистике; я – обычный человек, находящийся на среднем уровне духовного развития. Результаты, которых я достиг за время курса сатипаттханы, – это то, чего может добиться каждый, кто готов временно оставить свои повседневные дела ради такого опыта.
Как будет изложено далее, курс потребовал от меня полностью пересмотреть привычки, связанные с питанием и сном. Мой распорядок дня мог бы показаться излишне суровым, но, на удивление, отказаться от западных привычек оказалось довольно легко, без какого-либо напряжения или дискомфорта. Вероятно, это связано с тем, что мой обычный ритм жизни был слишком размеренным. Кроме того, во время обучения я находился среди людей, занятых тем же, что и я. Это было похоже на ситуацию с подростком, который переходит в другую школу: он быстро адаптируется к новому распорядку, даже если тот иногда кажется утомительным.
В Бирме участие в подобных курсах – обычная практика для мирян. Многие бирманцы, включая известных общественных деятелей, регулярно отправляются в медитационные центры для прохождения строгой практики, которая обычно длится не менее шести недель. Это происходит один-два раза во время их профессиональной жизни и после выхода на пенсию. Например, в период моего пребывания в центре там был недавно ушедший в отставку начальник полиции Рангуна, который проходил «восстановительный курс». Однажды он заглянул ко мне и рассказал, почему чувствует необходимость в этой практике.
В соседней келье жил молодой предприниматель, владелец нескольких фабрик пастеризованного молока, продукция которых снабжала весь Рангун. Он уже проходил курс в центре Сасана Йита ранее, но на этот раз создавалось впечатление, что он относится к занятиям достаточно несерьезно. Его ежедневно навещала жена, и он часто общался с другими «студентами».
Интересно отметить, что, несмотря на отсутствие строгого надзора за соблюдением распорядка, в центре крайне неодобрительно относились к разговорам и чтению. Это правило особенно касалось тех, кто проходил курс интенсивной медитации. Для монахов же подобное поведение было категорически запрещено.
Что побудило меня испытать свои силы в медитации и почему я выбрал для этого буддийский монастырь? Оба эти вопроса существенны. Поскольку оправданность данной книги зависит от ответов на них, я хотел бы немного отклониться от основной темы и объяснить, что стало причиной этого шага, который многим моим друзьям показался, мягко говоря, необычным.
Мало кто из нас добровольно променял бы свой нынешний образ жизни на условия, существовавшие двести лет назад, если бы не было гарантии, что при таком обмене он окажется среди людей обеспеченного класса. Однако даже в этом случае, несмотря на окруженную ореолом романтики жизнь тех времен, представленную в фильмах и романах, мы обнаружили бы неустроенный, грубый, часто антисанитарный и малопривлекательный быт. Лишенные ложной романтики, неудобства и недостатки тех дней становятся очевидными, когда на них смотрят из более благополучного опыта нашей современной жизни. Мы настолько привыкли к комфорту и разным удобствам, что постоянное проживание в условиях, где они отсутствуют, стало бы для нас шоком, разрушающим все иллюзии.
Точно такие же впечатления, вероятно, вынес бы из нашей современной жизни человек, живущий двести лет спустя. Однако нам трудно заметить вещи, которые для него были бы разрушительными. Мы привыкли к ним, соглашаемся с ними и во многих случаях даже не осознаем их вреда. К тому же, даже если некоторые из нас замечают, что определенные привычки и обычаи нашей цивилизации оказывают на нас негативное влияние, они мало что могут изменить. Волна прогресса приносит с собой эти вредные последствия, и они продолжают существовать под прикрытием тех выгод, с которыми связаны. Однако отдельный человек может сделать очень немного, чтобы уменьшить воздействие разрушительных сил вокруг него, даже если он осознает их существование и способен их заметить.
Эта книга главным образом выражает точку зрения обычного человека на явления, которые подавляют нашу способность противостоять внешним обстоятельствам. Необходимо попробовать понять источник такой способности, а также овладеть техникой для ее развития. Однако нам самим трудно проявить достаточный энтузиазм для решительной переориентации нашей точки зрения. В целом мы слишком удовлетворены улучшениями, которые внесли в свой образ жизни, чтобы обратить внимание на происходящее вокруг нас. Мы не испытываем желания взглянуть на сегодняшний день глазами будущего.
Многие изменения, которые за последние 150 лет привнесли гигиена и различные удобства, оказались не столь полезными. Мы значительно увеличили продолжительность жизни, но не смогли обеспечить пожилым людям достойное качество жизни. Искоренив множество болезней, уничтоживших целые народы, мы одновременно породили новые, менее поддающиеся лечению недуги. Мы существенно уменьшили человеческие страдания и увеличили количество массовых развлечений, но не смогли сделать их конструктивными. Фактически, мы стали более обеспеченными, образованными и защищенными по сравнению с нашими предками двухсотлетней давности.
Однако существует опасность чрезмерной защиты от факторов, с которыми организм мог бы справиться самостоятельно. Хотя наша безопасность далека от идеала, мы открыли себя множеству скрытых и более сложных расстройств. Мы живем в условиях стерилизации, иммунизации и профилактики; эти меры будут продолжаться до тех пор, пока мы не окажемся переполненными всевозможными превентивными средствами, включая те, которые защищают нас от микроорганизмов, адаптирующихся к самым надежным нашим лекарствам. Таким образом, у организма остается все меньше причин вырабатывать собственную защиту.
Физический аспект чрезмерной безопасности – не худшее из так называемых «улучшений» условий жизни. Постоянное возбуждение, присущее современной жизни, переполняет нас как в период бодрствования, так и во сне. Быстрая смена событий в личной, национальной и международной сферах заставляет нас переходить от одного напряжения к другому, от одной эмоции к следующей, перегружая наши надпочечники. Если в этом лихорадочном возбуждении наступает пауза, мы ощущаем скуку. Привыкнув к постоянной стимуляции чувств, мы не знаем, чем занять ум в ее отсутствие. Симптомы скуки также подавляются лекарствами. Существуют средства для расслабления и стимуляции, для погружения в сон и пробуждения. Мозг, подобно телу, освобождается от большей части природной нагрузки, что ведет к более серьезным и далеко идущим последствиям: его защитные возможности подрываются, и внутренняя сила не способна выработать естественное противоядие. Необходимость врожденного противоядия от нарастающего нервного напряжения, которому мы подвергаемся даже в нормальных условиях, чрезвычайно важна. Однако пока такого противоядия не существует.
«Но взгляните, – может возразить кто-то, – как легко сейчас любому человеку отдохнуть. Сокращение рабочего времени благодаря автоматизации открыло ещё больше возможностей для этого!»
Однако такая перспектива несёт в себе опасность. Если вовремя не заметить проблему и не подготовить людей к жизни в условиях меньшей занятости, может увеличиться число болезней, вызванных нервным напряжением. Ведь часто отдых становится лишь серией напряжений другого типа, и подлинное расслабление по-прежнему остаётся редкостью.
Подобное утверждение может показаться пессимистичным и преувеличенным, особенно если сравнить с жизнью, которая кажется разумной и приятной. Возможно, это действительно так. Но нельзя отрицать, что мы во многом утратили искусство расслабления. То, что заменило более спокойные занятия прошлого, часто не требует нашего активного участия и не приносит внутреннего покоя.
Мы становимся пассивными наблюдателями, а за нас действуют те немногие специалисты, которые «обеспечивают» нас тем, что мы считаем необходимым. Наблюдение за исполнителем и отождествление себя с ним наносит вред. В кино мы переживаем радость или страдания героя как свои собственные. На футбольном матче мы «забиваем» голы или «промахиваемся» мимо ворот, и эмоции снова выходят за границы, а надпочечники реагируют на эти события так, будто мы сами являемся участниками.
Каждый, кто остановится и задумается о последствиях такого образа жизни, ощутит желание вырваться из этого постоянного возбуждения хотя бы на мгновение. Хочется вдохнуть освежающую силу тишины, почувствовать покой, словно стоишь перед величием гор, или ощутить радость весеннего луга посреди городской суеты.
Можно сесть в самолёт и улететь в Швейцарию, к её озёрам и горам. Но становится всё труднее вернуть то чувство – слишком глубокое и всеобъемлющее, чтобы называть его эмоцией, – которое возникает перед величественной природой. Такая поездка может временно приостановить внутренний распад, но не заменить полноту переживаний.
Мы забыли, что ум не нуждается в горах или морях, чтобы пробудить свои силы и раскрыть внутренние богатства. Если не развивать способность ума восстанавливать себя, мы рискуем потерять чувство собственной уникальности, превращаясь в часть безликой массы.
Нам необходимо культивировать способность отвлекаться от внешнего мира и уходить во внутреннее уединение, где возникает чувство безопасности и сила проявляется не в действии, а в безмолвном приятии; а еще научиться изолироваться от потрясений и напряжения современной жизни.
Эти мысли часто приходили мне в голову на протяжении всей жизни. Хотя моя жизнь была в основном энергична и насыщена деятельностью, у меня было достаточно возможностей для спокойных размышлений. Например, вахтенному офицеру на мостике корабля ночью, вдали от оживлённых маршрутов, ничто не мешает предаваться раздумьям. Единственным звуковым фоном остаётся шум разрезаемой носом корабля воды и её плеск у бортов. Подобные моменты создавали идеальные условия для размышлений.
Иногда, возвращаясь после долгих учений на исправно работающем самолёте над морем, я убеждался в необходимости сознательно планировать и развивать противоядия от постоянного напряжения, которое создают окружающие нас новшества. И что важно, я понимал, что нужно регулярно прибегать к этим противоядиям.
Но почему бы не обратиться к религии? Это очевидный вопрос, требующий убедительного ответа. Простой и честный ответ таков: религия, как я её понимаю, ощущаю и выражаю, – это не моё.
Однако это лишь моё индивидуальное мнение, и оно может отражать не более чем признание неудачи. Тем не менее эта неудача настолько распространена, что причина должна быть обоюдной. Для многих людей неудовлетворённость христианством объясняется тем, что оно не успело вырасти вместе с развивающимися потребностями человечества. Оно по-прежнему говорит языком детства. Многие догмы стали неприемлемыми, а некоторые попросту непонятны.
Христианство содержит слишком много человеческих добавлений и слишком мало того, что исходило от Христа. Всё, что было добавлено людьми, усложняет простоту и расширяет границы детских аллегорий. Даже представители самой религии признают её несовершенство. Некоторые увещевания из молитвенников звучат словно отголоски средневековых пыток.
Я не отрицаю, что христианство приносит утешение многим людям. Но это утешение достигается за счёт переноса своего бремени на других и принятия их мыслей, без применения собственной критической способности. Однако способность критически мыслить – это наше врождённое право.
Действительно ли я думаю так? Или это мнение заимствовано у других, а я просто слишком ленив или труслив, чтобы проверить, могут ли их убеждения стать моими?
Религиозная молитва как средство против напряжения кажется мне слишком формальной. Даже если она не формализована привычкой, она всё равно слишком антропоморфна. Это выразительное, но не слишком эстетичное слово точно передаёт суть.
Техника молитвы, которой нас учат, выглядит незрелой. Ум взрослого христианина должен видеть дальше, чем образы Бога как Отца или мудрого Судьи, а Христа – как Его Сына. Эти детские аллегории больше не удовлетворяют никого, кроме немногих.
Нет, не религия! Она слишком усложнена. Мне нужно было что-то более чистое, не столь загрязнённое, как современное христианство, и, по возможности, свободное от ярлыков. Ничто не должно мешать этому новому источнику вести меня к более глубокой и осмысленной практике моей собственной религии – какой бы она ни была. Однако этот источник должен быть максимально свободным от религиозных догм.
Я также стремился избежать подхода, использующего эмоции как средство или элемент процесса достижения внутреннего покоя. Мир и без того страдает от избытка эмоций, которые нередко оказываются ненадёжными, обманчивыми и даже опасными проводниками. Кроме того, я хотел, чтобы найденное мной решение подходило для любого человека. Поэтому я держался подальше от всего, что связано с частными религиозными убеждениями.
Эмоции – это то, что раздробило христианство на множество течений и привело к таким позорным явлениям, как религиозные войны. Эмоция убивает терпимость. Я сам мог бы поддаться её чрезмерной убеждённости, если бы не научился возвышаться над ней.
Очевидным путём к источнику, который я искал, могла бы стать медитация. Но долгое время она оставалась для меня чем-то туманным, связанным либо с йогой, либо с религиозной преданностью. Само слово «медитация» для некоторых звучит пугающе, вызывая образы святых или духовных людей, занимающихся чем-то сложным и недоступным. Конечно, это впечатление ошибочно. Даже самые далёкие от духовности люди ежедневно практикуют особый вид медитации, пусть и неосознанно, без чьего-либо руководства.
Когда мы погружаемся в размышления, исключая всё остальное, это и есть медитация. Молитва тоже может быть медитацией, но простое повторение фраз ею не является. Глубокие размышления на религиозные темы представляют собой медитацию особого рода, окрашенную эмоциональными оттенками.
Восточные религии и духовные традиции, особенно буддизм и йога, накопили богатый опыт в области различных стадий медитации. Эти стадии доступны даже тем, кто занят повседневной работой, а также тем, кто стремится достичь более глубоких уровней, шаг за шагом погружаясь в практику. На этих уровнях эмоции и интеллектуальное содержание исчезают.
Мне казалось, что в этом есть нечто заслуживающее внимания. Медитация устраняет эмоции и не требует принадлежности к определённой религии.
Первое, с чем сталкивается каждый, кто начинает изучать систему медитации, особенно одну из тех, которые широко распространены на Востоке, – это необходимость контроля над собой и своим умом. Этот уровень самодисциплины и сосредоточенности значительно превосходит то, к чему привык средний житель Запада.
Попытка выполнить даже самое простое упражнение может обескуражить. Практикующий, возможно, вскоре, отчаявшись, бросит занятия, решив, что его ум отличается от восточного, который якобы предрасположен к пассивности и терпению. Ему может показаться, что только восточный ум, располагая бесконечным запасом времени, способен освоить медитацию.
Однако такой вывод не соответствует действительности. Это лишь открывает нам глаза на то, насколько неспокойным и «порхающим» может быть наш ум. Это обстоятельство является вызовом для тех, кто гордится достижениями в науке и технике.
Наш ум – это самое удивительное и могущественное орудие, которым мы обладаем. Тем не менее мы редко задумываемся о том, как использовать его максимально эффективно. Многие из нас едва ли используют более 10% возможностей своего разума. Мы перегружаем его информацией, большая часть которой требует периодической коррекции. Однако почти не предпринимаем попыток развить его до состояния полной эффективности и продуктивности.
Представьте себе промышленника, который допустил бы на своей фабрике столь напрасную трату энергии и ресурсов, какую мы наблюдаем в работе своего ума. Машины на фабрике получают регулярный отдых: их выключают, и тогда движущиеся части перестают изнашиваться, не расходуется электроэнергия, топливо или вода. Но наш ум редко получает полноценный отдых, разве что случайно или в моменты глубокого сна без сновидений.
Осознанное умение освободить ум от напряжения – ценнейший навык. Истинная медитация и есть такое расслабление. Чем более глубокой и свободной от формы будет эта практика, тем сильнее её восстановительное действие на организм.
Поэтому медитация – это не только духовное или философское занятие. Это чрезвычайно практичный подход, который может приносить реальную пользу. Она не обязана быть связанной с религией, хотя многие именно так её воспринимают. На самом деле медитация вполне научно обоснованна, практична и полезна.
Важно подчеркнуть этот момент, потому что многие люди ассоциируют медитацию исключительно со святыми или глубоко религиозными личностями. Они считают её продвинутой формой благочестивой жизни. Однако медитация доступна каждому.
На протяжении жизни я пробовал разные способы, чтобы «уйти от суеты» и позволить спокойствию хотя бы на время наполнить моё существо, противодействуя напряжению и заботам повседневной жизни. Каждый раз такие действия приносили некоторую пользу, но их эффект быстро исчезал. Воспоминания об этих моментах лишь помогали осознать, что можно достичь многого, если научиться быть наблюдателем, а не невольным участником сцен деловой жизни.
Постепенно я начал понимать, что мне нужен метод медитации, свободный от эмоциональных и религиозных сложностей, который можно разумно встроить в повседневную рутину. Такой метод подошёл бы не только мне, но и любому человеку, чья истинная природа оказывается подавленной постоянным напряжением современной жизни.
Однажды случай привёл меня к книге, которая описывала именно такой метод. Я тщательно изучил её, чтобы понять, есть ли в ней что-то, что я мог бы применить. Это было подробное описание метода сатипаттхана, сделанное цейлонским буддистом, который прошёл курс в учебном центре в Рангуне.
Сатипаттхана – это особый метод тренировки ума, впервые предложенный Буддой и возрождённый в Бирме буддийским монахом Махаси-саядо, руководителем центра в Рангуне. Метод оказался удивительно простым, причем настолько, что именно эта простота представлялась одной из главных трудностей! Для его освоения не требовалось ни философских знаний, ни религиозных убеждений.
Я понимал, что извлечь пользу из медитации будет сложно без периода интенсивных занятий в благоприятных условиях. Найти такие условия при моём образе жизни было нелегко. Однако обстоятельства сложились так, что я получил возможность отправиться в Рангун, где автор книги прошёл свой курс.
Я отправил запрос в Буддийский Совет, интересуясь, могу ли я пройти обучение. Ответ оказался обнадёживающим: мне не только предложили пройти курс, но и взяли на себя расходы за моё пребывание. Это предложение вдохновило меня, и я наметил план.
Я решил использовать свой четырёхнедельный отпуск после завершения службы для прохождения курса. Я также принял тот факт, что окружающие могут считать меня готовящимся к обращению в буддизм. Однако, как станет ясно далее, мой рассказ касается не религиозного обращения, а попытки проверить, как тщательно разработанная и веками испытанная восточная система повлияет на типичный западный ум.
Глава 2
Прибытие
Мой рейс в Рангун был вполне обычным, с длительной остановкой и пересадкой в Бангкоке. Надо было еще решить, какую одежду брать с собой. Меня предупредили, что в феврале и марте в Рангуне будет очень жарко, а я почти ничего не знал о бытовых условиях в Центре.
В тропическом климате одежду приходится менять несколько раз в день. Это требовало либо наличия хорошей прачечной, которая оперативно выполняет заказы, либо большого запаса хлопчатобумажных вещей, что значительно увеличило бы мой багаж. Мне совершенно не хотелось выглядеть как европейский турист, тащащий с собой уйму вещей.
В итоге я решил взять несколько хлопчатобумажных саронгов и рубашек, рассчитывая, что смогу при необходимости постирать их сам. Но ситуация разрешилась неожиданно: Буддийский Совет подарил мне две пары лунги (бирманский эквивалент саронга), а один из сотрудников Центра стирал мою одежду за небольшую плату.
Прибыв в Бангкок, я обнаружил, что аэропорт переполнен людьми, пришедшими посмотреть на парад военно-воздушных сил, главным образом американских. Более сотни крупных транспортных самолётов стояли вокруг аэродрома. Позднее они взмыли в небо и сбросили тысячи парашютистов точно в центр поля.
Реактивные истребители с оглушительным ревом проносились над восхищённой толпой. Я думаю, что зрителей больше впечатлило яркое зрелище множества разноцветных парашютов, плавно спускавшихся на фоне синего неба, чем само значение парада.
Необыкновенно чистое небо было идеальным фоном для золотых куполов и башенок храмов, видневшихся повсюду. Демонстрация военной мощи казалась здесь совершенно неуместной – в стране, где мир считается основой работы ума, а не оружием для обеспечения безопасности.
Было трудно понять, как эти люди могут считать СЕАТО, под чьим флагом проводилось шоу, настоящей гарантией безопасности для своей страны. Буддизм всегда был одной из самых невоинственных религий. Даже появление новых идеологий, оправдывающих любые средства для распространения своих верований, не могло быстро изменить взгляды, сложившиеся за века.
Безупречная работа крупного аэропорта во время парада оказалась полностью нарушена, и мой рейс в Рангун был отложен. Подобные задержки, часто встречающиеся при авиапутешествиях, обычно вызывают утомление и раздражение. Однако на этот раз обстановка оживлялась ярким зрелищем: тысячи тайцев, прибывших из Бангкока на автомобилях, поездах или даже пешком, наполнили это место калейдоскопом красок и веселья, которые имели мало общего с мрачным духом самого парада.
Среди них было множество детей. Девочки выглядели серьёзными и достойными, а мальчики бегали вокруг, наслаждаясь простором для игр. Семьи сидели на скамейках или прямо на земле за оградой, терпеливо ожидая новых красочных вспышек в небе.
В отличие от зрителей в западных странах, здесь никто не ел. Лишь некоторые пили ярко окрашенные фруктовые соки, после чего стаканы быстро ополаскивались в ведре с водой, рассчитанной на целый день. На дороге снаружи стояли двух– и трёхколёсные тележки, с которых бойко торговали варёным рисом и горячими супами.
Позже, когда парад уже начался, стали прибывать рикши на трёхколёсных велосипедах с моторами. Их пассажиры, одетые в яркие одежды, непринуждённо сидели внутри этих, казалось бы, странных порождений западной цивилизации. Ничего подобного я не видел ни в Сингапуре, ни в Бирме; это явление оказалось характерным именно для Таиланда.
Рикши использовались для коротких поездок за город, – например, туда, куда сложно добраться пешком. Однако производимые ими шум, пыль и грохот превращали мирную сельскую местность в настоящий хаос. Автобусы добавляли к этому несчастью ещё больше: они были слишком громоздкими, перегруженными пассажирами и часто ломались.
Эти необычные сооружения напоминали кузовы, установленные на шасси небольших автомобилей. Они были рассчитаны на максимальное количество мест при минимальных удобствах. С шумом и грохотом они мчались по дорогам, не заботясь о том, что вскоре могут развалиться на части. Несколько таких аварий я наблюдал. Пассажиры, не пострадавшие в результате поломки, просто пересаживались в другие такие же переполненные автобусы, проезжавшие мимо.
Из окон автобусов выглядывали люди с развевающимися яркими шарфами. Молодёжь обменивалась шутками с попутчиками и теми, кого оставляли позади. Хотя движение на дороге было плотным, игра в обгон велась всерьёз. С отчаянным завыванием водители автомобилей и автобусов вырывались вперёд, сигнализируя руками, где и как они будут поворачивать.
Эта оживлённая, шумная сцена воспринималась пассажирами как часть развлечения, несмотря на пыль, жару и хаос вокруг.