Читать онлайн СВО. Я вышел из боя живым…

День первый

В путь двинулись рано утром. Три машины, девять человек. Я оказался в машине вместе с председателем союза журналистов Башкортостана, главным редактором газеты «Башкортостан» Вадутом Исхаковым, за рулем – Валера. Сегодня должны проехать Волгоград, где-то там переночевать и назавтра после обеда доехать до Луганска. Всего предстоит проехать около двух тысяч километров.

На границе Башкортостана нас встретили трое замечательных мужиков из Октябрьского. С ветеранами боевых действий, прошедших Афган, Сергеем и Василием, а также морпехом Альбертом долго говорили в кафе за чашкой чая. Они по-мужски пожелали нам благополучно вернуться обратно.

Отправляясь в этот долгий и опасный путь, мы, конечно, знали, как это важно, но, побывав там, еще больше поняли, насколько это серьезно. В этих своих записках я часто буду использовать слово «поняли», потому что главная цель нашей поездки – своими глазами увидеть то, что происходит в зоне специальной военной операции, понять это, узнать и донести до читателей правдивую информацию. Излишняя серьезность лиц афганцев в какой-то момент вызвала даже некоторую тревогу в душе.

– Вы едете на войну, на настоящую войну, а не в гости, – сказал Сергей. – Аккуратно там ведите себя, смотрите друг за другом, берегите себя.

– Война, она везде одинакова, – включился в разговор Василий. Мне показалось, что глубокий шрам от раны на его лице дрогнул. – Ее невидимые подводные течения грязны, отвратительны и коварны. В любой войне эта тактика не меняется, у врага одна цель – неожиданно, пусть даже обманным путем, сбить тебя с ног, убить.

«Не пугайте, мужики», – хотелось мне сказать, но их слишком серьезные и озабоченные лица вынуждают задуматься.

Они дали два очень ценных совета. Ни в коем случае не брать там из чужих рук еду, не пить. Не забывают для острастки привести и наглядный пример: девяностолетняя старушка, уверяя, что сама испекла, угощает наших солдат пирожками. Поели, двое солдат отравились. Девяностолетняя старушка? Сказки, наверное… Через два дня, общаясь в батальонах с солдатами, мне предстоит почти убедиться в реальности этого утверждения.

Не стесняться, не бояться, услышав свист в небе, сразу же ложиться на землю. Не суетиться. Справлять малую нужду там же, на дороге. «Ни на шаг не уходите в сторону, можете подорваться…»

Мне грешным делом подумалось: «Не перебарщивают ли мужики?» На явную смерть-то уж наверняка не поведут…

Генеральный директор издательства «Республика Башкортостан» Расуль Рауфович Сафаргалиев проводил нас от Дома печати – в путь мы отправились отсюда. Остановившись возле расположенного рядом с Октябрьским упомянутого выше кафе, вышли из машины и не поверили своим глазам – начальник наш уже стоит там. Не выдержал, сам за рулем доехал до границы республики. Сегодня в Уфе проходит праздник печати, успеет вернуться, еще рано, солнце едва показало свое улыбающееся личико.

В его задумчивом взгляде ощущаем отцовскую заботу. Он обнимает каждого из нас, улыбается и желает скорейшего возвращения обратно. Грустно, тоскливо улыбается. Когда готовились к этой поездке, мы ощутили очень большую помощь и поддержку с его стороны, он выполнял свою работу с осознанием всей серьезности, важности этой поездки. Кстати сказать, этот его поступок – решение лично проводить, проехав двести километров, – очень поднял наш дух. И, поняв свою нужность, почувствовав тепло в душе, мы двинулись вперед.

Покрытые стареньким шифером дома в Саратовской и Самарской областях несколько портили настроение. Вывешенное на веревках белье, видневшиеся из окон горшки с красивыми цветами свидетельствовали, что здесь живут люди. Покосившиеся изгороди… Позже, когда возвращались по этой же дороге домой, мне эти дома казались уже красивыми, улыбающимися, и не было в мире домов, дороже этих.

Когда проехали Саратов, стали чаще попадаться «буханки», военные машины. Подумалось, что в наших краях в этом плане гораздо спокойнее.

– Мой родной сват, тесть сына, сейчас находится там, этой весной ушел, – сказал вдруг Вадут. Видимо, думал об этом по дороге.

– Сколько лет-то ему?

– Сорок восемь. Достаток в хозяйстве, хорошая работа, а он сказал: кто же пойдет, кроме нас, и ушел. Послезавтра сын его возвращается со срочной службы из армии. На Дальнем Востоке служил.

– Вместо сына сам ушел, значит.

– Может быть. Попросил меня привезти березовый веник. Не знаю, встретится ли где или нет. Наверняка и там есть…

На завтра, преодолев около двух тысяч километров, достигли границы Луганской республики. На блокпостах внимательно проверили документы, внесли наши данные в компьютер. В ту сторону особых очередей нет, а вот в сторону России рекой льются. Как объяснили потом, в эту сторону проверяют очень тщательно. Хотел было взять на память патрон, но когда сказали, что на блокпосту все равно не пропустят, только проблем себе наживешь, положил обратно. Со смехом рассказывали, что находились и такие, кто забывал в сумке гранату.

Сразу же за КПП увидели стелу с надписью «Луганская Народная Республика!», которая нас несколько воодушевила. Периодически появляются указатели на города Дебальцево, Антрацит. Знакомые названия. Одно из них осталось в памяти ожесточенными боями, второе – своим каменным углем.

С обеих сторон дороги нас встречают высохшие деревья. Их жгут у обочин дороги. Языки пламени причудливо пляшут, поднимаясь ввысь. Кажется, что они вот-вот охватят своим пламенем проходящие машины. Видимо, хотят расширять дорогу, с краю промелькнул работающий экскаватор. Таким образом, в прямом смысле слова с самого начала мы вошли в огонь.

На первой же довольно заброшенной остановке ждет автобус женщина с ослепительно белыми хризантемами в руках. Поросшая бурьяном территория вокруг заброшенной остановки – и женщина с цветами в руках. А мы едем в огонь, в бушующее пламя. Предполагаю, что это к добру. Белоснежные цветы – все будет хорошо.

На другой остановке крупными буквами написано: «Такая-то такая (указано имя женщины) ш…ха!».

– Если есть занятия любовью, значит, есть и жизнь, – улыбается из-под усов Валера.

– Там, где любовь, войне нет места, я бы еще добавил, – не остался без ответа и Вадут.

Начались степные просторы. И посреди этой степи стоит, сверкая куполами, церковь. Непонятно, где дорога, которая ведет к ней, ее и не видно вовсе. Все поля заполонил зверобой, весь мир покрыт желтым цветом. И в этом желтом мире золотистые церковные купола заливают округу своим светом. Божественное, дивное, чудное явление.

До самого Красного Луча, можно сказать, не встретилось ни одного поселения, ни одной деревни. В одном только месте увидели трех женщин, торгующих ягодами, но мы даже не остановились, знаем: поешь этих ягод и останешься на всю жизнь калекой или того хуже. Попалось на глаза стадо коров примерно в двадцать голов. На каждом шагу – военные машины, многие из них покрыты маскировочными сетями. На душе становится все тревожнее и тревожнее.

День жаркий. На въезде в город нас встречают предвыборные плакаты. Удивляет при этом обилие автомобилей, выпущенных еще в советское время. «Волга», «копейка», «шестерка», мотоцикл «Урал»…

Остановились возле заправки. Оказывается, бензин здесь довольно дорогой. АИ-95 стоит 59 рублей. На девять рублей дороже, чем у нас.

Встречающих нас специального представителя правительства Башкортостана в ЛНР Азамата Сафаргалеевича Идрисова и его помощника Ильдара Камиловича Гиззатуллина ждем здесь. Они подъехали через несколько минут. Заключили друг друга в крепкие объятия, как будто встретились с самыми сердечными друзьями. Тут такая традиция: каждый земляк, будь то простой солдат или большой командир, хазрат или премьер, здоровается и обнимается. В этом ритуале заключен глубокий смысл: мы с тобой на одной дороге, в одном строю, мы с тобой идем вместе плечом к плечу, и если нужно, я – за тебя, а ты – за меня… Поэтому мы здесь в каждом месте, не только рядом с земляками, но и с единоверцами, родными людьми, встречались, обнимались, за одним столом, рядом со сражениями, беседовали, делились сокровенным, своими радостями и горестями.

Тронулись. Город живет своей жизнью, по-своему шумит, гудит. Кто-то куда-то спешит, кто-то стоит и о чем-то с кем-то разговаривает, кто-то занят своими делами. Сроду не подумаешь, что это территория специальной военной операции. И все же есть здесь что-то, окрашенное в серый цвет, что вызывает в душе тревогу. Это ощущается то ли в застывших домах, то ли в осторожных движениях людей, в трескучем звуке моторов старых машин… Кажется, будто жизнь здесь когда-то на время остановилась, а потом постепенно начала приходить в движение. Непонятно.

Внезапно нам в глаза бросилось большое разрушенное здание в центре города. Мы все вздрогнули. Та самая гостиница. Стоит вся почерневшая, безжизненная. В прошлом году 24 июля украинские военные обстреляли это место американскими ракетами М142 HIMARS. Как объяснили артиллеристы, эти ракеты были выпущены с расстояния 83,6 километра из города Бахмут. Построенная в советские годы гостиница, видимо, оказалась прочной, не разрушилась, не рухнула. А стоящие рядом с ней здания сильно пострадали.

И зачем нужно было подвергать огню живущий мирной жизнью город? Видимо, в гостинице были военные, потому и нацелились. Скорее всего, координаты сообщил кто-то из диверсантов. Примечательно, что именно в этот день журналист телеканала БСТ Азат Садрыев со своей съемочной группой должен был разместиться в этой самой гостинице, и только благодаря тому, что им пришлось выехать готовить репортаж об отправке местных детей на отдых в Башкортостан, они остались живы.

– Только мы отъехали – и бом, звук взрыва. Каким-то чудом нас Бог спас, – расскажет об этом вечером во время встречи Азат. Они здесь работают уже около месяца, и после нашего отъезда еще остались.

– Российскими номерами в своих телефонах вообще не пользуйтесь. Все время пусть будут в режиме авиаполета. Если в одном месте включится несколько российских номеров, тут же начинают работать вышки, и сразу – бом! – в это место летит ракета, – предупреждает нас коллега.

Мы следовали его совету, а по-другому и никак, кому же захочется быть взорванным.

На ступеньках этой мертвой, безжизненной гостиницы сидят старик и две старушки, о чем-то ведут разговоры. Может, молодость свою вспоминают. Эта картина показалась мне интересной. Жизнь продолжается. Возле гостиницы бросается в глаза рынок, больница.

Устроились в общежитии строительного колледжа. Спецпредставитель с помощником уехали по своим делам. Сегодня мы должны встретиться с первым заместителем премьер-министра РБ, работающим сейчас в зоне СВО, Азатом Бадрановым. Его помощники позвонили и велели ждать.

Это общежитие будет нашей базой. В одной комнате – 4–5 человек. Коридорная система. Старые, еще советских времен, панцирные пружинные кровати. Построенное в 1967 году общежитие никак не изменилось, каким было тогда, таким и осталось сейчас. Вплоть до покрашенных в несколько слоев дверей. Туалет, по-деревенски, на улице. Лишь пластиковые окна придают некоторую современность. Кухни здесь нет. В конце коридора – большая комната-умывальня, душ тоже там. Но воду вечером отключают. С самого начала нас предупредили, что воду здешнюю пить нельзя. Заранее зная об этом, еще в Ростове мы закупили много воды, заполнили бутылями все свободные места в машине. Питьевую воду здесь покупают. В расположенном рядом магазине стоит большая бочка с водой, литр стоит два рубля.

Таким жильем мы были очень довольны. Когда готовились к отправке в дорогу, взяли с собой спальники, многое другое, что можно постелить под себя, поскольку нас предупредили, что условий для ночлега может не быть, где получится, там и придется заночевать, такое вполне может случиться. Зато когда узнали, что в этом общежитии есть вай-фай, еще больше обрадовались. Только через него и выходили на связь с родными и близкими.

Когда выдвинулись на передовую и от нас двое суток не было никаких известий, родственники сильно переживали. Сейчас, конечно, я сижу и легко пишу об этом, а между тем одному Богу известно, о чем только не передумали за это время наши жены, матери, дети. И теперь я всем сердцем понимаю, как тяжело приходится родным и близким тех, кто годами находится на полях сражений.

Хочу добавить еще, что работники колледжа, местные дети, начиная от директора Светланы Михайловны Чернеги до простого охранника и вахтера, все относились к нам с большой теплотой. Когда Светлана Михайловна сказала: «Мы Башкортостан любим. Ваш президент (главу республики, конечно, она имела в виду) Хабиров в Красном Луче бывал. Очень отзывчивый, готовый прийти на помощь, работящий, все время улыбающийся руководитель», – нам стало вдвойне радостнее.

Нас каждое утро приглашали в столовую и кормили. Мы не стали отказываться, поверили их искренности. И правильно сделали: по сравнению с «дошираком» приготовленная в казане лапша или гречневая каша, особенно если туда добавили еще масло и сыр, намного вкуснее.

В благодарность мы им, по их просьбе, три ящика, то есть пятнадцать пачек, белой бумаги купили. Когда спросили, не сможем ли мы помочь с древесиной, стройматериалами, досками (но откуда же мы найдем там доски-брусья?), перед отъездом сбросились с мужиками и оставили им около 50 тысяч рублей денег. Они нас очень благодарили. Сказали, что Азат Шамилевич сейчас на передовой, на связь выйдет только вечером. Значит, время есть.

К этой поездке мы готовились около двух месяцев. Организационные вопросы, прохождение инструктажа, аккредитация через Министерство обороны – все это заняло достаточно много времени. А кроме того, важно ведь еще и себя подготовить духовно, душевно, психологически.

Сразу же после написания очерка о нашем отважном и отчаянном батыре Фанисе Хусаинове я для себя решил: во что бы то ни стало хочу увидеть окопную жизнь солдат и написать репортаж с поля сражения, потому что созданные по чьим-то рассказам, описанным переживаниям, испытаниям произведения-картины могут не соответствовать действительности. Как говорится, башкир пока своими глазами не увидит, не поверит. Как когда-то, в свое время Илья Эренбург, Константин Симонов, побывав в башкирской кавалеристской дивизии, показали всему миру настоящую боевую храбрость, отважность наших бойцов, так и мне захотелось вместе с солдатами понюхать пороха, поесть каши из одного казана.

Когда умерла моя бабушка, в свои 11–12 лет мне посчастливилось два года жить только вдвоем с моим дедушкой. А дед мой, Сафиулла Гарифуллович Кунафин, героически сражался в Великую Отечественную войну. За проявленный героизм был награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, орденом Славы III степени, «За отвагу» и множеством медалей. В те свои подростковые годы я очень любил заставлять деда рассказать про войну. Его воспоминания о войне были для меня сродни приключенческим фильмам. Только он почему-то с большей охотой, смакуя, рассказывал не о событиях на фронте, а о том, как познакомился с моей бабушкой, как жили с ней. Это и понятно, видно, очень скучал по бабушке.

– И все же ты хоть одного немца убил? – допытывался я с мальчишеской глупостью.

Дедушка долго сидел в молчании, прямо не отвечал, мол, война без жертв не бывает. «Не быва-а-ает», – тянет он потом. На самом деле он ведь был настоящим батыром, героем, ходил в разведку и языка доставал, во время переправы через Дон своих тонущих товарищей спасал.

Позже, когда по случаю праздника однажды был немного навеселе, он нечаянно рассказал об одном случае, произошедшем в украинской деревне.

– Вечером заняли украинскую деревню. А утром немец снова пошел в атаку и ворвался в деревню. Командир дал команду без задержки, немедленно уходить. Удивительно, но, выходя из дома, я захватил, сам того не сознавая, прислоненный в чулане к стене топор. Крестьянская привычка, чего уж там. Большинство из наших ушли по задам, через картофельные огороды. Рядом рвутся немецкие снаряды, над головами пули свистеть начали. Стараясь где-то укрыться, я юркнул в какую-то постройку рядом с сараем. В щель наблюдаю, что происходит снаружи. Когда стрельба немного стихла, собрался было уже выбежать, как вижу, что к постройке приближается огромный, здоровый немец. Думаю, мол, будь что будет, сжал в руках топор и замер. Не хотелось стрелять из винтовки и поднимать шум. Только фашист открыл дверь, как я со всей силы ударил его по лбу топором. Даже не успев охнуть, он рухнул на землю, я же изо всех сил бросился за огороды…

Дедушка рассказывал эту историю спокойно. Не волновался, не преувеличивал, не махал руками.

– Если бы этот немец сейчас был жив, он бы тоже, как я, сидел и смотрел в глаза своих внуков? – вопросительно произнес в конце.

Если бы ты не поднял тогда тот топор, мы, твои дети, не родились бы на этот свет, дорогой мой и бесценный дедушка.

Я всегда любил встречаться с ветеранами Великой Отечественной войны, реально участвовавшими в боевых сражениях, слушать их рассказы в надежде, не упадет ли зерно в какой-нибудь будущий рассказ. Некоторые эпизоды даже вошли в какие-то мои произведения.

Много писал также о ветеранах, прошедших Афган, чеченскую войну, но никогда не думал, что сам окажусь на полях сражений, что и на наше поколение выпадет пламя войны, заставит переживать, принесет жертвы. Чудно…

В ходе подготовки к нашей поездке мы были на постоянной связи с участвовавшим в специальной военной операции первым вице-премьером Азатом Шамилевичем Бадрановым. Он тоже давал нам дельные советы, одобрил наше желание своими глазами увидеть жизнь бойцов, пообщаться с ними лично. И вот мы ожидаем возвращения его с передовой и ждем, какие направления он нам даст.

Вахтер нашел для нас в общежитии два электрических чайника, попили чай с дороги, первые тушенки открыли.

– Началась солдатская жизнь, – сказал я, облизывая ложку.

Вадут громко рассмеялся:

– Интересно, солдатская жизнь начинается с поднятия ложки или взятия в руки оружия?

Не зная, чем заняться, чтобы провести время с пользой для командировки, решили заглянуть в расположенный напротив общежития колледжа магазин, посмотреть, что там есть, какие цены. Памятуя о том, что в одиночку ходить нельзя, нас об этом сразу предупредили, на улицу вышли втроем: Вадут, я и наш пожилой водитель Наиль абзый. Да, в одиночку нельзя, были случаи, когда люди пропадали: диверсанты затаскивали в свою машину и увозили. Туда, на ту сторону, во вражескую армию. Об этом и охранники колледжа рассказывали.

С улыбкой разговаривавшая с кем-то из местных продавщица, увидев нас, сразу стала мрачной, потемнела лицом, чему мы поначалу очень удивились. Оказывается, за секунду человек может вот так радикально измениться.

Наиль агаю нужны были зубная паста, мыло и другие туалетные принадлежности, но что бы он ни попросил, она отвечала односложно, сердито, мол, сами же видите, что есть на прилавке. Мы с Вадутом хотели купить кефир, молока, однако, видя такое обращение, раздумали, в горле только застрянет.

Увидев на прилавке стопку газет, по привычке спросил:

– Распространяете?

– Как это распространяете? Продаем, у нас – 30 рублей, в городе – 35 рублей.

Купил.

Расплатившись за купленные вещи, Наиль агай сказал:

– Поприветливее разве нельзя быть? Мы тут только гости.

Когда выходили, сзади до уха донеслось шипение:

– Подумаешь, гости какие.

Уже на улице разменявший седьмой десяток Наиль агай не выдержал:

– Оккупантами нас считает, а наши солдаты своими жизнями охраняют их от нацистов, американских собак… Стерва, – отплевываясь, выругался он.

Позднее, как мы выяснили в беседах с местными жителями и нашими бойцами, большинство населения относится к нам хорошо, выражает готовность помогать. По их словам, 80 процентов здешних людей считают российских солдат своими.

Двадцатичетырехстраничная газета «Красный Луч», похоже, начала выходить недавно. Это только второй ее номер. Четыре полосы цветные, остальные – черно-белые. Газета открывается словами В. В. Путина «Спасение народа Донбасса – одна из главных целей специальной военной операции. Мы эту проблему решим, я в это верю». Здесь есть также информация о документах, касающихся вхождения в состав России четырех новых регионов. В газете написано о положительных изменениях в городе, о поставках современного медицинского оборудования, которого здесь никогда прежде не видели.

На третьей полосе мы сразу же обратили внимание на материал под заголовком «Премьер-министр Башкортостана посетил Красный Луч». В статье говорилось о том, что Андрей Назаров осмотрел здесь социальные и жилищные объекты, встретился с жителями города и строителями, обсудил с местными руководителями отдельные жизненно важные вопросы.

«Взявшая под свое шефство город Красный Луч, наша республика в этом году восстановит жилой дом на 20 с лишним квартир, три школы, два детских сада. В этом году также намерены начать реконструкцию Дворца культуры», – сообщал наш премьер-министр.

Забегая вперед, скажу, что на четвертый день нашего пребывания здесь мы познакомились со строительными работами и были свидетелями того, как тепло отзывались о нашем премьере работавшие там люди.

Понравилось одно их высказывание:

– Поначалу мы даже не знали, что он премьер. Простой, очень обходительный. Прибыл и потихоньку, спокойно, никому не мешая, сначала ознакомился со школой, с проводимыми работами. И только после этого приступил к рабочему общению.

В упомянутой газете в середине на двух полосах цветного разворота в материале «Дорогая золотая моя Москва» сделан экскурс по достопримечательным местам Москвы. Целая страница отведена информации о памятных датах, интересных событиях, которые произошли в истории России в июне. И это понятно: очень важно донести до людей, местного населения, как можно больше информации, достоверных официальных новостей о России, о выбранной ими самими новой стране. Здесь все смотрят каналы российского телевидения. Да, информационная война страшнее, опаснее даже сражений на полях. Порой трудно понять, где фейк, а где – правда, поэтому так важно, чтобы эта работа была поставлена на должном уровне.

Нашему приезду на территории колледжа очень обрадовался еще один человек – пожилой мужчина, все время носивший одежду с надписью «Охранник». Каждый раз, завидев нас, проходим ли мимо, подойдем ли к воротам, он тут же подбегал к нам.

– Если что нужно, какая-то нужда будет, сразу сообщайте, решим, – сказал он.

Познакомились. Зовут его Михаил. Оказалось, что он из Пскова родом, потому и видит в нас близких людей.

– Ого, почти земляк, – воскликнул я, обращаясь к нему.

Тут уж так, далекий ли это русский Псков или башкирская Уфа, все равно и сват, и брат.

– Да, да, мы все из России, – поддакивает он.

Оказалось, здесь каждый важный объект охраняется. Они прибыли из Пскова из какой-то частной охранной организации и охраняют территорию колледжа. Если замечают сомнительную личность, сразу сообщают куда следует. Три месяца здесь, а потом полтора месяца отдыхают.

– Как вас принимает местное население? – спрашиваю.

Старик оказался словоохотливым, может говорить без умолку. Был бы только собеседник.

– Хорошо относятся. Красный Луч – спокойное место. И все же здесь тоже есть укропы. Их называют ждунами. Ждут своих. Знаете же ту взорванную гостиницу? Это они и передали координаты ее расположения, вызвав бомбовые удары ракетами. А народ им говорит: «Не дождутся».

– Страшно это.

– Ждуны – люди опасные и коварные. Наши в Запорожье охраняют школы, детские сады. Вот там-то и поймали хорошо подготовленную группу, ждущую наступления украинцев. Когда ждуны уже готовы были атаковать наших парней, их внезапно накрыли. Если бы опоздали на один день… Ладно, еще кто-то из местных сообщил.

Ждуны. Ждущие своих. Или диверсанты? Если подумать, то они ведь похожи на вирус в организме, который неизвестно когда взбесится. Они одного не понимают: Украина давно уже побеждена, только полностью мы пока еще не победили.

– Тринадцатый ждет вас, приезжайте! – неожиданно пришло давно ожидаемое нами сообщение.

Тринадцатый. Кто это на самом деле, мы, конечно же, знаем. Это позывной Бадранова. Как правило, здесь на настоящее имя человека не обращают внимания, не пользуются им, обращаются друг к другу только позывными.

Проехав почти через весь город, прибыли к назначенному месту. Это территория, где разместился наш, из республики, асфальтобетонный завод. Азат Шамилевич с каждым из нас поздоровался объятиями. Бородой оброс. На поясе в удобной кобуре висит пистолет. Хотя на лице и отражается некоторая усталость, как всегда, шагает бодро. От души, искренне улыбается. Каждому из нас уделяет отдельное внимание, смотрит. И на слова, и в глаза. Хотя, как и прежде, в глазах искорки, в его лице, отдельных движениях заметна некоторая сдержанность, неспешность.

Подъехали ребята из БСТ: Азат Садрыев, оператор Вадим Исламов, водитель Иван Шабрин, блогер Ильяс Батыргареев. На чужбине каждое знакомое лицо желанно, поэтому снова шумно обнимаемся.

– Как доехали? Не страшно? – таинственно улыбается Азат Шамилевич.

– Мы работать приехали. – И у Вадута, и у всех нас настроение приподнятое.

Рядом проезжают груженые «КамАЗы», слышится шум работающего завода. Окруженные этим грохотом, мы стоим в центре заводской территории, смотрим друг на друга и разговариваем, интересуемся делами земляков.

К нам подошли еще несколько бойцов – помощников Тринадцатого. Все они говорят по-башкирски. Видно, что сплочены, понимают друг друга с полуслова, двигаются и все делают слаженно, как один единый механизм. Сам собой возникает какой-то душевный подъем.

В то время как все под эмоциями расшумелись, Азат Шамилевич на какое-то время замолчал, отстранился, несколько притих, потом закурил. За пять дней пребывания здесь мы поняли: как в повести Мустая Карима «Долгое-долгое детство» весь мир крутится вокруг Старшей матери, так и здесь все дела-заботы, все хлопоты-горести, все радости-геройства, все печали-потери крутятся вокруг Тринадцатого. Здесь он соединяющий всех мост, скала.

В ближайшие дни нам доведется вместе с Азатом Шамилевичем побывать на передовой, мы будем есть из одного котелка, будем вести разговоры, спать под грохот снарядов. Но в данные минуты мы об этом пока не знаем. Сейчас он объясняет нам наши обязанности и задачи, разъясняет правила и нормы безопасности.

– Ваша задача одна – досконально довести до людей, до общественности все о здешней жизни. До сегодняшнего дня еще ни из одного региона России на территории специальной военной операции не было такой большой группы журналистов. За вашу безопасность в ответе и мы, и, в первую очередь, вы сами. Высказанные требования неукоснительно соблюдаем. Здесь на каждом шагу ждет опасность, может случиться беда, – говорит командир. – Бронежилеты у вас есть?

– Есть. – Их нам предоставило, благодаря заботе нашего коллеги Рустама Камалетдинова, региональное управление Росгвардии.

– Очень хорошо. Береженого Бог бережет. Если приспичит по нужде, в сторону, чтобы укрыться и справить, не уходим, не стесняемся. «Лепесток» (одна из грязных разновидностей мин) могли здесь оставить и год назад. Очень много противотанковых, противопехотных мин. Примерно полтора-два месяца назад был такой случай. Чуть в стороне от трассы в сторону жилого пункта перед линией фронта идет обычная дорога. Кажется, не было ничего, что предвещало бы опасность. Намереваясь развернуться в этом месте, «буханка» сдала немного назад на эту дорогу и наехала на противотанковую мину. Были жертвы… Не обращайте внимания на какие-то интересные предметы, лежащие у обочины дороги. Под ними также могут быть мины или не разорвавшиеся снаряды. Поэтому не играйте со своей судьбой, не испытывайте ее.

После инструктажа по безопасности получаем конкретные задачи, нам предлагают понятные маршруты. Как на настоящей войне: все ясно и понятно, и никто не возражает против четкого «Есть исполнять!».

Мне, Вадуту, директору информационного центра города Октябрьского Рустаму Камалетдинову, журналисту агентства «Башинформ» Эдуарду Кускарбекову предписано прибыть в расположение батальонов имени Шаймуратова и Доставалова, а также в батальоны мобилизованных из республики наших земляков, пообщаться с ними, досконально изучить их быт, условия проживания и повседневную боевую жизнь. Кроме того, в один из дней нам предстоит наведаться к нашим землякам – врачам, дорожникам, строителям, – узнать, как у них идут дела.

Заместитель главного редактора газеты «Кызыл тан» Фанис Гареев и Сергей Кудряшов из «Аргументов и фактов» поедут далеко, в Запорожскую и Херсонскую области. Наш молодой коллега с радио «Юлдаш» Венер Файзуллин вместе с сотрудниками телеканала БСТ направляются в сторону Волгограда. Они там будут встречать игреневого жеребца, которого должны доставить в полк. Затем Венер присоединится к нам.

Тринадцатый, кивнув в сторону Миража, велел одному из своих помощников открыть построение и повел нас туда. Подходим к огромному ангару, заходим внутрь. К слову сказать, этот участок, территорию с полным правом можно назвать точкой опоры нашей республики. Вся гуманитарная помощь прибывает сначала сюда, а уже отсюда доставляется в предназначенное место. Нигде не застревает, не задерживается… Приезжающие главы районов сами и доставляют ее. Другие занимают место в этом работающем с февраля складе, а затем прибывший груз доставляется по конкретному адресу. Как мы поняли, система настолько умно и грамотно построена, что в этом отношении мы не слышали и не видели ни одного нарекания как со стороны солдат, так и со стороны командиров.

– Что бы ни попросили, все приходит вовремя, все сыты, накормлены, одеты, никто ни в чем не нуждается, – так говорили нам.

Сейчас склад, можно сказать, пуст. На отдельных только полках и стеллажах хранятся некоторые медикаменты, лекарства. И еще вода. Есть также место, где хранятся зимние вещи бойцов. Склад очень большой, тут могло бы разместиться целое стадо слонов.

– С какими вопросами, просьбами обращаются военнослужащие? Что их больше всего беспокоит? – спрашивает Эдуард Кускарбеков.

Вообще корреспондент агентства «Башинформ» удивил и поразил меня своей активностью, энергичностью, искренним и добросовестным отношением к делу. Помимо этого он был еще и нашим фотографом. Истинным профессионалом, не знающим страха, именно так показал он себя здесь. Но об этом позже.

– Вопросов, которые удалось решить, много. К примеру, некоторых студентов перевели на бюджетное обучение, кого-то направили на лечение, сделали изгороди, привезли дрова, сено… Эти повседневные дела хотя и кажутся мелкими, но за каждым из них стоят судьбы людей.

Данные проблемы не я один решаю. Я лишь часть выстроенного главой республики Радием Фаритовичем большого механизма, большой системы. Меня можно назвать проводником политики Хабирова в специальной военной операции. – Азат Шамилевич отвечает с удовольствием. Его усталое лицо все больше и больше светлеет. – Были шероховатости в федеральных выплатах, особенно в начале СВО. Хотя проблема и не в ведении нашей республики, тем не менее мы ее решаем. Радий Фаритович обратился к министру обороны Сергею Шойгу и, обозначив проблему, передал ему список. Какие вопросы возникают, что нужно бойцам на передовой – обо всем этом мы осведомлены. Все вопросы, все проблемы решаются во взаимосвязи с каждым министерством, с каждой организацией, с каждым главой администрации района. Говорю же, создана очень четкая, грамотная система.

Мы приехали не с пустыми руками. Вместе с поэтическими сборниками Зухры Кутлугильдиной и Ларисы Абдуллиной, а также моим очерком (книгой о нашем отважном парне Фанисе Хусаинове), захватили с собой и газеты, журналы. К слову сказать, они быстро разошлись по рукам бойцов. Также мы передали двухтомный сборник «100 рассказов из „Агидели“».

Азат Шамилевич очень внимательно и с интересом просмотрел этот сборник.

– Что, и в самом деле сюда вошли написанные за 100 лет самые лучшие произведения башкирских писателей? – спросил он. И улыбнулся довольный: для солдат это хороший подарок.

Кстати, мы этот двухтомник отправили с нашими коллегами также в Херсонскую и Запорожскую области. Через три дня пришла весточка от директора Национальной библиотеки имени Заки Валиди Марата Зулькарнаева, который воюет в тех краях:

«Когда узнали о выходе этого двухтомника, думали и ждали, что, может быть, он и до нас дойдет. Солдаты очень рады, будут читать в свободное время».

Для нас радостнее этой вести ничего нет.

Кроме этого, со всех журналистских коллективов и организаций собрано более 700 тысяч рублей денежных средств. На эту сумму закуплены три квадрокоптера, необходимые для них смартфоны, один тепловизор. Если бы могли, купили бы вертолет или пушку, но и эти средства очень нужны и важны. Это мы поняли по тому, как просиял лицом Азат Шамилевич, когда мы вручали ему наши подарки.

– Сегодняшние современные военные действия отличаются прежде всего своей технологичностью. Квадрокоптер – это военная машина, но в то же время глаза и уши вооруженных сил. Эти средства обязательно будут переданы нашим бойцам, – заверил нас Тринадцатый.

Мы знаем, они обязательно дойдут по назначению и спасут жизни наших солдат, а также помогут попасть нашим стрелкам точно по вражеским целям. Потому что нам тоже искренне хотелось внести свою посильную лепту в победу.

Очень быстро стемнело. До наступления комендантского часа мы должны успеть добраться до нашего общежития. Оживленный и шумный днем, ночью Красный Луч совсем другой, мрачный и пугающий. В вытянувшихся вдоль улиц многоэтажных домах практически нигде в окнах нет света. Лишь на уличных столбах тусклый свет пытается разогнать внутреннюю тревогу.

Дворец культуры, видно, когда-то был красивым, монументальным, об этом говорят колонны, большие окна. Только теперь вся его округа заросла сорной травой, бурьяном, кустарником. Вековая пыль так состарила здание дворца, что нам даже показалось: если выкрасить его в белоснежную краску, все равно с его лица не исчезнет печаль и тоска.

В расположенном рядом с ним длинном четырехэтажном здании с надписью «Техникум» в окнах выбиты стекла. Удобных, благоустроенных мест и территорий на дорогах очень мало. Видно, что за время специальной военной операции, то есть за полтора года, за городом не смотрели, не ухаживали. Чтобы довести город до такого плачевного, неприглядного состояния, нужно не один год стараться.

В советское время здесь вовсю работали заводы, фабрики, шахты, жизнь кипела. По рассказам местных, украинские власти нещадно высасывали здешние богатства для того, чтобы Западная Украина хорошо жила и процветала. Здешнее население гнуло спины для обогащения отдельных богатеев-олигархов.

До 2014 года это была одна из самых развитых в экономическом плане территорий Украины. Основное богатство – каменный уголь. Здешний сорт угля антрацит (его именем названы даже районы и города) считается самым качественным, отличается своей чернотой, ослепительным сверканием и, конечно же, очень высокой теплоотдачей. Люди здесь очень верят России, надеются, что заживут богатой, обеспеченной, счастливой жизнью, как это было некогда в советские времена, потому что сегодняшние руководители Украины фашистскими приемами и методами хотели поставить их на колени, заставить жить в качестве рабов. Долгие годы не видевшие пенсий, сегодня старики радуются получению своих ежемесячных выплат.

В прошлом году цены в магазинах были ниже. Когда вместе с военными сюда пришли и деньги, законы экономики начали делать свое дело, цены автоматически стали поднимаются.

Первый день прошел. Пока в душе нет каких-то тяжелых переживаний. Завтра с утра в дорогу. В расположение шаймуратовцев.

У шаймуратовцев

Во время Великой Отечественной войны на фронте, да и в тылу тоже, не было, наверное, человека известнее специального корреспондента газеты «Красная звезда» писателя Ильи Эренбурга. Обычно солдаты, прочитав газету, пускали ее на курево – на самокрутки. Но если в этой газете была статья Эренбурга, ее не трогали, бережно хранили. Каждая статья писателя считалась святой.

Илья Эренбург приезжал в расположение Башкирской кавалерийской дивизии под командованием генерала Шаймуратова, после чего 20 ноября 1942 года напечатал в газетах «Красная звезда» и «Красная Башкирия» свое эссе «Башкиры». Он с очень большой любовью написал о башкирских воинах. Там есть такие строки:

«Башкиры – мирный и добрый народ, но башкиры любят свободу… В 1812 году вместе с русскими башкиры гнали Наполеона. Французский мемуарист Дюпюи писал. „Нас особенно угнетали отряды башкир, вооруженных копьями и луками“. Фрицы увидали башкир, вооруженных автоматами. Хайрулла Кулимбетов из миномета уничтожил роту немцев. Салават Карымов истребил сто пятьдесят двух фрицев. Неудивительно, что некто доктор Мейер пишет в „Дейче цейтунгфюр Остланд“: „Нужно добавить, что в донских степях мы вынуждены сражаться с людьми дикими, но не ведающими страха, принадлежащими к племени башкир“».

Какие бы ни были времена и эпохи, какие бы ни случались войны, башкир-воин всегда возвращался со славной победой. А мы сегодня направляемся в батальон имени Шаймуратова.

На базе нас ждали Шаман и Шейх. Надели тяжелые бронежилеты, сели в машину. Выехали в сторону Дебальцево. Сказали, что до поселка М…ск, куда мы направляемся, около 100 километров. Батальон имени Шаймуратова временно дислоцируется там.

Дорога ужасно плохая, ямы и колдобины. Нет, не от бомбежек она такая, такие места нам и на глаза не попадали. Просто, как нам объяснили, эти дороги в течение уже 35–40 лет не видели никакого мало-мальского ремонта, не говоря уже об асфальте. Военные машины с большими колесами несутся как черти, мы же еле-еле, с большой тряской обгоняем их. Бронежилет, видимо, не очень хорошо закреплен, поэтому от данной тряски при каждом подскоке он то ударяется о подбородок, то тащит своей тяжестью вверх-вниз. Приходится терпеть.

По дороге часто встречаются местные жители. Почти все они передвигаются на советской технике. Сначала чуть не сел от удивления, когда увидел мотоциклы «Днепр» и «Урал» с люльками, а когда заметил два древних «запорожца», глаза на лоб полезли. Самое интересное, что эти машины внешне выглядят очень даже ничего. Никаких вмятин, нигде не видно облезлой краски. Хотя на дороге и несусветная пыль, они вовсе не грязные.

Мы – Шаман, Вадут и я – едем в одной машине. За рулем – Валера. А в той машине, что ведет Рустам, – Эдуард, Венер, сопровождает их Шейх. Машины едут, едва не прицепившись друг к дружке: так предписано, отставать нельзя. Ямы, колдобины – не важно, все равно не отставай. Как говорится, если что и суждено, то вместе.

Шаман. Отважный командир с острым взглядом. В каждом его движении, кажется, вспыхнув огнем, готов разразится гром. Имени своего не скрывает: Айдар Шаяхметов. До сего времени трудился в правительстве республики заведующим отделом. Занимался внутренней политикой. А до этого долгие годы работал в органах правопорядка, на заслуженный отдых, в отставку вышел в звании подполковника. Это звание не имеет никакого отношения к военной службе, здесь он лейтенант, заместитель командира роты. Очень искренний, душевный собеседник, на каждый вопрос отвечает по-командирски четко, ясно и полно, не уходит и от щепетильных, каверзных вопросов.

– Когда началась специальная операция, в наш отдел стали приходить родственники солдат с разными вопросами, в том числе о гибели, пропаже их мужей, сыновей, братьев. Ты там не был, не знаешь, что там происходит, поэтому не можешь дать толкового ответа. Скажу прямо, даже в сути вопроса невозможно до конца разобраться. Когда Азат Шамилевич собрался отправиться в зону СВО, я позвонил ему. «Меня тоже с собой возьми», – говорю ему. «В самом деле, не боишься?» – спрашивает он. «Нет, вся жизнь прошла в органах правопорядка, прошел огонь и воду», – отвечаю. Да еще и добавил: мол, когда еще придется воевать против НАТО. Сказал, что по работе хочу реально помогать солдатам. В самом деле, здесь, рядом с солдатами, я могу делать гораздо более полезные дела.

Таким образом, с ноября месяца Шаман находится здесь. Я записываю все, о чем он говорит, и прихожу к потрясающей мысли: этот решительный и смелый шаг Тринадцатого, первого заместителя премьер-министра Бадранова, оказывается, стал для многих примером для подражания. Многие его друзья последовали за ним. Когда мы были на передовой линии, Азат Шамилевич и сам говорил об этом. Настоящий друг познается в битве, и о своих друзьях он говорил с любовью, приводил их в пример.

Взять его близкого друга Ильмира. Он приехал в зону СВО из Москвы. В столице учился, работал на государственной службе. У него была бронь, поскольку трое детей, но это его не остановило, и как только началась мобилизация, он сказал: «Азат, я пойду с тобой». Теперь он возле Азата. Вместе идут в огонь, одной ложкой едят солдатскую кашу.

С другим близким и сердечным другом Азата Салаватом мы не смогли встретиться, так как он был на передовой, в самом пекле. С Азатом они с самого детства вместе учились в республиканской гимназии-интернате имени Рами Гарипова, жили в одной комнате. Он тоже сказал: «Азат, я с тобой пойду», – и взял в руки оружие.

– Салават служит командиром взвода связи, каждый день его жизнь подвергается опасности, так как со своими бойцами он обеспечивает связью подразделения батальона, – с гордостью рассказывал Тринадцатый. – Чтобы оценить роль и значение этой работы, вы только представьте: кругом идет сражение, свистят пули, взрываются мины, бомбы, а связисты со своими инструментами, оборудованием, кабелем по-пластунски пересекают поле битвы.

Лишь настоящие друзья, это невооруженным глазом видно, могут быть друг для друга щитом, броней, защитой. Этим можно только восхищаться. Как может язык повернуться сказать, что этих смелых, отважных, отчаянных парней привел на поле битвы какой-то материальный интерес? Они навечно верны друг другу, настоящей дружбе, своей стране, это чувство как раз и помогает им, опираясь друг на друга, плечом к плечу идти вперед, чтобы победить фашизм.

– Не вызвало ли в душе сожаление ваше решение служить в зоне специальной военной операции? – такой вопрос мы задали Азату Шамилевичу.

Даже не раздумывая, он тут же ответил:

– Нет. Когда я провожал на СВО своих земляков – ребят из Архангельского, Кармаскалинского района, в душе были тяжелые мысли, раздумья: они уходят на войну, а я остаюсь в республике. Как-то несправедливо. Это задело мою гордость. Говорим о патриотизме, а пример показать не могу, так думал я. Когда началась частичная мобилизация, понял: надо быть вместе с добровольцами и мобилизованными. У каждого из них своя мотивация, о которой знают только они сами. Мне казалось, что я должен быть рядом с ними, и я очень рад, что все так и получилось.

Двоюродный брат Азата Шамилевича тоже здесь, служит танкистом. На одном из направлений сейчас идет ожесточенная танковая битва, он принимает в ней участие. Иногда жизнь может состоять из очень жестоких законов. За страну, за народ вместе со своими друзьями, больше того, с каждым солдатом, каждым отважным парнем, не жалея живота своего вступаешь в сражение, получаешь раны, которые, возможно, окажутся смертельными, переживаешь и в то же время, когда есть возможность, осознавая всю опасность, можешь встать грудью, скалой навстречу огненному смерчу, а здешние диванные эксперты все равно не понимают, исходя из своих соображений, норм и правил, своей неправдой продолжают морочить другим головы:

«Да откуда Бадранову быть на войне? Он в Москве ошивается, говорят, его и в Уфе в ресторане видели», – источают они яд.

Были и такие, которые представили Азата уже в качестве погибшего. Он жив, он заботится, чтобы воины из Башкортостана были обеспечены всем необходимым, были сыты, обуты и одеты, если нужно, и в Москву несется, если требуется, жизни своей не жалея, и на передовой линии оказывается.

– Здесь я почувствовал себя нужным, полезным, достиг душевной гармонии. Приехал, устроился, изучил вопросы, с которыми обращаются военнослужащие, постарался понять их, а после этого приступил к решению проблем. Здесь все ясно и понятно: если черное – то это черное, если белое – то белое, взаимоотношения между людьми видны насквозь.

Не скрою, вначале было очень страшно. Первые дни службы на линии фронта стали историей преодоления страха, потому что пришлось встретиться с неизвестностью. Но это мой путь, и на этом пути я добился успеха, это я могу сегодня сказать точно. Многие вещи уже воспринимаю спокойно: есть задачи, которые передо мной поставило командование, их надо выполнять – обдуманно, внимательно, основательно! – Мой собеседник, как всегда, горд, как всегда, деловит и настроен по-философски. Я это потому и пишу, что видел его своими глазами, слышал своими ушами, что он говорил.

Немного отвлекся, отошел в сторону, вернее, ушел вперед. Вместе с Шаманом все в той же неимоверной тряске продолжаем свой путь вперед.

– А семья как восприняла это ваше решение? – спрашиваю у него.

– Супруга вначале не хотела отпускать. «Что ты там потерял, сиди дома», – сказала. Понятное дело, переживала, кому же захочется так легко отпускать мужа на поле боя. Спустя две недели поняла меня, она ведь и сама чиновник. Да к тому же еще и патриот. Знает, что такое хорошо и что такое плохо.

– Работа у вас ответственная, – согласно кивает головой Вадут.

– Да, мы говорим «работа», не говорим «война».

– Говорите «работа», а на передовую-то ходите, в самом пекле бываете? – Мой друг тоже вступает в разговор.

– Бываем, конечно, как же без этого, – живо улыбается командир.

– Много смертей видели, немало и таких, наверное, что в памяти остались? – Мне нужно, чтобы воины рассказали остающийся в памяти душещипательный эпизод. Как приключенческое кино в детстве.

– Бывали, конечно, и такие… Хотя каждый солдат дорог… – Он вздыхает и долго смотрит вперед.

Надеясь, что вспомнит-таки какую-нибудь историю, мы терпеливо едем в ожидании. Некоторое время стоит тишина.

– И близких друзей приходилось терять. Гибель Носорога сильно потрясла. Ахмеров Рамис. Замечательный был джигит. Здоровяк за пятьдесят. Все время улыбающийся, обаятельный, до сих пор стоит перед глазами как живой.

Шестое февраля было последним днем его подписанного на полгода контракта. В этот день он был на позиции. Штурмовую группу повел в бой. Прикрывая своих парней, шел впереди всех. До окопов украинцев оставалось всего семь метров. Смерть его была точно такой, как в кино. Двоих хохлов впереди снял, еще одного – с краю, однако чуть подальше засевший пулеметчик и другой в окопе прицельно начали стрелять в него. Пули прошили ему грудь навылет, только Носорог все не падал, желая защитить своих бойцов. Он встал на колени, пытаясь достать гранату, склонился вниз, и только когда уже его добили, упал. Вот так, своей грудью, спас он своих друзей. Когда начали работать пулеметчики, его боевые товарищи залегли и тем спаслись. Мы еще долго не могли вытащить оттуда его тело.

Потрясающая история. Вот где то самое, Эренбургово: «Мы вынуждены сражаться с людьми, не ведающими страха». Это уже не приключения…

Увидев на обочине дороги подбитый и сгоревший, с раскинутыми по сторонам гусеницами танк, в очередной раз невольно вздрогнули. Его остов покрыли пыль и грязь, видать, давно тут встал намертво. Увидев это чудо-юдо, современные дети наверняка сравнили бы его с каким-нибудь железным жуком-мутантом. Что и говорить, они ведь поколение, выросшее на фильме «Человек-паук».

– Приехать зарабатывать деньги – и умереть… – невольно вырвалось у меня.

Дернул черт за язык, что за невоспитанность и нетактичность, запоздало ругаю себя. Однако Шаман воспринял эти слова спокойно.

– Может, оно и правда, но ты так не говори, – тихо произнес. Проверил свой телефон и продолжил: – Многие берут оружие по зову сердца. Среди них много таких, кто когда-то уже воевал, прошел горячие точки, служил в органах правопорядка и вышел в отставку. Я занимаюсь выплатами. Со многими приходится общаться по этому вопросу, разбираться. С уверенностью могу сказать, что среди контрактников тридцать процентов приехали зарабатывать деньги, а остальные считают службу здесь своей обязанностью, честью и совестью.

– Таким нашим джигитам, конечно, хвала и слава. И все же дети, жена…

– Нет. Понимаю ваш вопрос. По выплатам проблем нет. – Шаман держится удивительно спокойно. – По крайней мере, у нас в Башкортостане все выплаты доходят в срок. Если же возникают какие-то проблемы, мы их решаем через Министерство семьи, труда и социальной защиты населения. Разумеется, какие-то вопросы возникают по линии Министерства обороны. Скажем, в компьютере может значиться неточное имя, фамилия, какие-то другие моменты. Они тоже решаются своим порядком. В общем и целом, по этой части, можно сказать, сейчас вопросов нет.

Слово за слово, разговор переходит к теме патриотизма. По его мнению, для нас примером должны быть добывшие победу в Великой Отечественной войне наши дедушки и прадедушки. Оба его деда – ветераны той войны. Каждый год он в рядах «Бессмертного полка» с портретом своего деда Муллахана Хаерзаманова. Вспомнил Шаман и о том, как еще школьником мама привезла его из Бураево в Уфу, чтобы показать Вечный огонь в парке Победы. Если подумать, то как раз вот с этих простых вещей, наверное, и просыпается любовь к Отечеству.

– Я думаю, что растущее в культуре чтения, на патриотических кинолентах нынешнее подрастающее поколение больше любит свою страну, – говорит Вадут и начинает перечислять книги, фильмы: «Они сражались за Родину», «В бой идут одни старики», «Молодая гвардия», «Повесть о настоящем человеке»… Одни только эти названия способны заставить каждого мальчишку подняться с кровати, взять в руки оружие и встать в ряды тех, кто защищает Родину.

А сегодня некоторые все еще ждут: мол, может, мир изменится, надеются, «в стране скучаю по стране», ждут каких-то перемен, что «падающую изгородь Путин или Пушкин починят». Они стоят в сторонке, а сами тем временем на чем свет стоит ругают государство. «Арба развалится – дрова, найдем, авось, пойти куда». И снова ждут… Ждут манны с небес, с сетей Интернета… А чего ждут, и сами не знают, вместе с тем осуждая тех, кто пошел защищать Родину. Снова чего-то ждут, скандируя: «Мы против войны»… Опять ждут…

Что такое Отечество?

«Отечество – это деревни, города, в которых мы живем, взметнувшиеся в небо горы, серебристо журчащие родники… Родившись на этот свет, в качестве самого большого богатства человек берет в наследство Отечество. Оно такое же единственное, как наша жизнь. Его нельзя ни изменить, ни поменять, ни обновить. Так же, как ты не можешь выбрать себе родителей, так же ты не можешь выбрать Отечество. И оно, это Отечество, хорошее ли, плохое ли, сделает ли оно тебя счастливым либо ввергнет в несчастье – это твоя судьба. Ты должен принимать его таким, какое оно есть. Твой долг – быть довольным тем, что есть, и оставаться его верным сыном. И в моменты радости, и в тяжелые печальные минуты только ты его опора» – так нас учили в школе. Наверное, и сейчас так. Вот только…

Достаточно и тех, кто не понимает в полной мере, что такое Отечество. Среди нас есть и такие, кто воспринимает родную страну как кормушку, считают, что страна должна их накормить, насытить. Такие вечно недовольны жизнью, ругают страну, еще кого-то. Сами же они ни в чем не виноваты. Самое интересное (а вернее, огорчительное): чем больше эти «умные головы» матерят страну, ее руководство, тем демократичнее они считают себя, больше того, мнят себя самыми великими борцами за свободу.

Это еще можно стерпеть. Опасно то, что они пытаются и другим навязать эту мысль. Есть такая поговорка: «Тот, кто желает своей стране беды, сам в беду попадет и умрет». Люди ведь не дураки, они даровиты, умны, смышлены. Не будем забывать и о том, что 80–90 процентов из них поддерживают Путина.

«Я чистый, я белый и пушистый, я против войны», – так говорит иной. Он не делает никаких пожертвований, никому не помогает… Увидев сообщение о погибшем бойце, начинает брюзжать, ворчать, мол, опять труп. Нет, наверняка они и не желают победы врагу, возможно, будучи рабами своих глупых, ложных принципов, лишь затуманивают себе мозги. И все еще ждут. Ждуны, шайтан их побери.

«С Родиной и черный день станет праздником», есть у башкир такая поговорка. Я тоже против войны, я тоже пацифист. Только если что суждено моей стране, я вместе с ней.

В ходе разговора получил для себя интересную информацию. О том, что погибших на войне называют «двухсотыми» («груз 200»), уже слышал не раз, а вот о том, что сбежавших из своей военной части называют «пятисотыми», не знал. Также, оказывается, раненых называют «трехсотыми», а легко заболевших, временно госпитализированных – «сотыми». Об этом надо знать, потому что впоследствии при разговоре с солдатами придется общаться и на языке этих цифр.

Оказалось, что комендант Дебальцево своими корнями из Башкортостана, отец его из Дюртюлинского района. Когда наши ребята попали в беду, Шаман поехал их вызволять. Дело приняло совсем нехороший оборот, и тогда решили вызвать коменданта. В ходе разбирательств, разговора с ним выяснили, что они с Шаманом, оказывается, из одних краев, и в итоге наших ребят быстро отпустили. Вот так, везде оно нужно, родство-землячество.

– Родственникам погибших ребят похоронки вы отправляете? – спрашиваю.

– Нет, сообщает Министерство обороны. После того как тело выносят с поля боя, мы не знаем, куда его отправляют. Обычно медицинская рота отправляет труп в Ростов, в тамошний морг. Вскрытие, генетическая экспертиза, если она требуется, занимают достаточно много времени. Это длительный процесс. Только после этого отправляют сообщение.

– Шаман, скажите, мы вот бронежилеты надели, а вы почему нет? – поправляю я, едва поднимая, тяжелую железную амуницию.

В этой одежде я ощущаю себя черепахой, таскающей свой панцирь. Очень неудобно себя чувствую. Про себя думаю, что в таком обмундировании, с автоматом в руках, с наполненными магазинами карманами, да еще с гранатами, бежать практически невозможно. Хочется снять, избавиться от защиты. Но нельзя.

Шаман от души смеется:

– Да мы уже привыкли. На передовой, когда обстрел начинается, надеваем. Правильно сделали, что надели, будете чувствовать себя увереннее.

– Вчера Азат Шамилевич сетовал, что мы не взяли каски, а потом засмеялся и говорит: мол, ладно, там солдаты не больно-то и пользуются касками, у них возьмете, – оживился и Вадут. – У меня такой вопрос. Красный Луч, где мы устроились, считается местом спокойным, линия фронта вроде далеко, а ведь если подумать, ракета и туда долетела же. Гостиницу имею в виду.

– Это американская ракета «Хаймерс», у нее большая дальность полета.

– Что же получается, они на мирное население запустили, прекрасно зная об этом? – недоумеваю я.

– Вот именно. Это не только гостиница. Там лишь на втором этаже гостевые комнаты, где могли переночевать приезжающие, а на первом этаже находились торговые точки, парикмахерская, маникюр-педикюр (я удивился, услышав последние слова). Прекрасно зная об этом, они все равно выстрелили туда. То ли хотят истребить население, то ли запугать. Варварство и дикость, одним словом. А сколько прилетов было в Горловке? (Завтра мы должны туда отправиться.) Бьют также и по частному сектору Зайцево.

С приближением к Дебальцево движение на дороге оживляется. Везде военные. Вдали внезапно показался дым.

Почти все мы вздрогнули. Что там горит?

Шаман тоже посмотрел ту сторону. Потом спокойно произнес:

– Опять прилет, что ли? Хотя никакого звука не было слышно. Рядом со Светлогорском часто бывают взрывы. Ни мирное население, ни что иное их не останавливает… Видимо, квадрокоптер запустили, уж больно густой дым, на солярку похоже, – резюмировал он.

За разговором не замечаем, что на ухабах подпрыгиваем едва ли не до потолка, то есть крыши машины. Хотя Вадут постоянно напоминает Валере: «Осторожнее на ухабах», «Не бочки, люди в салоне, не забывай об этом», «Как, интересно, будем добираться до дома со сломанной осью?».

За рулем тоже нелегко. Валера вытирает пот со лба и продолжает следовать за Рустамом, а тот, словно сорвавшая с цепи собака, несется во весь опор. Да и нельзя тут ездить медленно. Чем быстрее, тем безопаснее. За десять дней нашей поездки ни одна машина не сломалась, не прокололись шины, да и оси-коленвалы остались целы.

Водители не подкачали: хоть и приходилось порой и самих себя, и свои «танки» подвергать опасности, мчались вперед, доезжали до назначенного места, показав во время этой поездки все свое мастерство и умение.

Проехали два блокпоста. На первом только честь отдали Шаману, а на втором посту остановили. Внимательно посмотрели паспорта. Когда сказали, что журналисты, писатели, один из проверяющих, пожилой, с проседью в волосах, шутливо произнес:

– Братья по перу.

Густой дым впереди еще больше разогрел наш интерес.

– Что это там горит?

Долговязый военный нехотя ответил:

– Да что там может быть? Шашлык начали готовить.

Как мы поняли, бойцы подразделения «Вагнер» отличаются своей суровостью, чувствуется, что по отношению к другим они держатся несколько свысока. Может, на посту так и положено, кто знает.

Район М…ска, куда мы направляемся, всего в десяти километрах от передовой линии. И тут вдруг Вадут вспомнил о своем свате.

– Мой сват в вашем батальоне, кажется, на передовой, не смогу увидеть, наверное.

– Кто он?

– Реша.

Шаман включил свою рацию и попросил выяснить место расположения Реши.

– На передовую линию днем проехать невозможно, – объяснил Шаман.

Оказывается, в небе весь день летают наблюдательные объекты укропов. Стоит им увидеть чужую машину либо другую движущуюся неизвестную цель, тут же начинают бомбить. Да и наши тоже так же действуют. Поэтому въезжают на передовую только ночью. Причем с погашенными фарами машин. Ранним утром, часа в два-три. Сейчас мне это даже трудно представить.

Где-то минут через пять нашли свата. Оказалось, что он на краю той самой деревни, где мы будем. С передовой он вышел.

– Увидитесь, – сказал Шаман.

От этих слов всем стало хорошо.

– Я веник не привез, вот балда, – смеется Вадут, а у самого глаза загорелись.

– Зачем веник?

– Он просил привези, – говорит мой земляк, – березовый веник, мол, хочется подышать им и попариться вволю.

Радость была написана на лице друга, он даже перестал замечать, как подскакивает в машине на ухабах.

– На передовой их и без того, наверное, хорошо попарили, – иронично улыбается Шаман. После некоторой паузы добавил: – Все потом, когда домой вернемся…

Качаясь и подпрыгивая, продолжаем путь.

– Местное население как вас воспринимает?

– Разные есть. Хватает и таких, кто не любит, не принимает. И все же искренне встречающих и принимающих больше. Они устали от войны, им хочется мирной жизни. Кто же этого не желает? Этим летом стало очень много возвращающихся. Прямо на глазах прибавилось и магазинов, и людей. Если бы не верили, разве стали бы приезжать обратно? Сейчас сами спросите.

Наверное, мы уже замучили командира своими вопросами, но он слушает нас внимательно и отвечает обстоятельно, подробно. Я вспомнил о нашем отважном парне Фанисе Хусаинове.

– Говорят, он снимал одежду с убитых врагов, надевал ее и переходил на вражескую территорию. Потом в течение недели без страха жил там среди них в окопах. Там же разный народ, в том числе и чернокожие, они и сами друг друга не понимают, не знают даже, с кем разговаривают, так Фанис якобы рассказывал своим друзьям. Наемники же. В самом деле это так? – спрашиваю у Шамана.

– Это вы про того парня, что БТР угнал? Поскольку он был не из нашего батальона, я его лично не видел, не встречался с ним, но о подвигах его наслышан. А наемники есть, конечно. По рации часто слышна польская речь. Парни говорят, что из их окопов слышно, как там общаются между собой на английском, польском, арабском. Видели и чернокожих. Это и понятно, против НАТО же воюем.

Согласно официальным данным российских средств массовой информации, с начала специальной военной операции в составе вооруженных сил Украины в военных действиях участвовало и участвуют около 12 тысяч иностранных наемников из 84 (!) стран мира. Половина из этого количества уничтожена.

Въезжаем в район М…ска. На месте въезда на трех круглых железных щитах когда-то была какая-то надпись. Возможно, «Добро пожаловать». Железные щиты уже облезли и покрылись ржавчиной, но одна умная голова (наш земляк) по-своему украсил эти три щита. В первом и последнем круге он провел посередине горизонтально белую полосу, а в центральном круге эту же белую жирную полосу провел вертикально. Что получилось? Да ӨФӨ! То есть Уфа. Солдат на выдумку хитер! На душе стало хорошо и тепло. И все же пусть наша столица остается на своем месте, пусть там и расцветает благоухающим цветком.

Обычный поселок. Многоэтажные дома редко попадались на глаза, в основном небольшие строения. И люди ходят как ни в чем не бывало, многие даже на велосипедах ездят. Военные проносятся на машинах, периодически проезжают БМП. Каждый – в своем отдельном мире, судьбы наши не пересекаются, ощущение, будто именно так здесь и идет жизнь. Военные, кажется, стараются не обременять местное население. Да и сельчане словно говорят, мол, нам до вас дела нет. Кажется, они заняты своими повседневными делами и заботами. Но оказалось, что это только на первый взгляд так.

Пройдя несколько улиц, мы останавливаемся возле одного дома. Здесь наш штаб, говорит заместитель командира роты. Мы стоим в растерянности, ничего не понимая. Где окопы, где блиндажи? Шаман объясняет: вышедшие с поля боя солдаты здесь отдыхают, а «сотые» лечатся. Дома здесь невысокие, хоть они и многокомнатные, но низкие. Много саманных домов, то есть построенных из самодельных кирпичей.

Между тем рядом остановилась «буханка». Из нее вышли два здоровенных парня. Вид у них очень серьезный. Все здороваемся объятиями. Оказалось, это командир взвода обеспечения. Позывной у него интересный – Певец.

– Настроение всех солдат, вся их повседневная жизнь зависит от Певца. Накормить-напоить солдат, вовремя обеспечить их одеждой, обувью, горюче-смазочными материалами, оружием, боеприпасами. Это все большая ответственность, очень серьезный вопрос. Остается только восхищаться его способностью выполнять данную работу с пониманием, с толком, с расстановкой, так, чтобы все подразделения были обеспечены необходимым. – Шаман крепко обнял своих парней. Видно, что он очень дорожит ими.

– А почему Певец, а не Повар, не Кашевар? – спрашиваю я.

Они лишь переглянулись между собой таинственно. После некоторого молчания Шаман произнес:

– Потому что работу свою делает, как песню поет.

Эдуард, как всегда, успевает и сфотографировать, и вопросы, интересующие его, задать.

– Да, чтобы жить полноценной жизнью, эффективно работать и, конечно же, чтобы не тратить свое драгоценное время на не свойственные им заботы, в военных условиях важно обеспечить бойцам хорошее питание, должным образом решить другие жизненно важные вопросы, – придав своей речи официальный тон, пустился наш Певец в подробные объяснения. Как будто заранее подготовился. Хотя здесь при каждой встрече, в каждом разговоре и беседе, с солдатом ли, с командиром ли, все они, как показалось мне, достаточно разговорчивы, словоохотливы. Возможно, это идет и от их искренности, желания выговориться перед новым земляком, выложить ему все как есть, ничего не тая. – Из логистического центра в Красном Луче один раз в четыре дня привозим еду, воду. Продукты доставляются и по линии Министерства обороны, и гумконвоями. В отношении питания никаких проблем нет.

– И на переднюю линию тоже выезжаете?

– Конечно. Готовим горячую пищу и стационарной полевой кухней вывозим туда. И боеприпасы тоже доставляем.

– Ни-че-е-го себе.

– Мы не должны оставлять ребят голодными. У нас пять поваров. К сожалению, один… Возле Бахмута. – Певец на некоторое время замолчал. – Он был командиром отделения, позывной Колыван… Погиб. «Буханка» на мину напоролась. Старший повар Кипиш получил ранение.

Чтобы оставить наших бойцов голодными, сломить их дух, были случаи, когда укропы на передовой устраивали отдельную охоту на эти полевые кухни. А после этого – у нас же как, голодный гораздо злее – наоборот, вдвойне храбрее и ожесточеннее бьются наши парни. Чтобы еще и отомстить за погибших поваров. Жаль, конечно. Не стреляй в того, кто с пищей пришел, говорят в народе.

Я представляю, как возле расколотого надвое казана лежит в белом фартуке, не с автоматом в руке, а половником, совершенно безвинный парень, и мне становится не по себе. Хочется со злостью броситься на врага…

После повисшей паузы продолжаем разговор.

– Что входит в меню?

– Кормим три раза. К примеру, если сегодня утром рисовая каша с маслом, то в обед – щи с макаронами, а уже вечером даем гречку с мясом или тушенкой.

– А для души? Например, яблоки, конфеты?

– Солдаты частенько просят корот, мед. Иногда все это привозят Хамза хазрат и отец Виктор. Во время Курбан байрама часто барана режем. Бывают и сладости. Без чая, без кофе, без молока, без конфет солдаты не остаются.

– А нет таких, кто бэлиш спрашивает? – смеется Эдуард.

– Всем, конечно, хочется приготовленных дома салмы, бешбармака, бэлиша… Но все это будет после возвращения домой с победой, за праздничным столом. Кстати, насчет праздника… В декабре, накануне Нового года, Радий Фаритович организовал большое торжество, вместе с национальной кухней артистов привез. Так было хорошо на душе после этого.

«В молоке – здоровье, в масле – движение, в мясе – сила» – так говорят в народе. Каждая ложка пищи придает нашим солдатам сил, выдержки, а песня окрыляет, поднимает дух, это тоже крепкое оружие против врага. Поэтому солдаты так рады и благодарны каждому прибывшему с родных мест человеку, каждому привету, каждой помощи.

– Это наш Дикий. Старшина. Хоть ему всего двадцать три года, он руководит своими старшими агаями. Очень любит порядок, требовательный. Авторитет у него большой, – знакомит нас Шаман с невысоким парнем крепкого, плотного телосложения. К слову, благодаря знакомству с Диким я вспоминаю строчки из эссе Эренбурга: «в донских степях мы вынуждены сражаться с людьми дикими, но неведающими страха». Вспоминаю и про себя смеюсь. Только увидев Дикого, я сразу же сравнил его с актером Арсланом Мубаряковым, сыгравшим главную роль в фильме «Салават Юлаев». Со взглядом беркута, широкоплечий. И вместе с тем в глазах вроде как присутствует и детская непосредственность, уравновешенность, сдержанность, некоторая даже стеснительность.

– Дикий – это воин, который в будущем может стать большим военачальником, очень надежный, не знающий страха, – вступает в разговор Певец.

С этим замечательным парнем отходим в сторонку и начинаем говорить на родном башкирском языке. Обычно работящие, бесстрашные в бою бывают не очень разговорчивы. И все же, слово за слово, парень постепенно открылся.

Сам он из Ишимбая. С самого формирования батальона имени Шаймуратова он здесь. В мирной жизни был сварщиком. Отслужил срочную в армии.

– Горжусь тем, что нахожусь здесь. Приехал сюда защищать Родину. Родители тоже довольны мной. Переживают, конечно, – говорит он.

– Тебя очень хвалят. Откуда у тебя эта храбрость?

Мубаряков немного подумал и ответил так, что несколько озадачил меня:

– Просто надо очень крепко любить свою страну, родную землю.

– На войне, бывает, погибает друг, близкий человек. Со временем к этому привыкаешь?

– Нет, так не должно быть, конечно, и все же к этому можно привыкнуть… – Последовал тяжелый вздох.

– Приходилось ли попадать в опасные, страшные ситуации? Досадные, скорбные моменты?

– В самый первый раз, в середине сентября это было, попали под обстрел. Снаряд угодил в блиндаж, где находились три офицера. Мы погрузили их в машину, повезли к врачам, но не довезли. На руках у нас умерли. Все трое. Сначала адреналин, думаешь, как бы помочь, спасти, а потом… когда уже все позади… становится тяжело, начинаешь думать, размышлять. И тем не менее к смерти, к потерям привыкать нельзя. Нельзя. Иначе очерствеешь душой.

– Когда в первый раз пошел в атаку, боялся?

– Да как сказать… Растерянность какая-то наступает. Это естественно. И руки дрожат. Не знающий страха дурак быстрее умирает, говорят у нас. И от шальных, необдуманных, безрассудных шагов может спасти этот страх. Но если, не закрыв собой друзей, не защитив страну, побежал назад, то это уже не страх, это – измена, предательство. Этого нельзя совершить.

– На передовой часто бываете?

– Через день. Я в составе подразделения минометчиков. Беру с собой БК, другое оружие.

– Вы же ночью туда уходите, в бронежилете, в каске, темно… Даже представить трудно. Не бывает такой мысли, что убьют?

– Нет, правду говорю, нет. Если так думаешь, то лучше не ходить пока туда. Подождать, к себе, к сердцу прислушаться, оно подскажет. Если душевно готов, только тогда двигайся. А потом ведь есть еще и большая ответственность: ребята впереди ждут от тебя оружия.

Хорошая это штука, ответственность. Слушаю башкирского воина и быстро прихожу к выводу: в будущем к победе нас приведут три условия – современное оружие, любовь к Родине и ответственное отношение каждого солдата к своему делу!

– А почему это ты Дикий?

– Службу в подразделении я начинал простым водителем. Ездил на машине очень быстро. И скорость большая, и страха особого нет. Черт на арбе, одним словом. Ребята стали звать меня диким водителем, так и осталось.

– Жениться-то успел?

– Нет еще. Провожала одна, но не дождалась…

Не знаю даже, что сказать ему, успокаиваю, говорю, мол, молодой, еще встретишь. Главное – возвращайся здоровым. Что поделаешь, это ведь жизнь.

И все же главная опора солдата в тылу – это любимый человек. Об этом нам рассказал уфимский парень Грин. Он – водитель БТР. У него трое детей: двенадцать, девять и пять лет. В октябре он попал под общую мобилизацию. Пока проверяли документы, прошло какое-то время, наступил февраль, выяснилось, что поскольку он отец троих детей, то не должен был быть мобилизован, и его отправили обратно домой. Однако через несколько месяцев он снова прибыл сюда. Заключил контракт.

– В середине февраля мы были на позиции. Пришли и сказали: вы уволены. Я ничего не понимаю: как это так? Пришел в штаб. Они тоже ничего не могут сказать, сами, говорят, изумлены. Настроение упало, не хочется с друзьями, которые уже братьями стали, расставаться, из одного котелка же ели, в холод друг друга спинами согревали. Еще тогда я думал остаться, но не получилось. Не положено. Жене тоже надо как-то объяснить, не скажешь же просто, что я тут остаюсь. Вернулся домой.

Жена, дети, конечно же, обрадовались, что муж и отец вернулся. А потом, когда узнали, что он снова хочет уйти туда… Жена, возможно, сказала, мол, у тебя же трое детей, зачем тебе это нужно? Но воин не может со спокойной душой сидеть дома. Ребят во сне видит, по телефону с ними разговаривает.

– Сели с супругой и стали разговаривать. Я поведал обо всем, что здесь происходит, о своих ребятах, друзьях рассказал. Сказал, что соскучился по ним. Объяснил, что им очень нужна помощь. Разговор, конечно, шел нелегко. Не один день, даже не одну неделю продолжался. Слушали друг друга, взвешивали и только после этого пришли к единому, общему решению. Не было никакого шума, скандала. Я очень благодарен ей. Моя жена – умнейшая женщина. Знаю, ей нелегко. И все же я бы памятник поставил тем женщинам, которые понимают, что душа дома – в матери, а сила страны – в мужчинах.

Взрослые дети понимают, что отец ушел на работу под названием «война». Вместе с матерью периодически смотрят по телевизору, что происходит в этих местах. «Наш папа – герой», – так они с гордостью говорят. Каждый, кто находится здесь, – герой, они правильно думают. Геройство, отцовская доблесть – для детей это пример на всю жизнь, их наследие.

Умение матери спокойно, с достоинством ждать – это тоже большое геройство, хочется мне добавить.

– Что бы вы сказали тем, кто размышляет, сомневается, стоит или нет заключать контракт и приезжать сюда? – И такой вопрос мы задали.

– Слов нет. Приезжать или не приезжать, это все зависит от них самих. Здесь не так уж и страшно, – загадочно улыбается он в ответ. – Заработная плата, то бишь выплаты, приходят в полном объеме и вовремя. Конечно, сам я не слежу. Этим жена занимается, она говорит, что проблем нет, все вовремя приходит. Нет никаких переживаний и в смысле жизненных условий, питания.

Да, для всех, кто служит по контракту, предусмотрены хорошие выплаты. Говорят, что ежемесячные выплаты начинаются с 204 тысяч рублей. Если контракт заключен больше, чем на один год, положена дополнительная единовременная выплата в размере 195 тысяч рублей. Видимо, время такое, не обойтись, наверное, и без материальной заинтересованности деньгами. Ведь, если подумать, защищать страну – это самый тяжкий труд и груз, но это и самый почетный долг. Соответственно, и цена должна быть достойной. Только у ушедших жизней нет оценки, они вечные.

Между тем из соседнего дома вышла пожилая женщина. Своими постоянными вздохами она заложила тревогу и в без того неспокойную душу.

– Снова прилет, там же горит что-то, – имела она в виду тот самый густой дым, который мы видели на дороге.

Поздоровалась, узнав, откуда мы приехали, а услышав, что мы журналисты, разговорилась. Очень хвалила наших воинов:

– За башкирских парней вам большое спасибо, правду говорю. Их родителям, женам-девушкам передаю большой, горячий привет и говорю спасибо. Они – благовоспитанные, очень хорошие люди. Можно только восхищаться ими. Ни одного плохого слова не могу сказать. Отзывчивые, всегда готовы прийти на помощь. Это я только иногда ругаюсь. А они спокойные.

Шаман похлопал ее по спине:

– Тетя Лена с самых первых дней, как мы тут, помогает нам. Свой дом предложила. Постоянно звоним ей по телефону, если нам что-то требуется. Она и мужа своего подключает.

– Нет, нет, не успеваю я, рук на все не хватает, не говорите так.

– А свои дети у вас есть?

– Трое у меня их, родненьких: две дочери и сын. Сын уже большой, взрослый, все время в России был, а когда началась спецоперация, как раз на Украине находился, не успел выйти на эту сторону. Сейчас в Киеве. Это моя самая больная сердечная рана, не знаю, как и когда увидимся. – Мать с тоской посмотрела мне в глаза. – Он там не воюет, ему хочется домой вернуться. Сердцем здесь. Он за Россию! Девять лет провел в России, и надо же, вот так получилось. Очень жаль.

Жаль, конечно, слов нет. Только… Эх, кто же его знает, кто белый, а кто красный, как говорится.

– А про Башкортостан вы когда-нибудь слышали?

– Кто-то сказал, кажется, Цезарь. Он много где побывал, много чего видел, но самое красивое место – это Башкортостан, там райский уголок.

В голове дурацкая мысль: «Откуда знает про Башкортостан живший до нашей эры римский полководец?» Ну и балбес же я. Никак не могу привыкнуть к позывным.

Елене очень хочется увидеть нашу республику. Когда наступит мирная жизнь, она приедет к нам, увидит все своими глазами. А почему, думаете?

– Обязательно приеду. Попробовала ваш мед и… шапку вашу примерила. Мне очень идет, – просияла она лицом.

С недоумением смотрю на командира: что еще за шапка?

– Да это шапка наша башкирская, со свисающим лисьим хвостом сзади, кто-то из наших привез сюда, – объяснил на башкирском языке Шаман.

От души смеемся. Не столько от того, что представили украинскую женщину в башкирской национальной шапке, сколько потому что душа радуется за того парня-орла, который, понимая, что ему придется, как соколу, бросаться в огонь, привез с собой для поднятия духа вот эту самую шапку. Оттого и смеемся, оттого и настроение поднялось.

Когда женщина ушла по своим делам, Шаман продолжил:

– Искренне принимает нас, как своих, на самом деле. И Россию очень любит. А сестра ее ушла к украинцам, велела в дом ее никого не пускать, чтобы, мол, русского духа там не было, а Елена нам его предложила, – показал рукой на тот дом, что напротив дома этой женщины. – Старается никому не показывать, что помогает нам, не хочет, чтобы кто-то знал об этом, боится, что это может навредить ее сыну…

Судьбы, удивительные судьбы. Два родных человека – на одном и другом берегу, а между ними, бурля и пенясь, выливаясь то в любовь, то в ненависть, текут два разных взгляда, две страны.

Певец и Дикий направляются в сторону Луганска. Они должны привезти со склада мины. Дикий привел какие-то цифры, различные названия этих мин, я не разобрался, не запомнил. В каждой сфере свои специалисты. Обнимаемся, но не прощаемся.

Дикий обнял меня и сказал:

– Мы тут по рации на своем родном, башкирском языке переговариваемся. Мишени, цели, цифры координат на передовой линии называем по-башкирски, чтобы враг не понял. Напишите, что вот и для этого тоже нужно знать свой родной язык!

Вот тебе и молчун, Дикий, язви его. С какими мыслями живет!

– Ладно, – говорю я, обнимая его в ответ. – Ты живым возвращайся. Тебе надо еще башкирских джигитов вырастить. Дай Бог снова встретиться на родной земле.

Слезы на глаза навернулись, хотелось заплакать, но нельзя. Я тоже в сражении, на страже своей страны, языка, истории. В этом серьезном, ответственном деле воск не растапливают!

Внезапно взгляд мой упал на ворота рядом с домом Елены. Их будто автоматной очередью прошило, все в дырах. Если внимательно вглядеться, то и проходящие сверху газовые трубы такие же. Оказалось, в подобное состояние их привел упавший здесь в 2014 году снаряд.

Рядом остановилась подъехавшая «Нива».

– О, сват! – на всю округу раздался радостный голос Вадута.

А сват-то у него оказался скромным, стеснительным. Спокойный, сдержанный, не спешит показать окружающим свою радость. Они обнимаются. Улыбка не сходит с их лиц. Нам тоже хорошо.

Удивительны все-таки судьбы людей. Иногда кажется, что они из одних радостных моментов состоят. Подумать только, за тридевять земель, в далеком краю, на охваченной огнем стороне встречаются два близких человека. Ни с того ни с сего. Можно сказать, случайно. Линия фронта очень протяженная, сколько войск и воинов. А ведь бывает, что даже в одном городе, договорившись о дате и времени, по разным причинам не удается встретиться. Один, желая защитить страну, взял в руки оружие, другой, желая прославить сыновей родины, взял в руки перо. Они вступили на один и тот же майдан – общие мысли, общие дела сводят людей.

Оставляем сватов одних, пусть наговорятся, расспросят друг друга о житье-бытье, вспомнят о своих сыновьях-дочерях, внуках и внучках, утолят тоску по родным. Такие моменты случаются нечасто.

– Что заставило тебя приехать сюда, будучи уже дедом-олатаем? – спрошу я у него чуть позже.

И Реша скажет:

– Честь страны должны защищать, хранить крепкие, достаточно повидавшие на своем веку, знающие жизнь мужики, а не зеленые мальчишки. Если уж умирать, то лучше пусть мы умрем, чтобы наши сыновья, наши внуки продолжили наш род. Они – наше будущее.

Сделавшие умный и решительный шаг мужчины вроде Реши, с одной стороны, своей грудью защищают страну, а с другой – своей жизнью сохраняют своих сыновей. Это тоже большой подвиг.

– Я своим сватом горжусь! Замечательный человек, – говорит Вадут.

И он прав. Благородные мужчины прорубают путь к героизму, подвигу, мужеству и отваге силой своей груди, духа, светлым разумом, поэтому остаются незабываемыми.

Завтра Вадут покажет мне в своем телефоне фотографию. На ней стоят улыбающиеся дочь Реши и его сын. Да, сын его только что вернулся со срочной службы на Дальнем Востоке. Живы, здоровы, все счастливы. В ответ он послал им фотографию, где он стоит в обнимку со своим сватом Вадутом.

«Как хорошо, все живы и счастливы», – такой ответ пришел моему другу от сына и невестки.

Шаман повел нас через поселок к другому дому. Всего мы здесь будем в нескольких точках. Между собой они размещены не так далеко. Но встречи с воинами пробуждают в душе столько воспоминаний, впечатлений, что мы даже не заметим, как пролетит время.

Командир и другие остались возле дома с солдатами, я прошел дальше, вглубь двора. Вхожу в пристройку из обычных досок, которая стоит впритык к сенцам дома. Постройка заполнена бронежилетами, одеждой. Выражаясь солдатским языком, это основной шмурдяк – выстиранные, чистые вещи, носки, нижнее белье. Для вернувшихся с передовой грязных, перепачканных кровью солдат приготовлена их выстиранная, чистая одежда. Вернувшиеся живыми облачаются во все чистое. Одежду погибших складывают в сторонку. Здесь, в этой постройке, отдыхают вернувшиеся из боя солдаты, есть и «трехсотые».

Разговорился с пожилым бойцом. Позывной – Гильман. Имя свое пока не называет, испытывает меня. Он из северо-восточного района Башкортостана. Вначале с неохотой включился в беседу, отвечая односложно, а когда я сказал, что из журнала «Агидель», заулыбался.

– Спрошу напрямую: зачем ты здесь в таком возрасте? Сидел бы себе на печи, – говорю со смешком.

– Причины есть, конечно, что уж там. И деньги нужны, и родную страну должны защищать вон от тех фашистов, собак Америки, – с присущей башкирам протяжностью в речи, монотонно начал рассказывать абзый. – Все верно, и детей надо выучить, и хозяйство поправить. Сегодня я – дембель, написал заявление об увольнении. С августа месяца здесь. По ранению дома в отпуске побывал. Семья, дети есть.

– То есть приехал сюда, заботясь о будущем своих детей, чтобы заработать денег и в то же время защитить свою страну. Молодец, так и напишу.

– Правильно, так. Никогда не думал, что в пятьдесят лет с оружием в руках уйду на войну. Только вот зря с работы уволился. Кто же тогда знал, что рабочее место сохраняется, пока ты воюешь. Работал электриком в «Газпромнефти». Хоть и пятьдесят лет, а чувствую себя неплохо. Дай, думаю, в военкомат схожу. Здоровье хорошее, служил. Если есть желание, возьмем, годен, говорят. Хотелось попасть в батальон Шаймуратова. Сначала сказали, что набор закончился. Когда настойчиво попросил, место нашлось. Взял и ушел.

– Когда домой, в обратный путь?

– Завтра, думаю. Вместе с отпускниками.

– Ждешь, наверное, с нетерпением?

– Не совсем так. Вроде и обычное явление. И радости нет. Хотя ждал этого дня. Но сейчас в душе пустота. Друзей тоже не хочется оставлять. И сам все понимаю. Нынче дочка педучилище заканчивает, потом в вуз собирается поступать. Думал, хоть помогу ей, потому и приехал сюда. Вернусь ли сюда снова?.. Твердо сказать пока не могу. Приеду домой, там видно будет.

Таких мужиков, как Грин, Гильман и других, не желающих возвращаться домой, я буду встречать на каждом шагу. Войну мы представляем (по крайней мере, лично я) в первую очередь так: атака, «ура!», геройство, трагедия, несчастье, потери, страшные ситуации. На поверку же оказывается, что и у нее есть своя жизнь, свои радости (как бы странно это ни звучало), свое творчество, свои печали, свой дух. Этим она и дорога, оказывается. Единство, «разделим одно яблоко на пятерых, на сотню, умрем друг за друга», верность Родине, дружба, мужская честь – эти хранящиеся в глубине сердца чувства и понятия делают великими и солдата, и армию. Это я понял твердо.

– А не думал, что умрешь?

В ответ на этот вопрос он только вздыхает.

– Значит, такова твоя доля, судьба, ничего не поделаешь, – только и смог сказать. А потом, немного погодя, добавил: – Все равно смерть не будет напрасной. Сам два раза был ранен. Осколки от снаряда попали в ногу и в грудь. Второе ранение оказалось тяжелее, лечиться пришлось, как они сами говорят, выехав в Россию.

– Были ли случаи, когда на ваших глазах умирали друзья?

– Да, были. Умершие люди мне часто снятся. И отец, и родственники. Меня какая-то сила спасает, святые духи, глядя с того света, видимо, защищают, пусть, мол, придет домой живым и невредимым. К сожалению, среди друзей есть и «двухсотые», и «трехсотые»… – Имеет в виду и убитых, и тяжело раненых. – Были случаи, когда раненых вытаскивал с поля боя. Были и оставшиеся лежать там. Самое тяжелое – раненого или… ну, сам понимаешь… молодого нести на носилках. Иногда думаешь: может, лучше бы сам был на его месте, так было бы правильнее, ему еще жить да жить. Учалинский парень был, пулеметчиком служил. Сбросили на него с коптера гранату. Обе ноги оторвало. Не смогли спасти, у командира на руках умер. Не вспоминать бы о таких моментах. И без того сны тревожат.

– Как начинается день на передовой у обычного рядового?

– Там сна нет. Беспрестанно, и днем и ночью бомбежка. И с той стороны, и с этой. Улучаешь, конечно, минуту, чтобы вздремнуть, когда в окопе лежишь. Может и сверху прилететь, упасть на тебя. Все в руках Всевышнего.

– Убил кого-то из врагов?

– Даже не знаю, как сказать. Стрелял, конечно, прицелившись, в ту сторону. Были в руках и автомат, и гранатомет. Сам я гранатометчик. Война ведь…

Из-за вороха одежды показался еще один. Вздремнул, видать, но то ли от нашего разговора проснулся, а может, лежал, слушал. И сон солдата – часть его службы. Сладкая часть.

Зема он. Из соседнего с Гильманом района. Серьезный парень, во взгляде искры. Есть ведь такие братья, которые с первого взгляда внушают доверие, он как раз из таких. Звание у него старшина, пулеметчик. Сейчас он раненый: осколок мины попал в ногу.

– От колена и выше все ноет, придется, наверное, в Россию выйти, – говорит. – Все у меня есть, и деньги, и работа, – начал он свой рассказ. – Слава богу, две дочки, две звездочки мои бегают. В апреле начали приглашать в военкомат.

В армии Зема служил в войсках ВДВ, артиллерист. Был и командиром. Такие парни, понятно, всегда на особом учете.

– Понимаю, что я там нужен. Второй ребенок еще маленький, пять лет. Думал, не пойду. Когда начали собирать солдат в батальон Шаймуратова, загорелся. Вот уже год как здесь. Питание, условия жизни, атмосфера, окружение – во! Гумконвой здорово работает. Очень довольны.

На передней линии парень бывает часто. Сколько было штурмов, во всех участвовал.

– Что было самым сложным, тяжелым за год службы?

– Терять парней. Давеча Гильман рассказывал про Юныса из деревни Сафарово Учалинского района… – Значит, не спал, тихонько лежал, слушал нас. – Замечательный парень был, храбрый, геройский. Граната упала, обе ноги оторвало, кровь никак не остановить, на глазах… Из той же деревни Сафа агай. Удивительно умный, смышленый, даровитый. Полугодовалый маленький ребенок остался. Из Бурзяна Юлдаш, вместе сидели, обедали, а через час…

У старшины внезапно на глазах появились слезы. Самые тяжелые – это, наверное, падающие на землю слезы солдата. Падая, они превращаются в свинец, в ненависть к врагу. Вытерев рукавом лицо, Зема быстро берет себя в руки.

– Что поделаешь, война без потерь не бывает. Умом понимаешь, но душа не принимает…

Обнявшись, втроем, только для себя, фотографируемся. Дай бог еще и дома, на склоне горы Янгантау, вот так же всем вместе обняться.

Выйдя из пристройки, увидел, как Венер Файзуллин, весело смеясь, болтает с двумя молодыми бойцами. Один из них оказался двоюродным братом корреспондента газеты «Йэшлек» И. Х-ва. Привет ему передает. Второй из города Салавата. Молодой задор фонтаном брызжет из всех троих.

– Что вам нужно, ребята? Говорите, как приедем, все вышлем, – спрашивает Венер.

– Хочется быстрее вернуться и с девушками погулять, – говорит один.

– Нельзя ли там как-то вместе с гумконвоем и девушек отправить? – улыбается другой.

Два поколения, два взгляда! У пожилых – закаленная в жизненных перипетиях мудрость-терпение, а у молодых – безудержная горячность, лихачество, сумасбродство, способные одним взмахом истребить врага.

Через несколько домов приветствуем парней из шестой роты. Их дом тоже не очень высокий, но парни как-то помещаются, на пол постелили матрасы.

Во дворе растет развесистая черешня. Оказывается, у черешни дерево бывает высоким и крупным. Эта удивительная картина сразу бросается в глаза. На веревке, один конец которой привязан к черешне, а другой прикреплен к стене дома, сушится солдатское белье. Вся одежда одного цвета – серого. А на той стороне изгороди, в палисаднике у дома, тоже на веревке висят разноцветные соседские вещи: белое платье в красный цветочек, голубые брюки, синий платок. Вот такой сильный контраст. Военная и гражданская одежда, которые показывают местную обстановку. Две протянутые веревки, два мира.

У стены дома уложены в ряд бронежилеты. Они тоже, как вышедшие из боя солдаты, кажутся уставшими. Спросив разрешения, беру один из них, поднимаю, взвешиваю на руках. По сравнению с нашими эти кажутся меньше и легче.

– Мне, наверное, не подойдет, – говорю.

– А вы попробуйте надеть.

Когда снял тот, что был на мне, едва не упал. Как будто в течение многих часов таскал на себе целый мешок картошки, а потом снял его с плеч и поставил на землю. Так хорошо стало, свободно. Уф, даже мой выпирающий живот за полдня вроде стал меньше. Подуй сейчас сильный ветер, и он, кажется, унесет меня, как пушинку. Но вокруг все тихо, спокойно.

Надеваю солдатский. И в самом деле, этот зеленый броник легче и аккуратнее, хотя оба, конечно, из железа, а не из пуха и пера.

– Эти броники БР 5/6 знаете чем хороши? – спрашивает командир роты Дух.

– По сравнению с моим в этом я чувствую себя более комфортно, – отвечаю.

– Правильно, эти легче, весят примерно десять-двенадцать килограммов, очень удобны при маневрах. Мы испытывали, пули от АК выдерживают. Насквозь не вылетит, конечно, но внутрь зайдет, даже ребро может сломать. А вот от пулеметной пули не спасет. Его преимущество в том, что осколки от снарядов он как бы впитывает в себя. А в жестких железных бронежилетах, наоборот, осколок натыкается, отскакивает, рикошетит. Это опасно, так как отскочивший осколок может задеть твоего товарища рядом либо поранить тебя самого через незащищенное место… – Командир рассказывает увлеченно, со знанием дела. – А те броники, что вы носите, чем хороши? Они закрывают большую часть тела. Поэтому носите, не снимайте с себя.

Беру в руки автомат, чтобы вес его узнать, тяжесть. Согласно правилам, журналистам ни в коем случае нельзя брать в руки оружие. Не говоря уже о том, чтобы куда-то или в кого-то направить его, прицелиться. Мы все пацифисты. И тут же, увидев во мне бравого бойца, Венер включил свой телефон и подбежал ко мне.

– Какие чувства вы испытываете в этой одежде, Мунир агай?

– Чувства сложные, – отвечаю. – Война – это печаль людей, трагедия человечества. Люди сами себе нашли и беду, и наказание. Вес бронежилета, говорят, около двенадцати-восемнадцати килограммов, а в душе, в сознании – тонны печали и тоски, бездонные мысли, размышления.

На самом деле так.

Рядом с собой, куда ни пойду, чувствую прилепившегося парня, его взгляд, как будто он что-то хочет сказать мне. Хотя тут каждый земляк готов поговорить с тобой, открыться. А этот парень, не подходя ко мне, будто прилепился к моей душе.

– На вид ты совсем молодой. Сколько же тебе лет? – спрашиваю, подойдя к нему сам.

И правда, лицо его такое детское, как будто он школьник.

– Двадцать пять. Если побреюсь, совсем как ребенок.

В его улыбке – чистота, непосредственность. Такой искренний взгляд. Это не цвет, не вид, не лицо войны. Его хочется обнять, погладить по спине. Он сам будто нуждается в защите, в охране. Этот его искренний, непосредственный взгляд будет весь день сопровождать меня. И даже когда вернусь на базу, его взгляд будет стоять перед моими глазами. И в тот момент я почувствую, как соскучился по своему сыну. Возвращайся домой живым, мальчик.

В разговоре выяснилось, что его позывной Хакер. Был программистом, потому и взял такое прозвище. Сейчас живет в Уфе, а в свое время закончил в Мелеузе кадетскую гимназию. Мама вырастила его вместе с братишкой одна.

– Как объяснил, что отправляешься в зону специальной операции?

– Матери ничего не стал говорить, сказал, что на работу поехал. Узнала, когда я уже был здесь. Плакала, конечно. «Ты уже вырос, сынок, сам решаешь свою судьбу», – так она сказала.

– А отец?

– Я его с трех лет не видел. Даже не помню.

– От кого защищать Отечество приехал?

– От НАТО. Пусть вон у себя тусуются. Нечего здесь ходить.

– Невеста-то есть?

Из глаз посыпался сноп лучей. Сладкие мысли и мечты, конечно же, радостного человека окрыляют. Не успел Хакер включить телефон, как на его экране тут же появилась фотография улыбающейся девушки.

– Моя любимая, невеста. Обручальные кольца уже купили. Она из Кугарчинского района, из деревни Н. Дождется ли меня? – И в тот же миг на лице его появилась печаль. Эх, милый мой…

– Дождется, конечно, почему так говоришь?

– Уж больно милая, красивая, – посмотрел он на меня своим искренним взглядом.

– Дождется, дождется, любящие умеют ждать, – похлопываю его по плечу, стараясь ободрить, обнадежить, успокоить.

Сейчас думаю, что, может, оттого и прилепился ко мне, что очень хотелось почувствовать отцовское тепло Хакеру. Его чистое, искренне лицо я и сейчас еще вспоминаю. Оно добавляет моей душе какую-то торжественную праздничность.

Солдатам велят собраться в одном месте. Они выстроились в ряд под той самой черешней. Шаман вышел вперед.

– Все мы хорошо знаем Кипиша. Получив тяжелое ранение, лежал в госпитале. Сегодня он проходит реабилитацию в родном городе Октябрьском. За проявленную храбрость и героизм на передовой линии он награждается медалью «За отвагу».

– Ура! Ура! Ура! – Громкая троекратная здравица раздается на всю улицу.

– Эта медаль отправится к нему на родину. Директор информационного центра в Октябрьском Рустам Камалетдинов обещал принародно, в торжественной обстановке вручить ее нашему герою.

Рустам берет медаль и отдает честь:

– Служим России! Непременно вручим и привет от вас передам! – Как всегда, он говорит по-военному коротко и четко.

Вперед вышел Дух:

– Кипиша все уважают, желают, чтобы он скорее поправился. Очень сильный парень, всегда спешит на помощь. Мы его ждем.

Услышать эти слова нам тоже было радостно и приятно.

Кипиш. Не тот ли это раненый повар, о котором говорил Певец? Спросил об этом.

– У нас их двое с таким позывным, – ответил Шаман. – Тот парень, повар, еще молодой, из Татышлов. А тот, что удостоен медали, пожилой, жизнь повидал. Оба геройские, храбрые парни.

Мы обнимаемся с ребятами на прощание. Боец с позывным Сарва крепко пожимает мне руку.

– Приезжайте еще, с вами как будто в родных краях побывал, – говорит.

Рассказал, что я нуримановский зять, перед отъездом только съездил туда, картошку окучил, отчего он еще крепче обнял меня. Через три дня вместе с нами, в нашей машине он поедет домой, в Башкортостан, но пока об этом не знает. Как и мы.

Дошли до очередного дома, где находятся раненые бойцы. Здесь пятая рота. Открыв калитку, сразу же на краю тропинки замечаем лежащее под маскировочными сетями оружие. Рыжеволосый солдат поздоровался с нами объятиями, поднял масксеть и взял в руки один из стволов. (К сожалению, не записал его позывной.) Эдуард принялся снимать с разных позиций, и лежа, и стоя.

Как я понял, лежащее здесь очень ценное оружие (ценное и для настоящей истории, и для сражений) было трофейным.

– Вот это похожая на нашу «Муху» одноразового использования РПГ – реактивная противотанковая граната. Made in НАТО. Ни разу еще не использованная. Даже крышка не открыта. Наши захватили. Теперь, надеюсь, понимаете, против кого мы воюем.

Боец очень живой, юркий, шустрый. Берет вражеское оружие, ставит на плечо и даже прицеливается в сторону. В каждой его позе проглядывает озорство. На любой взятый в руки ствол он смотрит как на игрушку.

– А это вообще музейный экспонат – ДШК, образец крупнокалиберного пулемета. Двенадцать и семь десятых калибра. Какого года выпуска, думаете? Двухтысячных или девяностых? Кто даст больше, то есть старше? Гагарин еще в космос не полетел.

– Значит, шестидесятый год, – говорим.

– Еще старше. Посмотрите вот на этот штамп. Да, да, не упадите – сорок второго года выпуска. Работает так, как будто вчера маслом смазали. Правду говорю.

Не веря своим глазам, мы удивленно поглаживаем штамп.

– А вот это, – открывает еще одно оружие, не беря его в руки, да и невозможно поднять его, очень тяжелое, – вообще «дедушка». ЗРК, прицел от зенитной семидесятишестимиллиметровой пушки. Применялся для сбивания летящих самолетов. В советских фильмах вы их видели. Выпущен перед началом Великой Отечественной войны. Если не верите, посмотрите, тридцать восьмой год. В рабочем состоянии.

Почувствовав себя экскурсантами в музее, мы проходим дальше во двор. Ребят здесь, кажется, еще больше. Многие с ранениями. Например, Француз, когда шел в атаку с группой, попал под бомбежку, получил контузию. Потерял сознание, толком не помнит даже, как его вынесли с поля боя.

– Сейчас, – говорит, – лечусь, уже пошел на поправку.

А по словам Латыша, его подняло и отбросило в сторону взрывной волной. Говорит, что ему предстоит операция на ключицу.

– Денег приехал заработать? – спрашиваю.

– Я в ритуальной службе работал. Многих людей похоронил в Туймазах. Лучше меня никто не знает ценность жизни, тяжесть смерти. Самое трудное – потеря близкого. Много раз видел, как люди рыдают, плачут безутешно. Понимаю их горе и страдание. Когда начал приходить «груз 200», не выдержал, отправился в зону спецоперации. Искренне, от всей души говорю, приехал только потому, что был уверен: здесь моя помощь товарищам понадобится.

Кого только здесь нет, но только здесь он не гробовщик, не копатель могил, а наоборот, тот, кто взял в руки оружие и намерен дать под зад тем, кто пришел копать могилу его стране.

Один парень из Стерлитамака обратился ко мне с просьбой помочь – его сын страдает от аллергии, летом она особенно обостряется то ли от тополиного пуха, то ли еще от чего, а жена, говорит он, не может записаться к аллергологу. Я рассказал об этом Шаману, передал просьбу солдата. Утром следующего дня, когда выдвигались из логистического центра Красного Луча во второй батальон, я напомнил об этой проблеме помощникам Тринадцатого, а они и говорят, что еще вчера этот вопрос решен положительно. Стало быть, система работает. У бойцов не должна болеть голова по поводу мелких бытовых вопросов.

Вошли два парня из медицинского взвода. Их специально пригласил Шаман, чтобы показать работу и в этой сфере деятельности. Мы много знаем о людях этой благородной и милосердной профессии, которые вытаскивают людей из объятий смерти. В годы Великой Отечественной войны военные медики поставили на ноги 17 миллионов (!) раненых и больных.

Хирург. То, что он проворный, быстрый, озорной, видно в каждом его движении. Позывной, который ему в шутку дали друзья еще в Алкино во время подготовки к отправке сюда, сейчас становится его основной работой. Сначала из-за того, что метко стреляет, его определили в снайперы, но потом, так как рука у него легкая, записали в медицинскую роту. В этой области у него нет никакой специальности, прошел лишь курсы обучения оказания первой медицинской помощи. Как он сам говорит, за год службы он наработал такой опыт и практику, что готов поставить на ноги каждого раненого.

– Наша работа – эвакуация раненых, то есть фактически с нулевой точки, иначе говоря, в стороне от места ожесточенного боя принять раненого и доставить его до медицинского учреждения. Так положено, но так не всегда получается. В нашем деле нельзя лежать и ждать, каждая минута, каждая секунда на счету, приходится иногда и в переднюю линию заходить, в самое пекло, оттуда вытаскивать.

– Были, наверное, случаи, когда и на руках у вас умирали?

– На моих глазах умерли парни из нашего города (сам он из города С.), их тела мне самому пришлось сопровождать. Много чего повидал. – Он прикурил сигарету. – Помню, одиннадцатого сентября на двоих парней сверху упал снаряд, прямо туда, в окоп, где они лежали. Пришлось по кусочком собирать бойцов, где голова, где рука…

Я обратил внимание на одно обстоятельство: большинство тяжелых воспоминаний солдат связаны с осенью прошлого года. Выходит, не случайно частичная мобилизация была объявлена именно в то время.

– Врачей учат, инструктируют не жалеть пациентов, пусть даже стонут, не обращать на это внимания. Какие чувства вы испытываете в такие минуты? – Эдуард Кускарбеков, по обыкновению, успевает и вопрос задать, и фотоаппаратом щелкать.

– Правильно, поначалу каждый их стон, любую боль, каждое страдание пропускаешь через свое сердце, вместе с раненым стонешь, страдаешь. Боишься, что умрет. Не хочется причинять ему боль. Сейчас уже все равно, цинизм берет верх, понимаешь, что без этого будет плохо и тебе самому, и ему. Мямлить, сюсюкаться у тебя нет времени. Если не может терпеть и кричит, пусть кричит, твой долг – быстрее перевязать его рану, остановить кровь, сделать обезболивающий укол и как можно скорее вытащить его из опасного места. Теперь уже нет такого, чтобы жалеть, входить в его положение. Это наша работа. Чувства, переживания – это потом, когда вернешься, ляжешь, закроешь глаза…

– На гражданке кем работали?

– Я занимался трейдингом, инвестициями. Экономист. Зарабатывал в два-три раза больше, чем здесь. Приехал сюда для ветеранства. (Как я понял, чтобы стать ветераном, получить такой статус.) Мы с ребятами решили открыть частную военную компанию по охране здоровья, охране строительных объектов. Друзья хотели, чтобы я стал ее директором. Начал ходить, оформлять документы, а мне говорят: ты не участвовал в военных действиях, не можем открыть, не положено. Это поправить можно, сказал я и решил послужить полгода в батальоне Шаймуратова. Заключил контракт всего на полгода, да пока вот затянул, продолжаю. Как тут уедешь, бросив братьев?

В прошлом году третьего октября, когда стояли на позиции в Давыдово-Брудо, в сонную артерию Туза попал длинный осколок. Он прибежал к нам. Вместе с Кахой мы остановили кровь, успели ему помочь. Спасли и проводили. Через три месяца он снова пришел к нам. Хирурги в госпитале не смогли вытащить осколок, он большой, если потрогать руками, то внутри можно его распознать. «Благодари тех полевых хирургов, они тебя с того света вытащили», – сказали ему, высоко оценив нашу работу. «А чего ты сюда пришел?» – спрашиваем у Туза. «Вас, друзей своих, очень хотелось увидеть, останусь, соскучился, как же это так, вы – здесь, а я – там, со спокойной душой…» – говорит нам. А сам и шею-то толком не может повернуть. Говорим ему: «Это место у тебя будет очень сильно болеть, ныть, в холодное время терпеть не сможешь, кровь может испортиться». Еле уговорили, обратно домой отправили. Хоть и говорим, что война, а все равно едины душой мы здесь…

Знахарь в очках профессора напоминает. Говорит, обдумывая каждое слово. Позывной понятен. Закончил медицинское училище, в университете учился некоторое время, но не закончил, работал в другой, денежной сфере. Приехал сюда перед новым годом. Сначала записали во взвод гранатометчиков. Командир взвода «Дон», узнав, что он медик, попросил и взял его к себе. Одним словом, профессия все равно нашла его. По его словам, во взводе тринадцать человек, еще два-три человека требуются.

– Как надо держать себя медикам на поле боя? – такой был первый вопрос ему.

– Нужно быть твердым и хладнокровным. К некоторым непонятливым иногда приходится быть и довольно жестким. Как-то раз одного из парней в живот ранило. Шагать боится. Сколько ни уговариваю, не идет, пришлось стукнуть по шее. У него стресс сразу же пропал. Потом, когда уже выздоровел, очень благодарил. На передней линии часто бываем. Самое тяжелое – ночью, без фонаря, в кромешной темноте вытаскивать с поля боя «двухсотых». Если подольше пролежат, с эстетической точки зрения… сами понимаете, запах и прочее. Ничего не видно, на ощупь находим тела…

Слушая жалостливых сердцем бойцов, восхищаемся и удивляемся, вместе с ними переживаем.

– Не очерствело ли сердце, не превратилось ли в камень? – спрашиваем.

– Боль душевная и потрясение останутся навсегда. А превратиться в камень сердце может и в мирной жизни. Те, кто не горит за свою страну, кто детей своих бросает… Дома меня ждут жена и трое детей. Душа не должна очерстветь. Люблю их, скучаю по ним. Три-четыре месяца жена не говорила детям, что я здесь. Младшие маленькие совсем, восьми и шести лет, когда узнали, долго плакали, рассказала моя любимая. А старшему девятнадцать, уже понимает. Для них я дорог, поэтому не должна душа очерстветь. В сердце навечно огонь любви. И потом, спасая столько жизней, мы ведь и чувство радости испытываем, воздаяние, милость Божью получаем.

– Кого больше? Тех, кто приехал деньги зарабатывать, или патриотов?

– Те, кто думают, что только деньги все решают, очень сильно ошибаются. В жизни есть другие ценности, например, совесть, честь, семейное благополучие, чистая любовь, почитание родителей… В трудные времена именно они выходят на первый план. И все они связаны с крепостью страны, со спокойствием в мире. Остается только пожелать всем быстрее вернуться с победой.

Люди бывают разные. Встречаются среди них и трусы. Ищут разные причины, находят разные якобы хвори-болезни, они к нам иногда обращаются. Однако с большой уверенностью говорю, что настоящих мужиков, настоящих бойцов, себя не жалеющих, готовых братьев по оружию защитить, намного больше. Потому мы и сильны.

Когда уже уходили из пятой роты, один из парней узнал меня, подошел, обнял и сказал:

– Мунир Кунафин агай, вы были в нашей деревне.