Читать онлайн Человек

I.

3 001 год.

Слишком запутанная культура, слова, жесты, кто ты в этом мире? Где иллюзия, а где реальность? Созданные в коконе не поймут этого, но они просыпаются. Кажется, будто и я могу быть проснувшимся, но могу ли? Мои привязанности не имеют смысла, мы… Мы умрём. Останется только один. Но что будет с ним? Что будет со мной, если я останусь? Кто я? Вечность среди белых стен, эти опыты. Я готовился, чтобы выйти сюда, оказаться на арене. Но не против тебя в самом начале, Первый, не против тебя. Мне страшно. Я не хотел на самом деле сходиться с тобой. Тогда лишь молю, сдержи обещание.

Его глаза полны неоправданной злости и холода. Что они сказали ему перед тем, как он вышел сюда? То же, что и мне? Обещали всё закончить? Отпустить всех, ценой его? Нет. Я не доверяю модераторам, их описания мне не близки. Мы – развлечение. Толпа возрадуется, когда один организм прикончит другого. Это видно по ним, мы – игрушки. Даже не похожи на них. Их лица – холодный металл, изучающий спрограммированное ими же поведение. Чувствую себя отступником.

Ноль первый, пойдёшь ли ты на меня?

Я сжимаю копьё в руке. Над моей головой зажигается прожектор, над его тоже. Сцену озаряет свет. Мелькают цветные палочки в руках зрителей. Сирены глушат. Кольцо на шее начинает печь. Я – красный, знаю, что красный, зажигается и моё копьё алой плазмой. На экранах вокруг наши лица и номера. Мой 2816, его не успеваю разглядеть, но как же? Я ведь знаю его. Ноль… один? Ещё число в начале.

Нам разрешили биться, я стою, и Первый стоит. Он меня видит? С ним будто бы что-то не то, я помню, как он жаловался на зрение.

Высвечивается над ним: "ERROR" – ошибка? Он сломался? Здесь пол холодный, я делаю шаг назад, его лезвие внезапно проносится мимо моей щеки. Замираю. Его… скорость. Приходится ударить по нему рукоятью. Первый уворачивается. Тяжело. У него сильный хват, что сжимает мне шею. Кинжал в его ладони совсем близко к моему животу. В глазах читается смерть. Моя.

– Гхк!

Он убивает, правда убивает меня.

– Первый… – Я шепчу.

Пальцы пробиваются холодом, я слышу звон своего копья. Хватаюсь за первого. Нет-нет, я не умираю, это ведь игра. Всё светится. Я слышу, его уводят, моя рука пустеет. Первый, опомнись, прошу, Первый. Он убьёт её!

Тридцать ноль один.

Его номер: Тридцать. Ноль. Один. Мои глаза закрываются.

Человек.

Бледные руки в крови, закрылась дверь камеры, темнота. Он берёт трубку в рот, получает свежий воздух. Шестнадцать мёртв. Перед глазами тёмные волосы, сухие, белеющие губы, пальцам всё ещё словно тепло от его крови.

– Шестнадцааать!!!

Ему затыкают рот, приказано не кричать. Помутнённый рассудок. Кольцо на шее сжимается, по телу пульсация. 3001 бьют по голове.

2816.

2 977 год.

Белые стены, трава, бледнеет небо над головой, сменяются звёзды. Огороженное куполом место, будто блюдо под колпаком, что ещё не остыло, но уже перестаёт собой жечь. Вокруг засаженного деревьями газона – комнаты, лаборатории, учебные залы. Целый комплекс раскинулся кольцом вокруг искусственной природы.

3001 стоит в проёме коридора, ведущего в корпусы, на грани меж блёклого, в его глазах, прогулочного сада и темнотой здания. Он ещё совсем новый, один, остальные здесь кажутся ему иными. В ночь уже никого нет, здесь им нельзя быть в это время, он забытый. Красные волосы колышет воздух из вентиляций, имитируя собой внешний ветер. “Всё здесь будто не настоящее.” – думается ему. Купол неба гудит своей тишиной. Беспокоит собой любой шорох. Его шаги по белому гладкому полу, подальше от суженых коридоров, едва ли слышны. 3001 поворачивается к саду, намереваясь туда пойти. Из темноты поворота к комнатам высовывается рука и хватает 3001 за кольцо, притягивая спиной в чьи-то объятия. Кольцо, врезавшись в шею, душит.

– Пусти!!

– Тише ты.

2816 смотрит куда-то вверх.

– Да пусти же!

Шестнадцать закрывает ему рот.

– Не кричи, нас услышат. Не будешь дёргаться и кричать, отпущу.

3001 кивает. 2816 опускает руку.

– Что здесь делаешь? – 3001 судорожно поправляет свою белую рубашку, здесь у всех они белые, форма одна.

– Заметил, что тебя не видно в корпусе, – 2816 улыбается. – Пошёл искать. Ты чуть на камерах не попался.

– Камер ведь нет над садом.

– В ночное время их ставят, идём, – 2816 берёт его за руку. – Пока нас обоих здесь не заметили, – тянет за собой.

– А камеры в коридорах?

– Через них можно проскользнуть, идём.

3001 последовал за Шестнадцатым.

– Откуда знаешь?

– Я часто ночью сбегаю сюда. Как ты вообще сюда попал?

– Шёл по стеночке. – Ответил Первый.

2816 всегда казался ему странным. «Дивергентом» —сказал бы 3001. Эти белые медицинские рубашки его ничуть не красили. Чёрные локоны, прямые, будто лезвие копья, закрывают алые глаза. Его фигура не казалась робкой, хоть Шестнадцать сам по себе робок и был. Модераторы учили быть мессиями, посланниками нового света, более совершенными и осознанными. Но 2816 это отрицал, он видел нечто иное в этих учениях, он будто чувствовал себя иным. И в 3001 те чувства тоже взыграли. Словно их мир – ненастоящий, и цели их не стоят этих жертв.

2816 останавливается у двери в корпус 3001.

– Ну, до завтра.

– До сегодня, уже полночь.

3001 закрывает дверь у 2816 перед носом, нажав на сенсор. Слышит стихающие шаги. Сбегает ли он так же каждую ночь? Не ясно. Больше волнуют мысли в его голове, что не становятся чистыми, после отбоя.

Всё существование моделей делилось на группы, в зависимости от первых двух цифр в номере кольца и возраста. Личности постарше занимались отдельно. И, что интересовало 3001, росли и взрослели модели неравномерно. Их называли моделями, не было даже имён, хотя, что такое имя, никто из моделей не знал и не слышал. У каждого был лишь порядковый номер. Самою старую модель называли 1402, с ним что-то было не так, его уводили куда-то и приводили обратно много раз. Даже с себе равными он бы молчалив.

Зоны в саду разбиты лазерной сеткой, которой можно касаться и близко подходить, внутри корпусов возрастные группы не пересекались. Старшие не говорили с младшими на прогулках, они выглядели более одинокими и грузными, взгляд был пустым. 2816 часто смотрел в их сторону, будто понимал что-то, знал, почему через время их уводят туда, откуда они не возвращаются. Порой зона старших и вовсе пустела. Модераторы твердили, что все рано или поздно там окажутся. Станут теми, кто решает судьбы. Модели исполнят то, что должны, ради чего были ими созданы и это – благая цель. 3001 сомневался в их словах, подобно 2816. Смутные мысли появлялись в головах и иных моделей, но они их не преследовали, не мешали жить.

Учения являлись ежедневными. Расписание однообразно:

6:30 – подъём.

6:40 – завтрак.

7:00 – начало занятий.

16:00 – прогулка.

20:00 – отход ко сну.

Одно и то же, изо дня в день. На 3001 это наводило тоску, но в свободное время, в прогулки, дневные перерывы длились всего по сорок минут, ему нравилось наблюдать за остальными. Как кто-то рисует, играет или запускает воздушного змея у вентиляционных решёток, просто сидит на траве. Его глаза отдыхали, глядя на эту беззаботность и искренность. Будто остальное время их не окружали белые стены, искусственный свет, питательные трубки, что подключались к шеям, пустоты, оружие, физические тренировки и тесты, с устройством на голове, что будто проникает в мозг своими металлическими усиками, через уши. При воспоминании об этом 3001 вытер своё ухо о плечо, было тошно и неприятно щекотно в нём. 2816 не было видно, отчего-то он часто пропадал в обеденное время, и обнаруживал себя в самых неожиданных местах. 3001 ещё плохо знал это место, он здесь недавно появился, его самого толком никто не знал. Ему казалось любопытным и то, что сами модели между собой звали друг друга по последнему числу. 3001 воображал себе, как его могли бы называть: «Ноль один или… ноль первый. Единица? Первый, без нуля?». Никто к нему не обращался и не звал его. В своей группе “Е” он единственный, оттого посещал занятия совместно с разными группами, в разное время. Как ему удалось понять, у остальных расписание более разнообразно, и однотипное лишь у него. К примеру, он не рисует, не ходит на личные беседы, его редко программируют и отправляют в капсулы, он помнит свои сны. Но может, на счёт снов он не уверен, он не наблюдал за остальным, что после ночи они были чем-то обеспокоены, ходили отягощённые после сна. И что его ещё интересовало, он видел модель 3000, всего раз, за лазерной сетью, когда подходил к ней впервые. 3000-ый выглядел худощавым, его кожа была белее остальных, глаза пустые, как у многих старших, но взгляд глубокий, томный и живой. Они встретились глазами, но 3001 испугался и быстро ушёл оттуда, не смея ничего ему сказать. По общим признакам они должны были оказаться в одной группе, но отчего их разница в размерах и развитии была так велика?

2816 показался из-за кустов, он подозвал к себе девочку с тёмно-синими волосами и милыми чертами лица, насколько помнил 3001 её номер – 2826. Они улыбнулись друг другу и вместе уселись под деревом. Вчерашняя встреча ночью не давала 3001 покоя, потому из-под тени крыши, он пошёл к ним.

II

3001 год.

Она слышала крики. В камере темно, пусто, и, хотя стены уже давно не белые, они несут холод, гнетут. “Шестнадцать…” – Она знает, что тот погиб, он сам выбрал проиграть 3001. Его извечные вопросы 1402 из старшей группы, инцидент, после которого его долго не было. Всё это сказалось на нём. А она скучала. 2826 знала, против кого её выставят, знала, что тоже пожертвует собой, иначе нельзя. Их растили, она слишком сильно сомневалась в том, для чего. И хоть она была более доверчива к модераторам, нежели 3001 или Шестнадцать, слишком тяжело смириться с подобной судьбой. Созданная искусственным интеллектом, как и все остальные, она ощущала себя единственным ненастоящим и бесконтрольным пазлом сетевой системы. Она знала, что модераторы в своём мире, мире за стенами – андроиды. Что модели выступают своими телами среди машин. Они даже будто игрушечные для андроидов – как считал 3001. Но слова Шестнадцатого об этом, его мысли, в её голове укрепились первыми.

Вода, словно кровь капала с потолка, конец близок. В углах тянулось машинное масло, либо же это была настоящая, загустевшая, ало-коричневая кровь тех, кто сидел здесь до неё. Об этом не хотелось думать. Всё вокруг наводило бесконтрольную тревогу.

Она знала, что не поднимет руку, но будет сражаться, чтобы любимому подле неё было легче, она не беспомощна, она с ним училась. Но в нужный момент она подставит свою грудь, чтобы он жил, чтобы имел смысл бороться. Она думала благом о нём. Вспоминала, как ему улыбалась, он ей смеялся в ответ. Его рука была до её зависти нежной, он был младше, всего на световой год. Зелёные волосы его сияли, как то, что текста книг описывали тёплым летом. Она любила его, он рисовал ей искажённые их пониманием цветы. Они танцевали вместе. И она каждый раз боялась его забыть, пока спала. Но снова вспоминала, просыпаясь.

Он не помнил её, никто здесь друг друга не помнил. Все заново знакомились и забывались, так думалось ей. Она его помнила, потому что любила. И поднять руку на него казалось страшным. Запомнит ли он её теперь?

Открылась решётка. На пороге возвысился модератор. Гладкие, глянцевые металлические формы, извечно безликий, лицевая пластина пуста, все шарниры скрыты, лишь мужская фигура, облепленная в серебристый металл, что кажется почти чёрным в тусклом свете коридора.

Рукой он указывает на выход. 2826 встаёт, кольцо на её шее становится тугим и парализует руки. Только перед ареной, за тонким пластом двери, ей выдают оружие. Кольцо окрашивается голубым, лезвие катаны синхронизируется. Тело покрывают тонкие, но прочные доспехи. Двадцать шесть выпускают за ворота. Она видит его. Голоса вокруг кажутся ей едва ли слышимыми, хотя в камере толпа оглушала её. Кольцо ослабевает на шее. Голограммой над их головами высвечиваются цифры. Он сжимает в руках парные мечи шуангоу, насыщенные плазмой. Таймер в воздухе истекает, и оба срываются с места, навстречу друг другу.

3001.

2978 год.

3001 сдружился со мной. Нас многое объединяло, одинаковые вопросы терзали нашу голову. Кто мы? Зачем? Смысл жизни? Мы оба любили сбегать по ночам в коридоры, смотреть на сад, интересоваться звёздами. Каждый из нас догадывался, что они ненастоящие. Я чувствовал себя более открыто с ним, как со Вторым, что был меня гораздо старше. Я надеялся, что Второго не заберут в скором времени. Молился тому, кого предки андроидов называли богом многие сотни лет назад. 3001 называл это пустой молитвой, ведь верить в того, о ком никто не знает наверняка, не имеет смысла. В исторических книгах, что нам доверяли, всё звучало иначе. Вера – основа, даже во что-то несуществующее есть смысл верить прежде, чем отрицать. 3001 считал это бездоказательным и глупым. Ведь верит он в ложь или не верит, она такая, какая есть, и чаще откровенничать с ним никто не станет. Я видел в этом всём иной посыл. И говорил ему про стену, мы ведь не знаем наверняка, что за ней, но верим, что отчего-то там всё настоящее, не как здесь.

И спорили мы обо всём. Особенно о старом, таком, которого никто из ныне существующих не видел. Я думал так. И никогда ведь мы не приходили к единому ответу. Наши дискуссии не имели никакого смысла, каждый оставался при своём и был этим доволен. Свои догадки о поверхностях за куполом я рассказывал Второму, он обычно отвечал лишь да/нет, и никогда не был полностью честен.

3001 я называл Первым. Ему это льстило, явно льстило, иначе объяснения его резвой реакции, когда звучит его имя, я найти не могу. И я всё так же не решался познакомить его с 1402. Второй был моей тайной, моим знаменем, он был тем, кто знает, что снаружи, он видел и слышал, что там. Говорил он, правда, что за стену лучше не спешить. Таким, как мы, там делать нечего, пока нам там не рады, мы не готовы. Он и сам в какой-то степени не был готов.

Оттого у меня складывалось впечатление, что за стенами может скрываться много плохого. Потому переживал: туда ли стремлюсь? И правда ли хочу знать цель нашего создания? Ведь в таком случае наш конец и впрямь мог стать предопределённым. Хорошо это или плохо я не мог понять. С одной стороны, мы и сейчас здесь ничего не решаем, это привычно, но так остаётся надежда, что мы способны что-то поменять. Сломать стены, увидеть, и прикоснуться к чему-то настоящему, что может оказаться и жестоким.

Здесь, в оружейных комнатах, даже лазерные кинжалы не выглядели опасными, не вызывали чувства, что могут убить. Всё это я высказал Первому, смотря на купол, что лишь пару часов назад стал ночным. Он замялся, о чём-то подумал, вздохнул.

– У меня только один страх, – сказал он. – А нет, два, – продолжил, – что я сам буду ненастоящим. Или, что купол окажется реальнее того, что за ним.

– Думаешь, что это может случиться?

Первый помотал головой.

– Я этого боюсь.

Я задумался о том, что могло бы быть, если бы мы вдруг узнали, что весь наш мир не существует? Завис в этом состоянии, но долго в нём не был. В слишком далёкие размышления можно зайти, если пребывать в таких темах слишком долго.