Читать онлайн Реквием Лимба

Пролог

Голова гудела, глаза резало от напряжения. Джаспер сдвинул очки на лоб, с силой потер переносицу, но облегчения это не принесло. Уже битый час он пытался разобраться в финансовой отчетности больницы, оставленной его предшественником.

Черт бы побрал Марвина и его махинации с откатами за вакцины. Списания на несуществующие закупки, липовые тендеры… Совет снял коллегу, теперь ему светит срок, но латать дыры придется Джасперу.

Он устало провел рукой по лицу и взглянул на часы. Глубокая ночь.

Работал семь дней в неделю – и этого, похоже, мало. Теперь придется здесь жить. Джаспер свернул документы, выключил компьютер.

– Нет, на сегодня хватит. Домой.

Взяв портфель и накинув плащ, он вышел в тускло освещенный холл.

Коридор был забит каталками и временными койками с пациентами. Больница задыхалась. Каждый чертов день – нехватка мест, персонала, кислорода. COVID. Боксы и палаты закончились уже давно, теперь больные заполняли даже проходы. Скорые прибывали быстрее, чем удавалось находить места для людей.

Автоматические двери разъехались, впуская в помещение ледяное дыхание осени.

На стоянке замер голубой фургон с надписью IHS – Indian Health Service[1].

Внутри вспыхнуло раздражение. Только благотворительности не хватало.

– С каких пор мы стали филиалом больницы резервации? – буркнул он, когда к нему подошла доктор Ай Фудзивара.

Она выглядела так, словно не спала трое суток.

– Я как раз шла к вам, – устало произнесла Ай.

Она кивнула в сторону команды фельдшеров у фургона. Те стояли рядом с носилками, на которых лежал человек. Лицо покрыто ожогами, руки забинтованы, аппарат искусственного дыхания мерно подавал воздух в его легкие.

– У них нет мест в реанимации.

Затем, понизив голос, раздраженно добавила:

– Они говорят, что, если мы его не примем, он не доживет до утра.

Джаспер стиснул зубы.

– Перевод согласован?

Ай отвела взгляд.

– Да. Бывшим главврачом.

В груди неприятно кольнуло. Ну конечно. Марвин Рэндольф. Какой сюрприз.

Джаспер тяжело выдохнул.

– Кто он? Что случилось?

– Нашли в резервации, личность не установлена. Без сознания, без документов.

Джаспер снова посмотрел на пациента, затем на врачей из IHS.

– И теперь, благодаря Марвину, это наша проблема.

Он махнул рукой.

– Хорошо. Оформляйте.

Фельдшер IHS передал документы доктору Ай, сухо кивнул и, не дожидаясь ответа, направился к машине. Фургон бесшумно развернулся и скрылся в ночи.

Джаспер проводил взглядом носилки, исчезающие за дверями реанимации. Безымянный пациент растворился в водовороте ночной смены – еще один неизвестный в бесконечной череде тех, кто завис между жизнью и смертью.

Только вот… не всем удавалось найти дорогу обратно.

Глава 1

Дождь стекал по окнам тонкими струйками, словно слезы. Томас усмехнулся, покачал головой, отгоняя наваждение. Странно – почему на ум приходят такие меланхоличные образы?

– Черт, – пробормотал он. – Просто осенняя хандра.

Он достал ключи. Металл тихо звякал в такт шагам, когда Томас поднимался по ступеням. Внутри зрело странное чувство: словно он проживал этот момент уже сотни раз. Еще один виток в бесконечном цикле.

Каждая деталь была до боли знакома – запах влажного асфальта, тяжесть серого неба, теплый шепот дождя. Даже звук ключа в замке отозвался в голове, как неотъемлемая часть вечера. И все же именно эта цикличность дарила странный комфорт.

«Вот я и дома», – подумал Томас, глядя на свет, струящийся из окна. Здесь его ждали тепло и покой, уютное убежище, которое он называл своим.

Он повернул ключ. Щелчок показался слишком громким на фоне шелеста дождя, будто само возвращение хозяина разрушило тихую идиллию этого вечера. Дверь открылась легко. В прихожей пахло древесиной и чем-то сладковатым, почти неуловимым. Он на мгновение замер, прислушиваясь.

Его встретил привычный полумрак. Только настольная лампа в гостиной разгоняла темноту теплым светом. Томас снял пальто, повесил на крючок, пригладив ткань. Рукой случайно задел белый конверт, лежащий на столике. Тот с шуршанием упал на пол. Томас подобрал его, повертел в руках – обычный почтовый, без адресата. Пожал плечами и прошел вглубь дома.

Здесь никогда ничего не менялось. Книги на полках стояли ровными рядами, молча наблюдая за жизнью хозяев. На диване лежал оставленный им с утра аккуратно сложенный плед. Томас задержал взгляд на пианино в углу. Крышка была поднята, намекая на то, что инструментом недавно пользовались.

Из гостиной доносились приглушенные звуки музыки. Барочная мелодия, вплетающаяся в вечернюю тишину. Он никогда не любил классические композиции, особенно доведенные до совершенства. Но не спорил с ее вкусом – в этих мелодиях было что-то, что, казалось, делало ее по-настоящему счастливой.

– Дорогой, это ты? – ее голос раздался из кухни, теплый, привычный.

Шаги растворялись в тишине. Он пересек коридор, и мягкий свет лампы выхватил женский силуэт из полумрака. Светло-русые волосы падали на лицо. Все было настолько привычным, что Томас ощутил странное спокойствие.

– Привет, – он приблизился и поцеловал супругу в шею. – Смотри, нашел в прихожей конверт. Ни адреса, ни адресата.

– Да, – она вернулась к готовке. – Подобрала на пороге, когда возвращалась с прогулки.

– Откроем?

– Нет… – ее глаза притворно округлились. – Разве ты не знаешь, что читать чужие письма неприлично? Лучше достань вино.

Томас положил конверт на холодильник, открыл шкафчик, нашел бутылку рислинга. О загадочном письме супруги больше не вспоминали.

Он разлил вино по бокалам, сделал глоток, наслаждаясь мягким вкусом.

– Ты купила его в том новом магазинчике? – спросил Томас.

– Там на удивление хороший выбор, – ответила Клементина, отводя взгляд.

Она выключила огонь и стала раскладывать еду по тарелкам. Ее движения были точными, как у пианиста, знающего свою партию наизусть. Томас наблюдал, пытаясь понять, что именно его завораживало в возлюбленной. Нет, это была не просто красота, а неуловимое сочетание утонченности и сдержанности.

– Тебе кусок побольше? – спросила она не оборачиваясь, будто знала, что муж смотрит.

– На твое усмотрение, – усмехнулся Томас.

Жена поставила перед ним тарелку с аппетитным стейком, украшенным веточкой розмарина. Легкий пар поднимался над блюдом, наполняя комнату теплым ароматом специй и трав, усиливая уют вечера.

– Божественно, – сказал Томас, пробуя первый кусок. – Как тебе это удается?

Клементина села напротив, поставив перед собой свою порцию. Ее взгляд, спокойный, но чуть отстраненный, задержался на супруге, словно она обдумывала ответ. Затем пожала плечами.

– Это просто стейк, Томас, – произнесла Клементина с мягкой улыбкой, отрезала кусочек мяса и аккуратно попробовала его.

Они ели молча, изредка бросая друг на друга лукавые взгляды. Когда с ужином было покончено, Клементина убрала тарелки и принялась подавать десерт. Томас наблюдал за ее плавными движениями, чувствуя, как напряжение постепенно покидает тело.

Перед ним оказался кусок яблочного пирога. Воздух наполнился теплым ароматом корицы и печеных яблок. Томас сделал глоток вина и решил поделиться событиями прошедшего дня.

– Сегодня я снова задумался, на что люди готовы пойти ради денег, – начал он.

Клементина смотрела, ожидая продолжения.

– Например, один клиент заявил, что у него украли катер. Тридцать футов длиной. Только вот проблема в том, что никакого катера не существовало.

– Совсем? – Клементина подняла брови, ее губы тронула улыбка.

– Совсем, – подтвердил он, убрав локоть со стола. – Даже фотографии оказались коллажем из интернета. Наивность поражает. Ты бы видела его лицо, когда его поставили перед фактом, что гараж придется проверить.

Она рассмеялась, аккуратно отломив кусочек десерта вилкой.

– А второй случай? Ты говорил, что день был тяжелым.

Томас откинулся на спинку стула, сделал небольшой глоток вина и на секунду задумался, словно решая, стоит ли рассказывать.

– Второй случай куда сложнее, – медленно начал он. – Женщина обратилась за выплатой страховки. Муж покончил с собой.

Клементина напряглась, и супруг заметил, как ее пальцы сдавили ножку бокала.

– И?

– У нас правило: самоубийства не покрываются, если они произошли в течение первых двух лет после заключения договора, – объяснил он. – Но она настаивает, что это был несчастный случай. Собрала кучу документов, якобы подтверждающих ее версию. Угрожает судом.

Он сделал паузу, наблюдая за реакцией жены.

– Но все слишком очевидно. Мужчина облил себя бензином и поджег. На глазах у соседей.

Клементина молча смотрела на него, ее лицо оставалось спокойным, но во взгляде мелькнул странный блеск. Томас хотел что-то добавить, но передумал.

– Это ужасно, – тихо сказала она, взглянув на свой бокал. Затем аккуратно провела пальцем по его краю, будто раздумывая о чем-то важном.

– Ужасно, – согласился Томас, разливая остатки вина. – Но такие случаи не редкость. Они могут грозить судами сколько угодно – в договоре все прописано четко.

Клементина подняла на него глаза, взгляд был глубоким, почти пронзительным.

– А ты бы смог?

Томас нахмурился, поставил бокал на стол.

– Смог что?

– Ну… защитить то, что тебе дорого, любой ценой, – уточнила она. Ее голос звучал мягко, но в нем угадывалось напряжение, словно женщина испытывала супруга на прочность.

Томас внимательно посмотрел на нее и неожиданно улыбнулся.

– Мне дорога только ты, – сказал он, слегка наклоняясь ближе. – И да, тебя я буду защищать любой ценой.

Клементина приподняла бровь, смотря прямо ему в глаза. Ее губы тронула едва заметная улыбка.

– Какой ты… благородный.

– Но это правда, – продолжил Томас с притворно серьезным видом. – А ты действительно думаешь, что я бы рискнул жизнью ради десерта? Хотя…

Она рассмеялась – звук был легким, как шелест листвы за окном.

– Иногда мне кажется, ты способен и не на такое.

– Возможно, – сказал он, делая вид, что обдумывает слова супруги. – Но, догадываюсь, ты бы не разделила мой энтузиазм.

Томас потянулся через стол, взял ее руку. Пальцы Клементины были теплыми, а взгляд неожиданно смягчился. Он слегка наклонился ближе и, прежде чем жена успела что-то сказать, поцеловал ее.

Она не отстранилась, но, когда Томас вернулся на место, в ее глазах появилось что-то новое – смесь тепла и едва уловимой грусти.

– Вы всегда такой самоуверенный, мистер? – сказала она, убирая за ухо локон волос.

– Это хорошо или плохо? – спросил он с усмешкой.

– Я еще не решила, – ответила Клементина, поднимая бокал. Несколько секунд она молчала, потом вдруг добавила:

– Ты слышал, на сто сорок пятом шоссе была страшная авария?

Томас нахмурился.

– Нет. Что-то серьезное?

Она отпила немного вина.

– Кто-то пытался объехать мертвого оленя и вылетел за ограждение.

Лицо Томаса стало сосредоточенным.

– Пострадавшие?

– Вроде бы нет, – ответила она, но голос прозвучал чуть иначе. Более отстраненно. – Но машина сгорела, а тела внутри не оказалось. Это пугает. И заставляет задуматься.

– О чем?

Клементина посмотрела на мужа, ее глаза блестели в свете лампы, а в голосе послышалась едва уловимая грусть:

– О том, что не все в мире поддается логике.

Томас сделал глоток вина, его взгляд задержался на мягком свете лампы. Слова жены пробудили в нем странное беспокойство, будто они касались чего-то важного, но недосказанного. Мужчина почувствовал, что этот разговор вызывает у него некоторое раздражение, и решил сменить тему.

– Ты знаешь, может, как-нибудь устроим отдых в горах? – спросил он с легкой улыбкой, стараясь разрядить обстановку. – Мы ведь живем так близко, а на лыжах так ни разу и не прокатились.

Клементина поднялась, обошла стол и неожиданно устроилась у Томаса на коленях. Ее руки мягко обвили шею любимого, а стол слегка скрипнул, когда женщина сдвинула его в сторону.

– Ну ты же знаешь, я не люблю холод, – сказала она, ее глаза сверкнули легким озорством.

Томас усмехнулся, пальцы лениво коснулись ее запястья.

– Тогда как насчет уикенда в нашем домике у озера? Обещаю, мерзнуть тебе не придется.

– Эти выходные? – задумчиво переспросила Клементина. Ее взгляд на мгновение устремился вверх, затем она покачала головой, чуть сжав плечо мужа. – У меня благотворительный прием. Но… на следующих – с превеликим удовольствием.

Она медленно поднялась, оставляя после себя ощущение тепла и близости. Затем направилась к пианино, ее шаги были плавными, почти беззвучными. Проведя рукой по крышке инструмента, она обернулась к Томасу:

– Я все-таки дописала ее. Хочешь послушать?

Он приподнял бровь и заинтересованно уточнил:

– «Элегию Рассвета»?

Клементина кивнула, ее губы тронула слабая, едва заметная улыбка.

– Надеюсь, столь вычурное название оправдает себя.

Ее пальцы мягко побежали по клавишам, и первая нота разлилась по комнате, как тихий шелест воды, проникая в вечернее безмолвие. Уже через мгновение пространство наполнилось мелодией. Она была одновременно легкой и глубокой, как утренний туман, растворяющийся под лучами солнца.

Томас сидел неподвижно, его взгляд устремился за пределы комнаты, где эта музыка обретала свои формы.

Мелодия развивалась постепенно, словно рассказывала историю. Томас чувствовал, что в ней сокрыто нечто большее, чем просто звук. Тайна, которую Клементина знала, но которой не спешила делиться.

Когда последний аккорд затих, она не пошевелилась – пальцы еще лежали на клавишах, словно не желая отпускать музыку. Потом женщина обернулась, ее взгляд был спокойным, но в нем мерцала внутренняя усталость.

– И? – спросила она тихо и мягко, будто боялась разрушить ту магию, что родилась в этой комнате.

Томас словно пробудился от сказочного сна.

– Круто, – его голос прозвучал неожиданно просто, даже слишком буднично.

Клементина звонко рассмеялась.

– Фу! Мужлан! – произнесла она с показным недовольством. Затем покачала головой и, надув щеки, передразнила: – «Круто».

Томас почувствовал легкое смущение и попытался исправиться, неловко подбирая слова:

– Я хотел сказать – красиво. Очень красиво.

Она слегка склонила голову.

– Томас, поздно! В наказание завтра ты как благородный рыцарь сопроводишь даму сердца в антикварный магазин и поможешь ей выбрать вещи для благотворительного аукциона.

– О нет, только не бросай меня в терновый куст, – ответил Томас с легкой усмешкой.

Улыбка Клементины смягчилась, и она отвела взгляд. Несколько секунд молчала, ее пальцы скользнули по клавишам, будто собирая остатки нот. Затем с тихим щелчком крышка пианино закрылась.

– Знаешь, я пойду спать, – сказала она, теперь ее голос звучал тише, спокойнее.

Томас смотрел на жену, пытаясь уловить оттенки ее настроения.

Она поднялась, ее шаги бесшумно скользнули по полу. На мгновение остановилась в дверях и оглянулась:

– Не сиди долго.

Ее взгляд был мягким, с нотками беспокойства.

– Хорошо, – ответил он.

Когда она скрылась за дверью, Томас остался один на один со своими мыслями. Мелодия «Элегии Рассвета» продолжала звучать у него в голове, как эхо, которому не хватило времени, чтобы доиграть последние ноты.

За окном дождь давно прекратился, оставив после себя легкое ощущение прохлады, проникающее в комнату через едва приоткрытую форточку.

Часы на стене показывали 16:13. До конца рабочего дня оставался час, но время тянулось медленно, нехотя.

Томас пялился в экран. Строки отчета расплывались, превращаясь в хаотичные черные линии.

Офис его компании располагался на втором этаже кирпичного здания с панорамными окнами, выходящими на центральную улицу. Снаружи висела скромная вывеска – латунные буквы, потускневшие от времени: Harbor Insurance. Внутри все было по-деловому лаконично: серые ковровые панели, простые столы с мониторами, стойка регистрации у входа. На стенах висели черно-белые фотографии горных хребтов и лыжных трасс – дань уважения духу Теллурайда.

Сегодняшний день выдался на удивление спокойным, и в помещении царила размеренная, почти сонная атмосфера. В воздухе смешались ароматы свежемолотого кофе, бумаги, пластика и усталого вечера. За соседними столами коллеги вполголоса обсуждали планы на конец дня.

– Только не «Последний бакс», – с тоской сказал Тони. – Они снова включат этот странный плейлист, который звучит, будто его выбирал тот, кто не понимает, что джаз и рекламные джинглы не одно и то же.

Сэм усмехнулся, лениво перекатывая карандаш между пальцами:

– Зато там цены не кусаются. Пиво нормальное, порции большие. И бармен улыбается так, будто мы его лучшие друзья.

Тони фыркнул, скрестив руки на груди:

– Конечно, мы же ему делаем основную кассу. Кроме нас в эту дыру никто не суется.

Сэм театрально развел руками:

– Ну, это же еще один плюс – нет вездесущих туристов.

Томас краем уха ловил обрывки разговора, раздумывая, не присоединиться ли к ним этим вечером. После долгого рабочего дня мысль о шумном баре с холодным пивом и беспечной болтовней с коллегами казалась заманчивой.

Легкая дробь по стеклу вырвала его из этого состояния.

Он поднял взгляд.

Клементина ждала у входа, слегка склонив голову набок, смотрела прямо на него. Ее улыбка была спокойной, почти неуловимой. Свет из окна скользил по ее тренчу, добавляя красок и делая ткань чуть ярче.

Офис застыл. Даже Сэм осекся, замерев с приоткрытым ртом на полуслове о преимуществах «Последнего бакса». Он уже было подорвался, чтобы встретить потенциальную клиентку, но застыл на месте, увидев, что та направляется прямиком к Томасу, игнорируя всех остальных.

Сэм присвистнул.

– Ну конечно. Все красотки достаются Томасу, – пробормотал он с усмешкой.

Остановившись напротив стола мужа, Клементина чуть наклонилась и, улыбнувшись, спросила:

– Мистер Брэдфорд, могу я отвлечь вас ненадолго? Вы помните свое обещание?

Томас поднялся, накинул пиджак и с короткой усмешкой сказал:

– Вылетело из головы, – затем продолжил шепотом: – Ты меня спасла. Еще пять минут – и я бы знал историю каждого бара на этой улице.

Он вздохнул и, повернувшись к Сэму, добавил:

– Прикроешь перед Чарли? Скажи, что у меня важная встреча.

Тот махнул рукой, улыбнувшись:

– Конечно. Будешь должен.

Тони хмыкнул и, глядя вслед паре, бросил:

– Мне бы такого клиента…

Они вышли на улицу. Воздух был прохладным, пах осенними листьями и сыростью. Из кафе напротив тянуло ароматом сдобы и кофе.

– Ничего необычного за сегодня? – спросила Клементина, поправляя прическу.

– Сплошная рутина, – пожал плечами Томас. – Никаких пожаров и пропавших яхт.

– Обычные дни – это хорошо, – сказала она, приподнимая воротник тренча. Затем посмотрела вперед, словно пытаясь разглядеть что-то за горизонтом.

Клементина взяла мужа за руку и тихо добавила:

– Пойдем. Иначе антикварная лавка закроется.

Теллурайд напоминал ожившую старую открытку: магазины с деревянными рамами, яркими вывесками, небольшие дома, отделанные сайдингом и кирпичом. Казалось, они хранили память о временах, когда город был пристанищем золотоискателей. Но вечерний свет фонарей, отражаясь в витринах бутиков, кофеен и сувенирных лавок, ясно давал понять, что он давно превратился в туристический центр Колорадо.

Несколько путешественников остановились, фотографируя закат. Солнце окрасило вершины гор в золотисто-оранжевый оттенок. Город медленно погружался в сумерки, но свет еще держался на крышах, отражался в стеклах окон.

– Это место особенное, – сказала Клементина, сжав руку Томаса.

– Порой кажется, что все это декорации, – ответил он. – Город будто нарисован, и мы просто ожившие герои на картине.

Она улыбнулась и кивнула на витрину с золотыми буквами:

– Нам сюда.

Дверь открылась с мелодичным звоном колокольчика. Навстречу им потянулся запах полированного дерева и старых книг, стеллажи с которыми располагались по обе стороны от входа.

Внутри было уютно: теплый свет настольных ламп мягко ложился на витрины, где стояли шкатулки, старинные часы, медные подсвечники. На полках поблескивали фарфоровые фигурки. Книги были расставлены ровными рядами, их корешки переливались оттенками коричневого и бордо. Все выглядело так, словно владелец магазина заботился о каждой детали, создавая нечто большее, чем просто сувенирную лавку.

У дальней стены мерно тикали напольные часы с резным маятником. Их ритм заполнял тишину.

– Время здесь будто застыло, – тихо сказала Клементина, проходя между витринами. Ее пальцы едва касались полированного стекла. Она останавливалась у каждой вещи, разглядывая ее, словно ожидала, что та поведает ей свою историю.

Томас шел следом, не торопясь. Ему было не особенно интересно, но ради Клементины он был готов провести здесь столько времени, сколько потребуется.

На одном из столов лежал бронзовый компас в кожаном футляре. Рядом – подзорная труба с потертым корпусом и гравировкой на латунной оправе. Томас взял компас и раскрыл крышку. Стрелка дрогнула, описала круг и замерла, указывая на север.

– Вижу, тебя тянет к приключениям, мой Колумб, – улыбнулась Клементина, оглянувшись на мужа.

Томас пожал плечами, вернул компас на место.

– Кто знает. Иногда хочется бросить все и махнуть на край света.

Она тихо рассмеялась и перевела взгляд на подсвечники – тяжелые, медные, с потемневшими краями.

– Как думаешь, такие подойдут для аукциона? – спросила она, слегка кивнув на один из них.

Томас взял подсвечник, взвесил его в руке и с видом знатока антиквариата произнес:

– Классическая вещь. Тяжелая и надежная. Думаю, твоим друзьям-снобам понравится.

Клементина иронично посмотрела на него, скрестив руки.

– Томас, эти «снобы» финансируют строительство стационара для онкобольных. Так что да, мне важно, чтобы им понравилось.

Он смутился и, пытаясь сгладить неловкость, начал искать что-то, что могло бы помочь сменить тему. Его взгляд остановился на небольшой шкатулке – потертая крышка и маленький латунный ключик сбоку придавали ей трогательный, почти домашний вид.

– А что скажешь про нее? – спросил он, кивнув на находку.

Клементина приблизилась и осторожно открыла ее. На бархатной подкладке поблескивал тонкий серебряный браслет, инкрустированный бриллиантами. В центре украшения выделялся изящный символ – перевернутая восьмерка, знак бесконечности.

Женщина замерла, широко распахнув глаза, затем резко захлопнула шкатулку, будто эта вещь пробудила в ней неприятные воспоминания.

– Возможно… Но нет, это слишком личное, – тихо произнесла она, возвращая вещь на место.

В этот момент к ним подошла дама с короткой стрижкой и дружелюбной улыбкой. Ее глаза заинтересованно сверкнули за тонкими очками.

– Хороший выбор, – сказала она с легким одобрением. – Эта вещь приехала из Бостона. Говорят, ее владелица могла общаться с духами.

Клементина повернулась к собеседнице.

– Очень красиво. Вы хозяйка?

– Да. Можете звать меня миссис Фелпс.

Клементина кивнула и мягко улыбнулась:

– Нам нужно что-то, что можно выставить на благотворительном аукционе.

– Тогда загляните в дальний угол, – с энтузиазмом сказала миссис Фелпс, жестом указывая вглубь магазина. – Там вы точно найдете несколько интересных вещей с историей.

Томас и Клементина двинулись вперед. Из дальнего угла на них смотрели статуэтки ангелов и старые рамки для портретов. Несколько картин, выцветших от времени, висели на стенах. Но взгляд Клементины задержался на зеркале.

Оно было большим, в массивной деревянной раме. Резные узоры переплетались, словно корни или ветви, образуя сложный орнамент. Древесина местами потемнела, отчего рама казалась еще старше и внушительнее.

– Невероятно… – прошептала она, будто увидела вещь, которую искала всю жизнь.

Томас подошел ближе. Отражение выглядело странным – слегка размытым, будто зеркало неохотно принимало его присутствие.

– Ты уверена? – спросил он осторожно. – Хочешь купить его для аукциона?

– Абсолютно, – ответила Клементина, ее глаза блестели. – Точнее, нет… Я хочу его домой.

Томас молча смотрел на жену. В ее взгляде мелькнуло нечто большее, чем просто желание обладать редкой вещью.

Миссис Фелпс появилась рядом почти бесшумно.

– Его привезли из Франции, девятнадцатый век, – сказала она, кивнув на зеркало.

Клементина обернулась, продолжая мельком рассматривать свою находку.

– Тоже с необычной историей, как и шкатулка?

Продавщица поправила очки.

– Скорее с трагической. Его прежняя владелица скончалась, так что я могу сделать хорошую скидку.

Клементина повернулась к Томасу и, едва заметно кивнув, произнесла:

– Мы берем.

Томас прикрыл глаза на мгновение, словно собираясь с мыслями, а затем вздохнул:

– Ладно. Только как мы его потащим?

Миссис Фелпс подняла руку и тут же поспешила успокоить клиентов:

– Не переживайте, у нас есть доставка.

– Прекрасно, – удовлетворенно сказала Клементина и продиктовала адрес. Ее взгляд скользнул по магазину, задержавшись еще на нескольких вещах.

– И добавьте вот это: подсвечники, фигурку ангела… и ту картину.

Продавщица молча кивнула и быстро что-то записала в блокнот.

– Завтра до обеда все будет у вас.

Томас скользнул взглядом по списку покупок и усмехнулся:

– Ну что, ты довольна?

Клементина сжала его ладонь и, игриво растягивая слова, ответила:

– Аб-со-лютно.

Она чмокнула мужа в щеку, и они вышли на улицу, где уже зажглись фонари, отбрасывая длинные тени на тротуары. Витрины кафе и магазинов переливались теплым светом, создавая уютную, почти сказочную атмосферу.

Дорога домой была спокойной. Город постепенно погружался в вечернюю тишину. Клементина расслабленно прижалась к Томасу, держа его под руку, и шла лениво, словно сытая кошка.

Ее тепло ощущалось в каждом прикосновении. В такие моменты казалось, что даже обычная прогулка превращается в маленькое путешествие, завершение которого обещает быть особенным.

Томас украдкой взглянул на лицо жены. Оно светилось тихим, умиротворенным счастьем. Он поймал себя на мысли, что этой ночью его ждет нечто особенное, что-то, что разделит жизнь на до и после.

Когда дверь за ними закрылась, улица погрузилась в безмолвие, оставив лишь шепот далекого ветра и мягкое мерцание фонарей.

Приглушенный свет настольной лампы в гостиной встречал их привычным уютом.

Томас положил ключи на тумбу, скинул ботинки и прислушался к тихому скрипу пола. Из кухни доносилось негромкое урчание холодильника, нарушавшее ночную тишину.

Клементина первой прошла в спальню, бросив через плечо лукавый взгляд – молчаливое приглашение идти за ней.

Томас задержался на секунду, выключил свет в коридоре и пошел следом.

Вечер был полон нежности и прикосновений.

Шелковистые пряди волос жены щекотали его плечо. Даже когда Клементина уснула, свернувшись клубком, ощущение близости все еще оставалось на его коже.

Томас какое-то время смотрел на ее лицо, нежное и прекрасное в свете луны. Затем лег на спину и закрыл глаза.

Сон пришел неожиданно.

Ему снилось, что он стоит в гостиной.

Лунный свет струился из окна, превращая тени в причудливые узоры на стенах. В комнате все было на своих местах – диван, аккуратно сложенный на нем плед, журнальный столик, пианино.

Но в углу стояло зеркало. То самое. Его поверхность блестела серебром, а отражение казалось пугающе четким.

Томас шагнул ближе. Изображение замерцало. Из зеркала на него смотрела девушка. Странно знакомая.

– Кто ты? – прошептал он.

Отражение молчало, но ее губы дрогнули, в глазах промелькнула тень усмешки.

Томас поднял руку и коснулся рамы. Древесина была ледяной.

Из глубины зеркала донесся шепот. Глухой, неразборчивый, словно кто-то говорил издалека.

Сон обрушился на него нарастающим гулом.

Он резко сел в кровати.

Сердце бешено билось в груди. В комнате было темно, только лунный свет пробивался сквозь шторы.

Рядом Клементина повернулась, что-то невнятно прошептала во сне.

Томас глубоко выдохнул, провел рукой по лицу.

«Это всего лишь сон».

Но холод зеркальной рамы все еще отдавался в пальцах.

Интерлюдия 1

Курсор мигал на экране. Последняя строчка кода. Готово.

Дрейк откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. За окном тлел рассвет – бледные лучи солнца пробивались сквозь разорванные облака.

Он поднялся, отдернул штору и выглянул во двор.

Внизу врачи в защитных костюмах грузили людей в машины скорой помощи. Привычная картина. За последние месяцы улицы словно вымерли. Мир замедлил ход – но работа, наоборот, только ускорялась, загоняя его все глубже в бесконечную рутину.

Полгода назад SynthAI перевела всех сотрудников на удаленку. Формально – ради безопасности. На деле – чтобы выжать из них максимум, а потом избавиться от лишних. В этом не было сомнений. Он видел, как один за другим закрывались проекты, сокращались команды, увольняли людей, которые еще вчера работали с ним бок о бок.

Он вернулся к монитору.

Курсор словно ждал.

Дрейк нажал Enter.

Загрузка модели…

Анализ параметров…

Компиляция…

На мгновение его охватило странное чувство – будто он наконец дошел до той самой черты, к которой стремился все эти месяцы. После бесконечных ночей, багов, тестов, откатов и переписываний кода у него наконец появилось главное доказательство: его идея работает.

Он уже потянулся за кружкой, собираясь заварить кофе, когда в углу экрана всплыло уведомление.

SynthAI: уведомление о сокращении.

Глухая тяжесть в груди. Несколько секунд он тупо смотрел на письмо, прежде чем открыть его.

Уважаемый мистер Кибе!

В связи с реструктуризацией компании и оптимизацией расходов мы вынуждены…

Дрейк закрыл глаза, медленно вдохнул, но раздражение только нарастало.

Попытка войти в корпоративную учетную запись.

Доступ запрещен.

Черт.

Сердце забилось быстрее. Где-то в глубине сознания, словно черный дракон в отражении, поднималась злость.

На серверах остались его наработки. Без них он не сможет довести модель до конца. Все, что он писал последние месяцы, – все, что принадлежало ему, – теперь оказалось под контролем компании. Они присвоили его код, его идеи… и даже не дали шанса закончить работу.

На экране мелькнул сигнал: компиляция завершена.

Перед ним открылась панель управления.

Дрейк медленно сжал кулак.

– Посмотрим, на что ты способна.

Он последовательно ввел команды:

SynthAI. Сканирование серверов. Протоколы доступа. Вход.

Ответ системы: запрос принят. Сканирование… Обнаружены закрытые протоколы. Применение адаптивных алгоритмов доступа…

На экране вспыхивали строки кода. Обычный процесс. Только… он ничего не вводил.

[3 %… 27 %… 38 %]

Запросы уходили без задержек. Протоколы открывались сами. Ни одна система не среагировала.

Дрейк даже не касался клавиатуры – просто смотрел, как модель послушно расчищает перед ним путь.

[44 %… 78 %… 95 %]

Он даже не пробивал защиту. Модель сделала все сама.

[100 %]

Через мгновение перед ним развернулся весь массив данных с серверов SynthAI.

Доступ получен.

Дрейк откинулся на спинку. Теперь все изменилось.

Теперь он не винтик в системе.

Теперь он – сама система.

Глава 2

Когда она открыла глаза, ей захотелось тут же зажмуриться. Вокруг простиралась пустота, утонувшая в ослепительно-белом тумане – густом, вязком, бескрайнем. Казалось, стоит протянуть руку – и он заскользит, просочится меж пальцев, как вода. Но когда она сделала это, пелена прошла сквозь ладонь, будто той не существовало.

Она пошевелила ступнями и… ничего не почувствовала.

«Я стою? Лежу? Или меня вовсе нет?» – мелькнула паническая мысль. Сердце сбилось с ритма, пропустило удар… а затем застучало с удвоенной силой.

«Оно бьется», – подумала она и слегка успокоилась.

Она осторожно сделала вдох. Воздух был свежим и прохладным, словно после дождя, – это немного вернуло ощущение реальности. И все же в груди зарождался нарастающий страх: ничто не могло успокоить ее, ведь девушка не знала, где находится и кто она.

Попытки выудить из памяти хоть что-то – имя, событие, причину, по которой этот мир казался одновременно знакомым и чуждым, – ни к чему не привели. Тишина в ее голове, похожая на белый шум, словно глухая стена, блокировала любые воспоминания.

«Ну хоть что-нибудь…»

Она закрыла глаза, сосредоточилась, снова пытаясь выудить из небытия пусть самый незначительный образ, запах, звук… но в ответ – только безмолвие и холодная пустота, вторящие ее собственному дыханию.

«Спокойно», – шепнула она и распахнула глаза. Ничего не изменилось. Мир оставался таким же белым, вязким, безграничным.

Она попятилась, босыми ступнями ощущая холод камня, но пустота под ногами никуда не исчезла. С каждым движением ее охватывало странное чувство – словно она одновременно идет, стоит и существует сразу во всех точках этого бесконечного пространства. Голова закружилась, и она медленно сжалась в комок, обхватив колени.

«Я должна понять, где нахожусь. Должна найти что-то… кого-то».

Она смотрела в безмолвное, колышущееся с равномерной, почти машинной частотой туманное марево. Казалось, окружающий мир дышал с ней в такт, создавая жуткие картины, сотканные из ее страхов, выжидал, когда она сломается. Сердце стучало громко, как барабан, а воздух вокруг наполняла странная, невидимая вибрация.

Она подняла руку – силуэт ладони на мгновение распался на мерцающие линии, прежде чем снова обрел форму.

И вдруг что-то изменилось.

Девушка вздрогнула – где-то впереди появилась тень. Сначала она была крохотной, едва заметной, но быстро росла, обретая четкие контуры, пока не превратилась в силуэт – высокий, с гордо поднятой головой. Его очертания непрерывно менялись, и сначала она подумала, что это человек, но затем фигура обрела окончательную форму, и девушка разглядела гриву и львиное туловище.

– Ты… кто ты? – голос дрожал, но она знала, что тень ее слышит.

Существо шагнуло ближе, и туманное марево разошлось вокруг него волнами. Лев был огромен: золотая шерсть будто сияла изнутри, глаза – глубокие и мудрые. Он сел и медленно взмахнул хвостом, целиком завладев ее вниманием.

– Кто я – не так важно, – произнес он низким, но мягким голосом. – Вопрос в том, кто ты и что ты готова сделать, чтобы это понять.

Она замерла, открыв рот от удивления. Лев говорит? Этот мир не подчинялся привычным законам.

– Я… не знаю, – призналась она.

Лев склонил голову и серьезно, наставническим тоном добавил:

– Ты потеряла себя и теперь стоишь на пороге нового пути. Но я вижу, что страх пленил тебя. Если хочешь узнать правду, придется встретиться с ним лицом к лицу.

Слова повисли в воздухе, застыв между Девушкой и Львом.

«Страх… Встретиться с ним…» – эти слова эхом отозвались в голове, а по спине пробежала ледяная дрожь.

– А если он сильнее меня? – прошептала она, не отводя глаз от золотого силуэта.

Лев смотрел так, будто знал ответ с самого начала. Затем неторопливо обошел девушку, словно проверяя, испугает ли ее это движение.

– Только если ты сама позволишь, – Лев едва заметно улыбнулся. – Страх силен, но ты можешь завладеть его силой.

Горло сжалось, дыхание перехватило, но взгляд Льва был таким спокойным и твердым, что уверенность животного передалась ей.

– Я… – она запнулась, но затем глубоко вдохнула. – Я готова.

Лев лениво хлестнул хвостом по невидимой земле, подняв клочья тумана вверх.

– Хорошо, – коротко ответил он. – Тогда твой путь начинается.

Воздух вокруг нее завибрировал, раздался звук разбивающегося стекла. Трещины, расходясь во все стороны, стали разрезать белый туман. Их становилось все больше, казалось, что пространство вокруг не выдержит и рухнет под собственным весом.

Словно сотканные из света и льда, из трещин начали появляться осколки – сверкающие, неровные, прозрачные. На мгновение она увидела свое отражение в одном из них. Оно смотрело с испугом и отчаянием.

Но в следующий миг отражение изменилось. Теперь из треснувшего стекла на нее глядел огромный черный дракон.

Она отступила, сковываемая ужасом.

– Вот оно… истинное лицо страха, – спокойно сказал Лев. – Но только ты решаешь, будет ли он врагом или верным спутником.

Осколки рассыпались и превратились в мост – длинный, хрупкий, простирающийся в пустоту. Он сиял, будто сотканный из чистого света. В его глубине, где-то совсем далеко, дрожал слабый огонек, напоминающий крошечную звезду.

– Ступай, – произнес Лев, глядя на девушку сверху вниз, и мягко подтолкнул вперед.

Она снова посмотрела на мост – казалось, тот готов развалиться только от одного взгляда. По бокам все еще мелькали ее отражения – в глазах застыло то, что она пыталась забыть. Но разве можно забыть то, чего не помнишь?

Это всего лишь отражения.

Ее ладони сжались в кулаки. Она подняла голову.

– Я готова.

Ее голос прозвучал неожиданно громко.

Лев кивнул, и его грива взметнулась, словно языки пламени.

– Тогда иди, – сказал он. – Иди вперед, не останавливайся.

Она сделала шаг. Осколки вспыхнули, и воздух наполнился мелодичным звоном далекой, забытой песни.

Этот звук… Девушка знала его. Но откуда?

Она замерла, но только на мгновение. Затем шагнула снова.

Звон осколков стал отчетливее. Словно каждому ее шагу вторил аккомпанемент незримого оркестра.

Лев следовал за ней. В его золотых глазах светилась спокойная уверенность.

Зеркальный путь вел их вперед, все дальше и дальше. Звон осколков наполнял воздух, становился громче, и с каждой новой нотой окружающий мир постепенно изменялся. Стал таять, словно его стены были сделаны из тонкой глазури, плавящейся под невидимым солнцем.

Теперь перед ними простирался остров, окруженный водой, – тихий и безжизненный, будто время здесь остановилось.

Тропинка из стеклянных осколков внезапно прервалась, и ноги девушки неожиданно коснулись мягкой, влажной земли. Зеленые заросли вынырнули из тумана, и дорога исчезла, укрытая мхом и травой. Лев остановился и посмотрел вперед.

Они стояли посреди острова, в его центре раскинулся широкий пруд. Гладь воды была ровной и неподвижной, словно зеркало. Берега поросли лиловыми травами, а из-за густого кустарника показалась огромная фигура.

Черепаха.

Она поражала величием. Ее панцирь переливался золотистыми и зелеными оттенками и был покрыт узорами, напоминающими древние руны или карты звездного неба. Черепаха медленно повернула к ним голову, в ее глазах застыло глубокое спокойствие.

– Добр-ро-о-о пожал-ло-овать… на О-остров За-а-астывше-е-его Вре-е-емени-и-и-и, – протянула Черепаха так медленно, что казалось, время вокруг действительно замерло. Ее голос был мягким и тягучим, словно мед, который стекает по ложке, – вязкий и обволакивающий. Но от этого становилось только страшнее.

– Здесь никто ни-ку-уда-а-а не спеши-ит… – продолжала она, ее голос звучал так протяжно, что каждое слово, казалось, тянулось целую вечность. – Здесь ты можешь… забыть обо всех тр-ре-вогах… и просто… спо-окойн-но у-ус-сну-уть…

Вдоль берега пруда начали медленно распускаться лилии, источая тонкий, сладковатый аромат, который проникал в легкие, успокаивал и дарил ощущение покоя. Девушка почувствовала, как ее тело стало невесомым, будто вся тяжесть забот и страха растворилась сама по себе.

Веки медленно сомкнулись, травяной ковер под ногами стал мягким, словно бархатное покрывало, а воздух нежно и тепло ласкал кожу, будто в летний полдень. Она легла на бок, положила ладонь под голову и закрыла глаза. Лев тяжело вздохнул, его шерсть колыхнулась от теплого ветерка. Он лениво потянулся и лег рядом, свернувшись калачиком.

– Так… хорошо… – пробормотала Девушка сквозь дремоту.

Голос Черепахи продолжал обволакивающе нашептывать:

– Смотри-и-и… Ка-акие спо-окой-ные во-о-оды… О-они-и-и… защи-и-итят те-ебя…

Поверхность пруда подернулась, и в этот миг он начал медленно подниматься, разливаясь и заполняя все вокруг. Вода подступала все ближе, бесшумно и неотвратимо. Распустившиеся лилии покачивались, продолжая дурманить сладким ароматом.

Пруд увеличивался, поглощая пространство, пока не оказался всего в нескольких шагах от спящей Девушки и свернувшегося калачиком Льва. Черепаха наблюдала за происходящим с довольным видом, ее массивные глаза блестели, словно два черных обсидиана. Она лениво повела шеей, будто предвкушая, что вот-вот отведает изысканное лакомство.

Ее пасть дрогнула, изогнувшись в подобие улыбки.

– Ско-о-оро… – прошелестела она тихо, словно говорила это самой себе.

Распущенные волосы Девушки напоминали лепестки цветка, дрожавшие на поверхности воды, которая уже подобралась совсем близко, – еще миг, и поглотит ее целиком.

Но вдруг среди травы мелькнула крошечная черная точка. Она двигалась стремительно и уверенно, будто обладала силой, намного превосходящей свой размер.

Муравей ловко взобрался на руку Девушки. Его лапки касались кожи мягко, почти неощутимо. Он замер на мгновение, словно обдумывая что-то важное, но в следующий миг уверенно юркнул к шее спящей и, будто вдохновившись своей миссией, вонзил крошечные челюсти в кожу.

– Ай! – вскрикнула Девушка и резко распахнула глаза.

Мир дрогнул, лилии закачались, вода схлынула обратно, будто ничего и не было.

Она вскочила и прижала ладонь к шее, где все еще ощущалось покалывание после укуса. Затем опустила взгляд на руку и увидела муравья – маленького и гордого, с переливающейся спинкой. Он тянул к Девушке тонкие передние лапки, будто ждал одобрения или похвалы.

Рядом послышалось тихое шуршание. Лев медленно поднял голову, тяжело приоткрыл глаза и сонно зевнул, обнажая ряд острых клыков. Его грива топорщилась во все стороны, словно только что его протащили сквозь бурелом. Он встряхнулся и издал хриплый рык.

– Что произошло? – спросила Девушка дрожащим голосом.

Лев покосился в сторону берега, где на фоне воды неспешно двигалась массивная фигура.

– Ее чары усыпили нас, – медленно произнес он, кивнув на Черепаху. Та, будто потеряв к ним всякий интерес, развернулась и поползла к воде, тяжело шурша травой. – А потом она бы нас поглотила.

– Поглотила? – переспросила Девушка, нахмурившись. – Как это?

– Да! Если бы не я, вас бы попросту съели! – пропищал тонкий, но возмущенный голосок.

Девушка моргнула и увидела, что муравей уже перебрался к ней на плечо и оттуда с гордым видом обозревал происходящее. Его тонкие усики дергались, будто он пытался привлечь к себе максимум внимания.

Девушка перевела взгляд на Черепаху. Ее огромное тело продолжало двигаться к воде. Панцирь больше не переливался золотыми узорами, он потускнел и посерел, будто из него вытекла сама жизнь.

– Надо уходить, – пропищал Муравей. – Если она окунется в пруд, то обретет силу и сможет вас усыпить!

Лев повернул голову и шагнул вперед, мягко ступая по траве, которая тихо хрустела под его лапами.

– Нет, – сказал он спокойно. – Она хранит один из ключей, что открывают врата к Дракону.

Девушка напряглась и посмотрела на Льва.

– И как нам добыть этот ключ? – спросила она, боясь заранее услышать ответ.

Лев смотрел Девушке в глаза, его взгляд был прямым и неумолимым.

– Ты должна приказать мне убить ее.

Она снова посмотрела на Черепаху. Та почти достигла воды. Ее массивные лапы оставляли влажные следы, и в каждом движении читались усталость и безысходность. Неужели это чудовище на самом деле было таким беспомощным и хрупким? Или лишь умело притворялось? Девушке даже показалось, что оно стало меньше.

– Но… она сейчас не опасна… Мы можем просто уйти… – прошептала Девушка и обхватила себя руками.

– Уйти… уйти… – согласился Муравей своим тонким голоском, словно эхом повторяя ее мысли.

Лев шагнул вперед и сурово посмотрел Девушке прямо в глаза. Его золотые зрачки вспыхнули огнем.

– Иногда нужно чем-то жертвовать: жалостью, добротой, даже любовью, чтобы двигаться дальше, – тяжело вздохнул он. – Иначе ты так и будешь вечно блуждать в миражах и находиться в плену у собственных сомнений.

– Но… должен же быть другой путь… – прошептала она с дрожью в голосе, словно пытаясь убедить саму себя.

Лев покачал головой.

– Доброта не спасет тебя от ее чар, – сказал он спокойно.

Она тяжело вздохнула и посмотрела на Черепаху. Та остановилась, будто почувствовала, что за ней наблюдают. Ее древняя голова медленно повернулась, и их взгляды встретились. В глазах Черепахи не было ни злобы, ни сожаления – только неизбежная усталость существа, древнего, как само мироздание.

– Решай быстрее, – рявкнул Лев. – Здесь нет никакого другого пути.

Горячие слезы подступили к глазам, но Девушка сжала кулаки и отвела взгляд от воды.

– Убей… – еле слышно произнесла она, ее голос дрожал от боли.

В тот же миг тело Льва напряглось, словно пружина, и он молниеносно сорвался с места. Его рык разорвал тишину, и земля задрожала под лапами.

Черепаха застыла. Ее ноги замерли всего в двух шагах от воды. А взгляд – глубокий и древний – поведал больше, чем могли бы сказать слова.

Клыки Льва сомкнулись на ее шее с глухим хрустом. На миг мир застыл.

Воды пруда замерли, окрасившись в темно-красный цвет. Лепестки лилий осыпались на его поверхность и закружились, словно в прощальном танце.

Лев двинулся к Девушке, осторожно ступая по влажной траве. Его золотые глаза потускнели, а дыхание стало ровным и глубоким. Он замер всего в шаге и приоткрыл пасть.

Тяжелый черный камень выскользнул и с глухим стуком упал к ее ногам.

Она опустила взгляд. Камень был гладким, как стекло, и блестел холодным, мрачным светом, будто внутри него притаился чей-то застывший вздох. Он походил на один из тех обсидианов, которыми сверкали глаза Черепахи, – но теперь был неподвижным и безжизненным.

Девушка медленно наклонилась и осторожно подняла его. Камень оказался неожиданно теплым, словно все еще хранил последние капли угасшей жизни. В центре черной поверхности мерцала едва заметная трещина – тонкая, как луч света, пробивающийся сквозь тьму.

Муравей дернул усиками и тихо прошептал:

– Глаз Черепахи…

Девушка смотрела на камень, чувствуя, как легкое, пульсирующее тепло перекатывается под пальцами.

– Это… ключ? – тихо произнесла она, не отрывая взгляда от мерцающей трещины.

Лев кивнул и сдержанно, но твердо ответил:

– Да. Но открывает он не двери… а время.

Камень дрогнул в ее ладонях и стал нагреваться, будто пробуждаясь.

В тот же миг, словно откликнувшись на прикосновение, воды пруда исчезли, открывая уже знакомый мост – тропу, сотканную из отражений, из кусочков разбитых зеркал.

Девушка сделала шаг вперед, и под ее ногами зазвенела тихая, хрустальная мелодия. Лев последовал за спутницей. Муравей устроился на ее плече, его усики дрожали, будто антенны, ловящие каждый новый звук.

Пруд, лилии, шепот Черепахи… Все исчезло.

Через некоторое время путь им преградили позолоченные двери. Они были настолько огромными и сияли так ярко, что казалось, за ними скрывается целый мир. Девушка замерла в восхищении, чувствуя, как сердце гулко бьется в груди.

Муравей дернул ее за прядь волос.

– Ой, не к добру это… – прошептал он.

Но прежде чем она ответила, двери распахнулись с мягким, почти благоговейным звуком.

За ними открылся зал – великолепный и сказочный. Стройные колонны, украшенные хрустальными лампами, тянулись ввысь. Потолок, покрытый узором из золотых перьев и сверкающих драгоценных камней, сиял, словно усыпанный звездами. На блестящем, словно стеклянном полу отражались огни и силуэты – гости в масках птиц скользили в танце, плавно и изысканно.

Павлины в мантиях цвета ночного неба с переливающимися синими прожилками, лебеди с белоснежными крыльями, жар-птицы, будто сотканные из огня и света. Их движения были столь легкими и гармоничными, что казались живым продолжением музыки.

Над залом разливались мягкие, чуть звенящие переливы лютни. Флейта вторила ей, создавая мелодию – нежную, как первые лучи рассвета. Уверенный, но мягкий ритм барабана отзывался эхом в груди.

Девушка сделала шаг вперед, и музыка подхватила ее, увлекая за собой. Все вокруг двигалось в едином ритме – переливы мелодий, шорох тканей и плавные движения танцующих.

Лев остался дожидаться у входа. Его глаза настороженно блестели, а грива слегка топорщилась, будто он в любую секунду был готов броситься в бой.

Девушка шла – нет, скорее плыла сквозь это великолепие. Танцующие пары расступались перед ней, словно указывая путь к центру зала.

Там, на троне из золотых перьев, восседал король. Его маска павлина была усыпана переливающимися камнями, напоминающими сотни глаз. Длинные перья на его голове мерцали, как звезды в ночном небе.

Он поднялся и развел руки в приветственном жесте.

– Добро пожаловать, блистательная королева света и щедрости! – его голос лился мягко и проникновенно, словно шелест тончайшего шелка. – С твоим появлением этот зал оживет, преображенный твоей красотой. Сегодняшний бал – в твою честь.

Девушка не сводила с него глаз. Взгляд Короля-Павлина завораживал, притягивал, словно в его глубине прятался мир, полный загадочных тайн. Мысли унеслись куда-то далеко, будто подхваченные невидимым течением. Ей нравилось быть центром всего этого великолепия, на который устремлены десятки восхищенных взоров.

Голоса вокруг зашептали, вторя королю:

– Королева… королева щедрости…

Муравей сильно дернул ее за прядь волос.

– Он тебе льстит… Ты что, не понимаешь?

Девушка лишь небрежно отмахнулась. Локон качнулся, и маленькое существо отлетело в противоположный конец зала.

Король-Павлин плавно спустился с трона и, склонившись с изысканной грацией, протянул руку:

– Подари мне этот танец, о прекрасная королева.

Их ладони соприкоснулись, и в тот же миг музыка грянула, наполнив зал сияющей бурей звуков. Король и Девушка закружились, растворяясь в ритме, становясь частью этого чарующего вихря.

Лев резко рванул вперед, но двое стражников в масках орлов шагнули навстречу и преградили ему путь. С гулким, протяжным грохотом двери зала захлопнулись, словно полностью отсекая внешний мир, запечатывая его снаружи.

Когда танец закончился, Павлин усадил Девушку на трон рядом с собой. На столе перед ними появились изысканные угощения: фрукты, сладости, легкие закуски. В хрустальной чаше с золотой ножкой мерцало белое вино, источая тонкий цветочный аромат.

Павлин поднял сосуд и, улыбнувшись, преподнес Девушке:

– Пей, о прекрасная королева. Этот нектар создан специально для тебя.

Она приняла хрустальную чашу и сделала глоток. Вино было прохладным, обволакивало рот вкусом белых лепестков и сладко растворялось на языке. В глубине напитка, маня, обещая бессмертие, славу, власть, мерцали отблески золотого пламени.

Павлин медленно приблизился к уху Девушки. Чуть наклонил чашу, подливая своей спутнице еще, и, едва касаясь губами ее кожи, зашептал:

– Ты заслужила это… Все это – твое…

Муравей открыл глаза и пошевелил лапками. Голова слегка кружилась после того, как он, кувыркаясь, пролетел через весь зал и шлепнулся где-то в темном углу. Он поднялся и стал наблюдать: Девушка сначала танцевала с Королем-Павлином, затем тот пригласил ее сесть на трон рядом с собой, поил вином и шептал сладкие речи. Ее глаза сияли от обольщения, а сама она пила из хрустальной чаши.

Муравей чувствовал, как страх пронзает его сердце ледяной иглой, – все это казалось неправильным и чуждым.

И тут кто-то негромко окликнул:

– Эй… маленький воин…

Муравей обернулся и увидел в дальнем углу, в тени, куда совсем не проникал свет, клетку. Он подобрался ближе и сквозь полумрак смог разглядеть там девушку. Она была одета в рваное, грязное платье, ее волосы спутались, а лицо скрывала маска черного лебедя.

– Кто ты? – прошептал Муравей.

Она слабо подняла руку и схватилась за прутья.

– Я… прошлая королева этого бала, – ответила заключенная хрипло. – Когда-то я тоже поддалась чарам Короля-Павлина. Я верила, что все это празднество, вся эта слава и все эти похвалы – мои по праву. Но Король забрал у меня свет и красоту… и запер здесь.

Муравей содрогнулся и посмотрел на трон, где Павлин склонился над Девушкой, продолжая нашептывать льстивые обещания.

– Ты можешь открыть замок? – голос пленницы был слаб, но полон надежды.

– Я попробую, – тихо отозвался Муравей. Он ловко поднялся по прутьям клетки и быстро пролез внутрь замка. Через минуту раздался едва слышный щелчок и механизм открылся.

Черная Лебедь осторожно отворила дверь, опасаясь, что скрип привлечет внимание стражи, и вышла наружу.

– Ты поможешь моей спутнице? – обратился к ней Муравей, указав в сторону Короля-Павлина и Девушки.

– Да, но нужно спешить, – ответила Черная Лебедь.

Муравей кивнул, юркнул к трону и быстро, словно молния, взобрался по изогнутой ножке. Он увидел, как Девушка поднесла к губам вино, собрав все силы, прыгнул и выбил чашу лапками.

Хрустальный сосуд упал и разлетелся вдребезги. Белое вино разлилось по полу, оставляя липкие пятна.

Все́ замерли.

Воспользовавшись замешательством, Черная Лебедь подобралась вплотную к Королю-Павлину и сорвала с него маску.

Перед всеми открылось истинное лицо хозяина бала. Серая, дряблая кожа усеяна бородавками и язвами. Вместо глаз – два мутных белых пятна, губы треснутые и пересохшие. Он был похож на старого, больного стервятника.

Зал содрогнулся. Свет потускнел и стал блеклым, словно его выцедили. Золотые колонны почернели и покрылись грязью. Вместо зеркального пола показалась усыпанная соломой земля. Вместо изысканных платьев танцоров – рваные, грязные одежды. Лица превратились в свиные морды. Пары застыли и захрюкали в замешательстве. Охранники в масках орлов обернулись шакалами с острыми клыками и горящими желтыми глазами.

В зале поднялся ветер, одна из массивных дверей сорвалась с петель и закачалась, издавая громкий, протяжный скрип.

Король-Павлин вскочил с трона, оттолкнул Черную Лебедь, и та, скатившись к его подножию, застыла без движения. Он схватил Девушку и прижал к себе, впиваясь тонкими пальцами в ее плечи. Его рот широко раскрылся, и король стал вытягивать из своей жертвы свет, ее красоту, ее жизнь.

Лицо Девушки побледнело, окрасилось в цвет луны, волосы посерели и начали увядать. Тем временем Павлин становился моложе и ярче, будто каждый вздох королевы наполнял его сиянием.

Муравей судорожно огляделся, надеясь найти хоть что-то, что могло помочь. Танцоры со свиными мордами подбирались все ближе, они жаждали урвать себе частичку света и красоты Девушки. Черная Лебедь лежала без сознания у подножия трона, не подавая признаков жизни.

И вдруг он увидел клетку у входа. Внутри метался Лев – его лапы с силой били по прутьям, и каждый удар отдавался гулом. Муравей застыл, потрясенный: похоже, иллюзия настолько затуманила его разум, что он даже не заметил, как Льва поймали и заперли.

Он рванул к клетке, проскользнул между лап шакалов и нырнул прямо в замочную скважину. Он уже знал, что делать: замок лязгнул и…

Дверь клетки с грохотом распахнулась. Лев, разбрасывая шакалов и танцоров со свиными мордами, с ревом ринулся к трону, где Павлин по-прежнему держал Девушку, впиваясь тонкими пальцами в ее плечи. Его лицо светилось жадным восторгом, а Девушка обмякла, словно сломанная кукла.

Но возле трона Лев внезапно остановился, будто наткнулся на невидимую преграду. Он стал медленно ходить кругами, злобно сверкая глазами и рыча, не сводя взгляда с Павлина.

Король повернулся к нему и злорадно ухмыльнулся:

– Здесь нет твоей власти…

– Прикажи мне! – рыкнул Лев, обращаясь к Девушке. Его глаза вспыхнули золотым огнем.

– Убей… – едва шевеля губами, беззвучно произнесла она.

Лев взревел и ринулся вперед, одним прыжком преодолев расстояние до трона. Павлин, словно защищаясь, поднял руки к лицу. В его блестящих глазах застыл ужас. Он попытался увернуться, но было слишком поздно.

Когти Льва вонзились ему в грудь, сверкающие одеяния разорвались, обнажив дряблую, морщинистую кожу. Его тело содрогнулось, и, издав последний хрип, Павлин рухнул на каменный пол.

Лев повернулся к Девушке, его дыхание было тяжелым. Он медленно подошел и выплюнул к ее ногам павлинье перо. Оно переливалось мягким золотым светом – второй ключ.

Оставшаяся публика замерла, будто время остановилось. Затем люди начали медленно таять, их силуэты растворялись и превращались в тени. Вскоре весь зал опустел, словно ничего и не было.

Черная Лебедь пошевелилась и поднялась на ноги. С ее плеч осыпалась пыль, а платье засияло глубоким темным блеском, будто ткань была соткана из ночного неба.

– Спасибо… – ее голос прозвучал мягко, но в нем слышалась сила. Она взглянула на Девушку и тепло улыбнулась. – Теперь я свободна. И я могу помочь вам в битве против Дракона.

Позади раздался скрип и грохот: дверь окончательно сорвалась с петель и с громким ударом рухнула на землю.

– Пора идти, – тихо сказал Лев.

Девушка подняла павлинье перо, ее взгляд был твердым и ясным. Она направилась к выходу, Муравей взобрался на ее плечо. Черная Лебедь догнала их, нежно взяла спутницу за руку и снова улыбнулась.

Лев ступал рядом, его золотая грива слегка развевалась, словно отражая свет грядущего пути.

Глава 3

Мерзкий звук будильника. Не просто будильника – долбаной умной колонки, которая решила, что блюз в семь тридцать утра – это «спасение».

– Пошла на х*р… – рычит Клементина и резко дергает рукой.

Колонка летит на пол и с глухим стуком выключается, отправив трек в небытие.

Голова тяжелая, волосы липнут ко лбу. Клементина медленно садится на край кровати и глядит вниз, словно пытаясь решить, стоит ли вообще совершать дальнейшие действия.

Она поднимается. Ноги касаются холодного паркета – липкого, будто кто-то пролил пивную жижу и не потрудился вытереть. Рядом валяется полупустая бутылка «Буллета».

Летний рассвет пробивается сквозь щели и давит своим белым светом, но она все же тащит себя к окну и хватается за проклятые шторы.

– Чертова рухлядь…

Клементина дергает их так, будто хочет оторвать к чертям вместе с карнизом. Шторы наконец поддаются. Свет заливает комнату.

Постель хаотически перевернута.

Одежда валяется на полу – ее платье, трусы… и не только ее.

Взгляд падает на кровать.

Половина занята. Мужик сопит, пускает слюни. Волосы торчат в разные стороны, как трава на свалке. Лицо утонуло в подушке, спина мерно приподнимается на вдохах.

Клементина медленно проводит рукой по лицу, словно пытается стереть остатки ночи. Глаза жутко чешутся. Да какое там чешутся – в них будто втерли добрую порцию песка.

Забыла снять линзы.

«Охренеть, „утречко“…»

Сквозь мутную пелену девушка еще секунду разглядывает мужчину, пытается вспомнить имя. Ничего. Впрочем, плевать.

«Доброе утро, незнакомец… или уже прощай?»

Стоит молча, прищурившись, решает, что важнее – избавиться от него или разобраться с глазами.

Клементина пинает мужчину пяткой.

– Ты вообще кто? И какого хрена тут забыл?

Мужик шевелится, что-то бормочет, но на этом все заканчивается. Только выдох – и воздух наполняется перегаром, никотином, теплым пивом.

– Сказка-п***ец… – шепчет она и, не дожидаясь ответа, направляется в ванную.

Избавляется от линз.

Как минимум чтобы видеть этот мир чуть четче.

Кофе.

Кофе – ритуал. Без него день даже начинать не стоит. Кофемашина ворчит и выплевывает густую, черную струю. Клементина подносит чашку к носу и вдыхает аромат – жидкий привет из преисподней.

За спиной слышатся шаги.

– Ты жива? – раздается хриплый голос.

Клементина не оборачивается. Делает глоток и молчит. Слишком рано для объяснений.

– Ну… это было весело, да? – он усмехается, почесав затылок.

Она разворачивается медленно, как змея перед броском.

– Весело? Я даже не помню, кто ты… Джон? Бобби? Или просто «чувак с запахом старого вискаря»?

Его лицо вытягивается в неловкую улыбку.

– Джейсон.

– Какая разница…

Второй глоток. Чашка касается стола так тихо, что звук больше похож на приговор.

– Слушай, Джейсон, я не готова к этим «утренним нежностям». Дверь там… – она кивает на выход и достает сигарету.

Джейсон стоит на месте. Почесывает грудь под футболкой с потертым логотипом какой-то рок-группы.

– Да ладно тебе, – ухмыляется он. – Мы же нормально провели время… может, еще встретимся?

Клементина сжимает фильтр сигареты в зубах, щелкает зажигалкой и выпускает едкий дым в сторону двери.

– Нормально? – повторяет она, глядя прямо на него. – Чувак, мы просто провели ночь.

Он морщится, будто подросток, которого застукали с журналом для взрослых.

– Ты жестокая…

Она сдвигает брови, на лице вспыхивает предупреждающая ухмылка.

– Дверь все еще там. Или мне тебя проводить?

Он вздыхает. Хватает джинсы, натягивает их прямо на месте. Застегивает молнию, проходит мимо Клементины.

Она не смотрит. Слышит звук захлопывающейся двери и короткое «щелк» замка.

Тишина.

Клементина глубоко затягивается, смотрит на дымящийся кончик сигареты, потом переводит взгляд на стол. Выдвигает верхний кухонный ящик и достает белый пузырек. Надпись давно стерлась. Она встряхивает упаковку, как кости перед броском.

– Ладно, пора возвращаться в реальный мир… – шепчет она, и таблетка падает на язык.

Глоток кофе. Жжет горло. Волшебная пилюля скользит вниз, вместе с ней уходит тяжесть и гул в голове. Она зажмуривается на секунду, потом резко открывает глаза.

– Ну вот, все как доктор прописал… – бросает себе под нос, словно подводит итог этому утру.

Стоило ей войти в спальню, как кислятина перегара ударила в нос, будто кто-то выдохнул прямо в лицо.

Бардак – такой, что хоть ленту «Полиция, не входить» натягивай. Постель – жалкий комок ткани. Пара пустых бутылок валяется на полу, как трупы после вечеринки. Пепельница с окурками, переполненная, как мусорка на задворках бара.

Меж зубов тлеет сигарета. Горький дым вползает в комнату, поглощая вонючие следы вчерашнего апокалипсиса.

Она подходит к туалетному столику и дергает ящик. Под пальцами – мягкая ткань. Белая футболка, аккуратно сложенная, чистая.

– Подойдет… – бурчит она сквозь зажатую в зубах сигарету.

Уголки губ кривятся в подобии усмешки.

С футболкой в одной руке и тлеющим огоньком во рту она еще раз оглядывает комнату, как детектив, который только что понял, что он и есть преступник. Потом разворачивается и уходит.

Коридор.

Босые ноги шлепают по холодному полу, будто предупреждают:

«С дороги, королева идет».

– Душ… Мне нужен чертов душ, – бросает она самой себе сквозь зубы, словно пытается убедить, что все еще есть способ смыть это дерьмо.

Ванная комната.

Холодная плитка под ногами. Зеркало смотрит на нее, как усталый свидетель чужого позора. Футболка летит на край корзины.

Клементина включает душ.

Первый поток воды – ледяной.

Вцепившись в край стены, она стискивает челюсти.

– Дерьмо… – вырывается сквозь зубы, но она не поворачивает кран.

Вода хлещет, холодно ударяет по плечам и стекает вниз струйками, словно пытается проточить девушку насквозь.

«Если что-то тебя добьет – пусть это будет холод, а не страх».

Через пару минут переключает на горячую. Пар обволакивает тело, мышцы начинают расслабляться. Глаза закрыты. Колеса и душ окончательно прочищают мозги.

Вернулась привычная реальность.

Вода капала с мокрых волос на пол. Клементина вытерла тело, лицо, голову. Еще один быстрый взмах – и полотенце полетело на край раковины.

Она снова посмотрела в зеркало. Теперь вместо усталого, потухшего взгляда – холодные, прищуренные глаза.

Глаза хищника перед броском.

– Да ты сегодня красотка, мать твою… – усмехнулась она и поправила мокрую прядь, прилипшую к виску.

Футболка заскользила по коже.

Мягкий хлопок коснулся плеч, свежий запах порошка защекотал ноздри.

На секунду что-то привычное выдернуло ее далеко – в ту жизнь, где все было проще.

Звонок.

Долгий, резкий, как лезвие по стеклу.

– Кого там еще принесло?!

Она вышла в коридор.

И тут – хрясь!

Что-то острое врезалось в мизинец. Чертов робот-пылесос зажужжал и закрутился под ногами.

– Гребаная консервная банка! – рявкнула Клементина и пнула его.

Робот обиженно пискнул и нырнул под диван, как крыса в нору.

Дверь распахнулась.

На пороге – экономка с корзиной для белья и каменным выражением лица.

– Сеньора Брэдфорд, доброе утро.

– Да уж, «доброе»… Ладно, заходи, Хуана.

– Я Роза, сеньора.

– Да хоть Кончита…

Клементина указала на спальню:

– Все – в мусор. Простыни, подушки – этот чертов дурдом. И окна открой. Пусть этот ад хоть чуть-чуть проветрится.

Роза молча кивнула и прошла внутрь, без единого вопроса.

Клементина бросила взгляд на часы.

8:15.

– Хочу еще кофе… – пробормотала она, будто пустота внутри орала:

«Давай, глуши кофеин литрами, пока сердце не взорвется».

Турка на плите.

Кофе закипал с предсмертным шипением, заполняя воздух горьким, терпким ароматом – запахом утреннего пинка под зад. Пока вода доходила до нужной кондиции, Клементина открыла ноутбук и плюхнулась на диван.

Экран вспыхнул уведомлением: «Ваши товары доставлены».

Уголки губ дернулись.

– Ну что, детки, добрались до мамочки?

Щелк.

Быстрый взгляд по списку: старинные серебряные портсигары, медальоны, хрусталь богемского разлива – все в стиле «украли, продали, забудьте».

«Эти штуки станут изюминкой на ближайшем аукционе. И всем плевать, откуда они и как их вывезли».

Из турки раздалось угрожающее шипение. Кофе готов. Первый глоток обжег горло, медленно растекся по телу, будто крича изнутри: «Живи, сука!»

Вкладка новостей.

Глаза выцепили заголовки:

«Blackwood Group: что стоит за успехом компании?»

«Финансовые аналитики сообщают о резком скачке акций…»

Графики мотало вверх-вниз, будто кто-то на бирже решил устроить дискотеку под кислотный рейв.

– Что за цирк?.. – прошептала она, щурясь на экран.

«Кто-то играет, скупая мою жизнь по кускам».

Еще один глоток кофе. В животе неприятно сжалось – не от страха.

От гнева.

– Кончита, ты не видела мой телефон? – бросила она, не отрываясь от экрана.

Роза замерла с корзиной для белья. Взгляд ее блеснул чем-то вроде: «Еще раз назови меня так – и я уйду». Но вместо этого, смирившись, молча вынесла из спальни и протянула Клементине черный Vertu Aster.

Клементина ухмыльнулась. Зажала сигарету между пальцами и не глядя провела по экрану:

– Алло, Алекс?

На том конце ответил полусорванный голос:

– Слава богу! С тобой все окей? Последнее, что я видел, – ты уходила под ручку с каким-то кабаном, копией Тома Харди на стероидах.

Она хмыкнула и выпустила тонкую струю дыма.

– Да жива я. Ну прости, больше не буду. Ты это хотел услышать или все-таки о делах поговорим?

Пауза. На том конце Алекс выдохнул, раздались шелест бумаг и стук по клавишам.

– О делах, конечно. Но мне бы не помешало еще понять, не отбило ли тебе башку окончательно…

Она затушила сигарету и швырнула окурок в раковину.

– Оставим философию для личной встречи. Ты видел последние биржевые сводки?

Повисла тяжелая пауза. Потом Алекс хрипло выдохнул:

– Видел… Я же тебя предупреждал. У нас серьезные проблемы.

Клементина поджала губы и на мгновение прикрыла глаза.

– Давай обсудим это сегодня.

– В полдень. Я закажу столик в Capital Grille. Тебе удобно?

– Пойдет.

– И… береги себя.

– Ладно… Встретимся в полдень.

Сбросив вызов, она несколько секунд смотрела на пустой экран. Потом достала сигарету. Оранжевый огонек вспыхнул на кончике, дым обвил лицо Клементины плотным кольцом.

Тлеющий окурок пару мгновений мерцал перед глазами, словно размышляя о своей судьбе, а потом резко полетел в раковину. «Все, хватит на сегодня», – мелькнуло в голове.

Гардеробная.

В комнате пахло чистым хлопком и дорогим парфюмом – резкими нотами цитруса, смешанными с чем-то едва уловимым, теплым, но острым.

Пара секунд на выбор: черные легинсы, обтягивающий спортивный топ, кроссовки.

На стуле лежала повседневная кожаная куртка с серебристыми молниями – немного помятая, идеально подходящая под стиль. Без лишнего пафоса, но с намеком на «держитесь подальше». Клементина накинула ее на плечи, а джинсы бросила в сумку – мягкую, замшевую, удобную и вместительную. Внутри – все нужное и ненужное: кошелек, ключи, красная помада, упаковка жвачки и непонятно как оказавшаяся там старая зажигалка.

Девушка перекинула сумку через плечо и на мгновение остановилась перед зеркалом. Поправила прядь волос, кивнула своему отражению, словно сказала: «Погнали».

Коридор.

– Кончита, на кухне тоже прибери, – бросила она через плечо. – Спасибо.

Роза, перетаскивая пакеты с мусором из спальни и складывая их у двери, молча кивнула с недовольным видом.

Клементина уже на выходе из дома продолжила раздавать указания:

– Я в спортзал, потом у меня весь день встречи. Днем будет доставка – примешь?

Роза повернула голову и, вытирая руки об передник, насмешливо добавила:

– А у меня есть выбор, сеньора?

Клементина коротко улыбнулась и закрыла за собой дверь.

В машине.

Сумка шлепнулась на соседнее сиденье. Клементина залезла в нее в поисках ключей, шурша замшевыми карманами.

– Черт… где же…

Из бокового отделения выпала визитка. Черный кусочек бумаги с золотой, вытертой надписью: «Клементина Брэдфорд».

Она замерла. Вздохнула, повертела визитку между пальцами, а потом, без эмоций, смяла и бросила в пустой стакан из-под молочного коктейля. Сверху добавила жвачку, вытянутую изо рта.

Окно сползло вниз с мягким щелчком. Клементина прищурилась, будто на тренировке, и метнула стакан в стоящий напротив мусорный бак. Глухой удар.

– Трехочковый, мать его… – хмыкнула и захлопнула окно.

Ключи нашлись сразу после этого, словно дожидались ее «триумфа».

Клементина повернула ключ зажигания. Мотор низко и хищно зарычал. Porsche Cayenne мягко выскользнул из гаража. В зеркале заднего вида – пустая улица.

Но стоило машине разогнаться, как позади что-то мелькнуло. Черный внедорожник. Массивный, угловатый, будто специально создан для слежки. Или для давки пеших мечтателей.

«Да ну на хрен… Паранойя на завтрак?»

Она резко перестроилась и притормозила. Проверила. Внедорожник остался на светофоре, замер в потоке машин. Но ощущение слежки вцепилось в мозг, как голодный клещ.

«Успокойся, Клем. Ты не из тех, кто ловит приходы из-за пары фар в зеркале».

Пальцы сжали руль. Она вдавила педаль газа. Машина рванула вперед.

Пульс стучал, как чертов молоток.

Двери фитнес-центра Shape Plus открылись с тихим щелчком, пропуская Клементину внутрь. Запах железа, чистящих средств и пота вдарил в лицо, как пощечина на турнире Power Slap[2].

«Территория боли. Здесь можно выжечь всю дрянь из головы».

Клементина кивнула администратору и проскользнула мимо не задерживаясь. Раздевалка встретила ее зеркальными бликами и звуком молнии на чьей-то сумке. Глоток ледяной воды – укол в горло. Параноидальные мысли мгновенно отступили.

Черный топ обтягивал грудь, как броня. Волосы стянуты в высокий хвост.

«Ну что, кто кого сегодня?»

Она шагнула в зал к тренажерам. Музыку в уши и врубить на максимум. Как выстрел из дробовика по мозгам. Голоса и шум зала испарились. Остался только ритм.

Беговая дорожка.

Легкое жужжание – и ноги сами подхватили ритм. Мышцы напряглись, тело работало на автомате.

«Ад посреди бесконечных прерий».

Темп нарастал. Музыка пробивала барабанные перепонки, ускоряла пульс.

«Беги в горы, спасай свою жизнь!»[3]

Взгляд выцепил мужика у стоек с гантелями. На вид – лет сорок с хвостиком. Сухой, жилистый, стрижка «под военного». Он не делал ничего подозрительного. Просто поднимал вес.

Но глаза.

Смотрели слишком долго. Слишком пристально.

«Да ты кто такой, черт побери?»

Клементина отвернулась, продолжила бежать. Ноги двигались механически.

Но его взгляд.

С каждой секундой врезался все глубже. Как лезвие по коже.

«Спокойно, спокойно… Мало ли кто пришел в зал…»

Она вжала кнопку на панели. Темп увеличился. Монотонный гул дорожки перешел в высокие частоты, словно пытался угнаться за ее мыслями.

Пульс бил в виски. Она снова бросила косой взгляд в сторону незнакомца.

«Да что за хрень? Почему ты пялишься?»

Он не отвел глаз. Даже когда вытер пот с лица и бросил полотенце на скамью. Смотрел так, будто разбирал девушку на запчасти.

Клементина прикрыла глаза на долю секунды. Дыхание – в такт с басами. Сердце ритмично отбивает ударную партию. Но взгляд все равно прожигал спину. Как раскаленная стальная игла.

Ладонь вдарила по кнопке «Стоп».

Дорожка замерла с коротким стуком. Тело качнулось вперед, но Клементина удержала равновесие и вытерла шею полотенцем. «Стальная дева» умолкла, перестав сетовать на нелегкую жизнь коренных американцев.

«Пошло оно все. Пора прояснить, что к чему».

Она шагнула в сторону мужика. Тот даже не отвел глаза. Просто проводил девушку взглядом. Стоял, будто бронзовая статуя.

– Хороший темп, – он кивнул, вытирая руки. – Долго держать такую скорость непросто.

Клементина замерла. Напряжение медленно отпустило. В голове щелкнуло что-то вроде: «А, вот оно что. Еще один самец, решил погреть глаза».

Она слегка повернула голову, приподняла наушник.

– Если бы мне нужны были советы по кардио, я бы спросила тренера.

Он усмехнулся. Не нагло. Не насмешливо. С какой-то странной, уставшей теплотой.

– Просто комплимент. У тебя отличная форма.

Спокойный голос. Без наезда. Он вернулся к своим гантелям, словно их разговор ничего не значил.

Клементина отвернулась. Но внутренний голос уже не заткнешь.

«Нет, черт возьми. Это не просто комплимент. Ты кто такой? Почему смотришь так, будто знаешь про меня больше, чем я сама?»

Она потянулась к весам. Но даже когда он повернулся спиной, ощущение прожигающего взгляда никуда не делось.

Гантели глухо стукнули о стойку. На секунду в глазах вспыхнуло раздражение.

«Да успокойся ты, Клем. Может, это просто паранойя? Грядут важные события, вот и сорвало крышу».

Она сделала глубокий вдох, вытерла лицо полотенцем. Краем глаза заметила движение. Мужик встал. Направился к выходу. Та же прямая спина. Напряженные плечи.

«Следит? Или просто случайность? Слишком много случайностей за это утро».

Он остановился у кулера. Налил воды. На секунду задержался. Посмотрел в сторону Клементины. Она сжала зубы и отвернулась, чувствуя, как кровь отдается глухим стуком в ушах.

Раздевалка.

Сумка шлепнулась на лавку. Она открыла шкафчик, вытащила бутылку воды. Глоток. Еще один. Холодная влага обожгла горло.

Хлопнула дверь.

Мужик прошел мимо раздевалки. Покинул зал.

«Все еще следит? Или нет?.. Слишком рано для выводов».

Она закинула сумку на плечо. Направилась к выходу.

Как выглядит стейк-хаус в деловом центре?

Приглушенный свет, бормотание ртов, которые жуют и договариваются о миллионах, редкий звон бокалов – напоминание: здесь место только для победителей. Аромат выдержанного виски и обжаренного мяса – словно демонстрация того, как пахнут деньги, подрумяненные на гриле.

Белоснежные скатерти, официанты в черных жилетах – фарс для богачей, которым плевать на меню. Главное, чтобы в бокале плескалось Domaine de la Romanée-Conti не моложе 2002 года или Macallan 25-летней выдержки, а мясо стоило дороже их эго.

Алекс сидел у углового столика, листал ленту новостей в ноутбуке и попивал содовую со льдом, будто пытаясь остудить мысли, прежде чем они выплеснутся через уши.

– Дерьмово выглядишь, – сказала Клементина вместо приветствия, садясь напротив.

– А вот и королева шипов, – бросил Алекс, сдвигая гаджет в сторону.

Клементина фыркнула и махнула официанту:

– Черный кофе. Без сахара.

Алекс выдохнул, подался вперед и развернул к ней экран ноута:

– Кто-то сливает акции Blackwood Group. Начали еще утром – и сразу крупными пакетами. Без участия кого-то из совета директоров тут не обошлось.

– Кто покупатели? – Клементина придвинула чашку ближе и напряглась.

– Ясное дело, не идиоты. Все через подставные компании и офшоры, чтобы выглядело чисто. После две тысячи восьмого[4] за такое можно нехилый срок схлопотать.

– Твои мысли?

– Пташки из Blackwood нашептали, что это Dominion Capital.

– Контора на коротком поводке у госструктур… Их крышует кто-то наверху и гоняет через них свои бабки.

Клементина сжала пальцы так, что ногти впились в ладони.

– Вот дерьмо. Госструктуры. Слушай, мне кажется, за мной следят. Надеюсь, это не связано с нашим «маленьким предприятием».

Алекс фыркнул:

– Давай без паранойи. Blackwood для них мелкая сошка. Такими компаниями они заедают основное блюдо.

Он сделал паузу. Взгляд стал серьезным.

– Скорее всего, всю эту историю провернул кто-то из совета директоров. Может, тот же, кто сливает акции. И да, этот кто-то мог нанять дуболома, чтобы присматривать за тобой и убедиться, что ты не выкинешь сюрпризов на финишной прямой. Ставлю все свои активы, что это наш старый добрый Джим Моррис.

– Но это не отменяет того факта, что мы в заднице?

Алекс развел руками:

– Абсолютно.

Клементина провела пальцем по ободку чашки, будто искала трещину.

– Сколько у нас времени?

– Неделя. Может, меньше. Кто все это устроил – хочет побыстрее получить свое и свалить на райский остров. К концу недели – game over.

Клементина уставилась в пустую чашку.

– Пять проклятых лет, Алекс. Пять лет этой чертовой гонки, чтобы выкупить контрольный пакет. Все эти махинации с аукционами, нелегальным ввозом предметов искусства… и теперь на последний процент у меня нет денег. Все было завязано на долбаном аукционе через месяц.

Алекс покачал головой:

– Нужно где-то раздобыть наличку.

– Сколько?

– Пять.

Она подняла взгляд, в котором промелькнуло отчаяние, покрытое ледяной пленкой.

– В горах у меня два дома: один в Теллурайде, другой у озера. В сумме тянут на десять миллионов. Сможешь найти покупателя, готового взять оба за пять?

Алекс поджал губы:

– Слушай, если не выгорит, ты останешься с голым задом.

– Продай их к адовой матери, – прошипела она. – Быстро и без шума. Эти ублюдки не получат мою компанию.

Алекс немного помолчал, потом кивнул:

– Ладно. Срочно займусь.

Он достал телефон и начал делать звонки.

На столе завибрировал мобильный Клементины. На экране высветилось: «Старуха». Она закатила глаза и закрыла лицо рукой, словно уже знала, что ее ждет.

– Да?

– Доченька, дорогая… Ты помнишь, что послезавтра годовщина отца? Мы тебя ждем.

Голос матери звучал мягко, но для Клементины каждый разговор с ней был испытанием.

– Конечно, мама. Я помню.

– Ты приедешь?

Она подавила раздражение.

– Да. Я как раз собиралась в Теллурайд.

– То есть мы тебя ждем?

– Д-да…

Клементина быстро сбросила вызов и посмотрела на Алекса. В голове уже крутились шестеренки.

– Времени нет, – тихо сказала она.

Алекс провел рукой по подбородку, раздумывая, потом кивнул:

– Прорвемся. Есть покупатель.

Клементина удовлетворенно хмыкнула, сделала глоток кофе и вернула чашку на блюдце.

– Ну, значит, завтра лечу в Теллурайд.

Дверца машины захлопнулась с глухим щелчком.

Экономка уже закончила все дела и направлялась по тропинке с корзиной в руках. Увидев Клементину, она остановилась и обернулась.

– Сеньора Брэдфорд, посылки, как вы просили, сложили в гараже. Все на месте.

– Спасибо… э-э-э, Роза.

Женщина кивнула и едва заметно улыбнулась уголками губ:

– Вам что-нибудь нужно еще, сеньора?

Клементина покачала головой, добавив с легкой усталостью:

– Я улетаю на пару дней по делам. Присмотри за домом. Если что-то пойдет не так – сразу звони.

– Конечно, сеньора. Все будет под контролем.

Когда Клементина вошла, запах воска и розмарина ударил в нос – стерильная чистота, будто дом отмывали после преступления. Она не останавливаясь стянула куртку и бросила на кресло.

Дверь хлопнула за спиной, оставив за порогом весь гребаный мир. Тишина и теплый свет ламп окутали помещение. Клементина провела рукой по волосам, пытаясь привести мысли в порядок, но голова гудела от тревожного месива событий этого дня.

«Соберись, мать твою».

Вспомнив про посылки, Клементина развернулась и направилась в гараж.

Ящики стояли ровными рядами, грубо запечатанные лентой с пометками на русском и английском языках: «Хрупкое. Внимание!»

Она срезала одну ленту и поддела крышку гвоздодером. Дерево хрустнуло, крышка глухо упала на пол. Внутри – хрусталь, старинные подсвечники, картина с обшарпанными краями. Клементина прищурилась, разглядывая подпись в углу: Ян Вермеер «Концерт».

Следующий ящик открылся с тем же треском. Иконы. Целые штабеля, сверкающие потускневшим золотом, будто уставшие от бесконечных странствий.

Она попыталась открыть еще один. Крышка упорно не поддавалась – доски сцепились намертво. Клементина навалилась всем телом, но не удержалась, соскользнула.

Падение было неизбежно.

Она инстинктивно ухватилась за тряпку, висевшую рядом.

Бах!

Девушка рухнула на бок, и свет лампы, отразившийся от стекла, на секунду ослепил ее.

Зеркало.

Знакомое до дрожи в пальцах.

Дыхание сбилось, кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Зеркало смотрело на нее, как старый друг, который знает слишком много.

«Какого хрена оно здесь?»

Она поднялась на ноги и обвела раму взглядом. Тяжелая. Выцветшая. Уродливая по-своему. Резные узоры сплетались, будто перекрученные жилы. Местами дерево потемнело, потрескалось, напоминая о неумолимом течении времени.

Клементина провела рукой по узорам. Пальцы дрогнули, когда на стекле она увидела ту самую трещину. Девушка помнила ее.

«Твою мать… И зачем я притащила его из Теллурайда?»

Она сделала шаг назад, но взгляд снова вернулся к отражению. На Клементину смотрела она же. Те же углы скул, тот же прищур глаз. Все было как всегда.

Почти все.

Губы отражения медленно поползли вверх в улыбке. Но это была не ее улыбка. Кровь ударила в голову пульсирующим ритмом: «Беги!»

Клементина выдохнула, облизнула пересохшие губы и шагнула ближе.

– Ты же просто кусок стекла… – пробормотала она.

Отражение смотрело на нее, будто знало то, что ей еще только предстояло узнать. Трещина вспыхнула в свете лампы, обрушилась на девушку ослепляющей вспышкой.

Дом у озера.

Блеск в отражении стекла, липкий холод в помещении.

Удар стального замка о бетон.

Плеск воды.

Лицо в зеркале…

Черт. Она помнила его. То самое лицо. Чужое, но до жути знакомое.

Голова закружилась. Клементина зажмурилась, подняла тряпку и накрыла зеркало. Ткань с шорохом легла на раму, но холод остался. Он пробивался сквозь тонкую завесу, как сквозняк в старой хижине.

Она сжала виски руками, сделала глубокий вдох и выдохнула.

«Завтра Теллурайд. И конец этой х***и».

Клементина выпрямилась, бросила последний взгляд на коробки и выключила свет.

Щелчок.

Все поглотила темнота.

Глава 4

Фары машины выхватывали из темноты извилистую ленту дороги. Лес по обеим сторонам казался непроницаемой стеной, за которой скрывался отдельный мир. Белые стволы осин тускло светились в ночи, словно сотни молчаливых наблюдателей, а высокие кроны сосен и елей сливались в один сплошной темный полог, скрывавший дорогу от звездного неба. Ветви местами нависали над шоссе, образуя подобие арки.

Клементина сидела неподвижно, глядя в окно. За деревьями мелькнула блестящая полоса воды – отражение озера в слабом свете луны.

– Интересно, ты когда-нибудь замечал, что чем дальше от гор, тем слаще воздух? – вдруг произнесла она, будто обращаясь к самой себе.

Томас бросил на жену короткий взгляд.

– Слаще? – переспросил он, словно уточняя, правильно ли понял. – Мне кажется, он просто более холодный и влажный.

Клементина, обернувшись к нему, выдержала паузу, прежде чем ответить:

– Ты реалист и не обращаешь внимания на такие вещи.

Ее взгляд снова утонул в стекле.

– Когда я была маленькой, мы с отцом, если у него не было особо важных встреч по работе, почти каждые выходные проводили здесь. Помню, как он будил меня ни свет ни заря и тащил на рыбалку, будто я была парнем и мне это должно было быть интересно.

Она чуть улыбнулась.

– Но там, посреди озера, среди этой тихой, зеркальной глади, я находила умиротворение.

Слегка качнула головой.

– Отец тогда любил цитировать Хемингуэя… по-своему: «Вода, – говорил он, – как женщина, которая дарит великие милости или отказывает в них. А если и позволяет себе необдуманные или недобрые поступки – что поделаешь, такова уж ее природа»[5]. И эти его слова уносили меня куда-то далеко. В мир, наполненный волшебством и магией.

Томас ничего не ответил. Он знал, что Клементина редко рассказывала о своем детстве, и ее голос, едва слышный в машине, наполненный личными воспоминаниями, казался чем-то сокровенным – словно ее внутренний мир на мгновение приоткрылся, дрогнул и мог закрыться в любую секунду.

Мужчина задумался, его взгляд скользнул по стволам осин за окном. Дорога резко повернула, и в этот момент свет фар выхватил что-то крупное прямо посреди трассы.

– Черт! – выдохнул он и резко крутанул руль.

Машину повело, визг шин пронзил тишину, гравий хрустнул под колесами. Она остановилась, едва не слетев в кювет.

Перед ними, неестественно вытянув ноги, лежал олень. Его рога поблескивали в свете луны, словно отполированная слоновая кость.

Клементина в оцепенении смотрела на тушу.

– Ты в порядке? – выдохнул Томас, оборачиваясь к жене.

– Да. Только почему-то стало холодно, – ответила она и обхватила себя руками, будто пытаясь согреться.

Томас кивнул и, открыв бардачок, вытащил фонарик. Он вышел из машины и направил луч света на оленя. Его шкура была исполосована когтями или зубами.

Мужчина присел рядом и посмотрел в пустые глаза животного. В воздухе пахло мокрой землей и железом. Затем Томас медленно вернулся.

– Видимо, его погрыз какой-то хищник. Он, должно быть, сбежал, дополз сюда и умер прямо на дороге.

Клементина промолчала.

Томас вытащил телефон и набрал номер офиса шерифа. Состоялся короткий дежурный диалог с голосом на другом конце. Томас кивнул, словно собеседник мог это увидеть, и положил трубку.

– Они пришлют кого-нибудь убрать его. Придется немного подождать, чтобы никто не разбился.

Он включил аварийные огни – красный свет вспыхнул на асфальте, отражаясь в лужице так, словно кровь все еще растекалась по земле. Затем обошел машину и сел на капот. Томас вдыхал прохладный воздух, пытаясь прийти в себя.

Прошло несколько долгих мгновений. Он услышал щелчок открывающейся двери. Клементина подошла и обняла его за плечи. Он ответил на прикосновение и притянул жену к себе, будто пытаясь согреть.

Воздух был прозрачен, и ночное небо казалось бездонным. Луна висела низко над горизонтом, серебряными нитями отражаясь на зеркальной глади озера вдали. Ветви сосен и осин едва колыхались под легким ветерком. Тишину нарушал лишь слабый шорох сухих листьев.

– Странное начало уикенда, – тихо сказал мужчина, глубоко вздохнув, будто пытаясь сбросить напряжение.

Она подняла взгляд к небу, прищурилась, посмотрела на Томаса и, слегка улыбнувшись, ткнула его пальцем в грудь:

– Томас, я замерзла. Быстро согрей меня.

Ее ладони скользнули под рубашку, холодные пальцы прикоснулись к его коже. Он вздрогнул, но не отстранился. Затем посмотрел ей в глаза и почувствовал между ними напряженное, тяжелое молчание, не связанное ни с холодом, ни с тишиной вокруг.

– Это не лучшее место и не лучшее время… – мягко произнес он и чуть сжал плечи Клементины. – Давай вернемся в машину.

Ее глаза потемнели от разочарования. Она фыркнула и отстранилась, сложив руки на груди.

– Вернуться в машину? Ты серьезно? Томас, если бы мы выехали вовремя, я бы сейчас сидела у камина с бокалом вина и смотрела, как пылает огонь. А вместо этого я мерзну на обочине среди ночи и смотрю на дохлого оленя!

Томас провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость вместе с мыслями о случившемся.

– Ну конечно. Я снова во всем виноват, – пробормотал он тихо, скорее себе, чем ей.

Клементина качнула головой, прищурилась, будто что-то решая про себя, и вдруг мягко произнесла:

– Ну, а у кого машина сломалась на выезде из гаража? Если бы ты меня слушал, нам бы не пришлось заказывать авто из проката и ждать полдня.

Она отвернулась и посмотрела вдоль дороги, которая тонкой лентой исчезала в темноте. Затем подошла к туше оленя и остановилась рядом, молча глядя на нее сверху вниз.

Тишина давила. Томас хотел что-то сказать, но слова повисли на кончике языка. Он смотрел, как лунный свет очерчивал профиль и хрупкие плечи Клементины. Все происходящее начинало казаться сном или странным бредом.

Из-за поворота показалась машина. Яркий свет полоснул по веткам деревьев и залил дорогу. Громкий рев двигателя прорезал ночную тишину, как раскат грома.

Клементина зажмурилась и отступила.

– Наконец-то…

Томас одной рукой прикрыл глаза, а другую поднял в жесте приветствия.

С протяжным скрипом напротив них остановился пикап аварийной службы. На его борту красовался логотип Telluride Mike’s Auto Repair. Оранжевый маячок на крыше мигал, заливая лес рваными вспышками света.

Дверь открылась, и из кабины вылез мужчина в рабочем комбинезоне. Среднего роста, с грубыми чертами лица, в бейсболке, надетой козырьком назад, и с руками, испачканными чем-то темным – будто машинным маслом.

– Это вы звонили? – его голос был сиплым, но спокойным.

– Да… – Томас сделал шаг вперед.

Мужчина бегло оглядел тушу оленя и, не говоря ни слова, направился к задней части пикапа, где стоял кран с захватом.

Клементина тихо произнесла:

– Знаешь, у меня такое ощущение, что это все какой-то странный сон.

Томас повернулся к ней и заметил слабую, усталую улыбку.

– Ага… Буквально подумал то же самое, – ответил он и посмотрел, как мужчина ловко подводит под тушу тросы и цепляет их к стальным крюкам.

Лебедка заработала с резким, скрипящим звуком. Олень медленно поднялся в воздух. Его голова свесилась вниз, рога поблескивали в свете фар, и на миг создалось впечатление, будто он ожил – величественный и неподвижный.

– Жаль его, – тихо сказала Клементина, когда туша исчезла в кузове.

Мужчина поднял задний борт пикапа и повернулся к ним:

– Спасибо, что не уехали. Без вас кто-нибудь точно бы влетел.

Томас кивнул и проводил рабочего взглядом, пока тот возвращался в кабину.

– Доброй ночи. Будьте осторожны, – бросил мужчина на прощание и хлопнул дверью.

Мотор рыкнул, и пикап медленно тронулся, оставив их снова в одиночестве на пустой дороге.

Несколько секунд они молча смотрели, как красные габаритные огни исчезают вдали. Вокруг вновь воцарилась тишина.

– Поехали? – наконец спросил Томас, открывая дверцу машины.

Клементина кивнула. Ее взгляд на миг задержался на дороге, где только что лежал олень. Затем она устроилась поудобнее, достала с задних сидений плед и накинула его на колени.

Колеса тихо зашуршали по асфальту. Ночь снова сомкнулась вокруг. Луна поднималась выше, разливаясь тонким, спокойным светом.

Через пару миль, свернув с основной трассы, Томас слегка притормозил, выбирая место для парковки. Перед ним открылась просторная площадка, аккуратно выложенная галькой, от которой начиналась дорожка, ведущая к крыльцу.

Силуэт дома постепенно выступал из темноты. В лунном свете казалось, что дом, озеро и лес слились воедино. Легкий ветер шевелил еловые ветви, и их тени медленно скользили по каменным стенам и крыше с острыми скатами.

Небольшие аккуратные окна смотрели темными проемами, словно безмолвные глаза, а массивная деревянная дверь с витражной вставкой вспыхнула неярким светом, когда фары на миг озарили крыльцо.

Томас заглушил мотор. Часы на панели показывали 1:29. Несколько секунд он сидел, слушая, как двигатель стихает, растворяясь в ночной тишине. Затем вышел, открыл багажник и начал разгружать вещи.

Клементина вышла следом и медленно направилась к входу. На изогнутой стойке возле двери стоял старый кованый фонарь. Она достала зажигалку, приоткрыла стеклянную панель, повернула регулятор газа и зажгла огонь. Двор наполнился мягким светом, будто вырванным из далекого сна.

– Ничего не изменилось… Все ровно так же, как мы оставили год назад, – сказал Томас не оборачиваясь, перетаскивая чемоданы на крыльцо.

Клементина молчала. Она стояла у входа, всматриваясь в силуэт дома, будто просила прощения за то, что так редко здесь бывала. Ее взгляд был полон воспоминаний.

На мгновение ей показалось, что дверь вот-вот распахнется – на пороге появится мужчина в широких рыбацких штанах и сапогах, а за ним, смеясь, выскочит девочка лет десяти.

– Больше… – наконец тихо сказала она, не отрывая взгляда от двери. – Больше, чем год.

Томас остановился и посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Клементина достала ключ, медленно повернула его в замке и открыла дверь. Внутри вспыхнул свет, выхватывая из полумрака холл и лестницу на второй этаж.

Томас задержался на мгновение, оглядываясь. Слева от дома виднелась деревянная пристань, уходящая в черную гладь озера. Отражение крыши, стен и луны покачивалось на воде, искажаясь от каждого легкого дуновения ветра.

На секунду ему показалось, будто у поверхности что-то мелькнуло – чуть слышный всплеск, круги на воде. Может быть, рыба.

Он моргнул, и озеро вновь обрело прежний, безмятежный вид.

– Ты идешь? – позвала Клементина из дома.

Томас глубоко вдохнул, закрыл багажник и шагнул к двери, чувствуя, как ночной воздух мягко стелется вокруг, будто уговаривая задержаться еще на миг.

Внутреннее убранство дома встретило их тишиной, наполненной прохладой и запахом старого дерева. Воздух застыл, словно время здесь остановилось. Высокий потолок с мощными балками уходил в темноту, а широкая лестница на второй этаж растворялась в мягком свете.

Клементина прошла вглубь холла, бросив ключи на деревянный столик у стены. Они глухо звякнули и замерли, подчеркивая пустоту дома.

– Кажется, он ждал нас, – тихо сказала девушка.

Томас закрыл за собой дверь и обвел взглядом просторную гостиную: массивный диван с вышитыми подушками, низкий столик, на котором до сих пор стояла старая керосиновая лампа. На стене висела картина с изображением озера – того самого, что плескалось за окном.

Мужчина подошел к камину и провел рукой по его холодной каменной поверхности.

– Разожгу камин. Схожу за дровами в гараж, – бросил он, оглядываясь на Клементину.

Она кивнула, развернула плед и накинула его на плечи.

– Ты помнишь про тот дурацкий замок? – с легкой улыбкой спросила она.

Томас усмехнулся.

– Этот замок? Никогда не забуду. Лучшее наследство, которое оставил твой отец.

Он взял ключи со столика и вышел на улицу. Луна скрылась за тучами, и он едва различал дорожку, ведущую к гаражу. Снаружи было так тихо, что казалось, будто лес задержал дыхание, прислушиваясь к каждому шагу мужчины.

Томас подошел к воротам. Замок утопал в тени – массивный, с хитрым механизмом, который всегда заставлял повозиться. Он провел пальцами по холодному металлу и на миг подумал, что этот замок будто ждал его, чтобы снова сыграть в свою любимую игру: «Слабо открыть меня с первой попытки?»

Клементина как-то обмолвилась, что ее отец, Джон Блэквуд, всегда питал слабость к головоломкам и загадкам, преобразовывая повседневные вещи в маленькие спектакли.

Томас вспомнил, как однажды Клементина сказала с легкой усмешкой:

– Отец ненавидел простые вещи. Все становилось частью какого-то большого представления.

Томас невольно усмехнулся, вспоминая ее слова. Джон Блэквуд умел проверять людей на прочность. Говорили, что каждый его жест был смесью театральной эксцентричности и желания испытать окружающих.

Даже оглашение завещания превратилось в головоломку. Клементине с матерью пришлось объехать десяток нотариальных контор, чтобы собрать документы воедино.

Живым Джона Томас не застал – они с Клементиной поженились через два года после смерти ее отца. Но мужчина помнил, как она, улыбаясь, рассказывала о том, как проходила этот странный «квест» за право вступить в наследство. Тогда он подумал, что это была плохая шутка. Но для Джона Блэквуда это стало логичным завершением истории – его последней игрой.

Томас вставил ключ до половины и повернул вправо. Замок не поддался.

Он вытащил ключ, повертел его в руке и тихо выругался. Все ключи – будто копии друг друга. Темно – хоть глаз выколи.

Вернувшись к крыльцу, он устроился напротив фонаря – там света хватало, чтобы разглядеть связку. Металлические негодяи тихо звякали, пока Томас перебирал их, прищурив глаза.

– Черт бы их побрал… все одинаковые… – пробормотал он и наконец остановился на одном.

Возвращаясь к гаражу, Томас почувствовал легкий ветерок, который прокрался между деревьями и коснулся щек. Он замер на секунду, но затем повторил свои действия: вставил ключ до половины, повернул вправо – щелчок. Вставил до конца и повернул влево – еще один. Ворота с протяжным скрипом поддались.

Внутри пахло пылью, деревом и чем-то старым. Гараж был просторным: вдоль стены стояли две лодки, рядом лежали несколько пар весел и мотор. В центре помещения, заняв почти все свободное место, стоял небольшой прогулочный катер.

Томас нащупал выключатель. Лампа вспыхнула тусклым желтым светом, выхватывая из темноты поленницу и старую лопату, прислоненную к стене. Слабого освещения хватило, чтобы предметы обрели четкие очертания.

Он начал набирать дрова. Но что-то смутило. Неприятная мысль, словно мелкий жучок, забралась в голову и не давала покоя.

Томас обернулся к одной из лодок. В тусклом свете лампы ее дно поблескивало, будто было влажным. Он нахмурился и шагнул ближе. Присел, провел ладонью по днищу – мокрое, словно лодку недавно спускали на воду.

– Чертовщина какая-то… – пробормотал он и медленно выпрямился.

Еще раз оглядел гараж: все вроде на своих местах, ничего подозрительного. Может, просто конденсат?

Взяв поленья в охапку, Томас вышел на улицу.

Закрыв дверь гаража, он на мгновение задержался у порога и перевел взгляд на озеро. В лунном свете водная гладь казалась безмятежной, словно огромное зеркало.

На некоторое время береговая линия полностью приковала к себе его внимание – но все было спокойно.

Он пожал плечами, пытаясь стряхнуть навязчивые мысли, и направился к дому.

Когда Томас вернулся, часы на стене показывали 2:18.

Клементина, подобрав ноги, устроилась на диване и укрылась пледом.

Он подошел к камину и аккуратно сложил поленья. Чиркнул спичкой. Пламя затеплилось, медленно расползлось по сухой древесине и стало отбрасывать мягкие тени на стены.

– Ты долго, – сказала Клементина, наблюдая, как огонь разгорается все ярче, пока пламя не окутало комнату теплым светом.

– Опять с замком воевал… В этот раз не мог ключ подобрать.

Томас присел на диван рядом с ней и расслабленно откинулся на спинку.

– Ты на днях дом никому не сдавала?

Клементина удивленно приподняла брови.

– Нет, конечно. Почему ты спрашиваешь?

Он задумчиво провел рукой по волосам.

– Мне показалось, что у одной из лодок дно влажное. Такое впечатление, что ее недавно спускали на воду.

Клементина на мгновение замерла, потом взглянула на него с недоумением:

– Но гараж был закрыт…

– Еще как был закрыт, – с легким сарказмом отозвался Томас. – Наш старый добрый замок с секретом.

Она слегка прикусила губу и задумалась.

– Может, просто сырость. В конце концов, здесь всегда прохладно.

– Может быть… – протянул Томас, но чувство беспокойства никуда не делось.

Клементина вдруг улыбнулась и легко толкнула мужа в плечо:

– Дурак, ты меня специально пугаешь.

Ее смех развеял тишину.

– Да нет же… – сказал Томас уже спокойнее. – Точно тебе говорю, она была мокрая.

Клементина вздохнула и, сделав вид, что капитулирует, натянула плед повыше.

– Ладно, уговорил… Но за то, что ты меня пугаешь, сходи в подвал и принеси бутылку вина. И пожалуйста, по пути запри дверь.

Томас поднялся, вернулся к входной двери, приоткрыл ее, бросил короткий взгляд на улицу и глухим щелчком замка отгородил дом от внешнего мира. Он обошел окна, убедился, что ставни закрыты, и направился в подвал.

Внизу стояла прохладная, застойная тишина. Он щелкнул выключателем – лампа загорелась с легким треском и осветила длинный проход между стеллажами. Бутылки стояли ровными рядами, их темная поверхность поблескивала в полумраке.

Томас склонился к полкам, достал пару бутылок и провел пальцами по запыленному стеклу.

– «Домейн Эльзас», 2015! – крикнул он, слегка повернув голову. – Или «Шато Эроика», 2018! Тебе какое?

– Нет! Посмотри справа – там красное! Что-то вроде «Домейн Конти». Нашел? – откликнулась Клементина.

Он перевел взгляд на другую полку, взял одну из бутылок и прочитал этикетку, чтобы Клементина услышала:

– Domaine de la Romanée-Conti, 1990!

– Конти подойдет! – раздалось сверху.

Вернувшись в гостиную, он достал бокалы и, немного повозившись с пробкой, наконец разлил вино.

Томас протянул жене бокал и стал наблюдать, как она слегка поворачивает его в руках и смотрит на жидкость, медленно стекающую по стенкам густыми, маслянистыми каплями.

– Мне всегда казалось, что ты предпочитаешь белое, – сказал он.

Клементина перевела взгляд на темно-рубиновую жидкость и задумчиво ответила:

– Люди меняются.

Свет играл бликами в ее бокале, как закатное солнце на спокойной воде. Томас сделал небольшой глоток – терпкость отозвалась мягким теплом на небе. Пламя в камине потрескивало, наполняя комнату уютом.

– Какие у нас планы на завтра… – начал он, но тут же бросил взгляд на часы – 3:07. – Точнее, уже на сегодня?

Клементина улыбнулась уголком губ:

– Прокатимся по озеру?

Томас усмехнулся и кивнул:

– Отличная идея.

Часы на стене негромко тикали. Глубокая ночь – время, когда мир на мгновение задерживает дыхание. Томас допил вино, закинул руки за голову и прикрыл глаза.

Мягко и незаметно вино, словно туман, окутало сознание, и он провалился в сон.

Во сне он оказался у самой кромки озера. Он был босиком, и холод мокрой гальки неприятно покалывал ступни. Лунный свет серебрил водоем, оставляя мягкие блики на черной глади.

Послышался громкий всплеск воды. Сначала далеко, потом ближе.

Он сделал шаг вперед. Поверхность озера заколыхалась, а там, в самой его середине, дрейфовала пустая лодка. Томас замер.

– Эй, там есть кто? – крикнул он громко, его голос эхом разнесся над водой. – Вы в порядке? Вам нужна помощь?

Тишина. Лодка лишь мерно покачивалась в такт невидимым волнам.

На миг ему показалось, что на борту выпрямилась чья-то темная фигура. Она поднялась в полный рост и словно растворилась в лунном свете.

Острое желание броситься вперед обожгло Томаса. Он рванулся к воде, нырнул и поплыл изо всех сил. Но чем сильнее он греб руками, тем дальше от него становилась лодка. Звук всплесков воды тяжело отдавался у него в ушах, а ноги с каждым движением наливались свинцом.

Внезапно силы начали покидать мужчину. Он задыхался, легкие наполнились жидкостью. Вода была едкой, с горьким привкусом… бекона?

Томас резко открыл глаза и судорожно вдохнул.

Запах завтрака витал в воздухе: кофе, жареные яйца с беконом, подрумяненный хлеб.

– Доброе утро. Ты уснул прямо на диване и оставил меня тосковать полночи в одиночестве, – с укором произнесла Клементина из-за стола.

Ее голос звучал тепло и мягко, но в нем слышались нотки обиды.

Часы на стене показывали ровно десять утра.

Томас потянулся и медленно сел на диван, чувствуя, как остатки сна все еще держат его в мягких, цепких объятиях. Он провел рукой по лицу и посмотрел на Клементину. Она сидела за столом с чашкой кофе, добавляла в него тонкую струйку молока и наблюдала, как белая спираль растекается по черной поверхности.

– Прости, – сказал он с ленивой улыбкой. – Наверное, слишком устал.

Клементина выдержала паузу, сделала глоток и посмотрела на мужа поверх края чашки.

– У нас сегодня прогулка по озеру, помнишь? – в ее голосе прозвучала игривая нотка, но взгляд оставался серьезным.

Томас кивнул, поднялся и подошел к столу. Он налил себе кофе и сделал небольшой глоток, чувствуя, как горечь и тепло окончательно прогоняют остатки сна.

– Нужно заправить катер. Надеюсь, бензин еще остался и не придется сливать из машины, – задумчиво пробормотал он, уже представляя солнечные блики на воде и легкий ветерок, гуляющий в волосах Клементины.

– Давай, завтракай и займись этим, – сказала она, ставя перед супругом тарелку с тостами и яичницей. Сама же взяла кофе и книгу – один из тех легких романов, что любила читать на досуге, – и вышла на веранду.

Томас быстро поел, спустился к гаражу и открыл ворота. Солнце уже наполнило утренний воздух мягким теплом. Внутри царил привычный запах дерева, пыли и старого масла. Он отметил, что днища обеих лодок и катера были абсолютно сухими – никаких потеков, никаких следов воды.

– Значит, ночью действительно привиделось… – пробормотал он и, будто желая убедиться еще раз, провел ладонью по днищу лодки.

Затем проверил бак катера – бензина было чуть больше половины, для прогулки хватит. Томас прицепил лебедку и спустил судно. Плеск воды и глухой скрежет металла сопровождали движение корпуса по рампе. Вода вздрогнула и разошлась кругами, медленно касаясь камней на берегу.

Подведя катер к пирсу, он пришвартовался и направился за Клементиной.

Она сидела на веранде, перебирая страницы книги, пока легкий ветер играл ее волосами. Томас подошел, вытирая руки тряпкой. Клементина подняла глаза и улыбнулась, прикрывая лицо ладонью от солнца.

– Ну что, все готово? – спросила она, щурясь от света.

– Можем отплывать.

– Одну минуту.

Она быстро сходила в дом и вернулась со шляпой и солнцезащитными очками. Через несколько мгновений они уже шли к пирсу. Ветер играл подолом легкого платья Клементины, а вода блестела в лучах солнца, переливаясь голубыми и зелеными оттенками. Томас подал супруге руку, помогая сесть в катер.

Мотор завелся – тихий рокот наполнил утренний воздух, и они плавно отплыли от пирса, рассекая водную гладь. Вокруг раскинулась картина, будто сошедшая с полотна художника: вершины гор сливались с небом, густые леса обрамляли озеро зелеными стенами, а отражение деревьев дрожало на воде от легкого ветра.

Клементина закрыла глаза и глубоко вдохнула.

Томас сбавил скорость, позволив катеру неспешно скользить по воде. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь плеском воды и криком далекой птицы. На склоне виднелась маленькая хижина с каменной трубой – крошечная, словно пережиток прошлого.

На противоположном берегу паслись олени. Их силуэты казались вырезанными из бумаги, а движения подчеркивали первозданную чистоту этих мест. Пара животных подняли головы и равнодушно посмотрели на людей, затем медленно склонились к воде.

Супруги остановились посреди озера. Легкий бриз принес запах хвои и влажной древесины.

– Так тихо, что начинаешь слышать собственные мысли, – сказала Клементина, глядя на отражение облаков.

– И о чем ты думаешь?

Клементина сняла очки и посмотрела на дом, утопающий в кронах деревьев.

– Хочу остаться здесь навсегда, – тихо произнесла она. – Чтобы меня окружала куча детей, а потом и внуков.

Ее слова растворились в тишине. Томас посмотрел на жену, затем на спокойные воды озера. В этот момент мужчина ощутил то же самое и понял, что хочет разделить это будущее с ней.

Интерлюдия 2

Ай Фудзивара беспомощно стояла посреди пустой палаты. На прикроватном столике одиноко лежала ее книга – «Сказания Древней Японии».

Как так? Почему ее не уведомили?

Еще вчера он был здесь. Она ходила сюда уже третий месяц подряд, каждый вечер после смены. Читала, как всегда, вслух – верила, что звук ее голоса может помочь пациенту. И вчера ей даже показалось, что «Джон Доу» начал проявлять хоть какую-то активность: едва заметное подрагивание пальцев, слабый вздох в тот момент, когда она перевернула страницу. Или это была всего лишь иллюзия, вызванная ее собственным отчаянием?

Ай резко развернулась и решительно направилась в кабинет главного врача.

Джаспер Нельсон был у себя, но не один. Напротив него, в кресле, сидел худощавый чернокожий мужчина, чьи виски только тронула седина. Он был одет в поношенный бордовый свитер и джинсы, а взгляд его казался спокойным, даже слишком. Нельсон же, склонившись над столом, изучал какие-то документы.

Когда дверь открылась, Джаспер взглянул на Ай поверх очков.

– Доктор Фудзивара, что-то срочное?

Не удостоив незнакомца даже взглядом, она сразу же напала на главного врача:

– Доктор Нельсон, что с пациентом из сто первой палаты?

Тот нахмурился, но постарался ответить привычно спокойным тоном:

– Ай, успокойся. Все с твоим пациентом в порядке. Хотя…

Он сделал многозначительную паузу.

– …улучшений нет. Родственники так и не объявились. Совет больницы сокращает расходы. Утром я получил уведомление о переводе его в хоспис.

– Вы не могли хотя бы предупредить?! – ее голос дрогнул.

– Совет решил, что тебе необязательно знать, – устало сказал Нельсон.

В груди все сжалось. Так просто? Без ее ведома?

– Кстати, познакомьтесь, – продолжил Нельсон, не дожидаясь ее ответа. – Это доктор Кибе, наш новый старший нейрофизиолог. Вы еще не пересекались, но его революционные методики значительно упростили нашу работу в это нелегкое время.

Ай наконец посмотрела на незнакомца. Тот улыбнулся белоснежной улыбкой – слишком безупречной, слишком уверенной. Отчего-то у нее внутри что-то сжалось.

– Рад знакомству, – сказал он.

Она напряглась.

– Так, что с моим пациентом?

Кибе не отводил от нее взгляда.

– Его перевели в мое отделение, – Кибе улыбнулся.

– Ваше отделение?

– Отделение экспериментальной нейрореабилитации…

Он говорил слишком спокойно. Как человек, который не привык к возражениям.

– Почему это не согласовали со мной? – голос Ай стал тверже.

Нельсон устало потер виски.

– Ай, пойми. Несмотря на то что пик пандемии пройден, койко-мест все равно не хватает. У меня не было выбора. Доктор Кибе предложил решение. Вместо того чтобы месяцами держать пациента в хосписе без сознания, коллега сможет работать с его когнитивными процессами напрямую.

– Сколько пациентов уже прошли через эту программу? Есть опубликованные данные?

– Доктор Ай, уверяю вас, все в рамках протокола, – Кибе подался вперед. – Ваш пациент получит шанс.

Она глубоко вдохнула.

– Я хочу ознакомиться с вашей методикой.

Кибе внимательно посмотрел на нее.

– Разумеется, доктор Ай.

Фудзивара развернулась на каблуках и вышла.

Женщина была уверена – они что-то скрывают.

В коридоре Ай перевела дыхание. Рука сжалась на лацкане халата.

Из кабинета донесся приглушенный голос Кибе:

– Тогда операцию назначаем на конец недели? Проводить ее будет доктор Харт, он лучший нейрохирург.

– Да. Я внес в расписание, – спокойно ответил Нельсон.

Она уже выходила, когда услышала слово «операция».

Сердце екнуло.

Что они собираются делать?

Глава 5

Дорога из осколков зеркал тянулась вперед, словно бесконечная лента, переливаясь серебром под тусклым светом невидимого солнца. Каждый шаг Девушки и ее спутников звучал, подобно звону далеких колокольчиков, раздающемуся в пустоте. И когда показалось, что этому пути не будет конца, вдали забрезжил свет.

Они вышли к оазису – зеленому островку посреди бескрайней пустыни, будто капля жизни пролилась сюда по воле случая. Песок тихо шелестел, перекатываясь под легким ветром, а мягкие барханы окружали это место, оберегая его от остального мира. Воздух был наполнен терпким ароматом лунных лилий, а в центре оазиса раскинулся пруд с гладкой, похожей на зеркало водой, где отражались звезды и рваная полоса облаков.

Девушка остановилась на краю пруда и наклонилась, рассматривая свое отражение в темной воде. Лицо казалось усталым и отрешенным, будто принадлежало кому-то другому.

Она присела и зачерпнула ладонями прохладную воду, чтобы утолить жажду. Капли заструились по пальцам, и отражение дрогнуло, разбегаясь серебристыми кругами.

– Похоже на сон, – тихо сказал Муравей, опускаясь на мягкую траву неподалеку. Его глаза блестели, словно две крошечные звезды. – Может, останемся здесь на ночь?

– Да, – ответила Девушка, стараясь скрыть легкую дрожь в голосе. – Мы все заслужили небольшой отдых.

Черная Лебедь подошла к кромке воды так плавно, словно плыла. Ее черные крылья дрогнули, и тени от них легли на траву, как напоминание о чем-то давно утраченном. Она опустилась на колени, набрала воды и сделала несколько глотков. Затем, запрокинув голову, устало посмотрела вдаль – словно искала за горизонтом что-то важное.

Лев фыркнул, тряхнул гривой и устроился неподалеку. Его хвост плавно двигался из стороны в сторону, лениво отгоняя назойливых насекомых.

Девушка поднялась и огляделась. Оазис был полон жизни – кусты с яркими ягодами и деревья с тяжелыми плодами манили своими красками. Она нашла несколько спелых ароматных фруктов, сложила их в подол своей одежды и вернулась к спутникам.

– Угощайтесь, – сказала она с легкой улыбкой. На траве тут же возник импровизированный стол.

Муравей забрался на небольшой плод – темно-фиолетовый, почти черный, с матовым бархатистым блеском, словно ночной сапфир. Он поскользнулся на гладкой кожице, но удержался и с энтузиазмом вонзил крошечные зубки в мякоть. Плод с едва слышным щелчком лопнул, выпуская сладкий нектар. Вкус был медовый, с легкой кислинкой, а сердцевина – нежная, словно сотканная из капель росы и шепота листвы – пробуждала что-то забытое и солнечное.

Сок брызнул в стороны, и капельки заблестели на усиках Муравья, прежде чем медленно скатиться по подбородку.

Черная Лебедь бережно взяла свой плод, словно это было нечто ценное. Она осторожно разломила его руками – бархатистая мякоть вспыхнула янтарным отблеском, как облако закатного света. Желеобразная сердцевина дрожала, источая тонкий аромат цветочного меда и терпкий запах лесных ягод. Лебедь поднесла плод к губам, закрыла глаза и сделала маленький, аккуратный укус. Казалось, она смаковала не просто фрукт, а воспоминание – живое и обволакивающее, как теплые руки, некогда обнимавшие ее.

Она улыбнулась уголком рта, но ее глаза остались задумчивыми.

Лев не спешил. Он молча наблюдал, как его спутники наслаждаются угощением, а затем медленно протянул лапу к плоду, что лежал перед ним. Его форма напоминала горящий факел – бутон экзотического цветка, пылающий малиново-розовой кожурой с тонкими зелеными «языками» по краям. Лев осторожно обхватил его лапами и, словно проверяя на прочность, сделал первый укус. Мякоть оказалась пряной и свежей, напоминающей утренний бриз на вершине горы, и он слегка прищурился от удовольствия.

Лев устало вздохнул, покачал хвостом и улегся у пруда, завалившись на мягкую траву.

К тому моменту, когда все насытились, ночь окончательно вступила в свои права и расцвела над оазисом россыпью звезд. Пруд тихо переливался, отражая лунный свет серебристой дорожкой, словно приглашая к разговору. И хотя пламя костра не освещало лиц, казалось, что все собрались у невидимого огня, и настало время историй.

Муравей пригладил усики, обвел взглядом спутников и, неловко перебирая лапками, будто собираясь с мыслями, наконец негромко заговорил:

– Имя мне Верон. Раньше я жил в лесу, что находится на самом краю мира, в другой стране, о которой многие и не слышали.

Он выдержал таинственную паузу.

– Знаете… В нашем лесу был кристалл. Его свет озарял все вокруг, превращая даже самый хмурый и ненастный день в наполненный теплом и радостью. Каждое утро казалось началом чего-то важного.

Муравей на миг замолчал, словно вновь видел лес таким, каким он был когда-то. Затем продолжил:

– Но однажды вместе с черными бурями и злыми ветрами в наш лес пожаловал Дракон. Он заметил издалека, что наш лес не такой, как все вокруг, – светлый, живой… Его это разозлило. Он захотел, чтобы кристалл светил только для него.

Муравей вздрогнул, будто вновь пережил тот страшный миг.

– Сначала Дракон пытался заполучить его хитростью: предлагал золото, горы драгоценных камней и обещал, что сделает наш лес самым богатым во всем мире. Но старейшины отказали ему.

Муравей понизил голос, будто боясь потревожить тишину:

– И тогда, под покровом ночи, Дракон украл наш кристалл.

Его голос дрогнул, и крошечные лапки невольно сжались.

– Когда кристалл исчез… лес погрузился во тьму. Даже старейшины опустили головы. А я… – он замолчал и обвел взглядом спутников. – Я не мог этого вынести. Я был всего лишь маленьким муравьем, но моя вера была большой. И я решил… – его глаза вспыхнули, – что найду кристалл и верну его свет в наш лес.

Он гордо поднял голову и тихо добавил:

– Я пересек леса, ущелья, долины… и даже один ручей.

Девушка слушала затаив дыхание. Ей казалось, что перед ней – не крошечный путешественник, а герой, чьи шаги эхом отдаются меж скал.

– Но… – его голос задрожал. – Я попал в ловушку. Я застрял в мире Черепахи.

Девушка поежилась, словно холодный ветер коснулся ее плеча.

– Все казалось таким тихим и мирным… Но сколько бы я ни пытался двигаться дальше, я блуждал в тумане и всегда возвращался к тому озеру и острову на нем.

Муравей расправил лапки и с вызовом посмотрел на своих слушателей.

– А потом я встретил вас.

Его голос стал тверже:

– Вера дала мне силу идти вперед, даже если путь был скрыт в тумане.

Пауза затянулась. Тишина мягко укрыла их, и казалось, даже звезды над оазисом замерли, перестав мерцать. Внезапно Черная Лебедь медленно расправила крылья, и лунная дорожка на воде дрогнула, отразив их темный силуэт. Ее голос был столь нежен, что казалось, сама ночь шепчет ее устами:

– Мое имя Ай. Моя страна находится далеко на востоке, на островах, за великим океаном. Я жила на берегу озера и часто любовалась, как розовые лепестки деревьев, кружась, опускались на его спокойную гладь.

На мгновение она утонула в воспоминаниях, и в ее взгляде мелькнуло что-то теплое, ускользающее, словно дыхание ушедшей весны.

– И еще любовь… Она переполняла мое сердце, – произнесла Ай с легкой грустью. – Она несла меня ввысь. Я летала среди звезд, и мир казался бесконечно прекрасным. Тогда цвет моих крыльев был иным… – Ай вздохнула и расправила кончики перьев, которые слегка подрагивали. – Они были белоснежными, как зимние облака перед рассветом.

Вода с тихим всплеском коснулась ее ступней, словно ожидая продолжения истории.

– Но в пещере, высоко в горах, среди скал, острых, как клыки, поселился Дракон, – ее голос на миг стал приглушенным. – Он видел, что я могу летать выше неба, среди звезд, и захотел заполучить мою силу.

Девушка, завороженная историей и красотой Лебедя, едва слышно вздохнула, склонив голову, чтобы скрыть нахлынувшие чувства.

– Однажды Дракон спустился из своего логова. Небо затянуло тучами, луна померкла, и озеро перестало отражать звезды, когда он подлетел ко мне. Воздух вокруг стал ледяным, а обжигающий холод окутал мое сердце. Дракон потребовал отдать ему силу, что несла меня среди звезд.

Ее голос сорвался, но она быстро справилась с собой и продолжила:

– «Но… это мое сердце, – сказала я ему. – Что станет со мной, если я лишусь его?»

Она закрыла глаза, и ее крылья чуть дрогнули, словно в печальной задумчивости.

– Дракон сделал вид, что утратил ко мне интерес… Но стоило мне отвернуться, как он ударил в спину и вырвал мое сердце – саму мою сущность.

Она открыла глаза, и Девушка уловила в них отблеск далекой боли.

– Я упала на берег озера… и мои крылья окрасились в черный цвет.

Ай провела рукой по своим крыльям, будто пытаясь вспомнить, какими они были прежде.

– Но внутри горела одна мысль: я должна вернуть свое сердце и спасти мир от тьмы. В моей голове, словно заклинание, зазвучали слова: «Любовь поднимет тебя ввысь, сквозь пелену серых туч…»

Ай выпрямилась, ее голос стал тверже:

– С этими словами я поднялась и отправилась искать утраченную силу.

Она сделала короткую паузу и продолжила:

– Я долго скиталась по миру. Но Дракон исчез в тенях, и мои поиски были тщетными… И вот однажды я услышала о великолепных балах, которые устраивает Король-Павлин – могущественный чародей, что якобы может исполнить любое желание.

Губы Ай дрогнули в горькой улыбке.

– Я отчаялась… и отправилась на его пир.

Она склонила голову, словно вновь вспомнила блеск того бала.

– Бал был лишь иллюзией. Король-Павлин… – ее голос окреп. – Старый обманщик… Он заворожил меня блистательной ложью, похитил остатки моего света и молодости. Величественный тронный зал обернулся холодной клеткой, где я была пленницей долгие годы.

Ай посмотрела на Девушку и Льва. В ее глазах отражалась лунная дорожка на пруду.

– А дальше вы знаете…

После того как Ай закончила свой рассказ, все замерли и невольно обратили взгляды на Льва.

Лев поднял голову, и его грива чуть колыхнулась в лунном свете.

– Если вы ждете, что я расскажу вам свою историю… – его голос прозвучал низко, словно раскат далекого грома, – то у меня ее нет.

Он повернул морду к воде и посмотрел на ее тихую гладь.

– Я просто всегда был. И буду… – добавил Лев так, будто говорил о чем-то неизбежном. – Даже когда не станет ни веры, ни любви.

Его слова были короткими, почти равнодушными, но разлетелись, словно пепел с давно погасшего костра, и осели в сердцах. Девушка вдруг ощутила: в этих нескольких фразах, сказанных Львом, скрывается нечто большее – то, что ей еще предстоит осознать.

Утро встретило их серым небом и удушающим запахом, от которого горчило во рту. Земля до самого горизонта была изрезана сетью глубоких трещин, похожих на незажившие раны. Казалось, что этот мир за ночь постигла катастрофа столь древняя, что ее причину уже никто не помнил.

Из разломов тянулись струйки ядовитого дыма – тонкие бледные змейки извивались и растворялись в воздухе со зловещим шипением. Терпкий, кислый запах обжигал ноздри, будто нашептывая предупреждение: «Стой, не подходи».

Зеленоватый туман стелился по земле легкой, обманчиво спокойной вуалью. В некоторых трещинах скопились мутные лужи густой жидкости – вязкой и темной, словно прокисшее зелье. Пузырьки всплывали на поверхность и лопались с едва слышным шипением. Будто остатки проклятий закипали и умирали в этой тягучей жиже.

Девушка открыла глаза и тут же почувствовала, как воздух царапает горло. Она поднялась и огляделась – все вокруг казалось мертвым и заброшенным. Там, где накануне был пруд с зеркальной водой и цветущими лилиями, зияла глубокая пропасть, из которой струился холодный ядовитый туман.

На потрескавшейся земле среди кислотных испарений хаотично раскинулись кости – сотен, а может, тысяч существ. Одни останки лежали целыми скелетами, изогнутыми в мучительных позах, будто застигнутые в последнем безмолвном крике, другие были раскиданы повсюду, словно их разметало чудовищным порывом ветра или отбросила невидимая, неумолимая сила.

Среди костей виднелись черепа с огромными искривленными рогами, будто их хозяева являлись обитателями самых страшных кошмаров, и обломки гигантских позвонков, которые могли принадлежать древним змеям или крылатым исполинам.

Ай присела у одной из луж и провела крылом над ее поверхностью, стараясь не касаться жидкости.

– Остались лишь тени… и тлен, – прошептала она.

Лев подошел к краю пропасти, его когти заскрежетали по сухому камню. Он заглянул вниз, туда, где клубилась едкая, липкая тьма.

– Мы должны спуститься, – негромко сказал он. – Что бы нас там ни ждало…

Девушка подняла длинную, пожелтевшую берцовую кость и обмотала ее полоской ткани, смоченной мутной жидкостью из лужи.

Лев понял ее без слов. Он ударил когтем о камень, высек искру – пламя вспыхнуло, словно маленькое хрупкое солнце, озарив влажные стены и ступени, покрытые зеленой плесенью.

Девушка первой погрузилась в темноту провала. С каждым шагом воздух становился все плотнее, а влага густыми каплями оседала на коже. Свет факела дрожал и отбрасывал на стены тени, похожие на лапы и крылья невидимых чудовищ.

Муравей, сидящий на плече Девушки, поднял голову.

– Пещера… она дышит, – прошептал он.

Ай прижала крылья к спине и кивнула:

– Вы слышите?

Лев обернулся, и его глаза вспыхнули в свете пламени.

– Это не пещера, – спокойно произнес он. – Это утроба змеи.

Чем глубже они спускались, тем отчетливее ощущалось, что пещера наблюдает за ними. Влажные стены поблескивали и пульсировали, словно живые, и казалось, что темнота с каждой секундой становится плотнее, будто змея медленно сжимает свои кольца вокруг непрошеных гостей.

Муравей свернулся клубочком на плече Девушки и погрузился в свои мысли. Никто и подумать не мог, что в этот миг перед ним возник его дом. Лес, освещенный кристаллом, сиял мягким светом. Вокруг царило счастье, радость и тепло вернулись к каждому обитателю. Муравья чествовали как героя и спасителя.

– Нр-равитсяс-с то, что ты видишь, маленький воин? – прошипел голос, словно сам воздух превратился в змеиную кожу. – Ты можешьс-с остаться здесьс навсегда… Только отдай мне свою с-си-илу… Она такая с-сладкая… хочу… с-сильно хочу… Отдай… Я с-с-стану с-с-сильнее Дракона… Отдай…

Никто не заметил, как Муравей исчез с плеча Девушки, так же как никто не заметил, что на одном из поворотов Ай свернула в другой коридор и вышла к знакомому озеру с прозрачной, спокойной водой. Лунные лилии цвели белыми звездами на его зеркальной глади, а розовые лепестки кружились и опускались на поверхность, словно нежные воспоминания.

На середине озера ярко вспыхнул свет, сплетаясь в сияющее сердце – ее сердце. Оно мягко мерцало золотом, словно звало Ай домой.

– Нр-равитсяс-с то, что ты видишь, красавица? – шепот змеи, едва касаясь сознания Лебеди, струился мягкими волнами. – Вернисьс… Забери свое сердце… Все кончится… Тебе больше не придется скитаться… Сделай шаг… Только отдай свои к-крылья… Они такие прекрас-с-сные… хочу… с-сильно хочу… Отдай… Я с-с-смогу летат-ть-ь, как Дракон… Отдай…

Девушка двигалась все дальше, освещая факелом извилистый тоннель. Тусклый свет выхватывал причудливые узоры, переплетенные в чешуйчатые узлы. Стены вокруг пульсировали влажными складками, словно плоть гигантского существа, и каждый шаг отзывался приглушенным эхом, будто само чрево этой твари вслушивалось в ее присутствие.

Терпкий запах сырости и сладко-гнилого тления стелился за ней, проникая в легкие удушающим облаком. Под ногами скользила странная, гладкая поверхность – то ли камень, то ли что-то живое, – Девушка стала двигаться осторожнее.

Она не сразу поняла, что звуки шагов больше не перекликаются с шелестом крыльев Ай или размеренной поступью Льва.

Она остановилась и обернулась. Вокруг – ни малейшего движения, ни единого звука – только ее собственное дыхание и глухая, ритмичная пульсация стен, будто огромное существо затаилось в ожидании.

Муравей тоже исчез.

Одиночество стиснуло сердце ледяной хваткой. Впереди в свете факела вспыхнул арочный изгиб тоннеля, напоминая раскрытую пасть, готовую поглотить Девушку.

Где-то вдалеке раздался странный звук – стон или глухой всплеск? Или само сердце этого места перегоняло свою черную кровь?

Отступать было уже поздно. Девушка сделала шаг вперед, затем другой.

Она вышла в просторную каменную пещеру, которая встретила прохладой и мягким сиянием. Кристаллы, растущие вдоль берегов и скальных выступов, сияли темно-фиолетовым светом. В центре раскинулось озеро, гладкое, как зеркало. Лишь изредка его поверхность нарушали капли, падающие со сводов.

В некоторых местах каменные образования сливались в величественные колонны, похожие на опоры древнего храма. В свете кристаллов они превращались в исполинские фигуры, застывшие в молчаливом покое.

На краю озера сидела женщина. Ее волосы струились, как серебряный водопад, мягко колыхаясь вопреки неподвижному воздуху. Лицо ее было утонченным и совершенным, но в этой красоте таилась опасность.

– Наконец ты пришла, – произнесла она голосом, напоминающим шелест дождя по листве.

Женщина поднялась, медленно обошла Девушку, двигаясь плавно, словно в танце.

– Ты так далеко забралась… Но разве это стоило того? – голос был мягким, но в словах слышалась скрытая угроза, лишавшая права на ответ. – Ты уверена, что сможешь завершить свой путь? С каждым шагом тебя оставляют те, кто был рядом…

Девушка почувствовала, как сомнение окутывает ее разум, словно туман.

– Зачем рисковать? – продолжила женщина, наклоняясь ближе. – Зачем идти к Дракону, если можно избежать этого? Ты ведь так устала…

Свет кристаллов дрогнул, и отражения на воде вспыхнули, колыхаясь в такт дыханию незнакомки.

– Просто отдай мне ключи, и боль исчезнет, – голос женщины был обманчиво легким, словно прядь паутины. – Все будет так, как ты захочешь.

Девушка зажмурилась. Ее рука медленно скользнула к карману, где лежал глаз черепахи, а затем – за пояс, к перу павлина.

– Д-да-а-а… Прос-с-с-с-сто отдай их мне-е-е… С-с-с-сладкие… хочу… с-сильно хочу… Отдай.

Но сквозь липкий туман сомнений пробились голоса:

– Вера дает идти вперед, даже если путь скрыт…

– Любовь поднимает ввысь, сквозь пелену серых туч…

Это были голоса Муравья и Лебеди – тихие, но ясные, как первый луч рассвета.

– Нет, – прошептала Девушка. – Все твои слова – обман и иллюзии.

В тот же миг перо павлина вспыхнуло в ее руке, горячее, чем огонь, и зал наполнился ярким светом. Женщина отшатнулась, ее лицо исказилось криком, и тьма вокруг рассыпалась, как дым.

Пещера задрожала, и зыбкий мираж исчез. Девушка снова оказалась на берегу оазиса. Озеро и трава остались на месте, но весь мир вокруг был залит ярко-красным светом. В небе пылали змеиные глаза, следящие за каждым ее движением.

Ай, Лев и Муравей стояли рядом, не исчезая и не оставляя ее. Вокруг них извивались кольца змей, шипящих и мерцающих в красном мареве.

Краем глаза Девушка заметила движение и едва успела обернуться, как в ее сторону метнулась маленькая, но смертельно ядовитая гадюка.

Девушка сжала глаз черепахи, и время остановилось.

Змея зависла в воздухе с раскрытой пастью, а ее смертоносные клыки замерли в миллиметре от горла Девушки.

Та схватила гадюку и с силой швырнула на землю. Хруст ломающихся костей разорвал тишину, и оазис застыл в напряженном молчании.

Когда время вновь начало свой ход, гадюка лежала на земле, неподвижная и мертвая. Красное марево развеялось, и вместе с ним исчезли извивающиеся змеи.

– Быстрее, собери ее яд, пока он не иссяк, – голос Льва прозвучал как раскат грома.

– Куда? – спросила Девушка.

Ай вытащила из рукава крошечный флакон:

– Вот, возьми.

Капли яда стекали в тонкое горлышко сосуда, мерцая зловещим блеском.

Тишина снова воцарилась вокруг. Оазис вернул себе прежний облик – спокойный и тихий. Осталась лишь одна мертвая гадюка в траве.

Пространство задрожало, и со знакомым звоном раскололось надвое, словно его рассек невидимый клинок. Перед ними раскинулась извилистая дорога, ведущая к скалам, чьи острые вершины пронзали небо.

У подножия скал они остановились. Тропа превратилась в узкую полоску камня, которая извивалась вдоль отвесной стены, словно тонкая нить. Казалось, даже маленькой птице не хватило бы места, чтобы сесть на нее без страха сорваться вниз.

Девушка шагнула вперед, и под ее ногой с тихим шорохом осыпались мелкие камни. Муравей, на ее плече, прошептал напрягшись:

– Смотри только вперед. Не смотри вниз…

Она кивнула и крепче ухватилась за скалу. Ветер бил в лицо, проникал сквозь одежду – холодный и пронзающий, словно хотел побыстрее избавиться от непрошеных гостей.

Ай прижала крылья к спине и двинулась следом, повторяя каждый осторожный шаг спутницы. Лев замыкал отряд, его лапы едва касались тропы, но каждое движение было четким и уверенным, будто он не раз проходил этот путь.

Тропа сузилась так сильно, что двигаться можно было только боком, прижавшись спиной к камню, лицом к пропасти. Ветер заглушал звук шагов, но сквозь его вой пробивалось непрерывное шуршание – осыпавшиеся камни исчезали в бездне.

Ай взглянула вниз и, побледнев, прошептала:

– Ветер… Камни… Он знает, что мы идем.

– Это ничего не меняет, – загадочно отозвался Лев, не сбавляя шага. – Его силы на исходе…

Муравей, пытаясь перекричать ветер, постарался ободрить своих спутников:

– Мы почти у цели… Я чувствую это!

Ай глубоко вздохнула и кивнула. Лев же шел молча, его глаза не выдавали ни страха, ни сомнений – лишь холодное спокойствие.

Наконец тропа круто повернулась, и перед ними открылось узкое плато. В центре этой каменной площадки вздымались высокие стены Замка Дракона. Они были испещрены глубокими трещинами и проломами, и ветер завывал сквозь них, издавая низкие, вибрирующие звуки, похожие на дыхание исполина.

Ай провела рукой по древнему камню и прошептала:

– Он здесь с начала времен.

Девушка подняла взгляд на замок. Его башни будто смотрели на нее пустыми глазницами.

Тяжелые двери замка оказались приоткрытыми, словно ждали гостей. Внутри все тонуло в полумраке, и слабое, угасающее пламя дрожало где-то в глубине зала.

Ай мягко коснулась плеча Девушки крылом – напоминание, что она рядом.

– Что бы ни случилось, помни: мы с тобой, – прошептала Ай, не отрывая взгляда от тьмы впереди.

Муравей поднялся на плече Девушки и, сжав лапки, тихо добавил:

– Вместе мы одолеем Дракона. Ты можешь положиться на нас.

Девушка кивнула и сделала шаг вперед. Тишина внутри была настолько мертвой, что каждое движение разносилось гулким эхом среди пустых стен.

В центре зала, свернувшись кольцом у очага, лежал дракон. Его чешуя потускнела, кожа была морщинистой и покрыта язвами. Глаза казались стеклянными и пустыми. Он не поднял головы, но его дыхание было тяжелым и медленным.

– Подойди ближе… – раздался хриплый голос, словно трухлявое дерево разломилось в лесу.

Девушка сделала осторожный шаг.

Ай расправила крылья, а Муравей напряг лапки, готовый броситься в бой в любую секунду.

– Мне тяжело говорить… Принеси воды… – прошептал дракон, его язык едва шевелился.

Лев чуть слышно замурлыкал на ухо Девушке:

– Это обман. Дай ему воды, но добавь туда каплю яда.

Девушка достала флакон и посмотрела на него, ощущая всю тяжесть этого мгновения. Она подошла к небольшому каменному фонтану у стены, подняла стоящую рядом чашу и наполнила ее прохладной водой. Капли срывались с краев и с глухим стуком падали на пол. На мгновение она замерла.

Муравей прошептал с ее плеча:

– Все будет хорошо… Мы пришли ради этого.

Девушка открыла флакон, и густая капля упала в воду, растекаясь темным облачком. В свете угасающего пламени жидкость на миг приняла кровавый оттенок.

Ее пальцы дрожали, но она сделала глубокий вдох, подошла и протянула чашу дракону.

– Спасибо тебе, добрая Девушка, – прошептал он, приняв отравленный дар.

Дракон приоткрыл пасть и сделал первый глоток. Его глаза вспыхнули, но тут же угасли, и он слабо выдохнул:

– Зачем вы пришли?..

– Чтобы вернуть кристалл, который ты украл! – пискнул Муравей, воинственно взмахнув лапкой.

– Чтобы вернуть мое сердце, которое ты предательски вырвал из груди, – пропела чарующим голосом Ай.

– Чтобы победить свой страх, – неуверенно сказала Девушка, так как этот дракон совсем не походил на то чудовище из ее видений.

Дракон опустил голову и хрипло рассмеялся:

– Я не крал твой кристалл и не вырывал твое сердце. И я не знаю, как помочь тебе победить страх… Я лишь страж. Древний страж, что не дает великому злу вырваться на волю и поработить этот мир…

Он устало вздохнул и обвел пустым взглядом своих гостей.

Его зрачки вдруг расширились, когда он увидел Льва.

– Кого ты привела?.. – голос дракона пророкотал по залу, словно удар грома.

Воздух сгустился, как перед бурей. Ай и Муравей загородили Девушку, словно защищая ее. Каменные стены застонали, пол задрожал.

Лев поднял голову, и его глаза вспыхнули огнем.

– Все кончено, – произнес он и шагнул вперед.

Тело дракона содрогнулось, из пасти вырвался хриплый рев. Его когти процарапали камень в предсмертной агонии. Затем тело обмякло и начало оседать, теряя последние капли жизни.

На мгновение показалось, что они победили.

Но жгучий холод охватил замок.

Ай вскрикнула и отступила, когда тело Льва задрожало и начало меняться. Его грива вспыхнула черным светом и превратилась в шипастый воротник. Когти вытянулись, золотые глаза на мгновение загорелись кроваво-красным, но тут же вернули свой солнечный облик.

– Наконец-то я свободен после веков заточения! – хриплый рык сотряс стены замка.

Морда Льва вытянулась, тело увеличилось. Перед ними стоял черный дракон с расправленными крыльями. Его громоподобный вопль разнесся по залу, и часть стен рассыпалась в прах.

Муравей закричал:

– Лев… Он обманул тебя! Он – истинный Дракон!

Ай бросилась вперед, ее крылья вспыхнули черным светом, но Лев-Дракон взмахнул когтистой лапой, и тело Лебеди с глухим ударом врезалось в колонну и осталось лежать неподвижно.

Девушка застыла, не в силах пошевелиться.

«Что я наделала?»

Хаос поглотил все вокруг.

Замок содрогался и трещал, словно небо обрушилось на его стены. Огромные колонны дрожали, и каменная крошка осыпалась с древних сводов. Гулкий треск разнесся по залу, когда одна из арок рухнула, превратившись в груду обломков.

Муравей вскочил и бросился в бой.

– Обманщик. Лжец. Ты предал нас! – его тонкий голос звенел в хаосе, как самоубийственный клич.

Черный дракон лишь повернул голову и взмахнул крылом. Поток ветра подхватил Муравья и унес прочь, в пролом в стене. В последний миг Девушка услышала его крик, полный ужаса.

Буря стихла на несколько мгновений, но стены продолжали дрожать, будто замок пробуждался после векового сна. Девушка очнулась от оцепенения и шагнула вперед. Ее взгляд пылал гневом и болью.

– Ты обманул меня… Ты убил их!

Дракон обернулся и медленно приблизился. Его крылья оставались распахнутыми, а глаза пылали золотым холодным светом.

– Убил? – его голос был низким, тягучим, как густой дым. – Нет… Они тянули тебя вниз. Вера и любовь – цепи, что сковали твой разум. Бесконечные цепи, утягивавшие тебя в трясину…

Девушка сжала кулаки, но голос Дракона продолжал проникать в ее сознание.

– Ты другая… – прошептал он. – Тебя нельзя сковать цепями. Ты жаждешь движения вперед, жаждешь власти… над собой. Над этим миром…

Замок содрогнулся… и вдруг замер. Стены выпрямились, пол засиял гладким мрамором. Потускневшие колонны превратились в величественные опоры, украшенные драгоценными узорами. Вдоль стен вспыхнули золотые светильники. Пыль исчезла, и зал наполнился сиянием.

– Теперь это твое, – прорычал Дракон с торжеством. – Твой замок. Твои сокровища. А я… – он склонил голову, его алые глаза погасли. – Я – твой вечный слуга.

– Как твое настоящее имя? – тихо спросила Девушка.

– Гнев, – ответил Дракон.

В тот же миг платье Девушки превратилось в темно-фиолетовое, словно сотканное из звездного света. На ее плечах заискрились тонкие серебряные нити, сплетаясь в узоры, похожие на созвездия.

Она медленно обвела взглядом зал. Вокруг сияли груды сокровищ: сундуки с драгоценными камнями, горы золотых монет, артефакты, оружие и доспехи, напитанные древней магией.

Небрежным движением она бросила глаз черепахи, перо павлина и флакончик с ядом змеи на груду золота. Драгоценности осыпались с мелодичным звоном, и из-под них что-то блеснуло, привлекая ее внимание.

Это оказалось зеркало.

Девушка шагнула ближе и провела рукой по холодной поверхности. Отражение дрогнуло и исказилось. С другой стороны стекла на нее смотрел мужчина с удивлением в глазах, словно тоже мог ее видеть.

– Странно… Почему его лицо кажется мне таким знакомым? – прошептала она, и ее губы дрогнули, а в глазах мелькнула тень усмешки.

Зеркало задрожало, и видение сменилось. Тот же мужчина сидел у камина, а рядом – женщина. Он наливал ей вино, она смеялась и поправляла непослушную прядь волос. Их уют и тепло пронзили Девушку странным чувством – смесью тоски и гнева.

Она подняла руку и снова прикоснулась к стеклу. Его поверхность пошла рябью, и видение исчезло.

Глава 6

– Бодрийяр? Серьезно? – мужик напротив ухмыльнулся, будто поймал ее на чем-то противозаконном. – Мозги не расплавятся?

Она не сразу подняла глаза, медленно и нарочито перевернула страницу, чтобы он понял: мне срать на твое мнение.

– Стараюсь держать их в форме, чтобы не заплесневели, – Клементина сняла очки и прикусила кончик дужки, взглядом исследуя лицо собеседника, словно проверяла реакцию. Уголки губ дрогнули: мягкая усмешка, которую можно было принять за кокетство. – Гарри, Алекс говорил, вы вместе учились? Йель?

– Йель, да, – он чуть выпрямился, будто что-то вспоминая. – Алекс был прям звезда. Лучший выпускник потока.

– А ты?

Гарри рассмеялся – громко, самоуверенно, как человек, привыкший быть душой компании.

– А я был лучшим выпускником всех местных пабов.

Стюард появился так тихо, что его можно было принять за тень. Высокий, гладко выбритый, с отточенной до совершенства улыбкой.

– Напитки, господа?

Гарри даже не взглянул на него, лишь едва кивнул:

– Макаллан. Без льда.

Стюард перевел взгляд на Клементину.

– Стакан воды.

– Вода? Дорогая, все включено – не стесняйся! – Гарри приподнял бровь, уголки его рта задрожали в шутливом изумлении.

– Сначала дела, потом разврат, ДОРОГОЙ, – сухо ухмыльнулась она.

Частный джет с гулом рассекал небо. В салоне было все, что только могло удовлетворить взор человека, не стесняющегося сорить бабками направо и налево: кресла из белой кожи с золотистой вышивкой, столики с отделкой из черного дерева и стекла, ведерки со льдом и шампанским за тысячи долларов.

Гарри усмехнулся и провел ладонью по своему идеально уложенному пробору. На запястье – дорогие часы, но без показной вычурности. Его руки напоминали руки актера из рекламы: крупные, ухоженные, с идеальным маникюром.

– Алекс был прав – ты нечто.

Она ничего не ответила. Отложила книгу и выглянула в иллюминатор. Снаружи под крылом простирались бесконечные долины, утопающие в мареве августовского воздуха.

– Так что за срочность? – Гарри взял бокал с подноса, покатал его в ладони, как будто раздумывал, затем сделал глоток. – Ты что, в минусе? Кто-то всадил нож в твою бухгалтерию?

Клементина отпила воды.

– Затыкаю финансовую дыру, пока она не стала могилой, – бросила с таким тоном, будто это было не его чертово дело.

– Понятно… – протянул Гарри, глядя в свой бокал, как будто искал там ответы на все мировые вопросы. – Надеюсь, оно стоит того.

Она поправила манжету на руке и выдохнула:

– Не сомневайся.

Самолет слегка тряхнуло. Он начал разворот и снижение. Горы Теллурайда вспыхнули в солнечном свете, словно говорили: «Добро пожаловать домой, сука».

Прохладный, чистый воздух ударил в лицо, как только трап с мягким скрежетом отвалился от фюзеляжа. Клементина вышла, тут же прикрыла глаза ладонью – солнце плюнуло светом прямо в лицо, словно спрашивая: «Какого черта приперлась?»

Она спустилась и на секунду задержалась, обернувшись к Гарри с немым вопросом.

– Подожди у входа, я быстро, – бросил он через плечо и, не дожидаясь ответа, скрылся за стеклянными дверьми здания аэропорта.

Направляясь к стоянке, Клементина краем глаза заметила толпу пассажиров, мявшихся у стойки досмотра и устало перетаскивающих чемоданы. Дети носились, визжа, а их родители судорожно сверяли билеты. Кто-то злобно спорил с офицером по поводу объема жидкости в бутылке, кто-то хохотал у кофейного автомата, будто только что выиграл в лотерею.

Где-то на заднем плане объявили рейс на Денвер, и толпа ринулась на посадку. Гул голосов слился с механическим тоном диктора – в этом шуме было что-то особенно назойливое.

Она провела рукой по рукаву пиджака, смахивая пыль, которой на самом деле не было.

Раздражал сам факт: она снова здесь. В этом городе. В этой обстановке.

Через пару минут к ней, мягко урча, подкатил «Бентли». За рулем – Гарри.

Он вышел, обошел машину и галантно открыл перед Клементиной дверь, жестом приглашая внутрь. Она устроилась на пассажирском сиденье, и дверь закрылась, отсекая вместе с шумом аэропорта назойливое утреннее солнце.

«Б*я, давно не встречала мужиков, которые умеют вот так – без слов, по классике. Как должно быть».

Она потянулась за ремнем, бросила взгляд в боковое зеркало и застыла.

Черный внедорожник.

Замер в дальнем углу стоянки, словно выжидающий хищник – тихий, неподвижный. Никакой спешки, никакой явной угрозы. Именно от этого становилось не по себе.

«Опять ты, ублюдок?»

Она прикусила губу и натянула ремень, будто ничего не случилось.

– Все нормально? – Гарри выворачивал руль одной рукой, глядя на дорогу, но боковым зрением наверняка видел напряжение девушки.

Клементина поправила манжету пиджака, словно проверяла, не расстегнулась ли она.

– Вполне.

Машина тронулась, колеса мягко зашуршали по асфальту. В голове Клементины застрял образ этой черной тачки – словно нефтяное пятно, растекшееся по мозгу.

Гарри вывел «Бентли» на дорогу, лениво бросил взгляд на девушку:

– Ну что, босс, куда первым делом?

Клементина достала из сумочки помаду, скользнула по губам, глядя в зеркало.

– В город. Затем на озеро.

– Как скажешь, – Гарри хмыкнул и переключил передачу.

Теллурайд встретил их, будто рекламный разворот глянцевого журнала: разноцветные домики в стиле «городок с игрушечной железной дороги», свежие вывески, отполированные до блеска тротуары и смех туристов, мнящих себя покорителями фронтира, а на деле просто шагающих по брусчатке в шлепанцах за триста баксов. Все такое прилизанное и глянцевое, что аж зубы сводит.

Все флагштоки были украшены этими долбаными радужными флагами. Будто кто-то высыпал на город ведро «Скиттлс» и решил: «Ну вот теперь точно за**сь». Чертовы единороги и сказочные гномы – первое, что вспыхнуло у нее в голове.

– Я смотрю, самый толерантный город на всем Диком Западе, – усмехнулся Гарри, постукивая пальцами по рулю.

– Странно, – Клементина скользнула взглядом по многоцветным полотнищам, – обычно в августе их уже убирают.

Прищурилась и добавила с едкой усмешкой:

– Никак тут цветная революция произошла. Ты смотри по сторонам, когда приезжать будешь. Прикрывай тылы.

Гарри только молча закатил глаза.

Машина притормозила у пешеходного перехода. На дорогу выплыла парочка в одинаковых флисовых худи – толстощекие, как хомяки, перебравшие буррито. Шли медленно, переваливаясь с ноги на ногу с ленивой грацией, словно полагали, что весь мир обязан ждать, пока они доползут до другой стороны.

Позади них пронеслась пара пафосных велосипедистов на карбоновых байках. Спины прямые, подбородки задраны – глядят вперед, будто эта велопробежка добавит им десяток лет жизни и лям подписчиков в инсте[6].

– Идеальное место для отдыха, – хмыкнул Гарри и напряженно сжал руль, словно гонщик, готовящийся к старту.

Клементина фыркнула и обвела взглядом знакомые фасады.

– Решил дождаться, пока весь город дорогу перейдет? – саркастически поддела она мужчину. – На следующем перекрестке налево и до конца.

Дом возник внезапно – словно кто-то влепил перед машиной кадр из старого диафильма. Белые ставни, идеально чистые окна, лужайка – ни единого следа чужих ног, будто мир здесь замер, законсервированный в первозданном виде.

– Вау… – Гарри выдохнул, выключая двигатель. – Это место выглядит даже лучше, чем на фото, что скинул Алекс.

Она открыла дверь, и прохладный воздух скользнул по лицу, обнимая разгоряченную кожу. Сделала шаг на дорожку, гравий хрустнул под каблуком.

– Я смотрю, заборы тут не в почете? – выйдя из машины Гарри огляделся, словно уже ожидал покушения на свою будущую собственность.

– А от кого скрываться? – бросила она через плечо, вынимая ключи из сумки. – Тут все друг друга знают. Разве что медведь забредет на пирожок.

– Медведь? – Гарри нахмурился и резко насторожился. – Серьезно? Тут водятся медведи?

Мгновение он выглядел так, будто всерьез засомневался, что ввязался во все это.

Клементина только хмыкнула, отпирая дом. Поворот ключа, щелчок – и дверь открылась, бросив в лицо прохладу кондиционера и запах лимонного освежителя.

– Добро пожаловать в сказку, – усмехнулась она и шагнула внутрь.

Гарри вошел следом и остановился посреди комнаты, словно боялся нарушить идеальный порядок, царивший в доме.

– Да за такую цену это точно сказка.

Клементина, не обращая внимания на его восторг, прошла в прихожую. Сняла пиджак и бросила на кожаный диван цвета темного шоколада. Она знала этот дом наизусть – каждую чертову трещину и скрипучую половицу.

Подойдя к старому деревянному шкафу у стены, она открыла ящик. Внутри лежала связка ключей с серебристым брелоком. Девушка взяла ее и сжала так крепко, что побелели костяшки пальцев.

– Ну как тебе дом?

– Очень даже… – протянул Гарри, оглядываясь с неподдельным интересом. – О… Тут даже пианино есть. Ты играешь?

– Когда-то, – бросила она сухо. – В прошлой жизни.

Гарри уловил в ее голосе холодок и копать глубже не стал.

– Может, устроишь экскурсию?

– Да не вопрос.

Клементина скользнула по лестнице на второй этаж. Гарри шел следом, разглядывая комнаты: спальня с безупречно застеленным покрывалом, гостиная с двумя креслами у окна – все как на обложке журнала для тех, кто верит в сказку про идеальную жизнь с видом на горы.

– У тебя тут как в музее: все чисто, все по полочкам, – усмехнулся он, остановившись у двери ванной комнаты.

– Оставлю тебе контакты управляющей компании, – бросила девушка через плечо. – Они следят за домом, пока здесь никто не живет.

– Беру! Где подписать? – он хлопнул ладонью по косяку двери, словно хотел застолбить свое будущее владение.

– Погоди, – Клементина коротко рассмеялась и покачала головой. – На этом аукционе лот один на все.

Гарри еще раз оглянулся и, находясь под впечатлением, хмыкнул:

– Дом на озере?

– Ага, – кивнула она и вышла первой, оставив за собой легкий пряный аромат.

К озеру Гарри домчал их с ветерком. За рулем «Бентли» он выглядел так, будто алкашу на годовщину завязки подсунули пузырь ядреного пойла. Полупустая дорога и ревущий движок – идеальное комбо, чтобы забыть напрочь про то, что жизнь – штука хрупкая.

Гарри оказался компанейским типом – легким на подъем, с шутками на грани. Всю дорогу он развлекал Клементину – травил байки из студенческой жизни, одна тупее другой, но рассказывал с таким задором, что не засмеяться было невозможно. И что удивительно – девушку это начало цеплять.

На длинной прямой он выжал под восемьдесят, и Клементина ощутила неприятное покалывание в животе.

– Тебе хоть одна табличка с «двадцать пять», «тридцать», «сорок» о чем-нибудь говорит? – спокойно бросила она, повернув голову.

– Ну кто тут это увидит? Коровы? Пара сосен?

– Да нет, просто, если выживу, неохота объяснять шерифу, почему у тебя вместо подушки безопасности из груди торчит оленья башка!

Гарри уже открыл рот, чтобы перевести все в шутку, но, увидев, что Клементине и правда не по себе, сбросил скорость – без лишних понтов.

– Все-все, ты босс. Извини.

Она снова взглянула на мужчину и на секунду позволила себе едва заметную улыбку, прежде чем отвернуться к окну. Лес редел, уступая место прибрежным просветам, а в воздухе пахло хвоей и водой.

– Вот это домина! Просто чума! – Гарри стоял посреди подъездной дорожки с выпученными глазами, как турист экономкласса, которого по ошибке заселили в пятизвездочный отель. Дверь «Бентли» осталась открытой, но Гарри было по барабану – его засосало величие раскинувшегося вида.

– Нет, я тебя не отговариваю. Хозяин – барин. Но это потянет как минимум на десять лямов. Участок в собственности? Сколько здесь? – он кивнул на прилегающую территорию, словно уже прикидывал, где поставит гриль и развесит гирлянды.

– Точно не помню… Акров пять вроде. В договоре все расписано.

– Да ну на… хрен… – Гарри протянул «а», будто уже мысленно откупоривал шампанское за успех сделки.

Клементина хмыкнула, ключи звякнули в ее руке. Она поднялась на крыльцо, отперла дверь и обернулась, кидая взглядом приглашение:

– Идешь?

– Да-да, ща! – отозвался он, как пацан, которого батя загоняет домой с тусовки. Споткнулся о порог и шагнул за хозяйкой внутрь.

Половица в прихожей жалобно скрипнула, будто вспоминая о старых обидах. Клементина на секунду замерла, словно что-то всплыло из недр памяти – что-то такое, что лучше бы навсегда осталось забытым. Глубоко вдохнула, отогнала мысли к черту и прошла дальше.

– Ни хрена себе… Шика-а-а-рно, – Гарри провел рукой по массивной мебели и шлепнул ее с одобрением. – Это ж чистый дуб, а не прессованные отходы с помойки Ikea?

– Цельный дуб, – бросила Клементина не оборачиваясь.

Гарри присвистнул и нырнул в гостиную. Огромные окна выходили прямо на озеро, в водах которого бликами играло солнце.

– Мать моя женщина… – пробормотал он, прикрывая глаза. – Как выйду на пенсию, воткну шезлонг на террасе и буду хлестать «Маргариту» по утрам.

– В подвале, кстати, коллекция неплохих вин, – добавила Клементина, скрестив руки на груди, словно между делом набивала цену дому.

Мужчина резко повернулся, и глаза у него засверкали, как у ребенка в магазине игрушек.

– Винный погреб? Ну ты меня убиваешь! Устроим дегустацию? – он усмехнулся и сразу переключился на обстановку. – Ни фига себе… Это ковер? Ручная работа?

Клементина мельком посмотрела на центр комнаты, где раскинулся ковер. Ее лицо на секунду дернулось, но она тут же вернула себе невозмутимость.

– Да, чистый персик. Из Ирана.

Гарри вскинул брови с легкой ухмылкой:

– А ты не контрабандистка, часом?

– Давай опустим это, – она улыбнулась и ловко перевела тему. – Во дворе еще гараж есть с прогулочным катером.

Гарри выглянул в окно:

– Ого, здоровенный!

– Показать?

– Ой, давай, не томи.

Они вышли во двор, где ветер гонял солнечные зайчики, и направились к гаражу.

– Да тут гребаный «Боинг» можно посадить, – протянул Гарри, окидывая взглядом массивное строение.

Он остановился и прищурился на черную точку камеры над воротами гаража.

– И охрана, значит, есть? – он кивнул на объектив.

– И не только, – усмехнулась Клементина.

Она достала смартфон, провела пальцем по экрану – ворота с тихим гулом поползли вверх.

Клементина бросила взгляд на открывающуюся створку и на секунду застыла. Там, где раньше был механический замок, теперь лежал толстый слой краски – идеально ровный, будто и не было ничего. Но на миг ей показалось, что в этом месте все еще видны глубокие борозды, словно от ударов чем-то тяжелым. Она мотнула головой – наваждение исчезло.

– Вот это я понимаю – продвинутая хрень, – кивнул Гарри. – Удобно.

Когда двери полностью распахнулись, Гарри застыл. Его глаза расширились до размеров спутниковых тарелок.

– Да ну на… Это че, Riva Aquarama?! – он чуть ли не подпрыгнул на месте и замахал руками. – Да ну на**, серьезно?

Клементина облокотилась на стену, скрестив руки на груди. Уголки ее губ дрогнули, выдавая слабую усмешку.

– Это чертова классика, блин! – продолжал Гарри, заводясь все сильнее.

– Ну да, – кивнула она, бросив взгляд на катер, как на воспоминание о вечеринке, где ей не рады. – Батя был фанатом всякой винтажной хрени.

Гарри подошел ближе, почти благоговейно провел рукой по лакированной поверхности, словно гладил кожу модели с обложки порножурнала.

– М-м-м… Дерево будто вчера отполировали. Слушай, это не просто катер – это произведение искусства! И ты это продаешь?

Клементина повернулась и встретила взгляд мужчины.

– Поверь, я знаю, что делаю.

Гарри поднял руки, будто капитулируя:

– Окей, окей. Прокатимся?

Клементина прищурилась, проверяя, насколько он серьезен.

– Я бы не прочь, но нотариус не будет ждать весь день. Если хотим закрыть сделку сегодня – нужно ехать.

Гарри улыбнулся уголками губ:

– Меня все устраивает.

– Тогда двинули? – Клементина развернулась и кивнула в сторону машины.

– Да-да, босс, – Гарри потянулся и, усмехнувшись, последовал за ней.

Клементина уже ставила подпись на последнем листе договора, когда рядом завибрировал телефон. Экран вспыхнул, высветив «Старуха». Гарри бросил взгляд, но промолчал – только уголки губ едва заметно скривились.

– Извините, – спокойно произнесла она и взяла телефон. Встала, отошла к окну и облокотилась на подоконник.

– Да, мам… – устало, но без злости. – В городе, ага. Все нормально. Скоро приеду.

Гарри хмыкнул и, не отрываясь от бумаг, пробормотал:

– «Старуха», да? Жестко.

Клементина вернулась за стол, мельком взглянула на документы:

– Все готово?

Нотариус кивнул и протянул ручку Гарри:

– Подпишите здесь и здесь.

Гарри быстро поставил подписи, нажимая ручкой так, будто заключал сделку с самим дьяволом. Хлопок в ладоши. The deal is sealed[7].

– Фух… Все, – он пожал руку Клементине с широкой улыбкой. – Деньги завтра будут у тебя. Мы сделали это, босс!

Клементина выдохнула, убрала документы. Звенящая связка ключей перекочевала в руку Гарри. Тот с довольной миной покрутил ее на пальце и усмехнулся:

– В этой дыре есть хоть одно приличное место, где можно отметить сделку?

Она чуть улыбнулась, поправила сумку на плече и коротко ответила:

– Есть. Но ты взрослый мальчик – сам разберешься. У меня еще свои дела.

Гарри прищурился, во взгляде появилась легкая заинтересованность:

– Не мое дело, но семейные заморочки?

Клементина встретилась с ним глазами:

– Ты прав. Это не твое дело.

Повисла короткая тишина. Гарри поднял руки, сдаваясь:

– Ну… удачи. И спасибо.

– И тебе, – кивнула она и двинулась к выходу.

Гарри смотрел ей вслед – каблуки, изящная линия спины, легкий пряный аромат, еще висевший в воздухе, как отголосок мелодии.

Дверь хлопнула, отсекая шум улицы.

Сцена спектакля под названием «Мы тут процветаем, а вы все идите на хрен» – Маунтин-Вилладж.

Рекламный баннер, где каждый дом соревнуется в пафосе с соседним, – Маунтин-Вилладж.

Альтернативная реальность с главным девизом: «Расслабься, чувак. Здесь все четко, как в аптеке» – Маунтин-Вилладж.

Маунтин-Вилладж – место, где легко потерять себя. Не в философском смысле, а в буквальном: через пару дней начинаешь задумываться, не начнут ли эти идеально счастливые люди пить твою кровь вместо латте, поддерживая свою безмятежность.

Дверь гондолы с тихим шипением открылась. Прохладный воздух ворвался внутрь, бросая в лицо свежий запах сосен и влажной травы.

Клементина шагнула на деревянную платформу, достала зажигалку, пачку Winston, прикурила. Окинула взглядом панораму внизу: идеально ровные газоны, блестящие крыши, сверкающие окна, смотревшие на мир с безразличием богатства.

Она задумалась, затушила сигарету и выбросила ее в урну.

«Не сейчас».

Особняк в центре. Небольшая ограда – скорее для красоты, чем для защиты. Звонок. Два требовательных нажатия.

– Дорогая… это ты?

Дверь приоткрылась на пару дюймов. Клементина выдохнула, натянула фальшивую улыбку и шагнула внутрь – словно не к матери приехала, а на прием, в свете софитов.

Мать обнимает с порога – легко, уверенно, с той теплотой, с какой встречают птенца, вдруг решившего вернуться в гнездо. Она вдыхает воздух, прикрывает глаза, но тут же морщится и отстраняется.

– Что за гадость ты на себя вылила?

«Ну вот какого ответа она ждет? Может, перевести все в шутку?»

– Так пахнет большой город: капля амбиций, щепотка пренебрежения и ведро грязной самоуверенности.

Мать закатывает глаза, качает головой – актриса в трагикомедии.

– Аромат лилий и внимание дочери мне как-то больше по душе. И волосы зачем-то перекрасила.

Пауза.

– Ладно, проходи. Все уже собрались, ждали только тебя.

«Да неужели?»

Гостиная. Убранство в стиле люкс старперов-миллиардеров. Дневной свет приглушен. Бархатные темно-зеленые шторы закрывают окна. На каминной полке фамильное серебро и позолоченные рамки с фотографиями «идеальной семьи».

Гости разбились на группы по интересам.

«Что там сейчас модно у пропахших нафталином толстосумов? Ничего нового: Сейшелы, дизайн шале и последний винтажный „Астон Мартин“».

Глоток шампанского.

«Нужно как-то пережить этот вечер. Все хорошо. Просто будь собой».

Сливаюсь с обстановкой в углу. Стараюсь не встречаться глазами с родственниками. Справа – рояль Steinway & Sons. Слева – Джон Блэквуд в лакированной дубовой раме.

Видение на краю сознания: самогон, перегар, пот, звон разбивающегося стекла.

Мотнула головой.

«Пошли на **р, демоны».

– Привет! Скукотища, да? – рядом материализуется блондинка с невыразительным лицом и фужером вина.

«Двоюродная? Троюродная? По**р, эти куклы все на одно лицо – просто массовка».

– Э-э-э… Катрин?

– Кэтрин, – поправляет та с укоризной, но с улыбкой. – Ты снова забыла? А ведь в детстве мы часто приезжали сюда к вам в гости, помнишь?

Глоток шампанского.

«Может, отстанет?»

– Ага, конечно.

«Ща блевану от этой приторной любезности».

Как назло, тетушка, мать куклы, смотрит на меня.

– О, милая, ты все же приехала! А я всем говорила: сегодня мы услышим «Саммертайм»!

Голос ее прозвучал так, будто она объявила выступление Queen на Уэмбли. Разговоры смолкли. Все смотрят на меня.

«Черт. Этого еще не хватало».

– Дорогая, сыграй, – мать выводит крупную артиллерию: щурится, улыбается, будто уговаривает встать на стульчик и прочитать стишок.

«Так. Кислая мина. Поехали».

– О, простите… Долгое отсутствие практики. Да и к тому же я потянула запястье. Думаю, после моего исполнения Гершвин перевернется в гробу и потребует сатисфакции.

Тетушка разочарованно отводит взгляд.

«Ну прям ребенок, которому не подарили щеночка».

Подходит мать.

– Ну раз с Гершвином не вышло, может, хоть с закусками справишься? Запястье не помешает?

«Черт. Сейчас опять начнется получасовая лекция про семейные ценности».

Поднимаюсь. На кухню – как на каторгу. Внутри стерильная чистота: белая столешница, сверкающая плитка и набор ножей Tojiro, которые выглядят так, будто ими ни разу не резали ничего серьезнее лайма для джина с тоником.

Беру канапе, раскладываю на блюде.

«Слишком долгая пауза. Не к добру».

– Я тебя не узнаю. Ты изменилась, – голос матери тихий, отчужденный.

«Ага. Зато ты мать года».

– Редко звонишь, – продолжает она давить на мозг. – Дай бог, только по праздникам. Про внуков я вообще молчу.

«Ну б*я, началось».

– Мам, мы это уже обсуждали.

– Обсуждали? – она поднимает брови. – Ты так это называешь? Одна фраза: «Не хочу говорить об этом» – и все?

Пауза.

– Пора забыть его… Уже пять лет прошло.

«Вот зачем она это сказала?»

– Все, мам. Я больше не хочу об этом говорить.

– …

Забираю поднос с закусками и оставляю ее наедине с запахом дорогого кофе и выдуманными картинками из журнала «Домашний очаг».

Гостиная.

Приторно улыбаясь, ставлю поднос на стол и ретируюсь в угол. Кукла с теткой уже куда-то свалили.

«Один час. Потом скажешь, что у тебя самолет, и беги».

Мать возвращается. Берет бокал с шампанским. Кончик ножа касается стекла – дзинь. Достаточно одного звука – разговоры обрываются на полуслове.

«Слишком пафосно, мамочка. Переигрываешь».

– Сегодня мы собрались, чтобы почтить память Джона. Мужа. – Взгляд на меня. – Отца. Друга.

Продолжает смотреть в мою сторону.

– Скажешь пару слов?

«Пару слов? Лишь бы не сорваться».

Поднимаю бокал. Все смотрят на меня, как на президента в день инаугурации.

– Ну… Джон… э-э-э… отец был… – Пауза. Вдох. Скорбный взгляд на фото. – Человеком с большими амбициями.

Тишина. Напряжение в комнате – аж стекло фужеров звенит.

– Правда, его планы редко пересекались с семьей.

Кто-то выдохнул. Кто-то застыл с бокалом, на полпути поднесенным ко рту.

– Что? Ты о чем? – мать прищуривается, словно пытаясь убедиться, что не ослышалась.

«Ну вот, меня понесло».

– Если бы он действительно дорожил семьей и наследием, он бы не оставил компанию этому сраному Джиму Моррису.

– Дорогая, но ты сама всегда была против участия в делах отца. А Джим… он же как член семьи.

– И где сейчас этот ваш член семьи?

– Хочешь, скажу где?..

«Так, держи себя в руках. Ляпну лишнего – она начнет звонить Джиму».

– Неважно. Я поеду. Самолет.

Мать уже завелась:

– Нет, договори уж! Джон пахал как проклятый. Недвижимости и акций тебе более чем хватит на оставшуюся жизнь. И еще детям останется… если они у тебя будут.

– Акции? – усмехаюсь, качаю головой. – Скоро ими можно будет подтереться.

«Черт, проговорилась. Ладно, деньги от Гарри завтра придут. Вряд ли Джим, даже если и узнает, сможет сложить два и два».

– А недвижимость… Дома в Теллурайде и на озере? Я их продала сегодня.

– Как продала? – мать резко побелела. – Ты… продала дом на озере?

– Да, мам. Прямо сегодня.

Голос матери ломается:

– Но… Это же память… Он так любил этот дом…

Она оседает на диван. Ее окружают тетушки, сыплются утешения и охи.

Остальные смотрят на меня осуждающе, будто в семье королевских корги случился помет от дворняги.

Ставлю бокал на рояль. Беру сумку.

Дверь за мной захлопывается. Шоу окончено.

Достаю Winston, зажигалку – вдыхаю густой дым полной грудью.

«Мне срочно нужно выпить. Что-то крепче тринадцати градусов».

Она кое-как пробилась сквозь толпу назойливых туристов, оккупировавших барную стойку. Все просто: каблук – в мокасины за штуку баксов, поглубже.

– Ой, извините, я такая неловкая! – с блеском в глазах и без малейшего стеснения сдвинула парня плечом.

Тот уставился, будто впервые увидел женщину, которая так нагло вторглась в его личное пространство.

Клементина щелкнула пальцами по стойке:

– Эй, красавчик. Двойной Bulleit, без льда.

Бармен поднял взгляд, кивнул с легкой улыбкой:

– Содовую?

– На **р содовую.

Турист с помятыми мокасинами фыркнул и растворился в толпе.

Стук бильярдных шаров, громкий смех – хаос в воздухе. Клементина спокойно ждала свое лекарство от реальности.

«Отпускается без рецепта».

Взгляд зацепился за отблеск лампы в бокале с янтарным виски, который бармен поставил перед ней.

«Вечер только начинается…»

С дальнего конца зала кто-то махнул – широко, словно сигналил самолету на взлетной полосе.

Гарри.

Прищуренные глаза, кривая ухмылка. Барабанит пальцами по воздуху – уверен, что безотказен.

Она обхватила бокал, сделала глоток – виски прожег горло и рухнул в желудок, как раскаленный свинец. На секунду показалось, что все проблемы – просто дым в парах спирта.

Гарри поднял бокал – за компанию.

Клементина поправила воротник и пошла к его столику, лавируя между туристами и местными, спорящими над крылышками и горой начос.

Гарри подвинул ей стул и сам плюхнулся напротив.

– Ну что, порешала дела?

Она облокотилась на стол, скривилась:

– Дела? В топку, за борт, в пепел.

Сделала еще один глоток и усмехнулась, ощущая, как виски накатывает волной:

– Давай просто напьемся и пошлем этот день к чертям.

Гарри кивнул. Их стаканы с глухим звоном соприкоснулись.

– За безумные сделки, – бросил он с кривой ухмылкой.

В воздухе застыл запах мяса, виски и ее духов – словно кто-то пнул воспоминание, и оно взорвалось в мозгу.

– Ты здесь родилась? – Гарри наклонился ближе. Голос чуть хриплый, с примесью дыма и виски.

Она чуть приподняла бровь, взгляд острый, как осколок стекла.

– Вопрос на миллион. Что дальше – про погоду?

Гарри усмехнулся, качнул головой:

– Да не, просто интересно. Ты такая… – он помахал рукой, очерчивая что-то в воздухе. – Сложная.

– Да ты охренеть, психолог! – Клементина взболтала напиток и наблюдала, как виски закрутилось в воронку.

Гарри сделал глоток, и ухмылка медленно испарилась.

– Не обижайся. Просто день такой… – она смягчила тон, будто разжимая хватку. – Не люблю копаться в прошлом.

– Если что-то давит, я умею слушать, – Гарри откинулся на спинку стула, помахал официанту. – Бутылку Bulleit и побольше льда, бро.

Клементина сделала глубокий вдох, чувствуя, как тепло виски медленно расползается по телу. Но вместо облегчения пришло что-то другое – огонь, не успокаивающий, а выжигающий изнутри. Она наклонилась ближе.

– Представь: твоя жизнь – гнилая веревка над пропастью. Каждый шаг – бросок костей. Шестерки? Еще шаг. Единицы? Прощай. И да – у тебя всего одна попытка. Мне продолжать?

Гарри сжал губы и посмотрел на нее так, будто пытался прочитать, что скрывается за этим фасадом из завуалированных фраз и недомолвок.

– И ради чего все это?

Взгляд Клементины застыл, словно она провалилась внутрь себя.

– Иногда… даже не знаю. Просто иду.

У соседнего стола раздался крик, бильярдный шар со стуком влетел в лузу. Толпа ахнула, вспыхнул смех, и зал снова ожил, будто кто-то переключил канал.

Официант поставил на стол бутылку виски, два стакана и ведерко со льдом.

Клементина откинулась на спинку стула, прикрыла глаза, сделала глубокий вдох и, резко открыв их, бросила:

– Ладно. Теория усвоена. Пора переходить к практике.

Гарри уже поднял бутылку и наклонил к стакану девушки. Клементина слегка склонила голову и усмехнулась:

– Может, не здесь? Ты где остановился?

Гарри кивнул, оглядел бар:

– Тут, в «Шеридане». Номер наверху.

Она подхватила ведерко со льдом, хитро взглянула на мужчину:

– Ну, давай, покажи свои хоромы!

Покинув бар, через мгновение они оказались в лобби отеля. Смеясь и обгоняя друг друга, поднялись по лестнице. Алкоголь смыл неловкость напрочь, оставив лишь тепло и азарт.

Щелчок замка – и дверь отворилась, впуская их в другой мир. В номере пахло древесиной и свежевыстиранным бельем, аромат чистоты с примесью чего-то спокойного и домашнего.

Клементина шагнула внутрь, бросила пиджак на кресло – как вторую кожу, пропитанную тревогами дня. Повернулась к Гарри, расслабленно держа в руке бокал.

– Уютно, – пробормотала она себе под нос.

Он закрыл дверь, шагнул вперед и поймал взгляд девушки – открытый, но с проблеском осторожности, будто она вот-вот передумает.

Молчание зависло в воздухе.

Гарри медленно провел пальцами по ее щеке, убирая непослушную прядь каштановых волос, – словно хотел убедиться, что Клементина настоящая, а не плод воображения.

Она вздрогнула – не от неожиданности, а от осознания: отступать некуда.

Их губы встретились – сначала осторожно, словно пробуя вкус момента. Виски и искра, тлевшая между ними весь вечер, лишь подтолкнули неизбежное.

Короткий, пробный поцелуй. Она подняла голову, встретила его взгляд – и снова потянулась. Теперь без колебаний, с полной решимостью.

Гарри сжал ее талию крепче. На миг показалось, что земля ушла из-под ног. Бокал тихо стукнулся о его плечо. Не отрываясь, Клементина поставила его на столик.

Комната закружилась, но не от виски – от того, как рушились стены, которые она годами возводила вокруг себя.

Тонкая простыня холодила кожу. Звук воды заполнял комнату белым шумом, смывая остатки прошедших минут. Клементина лежала на спине, глядя в потолок, расплывающийся волнистыми узорами – будто по нему прокатывались невидимые волны. Пальцы скользнули по простыне – неосознанный жест, словно проверяла, что вокруг пусто.

Вода стихла, скрипнула дверь. Гарри вышел, полотенце закрывало бедра.

– Все нормально? – голос расслабленный, ленивый. Скорее дежурный, чем обеспокоенный.

Клементина приподнялась на локте, кивнула в сторону кресла:

– Не найдешь там мою сумку?

Он скосил взгляд, разгреб шмотки, выудил сумочку. Бросил без церемоний:

– Держи.

Она вытащила пластиковый пузырек, щелкнула крышкой. Таблетка скользнула в ладонь, исчезла с глотком виски. Гарри не шелохнулся, только склонил голову, пристально глядя на девушку. Будто ждал продолжения.

– Точно все нормально?

Клементина посмотрела на него – взгляд слегка затуманенный, но без страха и отчаяния.

– Просто чтобы вырубиться. Не парься.

Он криво усмехнулся – не улыбка, скорее молчаливое «Твоя жизнь, я не лезу».

Клементина откинулась на подушку. Лекарство с алкоголем ударили мгновенно – веки налились свинцом, комната затянулась ватной тишиной.

Последнее, что она услышала перед тем, как провалиться в пустоту, – скрип кровати, когда Гарри улегся рядом, медленно и осторожно.

Тьма. Густая, давящая.

Дорога – зыбкая, извивающаяся линия, петляющая в бескрайней пустоте.

Олень. Замер, как сломанная марионетка.

Шея вывернута под неестественным углом. Стеклянные глаза – холодные, обвиняющие. Лужа крови растекается медленно, заливая землю темным багрянцем. Этот зловещий омут начинает засасывать.

Она тонет. Глубже. Глубже.

Вдох. Еще один.

Клементина резко садится, судорожно хватая воздух. Легкие горят, сердце бьется, как у загнанного зверя. Тусклый свет сочится сквозь шторы. Простыни липкие, холодные… Как будто в крови.

«Черт… Кровь?!»

Она моргает. Реальность возвращается. Только тени, скользящие по ткани. Позднее утро.

– Все-таки не стоило мешать виски с таблетками, да? – Гарри тянет слова лениво, но с намеком.

Она оборачивается. Первая мысль – послать его к черту. Он стоит у кровати с подносом. Ухмыляется, но в глазах – тепло.

– Только что принесли. Тосты, яичница, бекон. Кофе. Будешь?

Клементина медленно кивает, словно кошмар еще держит ее за руку. Горький напиток обжигает небо. На миг кажется – каждая клетка тела вспыхнула вкусом. Впервые за долгое время – она чувствует себя живой.

Гарри самоуверенно откидывается на подушку – руки за головой, показывая всем своим видом: «Я все сделал идеально».

Телефон нарушает тишину раздражающим пиликанием.

12:00. Полдень.

Взгляд на экран. Пять миллионов. Чистыми.

Она отставляет чашку, тянется за одеждой, начинает собираться.

– Может, останешься еще? Потусим? – Гарри улыбается небрежно. – На днях тут какой-то джазовый фестиваль.

Она качает головой, едва заметно.

– Нужно срочно в Денвер.

Гарри усмехается, но в глазах на миг мелькает разочарование:

– Мы еще увидимся?

Она вытаскивает визитку, кладет ему на грудь.

Гарри берет ее двумя пальцами, медленно читает:

– Брэдфорд? – в голове скрипят шестеренки. – В свидетельстве на собственность ведь значилось Блэквуд… – Нервное напряжение повисло между вопросом и догадкой.

Полуулыбка – холодная, но идеальная.

– Блэквуд – девичья фамилия.

Гарри хмурится и переспрашивает:

– Подожди… Ты замужем?

Ее взгляд – ровный и спокойный.

– Это было в прошлой жизни.

Щелчок замка.

Она бросает едва уловимый воздушный поцелуй – как прозрачное «до встречи».

Уходит не оглядываясь.

Коридор отеля пахнет дорогим ковролином и черным кофе.

Телефон у уха.

– Алекс, – голос ровный, отточенный, как у агента ЦРУ.

На том конце кто-то оживает, будто всю ночь ждал звонка:

– Ну? Как прошло?

– Деньги у меня, – короткий ответ. – Покупай.

Глава 7

Утренний свет, словно медный клинок, неторопливо рассекал тяжелые шторы. За окном раскинулось спокойное, солнечное утро, но внутри комнаты все будто застыло в зыбком промежутке между пробуждением и забвением. В золотистом луче кружились пылинки, словно звезды, потерявшиеся в далекой холодной Вселенной.

Томас повернул голову и всмотрелся в лицо жены. Оно казалось умиротворенным, застывшим во времени. Но что-то невидимое, тревожное уже поселилось в ее чертах – едва заметное, но настойчивое. Рассыпавшиеся по подушке локоны, линия ресниц, тонкий изгиб губ – все выглядело прежним. Или это было лишь его желание верить, что так и есть?

На потолке белые линии краски переплетались, накладываясь друг на друга, будто пересекающиеся маршруты мыслей. Он пытался сосчитать… что? Секунды, пронзающие тишину? Бесчисленные пылинки в солнечном луче? Или, может быть, те невидимые трещины, что расползаются в душе, пока не превратятся в пропасть, через которую уже не перебраться?

Томас поднялся с кровати, стараясь не потревожить сон супруги. Пол отозвался тихим скрипом, но Клементина даже не шелохнулась. На мгновение он задержал дыхание, будто это могло сделать его невидимым. Только затем позволил себе шагнуть за пределы комнаты.

Кофеварка загудела, и в колбу упали первые капли крепкого напитка. Аромат постепенно наполнял воздух, смешиваясь с утренней тишиной. Томас оглядел кухню: деревянные полки с выцветшими боковинами, стопка журналов на стуле, старый холодильник, лениво урчащий в углу. Все было привычным, но что-то в этом молчаливом порядке казалось чужим.

На настенном календаре красовалась обведенная красным кружком дата – 25 сентября. Его взгляд замер на этом числе. Через неделю должно было произойти что-то важное. Но что? Воспоминание вспыхнуло и растаяло, как легкий дымок над горячим кофе.

За спиной колыхнулся воздух. Руки жены мягко обвили Тома, а теплые волосы коснулись плеча, отдавая запахом лилий или, может быть, ванили.

– Опять витаешь в облаках? – прозвучал ее голос мягко, как прикосновение.

Он вздрогнул и повернулся, все еще находясь во власти собственных мыслей.

– Ты меня напугала, – выдохнул он, встречая взгляд супруги.

Клементина улыбнулась, убрала прядь за ухо и кивнула в сторону плиты:

– Сделаю тосты.

Она направилась готовить завтрак, а Томас, стряхивая оцепенение, провел рукой по лицу и глубоко выдохнул:

– Пожалуй, схожу за газетой.

На крыльце сентябрьское солнце ударило в глаза так сильно, что ему пришлось прищуриться. Свежая пресса зашелестела от ветра, страницы вспорхнули, как крылья. На мгновение он задержал взгляд на пустынной улице. Где-то вдали мелькнула тень – едва различимый силуэт. Он моргнул, и улица снова оказалась пуста.

Вернувшись на кухню, Томас уселся за стол. Пар от черного кофе поднимался тонкой серебристой нитью и неспешно таял в воздухе. На тарелке лежали золотистые тосты – все как всегда. Клементина устроилась напротив. Ее взгляд задержался на лице мужа, словно пытался прочитать нечто скрытое между строк.

– Ты последнее время сам не свой, – ее голос прозвучал с нотками беспокойства. – Может, пора взять отпуск?

Томас машинально кивнул, его движение напоминало автоматический жест согласия.

– Да… наверное.

Он встряхнул газету, расправляя ее, и взгляд наткнулся на заголовок на первой полосе:

«Загадочное убийство главы страхового гиганта потрясло Денвер».

Буквы будто прожигали бумагу. Томас невольно нахмурил лоб, пальцы инстинктивно сжали края страницы.

– Тут не отпуск нужен, а… может, уехать подальше… – слова вырвались сами собой: тихий шепот, обращенный в пустоту.

Клементина склонилась ближе и заглянула через плечо мужа. Ее лицо помрачнело.

– Это ужасно, – негромко произнесла она.

«Вчера утром в самом сердце Денвера произошло шокирующее преступление, которое всколыхнуло деловые круги и обычных горожан. У мраморных ступеней роскошного отеля Lancaster Grand был убит генеральный директор холдинга Providence Shield – 52-летний Ричард Кеннинг.

Убийца – человек в темном пальто и шляпе – поджидал его у входа. Когда бизнесмен начал подниматься по ступеням, он подошел вплотную и нанес смертельный удар длинным лезвием в сердце. На глазах у свидетелей мужчина исчез в подворотне, сел в угнанный седан и скрылся.

Полиция Денвера задержала подозреваемого спустя несколько часов. Им оказался 28-летний Финн Макгинли. Его обнаружили в мотеле Harbor Nights благодаря наводке владельца. При обыске у злоумышленника нашли охотничий нож с резной рукоятью и письма, полные обвинений в адрес „корпоративных магнатов“».