Читать онлайн Быть

«В своих поисках истины я предположил существование злого демона, способного обмануть меня во всем, что я вижу и знаю. Так начались мои размышления о границах реальности и иллюзии».

Из диалогов с нейросетью, представляющей себя Рене Декартом

Cogito ergo sum – Мыслю, следовательно, существую.

Рене Декарт

1

Ночное небо раскинулось над землей, словно древнее вязаное покрывало, изъеденное временем. Сквозь его прорехи пробивались крошечные огоньки звезд, мерцая, как забытые истории. Земля, укрытая мягким ковром из травы и полевых цветов, казалась нежной постелью, щекочущей спину и душу. Алтайское разнотравье, еще влажное от ночного дождя, наполняло воздух густым, почти осязаемым ароматом. Инга вдохнула полной грудью, и прохлада ночи обняла её изнутри. Резкий, чуть аптечный запах чабреца сплетался с мятной свежестью синих цветов, чье название никак не хотело закрепиться в памяти. А на выдохе, словно завершающий аккорд, вспыхивала ваниль. Так пах лишь венерин башмачок – нежный, как домашняя выпечка, запах щекотал ноздри и пробуждал не только аппетит, но и желание раствориться в этом мгновении. Девушка провела ладонью по земле, ощущая ее мягкость и прохладу. Неожиданно она нахмурила брови: к привычным ароматам полей примешался резкий чужеродный запах горелого пластика, словно в ее идиллию ворвалась тревожная нота.

– Нортон! Это еще здесь, откуда? – недовольно спросила она, резко встав с земли.

Цифровой помощник, нейросеть по имени Нортон, мгновенно появился рядом. Сегодня он, видимо, хотел выглядеть как шотландский пастух. Клетчатый килт, открывающий покрытые рыжими волосами ноги, ботинки с большими серебряными пряжками, медная серьга в ухе. Инга не выдержала и рассмеялась.

– Норт, ты бы порылся в архивах. Юбка, серьга… тебе только меча и косички не хватает. Вылитый Дункан Маклауд.

Нортон посмотрел на Ингу с озадаченным видом:

– Это вымышленный персонаж, – после недолгой паузы ответил он. – А у меня есть реальный прототип. В одна тысяча…

– Ответь на вопрос, – перебила его Инга. – Откуда взялся запах горелого пластика? Мы же все предусмотрели и написали правильно?

– Код верный, проблема в другом! – помощник прошелся взад и вперед по полю, несколько раз наклонился, понюхал цветы и провел рукой по траве. – Мы с тобой берем готовые куски кода с запахами, цветами и прочим. А их писали люди или помощники, которые сами понятия не имеют, как пахнет лесная поляна. У всего того, что мы видим, ощущаем, чувствуем, есть номер, цвет, рисунок и координаты, – Нортон сорвал сиреневый башмачок и втянул носом воздух. – Что я, по-твоему, чувствую? – спросил он, глядя на девушку.

– Ваниль? – задумчиво протянула Инга, чувствуя подвох в вопросе

– Ничего, – усмехнулся помощник. – Ты забываешь, что я не человек, а всего лишь программа. Я состою из нулей и единиц, как и этот цветок, и все вокруг. А ты хочешь в виртуальности получить набор реальных ощущений.

– Не понимаю! – Инга ударила ладонью по бедру от нахлынувшего огорчения. – Почему я могу попасть на Юпитер, заняться любовью с эльфом, почувствовать вкус черной икры, которую я никогда в реальности не пробовала, и все это будет настоящим? Безупречным! А такая простая вещь, как запах полевых цветов, не получается!

– Тебя обманывает твой мозг, – Нортон с улыбкой постучал себя по лбу согнутым пальцем. – Сама говоришь, ни на Юпитере ты не была, ни икру не ела. Поэтому ты воспринимаешь то, что тебе дает сеть, как правду. Твой мозг просто не знает, что именно он должен получить, и соглашается с тем, что ему дает Глоб. А с цветами другое. Миллионы лет люди жили на земле, ходили по лесу, охотились, собирали пищу, рыбачили. Все эти, казалось бы, элементарные вещи вроде дождя или мокрой травы настолько глубоко записаны на подкорку, что люди чувствуют фальшь, и мозг подсовывает вам подсказки. Как, например, здесь, – Нортон сорвал с земли какой-то цветок и демонстративно понюхал его. – Запах горелого пластика, говоришь? – улыбнулся он девушке.

–Но почему тогда все остальные не замечают фальши Глоба? – девушка подошла вплотную к помощнику и положила руки ему на плечи.

– Ты много знаешь людей, которые в эпоху доступности всего, что только способен выдумать ваш мозг, будут бродить по пустым полям и нюхать цветы? – вопросом на вопрос ответил помощник и обнял девушку за талию. – Ты можешь получить все, что угодно. Любые чувства и ощущения. А ты ищешь странности, – Нортон почти шептал. Он наклонился к Инге, прижимая ее к себе все ближе. Она почувствовала тепло его дыхания, тяжесть сильных ладоней, лежащих на талии. Жар его тела…

Нет, это слишком! Кажется, нейросеть решила, что ей не хватает секса.

– Выход! – громко скомандовала Инга. Нортон и алтайская степь исчезли, на несколько секунд сменившись серым небытием, посреди которого светились буквы: «Добро пожаловать в Интрамурос. Пожалуйста, подождите, осуществляется процедура выхода».

«Интрамурос», или, в переводе с латыни, «внутри стен», стал виртуальным убежищем для запертых в карантине остатков человечества во времена Эпидемии, когда вымерло больше восьмидесяти процентов населения планеты. Глобальная виртуальная вселенная, в просторечии Глоб, наконец, выпустила Ингу.

Открыв глаза, она некоторое время лежала неподвижно. Запах ванили и мяты еще, казалось, витал в воздухе, а колыбель уже с противным чавкающим звуком всасывала контактный гель. Обруч, придерживающий голову во время пребывания в Глобе и плотно прижимающий затылочный разъем к контактной пластине, со щелчком разошелся и исчез в стене. Инга села и, подождав, пока колыбель трансформируется в душевую, поднялась на ноги и включила душ. Горячие струи воды больно били по телу, смывая остатки геля и воспоминаний о степях Алтая. Больше трех минут эту приятную, хоть и сродни мазохизму боль она себе позволить не могла. Безусловного базового дохода1 хватало лишь на самое необходимое – еду, оплату квартиры, воды и электричества. Все, естественно, по социальным нормам. Если хочешь больше – нужна работа. А с работой было тяжко. Вне стен ее не было в принципе. Да и в Глобе с каждым днем найти ее становилось все тяжелее. Слишком многое из того, что раньше делали люди, теперь брали на себя нейросети. Инга была дизайнером вкусов. Именно она отвечала за вкус самых популярных продуктов в пищевых принтерах по всем небоскребам Московской агломерации. Но с недавних пор ее на работе тоже заменили сетью, и она осталась на базовом пособии.

Покончив с душем, она вышла из ванной. Бросив использованное полотенце в бак для переработки, она достала из стенного шкафа комбинезон.

– Нортон, закажи партию комбинезонов и проверь запас полотенец! – отдала она команду, одеваясь.

– Отправил заказ на печать, – раздался из встроенных в потолок динамиков голос помощника. – Также получен штраф за перерасход воды и полотенец, – добавил он после небольшой паузы. – Напоминаю, что, в соответствии с пунктом семь закона о сохранении окружающей среды, вы обязаны…

– Заткнись! – перебила нейросеть Инга. – Без тебя знаю все, что я обязана. На счете хватает денег на штраф?

– Придется экономить на обедах, – грустно произнес Нортон. – Штраф оплачен.

– М-да…—задумчиво протянула девушка. – Пойду экономить.

Она вышла из квартиры, которая находилась на сорок восьмом этаже муниципального жилого комплекса «Трехгорка». Кто придумал давать стандартным городским небоскребами имена вместо номеров, было неизвестно. Почему-то считалось, что, обитая не в доме номер семнадцать, а в ЖК с громким названием типа «Монарх» или «Петр», граждане должны чувствовать себя комфортнее. А комфорт и равные возможности были именно тем, что Глобальное правительство гарантировало каждому, независимо от пола, расы или способностей. Четырнадцать квадратных метров личного жилья. Квартира, в которой есть все необходимое – кровать, душ, туалет и колыбель для выхода в «Интрамурос». Что еще может понадобиться человеку? Необязательно даже работать. – ББД покроет твои основные нужды. Наслаждайся жизнью в Глобе, соблюдай правила, кайфуй! Красивые мужчины и женщины призывали к этому с многочисленных экранов, развешанных на стенах в коридоре.

Инга вышла в общий зал на этаже, где располагались общественная столовая и небольшой спортивный клуб. Занятия спортом входили в необходимый минимум физических нагрузок по закону об обязательной охране здоровья. Она села за столик и, изучив меню, заказала протеиновый коктейль и пару сырников без всего. Экономить так экономить. Подъехавший дрон-официант поставил на стол поднос со свеженапечатанным на биопринтере заказом. Инга сделала маленький глоток коктейля и поморщилась.

«Не понимаю, почему меня уволили, – подумала она. – Сети работать не умеют. Вкус отвратительный. Им необходимо либо сменить картриджи в принтере, либо обновить программу». Быстро покончив с завтраком, она встала из-за стола и, подойдя к стойке с принтером, оставила негативный отзыв. Не успев дойти до уголка с тренажерами, она услышала, как тренькнул наручный коммуникатор. Жалоба была рассмотрена и признана полезной. На ее счет упало небольшое вознаграждение.

«Ну вот, утренний штраф отбит, – подумал девушка, – теперь пара часов спортзала». По закону, боттомам2 полагалось заниматься спортом не менее сорока минут в день. И большинство на этом останавливалось. Да и какой смыл делать больше необходимого минимума, если ты практически гость в реальности? Жизнь в небоскребе, где выход на улицу из-за карантинных правил, мягко говоря, не приветствовался и мог стоить больших денег, была достаточно унылой. Общий зал с биопринтером и тренажерами, небольшой фонтанчик с рыбками – вот, скажем прямо, и все муниципальные развлечения. Остальное, если тебе надо, – в Глобе. Там есть все и практически бесплатно. Поэтому томы в реальности, как правило, лишь ели, спали, выполняли необходимый минимум дел – и стремились обратно в «Интрамурос». Но Инге нравилось смотреть на свое отражение в зеркале. Подтянутое тело, где надо – выпуклое, где не надо – наоборот. Короткие, под мальчика, светлые, чуть вьющиеся волосы, небольшая упругая грудь и огромные, словно у мультяшки, ярко-голубые глаза. Многие, кто видел девушку вживую, даже подозревали вмешательство хирургов. Но нет, такие глазища ей достались от природы.

Кроме желания позаботиться о собственной внешности, заниматься спортом Ингу заставляло еще одно увлечение. Точнее, ее персональный секрет. Она любила солнце и не могла представить себе жизнь без свежего воздуха. Не того, сотни раз прошедшего через фильтры, кондиционированного, совершенно безвкусного воздуха, что наполнял «Трехгорку», а настоящего. Ледяного, с порывами ветра и снежинками, горячего, со вкусом раскаленного стекла и бетона города, сырого осеннего, несущего торфяной запах. Воздуха, наполняющего легкие жизнью и превращающее тома в человека. Никакой цифровой художник в Глобе не мог написать того, что давным-давно сотворила природа в реальности, – чувство свободы, которое тебя наполняет, когда ты вдыхаешь ветер.

А где можно вдоволь надышаться свежим воздухом? Выход на улицу, конечно, не запрещен. Это было бы глупо: как можно в современном обществе лишить человека свободы передвижения? Он же, в конце концов, не ребенок, чтобы запирать его дома! Если тебе нужно покинуть этаж – нет проблем, иди! Но есть некоторые нюансы. Карантинные правила никто не отменял, а твоя медицинская страховка действует только в пределах этажа постоянного проживания. Покидая его, будь вынужден оплатить дополнительную. Кроме того, современный мир до сих пор борется с последствиями безрассудного воздействия человека на окружающую среду. Поэтому, покидая этаж, будь добр оплатить налог на дополнительную очистку воздуха. Да-да, тот самый выброс СО2, пусть и минимальный, но, тем не менее, весьма недешевый. Не забудь также застраховать возможный ущерб, природе, зданиям строениям и другим людям. В общем, дл чтобы разгуливать без дела по улице, требовалось быть или очень богатым топом3, или резко решившим обнищать дураком.

Инга не была ни тем, ни другим. Она была умной и сообразительной девушкой. И в один прекрасный день поняла, что если вниз дорога закрыта, то надо идти вверх. На крышу «Трехгорки». А чтобы преодолеть девяносто два этажа, требуется очень хорошая физическая форма. Поэтому, отзанимавшись на тренажерах с особым усердием, Инга вновь расточительно сменила комбинезон на чистый. Душ в этот раз не полагался, приходилось пользоваться специальным гелем и салфетками. Бездумно тратить воду томы уже давно отучились. Покончив с гигиеной, Инга заскочила в квартиру и достала из тайника в стене небольшую двухстороннюю отвертку. Ценность ее заключалась в том, что это был настоящий металл, а не композит с коротким сроком годности, предназначенный для повторной переработки, из которого распечатывается большинство предметов быта. Обнаружив давным-давно в коридоре инструмент, по-видимому, оброненный ремонтниками, Инга сразу поняла, какая ценность попала к ней в руки.

По правилам пожарной безопасности, в любом здании, помимо лифтов, обязательно должен быть пожарный выход – проще говоря, обычная лестница, по которой можно идти пешком и которая не зависит от подачи энергии. В «Трехгорке» пожарная лестница располагалась в конце длинного извилистого коридора, спрятанная за незаметной дверью возле лифтового холла. Инга нашла ее случайно, исключительно благодаря природному любопытству, и вполне обоснованно подозревала, что выход на лестницу специально спрятан, чтобы как можно меньше людей разгуливало между этажами или выходило на улицу.

«Наверняка во времена карантина это правило было разумным. Но сейчас же опасности нет, и я ничего страшного не делаю», – оправдывала она себя во время прогулок. Дверь была заперта, в случае необходимости умная система управления домом отпирала замок. Инга же приспособилась откручивать четыре миниатюрных винта, крепящие пластину замка, и, засунув жало отвертки в недра механизма, отводить язычок запора. Впервые выйдя на лестницу, она ждала, что сработает какая-нибудь сигнализация, но ничего подобного не случилось. Видимо, система считала, что самое важное происходит исключительно внутри квартир и коридоров, и не следила за лестницей. А может, не считала редкие прогулки девушки заслуживающими внимания.

Примерно полчаса быстрой ходьбы с небольшими перерывами – и Инга оказывалась в совершенно ином мире. Плоская черная поверхность крыши казалось другой планетой. Неизученной, опасной, таящей в себе массу новых открытий. Огромные антенны, ощетинившись металлическими шипами, гудели, словно пчелы. Повсюду располагались площадки, где взлетали и садились бесконечные дроны – доставщики, ремонтники, контролёры… Инга ходила по крыше аккуратно, не попадаясь на глаза здешним электронным обитателям. Лишь однажды на нее неожиданно выкатился из-за вентиляционного короба ремонтный дрон. Замерев, несколько секунд он рассматривал девушку своими камерами. Но, видимо, система решила, что, раз здесь находится человек, то он имеет на это право. Дрон поехал по своим делам, а Инга с тех пор стала еще осторожнее и ходила только проверенными тропами.

Сегодня, выбравшись на крышу, она не стала, как обычно, любоваться видами. Хотя она и приходила каждый раз в восторг, глядя на природу вокруг, сегодня она спешила увидеть нечто более необыкновенное. В одну из своих прошлых прогулок она обнаружила на крыше, неподалеку от каких-то труб, из которых периодически с гулом выходил горячий воздух, птичье гнездо.

Инга сначала даже не поняла, что перед ней, настолько это оказалось необычно. Гнездо было словно чаша, собранная из тонких веточек, кусочков травы и пуха, казалось, вырванного из облаков. Простая, но поразительная конструкция, придуманная самой природой для продолжения жизни. Внутри, на толстом слое травы, лежало несколько белоснежных яиц. Инга хотела дотронуться до них, но вспомнила, о чем где-то читала: запах человека может навредить будущим птенцам. Поэтому она просто слегка прикоснулась кончиками пальцев к наружным веткам гнезда.

В Глобе ты можешь почувствовать абсолютно все. Нейроинтерфейс, вживленный в твой мозг, заставит ощутить вкус еды и жар огня, боль от удара и оргазм от поцелуя. Специальные механизмы, управляющие уровнем серотонина, дофамина и других гормонов, будут убеждать тебя в реальности происходящего. Но в этот миг под подушечками пальцев Инги ощущалось нечто подлинное, не измеримое нулями и единицами. Если бы кто-то спросил ее в тот момент, в чем же заключаются эти ощущения, она не смогла бы подобрать слов. Теплое, шершавое, с ароматом свежей травы, в который вплетался незнакомый, резкий, чуть колющий нос, но в то же время манящий приятный запах. Деревянное… мягкое… истинное.

Инга шла по крыше, предвкушая момент встречи. Он еще ни разу не видела обитательницу гнезда – только яйца, лежащие на дне, словно жемчужины в раковине. Пару раз девушке почти удавалась застать птицу на месте. Она слышала хлопанье крыльев, видела пух, опавший с перьев, но всегда опаздывала буквально на несколько секунд. Перо еще не успевало коснуться земли, а гнездо уже пустело. «Когда же она умудряется высиживать яйца, если все время проводит вне дома?» – удивлялась Инга, глядя на птичье жилище.

Она тихонько, на цыпочках преодолела последние метры вдоль труб и аккуратно выглянула из-за угла. Гнездо исчезло. Кусок примерно в пять квадратных метров ярко выделялся на фоне остальной крыши блистающей чистотой. Он был тщательно вымыт. Черный композит кровли блестел в лучах заходящего солнца. Инга выскочила из своего укрытия и растерянно заметалась по крыше. Видимо, санитарные дроны обнаружили птицу и переместили вместе с птенцами за пределы агломерации. Внутри города любые животные были запрещены в целях санитарной безопасности. Хочешь питомца – добро пожаловать в Глоб. Там держи хоть крокодила. В реальности – нельзя!

Инга села на корточки и провела ладонью по тому месту, где еще вчера ее ждало гнездо. Гладкий холодный композит не имел ничего общего с теплом жизни, которое она ощущала, прикасаясь кончиками пальцев к травинкам и веточкам птичьего жилища. Он был настоящим, но безжизненным. Выхолощенным. Лишенным чего-то важного, ради чего она нарушала правила и лезла сюда. Чего-то очень необходимого человеку и так редко встречающегося в современном мире. Слезы сами собой полились из глаз. Инга опустилась на крышу и горько зарыдала в голос. Картина мира вокруг потеряла резкость, слезы застилали глаза. Все вокруг словно накрыла черная пелена.

Внезапно ее отвлекла маленькая зеленая точка, выбивавшаяся из монохромной картинки. Если бы она смотрела на монитор, то решила бы, что видит битый пиксель. На антрацитово-черной свежевымытой крыше что-то зеленело. Это было невозможно, противоестественно. Таких цветов не могло быть в «Трехгорке», в агломерации, вообще в реальности. Зеленый есть только в Глобе. Реальный мир – черно-белый.

Инга вытерла слезы рукавом комбинезона и, не вставая с корточек сделала несколько неуклюжих шагов вперед. На крыше лежала крошечная коричневая капсула, надломленная с одного конца. Из микроскопической щели наружу высовывался маленький зеленый отросток. Инга никогда не видела подобного вживую, но догадалась, что перед ней – начавшее прорастать семя. Скорее всего, оно попало сюда вместе с гнездом и теперь, упущенное службами санитарного контроля, лежит здесь, на бесплодной крыше, и умирает. Девушка совершенно не знала, что нужно делать в такой ситуации, но твердо понимала одно: нельзя дать пропасть новой, только что явившейся миру жизни. Она оторвала краешек комбинезона, смочила его слюной, чтобы у растения была хоть какая-то влага, и аккуратно обернула семечко тканью. Зажав драгоценную ношу в руке, она решила, что не станет сегодня гулять по крыше и наслаждаться свободой. У нее появилось нечто, за что она внезапно почувствовала ответственность. Нужно вернуться домой и решить, что делать дальше.

—Ты совершаешь федеральное преступление! – произнес Нортон, глядя на Ингу. Сегодня на нем был белый лабораторный халат. Круглые очки в тонкой проволочной оправе, похоже, должны были подчеркнуть его образованность. Девушка и ее виртуальный помощник стояли посреди забитой научным оборудованием лаборатории. Не то, чтобы оно было необходимо Нортону, но Инга в свое время сама приложила руку к тому, чтобы нейросеть искала себя, и теперь тихонько забавлялась над её попытками найти свой образ.

Нортон держал в руках семечко, которое девушка нашла на крыше, – точнее, его цифровую копию, которую Инга загрузила в Глоб.

– Это семя Taraxacum officinale или одуванчика обыкновенного, многолетнего травянистого растения семейства астровые, – Нортон покрутил семечко перед собой, потом положил на стол и запустил симуляцию. Инга увидела, как оно раскрывается, прорастает, как развивается корень и появляется побег. Растет вверх стебель, раскрываются листья. Наливается оранжевым цветок, лепестки превращаются в тонкие светлые нити, которые разлетаются – и снова превращаются в семена. Круговорот жизни.

– Ты хотя бы представляешь, сколько законов и подзаконных актов ты нарушила, принеся в жилой комплекс растение? – Нортон был искренне возмущен. Он взял лежащую на столе толстую книгу и раскрыл ее в середине. – Нарушение фитосанитарных законов, – он перевернул страницу, – как минимум, четыре пункта из постановления о рекультивации земель и охране природных ресурсов. Я уже не говорю о медицинских последствиях твоего поступка! А если у кого-нибудь из обитателей «Трехгорки» обнаружится аллергия? Тебе придется оплачивать лечение, стерилизацию всего здания, налог на нарушение экологических норм… Я должен доложить о твоем поведении… – нейросеть удивленно замолчала на полуслове. Мимика Нортона выражала недоумение. Всего его внутренние установки говорили, что он обязан сообщить о поведении хозяйки, но он почему-то не мог этого сделать. – Я же должен, – удивленно повторил он, глядя на Ингу.

– Не будешь ты никуда докладывать, – язвительно улыбнулась Инга. Она в свое время хорошенько покопалась в коде Нортона, и он теперь не мог выполнять свои обязанности по надзору за ней. – Лучше расскажи, как мне сделать так, чтобы растение не погибло!

– Ну, для начала тебе понадобится земля. Питательный грунт, субстрат… Я вижу множество названий того, что тебе необходимо, но не уверен, какое из них правильное. Тебе нужна почва, в которой оно будет расти, – Нортон взял семечко со стола и, положив его на раскрытую ладонь, протянул Инге. – Ты же понимаешь, что оно не сможет долго оставаться живым, лежа в пропитанном водой из унитаза обрывке комбинезона. День, два – а потом оно погибнет, – Нортон театрально вздохнул. Несмотря на то, что он не мог доложить о поведении Инги куда следовало, он не одобрял нарушения закона и в глубине своей электронной души не хотел, чтобы у Инги получилось задуманное.

– Земля, – задумчиво протянула девушка. – Кажется, мне придется идти на невидимый этаж.

– Ты же знаешь, что это запрещено, – Нортон скривился, словно съел какую-то гадость.

– Но ведь это не так строго запрещено, как держать дома растение? – почти весело спросила Инга

– Есть то, что делать нельзя совсем, – сказал Нортон. – Твое растение не входит в биом «Трехгорки», а то, что есть на невидимом этаже, запрещено условно. Просто мы не говорим об этой стороне жизни домов.

Инга хмыкнула, но не стала комментировать слова нейросети.

– Выход! – скомандовала она.

На заре эпохи Глоба, когда человечество еще не окончательно утратило связь с разумом, а машины еще не превзошли людей в интеллекте, наступил странный, почти парадоксальный период. Мир, казалось, раздвоился. С одной стороны – беспилотные автомобили, нанороботы, дроны и нейросети, пронизывающие каждый уголок жизни. С другой – внезапный расцвет астрологии, теории плоской Земли и прочих «ретроградных Меркуриев», словно из глубин истории всплыли самые дремучие суеверия. Проект полета человека на Марс уже был на пороге осуществления, но его могли отложить из-за неудачного расклада таро или случайно рассыпанной соли. Прогресс и архаика сплелись в причудливый узор, где знание и предрассудки шли рука об руку.

Сначала это было просто модой, игрой, развлечением. Но постепенно суеверия проникли в саму ткань реальности. Черные кошки, треснувшие зеркала, число тринадцать – все это стало не просто приметами, а чем-то большим. Особенно тяжело пришлось с тринадцатым этажом. Никто не хотел жить там, опасаясь иметь дело с «чертовой дюжиной». Но как построить стоэтажный дом, пропустив тринадцатый? Решение оказалось на удивление простым: сделать этаж невидимым. Его не было на планах, лифт на нем не останавливался, и знали о нем лишь те, кому это было положено по долгу службы.

Изначально этот этаж задумывался как технический. Здесь размещались серверы, линии доставки, станции зарядки и склады ремонтных дронов – все, что делало дом «умным». Но прогресс не стоял на месте. Оборудование становилось все компактнее, и площади невидимого этажа начали пустовать. А в крупных агломерациях, таких, как Москва, пустующее пространство – это роскошь, которую никто не мог себе позволить.

В «Трехгорке», как и во многих других комплексах, в пространстве невидимого этажа стихийно зародилась параллельная жизнь, существующая вне официальных рамок. Когда-то это назвали бы организованной преступностью, но в мире, где нейросети управляют каждым шагом, преступность в классическом понимании стала невозможной. Однако на тринадцатом этаже продолжал существовать теневой мир. Люди, жившие и работавшие там, балансировали на грани закона, четко осознавая ту невидимую черту, которую нельзя было переступать. Они были, скорее, симбионтами, чем паразитами, предлагая то, что не могли дать ни гарантированная государством реальность, ни Глоб, – но предлагая дозированно и аккуратно, чтобы не вызвать массового увлечения.

Сейчас на невидимом этаже заправляли две группировки. Сани, известный как Толстый, контролировал сектор нелегального досуга для мужчин. Даже в эпоху Глоба, где можно было получить практически все, некоторые искали живое, нецифровое женское тело. Вторая группа принадлежала Гайбуло, который вместе с семьей держал небольшую ферму конопли – наркотика не то, чтобы категорически запрещенного, но и не разрешенного официально.

Инга сначала хотела обратиться именно к Гайбуло, ведь логичнее было бы купить землю у него, но побоялась. Ходили слухи, что горячий южанин предпочитал вести дела только с мужчинами, а к женщинам относился исключительно как к товару.