Читать онлайн Свистелка
- Автор: Игорь Гонохов
- Жанр: Стихи и поэзия
УЛИЦА НЕСПЯЩИХ ФОНАРЕЙ
СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
© Оформление. ООО «Издательство Перо», 2025
© Гонохов И., 2025
Немного об авторе
Здравствуйте, уважаемые читатели!
Серия книг авторов Улицы Неспящих Фонарей задумана как поддержка поэтов, пишущих на русском языке в непростых современных условиях. Это вторая книга проекта, она представляет творчество Игоря Гонохова.
Стихи Игоря Гонохова разнообразны тематически, их отличают правильность и естественность речи, высокий уровень поэтической техники, красота слога, сила чувств и эмоций, наполненность аллюзиями, использование точных рифм вперемежку с ассонансными рифмами. Художественное видение автора неожиданно и оригинально, в его стихах можно встретить элементы метафизики, эстетизма, постгуманистического реализма. Язык поэта лишён какого бы то ни было пафоса. Автор часто использует лирическую форму, сочетая философские темы с личными переживаниями. Поэт видит мир без розовых очков, от природы наделён наблюдательностью и открывает для читателя сокровенные поэтические смыслы событий, отношений и объектов. Многие стихи Гонохова можно назвать медитативными, они приглашают к путешествию в дали и детали поэтического осмысления окружающего мира.
Игорь Олегович Гонохов родился 20 августа 1967 года в подмосковном Ногинске. Это провинциальный город со своим неторопливым укладом. Там до сих пор стоят кирпичные здания фабрик Саввы Морозова. На берегу Черноголовского пруда есть дендрарий, созданный предпринимателем. А цветные изразцы на старой больнице чем-то напоминают палитру врубелевских картин. С детства у поэта сохранились воспоминания о бревенчатых домиках приказчиков и гостинице в стиле купеческого модерна. «Помню: зимним вечером шёл с матерью из гостей, – вспоминает Игорь Олегович, – а над головой высоко-высоко, между звёзд, качались кроны сосен в огромных снежных шапках. И не то чтобы всё это мне казалось сказкой, нет, оно и было для меня сказкой, сказочным детством». В этих подмосковных местах – корни его творчества. Он, как многие мальчишки тех лет, львиную долю времени проводил где угодно – только не в квартире. И если в его стихах встречаются просторечные слова, выражения, неточные ударения и т. д. – это не веяния модных современных течений, это – словарь улицы, каким он был знаком автору с детства.
Со школьных лет Игорь Гонохов писал стихи. В ранней юности зачитывался Есениным, затем «читал, читал и читал: сначала подробно весь серебряный век, весь золотой век, потом советский период и современную поэзию». Всё он впитывал с жадностью, всё его интересовало, но особенно сильно «переболел» Фёдором Тютчевым и обэриутами. Словом, русскую поэзию автор любит и хорошо знает.
Игорь Олегович окончил Московский областной педагогический институт имени Крупской, по специальности он – преподаватель русского языка и литературы. Многие годы работал радиожурналистом на студии Ногинского радиовещания. Подборки его стихов печатались в местных газетах «Богородские Вести», «Волхонка», а также в литературных журналах «День и ночь», «Двина», «Южное сияние», «Мегалит», «Млечный путь», «45-я параллель» и других. В 2002 году в Ногинске вышла его первая книга стихов под названием «Знакомые окна». Затем были изданы ещё две книги: «Перепончатокрылое небо» (2017) и «Пока мы здесь» (2022). Сейчас поэт живёт и работает в Москве. Игорь Гонохов – победитель VIII международного поэтического конкурса «45-й калибр» имени Георгия Яропольского, лауреат национальной литературной премии «Поэт года» – третье место в основной номинации конкурса «Поэзия», победитель Турнира поэтов на сайте Стихи. ру (2022).
По словам критика Галины Климовой, Игорь Гонохов – «крепкий традиционалист»: «у него строгая, очень лаконичная в своих средствах выразительности нарративная лирика, свой голос и своя узнаваемая поэтика».
А вот мнения поэтов, его современников:
Миясат Муслимова, член экспертного совета Турнира поэтов:
«Игорь Гонохов не будет играть словами, чтобы удивить виртуозностью изысков. Он не любит патетики и романтики, красивого и неземного, он не унизится до низменного. Он знает, что ясность взгляда и умение найти привычные детали жизни при максимально точном сближении рождают полноту выражения при краткости высказывания, что поэзия
– это та тайна, которая, если уж дарована тебе, не покинет ни одно твоё слово, что мысль в ней не конструируется и не прячется в ребусы, а объемлет тебя сердцем поэта, даже если оно в броне иронии и самоиронии, под маской некой грубоватости. Недоговоренное не меньше сказанного, косвенное слово не менее полно, чем прямое, умолчание и метафизика образа создаются его материальностью или разоблачают его, а главное, о каком бы дальнем или близком не писал автор, он каждому отдал своё со- проживание и переживание и принял его в сердце. Поэт сокровенное не выдаст, но убережёт и словно бы ненароком откроет нам то, что спрятано в невидимом, поможет услышать то, что закрылось в глухом. Но и не позволит сказать ложное там, где правда сама себя и ищет, и умаляет, и мнит, и козноязычит, и доверяет…».
Татьяна Комиссарова, член главной редакции Литературного Фестиваля Рунета (конкурсная площадка на сайте стихи. ру):
«Ностальгирующий философ, киноман и любитель обэриутов, мой друг Игорь Гонохов обладает редкой способностью не придумывать, а замечать и вербализовать своё видение так, что картинка моментально возникает в мозгу и присваивается читателем. Есть в этом что-то схожее с работой кинооператора. Слова самые простые, но за ними глубокий смысл и всегда попытка нащупать неосязаемое и невыразимое. Рациональное и иррациональное одновременно. Сделано всегда мастерски, но так, что работа не видна. Лирический герой всегда один из нас, он узнаваем, его проблемы нам близки и понятны, а особенная, присущая стихам Игоря музыкальность и чистота звука, как и мысли, делают его поэзию особенно манкой».
А что говорит о себе сам автор?
«Не могу сказать точно, что для меня стихи – способ познания себя или способ познания языка и окружающей реальности, – говорит Игорь Олегович. – Но в любом случае это возможность получить огромное удовольствие от самого процесса написания».
Поэтические повествования Игоря Гонохова привлекают силой, глубиной и серьёзностью. Они густые, напевные, трепетные, ироничные и лиричные. Человек и мироздание, смысл жизни, нравственные ориентиры – эти широкомасштабные философские темы поэт умеет подать без литературной красивости и вымученной дидактики.
Читая его поэтические размышления о жизни, природе и человеческих отношениях, ощущаешь автора как близкого и хорошо знакомого человека. Его стихи современны и цельны, он умеет находить точные слова, близкие и важные для читателя интонации.
Мы рады, что можем подарить читателям удовольствие от чтения стихов Игоря Гонохова.
Марина Юрченко, редактор сайта «Улица неспящих фонарей. Современная русская литература», ответственный за публикации.
Михаил Тищенко, редактор сайта «Улица неспящих фонарей. Современная русская литература», ответственный за развитие сайта.
Свистелка
- я дворы обошёл, я на всех качелях
- посидел, покатался и так и сяк.
- не хотел, но спугнул воробьёв кочевье.
- посмотрел, как вверху облака висят…
- вроде всё на местах, только грустно очень
- и пронзительно просто, и так светло…
- у Тебя на ладони, Владыко, Отче,
- и пространство, и я, и пустырь с ветлой.
- так бывает, что жизнь не сложней безделки,
- но становится узок любой закон.
- вот стою перед небом, в руках свистелка —
- то ли птица какая-то, то ли конь…
- личный опыт и старость приходит позже,
- но однажды, дворовых сверчков смутив,
- как сумею, (а я постараюсь, Боже),
- насвищу на глиняшке один мотив.
- ну, а, собственно, что ещё больше надо,
- разве… выйти на улицу поутру
- и понять, ощущая поток прохлады:
- я играл – и услышал Господь игру.
Баян
- Нравится мне непрочная жизнь моя:
- ландышей бусы, ветер и скрип сосны,
- как широко и грустно простой баян
- дышит на свадьбе воздуха и весны.
- Щедро облит, усыпан босяцкий стол
- водкой палёной, крашеной скорлупой.
- Прямо над пиром – чёрный горелый ствол.
- Мимо, с клюкою – сказочный дед слепой.
- Мелочь сшибают шустрые воробьи —
- разом припрут у булочной кодлой всей.
- Дай им немного хлебушка, не груби,
- да из кармана семечек им отсей.
- Кладбище в праздник: свечи, вино, покой,
- шмель, не спеша, конфетами шебуршит.
- Там, у креста, на лавочке, кто такой?
- Что ты… давно он умер… какой Шукшин?!
- Выпей, братуха, лучше и закуси.
- Что нам с тобой, казарменной голытьбе?
- Много чего привидится на Руси —
- только не верь особо… гуляй себе…
- Кто-то тасует карты, а кто-то пьян.
- Кем-то сундук несчастий в садах отрыт.
- Люди хохочут. Плачет один баян —
- горько, ладами свадебными – навзрыд!
За голубятней
- Я с этим днём до мелочи согласен.
- Не то чтоб с этой жизнью – с этим днём.
- В дымину пьян седой алкаш Карасик.
- И мы за голубятней тоже пьём.
- Начало марта. Двор уже бесснежен.
- Своих ребят я знаю целый век.
- Но чудится: любой меня зарежет,
- а тот, что справа, тот – не человек.
- Нет, вовсе не маньяки, не бандиты.
- При них, что наболело, можно вслух.
- Но чудится: вот-вот в стакан налитый
- опустится неспешный птичий пух.
- И будто бы – чем ближе пух, тем хуже,
- и будто бы – за ним придёт война,
- и кто-то чёрный вырвется наружу
- из тех, с кем выпил я сейчас вина.
- Ну, а пока день подлинно прекрасен.
- Пройдёт ли миг, пройдёт ли сотня лет.
- Блаженствует расхристанный Карасик.
- Двор, голубятня, воздух, солнца свет…
- Пух, падая, на месте остаётся.
- Пока мы здесь, мы злу не по зубам.
- А тот, что справа, щурится от солнца,
- и улыбается летящим голубям.
Ограбили
- Так пусто, как будто по миру
- какая-то бродит напасть.
- Обчистили воры квартиру:
- по ходу им было, что красть.
- А мы себя нищими мнили,
- мол, наше богатство – тоска,
- пол-литра, да залежи пыли,
- да старая про-во-ло-ка.
- Зеваки с большим интересом
- шептались, смотрели вдогон,
- как воры, сгибаясь под весом,
- чего-то грузили в фургон.
- Вот в комнате пусто и зябко.
- Мы думали: нечего взять…
- Теперь только чёрная шапка
- осталась по центру зиять.
Овечьи носки
- Сидишь у тёплой батареи
- и снег порхает за окном.
- В носках овечьих ноги греешь.
- Сидишь и думаешь о том,
- каким же был я идиотом
- лет в девятнадцать – ну, ваще!
- И сразу спрятаться охота,
- монеткой закатиться в щель.
- Но после солнышко приветит,
- и понимаешь в тот же час,
- что идиотов тьма на свете…
- Снежинок меньше в сотни раз.
- Что ум не обещает счастья,
- что счастье редко кто найдёт.
- А кто найдёт – по большей части
- обычный бывший идиот.
- И убегут сомнений тролли,
- и жизнь, как прежде, дорога.
- Лишь (от овечьей шерсти что ли?)
- немного чешется нога.
Плевать
- Быстро запасаясь бутербродом,
- навострился. За окошком – гля:
- ржавые сараи, огороды,
- лавочка – промокшая трухля.
- Выбегаю, прыгаю, как рад-то,
- и считаю (я могу до ста).
- Все мои родные артефакты
- в памяти на титульных местах.
- Да чего там, досчитай до двести —
- никуда не денется мопед,
- и отец с друзьями не исчезнет,
- и плевать на то, что их уж нет.
- Что в копейки превратились тыщи,
- голубая дымка стала тьмой,
- что не ходит по дворам точильщик,
- что давно не семьдесят седьмой.
- Да, плевать, моя земля нетленна —
- пацаны, соседи, общий быт.
- Где-то мы остались во вселенной,
- все… и даже те, кто был забыт.
Кубик
- Порожний кубик кефира,
- картонный, зелёно-белый
- лежит посредине мира.
- И что с ним, с порожним, делать?
- А я весь такой в натуре,
- а я неприкаян тоже.
- Тружусь или маюсь дурью —
- да, прежний, и да, порожний.
- И вроде житьё не пытка,
- не часто об пол посуда,
- однако ж глупа попытка
- понять глубину абсурда.
- Что было, то всё напрасно,
- что будет, то бесполезно.
- Но Божья любовь не гаснет.
- Я падаю в эту бездну.
- Бог любит, и сильно любит.
- А я – дурачок беспечный.
- А кубик – он просто кубик,
- ненужный, и значит – вечный.
Дуэт
- У мага, который зина,
- стояли двое и пили.
- Один был создан из шины,
- другой из мрака и пыли.
- Глотали слёзы и водку,
- хлебали пот и портвейн.
- Один уважал Чукотку,
- другой обожал Бахрейн.
- Келе[1] азиатский жемчуг
- мотал на кривые пальцы.
- Закат испачкался в желчи,
- плясали чёрные зайцы.
- А двое пели надрывно,
- космато гудел варган,
- за море, креветок, рыбу,
- за тундру, за океан.
Просто люди
- Эти плакали, те острили,
- но у каждого не хватало —
- не хватало вроде помалу:
- глаза, пальца, отчаянья, крыльев.
- Иногда не хватало детали,
- иногда всего человека.
- Пили белое, заедали
- измельчённым грецким орехом.
- Обворовывали друг друга,
- отдавали обратно, спьяну.
- И не хуже Гудини трюки
- вытворяли они, без обмана.
- Липы здесь высоченного роста,
- пустыри – с воробьиною пылью.
- Ну, а люди, а люди – просто
- вот такие, какие были…
Блистер
- Весна, собачьи экскременты,
- окурки, грязь, презервативы
- и блистер синий и красивый
- початого медикамента.
- Кто это маленькое чудо
- принёс и почему-то бросил?
- Тогда зима стояла, осень?
- Я знать хотел бы… Но откуда?
- Ах, блистер – ярче сумки Гуччи,
- синей, чем синяя пролеска.
- Прохожих много неизвестных,
- как отыскать тот самый случай?
- Какой на вид хозяин бывший?
- Увы, никак не угадаю.
- Собака гадость доедает.
- Ворона тоже что-то ищет.
- А мне азартно и тревожно.
- Пускай никто и не ответил,
- но понимаю, что на свете
- бывает всё и всё возможно:
- и ветерок наглее моли,
- и потепленье раньше срока,
- и поле эльфов синеоких,
- как блистер, маленькое поле.
Зарисовка, одиночество
- Был ещё вчера кромешный ливень,
- а сегодня костерок и дым.
- На земле лежат большие сливы,
- синие, с налётом голубым.
- Тишина прекраснее, чем пицца,
- лучше фильма столбик мошкары,
- мелочь хоботковая резвится,
- человек, по счастью, вне игры.
- Человек сидит, как мудрый Будда,
- горьким дымным запахом дыша.
- Он спокоен, он всё знает будто,
- а на самом деле ни шиша.
- Мотыльки отслеживают тени,
- ожидают, чтоб нырнуть во тьму.
- Стайкой им удобнее быть в теме,
- только что до этого ему?
Семидесятые
- Двор был просторнее, земля чернее,
- моложе мать, таинственнее ветер,
- роднее кролик плюшевый в окне, и
- всё фантастично в том вечернем свете.
- Соседи возвращались восвояси
- из бани. Пахли веником и мылом…
- В те времена и воздух был прекрасен.
- Его так много над землёю было.
- В пятиэтажках звали: «Люська, Люська!».
- Задорно, гулко звали: «Люська, выйдешь?!».
- А город в мае, как… живая люстра,
- советский лайнер, межпланетный Китеж.
- Ни фальши и ни пошлого комизма.
- Из лампочек звезда над проходною.
- Вы скажете: «Ну прям при коммунизме».
- Нет, в детстве. Даже странно, что со мною…
Тополиная Русь
- В поле тихо и грустно. Только сердце поёт.
- Пролетает над Русью высоко самолёт.
- Проезжает автобус. На опушке светло.
- В доме маленький глобус смотрит через стекло.
- Ходят тучи большие. Свет бежит по полям.
- Тихо дремлет Россия в золотых тополях.
- Дремлют тихо равнины, и холмы, и сады,
- и у школы старинной полевые цветы.
- Что за чудо такое? Отчего в сердце грусть?
- Дом добра и покоя – тополиная Русь.
- Бродят по лесу дети в золотом полусне.
- И задумчивый ветер шепчет повесть сосне.
- И сидит у забора весь закутанный дед.
- Сквозь родные просторы смотрит детям вослед.
- Заскорузлой рукою поправляет пальто.
- Дом добра и покоя, несмотря ни на что…
- Дом тепла и раздолья – тополиная Русь.
- Воробьиное поле, облепиховый вкус.
- Я пройду по дорожке, на опушке светло.
- Синий глобус в окошке смотрит через стекло.
Лав
- На старой, деревянной лав…
- написано: I Want Your Love.
- Кто захотел, пойди, спроси
- любви в провинции Руси.
- В рубахе пьяного дождя
- бредёт (едва в себя придя)
- его любовница Весна.
- Она волшебна и юна.
- Здесь даже тем, кто невезуч,
- закат припас зелёный луч.
- И бывший зек по жизни прав:
- здесь только «бьютифул» и «лав».
- Вовек неизреченна Русь.
- А вы что думали: стебусь?
- Нет, тот, кто смог подумать так,
- на букву «М» большой чудак.
Голытьба
- Вот здесь был дом, вон там была казарма,
- их окружала пара пустырей.
- И нас манило сладостное завтра,
- как насекомых розовый кипрей.
- Ах, это завтра, чем оно манило
- детей не комиссаров, не дворян?
- Казалось кто-то медленно, но с силой
- поочерёдно двери затворял.
- И всё же, нам, творцам или вандалам,
- совсем простым и сделанным хитро,
- чего жалеть, когда всего хватало:
- любви взахлёб и «пики» под ребро.
- Я местный, боль от боли, кость от кости,