Читать онлайн Наследников выбирают

1. Санкт-Петербург, безумные двадцатые

Галя откинулась на спинку кресла и обвела взглядом кабинет. Вот уже полгода как она выцарапала у своего начальника Рыбакова эту прелесть. «Моя прелесть» – иначе и не скажешь. Пусть малюсенькая прелесть, но зато отдельная и с окошком, которое можно открыть и закрыть, когда вздумается, и никто не будет стонать, что ему дует, с кондиционером, который можно включить, когда захочется, и никто не будет гундеть, что ему холодно или жарко, более того, никто не будет взглядом сверлить ей спину или заглядывать в компьютер, дабы проверить, действительно ли она так много работает или просто раскладывает пасьянс «паук четыре масти». И вообще, ну скажите, какой финансовый директор без собственного кабинета? Правильно! Смех на палке это, а не финансовый директор. Ведь что такое финансовый директор? По мнению проверяющих органов, это непременно ходячий «шахер-махер»! Нынче любая оптимизация налогообложения считается преступлением и называется мошенничеством или старинным словом «мухляж», ну, или «шахер-махер». А какой «шахер-махер» может быть в толпе и на виду? «Шахер-махер» ни в коем случае не терпит суеты. Он требует внимательности, сосредоточенности и глубоких размышлений. Кстати, кто не знает, именно пасьянс «паук четыре масти» очень способствует сосредоточенности и размышлениям.

Гале нестерпимо захотелось закинуть ноги на стол, как это делают шерифы в американских фильмах, и не только шерифы. В американских фильмах так делают все крутые начальники. А чем Галя не крутой начальник? У неё, вон, даже отдельный кабинет есть! И костюм на ней подходящий: тёмно-синий в тонюсенькую полоску, и туфли тоже замечательные, с известной знающим людям красной подошвой. За те деньги, которые она потратила на эти туфли, их не грех не то что на стол водрузить, их вообще нужно в сейфе хранить.

Однако закидывать ноги на стол она не стала, вдруг ещё Рыбаков припрётся с какой-нибудь неразрешимой проблемой. Когда у него проблема, да ещё неразрешимая, он обязательно припирается к Гале и начинает пить из неё кровь, восполнять, так сказать, истраченную на проблему эмоциональную и матерную энергию. И если при этом ноги Гали будут на столе, то такое положение вещей может вызвать нежелательный импульс, от которого проблема Рыбакова станет еще мощнее, а у Гали в результате общения с ним просто вовсе не останется никакой крови, в смысле сил. Галя подозревала, что Рыбаков так долго сопротивлялся выделению для неё отдельного кабинета исключительно из-за того, что пить кровь из финансового директора сподручнее на людях. Мол, на миру и смерть красна. За закрытыми дверями кровопийство получалось у него не так результативно, ведь Галя не испытывала никакой неловкости. Это на людях ей было стыдно за начальника, а так, наедине, да ради Бога! У Гали этой столь нужной Рыбакову энергии, пей не хочу, как в новеньком аккумуляторе. Разумеется, до известного предела. Ведь даже новенький аккумулятор необходимо систематически подзаряжать.

Рыбаков по своей природе относился к так называемым лунным вампирам. При любой незадаче он сильно гневался, стучал ногами и кричал матом, то есть вёл себя вроде бы как канонический солнечный вампир, однако кричал он не на кого-то определённого, никого не унижал, не обзывал и не виноватил, он просто бесился в пространство, поэтому быстро сникал и уже потом искал, до кого бы докопаться. В подобном обессиленном состоянии, больше всего он любил, чтобы ему что-нибудь объясняли. Поэтому приходил к Гале, спрашивал её, где деньги, и начинал активно тупить. Целью лунного вампира, кто не знает, является доведение собеседника до белого каления, причём, доведение без шума и пыли, а нежно так, ласково, можно сказать, доверительно. И если у собеседника ноги возлежат на столе, то это означает только одно, что настроение у этого собеседника прекрасное, и довести его до белого каления на раз-два не удастся, даже если попросить его объяснить, почему Земля ни разу не плоская.

Поэтому вместо того, чтобы закинуть ноги на стол, Галя включила пасьянс «паук четыре масти» и стала размышлять вовсе не о природе энергетического вампиризма, с этим она разобралась давным-давно, и даже не об оптимизации налогообложения, так как «шахер-махер» был поставлен у неё на поток и хорошо отлажен. Ведь чем отличается хороший финансовый директор от того, который так себе? У хорошего финансового директора управленческий учёт выстроен и носит регулярный характер, форс-мажоры случаются редко и по вине внешних, независящих от качества финдиректора факторов, соответственно, у такого хорошего работника, каким и считала себя Галя, имеется некоторое количество свободного времени для размышлений о разумном, добром и вечном.

Галя задумалась о первобытном сознании. Вот как так получается, что в двадцать первом веке человек, являющийся плодом длительного эволюционного процесса, может иметь совершенно первобытное сознание? Что интересно, такое сознание не просто случайно обнаруживается у отдельных штучных индивидуумов, оно практически превалирует в массах! Однако массы эти внешне совсем не похожи на неандертальцев, некоторые носители первобытного сознания вполне даже высоколобы и образованы, пишут грамотно. Тогда что же такое это самое первобытное сознание? Казалось бы, это просто первая ступень пирамиды Маслоу. И чего тут думать с умным видом, когда до нас уже всё давно придумано? Как бы не так! До ступеней Маслоу, как и до энергетического вампиризма, первобытному сознанию ещё развиваться и развиваться. Первобытное сознание – это удовлетворение самых примитивных первобытных желаний: пожрать, абы что, и совокупиться, абы с кем. При этом, в отличие от обитателей первой ступени пирамиды Маслоу, первобытных людей даже собственная безопасность совершенно не беспокоит, они и жизнь-то свою не особо ценят, так как не задумываются, а причинно-следственная связь в их мозгу попросту отсутствует. Правда, образованные и высоколобые стараются при этом ещё и обосновать эти свои низменные потребности. Сочиняют некие мифы, живя в которых очень удобно не заморачиваться с моральными ценностями, мол, скрепы у нас такие или ещё чего, короче полная «Гойда». В те времена, когда Галя ещё смотрела телевизор, там этих первобытных регулярно показывали и называли при этом населением, широкими народными массами и общественностью. Массы выступали в футболках с патриотическими надписями и кокошниках, выглядели весьма упитанными и румяными. Эти массы обычно в телевизоре чего-то поддерживали и чему-то радостно рукоплескали, причём, тому, что для их конкретной жизни, если подумать, является вредным, а то и вовсе опасным. Обитатели первой ступени пирамиды Маслоу так себя не ведут. Некоторые шибко интеллигентные люди почему-то считают, что с этими самыми массами надо работать, развивать, просвещать их как-то, объяснять им. Но позвольте, им же ещё в школе вполне доходчиво объясняли, что дважды два непременно четыре, и что такое хорошо. Помните?

Однако эти дрянные драчуны почему-то не просто не покрыты позором и общественным презрением, они представлены из каждого утюга в качестве примера для подражания, им вручают награды и присваивают звания. Получается, первобытных индивидуумов в природе предостаточно, и они очень нравятся друг другу. Ну как всем этим не воспользоваться человеку разумному? Или человеку, который возомнил о себе, что он разумный? Тут, конечно, эти разумные допускают опасную ошибку, забывая народную мудрость, что услужливый дурак опаснее врага.

Галя пришла к выводу, что сам по себе термин «первобытный» как раз и несёт в себе ответ на вопрос, откуда в двадцать первом веке появляются пещерные люди? Всё просто! Это их первое осознанное бытие. До этого воплощения они скакали по веткам, кричали в марте на крышах или из будки лаяли на прохожих. И вот настал срок, их незрелые души переместились в выведенную путём естественного отбора животину, приспособленную для осознанного бытия и называемую человеком. Ведь эволюция, видимо, происходит не только на физическом плане, но и на духовном. К примеру, шибко умная собака, ощущающая в себе потребность поговорить, в следующей жизни может стать человеком с первобытным сознанием, то есть получит своё первое осознанное бытие. А, допустим, какая-нибудь брехливая левретка опять родится собакой. Отсюда вытекает и термин «первородного греха», это когда нормальный человек по молодости поддается гормональным пертурбациям своего организма и связывается с таким вот первобытным индивидуумом, и от этого союза могут появиться другие такие же первобытные создания. То есть грех заключён в распространении и увеличении поголовья этих перворожденных неандертальцев. Ну и сами они, разумеется, совокупляются, ни о чём таком особо не задумываясь. Вот и заполонили весь мир.

В какие сущности в дальнейшем перерождаются шибко умные люди, это уже отдельный вопрос. Некоторые думают, что в ангелов или богов. Но Галя в ангелов не особо верила и предполагала, что, вероятно, в природе существуют ещё непознанные разные штуки, существовать в которых не менее интересно. С другой стороны, совершенству нет предела, и умные люди от жизни к жизни, вероятно, становятся всё умнее и умнее, пока не начинают силой мысли двигать предметы, ну или ещё чего-то такое волшебное проворачивать. В этом и заключена эволюция сознания. Но куда там! Какая эволюция, когда в процесс постоянно вмешиваются бывшие кошки, собаки или дельфины?

В семье Гали за первородный грех отвечала младшая сестра Ленка, вышедшая замуж за первобытного Серого, как он сам себя с гордостью именует. Видимо, имея перед глазами опыт сестры, Галя и вовсе старалась ни в какой такой грех не впадать, вернее в грех-то она впадала с превеликим удовольствием, но от первородного предпочитала держаться подальше, благо средства контрацепции пока не запретили. Со временем, правда, выяснилось, что природа позаботилась и об этом, лишив Галю способности к размножению. Это было не совсем справедливо. Галя совершенно не собиралась отказываться от счастья и радости материнства, просто найти себе достойную пару для размножения далеко не просто. Ну, сами знаете. Это у первобытных и неопытных малолеток чих-пых и готово! Вот, как у Ленки с Серым.

Про Ленкин первородный грех Галя поразмышлять не успела, так как услышала какой-то странный шум, и в её «прелесть» с грохотом ворвался огромный детина в чёрном и в маске. Галя видела таких раньше на демонстрациях, когда люди с какими-никакими мозгами прекрасно осознающие, куда всё движется, и чем сердце успокоится, ещё пытались чего-то демонстрировать всем остальным: первобытным и примкнувшим к ним. Эти вот так называемые «космонавты», один из которых ворвался в её «прелесть», образовались в Питерской природе специально, чтобы разгонять демонстрирующих. С каждым разом их становилось всё больше и больше, так что демонстранты стали теряться на их чёрно-сером фоне. Потом демонстрации прекратились. Видимо, демонстранты всё поуехали или забились по щелям, а вот куда подевались полчища «космонавтов», так похожих на штурмовиков из «Звёздных войн»? Наверное, отправились на защиту того, что им велели защищать, того, которое постоянно почему-то в кольце врагов. Однако, получается, что на защиту выдвинулись не все, вот, к примеру, тот, что влетел в Галин кабинет, никуда не поехал. Или это прямо по её кабинету нынче проходит рубеж обороны от тлетворного и загнивающего? Надо же, а она и не догадывалась.

Разумеется, все эти мысли она обдумывала чуть позже, а когда громила влетел в её «прелесть», она не нашла ничего лучше, чем завизжать. Это мама её научила, мол, если напали, ори громче, вдруг кто поможет. Насчёт помощи Галя сильно сомневалась, но однажды, ещё в те времена, когда парадные не запирались на замки, её на лестничной площадке попытался прихватить какой-то козёл из первобытных. Галя тогда завизжала, как учили, получилось у неё не хуже сирены скорой помощи, и тут же увидела по глазам козла, что он испугался. И не просто испугался, а даже отказался от своих планов и отступил в неизвестном направлении. Козлы предпочитают обделывать пакостные делишки в тишине.

Однако козёл, ворвавшийся в её «прелесть» в личине космонавта, и не подумал отступать, а сам заорал на Галю неразборчиво, Галя заорала в ответ ещё громче и вообще зажмурилась, чтоб не видеть всей этой страсти. Она услышала, как за стенкой в полном составе завопила бухгалтерия, потом визг подхватили отдел продаж и кадры. Знай наших! Главное задать нужный тон беседе. Правда, справедливости ради надо отметить, что программисты Рыбакова не поддержали Галю в таком хорошем деле, ну, так на то они и программисты, у них всё не как у людей. Вполне вероятно, что они даже не заметили, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Сидят в своих наушниках, уткнувшись в мониторы, и строчат, строчат, строчат…

– Галина Анатольевна, прекратите, пожалуйста, истерику! – Галя узнала голос начальника охраны бизнес-центра Рыбакова. Она приоткрыла один глаз и увидела его усищи в дверях кабинета. Знакомые усищи подействовали на неё успокоительно, и она открыла второй глаз. Громила в маске стоял у окна, широко расставив ноги, видимо, так он перекрывал Гале возможные пути отхода. Зря старался, Галя не собиралась сигать в окно со второго этажа. Вот если б пожар…. И то не факт. Стояла бы на подоконнике и вопила. Уж очень хорошо у неё получается именно вопить.

За начальственными охранными усищами маячил дрищеватый кадр с рыбьими глазами, одетый в очень дорогой костюм. Костюм его казался ничем не хуже костюма самой Гали, того самого, тёмно-синего в тоненькую полоску. От вида дрищеватого Гале стало ещё страшнее и, если б начальник охраны не попросил заткнуться, она бы опять начала орать как блаженная. Такие дрищеватые типы в американских фильмах обычно самые изощрённые маньяки.

Кому-то определение «дрищеватый» может показаться несколько вульгарным, но как ещё назвать худющего человека с кожей цвета бледной поганки и прозрачными, практически белесыми глазами? Некоторые могут подумать, что обозначенный человек серьёзно болен, а про больных не принято говорить «дрищеватый», однако те, кто видел настоящих больных смогут отличить их от тех, кто нюхает или употребляет всякую дрянь, и наоборот.

Галя кивнула усищам, как бы соглашаясь заткнуться, и робко поинтересовалась:

– Нас захватили террористы?

– Нет, – пояснили усищи, – у нас проводятся оперативно-следственные мероприятия. Наш адвокат уже к нам выехал. Покажите товарищам всё, что попросят, и выполняйте их указания.

«Щас»! – подумала Галя. Ей почему-то пришло в голову, что именно такие вот внезапные товарищи в масках во главе с дрищеватым маньяком могут потребовать у неё им показать. И это, скорее всего, отнюдь не бюджет движения денежных средств

– Меня сейчас вырвет, – сообщила она усищам и тем, кого начальник охраны дипломатично назвал товарищами. – Нельзя на людей так выпрыгивать!

– Сходите к секретарю, она даст вам корвалола, у неё в аптечке должен быть, – посоветовали усищи. – Девушке ведь можно перемещаться внутри офиса? – поинтересовался он у дрищеватого.

– Нежелательно, – ответил дрищеватый, скептически разглядывая разволновавшуюся девушку. Ну, конечно, чего от маньяка ждать?

– А если девушка откинет копыта? – спросила Галя в несвойственной девушкам манере. – Девушке скоро сорок.

– Ничего. В сорок лет жизнь только начинается, – сострил дрищеватый.

– А в туалет?

– Нежелательно.

– Будем писать в фикус, – сказала Галя, обращаясь к громиле в маске. – Только фикуса у нас нет. Вот ведь беда какая!

Дрищеватый с охранными усами покинули её «прелесть», и Галя уставилась в пасьянс, за пасьянсом ей всегда хорошо думалось, и она успокаивалась, но тут в кабинете появился тип, показавшийся ей близнецом дрищеватого. В отличие от первого дрищеватого, этот был принаряжен не в дорогой костюм, а красовался в рваных джинсах и толстовке, испрещённой иностранными недружественными словами. Вполне вероятно, что вся эта рвань тоже стоила немалых денег, как и костюм главного дрищеватого. Этот дрищ прямо сходу, не говоря ни слова, нырнул к Гале под стол. Галя на всякий случай вскочила и отошла в сторону. Так как её «прелесть» была совершенно не рассчитана на толпы посетителей, то отойти ей пришлось практически вплотную к громиле у окна. Ей он даже показался не таким опасным, как дрищеватые. Громила сурово посмотрел на Галю сквозь прорези в маске такими же белесыми глазами, как у парочки дрищеватых, и та поняла, что с этой стороны сочувствия не дождётся. Может, не так уж и плохо, что у этого Гюльчатая личико полностью закрыто.

Оказалось, дрищеватый в джинсовой рванине полез под стол, чтобы отключить все провода и забрать системный блок Галиного компьютера.

– Э! – только и успела сказать Галя вслед своему пасьянсу «паук четыре масти».

Расстроилась она не так уж и сильно, потому что такой же «паук» имелся у неё на смартфоне. Она полезла в сумку и достала гаджет.

– Не положено! – Громила в маске со скоростью «вжик» выхватил у неё телефон.

Разумеется, Галя от испуга снова взвизгнула.

– Ну что вы опять орёте? – в дверях показался дрищеватый в костюме.

– Я…, он…, – попыталась сформулировать Галя, а громила просто протянул её смартфон дрищеватому.

– Что я, что он? – Дрищеватый взял смартфон, и не глядя сунул его в карман.

– Отдайте, это моё! Вы не имеете права, – возмутилась Галя.

– Да неужели?! Ожидайте тихо. – Дрищеватый исчез.

Галя уселась за стол и с ненавистью посмотрела на громилу. Тот невидящим взглядом разглядывал что-то прямо перед собой. Тогда Галя откинулась на спинку кресла и решительно водрузила ноги на стол. А что?! Ожидать так с комфортом. Ещё бы понять, чего они все тут ждут? Можно было бы, конечно, поразмышлять опять о первобытном сознании и первородном грехе, но без пасьянса размышлять не получалось, и Галя принялась разглядывать потолок. Однако белоснежный потолок в её отдельной «прелести» оказался нестерпимо скучным. Жаль, что она не курит, а то могла бы выпускать дым колечками. Ну, а чем ещё заниматься в отсутствие гаджетов? Она перевела взгляд на громилу и стала представлять, что он будет делать, если вдруг захочет в туалет. Это показалось забавным, и она решила, что подобный персонаж, вероятно, оснащён специальным оборудованием, какой-нибудь трубочкой и контейнером для сбора продуктов жизнедеятельности. Не зря же их называют «космонавтами». Настоящие космонавты наверняка имеют в скафандрах соответствующие приспособления. Следом мысль Гали переключилась на настоящих космонавтов, и она задумалась, как же они отучаются от этих своих приспособ, когда возвращаются на Землю? Вот, к примеру, детей от памперсов очень сложно отучить. Это ей Ленка рассказывала, у неё их трое, так что она эксперт в вопросах материнства и детства, или, как их сейчас называют, «яжемать». От таких мыслей, сами понимаете, Гале и самой захотелось в туалет, но проситься у громилы было страшно, и она решила, что будет терпеть во что бы то ни стало.

Когда в её кабинет, наконец, опять припёрся дрищеватый, она терпела уже из последних сил.

– Давайте-ка, гражданочка, установим вашу личность, документики какие-нибудь у вас имеются? – поинтересовался он, усаживаясь в кресло для посетителей её «прелести».

– Вы у меня уже смартфон отобрали, теперь паспорт требуете, потом банковские карточки отнимете, может, и ключи от квартиры, где деньги лежат, вам тоже отдать? – Галя хоть и хотела в туалет, но дрищеватый её раздражал. Ишь ты, начальник Бэтменов и повелитель Дэдпулов выискался! Ещё б на танке приехал!

– Насчёт квартиры с деньгами можно поподробнее, я запишу адресок. А то вы тут все белые и пушистые, как я погляжу. Паспорт давайте.

– А если у меня его с собой нет? – продолжила вредничать Галя.

– Тогда поедем в отделение, и там до выяснения вашей личности будете куковать.

– А как в отделении мою личность определят? Меня же там никто не знает.

– Вот-вот! Придётся вам с другими неопределёнными… – Дрищеватый сделал вид, что собирается встать.

Галя решила, что адвокат, видимо, ещё не добрался до их бизнес-центра, поэтому хватит кочевряжиться, уж лучше отдать дрищеватому паспорт, чем описаться в отделении среди других неопределенных. В конце концов, у неё из документов ещё права останутся.

– Хорошо, только скажите вашему страшному человеку на меня не прыгать, когда я сумку открою.

Галя достала из сумки паспорт и протянула его дрищеватому, тот быстро сделал скан своим смартфоном, вернул Гале паспорт и сказал:

– Вот и всё, а вы боялись. Свободны, Галина, как вас там, – он заглянул в свой смартфон, – Анатольевна.

– А мой телефон отдайте, пожалуйста! – попросила Галя очень вежливо.

– На выходе из офиса получите, там в мусорке все ваши смартфоны.

Галя встала, взяла сумку и направилась к дверям, дрищеватый тем временем пересел на её место и водрузил ноги на стол.

– А неплохо! – сообщил он то ли ей, то ли истукану у окна.

Галя оглядела свою «прелесть» и не удержалась, чтобы не сказать дрищеватому:

– У вас к подошве что-то прилипло.

Дрищеватый не повёлся.

– Это петрушка из зубов, – сказал он и помахал Гале рукой.

Покинув свою прелесть, Галя вихрем понеслась в туалет, рядом с которым обнаружила в точности такого же громилу, как тот, что остался у окна в её кабинете.

– Мне разрешили, – не останавливаясь, сообщила она громиле.

Слава Богу, в туалете никаких громил не оказалось. Зато снимая нарядные кружевные трусы, Галя вспомнила, что у неё сегодня свидание с Тимофеем, отменить которое не представляется возможным, ввиду отсутствия при ней любимого смартфончика, который, по словам дрищеватого в костюме, валяется неизвестно где одинокий и беззащитный.

Однако дрищеватый не соврал, смартфон её, и правда, обнаружился в урне для бумаг на столе у поста охраны при выходе из офиса. Рядом стоял очередной громила.

– Меня отпустили, – сообщила она ему, но тот никак не отреагировал.

Галя порылась в урне, достала свой смартфон и пулей вылетела из офиса на свободу. На свободе хорошо дышалось выхлопными газами, было тепло и безветренно. К машине она подошла, вернее, доковыляла до своего парковочного места, уже в полном ощущении, что её внутренний новенький аккумулятор полностью разрядился, будто бы она целый день объясняла Рыбакову не только, почему деньги всегда в пути, но и учила его определять длину катета, зная размер другого и длину гипотенузы. Кто забыл, поясню, для этого используется теорема Пифагора, те самые Пифагоровы штаны, которые на все стороны равны. Некоторые думают, что умение решать квадратные уравнения, разбираться в синусах и косинусах, брать интегралы и дифференциалы вряд ли кому пригодятся на практике, в отличие от грамотного использования окончаний «-тся» и «-ться» при написании текстов. А вот и нет! Никогда не знаешь, что тебе вдруг придётся делать в жизни: пирамиды строить или тексты писать. Но это уже другая история.

Не успела Галя плюхнуться на сиденье собственного автомобиля, как тут же рядом нарисовался Тимофей с цветами и пакетами. Он, в свою очередь, тоже с размаху плюхнулся на пассажирское сиденье рядом с Галей, и чмокнул её в щёку.

– Что там у вас за страсти-мордасти? У нас вся клиника к окнам прилипла, включая пациентов. Ставки делали, будут вертолёты или нет. Ты почему трубку не брала? Я же волновался!

Тимофей работал доктором в частной клинике, окнами выходящей в общий двор бизнес-центра, принадлежавшего компании Рыбакова. В одной секции этого бизнес-центра располагался офис самой компании, в том числе Галина «прелесть», другая секция полностью сдавалась в аренду разным фирмам и фирмочкам, в третьей секции располагался коворкинг и кафе, а четвёртую арендовала частная медицинская клиника. Во дворе на общей парковке Галя с Тимофеем в своё время и познакомились.

– Тём, я трубку не брала, потому что телефоны у всех отобрали, а ещё я жутко устала. Может перенесём? – Галя с трудом ворочала языком, ей нестерпимо хотелось свернуться калачиком и заснуть прямо вот тут на месте. Да уж дрищеватые с подкреплением всем вампирам вампиры, не чета Рыбакову.

– Ни в коем случае! Я, что ли, зря мыл шею и полировал инструменты? – возмутился Тёма. – Вон, и цветы купил! Хочешь, сяду за руль?

– Нет!!! – испуганно пискнула Галя.

Машина тоже числилась у неё как «моя прелесть». Эта «прелесть», как и её кабинет, тоже не отличалась большими габаритами, что в городе Санкт-Петербурге битком забитом автомобилями, являлось скорее преимуществом, чем недостатком. Но кто же в здравом уме пустит кого-то за руль своей «прелести»? Пусть даже этот кто-то и водит автомобиль не хуже самой Гали и является для неё самой не совсем посторонним человеком. Тем более, что кредит за «прелесть» ещё окончательно не выплачен, а в полисах Осаго и Каско в перечне лиц, имеющих право управлять этой «прелестью», никакого такого Тимофея Белова не числится. И вообще, если Тимофей как-то испортит её «прелесть», она ему этого точно не простит, и тогда ей придётся с ним расстаться, а этого бы ей никак не хотелось. Тимофей, в отличие от массы других интересантов, встреченных Галей на жизненном пути, остроумен и интересен, и имеет все шансы со временем стать её очередной «прелестью».

– Значит, к тебе, – Тимофей не стал спорить. – Будем тебя лечить. В доктора играть.

– Ты на работе ещё не наигрался? – Галя поняла, что избавиться от Тёмы не удастся, и действительно, он прав, надо ехать к ней, а там уже главное принять горизонтальное положение, и пусть он играет, во что захочет. Она завела двигатель и вырулила с парковки.

– Нет, конечно, не наигрался! Как можно? Игра в доктора – это о-о-о-чень увлекательная игра, но к сожаленью мои пациенты совсем на тебя не похожи. Всё какие-то толстые, неказистые и старые, да к тому же, что самое неприятное, больные.

«Действительно, какие пациенты ещё могут быть у гастроэнтеролога»?! – подумала Галя.

– Представляю, если б все они были молодые, здоровые и прекрасные, – сказала она со вздохом.

– И обязательно женщины, – добавил Тёма, – это очень важный аспект.

– Как тебя только в доктора пустили? – проворчала Галя.

– Я учился долго, а потом опять, и ещё, и снова. Вот! Пока не выучился, – Тимофей развёл руками, – потом тренировался, даже с ножичком. Только представь! Я очень грамотный доктор, – с умным видом доложил он.

– С ножичком тренировался?! И ты хочешь, чтобы я после этого стала с тобой в доктора играть. – Галя возмущённо фыркнула.

– Не хочешь в доктора, можем в шофёра, но ты меня за руль не пускаешь. Придётся в сантехника. В сантехника тоже интересно. У тебя, наверняка, где-нибудь кран капает.

– Ничего у меня нигде не капает!

– Вот мы и проверим.

Когда Галя открыла дверь в собственную квартиру, которая тоже, как вы, наверное, уже догадались, числилась у неё в списке «прелестей», Тимофей сунул ей в руки цветы и пакеты, крякнул, почесал затылок и сказал:

– Здрасьте, хозяйка! Поступил сигнал, что вы заливаете соседей, я должен проверить исправность вашего сантехнического оборудования.

– Ну, заходите, раз такое дело, – обречённо сказала Галя и скинула туфли.

Проверка исправности сантехнического оборудования началась на кухне, потом перетекла в ванную комнату и завершилась в душе. Галя положительно оценила старания сантехника, пришла в себя и даже проголодалась. Следует отметить, что в процессе помощи человеку, пострадавшему от нападения энергетических вампиров, секс играет очень важную роль наряду с крепким сном и усиленным питанием. Тут выяснилось, что у сантехника оказались с собой пельмени, и не простые, а с названием «элитные», которые он предусмотрительно перед проверкой сантехнического оборудования запихал в морозилку.

– Еда, безусловно, не самая полезная, – сообщил он, кидая пельмени в кипящую воду, – но и не самая вредная. Всё зависит от начинки.

– Надеюсь, в «элитные» мышей не подложили, – высказала предположение Галя.

– За эти деньги мыши в пельменях должны быть непременно категории «А»! Ведь эти пельмени не просто «элитные», но и самые дорогие, что были в нашем универсаме. Сестра-хозяйка для меня брала, а она плохого не посоветует.

– Господин сантехник, откуда же у вас в Жилкомсервисе сестра-хозяйка? – поинтересовалась Галя.

– Так я по совместительству пластический хирург. Краны, знаете ли, завинчу, и айда дамочкам бородавки резать, потом на клининге помещений ещё подрабатываю. У некоторых, я вам скажу, после ужина такой свинарник организуется, что приходится уборщика вызывать. И вот он я!

У Тёмы было множество достоинств, но главное, с ним Гале никогда не было скучно.

«Элитные» пельмени, и правда, оказались вкусными, Галя мысленно поблагодарила сестру-хозяйку и переместилась в кровать, так как глаза её слипались. Уборщик ещё некоторое время гремел кастрюлями на кухне, потом переместился следом, и хозяйке пришлось с ним расплатиться уже за произведённую уборку, о чём она ни разу не пожалела и после чего провалилась в крепкий сон. Она не слышала, как уборщик, он же сантехник, он же доктор с ножичком убрался восвояси. Галя терпеть не могла в своей любимой маленькой кроватке чужих рук и ног, локтей и коленей, поэтому её отношения с Тёмой, длившиеся уже больше года, никогда не переходили от свиданий в следующую стадию, а именно, в совместное проживание. А зачем, спрашивается? У Гали своя отдельная «прелесть» со всеми удобствами, у Тёмы своя. Они получают удовольствие от встреч. Ну и к чему это портить?

Проснувшись от привычного звонка будильника, Галя вспомнила вчерашнее происшествие, громил в масках, дрищеватых с белесыми глазами и задумалась, что ей делать дальше. Конечно, если б Тёма вчера её не отвлёк, она наверняка вечером отбивалась бы от звонков испуганных сотрудников, сама волновалась бы от неизвестности и в результате не спала бы всю ночь. Тут она и обнаружила, что на её смартфоне, вчера видимо на автопилоте поставленным ею на подзарядку, полностью выключен звук. Скорее всего это какой-то из дрищеватых вчера такое учинил, чтоб смартфоны в мусорке не трезвонили. Галя увидела непринятые звонки от сотрудниц, но перезванивать не стала. Ну, что она им может сказать, когда сама ничего не знает? Она ж не Рыбаков, это ему наверняка что-то предъявили, когда из-за угла на него выпрыгнули. Генеральный директор, он же собственник, сами понимаете, за всё в ответе. Но и сама она звонить Рыбакову тоже не стала, остереглась. Вдруг что? Вдруг он арестован, сидит в узилище, а какой-нибудь дрищеватый с его айфоном в обнимку ждёт, кто из подельников первым позвонит? С точки зрения любого господина или товарища в погонах финансовый директор вполне себе может подельником оказаться. Они ж думают, что люди собственный бизнес организуют исключительно для того, чтобы денег украсть, причём, что особенно интересно, украсть в первую очередь у самих себя. А как это сделать без помощи грамотного финансового директора? Нет, без финдиректора никак не обойтись, он же лучше всех всё знает про «мухлёж» и «шахер-махер». Главный бухгалтер тоже вполне себе подозрительная специальность, можно сказать, дипломированный подельник!

Галя решила, что поедет на работу как ни в чём не бывало. Так сказать, с чистой совестью и немым вопросом в глазах: «а что случилось-то»?! Разумеется, без системного блока делать ей на работе совершенно нечего. Но этак можно дождаться обыска и непосредственно у себя в отдельной «прелести» со всеми удобствами. Ведь ежу понятно про удалённый доступ, который есть к серверу с базой данных непосредственно с её домашнего ноутбука. Джинсовый дрищеватый, небось, уже обнаружил, что на рабочем компьютере Гали никаких таких паролей и секреток нет, значит, заподозрил, что где-то есть какой-то съемный диск с выходом на подпольный сервер, где все эти подельники и осуществляют свои махинации для покражи собственных средств с целью увода их из-под налогообложения и складирования в тайных квартирах. Не зря костюмированный дрищеватый встрепенулся, когда Галя сказала про ключи от квартиры, где деньги лежат.

Галя стала собираться на работу. Сначала подумала надеть что попроще типа джинсов и толстовки, а потом вспомнила, что финансовый директор без дорогого костюма, это как доктор без стетоскопа, сантехник без вантуза и уборщик без швабры. Вдруг в офисе засада, а она без спецодежды? Такой финдиректор у органов вызовет дополнительные подозрения. Мол, прикидывается рядовой айтишницей, значит, точно врёт!

В офисе никакой засады не оказалось. Рыбаков сидел у себя в кабинете, а вовсе не в узилище. Он совещался с главбухом и охранными усищами. Значит, правильно Галя сделала, что заявилась в офис, а не стала звонить и кудахтать, ах, что случилось, ах, что же делать. Ведь и дураку ясно, что по телефону никто тебе ничего сообщать не будет, сами понимаете, что такое «нетелефонный разговор». Кроме того, начальство должно сплотиться между собой перед лицом трудностей. И если ты начальство, а не офисный планктон, то иди и сплачивайся. Ещё бы понять, что это за трудности, и грозит ли в результате этих трудностей всему сплочённому начальству в полном составе казённый дом? Или просто дело обойдётся бубновыми хлопотами?

– Заходите, – сказал Рыбаков, когда Галя осторожно заглянула к нему в кабинет.

Галя зашла и уселась с умным видом за переговорный стол вместе со всеми.

– Счета арестовали, – сообщила ей главбух. – Я вам звонила.

– Что тут поделаешь? – Галя пожала плечами. – Банки нынче уже не те, особо не поканючишь. У них со всех сторон финмониторинг и валютные комиссары в пыльных шлемах. Тут надо с другого конца заходить, и поскорее.

– Правильно. – Согласно кивнули усищи.

– А чего вменяют-то? – поинтересовалась Галя.

– Так никто пока не понял, – Рыбаков махнул рукой, – адвокат предполагает, что коммерция, тут вопрос в том, сразу заплатить или стоит побороться?

У Гали отлегло от сердца, значит, казённый дом отменяется, впереди исключительно бубновые хлопоты.

– Побороться обязательно надо, если не трепыхаться, они сядут на нас и поедут. А у нас, между прочим, всё чисто, не подкопаешься! – с гордостью сообщила Галя. – На каждый чих бумажка подложена.

– Всё равно им надо сдать чего-то. Это ж как налоговая, у них план, – проворчала главбух.

– Ну, вы сравнили. У налоговой план по штрафам, а у этих план по посадкам, – возразила Галя.

– Типун вам на язык! – Рыбаков испепелил Галю взглядом.

– Согласна, – Галя не стала спорить, – но заметьте, не я чего-то сдать предложила. Тем более, у нас даже административными правонарушениями близко не пахнет. Нечего нам предъявить. Абсолютный насинг! А что говорят наши люди? – поинтересовалась она у усищ, намекая, что регулярный занос в соответствующие органы, этим органам тоже не худо бы иногда отрабатывать.

Разумеется, занос этот оформлялся в виде спонсорской помощи для укрепления безопасности на районе. Уровень, конечно, не тот, что у матёрых правонарушителей, но в соответствии с потребностями. Чего ещё собственно требовать с белых и пушистых?

– Говорят, залётные, московские. – Усищи развели руками.

– Просто так с бухты-барахты залётные не залетают, – справедливо заметила Галя, на что усищи опять согласно кивнули. – Вон, к арендаторам же нашим не пошли. Вы бы, – обратилась она к главбуху, – поинтересовались в налоговой, кому они там данные сливают по предприятиям с большими оборотами?

– Да нашим районным и сливают, – прокомментировали усищи. – Хотя, смотря, наверное, кто спросит, тем и…

– Это вы сейчас оба, – Рыбаков, не дав докончить, указал на Галю и Усищи, – дискредитируете наши доблестные органы.

– И доблестную налоговую инспекцию, – подхватила главбух.

– Ну вот и нашли виноватых! Сдайте нас этим доблестным, и спите спокойно, – проворчала Галя.

– Никого мы сдавать не будем, будем ждать, что нам адвокат доложит. Скажет платить, будем платить. Галина Анатольевна, вы там конверт заготовьте на всякий случай, – скомандовал Рыбаков.

– Вот ещё! – Галя фыркнула. – С арестованными счетами? Пусть счета сначала разблокируют. Так адвокату и скажите, он доведёт до сведения заинтересованных лиц. Иначе, получается, мы сами на себя покажем. Мол, плохо вы, товарищи, искали, раз у этих белых и пушистых никаких конвертов не нашли!

– Это вы сериалов насмотрелись, про разведчиков и подпольщиков. – Ухмыльнулись усищи.

Ещё бы с такими усами не ухмыляться. Галя иногда жалела, что у неё подобных усов нет, а то она бы ухмылялась в них с утра до вечера.

– Я не сериалов насмотрелась, а на прежней своей работе натренировалась, – огрызнулась она и поправила чёлку. У неё, в отличие от абсолютно лысого обладателя усищ, имелась чёлка, чтоб её поправлять. Чёлку ещё можно было заправлять за ухо или накручивать на палец.

Галя работала у Рыбакова уже три года и не уставала радоваться этому факту. Рыбаков и компания по сравнению с прежними её работодателями просто дети малые. Конечно, нельзя сказать, что Галя на радостях среди этих детей груши околачивала. Ведь Рыбакова на самом деле интересовало финансовое планирование, бюджетирование и прочие навыки финансового директора, а не просто связи в банках и умение обналичивать всё подряд. Однако дети малые, бывает, сами не ведают, что творят, и на себя такого наворотить могут, что на ровном месте огребут от злых дядей в полный рост. Особенно если эти дяди голодные. Судя по виду дрищеватых, они особо не голодали, поэтому, возможно, на детей Рыбакова набрели случайно, зацепили широким бреднем. Надо бы контрагентов прошерстить, нет ли новых сомнительных, или кто из старых вдруг связался не с тем, с кем надо. Хорошо, что она в своё время настоятельно рекомендовала Рыбакову и усищам знакомого грамотного адвоката именно для таких случаев, ведь у Рыбакова, кроме трудовых споров, и проблем-то никаких в принципе не было. И денежную заначку на такой вот случай она не зря сформировала. Квартиры, где деньги лежат, разумеется, никакой не было, как и банковской ячейки. Имелся малюсенький кабинетик в другой секции бизнес-центра, числившийся как офис малюсенькой фирмы, никакого отношения к компании Рыбакова не имевшей. В кабинетике под столом имелся сейф, доступ к которому был только у Гали и самого Рыбакова. Рыбакову такая предусмотрительность всегда казалась излишней. Ну вот вам и здравствуйте! Как бы она нынче конверт могла заготовить? Вон, даже дрищеватый признал, что они белые и пушистые. Конечно! В кассе пусто, бухгалтерия вся белая. А с белых и пушистых, какой спрос? Правильно, минимальный. Поэтому не гоже по первому свистку с конвертами кидаться, будто у вас тайные схроны наличкой переполнены. Потужиться для виду надо, пострадать, мол, сейчас с себя последнее продадим, и разумеется, попросить счета разблокировать.

К середине недели счета разблокировали, а уже в пятницу охранные усищи с айтишниками привезли конфискованные системные блоки. Галя, сидя в своей «прелести», тихонечко гордилась собой. Расскажи кому про подобную феноменальную скорость решения вопроса с минимальными затратами, ведь не поверят же! И зря! Главное – правильная постановка задачи и грамотная организация процесса. Что толку, когда исполнители бегут в разные стороны, кто во что горазд, или подпрыгивают на месте с криком «Аларм-аларм»?! У исполнителей в голове как у опытных разведчиков и подпольщиков должна быть правдоподобная легенда, в которую они просто обязаны верить.

Неизвестно, конечно, понимал ли Рыбаков, какая жемчужина восседает у него в офисе в собственной «прелести», не решаясь водрузить ноги на стол? Может, он думал, что всё само собой так прекрасно складывается к его пользе? Однако Галю меньше всего беспокоило, что там думает Рыбаков, главное, чтобы её внушительная зарплата регулярно поступала ей на счёт, да бонусы капали. Поэтому она не удивилась, когда вечером пятницы Рыбаков припёрся к ней в «прелесть» с любимым вопросом, где деньги, и почему обозначенная в отчётах прибыль не возлежит на счёте компании отдельной стопочкой? Галя со вздохом закрыла пасьянс «паук четыре масти», открыла документы и графики, развернула монитор к Рыбакову и принялась терпеливо объяснять разницу между бюджетом доходов и расходов и бюджетом движения денежных средств.

«Ну вот, как и не было ничего», – подумала Галя, вспомнила глаза дрищеватых и поёжилась.

В тот же вечер, приехав домой, в почтовом ящике она обнаружила извещение о заказном письме. Она долго рассматривала извещение, пытаясь определить отправителя, ничего не поняла и выбросила извещение в мусорку. Ещё с прежней работы у неё имелось железное правило: никакие письма, особенно с уведомлением о вручении или с описью вложения, на почте не получать. Чёрт его знает, что там может оказаться в этом письме? Вдруг повестка? Любая повестка, знаете ли, несёт в себе неприятности для получателя. Повесткой вас всегда могут призвать куда-то, куда вам не особо хотелось бы идти, будь то армия или суд.

Когда Галя уже поужинала, помылась и забралась в кровать, ей позвонила Ленка с вопросом, а не забыла ли дорогая сестрица о её дне рождения. Дорогая сестрица в лице Гали вздрогнула, ведь она, действительно, напрочь забыла о том, что Ленке тридцать пять, её первобытный Серый посчитал это за юбилей и по такому поводу организовал вечеринку в ресторане. Ресторан Серый выбрал по его разумению самый шикарный на районе, а именно, кафе «Фиалка», расположенное во дворе свежепостроенного дома, где недавно в большой ипотечной квартире поселилась всё его семейство: сам первобытный Серый, его жена Ленка и трое их детей, именуемых Серым «спиногрызами». Именно в кафе «Фиалка» Галя должна явиться в субботу к пяти часам с подарками, цветами и улыбками.

Новостройка, где Серый с Ленкой свили своё семейное гнездо, находилась у чёрта на рогах с внешней стороны кольцевой автодороги, поэтому Галя решила ехать туда на машине. Ленка, конечно, захочет выпить с дорогой старшей сестрицей, но Галя предполагала, что запросто может обойтись без этого сомнительного удовольствия. Даже если в кафе «Фиалка» и окажется приличное спиртное, то добраться до этого кафе и выбраться из него на такси грозит влететь в копеечку. Общественным транспортом Галя не пользовалась. Не то чтобы брезговала и побаивалась, но, сами понимаете, какой уважающий себя финансовый директор поедет общественным транспортом? Это же несолидно как-то. Вопрос о подарке перед ней не стоял, с того момента, как Ленка вышла замуж за своего первобытного, лучшим подарком для неё стали деньги. Причём, не деньги в конверте, которые запросто могли бы быть реквизированы Серым и потрачены по его собственному первобытному усмотрению, а деньги, переведённые ей на счёт, куда Серый, конечно, мог бы добраться, но это потребовало бы от него некоторого напряжения мозговых извилин и преодоления Ленкиного яростного сопротивления.

Вспомнив о дне рождения Ленки, Галя опять задумалась о первобытном сознании. Что связывает её вроде бы неглупую сестрицу с первобытным Серым? У того, конечно, имеется во лбу обязательное среднее образование, но сомнительно, что оно оставило в его мозгу какой-то отпечаток. У Серого единственно что прекрасно получается, так это считать чужие деньги. О чём они вообще с Ленкой говорят? Или они и не говорят вовсе, а просто деловито размножаются? Или Ленка сама обладает первобытным сознанием? Ведь она в последнее время всё чаще выдаёт нечто, что ставит под сомнение её адекватность. Но, как и откуда первобытное сознание могло у Ленки возникнуть, ведь у них с Галей общие родители? Или Ленка не папина дочка, а плод того самого первородного греха, в который впала их мать с каким-нибудь неандертальцем типа Серого? Нет, такого не может быть, потому что не может быть никогда! Галя с Ленкой, как и положено девочкам, обе очень похожи на своего отца: и лоб одинаково хмурят, и улыбаются так же. Вероятно, Ленкино сознание регулярно угнетается общением с Серым и постоянно включённым телевизором. Ведь, если мозг не тренировать чтением, вычислениями или даже тем же пасьянсом «паук четыре масти», а показывать ему примитивные картинки и лозунги, то вполне возможно, что он постепенно деградирует. Не исключено, конечно, что всё происходящее с сестрой является последствием перенесённого ковида, ведь кроме побочного действия в виде тромбозов эта зараза, как оказалось, сильно повлияла и на мозги населения, вызывая у некоторых индивидуумов раннюю деменцию. Не исключено также, что не все индивидуумы, перенеся ковид, прошли обследование, скорее всего они так и бродят по городам и весям с помрачённым рассудком. И это ещё ничего, если б они не лезли никуда со своим мнением и не провозглашали его из телевизора и с высоких трибун.

С каждым годом Гале всё сложней удавалось найти с сестрой общий язык, и она старалась свести их общение к минимуму, но это было не так-то просто. Ведь Ленка считала себя хранительницей семейных традиций и скрепных ценностей, поэтому регулярно устраивала какие-то семейные мероприятия, посещение которых считалось обязательным для всех, включая родителей, которые почему-то тоже постоянно норовили увильнуть.

Мама очень переживала за своих девочек по двум пунктам: одна из них никак не хотела выходить замуж, а другая, наоборот, слишком рано выскочила туда, да ещё и за неандертальца. Папа хоть и сказал своё любимое, «баба с возу, кобыле легче», но зятя невзлюбил, а младшую дочь прозвал клушей. Разумеется, внуков мама обожала, но ей редко удавалось с ними общаться, так как Серый считал, что родители жены дурно влияют на детей. Ещё бы! Если после посещения бабушки и дедушки тебе ребёнок заявляет, что свинку Пеппу он любит больше Путина. Куда такое годится?! Этак и до дискредитации чего-нибудь святого можно договориться.

Следом за Ленкой Гале позвонил Тёма.

– Женщина, позовите к телефону мою девушку, – решительно потребовал он.

– Девушка внимательно вас слушает, – ответила Галя зевая.

– Вы уверены, что вы именно моя девушка? – ехидно спросил Тимофей.

– А что со мной не так? – поинтересовалась Галя.

– Что не так? Я понимаю, у вас не было на меня времени на неделе, ввиду захвата вас почитателями и последователями Зорро, но выходные-то не спланированы! Что особенно обидно, у меня в субботу как раз нет никаких вечерних приёмов.

Галя представила, как он разводит руками и выпячивает нижнюю губу.

– В субботу семейное мероприятие, у сестры день рождения, так что никак не получится, – пояснила она.

– Ну, разумеется, кто я такой, чтобы знакомить меня с семьёй. Простой доктор такой девушке неровня. Но ты можешь сказать, что я сантехник, чтобы сильно не стесняться.

– Тёма, я не тебя стесняюсь, а своей сестры, вернее её дурацкого мужа, он там распорядитель банкета. Я иду без удовольствия, номер отбывать.

– Попробуй, не ходить. Вдруг получится?

– Это заманчивое предложение, но я никак не могу не пойти, сестра обидится, а родителям без меня там будет очень тяжело. Давай, в воскресенье встречаться, если ты за это время себе не найдёшь другую девушку.

– Найти не проблема, но ты постоянно ставишь какие-то сжатые сроки. Представь, найду, а куда её в воскресенье девать? Нет, это никуда не годится. Хотя у человека же могут быть две девушки?

– У такого человека как ты могут быть даже три девушки.

– Кстати, да! Тут главное не запутаться. Значит, решено, мы с девушками в воскресенье в десять за тобой заедем, у нас пикник будет, на пляж поедем и есть шашлык. Потом, конечно, придётся тебя осмотреть.

– А можно наоборот? Сначала осмотреть, а потом уже шашлык есть?

– Что, осмотр прямо на пляже?!

– Нет. Дома прямо в кровати.

– Так можно остаться без шашлыка, но мы рискнём. В десять я у тебя.

После разговора с Тёмой Галя задумалась, действительно, почему она всё же завтра пойдёт туда, куда ей идти совсем не хочется? И не просто будет изображать там семейную идиллию, но и потратит на эти глупости прекрасный летний выходной день, которых в Питере у работающих людей невероятно мало.

Кто не знает, лето в Питере устроено по странному зловредному принципу. Всю неделю может стоять распрекрасная тёплая и солнечная погода, и даже вода в заливе прогреется до приемлемых для купания значений, однако в выходные непременно случится бац и камни с неба, то есть дождь, ветер и хорошо, если не град. К понедельнику безобразие заканчивается и снова, здорово, жара и благодать. И что интересно, если вам в выходной день вдруг придётся поработать, или вас вынудят заняться чем-то неприятным, то погода назло вам именно в этот день побьёт все рекорды хорошести.

Прежде чем ехать к Ленке, Галя планировала заехать за родителями, но мама сказала, что они доберутся сами, так как отец совершенно не горит желанием задерживаться надолго и выпивать с зятем, а лучшей отмазки, чем пребывание за рулём, не найти. Получается, и родители тоже в некотором роде идут на подвиг и отбывают номер, из-за каких-то сомнительных традиций делая то, что им совершенно делать не хочется. И всё потому что никто не хочет обидеть Ленку. Интересно, почему бы им всем не собраться, договориться и эту дурищу всё-таки обидеть? Это же она вышла замуж за человека, который никому из родных не нравится, вот пусть и наслаждается с ним тет-а-тет. Ну, мама, допустим, ещё жалеет внуков и скучает по ним, но их-то точно на мероприятии не будет. Ленка как раз хвасталась, что их всех удалось сбагрить: старших в лагерь на целый месяц, а младшего в детский санаторий. В связи с этим у Гали возникло опасение, как бы сестра с Серым в отсутствие отпрысков не настрогали себе новых. Галя решила, что, так и быть, в этот раз она поедет, составит компанию родителям, но больше ни-ни. Хватит!

Чтобы проехать в Ленкин микрорайон, Гале пришлось включить навигатор. Она бывала в гостях у сестры несколько раз, но никак не могла запомнить дорогу. После замысловатого съезда с кольцевой навигатор привел её в чистое поле, где в отдалении маячили частные дома, вполне себе респектабельного вида. Дорога, проложенная по полям, никак не тянула на шоссе, скорее всего, ещё недавно она являлась обычной просёлочной грунтовкой. Сейчас её просто-напросто заасфальтировали, даже расширять не стали. Одна узкая полоса в одну сторону, вторая в другую, никаких тебе разделительных линий и обочин.

Галя представила себя на месте владельцев видневшихся домов и содрогнулась. Это же весьма сомнительная радость, когда на твою дачу или загородный дом наступает город. Одно дело, когда сто лет назад на деревенские дома совхозных рабочих наступали советские новостройки, тогда и дома-то эти были похожи на сараи, да и проживание в них без воды и канализации являлось сомнительным удовольствием. Другое дело нынче, когда народ хлебнул уже хорошей жизни, понастроил себе дворцов на свежем воздухе, и нате вам, получите такую напасть, как льготная ипотека. Льготная ипотека подминала под себя без разбору и дворцы с вензелями, и хижины из говна и палок, и бывшие совхозные поля. Новостройки стремительно разрастались вокруг Питера и требовали электроснабжения, отопления, транспортной доступности и мусорных свалок.

Вскоре дорога свернула в сторону самого наступающего города. Дома, похожие как близнецы, но раскрашенные в разные цвета теснились друг к другу и обступили узенькую дорогу со всех сторон. Всё выглядело очень аккуратно, но как-то игрушечно. Галя представила, что здесь будет зимой, когда эти узенькие улочки станут ещё уже от сугробов, ведь никаких обочин и тротуаров по-прежнему не предполагалось. Представила, как эти забитые машинами парковочки между домами завалит снегом, как их невозможно будет расчистить даже средствами малой механизации и дворниками с лопатами. Если, конечно, дворники откуда-то возьмутся в этих дальних далях. Кроме того, внутри свежепостроенных кварталов абсолютно отсутствовали какие бы то ни было зелёные насаждения. Мысленно позлорадствовав, Галя порадовалась, что живёт в старой советской новостройке, где дома ещё строились по нормам советского времени с тем расчётом, чтобы при разрушении от ядерного взрыва они не заваливали обломками улицы, по которым в таком случае свободно могли бы передвигаться танки. Да уж, в Ленкином новомодном микрорайоне никакие танки и без ядерного взрыва не пройдут!

Машину удалось пристроить в непосредственной близости от кафе «Фиалка», которое размещалось на первом этаже разноцветного дома между винным магазином и барбер-шопом. Галя старалась доверять своей удаче и всегда подъезжала непосредственно прямо к пункту назначения, в то время как многие оставляют автомобили на дальних подступах, чтоб не рисковать. Галя рискнула и оказалась права, на забитой битком малюсенькой парковочке, прямо напротив входа в заведение имелось местечко для её движимой «прелести». Она воткнула машину, достала смартфон, перевела на счёт сестры приготовленную сумму и с купленным по дороге букетом наперевес вошла в кафе ровно в семнадцать ноль-ноль по московскому времени. В помещении, как и положено злачному месту, царил полумрак, навстречу Гале с радостным визгом кинулась младшая сестра и измазала ей лицо губной помадой. За столом, составленным из нескольких столиков, развалившись сидели Серый и ещё какой-то тип. Внешне тип чем-то смахивал на Серого, такой же коротко стриженый, практически бритый под ноль, только постарше и ещё более мордатый. Оба даже не подумали встать, когда Галя подошла к столу. Галя ни капли не удивилась, неандертальцы обычно не приветствуют слабый пол вставанием, а считают женщин людьми второго сорта, если вообще считают их за людей.

– Здорово, Галка, садись, этсамое, раз пришла, – милостиво разрешил Серый.

– Вот спасибо, – поблагодарила Галя, – как же мне повезло-то.

Она села на ближайший к ней стул.

– Галь, знакомься, – вступила воспитанная Ленка, представляя мордатого, – это Денис Михалыч, они с Серым вместе работают.

– Знакомлюсь, – Галя кивнула типу, тот сделал ей ручкой, как козырнул.

«Интересно, почему вдруг этот тип у Ленки и Серого по имени-отчеству числится, а не как-нибудь в стиле Серого? Или раз уж он Михалыч, то можно и попросту Потапычем прозвать. А с такой мордой и вовсе зови Мордатычем, не ошибёшься», – подумала Галя и хихикнула.

– Вот, видал, – Серый ткнул мордатого Михалыча локтем в бок, – впервые вижу, как она хихикает, значит, этсамое, ты ей понравился.

– В присутствие человека нельзя говорить о нём в третьем лице с использованием местоимений «он» или «она», – на автомате сообщила Галя неандертальцам. Мама с самого детства всегда ругала их с Ленкой за такое.

– Ишь, ты! Нельзя? А кто запрещает? – Мордатыч сделал бровки домиком и стал похожим на румяного Колобка.

– Правила хорошего тона запрещают, – пояснила Галя.

– Ну, если правила, то штраф тебе, Серый, – Мордатыч заржал.

В кафе нарисовались Ленкины подружки с мужьями, следом пришли родители. Мама расстроилась, что не увидит внуков. Высказала мнение, что лагерь не самое полезное место, особенно для подростков. Их там могут научить нехорошему, например, ругаться матом. Уж лучше бы отправили их к бабушке, то есть к ней, раз родителям так приспичило отдохнуть от деток.

– Дети должны, этсамое, на свежем воздухе в футбол гонять, а не сидеть носом в смартфонах, как они у вас делают, – сообщил тёще Серый.

– Неправда! – возмутилась мама. – Мы с детьми гуляем в Летнем саду, катаемся по Неве на трамвайчиках, в Петропавловку ходим. У жизни в Центре есть масса преимуществ. Ребятам у нас нравится. Мы совмещаем приятное с полезным.

– Вот именно! А я не хочу, чтоб из них, этсамое, задохлые ботаники выросли, – проворчал Серый.

– Во всём должно быть равновесие, – сказала мама. – Тупые футболисты тоже, знаешь ли, ещё та радость.

– Почему ж тупые? Футболисты деньги лопатой гребут, – вставил Мордатыч.

– Не все и не сейчас, – буркнул отец.

– Не все. Это факт! – согласился Серый. – Ну вот вы, этсамое, науку преподаёте, – обратился он к отцу, – и что с того?

– Ничего, – отец развёл руками. – А что надо?

– Много чего надо кроме того, чтоб, этсамое, все книжки в мозгу упомнить. Деньги надо, чтоб на всё-всё хватало. С науки много не заработаешь. Мужик должен семью, этсамое, детей содержать, а ещё уметь гайку привинтить, вот. – От такой несвойственной ему длинной речи Серый аж слегка раскраснелся и употел. То, что он вдруг взялся учить тестя жизни, свидетельствовало о том, что они с Мордатычем уже слегка на кочерге. Или это он в присутствии Мордатыча настолько осмелел?

– Ну, пока никто не жаловался, – удивился отец и пожал плечами. – Мы вроде не бедствуем, детей приличными людьми вырастили, образование им дали, жильём, кстати, обеспечили, если гайку привинтить сам не смогу, вызову специально обученного человека. Каждый должен своим делом заниматься.

– Жильём обеспечить, этсамое, дело хорошее, правильное. Тут уважуха моя вам бесконечная. Но нафига девкам вообще образование? Их задача, этсамое, детей рожать и воспитывать.

– Ну, рожать, допустим, дело нехитрое, – заметил отец, – а вот воспитывать грамотно, тут без образования никак.

– Для этого, этсамое, детсад и школа у нас есть!

– Знаешь, Серый, – вдруг возмутилась именинница, – ты говори да не заговаривайся. Зачем детей тогда рожать, если их чужие люди воспитывать будут?

– Тут ты права! – Серый чмокнул жену в щёку. – Вот мы своих парней, этсамое, воспитываем так, чтоб умели и гайки вертеть, и деньги зарабатывать, и в морду дать, этсамое, если кто полезет. А чего это ваше высшее образование даёт?

– Серёжа, – вступила мама, – так одно же другому совсем не противоречит. Образованный человек тоже может быть физически сильным, иметь ручную умелость и зарабатывать прилично. Ты знаешь, сколько сейчас айтишники зарабатывают? Галь, скажи.

– Много, – сказала Галя. – Гораздо больше, чем сантехники, ну, или кто там ещё гайки вертит.

– Это пока! Погодите, сейчас, этсамое, стране нужны те, кто у станка стоит. Нельзя рабочий класс со счетов сбрасывать.

Серый выглядел вполне убедительно, как с трибуны вещал, Галя даже залюбовалась им, можно было подумать, что он и есть тот самый рабочий класс, синий воротничок, значение которого долго недооценивалось обществом. Казалось, сейчас он засучит рукава, станет к станку и примется вытачивать необходимые народному хозяйству детали. Вот что телевизор с матёрым гаишником может сотворить!

– Ну, вперед. – Отец пожал плечами. – Кто тебе может помешать из собственных детишек работяг воспитать?

– Хозяин, как говорится, барин, – печально согласилась мама. – Давайте, уже за мамочку моих внуков выпьем, за её здоровье.

– Точно! Этсамое, за мать моих спиногрызов, – провозгласил Серый и опрокинул в себя стопку водки. Гости последовали его примеру.

– А ты опять за рулём? – поинтересовалась Ленка, глядя как Галя мусолит стакан с минералкой. – Даже к сестре родной на днюху не могла без своего руля приехать.

– Да в вашу Тьмутаракань без руля не доберёшься.

– Ну, люди-то как-то ездят. – Ленка явно обиделась за Тьмутаракань. И совершенно зря обиделась, ведь Галя выбрала это название, как самое безобидное, потому что в голову ей лезли в основном Зажопинск, Мухосранск и Запупырьевск.

– Как-то ездят, а я как-то не хочу, – сказала она. – Мне на машине спокойней.

– Ой! Серый же машину новую взял, «Танк» называется. – Ленка с восторгом глядела на мужа. – Очень крутая тачка на манер Гелика. Да, ты наверняка видела такие.

– Я в сортах китайского автопрома не разбираюсь, – высокомерно заметила Галя, про себя подумав, что Серому бы надо сначала с ипотекой разобраться, а не машины менять.

– Ой, какие мы важные! – Серый ухмыльнулся. – Слышь, Михалыч, на китайцах она, этсамое, не ездит. Видал?

Мордатыч тут же вступил в дискуссию и рассказал о пользе импортозамещения в целях полной независимости государства, гости при этом почему-то стали обсуждать достоинства китайских автомобилей, но Галя не стала указывать им на нестыковку. А чем, в конце концов, это не импортозамещение? Один импорт заместили другим.

Первыми, выждав для приличия примерно час, со словами «ну, не будем мешать молодёжи веселиться» восвояси отбыли родители. На прощание расцеловали обеих дочерей. Мама сделала Гале глаза, Галя сделала ей глаза в ответ, и выждав ещё полчаса тоже собралась домой. Тут она пожалела, что у неё нет собаки, которую надо выгулять, или детей, которых пора кормить. А что? Прекрасная отмазка. Пришлось сходу наврать, что она страдает куриной слепотой и в сумраке ей будет затруднительно добираться до дома. Хорошо, никому не пришло в голову, что в сезон белых ночей, никакого особого сумрака по вечерам не наблюдается. Вся компания выкатилась из кафе её проводить и посмотреть, на чём же в Тьмутаракань приехала столь высокомерная дамочка.

– А что? Тойота тоже неплохая тачка, – сказал кто-то из гостей, рассматривая Галину «прелесть».

Галя хотела спросить, почему «тоже», но воздержалась. Конечно, её «прелесть» была не просто неплохой тачкой, она была самой лучшей, ведь, как всем известно, Тойота не ломается, но зачем же людей расстраивать. Хвастовство произрастает из гордыни, а гордыня смертный грех.

– По виду совсем новьё, – сказал кто-то другой.

– Гарантийная? – поинтересовался Мордатыч.

Галя кивнула.

– В кредит брала?

Галя опять кивнула и взялась, было, за ручку, чтобы открыть дверь машины.

– Не маловата, ноги-то помещаются? – заботливо спросил Мордатыч.

– Она снаружи кажется маленькой, а внутри вполне просторная, – пояснила Галя.

– А ты ничего такая, – провозгласил Мордатыч и неожиданно ухватил её за попу.

Галя чисто рефлекторно, как ещё в детстве их с Ленкой обучил отец, с разворота вломила этому неандертальцу кулаком, куда попало. Попало в морду, а именно, в нос. Действительно, мимо такой широкой морды не промажешь. Мордатыч взвыл. Правильно, так и должно быть, ведь папа говорил, что нос у человека самое больное место, ну, разумеется, кроме ещё другого, которое даже больней, но бить туда почему-то считается неспортивным. Хотя какое тут может быть спортивно или нет, когда тебя схватили за попу. Что это за спорт такой, за попу хватать? И, если бы это сделал, к примеру, Тимофей, играя в доктора или сантехника, то это было бы совсем другое дело, и то не факт. Тут вопрос во внезапности и рефлексах. Но согласитесь, когда какой-то мордатый тип ни с того ни с сего тянет свои лапищи к вашей попе, это ни в какие ворота не лезет!

– Ты охренела?! – взревел Мордатыч на весь квартал.

Разумеется, он использовал несколько другое слово, но мы не будем уподобляться неандертальцам и повторять его тут, тем более, что вы и сами поняли, как он пополнил словарный запас подростков из близлежащих разноцветных домиков. Куда там детскому лагерю, где дети учатся друг у друга, чему попало.

Следует признаться, что Галя слегка испугалась. Во-первых, она не ожидала такого мощного эффекта, а во-вторых, с неандертальца вполне станется и врезать ей в ответ.

– Извините, – пропищала она на всякий случай.

– Михалыч, а ты сам не охренел?! – в свою очередь вдруг взревел Серый, используя то же самое слово и добавив ещё одно в качестве связующего. – Только познакомился с девкой, этсамое, и сразу за жопу хватать!

Серый, к удивлению Гали, вклинился между ней и Мордатычем, выражая серьёзную готовность защитить сестру своей законной жены от поползновений постороннего самца. Видимо, в сознании неандертальца так и должны поступать настоящие мужчины, пардон, мужики. И это, надо сказать, правильно, тут вы слова против не услышите. Это вам не озабоченность какая-нибудь выраженная, или пальчиком погрозить. Это реально решительный отпор агрессору! Однако у Гали тут же промелькнула в голове возможная сводка с места происшествия, мол, в процессе совместного распития спиртных напитков самцы не поделили и проч. Гости, кстати, тут же благоразумно рассосались, видимо, чтобы не выступать свидетелями. Осталась только бессмысленно кудахчущая Ленка.

– Ай, ой, Серый, Денис Михалыч, прекратите, что же теперь будет, ой, ай, так нельзя, ну вот, как же так, хорошо же сидели, – блеяла она, прижимая руки к груди.

– Да ну вас к бесу! – Оскорблённый в лучших чувствах Мордатыч неожиданно развернулся, покинул место происшествия и удалился в неизвестном направлении.

– Ты, этсамое, в порядке? – заботливо поинтересовался Серый.

Галя кивнула.

– Да заткнись ты уже, – Серый прикрикнул на Ленку, та моментально замолчала и уставилась на мужа круглыми испуганными глазами.

– Лен, не переживай, пожалуйста, праздник удался, – сказала Галя в попытке успокоить сестру. – Какой нормальный праздник без драки?

Ленка осторожно хихикнула.

– Ты, этсамое, родакам только не говори. – попросил Серый. – Папаша ваш и так на меня зуб точит.

– Не буду.

– Ты не думай, Михалыч хороший мужик, ну, этсамое, не умеет с девками. Он мой друг проверенный и, это, начальник, ну, по службе, – пояснил Серый. – Большой начальник, очень.

– То есть ты автомобилистов на дорогах грабишь и этому своему большому начальнику заносишь? – ехидно поинтересовалась Галя.

– Ты, этсамое, неправильно понимаешь патрульную службу, – Серый изобразил оскорблённую невинность.

– Ну, да! А то я вашу патрульную службу в действии не видела!

– Ты, этсамое, вот сейчас замолчи лучше, служба – это служба. Оно святое.

– Ладно, забей. – Галя махнула рукой. Толку ему сейчас объяснять, что хорошо, а что плохо, если ей самой легче денег им в руки сунуть, чем дожидаться, пока они этот штраф тебе оформят. Да и пасутся они сейчас не на мелочёвке типа превышения скорости, с этим и камеры прекрасно справляются, у них охота на двойную сплошную, пьянство за рулём и наркоманию. – Выходит, ты из-за меня готов был старшему по званию навалять?

– А то! Ты ж моя эта, как её? Неважно! Сестра моей жены, этсамое, вот. – При этих словах Серого Ленка приникла к нему со светящимися глазами, он обнял её и выглядел совершенно довольным произведенным эффектом.

– Свояченица, – подсказала ему Ленка.

– Точно! – Серый хлопнул себя по лбу. – Свояченица от слова «своя». А русские, этсамое, своих не бросают! Слыхала? Я, вот что, я ему твой телефон дам, пусть извинится, – обрадовал он Галю.

– Не вздумай! – испуганно вскрикнула она.

– Я как лучше хотел, – Серый почесал бритый затылок, – ведь надо ж, этсамое, с тобой что-то делать.

– Что со мной надо делать? – не поняла Галя.

– Замуж выдавать как-то, раз, этсамое, у тебя самой никак не получается. Кто как не родные тебе помогут? Свои?

– Так ты меня взялся замуж пристроить, ах, ты ж мой золотой. – Галя обняла Серого и чмокнула его в щёку. – Спасибо тебе, но я сама как-нибудь.

– Чего ты сама? Много ты, этсамое, понимаешь! Тебе скоро уже рожать поздно будет, а бабы без детей, этсамое, головой едут. Баба должна рожать – это её назначение. Продлевать, этсамое, род и всё такое. Без этого мы все вымрем как мамонты.

– Согласна, – Галя решила не спорить. Она ж не телевизор, чтоб такого как Серый в чём-то убедить. Да и не рассказывать же ему, что с рожанием у некоторых, похоже, дело совсем тухлое.

Галя одно время подумывала родить ребятёныша, чтоб вот, как Серый говорит, головой не поехать. Тут он прав, материнский инстинкт берёт своё. А куда деваться? Даже если ты совсем не первородный и не первобытный, всё равно в пра-пра-пра-… родне твоего сложноорганизованного носителя были какие-нибудь мартышки. Человек, как и любое существо на планете, нацелен на продолжение рода и, если в детородном периоде самке человека не удаётся эту функцию осуществить, то гормон может ударить ей по башке. Правда, самка самке рознь. Некоторые высокоорганизованные самки плевали на этот гормон с высокой колокольни, никакого предменструального синдрома не испытывают и в климакс по потолку не бегают. Галя подозревала, что это зависит как раз от первобытности персонажа. Если сознание девицы в прежней жизни сидело в кошечке, а потом в человеческую самку вдруг поместилось, то скорее всего девица эта своей голове не хозяйка, впрочем, как и остальным частям тела, и может головой поехать от малейшего отклонения в природной программе.

Гале гормон по башке не врезал, хотя с беременностью у неё ничего не получилось. Врачи причин её бесплодия не обнаружили и развели руками, а Галя плюнула на это дело, решила, что первородный грех ей не грозит и больше не предохранялась. Тем более, что говорят, оно, в смысле непредохранение, для женского организма очень полезно, типа молодит. Докладывать о постигшей её неприятности она никому, включая самых близких, не собиралась. Спрашивается, зачем маму расстраивать? Про Ленку и говорить нечего, раскудахчется и сообщит всем по секрету.

– Но не рожать же от кого попало, – заметила Галя, чтобы отделаться от настырного Серого.

– От кого попало нельзя, факт! Вот, Михалыч, этсамое, совсем не кто попало. Не мужик – мечта! Не женат, при хорошем деле, этсамое, упакован всем бы так, и сам красавчик, ты ж видела, будешь, этсамое, как у Христа за пазухой. Ну, без этих ваших церемоний человек. Мы люди простые, этсамое, этикетам не обучены. Подумаешь, большое дело! И вообще, мой тебе совет, будь, этсамое, проще, и к тебе потянутся люди.

– Ну, пока эти люди почему-то тянутся к моей попе.

– Ну так, этсамое, это ж твоя лучшая часть!

В этот момент Гале показалось, что он готов уже этак по-родственному, по-свойски шлёпнуть её по попе, но воздержался. Правильно сделал, потому что ему бы она закатала в нос с ещё большим удовольствием, чем Мордатычу.

– Серёж, спасибо тебе за заботу, но у меня уже есть парень.

– Где? – Серый демонстративно посмотрел по сторонам и развёл руками.

– На работе, у него вечерняя смена, – соврала Галя. Не рассказывать же, что она стесняется показывать Тимофею своих столь экзотических родственников, которые без церемоний и этикетов.

– Предупреждать надо. Значит, Михалыч, этсамое, пролетает?

– Михалыч в любом случае пролетает!

– Знаешь, Галка, что я тебе скажу, парень, этсамое, ещё никак не жених! Даже близко не жених! Вот замуж позовёт, тогда и будешь, этсамое, от хороших людей нос воротить.

Серый подхватил Ленку за талию и повлёк её обратно в «Фалку». Галя села в машину и на всякий случай заблокировала двери центральным замком. Кто его знает, вдруг этот Мордатыч выскочит откуда-нибудь из кустов и сведёт с ней счеты.

Добравшись до дома, она первым делом позвонила матери и сообщила, что уже у себя. Мама порадовалась и стала делиться впечатлениями от увиденного в кафе «Фиалка».

– Конечно, некоторые могут обвинить меня в снобизме, но общение с глубинным народом требует определённой подготовки и крепких нервов, – сказала она. – Хотя в наше время снобом может считаться каждый, прочитавший что-то кроме сказки про семерых козлят.

Галя не стала спорить, хотя, по её мнению, разговаривать свысока и считаться снобом уже может тот, кто вообще хоть что-то прочитал. Да вот хотя бы и Букварь! Далее они порассуждали с мамой насчёт возможного губительного влияния эпидемии ковида на мозги человечества, ведь не может же быть, чтобы в мире вдруг оказалось столько дураков! Мама предположила, что эпидемия эта непременно рукотворная и целью своей имела именно оглупление населения через раннюю деменцию. А чем иначе объяснить то, что у большинства индивидуумов память как у аквариумной рыбки? Оставалась надежда на новое поколение, не тронутое заболеванием, но надежда эта являлась призрачной, ведь воспитывать это поколение будут всё те же аквариумные рыбки. Тут мама сразу стала жалеть несчастных внуков и недоумевать, в кого Ленка уродилась такой дурищей.

Утром Галя проснулась, когда под одеяло к ней проник Тимофей и стал целовать её спину, ей стало хорошо, она подумала, что, наверное, если б у него были усы и борода как у доктора Айболита, это было бы ещё приятнее, но додумать не успела, так как ей стало совсем-совсем хорошо.

Может быть, это и есть любовь? Однако в кино и романах любовь выглядела совершенно иначе, и это вызывало в Гале некоторую неуверенность и беспокойство. В кино герои постоянно стремились друг к другу, горели страстью, ругались, страдали, мирились и волосы у них красиво так развевались по ветру. Ничего такого в адрес Тимофея она не испытывала. Неизвестно, конечно, как бы она себя повела, если бы с ним вдруг что-то случилось, может, как раз и бегала бы с развевающимися волосами туда-сюда, туда-сюда. Представлять, что бы такое плохое могло с ним случиться, она не хотела, пусть у него всё будет хорошо. Но вот что её беспокоило больше всего, это то, что она не испытывала никакого замирания сердца при виде Тёмы и не мучилась приступами ревности. Галя пребывала в полной уверенности, что Тимофей никуда от неё не денется. Неужели, это от того, что ей наплевать, есть он в её жизни или нет его?

2. Ленинград, застойные восьмидесятые

В отличие от провинциальных косметологов, с которыми Светлана Петровна имела дело раньше, эта её новая косметичка принимала клиентов не дома, а устроилась в парикмахерской при бане. А что? Вполне удобно: и потенциальная клиентура под боком, и клиенты смогут себя в порядок привести после косметологических процедур, укладку сделать, к примеру, или вообще, совместить посещение парикмахера и косметолога. К парикмахерам при бане Светлана Петровна относилась с подозрением, но уж голову-то помыть и волосы высушить они точно сумеют.

Светлана Петровна придирчиво оглядела помещение, ассортимент косметических средств, саму косметичку, её белоснежный халат и осталась довольна. Она забрала волосы под эластичную ленту, улеглась на массажный стол и приготовилась получить порцию удовольствия. Под тихую приятную музыку руки косметолога со знанием дела запорхали над лицом Светланы Петровны, но расслабиться никак не получилось. Мысли постоянно сворачивали в сторону сестры Надежды, которая оказалась совершенно неприспособленной к реальной жизни, однако при этом считала, что живёт правильно и является примером для подражания. Она насаждала эту свою правильность направо и налево, чем вызывала у сестры если не ненависть, то сильное нарастающее с каждым годом раздражение. Вот как так получается, что у одних и тех же родителей на свет появляются совершенно разные дети? Может, это гороскоп виноват, и всё определяют звёзды?

Они с Надеждой родились с интервалом в один год прямо перед началом войны. Надежда была старшей. Отец ушёл на фронт, мама работала на заводе Кулакова, из последних сил ковала победу в тылу, а они с Надеждой лежали и умирали в заводских яслях. Слава Богу, обе они о тех временах не помнили ничего, мама очень не любила на эту тему говорить, и вроде как сама старалась всё позабыть. Как они выжили в блокаду вопрос вопросов, мама предполагала, что только благодаря Богу и крещению. Отец придерживался коммунистических идеалов и при рождении дочерей крестить их не позволил. Однако, когда обе они уже находились при смерти, а отец воевал на Ладоге, мама решила их всё же окрестить. Не хоронить же детей некрещёнными! Она отнесла их по очереди во Владимирский собор, находящийся в непосредственной близости и от завода Кулакова, и от яслей, и от родительского дома на улице Блохина, после чего, по маминым словам, Надежда со Светой помирать передумали. Тем не менее, даже по окончании войны обе не могли ходить, потом уже, ближе к школьному возрасту потихонечку стали передвигаться на своих двоих, да и с зубами вот тоже до сих пор не всё так просто, особенно у Надежды, сказывались последствия цинги. Отец военным водителем дошёл до самого Берлина и вернулся домой с медалями и орденом боевого Красного Знамени, а также с грузовиком трофеев. Вернее, трофеи принадлежали генералу, но часть их, включая хрустальную люстру, трюмо венецианского стекла из красного дерева, картину неизвестного художника и горжетку из чернобурки, перепала водителю грузовика. С тех пор папины трофеи, по мнению Светланы Петровны, оставались практически самыми ценными из тех вещей, что когда-либо были в их семье. Света, в отличие от Надежды, к любым вещам в принципе относилась с пиететом, особенно к красивым. Ведь вещи содержали в себе человеческие мечты, мысли и труд. Не зря говорят, ломать не строить. Сломать вещь легко, большого ума не надо, любой может, а вот сделать что-нибудь ценное и необходимое для жизни не каждому дано.

Послевоенные годы Светлана Петровна помнила плохо, но мамина манера готовить всё на сливочном масле и пихать его во все блюда запомнилась ей навсегда. Они с Надькой как ненасытные птенцы мели всё подряд, и родители из кожи вон лезли, старались, чтобы на столе всё было натуральное и самого лучшего качества. И только сливочное масло! Никакое не крестьянское пониженной жирности, и, Боже упаси, маргарин или комбижир. Мама говорила, что самое лучшее лекарство, это городская булка со сливочным маслом и боем красной икры. После войны в Ленинграде на вес продавали этот бой, который представлял собой икру, протёртую через специальное сито. Ещё мама покупала развесной шоколад, он был твёрдый и ломался с большим трудом. На питание денег в семье не жалели.

Светлана Петровна была признательна родителям, ведь, несмотря на пережитую блокаду, благодаря их генам и стараниям ей достались длинные стройные ноги, большая грудь и броская внешность. Надежда тоже получилась не хуже, но она не придавала значения внешности и считала, что женщину в первую очередь должны украшать мозги. Это она навязчиво и настойчиво провозглашала на каждом углу, чем вызывала у младшей сестры большое сомнение в качестве её собственных умственных способностей. Однако родители с Надеждой в этом вопросе соглашались и требовали от дочерей прилежности в учёбе, а также обязательного получения высшего образования. Поколение родителей, прошедших и переживших войну, хотело видеть своих детей не только сытыми, но и образованными. Тем не менее, важность удачного замужества родители тоже не сбрасывали со счетов и дочерей наряжали, как и положено наряжать девушек на выданье. У мамы была знакомая портниха, которая шила сёстрам модные платья, которых не было ни у кого. Надька, с детства строившая из себя Марию Кюри, в школе училась на отлично и по окончании школы поступила в Политехнический. Светлана Петровна, в свою очередь, к ценности умственных способностей в жизни женщины относилась скептически, считая своим главным капиталом незаурядную внешность. Учёбой она особо не утруждалась, но, чтобы не расстраивать родителей, в институт всё же поступила, правда, в библиотечный, институт Культуры имени Надежды Константиновны Крупской. А чем, спрашивается, так уж плохо быть библиотекарем? Конечно, это не ракеты в космос запускать, зато можно в тепле весь день сидеть и книжки читать, а тебе за это даже платить будут. Мама мечтала, чтобы её дочери не впахивали на заводе, а сидели на работе за столом по возможности в белых халатах, как подобает настоящим учёным. Надька и в институте училась на отлично, а в свободное время всячески повышала свой культурный уровень: бегала по театрам, концертам и выставкам, и настаивала, чтобы младшая сестра тоже приобщалась к прекрасному. Но приобщаться к прекрасному в обществе старшей сестры Светлане Петровне казалось нестерпимо скучно. Надька даже об искусстве говорила как-то занудно, старалась всё по полочкам разложить, как лекцию читала. Для Светланы Петровны же существовало только два критерия: нравится или нет. Остальные рассуждения она считала бесполезными умствованиями на пустом месте. Конечно, в театрах, музеях, а особенно в кино, ей было интересно, но больше всего на свете она любила читать. Ни один фильм или театральная постановка не сможет повторить твои собственные фантазии, которые возникают в голове при прочтении книги. Так что, можно считать, в профессии библиотекаря Светлана Петровна нашла своё призвание. А ещё ей очень нравилось танцевать. Она танцевала хорошо и все смотрели, как здорово у неё это получается, поэтому она любила ходить на танцы. А вот Надька даже на танцы в своём Политехе ни разу не сходила. Она решила, что влюбилась в своего однокурсника, встретив его за соседней партой, ни с кем из родных не посоветовалась, пошла с ним в Загс, расписалась и притащила его в коммунальную квартиру, ту самую на улице Блохина рядом с Владимирским собором, откуда отец уходил на фронт, куда мама принесла их с сестрой из яслей, чтобы похоронить, и где после войны в двух комнатах проживала вся семья. Мол, здрасьте, вот мой муж, он теперь будет жить тут с нами. Ага! Светлане Петровне пришлось переехать в комнату к родителям, ей выгородили место за шкафом, и она не просто затаила обиду на старшую сестру, она, можно сказать, поставила на этой дуре большой и жирный крест. Она решила, что у неё-то, хотя бы назло Надьке, всё обязательно будет иначе: и свадьба будет, и белое платье, и жених с собственной комнатой.

В библиотечном институте Культуры имени Крупской с женихами дело обстояло из рук вон плохо, парни почему-то в библиотекари не стремились, и девушки курсировали по танцам в военных училищах. Военные Светлане Петровне не очень нравились, другое дело моряки. У них и форма красивая, и в жизни сплошная романтика. Даже если не брать в расчёт морские парадные кители, краше которых в мужской одежде нет ничего, разве можно сравнивать дурацкую гимнастёрку с матроской, не менее дурацкие галифе с чёрными брюками клёш или чёрный бушлат с шинелью не пойми какого цвета? Светлана Петровна в своих фантазиях представляла, как она провожает нарядного любимого в поход. «Прощай, любимый город, уходим завтра в море» и вот это всё, включая мелькнувший за кормой знакомый платок голубой. Даже соответствующий платок на этот случай у неё имелся. Любимый в её грёзах, разумеется, числился капитаном, поэтому они с институтской подружкой Алевтиной ходили исключительно на танцы в училище имени Макарова, называемое в народе Макаровка, в училище имени Фрунзе или в училище имени Ленинского Комсомола. По окончании первого потенциальный жених со временем мог стать капитаном торгового флота, по окончании второго капитаном какого-нибудь эсминца, по окончании третьего капитаном подводной лодки. Кстати, билеты на танцы в эти училища пользовались среди девушек повышенным спросом, видимо, моряки нравились всем. К тому моменту, когда старшая сестра приволокла в дом своего несравненного Виктора, Светлана Петровна металась между двумя ухажерами. И если б не эта дура Надька, она бы, конечно, выбрала Всеволода, курсанта с судоводительского факультета Макаровки, а значит, в будущем капитана. Он был всем хорош: и ростом, и внешностью, и чувством юмора, и умением играть на саксофоне, и перспективами. Однако у него имелся один существенный недостаток: он оказался родом откуда-то из Сибири. Светлана Петровна практически в него уже влюбилась, особенно после того как он сыграл ей на саксофоне что-то такое про караван, но привести мужа к себе за шкаф в родительскую комнату совесть ей не позволила. Пришлось уступить этого красавчика Алевтине и повнимательней приглядеться ко второму потенциальному жениху, будущему капитану подводной лодки. Он был не так хорош собой, на саксофоне не играл, но перспективы у него просматривались более серьёзные. Этот кандидат в мужья являлся сыном адмирала, следовательно, со временем и сам мог стать адмиралом. Более того, адмиральская семья проживала не за Полярным кругом, а в отдельной квартире на Васильевском острове. Отдельная квартира по тем временам являлась делом совершенно немыслимым.

Будущий подводник пригласил её к себе на день рождения, и Светлана Петровна отправилась туда при полном параде в уверенности, что этот товарищ нынче же познакомит её с родителями и сделает ей предложение. Но человек предполагает, как известно, а располагает кто-то совершенно другой, возможно, именно тот, кто спасает от голодной смерти в блокаду. На дне рождения потенциального жениха она встретила прекрасного незнакомца по имени Игорь, и ей всё-всё сразу стало ясно, несмотря на то, что он оказался никакой не моряк, более того, родом был не из Ленинграда, а учился и вовсе в Москве в высшем пограничном командном училище, вернее не просто учился, а повышал там свою квалификацию. Приехал человек на пару дней в Ленинград к единственным, оставшимся в живых после войны, дальним родственникам, а тут, здрасьте вам, нарядная Светлана в шпильках, платье с декольте и юбкой бочонком. Он был всего на пять лет старше Светланы Петровны, но показался ей очень взрослым и невероятно умным. Как она позже узнала, её муж всегда отличался тем, что знал, чего хотел, и был уверен в своих поступках, более того все окружающие безоговорочно принимали его мнение как единственно верное, а его решительные действия считали разумными и правильными. Так и на том дне рождении все, включая Светлану Петровну и её потенциального жениха, сразу поняли, что принадлежит она этому Игорю вся без остатка, и будут они жить вместе долго и счастливо, и, возможно, даже умрут в один день.

Он пошёл её провожать до дома, по дороге они целовались, и Светлане Петровне казалось, что они давным-давно знают друг друга и вот, наконец-то, встретились после долгой разлуки. Проводив её до дверей, он отправился на вокзал и уехал в Москву, но Светлана Петровна уже твёрдо знала, что он от неё никуда не денется, потому что он тоже весь полностью её собственный, причём, на веки вечные. На следующих выходных он приехал из Москвы и прямо с вокзала заявился к ней домой с букетом для мамы, чтобы, как положено, просить у отца её руки. Светлану Петровну он даже не посчитал нужным спросить, согласна ли она. Это и так было ясно и ей, и ему, и маме с папой, и даже Надькиному Виктору. Надька, глядя на всю эту церемонию, только фыркнула, мол, устроили тут киностудию «Мосфильм».

«Мосфильм» не «Мосфильм», а Светлана Петровна молниеносно собрала чемодан, чтобы успеть на поезд, на который у него заранее были куплены два билета. Расписались они уже в Москве, и первую их ночь в офицерском общежитии, которая и стала брачной, Светлана Петровна запомнила на всю жизнь. Всё переплелось так, что стало непонятно, где чьи руки и ноги, ей казалось они прорастают друг в друге, слипаются как-то, что ли, чтобы потом уже никогда не расставаться. Даже кровать под ними пела, как бы сообщая городу и миру, что тут совершается нечто волшебное, такое, про что люди говорят, так не бывает.

Потом были общежития, гарнизоны, военные городки, провинциальные приграничные города, казённые квартиры, сослуживцы и их жёны, глупые и не очень, стервы и клуши, разные. Подруг среди них не случилось. Да и зачем ей подруги, если у неё был Игорь, которого она с самой первой встречи называла «мой генерал». Она не сомневалась, что её муж станет генералом, и не рано или поздно, а очень скоро, и изо всех сил старалась, чтобы её генерал в бытовом плане ни в чём не нуждался. Разумеется, насколько это было возможно в провинции в советское время. Светлана Петровна умела нравиться людям и везде выстраивала нужные связи. Ведь имея связи и деньги, можно весьма неплохо устроиться даже в каком-нибудь глухом захолустье. Будут деньги, будет знакомый мясник, стоматолог, парикмахер, товаровед, портниха, спекулянт и фарцовщик. Денег в семье всегда было достаточно, единственное чего не хватало, так это детей. В первую беременность на десятой неделе Светлана Петровна по дороге с работы из библиотеки поскользнулась и со всего размаха грохнулась на обледенелую дорожку, через три дня у неё начался выкидыш, и советская самая лучшая в мире медицина в лице захолустной больницы с задачей сохранения не справилась. Возможно, случись такое в Москве или в Ленинграде, ребенка удалось бы спасти, но не факт. С тех пор на десятой неделе организм Светланы Петровны регулярно отторгал зародыша. Врачи поставили диагноз «привычный выкидыш» и развели руками. Ни грязи, ни воды, никакие санатории и лекарства не помогли. Светлана Петровна уже всерьёз раздумывала, не взять ли ребёнка из детдома, но муж категорически возражал.

– Небось не военное время, – сказал он. – Кто сейчас своих детей в детдом сдаёт? Только придурки! Зачем нам ребёнок с генами придурков? Гены, так или иначе, в человеке обязательно проявляются.

Светлана Петровна не стала спорить, да и невозможно это было, спорить с её генералом. С ним никто не спорил, все стразу строились и маршировали в требуемом направлении.

Надька же вскоре после замужества родила девочку Люсю и повесила заботы о ней на родителей. Ей же самой, фу-ты, ну-ты, диссертацию надо защищать, и мужу диссертация тоже нужна до потери пульса. Конечно, при такой учёной жене, как мужу без диссертации?! Светлана Петровна прозвала сестру с мужем «академиками» и не раз предлагала им забрать ребёнка к себе, но где там. Как говорится, сам не ам и другим не дам. Племянница Люсенька так и росла у бабушки с дедушкой за шкафом на месте Светланы Петровны, пока эти «академики» не вступили в кооператив. Вернее, пока родители не устроили им этот кооператив через всё тот же завод Кулакова, а отец не продал свою «Победу» для того, чтобы оплатить им первый взнос. Однако, видимо, в силу большого ума и сильной учёности эти «академики» ухитрились при этом профукать свою комнату, ту самую бывшую комнату сестёр Нади и Светы, куда Надька привела себе мужа. Самое справедливое в мире государство забрало комнатку себе и не поморщилось. Тут же туда въехали какие-то люди, называемые в народе «лимитой». Они выписали к себе из провинции ещё кучу родственников, тем самым резко увеличив поголовье жильцов родительской коммуналки, и принесли с собой незнакомые доселе этим жильцам проблемы вроде неумения пользоваться унитазом. После этого Светлана Петровна постаралась вправить Надьке мозги, чтоб та не разбрасывалась родительским имуществом, и убедила её хотя бы прописать Люсеньку в родительскую комнату, чтоб в будущем не профукать и её. Ну, кто-то же должен в семье по-настоящему соображать. Так что, когда родители один за другим ушли туда, откуда не возвращаются, за племянницей осталась комната.

Всеми этими важными делами Светлана Петровна занималась издалека, изредка приезжая в родной город для осуществления руководства на месте. И вот, наконец, Игорь добился своего, более того, возглавил самый престижный округ. Они вернулись в родной город уже навсегда. Дальше только отставка и персональная пенсия. По приезду в Ленинград супруг неожиданно предложил ей оставить работу и стать домохозяйкой, как все генеральские жёны. Однако, несмотря на проблемы, связанные с переездом и обустройством в родном городе, которые занимали практически всё её свободное время, Светлана Петровна пришла к выводу, что без работы она попросту сойдёт с ума. И если некоторым генералам нравятся сумасшедшие жёны, то это их личное дело, поэтому голову её ко всему прочему ещё занимал и поиск подходящей её статусу вакансии. Ведь генеральская жена должна иметь соответствующую должность, работать, уж если не заведующей библиотекой, так хотя бы её заместителем. Как назло, все библиотеки города оказались укомплектованы заведующими. Надо же! И кто бы мог подумать? Но ничего, обладая нужными связями, можно и новую библиотеку организовать, и стать там заведующей. Кстати, как там обстоят дела с библиотеками в воинских частях округа?

– Боже мой, Светлана Петровна, ну нельзя же так! У вас меж бровей борозды, будто вы руководите министерством. Расслабьтесь немедленно. – Косметолог отвлекла от дурацких мыслей, она нежно массировала лоб клиентки, пытаясь разгладить то, что разглаживанию не подлежит.

– Я не министерством руковожу, а целым генералом, – пояснила Светлана Петровна, – это гораздо труднее.

Косметолог тяжело вздохнула и продолжила свою работу. Эта женщина Светлане Петровне понравилась, старательная и берёт нормально, не то что московские, и материалы у неё хорошие, качественные. Косметолога ей порекомендовала бывшая однокурсница, та самая Алевтина, с которой они бегали по танцам и которой достался будущий судоводитель из Макаровки. Нынче он вовсю капитанил «по морям по волнам», и чувствовалось, что его жена привыкла к хорошему не меньше самой Светланы Петровны. Её связям можно было доверять полностью. Ничего, ещё немного и Светлана Петровна сама обрастёт нужными людьми. Она умеет это делать.

– Говорят, на Западе придумали в лицо делать уколы какого-то яда, – сообщила, косметолог. – Он парализует мышцы, и мимические морщины исчезают сами собой.