Читать онлайн Легенды Магикона

Глава 1

Пепел горящих деревьев, словно зловещий снег, густыми хлопьями оседал на израненную землю. Ветер, едкий и злобный, подхватывал пепельную пыль и швырял её в лица воинам, сомкнувшим ряды.

– Заряжай! – хриплые, надсадные голоса сержантов резали отравленный воздух. Солдаты пятой инженерной дивизии Каэрна, в своих чёрных стёганках и полуржавых шапелях, казались муравьями, потревоженными огнём. Словно заведённые, они торопливо выполняли приказы, ловко поднося горшки с горючей смесью и заряжая катапульты.

– Огонь! – и вот уже огненные шары взмыли в обугленное небо, чтобы, словно зловещие цветы, распуститься над горящим лесом, где укрылись отряды сильфов.

Карган Суровый, император людей и гномов, жрец Столпа Света, наместник Великого Дракона, кошмар сильфов, Сокрушитель Севера – высокий мужчина средних лет, отмеченный войной и властью: бельмо на левом глазу, уродливый шрам, рассекающий правую щеку, чёрная борода, тронутая сединой. Облаченный в легкую эбонитовую броню, поверх которой алел коттдарм с вышитым чёрным драконом, он крепко сжимал поводья своей виверны, с трудом удерживая её в воздухе. Волнение императора передалось и зверю. Пятнадцать лет он ждал этого часа, момента, когда сможет свершить свою месть. Ещё будучи простым землевладельцем, он лелеял эту мысль, она была его навязчивым сном, ядовитой занозой в сердце. И вот, наконец, час расплаты настал. Он уничтожит это прогнившее королевство смерти и ужаса, обретет долгожданный покой. Он смотрел на то, как полыхает священный лес сильфов, представлял, как они корчатся в агонии, пожираемые пламенем, и сердце его ликовало.

– Господин, – вырвал Каргана из мрачных дум голос Крея, рыжебородого маршала империи, ближайшего друга и соратника императора, – основные силы противника, как мы и предполагали, двинулись в обход через Краенграй.

– Численность их воздушной поддержки?

– Не более двух сотен грифонов.

– Что ж… Пусть левый фланг начинает наступление. Возьми лучших наездников на вивернах и лишите их небес.

– Слушаюсь, Сокрушитель Севера!

Левый фланг ринулся в атаку. В авангарде шла Третья хоругвь Ласточка, тяжелые всадники, ветераны бесчисленных битв, закованные в чёрную броню, одним своим видом внушающие ужас. По бокам от хоругви неслись конные арбалетчики, гордость империи, прославившиеся в битве у Штормового перевала. За ними двигались десятки тысяч пехотинцев, казалось, что ничто не сможет остановить эту стальную лавину.

Однако, вступив в бой, Крей сразу понял, что разведка предоставила неверные данные: в небе парило не менее пяти сотен грифонов.

Издав оглушительный визг, виверна Крейна одним стремительным движением перекусила шею ближайшего грифона. Виверны были крупнее и сильнее грифонов, но сильфы, пользуясь численным превосходством, маневренностью и скоростью, кружили вокруг виверн и их всадников, осыпая их градом стрел. Крей, опытный и талантливый командир, быстро осознал, что продолжать бой бессмысленно, необходимо отступать к основным силам. Но это было проще сказать, чем сделать: сильфы были полны решимости уничтожить отряд Крейна и захватить господство в воздухе. Маршал, рассчитывая на выучку своих воинов, решился на сложнейший прием – двойной прорыв.

Поднеся к губам рог, он попытался отдать приказ о разделении на две колонны: одна вверх, другая вниз. Но звук застрял у него в горле. В груди булькнуло, плечи судорожно дёрнулись, и Крей Лонгбард, маршал империи, непобедимый воин и лучший друг наместника Великого Дракона, разжав поводья, рухнул вниз, пораженный стрелой.

Всего за четыре часа войско, которое еще не знало поражений, оказалось на грани разгрома. Небо принадлежало народу магии и природы, сильфам с глазами цвета неба, в которых не было зрачков. Левый фланг имперских войск, где находились лучшие части, был отрезан от основных сил. Правый фланг тоже теснили, что создавало угрозу прорыва и окружения центра.

Карган окинул взглядом свою гвардию: пятьдесят наездников на вивернах, отборные офицеры, лучшие из лучших. С их помощью император намеревался переломить ход сражения. Они должны были поддержать прорыв левого фланга из окружения. Кагарн сам возглавит их в бой.

– Кагарн, – услышал он насмешливый голос. Император обернулся и встретился взглядом с женщиной лет тридцати, чьё лицо было испещрено причудливыми татуировками и шрамами. Это была Йокур-Пули, колдунья, единственный человек, которого боялся Сокрушитель Севера. – Кажется, Сиррин теснит тебя? Не пора ли выпустить моих питомцев?

– Ты же говорила, что образцы нестабильны.

– Даже если так, у тебя есть выбор? Ещё немного, и всё, чего ты добился, погибнет здесь. Снова деревни будут гореть от рук проклятых сильфов. А твоя жена, твоя Клэйна, останется неотомщенной. А твой сын, разве будет он спокойно править твоим наследием, если сейчас ты проиграешь? Соглашайся, Кагарн, соглашайся ради твоего народа.

– Делай что хочешь, ведьма…

Йокур-Пули усмехнулась, и в её глазах мелькнул змеиный блеск. Плавно развернувшись, она почти бесшумно удалилась.

Гвардейцы атаковали противника с яростью, которая на какое-то время стабилизировала ситуацию, но лишь на мгновение. Оправившись от удара, сильфы продолжили сжимать имперские войска в смертельных клещах.

Кагарн, словно разъяренный зверь, крушил своих врагов. Его виверна пикировала на головы противников, её зубы и когти окрасились в синий цвет от крови сильфов. Священная секира Аэргхель раскалывала врагов, словно щепки, ломая щиты и шлемы. Но победа не приближалась ни на дюйм. Пал даже императорский штандарт, а отборные скайлели – конные лучники сильфов – прорвались в тыл. И тут небо содрогнулось, а его цвет изменился. Кагарн взмыл вверх и увидел ужасающее зрелище. Десятки тысяч существ, в которых едва ли можно было узнать сильфов и людей – несчастные пленные, отданные колдуньей Йокур-Пули взамен на её поддержку – рвали зубами и когтями всех, кто попадался им под руку, не разбирая, кто свой, кто чужой. Хаос и смятение воцарились на поле боя, всё смешалось в одну кровавую массу.

– Сумасшедшая, – прошептал Кагарн…

Оборотень Фолкрита

Кайн остановил волколака. Огромный, волкоподобный зверь, чьего ума хватало, чтобы северяне использовали их вместо лошадей, продавая диковинных ездовых тварей в разные уголки Великой Империи. Снег валил исполинскими белыми хлопьями, создавая непроницаемую завесу, что застила дороги сонного Фолкрита. Кайн спрыгнул с волколака, велел ждать и направился к трактиру "Очаг чародея", чьи манящие огни мерцали в зимней мгле, словно маяк.

Кайн Оурсвейд – молодой мужчина, едва перешагнувший двадцатидвухлетний рубеж, высокий, с густыми темными волосами, серо-зелеными глазами и приятными чертами лица, которые грубо рассекал уродливый шрам, тянувшийся через переносицу на левую щеку. Говорил он быстро, словно вечно торопился. О таких, как Кайн, обычно шепчутся: "Славный малый, но с червоточинкой". Жизнь его была странной, скомканной, без ясных целей и ориентиров. Детство выдалось на удивление легким и безмятежным; все давалось ему играючи, и многие прочили блестящее будущее. Отец, мелкий торговец, в прошлом неплохой фехтовальщик, научил Кайна и его старшего брата Берлага держать меч. Мать же, из семьи писцов, считая Кайна самым талантливым из детей, дала ему лучшее образование, от музыки до древней литературы. В шестнадцать лет родители пристроили его в академию боевых магов и алхимиков в Цетерии. Там, проучившись около полутора лет и вкусив пороков большого города, Кайн сбежал и вернулся домой. Два года он метался от одного занятия к другому: оттачивал фехтование, стрельбу из лука и другие боевые искусства, пробовал себя в качестве торговца, гладиатора и даже поэта. Затем он вступил в гильдию вольников – людей, выполнявших грязную работу, за которую не взялся бы ни один порядочный гражданин. Среди вольников хватало преступников, отщепенцев, пьяниц и прочего сброда, но государство закрывало на это глаза, ведь мало кто обходился им так дешево и был согласен на столь опасную работу. Да и больше пяти лет среди них жили немногие. Когда Кайн сообщил родителям о своем решении, мать прокляла его, а отец лишь вздохнул и сунул ему небольшую мошну с деньгами, на которые Кайн купил снаряжение и немного провизии. Уже два года он скитался по бескрайним просторам империи, рискуя жизнью за гроши, но другого пути для себя пока не видел.

"Очаг чародея" встретил Кайна теплом, чадящими лучинами, уютным потрескиванием очага, сонным трактирщиком и двумя пьяницами, вяло переругивающимися в углу.

Кайн оглядел стены из фолкритского дуба, пару топоров, висящих над стойкой. Запах варева и прокисшего эля ударил в нос, но для его обмороженных ноздрей он показался ароматом небесного сада. В желудке все перевернулось, рот наполнился слюной. Он подошел к трактирщику, толстому мужчине с сальными волосами, и бросил на стойку несколько медных монет. Звон словно вырвал трактирщика из дремы, и тот, наконец, разлепил глаза.

– Комнату на ночь, чего-нибудь горячего, и… у меня на улице волколак ждет. Будь добр, позаботься о нем, – протараторил Кайн, чей язык слушался с трудом.

Трактирщик зевнул, потянулся, молча кивнул и кинул на стол дымящуюся похлебку и кружку эля, а потом крикнул: «Астоль, иди позаботься о волколаке господина!». Маленький, корявый мальчишка вынырнул из-за стойки и, ругаясь себе под нос, поплелся на улицу. Еда оказалась на удивление сносной, но вот эль на вкус напоминал воду из лужи, в которую добавили лимон и соль.

Кайн, забившись в самый угол, расслабился, наблюдая за пьяницами, ведшими бессвязные разговоры.

Доев похлебку, он откинулся на спинку стула, блаженно прикрыв глаза. Усталость от долгой дороги давала о себе знать. Дремота накатывала могучей волной. Внезапно он почувствовал на себе чей-то взгляд. Открыв глаза, он увидел, что на него смотрит один из пьяниц. Это был сухощавый старик с длинной седой бородой и пронзительными голубыми глазами. Старик подмигнул Кайну и, пошатываясь, подошел к его столику.

– Здравствуй, путник, – прохрипел старик, усаживаясь напротив Кайна. – Вижу, не здешний ты. Что привело тебя в наш захолустный городок?

– Просто проездом, – уклончиво ответил Кайн, не желая вдаваться в подробности. – Ищу работу.

– Работу, говоришь? – усмехнулся старик. – Во Фолкрите работы немного, разве что дрова колоть или свиней пасти, да шахты еще… А как люди пропадать начали, и они закрылись.

Кайн насторожился. Вот оно что. Ярл Хельхейма обратился к нему, чтобы разведать причину пропажи людей и остановки работы шахт.

Люди пропадают? И что, часто?

Да каждую неделю, – икнул старик. – Вот на прошлой неделе пропала дочь кузнеца, бедная девушка. Из дома, говорят, ненадолго вышла, и все, след ее простыл. Бедный отец себе места не находит, так жалко его, – из глаз старика полились пьяные слезы. Камин продолжал мерно потрескивать, а Кайн терпеливо ждал, когда пьяница выплачется и продолжит свой рассказ.

Старик вытер слезы грязным рукавом и продолжил:

– Никто не знает, куда они деваются. Говорят, что в лесу завелся какой-то зверь, или, что еще хуже, нетопыри. Но я думаю, что дело тут нечисто. Слишком уж все странно.

Кайн нахмурился. Версия с нежитью была вполне вероятной, учитывая, что вокруг был лишь лес, а зима выдалась слишком холодной даже для севера. Но его опыт вольника подсказывал, что за исчезновениями людей обычно стоят более прозаические причины.

– А местные власти что-нибудь предпринимают? – спросил Кайн.

– Власти? – Старик презрительно фыркнул. – Нашему главе только бы налоги собирать, да пировать. Ему плевать на простых людей. Лишь как пришли к нему от ярла и спросили, почему шахты встали, он засуетился, все гонит шахтеров на работу, да только кто согласится?

Кайн кивнул. Да, дело было непростое, но платили за него хорошо, и, выполнив его, он наконец-то сможет вернуться в Нон-Итер, где расплатится с долгами и сможет хоть недолго пожить в свое удовольствие. Его желудок уже давно не наполнялся хорошей едой и вином, а руки не обнимали хорошеньких женщин.

А где я смогу найти кузнеца и главу?

А что их искать? Глава в центре живет, в самом большом и добротном доме, кровосос. Да и кузницу ты не пропустишь, да только Олдрид, кузнец который, закрылся и не пускает никого.

Да, ну и дела тут у вас творятся, – зевнул Кайн, чувствуя, как усталость берет свое и сон будто бы пригибает его к земле. – Ладно, старик, хорошего тебе времяпрепровождения, а я пойду, пожалуй. На тяжелых, словно чугунных, ногах Кайн добрался до стойки, забрал у трактирщика потертый медный ключ и, наконец-то, поднявшись по старой скрипящей лестнице на второй этаж, оказался в своей комнате.

Она была грязной и очень неопрятной: засаленное белье, еле-еле державшееся окно из бычьего пузыря. Но усталость сразу же взяла свое, и как только Кайн коснулся кровати, он провалился в бездну сна. Ему снились какие-то странные, несвязанные отрывки его жизни: академия, родители, брат и сестры, заливные луга, отрывки жизни, которую он навсегда потерял.

Солнце еще не пробилось сквозь свинцовые тучи, когда Кайн проснулся. Во рту поселился вкус золы, а в голове роились обрывки вчерашнего разговора и беспорядочных сновидений. Сон, как и дешевый эль, не принес облегчения, лишь чувство беспросветности и тоски, словно зима, нависшая над Фолкритом, забралась ему под кожу.

Спустившись вниз, он застал трактирщика за протиранием стойки. Тот, взглянув на Кайна, лишь буркнул: "Астоль уже покормил твоего зверя", и указал на дымящуюся похлебку. Завтрак был немногим лучше вчерашнего ужина, но Кайн проглотил его, как горькую пилюлю, необходимую для предстоящего дня. "Пора дергать ниточки", – подумал он, направляясь к кузнице Олдрида.

Фолкрит напоминал мертвеца: тихий и безнадежный, мрачный и пустой. И снег так же мрачно и пусто скрипел под ногами, заставляя сердце замедлять свой ход.

Кузница, подобно мрачному зверю, ощетинилась закопченными стенами и наглухо закрытыми ставнями. Тяжелая дверь, словно пасть, хранила молчание. Кайн постучал, но в ответ услышал лишь глухое эхо, словно кузнец и вовсе покинул этот мир. "Что ж, придется брать крепость штурмом", – промелькнуло у него в голове. Он обошел здание, выискивая хоть какую-то лазейку. На заднем дворе, среди куч ржавого железа и обломков, он заметил полуоткрытое окно. "Удача любит смелых", – усмехнулся Кайн, подтягиваясь и заглядывая внутрь.

Внутри кузницы царил полумрак, лишь редкие лучи света пробивались сквозь щели в ставнях, выхватывая из темноты груды инструментов и заготовок. Запах угля и раскаленного металла, въевшийся в стены, словно память о былом жаре, обволакивал Кайна, заставляя его на мгновение почувствовать себя дома. Но это чувство быстро улетучилось, когда он заметил сидящую в углу фигуру.

Олдрид, огромный бородатый детина с густой черной бородой, сгорбившись, сидел на табурете, его лицо скрывалось в тени нависшего капюшона. Вокруг него валялись осколки молота, словно кости поверженного зверя. "Кузнец, сломавший свой молот – как воин, потерявший меч", – подумал Кайн, приближаясь к нему. Тишина в кузнице была настолько густой, что казалась осязаемой, словно меховой плащ, накинутый на плечи Кайна.

Кто там? Что нужно тебе от меня? Убирайся прочь, – прогудел кузнец, вскакивая с табурета.

Тише, Олдрид, тише, я знаю о твоей беде, – начал Кайн, примирительно выставляя руки вперед, – я пришел помочь.

Помочь? И как же ты мне поможешь? Спустишься в царство Хель и приведешь оттуда мою Ингри? Если нет, то уходи, уходи пока жив.

Нет, кузнец, живым нет входа к мертвым, но я могу найти того, кто лишил тебя твоей дочери.

Голос Олдрида звучал как скрежет железа о камень, в нем клокотала боль, отчаяние и безумная жажда мести. Кайн почувствовал, как волна сочувствия накрыла его. Он видел эту боль, она была ужасна, боль потерянного счастья.

– Расскажи мне все, Олдрид, – тихо проговорил Кайн. – Каждая деталь – драгоценный осколок. Как исчезла Ингри? Что ты видел, что слышал? Быть может, в этом кроется ключ к разгадке проклятия, что нависло над Фолкритом. Я – вольник, ярл сам призвал меня, чтобы распутать клубок этой чертовщины.

Кузнец рухнул на табурет, словно подкошенный зверь. Плечи его содрогались в беззвучных рыданиях, а из-под надвинутого капюшона вырывались приглушенные всхлипы. Голос его дрожал, слова путались, словно осколки разбитого зеркала, отражая боль и отчаяние. Ингри, его единственная дочь, пропала ночью. Она лишь вышла ненадолго, чтобы навестить больную соседку. Мать, ныне покойная, обучила ее знахарству, и Ингри была единственной целительницей в этой богом забытой глуши. Ушла… и не вернулась. Он искал ее повсюду, звал, кричал, но в ответ лишь зловещая тишина леса поглощала его мольбы. Несколько дней он тешил себя хрупкой надеждой, слушая сочувственные речи соседей и друзей, но Ингри словно сквозь землю провалилась.

– Постой, Олдрид, – прервал его Кайн. – Не замечал ли ты чего-нибудь подозрительного в последнее время? Странника какого-нибудь?

– Да не было ничего такого… Хотя… Месяца четыре назад забрел к нам один мужик. Седой весь, глаза желтые, волчьим взглядом так и буравил. Приют просил. Фенри, охотник наш, парень добрый, сирота, его и приютил. Сла́вный малый, всем поможет, для каждого доброе слово найдёт, а уж как из лука стрелял – глаз не отвести! Один жил, вот и сжалился над странником. А как тот мужик ушел, Фенри через три дня помер. С тех пор и начали люди пропадать. Думаю я, может, это он порчу навел? Нашел бы я его, своими руками задушил за мою доченьку! – Кузнец вновь зарыдал, закрыв лицо руками.

– Может, и навел, – задумчиво протянул Кайн. – А где у вас тут кладбище? И если найдется лопата, буду премного благодарен.

Копать было невероятно трудно. Промерзшая земля не поддавалась, окоченевшие пальцы с трудом сжимали черенок лопаты. Но Кайн продолжал копать, будто в этой могиле таилась разгадка тайны, что окутала Фолкрит. И наконец лопата с глухим стуком наткнулась на крышку гроба.

– Странные люди в этой провинции Хельхейма, – пробормотал Кайн, усмехнувшись. – Все нормальные северяне тела предают огню, а эти хоронят. Делали бы так же – меньше проблем бы было.

Он откинул крышку… Гроб был пуст. Лишь клочок серой шерсти сиротливо лежал на дне.

– Так я и думал, – пробормотал Кайн и почти бегом направился к центру Фолкрита, к дому главы города.

Глава города оказался щуплым седовласым человечком с юркими, как у хорька, глазами. Он сидел за массивным дубовым столом и буравил Кайна пристальным взглядом. Его дочь, тоненькая молоденькая девушка, суетилась по хозяйству, ставя перед отцом и гостем блюда с едой и наполняя кружки янтарным элем, который был куда вкуснее, чем в трактире. Каждый раз, когда ее взгляд встречался с глазами Кайна, она вспыхивала румянцем и начинала суетиться еще быстрее. Глава жил явно лучше, чем другие жители Фолкрита, но не настолько роскошно, как рассказывал пьяница в трактире. Было видно, что он порядком устал от своего бремени и мечтает поскорее убраться из этого захолустья. Два стражника у дома поначалу не хотели пропускать Кайна, но бумага, выданная ярлом, послужила пропуском и залогом хоть какого-то расположения главы, хотя тот и смотрел на вольника с плохо скрываемым презрением.

– И что же вам угодно, господин Оурсвейд? – спросил глава ледяным тоном.

– Я по поручению ярла, – начал Кайн.

– Я в курсе. Что вам нужно?

– В вашем городе завелся самый настоящий оборотень. Если его не уничтожить, убийства будут продолжаться, пока он не наберет достаточно сил, чтобы вырваться из-под контроля. Вы должны срочно собрать все доступные силы, чтобы его найти и уничтожить.

– Лив, доченька, хватит подливать эль нашему гостю, он, кажется, опьянел, – усмехнулся глава. – Вы действительно думаете, что в этой дыре найдутся силы, чтобы охотиться на мифического оборотня? Хотите знать причину нападений? Зима выдалась холодной, в город повадились волки. На борьбу с волками нужны охотники, я уже написал об этом ярлу. Так что, думаю, здесь вам, господин вольник, делать больше нечего.

– Проклятые северные бюрократы! – выругался про себя Кайн, возвращаясь в трактир. – Ничего от них не добьешься. Змей с ними, с этими деньгами. Поеду на восток. Айза давно меня зовет, говорит, что там заказов невпроворот. А может, к какому купцу охранником наймусь – все лучше, чем здесь по сугробам шастать.

Погода снова начинала портиться. Первые порывы ветра, сбивая с ног, предвещали скорую пургу. Поэтому, когда Кайн добрался до трактира, он, не теряя времени, проглотил свой отвратительный ужин и отправился спать, закутавшись в одеяло и с твердым намерением с утра поскорее покинуть этот Богом забытый край.

Его разбудил страшный шум и крики людей. Спросонья, не понимая, что происходит, Кайн схватился за меч, но тут увидел стоящего на коленях перед ним главу Фолкрита, которого била крупная дрожь.

– Господин вольник, – начал заикающимся голосом глава, – прошу вас, помогите! Моя дочь… Лив… Она пропала! Говорил я ей, не нужно ехать со мной, а она не послушала… Что я жене скажу? Что мне делать?

– Тихо, тихо! Кто пропал? Когда пропал?

По пути к дому главы Кайн лихорадочно обдумывал все, что ему было известно об оборотнях. Проклятые люди, которые могли обрести покой, лишь передав свое проклятие другому. Проклятый умирает, а затем перерождается оборотнем, обреченным на вечные страдания и муки голода – ни люди, ни звери. Сейчас Фенри, новообращенный оборотень, привязан к своей могиле, а значит, должен находиться где-то неподалеку от нее.

У дома главы Кайн остановился. Вокруг него столпилось несколько десятков человек, вооруженных чем попало. Глава голосил, как безумный, кто-то пытался его успокоить. Здравый смысл упорно отказывался работать. «Что же делать? Что делать? Была бы здесь Айза или кто-нибудь из охотников… Ах да! Как же я мог забыть!» Клайн достал из сумки небольшой пузырек, вздохнул, вспомнив, во сколько он ему обошелся, и выпил содержимое. Тут же кровь побежала быстрее, сердце забилось чаще, а все чувства обострились до предела. И тогда, среди множества запахов, он ощутил один, особо резкий и пугающий, – запах боли, запах отчаяния. «Что ж, теперь можно и поисками заняться», – подумал Кайн.

Кайн, словно гончая, сорвавшаяся с цепи, ринулся вперед, ведомый невидимой нитью страдания. Толпа расступилась, пораженная внезапной трансформацией вольника, едва поспевая за ним. Он бежал, словно тень, скользящая по заснеженным улицам Фолкрита, его обострившийся слух ловил каждый шорох, каждый стон. Запах отчаяния становился все сильнее, словно зловонный туман, окутывающий его сознание.

Он выбежал за пределы городка, вглубь зловещего леса, где деревья, словно костлявые руки, тянулись к небу. Луна, словно глаз мертвеца, безучастно наблюдала за происходящим. Ноги его утопали в снегу, но он продолжал бежать, бежать без остановки. И наконец запах привел его к нему – к оборотню. Он стоял, больше похожий на волка, но еще не завершивший обращение. Еще пара месяцев – и у Кайна не было бы ни единого шанса. Он стоял и доедал несчастную дочь главы. Кровь стекала по его окровавленной пасти и лапам. Он ел без аппетита и удовольствия, просто неведомый инстинкт заставлял его это делать. В глазах его не осталось и следа человечности – лишь боль, голод и отчаяние. Увидев вольника, он бросил свою жертву и тут же бросился на него.

Кайн не успел даже выхватить меч, как оборотень обрушил на него всю свою ярость. Удар лапы, полный неимоверной силы, отбросил его в сторону, словно тряпичную куклу. Боль пронзила ребра, дыхание перехватило, кровь заполнила его рот. Но умирать здесь он не собирался. Превозмогая боль, он откатился в сторону и полоснул оборотня по морде. Тот взревел, но отпрыгнул в сторону, готовясь к следующей атаке. И тут он увидел подоспевших жителей Фолкрита и тут же переключился на них. Он рвал и терзал их тела. Если поначалу они еще пытались оказать сопротивление, то вскоре превратились в безвольных овец, в овчарню которых забрался волк.

Кайн поднялся и сплюнул кровь. Он понимал, что если сейчас не убьет оборотня, то это будет его последний бой. Время действия зелья подходило к концу, силы покидали вольника. Собрав последние остатки воли, он разбежался и вонзил клинок в тело твари. Тот взревел и всей своей тушей навалился на Кайна. Пасть чудовища клацнула, пытаясь добраться до горла мужчины, но тот резко выкинул вперед левую руку, и кинжал, спрятанный в ней, пробил глаз чудовища и вошел ему в мозг. Оборотень затих, заливая своей кровью вольника.

Все в голове Кайна закружилось, сознание покинуло его. Зелье перестало действовать.

Оставшиеся в живых дотащили Кайна до гостиницы, где тот неделю пролежал между жизнью и смертью. Но молодость и запасы зелий спасли его. И как только ему стало лучше, Фолкрит ночью покинула фигура человека верхом на волколаке – человека, который постоянно балансирует на грани жизни и смерти, но ни на что в этом мире не променяет эту бродячую жизнь, не променяет свою свободу…

Глава 2

2. Лисица

Раскаленный воздух дрожал маревом под безжалостным взглядом солнца. Редкие деревья, приютившиеся у края дороги, казалось, безмолвно молили о дожде. Каменная брусчатка, раскаленная добела, обжигала даже сквозь толстую подошву сапог. Душная толпа сдавливала грудь, не давая вдохнуть полной грудью, и от нехватки воздуха в глазах плясали черные мушки.

Клайн, вытерев со лба пот, ручьями стекавший в глаза, с сочувствием взглянул на своего измученного волколака. Трор, тяжело дыша, еле передвигал лапы. Вольник отстегнул от пояса бурдюк и потряс его в надежде найти хоть каплю воды, но тот был пуст. Клайн обреченно вздохнул.

– И не стыдно тебе так животину мучить? – донесся глуховатый голос Айзы. – Продал бы его еще на Севере.

– Друзья не продаются. Да и Трор все равно бы ко мне вернулся, – отрезал Клайн, потрепав огромную серо-бурую голову волколака.

– А знаешь, мог бы неплохую сделку провернуть. Продаешь его, он возвращается, в итоге и деньги у тебя, и транспорт.

– Ага, а потом задержание стражниками и тюрьма на несколько месяцев, в лучшем случае. Ты же знаешь, как у нас суды работают.

– Ну, уж явно лучше, чем у меня на родине. Эх, а ведь там сейчас цветет Небесное Древо, все осыпано его лепестками, и девушки гадают по ним на суженого… – мечтательно протянула Айза.

– Каждый раз, как встречаю тебя, слышу про твою страну. Так и езжай туда.

– Думаешь, я по своей воле здесь жарюсь? Могла бы уже давно вернуться.

– Странный ты человек, Айза. Загадочная. Может, и не Айза ты вовсе, кто знает.

– Может, и не Айза, только не человек, а кицунэ, – поправила девушка с лукавой улыбкой.

Продолжая перебрасываться колкими фразами, они протискивались сквозь толпы людей в Магру, один из крупнейших городов Империи, ее промышленное сердце.

Айза и впрямь была загадкой. Клайн знал ее еще до того, как стал вольником. Они познакомились в фехтовальной школе. Айза, прекрасная фехтовальщица, пришла туда ради развлечения и, оглашая зал своим характерным гротескным смехом, оставила пару учеников с травмами. Тогда Клайн и подумать не мог, что судьба вновь сведет их вместе. Но на одном из заданий он снова встретил ее, был ею высмеян, а потом между ними завязалась странная дружба. При этом все, что знал о ней Клайн, – это то, что она была кицунэ, оборотнем, умеющим превращаться из девушки в лисицу, прибывшей из далекой островной Империи Восходящего Солнца, одного из немногих государств, не покорившихся могущественной воле Кагарна Сурового.

Клайн даже не знал, сколько лет Айзе, но чем больше он узнавал ее, тем яснее понимал, что она далеко не так юна, как кажется на первый взгляд. Высокая, стройная, с желто-медовыми глазами и копной непокорных рыжих волос, грациозная, сильная, в несколько раз сильнее обычного человека, насмешливая, гордая. Такой была вольница Айза.

Раскаленная Магра, город серебра, эбонитовой руды и порока, встретил вольников, как кипящий котел, в котором варились различные народы, культуры, традиции и языки. Толпа кружила и вращала, словно стремясь переварить их в своей утробе. Крики торговцев и гул голосов сливались в какофонию, режущую слух. Клайн чувствовал себя неуютно в этом бушующем море. Он не любил жару, суету и толпы Магры, а несчастный Трор, казалось, был готов испустить дух прямо на дороге, но тем не менее стоически продолжал перебирать лапами.

Айза же, напротив, казалась вполне довольной этим хаосом. Ее глаза горели дьявольским огнем, а легкая улыбка играла на губах. Она вдыхала воздух, пропитанный запахами пота, гари и специй, словно это был самый изысканный аромат.

– Магра – это бурлящий котел страстей и возможностей, Клайн, – говорила она. – Здесь можно найти все, что душе угодно, если знаешь, где искать. А еще здесь очень вкусные заказы, кстати, насчет вкуса…

Айза нырнула в сторону лавок, исчезла там и через несколько мгновений вернулась с огромной корзиной яблок. Одно она уже с аппетитом жевала и, с набитым ртом, проговорила:

– А теперь нам придется расстаться, кое-какие дела меня ждут. Ты тут не скучай без меня. Сними два номера в «Дикой Лошади», там и встретимся. Ты уже большой мальчик, я верю в тебя.

Лисица растворилась в толпе, и Клайн остался один. Первым делом он направился в «Дикую Лошадь», снял номера, устроил Трора, а после этого направился в кузнечный квартал. Несмотря на то, что он находился на самой окраине города, там было чисто и безопасно. Местные кузнецы зарабатывали хорошо и имели деньги, чтобы содержать собственную стражу, которая разгоняла подозрительных личностей, попрошаек, воришек и пьяниц.

Клайн шел по кварталу и чувствовал силу духа и тела, которыми обладали работающие здесь люди и гномы. Со всех сторон раздавались удары молота и треск печей, бегали и суетились кузнецы.

Наконец Клайн вошел в одну из кузниц. Там, в полумраке, как жерло вулкана, бурлила печь, а за наковальней стоял мускулистый гном в простой, закатанной по плечи рубахе и грубых рукавицах. Все открытые части его тела покрывали рунические татуировки, а борода и длинные волосы были заплетены в тонкие косички. Вместе с молотобойцем, огромным двухметровым детиной, они вытягивали клинок. Каждый удар молотом гном наносил с особым усердием и любовью. Увидев Клайна, он, не прекращая работы, громко поприветствовал его:

– Оурдсвейн, какая встреча! Какими судьбами в нашем муравейнике?

– И тебе привет, Айдан. Да, вот подумал, что было бы неплохо забрать свой меч, который ты мне обещал год назад, с тех пор как я помог тебе решить твою маленькую проблему. Ну, заодно и работы поискать, одна лиса обещала, что тут золотые горы.

– Что, и Айза тоже здесь? – озадаченно протянул гном. – А насчет меча, тут такое дело… Я его выковал, но вышла одна незадача.

– И какая же?

– Ко мне в кузницу пришел один маркграф, уж очень ему этот клинок понравился. Он и правда хорош, я даже золото по нему пустил.

– Ближе к сути, Айдан.

– Ну, если быть кратким, то разве можно маркграфу отказать?

– Айдан, только не говори, что ты его продал.

– Мне пришлось. Ты бы смог такому важному человеку отказать?

– Ну, и как скажи мне после этого верить гномам?

– Выкую я тебе твой меч, не переживай ты так.

– А вот этот чем мне не подходит? – ткнул пальцем вольник в клинок на наковальне.

– Этот… Этот… Я одному купцу богатому уже обещал.

– Вот как, Айдан? Мошенник, мошенник самый настоящий!

– Ты лучше скажи мне, чего сюда Айза приехала, – быстро перевел тему Айдан.

– Да кто ж знает, что у нее в голове.

– Передай-ка ей мой совет: пусть убирается из Магры поскорее. Да и тебе не помешало бы.

– Это еще почему?

– Нехорошее скоро грядет. Месяца четыре назад какие-то проповедники странные в город пришли, все против императора и его закона о равенстве говорят, что, дескать, совсем он постарел и под сильфов пошел. А ведь и правда постарел. Еще каких-то двадцать лет назад никто бы не посмел даже тявкнуть в его сторону. Люблю я вас, люди, но уж очень короткий у вас век. Ну так вот. Последнее время эти проповедники уж очень сильно буйствуют, а главное, люди их слушают. Того и гляди, нелюдей громить начнут, а тут еще огры эти совсем совесть потеряли: то ограбят кого, то и убьют, еще больше людей против нелюдей настраивают. Я уж подумываю и сам обратно в горы ехать, да уж очень жалко кузницу бросать. Да и кто только пусть попробует к нам в квартал сунуться, правильно я говорю, Берг?

Детина-молотобоец угрюмо кивнул головой, не отвлекаясь от работы. Клайн задумался. Если тут и правда что-то назревает, то лучше отсюда убираться и как можно скорее. Заработать все равно не выйдет, а вот проблем найти – хоть отбавляй. Надо будет Айзе сказать об этом вечером, а потом, например, в Нон-Итер отправиться, заодно и с Зейдом повидаться выйдет.

– Ну, спасибо, что обрадовал, – мрачно проворчал Клайн, прервав нависшую тишину. – Ладно, Айдан, мне пора. Но помни: насчет меча мы еще поговорим. И не думай, что я забыл про твой должок.

– Да выкую я тебе твой меч, успокойся. Кстати, где остановился?

– В «Дикой Лошади», а что?

– Так я и думал. Что ж, зайду вечером, выпьем вместе.

– За твой счет, конечно. Откуда у меня, вольника, деньги? – отшутился Клайн и покинул кузницу под ворчание гнома, недовольного тем, что его план насчет бесплатной выпивки был раскрыт.

Вынырнув из душной утробы кузнечного квартала, Клайн ощутил на лице пощечину раскаленного воздуха. Магра, словно гигантский зверь, переваривала солнце, изрыгая его обратно волнами зноя. Город давил на плечи, как тяжелый саван, сплетенный из криков.

Когда Айза покинула Клайна, она, жуя яблоки, сразу же свернула с центральной улицы и направилась в самые недра трущоб. Грязь, нищета, преступность царили здесь. Шныряли, как мыши, люди, нагло и важно вышагивали огромные двухметровые огры, лысые, вооруженные дубинами, похожие на груду серых мышц.

– Эй, женщина! – окликнул вдруг ее один из огров.

Айза обернулась, не переставая жевать яблоко.

– Мммм?

– Да ты, ты.

Только сейчас кицунэ заметила, что окружена тремя ограми и еще пятеркой людей.

– Вам что-то нужно от меня, господа?

Хрум-хрум, хрустело яблоко.

– Нужно, красотка, – осклабился один из людей, демонстрируя ряд желтых, кривых зубов. – Уж больно ты тут одна разгуливаешь. Одежда на тебе, смотрю, не дешевая. Поделишься? Да и девка ты красивая, опасно одной ходить.

Айза отбросила огрызок яблока, который с сочным стуком приземлился в грязь. В ее медовых глазах плеснулась опасная искра, а улыбка на губах стала хищной, как у голодной лисы, загнавшей жертву в угол.

– Дорогая одежда? Да какая она дорогая! Я ее за бабушкой донашиваю. А вам идти бы домой, отдохнуть. А есть еще второй вариант – я вам сломаю все кости, – промурлыкала она и облизнулась. Ее голос стал мягким, как шепот ветра, но в нем чувствовалась сталь.

– Чего несешь, дура? – захохотал один из огров. – Ну да ладно, хотел я тебя просто ограбить, но теперь за твои речи отдам я тебя своим человечьим братьям.

Огры переглянулись, их тупые лица расплылись в предвкушении легкой добычи. Они ринулись на Айзу, как стая голодных псов на кусок мяса. Никто из них даже не успел достать дубину – кицунэ была слишком быстра.

Словно воплощенная ярость, она обрушилась на огров, и нескольких танцующих, смертоносных взмахов хватило, чтобы гиганты рухнули, превратившись в бесформенные груды плоти. На губах играла зловещая улыбка, когда она методично добивала их, пока от некогда грозных существ не осталось лишь окровавленное месиво. Люди, жавшиеся позади огров, в ужасе разбежались, но Айза, словно играючи, щелкнула пальцами, и судороги сковали их тела, повергая на землю в мучительных конвульсиях. Она стояла посреди этого хаоса, дыхание ровное, взгляд хищный и довольный, а на лице – все та же дьявольская усмешка. Стряхнув несуществующую пыль с платья, словно и не было только что кровавой бойни, она непринужденно подняла с земли корзину с яблоками.

– А я же предупреждала, – промурлыкала она, поглаживая сочное яблоко.

– Браво, браво, лисичка, вы все так же восхитительны, как и двадцать лет назад, – раздались приглушенные хлопки в ладоши, и из мрачного угла, словно тень, вынырнул невысокий мужчина, закутанный в полностью скрывающую его фигуру темную одежду с капюшоном, низко надвинутым на лицо.

– Не скажу, что рада тебя видеть, Феймос, но зачем-то ты вызвал меня сюда. Неужели твоя тайная полиция опять не справляется без моей помощи?

– Тише, лисица, помни, что только благодаря нам ты еще дышишь этим воздухом.

– Помню, помню, не переживай. Ближе к делу, ты же не просто так решил со мной повидаться. Аль хочешь вспомнить былое?

– Если честно, я бы с превеликим удовольствием перерезал тебе глотку, но ты, увы, ценный кадр. Ах, что-то я под старость совсем сентиментальным стал. В общем, здесь сейчас обитает один герцог, возможно, ты слышала про такого, Северус Миланид. Наши агенты скоро устроят здесь такой хаос, что убить его не составит труда. В этой суматохе прикончишь его, и мы будем в расчете навечно.

– Миланид, говоришь? – протянула она, задумчиво поигрывая яблоком в руке. – Что ж, звучит заманчиво. Но ты же знаешь, Феймос, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Какова плата за эту… любезность?

– Ты получишь свободу, – прошептал Феймос, и его голос прозвучал как скрип половиц в заброшенном склепе. – Вечную свободу от долгов перед нами. Забудь о заданиях, о слежке, обо всем этом кошмаре. Просто убей Миланида, и ты станешь вольной лисой навсегда.

В глазах Айзы вспыхнул огонь, словно в кузнечной печи раздули угли. Свобода… Это было то, чего она жаждала больше всего на свете. Она кивнула, и улыбка ее стала еще более хищной, словно волчица, учуявшая добычу.

– Хорошо, Феймос. Сделка заключена. Но помни, если ты попытаешься меня обмануть, я выверну твою тайную полицию наизнанку, и ты первым полетишь вниз головой.

– Главное, не обломай свои зубки, когда будешь мстить, лиса. Ах, да, еще одно, зачем ты притащила с собой этого вольного наемника?

– Ну, во-первых, он интересный собеседник, не то что ты. Во-вторых, я тут еще хочу на одном дельце подзаработать, где без помощника никак не обойтись. В-третьих, всегда можно сделать так, что он героически погибнет вместо меня. Лучше скажи мне, как найти этого герцога?

– Ты же охотница, выследи.

– Последний вопрос. Твои ребята? – Айза окинула взглядом тела неудавшихся грабителей.

– Ага, – небрежно кивнул Феймос. – Было интересно, так ли ты хороша, как о тебе говорят.

– Ну, и сволочь же ты, – выдохнула Айза, развернулась и пошла прочь, подбрасывая в руке яблоко.

Клайн сидел за прочным дубовым столом в пропахшей пивом и потом «Дикой лошади», медленно потягивая местное пойло, которое оказалось на удивление неплохим, приятно ударяя в нос и пощипывая горло. «Где эту змею носит, Айзу? Эхе-хе, что-то все-таки не так с этой лисицей, что-то не так, но все равно она друг, а Оурсвейды своих друзей не бросают».

– Эй, Клайн, сколько лет, сколько зим, давно не виделись! – к столу быстрым шагом направлялся бродячий поэт Дарен, дородный мужчина, с живописным брюшком, в пестрой, вызывающей одежде и с такой же экстравагантной прической: вся голова выбрита, и лишь сверху остался небольшой нелепый хохолок. Рядом с ним шла невысокая худенькая девушка с серебристыми волосами, одетая в мужскую одежду, и с необычными, желтыми, медовыми глазами, что сразу заинтересовало Клайна. Если бы не эта девушка, он немедленно сбежал бы к себе в номер, лишь бы не слушать бесконечные истории про любовные неудачи Дарена.

– Дарен, вот кого не ждал, того не ждал, – проворчал Клайн, но в голосе звучала скорее усталость, чем неприязнь. – И тебя видеть рад… вроде как. А это что за красавица? Неужели тебе стали нравиться не только огромные мечницы, но и самые обычные девушки?

Дарен расплылся в самодовольной улыбке.

– Позволь представить, Клайн, это Аэлита, моя подруга по цеху, тоже поэт! Аэлита, это Клайн, старый приятель, вольник, рубака и… эээ… в общем, парень неплохой.

Аэлита едва заметно кивнула, искоса взглянув на Клайна, словно оценивая его одним пронзительным взглядом. Ее глаза цвета осеннего меда сразу напомнили ему об Айзе. Неужели тоже кицунэ?

– Присаживайтесь, что ли, раз пришли, – буркнул Клайн, отодвигая кружку с пивом. – Только чур, никаких душещипательных баллад про разбитую любовь. Мой вечер и так похож на болото, не хочется еще больше увязнуть в тине.

Дарен проигнорировал колкость Клайна, усаживаясь за стол с видом победителя. Аэлита присела рядом, достала из-за пазухи небольшую флейту и начала ее тщательно рассматривать, понимая, что Дарен снова начнет изливать речи про прекрасных мечниц и герцогинь. "Ох, чую, вечер обещает быть бесконечно долгим," – с тоской подумал Клайн, глядя на Дарена, который уже открыл рот, готовясь обрушить на него водопад красноречия. "Что ж, будем топить его в пиве, как котят".

Клайн ощутил себя мухой, угодившей в липкую паутину. Дарен, словно неугомонный сверчок, застрекотал о музах, вдохновивших его на очередную бессмысленную оду, о воительницах, встречавшихся ему на пути, и почему-то об алебардах, при этом жестикулируя так, словно пытался дирижировать целым оркестром невидимых инструментов. Пиво перестало казаться таким уж приятным, превратившись в горьковатую микстуру, которую приходится глотать залпом, лишь бы заглушить словесный поток Дарена.

Аэлита, между тем, продолжала безмолвно изучать свою флейту, словно в ней скрывался ответ на вселенские вопросы. Ее янтарные глаза, казалось, проникали в самую душу, но при этом как будто бы скучали. "Вот угораздило же меня," – мысленно простонал Клайн, наблюдая, как Дарен перешел к подробному описанию своих любовных поражений, приправляя их цветистыми метафорами и гиперболизированными эпитетами. Каждая фраза, словно удар молота по наковальне, отдавалась гулкой болью в висках. Клайн чувствовал, как его терпение иссякает с каждой секундой, словно вода, утекающая сквозь пальцы.

Внезапно, Аэлита прервала бесконечный монолог Дарена, тихо произнеся: "Твои слова, Дарен, сегодня звучат как фальшивая нота на расстроенной лютне". Дарен, опешив от такой резкой критики, замолчал, словно рыба, выброшенная на берег. Клайн, удивленный неожиданной смелостью девушки, невольно ухмыльнулся. Кажется, вечер перестал быть безнадежным.

Тишина, повисшая в воздухе после слов Аэлиты, была густой, как застывший кисель. Дарен, словно пораженный молнией, сидел с открытым ртом, напоминая выброшенного на мель морского котика. Его обычно румяное лицо побледнело, а взгляд, еще недавно искрившийся вдохновением, потух, словно догоревшая свеча. Клайн, наблюдая эту комичную картину, почувствовал укол злорадного удовлетворения. Аэлита, подобно искусной лучнице, одним метким выстрелом сбила самодовольного павлина.

Аэлита, тем временем, отложила флейту и впервые за вечер удостоила Клайна взглядом, полным нескрываемой насмешки. "Не стоит благодарности," – будто прочитал он ее мысли.

Дарен, собравшись с духом, попытался вернуть себе утраченное достоинство. "Ах, Аэлита, ты всегда отличалась… прямотой," – пробормотал он, стараясь придать своему голосу беззаботный тон. "Но разве не в споре рождается истина? Может быть, ты просто не уловила тонкости моей мысли?" Клайн, предвкушая новую словесную баталию, приготовился наблюдать за разворачивающимся представлением.

Аэлита, однако, не собиралась вступать в полемику. Она лишь слегка приподняла бровь, словно говоря: "Не стоит тратить драгоценные слова на того, кто не желает слышать". Затем она снова взяла в руки флейту и, прикрыв глаза, начала наигрывать тихую, печальную мелодию. Звуки флейты, словно тонкие нити, сплелись в завораживающий узор, заполнивший собой все пространство. Даже Дарен, казалось, был очарован. Клайн, забыв о пиве и словесных извержениях, просто слушал, чувствуя, как музыка уносит его прочь из душной «Дикой лошади» куда-то в далекие сказочные страны, где цветет небесное дерево, и юные девы гадают по нему, предсказывая судьбу.

– Так вот ты где, – прогудел, прерывая магию музыки, добродушный гном Айдан, в каждой руке он нес по паре кружек дымящегося пива. – О, и словесная братия здесь. А где же твоя подруга, Клайн? Неужели опять где-то влипла в историю?

– Шляется где-то, – отмахнулся Клайн. – А ты что, знаком с ними? – обвел рукой поэтов.

– Да кто ж их не знает! Дарен уже все уши со своей любовью прожужжал, а Аэлита… Аэлита, ну ты и сам видишь, – пробасил Айдан, расставляя кружки на столе так, будто выстраивал неприступную крепость. – Говорят, ее флейта может усмирить даже самого свирепого огра, а то и дракона.

Дарен, словно воскресший из пепла, вновь обрел дар речи.

– Айдан, друг мой! Как всегда, ты появляешься в самый подходящий момент! А где же твоя таинственная подруга, Клайн? Неужели она пропустит такое сборище талантов? Что за прекрасная дева? Вдруг ее красота и ум – словно фейерверк, озаряющий серые будни!

Клайн поморщился. "Только фейерверк этот взрывается обычно прямо у тебя под ногами," – с долей иронии подумал он. Аэлита же, словно и не замечая ничего вокруг, продолжала тихо наигрывать свою мелодию, словно ткала невидимое полотно из волшебных звуков.

В этот момент дверь в таверну с грохотом распахнулась, впуская внутрь вихрь холодного воздуха и… Айзу. Лисица скользнула между столами, одаривая всех своей хищной улыбкой. В ее глазах, как в темных омутах, плескалась смесь опасности и озорства. "Ну, здравствуйте все. А я смотрю, тут у нас собрание любителей прекрасного?" – промурлыкала она, похлопывая Клайна по плечу. – "Не скучаешь тут без меня, да?"

– Да, как видишь, не особо-то и скучал, – огрызнулся Клайн.

– Ну, я всегда знала, что ты везде друзей находишь. А я смотрю, и с сестренкой Аэлитой ты тоже успел познакомиться, и многоуважаемый поэт тоже тут как тут.

– Мы не сестры, – спокойно парировала Аэлита, лишь на секунду оторвавшись от своей флейты.

– Ну, как же так, мы ведь обе лисички кицунэ, разве нет? – с деланным расстройством протянула Айза.

«Всё-таки тоже кицунэ. Интересно, насколько хорошо они с Айзой друг друга знают», – подумал вольник, с интересом наблюдая за перепалкой.

– Так вот кто твоя подруга, Клайн, прекрасная дева Айза, подвиги и красота которой…

– Советую тебе замолчать, Дарен, пока я не оторвала тебе твой длинный язык, – хищная улыбка пробежала по лицу Айзы.

– Но я всего-то хотел…

– Замолчи.

– Опять ты, Айза, ищешь ссоры, – прозвенел серебристый голосок Аэлиты. – Вечно кого-то задираешь. Дарен, конечно, порой несет несусветную чушь, но зачем обижать его, да еще и тебе, едва с ним знакомой?

Девушка вновь прильнула к флейте, а Айза вдруг расхохоталась, злобно и резко.

– Ах, вот она, глупая моралистка Аэлита, вечная наставница, забывающая, что мы – народ воинов! Разве не сражения и охота текут в наших жилах? Что же ты молчишь? Вынь свою дурацкую флейту изо рта и ответь, почему ты такая?

– И к чему привели наши воинственные традиции? – печально отозвалась Аэлита. – Лишь малочисленные остатки нашего народа разбросаны по свету, дом наш потерян навсегда. Скоро и память о нас развеется, словно дым.

– Она исчезнет из-за таких, как ты! Глупцов, что сочиняют песни и играют на флейтах, пока такие, как мы, проливали кровь за свой народ!

– Вы и начали ту войну, – тихо заметила Аэлита.

– Да, мы! Потому что мы – дети огня и свободы! Ветер должен трепать наши волосы, клыки должны впиваться в плоть! И мы бы победили, если бы не такие, как вы, жалкие поэты и ученые!

– И много ли у тебя сейчас свободы, ручная лисичка Айза? – с усмешкой пропела поэтесса.

Зубы Айзы скрипнули, кулаки побелели от напряжения. Казалось, вот-вот она бросится на Аэлиту, но та оставалась невозмутимой, словно лед. Огонь и лед – готовые столкнуться в шипящем облаке пара.

– Я свободна! – выплюнула Айза. – Свободнее тебя, дуры, запертой в тюрьме своих унылых звуков!

– Пусть будет так, – примирительно улыбнулась Аэлита и вновь погрузилась в плетение музыкальных узоров. Тишина повисла над столом. Клайн никак не мог допить свою кружку, Айдан же опрокидывал уже четвертую. Дарен что-то бормотал себе под нос, вынашивая, видимо, новую балладу. Наконец, гном решился нарушить молчание.

– Ну что, Клайн, надумал что делать-то?

– Да я толком и не решил, – ответил тот. – Думал с Айзой посоветоваться.

– Посоветоваться о чем? – промурлыкала Айза, словно и не собиралась минуту назад разорвать свою соплеменницу на части.

– О том, когда лучше убираться из Магры.

– Ах, ты переживаешь из-за этих глупых фанатиков? Что ж, опасения твои небеспочвенны. Но уехать раньше, чем выполним один заказ, мы точно не можем. Ты же сам говорил, что опять на мели.

– Говорил, – удрученно вздохнул вольник. – Вот только…

– Эй, гном! – Клайна прервал грубый окрик. Огромный рыжий детина навис над Айданом. – Чего это ты, коротышка, в людскую таверну заявился? Жрите в своих свинарниках, нелюди проклятые!

– А чего орешь? – огрызнулся кузнец. – Хочу пиво пить здесь, и буду!

"Только драки нам и не хватало", – с досадой подумал Клайн, прикидывая в уме, какое наказание полагается в Империи за потасовку в общественном месте.

Рыжебородый, с пьяной злобой уставившись на гнома, наклонился еще ниже, готовясь к удару.

– Я сказал, вали отсюда! Приперлись на нашу землю, работу отбираете, наше пиво пьете! – рычал он, демонстративно сжимая кулаки.

Гном, как и любой гном в подобной ситуации, ответил грубо и уверенно:

– Да заткнись ты! Не моя проблема, что ты не работаешь, а целыми днями сидишь по пивным да тавернам!

– Сейчас получишь, карлик мерзкий! – взревел громила и замахнулся. Ответный удар сбил рыжего с ног, но тут же на Айдана набросились друзья нападавшего и еще несколько ненавистников нелюдей.

Все смешалось в кучу, словно ингредиенты в супе. Клайн и Айза бросились на защиту гнома, Аэлита осталась спокойно сидеть за столом, а Дарен юркнул под него, но это не спасло его от смачных пинков.

Казалось, никто толком и не понимал, зачем дерется, но все упорно продолжали обмениваться ударами. Клайн уже пропустил несколько, но хорошая физическая форма позволяла ему держаться на ногах и даже уложить пару соперников. Айза легко уклонялась от ударов и валили противника за противником. Айдан уже лежал на земле, тихо постанывая. Дарен завизжал, когда на него кто-то упал. Лишь Аэлита отошла к стойке и наблюдала за хаосом с отстраненным видом.

Внезапно двери распахнулись, и в таверну ворвались стражники с бичами в руках. Они принялись охаживать дерущихся, выкрикивая проклятия и ругательства…

Дарен сидел, чуть не плача, прислонившись к мокрой каменной стене тюрьмы.

– Меня-то за что? Я даже не дрался! Аэлита тоже хороша, исчезла вместе с этой Айзой, как только стражники появились. Предательница! И почему Айдан не с нами? Это же он все заварил, а не мы, и тем более не я! Почему так несправедливо все в этом мире? Почему?

– Наверное, потому что у Айдана есть деньги на штраф, а у нас с тобой нет. Так что заткнись и спокойно отсиди свои трое суток, – глухо отозвался Клайн из угла.

– Но я не хочу! – возмутился поэт. – Я вообще сегодня собирался уезжать из этого проклятого города! А теперь я тут застрял! И главное – где застрял!

– Заткнись уже, Дарен, пока я тебе зубы не пересчитал!

Поэт еще немного похныкал, но, увидев свирепый взгляд вольника, замолчал.

"Вот же гном проклятый, – думал Клайн, – мог бы и за нас штраф заплатить! Как будто у него денег нет! У-у-у, сволочь!"

Дверь в темницу скрипнула, и вошедший стражник прогнусавил:

– Оурсвейд, на выход! Пошли!

– Эй, куда они тебя повели? Я не хочу тут один оставаться! Не хочу! Стойте! – заголосил Дарен, но ни вольник, ни стражник ему не ответили.

"Что это еще за новости? Неужели за обычную драку теперь на допрос таскают?" – размышлял Клайн, пока шел по сырым коридорам. Его вывели из тюремного подвала в само здание стражи, привели на третий этаж и ввели в небольшую каморку.

Там стоял высокий мужчина в богатой одежде, в пуленах с очень длинными носками, что выдавало его происхождение – не из Магры, а из центральных провинций Империи. Огромный золотой медальон с изображением дракона говорил о его высоком положении. Он стоял у окна, задумчиво глядя вдаль. В его голубых глазах читалась усталость и какая-то обреченность. В глубине комнаты, прислонившись к стене, стоял мужчина в темной одежде – очевидно, церковник, возможно, даже инквизитор. А за столом сидела… Аэлита.

Мужчина с медальоном повернулся, оценивающе оглядел Клайна и заговорил мягким баритоном:

– Приветствую тебя, охотник Клайн Оурсвейд. Честно говоря, я бы не хотел с тобой встречаться и вообще иметь какие-либо дела с вольниками, но, к твоему несчастью, ты знаком с кицунэ Айзой.

– Даже если и так, не понимаю, к чему этот разговор? И зачем вам поэт? – осторожно огрызнулся Клайн.

– О, молодой человек, эта девушка – не просто поэт. Она – одна из немногих девятихвостых лисиц-кицунэ. Поверь, никто из присутствующих не сравнится с ней в силе и мудрости. При желании она могла бы в одиночку разрушить половину этого города! Так что тебе следует быть вежливым и осторожным. Ведь, кроме могущественной кицунэ, в этой комнате я – герцог Северус Миланид, наместник Восточных провинций и города Магры, в прошлом – сенешаль Империи, и глава ордена инквизиторов, отец Ульрих Хейлиг.

Клайн поспешно склонился в поклоне и произнес:

– Тогда мне тем более не ясно, какое вам дело до простых вольников?

– В том-то и дело, что вы оба – не простые вольники, – герцог жестом подозвал стражника и тот покинул комнату. Миланид продолжил: – Ты, Оурсвейд, словно ищешь смерти. Не каждый охотник, которых готовят с детства, возьмется за те задания, за которые берешься ты. А твоя подруга может стать причиной серьезных последствий для Империи, как минимум – моей гибели. Скоро здесь, в Магре, начнется противостояние, и ферзем у наших врагов будет именно она. Возможно, тебе и неизвестно, но Айза уже двадцать лет служит тайной полиции. А ее новый глава, Феймос, уже давно служит не императору и закону, а своим интересам. Вместе с канцлером они не гнушаются ни подкупа, ни интриг, ни убийств. Сейчас они готовят государственный переворот. После смерти нашего императора, да продлит Дракон его дни, они хотят возвести на трон не старшего сына Тапфера, а младшего, Цвейга. И все лишь с одной целью – развязать новую войну с сильфами. Старый канцлер мечтает о реванше, а у Феймоса все гораздо прозаичнее: он хочет заняться поставками провианта в армию и сказочно озолотиться. Я рассказываю тебе об этом, чтобы ты понимал, из-за каких пустяков эти люди готовы утопить два народа в крови. Я долго им противостоял, но в итоге им удалось сослать меня сюда. А недавно отец Ульрих узнал, что они готовят сначала мое убийство, а потом и императора. Больше ждать нельзя. Скоро начнется восстание, которое они долго готовили. Воспользовавшись им, они убьют двух зайцев: покончат со мной и обвинят в бунте сильфийских агентов. И твоя подруга должна будет расправиться со мной. А я хочу, чтобы ты вместо этого расправился с ней. Считай, что я нанимаю тебя своим телохранителем.

Герцог достал толстый кошель с деньгами и подбросил его в руке.

– Это задаток. Когда все закончится – получишь вдвое больше. Кто знает, может, и не придется больше шататься по канавам в поисках монет, хотя, судя по всему, тебе это нравится.

– Вольники далеки от политики, – с трудом прохрипел Клайн. – Я отказываюсь.

– У тебя нет выбора, – подал свой ледяной голос инквизитор. – Как только откажешься – отправишься в тюрьму, где после долгих пыток будешь убит. И самое главное – мои люди наблюдают за домом твоей семьи, если ты, конечно, понимаешь, о чем я.

– Я поговорю с Айзой, – голос вольника предательски дрожал. – Она поймет… Она…

– Исключено, – прозвенела Аэлита. – Она дала клятву служить Феймосу. А если кицунэ нарушает клятву, то немедленно умирает. Прости, Клайн, это я рекомендовала тебя герцогу. Больше всего на свете я хочу избежать новой большой войны, чтобы мой новый дом не постигла судьба старого.

– Почему я? Почему?

– Ты единственный, кому она доверяет. Я чувствовала, насколько ты ей дорог. Только тебе удастся подобраться к ней достаточно близко.

– Ты же всемогущая девятихвостая кицунэ, могла бы и сама справиться…

– Я не участвую в битвах, – улыбнулась лисица…

Клайна мутило. Улица плыла перед глазами, а поясницу жгло кошельком, отданным герцогом. Рядом, что-то тараторил отпущенный вместе с ним Дерен, но вольник не слышал поэта. Растерянность сковала его. Что делать? Как поступить? Неужели ему придётся убить Айзу? Хватит ли у него сил? Проклятая Аэлита, втянула его в это дерьмо, а сама осталась в стороне. Вместо гостиницы, отделавшись от Дерена, Клайн побрёл по душным, раскаленным улицам Магры.

Солнце утонуло за горизонтом, небо заполонили звёзды, но вечер не принёс городу прохлады. Наоборот, жара сжимала Магру в своих липких объятьях. Клайн углублялся в каменные джунгли, сердце бешено колотилось, гнев и отчаяние туманили разум.

– Опасно бродить по улицам Магры в одиночку в такое время, – услышал он знакомый насмешливый голос.

Лунный свет причудливо смешивал серебро с золотом волос Айзы. Она смотрела на вольника, и в её зрачках плясали искорки знакомой иронии.

– Не против, если я составлю компанию? Кстати, я рада, что тебя выпустили раньше.

– Айза… – Клайн почувствовал, как дыхание застревает в горле. Он должен рассказать ей всё, излить душу, даже если после этого она убьёт его. Пусть так. Он выложил ей всё, что случилось, и что должно случиться. Когда он закончил, она лишь усмехнулась.

– Я подозревала, что так всё и закончится. Я никому не приношу счастья. Пойдём лучше спать. В любом случае, у нас ещё есть время, пока мы не перегрызли друг другу глотки. Это же не обязательно делать прямо сейчас. Хотя, глупо с твоей стороны было говорить мне об этом. В открытом бою у тебя нет шансов. Так что, если хочешь прикончить меня, лучше сделай это сегодня ночью, пока я сплю.

И вдруг она бросилась вперёд, обняла его и прошептала:

– Я рада, что у меня появился друг. Впервые за долгое время, за десятки лет скитаний. Спасибо тебе, человек.

Они молча дошли до гостиницы и разошлись по своим комнатам. До самого утра Клайн лежал с открытыми глазами, и лишь под утро забылся беспокойным сном.

Ему снился высокий скалистый берег, где море яростно билось о сушу. На берегу росли диковинные деревья, с которых на землю водопадом сыпались цветы всех цветов радуги, создавая пёстрый ковёр. Рядом с вольником, мягко ступая по цветам, шла огромная лиса с серебристым мехом и девятью хвостами. Сначала они молчали, но потом он будто бы услышал её мысли:

«Давно я не была ни в чьих снах и не видела чужую душу. Какая же она у тебя уставшая. Будь осторожен, как бы не оказаться тебе во тьме».

«Где мы? Кто ты?» – так же мысленно вопрошал Клайн.

«Говорю же, мы в твоём сне. А видишь ты мою Родину, Родину всех кицунэ».

«Так ты – Аэлита», – догадался вольник.

«Да, это моё истинное обличие. Мы, лишённые своей страны, теперь редко принимаем его».

«Так, получается, и Айза…»

«Нет, её отец был человеком. Поэтому её истинное обличие – то, какое ты и видишь перед собой. Послушай меня, Клайн Оурсвейд, то, что я тебе скажу, очень важно».

Море и берег сменились видами причудливого города из дерева и бумаги, здания которого напоминали шатровые пирамиды. По улицам ходили огромные лисы, волки, барсуки, красные громилы с рогами, люди с хвостами и без, и даже драконоподобные существа.

«Когда-то в Империи Нисходящего Солнца люди и ёкаи, нелюди нашей страны, самыми сильными среди которых были мы, кицунэ, жили вместе в мире и согласии. Но люди всё больше размножались и становились сильнее. Тогда многие из ёкаев, боясь за свою власть и могущество, задумали истребить людей и начали с ними войну. Я тогда уже была одной из старейшин и выступала против кровопролития, понимая, к чему приведёт эта война. Но никто не слушал меня. Людей и смешанные семьи истребляли, по всем провинциям лилась кровь. У меня была названная сестра, которая, находясь в обличии человека ещё до войны, встретила мужчину и, к своему несчастью, полюбила его и стала его женой. На них напали ночью и убили с особой жестокостью. Но, зная, какая судьба их ожидает, они отдали мне свою дочь, которую назвали Айзой. Я воспитала её, как родную. А всё это время шла война. Люди, оправившись от первоначального удара, дали отпор ёкаям. У нас была сила и магия, но у них была хитрость и стремление выжить. Двадцать лет шла та война. Никто не одержал верх, но между всеми нами были посеяны семена зла и раздора. Прошло пятнадцать лет после заключения мира, и выросло новое поколение ёкаев. Они мечтали закончить дело своих родителей».

Город сменился картиной комнаты, в которой, играя на флейте в человеческом обличье, сидела Аэлита. Рядом была Айза, которая с усердием точила причудливый меч, называемый катаной, который Клайн видел в одном фолианте про оружие.

«Я ушла из совета, – продолжила Аэлита, – занялась музыкой, философией и воспитанием Айзы. Ей было не просто. Другие кицунэ ненавидели её, ведь она была полукровкой. Лисой она могла становиться не более чем на десять минут. У неё не было друзей, и никто бы не взял её замуж. Я говорила ей, чтобы она ушла к людям, но она отказывалась. Близилось её пятидесятилетие, возраст нашего совершеннолетия, когда разразилась новая война».

Перед Клайном и Аэлитой возникло поле боя, усеянное тысячами тел погибших людей и ёкаев. Лисица грустно вздохнула и заговорила вновь:

«В то время люди объединились вокруг умного и смелого лидера, но страшного в гневе. Айза пошла воевать одной из первых, надеясь, что этим она сможет добиться признания у других кицунэ. Я пыталась её отговорить, но ничего не вышло. Ёкаи проиграли эту войну, и люди отомстили сполна. Они вырезали целые поселения, и нам пришлось бежать с островов. Нас всех раскидало по свету. Айза же выбрала путь странницы, проклиная меня и всех тех, кто не поддержал войну, считая её проигранной из-за нас. Лет двадцать назад она была тяжело ранена, тогда она и встретила Феймоса, который спас её в обмен на клятву верности. Скорее всего, он давно наблюдал за ней и заранее всё спланировал. Айза мне как дочь, я не хочу её смерти, но я не хочу и новой кровопролитной войны. Точнее, она всё равно произойдёт, но я не хочу, чтобы её виновницей стала моя дочь».

«И что же мы можем сделать?» – не выдержал Клайн.

«Убить Феймоса, пока будет восстание. Ты должен это сделать, тогда Айза станет свободной».

«Но где искать его?»

«Завтра в полдень направляйся к храму Дракона. Там тебя будет ждать мой информатор. Он расскажет, что делать далее. Он подойдёт и спросит у тебя, что могущественнее всего на свете. Ответь ему – время. Так вы узнаете друг друга. А теперь прощай, вольник Оурсвейд. Надеюсь, что мы ещё встретимся, и да хранит тебя Великий Лис Инвари».

Когда Клайн открыл глаза, солнце стояло уже высоко. Пошатываясь, он спустился в зал на первом этаже. Там с очень грустным выражением лица сидел Дарен. Увидев вольника, он приветственно поднял руку и произнёс:

– Доброе утро, я вот уезжаю из города.

– Доброе утро, когда же? – Клайну не особо хотелось говорить с поэтом, но из чувства вежливости он решил спросить.

– Прямо сейчас. Жаль, что Аэлита не хочет ехать, но оставаться тут больше нельзя.

– К чему же такая спешка?

– Потому что я всего лишь бард, а не воин. Весь город заполнен солдатами. Будет что-то ужасное, Клайн. Я и тебе советую уехать отсюда.

– Я подумаю, Дарен. Удачи тебе. Ещё встретимся, если Дракон даст.

Клайн направился к храму Дракона, который огромной скалой высился над Магрой. Он изображал зуб великого божества, что из своего пламени сотворил весь этот мир. Священники из Магры даже утверждали, что именно в этом месте Дракон и начал творить мир.

Клайн не знал, будет ли его ждать информатор у храма, и не был ли тот сон всего лишь порождением его смятенного разума, но других лучей надежды он больше не видел. Когда он дошёл, то увидел огромную толпу народа, что окружила лысого человека в белом плаще, который кричал на всю площадь:

– Люди, смотрите, что происходит! Нелюди, эти порождения Змея, всё больше и больше занимают наше место! Разве мы, дети Дракона, можем дальше это терпеть? Разве не слышите вы его глас, взывающий к вам, зовущий отбросить смирение и взяться за меч! – толпа одобрительно загудела. – Так ничего не бойтесь! Сам Дракон осеняет своими крыльями и ведёт своим рыком!

– Что сильнее всего на свете? – плеча Клайна коснулся высокий мужчина с густой чёрной бородой, карими глазами и орлиным носом.

– Время, – выдохнул Клайн.

– Рад вас видеть, господин Оурсвейд. Меня зовут Скледамдур, пройдёмте за мной.

Они ушли с площади в один из тёмных закоулков и вошли в уродливую лачугу, где сидело ещё шестеро мужчин в хорошей броне следопытов, лёгкой, сделанной из кожи виверн, с луками из ясеня и короткими мечами.

Скледамдур тихо заговорил:

– Что ж, господин вольник, позвольте представиться. Мы из ордена Дракона, что ценой своей жизни готовы защищать своего императора. Аэлита нам сегодня всё рассказала. У нас с вами совпадают цели, а враг моего врага – мой друг, как говорится. Давайте дождёмся начала заварушки, а потом выдвигаемся.

– И куда же?

– В логово Змея.

Всё началось этим же вечером. Всё началось с мелких выступлений и драк между нелюдями и разгоряченными проповедями людьми, но потом всё перешло в настоящую бойню. К взбунтовавшимся присоединялись мелкие банды и целые отряды наёмников, которых нанял Феймос. На них были брошены правительственные войска, а также и некоторые нелюди, такие, например, как гномы из квартала кузнецов, решившие оказать сопротивление. Казалось, что вся Магра превратилась в одно большое поле боя. Не было ни одной улицы, ни одного закоулка, где бы не раздавались ругань сражающихся, стоны раненых и хрипы умирающих.

Сквозь этот ад продирались Клайн вместе с отрядом воинов ордена Дракона. Крадучись, словно тени, они избегали случайных столкновений, пока не достигли внушительного здания с мраморными колоннами и куполом-ротондой. Перед ним выстроились два десятка хорошо вооруженных воинов, облаченных в кольчуги и с каплевидными щитами.

– Кто идет? – выкрикнул один из стражей, завидев отряд Клайна.

Не дожидаясь ответа, братья ордена, словно единый механизм, обрушили на врагов град стрел. Смертоносные иглы вонзались в цели с молниеносной точностью. Меньше чем за минуту, перезарядив луки, они повторили залп. Вся охрана перед домом рухнула замертво, и отряд ворвался внутрь. Там на них тут же набросились дюжина противников. На Клайна, с диким кличем, ринулся коренастый воин, выставив вперед щит, словно кабан, идущий напролом. Вольник отскочил назад, одновременно нанося удар по голени врага. Тот попытался прикрыться щитом, но Клайн, молниеносным движением снизу вверх, вогнал клинок ему под нижнюю челюсть. «Кабан» даже не успел издать ни звука. Резко развернувшись, он тут же полоснул по спине нападавшего сзади, который по своей глупости слишком широко раскинул руки. Вскоре бой стих. Охранники были мертвы, но и орден понес потери: один брат пал, а двое других, раненные, глухо стонали, пока товарищи наскоро перевязывали их раны.

После этого отряд методично обыскивал каждую комнату, добивая выживших. Наконец они вошли в роскошные покои, где посреди комнаты бил фонтан, благоухали виноградные лозы и апельсиновые деревья, а стол ломился от изысканных яств и вин. Там их приветствовали хлопаньем в ладоши. Это была глава тайной полиции, Феймос.

– Браво, браво! Миланид переиграл всех, подозреваю, что его уже и в городе нет. Моя ручная лисичка найдет лишь пустоту в лучшем случае, а в худшем – твою смерть. Ты тот самый вольник, я знаю, что Миланид встречался с тобой. Не знаю, что он тебе говорил и обещал, скорее всего, свои грехи переложил на меня. Но я клянусь, не пройдет и полугода, как разразится ужасная война, по сравнению с которой прошлая покажется легкой прогулкой. Но ты уже этого не увидишь, и лису твою, если она выживет, мы с тобой оставим навсегда в этой комнате. Да и вряд ли она выйдет живой из дворца герцога.

Один из братьев ринулся на Феймоса, но тот резко выхватил из рукава метательный нож и метнул его нападавшему прямо в шею. Однако это его не спасло – подоспевший Скледамдур пронзил главу полиции насквозь, а затем приблизился к вольнику.

– Вот и все, господин Оурсвейд. Ваша лиса свободна.

Дзинь! Клайн парировал клинок Скледамура. Остальные братья окружили вольника с флангов. Под градом ударов Клайн отступал к стене, чтобы защитить спину. Один из ударов достиг цели, ранив руку, сжимавшую меч. Превозмогая боль, вольник ответил выпадом в подмышку. Тут же ему полоснули по бедру. Завыв от боли, вольник неожиданно бросился вперед, выставив левую руку. Меч ударил по ней, не отрубив, но глубоко войдя в кость. Навалившись всем телом, Клайн подножкой повалил Скледамдура на его товарища и, не давая им опомниться, пронзил их по очереди. Клайн устало опустился на пол, осмотрел и перевязал свои раны. К счастью, ни один жизненно важный орган не был задет. Со стоном он поднялся. Голова кружилась, и все тело болело, но он должен спешить – нужно помочь Айзе.

Айза дышала медленно, готовая в любой момент пустить в ход меч. Несколько дней она следила за дворцом Миланида, изучила все входы и выходы, расположение комнат и постов охраны. Она была абсолютно спокойна, как опытный воин, не раз рисковавший жизнью. Она словно охотилась на зверя, укрывшегося в логове. Она тихо прокралась мимо стражников, снующих по дворцу. Медленно вошла в покои герцога… и увидела, что они пусты. Ужасная догадка пронзила ее сознание: неужели герцог обо всем знал? Неужели все ее усилия были напрасны, и свобода, казавшаяся такой близкой, снова ускользнет?

– Его нет здесь, доченька, – прозвенел голос Аэлиты серебряными колокольчиками. Словно из воздуха в комнате появилась огромная лиса с девятью хвостами. – Прошу тебя, уходи. Я заключила с ним сделку, чтобы спасти тебя. Феймосу осталось недолго, скоро все закончится.

Волна ненависти захлестнула Айзу. Так вот кто помог ее добыче сбежать! Она скрипнула зубами и прохрипела:

– Ты мне не мать, лиса.

Она взмахнула руками, и потоки пламени ударили в Аэлиту. Та уклонилась, и стены вспыхнули огнем. Вся злоба полукровки кицунэ, казалось, вырвалась наружу в этом пламени. Она хотела испепелить свою приемную мать, которую ненавидела всем сердцем – за трусость, за нерешительность.

Она выпустила еще один поток огня, а затем, выхватив клинок, бросилась на Аэлиту. Та, словно не желая сражаться, лишь уклонялась от ударов.

– Послушай, – взмолилась лиса, – нам незачем сражаться. Я лишь хочу поговорить с тобой. Я дала клятву остановить тебя, но не убивать. Ты же знаешь, что тебе никогда не одолеть меня. Остановись, Кариока, – позвала она настоящим именем свою приемную дочь. Но это, казалось, вселило в Айзу демона. Языки пламени окутали ее, и на месте девушки оказалась рыжая двухвостая лиса. С жутким рыком она бросилась на Аэлиту.

Она вцепилась в нее зубами и клыками, прижала всем телом к горящей стене. В глазах Аэлиты были лишь боль и печаль. Собрав все свои силы, Кариока издала ужасный рев, и поток магии и огня обрушился на Аэлиту. Даже каменные стены дворца не выдержали такой мощи, и две лисы рухнули вниз вместе с камнями, гобеленами, деревом и бархатом.

И в этот самый момент Айза почувствовала себя совсем маленькой девочкой. Она шла рядом с Аэлитой, которая держала ее за руку, по скалистому берегу, усыпанному листьями небесного дерева.

– Мама, – спросила девочка, – а в чем счастье?

– В любви. Когда любишь кого-то, обретаешь счастье и мир. Люди, которые так мало живут, уверяют, что Дракон создал мир из своего пламени, но мы, тысячелетние потомки Инвари, знаем, что он создал его из своей любви ко всему сущему. Сам этот мир – любовь, и когда она исчезнет, то исчезнет и мир. Помни это, доченька, и никогда не дай злу и ненависти проникнуть в твое сердце.

И мамина рука была такой теплой, а морской бриз – таким ласковым… Счастье… любовь… Вся жизнь пролетела перед глазами: родители – молодые и красивые, самая добрая в мире улыбка приемной матери, война, кровь, смерть, мужчины, которых она любила, скитания, она, истекающая кровью в подворотне, пугающие глаза Феймоса, клятва, знакомство с Клайном.

Айза открыла глаза. Она была в человеческом обличии, обнаженная после превращения, защищенная от неминуемой гибели девятью хвостами. Обгорелая морда Аэлиты лежала у нее на плече. Слеза скатилась из ее глаза.

«Прости меня за все, доченька. Прости за то, что не смогла уберечь тебя», – мысленно прошептала Аэлита, и глаза ее закрылись навсегда.

Руины дворца догорали, как памятник этой ужасной ночи. Стоны немногих выживших смешивались с треском пламени. Айза, прижавшись к телу матери, рыдала, всем телом ощущая страшную боль. Только сейчас она поняла, кем была для нее Аэлита, кого она убила.

Шатаясь, к развалинам дворца подошел Клайн. Он ничего не сказал, лишь молча снял с себя плащ и накрыл им Айзу…

Они покидали тихий, как могила, город, промышленное сердце Империи, богатейшую Магру, город, где в одну ночь погибли тысячи существ. Побоище длилось всю ночь, и с огромным трудом правительству удалось вернуть контроль. Поговаривали, что к этим беспорядкам приложили руку сильфы. Клайн ехал верхом на Троре. Надо отдать должное хозяину Дикой лошади – всех лошадей и волкодавов он сберег. Они достигли ворот Магры. Там было пусто, словно это был не тот город, в который они приехали неделю назад. Там они собирались проститься. Что-то настолько сильно изменилось в них, что они больше не могли путешествовать вместе, по крайней мере, сейчас.

– Айза, – заговорил Клайн.

– Не зови меня больше так. Я Кариока, – грустно проговорила лисица.

– Хорошо, Кариока, – кивнул вольник. – Что дальше? Куда ты?

– В один монастырь на Западе. Я хочу найти там покой. Я устала, Клайн. А ты?

– Не знаю. Может, в Нон-Итер поеду или еще куда. А еще я слышал, в Этерносе гильдия вольников хочет свой штаб сделать. Надо к ним наведаться.

Кицунэ молча кивнула, а потом сказала:

– Езжай, Клайн. У меня еще есть дела здесь.

Вольник немного отъехал, а потом крикнул:

– Мы же еще встретимся, Кариока?

– Обязательно, – ответила она.

Клайн скрылся. Лисица грустно вздохнула и пошла к кладбищу рядом с городом. Там, в безымянной могиле под небольшим камнем, она похоронила свою мать. Когда она пришла туда, то увидела гнома Айдана. Он только что закончил закапывать могилу.

– Приветствую, лисица, – произнес гном. – Тоже потеряла кого-то в этой мясорубке? Я вот Берга похоронил. Хороший был мужик и молотобоец тоже. Надо письмо его семье написать, да только не знаю, что именно. А Клайн-то где?

– Ушел, – ответила Айза, вздохнула и прикрыла глаза. И тут почувствовала что-то теплое на своей руке. На левое плечо к ней приземлился… воробей. Кицунэ улыбнулась. Жизнь продолжается.