Читать онлайн Н.Н.Н.Г.

Глава 1

Часовая башня появилась раньше, чем город оброс стенами и асфальтированным дорогами. Когда-то это была клепсидра на каменном столбе, пару столетий продержались солнечные часы, в девятнадцатом веке башня приняла тот вид, в котором известна сейчас: классическая каменная башня с большим циферблатом под конической крышей. Внутренности башни состояли из шестерёнок, пружин и прочих заводных механизмов. Кто-то мог бы сказать, что устройство очень похоже на машину Голдберга, но часы и должны быть сложными, а то, что запускались они с помощью линии домино, последняя костяшка которых падала на дощечку, которая роняла дротик, который лопал воздушный шарик и вода из него… В любом случае был запасной пульт с одной и простой кнопкой, хоть Часовщица не любила простые пути и решения.

Она шла спиной вперёд, отгоняя людей со своего пути ударами зонтика (он действовал как таран). От порта до Башни легко доехать на автобусах номер 15, 27А, 84* – но кому нужен лёгкий путь, если можно было на велосипеде доехать до улицы Павловского, там пройти по мосту, пугая уток, а потом три часа побродить по городу, играя с домами в “догони меня кирпич”, точнее “повезет ли сегодня и не упадет ли на меня кусок балкона” (многие дома были красивые, с балясинами, но старые).

Она забралась на крышу и села, уперевшись каблуками со шпорами в черепицу. В ушах у нее были амбушюры стетоскопа, другой конец прижала к крыше. Вот так Часовщица и слушала свои часы, все ли шестерёнки крутятся в такт, все ли пружинки прыгают во время, все ли рычажки сдвигаются в положенные пазы.

Часовщица сидела уже несколько часов, ей хотелось совсем с Башней слиться, стать одним из ее механизмов, ведь человеческое тело так не совершенно, то ли дело механизмы. А точнее всех – атомные часы (может и ей когда-нибудь удастся превратиться в них, хотя электроника… бе, а как же романтика и эстетика механических частей?).

Часовщица легла на крышу и помахала мимо пролетающему полицейскому дрону. Они так забавно дергались, когда куранты били, и первые пару лет было весело собирать их как голубей и осторожно относить на другие крыши, но прошло уже пять лет, быть деликатной наскучило. Часовщица провожала их безразличным взглядом.

Кое-что тоже удостаивалось недовольного взгляда, даже презрительного. Часовщица сунула руку под котелок и достала из кармашка в подкладе свой паспорт, развернула и разочаровано хмыкнула.

Вот бывает, когда подходишь к холодильнику в миллионый раз в тщетной надежде, что там появится что-то вкусное, так и Часовщица открывала порой этот документ в надежде на изменения. Но нет, ее всё так же, официально, звали Энебиш (хотя никто по имени не осмелился бы назвать по-настоящему, все равно бесило, что оно есть).

Энебеш смотрела на свою фотографию в паспорте, на зеркало, которое достало из корсажа, снова на фото и на отражение, и снова на фото. Ни то, ни другое не совпадало с самоощущением. Почему у нее зелёные глаза и кудрявые волосы, по-настоящему не должно быть ни волос, ни глаз, должна быть гладкая голова, как шар-восьмерка на ручке коробки передач. Часовщица ведь и глаза не использовала по назначению, управлять Башней лучше получалось на ощупь. Она вытянула руки – их не было видно ни на паспортной фотке, ни в зеркале – вот так, не сравнивая с тем, что должно быть, они казались просто инструментами – настоящими и подходящими. Энебиш прикусила ноготь и довольно промычала, на вкус был как масло для шестерёнок.

Ей не нравились ноги, так что она прятала их под платьем с тяжёлой юбкой. Перчатки только мешали в работе с тонкими инструментами, как ни странно, так что к виду рук она привыкла, да особо и не отделяла их от инструментов. Зеркала служили инструментом тоже, они ловили свет и отпугивали людей, но смотреть в них Часовщица не любила. Этот оставшийся, человеческий страх перед чем-то, что выглядит как человек, но не является человеком, все ещё сидел в ней. Энебиш порой лежала под крышей Часовой Башни, все механизмы работали в правильном режиме, она клала ладони на грудь и прислушивалась, к тому как и ее сердце стучит в ритме часов. Она была часовой стрелкой, она была минутной… секундная оставалась для людей, этих ничтожных, глупых муравьишек с их короткими жизнями и слабыми глазенками, не способными без дополнительных приборов рассмотреть Главные часы на вершине Башни. Какая жалость, что она тоже была всего лишь человеком.

Город служил времени, все в этом мире подчинялось ему – единственное измерение, в котором нельзя двигаться в обратную сторону – и потому город служил ему, чтобы не разрушаться так быстро, как должен был бы. Иногда Часовщица лежала на крыше, смотрела на облака, впитывала всем телом вибрации этой большой, мощной машины, и представляла себя одной одиношенькой. Никаких дронов, никаких дирижаблей с Южной фабрики, ничего – только она, часы и время от времени кружка хорошего горячего чая. Ведь в конце концов, пять часов – самое подходящее время, чтобы пить чай, а в сутках такое случается как минимум дважды.

Никого… ни людей, ни животных, ни короедов. Ничего… ни зданий, ни машин, ни билбордов, ни деревьев. Наверное, таким пустым и был миг перед Большим взрывом, но там было же так скучно – ни времени, ни возможности опоздать, ни шанса успеть.

Часовщица перевернулась на живот и съехала на край крыши, села за зубчатым бортиком и свесила ноги прямо над цифрой двеннадцать. Энебиш взмахнула зонтиком, башня вздрогнула, часовая и минутная стрелка легли друг на друга в объятьях интимнее, чем у любовников, куранты ударили первый раз – и земля немного подпрыгнула.

Второй удар – из окошек под цифрами пять и семь выкатились маленькие фигурки и поехали по рельсам в идеальной, отточенной гармонии. “Вот почему люди и другие машины не могут быть столь точны?” – печально вздохнула Часовщица и подпрыгнула, вставая на ноги. Часы ударили в третий раз и ее снесло порывом ветра, и словно самая известная няня, она полетела на зонтике вниз. Конечно, это был не восточный ветер, никто не обещал перемен.

Часы ударили в четвертый раз – и золотой поток разлился по циферблату – Часовщица поставила ладонь козырьком, с довольной улыбкой смотря на заблестевшие, очистившиеся цифры. Вот и закончился ритуал часа… хотя, по-хорошему, куранты должны были каждые полчаса играть, но… все устаревало и требовало починки, даже совершенные в какой-то момент механизмы. Часовщица хмыкнула в такт этой мысли – она ведь тоже шестеренка Часовой Башни, одна из красивейших и умных, но все еще деталька – а значит, и ее придется чинить, а потом заменить.

Она поморщилась. Люди отшатнулись, один нервный водитель не выдержал и дрогнул, машина пошла юзом (врезалась в магазин электроники и там и остановилась).

Энебиш подняла голову, дошла, сама не заметив, до администрации. Здание в виде бумеранга изгибалось внутрь и забавно собирало солнечные лучи. Она покрутила зонтиком, уперев острый конец в асфальт: есть ли у нее сегодня настроение пугать людей до дрожи и попыток слиться со стенами? Она покачала головой и, закинув зонтик на плечо, как дровосек топор, и пошла к своему личному входу.

***

“Чтобы заварить лапшу в красной упаковке тебе понадобится кастрюля, плитка, палочки (или вилка), вода, собственно лапша и дополнения по вкусу: яйца, ветчина, бекон, жаренные или консервированные грибы, консервированный халапеньо, помидоры (консервированные или свежие, не важно), можно добавить кунжут. В общем, ставишь кастрюлю на печку, добавляешь пол литра воды, доводишь до кипения, это когда пузыри и бурление появляется, фигачишь лапшу из пачки, приправы какие там есть, только осторожнее с красным пакетиком, суповая основа довольно острая, варишь всё это четыре минуты, иногда доставая лапшу на воздух “подышать”, но это не важно. Потом добавляешь дополнения, хах, тавтология, и да, яйцо можно прям сырое, если веришь, что сальмонелез не подхватишь, оно там сварится немного… и кто вообще детям дает быстрорастворимую лапшу, взрослым-то все равно, так что разбивай прям над кастрюлей…

Я майонез добавляю, потому что во всё его добавляю (о, забыла про сыр), можно и сыра немного – и прям с кастрюли ешь, да. Аутэнтичный способ.”

Ю Ра вспомила как давала советы Солу по завариванию лапши и хмыкнула, пока закрывала вкладки и окна. День клонился к вечеру, появлялись мысли об ужине и этот ритуал – методичное щелканье по крестику вливал спокойствие в душу. Ю Ра посмотрела на подрагивающие пальцы на розовой, под цвет волос, мышке и сжала их в кулак (пальцы, а не волосы).

Кабинет опустел и вроде бы тяжесть ответственности, принятых решений, вычеркнутых из тудушки дел должна была раствориться. Не растворилась. Ю Ра потянулась, разминая плечи, пару раз наклонилась из стороны в сторону – все еще оставлаось это мерзенькое чувство под лопатками. Она вздохнула и потеребила конец косы, цвет волос показался в этот момент слишком ярким.

Она подошла к окну, провела пальцем вниз по экрану телефона, снижая затемнение, и поморщилась, когда рыжий закат, с красными пятнами, яркими и влажными, как пятна на месте стертой кожи, когда упадешь с велосипеда и проскользишь по асфальту, ударил по глазам. Ю Ра проморгалась, поставила ладонь козырьком и перевела взгляд вниз: вдоль Часовой Башни, которую с каждого угла было видно, по стеклянным панелям соседнего торгового центра, по мигающим, скрипящим, парящим рекламным щитам к реке машин на шоссе. Центральная дорога проходила мимо мэрии, машины напоминали целеустремленных муравьишек, еще и цвет в основном был кожанно-коричневым с блеском… Ю Ра усмехнулась – а она была королевой.

Вот только как и в любом муравейнике, порой появлялись осы, приходили нежданные, ненужные, опасные гости – и вот завертелись шестеренки на стене напротив рабочего стола, разошлись в пол и потолок, и с легким шелестом появилась Часовщица. Ю Ра ее недолюбливала, делить власть совершенно не хотелось, хватало и того, что приходилось делиться с братьями и сестрой (к счастью они получили по своему участку и особо не надоедали), но Энебиш… и это ее платье в насмешливо-викторианском стиле, с шестеренками и пружинками вместо кружев и цветов. Часовщица вызывало желание вернуться во времена старшей школы, собрать девчонок и позвать ее на стрелку. Но сейчас не помахаешь битой с колючей проволокой, все сражения на словах.

– Тебе бы стоит построже быть со своими уборщиками, на окнах разводы, – весело сказала Часовщица, положив локоть Ю Ра на плечо и безжалостно вторгаясь в личное пространство. От нее пахло машинным маслом, нагретым на солнце железом и пылью.

Они стояли у окна, вместе смотрели на город, Часовщица любовно проводила ладонью в перчатке по стеклу, очерчивая абрис Башни. Ее ничего больше и не волновало – только точность времени, Ю Ра была уверена в этом. Про Энебиш только слухи и легенды ходили, вот только как Ю Ра стала мэром, ей пришлось о многом поподробнее узнать. И оказалось, что Часовщица, хоть и смотрит на всех свысока (Башня, построенная в девятнадцатом веке стабильно казалась выше самых длинных многоэтажек), но обожает вмешиваться и говорить что и как должно быть.

– Женские галстуки уже давно не в моде, милочка, – проскрипела Часовщица, перекинув руку через плечо Ю Ра и легким движением развязав узел на шелковом черном галстуке. Ю Ра только поморщилась, читать лекции существу, способному ударом курантов призвать землятресения, она, честно говоря, устала.

И разве были такие проблемы у братьев? Нет, им достались города без назойливых хранителей старины.

Часовщица хмыкнула, что прозвучало как звон колокольчика для вызова консьержа, махнула шелковой лентой, обернула вокруг шеи Ю Ра и потянула на себя, как за поводок.

– Смотри на меня!

Ю Ра перехватила ее за запястье и дернула головой, освобождаясь. Какие-никакие границы, но удавалось удерживать:

– Я пригласила тебя обсудить бюджет на следующий год. С обновлением общественного транспорта, в казне не найдется средств для золотого опыления часовой стрелки. Предлагаю рассмотреть спонсорство.

– Хочешь проспонсировать меня? – зубасто улыбнулась Часовщица.

– Со своей стороны могу предложить промо-компанию в медиа… – уклончиво ответила Ю Ра, все так же смотря в окно.

Часовая Башня торчала как средний палец, намекая и разбивая мечты.

В миг тишины, в миг, когда молниями схлестнулись взгляды золотисто-карих глаз и голубых, в миг загоревшегося на малом кольце зеленого светофора, заиграла песенка.

“Пусть всегда будет солнце,

Пусть всегда будет небо…”

– Реально? – Часовщица толкнула ее к стеклу спиной, вновь накрутила на запястья ленту и прижала к шее Ю Ра, вдавливая, вжимая.

Ю Ра просто оттолкнула ее и Энебиш откатилась назад из-за колесиков в подошве.

Светофор сменился на красный, Ю Ра поморщилась, а Часовщица расплылась в улыбке и закружилась, вертя в руках зонтик, усыпанный гайками. Куранты забили. Первый удар – открылась дверца на циферблате ровнехонько над цифрой “12”. Второй удар – и потекла золотистая смола, оставляя за собой посвежевшие, очистившиеся цифры. Третий удар – мелко завибрировали стекла. Четвертый – мигнули, сбивая с расписания фонари. Пятый, шестой и седьмой прошли без ощутимых явлений. А на восьмой мир немного подпрыгнул.

Ю Ра закатила глаза. Часовщица зубасто улыбалась, прижавшись носом к окну, парочка рекламных щитов перестала светиться, парочка мусорных баков перевернулась. Восемь вечера приносило мало проблем.

– Без золотого напыления на стрелках появятся трещины на шоссе. Кто знает корреляция это или совпадение, – она намеренно издала смешок.

– Это угроза? – тихим напряженным голосо спросила Ю Ра.

– Что ты, милочка, – Часовщица провела острым ногтем по ее виску и заправила за ухо выбившуюся из косы розовую прядку, – просто говорю слова. О, смотри сколько времени, пора-пора.

Шестеренки на стене вновь пришли в движение, заскрипели, зажужали, между круглыми шестернями проползали полоски металла или лишь блики света придавали им вид движущихся металлических змей, Часовщица взмахнула зонтиком в пародии на поклон и покатилась к стене. Ю Ра поежилась, когда шестеренки встали на место и кабинет вернулся к обычному виду.

Вот и ни минуты покоя, даже расслабиться толком нельзя после рабочего дня – постоянно что-то случается. Ю Ра затемнила окна полностью и запустила пальцы в волосы, расплетая тугую косу, надев резинку на запястье, она вышла из кабинета.

В мэрии только охрана осталась, она опять уходила последней. На парковке уже ждала Бон Ча в черной тойоте, Ю Ра поджала губы, чувствуя тяжелый взгляд ассистентки сквозь стекло и разделяющщие их метры. Бон Ча опустила окно и выглянула, высунув локоть наружу:

– Госпожа М!

Ю Ра закинула сумку на заднее сиденье и села рядом с Бон Ча. Бон Ча, Бон Ча, сколько лет они уже вместе? Ю Ра и не представляла уже, как быть без нее, они учились в одном классе, занимались одной и той же внеклассной работой, даже в университет поступли вместе – только Ю Ра уехала за границу на пять лет, а Бон Ча осталась в городе, она вообще не любила его покидать (говорила, что тиканье становилось особенно раздражающим, когда пересекала границу). И спустя тот короткий пятилетний разрыв, они снова столкнулись и словно ничего не поменялось – Ю Ра шла вперед, а Бон Ча была на ее стороне.

Но какой же все-таки у нее тяжелый взгляд. Черные глаза так и буравили душу. Из-за густой, геометрически-ровной челки казалось, что она смотрит как сквозь прицел.

В машине было прохладно, пахло ароматизатором с табаком и ванилью, радио тихо бурчало о погоде. Ю Ра пристегнулась и откинула спинку назад, потягиваясь.

– Домой или в лапшичную?

– За лапшой! – Ю Ра весело вскинула руки и покосилась на подругу – даже уголок губ в усмешке не дернулся, Бон Ча осталась суровой и скрытной.

“Она могла устать, только и всего,” – напомнила себе Ю Ра и бросила на нее сочувствующий взгляд. Работы в последнее время становилось только больше.

Оставалось надеяться, что хотя бы Часовщица не докучает Бон Ча, а сразу проходит в кабинет… хотя что лучше – разбираться с сотней вечно нервных, вечно жаждущих посетителей или с паранормальной одной?