Читать онлайн Вирши Мои

Пролог.

Держу я с пола взятый револьвер.

В ладонь он лёг как будто с нею дружен.

Остыв от выстрела, остался он один.

Просившему покой он больше уж не нужен.

Семизарядный барабан его пустой.

Числом таким он был Судьбы глашатаем.

Теперь кто скажет нас не обманув.

Был сколько раз он Смерти провожатым.

Поставив точку в жизни словно в драме.

Тот револьвер был только инструментом.

Молчат пустые гильзы с прокурором.

Став откровенными беседуя с поэтом.

Зачин.

Решив сор вымести из ящика стола.

Нашёл там то, в чём жизни мера.

Ведь только так могла на свете быть.

Когда-то стрелянная гильза револьвера.

Тот, кто храним оружием своим.

Войдёт в день новый словно утка в воду

Хотя живущая в твоём кармане сталь.

Лишь охраняет право на свободу.

А у Нагана аргументов таких семь.

О том мудрец сказал за много лет.

Так перед правым станешь ты правей.

Когда имеешь снаряжённый пистолет.

Я на ладонь ту гильзу положу.

По праву данным мне всевластием поэта.

И стану ей вопросы задавать.

В стихи сложив что скажет гильза эта.

Первый выстрел.

И так мне отдали за деньги силу власти.

Не тварь, дрожащая теперь, я, а права имею.

Своим калибром револьвер мой подтверждает.

Моё здесь то, что отстоять сумею.

Зачем кричать в слезах о праве слабых.

Тем правды меньше, чем молитва дольше.

Но всё изменится, когда при встрече с хамом.

Твой пистолет окажется чуть больше

При том не плохо бы уметь стрелять.

Когда найдёшь ты к истине ступени.

Спрячь под кровать крик слабых не убий.

Мстить начиная всё-таки с мишени.

Второй выстрел.

Хмельною влагою манил к себе стакан.

Хотя в крови вино уже кипело.

И мясо в блюде возбуждало аппетит.

От радости вокруг кружилось всё и пело.

И вновь мы к небу подняли стаканы.

Но день, как и вино к концу подходит.

Так праздник отшумев пришёл к закату.

И в том виновного обида не находит.

Сменился день вечернею прохладой.

И хочется не уходить от сюда.

Но перезвоном траурным по полу.

Каталась опустевшая посуда.

Вот чья вина в несовершенстве мира.

И гнев твой лют от пяток до затылка.

Так из живущего в кармане револьвера.

Была расстреляна из-под вина бутылка.

Третий выстрел.

Качает ветром уличный фонарь.

И селит вечер чудищ в окнах стройки.

Ведомый делом завтрашнего дня.

Дойти желаю я до тёплой койки.

Студента день немного, но длинней.

Зима ли на дворе, не говоря про лето.

С тобою ночь приветлива всегда.

Когда в кармане тяжесть пистолета.

Сказал народ кто ищет тот найдёт.

И вот забота на филейную часть тела.

Кого-то щемит в подворотне гопота.

Пройти бы стороной сказав моё ли дело.

А ты кричишь вы что тут, так сказать.

Взяв смелость револьвер какую дал.

И даже выстрелил шпану дабы унять.

Но в этот раз фонарь лишь пострадал.

Четвёртый выстрел.

В осеннем парке городском.

Оркестр вальс играет.

Кружа как в вальсе жёлтый лист.

На гладь пруда слетает.

Но дня осеннего покой.

Злой сварой был нарушен.

Хрустальный замок тишины.

Жестоко тем разрушен.

Собака лаяла кружась.

Вокруг несчастной барышни.

Горжетка из лисы звала.

За зверем в след по пашне.

Твоё решение с тобой.

И наказать зло что бы.

Ты просишь плюнуть револьвер.

В собаку слитком злобы.

Зов слыша рыцарского долга.

Забыл про крестик свой нательный.

Но выстрел пусть и не в дракона.

Кровавый был, но не смертельный.

Пятый выстрел.

Рыдает совесть и душа в смятении.

Прельстившись славою шута и балагура.

Обидел друга я остротой неуместной.

Вновь над умом свой верх взяла натура.

Тяжка обида, где задета гордость.

И пусть с обидевшим одной вы ложкой ели.

Терпеть от ближнего в двойне ведь тяжелее.

А по сему готовимся к дуэли.

И пусть вокруг её сочтут все блажью.

Как к чаю сладкому солёный крекер.

Но ведь когда-то по причине схожей.

Стрелялся с Пушкиным зануда Кюхельбекер.

И я как там закончу вновь всё шуткой.

Спасти дав другу честь красиво.

И помянуть прострелянную шапку.

Пошёл в кабак с ним вместе выпить пива.

Шестой выстрел.

Вещало радио кричащею строкой.

Была та весть по вдовьему черна.

И каждый слушавший услышал в ней одно.

Кричала весть в твой дом пришла война.

Так шутки кончились средь бала господа.

Страна в опасности трубила прокламация.

Я ствол твой вычистил и смазал механизм.

Встань и иди зовёт мобилизация.

И вы пришли твой револьвер и ты.

Взяв чай с собою папиросы и печенье.

Но было сказано не всё так плохо там.

А значит сборы выйдут за учение.

Так подвиг был отложен на потом.

Опошлив жажду умереть красиво.

Вернулся чай в комод и папиросы в портсигар.

А с ними прежнее желанье выпить пива.

Но как же трудно револьвер унять.

Его так сложно соблазнить уютом.

И с грустью выстрелив по стае воронья.

По существу, украденным салютом.

Седьмой выстрел.

Прогноз погоды ждать велел туман.

Средь серых будней мне не видно просинь.

В календари смотреть резона нет.

Когда слеза в глазах, а в сердце осень.

А предо мной стеною серой жизнь.

Ах как же трудно выбрать ей замену.

Так и терпя за свой забытый грех.

Глазами грызть я должен в эту стену.

Жизнь не тюрьма, а только монастырь.

Где свой устав порви и брось под стол.

Но выход я за стену всё ж нашёл.

Взглянув украдкой в револьверный ствол.

В свой лоб я направляю пистолет.

Прервать желая вздохов томность.

И тем чему меня учила жизнь.

Я крашу стену разрывая однотонность.

Эпилог.

Держу в руке остывший пистолет.

Уж в прошлом всё чей срок не вечен.

Семь актов с играно и в каждом выстрел был.

Всё, пьеска кончилась, и был вопрос отвечен.

Сюжетец пьесы той играют двое.

Где человеку жизнь, а револьверу бой.

Хотя не ими драма та писалась.

А духом сильного, боровшимся с судьбой.

И чья вина, что всё не так случилось.

Был человек тот духом слаб.

Судьбой был бит паяц в финале.

Простивший рабство худший раб.

Пусть жизнь его дочитанный роман.

Хотя и был он не по моде стильным.

Наган в кармане делает наглей.

Но никого пусть чуточку, но сильным.

Финал.

За сим окончу я о том роман.

Как раб, познавший силу, стал убийцей.

И как душа, просившая покой.

Найдя искомое в высь, улетала птицей.

К служению привыкнув как дышать.

Тем господина сделав из слуги.

Уподобляемся носимым на руках.

И встав на ноги забываем про шаги.

Вот и герой мой словно в старой басне.

Где шах велел под страхом смерти не сорить.

И выяснив кто корень всех несчастий.

Просил раба за то его казнить.

Не утомляясь поиском причины.

За катастрофу принимая пораженье.

Однажды раб, так не найдя лечение.

Убил хозяина тем прекратив его мучение.

Зачин.

Вот собрались мы, кто хотел тот смог.

Всем народом здесь свалоклись сошлись.

Отыскать сыскать, чтоб нам правду всю.

Раз сомненья в ней завелись.

Здесь поможет, кто правду нам найти.

Кто к ней выведет прямо из леса.

Пособит кто нам её вплесть в венок.

Травку вещую цветок Велеса.

Пойдём к дубу мы выйдем к старому.

Призвать птицу там правдой сытую.

Ой, ты гой еси Гамаюн вещун.

Пропой истину нам, здесь забытою.

Вспомним дерево облака в ветвях.

Что ломает враг да не рушает.

От чего ж ему в этом силы нет.

Нам открой секрет, народ слушает.

Вот вся, правда, вам Гамаюн стал петь.

Только трудно жить будет с ней.

Силу дерево, как и твой народ.

От земли берёт от корней.

Дары.

С небес сошли дары как снегопад.

Был плуг ниспослан землю, чтоб пахать.

Поля с ним станут благодарней.

Когда рыхла земля, что ж семя не сажать.

Была подарена на две луны секира.

С такой в руках и пахарь будет смел.

Труд добрый защитить благое дело.

Дана она, чтоб враг глумится, не посмел.

Ещё легла росой на землю книга.

Проста как, правда в том лишь и повинная.

Но мудрость древнюю в своих стихах несёт.

Потомкам нынешним та книга голубиная.

Начало.

Из тьмы великой и пустой.

Рождён своей был волей Род.

И сам себя, родив из тьмы.

В себе он зачал небосвод.

Так тьму со светом разделив.

Им срок дал свой он с той поры.

Под небом этим не спеша.

Стал создавать миры.

Теперь ты их как есть прими.

Приняв, как есть, восславь.

Был мудро мир тот поделён.

На Правь, на Явь, и Навь.

Но, не имея ничего.

Всё ж медлить Род не стал.

И что замыслить он сумел.

То из себя создал.

Так солнце миру подарил.

Дал месяц, чтоб сиял.

Себя для мира разделив.

Сам этим миром стал.

Трое.

Взвалив мешок забот себе на шею.

Что был печалями из трёх миров нагружен.

Смущённо, вес той ноши ощущая.

Помыслил Род, помощник видно нужен.

Да ноша с трёх миров была тяжка.

И чтоб под ней не удавиться.

Решает Род пусть на пока.

Пусть на чуть-чуть, но расстроится.

Себе оставил бы он Правь.

За всем здесь нужен был пригляд.

И дети меньше бы шалили.

Когда отцовский будет взгляд.

Отдавши Явь себе другому.

Дав справедливость и надежду.

Бел-Богом там нарёк себя.

Надевши белую одежду.

Себе иному подарил бы Навь.

Пред падшими предстать, чтоб в строгом.

Меч наказанья, в руки взяв.

Он звать себя стал Чернобогом.

Лада.

Начав отсчёт от самосотваренья.

В себе имея бремя двух начал.

Познаешь, вряд ли сладость вожделенья.

Когда, помыслив лишь, так сразу и зачал.

Когда нет времени обдумать всё в серьёз.

Совет спросил бы ты, но у кого.

И Род решил себя надвое поделить.

Часть для неё и для него.

Но станет проще ли ему теперь.

Отыщешь как теперь, где, чья вина

Когда на всё причины целых две.

И кто правее он или она.

Беда пришла, откуда и не ждали.

Страшнее хмари, что лежит у дна.

Но вот вошла она, которую не звали.

И стала нужной для него из всех одна.

В начале дел.

В себя впустил, вдохнув впервые Род.

Всю силу пустоты животворящей.

Чтоб выдохнув начать отсчёт времен.

Став, словно семя этот мир родящей.

Само дыханье не пропало даром.

Свершив рожденья волшебство.

Дыханье Рода обернулось птицей.

Проматерию народа Сво.

Потом взошла звезда, чтобы светить.

Сияньем, радуя средь пустоты великой.

Коза с Короваю вдруг обрелись.

Тем, сделав бездну многоликой.

Из бормотанья первых слов.

Родившись, Барма вышел к ним.

Принёс он первую молитву.

Алатырь-камень, вручив им.

И после этих всех трудов.

Иметь же право в силе Бога.

Род из того, что смог найти.

Себя для Мира воплотил в Сварога.

Алатырь-камень.

Его родил Творец в начале всех начал.

Пути открыв для нынешних времён.

Сим камнем в час творенья мир был зачат.

На нём записан первый Им закон.

Он может быть пониже малой травки.

А может стать повыше грозных туч.

И подчинён одной лишь Божьей воле.

Алатырь-камень иже белгорюч.

Рождён от Рода он при миро сотворении.

Чтоб троном быть и камешком в венце.

Ему судьба быть при рождении мира.

И рок его встать при его конце.

Земун-корова.

Придя в мир, будто между прочем.

В делах дала подмогу Роду.

Зему-корова встав с ним рядом.

Несла прокорм его народу.

Вот так судьбу свою отмерив.

Её как долг отдаст потомству.

Стоять в веках земун так будет.

Служа опорой миротворству.

И ты взгляни на наши дни.

Как кормит мир её порода.

Дай людям хлеба и дай кружку молока.

И голода не будет у народа.

Сдунь-коза.

Ах, кто ж не любит пошалить.

Упрямством ближних зля.

Меняя скучный мир грозой.

Как будто впрямь козля.

За это мудрый наш народ.

Не зря зовёт козлом.

Того на добрый кто совет.

Готов ответить злом.

И вот небесная коза.

Дав молока для Рода.

Ушла гордыни тешить грех.

Как ей велит порода.

Чтоб принести в урочный час.

От златопёрой щуки.

Таких же, как сама детей.

Какими ж будут внуки.

На радость нам Седунь-коза.

Родит сынов и дочек.

Чтоб с Явью Навь перемешав.

Весёлых дать нам ночек.

Сотворение Земли.

Коза с коровою дел прочих, не имея.

Сочились уж с наполненных сосков.

Так путь отмечен был их молоком по небу.

До мира Родова от самых тех лугов.

В небесный ковш, собрав их молоко.

Стал Род его Алатырь-камнем бить.

Сбить маслице в комочек чтоб.

Хотел вот-так Род землю сотворить.

К тем временам уж были день и ночь.

И звёздам было в море трудно наглядеться.

Но только вот под небом сим.

Ногою невочто средь хлябей опереться.

И в хляби те ком масла тот упал.

И сохранялся в хлябях тех он до поры.

А пору знать мог только лишь Сварог.

Но мал он был, чтоб сотворять миры.

Серенькая уточка.

Жизнь из пены дала ей морская беспутица.

И страха, не зная среди волн жила.

Резвилась играючи серая утица.

Судьбой обречённой она знать была.

Кругом только море и спрятаться негде.

Раз прятаться негде, то незачем звать.

И как голос с неба Сварог объявился.

Из моря он землю велел доставать.

Пусть с третьего раза, но все, же достала.

Пусть только горстку ну сколько смогла.

И только Алатырь в зобе затерялся.

Так ведь не задаром она помогла.

Как только из горстки стал мир разростатся.

Подросший белкамень она принесла.

И в день, когда бремя её стало тяжким.

В его тени яйца на землю снесла.

И яйца те были не как прочих утиц.

Судьба её вновь от беды не спасла.

Но что по судьбе значит не в наказанье.

Железные яйца та утка снесла.

И первый из них вышел ночь чёрный ворон.

Вторым бледный лебедь с печальной мольбой.

И вся сила нави с того гнезда вышла.

От серенькой утки с тяжёлой судьбой.

Праматерь птица Сва.

Купалась в море птица Сва, крылом плескалась.

И певши песню, птица Сва, в волнах куналась.

И снизошел Дух на неё, Род постарался.

Зачавши в птице без греха, жизнь состоялась.

И тяжело вдруг стало ей, и тошно очень.

Знать её времечко дошло, до крайних точек.

На землю вышла Матерь Сва, ступая тяжко.

Взошла она на бережок, на бел песочек.

Там ею строилось гнездо, травой стелилось.

Когда положенное ей, над ней свершилось.

В гнездовье яйца отложив, стеречь осталась.

Пока свершённое над ней судьбой творилось.

В гнезде лежали яйца Сва, да не простые.

Горят как солнышки они все золотые.

Из них свет соколов орда ввысь поднималась.

Так из единого гнезда Явь начиналась.

Правь.

Правь, так назвали по её природе.

Как замышлялось, так и совершилось.

Её Род создал для себя родного.

Чтоб где-то радость всё-таки водилась.

Там жили все, как он хотел.

Там правда с кривдой не боролась.

Там честь имевший, жил в добре.

Там об мечту льдом сталь кололась.

Там каждый жил как должно жить.

Согласно данному завету.

А если вдруг не знал, как быть.

Завет стать мог во всём советом.

И жизнь была бы в Прави в сласть.

Когда б не выросшие детки.

Им в скуке волю подавай.

И не указ уж больше предки.

Явь.

Пастух довольным хочет видеть своё стадо.

Но овцы эту мысль не разумеют.

И лезет каждая из них куда попало.

А если воли нет на то, так слёзно блеет.

И тяжкий труд пасти такое стадо.

Где ищет каждая овца себе наживу.

И влезть старается туда, где быть не надо.

В угоду волку, что в овраге ждёт поживу.

Спокойно в Яви, будто всё кругом.

Вот потому пастух то и не спит.

Он словно чувствует тут, где-то бродит лихо.

Опасен враг, от вас который скрыт.

А ведь задумана была Явь справедливо.

Все сыты в ней хитрец ты иль простак.

Но потому и рыщет в яви лихо.

Уснёт пастух и всё пойдёт не так.

Навь.

Так пахарь, день забот своих окончив.

В след скажет солнышку до встречи.

И жизнь твоя вся как вода в песок.

Вот было утро, глянешь, уже вечер.

Так и уходят люди в Навь как в ночь.

Одни рождаемся одни и умираем.

Теперь сидим, считаем дни свои.

Как будто бы пшено перебираем.

Себя тут по-другому не спасёшь.

На зёрна чистые лишь волю выкупаешь.

Слезой горючею зерна не ототрёшь.

Себе ты сам их в Яви набираешь.

Что там набрал то здесь твой урожай.

Жуй, что собрал, не ты тут выбираешь.

Вот зёрна чистые, а вот совсем гнильё.

Зерна чужого здесь с земли не подбираешь.

Здесь только дни твои былые.

Спасибо что хоть эти отдадут.

Когда от плевел зёрна отделяют.

Отдав сор мусору, лишь полные вернут.

И ты поймёшь, что не чего варить.

Кто ж виноват, что дни твои такие.

Здесь не своруешь, в поле не найдёшь.

Уж не сменяешь в Яви дни свои сякие.

Порой пройдёт не малый срок.

Пока грехи свои познаешь.

Но все ли, помним мы из них.

А сколько тех, которые не знаем.

Да с Нави скорого возврата нет.

И чтоб печальней была повесть.

Помочь не сможет адвокат.

Когда судить вас будет совесть.

Жизнь.

Так лишь когда своё получит каждый.

О справедливости заходят речи.

Делить чужое, нам, на много интересней.

Так карты розданы, и в зале ставят свечи.

Чтоб спор начать, ума немного надо.

Ведь для любой игры азарт лишь нужен.

Тогда становится совсем не безразлично.

Кто будет первый, от того то вид натужен.

Так поделив своё между собой.

Род, предложил игру, азарту, потакая.

Но правила игры знал только он.

И потому, она занятная такая.

Свою игру, Он позже жизнью назовёт.

Здесь есть две фишки, чёт и нечет.

Судьба крупье, и ставки высоки.

Игра на всё, слепой же фишки мечет.

Рождение Ирия.

Мир, сотворив из пригоршни земли.

Кружению времён тем, дав толчок.

Взошел Сварог на то, что сам испёк.

Как будто впрямь на каравай сверчок.

И видит он лежит вокруг земля.

Вовсе пределы и всю ширь одно и то же.

А по серёдке камень Алатырь.

Среди полей он словно нос на роже.

Богата та земля, да только вот.

Воде никто не может открыть дверь.

И чтобы рекам путь дать из болот.

Землёй на свет рождён был Индрик-зверь.

И тем путём, прорытым им сквозь твердь.

Вода земная до сих пор в моря уходит.

И по старанью Индрика того.

Потоп у нас давно не происходит.

Такую землю стал пахать Сварог.

Мир, разделив межою справедливо.

Но справедливости неведом ведь закон.

Ворчал не громко Чернобог ревниво.

Но с этой пахоты вся Сварга началась.

И лишь в горах, где облака как иней.

Среди цветов с медовою росой.

В тени садов Сварог построил Ирей.

Там между гор Репейских и лугов.

Земун-корова славная лежала.

Сочилось молоко из вымени её.

И белою рекой по Ирею бежала.

Отражение.

Ах, сколько дел-забот одновременно.

На море, глядя, простонал Сварог.

Один всегда и надо всё успеть мне.

Ну, хоть бы кто пришёл так и помог.

Услышав море стон его глубокий.

Услугу делает в одно мгновенье.

И на песок к тому, кто чeуда ждал.

Его выходит отраженье.

Был тот во всём такой же кок и он.

И вышел в самый нужный срок.

Различие лишь только в том.

Что правит видно им порок.

Ревнивый, хитрый, жадный, злой.

Всё делает на оборот.

И вроде не со зла как будто.

А всё ж улыбкою кривится рот.

Должна, где яма быть.

Там гору он на сыпет.

Где щепочку найдёт.

А где бревно не видит.

Спросил Сварог его об этом прямо.

Кто ты в ком я себя увидел без чудес.

А тот смутясь ничтожно отвечает.

Желаний тёмных, скрытый закут, твой я бес.

Щука золото-перо.

Сварог окончив тяжкий труд, Мир всё же создавал      .

С сестрою Ладою своей, по Ирею гулял.

Шли не спеша покой, храня, и тут вмешался Род.

Сказал Отец, ваш мир хорош, но, где, же в нём народ.

Такой вопрос смутил детей, хоть с виду был простой.

Велел им Род поесть ухи, из щуки золотой.

Там, где кровь щуки пролилась, Землёй зачался Змей.

И помня, он про то родство, с войной пошёл в Ирей.

Поев ухи, зачала Лада, и детям свой, отдав завет.

Жизнь подарила свет хранящим, на много долгих лет.

Подъели кости с той ухи, Земун с Козой чуть-чуть.

Но дети их ушли жить в Навь, гоня по Яви жуть.

Сам же Сварог взяв молот свой, с ухи набравшись сил.

Гранить им начал Алатырь, так что бел-свет не мил.

Снопом летят до неба искры, куёт Сварог народ для мира.

Так и явился рыжий Велес гуляка, воин, и задира.

Первая война.

Покой нам сниться должен средь боёв.

Ведь жизнь без боя выглядит убого.

Единой правды нет в поделенной земле.

Поёт так истина прям в уши Чернобога.

Так и сошлись две правды в первый раз.

Восстала Навь на Ирий против Прави.

Ты Ворон, прежде чем полёт начать.

Подумай, есть ли столько слёз у Нави.

На грозный зов явились к Чернобогу.

Пришли, чтобы в войне ему помочь.

И бледный лебедь с грустными глазами.

И ярый ворон чёрный будто ночь.

Слеталось вороньё всей тьмой на Алатырь.

Народ у Нави силой чтоб прибавить.

Но с неба соколы на них сошли ордой.

Войною удаль молодецкую забавить.

Был так избит над морем в белый пух.

И бледный лебедь лик, чей был в печали.

Истерзан до крови он ими за пустяк.

За порчу вида, что тут был в начале.

Залита кровью Явь была земная.

Но из чего что вышло туда пусть и вернётся.

И после боя вновь поют нам птицы.

И кровь землёю пусть цветами обернётся.

Жали земные.

И так война закончилась за Ирий.

В который раз не в пользу тех, кто мог бы.

И окна целы и ворота устояли.

Надёжен терем если крепки скобы.

И значит, плачет мать Мать сыра земля.

Увидев, как кружится вороньё.

Ведь у Земли детей чужих здесь нету.

Родное каждое и каждое своё.

И даже тот зачатый щучьей кровью.

Для мамы он дитя и бить его не смей.

Пускай дитё дурное уродилось.

И он любим ей пусть даже Скипер-змей.

Был он рождён по воле мудрой Рода.

Как воплощение земное Чернобога.

Так Скипер-зверь прибудет Чернозмеем.

И нам судьбы его неведома дорога.

Чернозмей.

Среди войны, пиров, и мелких ссор.

Между забот пустых не греющих нам кровь.

Придёт она, заставив нас летать.

То будет Ладою дареная Любовь.

Подвластны, её чарам, всяк кто дышит.

Кто вдаль пойдет, не глядя на грозу.

Так сын Земли, взяв имя Чернозмея.

Ума лишился, повстречав Седунь-козу.

И закружилась жизнь во всём многообразии.

Став с силой пущенною, яркою юлою.

И не досуг нам говорить здесь с вами.

Что было там, они, где оставались под луною.

Но время шло, опять пришли дела.

Которыми он скажет, сын земли я.

А между тем его Седунь-коза.

Свой, помня срок, рожает сына Вия.

Рождение Перуна.

Рождён Перун был по веленью Рода.

Три года с ним ходила матерь Лада.

Земля дрожала, когда Он рождался.

Надежда Папина и Мамина услада.

А по рождению Он был в печи прокален.

Всё дабы выжечь, что в бою мешало.

И молотом Отцовским был прокован.

Тот, чьи пути Судьба сама решала.

Но в яме хитрым Скипер-змеем.

Навек закопана Перунова свобода.

Нескоро его Братья откапали.

Увидит свет Он лишь через три года.

Землёю вскормленный Перун мудрее станет.

Но братья ему дали всё ж воды живой.

В бою ведь если сила ломит силу.

Тяжёлой битве быть хоть Змей им как бы свой.

Но за сестёр он Лелю Живу Мару.

Врагом укрытых от судьбы созвездья.

Мстить по-змеиному Перун не станет.

Неся врагу секиру для возмездья.

Бой.

Спросив на бой благословление у Мамы.

Неся возмездие лампадою сквозь ночь.

Пошёл Перун Сварога сын и Лады.

Бить Скипер-змея сестрам, чтоб помочь.

Был грозен он в хотении своём.

Остановить Его, желая, не сумели.

Ни птица грозная могучая Могул.

Ни змей стада, что ядом брызгая, шипели.

Но сердце дрогнуло, лишь встретил он сестёр.

Узнать которых было так непросто.

Бесчестья слёзы выжгли им глаза.

Покрыла кожу поругания короста.

Но гнев в тот час советчик был плохой.

Сколь к мщенью его не призывало б горе.

Ведь Скипер-змей быть должен рассечён.

Чтоб сердце его, вынув бросить в море.

Узнав о бое, закричал глумливо Змей.

Мне равен лишь Перун, но где ж следы его пропали.

На что Сварожич отвечает вот он я.

Пришёл к тебе, как только Братья откапали.

В бою повержен том был Скипер-змей.

И всё что обещал, Перун над ним исполнив.

Омыл он Лелю, живу, Мару молоком Земун.

Тем красотой их чистой вновь наполнив.

Тишь.

И вот когда все войны отгремели.

И в Яви тишь заветная настала.

То до таких глубин там стало тихо.

Что Правь, от тишины такой устала.

И повода тем больше не давая.

Решили там здесь пустоши не быть.

Явь надо хоть бы лесом, но засеять.

Ну, в общем хоть бы кем, но заселить.

Стратим так птица, поднявшись с гнезда.

Явила миру яйца всех пород.

Вот от того её царь птицей величают.

Что из гнезда того есть птичий весь народ.

Так Индрик-зверь к Земле как лист припал.

Спросив у Матери, дай сил для плодородья.

И произвёл от семени от своего.

По паре твари каждой всякого отродья.

С людьми же обстояло дело так.

Спросил Сварог от Сва для Яви поворот.

И пусть от чрева твоего как от гнезда.

Пойдёт по свету светлый Мой народ.

Днепр и Рося.

Через вольные долине.

И леса дремучие.

Из далёка Днепр к морю.

Волны нёс могучие.

Шёл он к морю синему.

Зорька, где купается.

Там обнявшись на крепко.

С морем он венчается.

По пути до моря.

От родного края.

Днепр вбирал притоки.

Деток собирая.

Шли детишки разные.

Каждый струйка тонкая.

Среди них была одна.

Бойкая да звонкая.

Не знатно, но величава.

Чьё имя как песня поётся.

Трудно забыть её будет.

Раз девушка Росей зовётся.

Встреча Перуна и Роси.

Возвращался как-то витязь с дружеской пирушки.

Над рекою ехал он по лесной опушке.

С неба солнце льёт жару соснам на макушки.

В заводи у бережка квакают лягушки.

Видит через реку Днепр на берег другой.

Из волны русалки выйдя сели над водой.

Чтоб цветы, вплетя в веночек в омут их кидать.

Но увидевши Перуна, бросили играть.

Озорную песнь запели, нет стыда в словах.

И была средь них девица ветер в волосах.

Словно небо в омут смотрит синь в её глазах.

Не её ли видел Витязь в своих вещих снах.

Она знает Днепр широкий в раз не переплыть.

Да и витязь видно старый, что ж не пошалить.

Про печаль свою пропела голосом звеня.

Речи сладкие дарила, за собой маня.

Витязь спешно идёт в реку деву, чтоб обнять.

Только Днепр его не хочет в воды принимать.

Разобидевшись тут, витязь, страсть на гнев сменял.

Стал кричать, ты ль Днепр старый, меня не узнал.

Отвечает Днепр, сурово супя бровь дугой.

Ай, мой друг Перун Сварожич не бранись со мной.

Что та девка в твои годы, постыдись родной.

Вспомни ты жену и деток, поезжай домой.

Ты ответь, сказал Сварожич, в чём корысть твоя.

У Днепра спросил седого грусти не тая.

Нет корысти, молвит Днепр, когда кровь своя.

Эту девку, зовут Рося, она дочь моя.

Вынул стрелку витязь грозный, в лук вложил, как мог.

И послал слезу он к Росе в дольний бережок.

Подняла стрелу девица, к сердцу поднесла.

И на камень Белгорючий, слёзку отнесла.

Песенка Свет девицы Росеньки.

Мимо камешка бежит реченька.

Бежит, катится, струйкой быстрою.

Так слеза моя с лица капает.

Как полынь горька слеза чистая.

Грустно девушке быть на камушке.

Ох, тяжёл замок её батюшки.

Ой, да лёшеньки да лёли ой люли.

Распустила девка, косу до земли.

Исстрадалось её сердце без любви.

Пролетело лето, смолкли соловьи.

Неужели сердце то не отыщется.

Неужели так никем и не сыщется.

И рукою дорогой не поднимется.

Тяжкий батюшкин замок.

Так не канет в омуток.

С камня девицу не снимут и с собой не унесут.

Ленту в косу ей тугую никогда так не вплетут.

Ой, да лёшеньки да лёли ой люли.

Отыскать моё сердечко не смогли.

И не пеший с перемётною сумой.

И не конный на лошадке вороной.

И тебе видать свет витязь не найти.

Раз боишься съехать с ровного пути.

Молитовка Роси.

Ты прими Алатырь камень.

Слёзыньку горючею.

Ты услышь-ка Бел горючий.

Прозьбочьку певучею.

Как поранил витязь Росю.

Не стальной стрелою.

Ранил, словом, он её.

Назвал дорогою.

Ты роди-ка, прояви-ка.

Камень Алатырский.

По прошенью девки Росси.

Образ богатырский.

И явил ей образ сына.

Камень Алатырь.

Но не мог из камня выйти.

Славный богатырь.

И на зов отца Перуна.

К ним пришёл Сварог.

И от молота удара.

В мир вошёл Даждьбог.

Внукам Даждьбога.

Он шёл по жизни как идёт по небу солнце.

И словно солнце свет добра спешил дарить.

Но не был свят живым рождённый Богом.

Кто любит жить, не может не грешить.

Из-под венца увёл чужую он невесту.

Всё ж ожидая верности до гроба.

За что Марена дарит ему сына.

Открыв путь Яви, в Правь, вернулись оба.

Патом Даждьбог, а это всё о нём.

Дал в жёны сыну девушку Славуню.

И на неё сошла праматерь Сва.

Началом мира, сделав добрую певунью.

Родив же мужу шестерых детей.

Славуня дарит им в свой срок свободу.

Так дети их как птицы разлетясь.

Началом стали Русскому народу.

Азовушка.

Я поведаю вам сказание.

Что поёт птица Сирин соловушкой.

Сказ о том, как жил Велес Быкович.

Со своею зазнобой Азовушкой.

А с того начну как родился он.

Весь в родню свою был игрун шалун.

Ведь отцом ему сам Великий Род.

Ну а мать Корова Земун.

Расскажу я вам как в младенчестве.

Велес схищен был, с колыбелью взят.

Паном Виечем чтобы в Нави жить.

Да не тот на стол лёг расклад.

Нёс Пан Виевич колыбельку ту.

Над морской волной думал Велес мал.

А он стал расти начал тяжелеть.

И оброненный так в волну упал.

Но не приняло море Велеса.

Отнесло его к земле острову.

Бросив на берег золотой песок.

Тут поднялся он и ушёл в лесок.

Так вставаючи в лес не зря пошёл.

Сотворил там лук из чего нашёл.

Стал охотится на дичь всякую.

Был бы сытым сам пусть и гол.

На том острове тем же времечком.

Поругалась девица с кручинушкой.

Обернулась с тоски не воробышком.

Поднялась на крыло Бел Лебёдушкой.

Быстрым ветром над морем летать.

Замышлялось девицей молодушкой.

Свои пёрышки в море купать.

Захотелось зазнобой Азовушкой.

Но узнал о том Дый змеев сын.

Стал он коршуном да за ней летать.

Всё старается ухватить, поймать.

Бел Лебёдушку хочет силой взять.

Не стерпел грех такой Велес Быкович.

Отпустил стрелу сраму чтоб не быть.

Острой той стрелой судьбу выправил.

И с Азовешкой стал сам жить.

Жил он весело не скучаючи.

И в труде, и в бою чарка первая.

Сам ушкуйничал сам воров ловил.

Так и жил судью только гневая.

Жизнь была у них как жить каждому.

Не пытали друг друга не чем.

Только в Навь идти кличат Велеса.

Суд судить рядить с Вием Змеичем.

Засмущалась судом тем Азовушка.

Ужель ей не знать за что волка мять.

И пошла как жила рука об руку.

Перед Вием за мужа стоять.

Азовушка.

Суд над Велесом.

И пошла в Навь за мужем Азовушка.

Отыскать для него вызволения.

А из Нави обоим им хода нет.

Без особого дозволения.

А во круг неё тени скорбные.

Они ждут судью в Нави княжича.

Не берёт он с душ мзды подати.

Да и чем подкупить людям Божича.

Так стоим она рядышком с Велесом.

Не жена уже и не вдовушка.

За своё добро спор пришла вести.

У судьи ищет правды Азовушка.

Только суд судить не в пиру кутить.

Там дела она знает серьёзные.

Тут закон вершить да дела ворошить.

Будет Вий судья, очи грозные.

Но Азовушке тот не страшен суд.

Держит, словом, Велеса сторону.

Что хорошее всё ему отдай.

А худые дела дели поровну.

Чует Вий по суду будет правды две.

Да не знает к какой приговор вести.

С этой Велесу головы не носить.

А с другой он искал справедливости.

Против истины даже Вий не пойдёт.

Но ведь к правде кричит преступление.

Всё ж Азовушке мужа суд отдал.

Но не дал на исход дозволения.

Азовушка.

Приговор Велесу.

По суду по приговору Велес Быкович прощён.

Но от Яви отлучён и не милован.

Кем вернуться в Явь ему.

Если он из костей силой выломан.

Так печалясь среди Нави буйная головушка.

Терпит Велес через это то печаль то горюшко.

Не подует ветерок не споёт соловушка.

Но больнее было б в яме кабы не Азовушка.

Та осталась с ним не с дури.

Не что б было хуже.

С ним она обычай чтя.

Быть жене при муже.

Она всё искала в Нави.

Где печали мало.

И дошла до трёх дорог.

Где зеркало стояло.

Подошла она к нему и рукой касается.

Не Азовушка так хочет так велела сила.

В зеркало она глядится смотрит удивляется.

Видит в зеркале стоит перед нею Вила.

Здравствуй говорит ей ведьма за руку берёт.

Здесь я Велесу жена в том моё служение.

В Нави я с ним в Яви ты таково кружение.

Словно в зеркало глядим кто чьё отражение.

Речь Азовушка теряет.

От таких обид.

Перед нею во плоти.

Вила Сид стоит.

Та вещала, Велес в Яви, народится снова.

Страсть его сдержать должны мы, это Рода слово.

На меня зла не держи ты, но теперь за ним.

В двух мирах по приговору нам глядеть сурово.

Он, пройдя так жизни путь к Нави возвратится.

Тут ему я подскажу, в Яви как родится.

Проведу по всем ходам дам им отвариться.

Научу как выбирать и не ошибиться.

Встану с ним перед судом.

Помогу решить урок.

В Яви ты старайся тоже.

Дай науку ему в прок.

Каждый раз в Явь приходя, с именем другим.

Велес спор решит любой, но не с сбой самим.

Есть в нём всякого добра он за то гоним.

Вот с чего с тобою мне век ходить за ним.

И рождённая в Явь с ново ты чужой не будь.

И пришедшему ему ты хлеба дай и крова.

В двух мирах одна жена мы, это не забудь.

Велес в Яви должен жить, это Рода слово.

            Начало.

Гляжу с вершины я своих времён.

На те дела, что делались, когда-то.

И мудрым взглядом мне глядеть легко.

Когда известен вывод результата.

Историк рассказал, что понял сам.

Скрыв прочее среди забвенья пены.

И потому то учит нас не он.

А временем истерзанные стены.

Так с удовольствием развесив ярлыки.

Мы рассуждать беремся, что да как.

Но лишь прочтёшь отчёт тех, кто там был.

                  И попадает вся теория в прасак.

Так вот присядем у кургана над рекой.

Прошли, где те, о ком слагали, были.

Чтоб в шуме ветра их, услышав голоса.

Нам вспомнить все, о чём забыли.

Так начинаю повесть я о тех.

О ком учебники нам не расскажут с вами.

А ведь они хоть помня про корысть.

Всё ж нам не дали сделаться рабами.

Ушкуйник.

Давным-давно, когда над этим миром.

Сияло Солнце, как положено для Бога.

И людям мир тогда казался.

Чуть больше смётанного стога.

Недалеко от Ново города в лесу.

Лихих людей ватага собиралась.

И по названию речной ладьи.

Ушкуйной та дружина называлась.

Закон на врятли их пугал.

Когда князь слаб, а в думе воры.

Гулящих плаха не страшит.

Разводит власть покуда споры.

Отчаянней дружины не сыскать.

Удача их за смелость любит.

Творя налёт потехи для.

Ушкуйник зря души не губит.

По рекам промысел ведя.

Средь мира правит, где обман.

Порою, тать защиту нёс.

Смиряя жадность басурман.

Налёт.

По волнам седым реки матушки.

Чайкой белою стружёк вдаль летит, спешит.

А на том стружке удалая рать.

Из них каждый был ладно скроен сшит.

И была та рать, нет, не Князева.

Не рыбацкая не купецкая.

А в стружке была из лихих людей.

Рать ушкуйная молодецкая.

И летел тот струг по седым волнам.

Чайкой белою птицей быстрою.

В город Астрахань он хотел успеть.

Чтоб с налёта взять прибыль чистую.

В тот налёт пошли, буйны головы.

Им что в бой сходить и что песню спеть.

Да не всем судьба раздаст поровну.

Кому щи в котёл кому смерть.

Плач.

Над рекой широкою.

Над рекой могучею.

На зоре на утренней.

Ветер пролетел.

А над добрым молодцем.

Да над славным ратником.

Что в бою был раненым.

Сотник старый пел.

Вспомни парень времечко.

Вспомни годы прошлые.

Не тебя ль спеленатым.

На руки я брал.

И не ты ли маленьким.

Убежав от маменьки.

Во шеломе кованом.

Всё в бойца играл.

Но проходит времечко.

И твоё промчалося.

Был в гнезде кто соколом.

Тот рано возмужал.

Не в своём ли доме я.

Сам собрал в поход тебя.

Ох, не сам ли сына я.

На коня сажал.

Над рекой широкою.

Над рекою вольною

На зоре на утренней.

Старый сотник пел.

А от добра молодца.

От лихого ратника.

С чистою душёй его.

Ангел отлетел.

Покаянная молитва.

Стоит пред алтарём не снявши шлема.

Поспешно крестится, не вытерши меча.

Он Богородице своё откроет сердце.

Одной Ей видеть, как коснётся перст плеча.

В глазах дрожит слеза благоговенья.

Хотя ему привычней боль сносить.

Он у Неё защиты лишь попросит.

У Той, что станет за него просить.

При Ней он делает, о чём никто не слышал.

Чево не видел мир с минуты сотворенья.

Во храме, что врагами был поруган.

Крестясь, ушкуйник попросил прощенья.

Прощенья просит он за то, что не успел.

Не спас того, кто жил как назиданье.

Просил простить за то, что к Ней Самой.

Меча, не вытерев, несёт он покаяние.

За кровь напрасную, что, не смутясь пролил.

Пускай и пьяною, но твёрдою десницей.

За удаль ту, что тратил веселясь.

С молоденькой, но бойкою блудницей.

За воровской просил прощение набег.

Когда с купца была отбита плата.

Ведь на те деньги, что отжали у него.

Купили меч отборного булата.

Таким оружием не грех и отомстить.

Пока за дьякона, забитого кнутом.

За девок проданных и за саженый храм.

Ну а за Родину мы отомстим потом.

Дума.

На кургане, поросшем степною травой.

Сидел человек тяжкой думой придавлен.

И если та дума вдруг станет бичом.

Он будет тотчас окровавлен.

Грызёт его душу жестокая мысль.

Придирчиво ищет, пытая в нём толк.

Зверя лютей к нему совесть пришла.

И рвёт его в клочья как волк.

Он был атаманом ушкуйной артели.

Над ним только небо управа.

Рыдая душа, вдруг спросила его.

А есть ли на смерть твоё право.

Ведь жизнь человечья подобна свече.

Подуй и погасишь её в миг любой.

Кто дал на то право тебе атаман.

Играть так чужою судьбой.

Знай не тобою даётся душа.

Нежнее она, чем цветы.

Косой не твоею те жнуться луга.

Цветы те срываешь не ты.

Жутко живым, когда между них.

Ведьмак поднимает стервь.

Плохо тогда, когда душу твою.

Начнёт грызть сомнения червь.

Но тут воспылал дух мятежный его.

Он крикнул во гневе доколе.

Голодом пахаря будут морить.

Пахать запретив ему поле.

Наши князья только в бане сильны.

Когда бережёт рать палаты.

Враг, сотворив злодеяния свои.

Не ждёт потому и расплаты.

Ежели жизни такая цена.

Что нищему бросить не впрок.

То совесть моя ты не мучай меня.

Далёк покаяния срок.

Пока нам выносят ворота враги.

Подай Бог раз в том наша доля.

Я, не торгуясь всю цену отдам.

Товаром, когда будет воля.

В надел я не свой, с харей влез воровской.

Прикрыв, чем сумел княжий срам.

Вижу, страна лишь ватажным нужна.

И мстить за неё значит нам.

Эпилог.

И не святые, и не вурдалаки.

Те, кто удачу за рукав схватил.

Вы в воровские сволоклись ватаги.

Кому обидчик дань платил.

И для народа став, что в поле ветер.

Хотя купцы глядели как сычи.

Когда на деньги вами с них добытых.

Шеломы покупались и мечи.

Давно уж власти князь заждавшись.

Несёт владыке под ноги ларцы.

Когда по рекам ваши струги плыли.

Дав людям волю разорив дворцы.

Но вы, корысть свою не упуская.

И прибыль, ставя кротости вперёд.

О своих делах, не забывая.

Всё ж успевали мстить и за сирот.

За это вас народ и в песнях славит.

Заставив князя поскрести макушку.

Как головы своей, не потерявши.

Под ваши плаху сунуть как подушку.

Сказки для маленькой

Эльзы.

Приветстви

Ну, здравствуй друг мой вот я и приехал.

Пускай путь к дому был трудами полон.

И не забыв обещанное вам.

За что остротами невежд и был изоколон.

Так Эльза вёлся мною ваш дневник.

Есть там истории из мест, где быть по службе я обязан.

Вот потому-то каждый в нём рассказ.

С природой этих стран и будет связан.

Но, впрочем, стыдно мне за, то не станет.

Природа в тех краях прекрасна.

И если вас вдруг что и напугает.

То обижаться станете напрасно.

Привёз я сладости из тех краёв.

Они вам с нянею возьми и кушай.

А я вам почитаю свой дневник.

Садись-ка по удобнее и слушай.

Случай (Быль).

Играл над водою на арфе монах.

И слушать его приплывала русалка.

О радостях струнами арфа поёт.

Открыты те клады, бери же не жалко.

На берег опять набегает волна.

Вбежав, торопливо, стремится вернуться.

И так же дух бьётся в предел естества.

Своё, потеряв трудно не оглянуться.

Псалмы пел монах, призывая святых.

Русалке, дав волю к дарам прикоснуться.

Но страшно ей с мёртвой душою своей.

Разбуженной песней его вдруг очнуться.

На берег опять набегает волна.

Вбежав торопливо, стремится вернуться.

И так же дух бьётся в предел естества.

Своё, потеряв трудно не оглянуться.

Играет на арфе монах над водой.

Как прежде пуста вновь она.

Нет никого на прибрежных камнях.

Вздохов не слышит волна.

На берег опять набегает волна.

Вбежав торопливо, стремится вернуться.

И так же дух бьётся в предел естества.

Своё, потеряв трудно не оглянуться.

Желал он лампаду души в ней зажечь.

Но стала ответом ему пустота.

Русалка ушла от него в глубину.

Была ей милей темнота.

Лепрекон.

Когда берёте что-то в долг.

То стоит всё же знать.

Каким бы ни был долгим срок.

Долг надо отдавать.

Тем паче если ваш кредит.

Вам выдал Лепрекон.

Приходит он из древних снов.

А там другой закон.

Не вам тогда определять.

Чем долг платить в конце.

Порой не знает сам король.

Надолго ль он в венце.

Но если в долг пришлось вам брать.

Тогда хитрить не надо.

Ответят вам на это злом.

Здесь по делам награда.

И вот тогда падёт ваш скот.

И заболеют дети.

Кто дал заём, умеет мстить.

Наслав невзгоды эти.

Итог печален хоть и прост.

Пока хитрил и врал.

Заем, однако, ты вернул.

Когда всё потерял.

Страданием долг свой оплатил.

И вновь царит закон.

Вернёт себе своё сполна.

Лукавый Лепрекон.

Роза алая.

Со старой оградою рядом.

Куст алой розы зацвёл.

Своей неземной красотою.

С ума соловья тот куст свёл.

О розе он песни той дивной.

В ночи до утра распевал.

Но повесть всё ж наша о камне.

Который под розой лежал.

Мне, рассказав этот случай.

Печально садовник вздыхал.

Не раз ведь впервые свидания.

Там кто-то в тиши назначал.

И то между ними что было.

Пусть старая скроет ограда.

Ведь после тех жарких свиданий.

Судьбой им сулилась награда.

Но если до свадьбы невеста.

Сорвёт от той розы цветок.

То девушка вскоре увянет.

В цветке ж каждый свеж лепесток.

В день ею обещанной свадьбы.

В слезах дух её отлетал.

В то время как куст розы алой.

Новым цветком зацветал.

Те случаи множится стали.

Как мыши воруют что хлеб.

Когда с того камня мох сняли.

То старый открылся нам склеп.

И видели все, камень, сдвинув.

В могиле невеста была.

Свежа и румяна как роза.

В гробу том убийца спала.

Священник водою святою.

Ее, окропив, зло унял.

В прах тут же рассыпалась дева.

И куст розы алой увял.

Про Эльзу.

Ты плачешь милый мой ребёнок.

И что ж тебя так огорчило.

Зачем ты няню теребишь.

А не играешь с нею мило.

Ты хочешь на руки ко мне.

Ко мне ты льнешь, дрожа в испуге.

Что напугало так тебя?

Уж не грозит ли кто пичуге.

Пойдём, посмотрим, где враги.

И не позвать ли полицейских.

Но, то в окне сирени куст.

Из тени строит чудищ мерзких.

Ах, Эльза твой покой спасён.

Мы звать не станем караула.

Пока все бились за тебя.

Ты на руках моих уснула.

Старая легенда.

По лугам заливным, где скосили траву.

По стерне и подросшей отаве.

По кабаньей тропе свою ношу неся.

Не спеша волкодлак шёл к дубраве.

Для него ноша та не была тяжела.

Он под ношею даже не гнулся.

Его ношей была колыбель малыша.

Он в ней спал и в пути не проснулся.

Где ручей говорливый в болото впадал.

Там стояла заимка барона.

Там как тайна хранилась печать на престол.

Вместе с ней на княженье корона.

Ставит старый барон на скамью колыбель.

Что принёс из деревни под утро.

Своего, когда нет взять чужое не грех.

Что на пользу то значит и мудро.

Взяв на руки дитя.

С молоком дав рожок.

Скажет старый барон, подрастай мой дружок.

А когда подрастёшь, ворожить научу.

Что бы смог ты познать силу Зверя.

А когда я умру, ты заменишь меня.

В силу старой реликвии веря.

И уснуло спокойно дитя на руках.

Тех, что в страхе держали Карпаты.

Власть на то он имел, говорила печать.

И венец что ковали Сарматы.

Сороки (примета).

На зоре вечерней к дому.

Две сороки прилетели.

На что няня проворчала.

Вурдалажки нам в постели.

И волнуясь не на шутку.

Просит барыню проведать.

Кукол собрала в корзину.

Что пришли к тебе обедать.

Патом, взяв тебя на руки.

Так сказала, ангел милый.

Нам не ведома дорожка.

От пелёнок до могилы.

Может те, что прилетели.

И в заправду Божьи пташки.

Но так парочкой летают.

Ворожейки-вурдалажки.

Могут в дом они пробраться.

Поддев угол не крещённый.

И похищен ими будет.

Ваш младенчик не рождённый.

Чтоб патом в углу укромном.

Где без ругани и стука.

Будут, есть его беззлобно.

Словно хлеб с головкой лука.

Но в дальнее поле уйдёт горе.

Если нам как спать ложится.

В ночь зажечь с тобой лампадку.

Чтоб Спасителю молиться.

Домовой.

В старом доме с чердаком.

Где хлам чуланчик ждёт.

За старым шкафом в уголке.

Твой домовой живёт.

Со дня постройки дома.

Заботой он загружен.

Ведь дом живой, а не жилой.

Ему хозяин нужен.

Не тот, который в дом войдя.

Всё в нём по новой строит.

А тот, кто сам себя как дом.

В миру благоустроит.

Ведь дом тот строился до нас.

В нём людям жизнь чтоб жить.

То вам не лужу перейти.

Тут опыт должен быть.

И опыт, скопленный в веках.

Обычаем зовут.

Его, смеясь не сунешь в ларь.

Обычай люди чтут.

И вышло, так что домовой.

Совсем не паразит.

Помеха он в делах лишь тем.

Чей разум блуд мутит.

Но помогать готов он тем.

Кто домострой хранит.

Силён обычаем народ.

И крепок как гранит.

Молитва Эльзы.

Молитвенно сложив ладошки.

Стоишь коленопреклонённо.

И глядя на звезду в окошке.

Ты говоришь о сокровенном.

Чтоб не болела больше мама.

Саму чтоб няня не ругала.

Кота чтоб тискать разрешали.

И чтоб сестра не обижала.

Потом попросишь за соседку

Которой сын с войны не пишет.

Так перед сном молилась Эльза.

Тому, кто лишь её услышит.

К Эльзе.

Стала взрослой ты вдруг для меня.

Уже на мир смотреть желаешь по-другому.

Стал старым я для игр твоих.

И светит солнышко, зачем такому.

Обижая меня не со зла.

Тем, что хочешь казаться ты старше.

Верить можешь ты в крепкую нить.

Когда есть у нас прошлое наше.

Видишь взрослой себя ты в семь лет.

Называешь всех дерзко на ты.

Но как прежде страшишься зеркал.

И боишься, как встарь темноты.

Но всё так, же зовут тебя Эльза.

И всё тот же ты милый котёнок.

Потому что пройдёт пусть сто лет.

Для меня ты всё прежний ребёнок.

Буря.

Холодной лапой снегопад стучится к нам в окно.

Бросает ветер снег в стекло, но лишь дрожит оно.

И будто кто глядит к нам в дом и ходит у крыльца.

И словно плачь сквозь ветра вой и вздохи без конца.

Всю ночь был слышен ветра стон как в час тот роковой.

Когда безгрешное дитя нашло в снегу покой.

О блуднях мужниной жены, что грех грехом покрыла.

Когда младенца лишь родив, поспешно в снег зарыла.

А ветер злобно завывал, за что в снег жизнь ушла.

Кто не хотел мне дать тепла здесь, месть моя нашла.

Буран метался так всю ночь, пока гнев не сошёл.

Под утро тише стал стонать и наконец, ушёл.

А утром выглянув в окно, туда, где был цветник.

Мы заметённый видим куст, что встал как снеговик.

Шалунья.

Ну, сколько можно так шалить.