Читать онлайн Командная игра

© С. Рэйн, Д. Маш., 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Плейлист

Основной трек: WALK THE MOON – One Foot

1. Biffy Clyro «Biblical»

2. Brenda Lee «Rocking Around The Christmas Tree»

3. Zayde Wølf «Born Ready»

4. The Script «Hall of Fame» (ft. will.i.am)

5. Lewis Capaldi «Someone You Loved»

6. Pia Mia «Bitter Love»

7. Ne-Yo «Carol Of The Bells» (feat. Candice Boyd)

8. Magic Whatever feat. The Score «Speak of the Devil» (feat. The Score)

9. Jonas Brothers «Sucker»

10. Nicole Cross «Get Lucky»

11. Foo Fighters «Learn to Fly»

12. Future Royalty «Going for Greatness»

13. Audiogroove «Hall of Fame»

14. Prairie Grass «Broken Like Me»

15. Barns Courtney «Champion»

16. Gabrielle Aplin «Nothing Really Matters»

17. 5 Seconds of Summer «She Looks So Perfect»

18. Violet Days «All I Know»

19. Stuart Hart & Trevor Simpson & Nineoneone «What We’re Looking For»

20. Bryce Savage «Good Times»

21. Janine «Last Christmas»

22. Stereo Dub feat. Karen Souza «Safe and Sound»

23. OneRepublic «Rescue Me»

24. City Wolf & Tone Assassins «I Run This Jungle»

25. Elvis Drew «Make Me Feel»

26. Stephen Sanchez «High»

27. Arctic Monkeys «I Wanna Be Yours»

28. Sabrina Carpenter «Juno»

29. Victoria Monét «F.U.C.K.»

30. David Kushner «Darkerside»

«Денверские Дьяволы»

Текущий состав[1]:

Центральный нападающий – Рид Харди (#7), Хард, Гора Харди

Левый крайний нападающий – Коннор МакБрайд (#21), Несси

Правый крайний нападающий – Майкл Бойер (#83), Флэш

Защитник – Мейсон Кэмпбелл (#14), Носорог

Защитник – Эд Келли (#28), Капитан Кэнак

Защитник – Максим Громов (#66), Русский Бес

Стартовый вратарь – Никита Медведев (#30), Гризли

Запасной вратарь – Джек Ландри (#5), Пакман

Главный тренер – Роквел Гейт

Глава 1

Рид

Никто не верит в гороскопы до первого Скорпиона в своей жизни.

Народная мудрость

– Ненавижу гребаный хоккей.

Барменша по имени Шайла смерила меня скептическим взглядом и шумно лопнула пузырь из жвачки. Она прекрасно знала, что это грандиозная ложь. Любовь к хоккею была туго вплетена в мою ДНК, и смириться с тем, что в скором времени мне придется покинуть «Денверских Дьяволов» – клуб, в составе которого десять лет назад я блистательно дебютировал в НХЛ, было равносильно смерти. Но команде не нужен нападающий, который перестал забивать. Сегодня руководство клуба достаточно ясно дало мне это понять, сообщив, что если в ближайшее время я не вернусь в прежнюю форму, то в начале января генеральный менеджер «Дьяволов» направит письма во все клубы НХЛ с информацией о том, что я доступен для обмена.

Пока я бесстыдно пялился на соски Шайлы, проступающие под черной водолазкой, официантка поставила передо мной очередной стакан, до половины наполненный виски, и посмотрела на наручные часы.

– Мы скоро закрываемся, – снисходительным тоном произнесла она с южным акцентом.

Шайла знала, что мои дела идут неважно. Небольшая, криво подвешенная плазма над барной стойкой настроена на спортивный канал.

– Не лги мне. – Я сделал небольшой глоток, прогревая вонючим пойлом потрепанные нервы, а потом залпом допил остаток.

– Собираешься завтра играть с похмелья?

– И не лезь не в свои дела. – Я постучал пальцем по краю пустого стакана. – Работай.

Шай гневно сверкнула карими глазами, словно говоря: «Ну и мудак же ты, Харди», и нехотя налила мне виски еще на два пальца.

С Шайлой мы познакомились два года назад, когда мой лучший друг и товарищ по команде Макс «Русский Бес» Громов впервые притащил меня в эту богом забытую дыру под названием «Страйк», расположенную в южном пригороде Денвера. Бар мне сразу понравился. Он напоминал нашу домашнюю раздевалку: такой же низкий потолок, тяжелый запах пота и приглушенные мужские разговоры, разбавленные песнями Alice in Chains, Pearl Jam и Foo Fighters. В «Страйке» запрещалось щелкать фотокамерами и приставать к другим посетителям, что делало эту семидолларовую забегаловку воистину райским местечком, даже несмотря на разбавленную мочу росомахи, которую здесь выдавали за выпивку.

Опершись локтем о стойку, я еще раз оглядел заполненный бар. Большинство посетителей обсуждали аномальную снежную бурю, которую обещали все прогнозы. Чертова погода буквально сходила с ума. Была только середина ноября, но зима уже обнажила перед Колорадо свои белоснежные клыки. За прошлые сутки землю Денвера и его окрестности покрыл десятидюймовый слой снега. Дороги обледенели, небо затянуло плотными облаками, а со снежных вершин гор, подобно ударам кувалды, обрушивались пронизывающие до костей ветра.

С тех пор как я вернулся из Лос-Анджелеса, в котором прожил бо́льшую часть жизни, шла уже десятая зима в Денвере. Погода зимой различала эти два штата так, словно они были радиостанциями с разным музыкальным форматом. В то время как на калифорнийской волне играл серф-рок, сопровождаемый перестукиванием капель дождя по козырьку надвинутой на глаза бейсболки, на станции Колорадо звучали традиционные рождественские песни под аккомпанемент веселого звона бубенцов, в которые суровый денверский мороз превращал твои яйца.

Пока я размышлял о своем стремительно разваливающемся будущем, раздалось бренчание дверного колокольчика и из распахнутой входной двери потянуло ледяным сквозняком.

– Какого дьявола он забыл в этом гадюшнике? – послышался знакомый голос с шотландским акцентом. – На дне мусоровоза пахнет лучше.

– Отряд плохишей в полном составе, – недовольно проворчала Шайла, протирая стакан оранжевой тряпкой. – Или, правильнее сказать, три смертных греха: похоть, уныние и гордыня.

Я обернулся и заметил Громова и Коннора МакБрайда. Они подошли к барной стойке и заняли места по обе стороны от меня.

– Не ожидала тебя снова здесь увидеть, – обратилась барменша к Максу. – Разве после той драки с байкерами, которая создала бару кучу проблем, ты не должен был навсегда забыть сюда дорогу?

– Не будь такой злопамятной, куколка. – Бес взял стакан, стоящий передо мной, понюхал его содержимое и поморщился. – Кто-то же должен надеть супергеройский плащ и доставить этого пьянчужку домой. Кстати, во сколько ты сегодня заканчиваешь?

– Шай все еще не свободна, дружище, – произнес я слегка заплетающимся языком.

– Отстой, – трагично вздохнул Громов, запуская унизанные серебряными перстнями пальцы в свои растрепанные темно-русые волосы.

Шайла достала из пластикового диспенсера две салфетки, положила их на стойку и вопросительно посмотрела на Коннора, который брезгливо стряхивал с рукава своего новенького шерстяного пальто от Армани несуществующие пылинки.

– Что будете пить?

Кей поднял голову, и его колючие карие глаза насмешливо блеснули.

– Бокал «Шато Петрюс», пожалуйста.

– О, одну минуточку, мистер МакБрайд. – Шайла нырнула к нижнему шкафу, оттуда послышался короткий звон стекла, после чего девушка резко выпрямилась и стукнула по стойке кулаком, из которого торчал средний палец. – С вас десять тысяч долларов.

Строго высеченное лицо Коннора с короткой аккуратной щетиной и острыми, как лезвия коньков, скулами сохранило абсолютную невозмутимость. Он поднял правую руку ладонью вверх и левой смахнул с нее воображаемые купюры.

– Сдачи не надо.

– С тобой приятно иметь дело.

– Чего не скажешь о тебе.

– Ву-ху-у… – присвистнул Макс. – Становится жарковато, а? Наверное, нам пора выдвигаться. Но прежде чем мы уйдем, ответь вот на какой вопрос, лапуля: кто из нас троих настоящий красавчик?

Мы с Коннором переглянулись, а затем как по команде возвели глаза к потолку.

– Она замужем, недоумок, – пропел я, неуклюже поднимаясь с барного стула.

– Значит, объективна.

– Окей. Рид, – быстро ответила Шайла, словно хотела поскорее от нас избавиться.

Я подмигнул ей.

– Это еще почему? – возмутился Бес.

– Потому что, в отличие от тебя, он не выглядит как мое похмельное утро, – с усмешкой сказала Шайла, затем перевела взгляд на Коннора и добавила: – Или как шотландская версия Чака Басса.

Кей озадаченно посмотрел на меня, словно спрашивая: «Кто такой этот Чак Басс?» Я пожал плечами: «Без понятия, дружище».

– Знаешь что, Шай? – Громов постучал по барной стойке своей старой кельтской монеткой, которую повсюду таскал с собой. – Иди ты к черту со своим отстойным луизианским вкусом! Так и скажи, что кудряшки на его голове напоминают тебе лобок любимого муженька.

Я схватил Макса за шею и толкнул в сторону входной двери.

– Эй, я же пошутил! – Друг вскинул руки и выкрикнул сквозь смех: – Я все равно люблю тебя, солнышко!

– Проваливай, Громов! – прокричала она в ответ.

Перед тем как выйти из бара, Бес заметил девушку, которая, бессовестно нарушая главное правило заведения – никакой фото- и видеосъемки, пыталась незаметно снять нас на камеру своего айфона. Громов развернулся к ней спиной и приспустил спортивные штаны, обнажая часть левой ягодицы, на которой красовалась новая татуировка с изображением «Хитрого Койота».

– Свеженькая, – подмигнул он девчонке. – Нравится?

Она смущенно кивнула, залилась краской, и мы, громко смеясь, покинули «Страйк».

Глава 2

Рид

Через полчаса мы уже подъехали к «Голден Плаза» – расположенному в деловом районе центрального Денвера двухсотметровому стеклянному небоскребу, в котором мы с Коннором делили на двоих сорок седьмой этаж. Поднявшись в свою квартиру, я почесал за ухом Ролло – голубоглазого красавца породы хаски, который радостно встретил меня в прихожей, и направился в ванную, чтобы окончательно протрезветь и смыть с себя запах дешевого бара.

После душа я вышел в гостиную и даже не удивился, обнаружив там друзей.

– Ладно, выкладывайте. – Встав позади дивана, я положил локти на спинку и задумчиво покрутил в руках зажигалку. – Какие там ритуальные трюки вы проворачиваете перед каждой игрой? Нюхаете свои первые шнурки? Передергиваете на клюшку? Едите бабулин вишневый пирог?

– С каких пор тебя интересуют суеверия? – со своим грубым русским акцентом спросил Макс, не отрывая взгляд от экрана.

Он вместе с Коннором рубился в последнее дополнение Atomic Heart на моем Xbox. На правом колене Громова опасно балансировала открытая банка ягодной «Фанты», а татуированные пальцы, которыми друг сжимал геймпад, были испачканы соусом от крылышек «Баффало». Максим Громов имел две суперспособности: мастерски блокировать броски, принимая болезненные удары шайбы на себя, и превращать в свинарник любое место, куда приземлялась его проблемная задница.

– Клуб хочет меня обменять, – как можно равнодушнее бросил я, хотя внутри все бурлило от эмоций.

Парни одновременно повернули головы, и две пары глаз – светло-зеленые, принадлежащие Максу, и темные как ночь Коннора – с удивлением уставились на меня.

Внешне эти двое были как Инь и Ян. Кей, одетый в черный шерстяной джемпер с высоким воротником, коричневые брюки чинос и кожаные челси от Феррагамо, смахивающий на современного Гэтсби – и Бес в своей винтажной байкерской куртке, черных потертых джинсах и ботинках «Доктор Мартенс», больше походивший на модель «Афликшен», чем на одного из самых жестоких защитников лиги. У одного на руке золотой «Ролекс», а у второго – массивные перстни с черепами и кожаные браслеты из множества ремешков. Думаю, если бы однажды я не затащил парней в ирландский паб, где мы надрались до зеленых лепреконов и в пьяной потасовке с футболистами прошли ускоренный курс по получению сертификатов лучших друзей, Кей и Бес так бы и продолжали по сей день ненавидеть друг друга.

– Шутишь? – нахмурился Макс. – Ты один из лучших форвардов лиги.

– Который за последние шесть игр не забил ни одной шайбы, – невесело усмехнулся я и поморщился от того, насколько убого это прозвучало.

– Ну… – Друг на мгновение запнулся и посмотрел на меня как на бездомного одноглазого щенка. – У тебя было несколько голевых передач.

Я начал раздражаться:

– Мне не нужна ничья гребаная жалость.

– Жалость? – Бес изогнул бровь, которую рассекал тонкий, но довольно заметный шрам. – Такого слова нет в моем словаре, дружище.

– Впрочем, как и словосочетания «хороший вкус», – усмехнулся мне Коннор, похлопывая по ладони геймпадом, и Громов показал ему средний палец. – Соберись, Харди. Ты просто устал. Слишком мало сна. Слишком много интенсивных тренировок. Просто остановись, выдохни и перезагрузись. Парочка эффектных голов – и ты снова любимчик публики.

Макс поставил банку газировки на стол и наклонился, чтобы погладить Ролло, который все это время спокойно дремал у его ног.

– Время от времени у всех бывают неудачные периоды, старик.

– Именно! – Я щелкнул пальцами у него перед носом, который неоднократно был сломан, и хоккей здесь ни при чем. – Неудачные! Удача отвернулась от меня. Разве вы не видите? Стерва обиделась потому, что я не поклоняюсь ей, как это делают остальные, и решила свалить.

– Почему именно сейчас? – спросил Коннор, глядя на меня как на полоумного придурка. К слову сказать, именно так я себя и чувствовал. Никто в здравом уме не станет придумывать своим неудачам мистическое оправдание. – Ты всегда презирал суеверия, и это не мешало тебе три предыдущих сезона подряд занимать верхние строчки в списке лучших бомбардиров лиги.

Я выпрямился, слегка пошатнувшись, вынул из-за уха сигарету и вставил в рот. Щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и выпустил облако серого дыма. Насыщенный аромат кубинского табака приятно защекотал нос. Кей протянул мне пепельницу в форме подковы – как символично, твою мать, – и недовольно помахал рукой, рассеивая дым. Он ненавидит курение. Считает его привычкой недоумков. Цитата, если что.

– Не знаю, мужик. – Сделав очередную затяжку, я задумчиво склонил набок потяжелевшую голову. Бороться с отупляющей сонливостью становилось все труднее. – Я с первой игры сезона пытаюсь понять, что делаю не так. Я играю на пределе возможностей. Моя физическая форма лучше, чем когда-либо. На тренировках все проходит гладко, команда и тренеры мной довольны. Но стоит только судье произвести стартовое вбрасывание, как моя клюшка тут же прирастает к заднице. Какого хрена?! Раньше я мог набирать по три очка за матч, а сейчас? Я вообще не чувствую шайбу, понимаете? Слепой гольфист играет лучше.

– Слепой гольфист не надерет завтра задницу «чикагцам», а ты надерешь, – подмигнул Бес, и Ролло громко гавкнул в знак солидарности.

– Только если ты одолжишь мне свою волшебную монетку.

На лице друга появилось почти болезненное выражение.

– Забудь, чувак. Ты же знаешь, я поделюсь с тобой чем угодно: деньгами, девчонками, почкой, яичком, но моя монетка – табу для всех.

Я усмехнулся:

– Окей, а что насчет твоей коллекции «счастливых» шелковых носков, Кей?

МакБрайд брезгливо поморщился.

– Талисманы так не работают, Рид, – покачал головой Громов. – Это должно быть что-то личное. Что-то, что однажды принесло удачу именно тебе.

– Необязательно. – Я повернул сигарету и уставился на оранжевый уголек. – У нас же есть командные предыгровые суеверия, которые типа «работают»: слушать Foo Fighters в раздевалке, целовать шлем вратаря, в строгом порядке выкатываться на лед…

– Вот именно – командные! – Макс открыл следующую банку газировки, и я недовольно поджал губы, когда несколько розовых капель попало на мой белоснежный диван. – Личные талисманы гораздо круче. Но в чужих руках они теряют силу. Такие дела, братан.

Его серьезный тон вызвал у меня смех.

Смех был горьким, коротким, но чертовски искренним.

– Поверить не могу, что мы всерьез обсуждаем эту хрень. – Я потушил сигарету о бронзовое дно подковы, после чего швырнул пепельницу на кофейный столик. – Знаете, идея Коннора, что мне просто нужно больше спать, кажется единственной разумной, так что…

Я потряс головой, желая поскорее очистить разум от этого тупого разговора, затем махнул друзьям и устало поплелся в спальню, стараясь не думать о том, что ждет меня завтра на игре.

Глава 3

Рид

– Что значит – передумали заключать со мной контракт? – Прижав телефон плечом к уху, я вытащил из багажника спортивную сумку и с грохотом захлопнул капот своего черного внедорожника. – Этот козел Питерсон полгода умолял меня прорекламировать его ссаные изотоники!

– «ПитФит» – денверская компания, Рид, – доносился из динамика монотонный голос моего агента. – Они хотят, чтобы амбассадором их бренда стал игрок местного хоккейного клуба, а новость о том, что тебя хотят обменять, уже просочилась в прессу и моментально стала самой обсуждаемой в мире.

Проклятие.

Я не ожидал, что это произойдет так быстро.

Мерзкие пронырливые журналисты!

Как же я ненавидел этих падальщиков. Всех до единого. От них всегда одни неприятности.

– Окей, плевать. – Я показал охраннику на входе свой пропуск и вошел в здание домашней арены. – Значит, вернемся к диалогу с японцами. Их попугайские шмотки, конечно, та еще экзотика, зато…

– Японцы тоже отозвали свое предложение, Рид, – прервала меня Оливия. Последовала пауза, а затем послышался тяжелый вздох. – Принимая во внимание тот факт, что ты сейчас переживаешь не лучшие времена в своей карьере, такая реакция рекламщиков не должна нас удивлять.

– Не лучшие времена – преуменьшение века, – пробормотал я, ошеломленно глядя на толпу незнакомых людей, которая собралась у дверей в нашу раздевалку. Судя по камерам и пресс-картам на шеях – большинство из них, если не все, были журналистами. – Твою мать… Мне нужно идти, Лив.

– Все в порядке? – обеспокоенно спросила она.

– В полном.

Я сбросил вызов и раздраженно зашагал навстречу оживленной моим появлением толпе. К счастью, она была не слишком большой – десятка два людей, может, два с половиной. Но даже этой кучки счастливчиков, которым чудом удалось сюда попасть, оказалось достаточно, чтобы еще больше испортить мне и без того хреновое настроение.

– Когда начнешь забивать, Харди?

– Тебя действительно собираются обменять?

– Эй, Харди, повернись сюда!

– Какого дьявола они здесь делают? – спросил я у охранников, торчащих перед дверью раздевалки.

– Мистер Гейт, – коротко ответил один из них.

Главный тренер.

Ну конечно.

Хитрый мудак решил организовать для меня маленькое позорное шествие в духе Серсеи Ланнистер, чтобы я «собрался, перестал валять дурака и вспомнил наконец, за что мне платят миллионы». А эти ребятки, судя по всему, должны были меня взбодрить. Просто великолепно. То что, мать его, нужно перед игрой.

– Кто лидер раздевалки «Дьяволов»?

– Правда, что тебя хотят понизить до АХЛ?

– Почему у команды нет капитана?

– Тебя не удивляет, что в этом сезоне защитник Громов играет в атаке лучше, чем ты, центрфорвард?

Игнорировать их было довольно просто, но это вовсе не означало, что меня не задевали их слова. Позорно сбегать от прессы в раздевалку я не собирался. Тренер бросил мне вызов, и я обязан его принять. Поэтому, нацепив маску полнейшего равнодушия, я принялся расписываться на протянутых джерси, фотографироваться со всеми желающими и сдержанно отвечать на вопросы. Разумеется, только на те, которые не вызывали у меня желания сломать кому-нибудь челюсть.

– Как думаешь, обмен реанимирует твою карьеру?

Я стиснул зубы и едва не проткнул ручкой хоккейную карточку со своей фотографией, на которой выводил автограф.

Мне было шесть, когда я забил свой первый гол. Девять – когда получил первую хоккейную награду. В четырнадцать я уже выступал за местный клуб в первенстве среди команд старшей возрастной группы, а в девятнадцать поставил подпись под первым трехлетним контрактом с клубом «Денверские Дьяволы», выступающим в НХЛ, который выбрал меня на драфте. В двадцатичетырехлетнем возрасте стал лидером по числу заброшенных шайб за сезон, что в итоге привело команду к победе в Кубке Стэнли, а по итогам прошлого сезона признан одним из самых высокооплачиваемых нападающих лиги.

А теперь меня хотят обменять, как какой-то обоссанный мусор.

Это походило на сон, на ночной кошмар. И я отчаянно желал проснуться. Колорадо снова стал моим домом, парни из команды – настоящей семьей, а главный тренер, каким бы мудаком он ни был, – вторым отцом. Конечно, я понимал, что НХЛ – это прежде всего бизнес, но меня тошнило от одной лишь мысли о том, что мне придется сменить клуб. Я не мог этого допустить. Просто не мог.

– Хоккей для тебя работа или жизнь?

– Жизнь, – ответил я, не раздумывая.

– Что с тобой случилось на матче с Бостоном?

– Мышцу потянул! – ответил ему кто-то из толпы, и все разразились смехом.

Я повернул голову в сторону шутника, и одного моего взгляда оказалось достаточно, чтобы стереть дебильную улыбочку с его лица.

Когда этот парень выкуривал свой первый косяк, подглядывал за девчонками в школьной раздевалке и проходил остальные этапы нормальной жизни подростка, я жил на катке. Большинство этих людей понятия не имеют, что такое просыпаться от сильных судорог после адских тренировок или садиться в ванную со льдом, чтобы твои мышцы, которые к концу дня напоминают тлеющие угли, хоть немного восстановились. Но тем не менее эти типы почему-то решили, что у них есть гребаное право потешаться надо мной.

Долбаные недоумки.

Я уже собирался уходить, когда почувствовал легкое прикосновение чьих-то рук, которые неуверенно обвились вокруг моей талии. Опустив голову, я увидел миниатюрную шатенку ростом с фею Динь-Динь, которая робко прижималась к моей груди. Стоит сказать, ощущения были довольно приятные. Не припомню, когда в последний раз меня кто-то вот так обнимал. Девчонки, которых я трахаю, предпочитают не тратить время, которого не так уж много им отводится, на подобные вещи.

– На удачу, – смущенно прошептала журналистка и сразу же отстранилась.

Объятия продлились не дольше двух секунд, но отчего-то взволновали меня гораздо больше, чем все эти дерьмовые вопросы, которые продолжали лететь в меня, словно пули.

Прежде чем войти в раздевалку, я еще раз взглянул на любительницу обнимашек. Она выглядела как хуманизированная версия Роксаны из мультсериала «Мышиный дом». Немного мило. Немного сдержанно. Хорошенькая, но не в моем вкусе. На вид лет двадцать с небольшим. Определенно ниже среднего роста и весом с карманного суслика. Не по размеру большой красный свитер доходил ей почти до колен, поэтому я мог лишь гадать, насколько аппетитными выглядели ее бедра. Несколько темных прядей с медным отливом выбились из высокого хвоста, под левым глазом отпечаталась тушь, чему наверняка поспособствовал непрекращающийся снегопад. На короткий миг наши взгляды встретились. Девушка улыбнулась мне, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.

Когда я вошел в раздевалку, эта улыбка все еще стояла у меня перед глазами.

Глава 4

Рид

В раздевалке царила расслабленная атмосфера, несмотря на то, что наши дела шли неважно. Парни перематывали свои клюшки и обсуждали турнирную сетку под сакральную Learn to Fly группы Foo Fighters.

Я считал эту песню слишком слащавой, но каждый раз, когда нам не удавалось послушать ее перед матчем, мы получали по заднице. Разумеется, это всего лишь совпадение. Ведь если бы песня действительно приносила удачу, то, включая ее перед каждой игрой, мы бы никогда не проигрывали, верно? А мы, черт возьми, проигрывали. Но проще убедить атеиста в существовании Бога, чем хоккеиста в том, что все эти спортивные ритуалы не что иное, как чушь собачья.

Когда я подошел к своему шкафчику, разговоры резко прекратились. И я сразу понял почему. На верхней деревянной панели, прямо над вешалкой с моим джерси, был приклеен на скотч свежий выпуск газеты The Denver Post, первую полосу которой украшала моя фотография. Центральный заголовок гласил: «Рид Харди – посмешище лиги».

Сбросив с плеча сумку со снаряжением, я развернулся и обвел мрачным взглядом помещение, оценивая каждого из товарищей по команде. Большинство парней избегали зрительного контакта со мной или смотрели себе под ноги. Несмотря на то, что у нас не было капитана, «Дьяволы» всегда отводили мне роль лидера команды. Невзирая ни на что, я был полон решимости им и остаться.

– Кто? – спросил я.

Внешне я держался спокойно, но внутри кипел от злости. Мои сжатые кулаки буквально вибрировали от потребности врезаться во что-нибудь твердое.

– Гейт, – ответил Кэмпбелл, затягивая ремешки на щитках.

– Старик сегодня явно не в духе, – добавил другой наш защитник, Эд Келли, чей шкафчик соседствовал с моим.

– Сукин сын! – выплюнул я, срывая газету.

Казалось, будто весь долбаный мир ополчился против меня: тренерский штаб, рекламодатели, руководство клуба, лига, репортеры… Спортивные аналитики, которые после каждого матча имеют меня в задницу. Мне, конечно, сложно их осуждать, потому что задница у меня что надо, но все это массовое давление реально сводило с ума. Однако пока я оставался сосредоточен, не было ничего, с чем я не смог бы справиться.

Я молча переоделся в свою черно-красную форму с номером «7», зашнуровал коньки и взял в руки клюшку, чтобы ее перемотать.

– Харди.

Я поднял голову. На противоположной стороне, в дверном проеме, ведущем из раздевалки на лед, стоял наш главный тренер – Роквел Гейт.

– Как дела, сынок? – поинтересовался он тоном, который не предвещал ничего хорошего, и коротким кивком велел мне следовать за ним.

Мы вышли в тоннель, и тренер закрыл за нами дверь. После чего вытащил из кармана телефон, потыкал пальцем в сенсорный экран и вручил его мне. На экране была фотография Громова со спущенными штанами, позади которого маячил мой размытый силуэт.

Гребаный Бес и его новое тату.

– Это не то, о чем вы подумали.

– Мне плевать на твою сексуальную жизнь, Рид. Я тебе не жена и не мамочка. – Его редкие седые волосы были слегка растрепаны, а на круглом раскрасневшемся лице читалось неприкрытое раздражение. – На что мне не плевать, так это на то, как мои подопечные проводят свое свободное, мать его, время. Какого черта вместо полноценного отдыха перед игрой ты напиваешься в дешевом баре?

– Я живой человек, ясно? Если у меня отстойное настроение, то я иду и надираюсь в дешевом баре! – Эти слова прозвучали резче, чем мне бы хотелось, но я уже был на взводе.

Гейт запрокинул голову и смерил меня свирепым взглядом.

Я стоял перед ним на коньках, поэтому его пятидесятитрехлетняя лысеющая макушка едва достигала моей груди. Но несмотря на довольно высокий рост в сто девяносто пять сантиметров, я не был самым крупным парнем в команде. Громов обгонял меня как минимум на двадцать килограммов. Зато я считался самым стойким и выносливым «Дьяволом», полностью оправдывая свою фамилию. Журналисты дали мне прозвище Гора Харди, потому что свалить меня на льду практически невозможно, а прямое столкновение со мной с высокой долей вероятности доставит противнику немало проблем.

– До этого сезона тебе везло в карьере, Рид. Но, очевидно, везение себя исчерпало. – Он отстранился, вглядываясь в мое лицо своими пронзительными голубыми глазами. – Посмотри, в кого ты превратился? Вчера ты надрался в каком-то свинарнике, позавчера разбил камеру репортеру ESPN. Что там у нас еще? – Гейт поднял руку и принялся демонстративно загибать пальцы. – Драка в аэропорту Сиэтла; скандальные антиправительственные твиты; судебный иск от популярной феминистки из Тик-Тока, которой ты публично предложил тебе отсосать…

– Она написала под видео со мной: «Только парни с маленькими членами так паршиво играют в хоккей». Ну, я и предложил ей проверить.

– Не напомнишь, сколько взыскал с тебя суд за ее «моральные страдания»?

Тяжело вздохнув, я скрестил руки на груди.

– При всем уважении, сэр, это самая отстойная мотивационная речь из всех возможных.

– Ты думаешь, я стою здесь, чтобы мотивировать тебя, идиот? Твои неудачи – вот твоя гребаная мотивация! Если тебя выставят на обмен и никакая другая команда тобой не заинтересуется, ты отправишься в АХЛ! О такой карьере ты мечтал, Харди? Ради этого ты вкалывал как проклятый столько лет?

Я стиснул зубы с такой силой, что заболела челюсть.

Нет, черт. Нет. Точно не ради этого.

В раздевалку я вернулся в еще более паршивом настроении, чем был до этого.

– Направь свою злость на лед, Харди, – тоном протестантского пастора произнес Коннор, протягивая мне мой шлем.

– Или на «чикагцев», – поиграл бровями Громов, подбрасывая в воздух свою кельтскую монетку.

Кей закатил глаза, и мы с Максом обменялись довольными ухмылками. Я и Громов были теми самыми парнями из команды, которые с удовольствием сбрасывали краги, чтобы помахать кулаками. Но только не Коннор. Он всегда оставался шотландцем.

Надев шлем, я окинул взглядом лица остальных, уже полностью экипированных парней, – все выжидающе смотрели на меня. Им нужен был импульс. Напутственная речь. Прилив адреналина перед игрой. Я всегда неплохо справлялся с этим воодушевляющим дерьмом и в этот раз тоже не собирался подводить команду. Сделав глубокий вдох, я вышел на середину комнаты, где на черном ковре был нарисован наш логотип – череп с рогами в хоккейном шлеме и две скрещенные клюшки позади него, – и откашлялся, прочищая горло.

– Сегодня наша ночь, «Дьяволы»… – уверенно начал я и буквально почувствовал, как атмосфера вокруг начала электризоваться.

Чем дольше я говорил, тем больше решимости видел в глазах товарищей. Под конец моей речи мужики уже нетерпеливо стучали клюшками, порываясь в бой. Мы были одной энергией. Одной силой. Одной семьей. Меня переполняла гордость являться частью этой команды. И я не мог допустить, чтобы ее у меня отняли.

– …так давайте же покажем «чикагцам», что такое настоящий ад! – взревел я, взмахивая клюшкой, как гребаным молотом Тора. – ОДНА КОМАНДА!

– ОДНА ЦЕЛЬ! – ответил мне мощный хор мужских голосов, который прозвучал будто гром, и здание арены содрогнулось от наших аплодисментов.

Мои коньки врезались в идеально расчищенный лед, и я жадно вдохнул холодный воздух. По позвоночнику пробежала приятная дрожь. Тревожное волнение ослабло. Нигде и никогда я не испытывал большего умиротворения, чем на домашней арене. Я будто принадлежал этому месту, а это место принадлежало мне. Родные стены хранили мои самые лучшие воспоминания.

Я медленно покатился вперед и ненадолго задержался возле наших ворот, наслаждаясь свистящим звуком лезвий, рассекающих лед, и возбужденным гулом на трибунах. Я чувствовал на себе тяжесть выжидающих взглядов, но сегодня вечером она ощущалась как-то иначе.

Мое внимание привлекла компания молодых женщин с плакатами в руках, надписи на которых не отличались большой оригинальностью: «Женись на мне, МакБрайд!», «Хочу стать женой Громова!», «Трахни меня, Русский Бес!», «Канада, вперед! Эд Келли, я твоя!»… И ни одной таблички с моим именем. Ну надо же. Даже для «хоккейных заек», которым плевать, на чьей клюшке скакать, я стал невидимкой.

Рид Харди – король пустого места.

Звучит как хреновый анекдот.

После исполнения национального гимна команды заняли свои места для вбрасывания. Шайба упала на лед, началась игра. И мир вокруг меня размыло.

«Дьяволы» всегда играют агрессивно. Это и отличает нас от остальных команд. Мы главные плохиши в лиге, лидеры по штрафам и скандалам. Но, несмотря на все это, мы всегда показываем хорошие результаты на льду. В то время как владельцев других клубов больше всего на свете беспокоит репутация игроков, нашему боссу на это плевать. Его волнуют только наши показатели. Возможно, поэтому в «Денверских Дьяволах» собрались самые неуправляемые игроки лиги, от которых другим клубам не терпелось избавиться.

Первые два периода выдались для нас сложными, но безрезультатными. До конца третьего периода оставалась пара минут, а счет по-прежнему не был открыт. Напряженное разочарование чувствовалось в обеих командах. Уже всем было очевидно, что игра перейдет в овертайм. И это отстой. Мы охренительно устали.

На последних минутах между форвардом «Чикагских Орланов» Каллаханом и нашим МакБрайдом завязалась серьезная борьба вдоль борта. И когда шайба наконец оказалась у Коннора, он тут же вывел ее из нашей зоны и последовал за ней.

У Коннора особенный стиль игры. Несмотря на огромную скорость, которую он развивает на льду, со стороны может показаться, будто парень никуда не торопится. Каждое его движение словно тщательно продумано. Никаких эмоций. Хладнокровная кобра, готовая нанести удар в самый неожиданный момент. Вот и сейчас он уверенно вел шайбу, изящно маневрируя между соперниками. Ровное дыхание. Идеальная концентрация. Змея на охоте.

Найдя лазейку в обороне противника, Коннор встретился со мной быстрым взглядом и отдал мне пас. Зацепив шайбу носом клюшки, я стремительно погнал ее к воротам, минуя нейтральную зону. Мышцы ног горели, но адреналин упрямо толкал вперед. Рядом, словно холодный ветер, пролетел Громов, снимая с меня здоровенного защитника «чикагцев» – Сандерса, который был той еще проблемой.

Таймер на верхнем табло в форме куба отсчитывал последние секунды. Я сделал короткий вдох и зафиксировал этот момент. Были только я, лед, шайба и победный гол впереди.

Целясь низко, я забросил шайбу прямо между ног вратаря, оставив его стоять с отвисшей челюстью, и затаил дыхание. Вспыхнул красный свет. Прозвучал звук голевой сирены. Следом за ним – финальный гудок.

– Го-о-о-ол! – завопил диктор по громкоговорителю, и по моим венам разлился триумфальный огонь.

Болельщики пришли в неистовство.

– ХАРДИ! ХАРДИ! ХАРДИ! – скандировали с трибун.

«Дьяволы» побросали клюшки, сорвались со скамейки запасных и полным составом рванули в мою сторону. Громов добрался до меня первым.

– Sukin syn! – прокричал он что-то на русском, барабаня кулаком по моему шлему. – Ты сделал это!

Затем в меня врезался Коннор, следом – Джек Ландри, а за ним и все остальные «Дьяволы». Голова закружилась. Сердце застучало будто сумасшедшее. Охватившая меня эйфория ощущалась как триумфальный крик на вершине Эвереста. Видеть победный блеск в глазах товарищей по команде, слышать их радостные возгласы, чувствовать на спине одобрительные хлопки…

Это то, ради чего я выхожу на лед.

Это то, ради чего я живу.

– А вот и наш гребаный король клюшки! – проревел стартовый вратарь Медведев, когда я вошел в раздевалку.

– Вы видели рожу Ривза, когда шайба пролетела в паре дюймов от его яиц? – заржал Ландри. – Клянусь, в этот момент у меня даже привстал!

Я ухмыльнулся, прокручивая в памяти победный гол.

– На Ривза? – поинтересовался Кэмпбелл, демонстрируя улыбку супермодели без двух передних верхних зубов.

– Пошел ты! – Джек швырнул в него свои вратарские щитки, и между парнями завязалась шуточная драка.

– Ты круто откатался сегодня, парень, – похлопал меня по спине тренер Гейт и усмехнулся, когда я послал ему мрачный взгляд.

– Да, неплохо сыграли, – почти равнодушно бросил я, едва сдерживаясь, чтобы не забраться с ногами на скамью и не станцевать джигу.

Сегодняшняя победа поселила в душе уверенность, что этот сезон может стать нашим. Я чувствовал себя более счастливым, чем за последние три миллиона лет.

– Кажется, удача снова вернулась к тебе, а? – подмигнул мне Бес, возвращая на пальцы крупные серебряные кольца, которые снимал перед каждой игрой.

Внезапно в памяти всплыл эпизод с чудаковатой журналисткой, которая перед матчем обняла меня «на удачу». Я покачал головой, усмехнувшись этому воспоминанию.

– Похоже на то.

Глава 5

Рид

Стоило открыть глаза, как комната завертелась, словно бешеная карусель. К горлу подступила тошнота. В висках застучало в такт разбудившей меня визгливой мелодии.

Ради бога, это что – Селена Гомес?

Зажмурившись, я потер переносицу. Непонятно, чего мне сейчас хотелось больше – кофе, сдохнуть или оторвать кому-нибудь голову. Скорее всего, третье. Но не кому-нибудь, а вполне определенной личности – владельцу разрывающегося на прикроватной тумбочке телефона.

Чертово похмелье.

Ну почему мне так хреново?

Люди научились летать в космос, лечить множество болезней, но все еще не изобрели таблетки, позволяющие пить и не просыпаться на утро гребаным зомби. Разве это не главная задача человечества, решать которую нужно в первую очередь?

Знал бы, чем все закончится, послал бы парней с их предложением отметить нашу победу куда подальше. Вряд ли у этих придурков – МакБрайда и Громова – такие же проблемы. Для шотландцев и русских выпивка – это настоящее искусство. Стиль жизни. Форма существования. И только идиот согласился бы ввязаться с ними в игру «Я никогда не…».

Вчера этим идиотом был я.

Интересно, так кто же в итоге выиграл?

Пока я напрягал память, из-под одеяла высунулась женская рука с узким запястьем, ухоженными ногтями и тонкими, словно у виолончелистки, пальцами, которая схватила телефон и не глядя набрала код. Аллилуйя! Надрывающая горло певичка наконец-то заткнулась.

Следом за рукой показалась голова. Милое, но не более, личико с сонными глазами, обрамленное длинными каштановыми волосами, и улыбкой на пол-лица. Странный выбор. Мелкая, несуразная. Не в моем вкусе. То ли в баре вчера было не разгуляться, то ли мне захотелось экзотики.

– Р-и-и-ид… – Голос незнакомки оказался до того приторно-сладким, что им можно было посыпать выпечку.

Не сдержавшись, я поморщился.

– Привет… Э-э-э… Напомни, как тебя зовут?

На ее лице не дрогнул ни один мускул. Даже улыбка не померкла. Правда, застыла, превратившись в оскал Джокера, из-за чего мне вдруг стало не по себе.

– Мин-ни, – по слогам произнесла она. – Минни Биглав. Ничего сложного. Странно, что ты не запомнил.

Это что, шутка какая-то? Кто в здравом уме станет называть своего ребенка – Минни Биглав? Кажется, у меня для этой милашки плохие новости: родители ее ненавидят.

И что значит «не запомнил»? Во-первых, я был мертвецки пьян. А, во-вторых, если бы я запоминал имена всех цыпочек, которые прошли через мою постель, мой объем памяти закончился бы еще на первом курсе колледжа Маунт-Сан-Антонио. Так что меня абсолютно не в чем винить.

Поднявшись с кровати, я размял затекшие мышцы шеи и попытался сгладить ситуацию. Подмигнул девушке. Изобразил что-то вроде улыбки.

– А ты ничего так… Минни.

– Спасибо.

Судя по яркому румянцу, она растаяла. Хотя это была не лучшая моя ложь.

При ближайшем рассмотрении в глаза бросились неровная кожа лица и кривоватые передние зубы. В общем, будь Минни алкоголем, это оказался бы не виски, которому я почти не изменял, а десятидолларовая бутылка вина.

– Хочешь, я приготовлю на завтрак сырную фриттату? – Она потерла глаза. – Пальчики оближешь.

Мой пустой, отравленный алкоголем желудок был бы не прочь. Наверное. Но больше мне хотелось прервать этот неловкий обмен любезностями и остаться в одиночестве. В своей квартире.

– Мне нужно выгулять пса. Обычно это занимает много времени, так что тебе лучше уйти.

– Ничего страшного. У меня нет на сегодня планов. Я подожду.

Кажется, проблемы у нее не только с кожей, но и с пониманием намеков. Впрочем, судя по хитрому взгляду, все она прекрасно понимала. Просто не хотела уходить.

Послать ее прямым текстом?

Я, конечно, тот еще говнюк, но не откровенный хам. С другой стороны, я скорее спрыгну с «Репаблик Плаза», чем продолжу тратить время, играя с ней в учтивость.

Пока я раздумывал, каким образом спровадить Минни из квартиры, девчонка решила не тратить времени даром. Откинула одеяло и, как была, абсолютно голая, поползла на четвереньках ко мне.

– Думаю, твой пес может подождать, – промурлыкала она, смешно поигрывая тонкими бровями. – А мы продолжим с того места, на котором закончили. Ну же, папочка, иди ко мне…

Ее язык – больше напоминавший язык Венома, чем обычный, человеческий, – пройдясь по влажным губам, заставил меня судорожно сглотнуть и покачать головой.

– Не-а.

– Ты уверен?

Я отступил на шаг:

– Абсолютно.

Если бы взглядом можно было резать, клининговой службе пришлось бы долго отмывать пол от галлонов моей крови. Но внезапный лай Ролло – благослови господь тот день, когда он появился в моей жизни – заставил Минни оставить дурацкие попытки меня соблазнить и быстро отползти обратно к изголовью кровати.

– Как видишь, мой пес ждать не станет. Нам нужно идти.

Схватив со стула первые попавшиеся штаны и толстовку, я зашел в ванную. Наскоро принял душ, оделся, а когда вышел в коридор, услышал доносившийся из кухни звук открываемых шкафчиков.

– Знаешь, пожалуй, я все же приготовлю тебе свою фирменную фриттату. Сам потом спасибо скажешь.

Если бы я сжал зубы еще сильнее, они бы рассыпались по полу мелкой крошкой. Чуть слышно выдавил «Как хочешь» и направился в гостиную.

Словно почувствовав мое пикирующее вниз настроение, усугубленное головной болью и тошнотворным привкусом во рту, Ролло подошел ко мне и уткнулся мордой в колени. Не зря говорят, что собаки – ходячий барометр эмоций их хозяев. Наше с Ролло взаимопонимание было наглядным тому примером. Наклонившись, я погладил его, ощущая, как под мягкой шерстью бурлит энергия, и в голове мелькнула мысль.

– Приятель, как насчет того, чтобы немного задержаться и воспользоваться планом Б? Мне понадобится твоя помощь.

У нас с Ролло было несколько заученных команд на разные случаи жизни. Ничего криминального. Все в рамках закона. Тем более что один такой «случай» сейчас как раз вовсю хозяйничал у моей, мать ее, плиты.

Указав верному сообщнику на дверь, я легонько хлопнул его по боку. Затем дождался, когда Ролло, издавая душераздирающий волчий вой, временами переходящий в яростный лай, влетит на кухню, и начал считать до двух.

Миниатюрная Минни оказалась неприятно громкой. Даже странно, что от ее крика не повылетали все окна в квартире. Пришлось броситься на помощь. Но стоило мне увидеть скосившего от ужаса глаза Ролло и сидящую с ногами на столешнице девушку, тонувшую в одной из моих рубашек и вооруженную венчиком, с которого на пол стекало то, что, вероятно, было фриттатой, меня пробрал истерический смех.

Осознав, что стала жертвой розыгрыша, Минни выругалась так, как не ругались даже парни в раздевалке после провального матча. Бросила в раковину свое «оружие» и, старательно обойдя меня, кинулась в спальню за своими вещами. Вскоре оттуда послышался громкий, полный раздражения крик:

– Рид Харди, ты… ты придурок!

Крутившийся рядом Ролло поднял на меня недоумевающий взгляд и жалобно заскулил. Пришлось успокоить парня, потрепав его по макушке.

– Не расстраивайся, приятель. Я слышал о себе вещи и похуже. Зато она наконец-то свалит, и мы спокойно пойдем гулять.

Не прошло и пары минут, как Минни вышла в коридор и принялась обуваться, то и дело меча в меня молнии взглядом. Ее узкие бедра облегали черные джинсы, а небольшую грудь – короткий красный джемпер. И все это вместе с волосами, которые она собрала в высокий хвост, разбудили во мне смутные воспоминания.

Толпа журналистов перед раздевалкой. Похожая на фею брюнетка в безразмерном красном свитере. Робкие объятия. На удачу…

Я тряхнул головой.

Нет, Минни совсем на нее не похожа. Только пьяный недоумок мог их спутать. Я открыл рот, чтобы сделать вдох, и слова вылетели прежде, чем я смог привести в порядок свои мысли:

– Постой, ты не могла бы… – Заткнись, Харди. Просто, на хрен, заткнись. – Не обнимешь меня на прощание?

Ее брови взлетели до линии роста волос, а глаза сузились в подозрении. Я уж было решил, что откажет, но Минни быстро взяла себя в руки. Выпрямившись, она подошла ближе и обхватила меня за пояс. Я нахмурился, сосредоточившись на том, что чувствую, но ничего даже отдаленно похожего на вчерашние ощущения не было. Наверное, от ледяных скульптур исходило больше тепла, чем от этой женщины.

Когда ладони Минни опустились мне на задницу и сжали ее, я понял, что с этими гребаными обнимашками пора заканчивать.

– Думаю, тебе пора.

– Рид, ты, конечно, красавчик, но манеры у тебя как у невоспитанного тролля. Если захочешь снова увидеться – мой номер у тебя в телефоне. – Заметив мое недоумение, она добавила: – Ты сам его вчера туда вбил.

Оке-е-е-ей… С выпивкой определенно пора завязывать. Трезвый образ жизни еще никому не навредил.

Уже через десять минут мы с Ролло спустились в холл.

– Отлично вчера сыграли, мистер Харди, – поприветствовал меня Уиллис, пожилой швейцар, служащий в нашем доме столько, сколько я здесь жил.

Головная боль все еще давала о себе знать нечастыми ритмичными толчками, что совсем не способствовало хорошему настроению, но жалкое подобие улыбки мне выдавать все же удалось.

– Угу, – пробурчал я и вышел на улицу.

В лицо ударил проклятый ветер, заставивший меня втянуть шею в воротник теплой парки. Дыхание стало видимым, образуя белый пар. Стоящие в пробке водители машин безостановочно сигналили друг другу. Снежные хлопья кружили в воздухе так плавно, словно время замедлило ход, а Ролло, яростно виляя хвостом, рвался с поводка, будто где-то рядом бегала знойная сука. Но нет. Всего лишь пара пуделей с искусственными рогами и в таких пестрых нарядах, что они буквально кричали: «Наш хозяин идиот».

– Ты тоже это видишь? – спросил я у не менее озадаченного Ролло. – Кто одевает своих собак в костюмы оленей? Это даже не смешно.

Следующим, кто преградил мне дорогу, был толстый Санта в грязном костюме. Сначала я принял его за посталкогольную галлюцинацию. Но галлюцинации не хлещут из плоской фляжки и не звенят своим сраным колокольчиком прямо перед твоим лицом.

– Ради всего святого, чувак. Сейчас ноябрь!

Не успел отгреметь Хеллоуин, как Денвер превратился в гребаную рождественскую открытку. Всюду гирлянды, ели в витринах и All I Want For Christmas Is You из каждого утюга.

Разве это, мать его, не семейный праздник?

Хватит тащить его на улицы моего города!

Как же я ненавидел все эти приготовления, кануны, атрибутику… Они воскрешали в голове самые уродливые сцены моего прошлого, о которых я предпочел бы забыть навсегда.

Чтобы переключиться на что-то менее раздражающее, я стал мысленно перебирать все моменты вчерашнего матча и сам не заметил, как воспоминания второй раз за день съехали на маленькую любительницу обнимашек. Какого черта она не идет у меня из головы?

Я понятия не имел, кто она такая. Ни имени, ни фамилии – только образ. На шее – журналистский бейджик с названием журнала. Кажется, «БЛАЙМИ!». Я знал кое-кого из редакции этого глянца. Мог даже позвонить и выяснить, кто она. Но зачем? Да, девчонка симпатичная. Но таких милашек – миллион. Так стоит ли вообще напрягаться?

Пока я крутил эту мысль в голове, рядом раздался жуткий визг. Увязавшийся за нами Санта, размахивая колокольчиком, прыгал на одной ноге и на чем свет стоит проклинал моего пса. Воспользовавшись тем, что я отвлекся, Ролло принял его вонючие, покрытые жирными пятнами угги за столб и решил справить на них нужду. Так этому придурку и надо.

– Чувак, счастливого Рождества!

Глава 6

Мэдди

– У тебя все получится, – брутальным голосом Тони Роббинса заявила я своему отражению в зеркале лифта, который поднимал меня на семьдесят второй этаж. Затем наклонилась ближе, чтобы стереть под глазом следы от туши, заправила выбившуюся прядь волос обратно в пучок и подмигнула самой себе.

Выглядела я обалденно. На мне был новенький темно-синий костюм в стиле Виктории Бэкхем – тот самый, из статьи про современных успешных женщин из последнего выпуска Marie Claire. Ну окей. Может, не совсем тот самый. Честно говоря, я купила его на распродаже за тридцать четыре бакса по карте подруги. Но черта с два их кто-то отличит! И как же оказалось приятно после долгой полосы свитеров, водолазок и джинсов с завышенной талией надеть на работу что-то новенькое. Это определенно еще один признак грандиозных перемен в моей жизни.

Отец как-то сказал мне: «Если хочешь, чтобы тебя заметили, научись громко заявлять о себе». Мне всегда не хватало решимости воспользоваться этим советом, но пришло время отбросить страхи, сомнения и прочую чушь. В отделе новостей освободилась должность младшего редактора. Поправочка: моя должность. И сегодня я громко заявлю об этом Вивьен.

К черту гороскопы! Я хочу заниматься настоящей журналистикой. Писать о важном: о загрязнении водных ресурсов, об увеличении объема отходов, о проблемах с бездомными и мигрантами… Использовать свой голос во благо человечества.

Когда я вышла на нужном этаже, мое сердце уже колотилось в новом ритме, а на губах играла воодушевленная улыбка.

Привет, я Мэдди Вудс. Младший редактор отдела новостей.

Нет, лучше:

Мэдисон Вудс. Отдел новостей.

Или так обычно представляется только ФБР?

Я поджала губы, стараясь подавить приступ оптимистичного кретинизма, и огляделась по сторонам. Офис редакции нашего журнала представлял собой просторное помещение в стиле лофт с панорамными окнами, выходящими на горы Роки, заполненное длинными рядами хорошо организованных столов, поставленных на одинаковом расстоянии друг от друга. Минимум внутренних перегородок и стен, максимум света, зелени, интриг и профессиональных сплетен. Энергия здесь всегда бьет ключом.

«БЛАЙМИ!» – место, где мечтает работать каждый журналист в Колорадо. Издание выходит раз в месяц и охватывает огромное количество тем: бизнес, технологии, образование, культуру, моду, спорт, развлечения. Содержит интересные интервью, освещает серьезные социальные проблемы, раскрывает секреты успеха самых влиятельных людей мира. Идеальный вариант для одинокого вечера с уютным пледом и кружечкой горячего какао.

Несмотря на то, что наш журнал принято относить к главным представителям «желтой» прессы в Денвере, «БЛАЙМИ!» чаще придерживается нейтрального стиля публикаций, хотя и не прочь время от времени повысить рейтинги на скандальных расследованиях частной жизни знаменитостей. В такие моменты наш главный редактор Вивьен любит цитировать Роберта Харрисона:«Страна хочет правдивых историй про тех, чьи имена у всех на устах». И с этим утверждением трудно поспорить. Люди любят заглядывать в чужие замочные скважины.

Я прошла здесь стажировку сразу после окончания колледжа, что в конечном итоге обеспечило мне работу на полный день. Помимо написания астрологических прогнозов я разносила кофе, вычитывала статьи коллег, занималась закупкой канцелярии, заказом билетов, бронированием отелей… В общем, выполняла работу офис-менеджера, должности которого в нашем штате не было. Ребята, с которыми мы вместе начинали, уже давно перешли в другие отделы, где получили хорошие места, ну а я… Я намертво приросла к своей маленькой колонке гороскопов.

Изначально у меня не было никаких познаний в области астрологии, но как оказалось, этого и не требовалось. Гороскопы следовало просто выдумывать. Для меня, как для безнадежного романтика, суеверного и легковерного, это стало интересным занятием. Особенно когда я глубже погрузилась в тему. Но это определенно не та журналистика, ради которой я брала чудовищный студенческий кредит. Да ради бога! Моя колонка выходит даже не под моим именем, а под именем известного пожилого астролога из Индии, с которым у журнала заключен десятилетний контракт. Вот настолько все отстойно.

Повесив куртку на крюк, я почти бегом пересекла длинную зону отдыха с кожаными диванами и книжными полками во всю стену, которая делила офис пополам, и едва не выронила бумажный стаканчик с горячим кофе, когда взглянула на настенные часы.

Проклятие! Я уже опаздывала на пять минут.

О нет. Ну почему именно сегодня?

– Красный уровень угрозы, – пробормотал наш спортивный обозреватель Энди Бишоп, когда я пронеслась мимо его стола.

Мой боевой запал упал быстрее, чем песня We Cry Together Кендрика Ламара в чарте Billboard.

Господи Иисусе…

Красный уровень угрозы сулил полную катастрофу. Обычно он включался в дни перед сдачей номера в печать либо когда журнал терял крупных рекламодателей. Желтый горел почти постоянно. Он ощущался как магнитная буря, индекс которой, как и уровень угрозы, зависел исключительно от настроения Вивьен. Зеленый загорался всего пару раз в месяц. Например, при хорошей статистике продаж. Время, когда можно немного расслабиться, уйти из офиса пораньше. Я приравнивала эти дни к праздничным и по вечерам отмечала их с размахом, заедая дешевое вино романтическими комедиями нулевых.

Подойдя к стеклянному кабинету главного редактора, я глубоко вздохнула и постучала в дверь, на которой тонкими металлическими буквами было выгравировано имя: «Вивьен Чжоу».

– Еще раз опоздаешь – отправишься на биржу труда, – напряженным голосом поприветствовала меня Вивьен.

Поставив перед ней стаканчик с латте из ее любимой кофейни, я выпрямилась и натянула на лицо профессиональную улыбку. Хотелось верить, что выглядела я при этом намного более собранной и уверенной, чем чувствовала себя на самом деле.

– Вот, возьми. Передашь это Доновану. – Вивьен через стол протянула мне листок бумаги. – К пятнице он должен увеличить статью до трех страниц. Рекламы о новом ресторане на Брайтонском бульваре не будет. Пусть в этой дерьмовой забегаловке ищут пропитание только крысы и бомжи. Скидку им подавай… Дерьмоглоты! У нас тут что, гребаная «черная пятница»?

Даже в новой одежде я ощущала себя домашним эльфом на фоне Вивьен. Она была безупречной. Начиная с блестящих угольно-черных волос, стянутых в высокий хвост, подчеркивающий широкие скулы филиппинки, и заканчивая элегантным платьем-футляром цвета фуксии, которое выгодно оттеняло оливковую кожу. В свои пятьдесят с небольшим Вивьен выглядела примерно на тридцать. Уверенная, дерзкая, умная и прямолинейная – типичный коктейль Льва. Мое воображение не смогло бы создать лучший образ главного редактора первого по популярности журнала в Колорадо. Возможно, поэтому я испытывала странный благоговейный трепет всякий раз, когда Вивьен обращалась ко мне по имени. Что вообще-то случалось нечасто.

Я глубоко вдохнула через нос и посмотрела перед собой, собираясь с силами.

Давай, Мэдисон. Ты репетировала. Сейчас или никогда.

– Вивьен, я знаю, что в отделе новостей освободилась должность мл…

– Это место займет Родригес, – перебила меня Чжоу, не отрывая взгляд от экрана ноутбука. – Отдел кадров уже подготовил приказ.

Скоростное движение моих мыслей с визгом остановилось. Сердце упало, желудок сжался, а в горле встал ком размером с папайю.

– Стажер? – спросила я, но вместо голоса из моего горла вырвался какой-то булькающий звук.

Не то чтобы я надеялась, что Вивьен сразу согласится отдать эту должность мне. Я подготовилась к долгой битве на истощение. В моем арсенале было как минимум шестнадцать аргументов в свою пользу. Но я не ожидала, что этот разговор закончится раньше, чем я озвучу хотя бы первый.

Если в этом мире и существовала справедливость, то прямо сейчас она игриво помочилась мне на голову. Я чувствовала себя абсолютно разбитой. Самой неудачливой неудачницей в мировой истории неудачников. Одна бутылка красного вина, шесть серий «Девочек Гилмор» и три ведерка сырного попкорна – примерно во столько я оценивала свой вечерний нервный срыв.

– Только давай без драмы, – монотонно произнесла Вивьен, скользя пальцем по тачпаду. – Лучше взгляни сюда.

Она развернула ко мне ноутбук, и мои глаза расширились от удивления. На экране была фотография со мной и знаменитым хоккеистом Ридом Харди, на которой я пыталась установить новый мировой рекорд по самым коротким объятиям. Этот снимок сделал Энди. По моей просьбе. И я никак не ожидала увидеть его у Чжоу.

– Вы знакомы? – Она переплела пальцы и выжидающе посмотрела на меня. В карих глазах Вивьен не было ни тени сочувствия или сожаления, только холодная безжалостная тьма. Повисло молчание. Стены кабинета были такими тонкими, что я слышала жужжание копировального аппарата, который работал в офисе почти без остановки. – Вудс.

– Нет, – ответила я, растерянно моргая. – Мы не знакомы.

Вивьен скептически приподняла бровь.

– Ты обнимаешь его.

Я выдохнула, стараясь собраться с мыслями, пока смятение, горечь и обида вели ожесточенную битву в моем сознании.

– Я сделала это ради снимка, чтобы порадовать отца. Он большой фанат «Дьяволов», особенно игры Харди. В нашем доме даже есть отдельная комната, посвященная… – Заметив скуку на лице Чжоу, я запнулась, а потом тихо добавила: – Простите, это было непрофессионально.

– Как ты попала на эту пресс-конференцию?

– Энди взял меня с собой.

– Понятно. – Вивьен выглядела разочарованной. – Жаль. Этот хоккеист – лакомый кусочек. Интервью с ним могло бы возвести рейтинги нашего журнала к небесам.

– Вы же знаете, Рид Харди никому не дает интервью.

– Да-да, мистер Важная Задница с самомнением наследного принца. Интересно, какие скелеты в шкафу он так старательно охраняет? – Она сняла крышку со стаканчика с кофе, сделала глоток и тут же выплюнула жидкость обратно. – Что за дерьмо, Вудс?! Я пью классический латте, а это тыквенный. Боже правый! Как можно доверять тебе ответственные задания, если ты даже с кофе справиться не можешь?

Горечь обожгла мое горло. Но вместо того, чтобы вернуться на свое рабочее место и притвориться мертвой хотя бы до тех пор, пока уровень угрозы не опустится до нейтрального желтого, я выпалила:

– Просто дайте мне шанс, Вивьен!

Женщина откинулась на спинку роскошного кожаного кресла цвета слоновой кости и подняла на меня глаза.

– Заслужи его.

– Как?

– Договорись с Харди об интервью.

Я горько усмехнулась и покачала головой.

Харди отклоняет запросы на интервью от любого издания, которое хочет проникнуть дальше его хоккейной формы. Послематчевые комментарии? Всегда пожалуйста. Пресс-конференции перед игрой – тоже без проблем. Но никаких личных вопросов. Так уж сложилось, что благодаря своему отцу я знала об этом хоккеисте больше, чем его собственные родители.

– Познакомьтесь, подружитесь, закрути с ним роман, – продолжала Вивьен. – Твоя задача расположить его к себе.

С моих губ сорвался смешок, который я скрыла кашлем.

Роман? Она это серьезно?

Чжоу вообще видела Харди? Да на такую, как я, он даже не взглянет.

– Близится юбилейный выпуск. Журналу нужна бомба, тебе – большой прорыв. – Она снова ткнула пальцем с шоколадным маникюром в экран, на котором все еще была наша с Харди фотография. – Вот он, Вудс.

– Это задание невыполнимо, – безжизненным голосом произнесла я.

– Журналисты часто получают невыполнимые задания. Бездарности сразу сходят с дистанции. Профессионалы всегда идут до конца. – Она пристально посмотрела на меня. – Ты профессионал, Мэдди?

Я сглотнула, расправляя плечи. И хоть девяносто девять процентов моего мозга осознавали, что я никогда не получу это треклятое интервью, тот самый преисполненный надеждой один процент вынудил меня кивнуть.

Когда я развернулась и пошла к двери, Вивьен метнула мне в спину еще один кинжал:

– Только не трахайся с ним. Сначала сделай дело. Ты явно не из тех, кому такие мужчины, как Харди, перезванивают после секса.

Едва передвигая ноги, я вышла из кабинета и направилась к своему столу. Мое рабочее место выглядело так, будто по нему пронеслось небольшое торнадо: повсюду комки бумаг, кипы разноцветных папок, крошки от попкорна, чехол для AirPods в форме попы корги, рождественский чулок… Интересно, как он вообще здесь оказался? Ладно, неважно.

Сев за стол, я закрыла лицо руками, посвятив полминутки жалости к себе, после чего тяжело вздохнула и вывела на экран пустой документ.

Я всегда знала, кем хочу стать. Поэтому, получив диплом в одном из лучших колледжей штата, была уверена – полдела сделано. Если бы в тот день, когда я подавала документы для поступления, мне кто-нибудь сказал, что через десять лет я буду сидеть за крошечным столом, напоминающим игровую площадку для грызунов, и в перерывах между прислуживанием стерве-боссу выдумывать гороскопы, я бы плюнула на все и пошла работать проституткой. По крайней мере, к этому времени мои старания ценились бы куда больше, а огромного студенческого кредита, который я буду выплачивать до конца своих жалких дней, не существовало бы вовсе.

– Ты как, Мэдс? Порядок? – не отводя глаз от своего монитора, спросил Энди, рабочий стол которого стоял рядом с моим.

Со своей любовью к шелковым рубашкам с леопардовым принтом и гелю для волос, которым парень ежедневно заливал свои густые черные волосы, зачесывая их назад в стиле итальянского мафиози, он смахивал на владельца стриптиз-клуба, застрявшего в 2010-м.

Энди был законченным трудоголиком. Целыми днями парень скролил ленты в своих социальных сетях, которые состояли исключительно из спортивных новостей, и делал по ним тысячи заметок. Он всегда был в курсе, где какая команда играет, с каким счетом завершился тот или иной матч, а еще помнил наизусть все важные и не очень спортивные даты. К своим неполным тридцати Бишоп уже заработал несколько профессиональных наград и имел все шансы со временем стать настоящей легендой в сфере спортивной журналистики.

– Раздавлена, но все еще жива, – попыталась я пошутить.

Быстро проглатывать обиды – полезный жизненный навык, которым за шесть лет работы с Вивьен я овладела в совершенстве. Как говорила великая Эппи Фридман, «цепляться за обиду – значит позволять тому, кого ты презираешь, жить бесплатно в твоей голове».

– Ты проверила мою статью о нецелевом использовании городских средств? – раздавшийся за спиной голос Тары заставил меня подпрыгнуть на месте. Я не слышала, как она подошла.

Тара обогнула стол и оказалась передо мной. Густой восточный аромат ее недорогого парфюма, который она носила с гордостью королевы, защекотал мне ноздри. На ней были темные узкие джинсы и блестящая дизайнерская блузка, мерцавшая, как новогодние огни.

– Будет готова через сорок минут, – ответила я.

– Через двадцать.

Мне очень хотелось послать ее к черту, но я быстро взяла себя в руки.

– Как скажешь.

Когда я проходила здесь стажировку, Тара Парсон была моим наставником. В то время я находилась в поиске жилья, и она предложила мне совместную аренду маленькой, но довольной милой квартирки в районе Чизмен-парка. С тех пор мы живем вместе. И даже неплохо ладим.

Тара – талантливый журналист. Настоящая ищейка с непревзойденным чутьем на скандалы. Она сотрудничала со многими тайными источниками, которые подкармливали ее скандальными инсайдами, и, пожалуй, была единственной любимицей Вивьен.

– Милая фотка с Харди, – произнесла она странным тоном, прищурив глаза.

Я повернула голову и свирепо посмотрела на Энди. Тот в ответ вскинул руки.

– Прости, Мэдс. Я не знал, что это что-то секретное.

– Не секретное. Просто Вивьен тоже ее увидела, – вздохнула я, стараясь скрыть раздражение в голосе. – И теперь мне нужно убедить Харди дать «БЛАЙМИ!» интервью.

Тара и Энди переглянулись и одновременно залились смехом.

Я закатила глаза:

– Знаю.

– Харди всегда не слишком жаловал прессу, – фыркнула Тара. – Но сейчас, переживая эпичную полосу неудач, Мистер Хоккей и вовсе слетел с катушек.

– Похоже, его полоса неудач уже закончилась, – заметила я.

Я не смотрела вчерашний матч «Дьяволов» против «чикагцев», но благодаря отцу, который посреди ночи прислал мне селфи своего счастливого, раскрасневшегося от пива лица на фоне включенного телевизора с подписью: «РИД ЗАБИЛ!!!», знала его финал.

– Это был охренительный гол! – воскликнул Энди, радостно седлая любимую тему. – Мейсон сделал отличные снимки. Хотите взглянуть?

– Нет, – ответили мы с Тарой одновременно, и Бишоп показал нам средний палец.

– Кстати, о спорте… – Оглядевшись по сторонам, Тара слегка наклонилась вперед и понизила голос. – Похоже, у меня есть кое-что стоящее на Кори Дарнелла.

– Футболист? – нахмурилась я.

– Ветеран «Денверских Гризли», – с энтузиазмом закивал охваченный любопытством Энди.

– Так вот, – продолжила Тара. – Согласно моим источникам, Дарнелл тайно пожертвовал весь свой годовой гонорар, который составил три с половиной миллиона долларов, частному центру реабилитации «Феникс». И это на фоне слухов о том, что в этом рехабе лечится его дочь.

– Наркотики? – поинтересовался Энди.

– Попытка суицида, – бросила Тара, заправляя за уши свои короткие прямые волосы цвета свежевыпавшего снега.

– Боже мой, Ти. Это очень чувствительная тема, – покачала я головой. – Может, не стоит поднимать ее в журнале?

Красивые кристально-голубые глаза Парсон сузились, до краев наполнившись непониманием.

– Шутишь? Это же бомба.

– «Грязная» бомба.

– Тем лучше, – усмехнулась Тара, приподнимая подбородок. Ее строгая диета запрещала ей есть все самое вкусное, и, я думаю, отчасти поэтому она всегда была немного злая. – Пойду отнесу ее Вивьен. Это определенно повлияет на мою премию в конце года. Завидуйте, неудачники!

Когда она ушла, мы с Энди обменялись хмурыми взглядами, и я вернулась к работе.

Спустя час в моей сумке завибрировал телефон. Вытащив его, я взглянула на экран и с улыбкой ответила на звонок:

– Привет, пап.

– Как дела, букашка? – Его низкий, теплый голос напоминал мне летнюю грозу.

Я нажала «Сохранить», сняла очки для чтения, которые надевала, когда работала с текстом, и потерла переносицу.

– Все супер. – Забравшись с ногами на кресло, я выдвинула верхний ящик стола и вытащила пакетик попкорна со вкусом соленой карамели. Преимущество работы офисной невидимкой заключалось в том, что большую часть времени никому вокруг не было до меня никакого дела. – А твои, пап?

– После долгожданной победы «Дьяволов»? Все еще танцую! – засмеялся он. – Как прошло твое вчерашнее свидание?

– Эм… Довольно мило.

Это свидание было полной катастрофой. Больше часа тридцатилетний разведенный Козерог по имени Майк с энтузиазмом рассказывал мне о своей работе. И все бы ничего, если бы ее местом не была скотобойня. Жутко дорогое ямайское карри, которое я заказала себе в тот вечер, так и осталось нетронутым.

– Кстати, тебе понравилась фотография? – спросила я, меняя тему.

– Какая фотография?

– Лежит на электронной почте.

– Прости, букашка. Совсем закрутился. – В трубке послышался скрип дивана, затем звуки шаркающей походки отца. Я улыбнулась, услышав на заднем фоне Rocking Around the Christmas Tree Бренды Ли. – Эйба вчера лягнула лошадь. Ничего серьезного, но ты же знаешь этого старого притворялу. Разыграл целое представление…

Эйб и мой отец Гэри были родными братьями. Эйб владел небольшим захудалым баром под названием «Кроличья нора», где мой папа работал поваром. Двадцать четыре года назад наши семьи объединила общая трагедия. Жена дяди Кэтлин и моя мама Лили погибли в результате схода лавины, когда катались на лыжах в горах Колорадо. Мне было три.

– СРАНЬ ГОСПОДНЯ! – радостно взревел отец. – Я ЗНАЛ! Знал, что это когда-нибудь случится!

– Пап, это не то, что ты…

– И давно вы вместе? Матерь божья! Рид Харди и моя девочка! Когда я загадывал желание на прошлое Рождество, то и подумать не мог, что оно исполнится так быстро.

Откинув голову на спинку, я шумно выдохнула и уставилась в потолок.

– Пап…

– Надеюсь, он ведет себя с тобой как джентльмен? Насколько серьезны его намерения? Ты уже познакомилась с его семьей? Как бы я ни любил этого парня, если он тебя обидит, хоккейная шайба станет третьим глазом на его упрямом лбу.

– Папа, мы не встречаемся!

Повисла пауза.

– Вот как… – Теперь его голос звучал разбито, и я почувствовала себя худшей дочерью на свете.

Мой отец был моим героем. Понимающий. Искренний. Забавный. Настоящий папа-медведь с провинциальным обаянием и темпераментом Дикого Запада. Мой разум тут же заполнили картинки его заботы обо мне. Как он учил меня выпекать сладости на нашей старой крошечной кухне. Как продал свои любимые рыболовные снасти, чтобы купить мне самое красивое платье на выпускной. Как каждую годовщину гибели мамы поднимался вместе со мной в горы, чтобы я могла немного побыть с ней…

После того, как мама ушла, отец так и не сошелся ни с одной женщиной. Его любовь к ней была такой же глубокой, как и его горе. Но, несмотря ни на что, он всегда надевал для меня свою фирменную улыбку – широкую, ясную, с неполным рядом зубов, – она не скрывала печаль в его глазах, но всегда дарила мне чувство безопасности. И уверенность, что папа по-прежнему рядом.

– Мы дружим, – зачем-то соврала я, после чего сразу же набила рот попкорном, чтобы заткнуться.

– Дружите?

Мое сердце наполнилось теплом, когда голос папы снова стал счастливым.

Я любила отца больше, чем кого-либо в этой жизни, вероятно, именно поэтому лгала ему чаще, чем остальным. О своей работе, о зарплате, о съемном жилье, которое по моим рассказам представляло собой элитные апартаменты в Даунтауне…

Мне хотелось, чтобы папа гордился мной так же, как гордился моей матерью. По его рассказам, мама являлась ужасным поваром, но восхитительным пекарем. У нее была собственная мини-пекарня, которая пользовалась огромной популярностью не только в Маунтин-Бэй, но и в соседних городках. После ее смерти пекарню пришлось продать. К счастью, новые владельцы очень бережно отнеслись к ее истории. Прошло уже много лет, а в ней до сих пор подают фирменные морковно-апельсиновые маффины по рецепту моей мамы, названные в ее честь, которые я заказываю всякий раз, когда приезжаю домой.

– Ага-а-а, – протянула я, мечтая провалиться под землю. – Ну, знаешь, не так, чтобы очень…

– Значит, он может приехать к нам на День благодарения?

Что?!

– Нет! – тихо воскликнула я, вжимаясь в кресло. – Это же семейный праздник, пап. И Рид наверняка захочет провести его дома, с родными.

– В Лос-Анджелесе?

– Э-э-э… Ну да, – вздохнула я и отправила в рот еще одну небольшую горсть попкорна. Меня до сих пор удивлял тот факт, что мой отец практически наизусть помнил биографию незнакомого ему человека.

– Знаешь, пожалуй, ты права, – задумчиво произнес он. – Будет лучше, если вы приедете в Маунтин-Бэй на Рождество. Порадуете старика…

В трубке раздался звук, похожий на всхлип, и я зажмурилась от стыда.

– Прости, пап, – с набитым ртом промычала я. – Позвоню тебе позже. Очень много работы.

Сбросив вызов, я оперлась локтями о стол и закрыла лицо руками.

Надеюсь, в аду не будет слишком жарко.

Глава 7

Рид

В жизни бывают моменты, когда лучше проявить сдержанность.

Это не один из них.

– Проваливайте на хер отсюда! – рявкнул я толпе недоумков с диктофонами в руках и прошел мимо, пихнув плечом самого громкого из них. Чувак едва устоял на ногах, и я ощутил легкий укол совести, но оборачиваться не стал.

Сам виноват. Нехрен было стоять у меня на пути и с мудаковатой ухмылкой спрашивать, понравилась ли мне моя вчерашняя игра в атаке. Разве гребаный ответ не написан у меня на лице?

Да, матч с «Виннипегскими Енотами» мы выиграли. Было чему радоваться. Идущие позади меня парни из команды сияли ярче рождественских гирлянд. Но только не я. Мое настроение полностью соответствовало температуре воздуха за окнами Денверского международного аэропорта – ниже нуля. Снисходительные улыбочки на лицах «Виннипегцев», когда мы совершали церемониальное рукопожатие после игры, до сих пор стояли у меня перед глазами.

Вылетая в Канаду, я был уверен, что повторю триумф последнего матча с «Орланами». Что с «засухой» покончено и моя блудная стерва-удача вернулась к папочке в родную гавань. Но кто-то там наверху решил: а не пойти ли мне в задницу? Как итог – ни одного гребаного гола.

Я надеялся, что сон в самолете поможет мне расслабиться. Отчасти так и произошло. Но, пройдя паспортный контроль, я оказался в окружении репортеров, выкрикивающих тупые вопросы и сующих мне в лицо свои ссаные диктофоны. И напряжение вновь поднялось по моему телу, как пар.

Очередной провал одного из самых титулованных игроков лиги – старая как мир история для таблоидов. Для жадных до сенсаций стервятников нет пищи вкуснее. Но единственный комментарий, который они от меня сегодня получат, – это вскинутый средний палец.

– Не обращайте на него внимания! – заржал за спиной Громов. – У нас был сложный перелет.

– МакБрайд! – раздался в толпе писклявый женский голос. – Как вы оцениваете ваши шансы…

Коннор даже не попытался дослушать ее вопрос.

– Без комментариев.

Закинув сумку в багажник принадлежащего Коннору «Бентли», который ждал нас на крытой стоянке, я в одиночестве устроился на заднем сиденье. Надел наушники, откинулся на спинку и закрыл глаза, притворившись, будто сплю. Все что угодно, лишь бы избежать дружеских подбадриваний и жалостливых взглядов, которые обязательно последуют, как только тачка тронется с места.

Если бы существовал измеритель агрессии, он бы сейчас зашкаливал. Какого хрена со мной творится? Удача не просто свалила от меня, но и решила как следует надрать мне задницу напоследок. Я что, недавно просыпал фунт соли? Прошел под лестницей или раздавил священного сверчка?

Когда машина остановилась у «Голден Плаза», я успел накрутить себя до состояния взведенного курка. Малейшее нажатие – и выстрел. МакБрайд с Громовым, словно почувствовав это, не трогали меня, предпочитая общаться между собой.

– Только не говори, что снова зависаешь у меня, – в своей обычной ворчливой манере обратился к Максу Коннор, когда мы, отсалютовав Уиллису, вошли в лифт.

– Прости, чувак, я уже обещал нашей принцессе вечер с пивом и пиццей, – чавкая жвачкой, ответил Бес и толкнул меня плечом. – Присоединяйся.

– Нет, сегодня я пас.

– Собираешься позвонить тем горячим близняшкам, нюдсы которых показывал в самолете? – спросил Макс, двигая густыми бровями. – Тройничок и все такое?

Коннор фыркнул.

– Завтра утром из Глазго прилетает моя мать. Она истовая католичка, так что единственный тройничок, который ждет меня в ближайшие дни, – это я, фотка Вины Скай и моя рука. – Он показал пошлый жест, и мы втроем обменялись веселыми ухмылками.

Раздался звонок, двери лифта открылись на сорок седьмом этаже. МакБрайд свернул в сторону своей квартиры. А мы с Бесом направились ко мне.

Я давно перестал удивляться, но все еще считал бродяжнический образ жизни Громова странным. О чем не переставал ему напоминать.

Все имущество парня – это «Джип Чероки» да сумка с вещами. И хотя доходы обладателя двух «Джеймс Норрис Трофи» давно позволяли купить себе квартиру, крутую яхту и даже долбаный частный самолет, Макс предпочитал кайфовать от жизни раздолбая, ночуя в гостиницах любой звездности – от президентского люкса до зачуханных придорожных «островков» на трассах. Или падать нам с Кеем на хвост. Последнее он любил особенно, потому что нас это чертовски раздражало, а «Раздражать» – второе имя Громова.

Бросив сумку на пол, я снял обувь и прошел в гостиную. Без прыгающего до потолка Ролло, который сейчас тусовался в гостях у своей няни, в доме было пусто и неуютно. Пес умел поднять мне настроение одним лишь своим обаятельным взглядом. Я подошел к кофейному столику, чтобы бросить ключи, и замер над ним.

Черт, я выглядел как сбежавший из лечебницы маньяк. Не то чтобы у меня были сомнения. Может, совсем немного. Но начищенная до блеска стеклянная поверхность, в которой я видел свое отражение, разбила их на тысячи осколков. Усталый вид, тени под глазами… И все это великолепие дополняла недельная щетина.

– Я в душ. Тот, что в комнате для гостей, – в твоем полном распоряжении, только не затопи соседей, как в прошлый раз, – бросил я Громову и направился в спальню.

– Год прошел, сколько, мать твою, ты будешь это вспоминать?

– Всегда!

Включив напор на максимум, я оперся ладонями о стену душевой кабины в ожидании, когда прохладная вода поможет мне остудиться и вобьет в мое существование хоть какой-то смысл, и не заметил, как простоял так около получаса. После чего оделся и вышел в гостиную, где Макс нетерпеливо ерзал на диване, пытаясь поудобнее разместить свое большое тело, и с предвкушением пялился на мой Xbox.

– Закинешь ноги на стол – и я оторву тебе яйца.

– Даже не собирался, – фыркнул он, прежде чем подвинуть ко мне бокал с отмеренным виски и схватить уже початую и наполовину приговоренную бутылку «Короны».

Его темно-русые волосы торчали во все стороны, а фланелевая рубашка в черно-красную клетку, надетая поверх видавшей виды футболки, выглядела так, будто Бес достал ее не из чемодана, а из собственной задницы.

Развалившись в кресле, я сделал глоток. Терпкая горечь обожгла горло и медленно заполнила желудок, но ноющая пустота, разъедающая нутро, не исчезала. Видимо, все мысли и чувства отразились на моем лице. Громов громко вздохнул, сложил ладони на животе и вытянул длинные ноги.

– Ладно, сын мой, пришла пора исповедаться. Выкладывай, что у тебя на душе.

Я уже открыл было рот, чтобы послать его куда подальше, но вырвалось в итоге совсем другое:

– Вчерашняя игра с «Енотами» – худшая в моей карьере.

Он пожал плечами.

– Зато твоя драка с Занковски снова угодила в подборку лучших роликов на ESPN. Ты был великолепен!

– Спасибо, гуру терапии. Сколько я тебе должен?

– Кому сдалась терапия, когда есть силовая игра? – Веселый взгляд зеленых глаз встретился с моим хмурым. – Да ладно тебе, Рид. Мы все еще короли турнирной таблицы. Слушай, а может, тебе попробовать йогу? Приведешь мысли в порядок и будешь как новенький.

– Сомневаюсь, что йога может вернуть мне мою удачу. – Я залпом допил виски и снова наполнил стакан. – У нападающего есть только одна задача – забивать, и если он этого не делает, значит, он бесполезен. Напомни, как поступают с бесполезными игроками?

– Тебя не обменяют, – отмахнулся Макс. – Твоя удача где-то рядом, чувак. Вспомни прошлую игру с «Орланами». Воскреси в памяти каждую секунду перед матчем. Должно быть что-то, что принесло тебе победу. Может, ты надел счастливые трусы или погладил бездомного кота?

– Нет, ничего тако…

Погладил бездомного кота?

В моем воображении возник образ миниатюрной брюнетки в безразмерном свитере. А я уже надеялся, что благополучно о ней забыл. Что она там пропищала, неуклюже обнимая меня за талию? «На удачу»?

Твою мать, кажется, это оно.

– По лицу вижу, что-то нащупал, – оживился Громов.

– Репортерша! – выдохнул я, уставившись в никуда. – Перед игрой, возле раздевалки. Она меня обняла.

– Красивая хоть? Видел ее удостоверение?

Я кивнул.

– Ничего особенного. Кажется, она из «БЛАЙМИ!».

– Ну и чего ты сидишь? Надо срочно ее искать.

Я откинулся в кресле и покачал головой:

– Представляю нашу встречу. «Привет, не хочешь поработать моим личным талисманом?» А на следующий день она напишет статью о моем душевном здоровье.

У меня уже был дерьмовый опыт с журналисткой из «БЛАЙМИ!». Суку звали Тара. Полгода назад мы встретились на скучнейшем благотворительном вечере. Девчонка хотела взять у меня интервью. Я, естественно, отказал. Но это не помешало нам продолжить знакомство в более приватной обстановке. Секс оказался так себе, и я не стал ей перезванивать. Через две недели в «БЛАЙМИ!» вышла написанная ею предерьмовейшая статья под названием «Несчастные женщины Рида Харди», натравившая на меня всю твиттерскую армию феминисток.

Кстати, может, они меня и прокляли?

– Задействуй юристов, пусть составят контракт с астрономической суммой неустойки. Чувак, тебе уже нечего терять.

Самое дерьмовое, что Бес был прав. Но от этого не легче. Кому-то в качестве талисмана достаются монетки, кубики, носки или шнурки… А мне – гребаные объятия мелкой пигалицы из журнала, который регулярно сочиняет про меня всякий бред. Я с досадой потер щетину и потянулся к лежащей на столе пачке сигарет.

– Окей, и как же мы ее найдем?

– Шутишь? – удивленно изогнул бровь Макс. – Мы живем в век технологий, Харди. Если там были журналисты, значит, фотка с вашими обнимашками уже гуляет по сети. Отыщешь ее – найдешь и девчонку.

Еще одно доказательство того, как сильно растеклись мои мозги, если я сам до этого не додумался. Сигарета вернулась в пачку. Вместо нее я взял в руки телефон. Открыл первую попавшуюся соцсеть и ввел в поисковую строку хештег игры. Долго искать не пришлось. Набравший большую популярность снимок висел на самом верху.

Ну и рожа у меня здесь.

Щелкнув на имя, я перешел в профиль отмеченной на снимке девчонки и принялся его листать. Походы в Роки, книжные рекомендации, забавные селфи с довольно милой улыбкой, выпечка… Много выпечки.

Я понятия не имел, сработает ли эта хрень, но следующая игра уже в воскресенье. А потому, чтобы не терять время, сразу перешел в директ:

Черт, забыл подмигивающий смайл.

Ладно, хер с ним.

Или в Швецию?

Определенно нет.

Там сейчас минус двадцать, а я и так после сегодняшней встречи с Вивьен чувствовала себя ледяной статуей. Одно неверное движение – и вдребезги. Даже горячий глинтвейн не спасал. Не помогал забыться, не придавал сил. Наверное, дело в том, что он был наполовину разбавлен моими слезами.

Сегодня я планировала лечь спать пораньше. Даже попросила Алексу включить белый шум, но заснуть не получилось. Тело ощущало усталость, но мысли скакали стремительными вспышками, словно во мне плескался галлон двойного эспрессо. Поэтому, сбросив одеяло, я схватила ноутбук и принялась за работу. Но и тут меня ждала неудача. Целый час я просидела перед светящимся экраном, и все, что удалось выдавить из себя, – это одно предложение. Полный провал.

Может Вивьен права и я бездарность, а не профессионал? Возомнила о себе бог знает что, решила, что достойна повышения, а сама даже с чертовым гороскопом справиться не могу.

Шмыгнув носом, я вытерла слезы тыльной стороной ладони и задумалась о ничтожности своей жизни. В какой момент в ней все пошло наперекосяк? В одну секунду мне двадцать один, я гордая выпускница Денверского колледжа, окончившая его с отличием, а затем внезапно мне двадцать семь, я сижу в одиночестве в чулане Гарри Поттера, аренда которого обходится мне в половину зарплаты, и рыдаю над гороскопом, предсказывающим моему знаку большие перемены, которые сама же и придумала.

Захлопнув крышку ноутбука, я поднялась с кровати и внимательно прислушалась. Тишина. Значит, Тара все еще на свидании. Если не останется у нового парня на ночь, может вернуться в любую минуту. Нужно срочно умыться. Меньше всего мне хотелось предстать перед ней заплаканной, с красными, как у кролика, глазами.

Внезапно с улицы раздался крик. Оправив желтую флисовую пижаму с изображением Твити на животе, я прошлепала босиком к окну. Открыв его, поежилась от ударившего в лицо холодного ветра и выглянула наружу. Этажом ниже снова ссорилась молодая супружеская пара, не жалея цветистых выражений. Правда, в этот раз чересчур громко, привлекая внимание не только соседей, но и прохожих.

У дома напротив остановилась знакомая полицейская машина. Стоило открыться водительской двери, как в груди все сжалось от напряжения. Сердце сделало кульбит и понеслось вскачь.

Адам Аннус. Криптонит для моего либидо. Мужчина мечты, однажды спасший меня от нападения бездомного наркомана. Офицер полиции, которому я при каждой встрече мысленно признаюсь в любви…

Вместо привычной формы спортивный торс Адама обтягивала накинутая поверх серой футболки кожаная куртка. Округлая задница, упакованная в узкие джинсы, вызвала обильное слюноотделение прежде, чем я успела сглотнуть. Палец непроизвольно принялся рисовать на окне сердечко и замер, стоило соседу обернуться и поймать мой взгляд. Не придумав ничего лучше, я улыбнулась и помахала ему. Адам помахал в ответ, вызвав трепет у меня животе. Я буквально почувствовала, как взлетает каждая бабочка…

Черт, какой же он милый.

Может, подкараулить его утром и угостить тыквенным латте? Это вообще нормально – так навязываться? Впрочем, сколько можно наблюдать за ним со стороны? Как любит говорить мой отец, «отчаянные времена требуют отчаянных мер». Не попробовав, не узнаешь.

Лежащий на столе телефон издал мелодичную трель. Я отошла от окна. На экране высветилось пришедшее в директ сообщение:

Прочитав имя отправителя, я закашлялась.

Рид Харди?

РИД ХАРДИ?

То самый Рид Харди? Знаменитый хоккеист и кумир моего отца? Это что, шутка какая-то? Я провела рукой по волосам, и пальцы задрожали от волнения. Похоже, кто-то из журнала решил меня разыграть. Или… нет?

Я трижды ткнула дрожащим пальцем по имени, не веря своим глазам – профиль верифицирован, в нем стояла самая настоящая галочка. Господи Иисусе!

Рид Харди приглашает меня на свидание.

Кажется, я разучилась дышать.

Воздух. Мне срочно нужен воздух…

Что это, Венера в Меркурии? Луна в Скорпионе? Звезды решили вдруг сойтись тогда, когда мне действительно это нужно? Отца удар хватит, когда он узнает. А Вивьен? Вдруг мы с Ридом подружимся и я стану первой в мире журналисткой, которой он согласится дать интервью?

Ноздри затрепетали, улавливая запах Пулитцеровской премии.

Прощайте, чертовы гороскопы! Должность младшего редактора, считай, у меня в кармане.

Прижав к груди телефон, я забралась с ногами на кровать и принялась громко напевать Eye of the Tiger, прыгая на матрасе. Поэтому даже не услышала, когда в прихожей хлопнула входная дверь.

– Мэдс, что за вопли? Ты отдавила себе палец?

Выскочив на голос, я застала Тару, стягивающую с ног ботильоны. Красное пальто уже висело на вешалке.

И как она умудряется выглядеть королевой, даже когда стоит уставшая, прислонившись к двери?

– Привет, Ти. Ты что-то рано. Как прошло свидание?

Тара поморщилась, будто разом проглотила дольку кислого лимона.

– Полный отстой. Тревор вел себя как придурок на протяжении всего ужина. Я сбежала, когда он вышел в уборную. И заблокировала его номер в телефоне. Если это не поможет – выдвину обвинения и получу запретительный приказ.

Не то чтобы я сильно удивилась. Таре не часто везло со свиданиями. Однажды ей попался начинающий актер с татуировкой в виде головы Элвиса на всю спину. Был еще поэт, декламирующий во время секса свои посредственные стихи… В одном надо отдать ей должное: как бы все ни было печально – Тара не сдавалась. Вот с кого мне хотелось брать пример.

Выпрямившись, соседка подняла на меня взгляд и прищурилась:

– А ты чего такая веселая?

– Ты не поверишь, Ти, – громко зашептала я, сделав большие глаза. – У нас с Ридом Харди завтра свидание.

Пытаясь показать полученное сообщение, я едва не ткнула ей телефоном в нос. Темные, идеально очерченные брови Тары приподнялись. Лицо выражало в одинаковой степени удивление и озадаченность.

– Вы уже успели познакомиться?

– В том-то и дело, что нет. Секундные объятия для фото перед матчем. Конечно, снимок быстро завирусился в сети. Наверное, Харди увидел его и… – Я развела руками. – Черт, «Лайол» – местечко не из дешевых. Надо выбрать, что надеть.

– Только не дурацкий свитер с оленями, – бросила она со смехом, направляясь в свою комнату. – Впрочем, неважно. Все равно это не свидание.

– Почему? – Мои брови сдвинулись к переносице. – То есть, я понимаю, все это немного странно. Я не из его лиги и…

– Не из его лиги? – Опять послышался смех. – Скорее, не из его вселенной, Вудс. Ставлю сотню на то, что у него к тебе какое-то дело. На вчерашней игре с «Енотами» Мистер Хоккей снова облажался. Спортсмены суеверны. Наверное, хочет, чтобы ты составила для него гороскоп.

Я открыла рот, чтобы ответить. Но быстро передумала. Спорить с Тарой все равно что совать руку в пасть голодной акуле. Любой словесный поединок всегда остается за ней.

Когда дверь в ее спальню захлопнулась, я все еще стояла на месте. Меня накрыли странные ощущения.

Я не считала себя сногсшибательной красоткой, от которой Рид Харди мог бы потерять голову. Да и он не интересовал меня в романтическом плане. Пропасть между нами была больше Марианской впадины. Этот ужин – всего лишь возможность хорошо провести вечер. Попробовать выбить интервью для журнала. Сделать еще одно фото для папы. В конце концов, вкусно поесть…

Тогда почему слова Тары причиняли такую боль?

И ладно бы это было впервые. Но нет. Она почти в каждом разговоре пыталась меня как-нибудь унизить или задеть. Конечно, я старалась не обращать внимания. Но все равно непроизвольно накапливала негатив, как дракон золото.

Я опустила глаза на свои белые плюшевые носки с рождественским принтом и пошевелила пальцами. Ладно, плевать, что там думает Парсон. Свидание это, или ему что-то нужно. У меня наконец появился прекрасный повод развеяться, а не торчать дома в одиночестве.

Глава 8

Мэдди

Я вышла из такси, которое остановилось в фешенебельном районе Черри-Хилл, плотнее закуталась в пальто и неторопливо направилась в сторону ресторана. Мои ботильоны опасно скользили по тонкой корочке льда, покрывавшего тротуар. Осень снова взяла верх. Снег понемногу стал таять, и на дорогах образовалась слякоть.

Швейцар распахнул передо мной парадные двери, и я почувствовала, как теплый воздух приятно обдувает лицо, принося запах кофе, печенья и свежей выпечки. «Лайол» – один из лучших ресторанов Денвера. Мы писали о нем статью. Столик здесь нужно заказывать минимум за месяц. Но для таких важных шишек, как Харди, очереди, по всей видимости, не существует.

В конце фойе располагалась небольшая стойка администратора, за которой стояла молодая женщина в стильном брючном костюме цвета карамели. Я сдала верхнюю одежду в гардероб и направилась к ней. Одна часть меня гудела от волнения, другая – от любопытства.

– Я встречаюсь с Ридом Харди. – В голосе прозвучала нелепая гордость, которая тут же преобразовалась в маленький пузырек стыда и лопнула.

Администратор одарила меня профессиональной улыбкой.

– Пожалуйста, следуйте за мной.

Женщина направилась через затемненный ресторан, и я пошла за ней, восторженно оглядываясь по сторонам, как деревенщина, которой и являлась. В этом месте царила очень интимная атмосфера: низкий потолок, приглушенный свет; стены с панелями из темного дерева, увешанные написанными маслом картинами, изображающими сцены из жизни шахтеров, индейцев и ковбоев Дикого Запада времен золотой лихорадки; укрытые белыми скатертями столы, уставленные живыми цветами, сверкающими бокалами и отполированным серебром; небольшие огороженные кабинки, представляющие собой приватные зоны. Сдержанно, но при этом роскошно. И определенно чертовски дорого.

Приказав себе не паниковать, я расправила плечи и отбросила с лица прядь волос. На мне было черное платье-миди с длинными полупрозрачными рукавами и кружевным вырезом в форме сердечка, которое я импульсивно купила несколько лет назад в GoJane и замшевые ботильоны на массивном невысоком каблуке. Волосы собраны в беспорядочное гнездо на затылке. Макияж нанесен без особых усилий – два слоя туши, немного соблазнительной дымки вокруг глаз и вишневая помада, от которой редкие веснушки на моем носу стали еще заметнее.

Администратор подвела меня к кабинке, расположенной в дальнем углу зала, сообщила, что официантка скоро подойдет, и испарилась.

Мистер Хоккей уже был на месте. Когда я подошла, мужчина поднял голову, мазнул по мне взглядом, который не выражал особого интереса, а затем встал, чтобы выдвинуть для меня кресло. Этот галантный жест разлился по моему телу теплом. Пробормотав слова благодарности, я повесила на спинку кресла свою сумочку и как можно грациознее опустилась в него, вызвав трепет зажженной в центре стола свечи, которая служила почти единственным источником света в кабинке.

Надо отметить, выглядел Рид сногсшибательно. У него были волнистые темно-каштановые волосы – кудри не крупные и не мелкие, что-то идеально-среднее в духе Шона Мендеса, дерзкий взгляд пронзительных серых глаз и высеченный из гранита подбородок, покрытый густой, опрятной щетиной. Белоснежная, идеально отглаженная рубашка плотно облегала бицепсы размером с шары для боулинга, верхние пуговицы расстегнуты, галстука не было. Красивый. Суровый. Недоступный. Живой бог среди людей.

Я поправила лиф платья и разгладила черную ткань на бедрах, пытаясь выглядеть беспечной, как будто каждый вечер ходила на свидания с такими ослепительными красавцами. На заднем плане тихо играла One Foot группы Walk the Moon. Слова которой закружили в моем сознании, как опавшие осенние листья.

Подошла официантка, поставила на стол корзину теплого хлеба, наполнила стаканы водой и поинтересовалась нашим заказом. Я остановилась на салате с хрустящими баклажанами, а Харди выбрал сырную тарелку, ягненка и тортеллини с артишоками, после чего поднял на меня глаза.

– Ты вегетарианка? – Его низкий голос прозвучал как отдаленный гром.

Моя кожа покрылась мурашками.

– Э-э-э… Вряд ли.

Я просто выбрала блюдо с самым низким ценником, который представлял собой почти четверть моей зарплаты, на случай, если Харди захочет разделить счет пополам.

– Рекомендую попробовать наш фирменный стейк, – предложила официантка.

Стейк был одним из самых дорогих блюд в меню. А самое дешевое стоило больше, чем я за неделю тратила в продуктовом магазине.

– Или треску, – произнес Харди. – Держу пари, она тебя впечатлит.

Я снова опустила глаза в меню и ужаснулась.

– Сто пятьдесят долларов за рыбу? – Жар пополз вверх по шее и разлился горячим румянцем на щеках, когда я осознала, что произнесла это вслух.

– Это они так гордятся тем, что ее отловом занимаются местные рыбаки, – усмехнулся Рид. – О, и, наверное, даже используют при этом настоящую леску.

– Органический продукт, – кивнула официантка и вежливо улыбнулась, словно не услышала в тоне Харди иронии. – Никаких гормонов.

Я подняла голову и увидела, что он внимательно наблюдает за мной.

– Заказывай все что хочешь, цена не имеет значения.

– Пожалуй, возьму треску. – Я закрыла меню и поспешно добавила: – Спасибо за совет.

Когда официантка ушла на кухню, между нами повисло неловкое молчание. Наконец Рид его нарушил:

– Мэдисон, у меня к тебе деловое предложение.

Все вопросы и сомнения в голове моментально рассеялись, словно в темной комнате наконец-то включили свет. Тара оказалась права. Никакое это не свидание. Я почувствовала легкий укол разочарования, которое быстро сменилось облегчением. Наверное, это и к лучшему.

– Какое? – Мой взгляд скользнул вверх, чтобы встретиться с его взглядом.

Только сейчас я заметила, что огромное тело хоккеиста, излучавшее силу, решительность и угрозу, было чертовски напряжено. Как у бойца на ринге, застывшего в ожидании команды «бокс».

– Наверное, ты знаешь, что моя карьера сейчас переживает не лучшие времена. – Он потер челюсть, приглаживая щетину. – Но думаю, ты способна помочь мне выбраться из этой задницы.

Я помедлила, а затем спросила:

– Ты хочешь, чтобы я связалась с Богом?

Суровые черты его лица немного смягчились.

– Ведешь колонку анекдотов?

– Гороскопов.

– Как будто это не одно и то же.

Оке-е-ей…

Не так я представляла себе свидание с легендарной звездой НХЛ. В чате он показался таким обаятельным, и я купилась на это…

Ладно, он написал мне всего одно сообщение и не ответил на встречное. Даже не прочитал его. Но по какой-то нелепой причине я приняла его предложение за романтическое. Боже, как глупо.

Официантка принесла наши тарелки и разлила по бокалам вино. Рид взял свой бокал, сделал глоток и одобрительно хмыкнул. Это было винтажное каберне-совиньон «Дон Мелчор» – не меньше пяти сотен за бутылку. Я боялась даже понюхать его, рискуя тут же испытать оргазм. Поэтому решила для начала сосредоточиться на еде. Пахло невероятно, и мой желудок практически танцевал от предвкушения. Опустив взгляд в тарелку, я подцепила вилкой маленький кусочек рыбного филе и отправила его в рот. Мои вкусовые рецепторы взорвались, и я застонала, вызвав у Харди довольную усмешку.

– Черт, это действительно очень вкусно.

– Я же говорил.

Тайком улыбнувшись про себя, я завороженно наблюдала за тем, как изящно мужчина орудует ножом, словно художник любимой кистью. Рид Харди – Скорпион. Фраза «Я же говорил» – его девиз по жизни. Он мог сколько угодно потешаться над наукой, которая практикуется тысячи лет, но я читала его как открытую книгу.

Скорпион – самый страстный знак Зодиака. Любимчик Марса. Искусный любовник, обладающий животным магнетизмом. Он способен остро ощущать эмоции, но будет любой ценой избегать проявления того, что воспринимает как слабость, предпочитая выплескивать всю напряженность в постели, а в случае с Харди – еще и на льду. Его агрессивная манера игры лишнее тому доказательство.

Я отправила в рот очередной кусочек филе, наслаждаясь его тающей текстурой, и сделала глоток божественного вина, после которого мысленно поклялась себе, что не встану из-за стола, пока не выпью все до последней капли. Затем макнула обжаренную полосочку баклажана в густой сливочный соус, накрутила ее на вилку и съела, жмурясь от удовольствия.

– М-м-м… Бог ты мой, – промычала я, снова хватаясь за бокал.

– Мне нужно, чтобы ты снова обняла меня перед следующей игрой.

Я чуть не выплюнула вино на стол.

– Что?!

Рид промокнул рот салфеткой и с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла. Что-то изменилось. Он поник, словно из его огромного тела разом выкачали всю энергию. Или терпение.

– Послушай, у меня реальные проблемы, а ты, возможно, выглядишь как их решение. В прошлый раз твои объятия принесли мне победу. Может, это не более чем совпадение, но я должен проверить. Поэтому давай сразу перейдем к той части, где мы обговариваем условия нашей сделки.

Энди как-то рассказывал, что хоккеисты регулярно сдают тест на наркотики. Похоже, он ошибался.

– И да… Хочу сразу кое-что прояснить, – продолжил Харди. – Я не сплю с теми, с кем веду дела. Таковы правила. Так что давай просто забудем о том, что я тебе нравлюсь, и обсудим твой гонорар.

Слово «нравлюсь» он произнес с таким отвращением, будто оно болело гонореей и могло его заразить.

– Эм-м-м… Окей. Не знаю, зачем мне эта информация, но… – Мои брови сошлись на переносице. – Постой, а с чего ты вообще взял, что нравишься мне?

На его лице отразилось искреннее непонимание:

– Но это ведь ты полезла ко мне обниматься. Женщины не обнимают мужчин просто так.

– Ну ты и чудила! – Я уже едва сдерживала смех. – Мне просто нужна была классная фотка. Мой папа большой фанат твоей игры, и я таким образом решила его порадовать. Да и вообще… Мне нравятся хорошие парни, а не хмурые самовлюбленные огры.

Подавшись немного вперед, хоккеист склонил голову набок и впервые посмотрел на меня. В смысле, по-настоящему. Наши глаза встретились, и я почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Мягкое мерцание свечи отбрасывало отблески теплого света на его холодные серебряные радужки, периодически превращая их в золото. Этот пронзительный взгляд мог означать что угодно, хорошее или плохое. Поэтому я заранее напряглась.

– Ты только что назвала меня огром?

Я подняла бокал с вином и поднесла к лицу, мечтая за ним спрятаться.

– В Шотландии это слово не в ходу?

– Я не шотландец.

– Разве? Кажется, я что-то такое читала в журнале… – Это была ложь. Разумеется, я знала, что Харди – калифорниец. Просто не хотела, чтобы он и дальше принимал меня за свою восторженную фанатку.

– В нашей команде один шотландец. И это МакБрайд.

– Ах да, точно, – улыбнулась я, безразлично пожав плечами. – Ну, вы, хоккеисты, для меня все на одно лицо.

Харди одарил меня кривой ухмылкой, от которой у меня моментально пропал аппетит.

– Забавно, ведь то же самое я могу сказать о журналистах.

– О, ну теперь мне действительно хочется с тобой пообниматься.

– Слушай, я не прошу об одолжении, – раздраженно сказал он. – Я предлагаю сделку. И готов неплохо тебе заплатить.

– Прости, но в моем мире объятия не продаются.

– В любом мире все имеет свою цену. Назови свою.

– Эксклюзивное интервью. О твоей личной жизни.

Взгляд, который бросил на меня Харди, был холоднее льда.

– Забудь! – отрезал он.

Я снова пожала плечами, сняла со спинки кресла сумочку и встала из-за стола:

– Уже забыла.

– Постой. – Поднявшись вслед за мной, Рид схватил меня за руку, удерживая на месте. – Я никому не даю интервью. Это табу, ясно?

Я покраснела. И не от злости, что оказалось бы логично, а от смущения, вызванного его внезапной близостью. От Харди пахло шафраном. Порочным и сладким. А также кожей и табаком. Он возвышался надо мной как скала, окружая своим густым туманом мужественности. Святые небеса, этот мужчина был просто огромен… В Роки-Маунтин есть горы поменьше.

– А я ни с кем не обнимаюсь за деньги.

– Ты просто не услышала сумму сделки, – процедил он, глядя на меня сверху вниз, как на назойливое насекомое, которое ему до смерти хотелось прихлопнуть.

Чертов огр. Да лучше я до конца жизни буду пугать Близнецов нашей астрологической предрасположенностью к алкоголизму, чем попытаюсь подружиться с этим высокомерным ослом!

Я выпрямилась в полный рост – во все свои устрашающие сто пятьдесят восемь сантиметров – и гордо вскинула подбородок:

– Прощай, Рид Харди.

Официально: это было худшее свидание в моей жизни. Его не переплюнул даже извращенец из «Тиндера», который вместо секса попросил меня выщипать при нем брови. И это случилось в тот единственный раз, когда после трех бокалов вина я впервые в жизни отважилась на секс без обязательств.

Сидя на заднем сиденье такси, я чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо прежде.

Глава 9

Рид

Этим утром я чувствовал себя кроватью, из которой выкрутили все гайки. Новый образ жизни Короля Провалов, включающий в себя вечно паршивое настроение, алкоголь и самобичевание, вызывал стойкое отвращение. Поэтому я наказывал себя тренировками, стараясь любой ценой оставаться на пике физической формы.

Спортивный центр помимо тренажерного зала, который был примерно раз в пять больше моей квартиры в «Голден Плаза», включал в себя массажный кабинет, зал для занятия йогой, гигантский бассейн, бар с изотоническими коктейлями и сауну, где можно хорошенько расслабиться после интенсивных нагрузок. Стены украшали баннеры «Денверских Дьяволов» и наш неизменный логотип с рогатым черепом в хоккейном шлеме. Куда ни поверни голову, всюду лишь черное и красное.

Сам зал был оснащен первоклассным оборудованием, разделен на зоны для проработки каждой группы мышц и обслуживал как мужчин, так и женщин. Правда, единственной девушкой, которую я здесь встречал, была наш менеджер Кэт. И тренировки ее не интересовали. Только работа.

Сегодня она выглядела такой же собранной, как и всегда: в свежевыглаженном брючном костюме цвета лайма, подчеркивающем отменную фигурку, и на высоких каблуках; светлые волосы скручены на макушке в опрятный пучок. Кэт ежедневно фотографировала нас с парнями из команды для социальных сетей и исчезала. Так же внезапно, как появлялась.

Но не в этот раз.

Стоило мне заявиться на час раньше обычного, чтобы немного побыть наедине с гантелями и музыкой из благословенных восьмидесятых, откуда-то сверху послышался ее низкий голос:

– Привет, Рид! Выглядишь дерьмово. Неважно себя чувствуешь?

– Присяжные еще совещаются, – ответил я, не слишком настроенный на дружеское общение, и поправил хватку, прежде чем поднять штангу над головой.

– Загляни в бар, когда закончишь. Я оставлю Стиву тюбик расслабляющей мази. Должно полегчать.

– Мне полегчает, только если она с мышьяком, – невесело усмехнулся я, но этого уже никто не слышал.

Зал постепенно стал заполняться. Ландри занимался жимом лежа, Кэмпбелл делал приседания со штангой, поскольку у него сегодня был день ног, а Медведев и Келли выполняли упражнения с канатами. Слышались тяжелое дыхание, лязганье гирь и бряцанье тренажерных весов.

МакБрайд с Громовым появились одновременно. Мы обменялись дружескими похлопываниями по плечам. Затем Коннор направился к боксерской груше, а Макс, размяв мышцы, надел блины на штангу и приступил к становой тяге.

Пот стекал с меня ручьями, по шее и торсу, проникал за резинку серых баскетбольных шорт. Разгоряченная кожа блестела. Напряженные до вздутых вен мышцы приятно ныли, а преследующая который день усталость наконец-то отступала. Я уже не мог дождаться, когда приму контрастный душ, чтобы окончательно привести себя в порядок перед утренней тренировкой на льду.

Громов в очередной раз перемудрил с весом и долго не продержался. Глубоко втянув носом воздух, он с трудом вытолкнул опасно тяжелый вес, после чего с рычанием бросил штангу на стойку.

– Какого хрена ты творишь без страховки? – рявкнул на него я.

– Расслабься, приятель, – ответил Бес, вытирая полотенцем мокрое раскрасневшееся лицо. – У меня все под контролем.

Я покачал головой.

– Какой же ты долбаный псих.

Усмехнувшись, Макс сел на скамейку рядом и потянулся к бутылке с водой. Мышцы его покрытых татуировками предплечий все еще подрагивали от напряжения. Громов был устрашающим защитником, вечно жаждущим драки, нерушимой стеной, которая прикрывала нас всех, а также самым верным и преданным другом. Гаденыша обожали все: команда, тренеры, медицинский персонал… Даже несмотря на его ужасный русский акцент, который порой звучал как гребаное издевательство.

– Ну, выкладывай, – оскалился он, откинувшись спиной на стену. – Как прошел твой романтический ужин?

Я опустил гирю на подставку и пожал плечами:

– Девчонка меня послала.

И мне не в чем ее винить.

В моей жизни было много вещей, с которыми я отлично справлялся, но заключение сделок не входило в их число. Обычно этим занималась Оливия. В переговорах ей не было равных. Но я не мог отправить ее к этой забавной репортерше. Наше с ней дело казалось мне слишком личным. Ведь объятия подразумевают определенную степень доверия между двумя людьми. Это интимнее, чем секс. Здесь не должно быть никого третьего. Даже такого профессионала, как мой агент.

Громов удивленно присвистнул.

– Теряешь хватку, чувак.

– Поверь, я удивлен не меньше тебя. Думал, ухватится за мое предложение двумя руками. Но видел бы ты ее лицо… Будто я не обняться ей предложил, а отхлебнуть змеиного яда.

– Может, она играет за другую команду?

– Точно нет. – В этом я почему-то не сомневался.

– Черт, надо было пойти с тобой. Ты же совсем не умеешь флиртовать. Действуешь грубо, как слон в посудной лавке. Спорю на яичко, если бы ты не был таким красавчиком, так бы и умер девственником.

Я фыркнул:

– Флирт переоценен.

– Чушь собачья, – бросил Бес, взъерошивая волосы, которые взмокли от пота и сбились набок. – Ты деньги ей предлагал?

– Естественно. Но это ее не заинтересовало, – ответил я, вспоминая, как выглядела Мэдисон, когда речь зашла о гонораре: плечи напряглись, подбородок гордо приподнялся на пару дюймов. Очевидно, ее оскорбило мое предложение. И это удивило меня. Или впечатлило. Я еще до конца не понял. – Ей подавай только одно – эксклюзивное интервью. Хрен знает что теперь делать.

Макс облегченно выдохнул и демонстративно смахнул пот со лба.

– Как это что? Дай его – и проблема решена. – Черт возьми, и он туда же. – Чувак, это всего лишь несколько унылых вопросов. Ответишь – и свободен.

– Бес, ты знаешь меня, как никто другой. Я. Не. Даю. Гребаные. Интервью.

У каждого есть свои тайны. Некоторые из них безобидны, другие – абсолютно разрушительны. Моя относилась ко второй категории и тщательно охранялась. От всех. Даже мои лучшие друзья не знали обо мне всей правды. Лишь только то, что, будучи ребенком, я переехал из Колорадо в Калифорнию, где меня тайно усыновила чудесная семья, которая сразу сменила мне имя. Большего я рассказать им не мог. Никому не мог. Да и не хотел.

Как говорил Ганнибал Лектер, журналисты, как и психопаты, не признают личных границ. Дай им только намек, они вытянут наружу все твое дерьмо. Безжалостные, расчетливые, хитрые. Связываться с ними – себе дороже. Я и так обрастал их грязными сплетнями, как старый дом ядовитым плющом.