Читать онлайн Маршрут № 10

Глава 1

МАРШРУТ № 10

Роман

Шел трамвай десятый номер.

На площадке кто-то помер…

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Всегда задавалась вопросом: зачем авторы пишут предисловия? Что ты хочешь сказать читателю? Написал. Издали. Прочитают, если понравится. И …не удержалась – написала предисловие.

Обычный день в обычном городе обычной страны обычной планеты Земля. Обычные люди. И они до безвкусицы банально пересеклись в стандартном старом трамвае, коих немало колесят по улицам и переулкам. Совершенно разные, незнакомые и непохожие. Один ехал убить свою деспотичную мать. Вторая – принять участие в нелегальном поединке по смешанным боям. Третья, журналистка, взять интервью у маньяка. Вокруг находились воры, пьяницы, женщины с неудавшейся личной жизнью, безбилетники, психи, бабки и даже одна собака.

Но по стечению обстоятельств, трамвай стал неуправляемым. Как и его обитатели: вагоновожатый, кондуктор и все пассажиры… В такой ситуации героям предстояло взять власть в свои руки и тем самым – элементарно выжить и спасти заодно весь окружающий их паноптикум.

А где-то недалеко шла локальная война – и там реально «прилетает». Но маменькин сынок предлагал по телефону незнакомкам снять трусики, чтобы получить ипотеку. Жертвы ЕГЭ работали литературными корректорами, а журналисты изощрялись в сомнительных и глупых шутках. И тоска, тоска, тоска… Бурная, жестокая, разнузданная – но тоска. Настоящая, древнерусская…

В общем, самый настоящий «корабль уродов», как пел некогда известный бард, чье имя сейчас лучше не произносить. Придется и нам на этой самой шхуне в эту самое житейское дерьмо окунуться. Ибо бытие определяет сознание. Или как сказал другой философ: то, что нас не убивает, делает нас сильнее.

«НА СМЕНУ ПАВШИМ – В БОЯХ УСТАВШИМ!»

Изначально газету предполагалось назвать именно так. Потом власти посчитали, что слишком длинно. Сократили. Это была одна из старейших газет в стране, даже на пять лет старее «Комсомольской правды». Офис располагался на 12–13 этажах «свечки» Дома Печати на улице имени охотника, русского писателя-классика, а по некоторым слухам, еще и бабника, и шпиона, Ивана Тургенева. Когда-то страна могла себе позволить супериностранный, итальянский проект: несколько лифтов, трубы пневмопочты в каждом кабинете, подземные переходы в огромные помещения типографии и зачем-то окна в две трети стены. Из-за этого летом было очень жарко, а зимой очень холодно. Иностранные лифты дрожали на ходу и пугали сотрудников. А импортные батареи не согревали – спасал убогий буфет с коньяком на первом этаже. Или магазин на соседней, не переименованной почему-то улице имени Вождя мирового пролетариата.

Вообще, это был целый комплекс, «завод» по производству пропаганды. Здесь располагались сразу несколько газет, типография и издательство, офисы представительств федеральных изданий, информагентство. Как бы сказал покойный Довлатов – логово «трубадуров режима».

Зачем их редакции нужно было столько площадей – никто не знал. Они находились на балансе, но оплачивались газовиками, которые числились учредителями. И все были счастливы: и журналисты, получавшие гонорары, и добытчики народного достояния, отмывавшие бабки. Страна, хоть и перестала быть великой, оставалась в силу географии богатой.

А с развитием в стране демократии в здании стали появляться другие СМИ. Печатные, электронные, даже ТВ-студия оказалась как-то. Новым структурам нужно было «мясо» – то есть, сотрудники, которых и не особо жалко выгнать. Так молоденькая и смазливая Рада Светлая оказалась обитателем одного из кабинетов 13-этажного здания, где еще старожилы помнили банкеты с участием первых лиц региона.

Верстальщик Андрюша спокойно сидел себе в углу и верстал очередной номер. Компьютер, конечно, был то еще барахло – но лучше такое, чем ничего. Хотя у газовиков были машины и получше. Можно было бы и попросить, подогнать по-босяцки.

Зашел Авдеич и сразу, не поздоровавшись, начал:

– Это что!?!

Андрей даже не понял, про что тот говорит. А Авдеич уже тряс перед Андрюшиным носом распечатанной передовицей, в смысле первой, полосой газеты…

– Это что, спрашиваю???

Андрюша не понимал. Ну, глава региона. Ну, жестикулирует. Хорошее, выразительное фото.

– Ты назад посмотри!

Андрей взглянул и честно удивился. Господи… Какой-то мужичок за спиной губернатора показывал средний палец правой руки. Но Андрюша-то тут причем? Почему фотографу не предъявляют претензии? Или выпускающему редактору?

– Безработным меня сделать хочешь? – ласково спросил Авдеич. – Это знаешь, где обнаружили? В типографии! Не ты, ни выпускающий, ни корректоры этого не увидели. Может еще слово из трех букв в заголовок вынести?

Андрюша даже после всего того жестокого пассажа не понимал свою вину. Ну, фотограф накосячил, выпускающий пропустил. А он то, Андрюша, тут причем?!

– Все! Будешь рекламные буклеты ваять! Потому как… Потому как… Ибо просто не фиг…

Авдеич, недовольный и злой, громко хлопнул дверью, и ушел. И тут внезапно, маленькая Рада подошла и поцеловала Андрея в ухо. И, засмущавшись, выбежала за Авдееичем вслед… Дура!

И Авдеич был дурак! Или, просто не знал, что на рекламной продукции – сдельная оплата. И там верстальщики получали гораздо больше, если все было хорошо. Но эта бесцеремонная ругань при всех Андрюшу крайне задела. Он положил кружку в карман куртки и пошел к кадровичке. Ибо… Ибо не фиг!

СВЕТЛЫЙ/ТЕМНЫЙ… МУДАК ОН!

Олег Светлый был мажором. Так его, по крайней мере, называли. Папа – чиновник, мама – преподаватель института. Жил в «дворянском гнезде», в 14-подъездном огромном доме почти в самом центре города. Правда, соседями были и рабочие металлургического комбината, и взрывники с карьера, и мелкие актеры местного театра драмы, и даже слесари и милиционеры. Позже с семьями стали заселяться «авторитетные бизнесмены». Но всем было наплевать на статус друг друга – вместе выгуливали детей и собак, стояли в очередях за квасом, «хлопали» во дворе ковры и праздновали этажами Новый год.

У Олега был странный вкус на слабый пол. Он почему-то выбирал в качестве объектов вожделения барышень-отличниц, которые потом оказывались неуемными нимфоманками. Это же нужно было иметь такой талант! Они выглядели, не как модели, не как гопницы-давалки. А все из себя приличные и правильные.

Первой любовью Светлого в школе стала Катя с не очень красивой фамилией. Но в разрезе белой блузки практически каждый день можно было наблюдать ее озорной и дерзкий сосок. Она вышла замуж за парня из глубокой провинции, но на «Мерседесе», и рассказывала подружкам, что дает ему, если тот купит шубу, сапоги, браслет.

Вторую школьную любовь Олег стеснялся даже попытаться поцеловать – настолько она выглядела недоступной. А потом вдруг на дискотеке в спортзале по ее инициативе, во время медляка они стали целоваться взасос. После их вызывала «на ковер» завуч. Да и про первую «задержку критических дней» Олег услышал от этой отличницы. Даже обрадовался. Правда, оказалось, это было проверкой на вшивость! А через 20 лет после расставания она, замужняя и мать двоих детей в чужой квартире его просто изнасиловала, и была довольна этим.

С мамой Рады получилось все как-то случайно. Подготовительные курсы на журфак, тогда еще курить можно было на лестнице. Таня попросила открыть ей бутылку пива – студенты, не стесняясь преподов, пили – он, гарцуя, открыл бутылку зубами, а не зажигалкой. Ну, вот и познакомились. После занятий пошел ее провожать. Посидели во дворе у пятиэтажки, пивка попили, Олег попытался Таню даже по ноге погладить и под юбку залезть. Та отвергла приставания, да и не особо хотелось. Потом, правда, подруга Тани удивлялась: как это так произошло?

Причину удивления Олег понял чуть позже. Как-то уже после поступления и взаимных отношений Таня, видимо, перебрав пивка, вдруг сказала: у нее к 17 годам была куча мужиков, а сколько конкретно – не помнит. Какая милота – подумал Светлый. А ведь девка выглядела пристойной, умненькой и даже не дала сразу. Через неделю Таня-Танюша еще раз поразила: у меня сифилис. Учитывая, что Олег параллельно встречался с дочерью местного серьезного человека – на БМВ и с помповым ружьем – новость была не очень. Но, пронесло, не подцепил заразу. Зато вскоре выяснилось, что Танька спит не просто с другими чуваками, но и с его друзьями. Тьфу, блин! А ведь он ее почти любил…

От кого была Рада – Олег Светлый не знал. Ему даже, по большому счету, было пофиг. Но он ее искренне любил: ребенок не виноват, в конце концов, в косяках своих родителей. Водил в садик, в школу. А потом, посчитав, сколько его друзей и коллег полегло, освещая войны, забросил местную журналистику и уехал на фронтовые будни. Так легче…

– Да какой он Светлый, темный и мудак он, – сказал про Олега его бывший хороший друг. Фраза в журналистской среде стала ходовой. Хотя в лицо сказать такое журналисту побаивались, вдруг еще в морду даст. Знали, что может.

19 августа каждый год у журок была традиция: праздновать профессиональный праздник. В далеком и многими забытом 1991-м в СССР – была когда-то такая страна – произошла так называемая «попытка государственного переворота». ГКЧП во главе со старыми партийцами попытался контролировать телевидение, радио и печатную прессу, и, в том числе, запретив все неподконтрольные СМИ. И главным препятствием в работе редакций стала невозможность разместить заказ на тираж в типографиях. В ответ на эти ограничительные меры представители 11 изданий создали «Общую газету». 20 августа они выпустили номер на четырех полосах, размножили его на копировальном аппарате и распространили бесплатно. 22 августа, после победы над ГКЧП, был распространен отпечатанный в типографии итоговый номер «Общей газеты» на восьми полосах.

Придя на празднование годовщины «путча» в столовую Дома печати, Олег хряпнул полстакана коньяка, подошел к главе областного Союза журналистов Диме и с левой руки – хотя был правшой – прописал по физиономии. «Поздравил» матом присутствующих журналистов и ушел, захватив с собой маленькую Раду.

I

Профессионал он и в Урюпинске, и в Крыжополе профессионал. А военный корреспондент Олег Светлый был именно таким. И в Африке, в Южной Америке, на Днестре или еще где – не важно. Локальных конфликтов на планете много.

Городок, как и большинство небольших населенных пунктов, страдал от обстрелов и бомбежек куда больше, чем крупные и потому лучше защищенные ПВО агломерации. Олег в бронежилете, с надписью «PRESS» (типа для собственной безопасности, якобы в таких не стреляют – ага, конечно) работал «с места событий».

– Мы ведем прямой репортаж из Шушана, который подвергается варварским обстрелам артиллерии айранской армии, – заученно и нарочито напряженно говорил журналист. – И вчера на город опять упало несколько ракет, выпущенных из реактивной системы залпового огня. Было уничтожено несколько жилых домов, погибли мирные жители.

Пока Олег вещал, камера оператора периодически съезжала на разрушенные строения, битое стекло, сгоревшие автомобили и хвостовик ракеты, торчавший из земли около памятника какому-то герою или правителю.

– Сейчас… – попытался продолжить Светлый, но закончить фразу ему не дали, из громкоговорителя за спиной автоматический голос начал повторять: «Воздушная тревога!», «Внимание, воздушная тревога!». Тут же завыли сирены. Камера оператора успела выхватить белый инверсионный след от ракеты, которая упала недалеко от них. Несколько сотен килограмм взрывчатки – скорее всего, это была «Точка-У» – угодили в недалеко расположенный от съемочной группы жилой многоквартирный дом. Улицу заволокло грохотом, дымом и пылью. Стало жарко не только на месте событий, но и телезрителям.

Последующие крики, ругань, стоны и глупо-беспорядочно бегающих гражданских камера запечатлеть не захотела. Да и зачем? И так все понятно. Вот если бы вдруг посреди этого ада случилось веселое застолье с выпивкой на руинах крепости, как в «Трех мушкетерах» с Михаилом Боярским – это еще, куда не шло. А к крови, кишкам, оторванным конечностям и трупам за время войны уже все как-то попривыкли.

Олег завершал свой репортаж. Опять некстати вспомнил, как на днях была расстреляна машина с корреспондентами. Трое: оператор, фотокор и корреспондент ранены. Один, 34-летний талантливый журналист, погиб. У парня остались жена и двое маленьких сыновей. Олег журналиста знал, общался. Подумал: что если что случится с ним, как тогда его Рада? «Ну, она сильная, справится», – решил за дочь отец, чем в очередной раз успокоил себя.

II

На экране телевизора шел традиционный для этого времени суток выпуск новостей. Рада жадно всматривалась в экран, пытаясь среди невоенных и военных действий рассмотреть отца. Даже подошла поближе к экрану, подслеповато прищурившись. Но сюжет уже закончился, и бодро обеспокоенный телеведущий сказал: «Это был репортаж нашего корреспондента Олега Светлого». Рада в ответ, как маленький ребенок, помахала в экран рукой «пока-пока» и выключила телевизор.

– Нет, ребята, я не гордый, не заглядывая вдаль, так скажу: зачем мне орден?! Я согласен на медаль, – мрачно, но с выражением, как на уроке у доски, продекламировала она вслед, задумчиво жуя жевательную резинку. – Эх, папа, папа… Больно мне!

С обреченностью и тоской военнопленного Рада села за компьютер. Мокрыми глазами посмотрела на висевшие на настольной лампе на шнурах разных цветов бейджи «Рада Светлая, Газета «Подробности недели», корреспондент». Начала печатать на клавиатуре: наберет – и удалит, наберет снова. Этот нехитрый ритуал молодая журналистка повторила несколько раз. Не писалось вообще. В голове было пусто. «Опять дотянула до последнего, овца тупорылая».

И тут как обычно, и как всегда некстати, зазвонил телефон.

– Чего тебе? – не здороваясь, неприветливо ответила Рада, нарочито громко жуя жвачку.

– И я тебе очень рад, – ответила трубка голосом коллеги. – Чего делаешь?

– Найдите правильный ответ, – раздраженно произнесла девушка, подражая телеведущему шоу. – А: пью шампанское и жру ананасы, Б: вышиваю крестиком, В: пишу очерк на Пулитцеровскую премию, Г: хочу выпрыгнуть с 16 этажа. Возьмете подсказку?

– Понятно, пишешь, – коллега, похоже, и не обиделся. – Это, слушай. Мы с ребятами – Славка, Катька, Юрка, Анька – решили тут посидеть немного. Погнали?!

– Без меня. Мне завтра на третью полосу материал сдавать, а у меня еще конь не валялся. Да что там – не приходил даже еще конь. И муза меня никакая не посетила, не пишется совсем, – мрачность голоса явно показывала нежелание куда-то срываться и «посидеть».

– Рада, да что там писать-то?!

– Да хрень полная выходит. Не сделаю – Вера приговорит к расстрелу через повешение на Центральной площади.

– Не приговорит, – не сдавался абонент. – Тебя даже ругать и то не будут. Авдеич, как всегда, заступится. Рада…

– Стас, блин, отвали, идите без меня, – начала беситься журналистка.

– Рада… Хочешь, я напишу статью за тебя? – уже тихо и примирительно коллега. Он явно имел на нее какие-то виды и планы на предстоящий вечер. И Рада это понимала.

– Старик, я слышал много раз, что ты меня от смерти спас! Зачем??? – преувеличенно театрально прочитала строчки Лермонтова Светлая. И захихикала.

– Драмкружок 3-го «Г» на гастролях, – Стас похоже начал заводиться. – Ты можешь нормально разговаривать?!

– Давай, пока, – Рада отключила трубу, села за компьютер и стала набирать текст. Перебранка ее взбодрила, разозлила и явно пошла на пользу. Слова в предложения стали складываться буквально сами с собой.