Софи обожала этот момент – краски на палитре смешаны, на кончик кисти взята первая капля, а рука замерла перед чистым холстом. Мгновение – и первые линии расчертят его. От того, как они лягут – уверено и легко или робко и почти штрихами, – зависит, какой она будет, ее новая картина.
В четыре часа утра Софи уже установила свой старенький мольберт на привычном месте – на Медовом мосту. В летние месяцы с него лучше всего писать собор в окружении цветущих каштанов. Но делать это надо очень быстро, не зевая. У нее есть час, максимум полтора, потом уйдет не только рассветное солнце, но и вступит в свои права время дополненной реальности.
Материализуются из воздуха объемные рекламные 3D-голограммы, а на крышу собора запросто могут усадить какого-нибудь гигантского бренд-персонажа или, еще хуже, запустят в небо искусственное облако с логотипом популярной парфюмерной марки и начнут распылять в воздухе наночастицы с запахом модных ароматов. И не важно, что кого-то может тошнить от них.
Софи сегодня точными уверенными движениями наносила краску на холст. Ремесленные навыки дали в академии, теперь надо нарабатывать мастерство. Она меняла кисти, выдавливала из тюбиков краски и, торопясь, смешивала, всматриваясь прищуренными глазами в очень быстро меняющуюся цветовую гамму пейзажа. Надо успеть схватить вот эти длинные прозрачные утренние тени, вот тот оттенок голубого, а еще бы запомнить, как глубокий сиреневый тон от крайнего каштана наполняется нежной бирюзой. Писала и завидовала художникам, которые столетиями до нее стояли с мольбертами у этого древнего собора. Им можно было не так торопиться. Никто, кроме птиц и быстро восходящего солнца, не мешал. Не то что им, художникам конца XXI века, выбравшим неблагодарную тему для работы – городской пейзаж. У них и есть только эти короткие часы на рассвете, когда мир предстает реальным, а не дополненным обязательными цифровыми технологиями.
Ведь уже не надо и AR-очки надевать, чтобы их увидеть. Калининградская мэрия, пытаясь не отстать от столиц, оснастила в прошлом году городскую инфраструктуру 6G-сетями, которые транслируют теперь нужный контент прямо на сетчатку глаз через наноматериалы, рассеянные в атмосфере. Нанороботы теперь везде. Они, говорят, могут даже на твою собственную родную кожу спроецировать тату-рекламу, не спрашивая на то разрешения. Софи старалась от всего этого цифрового и навязчивого держаться как можно дальше. Если такое, конечно, возможно в их 2075 году.
Вот и мама подарила на ее двадцатипятилетие сертификат на установку новомодной штуки – биотехнологического гаджета «VoxNano». А торговый слоган его «Говори на языке вселенной», похоже, намек от нее на то, что Софи не даются иностранные языки. Мамин талант полиглота она явно не унаследовала, да и к чему ей, художнице, эти разные языки. Но голографишки для связи – это, конечно, уже вчерашний день. Скоро неловко будет доставать на людях свой старый ладонный проектор, пусть даже и замаскированный под зеркальце. Студенческие годы прошли. Дешевые гаджеты должны остаться в прошлом. Она ведь уже дипломированный арт-специалист, хотя и работает пока простой училкой в школе. Мама права, наверное, надо соглашаться на ее подарок.
Выглядит в описании заманчиво: гибкую OLED-нанопанель нанесут прямо на кожу – это будет экран для сообщений, и ткани гортани Софи после внедрения в организм «VoxNano» чуть изменятся, но это позволит ей говорить на любых языках, иностранную речь будет синтезировать сам ИИ, а тонкий, почти незаметный шрам на руке замигает, если придет сообщение, достаточно будет лишь коснуться его пальцем, чтобы начать разговор. Вот только интегрируется эта штука в тело на клеточном уровне и работать будет опять же через все те же нанороботы. Только они уже не в воздухе вокруг тебя будут летать, а прямо в крови, внутри тебя плавать.
Софи брезгливо передернула плечами. Но что делать с мамой? Обидится же, если откажусь.
Ровно в шесть часов цифровая реальность вокруг Софи очнулась. Сначала, переполошив стайку воробьев, что-то выклевывающих между булыжниками мостовой, прилетело небольшое облачко из нанодронов, притворившись ароматной чашкой кофе с логотипом соседней кафешки. Птахи в ужасе метнулись под защиту деревьев на берег Преголи, а Софи лишь раздраженно отмахнулась. Но дроны были настойчивы. Они тут же перепрограммировались и изобразили горку золотистых, пышущих жаром блинчиков. Софи невольно сглотнула, живот откликнулся урчанием, и она поняла, что пора собирать мольберт. Поработать сегодня больше не удастся. Кафешные дроны восприняли ее сборы как знак того, что клиент попался на их рекламную агитацию, и обрадованно закружились вокруг, демонстрируя Софи все новые и новые блюда из своего ассортимента. И уговорили ведь. Софи, привычно повесив на плечо мольберт и сумку с красками, подхватив холст с набросками, пошла в сторону зазывающего ее круглосуточного кафе.
***
– Вот скажи мне, дорогая, как твоей карьере помогут эти пленэры у собора?
Так, это надолго. Софи привычно, пристроив «зеркальце» голографишки между сахарницей и кофейной чашкой, открыла косметичку. Мама теперь полчаса минимум будет уговаривать бросить это никому не нужное в наше время ремесло – писать картины, а заняться делом. Например, открыть свою галерею или хотя бы поискать работу в этом направлении. Вдруг в ней проснется талант торговки?
– Ты что, так всю жизнь и проведешь, обучая детей изобразительному искусству? Тоже мне – карьера!
– Нормальное дело, – пробормотала Софи, сосредоточившись на процессе удлинения ресниц, – у меня есть время и мастерская. Арендовать свою мне не по карману, сама знаешь.
– И что? Ну, рисуешь ты свои пейзажи, кому они нужны? Уже миллионы и миллионы таких картинок созданы не только людьми, но и нейросетями. В чем смысл, Софи? Да отвлекись ты, наконец! Зачем при твоей внешности уродовать себя косметикой?
С последним, пожалуй, Софи готова согласиться. Бог дал ей яркую внешность не то цыганки, не то армянки: смуглую кожу, черные кудри, миндалевидный разрез глаз. Вот только ресницы подкачали. Приходится удлинять.
А со вторым? С этим вечным и бессмысленным маминым доводом Софи уже давно перестала спорить. В детстве она, еще совсем маленькой, видела, как мама умиляется ее картинкам и хвастается ими перед знакомыми. Стала старше, поняла, что ее увлечение живописью маму скорее раздражает. А когда подала документы в Академию изобразительного искусства, впервые увидела маму в гневе. Неужели только от перспективы, мягко говоря, небогатой жизни, в которой вечно пребывают непризнанные художники? То, что мама не верит в ее успех, Софи уже давно смирилась. Уже и не обидно. Но, если честно, она и сама все чаще начинала задумываться над тем, а надо ли продолжать. Появятся ли в ее работах, пусть когда-нибудь, пусть в отдаленном будущем, что-то такое, что заставит замирать людей у ее картин? Когда, в какой момент в творениях художника просыпается это чудо? В академии говорили, что сначала надо наработать мастерство. Но Софи уже начала подозревать, что мастерство мастерством, куда без него, но главное другое – оно или есть, или его нет. Оно дается при рождении и называется потому просто – дар. Когда Софи рассматривала свои детские акварельки, кажется, она видела дар в наивных линиях и разноцветных пятнах. Или ей просто хотелось видеть? Но в ее нынешних взрослых, грамотных, настоящих картинах это, кажется, пропало. Отчего? Или никогда и не было? Ни в тех акварельках, ни сейчас?
Мама уже давно отключилась от связи, а Софи, как обычно бывало после таких вот разговоров, встала у окна с остывшей чашкой кофе – смотреть на быстро бегущие низкие облака по серому холсту неба.
Запись из дневника Софи
«Сегодня решила – если до конца этого года ни одна из моих работ не будет куплена серьезной галереей, брошу живопись. Все, хватит. Видимо, не дано мне…»
***
Не думала Софи, что свое знакомство с Италией начнет с этой стеклянной лаборатории, освещенной мертвым, операционным светом.
Антигравитационное аэротакси меньше чем за час перекинуло ее из родного Калининграда на крышу высотки во Флоренции, где разместился порт SkyDocks корпорации «Rinascimento 2.0». Она даже не успела в полной мере насладиться комфортом индивидуальной капсулы – роскошной скоростной машинки только для богатых и VIP-персон. Типа нее? Софи хмыкнула, улыбнуться не получилось.
Играла весь полет с панелью для установки разнообразных интерьеров в капсуле, хотела успокоиться, но волнение и, если честно, чего уж там, страх не проходили. ИИ-такси считало ее настроение и попыталось развлечь виртуальными панорамными видами европейских городов, над которыми они пролетали. Но что, она Прагу или Варшаву на картинках не видела?
Выйдя на самом верхнем уровне порта SkyDocks, выше было только черное бархатное южное небо со звездами, Софи вдохнула теплый летний воздух, напоенный запахом полыни. Откуда на крыше итальянского небоскреба полынь? Не степь ведь. Впрочем, что она знает о том, как пахнут холмы и долины Тосканы? Нет, скорее всего, нанодроны расстарались для прилетающих гостей.
Софи встретила голограмма улыбающегося белобрысого юноши, которая даже и не пыталась прикинуться человеком, и сопроводила в скоростной лифт.
– О багаже не беспокойтесь, рободроны уже доставили его в ваши апартаменты.
«Да я и не беспокоюсь», – буркнула про себя Софи, но вежливо улыбнулась в ответ. Какой там багаж? Собираться пришлось за пару часов, только успела, что прихватить косметичку да пару тряпочек. Ну а дневник, он же блокнот, для рисования, тот вообще никогда не покидает ее рюкзака.
Лифт привез ее прямо в лабораторию. Стеклянные стены, за которыми ночной мрак, а внутри, в пространстве, освещенным холодным светом, лишь узкие панели по периметру с непонятными приборами и одно низкое кожаное кресло. Голограмма исчезла вместе с закрывающейся дверью лифта, повисла абсолютная тишина, и только красные зрачки многочисленных камер, развешанных по стеклу, давали понять Софи, что ее не бросили в одиночестве.