Глава 1
Дом культуры в городском парке выглядит сущим отщепенцем. Вокруг него всегда людно, всегда гуляют и снуют куда-то люди, грациозные сосны вытянулись по струнке, будто караульные, но если хорошо приглядеться, станет заметно, как жизнь проплывает его стороной, словно обломок скалы огибает быстрая шумная река. Но не заблуждайтесь, он не выглядит лишним, отнюдь! Величественная колоннада с изящными капителями, увенчанные, словно прически греческих женщин, завитками – волютами; бельведер, напоминавший издали шлем могучего великана-стражника, стерегущего покои неведомого господина: такие черты нашего Дома культуры подчеркивают его богатое прошлое, но настоящее его полно глубокой печали. Приглядевшись, он наверняка напомнит вам немолодого уже франта, разодетого во что-то такое жалкое, что может быть считалось модным приблизительно одно поколение назад. Но этот франт достаточно оптимистичен и даже с амбицией, он уверенно прогуливается по главной городской улице совершенным хозяином жизни. Правда прохожие, встреченные им на пути, награждают его почему-то сочувствующей улыбкой, а не так, как бы ему хотелось – возгласами восхищения и овацией. Каждый, кто наблюдает его со стороны обязательно подумает: как странно и удивительно жили раньше старики, однако пора бы и честь знать. Старики, как известно, никак не бывают лишними, только бы им аккуратно поместиться в сторонке, как бы чего доброго не оказаться помехой на пути благоухающей молодой жизни.
Таков и наш Дом культуры – на первый взгляд благородный старик, слегка может быть напыщен, но весьма приятной наружности, но взгляни на него ближе – и будешь поражен глубиной его ужасных морщин, которыми испещрена его дубленая кожа, как будто ее неистово грызли короеды. Глаза его сильно выцвели и сложно определить какого были они прежде цвета, когда еще горело в них неиссякаемое пламя жизни. Страшная тяжесть обрушится на твои плечи, когда ощутишь ты в полной мере что пережил этот старик, что испытал, как уходило его время, как силился он остановить его, как сломленный он наконец смирился, но затаил в себе глубокую печаль. Такая тяжесть подломит колени любому, кто осмелится пустить старика в свое сердце хоть на мгновенье, хоть мыслью едва коснешься его и перехватит дыханье – уж лучше оставить такого в покое и вовсе не замечать его. Словно одинокой памятник ожидает старик последнего своего мига – суровое напоминание каждому, что движение времени необратимо, а конец пути всегда один – лоскут сырой земли и забвение.
Наш Дом культуры пережил забвение дважды. Первый раз случился после февральской революции, когда разная дрянь почувствовала слабость старого режима и между прочим устраивала расправу то над помещиком, а то с революционным задором грабила имение отставного генерала. Наш Дом культуры прежде занимала большая семья отставного генерала Болдырева. На дом генерала напали его же крестьяне, узнавшие вдруг, что есть свобода и равенство, а царь немецкий шпион. Так ловко вывернул их мир наизнанку партийный большевик из столицы, в избе у старосты устроивший партийный съезд и с прямо объявил, что власть теперь он и те трое пьяных солдат. Крестьяне сообразили сразу, что столичному большевику можно верить. По интеллигентным очкам в тонкой оправе и козлиной бородке можно было уловить, что человек перед тобой невероятного тонкого ума и таких деликатных манер, что чувствовалась благородная кровь. А не было между крестьянами такой привычки, чтоб взять и не поверить благородному человеку в очках. Семья генерала ужинала, собравшись за обеденным столом, когда в поместье вторглись бунтовщики.