Читать онлайн Крылья зимы

Крыло первое

Дуанси недоверчиво смотрит на белые туфли, зарывающиеся в хрустящий снег. Совсем не по-ангельски раскачивается с носка на пятку, взбудораженно подмахивая крыльями. Мир людей не такой, каким он его представлял: холодный, сверкающий, чистый и немножечко шумный. Машина со свистом проносится за его спиной, над дверью магазина звенит колокольчик, женщина кричит на захлёбывающегося слезами ребёнка, во дворе лает собака. Ладно, мир людей очень, очень, очень громкий.

Дуанси уже четверть часа пытается успокоиться и привыкнуть. Не то чтобы ангелам присущи яркие чувства, как у людей, но они всё-таки есть. Любопытство, любовь, привязанность, сопереживание, раздражение и даже скука – всё это даровано и им, вот только… Как-то глухо. Будто бы чувства людей – переполненный до краёв колодец эмоций, а у ангелов тот же колодец, да только пустой практически.

Он не должен быть здесь, не должен всматриваться в промёрзшую реку, уже месяц как превратившуюся в каток для детей, не должен пытаться вдохнуть сладкий аромат пышной выпечки с корицей, не должен выискивать взглядом красный берет с полосатым шарфом. Дуанси и вовсе не знает никого в такой одежде. Виолетта, его первая подопечная, носит пуховик цвета кофе, ярко-жёлтую шапку и улыбается до ямочек на щеках. Улыбалась.

Сейчас Виолетта утопает в беспроглядной тоске, рыдает ночами в подушку и больше не ходит по Кондитерской улице. Ей слишком больно смотреть на хрупкий лёд под чужими ногами, слышать хохот детей и взрослых с реки. Дуанси здесь, чтобы помочь вернуть морщинки смеха уголкам глаз, веру во все чудеса мира – душе. Подарить надежду и хотя бы на капельку отогреть застывшее в боли сердце. Ему давно следовало подставить надёжное крыло той, кто раз за разом подставляет свои несуществующие крылья другим.

Дуанси продолжает стоять на месте, собирая шёпот незнакомцев, жалующихся на жизнь.

– И чего убиваться так круглый год? Ёлки, игрушки, гирлянды. Что ещё надо ей? – бурчит полноватая женщина, пытаясь разом утащить полдюжины пакетов с продуктами, которые ожидает судьба «не трогать, это на Новый год».

Дуанси взмахивает крыльями трижды, позволяя себе вырваться наконец из оков странного чувства, что спутывает своими металлическими шипами ангельские перья и сердце. Названия этому у него ещё нет, ведь он не ангел-хранитель, не защитник, а пока всего лишь тот, кому подвластно увести чужую тоску из души. Взвиться с ней в небо, взлететь выше солнца и спрятать в далёкий сундук, который не откроют ещё много лет, ведь в мире людей тоски разлито с лихвой, хватит, чтобы утопить каждого по два раза.

Усыпанные снегом здания похожи на пряничные домики из витрин, оставшихся позади. Дуанси не нужно задумываться, выискивать Виолетту по картам, пусть ориентироваться его и учили. Он знает этот дом, этаж, дверь, будто бывал тут тысячу раз. Стучаться нет смысла – проскальзывает сквозь дверь, осматривается. Бледные серые стены ловко скрашивают будни чёрно-белой вешалки для одежды, а на деревянной скамеечке небрежно разбросаны мелочи, от ключей до кожаной сумочки. Обувь ровными рядами занимает половину полочек, будто оставляя место для кого-то ещё.

Дуанси медленно бредёт в сторону кухни, вслушиваясь в тихий звон ложки по стенкам кружки, едва не запинается о кошачий лоток, которому в этом углу не место. Дуанси хмыкает. Будто бы он знает, где должен стоять лоток. Качает головой, всё же оказываясь на пороге нужной комнаты.

Виолетта сидит за столом, бездумно уставившись в стену, пытается размешать сахар, который даже не положила в свой чай. Её чёрные волосы длинными косами спускаются по плечам, болтаются в районе груди, чутко реагируя на каждый беззвучный вдох. Под серыми глазами залегают глубокие тени, расцветающие синяками на бледной коже. Если бы тоска могла стать человеком, то она стала бы Виолеттой.

Дуанси садится напротив, оглядывается, растягивая время до начала работы. Кухонька маленькая, тесная, но очень опрятная и по-своему уютная. Кажется, что здесь для одного слишком просторно, обязательно нужен второй человек, чтобы неловко сталкиваться при каждом движении, робко смеяться, пытаясь одновременно намазать тосты маслом и поджарить на сковородке яйцо с помидором, заваривать душистый чай и в любую секунду касаться друг друга, словно без чужого тепла ты умрёшь. Но на кухне всего один человек с одной кружкой чая из не слишком ароматного пакетика и вовсе никаких яичниц и бутербродов.

Дуанси пытается заглянуть в чужие глаза, уловить там тоску, но быстро отводит взгляд, всматриваясь в ту же стену. Столько тоскливой боли не отыщется и в Небесных чертогах, сколько покоится в одной невинной душе.

– Что же с тобой приключилось? – шёпотом спрашивает ангел, зная, что его никто не услышит.

Ответом становится тихий вздох и тишина. Виолетта больше не пытается размешать сахар, делает первый глоток и морщится. Кроме тоски в её сердце поднимается возмущение от неожиданного предательства со стороны чая. Дуанси облегчённо улыбается, понимая, что в уставшем сердце ещё найдётся местечко для чего-то другого, не только для тяжести горя. Виолетта выливает содержимое кружки в раковину, решительно тянется к ящику над головой и замирает. Половинка пакета душистого чая укоризненно смотрит в ответ, будто пытаясь напомнить о своём одиночестве.

Дуанси даже из-за плеча видит, что срок годности вышел полгода назад. Виолетта касается кончиками пальцев шелестящей оболочки, но не решается взять. Тихонько закрывает ящик, оставляет грязную кружку в белоснежной раковине. Вытирает щёки от непрошенных слёз, скрывается от мира в своих же хрупких объятиях. Ангельские крылья касаются девичьих плеч, укрывают любовью, пытаясь похитить тоску. Дуанси сидит напротив свернувшейся в комочек Виолетты, каплю за каплей забирая оплаканное, отпущенное, но не забытое.

Виолетта так и засыпает на мучительные несколько часов кошмаров, от которых даже ангел избавить не в силах. Раз за разом она тонет в отчаянии, кричит и вцепляется в одеяло, будто оно способно спасти не только её. Дуанси лишь кончиками пальцев разглаживает сморщенный в ужасе лоб, стирает печали с ресниц и терпеливо ждёт.

Там, наверху, ему давали инструкции, рассказывали, объясняли и тысячу раз заставляли пробовать забрать то, что людям не принадлежит. С первого же дня настоящей работы Дуанси не справляется. Он и сам чувствует то, чего должен быть лишён: тревогу и жалость к маленькой светлой душе, которой приходится пережить слишком многое. Касается человека за час чаще, чем разрешено за всю службу, отнимает тоску просто так, не позволяя прожить каждую крупицу.

Нарушает, нарушает, нарушает.

Дуанси даже ни капли не стыдно, ведь стыд у него тоже забрали.

Дверной звонок разрывается неприятной трелью механической птички, заставляя поморщиться. Виолетта на кровати вздрагивает, загнанно подскакивает, пытаясь понять, что происходит. Новый звон уговаривает быстрее соображать. Она сползает с кровати, как-то отчаянно громко шлёпает босыми ногами по полу, неловко топчется у двери, заглядывая в глазок. Открывает.

– Ты не отвечала на звонки, – голос низкий, взволнованный, капельку грубоватый.

– Уснула, – только и отвечает Виолетта.

Дуанси не выдерживает, выглядывая в коридор. Удивлённо шепчет «о», разглядывает внезапного гостя. Волнение, трепет, отступающий страх, робкая нежность, тоска и едва уловимая, почти утонувшая в других ароматах любовь. Дуанси присматривается, разглядывает незнакомца со всех сторон, выискивая хоть какие-то намёки на их отношения. Со стороны Виолетты всё ещё глухая стена тоски.

– Прости… – Гость едва уловимо поджимает губы, глядит провинившимся щенком, наступает носом одного ботинка на пятку другого.

Дуанси обращает внимание на белоснежные туфли, в которых до сих пор гуляет по чужому дому и ещё секунду размышляет, стоило ли ему разуться тоже. Отмахивается от странной мысли: ангелы следов не оставляют.

– Чай будешь? Или кофе? – Виолетта чуть оживает, наполняет свою душу блёстками радости и светом благодарности.

– Чай, для кофе уже поздновато, – гость неловко откликается из ванной, где тщательно намывает руки.

Дуанси следует за Виолеттой, как котёнок за мамой, не отставая ни на шаг. На кухне вдвоём по-прежнему не развернуться, тем более с его крыльями, но им почему-то удаётся. Снова открывается полка, пальцы упираются в сиротливый крафтовый пакет душистого чая. Отодвигают, вытаскивая новую упаковку. Фруктовую. Ему кажется, что в процессе заваривания какая-то ошибка, будто нужно засыпать сухие листья, а не кусочки высушенных поцелуев лета, непременно сыпать вдвоём, зачем-то толкаясь. Дуанси – ангел-стажёр, он в людях не разбирается, поэтому безмолвно пожимает плечами, складывает крылья, забиваясь на подоконник. Не то чтобы он мог помешать – люди прекрасно умеют проходить сквозь всё незримое. Проверять на себе не хочется.

– Как Наташа? – Виолетта вытаскивает на стол какую-то цветастую банку с конфетами, выставляет две смешные кружки, обещающие интригу «не факт, что здесь чаёк». Садится напротив.

– Да ничего, устаёт, конечно. Сама понимаешь, двойня кого хочешь с ума сведёт, ещё и это… – Гость морщится, заливая едва заваренный напиток в свою кружку.

– Тут и с собой наедине порой сил не находишь, чтобы дышать. Как вы справляетесь, просто не представляю.

– А как справляешься ты? – голос становится тихим, вкрадчивым. Умоляющим.

– Дим, не надо, – тихонько просит Виолетта, уставившись на узор деревянной столешницы. – Я в порядке. Лучше, чем когда он… исчез.

Тишина становится гнетущей, тоска – удушливой, сожаление – яростным. Дуанси мгновенно расправляет крыло, укладывает на тоненькое плечо, отбирает всё лишнее, заставляя маленькие капельки боли течь из серых глаз.

– Я стараюсь держаться, но… Его нет уже год, а я до сих пор не могу притронуться к вещам. Даже испорченный чай не выбросила, ведь мы пили этот треклятый цветочный чай в то утро. – Виолетта прячет свою боль в маленьких ладонях, пытается затолкать всю горечь обратно.

Дуанси забирает ручеёк эмоций и нервно подёргивает крылом. Дима вскакивает из-за стола, прижимает к себе Виолетту, нежно поглаживая растрёпанные чёрные косы.

– Прости, прости, прости, – сбивчивый шёпот куда-то в макушку.

Крыльями накрывает обоих. Да, не по правилам, нельзя касаться других и забирать их тоску, но кто разрешил этому Диме отбирать у Виолетты то, что принадлежит Небесам? Перья чешутся, просятся на разминку, на волю, но ангел лишь раздражённо тянет их к столу, не желая вставать с тёплого места. В этот раз Виолетта утешается быстрее. Шмыгает носом, растирает щёки ладонями, отстраняется от чужих больших и надёжных рук.