Читать онлайн Тукай

Пролог

Посвящаю маме

Мансуровой Рашиде

Как вырваться на свет из тьмы

Непроницаемой, безмолвной,

Из царства вечной тишины,

Неощущаемой, суровой

И неосмысленной, слепой,

Невидимой, глухой, тревожной,

Непостижимый, чей покой

Вне жизни, да и смерти тоже?

Одна лишь только пустота

Вне времени и вне пространства.

Как из безмолвия восстать

И в жизнь, как свежий вихрь, ворваться -

В просторы света, голосов

И музыки, и звонких песен,

И мудрых мыслей, добрых слов,

В чьей суете уму не тесно?

Каким явлением, сюда,

В мир жизни, к радости великой,

Мы попадаем иногда,

Стараясь в суть, рожденья вникнуть,

Одни из множества? Нельзя

Постичь святую тайну эту.

Сквозь тьму по времени скользя,

Не бог ли нас возносит к свету?

А может нас любовь несёт

На крыльях собственных, как аист,

В тот мир, в котором всё цветёт,

Где жизнь ликует, повторяясь?

Каким явлениям, каким

Порывам сил, непостижимым,

Отдавшись, мы сквозь ночь летим

К сиянью дня, неудержимо?

Туда, где солнечным огнём

Края земные осветились,

Ещё не ведая о том,

Что мы для жизни возродились,

И, затаённые во мгле,

Уж, принимаем очертанья

Плода, почти преодолев

Небытия и яви грани,

Готовясь к жизни, но пока

О том не чувствуя, не зная.

И всё же, времени река,

Явленью каждому внимая,

Открыла счёт свой тем, кто в жизнь

Вот-вот, вдруг, явится бесстрашно,

Пересекая рубежи

Безмолвия, чтоб мчаться дальше.

И, чтоб, в субстанции иной,

Свой новый мир осознавая,

Среди реальности земной,

Жить, радуясь или страдая.

Но прежде, чем начать свой путь

Нелёгкий, трудный, неизбежный

И осознать явлений суть,

Почувствовав свободы свежесть

И независимость свою

От всех немыслимых явлений,

С рождения любому дню

Отдавшись, позабыв про время

И расточительно живя,

Явлений многих смысл не зная,

Как по течению плывя,

Спешили мы постичь сознаньем

Явь бытия и суть времён,

Ловя в них ярких истин брызги.

И укреплялись с каждым днём

В нас вера благостная к жизни.

Себя впервые осознал,

Ты, что живёшь на этом свете,

Наверно в дни, когда был мал,

Когда тебя коснулся ветер.

Прохладой резкой освежив,

Он разбудил тебя как будто,

И, вздрогнув, понял ты, что жив.

Всё это выглядело круто -

Исчезла тишина, и ты

Воскрес в объятьях жизни шумной.

И были с первых дней чисты

В тебе проснувшиеся думы.

И всё ж, являясь в этот мир,

Не понимали мы, конечно,

В плену весёлых, детских игр,

Что время жизни быстротечно.

Что жизнь реальная сложна –

В ней и цветут и увядают.

Какой же, быть она должна,

О том никто ещё не знает.

Не ведали мы, что не тьма

Преграда тем, кто к жизни рвётся.

Что жизнь реальная сама,

Порой меняется под солнцем.

Что быт её весьма суров,

Немало, в ней, явлений грозных.

И каждый должен быть готов

К тем испытаниям серьёзным,

Которые не миновать

При жизни, никому, наверно.

Смысл жизни трудно воспринять,

Хотя и хочется поверить,

В суть радостного бытия

И в то, что всех любовь коснётся,

И, что, среди любого дня,

Людей всех, обогреет солнце.

Что результатами труда,

Побед, любой из всех, добьётся.

Но в этом мире, не всегда,

Не всё, при жизни удаётся.

Давно пора понять бы, нам,

Что в этом мире, как не странно,

Одних, готовит жизнь к трудам,

Других к великим испытаньям.

Невзгоды, радости даря,

Ведёт, людей, жизнь, вдаль, сквозь годы,

А, им, всем, хочется, не зря,

Жить и красиво, и свободно.

Но многим дарит жизнь нужду,

Сиротство, трудности, лишенья,

Чтобы страдали на виду

У всех, кляня судьбу и время.

Когда сумеет осознать

Ребёнок собственную долю,

Тогда лишь сможет он восстать

Умом, спеша к незримой воле.

Хотя не каждый, может быть,

Великий страх преодолеет.

Но, жизнь, стараясь полюбить,

Один из многих, всё ж, сумеет

Привстать над бедами, найти

В себе то мужество, которым

Сумеет сам себя спасти

И превозмочь любое горе.

Не выбираем мы страну,

Родителей, на свет являясь,

Прорвавшись сквозь глухую тьму

И в жизнь торжественно внедряясь,

Тем первым криком, что звенит

Над миром, временем, пространством,

Ещё не ведая, как жить,

Не ощущая постоянства

И изменений, голося

От подсознательного счастья.

Крича, как будто бы, прося

Впервые в жизни соучастья,

Чтоб материнская рука

К груди прижала очень нежно.

Явились мы издалека,

Чтоб в жизнь ворваться неизбежно,

Чья солнечная благодать

Сияет, словно божья милость.

Но не могли мы всё же, знать

В какое время вдруг родились.

У каждого свой тайный срок,

Та дата времени, в которой

Он место для себя найдёт.

Но не любой, с судьбой поспорив,

Пойдёт неведомой тропой

Сквозь трудности, назло сомненьям,

Живя единственной мечтой,

Отдавшись, зову вдохновенья.

Не каждый одолеет путь,

Наполненный бед и лишений.

Не каждый осознает суть,

Открытий дивных и свершений,

Стараясь истину понять,

И все великие пороки

Разоблачая, повторять

Об их вреде, всем людям, громко,

Что принесло бы пользу всем,

И страждущим, и бедным людям.

В любое время, между тем,

Жилось невесело и трудно.

Народ измучался совсем

Трудясь при жизни, неустанно

Не ожидая перемен –

Их ожидать, давно устал он.

Хотя стремился превозмочь

Тьму, к свету он не смог пробиться.

Никто не мог ему помочь.

И, всё же, должен был явиться

Тот, кто во имя всех людей,

Жизнь, посвятив им, безусловно,

Раскрыл бы тайны всех идей,

Обозначая ярким словом

Явления любого суть,

Всю мудрость истины бессмертной,

Чтоб указать народу путь,

Ведущий к знаниям и к свету.

У каждого народа был,

Пусть не пророк, но свой глашатай,

Он души многих покорил,

За то, что просто и понятно

Мог разъяснить любому смысл

И истину земных явлений.

Душой и сердцем был он чист

И зря своё не тратил время,

Ценя любой идущий день,

Трудясь для Родины любимой,

Учил он истине людей,

Что с древних лет была единой.

Но, в чём же, истина, куда

Всех звали и зовут пророки?

Спешат, куда-то вдаль, года,

Но остаются в них пороки,

Накапливаясь с древних лет,

И их всё больше почему-то.

От этих горестей и бед

И не спастись уже как будто.

Хотя становятся умней,

Прозорливей, добрей все люди.

Но в суете бегущих дней

Наверно, вспомнить даже трудно,

Что было в прошлом, как народ,

Преодолев свои невзгоды,

Достиг сегодняшних высот

Всеобщей радостной свободы.

И всё же, он, не мог забыть

Всех тех, которые сумели

Мечту свою осуществить,

Достичь своей заветной цели.

Отдав народу своему

Все знания, живые мысли,

Чтоб, он, одолевая тьму,

Сияньем правды озарился

И понял вдруг – куда, зачем

Идти, сквозь годы пробираясь.

Хотелось счастья людям всем,

Хотелось жить всем улыбаясь,

Познав, ту светлую любовь,

Жить без которой невозможно.

Но не любой век был готов

Представить, равную возможность

Всем людям сразу обрести

Всё то, о чём они мечтали.

Не успевая расцвести,

Порой надежды умирали.

Но каждый наступивший век,

Всё лучшее, в себя вбирая,

Желает, чтобы человек,

По каплям счастье собирая,

Достойнее и лучше жил,

Ценя полученные знанья

И прошлое, чтоб не забыл,

Неся своей свободы знамя

Из дней, прошедших в мир иной,

Возможно, более счастливый,

Чтоб жизнь в обители земной,

Была честней и справедливей,

Светлей и чище, чем в те дни

Невежества, борьбы, страданий,

Тревог, бессмысленной войны,

Беды, несбыточных желаний

И одиночества, когда

Нет к единению стремленья.

Напоминает иногда

О днях тех злых и трудных время.

Как звери, сами по себе,

Без дум, жить, люди не умели.

Наперекор своей судьбе

Они спешили к яркой цели.

Им вместе легче было жить

И от врагов злых защищаться.

Всегда стараясь вместе быть,

Они создали государство.

Сумели люди обрести

Любовь и силу, мощь и разум.

Смогли себя они спасти

От многих бед, грехов, соблазнов.

Был долгим их нелёгкий путь

Среди космических сюрпризов.

Холодный ветер мог бы сдуть

Ростки, едва возникшей жизни.

То лютый зной, то холод злой –

Обледенение планеты.

То небо, вновь покрывшись мглой,

Им долго не давало света.

То солнце, пламенем искрясь,

Земные реки осушало.

То снег, то по колено грязь.

То пищи им, не доставало.

То вдруг начавшийся потоп

Залил водой почти всю землю.

И погибал за родом род

Людей, стихии грозной внемля.

Спаслись немногие. Но жизнь

Прошла и эти испытанья,

Спеша зигзагами, то вниз,

То вверх, из тьмы опять к сиянью.

Покоя не было ни днём,

Ни ночью – жизнь была суровой.

Чем век древнее был, тем в нём

Трудней жилось всем – реки крови

Лились в сражениях, в боях

За овладением пространства.

В сердца людей, вселившись, страх,

Готов был навсегда остаться

Перед пришельцами извне -

Жестоких, сильных, грубых, страшных

Людей, привыкших к злой войне.

Полна история вся наша

Нашествий диких, грозных войн,

Битв, беспощадных революций.

Вожди воинственных племён,

Пьянея от хмельного чувства

Великой власти над людьми

И вседозволенности, долго

Испытывали страхом мир.

Но к бездне их вела дорога.

Они растратили себя,

Народ свой, распылив в пространстве,

Все, сокрушая и губя.

Громадные их государства

Рассеялись, осев, как пыль,

Исчезнув в разных, новых царствах.

Хотя их мир не позабыл,

Не смел он, ими восторгаться.

За ними – море крови, страх,

Насилие, жестокость, злоба.

Не в тех ли грозных, страшных днях

Познали люди смысл свободы?

И позже, жизнь была трудна,

И люди, от царей завися,

Страдали. Дней тех времена

Дарили вольные им мысли,

К свободе, к радости, зовя,

В сознание людей внедряясь,

Они, наверное, не зря,

В мечтах их светлых растворяясь,

Даря надежду, звали вдаль,

В то будущее, где все люди

Боль сердца и души печаль,

И беды все свои забудут.

Но эта общая мечта

Едва-едва в сердцах рождалась.

Ночного мрака пустота

Ещё зарёй не заполнялась.

Во тьме невежества, в плену

Злых суеверий, предрассудков

Жизнь продолжалась. Никому

Всё это не казалось глупым.

Привыкли к бедности своей,

К покорности и к униженьям,

И к сумеркам тоскливых дней.

Но началось уже броженье

В умах у многих из людей.

Раздумья их не покидали.

И всё же, радостных идей

Они, пока ещё не знали.

Стали вдумываться молча:

В чём же этой жизни смысл?

Как им вырваться из ночи?

Постепенно в них зажглись

Мысли яркие, как звёзды,

Обозначив правды суть,

Подсказав им, что не поздно

Вдаль иную повернуть.

Но не все из них наверно

Знали: как во тьме найти

Верный путь, ведь кто-то первым

Должен был всех повести,

Через зыбкие туманы,

Не рассеянную мглу,

Сквозь всесилие дурмана,

Непокорного уму.

Сквозь невежество и горе,

Тяжкий труд, и мрачный быт,

Сквозь сон разума, который,

Надо было разбудить.

Кто-то мужественно, смело

Совершить обязан подвиг,

Жизнью всей, отдавшись делу,

И во имя счастья многих,

Непрестанно, беззаветно

Каждый день, зимой и летом

Собирая в знаньях силы,

Заполнять священным светом,

Ярким и неугасимым,

Человеческие души

И сердца их, чтобы люди

Перестали равнодушно

Жить в своих нелёгких буднях.

Чтобы знанья обретая,

Познавали жизни тайны.

Чтоб мечта их не простая

Возрождалась не случайно.

Но для этого, бесспорно,

Нужно было отказаться

И от собственного горя,

И от собственного счастья.

Укротить в себе все чувства,

Все желания и страсти.

И любви, и нежной грусти

Быть при жизни не подвластным.

И для разных искушений

Быть всегда неуязвимым.

В дни невиданных лишений

Оставаться гордым, сильным,

Преданным святому делу

Просвещения народа,

Чтоб достичь великой цели –

Возрождения свободы.

Мало было их, но эти

Удивительные люди

Наполняли ярким светом

Человеческие будни.

И людей, от бед уставших,

Ободряли, убеждая,

Что нельзя жить так, как раньше,

Чью-то милость ожидая.

Что пора преобразиться,

К знаньям жизни приобщаясь

И к прекрасному стремиться,

От пороков избавляясь,

Отвергая все сомненья,

Всё, чем жизнь их тяготила…

Мысли их, их наставленья

Судьбы многих изменили.

Люди, в их идеи вникнув

К лучшему, менялись зримо.

Сколько их, простых, великих,

Чьё добро неизмеримо?

Есть у всех народов, наций

Гении, все чтят их очень.

Не хотелось оставаться

Никому во мраке ночи.

Гениальные их мысли

Нынче знают все на свете.

Но хотел бы обратиться

Я к татарскому поэту,

Образ, чей мне очень дорог

Тем, что, став певцом народа,

Одолев печаль и горе,

Подарил он гимн свободе.

Чья поэзия струится,

Как поток неукротимый

И своим сияньем чистым

Озаряет край любимый.

Проникает людям в души

Думать, мыслить заставляя,

К этой жизни равнодушным

Никого, не оставляя.

Чей талант необъяснимый

Сберегло потомкам время.

Я в тебе черпаю силы,

Мой Тукай, мой светлый гений!

Глава первая

Татария – вот этот край

Уже к концу катился век,

Век девятнадцатый, в котором

Продолжив начатый разбег,

Спешило время, с жизнью споря:

Кто на земле из них, двоих,

Нужнее среди всех явлений.

Жизнь утверждала: «Без живых

Земле не нужно вовсе время.

Кто будет вдумываться в смысл

Вселенной в темноте пространства?

И как ты, Время, не крутись,

Но должен, всё-таки, признаться,

Что без людей, ты, просто ноль,

Безмолвье пустоты суровой».

Вспылило Время: «Но, позволь,

И мне сказать хотя бы слово -

Ведь без меня бы, навсегда

Остановились дни и годы».

И Жизнь промолвила тогда:

«Нужны мы для Вселенной оба».

Так было, так оно и есть:

И Жизнь, и Время – неразлучны.

Их мир, наполненный чудес,

Великой мудрости всех учит.

Одна из самых главных тайн –

Рожденье человека. Долго

Не объясняло Время, нам

Её, храня ту тайну строго.

Хотя и знали мы процесс,

Биологический, рожденья,

Но, что-то свыше в этом есть,

Словно души освобожденье,

Когда из вечности святой,

Душа, внимая просьбе страстной,

Спешит к обители земной,

Чтоб принести кому-то счастье,

Проникнув незаметно в плод

Ребёнка, став его опорой,

Рожденья радостного ждёт.

Но этот час придёт не скоро.

Немало нужно было дней,

Чтоб плод созрел и укрепился.

Но срок настал и в мир людей

Вдруг новый человек явился.

Был мальчиком он, крик его

Над всеми громко разносился.

Молчать он, видимо, не мог

И с первых дней своих учился.

Великой жизни, свет, чей жёг

Глаза и жмурясь, постепенно,

Увидеть новый мир он смог:

Избы бревенчатые стены,

Печь, лавку, стол.… Всё, что внутри

Избы, не очень-то богатой.

«Отец, на сына посмотри –

Вдруг голос прозвучал приятный -

Ты видишь, он раскрыл глаза,

Ручонками своими машет…».

Тот голос матери нельзя

Не ощутить и он закашлял.

Мать сразу бросилась к нему

И в губы грудь свою вложила

И молоком своим ему

Желудок быстро освежила.

Но где же, появился он

На этот свет для жизни славной?

В какой семье вдруг был рождён,

Для счастья или для забавы

Судьбы, которой дела нет

До наших дум, надежд, мечтаний?

Где, с первых дней и с первых лет

Он обречён был на скитанья?

Татария – вот этот край,

Где был рождён тот дивный мальчик.

В стране, в те годы был не рай,

Не каждый в жизни был удачлив.

Не всем предоставляла жизнь

Возможность обрести богатства.

Века, смыкая рубежи,

Не позаботились о счастье

Людей и может, потому

Торжествовало время злое.

Отец мальчишки никому

Не кланялся – ведь был муллой, он.

Но не из тех, кто был богат –

Обыкновенный, скромный очень.

Рожденью сына был он рад

И всё же, радовался молча,

Чтобы не сглазили, хотя,

Мулла не мог быть суеверным,

Он Габдуллой назвал дитя,

В честь предка славного наверно.

А за окном шумел апрель,

Тепло в дома людей врывалось.

Растаял снег, прошла капель.

На небе солнце улыбалось.

Трава зелёная взошла.

Дни и длинней и ярче стали.

Так, первый раз к нему пришла

Весна и нежно приласкала,

Даря ему свет и тепло

Сквозь неоткрытое оконце.

И с радостью, через стекло,

Он любовался ярким солнцем.

Уж, крылышками трепеща,

Взмывает жаворонок в небо,

Как чья-то звонкая душа,

Что песней хочет всем поведать

Святую радость, торопясь

Весенним счастьем насладиться.

Весна, сверкая и струясь,

Шумит, поёт, звенит, искрится…

Но Габдулла не понимал,

Лишь ощущал весны кипенье,

Поскольку был он слишком мал.

И всё же, с самого рожденья

Прислушивался к голосам

Людей и к самым разным звукам.

А иногда пытался сам

Сказать, протягивая руки.

Но вместо слов лишь громкий крик

Из уст младенца вырывался.

Цветущей жизни каждый миг

Постичь он, всё-таки пытался,

Хотя, пока ещё волна

Явлений не рождала мыслей.

Деревня Кушлауч, она,

Мала. Дома в ней неказисты.

Овраг глубокий пополам

Её давно, уж, разделяет.

На горках, по его краям,

Дома деревья обрамляют.

И тянутся кусты туда,

Где весело ручей струится,

Чья родниковая вода

Всегда была кристально чистой

И изумительной на вкус.

Вода та, всем без исключенья

Дарила свежесть, бодрость чувств

И радостное ощущенье.

И утоляла всех людей

Неиссякаемой надеждой.

С далёких лет до наших дней,

Бежит ручей тот, как и прежде.

Немного может, обмелел,

Но также весело струится.

Спешит, журчит.… И я б хотел

Из этого ручья напиться,

Откуда, может быть не раз

Пил в знойный день, тот самый мальчик,

О ком веду я свой рассказ,

И вряд ли быть могло иначе.

Была деревня небольшой.

Её крестьяне бедно жили.

Нет ни монеты за душой.

До тёплых дней муки б, хватило.

Но ларь к весне, уже, пуста –

С остатков колобок печётся.

Жизнь дней тех вовсе не проста.

Не всем легко под ярким солнцем.

Деревня – улицы две, три.

За нею поле растянулось.

Там от зари и до зари

Крестьяне над сохою гнулись

И в сумерках, придя, домой,

Уставшие все с ног валились.

И тот, кто был у них муллой

И обещал им божью милость,

И он, в поту лица трудясь,

Работал очень часто в поле,

Труда любого, не боясь.

Но был в те дни, уже, он болен.

Порой несправедлива жизнь –

Когда вдруг счастье улыбнётся

И золотым сияньем брызг,

Любимый край осветит солнце,

Согреет душу и взбодрит,

И дни чудесные предскажет,

И даст возможность ярче жить,

И в будущее путь укажет.

Когда всё ярко и светло

И всё как будто бы, прекрасно,

Откуда, то, возникнув, зло,

Реальную создав опасность,

Бросается вдруг на того,

Кто этого не ожидает,

Терзая, мучая его,

Несправедливо угнетает,

И отнимает всё, что есть,

Всё то, что счастьем называлось.

И умирает чья-то песнь,

И умирает чья-то радость.

Весну сменило лето. Дни,

То медлили, то вдаль бежали.

Тепло и свет, даря, они

Людей надеждой утешали,

Что осенью, за все труды,

Земля воздаст им урожаем.

Не подвели бы лишь дожди,

Поля в дни зноя освежая.

Лишь только б, засуха опять

Не погубила б их усилья.

Мулла, он должен был взывать

К аллаху, но он был бессильным.

Болел он, ничего не ел –

Желудком мучился всё лето.

Как и когда он заболел –

Никто не ведает об этом.

Но в день последний лета вдруг

Забрал его к себе Всевышний,

Замкнув недолгий жизни круг.

Остался сиротой мальчишка.

А что мальчишка понимал

В пять месяцев своих неполных

Он сердцем горе ощущал,

Но день тот не сумел запомнить.

Да и представить он не мог

Отца и даже не пытался.

Был слишком мал тот жизни срок,

В котором, он с отцом общался.

Ребёнок, чувствовал ли, он,

Что в жизни без отца остался?

Но дух отца прижился в нём.

Как и отец, он к знаньям рвался.

Отец мой, тоже, молодым

Скончался, мне в то время было

Всего три месяца – таким

Себя припомнить я не в силах.

Весь мир наверно был в снегу,

Когда копать пришлось могилу.

Теперь представить лишь смогу,

Как это всё происходило.

Но в день тот ничего не знал,

Не понимал, лишь плакал громко.

Как будто горе ощущал

В те дни я, будучи ребёнком.

Сестра да старший брат, они,

Возможно, что-то понимали.

Хотя не помню эти дни,

Но и они мне, что-то дали.

Остался мальчик без отца,

И всё же, не осознавая

Факт этот, рос он, без конца,

Как прежде, к матери взывая.

К ней, к радости, своей, лишь, льня,

Лишь к ней протягивая руки.

В любое время ночи, дня

Лишь к ней стремясь, боясь разлуки.

Ни на мгновенье не хотел

Без матери он оставаться.

А мать, в плену забот и дел,

Без мужа позабыла счастье.

И грустные её глаза

С тоской глядели на ребёнка.

Но долго горевать нельзя,

Для жизни в этом мало прока.

И так уж киснет молоко

В груди, кормить ребёнка нечем.

Как в этой жизни нелегко,

Бедой их каждый шаг отмечен.

Некстати свекор заболел.

Еды почти, что не осталось.

И мать, в кругу забот и дел,

Трудясь, всё для семьи старалась.

Как жизнь её в те дни текла,

Что делала, чем занималась?

Как их от голода спасла,

Что ели – тайной всё осталось.

Видать трудилась день и ночь,

Как в поле, так и в огороде.

Никто в те дни не мог помочь

Вдове и молодой, и гордой,

Умеющей читать, писать,

Слагать стихи и петь их звонко.

Все песни те, что пела мать,

Остались в сердце у ребёнка.

Родным, красивым языком,

Она, так задушевно пела,

Что затихал от счастья он.

А песня весело звенела

Летя в неведомую даль,

К иной, гораздо лучшей доле.

И забывалась вдруг печаль,

И исчезали в сердце боли.

Когда ж, кончалась песня, вновь

Её заботы окружали.

Но в сердце матери любовь

К ребёнку, нежная, живая

Не остывала никогда.

Не зря ребёнок так к ней рвался.

Но снова к ним пришла беда –

Болевший свекор вдруг скончался.

И снова горе, плач и крик.

Но помнил ли ребёнок деда?

Он к матери своей привык,

А о других почти не ведал.

Быть может, дед его любил

И умирая, с ним прощался.

Но внук в ином пространстве жил.

И вряд ли, с дедом он общался.

Ребёнком внук был, дед был стар –

Какое может быть общенье?

Но внук для старца был, как дар

Судьбы и дар тот был священным:

Чтоб не исчез святой их род,

Аллах за верность им поможет.

Их корень жизни не умрёт –

Внук славный, древний род продолжит.

Так мысля, свой окончил путь

Дед мальчика, но вряд ли мальчик

Осознавал явлений суть

И понимал свою задачу.

Ведь он ещё был слишком мал,

Мир мыслей был ему неведом.

Хотя, душой он ощущал

Скорбь всех родных своих по деду.

Но сколько было рядом их,

По крови близких, к мальчугану,

Людей поистине родных?

Лишь мать наверно, как не странно,

Иных не видел он и жил

Лишь мать в себе, сосредоточив

И образ матери хранил

В себе незыблемо и прочно.

Ещё по матери, был дед,

С большой семьёй и с бабкой новой.

И всё. Казалось бы, и нет

Других, родных ему по крови.

Быть может, были тётки, но

О них не знал он. Между прочим.

Одна из них вдали, давно,

Забрать его к себе, не прочь бы.

Но слишком даже, далека.

Терялись родственные связи,

Налаженные кое-как.

Как будто кто-то всех их сглазил.

Сужался родственников круг.

Дед стар был. Мать вдовой оставшись,

Решила замуж выйти вдруг,

Другого счастья, не дождавшись.

Всё изменилось в мире этом,

Как дальше ей с ребёнком жить?

Ей, молодой, хотелось встретить

Кого-нибудь, чтоб полюбить.

Чтоб позабыть былое горе

И чтоб ребёнка воспитать.

Искала долго и упорно.

Не трудно нам её понять.

Видать искала не напрасно -

Имам женой её возьмёт.

Он из деревни дальней – Сасна.

И вот, к себе её зовёт.

Согласна Мамдудэ, конечно,

Ведь выхода иного нет.

Но, не желая быть беспечной,

Не причинить себе, чтоб вред.

Она, пока, одна поедет:

Вдруг, муж, с ребёнком не возьмёт?

А сын её, ребёнок бедный,

Пока с соседкой поживёт.

Что делать, не давала жить

Им, мачеха, ругаясь громко.

И мать решила сохранить

От зла любимого ребёнка.

Могла б, его с собою, взять –

Но как, там встретят в новом доме?

Придётся сына оставлять

На попечение знакомой.

Привыкнет к мужу, а потом

Вновь заберёт его с собой.

Попав в чужой и мрачный дом,

Стал Габдулла, вдруг, сиротой.

Отца нет. Мать к другим ушла,

Оставив собственного сына.

Заныла юная душа

От горести, невыносимой.

Как согласилась, не понять,

Чужая, вредная старуха

На время в дом мальчишку взять,

Глаза, которого опухли

От слёз – разлука нелегка.

Мать в неизвестность уезжала.

Старухи Шарифы рука

Клещами мальчика держала,

Не отпуская, чтобы, он,

За матерью вслед не помчался.

Но был мальчишка удручён

Тем, что без матери остался.

Не мог он сердцем осознать,

Что был оставлен на кого-то.

Старуха, надо полагать,

От матери имела что-то.

Но сердца не было в груди

У той старухи, вредной слишком.

Был шаг один лишь до беды

В том мрачном доме для мальчишки.

Он рос голодным, нечего

Поесть старуха не давала.

Был лишним ртом он и его,

Она всё время попрекала.

А тут ещё зима пришла

С морозами, был холод лютый.

Мальчишки хрупкая душа

Примёрзла к телу вся, как будто,

И превращалась в лёд. Дрожа,

В груди, ещё стучало сердце.

Старуха, им не дорожа,

Не позволяла долго греться.

Когда же ночью, он, в мороз,

Босой, в одной лишь рубашонке,

Выскакивал, дрожа от слёз –

Дверь закрывалась за ребёнком.

Вернувшись, он не мог открыть

Ту дверь, примёрзшую и долго

Стоял и ждал: старуха спит,

И примерзают к полу ноги.

А может, быть, и не спала

Старуха вредная, кто знает.

Ворчала, видимо она:

«Пускай помёрзнет, не растает.

Чужой и есть чужой, зачем

Ради чужого зря стараться» -

Так думала старуха, всем

Не торопясь о том признаться.

Перед соседями всегда

Благочестивой быть старалась.

Но столько было в ней вреда,

Что люди к ней не приближались.

Как ту старуху оценить?

Зачем так злы иные люди?

Конечно, трудно было жить –

Но в дни те всем жить было трудно.

Зачем же нужно сердцу лгать

И зло к ребёнку относиться?

Мне нелегко её понять.

Не смог бы с ней я согласиться.

Да, и в сегодняшние дни

Есть злые люди, вероятно,

Пришли из прошлого они.

Им будущее неприятно.

Любой укор или упрёк

В них вызывало возмущенье.

Откуда же он, зла исток,

В чём суть его возникновенья?

Мы можем много говорить

О зле, оно и в нас таится.

Но чтоб счастливым в жизни быть,

Прочь нужно гнать все злые мысли.

Так в лоне подлости и лжи,

Зла, холода, недоеданья

Жил Габдулла, верней не жил –

Существовал в плену страданий.

Был мал он, чувствовал в себе

И страх, и боль, и гнев.… И всё же,

Покорным был своей судьбе.

Ребёнок, что он сделать сможет?

Глава вторая

Ласкала часто сына мать

Жизнь продолжалась, торопясь,

Рождая новые мгновенья,

Не разрывая с прошлым связь,

Чтоб сохранить, сумело время

Всё то, что было и прошло,

И, став живым воспоминаньем,

Приют в сердцах людей нашло,

Храня мечты их и желанья.

И радость, и любовь, и страсть

И многие иные чувства,

Которые, вливаясь в нас,

Поздней, другим передаются.

Но и печаль прошедших дней,

И горе мы не забываем.

Они становятся ясней,

Когда мы истине внимаем.

Заставят нас они любить,

Заставят в суть явлений вникнуть,

Чтоб не смогли мы повторить

Чужие и свои ошибки.

Давно пора бы осознать,

Что нужно жить, не повторяясь,

Спеша из сердца, зло изгнать,

Простить всех недругов, стараясь.

Желая каждого понять,

Не относится к людям строго,

Стремясь, добрей и лучше стать,

И справедливее во многом.

Идя вдаль избранной тропой,

Спешить к своей заветной цели,

Чтоб с яркой встретиться мечтой

И над судьбой воспрянуть смело.

Но, так нелёгок этот путь,

Из тьмы начавшийся, так труден.

По взгорьям жизни, как-нибудь,

Ведёт он нас в иные будни,

В иную, призрачную даль,

В которой, всё для нас неясно.

И оставлять порой нам жаль

Те дни, где жили мы прекрасно.

Когда нам было хорошо,

Мы к новым дням не торопились,

Как будто сердцем и душой,

От новых бед отгородились.

Но жизнь, не спрашивая нас,

Вела неведомой дорогой.

И шли мы, плача и смеясь,

Завися от судьбы и бога.

Вот так же, много лет назад,

Шёл Габдулла, упрямый мальчик,

Дорогой собственной, скользя

И падая, но зря не плача.

Его не баловала жизнь,

Наоборот, бедой пытала.

И нечем было дорожить -

Любви и счастья не хватало.

Верней, их не было совсем

В те дни, когда он был мальчишкой.

Но мать родная, между тем,

Решила возвратить сынишку.

Ведь он, её родной птенец,

Там, где ему совсем не место.

Привыкнув к мужу, наконец,

Став членом нового семейства,

Почувствовав себя сильней,

Она у мужа попросила,

В один из самых добрых дней,

Чтобы привёз домой он сына.

Муж дал согласие. И вот,

Им снаряжённая подвода,

Перед мальчишкой предстаёт,

Как символ сказочной свободы

От злой старухи, от тревог,

Коварства, подлости, побоев…

Не радоваться он не мог,

Спеша наполниться любовью

Счастливой матери, она,

К нему, как ангел прилетела.

И тёплой нежности волна

Проникла в душу, в сердце, в тело.

И ожил он, повеселел,

Взбодрился, счастьем наполняясь,

Познать, почувствовать успел

Мгновенья золотого радость.

Как свет сияющей зари,

Она рождала в сердце веру.

В то время было года три

Всего лишь Габдулле, наверно.

Не помнил: осенью, зимой,

Или в другое время года,

К любимой матери домой

Он возвращался на подводе.

Был день погожим или нет,

Сверкало ли на небе солнце -

Но счастья, вспыхнувшего свет

Мгновений тех в него вольётся.

И всё же, он запомнить смог,

В том возрасте своём, трёхлетнем,

Освободившись от тревог,

Счастливую поездку эту.

Явь осознал своим умом,

Впервые разум в нём проснулся.

Впервые в жизнь он был влюблён.

Впервые в жизни улыбнулся.

Впервые мальчик ощущал

Себя в большом, счастливом мире

И рядом с матерью мечтал

О новой жизни, детских играх.

И всю дорогу перед ним

Лучи какие-то сверкали.

Наверно солнцем золотым

Окрасились земные дали.

И эти яркие огни

В пути его сопровождали.

Он помнил: ехали они

В деревню Сасна. Там их ждали.

Там, отчим в дом его занёс,

К груди, как сына, прижимая,

Калач, мёд сотовый принёс,

И дал ему напиться чая.

Хлеб с мёдом – это ль не мечта?

Такие яства встретишь редко.

От всех волнений дня устав,

Уснул мальчишка очень крепко.

Спал сладко – к новой жизни он,

Как будто бы, перерождался.

Прошедший день мелькнул, как сон

И всё же в памяти остался.

Когда запомнить мы смогли

Те, первые мгновенья жизни,

Взойдя на свет из чёрной мглы,

По прихоти судьбы капризной,

И осознали вдруг ту явь,

Нас окружающую, мыслью,

Впервые разумом приняв

Мир, от которого завися

Живём, считая жизни дни?

Любой из нас сам помнит эти

Мгновенья выхода из тьмы

К сознанию, к живому свету.

Взрослея, люди не хотят,

О самых первых впечатленьях

Дней, промелькнувших, вспоминать.

Но нет прекрасней тех мгновений!

Ведь это чудо тайны той,

Что нераскрытой остаётся.

Всё то, что было за чертой

Безмолвья, вдруг осознаётся.

И разум, мир, определив,

Внесёт в тебя такую ясность,

Что ты почувствуешь, что жив

И мир, где ты живёшь, прекрасен.

Те годы, детские, во всём

Тая великие открытья,

Жизнь превращают в дивный сон.

Нет удивительней событий,

Чем первый шаг ребёнка, чем

Впервые сказанное слово.

Всё первый раз, но между тем

Тот круг, который заколдован,

Ещё не пройдён, им. Пока

Не осознает смысл явлений -

Во тьме он. Очень нелегка

Дорога к разуму сквозь время.

И лишь пройдя святую грань

Между безмолвием и жизнью,

Он осознать сумеет сам

Смысл бытия и будет признан

Природой всей, как человек.

Звучало это раньше гордо.

И всё ж, вступая в новый век,

Он, как и раньше, не свободен.

Стал жить неплохо Габдулла.

К нему и отчим был любезен,

Ведь он, не кто-нибудь, мулла,

И к жизни относился трезво.

Нельзя мальчишку обижать –

В нём не остыла боль живая.

Ласкала часто сына мать,

К груди ребёнка прижимая.

И тихо пела о весне,

О жизни, людях и природе.

Счастливым был он рядом с ней

И чувствовал себя свободно.

С друзьями весело играл,

Забыв о прошлых днях нелёгких.

Порой, задумавшись, внимал

Природе, птичьим песням звонким.

Те птицы в новую весну

Мальчишки, шумно прилетели,

Даря мелодии ему.

Он им подсвистывал умело,

Стараясь подхватить тот ритм,

Что был присущ весёлым трелям.

Из этих произвольных рифм,

Стихи рождались неумело.

В тот год пришедшая весна

Была светлее, всем на диво.

Она тепло своё несла,

Стараясь, мир весь осчастливить,

Согреть людей, зверей и птиц

И все продрогшие растенья.

Весна, не ведая границ,

Несла планете обновленье.

Всю землю солнцем осветив,

Избавив от морозов крепких,

Спеша снега все растопить,

Освободить поля и реки,

Чтоб снова быстрые ручьи,

Журча, куда-то вниз сбегали.

И вот уже летят грачи,

Скворцы… Их очень долго ждали.

За ними жаворонки вслед –

От песен их звенит всё небо,

И радостней их песен нет.

Без песен был бы мир их беден.

А вот и зяблик прилетел.

Он тоже мастер петь и всё же,

Когда вдруг соловей запел –

Весь мир он песней растревожил.

На вид как будто неказист:

Окрашены в цвет бурый перья.

Но соловья весёлый свист,

Приятней, звонче всех, наверно.

В садах и рощах он поёт,

Трепещущий, живой комочек,

Такие трели раздаёт,

Что каждый, вслушиваясь молча,

Внимает песням соловья,

Чьи звуки так нежны, приятны.

Когда-то слушал их, и я

И были мне они понятны.

Я просто очарован был

Волнующим, волшебным свистом.

И чудо то переводил

На человеческие мысли.

И, оказалось, про любовь

Они всю ночь, почти что, пели

Весной, не хуже соловьёв,

Петь песни и дрозды умели.

С утра до вечера звенят

Их голоса в лесу весеннем.

Они как будто бы хотят

Жить в дружбе, радуясь со всеми.

А вот и иволга, она

Из певчих птиц всех красивее,

Чей свист, как музыки волна

И нет той музыки звучнее.

Весенний мир, он так богат,

Так радостен, так многозвучен.

Был Габдулла весне той рад.

В весенних днях теплей и лучше.

Он встретил с трепетом в груди

Весну, чтоб радоваться дальше.

Прошедших, горьких дней следы

Растаяли, как снег вчерашний.

И ожил он, стал веселей

И жизнерадостней намного.

И рядом с матерью своей,

Почти не чувствовал тревоги.

Всё позабыл и всех простил –

Была душа мальчишки светлой.

Правдивым, искренним он был.

А время мчалось незаметно.

И вот уж лето подошло.

Дни удлинились, потеплели.

И стало вовсе хорошо,

Когда вдруг ягоды поспели.

Вкус земляники не забыть,

Так свеж, так вкусен, так приятен.

Нечем тот вкус не заменить.

Скопленье ярких красных пятен

Легко заметить среди трав

На солнечной большой поляне.

Корзинку целую набрав

Тех ягод, отнесёшь их маме.

Над нею радости волна,

Как радуга вдруг засияет.

И испечёт пирог она,

И угостит, и обласкает,

И скажет весело: «Растёт

Помощник мой, работник милый.

Он нас от бедности спасёт.

Дай бог ему здоровья, силы,

Любви и счастья, долгих лет

И исполненья всех желаний.

Пусть в нём, как в солнце яркий свет,

Всегда живёт мечта живая».

Конечно же, любая мать

Всегда желает счастья сыну.

И как ребёнку не желать,

Чтоб рос он, умным и красивым.

Но мать не ведает о том,

Что славы он добиться сможет.

В пространстве замкнутых времён,

Мы развиваемся, похоже.

Давно очерчен жизни круг,

Но нами он ещё не пройдён.

Извилист, долог, труден путь,

Вдаль торопящийся, сквозь годы.

О прошлом можно вспоминать,

А в будущее – лишь стремится.

Не ведали ни сын, ни мать,

Что с ними в новых днях случиться.

А лето продолжалось – мир

Был переполнен ярким светом.

Среди весёлых детских игр

И время мчалось незаметно.

И потихоньку отошли

Дни жаркие с застойным зноем,

И грозы летние прошли.

Хотя был лес ещё зелёным,

Поблёкли листья у берёз,

У лип и у других деревьев.

С утра, промокшая от рос,

Трава, теплу уже не верит.

Прохладно стало по ночам.

Но солнце днём пока, что греет.

Как раньше птицы не кричат.

Леса как будто бы пустеют.

Поля, пространства обнажив,

В тиши осенней отдыхают.

Вдаль быстрокрылые стрижи,

Одни из первых, улетают.

И ласточки за ними вслед

Спешат, и путь их нам неведом.

Вчера лишь были, нынче нет

Их в голубом пространстве неба.

На юг, к теплу они летят,

На время, покидая север.

Когда же в золотой наряд

Переоденутся деревья,

Вновь пожелтевшая листва,

С берёз спадая, закружится,

Той тайной сутью естества,

Присущей, может быть, лишь птицам.

Летит, как птица, лист. За ним

Другие медленно кружатся.

Но их исход необратим –

На землю все они ложатся.

В лесу осеннем тишина,

Лишь шелестит листва сухая.

Ручья прозрачного, волна

Плеснёт порой, словно вздыхая

О летних, быстрых, шумных днях,

Прошедших вовсе не напрасно.

Лес в ярких золотых огнях

Листвы, как мир волшебной сказки.

Ещё какие-то цветы

Цветут. Стучит как прежде дятел.

И дуб, зелёные листвы,

Свои, пока что не утратив,

Стоит, развесистый, большой,

У леса, желуди роняя.

Ещё тепло и хорошо.

Но солнце, мир не согревая,

Уходит грустно от Земли

Куда-то, по иному кругу.

Собравшись в стаи, журавли,

Взлетают в небо друг за другом.

И стройные их косяки

Пронзают высь стрелою длинной.

Неторопливы и легки

Движенья гибких птичьих крыльев.

Поднявшись в небо высоко,

Они летят единой стаей

Куда-то очень далеко.

Над ними тучи нависают.

Порой мешают им дожди,

Густые, плотные туманы,

Ветра.… И всё же впереди,

Как прежде их вожак упрямый.

Ведёт он стаю за собой

И не даёт остановиться.

Быть первым может не любой,

Но не присуща зависть птицам.

Уже гусей и уток нет,

И перепёлки улетели

В ту даль, где ярче солнца свет,

Где, не достигнут их, метели.

Кукушки, аисты, грачи,

Скворцы и зяблики исчезли.

Покрылись первым льдом ручьи

И барсуки, уж, в норы влезли.

Медведь в берлоге задремал.

Уж, над землёю снега кружатся.

Вновь возвращается зима.

Куда нам от неё деваться?

Опять метели, лёд, мороз.

Вновь холод, к сердцу подбираясь,

Знобит, жжет, мучает до слёз,

И днём, и ночью повторяясь.

И трудно от него спастись

Ребёнку. Кое-как одетый,

Лелеял он одну лишь мысль:

«Скорей бы возвратилось лето».

Но стонет разъярённый ветер.

И лес, и небо, и земля

Смешались в снежной круговерти.

И даже в середине дня

Темно и сумрачно, тревожно.

Бушует грозная пурга,

Стуча в окно неосторожно.

Весь мир засыпали снега.

Молчат, промёрзшие деревья,

Оцепеневшие во сне.

Их сон глубок. Во снах, наверно,

Они мечтают о весне.

Но долго злится непогода.

Холодный ветер норовит

При встрече с ним, кого угодно

Сбить с ног, на землю повалить,

Окутать снегом, заморозить,

Сугробы сверху накатать.

Страшны седой зимы угрозы,

Но людям к ним не привыкать.

Был мал годами, Габдулла,

Но эту зиму, он, запомнил.

Она была настолько зла,

Что он сидел всё время дома.

И приходилось замечать,

Как отчим на него косился,

Как он кричал порой на мать,

И за любой пустяк сердился.

И бил жену, когда был пьян,

Хотя пить запрещала вера.

Четырёхлетний мальчуган

Не всё запомнить мог наверно.

А впрочем, может быть в груди

Его, остались злые чувства.

Былого прошлого следы

И в днях грядущих не сотрутся.

Старался мальчик осознать

Смысл своего существованья.

Пока была с ним рядом мать,

Он жил, не чувствуя страданий.

Хотя, неведомая боль,

Его, предчувствием томила.

Но материнская любовь

От бед и горестей хранила.

Увы, однажды зимним днём,

В холодную и злую стужу,

Мать заболела, вся огнём

Горя. Ей становилось хуже.

Вставать с постели не могла –

Вся, как-то, похудела сразу.

Не ела, даже не пила.

Её как будто, кто-то сглазил.

И остывала в венах кровь.

Лекарства были бесполезны.

Она погибла от родов,

Или иной другой болезни.

И смерть внезапная её

Для мальчика была ударом.

Привык он жить возле неё –

За что такая божья кара?

Тот чёрный день, день похорон,

Забыть ребёнок был не в силах.

Босой по снегу мчался он,

Хотя мороз был очень сильным

Без шапки, торопясь догнать

Процессию, кричал сердито,

Вслед, людям, уносящим мать:

«Постойте! Маму мне верните!»

Промокший, весь почти, от слёз,

Хотя январь шутить не любит.

Но, чтоб мальчишка не замёрз,

Его силком внесли в дом люди.

Поминки справили легко,

Молитвы нараспев читая.

А мальчик, потеряв покой,

Всё время плакал, причитая.

Вдруг появилась пустота

В душе, проникла в сердце стужа.

Теперь он круглый сирота.

Теперь он никому не нужен.

Глава третья

Проникла в суть его Казань

У каждого свой в жизни путь.

Одни с рождения богаты.

Другие долго счастья ждут,

Дождавшись, начинают тратить.

Иным почти всегда везёт –

Не угнетают их печали.

Любой по-своему живёт.

Все в этом мире мы случайны.

У каждого своя судьба,

Свои года и дни, и будни…

И все ж, заметил я, беда

Приходит чаще к бедным людям.

И горе тоже норовит

К одним и тем же возвращаться,

Как будто хочет убедить,

Что не бывает в жизни счастья.

Несправедливости такой,

Отдавшись, жизнь не протестует.

Молитвой истинной, святой

Жить всем, Коран рекомендует:

«Познай все заповеди – бог,

Спасёт твоих родных от смерти».

Но мальчик маленький не мог

В те дни, знать заповеди эти.

Ведь он ещё совсем был мал.

Ребёнок, он святым считался.

За что же, он тогда страдал,

За что же сиротой остался?

Быть может за грехи родных

Отца и матери? Так в чём же,

Грехи невидимые их?

Узнал бы, он, о них попозже.

Но не было у них грехов.

Служа единственному богу,

Мулла с супругой жил, любовь

Его была святой и строгой.

Нам тайны жизни не понять.

Но Габдулла, мальчишкой верил,

Что бог призвал отца и мать,

К себе, в их праведность поверив.

Кому был нужен сирота?

Отправлен отчимом он к деду

По матери, чтобы опять,

Иные трудности изведать.

В семье, у деда шесть детей.

Он стал седьмым, чужим, не нужным.

И относились к сироте,

В семье той, с каждым днём всё хуже.

Дед терпеливым был, жена

Его, вторая, злая очень,

Во всём мальчишку зря виня,

Ему несчастия пророчит,

И, упрекая хлебом, ждёт,

Когда он заболеет, сгинет.

Быть может, с голода умрёт

И наконец-то, их покинет.

«Приблудный», «Лишний рот» – его,

Так в доме деда называли.

А бабка, более того,

Порой мальчишку избивала,

Когда дед дома не бывал.

Но, Габдулла терпел все боли.

Забившись в угол, он страдал,

Мечтая о тепле и воле.

В тот год в Поволжье голод был –

Хлеба от засухи сгорели.

И в нищете народ весь жил.

Бывало, сутками не ели.

Дед подаяния просил

В соседних деревнях и сёлах.

От истощения без сил

Был Габдулла. Несчастья снова,

Как будто вспомнили о нём –

Он оспой заболел серьёзно,

Слабея с каждым новым днём.

Таила та болезнь угрозу -

На волоске висела жизнь.

Хватило б, дуновенье ветра,

Чтобы во тьму скатится вниз,

В объятья злой, жестокой смерти.

А может быть, наоборот,

Смерть милосердна, успокоит,

Обитель тихую найдёт –

Никто там не побеспокоит.

Не обзовёт, не упрекнёт,

Не оскорбит и не обидит,

Не ущемит и не побьёт.

Никто там не возненавидит.

Там вечного безмолвья власть,

Чья суть единственная в смерти.

Но для чего тогда рвалась

Душа из тьмы навстречу к свету

И вырвалась, случайно, вдруг,

В простор великого движенья,

Начав свой трудный жизни путь,

Сквозь горечи и униженья,

В то будущее, где любовь

И счастье сблизится готовы,

На стыке разных двух веков,

Великих, грозных и суровых,

В которых, юная душа

Приобрела бы вдохновенье,

И жизнь, мгновеньями шурша,

Реальной сущностью явлений,

Дала б, возможность осознать

Суть истины её великой.

Приобрести и потерять –

Всё это было б, просто дико.

Но жизнь не спрашивает нас,

И смерть не спрашивает тоже.

Так было раньше и сейчас.

В любое время подытожат

Судьбу любую, жизнь и смерть.

А мы спешим к неясной цели,

Скорее только бы успеть

Свершить задуманное дело.

И всё же, выжил Габдулла,

Поправился, восстановился,

Преодолев те силы зла,

С которыми, он долго бился,

К рассвету новому стремясь,

Спеша уйти от злой болезни.

Вновь к жизни вспыхнувшая страсть

Подняться помогла над бездной,

К которой, был лишь шаг один.

И, он, успел остановиться.

И всё ж, болезни той следы

Успели в сердце затаиться.

Чтобы когда-нибудь опять

Для бед иных вдруг стать причиной.

Его лечили, кое-как,

И вовсе даже не лечили.

В тяжёлые те времена

Врачи в деревне не бывали.

И жизнь примерами полна,

Когда больные умирали.

Ведь от любых болезней, их,

Лечили знахари, не зная

Какой диагноз у больных,

Смесь разных трав, пить заставляя.

В глаза, пуская горький дым

И натирая снегом сильно.

И одинаково к любым

Болезням, их лекарства были.

И помогали не везде,

Не всем их грубые старанья.

Невежество – беда людей,

Далёких от наук и знаний.

Итак, как будто бы назло

Старухе, Габдулла поднялся.

Мальчишке, видно, повезло –

Живым, целёхоньким остался.

Но очень сильно ослабел.

Всё в голове его кружилось.

Он ничего почти не ел.

Все впроголодь в то время жили.

Ему же, меньше всех в семье

Воды и хлеба доставалось.

Ни крошки он просить, не смел –

Старуха сразу б, впала в ярость.

Голодный и печальный он,

Не знал, что завтра с ним случиться.

И жизнь, похожая на сон,

Рождала горестные мысли.

Опять предчувствие беды

Незримо в сердце зарождалось.

Внутри измученной груди

Любви почти, что не осталось.

Когда у деда в Училе

Он жил, в деревне скудной, нищей,

Все говорили Габдулле,

Что был, он, здесь чужим и лишним.

Он и без слов осознавал,

Что был обузой для семейства.

И всё же, чувствовал и знал,

Что не придётся жить им вместе.

Одна лишь только Саджида,

Дочь деда от второго брака,

Была нежна к нему, когда

В избе отсутствовала бабка.

Иные дети, же, во всём

Старались мальчика обидеть.

И жизнь была, как страшный сон.

Но не умел он ненавидеть

И всех заранее прощал.

А им хотелось с ним расстаться.

И вскоре этот день настал,

На горе или же, на счастье.

Однажды в дом свой, ямщика,

Соседа, бабка пригласила,

И вместе с дедом, кое-как,

Забрать мальчишку упросила,

Чтоб он отвёз его в Казань,

Отдав любому, кто захочет

К себе, в семью мальчишку взять.

Ямщик был сильно озабочен,

Но согласился и повёз

В Казань мальчишку. Путь был долгим.

Скрипел, катился, трясся воз

По неухоженной дороге.

И наконец, его глазам

Предстала, вспыхнув, как зарница,

Великолепная Казань,

Неповторимая столица.

Такого чуда Габдулла

И не мечтал, наверно, встретить:

Дома из камня и стекла.

Большие улицы, проспекты,

И шум, толпящихся людей.

И магазины, и киоски.

Большая масса лошадей

Впряжённых в разные повозки.

Вагоны-конки.… Первый раз

Он видел множество народа.

Текла, шумя и суетясь,

Здесь жизнь, в любое время года.

А над Казанью древний Кремль

Стоял, величием блистая,

Как покровитель всех земель

И рек родного Татарстана.

Как память вечная времён

Далёких, но не позабытых.

Был мальчик просто покорён

Казанью гордой и открытой.

Но, в этот город привезли

Его, чтобы отдать любому,

Во власть иной, чужой семьи.

Не нужный никому, бездомный

Мальчишка, круглый сирота,

На произвол судьбы был брошен.

И, вероятно, неспроста

Попал в семью людей хороших.

Когда привёз его ямщик

В Казань и на сенном базаре,

Перебивая шум и крик,

Вскричал, в толпу людей влезая:

«Кто, мальчика, себе возьмёт

На воспитание, сиротку?»

Смущаясь, замолчал народ.

Но из толпы вдруг вышел кто-то,

Взял за руки, повёл домой.

Ямщик с ним тут же, попрощался.

Попав впервые в мир другой,

Мальчишка просто растерялся.

Чужой среди чужих людей,

Не тешил он себя надеждой,

Готовый каждый миг к беде

И к унижениям, как прежде.

Но муж с женой жил без детей.

Они мальчишку приютили.

И стала жизнь его светлей.

Он чувствовал – его любили,

Ухаживали, как могли.

И стал ему отцом приёмным

Торговец Мухамметвали,

Или кожевник, он не помнит.

И Газиза, жена его,

Как мать, для мальчика старалась.

Для сироты пора тревог

И бед, как будто бы кончалась.

Приёмные отец и мать

Трудились, рук не покладая.

Они привыкли созидать:

Мать, тюбетейки вышивая,

Порой сидела до утра.

Отец из кожи шил изделья.

А утром на базар пора.

Отец и мать всегда при деле,

Как пчёлы или муравьи.

И жизнь им радостью казалась.

Так в лоне счастья и любви

Жизнь беззаботно продолжалась.

Но не всегда была светла

Жизнь мальчика, увы, так часто