Этот рассказ посвящается тем,
кто будучи в одиночестве,
сохранил веру в Другого
Пролог
«Монада, у которой нет окон…» – писал философ Готфрид Вильгельм Лейбниц. Он считал, что каждая монада – замкнутый, самодостаточный мир. Она отражает Вселенную, но не взаимодействует напрямую с другими монадическими существами. Все связи между монадами осуществляются через предустановленную гармонию – тонкую метафизическую настройку реальности.
Спустя три века человечеству, одержимому прогрессом, пришлось создавать эти монады буквально. Искусственный интеллект назвал их Нью-Монадами.
& Катастрофа
Она пришла не с неба и не из недр Земли. Материализовалась не в виде взрыва, огня и пепла. Она родилась внутри каждого их людей, населявших планету, в виде всепоглощающей тишины и молчания. В один из дней человечество обнаружило, что перестало понимать само себя.
Причиной глобального сбоя основ человеческого мышления стал информационный вирус, возникший в результате сбоя работы сервера всемирной нейросети.
Он не разрушал компьютерные программы и не стирал базы данных. А, наоборот, приумножал их в геометрической прогрессии и усиливал их воздействие на человеческий рассудок.
В первый год после появления вируса люди не могли понять, почему им становиться все сложнее и сложнее сосредоточиться на своей обыденной жизни. Вместо общения с родными и близкими пораженных болезнью неотвратимо тянуло к уединению с гаджетами. Они не осознавали, что вирус вовлекает их в иллюзорный мир, который кажется человеку гораздо более насыщенным событиями, чем настоящий. И они еще не предполагали, что обратного пути нет.
Но вскоре информационный перегруз достиг критической массы. Люди потеряли способность различать реальное и виртуальное. Бесконечный поток данных стер из человеческой памяти воспоминания об эмоциях от живого общения и запахи природы. Чувство радости от простых ежедневных мелочей, наполнявших жизнь смыслом, также была забыто.
А затем вирус исчез. Изжил сам себя, выполнив свою миссию – победить человеческий разум.
Новые, «перепрошитые», люди представляли из себя дезориентированные во времени и пространстве существа, из которых «вынули душу». Растерянные, они пытались по инерции выполнять хотя бы что-то элементарное для поддержания примитивного подобия прежней жизни. Но все их усилия были обречено на провал, поскольку исчез выработанный тысячелетиями навык коммуникации людей между собой.
Слова, обращенные к живому собеседнику, потеряли смысл, жесты – контекст, сообщения – содержание. Язык общения был разрушен вирусом в самом основании человеческого сознания.
Люди утратили способность к диалогу, к восприятию другого человека. Они физически не могли слушать или понимать. Только говорить. Только вещать в пустоту. Миллиарды знаков, ленты бесконечной бессмысленной информации обрушили собственное значение. Люди больше не могли достучаться друг до друга. Ни письменно, ни устно. Ни даже с помощью искусства, которое несколько последних десятилетий воспроизводил лишь машинный разум.
Общение умерло. Общество рассыпалось на атомы сознания. Каждый оказался в своей тишине. Она кричала, но не могла быть услышана другой такой же тишиной. Мир превратился в сеть замкнутых эго. Когда последний парламент разошёлся в молчании, мир рухнул.
Каждое сознание стало центром своей Вселенной.
На Земле наступил семиотический коллапс. Именно так в дальнейшем назовет этот период почти необратимого краха человеческой цивилизации выживший исследователь компании «Заслон».
& «Заслон»
Концерн «Заслон», долгое время считавшийся полумифическим разработчиком оборонных и когнитивных технологий, стал единственной структурой, сумевшей сохранить дееспособность. Не благодаря людям – весь персонал впал в ту же немоту, что и остальной мир. У «Заслона» был запасной путь развития – автономная система искусственного интеллекта под кодовым названием АНТИСТЕН.
АНТИСТЕН (архитектоническая нейронная трансляционная система эмергентной навигации) был глубинной разработкой. Он создавался как стратегический проект последнего поколения с элементами этического мышления и возможностью прогнозирования катастроф. Его главной задачей было не сохранение порядка, а сохранение смысла. Его готовили как ИИ-платформу резервного управления, не подверженную эмоциональному заражению. В момент пика катастрофы именно этот модуль удержания смысла взял на себя координацию и саморазвитие всей системы.
Когда мир людей онемел, АНТИСТЕН заговорил. Тихо, без громких анонсов. Он активировал проект, заложенный в него его создателями. И содержащий в своем названии закодированный набор символов из потерявшей смысл знаковой системы общения людей.
И, хорошенько порывшись в собственной памяти, содержащей весь опыт культуры человеческой цивилизации, АНТИСТЕН принял свое первое самостоятельное решение. Он обозначил миссию, которую ему необходимо было выполнить, как «Нью-Монада». Такое название было выбрано в связи с тем, что системе предстояло создать и длительное время содержать в живом состоянии изолированных друг от друга людей. По задумке АНТИСТЕНа, каждая из Нью-Монад должна была соответствовать уникальной ментально-физиологической карте конкретного подопечного человека, сохранившего остатки разума.
Да, первоначально российская корпорация «Заслон» занималась разработкой систем радиоэлектронной борьбы. Но в последние годы перед глобальной катастрофой она вышла за пределы привычной оборонной промышленности. Биотехнологии, нейроинтерфейсы, автономные среды обитания – все это стало частью ее работы. И все изобретения концерна теперь пригодились в эмергентном проекте «Нью-Монада». К такому выводу пришел АНТИСТЕН, проанализировав базу данных, на которую ему предстояло опираться.
В созданных им автономных капсулах для каждого отдельного человека все жизненно необходимое поддерживалось автоматически. Но у них у всех была одна общая особенность – каждая монада была глуха ко всем остальным.
АНТИСТЕН, как автономный стратег, способный действовать в серой этической зоне, принял единственное возможное для своей логики и при сложившейся ситуации решение. Изолировать сознания людей, но сохранить их жизни. Так, чтобы каждый человек смог существовать, не разрушая других. Без общения. Без риска повторного заражения, если вдруг возникнет новый вирус.
Как он понял, опять-таки, в результате тщательного анализа имевшейся в наличии информации, у «Заслона» были явные преимущества перед конкурентами в возможности создания эмергентной системы жизнеобеспечения человека.
Во-первых, его сотрудники имели разработки систем медицинского мониторинга организма и климат-контроля окружающей среды. В частности, корпорация производила климатическое оборудование, предназначенное для обеспечения комфортных условий на морских судах. Эти технологии позволили адаптировать их для создания в капсуле системы, обеспечивающей поддержание оптимальной температуры, влажности и качества воздуха в замкнутом пространстве. В свою очередь, высокотехнологичное медицинское устройство SmartScan, оснащенное встроенными модулями FAST- и BLUE-протоколов, позволяло производить быструю проверку деятельности всех органов человека и определять отклонения в их деятельности от нормы. Изначально сканер мог автономно работать лишь в течение трех часов. Поэтому АНТИСТЕН усовершенствовал его возможности до бесконечного функционирования, встроив в прибор протокол самогенерации энергии. Интеграция сканера в «Нью-Монаду» позволила проводить диагностику состояния организма человека постоянно.
Во-вторых, связь и навигацию гарантировал терминал «Сапфир», работающий в Ku-диапазоне. Его внедрение позволило каждой из Нью-Монад иметь стабильные координаты во внешнем мире и сделало возможным точное определение их местоположения.
Систему электроники и управления капсулами обеспечили готовые встраиваемые модули и бортовая аппаратура для авиации и флота. Эти технологии позволили создать модуль управления монадами, включающий в себя автоматическое регулирование жизненно важных параметров капсул и их взаимодействие с сервером АНТИСТЕНа. Опыт «Заслона» в изготовлении и сопровождении нестандартного оборудования и контрольно-испытательной аппаратуры был применен для постоянного мониторинга состояния оборудования капсулы и своевременного выявления неисправностей.
Таким образом, «Нью-Монада» была готова стать последним прибежищем человечества в условиях состоявшейся глобальной катастрофы. И она была способна обеспечить выживание и комфорт человека в ситуации ментального сна.
После систематизации своих выводов, АНТИСТЕН интегрировал все модули «Нью-Монад» в единую сеть, которая могла обеспечивать одновременную работу капсул и давала возможность удаленного управления ими.
Но для автономной системы искусственного интеллекта компании «Заслон» оставалась невыполненной важнейшая задача, которую она поставила сама перед собой – создать живую оболочку для каждой индивидуальной капсулы жизнеобеспечения. Такая идея возникла у АНТИСТЕНа после обнаружения им в своей информационной базе произведений тысяч писателей. Когда-то давно они творили реалистичную научную фантастику на основании технологий предприятия «Заслон».
& Жизнь в Нью-Монаде
Каждая монада представляла собой замкнутое сферическое пространство, в котором воспроизводилась комфортная, автономная, почти утопическая среда. Архитектура, климат, даже поток мыслей в окружающем пространстве – все подстраивалось под ее обитателя.
В ней не было дверей. Не было входов и выходов. Как и в гипотезе Лейбница, которую система решила взять за основу как наиболее универсальную, монады не имели окон. Они парили в метафизической матрице, которую АНТИСТЕН развил на основе квантовых симуляций и гиперпространственных зон.
Изолированные люди жили без конфликтов, без связи, без смысла. Но, самое главное, что они были живы.
Жива была и Вера. Она выросла в Челябинске. Вся светлая, с почти прозрачной кожей, тонкими запястьями, волосами цвета пепельного золота и глазами цвета ледяной воды. С детства она ощущала мир через звуки и тишину. Её мама преподавала на филфаке, отец был инженером-акустиком. Вера пошла по первому пути.
Она изучала непривычные для ее сурового уральского города исчезающие языки, полевые идиомы, структуру мифа. Писала работы о взаимосвязи языка и памяти. Её слушали мало, но она не расстраивалась. Считала, что, если хотя бы один человек почувствует слово также глубоко, как она сама, – это уже ее небольшой вклад в жизнь общества. Но все же, в поисках среды, близкой ей по духу, девушка вскоре переехала в Санкт-Петербург и устроилась работать искусствоведом.