Читать онлайн На обратной стороне зимы

На обратной стороне зимы

Глава 1. Влада

Влада опустила ноги на холодный покрытый инеем пол. Стопы сразу закололо ледяными иглами, вонзающимися в кожу и словно пробирающимися по костям все выше и выше. Девушка фыркнула.

Вылезать из-под одеяла всего было самым противным моментом дня. Когда приходится лишиться крупиц тепла, заботливо накопленных за ночь, и погрузиться в привычный холодный мир.

Это ведь не сложно – встать, нащупать ногами валенки, провалиться в них и ощутить, как промерз за ночь мех внутри. Обернуться в одеяло, еще помнящее тепло твоего тела и добрести до печки, выпуская по дороге изо рта струйку пара. Закинуть в печь пару палений, зажечь спичку, кинуть ее следом и наблюдать, как из искры разгорается слабый огонек. Увы, не пламя.

Так просто, когда ты проделываешь это однажды. Или несколько раз. Но когда с этого начинается каждый твой день вот уже больше двадцати лет, начинаешь экспериментировать.

Можно добежать до печки босиком и без одеяла. Можно вообще не топить и весь день мерзнуть. А можно, вот как сегодня, ощущать ломающую кости боль и ждать, пока сила воли даст сбой, и ты одернешь ноги. В какой-то мере это даже приятно. Боль физическая обладает одной удивительно особенностью – на время она глушит боль моральную. Ту, от которой не помогают отвары, лекарства и примочки. Да вообще ничто не помогает, кроме времени.

Когда ломающий холод исчез, и стопам стало горячо, Влада оторвала ноги от заледеневшего пола и принялась растирать их ладонями. Видела бы ее мама, устроила бы скандал за такие эксперименты со здоровьем. Припомнила бы, как Владина прабабка как-то отморозила пальцы ног. Тоже мне история – в каждом доме есть такая. Разве обморожение – это удивительно, когда за окном вечные минус пять, и лишь в теплицах да на производствах не жалеют дров.

Влада вздохнула. Ноги понемногу начинали отогреваться, в отличие от леденящей пустоты внутри, которую, казалось, уже ничто никогда не согреет.

Мысленно девушка перебрала слова подруг о том, что «таких сотни», «он – не твой человек» и совсем уж непристойные комментарии лучшей подруги Инки. Но аргументы снова не действовали, и Влада поспешила засунуть их в дальний угол сознания вместе с портретом человека, который заслужил десятки нелестных комментариев.

Уже два месяца Влада жила в состоянии оцепенения после дня, ставшего для нее крахом планов, надежд и любви. А по мнению ее мамы и подруг, просто логичным шагом к нормальной жизни, который надо было предпринять уже давно. По их же обещаниям, со дня на день Владе должно было стать лучше. Но лучше не становилось. Даже чуть-чуть.

Противная тянущая боль в солнечном сплетении стала постоянной спутницей, и девушка как будто к ней привыкла. Кроме тех редких моментов, когда он попадался ей на пути. Тогда Влада…

Но хватит об этом!

Влада нахмурилась и злобно тряхнула головой. Остервенело пихнула ноги в валенки, обернулась в толстую шаль и, подхватив подмышку пустой таз, вылетела на улицу. Утренний ветер моментально забрался под ночную сорочку, заставив кожу покрыться мурашками.

Мороз охватил с ног до головы. Колол щеки, шею и голые колени. Щекотал и играл с волосами. Предрассветные сумерки пахли дымом печных труб, звенящим промерзшим воздухом и отчаянием. Сквозь облачную дымку, затянувшую небо, на горизонте пытались пробиваться будущие лучи. Хорошо, день будет солнечным. Значит, снега не навалит и не придется расчищать дороги. Если повезет, получится полноценный выходной день, и Владу не дернут в теплицу – ползать по крыше и счищать снег, спасая конструкцию от обрушения.

И все же холодно до дрожи. До скручивающей боли. До онемения пальцев.

Так странно. Влада испытывала это ощущение каждое утро всю свою жизнь, но каждый раз было неприятно. И каждый раз в голове всплывали сказки из детства о том, что есть где-то другой мир. Где реки не скованы льдом, где не бывает снега, где не нужно топить печь и выращивать зерно в теплицах.

Эх, существовал бы этот мир на самом деле, Влада бы все отдала, чтобы туда сбежать. И плевать на предостережения. Жаль, что это только сказки.

В суровой реальности девушке ничего не оставалось, как набить полный таз снега и отнести его к печи.

Ну вот, забыла подкинуть свежих дров, и жалкая искра в печи потухла. В голове сплошной ветер! Влада выругалась словами мамы и про себя добавила, что помимо ветра в ее голове прочно обосновался еще один тип, несмотря на все ухищрения прогнать его прочь.

Вздохнув, девушка поставила таз на покрытый инеем пол, открыла заслонку печи и принялась загружать поленья внутрь. Хорошо, что были уже наколотые дрова. Хоть о чем-то она позаботилась заранее! А вот лечь спать, не заглянув в печь, и потом страдать утром все же было максимально глупо. Разбитое сердце – это понятно, но мозг, Влада! Мозг никто не отменял! Мысль отозвалась в голове тупой болью. Очередная посиделка с подружками прошла весело, на время вытряхнула из головы все глупости, но все равно закончилась слезами в стылой постели, замерзающими прямо на щеках.

С третьего раза окоченелые руки выбили огонек на серном конце спички и отправили его в печь. Спустя пару минут из открытой заслонки потянуло теплом. Влада придвинулась ближе и подставила ладони. Кончики пальцев закололо, и кровь побежала быстрее, согревая изнутри.

Сначала отогрелись руки, потом жаром полыхнуло в лицо, и Влада со стоном оторвалась от печи. Отправился в печку горшок с кашей, следом плоский металлический чайник с замоченными ароматными травами. Несколько раз Влада растапливала снег, собираясь устроить себе банный день. Настоящей бани в ее одиноком домике, оставшемся от прабабки по отцовской линии, не было, а напрашиваться к маме или подругам она не хотела. Мужья Насти и Инки в последние месяцы посматривали на Владу с молчаливым осуждением и иногда с насмешкой, а потому проситься в чужое семейное гнездо в выходной день для нее было невыносимо. Беспокоить маму с растопкой бани тоже не хотелось. Растопленный в печи снег, несколько тазов, и жизнь заиграет новыми красками даже без настоящей бани с ароматом трав, с жаром на коже и стекающими каплями пота.

И без сильных рук, которые не раз разминали в общей бане замерзшие стопы. И без губ, которые собирали капельки пота на плечах.

Влада издала утробный рык, ненавидя себя за воспоминания, которые лезли в голову, что бы она ни делала. Каждое действие, каждый шаг, каждая мелочь напоминали эпизоды последних двух лет. Когда жизнь Влады играла красками, когда сердце замирало, изнывало и пускалось вскачь, когда тело сходило с ума от нежности и напора. Когда она любила так сильно…

Влада, сколько можно!

Она с силой поставила таз с нагретой водой на деревянный табурет, и брызги обожгли ноги. Влада лишь глянула на них сверху вниз, почти ничего не ощутив. Казалось, что отныне остались только те, прошедшие чувства, задавленные и запертые глубоко внутри. А она просто разучилась в полной мере различать оттенки. Горячо, холодно, больно – все равно. Все пресное, блеклое и бессмысленное. В лучшем случае удавалось отвлечься на физические ощущения, но никак не прочувствовать их сполна. И как бы каждое утро Влада ни заставляла себя жить дальше и даже улыбаться, внутри зияла дыра. Дыра, которая никогда не затянется, и которую невозможно заполнить.

Так ей казалось тогда. Так оказалось и в действительности.

В небольшой комнате постепенно становилось теплее. Прогревался низкий потолок с массивной деревянной балкой поперек, которую даже невысокая Влада едва не задевала головой. Отмерзал дощатый пол, отполированный ногами и обувью за свой долгий век. Прогревалась узкая кровать в дальнем углу, где девушка свободно могла ворочаться с боку на бок в одиночку, но всякий раз утыкалась носом в мужское тело, когда…

Тепло пробиралось сквозь полумрак, еще царивший в помещении – свет в полной мере не проникал сквозь небольшие окошки, плотно заткнутые по периметру тканью, чтобы не дуло. Тепло согревало бревенчатые стены, деревянный стол у окна с придвинутыми вплотную двумя стульями и небольшую полку с книгами.

Влада скинула вязаную шаль и ночную рубашку, обнажая тонкую белизну кожи с россыпью веснушек. Ткань скользнула по бедрам и упала к ее ногам. Кожа тут же покрылась мурашками. Влада обхватила себя руками за плечи и глубоко вздохнула. Холод, привычный на всем материке Инверно и в родной Владиной Северной автономии в частности, так или иначе оставался холодом. С ним приходилось мириться, справляться и бороться.

Влада склонилась над тазом и погрузила пламенно-рыжие волосы до плеч в воду. Прошлась по ним мылом, несколько раз хорошо промыла и отжала привычным движением. Провела по мокрым локонам гребнем, и капли с них скатились на выпирающие ключицы и худые плечи.

Оставшуюся мыльную воду, уже успевшую подостыть, она опрокинула на себя. Вытерлась плотной тканью и переоделась в штаны, которые любила намного больше, чем юбки или платья. Может быть, сказывалась работа в теплице, где было гораздо удобнее в брюках. Влада не переставала удивляться, видя, как другие девушки подбирают полы юбки и заталкивают их за пояс, чтобы не мешались. А потом натягивают на улицу по две пары шерстяных колгот. Слишком много лишнего. Вот только он любил, когда Влада надевала платья. И для него Влада переодевалась в юбки, растила волосы и…

Нет, нет и еще раз нет. Никаких мыслей. Никаких воспоминаний.

Когда Влада закончила с банными процедурами, как раз подоспел завтрак. Каша напиталась влагой, разогрелась и принялась заманчиво чавкать в недрах печи. Потянуло ароматом чая, травы для которого Влада собственноручно выращивала в теплице, а потом сушила на веревке под потолком. Ромашка, чабрец, смородиновые и малиновые листья, гречиха, мята и шалфей дополняли аскетичный антураж комнаты. Вносили в него жизнь и сладко-пряные нотки. Иногда в теплице Влада разговаривала с травами и растениями, гладила листья, а временами даже вполголоса пела им песни. А в ответ они росли зеленее и здоровее, несмотря на вечную нехватку солнца. В такие моменты Влада чувствовала себя немного волшебницей. Он так и говорил, прижимая к себе хрупкую девчонку с пронзительными зелеными глазами, перебирая пальцами рыжие волосы и покрывая поцелуями лицо: «Моя ведьма».

Влада вздохнула. Все это было будто не с ней. Будто в другой жизни. Совсем недавно и в то же время миллион лет назад. Если бы можно было просто взять и разлюбить. Вырвать человека из сердца и не остаться наедине с громадной зияющей дырой и безграничным отчаянием. Если бы…

Она тряхнула головой. Хватит.

Сегодня был выходной. Не нужно было идти в теплицу, кутаясь в полушубок. Не нужно было торопиться. Не нужно было видеть людей, которые знали всю ее историю. Их историю. Можно было почитать книгу, валяясь в кровати. Наколоть дров на неделю вперед. Натаскать воды из проруби. Навестить маму.

Даже снегопад сегодня отступил. Не придется расчищать тропинку к дому, и из теплиц никого не пришлют за ней, чтобы легонькая Влада залезла на остекленную крышу и не позволила снегу обрушиться внутрь и погребсти под собой урожай, как было пару лет назад. В окно заглянули блеклые лучи солнца, редкие гости в Инверно.

Влада не сдержалась и, накинув платок прямо на влажные волосы, выскочила на крыльцо. Возможно, это аукнется ей кашлем или даже лихорадкой. Но сейчас она подставляла веснушчатое лицо солнцу и чувствовала тепло. Впервые за долгое время она улыбнулась искренне: не натужно и вопреки, а потому что на миг стало хорошо и спокойно. Кто знает, может, она сможет жить дальше. Смирится и даже простит. Когда-нибудь.

Глава 2. Инверно

На материке Инверно царила зима с тех пор, как Влада себя помнила. И даже с тех пор, как себя помнила ее недавно почившая прабабка. Словом, в Инверно зима была всегда. В народе блуждали легенды, что некогда мир, где сезоны года сменяли друг друга, а небо то окрашивалось яркой лазурью, то пряталось за пеленой косматых туч, раскололся надвое. Никто не знал причину и никто не верил в детскую сказку, но все знали одно. Южную границу материка накрывает Завеса. Край света, баррикада мира – как только ее ни называли.

И за этой завесой скрывается совсем другой мир. Мир, где царит вечное лето. Где не нужно каждое утро топить печь, не нужно выхаживать чахлые растения в теплицах, не нужно чистить дороги и постоянно, безостановочно мерзнуть. Этот мир называли Эстатэ, но никто точно не знал, существует ли он. Те, кто считали себя учеными, со всего Инверно столетиями спорили и пытались подобраться к Завесе в надежде что-то разузнать. Но отправившись к Завесе, домой они не возвращались. Поговорили, что она забирала их. Другие утверждали, что люди просто уходили на ту сторону. Иногда ходили слухи, что еще немного, и тайна края мира будет разгадана. Но каждый раз что-то мешало. То ли недостаток знаний и технологий, то ли суеверия.

Еще в детстве Влада частенько заслушивалась завораживающей страшилкой, которую смаковали подружки. Поговаривают, что Эстатэ – не просто уютный летний мирок. Это мир наоборот. В Инверно – зима, а в Эстатэ – лето. В Инверно ты – девочка, а в Эстатэ живет точь-в-точь такой же мальчик. Двойник. Отражение. Рассказывали, что цельный мир расколовшись на двое, расколол и людские души. И теперь у каждого жителя Инверно была вторая половина в Эстатэ. Но если удастся пробраться сквозь Завесу и встретить эту половину, то мир схлопнется и обратится в пыль, унося с собой все живое. Не то аномалия, не то месть богов.

Влада слушала эту страшилку, которую каждый пересказывал на свой манер, раскрыв рот. Но в то же время не верила ни единому слову. Ведь те же самые подружки болтали про рогатых стражей с крыльями, охранявших Завесу, про прекрасных принцев из Эстатэ и возможность растопить весь снег в Инверно, если разжечь печь посильнее.

И все же Завеса не давала покоя. Если не всем жителя Инверно, то тем, кто интересовался вопросами мироздания, – точно. Влада была среди них. Существование чего-то, что невозможно объяснить, пугало ее и притягивало одновременно. Она помнила семейную историю о том, что дед по отцовской линии уехал на юг исследовать Завесу и не вернулся. Но пугало больше не это, а то, что никто не мог даже словами описать, что же это такое. Пелена тумана, каменная стена или обрыв на километры вниз. Ничего из этого. Те, кто имели хоть какое-то представление о юге Инверно, называли Завесу емким словом «ничто» и отказывались продолжать разговор.

И все же пытливый ум не давал Владе успокоиться. Особенно часто девушка обсуждала Завесу с ним. Он приехал из Южной автономии два года назад и вполне мог видеть Завесу своими глазами. Владе так и не удалось вытянуть из него хоть что-то конкретное, но иногда в его рассказах мелькали детали, из которых девушка пыталась собрать цельную картинку. И эта его близость к чему-то необъяснимому притягивала влюбленную девчонку еще сильнее.

Сегодняшний день выдался погожим по меркам мира, где температура не поднимается выше нуля. Влада насладилась пробивавшимися сквозь тучи лучами солнца и поспешила вернуться в дом, пока не покрылась инеем. Просушила волосы у печи и расчесала гребнем, отчего они завились в легкие волны. Поговаривали, что в Эстатэ вода не замерзала, как в Инверно, и на ней образовывалась рябь. Интересно, откуда люди все это знали, если никогда не бывали за Завесой? Бурное воображение или нечто большее?

Влада любила выходные, как и все люди. Вот только раньше она каждую свободную секунду бежала к нему. А если в этот день он работал или был занят какими-то делами, о которых девушка не имела представления, Влада не находила себе места. Теперь же она была предоставлена самой себе и всячески пыталась найти себе занятие, лишь бы в голову не лезли мысли и воспоминания.

А они лезли. Еще бы не лезли, когда каждый угол в доме, каждая запорошенная снегом ель и каждый перекресток напоминали о нем. Вот тут они впервые поцеловались. Там поскользнулись, кубарем покатились с горы и безудержно хохотали. Там он помогал прорубать наледь в проруби и доставал для Влады воду. А здесь она увидела его с…

В носу защипало, а в груди снова разрастался комок обиды, злости и боли. Хватит. Она строго настрого запретила себе вспоминать счастливые моменты. Несчастливые тоже. Боль накатывала от любых мыслей о нем.

Лучший способ отвлечься – это погрузиться в рутину и найти себе компанию. Благо рутины в Инверно всегда хватало. И без этой рутины было просто не выжить.

Первым делом Влада отправилась во двор рубить дрова. Лес с вечнозелеными вековыми елями начинался всего в двух улицах от ее дома, и Влада была среди первых, кто получал массивные заготовки, которые дальше разрубали на поленья. И если в глобальных масштабах власти Инверно заботились о жителях – каждый получал достаточно древесины, чтобы выжить, то о практически моментах никто не задумывался. Вот и теперь Влада вздохнула, глядя на трехметровый ствол диаметром около полуметра. Топор сразу показался неподъемно тяжелым.

Раньше она не гневила судьбу и безропотно размахивала топором. Потом появился он и на время сделал так, что Влада чувствовала себя самой счастливой и беззаботной. Рубил дрова, носил воду, топил печь. Даже готовил. А потом, когда жизнь Влады вернулась в, казалось бы, привычное одинокое русло, бытовые мелочи вдруг стали невыносимыми.

Девушка посильнее взялась за топор и принялась за дело. Замахивалась всем телом и с силой опускала чугунный наконечник в податливую древесину. Запахло смолой и сладостью умирающего дерева. Полетели в сторону щепки и кора, которую Влада забыла отодрать, чтобы пустить на растопку.

В каждый замах она вкладывала все больше сил и накопившейся внутренней боли. Владе сделалось жарко, пот стекал по лбу и жег глаза. Девушка уже сняла варежки, скинула с головы платок и распахнула тонкий полушубок. Теперь она кожей ощущала отполированное поколениями древко топора, сжимала его сильнее и обрушивала удар за ударом на распадающееся на части дерево. На душе стало чуть легче, когда спустя час перед девушкой оказалась небрежная гора дров и щепок.

Влада разрумянилась, волосы растрепались, а на губах играла довольная улыбка. Все же физический труд – отличный способ расслабиться и привести мысль в порядок. Жаль, он не избавляет от душевной боли раз и навсегда.

Когда Влада вернулась в дом, руки чуть подрагивали от усталости. Хотелось сбросить с себя все, расхохотаться, вновь выбежать на улицу и ухнуть прямо в ледяную воду, как после бани. Но это развлечение девушка оставила до лучших времен и для приятной компании.

Чуть остыв, переведя дух и сделав несколько глотков остывшего травяного чая, Влада отправилась за водой. Снег – это, конечно, удобно. Но только когда у тебя много времени ждать, чтобы он растопился, и несколько раз бегать за новой порцией на улицу. В будни дома должна быть вода.

Четыре пустых ведра ждали у входа. Влада водрузила их на деревянные сани, воткнутые снаружи в сугроб, потуже затянула пояс полушубка, снова натянула варежки и только платок оставила дома, позволив рыжим волосам разметаться по плечам и ловить отблески солнца, готового вот-вот снова скрыться за плотной облачностью.

После работы топором морозец не так уж раздражал, а даже приятно пощипывал щеки. Влада шла по хорошо утоптанной дороге, которую в кои-то веки за ночь не завалило свежим рыхлым снегом. Под валенками приятно хрустело, и девушка даже тихонько напевала себе под нос. Легкие сани с пустыми ведрами, чуть позвякивая, тянулись сзади на веревке.

Знакомую фигуру в конце улицы она узнала, стоило той замаячить на горизонте. Его она бы не спутала ни с кем. Походка чуть в развалку, как у многих мужчин. Коренастый, невысокого роста с чуть седеющей бородой и усталым взглядом темно-карих глаз. Обычный мужчина средних лет по меркам всего мира и центр Вселенной Влады, который вдруг разрушил весь ее мир.

Мужчина приближался, и девушка понимала, что спрятаться некуда. Посреди кристально-белого снега, среди возвышающихся вокруг деревянных домишек, она, рыжая и растрепанная выделялась как сигнальный столб. В груди все сворачивалось в тугой комок, словно и сама Влада сейчас свернется в клубок, стянется в точку и взорвется от боли и тоски. Дрожь от солнечного сплетения расходилась во все стороны. Кожа покрывалась болезненными мурашками, руки дрожали, а ноги немели. Впервые Влада порадовалась, что на ней столько одежды – можно хоть как-то скрыть бушующий внутри ураган.

Самое страшное проклятие – каждый день ходить мимо человека, которого все еще любишь и в то же время ненавидишь, и понимать, что ничего и никогда у вас больше не будет.

Он смотрел Владе прямо в глаза, а девушка не знала, куда спрятать взгляд, чтобы не выдать наворачивающихся слез. И так каждый раз. На протяжении вот уже двух месяцев. Невыносимо!

В голове начали суетиться мысли: «А куда он идет?», «Она отправила его за чем-то?», «А может, он передумал и идет ко мне?». Каждая мысль ударяла все сильнее и раздирала душу на части.

Наконец они поравнялись. Он смотрел на Владу внимательно, изучающе. Словно ждал ее реакции, прежде чем что-то сказать. И в то же время в глазах виднелась тоска. «Побитая собака» – так иногда про себя Влада именовала этот его виноватый взгляд.

Раньше, стоило Владе завидеть его издалека, как на губах непроизвольно вылезала счастливая улыбка. Она даже обижаться долго не могла. Видела его и улыбалась, словно он был ее личным солнцем. Ее гарантией счастья и спокойствия. Когда он обнимал, казалось, ничто в мире больше не имеет значения. Тепло. Спокойно. Он давал ей ощущение дома и вечного пристанища.

Но это раньше. А теперь Влада боялась заглянуть во все еще любимые глаза. Сделав над собой усилие, она все же бросила короткий взгляд на мужчину, отметив, что вокруг глаз появились новые морщины, да и седины будто бы стало больше. А может, она раньше просто не замечала. Ничего не замечала или не хотела замечать.

Коротко кивнула, так и не сумев выдавить ни слова. В ответ получила тихое и какое-то жалобное «Привет» и впилась ногтями в ладонь. Все же хорошо, что на ней варежки, и он не увидит сжатые дрожащие кулаки.

Влада, собравшаяся в тугой комок боли и обиды, инстинктивно задержала дыхание и обошла его по максимально большой дуге, чуть не свалившись в рыхлый снег. Лишь бы ненароком не коснуться. Не вдохнуть любимый аромат. Не ощутить родное тепло. Лишь когда мужчина остался позади, она дала себе волю, и по щекам заструились слезы.

Глава 3. Ярослав

Ярослав приехал на север Инверно с юга чуть больше двух лет назад и сразу устроился разнорабочим в теплицы. Делал все, что приходилось. Рубил и таскал дрова, носил воду, расчищал снег, что-то чинил. Словом, брался за любые задачи, и все у него получалось. А еще много курил, вечно всем помогал и мог развеселить любого. От ребенка до старика.

Его поселили в общежитии неподалеку от теплиц, а он и не жаловался. Словно бытовые неудобства его не волновали. И вообще ничто его не волновало – такой вот легкий нрав, вечно позитивный настрой и смешинки в карих глазах. Но Влада не раз замечала, как в этом взгляде проскакивает вселенская печаль и отрешенность. Не раз она спрашивала Ярослава о его прошлой жизни, о близости к Завесе, но мужчина никогда не отвечал. Отшучивался, переводил тему. И лишь иногда, когда прижимал утонувшую в любви девчонку к себе, выпускал наружу усталость и рассказывал истории из прошлого. Влада так и не смогла сложить их в полную картину по имени «Ярослав».

Но того, кого она знала, девушка любила до одури. До помешательства. До полной потери себя.

Влада не раз пыталась понять, когда появилось это чувство. Любовь с первого взгляда? Едва ли. Ярослав начал попадаться ей на глаза как-то неожиданно. Сначала встречался то в раздевалке, то на обеде и перебрасывался с ней парой легких шуток. Тогда она обратила внимание на голос. Низкий, бархатистый, ласкающий. Он часто напевал под нос, и Владе казалось, что ничего красивее в жизни она не услышит. Однажды они забрались в старую обветшавшую церковь на окраине леса, и Ярослав пел, дав себе волю. Голос эхом отражался от стен, а Влада рыдала.

Потом она заметила взгляд. Даже не заметила, а почувствовала. Однажды она задержалась в теплицах допоздна, а когда выходила, ощутила, словно ее незримо обнимают. Он вышел из-за угла с неизменной сигаретой в зубах и улыбнулся. Тогда она посмотрела ему в глаза и не смогла сдержать улыбку. Еще пара ничего не значащих фраз, но с того момента Влада поймала себя на мысли, что постоянно ищет его глазами. Всматривается в ослепительную белизну, чтобы разглядеть черную точку в отдалении. Бегает глазами по рядам работников, чтобы выхватить его и как бы случайно подойти самой.

Тогда за Владой ухаживал парень. Возможно, дело даже дошло бы до свадьбы, и сейчас она была бы счастлива как ее подруги, но судьба распорядилась иначе.

Сначала девушка даже не знала, как зовут нового жителя Северной автономии и чем конкретно он занимается. Однажды после работы их представила друг другу Владина подруга Настя. И с тех пор водоворот новых чувств закрутил Владу так быстро, что она совершенно разучилась думать.

Всю жизнь Владе казалось, что любовь не играет в ее жизни никакой роли. Они вечно с кем-то встречалась, расставалась и сходилась вновь. Метод «клин клином» всегда срабатывал на ура. Ей казалось, что любовь и отношения сильно переоценили. Да, семья – крепкая и сплоченная – важна. Но любовь… Это что-то эфемерное и, скорее всего, придуманное. С этой мыслью она жила вполне счастливо, пока не влюбилась.

Однажды, когда Ярослав ушел ночевать в свое общежитие после нескольких часов в объятиях Влады и оставил ее одну в смятой постели, она поняла одну вещь. Если по какой-то причине с Ярославом ничего не выйдет, никто в этом мире не сможет выбить его из Владиной головы. Эта любовь станет невыносимой пыткой навсегда. И от этой мысли сделалось страшно и холодно.

Но в начале их истории Влада летела как мотылек на огонь. Ярослав был старше на пятнадцать лет. Опытный, побитый жизненными перипетиями. Нежный и внимательный. Страстный и нетерпеливый. Влада смотрела на него во все глаза и чуть ли не рыдала от разрывающих чувств. Он вовсе не был красавцем и никогда бы не понравился девушке только внешне. Но харизма и невероятное притяжение с лихвой покрывали все.

Как-то раз Влада пришла на работу с дикой головной болью. Казалось, голова сейчас разорвется на части. Хотелось упасть в сугроб и забыться сном, но нужно было ухаживать за растениями. На обеде она сложила руки на длинном деревянном столе, уронила на них тяжелую голову и прикрыла глаза. Боль не утихала, но хотя бы свет масляных ламп не раздражал. Вдруг на ее затылок легла крупная ладонь, но тяжести Влада не ощутила.

Ярослав массировал больное место, с силой проводил пальцами до лба, перебирал тогда еще короткие рыжие волосы. Боль отступала, и Влада готова была заурчать. Кто-то за столом презрительно фыркнул, мол, спрятались бы, а то развели тут непотребство. Тогда Влада медленно поднялась со стола, сконцентрировала расфокусированный взгляд на Ярославе, хихикнула и шутливо шепнула: «Ну пойдем!». Мужчина рассмеялся, а в глазах заплясали черти. В тот день он проводил ее до дома. Сжимал напоследок ее руки в своих и выдыхал на них горячий воздух. А Влада плавилась. Вся. Целиком.

Внутри поднималось что-то такое, что пугало и восхищало. В такие мгновения страшно хотелось, чтобы мир замер именно сейчас и больше никуда не двигался. Существовал только Ярослав. Напоследок он коснулся полными губами тыльной стороны ее руки, пощекотав бородой, и ушел. А девушка осталась стоять, ловя ртом воздух и пытаясь угомонить зашедшееся в бешеном ритме сердце.

Влада поцеловала его первой. Вечером после работы она отправилась посидеть в девичьей компании тогда еще свободных подруг. За обедом случайно обмолвилась об этом Ярославу, он пообещал ровно в одиннадцать вечера ждать ее у теплиц. Нечего девушкам слоняться по ночам в одиночестве. К удивлению Влады, он сдержал свое слово. После бутылки настойки разгоряченная девушка в распахнутом полушубке и с горящими глазами буквально выпала из дома Инки. Ноги сами донесли до теплиц, а там стоял он с неизменной сигаретой. Влада хихикнула, обвила его шею руками и сама потянулась к губам. Он ответил на поцелуй с таким жаром, что Влада раскраснелась еще сильнее, смогла лишь выдавить: «Я никогда раньше не целовалась с бородатыми мужчинами», и рассмеялась.

С этого момента все закрутилось так стремительно, что Влада совершенно потерялась в вихре чувств. Отныне Ярослав был в ее мыслях всегда: на работе, во время одиноких вечеров у печи, на встречах с родными и подругами. Она высматривала его на улице, в теплицах, на обеде. Она ждала встреч с таким упоением, с каким даже в детстве не ждала Нового года. Влада вообще никогда и ничего не ждала так, как Ярослава.

Он стал ее воздухом, ее смыслом жизни, ее путеводной звездой. Она захлебывалась от любви, когда прижималась к нему. Сходила с ума от удовольствия и иногда даже рыдала в его руках не в силах справиться с лавиной эмоций.

Иногда Ярослав был молчаливым и отстраненным. Иногда веселым и смешливым. Иногда страстным и игривым. Иногда пропадал без объяснений, а иногда дожидался ее без предупреждения. И Влада научилась принимать его со всеми его странностями, особенностями и недосказанностями. Он всегда был ее. Таким, какого больше не существовало. До тех пор, пока она не увидела его с …

Влада мотнула головой и сфокусировала туманящийся от слез взгляд. Она сидела на заснеженном берегу промерзшей реки. Пологий берег плавно спускался к водоему. Поговаривали, что в старые годы иногда удавалось вытоптать снег до самого песка, но Влада никогда подобного не видела. На противоположном высоком берегу чернел высоченный сосняк – единственная порода дерева, которой удавалось выживать в вечном морозе, прорастать сквозь снег и обеспечивать дровами весь Инверно.

Прорубь слегка подернулась ледком – кто-то утром уже успел убрать свежий слой. Хорошо, не придется рубить самой. Рядом на санях стояли пустые ведра. А девушка безуспешно пыталась вернуться в реальность из болезненных и одновременно сладких воспоминаний.

Какой бы выбор ни сделал тогда Ярослав, Влада не могла на него повлиять. Хотела, пыталась, выясняла. Кричала и рыдала. Пробовала действовать лаской и злостью, но ничто не работало. И Влада отчаялась узнать, почему единственная любовь в ее жизни закончилась так. Теперь же эта жизнь продолжалась, как и жизнь Ярослава. Вот только они стали параллельными прямыми, которым не суждено пересечься. Они так и будут идти вдоль, постоянно видеть друг друга, узнавать от знакомых и что-то додумывать, но уже никогда не сольются в одно целое. И с этим нужно только смириться. Иначе как выжить в месте, где все друг друга знают?

Влада укрепила полные ведра воды на санях и отправилась в обратный путь. В родной дом, который помнил ее детство, когда девочка возилась с деревянными игрушками на прабабкином полу. Видел ее нелепым подростком, забегавшим в гости. Впускал ее под крышу, когда прабабка умерла, а Владе было жаль оставлять дом на окраине разрушаться под слоем снега. Так в семнадцать лет она начала самостоятельную жизнь со всеми ее горестями и прелестями. Дом помнил девичьи посиделки с хохотом, ядреной настройкой на травах и гаданиями на суженого. Дом принимал нелепые ухаживания потенциальных женихов и ворвавшегося в жизнь Влады Ярослава. Дом видел крики, слезы, шепот, стоны. Дом, кажется, знал о Владе все.

Влада подвинула ведра ближе к печи, где дотлевали последние поленья, и покрепче закрыла заслонку. Пробежалась глазами по развешенным под потолком травам, завернула несколько пучков в ткань и сунула за пазуху полушубка. К маме без чая – никогда. Сейчас ее наверняка начнут потчевать пирожками с зайчатиной и приговаривать, что дочь соврем бледная и худая. Надо чем-то подкупать заботливую родительницу.

Влада улыбнулась. Сейчас как никогда хотелось побыть в обществе людей, с которыми тепло. С которыми вновь возникнет то самое чувство дома, которое сначала дал, а потом отобрал Ярослав. Мама даже предлагала Владе перебраться к ним, но любить родных куда проще на расстоянии, и девушка отказалась. Все же было в ее свободе что-то пронзительно пьянящее. Что-то, что не променяешь на уют и заботу.

Глава 4. Родительский дом

– Владимира!

Владу как всегда передернуло от звука собственного полного имени. Она все могла понять – назвали в честь деда, того самого, который уехал к Завесе и не вернулся. Но неужели в их семье не было других значимых родственников, в чью честь можно назвать ребенка, и почему никого не смутило, что родилась девочка, а не Владимир Иванович, которого так ждали?

Мама в накинутом на плечи пуховом платке бежала через двор навстречу Владе. Стоило девушке толкнуть калитку, как предательский колокольчик возвестил о ее визите, и устроить сюрприз не получилось.

– Привет, мам! – Влада обняла невысокую чуть седеющую женщину с такими же пронзительно-зелеными, как у дочери, глазами. В отличие от Влады с ее прозрачной кожей, россыпью веснушек и золотом волос, ее мама Алевтина Сергеевна была почти смуглой и с легкой горбинкой на носу, что совсем ее не портило, а наоборот придавало образу некую аристократичность.

– Давай скорее в дом. Опять почти раздетая пришла!

– Мам, я полушубке! – по привычке бросила в ответа Влада, зная, что в вопросах одежды маму не переспорить. Она будет кутать всех вокруг, при этом позволяя себе разгуливать в одном платке.

В доме было натоплено. Видимо, папа в свой выходной не жалел дров. Дни, когда вся семья отдыхала, выдавались редко. Не хватало еще бабок по обеим линиям и одного деда, того, который занимался не подвигами в Южной автономии по соседству с Завесой, а хозяйством.

Влада скинула полушубок и повесила его на крючок у входа, оставшись в простых штанах и рубашке с разрезом от ворота почти до солнечного сплетения. Это она зря, папа не одобрит, но думать надо было раньше. Встреча по дороге к проруби выбила из Владиной головы все мысли.

В хлеву, примыкающем к дому, протяжно замычали, и мама собралась вновь вылететь из дома, но отец ее опередил. Он вышел в небольшой коридор, где толпились жена и дочь. Качнул головой по поводу Владиной одежды и слегка хлопнул и ее по плечу.

– Аль, сиди. Хватит скакать. Я сам, – кинул он жене и выскочил на улицу.

– Вань, оденься! – закричала ему вслед мама, но муж уже скрылся за закрытой дверью. – Зла на вас иногда не хватает!

Влада ухмыльнулась. Ничего у них не меняется.

Все это время мама так и сверлила девушку взглядом. Влада понимала, что все ее настроения уже прочитаны и интерпретированы, возможно, в корне неправильно, но маму не переубедить. А потому она старалась если не избежать расспросов, то хотя бы отсрочить их. Заваривала чай, подогревала в печи пирожки, бегала в холодную террасу за местным деликатесом – вареньем из тепличных ягод.

Когда же она наконец уселась у деревянного стояла, где возвышалась гора пирожков и высокий самовар, мамин внимательный взгляд вновь вернулся к ее лицу. Влада вздохнула. Очередного разговора, ведущего в никуда, не избежать.

– Владимира, ну и что с лицом?

– А что с ним?

– Как будто полыни наелась.

– Может, я ее в чай по ошибке бросила, – хмыкнула девушка и по беспристрастному маминому лицу поняла, что шутка не удалась. – Наткнулась на него, когда ходила за водой.

– Пусть он уже уезжает отсюда! Сколько можно! – тут же взвилась мама. – Забирает эту свою и возвращается в Южную автономию. Он же мучает тебя каждый день!

– Он никуда не уедет, ты же знаешь. – Слова давались тяжело. Горло сжимало от рыданий, которые Влада упорно давила.

– Встречу – скажу ему. А лучше ей.

– Ты уже говорила. Это бесполезно. Никуда он не уедет.

– Но ведь так нельзя! Как ты собираешься жить дальше, если каждый день видишь его? А главное ее? Ух, прибила бы своими руками!

– Нельзя, – пожала плечами Влада. – Ну а как иначе?

– Давай я схожу к ней и поговорю.

– Не надо, мам. Я не хочу еще раз услышать оскорбления в свой адрес.

– Ты и не услышишь. Я сама пойду. Буду угрожать, пугать – не знаю…

– Тем более я не хочу, чтобы ты слышала оскорбления в твой адрес.

– Она не посмеет!

– Не надо, мам, правда. Все же когда-то мы были подругами.

– Ишь, вспомнила! А она помнила, что вы – подруги, когда прыгала в койку к твоему мужику?

– Мам, умоляю! – Влада в сердцах вскочила, а слезы все же прорвались мучительным потоком. – Давай не будем о нем. О них. Я не хочу.

– Девчонки, что кричим?

Папа появился в доме как никогда вовремя. При нем мама не обсуждала случившееся. Она стыдилась любви Влады к Ярославу еще в тот момент, когда эти чувства казались девушке сказкой. Тем более она стыдилась сейчас, когда дочь заходилась в рыданиях, а на месте ее сердца зияла дыра.

Мужчина приземлился на табурет у стола, и от него повеяло морозом и почему-то уверенностью, что настоящие и честные люди все еще существуют. Высокий, крупный, со светлыми в рыжину волосами, которая во внешности Влады превратилась в настоящий огонь. Иван Владимирович никогда не лез в «женские» дела и дочь про личную жизнь не расспрашивал. Но выводы он делал. И если высказывался, то доводил и жену, и дочь до слез парой емких фраз, которые любую романтику превращали в пыль. Поэтому Влада и теперь не пыталась искать защиты у отца, а смолкла и постаралась отвлечься. Скажи она хоть слово про Ярослава, и услышит характеристику, которая вполне соответствует действительности. Вот только Влада начнет отстаивать его честь, защищать и оправдывать. Все закончится слезами, криками, обидами и побегом домой. Нет уж, не сегодня.

– Все хорошо, пап, – постаралась успокоить его Влада и отвернулась, чтобы проморгаться и скрыть от отца раскрасневшиеся глаза. – Немного поспорили.

– Тоже мне, спорщицы. Опять кости кому-то перемывали?

– Вань, что там с коровами? Разобрался? – Мама ловко перевела тему, и Влада поблагодарила ее про себя.

Тепло родного дома, ароматный чай, пирожки и варенье постепенно возвращали к жизни, расслабляли и даже давали повод улыбнуться, не смотря на неудачное начало. В сущности, не все так плохо. У Влады есть свой дом, родные люди, пара подруг и работа. Сытным обедом кормят на работе, дрова она привозит на санях, а не тащит на себе. Она молодая, сильная. Нет ни застарелого кашля, ни обморожений, как у многих. В конце концов, она даже работает в тепле, не то что извозчики и уборщики снега. А любовь – без нее можно прожить. Пусть и очень больно, когда ты уже знаешь, что такое – быть самой счастливой в мире.

Несколько часов пролетели как мгновение. Влада заторопилась домой, и внутри снова заплескалась тревога. Дойти хотя бы до дома, не наткнувшись на Ярослава. А завтра – снова на работу, там шансов избежать встречи куда меньше. Девушка вздохнула и снова поймала грустный мамин взгляд, одновременно жалостливый и жаждущий отомстить за дочь.

Мама вызвалась проводить, и Влада не стала отпираться, как делала это всегда. В обществе людей она ощущала себя чуть менее потерянной и проще переживала встречи, он которых раньше сердце трепетало, а теперь сжималось в комок и поднималось к горлу, стремясь задушить.

– Влад, ты должна его ненавидеть! – Мама первая завела разговор, стоила им отойти на безопасное расстояние, где не услышит папа.

– Я пытаюсь. Не получается.

– Влада, подумай своей головой! У него будет ребенок от другой женщины! И все это произошло в тот момент, когда он был с тобой. Это же в голове не укладывается! Почаще вспоминай это, и ненавидеть будет гораздо проще.

– Ты думаешь я могу забыть? Я открываю утром глаза, а перед ними стоит картина, как он ее целует. Как потом признается, что она беременна. Что для него это чудо, он и мечтать не мог о потомстве, а потому будет с ней. Не менее ярко я вижу ее, которая ворвалась в мой дом в момент нашего с Яром разговора, чуть ли не выволокла его за шкирку, потребовала его отказаться от меня при ней. Еще и меня шалавой назвала. А он все послушно повторил и даже не вступился за меня… Он, который обещал защищать и заботиться. Ты думаешь, это можно забыть, мам?

Влада хлюпнула носом, пытаясь подавить бушующий в груди ураган и не дать ему излиться потоком слез.

– И все равно не можешь ненавидеть?

Влада отрицательно качнула головой.

– Я боюсь, мам. Боюсь, что больше никогда не смогу полюбить. Боюсь, что отдала все свои чувства и всю себя человеку, который вытер об меня ноги. Который обманул. У меня внутри такая пустота! Я боюсь, что никогда уже не почувствую тот огонь, что горел во мне.

– Влад, а может, и не нужно так? Необязательно любовь должна испепелять и уничтожать. Она ведь может быть тихой, домашней и полной благодарности.

– Это уже не любовь. Это смирение. Вот ты, мам! Ты же чувствовала, как на лице расцветает улыбка, стоит увидеть его силуэт? Ты металась по дому целый день, не находя себе места перед встречей? Неслась к нему, позабыв обо всем? Чувствовала, как ваши души сливаются в единое целое, и вам не нужны слова, чтобы слышать друг друга? – Влада почти рыдала, но глаза лишь сильнее распахивались, а на лице застыла маска безумного блаженства.

– Да… – тихо ответила мама.

– Поэтому вы с папой и живете душа в душу.

– Все это было не с папой… – так же тихо произнесла она.

Влада осеклась и прикусила губу. До дома дошли молча.

Глава 5. Теплицы

Ранее утро всегда означало темноту. Владе удавалось застать рассвет только в выходные. И так уже много лет – с того момента, как она вышла из беззаботного детского возраста. Когда-то она могла упросить маму не будить ее и оставить на весь день с бабушкой. Тогда девочка спала до обеда. Пусть и не хотела – вытравить из человека жаворонка не так уж просто. Дело было в принципе – спать до победного, пока разрешают. Вдруг, больше не разрешат?

Взрослой Владе приходилось вставать до первых лучей солнца, подкидывать дров в печь, наскоро умываться и завтракать. Или, пропустив завтрак и даже оставленный с вечера остывший травяной чай, мчаться в теплицы. Бывало даже, что девушка открывала глаза от яростного стука в дверь. Не потому что проспала, а из-за очередной катастрофы местного масштаба – крыша в теплице готова была вот-вот провалиться под тяжестью навалившегося за пару дней снега.

Тогда Влада со стоном отчаяния подскакивала, одевалась быстрее, чем горит спичка, и отправлялась с гонцом, принесшим недобрую весть, про себя ухмыляясь, что таких гонцов когда-то убивали. А может, это просто сказки.

Владе повезло уродиться худой, невысокой, а главное – легкой. Именно это качество так приглянулось тем, кто принимал ее на работу еще подростком. Вот уже несколько лет после сильных снегопадов самая мелкая работница теплицы обматывала веревку вокруг пояса, залезала по высоченной лестнице на уровень третьего этажа, подтягивала наверх лопату и, лежа на животе на крыше теплицы с мутным остеклением, сталкивала вниз наваливший снег. Конструкция скрипела и трещала, и Влада каждый раз надеялась, что ее все же страхуют. Потом долго втолковывала начальству, что пора чинить крышу, иначе они рискуют остаться без теплицы и без урожая. И каждый раз слышала один ответ – «скоро».

К счастью, снегопадов не было уже пару дней. Сегодня пробуждение прошло мирно и планово. В голову не лезли лишние мысли. А если точнее – Влада их старательно отгоняла. Этот фокус помогал хоть немного уберечь себя от мысленной жвачки, сожалений и рассуждений «что было бы, если бы я тогда…».

На работу она добралась одной из первой, скинула в раздевалке полушубок, размотала платок и переобулась в плоские войлочные тапки. Размялась, потянулась, почти безмятежно, затылком чувствуя, что Ярослава поблизости нет, и внутренний комок пока может подождать.

За что девушка действительно искренне любила свою работу – так это за тепло. Еще, конечно, за возможность прикоснуться к почве, которая на улице пряталась в снежном плену. За блеклую зелень трав, кустов и невысоких плодовых деревьев, с которыми она общалась как с живыми. За то необычное, чего не существовало и не могло существовать за пределами этого теплого мирка, согреваемого десятками печей. Когда вокруг тебя только ослепляющая белизна, даже жухлая листва и недозревшие ягоды кажутся пронзительно яркими.

Никто уже не помнил, откуда взялись эти теплицы, кто и где насобирал растений, которые теперь обеспечивают продовольствием несколько поселений, а главное – как жили до появления теплиц. Влада расспрашивала родителей, бабушек и даже прабабку. Но все говорили одно – так было всегда. Но что такое «всегда», Влада не знала. Как и не знала, что же представляет из себя Завеса.

Практика показала, что быть слишком любопытной – вредно. На твои вопросы все равно никто не ответит, а ты изведешься, пытаясь отыскать истину собственными силами.

Влада немного посидела в раздевалке, размяла затекшую с ночи шею. Некстати вспомнила, как раньше этим занимался Ярослав. Отбросила мысль подальше и побрела в свой персональный рай. Первую теплицу занимала мелкая растительность – травы для чая, ароматные пряности, невысокие овощи вроде капусты, репы, редиса и свеклы, огромное поле водянистого картофеля и лишь несколько гряд с низкорослыми ягодными кустами. Здесь же росли лекарственные травы. Вторая золотилась колосьями, переливающимися в блеклом свете, падающем сквозь мутное стекло. Золотой фонд Инверно – будущая мука, без которой не было бы ни хлеба, ни пирожков, ни каш, ни самой жизни. Рожь, пшеница, овес, гречиха занимали огромную территорию, которую устанешь обходить пешком, не то что поливать, удобрять и обрабатывать. Третью теплицу занимали деревья. Они плохо выживали и мало плодоносили, и все же яблоки, сливы и груши существовали в Инверно, хоть и ценились непомерно дорого.

Влада больше всего любила первую теплицу. Она вдыхала пьянящий аромат горькой полыни, растирала между пальцев листики чабреца, утыкалась носом в желтые серединки ромашек. Несколько лет назад она так обнаружили крапиву, которая больно ужалила за палец. На открытие сбежались знатоки. Долго совещались и вынесли вердикт. Откуда вроде бы сорное, но все же полезное растение взялось в гряде с будущим чаем, никто так и не понял. Крапиву пересадили к лекарственным травам и с тех пор возделывали как самостоятельную культуру.

Девушка прошлась по рядам, поздоровалась с ночными дежурными, мирно сопевшими возле одной из печей. Вернее сначала разбудила, а потом поздоровалась. Подкинула дров в печи, которые, по ее мнению, чуть остыли. Те с удовольствием приняли свежие поленья в свое жерло и сыто затрещали.

Влада почувствовала его взгляд затылком. Ощутила, как все внутри вдруг ни с того, ни с сего свернулось в ледяной комок. По плечам сбежали мурашки, и руки мелко затряслись. Ну и пусть. Он же не знает, что она чувствует его вот так. Можно сделать вид, что все нормально.

Девушка, не оборачиваясь, добралась до хранилища инструментов, выбрала тяпку и пару ведер – для урожая и отходов. Опустилась на одно колена возле гряды с травами. За пару дней некоторые растения достигли идеального размера, а местами проклюнулись сорняки – вот уж непобедимые ребята. Наверное, и под снегом благополучно зеленеют, если копнуть поглубже.

Влада усиленно долбила тяпкой сухую землю, извлекая сорные травинки. Надо бы сначала полить. Но таскать самой воду – значит, привлечь внимание Ярослава. Он никогда не пройдет мимо человека, которому нужно помочь. Такая уж черта – то ли искренняя, то ли во искупление тех дел, о которых Влада ничего не знала, и последних, более свежих прегрешений.

Спустя несколько минут теплица наконец наполнилась голосами. Девушки болтали и хихикали. Мужчины степенно что-то обсуждали. Ворковали парочки, ругались семьи. Кто-то прощался до вечера, расходясь по разным концам. Скоро пестрое многоголосье затянет песню, среди которого будет выделяться один – низкий, бархатистый, пронизывающий.

– Ты опять?

Девичий голос над ухом заставил вздрогнуть и одновременно улыбнуться. Инна, крупная, сероглазая и вечно задорная, опустилась рядом с подругой и привычным движением чмокнула ее в щеку.

– Что опять?

– Ну вот это твое выражение: «Он свет моих очей! Как я буду жить дальше!».

– Ин, не начинай.

– Значит, угадала?

– Угадала.

– Что на этот раз? – подруга показательно закатила глаза.

– Пришлось прятаться в грядках, чтобы не трястись, пока он тут ходил. А теперь вот вспомнила, как он поет.

– Влад, прекрати дурить. Это он подонок и урод. Он должен прятаться, трястись и бояться попасться тебе на глаза. А ты имеешь право ходить с гордо поднятой головой и флиртовать со всем миром. Поняла?

– Поняла.

– А делать так будешь?

– Нет.

– Все ясно. Это совершенно бесполезно.

– Ин, давай не будет о нем, умоляю. Сил нет.

– Легко и с удовольствием. Могу даже в суп ему плюнуть. Или подкуплю повариху Машку, пусть она плюнет. А лучше…

– Ин, ну хватит. Давай просто не будет о нем и все.

Девушка поверженно подняла руки, пробурчав что-то вроде: «Интересно, хоть на два часа ее хватит».

День тянулся к обеду тягуче и лениво. Ничего не происходило. И с одной стороны, это было хорошо. Лишние потрясения уж точно ни к чему – со старыми бы справиться. А с другой, Влада не отказалась бы встряхнуться.

Каждый день напоминал предыдущий. Одно сплошная снежная обреченность и режущая глаз белизна. А хотелось бы… Она не знала, чего хотелось бы. Последние два года ей хотелось любви и Ярослава. А сейчас хотелось оказаться как можно дальше от него и одновременно как можно ближе. Вырваться из замкнутого круга, в котором пребывала. Проблема лишь в том, что круг замкнулся для всего Инверно. Рутина, рутина и еще немного рутины. Изо дня в день. Неужели до конца дней Владе придется таскаться на работу в теплицы. Смотреть, как стареет Ярослав и… как растет его ребенок от другой женщины. Так и с ума сойти недолго. Если была бы хоть малейшая возможность что-то изменить в этой жизни, Влада схватилась бы за нее обеими руками и ни за что уже не отпустила.

В безрадостных раздумьях прошло время до обеда. Работники неспешно сложили инструменты и побрели к столовой, откуда уже разносился запах жидкого овощного супа и мясных пирожков.

– Ммм… С кроликом, – протянула над ухом Инка и хищно улыбнулась.

– Иногда ты меня пугаешь, – ухмыльнулась Влада.

– Только иногда? Аж обидно стало!

С хохотом девушки ввалились в столовую, подхватили у дверей еще пару девчонок и заняли край длинной скамьи, придвинутой к широкому деревянному столу. Напротив села стайка ребят, знакомых вдоль и поперек с пеленок.

Спустя несколько минут все работники заняли места. Столовая наполнилась гулом, смехом и запахом человеческим тел. Вот только повар никак не приглашал выстроиться в очередь за обедом, и это было странно.

«Это что за забастовка?», «Мы сейчас начнем ломиться в дверь!», «Машка, если не дашь мой пирожок, я съем тебя!» – слышалось со всех сторон, и за каждым возгласом следовали раскаты хохота. От некоторых из них Влада закатывала глаза и невольно представляла, как они бы переглядывались с Ярославом и читали в глазах друг друга новую вереницу шуток. Вот только смотреть на Ярослава она не могла и не хотела. Боялась в действительности увидеть в его глазах то родное и объединяющее, чего теперь быть не должно.

– Интересно, что случилось? – шепнула Влада Инке на ухо и насупилась.

– Смотри, старшОй идет.

Так по-свойски работники теплиц называли управляющего Виктора Евгеньевича.

Глава 6. Шанс

Пожилой мужчина, не утративший юношеской стати, уверенно шел между рядов, размахивая руками. Звуки вокруг его фигуры стихали, смешки глохли и растворялись в звенящей тишине. Казалось, что за ним следует холод с улицы. Кустистые брови сдвинуты к переносице, и между ними залегла глубокая складка над блекло-голубоватыми глазами, как небо в Инверно. Влада не часто встречалась с начальством, но таким угрюмым не видела его никогда.

– Не нравится мне это, – чуть слышно буркнула себе под нос Инка, и вокруг согласно закивали. – Как думаешь, что случилось? – Этот вопрос прозвучал адресно – Владе.

Девушка в ответ лишь пожала плечами. Точно ничего хорошего, уж больно он угрюм. Как будто в теплицах погиб весь урожай, и теперь придется выживать на заготовленных остатках и выпрашивать подачки из теплиц в других автономиях. Влада поежилась. О таком рассказывала мама. Люди начинали раскапывать снег в попытках добраться до каких-нибудь кореньев, но обнаруживали лишь серую мертвую землю и зарабатывали обморожения.

В голове промелькнула гаденькая мысль – в голоде она точно не выносит ребенка Ярослава. Но Влада тут же прогнала ее. Нет, желать ей счастья девушка точно не будет, но и злорадствовать не в ее правилах. Как бы больно и обидно ни было.

Мужчина остановился в конце обеденного зала и сделал шаг наверх – на небольшое возвышение, служившее сценой в те моменты, когда столовая перевоплощалась в праздничный зал. Люди затихли окончательно. Казалось, что звуки поглотил вакуум. Даже воздух не колебался, не втекал прохладными потоками из двери и не поднимался жаром печей под крышу. Зал ждал. Мир ждал. И Влада ждала.

Почему-то ей вдруг показалось, что глаза этого взрослого угрюмого мужчины устремлены на нее. Обычную девчонку, ничем не выдающуюся, кроме рыжих волос и легкого веса, оказавшегося кстати в ее работе. Девушка задержала дыхание, мысленно перебирая, что же она могла натворить. По работе – ничего, а личная жизнь на то и личная. Никто не будет придавать ее огласке. Тем более не Влада здесь корень зла. Но взгляд проскользил дальше, и дышать стало легче. Может, просто показалось?

– Друзья! – наконец над залом пронесся голос Виктора Евгеньевича, слишком молодой, задорный и будто неуместный.

– Бесит, когда он так нас называет! – Инкин шепот снова раздался над ухом, и Влада снова кивнула.

– Друзья, – повторился старшой, – все вы знаете о Завесе.

По залу пробежал шепот.

– Прошу тишины. Это важно. Завесу постоянно исследуют. Обычно для этого привлекают людей из Южной автономии Инверно, но бывали исключения. – Глаза мужчины снова задержались на Владе. Ну да, конечно, он просто знает про ее деда, который в свое время вызвался добровольцем и пропал. – И вот теперь люди из администрации регеля вновь ищут тех, кто готов отправиться к Завесе.

В этот раз шепот в зале больше напоминал рокот, полный непонимания и недоверия. Из зала тихо и неуверенно вылетела пара вопросов.

– Друзья, я отвечу на ваши вопросы в конце, если, конечно, они останутся. Вы знаете, что наши теплицы – самые успешные и продуктивные на материке. Несколько лет назад к нам даже приезжала делегация из Восточной автономии перенимать опыт.

– Где связь с Завесой? – выкрикнули из зала, и старшой качнул головой.

– А связь простая. Исследователям Завесы нужны продукты. Годами они получали поставки продовольствия от нас и с востока. Но в этом году среди исследователей появилась новая кровь – молодежь пришла к власти. И как всегда это бывает у молодых, принялись все реформировать. Так вот. Новый регель решил основать свои теплицы прямо возле Завесы. Это всегда считалось опасным и непредсказуемым занятием. Никогда в истории там не занимались возделыванием культур. Но все бывает впервые. В Южной автономии возвели две небольшие теплицы – пока экспериментальные. Им нужны рабочие руки – не лишь бы кто, а действующие работники и работницы теплиц. По пять человек из каждой автономии – с запада, востока и от нас, с севера. Я упирался, как мог. Но обязательства перед регелем – есть обязательства. Он вынес указ – выделить работников. Я не могу взять на себя такую ответственность – сослать кого-то в Южную автономию. А потому сначала предлагаю встать тех, кто добровольно отправится к Завесе развивать сельское хозяйство. Срок работы – год. А дальше – как пойдет.

Сердце набатом стучало в голове Влады. Она и сама не поняла, как напряглись икры и бедра, как разогнулись колени и словно вытолкнули ее вверх. Девушка перебросила сначала одну, потом другую ногу через деревянную лавку и встала в проходе под аккомпанемент удивленных взглядов и полной тишины.

Один взгляд она чувствовала особенно ярко и болезненно. Ярослав сидел ближе к Виктору Евгеньевичу и сейчас смотрел прямо в глаза девушке. Не отрываясь и не моргая. И почерневший взгляд этот полыхал яростью. Казалось, он готов сорваться с места и закрыть ее собой, лишь бы глупая девчонка не натворила того, что нельзя поправить. Но он не сорвется и не закроет. Будет лишь вот так смотреть. Жалкий, безвольный. И эта мысль придала сил.

Да она отправится куда угодно, лишь бы не видеть этих все еще любимых глаз, лишь бы забыть. Хотя бы попытаться забыть. Влада не без труда оторвалась от лица Ярослава и почти смело взглянула на старшого:

– Владимира Крестовская. Я готова.

– Ты уверена, девочка? – словно сомневаясь, переспросил старшой. – Ведь твой дед…

– Я знаю. Меня назвали в его честь. Возможно, это судьба.

– Возможно, – качнул головой мужчина и будто постарел на десяток лет. – Я знал его лично. Смелый был человек. Даже отчаянный. Видимо, внучка пошла в него. Что ж, Владимира, ты первая. Подойди ко мне после обеда. А пока садись на место. Есть еще добровольцы?

За четверть часа набрались оставшиеся четыре человека. Все мужчины, все старше Влады и все женатые. Видимо, устали от быта и решили сбежать. Ну и влетит же им дома.

Эти пятнадцать минут, что длились дебаты, Влада с замиранием сердца ждала, что же сделает Ярослав. С одной стороны она умоляла Вселенную, чтобы он остался здесь, в Северной автономии. А с другой, не менее сильно умоляла, чтобы последовал за ней. Это означало бы, что он все еще любит ее… Но он не последовал. Влада смахнула непрошеную слезу и отвернулась от импровизированной сцены с торца столовой, откуда вещал старшой.

В конце Виктор Евгеньевич пожелал всем приятного аппетита, еще раз перечислил имена добровольцев, напомнив им явиться после обеда, и скрылся за дверями. Видимо, решил не портить аппетит.

Еду зоне выдачи забирали в полной тишине. Влада прятала глаза от всего мира, понимая, что пятнадцать минут назад навсегда изменила свою жизнь, и отказаться от этого решения она не сможет. Вновь взглянуть в сторону Ярослава она так и не рискнула и на Инку глаз не подняла. Подруга не выдержала первая, когда они уселись обратно за стол с полными деревянными тарелками хлюпающего супа и парой пирожков.

– Ты совсем сдурела? – Голос Инны был тихим и каким-то шелестящим, словно сушеные травы перешептывается в сквозняке открытых дверей. Кажется, подруга изо всех сил старалась скрыть свое негодование от других и выплеснуть его исключительно на Владу. Но как тут скроешь, когда все вокруг то и дело поглядывают на девушку с интересом, удивлением и иногда жалостью, как будто знают не только про ее провал в любви, но и что-то еще, более зловещее.

– Ин, хоть ты не начинай. У мамы точно будет истерика, да и бабки в два голоса начнут уговаривать остаться.

– И правильно сделают! Ты хоть знаешь, что тебя ждет?

– Нет.

– Вот именно! И никто не знает. Это гребаная тайна, в которую посвящены единицы!

– Ин, это просто Южная автономия и просто Завеса, о которой мы знаем с детства. Просто нечто, за которым либо нет ничего, либо есть другой мир. И за пределы которого никто никогда не проникал.

– Ты сама себя слышишь? Ты же вообще ничего не знаешь о месте, куда едешь!

– Я знаю человека, который жил на юге… – пролепетала Влада и тут же осеклась.

– Не вздумай! Он и раньше-то ничего тебе не рассказывал. Думаешь, сейчас примчится выкладывать тайны Завесы? Уверена, он и сам ничего не знает. Просто влачил свое убогое существование в Южной автономии и портил жизнь другим девушкам. На севере ничего принципиально не изменилось.

– Ин, прошу, не надо…

– Все еще защищаешь. И когда ж ты разозлишься как следует.

– Ин, я зла. Я зла и в отчаянии настолько, что решилась на самую большую глупость в своей жизни. Ну или на единственный шанс что-то изменить.

– Неубедительно, но ладно. Потом об этом. Ты же все равно теперь не пойдешь на попятную. Из-за своей дурацкой упертости. Тогда надо хотя бы собраться вместе с Настюхой и проводить тебя как следует. А то она со своим ребенком и бытом вообще отстала от жизни. А тут столько новостей и сразу!

– А вот это мне нравится. – Влада вымученно улыбнулась. До этого момента в голове рисовалось что-то расплывчатое и как будто радужное. Теперь же после Инкиных слов к перспективам изменить жизнь в лучшую сторону начали потихоньку прилипать страхи и сомнения.

Что же там – у Завесы? Почему все так ее боятся и ничего не рассказывают? Что случилось с дедом, в конце концов? Времени подумать, посомневаться и побояться будет предостаточно. А пока нужно прощаться со всем привычным, объясняться с родными и работать. Одно импульсивное решение не отменяет привычной рутины до тех пор, пока она не сядет в сани и не отправится в новую жизнь, полную… чего-то. Чего-то, о чем Влада пока не догадывается.

Быстро разобравшись с обедом, вкуса которого девушка не почувствовала, Влада подорвалась, шепнула Инке, что найдет ее в теплице, и, игнорируя окрики знакомых, направилась к Виктору Евгеньевичу. Вытерпела укоризненный и будто запрещающий взгляд Ярослава и даже не повернулась к нему. Просто вновь почувствовала ту нить внутри, что все еще связывала ее с несостоявшейся любовью всей жизни.

– А, Владимира. – Старшой поприветствовал ее как хороший знакомый, хотя в действительности Влада разве что здоровалась с начальником да пару раз отчитывалась о расчистке снега с крыш.

– Здравствуйте, – кивнула девушка. – Еще раз.

– Ты уверена в своем решении? – Мужчина дождался, пока столовая опустеет и жестом показал остальным добровольцам подождать в стороне.

– Разве я могу отказаться?

– Владимира…

– Можно просто Влада? Не переношу полное имя.

– Влада, – усмехнулся старшой. – Прямо сейчас ты можешь отказаться. Но без возможности передумать снова. Если ты выйдешь из столовой без отказа, то дороги назад не будет.

– Тогда отвечаю окончательно – я уверена. Я поеду к Завесе.

– Уяснил. Выдвигаемся ориентировочно через неделю. У тебя будет время проститься и объясниться. О неразглашении всего, что ты слышала и видела, тебе напомнят еще сотню раз, но скажу и я. Ты не сможешь вернуться домой раньше. Но когда все же вернешься, то должна будешь следовать правилу: «Все, что было в Южной автономии, остается в Южной автономии». Это важно. Поняла меня?

– Поняла. Через неделю буду готова и рот на замке.

Влада вежливо попрощалась и уже засобиралась уходить, но Виктор Евгеньевич окликнул вновь:

– Влада, зачем тебе это?

– Хочу изменить свою жизнь.

– А если честнее?

– Пойти по стопам деда. – Слова получились скорее вопросительными.

– Я же просил честнее, а не фальшивее. Любовь?

– Любовь, – глухо согласилась Влада. – Неудачная.

– Понимаю, молодость… – несколько мечтательно протянул старшой. – Решение, конечно, радикальное. И я очень бы хотел тебя отговорить. Но в молодости поступил бы точно так же. Импульсивно, немного глупо, но единственно верно. У тебя неделя на прощания и сборы.

Влада кивнула, и почему-то на душе стало чуть теплее. Хотя бы один человек понял ее. Подтвердил, что те, чувства, что тянут на дно и не дают свободно вздохнуть, – это не ерунда, а повод изменить жизнь. Пусть глупо и радикально, как сказал старшой.

Глава 7. Первое прощание

Лишь дома Владу накрыло волной страха. После потери веры в любимого человека жизнь казалась бессмысленной, пресной и постоянно стремящейся уколоть побольнее. Подсунуть девушке печальный взгляд Ярослава в реальности и его же терпкие поцелуи во сне, а потом самодовольно вздернутый нос бывшей подруги, которая теперь носила его ребенка. Все это выматывало и высасывало остатки солнечного света внутри. Но все равно было рутиной, понятно, привычной, хоть и болезненной до желания выть по ночам.

Теперь же впереди ждала сплошная неопределенность. Влада сидела на кровати и сумбурно пыталась собрать в кучу все, что она знала о Завесе. Сказки родителей, страшилки подруг, оговорки Ярослава. Но картина совершенно не стремилась расширяться и наполняться деталями. В сущности Влада не знала ничего. И как бы она ни напрягала голову и память, яснее не становилось.

Но решение – есть решение. Старшой четко дал понять – обратного пути не будет, и Влада приняла это. Сообщать о своем решении родителям в первый же вечер после работы она не рискнула. В теплицах и так было слишком много расспросов – слухи дотекут и без ее участия. Почему-то Владе казалось, что разговор с родителями, которые уже знают, пройдет легче. Вряд ли, конечно. Но и бежать с сомнительно радостной новостью она не рискнула.

После обеда ее облепили почти друзья, просто знакомые и те, с кем Влада лишь здоровалась. Все пытались выяснить, зачем она пошла на такой шаг. Никто не говорил вслух об опасностях, легендах и прочих предрассудках, связанных с Завесой, но в воздухе и без слов витал всеобщий страх и легкое преклонение перед Владиной отчаянностью. Не подошел только Ярослав. Он исчез из теплиц слишком незаметно. Просто в какой-то момент Влада поняла, что его нет. Пошел к ней. Сердце болезненно кольнуло, и девушка поспешила вернуться к другим разъедающим мыслям – как быть дальше. Как рассказать родным. Как провести эту последнюю неделю. Почему-то Владу не покидало ощущение, что она уезжает навсегда. Не на год, как предложил Виктор Евгеньевич. И не на пару лет, если решит продолжить работу в южных теплицах. А на всю оставшуюся жизнь. Сколько бы ей ни оставалось.

Влада точно решила – прощаться и общаться с родными с завтрашнего дня. А пока уединенный вечер в своем доме, где было столько счастья и столько слез. Столько встреч и разлук. Столько любви и печали. Столько воспоминаний. Детских – как она играла на прабабкином полу в резные деревянные игрушки. Подростковых – как забегала в гости между уроками в школе и болтала обо всякой ерунде. Взрослых – как переехала сюда совсем одна и стала вылеплять себя. Ту Владу, которая оказалась в настоящей точке и пока не поняла, рада она этому или нет.

Девушка выпустила из-под платка гриву рыжих волос, заложила их за уши и принялась заниматься домашними делами. Звенящая тишина давила как никогда, и о своем решении уединиться она пожалела в первые же минуты. А с другой стороны, сколько можно прятаться в толпе от себя самой? От себя не сбежишь. Даже к Завесе. Влада все равно возьмет с собой внутренний багаж, что накопился за жизнь. И, увы, этот багаж не получится растерять во время недели тряски на санях по дороге к южным границам Инверно.

В печи уютно потрескивали поленья, на столе тускло светила масляная лампа, и разогревшиеся травы под потолком начали источать нежный сладковатый аромат. Вот их жалко – такое богатство пропадет. Нужно раздать и немного захватить с собой. А еще хорошо бы уговорить старшого взять с собой образцы не только важных культур, но и вот таких – для души.

Или лучше в новую жизнь – без старых привычек? Вдруг, там вообще все будет иначе?

Влада не нашла ничего лучше, чем заняться отбором вещей. Небогатый гардероб, состоявший из нескольких пар штанов, рубашек, вязаных бабкой свитеров и пары платьев, появившихся у Влады из-за Ярослава, можно было легко забрать с собой целиком. Оставить разве что шубу, которую Влада надевала в исключительных случаях. Но почему-то хотелось перебирать, перекладывать, сворачивать и разворачивать. Занять чем-то тонкие пальцы и тягучие мысли.

Влада не сразу поняла, что за звук так навязчиво пробирается в сознание, расталкивая эти самые мысли. А когда поняла, то сердце ухнуло в пятки, холодный жар растекся по ногам и рукам, и вновь захотелось собраться в комок и завыть.

В дверь скреблись. Не стучали, не долбили, а скреблись. Так делал лишь один человек.

Влада на негнущихся ногах подошла ко входу в надежде, что ей показалось – просто ветер балуется и испытывает ее на прочность, и одновременно в надежде, что не показалось.

Не показалось. Ярослав с заиндевевшими усами и прилипшими к бороде снежинками мялся на пороге. Влада смотрела на него в упор и молчала. Не могла найти слов, не могла справиться с подступающими к горлу слезами.

– Можно войти? – тихо спросил Ярослав мягким, щекочущим слух голосом.

Девушка отступила в сторону и пропустила припорошенного снегом мужчину в дом. Наблюдала, стоя в стороне, как он привычным движением стряхивает тулуп и вешает его на то же место, куда вешал всегда, как разувается и ставит валенки на свое место. Видела, как снег на бровях и бороде превращается в капли воды. И так хотелось броситься в объятия, обхватить руками, прижаться всем телом, провести руками по заросшим щекам, зарыться пальцами в бороду. Уткнуться носом в шею и вдыхать.

Подавив порыв, Влада чуть ухмыльнулась и впилась ногтями в ладони, чтобы хоть как-то отвлечься и не позволить слезам взять верх:

– Тебе вообще можно тут находиться?

– Вряд ли, – просто ответил Яр, и от этой честности захотелось его ударить.

– Тогда зачем ты здесь? Любимая же наругает и на цепь посадит. – Влада плевалась словами, выбирая те, что побольнее. Но Ярослав, всегда скрытный, даже не шелохнулся. Эмоции выдавали лишь глаза, и сейчас Влада не знала, как их понять.

– Пришел тебя переубедить. Влад, прошу, не надо туда ехать! Если это из-за меня, я попробую не попадаться тебе на глаза. Давай, я уволюсь из теплиц? Пойду, не знаю, лес валить. Ты почти не будешь меня видеть. И всем будет легче. Только прошу – не уезжай ты туда!

– Почему тебя вообще интересует, что со мной будет? Тебе же плевать. Даже лучше, если я пропаду там. Будешь полностью счастлив в своей идеальной семейной жизни, без раздражающих факторов.

– Влад, прекрати. Я столько раз тебе говорил, что ты – мой самый близкий и родной человек! Я от всей души желаю тебе счастья! Ты, конечно, можешь мне не верить, но…

– Я такой близкий человек, что сейчас ты сбежал ко мне в ночи от другой женщины, которая ждет от тебя ребенка, чтобы нести какой-то бред? Яр, ты сам понимаешь, что ты говоришь?

– Влада. – Ярослав дернулся вперед – обнять как раньше, но осекся и остался на месте, безвольно повесив руки вдоль тела. – В жизни бывает всякое. У нас получилось вот так. Ребенок – это чудо. Я и подумать не мог…

– Непорочное зачатие и благо свыше. Ага! Хватит! – Слезы все же хлынули, и теперь Влада хлюпала носом и утиралась внешней стороной ладони. – Ты пришел, чтобы в очередной раз напомнить, что я оказалась для тебя какой-то не такой? Не подходящей, недостаточной?

– Влада, да ты идеальная! Я действительно тебя идеализирую. И ты достойна любви и счастья. Я уверен, что однажды ты встретишь человека, который полюбит тебя сильнее всех на свете. Так, как я не умею. Он сделает тебя счастливой. А я не могу. Пройдет время, все утрясется. Мы даже сможем с тобой дружить. Я не хочу терять тебя как человека – я никогда не встречал кого-то, с кем мы одинаково смотрим на мир. Только с тобой…

– Дружить? – Влада вдруг разразилась истерическим смехом. – Да пошел ты со своей дружбой! Убирайся отсюда! Убирайся к любимой! Где было твое хорошее отношение, когда она притащилась сюда и оскорбляла меня в моем доме? Когда требовала не приближаться к тебе? Что ты делал в этот момент? Напомнить? Ты молчал! А потом под ее указку обещал никогда больше со мной не общаться. А теперь ты вещаешь мне про дружбу? Ты – ничтожество, Яр! Ничтожество и тряпка. Я ненавижу тебя! Убирайся!

– Влад…

– Убирайся! – Девушка ринулась на него с кулаками, впервые действительно готовая броситься.

Ярослав поднял руки и лишь кивнул. На мгновение показалось, что и в его глазах застыли слезы. Но это неважно. Ничего не важно. Какие бы чувства ни раздирали Владу, ничего уже не будет. Впереди – Завеса. А Ярослав пусть живет и мучается. Или будет счастливым. Все равно… Даже если она никогда не сможет разлюбить. Главное – никогда больше его не видеть. Никогда.

Под пристальным взглядом красных заплаканных глаз разъяренной девушки Ярослав быстро шмыгнул в валенки, накинул тулуп и вышел в морозную ночь. Бросил на Владу грустный виноватый взгляд через плечо и скрылся во тьме неосвещенной улицы.

Пару минут девушка молча стояла посреди комнаты, слушая завывания ветра на улице. А потом осела на пол, уронила голову между коленей и глухо завыла в унисон.

Глава 8. Второе прощание

Накануне Владе удалось улизнуть из теплиц так, чтобы не отвечать на вопросы, ответов на которые не знает. Изображала бурную деятельность, пряталась среди растений, просила Инку отвлекать людей от ее персоны. И в целом, фокус удался.

День судьбоносного решения прошел относительно тихо, если не считать визита Ярослава. Хотя как его не считать, если полночи Влада провалялась в слезах, вспоминая, а потом коря себя за воспоминания и прогоняя мысли.

Но на следующий день она первым делом попала в лапы Аньки – местной заводилы. Высокая крупная блондинка с горбатым носом и грубоватым голосом организовывала все праздники, посиделки и мероприятия. Выступала тамадой на свадьбах, знала подход к начальству и обладала информацией если не о каждом жителе Северной автономии, то уж точно о работниках теплиц.

Никто толком не знал, чем занималась Анька. В основном бегала и что-то организовывала. Чаще, когда ее об этом не просили. Приходила она всегда ближе к обеду и тут же разводила бурную деятельность. А потому встреча в раздевалке рано утром оказалась для Влады неожиданностью.

Девушка жалобно поозиралась в надежде на поддержку, но остальные пятеро присутствующих тоже состояли в Анькиной банде.

«Подкараулили», – пронеслось во Владиной голове.

Что ж, отбиться не получится. Как и сделать вид, что не понимает, зачем она всем понадобилась. Придется смириться.

– Привет, – выдавила Влада, готовая к напору, и не ошиблась.

– Ну, рассказывай. – Анька уселась рядом на деревянной лавке, закинула ногу на ногу и по-свойски приобняла девушку, с которой особо никогда не общалась. – Что там, на юге?

– Сама не знаю, – честно ответила Влада и заметила, как к ним стекаются присутствующие.

– Там же был твой дед. Все только и говорят о том, что он передал тебе послание. Ты ждала вчерашнего дня всю жизнь и теперь поедешь продолжать его секретную миссию.

– Теория заговора?

– Да нет же! Наоборот! Предназначение!

– Нет, Ань, никакого предназначения. Я просто устала и захотела убраться подальше.

– Еще бы, – хмыкнула Алена, миловидная, пухленькая, но весьма решительная дама около сорока, – я бы его вообще прибила! Или ее. Обоих!

– С-спасибо. – Влада ни с кем, кроме близких подруг и мамы не обсуждала Ярослава, и теперь была искренне шокирована неожиданной поддержкой.

– Влад, если ты из-за мудака рискуешь жизнью, мы же можем написать коллективное обращение к старшому. Пусть уволит его, пусть они сваливают, а не ты! Это же нечестно! – вмешалась в разговор Ольга, чуть постарше Влады, но уже давно семейная дама с густой седеющей косой до талии.

– Девочки, спасибо за поддержку. Если честно, я не думала, что моя… ситуация настолько всем известна.

– Да вы же были у всех на виду. Кто не слепой, тот все давно понял. А потом эта Лиза со специально обтянутым пузом. Еще и не видно ничего толком, а территорию метит. Коза! – взвилась Анька и аж подскочила на месте.

– Ань, – одернула ее Алена. – Не думаю, что Влада хочет об этом говорить.

Влада лишь благодарно кивнула. Внутри начинало неприятно щекотать, что грозило вылиться слезами. Народ начинал подтягиваться, и рыдать в присутствии всех посреди раздевалки не хотелось.

– Ладно. То есть ты решила ехать, вариантов нет? – не унималась Анька.

– Я вчера пообещала старшому. И мне действительно… нужно.

– Тогда у нас к тебе главный вопрос. Когда устраиваем проводы?

– Ну… Я думала, нас централизованно будут провожать, когда будем уезжать.

– Ой, пусть делают что хотят. А я говорю про нормальную вечеринку! С наливкой, ребятами-музыкантами и танцами. Как тебе?

– Эээ… Я…

– Через три дня пойдет? Я успею все организовать! – В Анькиных глазах полыхал азарт. Владино мнение не то чтобы не принимали во внимание совсем, но оно явно не было решающим.

– Пойдет, – выдохнула девушка.

Анька подмигнула, по-свойски хлопнув по плечу, и вся компания незаметно вытекла из раздевалки. А дальше был сложный день объяснений со всеми и каждым: со знакомыми и не очень, с близкими и теми, чьи имена Влада вспоминала с трудом. Но самое страшное ждало вечером – разговор с мамой. Девушка не могла исключать, что та прибежит днем в теплицы, если не сможет больше терпеть. Но повезло – объясняться пришлось только с коллегами.

Не заходя домой после рабочего дня, Влада направилась к родителям. Принимать решения, когда ты взрослая, просто. Сложно за них оправдываться перед родными – тебе словно снова пять, и ты забыла закрыть дверь в дом, вытравив оттуда все тепло. И теперь пришло время признавать свои ошибки, которые ни в коем случае не хочется признавать таковыми.

Влада куталась в платок и мялась у родительского порога. В глубине души девушка надеялась, что первым выйдет папа. Она все ему объяснит, спокойно и без эмоций, а потом они вместе смогут как-то уравновесить маму. Но никто не выходил, и Владе пришлось действовать самой.

Девушка робко поскреблась в дверь и тут же услышала скрежет щеколды, словно ее поджидали. На пороге появился папа, как и хотела Влада. Но сурово насупленные брови не сулили ничего хорошего. Влада вздохнула. Взрослая ты или не очень, самостоятельная или нет – разницы никакой.

– Ну привет, главная новость Северной автономии, – Иван Владимирович приобнял дочь и хлопнул по плечу.

– Пап, не надо.

– А я что? Я маму успокаиваю и ромашкой отпаиваю. Говорит, сама к тебе не пойдет. Так что, готовься.

– Смешно, пап.

– Какие уж тут шутки.

Влада привычно повесила полушубок у входа и направилась в комнату. Мама сидела за столом, вертела в руках плошку с чаем и смотрела куда-то сквозь нее. Плечи периодически вздрагивали, но застывших слез в ее глаза Влада заметить не смогла.

– Мам? – тихо протянула девушка.

Ответа не последовало. Лишь за ее спиной усмехнулся отец и постарался скрыться с места женский разборок. Интересно, что он сам думает о Владином решении? Никогда ведь не расскажет, даже если внутри негодует. В этом он так похож на Ярослава… И как мама его терпит?

– Мам, ну скажи хоть что-нибудь.

– Зачем тебе мои слова, если тебе неважно, что я думаю? – Мама подняла голову. Глаза опухли. Значит, поток слез успел иссякнуть к Владиному приходу.

– Мне важно. Просто есть мое мнение, и в первую очередь я прислушиваюсь к нему.

– Могла бы посоветоваться. Нет, сама все решила. Даже не рассказала! От кого, думаешь, я узнала? От Инкиной мамы, а не от собственной дочери.

– Ну да, я могла бы догадаться, что слухи ползут слишком быстро. Но вчера мне нужно было побыть одной.

– Побыла?

– Почти.

– Что, этот гад притащился прощаться?

– Не прощаться, отговаривать.

– Ну хоть что-то он соображает.

– Мам, мы сейчас не о нем, а обо мне.

– А я думаю, что о нем. В этом же причина твоего решения?

– Отчасти.

– Тогда просвети. Что ж еще тебя толкнуло на такую несусветную глупость?

– Я хочу сделать что-то полезное. Что-то важное. Более важное, чем родиться, пожить и умереть в одном месте. Мне кажется, я могу что-то изменить.

– Твой дед уже изменил…

– В смысле?

– Когда мы с папой только поженились, – мама понизила голос и поманила Владу ближе, – дед твой, Владимир Степанович, с ума сходил от этой Завесы. Рылся в каких-то легендах и сказках. Достал всех местных бабок, чтобы те ему предания пересказывали. Все искал упоминания о той стороне – об Эстатэ. Теории строил, как на ту сторону попасть и миры наши объединить.

– А это… – Влада потрясенное вытаращила глаза, – разве не просто сказки? Разве там что-то есть?

– Да кто ж знает. Там же никто не был. А если был, то не возвращался. По крайней мере, не возвращался на север. Потому я так и боюсь, что и ты не вернешься…

– Мам, это только на год. Поработаю в теплицах и вернусь. Даже если мне там понравится, и я захочу остаться, я обязательно приеду домой и все расскажу.

– Так уж и все? – мама горько усмехнулась.

– Ну, то, что можно рассказывать. Старшой сказал, нам объяснят, о чем нельзя говорить.

– Вот видишь, уже тайны…

– Мам, – Влада сильнее склонилась над женщиной и обняла ее за плечи, – я буду аккуратной. Я уже взрослая, и мне действительно это нужно. Я здесь, рядом с ним…и с ней, схожу с ума. Мне надо отвлечься. А там – новые люди, новые впечатления. Надеюсь, за год я смогу вернуться к самой себе.

– Может, и деда там встретишь. – В комнату зашел отец, который все это время бродил где-то на улице, позволяя женщинам сгладить острые углы. – Мы же не знаем наверняка, случилось с ним что-то, или он просто решил остаться там.

– Знаешь, пап, старшой говорил так, будто что-то знает… Мне кажется, я не встречу деда.

– Хоть узнаешь что-то. Неведение хуже всего.

– Ваня, – хохотнула мама, – ты меня удивляешь. В тебе проснулся философ?

Папа ответил жене поцелуем в макушку и сгреб в объятиях обеих своих девчонок. Влада послушно подалась навстречу. Стало так тепло и уютно. Дома. Если бы получилось сохранить это ощущение навсегда!