Читать онлайн Пузырь

Siri Pettersen

BOBLA

© Siri Pettersen 2017 by Agreement with Grand Agency.

© Ольга Вронская, перевод на русский язык, 2021

© Виктория Попова, оформление обложки, 2023

© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2024

Мир – отстой

Кине лежала на кладбищенской скамейке и гнала от себя мысли об этом долбанном бассейне. Думала о любой ерунде, лишь бы не о нем. Например, вот скамейка, тошнотно-зеленого цвета. Железная ножка подогнулась, и сиденье накренилось. Лежать было неудобно, приходилось крепко держаться за спинку, чтобы не скатиться на землю. Никто в их захудалом городишке не собирался чинить скамейку, да и кому в голову взбредет тащиться на заброшенное кладбище?

А может, все наоборот? Никто сюда не приходит из-за негодной скамейки? Или никто попросту не думает ни про кладбище, ни про скамейку? Скорее всего, последнее. В Мёлльбю вообще думать не принято. Единственный город на свете, где на всех выдали одни мозги. И единственный, где умудрились сделать официальным такой гадостный зеленый цвет. Да пошли бы они все… Кине скривилась, ощутив во рту привкус этой яркой мысли, кисловатый и мерзкий. А уроки плаванья тут совсем ни при чем. О них она даже не думала. Подумаешь, плаванье!

Кине вздохнула. Перевернулась и потянулась за бумажным стаканом с какао, который стоял на земле. Какао остыло, но Кине все равно отхлебнула, разглядывая старинные надгробия. Вокруг них сбилась осенняя листва, как будто они были намагничены. Смертельные магниты. Покосившиеся, замшелые, с ангелами и старинной вязью надписей.

Старинная вязь… Каменный век, – впрочем, чего еще ждать от Мёлльбю? Непонятно даже, откуда в таком захолустном городишке взялся бассейн.

Никогда в жизни – или смерти – на ее надгробии не будет никакой вязи. Только череп. Череп и имя. Ну и, возможно, короткая эпитафия: «Здесь покоится Кине. Двенадцать лет рабства. Наконец-то свободна».

Но пока она, к сожалению, жива, а кладбище остается единственным ее прибежищем. Сюда ненавистная школа еще не успела добраться. Здесь можно спокойно отдыхать, не опасаясь нашествия придурков. Здесь можно спокойно дышать. На кладбище Кине чувствовала себя как в непроницаемом пузыре посреди враждебного окружения. Обычно люди не любят бродить по кладбищам. Боятся, небось, что смерть заразна. Можно подумать, стоит взглянуть на могилу, и тут же скукожишься, как изюмина.

А может, они насмотрелись сериалов про зомби? Вряд ли… Зануды про зомби не смотрят.

А вот Кине покойников не боится. Не то что живых! Эти живые заставляют ее заниматься тем, что она ненавидит.

Кине перебирала в голове разные способы отмотаться от бассейна, но все, что приходило ей на ум, она уже перепробовала. Врала. Сбегала с уроков. Разыграла в лицах весь справочник практического врача. Рвота. Грипп. Корь. Лихорадка. Она даже попыталась изобразить бешенство, но на «Оскара» ее игра, прямо скажем, не тянула. Что бы такое еще придумать? Сбежать из дома?

Об этом она тоже думала. И не раз. Сбежать, жить своей жизнью. Делать что нравится, учиться чему хочется, а все остальное она в гробу видала. Люди вроде бы рождаются свободными, или нет?

Но где тогда жить? И на что? Нужна еда. А чтобы была еда, надо жить дома. А чтобы жить дома, надо ходить в школу. Ну и порядочки тут у них: ребенок, чтобы не умереть с голоду, должен переться на плаванье! А чего тогда столько крику о правах ребенка?

Кроваво-красный лист пролетел мимо ее лица и опустился на остывшее какао. Некоторое время он пытался удержаться на плаву, но в итоге пошел ко дну. Кине села и подняла глаза вверх. Над ней нависло облетевшее корявое дерево. Ну конечно, единственный оставшийся на нем лист должен был отравить ей какао.

А может, это знак? Вдруг она утонет в бассейне? Как она сразу не догадалась? Кине засмотрелась на ворону, точившую клюв об узловатую ветку. Интересно, вороны умеют плавать?

Кине вскочила и с гневным воплем поддала ногой рюкзак. Он шмякнулся о надгробие, выплюнул пенал и с хрустом упал на промерзшую листву.

Город – отстой! Школа – отстой! Мир – отстой! И рюкзак туда же! Кине готова была съесть ненавистный рюкзак, только бы не идти в школу. Да, да, весь рюкзак со всем содержимым. Включая заплесневелые бутерброды в боковом кармане. У нее уже две недели не хватало духу в него заглянуть.

Разумеется, Кине собиралась выкинуть старый завтрак, но отложила на другой день. На другой день забыла. На третий – не хотела вспоминать. А потом решила: какие бы организмы ни завелись в кармане рюкзака, имеет ли она право их беспокоить? Возможно, там уже образовались джунгли в миниатюре, в которых обитают новые формы жизни. Может, она вывела неизвестный вид плесени, которая спасет человечество от смертельных болезней? Потомки будут вспоминать ее с благодарностью.

Но какой бы мутации ни подвергся печеночный паштет, Кине готова была съесть и его, лишь бы не идти в школу.

Ворона плавно спланировала с дерева на распластанных крыльях и приземлилась возле рюкзака. Потыкала в него клювом. Кине готова была съесть и ее. Сырую. Со всеми перьями.

Голова закружилась. Кине показалось, что ее больше нет. На самом деле. Ее это испугало. Не на шутку. Город, жизнь отодвинулись куда-то далеко. Кровь прекратила свой круговорот и скопилась в ногах. Кине чувствовала себя одновременно пустой и тяжелой, как ее рюкзак, – поганая емкость, полная плесени.

А ведь вообще-то она прилично плавает. Не олимпийская надежда, конечно, но и не худшая в классе. Правда, и не лучшая. Лучшие – две девочки-синхронистки. Что они вытворяют в воде! Зато Кине может проплыть дальше, чем Ярле. Вроде бы…

При одной мысли о Ярле Кине закипела. Ярле – жлоб. Ярле – трепло. Сам-то он себя величает Ярле-Король. Но король он только для своей банды. В нее сбились такие отморозки, каких еще поискать. Ярле по тупости даже не знает, что ярл – это хёвдинг, типа племенной вождь. Нельзя быть одновременно королем и ярлом. Но недоумок Ярле в таких тонкостях не разбирается.

Если кому-то и следует гнить здесь, на кладбище, так это Ярле. Без него воздух в Мёлльбю стал бы чище.

Кине махом опрокинула в рот остатки какао и подавилась листом. Она закашлялась так, что из носа у нее потекли коричневые струйки какао. Глаза защипало.

Она отшвырнула стакан на землю и поддала его ногой так, что полетели комья грязи. Ворона отпрыгнула на всякий случай и стала наблюдать за Кине.

– Чего уставилась?

Подойдя к надгробию, Кине подняла пенал. Молния на нем давно сломалась, замок заело посередине. Цветные карандаши рассыпались. Кине опустилась на колени и начала их собирать, стараясь не расплакаться.

Внезапно она ударилась коленом обо что-то твердое. Боль пронзила всю ногу. Поднявшись, Кине потерла колено. В земле что-то блестело. Осколок стекла? Кине пнула его, но он сидел в земле крепко. Она пнула снова. Потом еще раз. Удары по находке сыпались один за другим, пока пальцы у нее на ноге не заболели. Вверх летела черная земля и мерзлые листья. Кине надеялась, что это ценная штуковина: она расколошматит ее на тысячу осколков. На сотню тысяч.

…Так вам и надо! Чтоб вы сдохли!

Внезапно Кине почувствовала, что она не одна. На нее в ужасе таращилась какая-то бабка. Очередное проклятье застряло у нее в горле, она так и застыла с поднятой ногой.

Высоко поднятые бабкины брови будто приклеились к парику. Шеи не было. Голова торчала прямо из рыжего лисьего воротника. Казалось, лиса вскарабкалась на такую верхотуру, чтобы сдохнуть под бабкиной мордой. Розовая помада растеклась по морщинкам вокруг рта, и бабка его уже разинула, чтобы произнести гневную речь.

Кине поняла, что пора делать ноги. Она схватила рюкзак и побежала. К счастью, кладбищенские ворота были такие раздолбанные, что их и открывать не требовалось, Кине, как всегда, проскользнула через отогнутые прутья. Вслед ей несся поток такой отборной брани, рядом с которой ее собственный словарный запас походил на детский лепет. Здрасьте, приехали! Теперь и на кладбище нет покоя.

Пока Кине бежала, в горле у нее разрастался ком. С противоположной стороны улицы Квелегата ее позвал Ноа, он стоял там со своей передвижной кофейней. Ноа хотел по привычке угостить ее какао, но Кине притворилась, что не слышит. Она пробивалась сквозь толпу хмурых людей. Народу полно! Машины сигналят! На всем земном шаре нет места, где она могла бы побыть одна.

Что там блестело в земле?

Впрочем, какая разница, поздно об этом думать. Ее находка уплыла навсегда. Наверняка чокнутая живодерка с лисой на шее унесла ее с собой. Вопиющая несправедливость!

Старым уже ничего не надо. Счастливые, они скоро умрут. Могила – не постель, из могилы их никто не вытащит и не погонит в бассейн или на хор. Постареть бы скорей! Сколько ей лет до пенсии?

Хоть Кине и не была чемпионом по устному счету, лет все равно выходило не меньше пятидесяти. Никаких шансов выйти на пенсию к завтрашнему утру.

Маска недоумения

Кине проснулась с ощущением, что конец света притаился за углом. Иными словами, наступил самый обычный день.

Она почти всегда просыпалась за мгновение до сигнала будильника. Ее будил мозг из соображений самосохранения, потому что хуже, чем звук будильника, звуков на свете нет. Пронзительное пиликанье становится все громче и громче, пока не просверлит дырку в черепе.

Будильник изобрели инквизиторы в Средние века, но Кине вынуждена им пользоваться, поскольку мама решила, что держать мобильник в постели вредно. А если мама чего решила, то так тому и быть, пусть даже земной шар остановится. Мама была точно чайка. Кружила над жертвой с пронзительным криком, снова и снова, пока не добивалась своего.

Самое обидное, что из-за этого проклятого будильника кошка отказывалась с ней спать. Первый раз, когда он зазвонил, Типси чуть не умерла от страха и теперь предпочитает держаться подальше.

Кине высунула руку из-под пухового одеяла, нащупала кнопку будильника и выключила его. В комнате был лютый холод. Мама-чайка купила какую-то автоматическую штуковину, которая ночью снижала температуру батареи почти до нуля. «Ради экономии энергии», – объяснила она. Но дураку ясно, что она просто хотела выморозить Кине мозги и превратить ее в безвольного и послушного зомби.

Кине открыла один глаз. На будильнике светилась дата: «Пятница. 13 ноября». С тем же успехом там могло быть изображение черепа и костей.

От предстоящего урока плаванья узел в животе затянулся еще с вечера. Всю ночь он постепенно поднимался наверх, пока не добрался до горла. И, когда он уже готов был ее задушить, Кине проснулась. За доли секунды до беспощадного будильника. И с готовым планом.

Планов у нее, конечно, были миллионы. Но этот план – особенный. Всем планам план.

В чем она ошибалась? В том, что постоянно изобретала отговорки. Любой идиот видел ее насквозь, а все попытки отмотаться от бассейна вызывали подозрения. Это был тупиковый путь.

Кине села и достала из-под подушки спрятанное там письмо. Она написала его вчера вечером, и теперь оно обеспечит ей свободу на целый день. Она бережно развернула его и положила на одеяло. Может, лучше сначала застелить кровать? Нет… Папа почует неладное. Или решит, что с Кине стряслось что-то и правда серьезное. Все должно выглядеть естественно.

Кине поискала одежду. Все вещи лежали на полу. Мама говорит, у нее в комнате настоящий тарарам, но у Кине есть собственная система хранения, маме ее не постичь. Чем вещи чище, тем ближе они к кровати. Вчерашняя одежда лежит в ногах, а недельной давности валяется у самой двери. Между ними – вещи, надеванные в понедельник, вторник, среду… Все под контролем.

Кине оделась, спрятала красный рюкзак в шкаф и в очередной раз перечитала письмо.

Папа,

Мне приснился страшный сон, и я проснулась задолго до будильника. Уснуть снова не получилось. Я ушла в школу. Да, купальник не забыла. Увидимся вечером.

Кине

Идеально. Коротко и по существу. Именно так и надо. Говорят, чем длиннее и запутаннее ложь, тем проще ее разоблачить. При этом в письме нет ни слова о том, будто она не хочет куда-то идти. Записка от послушной дочери с отмороженными мозгами. А упоминание о страшном сне – просто вишенка на торте. Ну как после этого не пожалеть ребенка? Бедняжка Кине, не выспалась, ее мучили кошмары, но она все равно мужественно пошла в школу.

Несмотря на укол совести, Кине легла на живот и заползла под кровать. Там она обнаружила, что не все, о чем кричит мама-чайка, лишено смысла. Например, пропылесосить было бы и правда нелишне. Надо как-нибудь попробовать.

Из кухни ее окликнул папа. Раз. Другой. Заскрипела лестница. Раздался стук в дверь.

Все шло по плану. Папа до смешного предсказуем. Кине усмехнулась и чуть не проглотила клубок пыли, сбившийся у самого рта.

– Кине?

Кине притаилась как мышка, когда дверь открылась. Из-под кровати она видела только папины шерстяные носки. Они шаг за шагом приближались. Папа ходил в шерстяных носках, потому что пол на кухне был ледяной. На одной пятке была дырка. Папа вышел из положения, надев шерстяной носок поверх простого.

Носки остановились возле кровати. Зашуршало письмо, видимо, папа его читал. Пыль щекотала Кине губы. Она перестала дышать. Еще несколько секунд, и она свободна. Папа уйдет на работу, а она сможет валять дурака целый день: играть в игры и питаться исключительно кукурузными хлопьями.

Носки отступили назад. Прекрасненько. Уходит. Кине зажмурилась и молча молилась о том, чтобы он поторопился. Но, открыв глаза, увидела прямо перед собой папино лицо. Кине вскрикнула от неожиданности и глубже заползла под кровать. Несчастная Типси, вот, значит, что она чувствует, когда на нее надвигается пылесос.

Папа ухватил Кине за щиколотку. Она даже охнуть не успела, только с перепугу пнула его ногой. Но что толку, папа намного сильнее. Он безжалостно выволок Кине из-под кровати, как тряпичную куклу.

Щекой она проехалась по полу, в рот набилась пыль.

– Мне почти двенадцать! – возмутилась Кине.

Но даже если и существует закон, запрещающий выволакивать из-под кровати всех, кому почти двенадцать, папа, судя по всему, о нем ничего не слышал. Он ослабил хватку только тогда, когда Кине оказалась посреди комнаты. Она лежала вниз лицом и пыталась отдышаться. Переворачиваться на спину она не собиралась. Чувствовала себя оскорбленной, раздавленной, униженной…

– Это жестокое обращение с ребенком! – вопила она, хотя понимала, что заявление спорное, особенно произнесенное в вонючую футболку, которая выехала вместе с ней из-под кровати. Та самая розовая футболка. Кине носила ее в четвертом классе. Значит, футболка обитала под кроватью с тех самых пор.

Папа не отвечал. Наконец Кине повернулась и посмотрела на него снизу вверх. Он возвышался над ней, точно бородатый великан. Непоколебимый, как скала. Однажды она, Аврора и Виви попытались повалить папу. Несколько лет назад. Три подружки против одного мужчины. Ничего у них тогда не вышло.

Папа не рассердился. Он вообще почти никогда не сердился. Все обстояло намного хуже. Он недоумевал. И ничего страшнее этого слова Кине не знала. Папу окутывал сплошной покров из недоумения. Невидимый, но сотканный из всех ее проступков.

Повезло еще, что он хотя бы молчит. Не выносит ей мозг. Выносить мозг и читать нотации – это мамина привилегия. Какое счастье, что мама сейчас на йоге.

– Завтрак на столе, – буркнул папа и закрыл за собой дверь чуть громче обычного.

– Диктатор! – крикнула Кине ему вслед.

Она встала, вытряхнула пыль из волос в слабой попытке сохранить достоинство, но даже если оно у нее когда-то и было, то сейчас осталось под кроватью. Вместе со свитером, который Кине когда-то нарочно потеряла, и тюбиком клея с блестками. Унижение не отпускало. Она чуть не заплакала, но злость оказалась сильнее. Никто не желает ее понимать. Ее вечно заставляют делать то, что ей совершенно не нравится.

Кине открыла шкаф, в котором мама заставляла ее наводить порядок, вытащила рюкзак, с которым ее заставляли ходить в школу, спустилась по скрипучей лестнице в кухню. Завтракать почему-то надо обязательно в кухне. Папа поставил на стол кукурузные хлопья. Кине села на свой шаткий стул, залила хлопья обезжиренным молоком – мама считала цельное молоко губительным для здоровья, – и взяла в руку ложку, которой ее заставляли есть с самого детства. Не чайную, не столовую, а так, что-то среднее.

Кине хрустела хлопьями и украдкой поглядывала на папу. Он сидел за ноутбуком и читал новости. Кине почувствовала, как к ней возвращаются кое-какие утраченные позиции: при маме папа никогда себе этого не позволяет. Кухня – не место для компьютера.

Мама помешана на том, чтобы все было на своем месте. Даже бактерии. Насколько Кине понимает, в ванной и на кухне живут разные бактерии, встретившись, они могут развязать войну. То есть злейшие враги невидимых тварей из ванной находятся в посудомоечной машине. А еще кто-то говорит, что это у Кине бурная фантазия… Ну-ну…

Вот из-за всех этих маминых теорий люди и верят, что она ведет суперздоровый образ жизни. Что она Супер-Суннёве. Но будь она и в самом деле такая супер, она бы не поедала тайком миндальные пирожные под названием макарон. Мама думает, что никто ничего не замечает, – как бы не так. Кине не один раз видела эти макарон в маминой спортивной сумке. Первый раз у Кине был форменный шок, она до сих пор его помнит. Два розовых пирожных лежали в прозрачной упаковке, рассчитанной на восемь штук. Восемь! Значит, мама успела съесть целых шесть штук, ни с кем не поделившись. Но главное, именно пирожные макарон она строго-настрого запрещает есть Кине, потому что это самая смертоносная сахарная бомба. Какое лицемерие!

Конечно, Кине об этом и словом не обмолвилась, хотя мама всегда настаивает, что нужно говорить обо всем открыто. А поговорить она любит. До такой степени, что иногда говорит сама с собой. Собственно, ради этого она и запрещает приносить на кухню компьютер: за столом нужно разговаривать, а не пялиться на экран. Только разговоры у взрослых очень скучные. Про работу да всякую фигню.

Папа говорит о своей геологии, о камнях и землетрясениях. О вероятности крупных природных катастроф, если что-то пойдет не так. А мама о гигиене и микробах в пище и о том, что из-за этой мелочи тоже могут произойти крупные катастрофы, если что-то пойдет не так.

Разве это нормально? Помнить, что в любой момент все полетит в тартарары, и париться из-за цельного молока?

Кине ополоснула свою миску и убрала ее в посудомоечную машину. Это требование приходилось выполнять после каждой еды. Потом вышла в прихожую, надела теплую куртку – тоже по требованию мамы, – потому что началась зима и в любимой камуфляжной куртке слишком холодно. Прихожая была тесной, и дверь в кухню никогда не закрывали, поэтому Кине по-прежнему видела папу. Чтобы хоть как-то уединиться, она натянула на голову капюшон. Если бы папа только понимал, до чего ей тошно, он бы ни за что не отправил ее в школу. Но у папы, у этого мохнатого орангутанга в ковбойке, нет ни капли сострадания.

Получается, оба родителя похожи на животных. Папа – на волосатого орангутанга, мама – на горластую чайку. Чего удивляться, что дочке иногда сносит крышу?

Папа взглянул на Кине и протянул ей сахарницу.

– На, возьми с собой в автобус.

– Сахар? В автобус?

Кине внимательно посмотрела на него. Так, у предка тоже крыша поехала.

– Ну да, а то тебя с такой кислой физиономией в автобус не пустят, – объяснил папа.

У Кине вертелась на языке пара теплых слов в ответ, но она смолчала. По дороге к входной двери она споткнулась о стопку упакованных рождественских подарков. Их следовало отправить завтра – завтра был крайний срок. У мамы слова «крайний срок» вызывают приступ помешательства. Кине, бурча под нос ругательства, сбежала по лестнице с пятого этажа, – лифта в доме не было, – чтобы успеть на автобус, который отвезет ее в самое унылое место на свете, где взрослые получают нездоровое удовольствие, заставляя детей плавать и петь в хоре.

Чеснок и костюмы ангелов

Остановка «Омвейен» располагалась у самого подъезда – единственное светлое обстоятельство на пути от дома до школы. Школьный автобус был гроб на колесах, по которому музей плакал. Управлял им нервный водитель, немец по фамилии Гервин, с редкими, прилипшими к черепу волосами и пивным животом. Кине готова была примириться с двумя этими недостатками, но только не с чесноком, которым от него постоянно разило. В отличие от нормальных людей, которые использовали чеснок как приправу, Гервин им питался – отрывал по головке от длинной чесночной косы, что неизменно болталась на лобовом стекле, как пахучий оберег.

Разумеется, его просили так не делать. Поручили это Хенриетте, она как-никак с девяти лет работала няней. Хенриетте была из тех девочек, к которым взрослые прислушиваются. Но только не Гервин. «Ни одна хворь не берет. Ни одна», – сообщил он Хенриетте в ответ на просьбу целого класса и положил в рот очередной зубчик чеснока.

Потом они поняли, что он имел в виду не только себя. Гервин был убежден, что исключительно благодаря его чесноку ученики Клаусенской школы до сих пор живы. Не будь у него чесночной косы, все они давно бы перемерли как мухи.

Кине поднялась в автобус и села напротив средней двери. Как бы и сзади, но не в самом хвосте, где расположились Монрад и Томми, два самых безбашенных бандита из шайки Ярле. До Кине донеслись их голоса, мальчишки спорили, можно ли простой зажигалкой сжечь контейнер для завтрака. Монрад утверждал, что нельзя. Уже попробовал, не иначе.

Автобус, заскрежетав, тронулся с места. Дверь, заклеенная армированным скотчем, как обычно, пару раз взвизгнула, да так до конца и не закрылась. Автобус выехал на шоссе, дергаясь и подпрыгивая. Гервин умел тормозить только одним способом, и это было реально жесткое торможение.

Каждый день автобус трясся по одному и тому же маршруту, через все остановки, где уже сто лет никто из школьников не живет, но Гервин упрямо по нему следовал. Он всегда ездил этим путем и впредь будет ездить только так. Он не желал и слушать, что быстрее проехать через площадь. Видимо, боялся, что его удар хватит, если он изменит маршрут.

У остановки в Ваклевейте автобус резко затормозил, и в него вошли Аврора и Виви. Они зажали носы, пробиваясь сквозь невидимую чесночную завесу, которая сегодня была особенно густой, плюхнулись на сиденье впереди Кине и отдышались.

Аврора обернулась к Кине.

– А главное, я люблю чеснок! – сказала она, опустив «привет!».

– Да и я тоже, – подхватила Кине. – Только чтобы он был не старше меня.

Виви засопела, как всегда, когда стеснялась громко смеяться. Белобрысая, волосы торчком, в зеленом шерстяном свитере, она была похожа на маленький заморенный одуванчик. Возможно, дело в однообразном питании. Может, ей сахару не хватает. Ее мамаша повернута на здоровом питании похлеще, чем мама Кине. Поэтому Виви кормят исключительно несъедобными вещами – капустой брокколи и пророщенным зерном.

Аврора была полной противоположностью. Смуглая, с черными локонами, такими густыми, что в них, наверно, затерялся не один ластик с начала учебного года. Сегодня она выкрасила несколько прядей разноцветной тушью для волос. Одежду она шьет себе сама. И вовсе не от бедности, а потому, что любит шить. Кине почувствовала, как тянет шею футляр с телефоном. Летом она попробовала сшить себе этот футляр, но сломалась на полпути. А Аврора ей его дошила.

А еще Аврора бесстрашная. Будь Кине из тех девочек, кому нужна лучшая подруга до гроба, она бы выбрала Аврору. Но правда жизни состояла в том, что Кине прибилась к Виви и Авроре, потому что вдвоем те были команда. Очень разные, но при этом не разлей вода. Кине это устраивало. Освобождало от необходимости все время под кого-то подлаживаться.

Виви встала на колени и свесилась к Кине через спинку кресла с телефоном в руке.

– У тебя все в порядке? – спросила она с преувеличенной заботой, так только мамы из мультиков говорят.

– Да все у нее в порядке, чего пристала к человеку, – одернула ее Аврора.

– Да, но… – Виви водила пальцем по телефону. – Здесь пишут, что есть серьезные причины отказаться от посещения бассейна. Там полно болезнетворных бактерий, потому что все плещутся в одной воде, кто-то даже туда писает, хоть и не признается. А чтобы уничтожить бактерий, приходится бухать в воду столько хлорки, что удивительно, как еще до сих пор с нас со всех кожа не слезла. Кине давно это поняла в отличие от остальных, а другие… Ай, ты чего?..

Аврора выхватила у нее телефон и положила к себе в карман. Обычно такое случалось не раньше обеда, но сегодня был поставлен рекорд.

– Помнишь, о чем мы договорились? – спросила Аврора.

Виви села на место и виновато повесила голову.

– Не разгонять панику, – промямлила она.

– Ты получишь его обратно на первой перемене, если пообещаешь не болтать о конце света.

Виви не возражала. Ей, пожалуй, даже нравилась такая опека. Виви и Аврора были ровесницы, у обеих день рождения в феврале, но Аврора всегда казалась старше. У нее не было навязчивых страхов, она терпеть не могла паникеров. Еще не терпела, когда ругаются. Многим она казалась тихоней, но на их мнение плевать хотела. Она была тверда, как скала. Казалось, Аврора способна одолеть любые страхи. Самые крупные неприятности в жизни Кине съеживались от одного взгляда Авроры.

Автобус свернул на парковку перед Клаусенской школой и резко затормозил. Школа была красная, кирпичная, в несколько этажей. Школьные стены покосились и, казалось, могли обрушиться в любую минуту. Над крыльцом висели часы, которые никогда не ходили, а в одном из водосточных желобов, по слухам, застряла дохлая крыса, потому что во время дождя из водостока шла несусветная вонь. Каменные ступеньки держались на соплях, как и крючки в раздевалке.

В школе ничего никуда не годилось. И в первую очередь школьники. Живое доказательство тому – Монрад: он уже до начала первого урока умудрился около футбольных ворот поджечь шапку Аслака, и теперь девочки отчаянно затаптывали пламя.

Кине стоило больших усилий заставить себя подняться по лестнице и сесть в самом конце класса. Одно время она спорила с Авророй и Виви, где сидеть. Аврора и Виви хотели занять места поближе к доске. В конце концов Кине заявила, что в любом случае сядет в самом последнем ряду, неважно, с ними или без них. Она никак не могла понять, почему они не хотят просто оставить ее там, где ей больше нравится.

У доски стоял Оппсет, классный руководитель их 6-го «Б» – старшего в этой школе. Оппсет раскачивался с пятки на носок и с носка на пятку, дожидаясь, пока все усядутся. Он собирался сделать сообщение, и Кине была почти уверена, оно касалось проклятого рождественского хора. Несколько последних недель речь шла только о хоре. Оппсет был швед, и звали его Максимиллиан, но выговаривать это было в три раза дольше, поэтому все обращались к нему по фамилии – Оппсет.

Он был даже симпатичный, хотя Кине никогда бы не сказала этого вслух. Какой-то мягкий. Как из рекламы кондиционера для белья. Высокий, худощавый, с вечно падающими на лоб белокурыми кудрями, которые он то и дело откидывал назад. Носки всегда под цвет одежды; сегодня они были голубые, как его безрукавка. А еще от него всегда приятно пахло.

Оппсет хлопнул в ладоши.

– Внимание! У нас возникли новые сложности. Поступила пара жалоб. – Он сделал глубокий вдох и добавил: – Очередных.

Кине услышала, как Хенриетте прошептала на ухо Тамаре:

– Сто процентов от мамы. Помнишь, она еще хотела, чтобы младенец Иисус был темнокожим, как в жизни.

Тамара фыркнула:

– Да нет, от младенца в яслях отказались из-за папы, он сказал, что это промывание мозгов!

Девчонки захихикали.

– Не вижу ничего смешного! – рявкнул Оппсет.

Странно, он еще ни разу не повышал голос. Обычно он был такой спокойный: видно, его здорово достали. Родители с самого начала стали совать свой нос во все: от костюмов до песен. То, что задумывалось как мощное театрализованное представление с финансовой поддержкой городского совета, свелось к короткому выступлению хора из учеников его класса. Теперь они должны были тупо спеть несколько заунывных рождественских песенок, и Оппсета это приводило в отчаяние.

Перед Кине забрезжила надежда. Может, уже хватит? Может, пора все отменить? Она скрестила пальцы и стала про себя повторять:

Отменить, отменить, отменить!

– А может, нам просто отказаться от всей этой муры? – спросил Ярле, будто подхватил ее мысли.

Кине украдкой посмотрела на него. Он тоже сидел в конце класса, только у другой стены, и раскачивался на стуле. Густая копна каштановых волос падала ему на глаза, как у героя манги. Ярле-король. Ярле-идиот. Ярле-не-дурак-когда-захочет.

Класс дружно его поддержал, как всегда, стоило только ему рот открыть. Кине была в затруднении: с одной стороны, ей хотелось того же, с другой стороны, не поддерживать же Ярле. Поэтому она сидела и не подавала голоса.

– Thank you! – крикнул Томми, который считал, что в английском ему нет равных. – Есть миллион способов потратить деньги.

У Кине на языке вертелся вопрос: зачем тебе деньги, ты уже столько всего натырил, – но она промолчала. Все знали, что Томми ворует. Он крал в школе всякое барахло, от карандашей до циркулей, а во время перемены пытался продать все это по заоблачным ценам. Избежать последствий ему удавалось исключительно благодаря клоунскому дару. Томми умел смешить, и ему все сходило с рук.

– Нет! – вскричал Оппсет. Он втянул воздух, чтобы унять раздражение. – Нет… – повторил он спокойнее. – Никакой трагедии нет, мы со всем справимся. Раз цвет кукол из реквизита кое-кого не устроил, мы от кукол отказались. Мы выбрали экологичные костюмы, сократили время представления, позаботились о парковке. Справились с этим, добудем и безглютеновое печенье. Только костюмы давным-давно заказаны, их изменить уже не получится! Их доставят не позже вторника. У нас будет хор ангелов, чего бы мне это ни стоило! Тема закрыта.

Кине уронила голову на стол и застонала. Надежда рухнула. Рождественское представление назначено, и придется в нем участвовать. Это ей-то. Ведь она ни в одну ноту не попадает. Придется напяливать жуткий наряд ангела, на площади соберется полгорода, их построят всем на посмешище, и они будут петь нудные рождественские песенки под самой большой елкой в мире. И все из-за того, что городской совет счел, будто таким образом можно привлечь туристов. Словно кто-то по доброй воле попрется в тошнотно-зеленый Мёлльбю.

А через пару уроков Кине ждет самое отвратительное. За что?

Кине подняла глаза на потолок. Потрескавшийся и облупленный, он рано или поздно обрушится им на головы, так почему бы не прямо сейчас?

Неужели она просит слишком многого?

Дикие шимпанзе

Внизу на площади, между торговым центром и библиотекой, притулился городской бассейн. Или смертельная западня, как прозвала его Кине. Не исключено, что он существует со времен динозавров. Доисторические ящеры ходили сюда на водопой.

У здания была сводчатая крыша и высокие окна. Белую стену покрывали трещины, словно она уже много раз разваливалась, но ее склеивали заново. В ближайшем будущем смертельная западня испустит свой последний вздох и рухнет. С воем примчатся машины скорой помощи, и под обломками обнаружат весь 6-й «Б», утрамбованный вместе с окаменелыми стегозаврами. Директриса будет утирать перед телекамерами крокодиловы слезы и рассказывать, что для нее это полная неожиданность и как жаль, что ее никто не предупредил об аварийном состоянии бассейна. Можно подумать, что хоть одно родительское собрание обходилось без разговоров об этом.

Хуже всего, что бассейн находился от школы в так называемой шаговой доступности. Только если это и была шаговая доступность, то для жирафа, а не для детей. Десять минут от школы до бассейна. Обратно дольше. Потому что в горку. С мокрыми волосами. В пятнадцатиградусный мороз. Чудо, что школьники умудрялись пережить зиму. Как считал Гервин, исключительно благодаря чесноку.

Класс ввалился в фойе бассейна, как стадо баранов. Когда одноклассники скрылись в раздевалках, Кине подошла к Заразе. Вообще-то ее имя было Зара Кварме, но за глаза все звали ее Заразой. Не потому, что она была училкой физры, а потому, что это была правда. Чисто конкретная зараза. Беспощадная, как акула, и с таким же акульим оскалом. Зараза стояла, заложив руки за спину, в камуфляжных штанах и смотрела прямо на Кине. Кине почудился голодный блеск в ее в глазах, будто она поджидала жертву.

– Зара, я это…

– Нездоровится? – спросила Зараза с притворным сочувствием, раскатисто грассируя. – Однажды мне тоже нездоровилось. И это был единственный раз, когда я пропустила урок физкультуры. Меня на скорой увезли в больницу с аппендицитом и срочно сделали операцию.

Кине прикусила губу. Она эту байку слышала не меньше десяти раз. Правда, байка варьировалась. Каждый раз причина, почему Зараза пропустила школу, была новая. Аппендицит, пожар, спасение утопающего, снежная лавина… Наверняка враки. Не могла Зараза столько раз пропустить физру.

– Нет, я того… Забыла дома купальник, поэтому не смогу…

– Держи.

На руке у Заразы покачивался купальник. Будто он каким-то мистическим образом телепортировался из другого измерения. Старый-престарый, битый молью купальник. Зараза так широко оскалилась, что, казалось, нижняя часть лица у нее сейчас отвалится.

Кине промямлила что-то вроде «спасибо», взяла купальник и понуро поплелась в раздевалку.

Все девочки были в душе. Кине сорвала с себя одежду и заперла ее в шкафчике вместе с рюкзаком. На мгновение ей подумалось, а не запереться ли там и самой, но мысль пришлось отбросить. В шкафчике не поместилась бы даже Виви.

Кине натянула купальник. Он был ей мал, но надеть свой она уже не могла, ведь она его якобы забыла. Кине встала перед зеркалом: как будто кусок теста для пиццы засунули в купальник Барби. Белые резинки на плечах и на бедрах лопнули, из швов торчали нитки. Кине была похожа на героиню фильма ужасов.

Вот попала… Жизнь кончена. Слов нет. И зачем она только ходит в эту школу?

Кине вошла в душ и дождалась, пока все уйдут. Потом пошла следом за девочками, стараясь сделаться как можно меньше. Хорошо еще окна запотели и никто не мог увидеть ее с улицы. Все ребята уже сгрудились у края бассейна, на них были яркие купальники и плавки. Красиво. Кине чуть не всхлипнула.

Каменные плиты пола холодили ноги. Многие растрескались, на дне бассейна – тоже, по углам выросла какая-то мохнатая подводная зелень.

– Новый купальник, Пузырь?

Вопрос прозвучал на весь бассейн. Король Ярле. Ярле-гад. Главарь банды. Это из-за него она ненавидела плаванье. Из-за него ее больше не называли Кине, только Пузырь. Слово Ярле было закон, даже самое дурацкое. Ярле решал, кому жить, кому – нет. Эту власть ему никто не давал, он сам ее присвоил. Вряд ли в школе существует хоть одно прозвище, придуманное не им. Или, по крайней мере, им не одобренное. Можно сказать, он возглавлял комитет по травле, и к нему обращались с запросами, как лучше обозвать человека. А Ярле просто поднимал или опускал большой палец.

Понятно, не каждое прозвище придумывал Ярле, но если прозвище, придуманное кем-то из банды, ему не нравилось, оно уходило в небытие. Вопрос решался просто. Раньше у нее было прозвище Кине-плакса-вакса-любит-целоваться. Хотя она ни того, ни другого не делала. Ну ладно, допустим, поплакать она могла, но только не в школе. И уж точно не при Ярле.

Но от того прозвища ей было ни жарко, ни холодно. Оно ей жить не мешало.

А потом на одном уроке физры случилась катастрофа. Нет, она не пукнула! Это совершенно исключено. Она просто била по воде ногами. Но Ярле увидел пузыри в воде, и пошло: ее сразу прозвали Пузырем, и в тот день в школе только и разговоров было, что Кине пукнула в воду. Три года назад это случилось, но Кине так и осталась Пузырем. Большинство даже забыло, почему ее так прозвали. Кто-то думал, что из-за круглого животика, так объясняла ее прозвище эта воображала Виктория. Аврора и Виви, желая ее утешить, объясняли, что причина в ее милом булькающем смехе, как будто пузырьки лопаются. Но утешение это было слабое. Каждый раз в бассейне она снова чувствовала себя маленькой, беззащитной, пузатой и пукающей.

Кине спустилась в воняющий хлоркой лягушатник и встала на дно в то время, как остальные бесились в глубоком конце бассейна. Главное, не попадаться на глаза Заразе. Легко сказать, а попробуй угадай, что у Заразы на уме. Она способна изобрести что угодно. Только бы не эстафета. Хотя, нет, водное поло хуже, нужно играть и в то же время стараться не утонуть.

Конечно, для девочек-синхронисток – Линды и Бенедикте – это тьфу. Сейчас обе стояли в воде на голове, а ноги торчали из воды. Но вот они перевернулись, и из воды одновременно вынырнули их головы с одинаковыми улыбками. Как будто всю жизнь обе только этим и занимались. Можно подумать, они родились в воде и она – их естественная среда обитания.

Кине обхватила себя руками, чтобы сохранить тепло, хотя это было непросто. Тяжелая масса воды диктовала свои правила.

В зал вошла Зараза. Резко дунула в свисток, который всегда висел у нее на шее, подошла к краю бассейна. Кине похолодела, хотя куда уж больше. Как она заблуждалась! Оказывается, есть нечто похуже, чем эстафета и водное поло.

Надувные круги!

Черные надувные круги для плаванья. Огромные, как тракторные шины. Все, кроме Кине, их обожали. Раздался радостный рев, совсем как в обезьяннике. Зараза швыряла круги в воду один за другим. Все кинулись к ним, стараясь ухватить самый большой, на который могли усесться сразу несколько человек, свесив ноги в середину. Разумеется, такой круг достался Ярле и его банде. Мальчишки начали на нем усаживаться, толкаясь в борьбе за место. Можно было подумать, что их судно пошло ко дну и круг остался единственным спасением.

Кине не собиралась участвовать в битве за самый большой круг. Не обращая внимания на банду, она подплыла к одному из кругов поменьше. Аврора и Виви уже нашли себе по кругу. Кине ухватилась за черную резину и постаралась взобраться на круг. Куда там! Тот, кто изобрел эту гладкую, скользкую штуковину, наверняка ненавидел детей. Несмотря на все старания Кине, круг из-под нее выпрыгивал. Она понимала, что чем дольше возится с кругом, тем вероятнее банда обратит на нее внимание и начнет чморить. Сердце Кине трепыхалось от страха.

Она стиснула зубы, вцепилась в дальнюю сторону круга и подтянулась. Теперь она лежала на нем животом, балансируя, как тюлень.

– Кине! Осторожно! – услышала она крик Авроры.

Кине обернулась, и в эту секунду большой черный круг ударил ее в лицо. Она потеряла равновесие. Все происходило, как в замедленной съемке, но Кине была не в состоянии предотвратить беду. Она скатилась с круга, попыталась вцепиться в него, но он все выскакивал у нее из рук. Наконец ей удалось удержать круг в руках, но ее голова скользнула в отверстие и ушла под воду. Кине оказалась в ловушке. Она застряла в собственном круге и висела вверх ногами, как синхронистки.

Ее окружила холодная, пугающая синева. Что-нибудь разглядеть было невозможно. С поверхности воды доносились приглушенные крики. Воздуха не хватало. Кине поняла, что умирает.

Паника обручем сдавила грудь. Местом ее гибели станет резиновый круг. Где-то наверху Ярле наблюдает за ее неуклюжим барахтаньем в проеденном молью купальнике, в нем наверняка когда-то купалась сама директриса. В рейтинге самых нелепейших способов умереть этот займет первое место.

Кто-то схватил ее за ноги и потянул, совсем как папа сегодня утром. Пока ее высвобождали из круга, Кине нахлебалась воды. Она легла на спину, хватая ртом воздух. Из носа выбивались сопли вперемешку с хлоркой. Надувались, как мыльные пузыри, и лопались.

Вокруг стояла мертвая тишина.

Неожиданно Монрад громко заржал:

– Смотрите! Пузырь пускает пузыри!

Кине с горем пополам доплыла до края бассейна. Пошарила рукой, ища, за что бы ухватиться. Нащупала лестницу и вылезла наверх. Вдруг кто-то похлопал ее по спине. Кине закашлялась. Оказывается, хлопала Зараза. Трудно сказать, был ли это запоздалый порыв спасти утопающего или неуклюжая попытка утешить.

– Нужно укреплять пресс, – сказала Зараза и похлопала себя по животу. – Тогда легче удерживать равновесие. Помню, я один раз…

Кине не стала дослушивать. Она бросилась на Заразу, как разъяренный бык, и со всей силы толкнула ее в плечо.

Зараза перелетела через бортик бассейна, судорожно дунув в свисток. Раздался оглушительный плеск – Зараза шлепнулась в воду.

Кине побежала. Почти вслепую. Несколько раз поскользнулась на растрескавшемся полу, но удержалась на ногах. За спиной грянул звериный хохот. Так хохотали шимпанзе в зоопарке, когда она была совсем маленькая. Кине тогда испугалась до смерти. Она вбежала в раздевалку, сдернула с себя купальник. От него на бедрах остались красные следы.

Потом рванула дверцу шкафчика. И сразу, не приняв душ, не вытершись, стала одеваться. Хотелось скорее отсюда выбраться. Джинсы с трудом налезали на мокрые ноги. Свитер с нашитым на него Авророй черепом прилипал к телу. С волос стекала вода, воняющая хлоркой. Кине всхлипнула. С трудом удерживая равновесие, натянула на ноги носки.

– Кине, ты здесь? Кине?

– Конечно она здесь, Виви! У тебя все в порядке, Кине?

Виви и Аврора подходили к раздевалке. Кине никого не хотела видеть. Она вскинула на плечо рюкзак, выскользнула в другую дверь и кинулась бежать.

Могила ярле

Кине бросилась через улицу. Разметка на переходе стерлась, разглядеть ее было почти невозможно. Никому до этого дела не было, и никому не было дела до нее.

Она незаметно проскользнула мимо Ноа и его кофейни. Ноа приехал из Австралии. Обычно он называл ее Wednesday, Среда, – так звали девочку из фильма, которого Кине не видела. Ноа часто угощал ее какао. Но сейчас она была не в силах разговаривать с таким добрым парнем, как Ноа: боялась разреветься.

Кине едва успела проскочить в ворота кладбища до того, как хлынули слезы. В школу она больше ни за что не вернется. Она едва не погибла, еще чуть-чуть – и кранты.

Все! Это была последняя капля, она сыта по горло. Ее все достало. Плаванье. Зараза – этот диктатор со свистком, картавая вампирша со своими байками. А еще костюмы ангелов и рождественский хор. И Ярле.

Король недоделанный! Что ему стоило отменить ее прозвище? Пузырь! Такое прилипчивое, и, главное, за что? Она же не какая-то соплячка! Что ему стоило велеть Монраду заткнуться. У него есть власть над этой сворой, но он ею не воспользовался. Поэтому он еще хуже, чем Монрад. Хуже, чем вся эта шайка отморозков, вместе взятых. Король должен быть великодушнее!

Кине побежала к своей скамейке, но споткнулась и грохнулась на землю. Обо что она споткнулась? Почему ей все время так не везет? Щеки горели. Мало ей сегодня унижений? Мало того, что она опозорилась перед Ярле, перед всем 6-м «Б» Клаусенской школы?

Кине приподняла голову, ей хотелось узнать, видел ли кто-нибудь ее сейчас? Взгляд Кине упал на красный карандаш. Ее, между прочим, карандаш. Он валялся возле надгробия, почти незаметный на фоне заиндевелой осенней листвы. Кине подползла к надгробию и подняла карандаш. Посмотрела на памятник. Он был совсем старый. Имя покойного почти стерлось, но Кине сейчас напишет на нем новое имя.

Она крепко сжала карандаш и начала писать, кроша грифель о шершавый камень.

Я-р-л-е.

Она снова и снова писала ненавистное имя, и в конце концов стало казаться, что памятник забрызган кровью и в могиле действительно лежит Ярле. А заодно с ним и вся банда, включая Монрада с зажигалкой и всех прочих: Заразу со свистком, всю поголовно Клаусенскую школу, папу-деспота в маске недоумения, все на свете пакеты с обезжиренным молоком, скрипучую лестницу, холодный кухонный пол и, разумеется, бассейн!

Кине услышала собственный рык, похожий на звериный. С беспощадной ясностью она осознала, что и правда похожа на зверя. Промокшая, продрогшая, влажные волосы начинали подмерзать, грязные, ободранные руки. Конченая неудачница, обреченная на вечное изгнание.

Кине уронила руки. Села, привалившись спиной к надгробию Ярле. Плевать, что за спиной у нее рюкзак и могут помяться тетради и учебники. Слезы катились по щекам, она их даже не вытирала. Все было плохо, хуже некуда.

А потом Кине увидела, обо что она споткнулась. Стекляшка. Она поблескивала среди жухлой травы. Не эту ли стекляшку она видела вчера? Интересно, что это такое.

Кине принялась рыть землю руками вокруг стекла. Земля была смерзшаяся, твердая как камень. Она забивалась под ногти, обкусанные почти под корень. Кине пустила в ход карандаш, и понемногу стекляшка поддалась.

Откуда ни возьмись прилетела ворона. Присела на покосившийся памятник и молча наблюдала за Кине.

– Трусиха! – сказала Кине. – Куда вчера свалила, когда пришла живодерка с лисой на шее?

Ворона не отвечала. Она отвернулась, но Кине могла поспорить, что ворона только притворяется, будто не понимает ее. Кине вытерла нос и глаза рукавом куртки, и плевать, что это толстенная дубленка, которую мама заставляла ее надевать. Потом опять запустила пальцы в землю и наконец-то достала загадочную находку.

Это был шар. Гладкий, стеклянный, размером с яблоко. Внутри шара как будто что-то было, но сверху налипло столько грязи, что не разглядеть, пустой он или нет. Кине потерла шар о рукав, но это не особенно помогло. Потрясла шар, в нем что-то перекатывалось. Может, это старинный снежный шар? Были такие сувениры – потрясешь его, и внутри как будто падает снег.

Шар показался Кине тяжелым. На удивление. Внезапно ее охватило чувство покоя, будто она нашла то, что давно искала. Что-то, предназначенное для нее. Без чего ей было плохо.

Кине сняла рюкзак, открыла его и бережно положила в него стеклянный шар рядом с толстым учебником. Шмыгнула носом и снова надела рюкзак. Что теперь делать? Голова заледенела. Волосы превратились в сосульки. Пора идти.

Но куда идти, когда жизнь кончена?

Домой?

Кине встала и огляделась. Ах да, она ведь на кладбище. Ей подумалось, что она и в самом деле выглядит как выходец из могилы: руки в земле, на джинсах комья глины, по лицу размазана грязь. Умора.

Кине поплелась к выходу. Выглянула на улицу. Мимо торопливо шла дама в белом дутом пальто и тащила за руку сынишку. На нем был велосипедный шлем весь в наклейках, но велосипеда не наблюдалось. Мальчик захотел остановиться, но мать тянула его дальше. Он показал пальцем на Кине:

– Мама, мама! Зомби!

– Что ты говоришь! – отозвалась мама, даже не повернув головы.

Мальчик старался не терять Кине из виду. Он таращился на нее через плечо, под носом висела сосулька.

Кине растопырила руки и медленной поступью зомби двинулась на него. Мальчик пронзительно взвизгнул.

Кине бросилась бежать. Неприятностей у нее и так хватало. Сегодняшний день – худший в ее жизни. Неужели она не имеет права даже на такую малость, как напугать до смерти маленького дурачка?

Здоровенная мумия

Кине вставила ключ в замочную скважину, но дверь оказалась не заперта. Плохой знак.

Папа еще не вернулся с работы, а мама, значит, уже дома. Замотивированная и замедитированная. Такой она будет до тех пор, пока не достигнет своего нормального уровня стресса. Ну что ж, чему быть, того не миновать, терять Кине нечего. Испортить этот день еще больше даже маме не под силу.

Кине вошла в прихожую и сбросила ботинки. Они шмякнулись о стену и упали на пол.

Мама стояла в кухне, наполовину скрытая дверцей холодильника. Она, как водится, говорила сама с собой. Тихо бубнила что-то про температуру, о том, что она выше на три градуса, чем следует. Мама держала кружку с чайным пакетиком, который, по-видимому, давно следовало вынуть. Бубнеж зазвучал резче, в воздухе запахло грозой: мама перевоплощалась в чайку.

Кине двинулась прямо к лестнице в надежде не попасться маме на глаза во всей своей красе. Она взялась за перила, и тут холодильник хлопнул.

– А обувь мы ставим на место не так…

Мама застыла, выпучив глаза… Словно в дом вошел зомби. Ее будто на паузу поставили. Только чайный пакетик, только что вытащенный из кружки, покачивался и ронял капли на пол.

– Кине, господи боже мой… На кого ты похожа? Что ты натворила? Что происходит?

Мамин голос резал слух. Холод от кафельного пола пробирался сквозь сырые носки, а грудь, казалось, вот-вот разорвется на тысячу кусочков.

– Ничего не случилось! – крикнула Кине в ответ. – В дурдоме все спокойно! Я избалованная капризуля, и у меня никаких забот! Все супер! No problem, мама! Окей?

Кине взбежала по лестнице и заперлась в ванной. И тут снова хлынули слезы. Ну и рева! Руки дрожали от холода, пока она срывала с себя одежду. Резкая боль в груди не отпускала. Дышать было трудно. Воздух не доходил до легких.

Кине громко всхлипнула и поспешила до упора вывернуть кран ванны, чтобы за шумом воды мама ее не услыхала. Вода в ванне прибывала и возвращала мысли Кине к бассейну и уроку плаванья. Изъеденный молью купальник, злорадный хохот Монрада, вода, которой она нахлебалась, беспомощное висение вниз головой в слишком тесном круге…

И еще эта Зараза. Кине спихнула ее в воду! Налетела на нее как бык и боднула. Интересно, полагается наказание за то, что боднешь учителя? Даже если это учитель физры? Утром явится полиция, и отправят ее в Сибирь на каторжные работы. И будет она валить лес при минус сорока, пока не выйдет на пенсию или пока пальцы от мороза не отвалятся, – смотря что случится раньше.

В известном смысле утешает. Хотя бы плавать больше не придется. Вряд ли в Сибири народ занимается плаваньем. Слишком холодно. И в школу не надо будет ходить.

В дверь постучала мама. Кине забралась в ванну и с ушами погрузилась в воду. Вода смягчила резкость маминого голоса. Звуки стали глухими, как будто мама простыла.

– Бы поговориб об этоб после, Киде. Де волдуйся, я де сержусь, слышишь бедя?

Если мама говорила, что не сердится, это верный признак того, что она в ярости. Но вот все стихло. Наконец-то.

В теплой воде тело, скованное холодом, расслаблялось. Казалось, ее покалывали сотни иголок. И за каждой из них – своя боль. В памяти оживали детали злополучного дня, словно в голове у нее опять и опять прокручивали фильм ужасов. Черт, как она дошла до такой жизни? Куда бы убежать? Есть ли такое место на земле, где принимают беглых детей?

Со школой покончено навсегда. Это яснее ясного. Маму и папу, конечно, ожидает шок, они же одержимы школой. Каждый из них убил полжизни на получение образования. А ради чего? Чтобы ковыряться в камнях и бактериях? О таком будущем они мечтали? Предсказывать людям, что их завалит камнями или убьет плесень в молоке?

Долой образование! Долой школу! Долой школьный рюкзак!

Кине вспомнила про стеклянный шар.

Она села в ванне и посмотрела на рюкзак, брошенный на пол. Когда-то красный, теперь он стал серо-буро-малиновый. Чудо еще, что мама до сих пор не запустила его в стиральную машину или не замочила в вонючем пятновыводителе. Но вряд ли даже мощный антисептик уничтожит то, что хранится в боковом кармане рюкзака.

Кине перегнулась через край ванны и дотянулась до него. Достала шар.

Интересно, он водостойкий? Похоже, да. Во всяком случае на его поверхности нет ни одного отверстия. Кине погрузила шар в воду и стала соскребать с него грязь. Грязь пристала крепко, будто краска. Но понемногу она сошла, и на ладони у Кине лежал абсолютно чистый, блестящий стеклянный шар. Теперь она смогла разглядеть его содержимое.

Кукла.

Тряпичная куколка. Или самодельный мишка, правда, с человеческим черепом вместо головы. Вся кукла была обмотана полотняной тканью. Больше всего она напоминала бесформенную мумию. Забавная…

Кине, прищурившись, разглядывала содержимое шара. На дне его виднелась застывшая темная масса, видимо обозначающая пол. А на полу было что-то еще. То ли темный порошок, то ли хлопья. Кине потрясла шар, и порошок внутри разлетелся. На шаре не было ни отверстия, ни шва. Как его сделали? Как удалось засунуть куклу внутрь? И для чего он был сделан? Кине никогда не видала подобных игрушек. Чудеса…

Она провела пальцами по стеклу. Абсолютно гладкое, ни малейшей шероховатости. Даже «Made in China» на шаре не стояло. Внутрь шара ну никак невозможно было проникнуть.

Кине вздохнула. А неплохая мысль… Вот бы оказаться внутри этого шарика. Раз уж он теперь ее. А в этом у Кине не было сомнения. Вот бы свернуться там калачиком с наушниками, слушать музыку, читать книгу. Жила бы она там одна, и никто не мог бы ее достать. Только она да еще эта мумия. Ни школы, ни Заразы, ни Ярле, ни банды. Укрыться бы от всего мира. Кине готова была на что угодно, лишь бы это желание осуществилось. На что угодно.

Она продрогла. Вода остыла, кожа покрылась пупырышками. Кине вылезла из ванны, но пробку выдергивать не стала. Иначе мама услышит, что она закончила, и тут же примчится.

Кине завернулась в полотенце и прижалась ухом к двери: нет ли кого наверху? Кажется, нет. Она повернула ключ в замке, стараясь действовать бесшумно, и высунула голову в дверной проем. Никого. Только Типси. Серая кошка шмыгнула в ванную и стала тереться о ее ноги. Хвост у Типси намок, и она недовольно мяукнула. Это не страшно, вряд ли мама услышала ее на кухне – там работало радио, звучала тягучая мелодия, исполняемая на панфлейте.

Кине повесила на шею футляр с телефоном, взяла рюкзак в одну руку, шар – в другую. Приманив Типси, она проскользнула в свою комнату и повернула ключ в двери.

Рано или поздно мама с папой начнут колотиться в ее дверь и требовать впустить их, поэтому Кине вставила в уши наушники и включила самую оглушительную музыку, которая у нее только была. Дэт-метал.

Ингеборг с четвертого этажа называет такую музыку дьявольской, хотя она глухая тетеря и вряд ли музыка ей сильно мешает. Но Ингеборг почти восемьдесят, а в этом возрасте люди верят в дьявола и он мерещится им повсюду.

Кине бухнулась на кровать. Завтра суббота, это очень кстати. У нее два выходных, чтобы выработать план, как покончить со школой. И как сообщить об этом Авроре и Виви.

Вспомнив о подругах, она вынула из футляра телефон. Так и есть, этого она и боялась. Куча сообщений от обеих. Сначала веселые, про Заразу в бассейне со смайликами и лолами. Потом более серьезные, с вопросами, где она и почему не берет трубку.

Виви написала сообщение, длинное, как школьное сочинение, о том, насколько опасно находиться на улице при минусовой температуре с мокрой головой. Сразу следом Аврора сообщала, что Виви просит прощения, если напугала Кине. Последнее сообщение снова было от Авроры.

К тебе прийти?

Только эти три слова. У Кине засвербело в глазах, она отложила мобильник. Не хотела отвечать. Не могла. Иначе пришлось бы признать все случившееся беспощадной реальностью.

Кине подозвала Типси. Но кошка сидела посреди комнаты и не двигалась с места. Кине выдвинула ящик тумбочки, бросила туда будильник и задвинула ящик обратно.

– Видела? Завтра суббота. Никакого будильника.

Типси изготовилась к прыжку, скок – и она уже на кровати, свернулась, прижавшись к животу Кине. Кине запустила пальцы в теплый мех и снова чуть не расплакалась. Любимая Типси, Типси-мурлыка, она лучше всякого человека.

Кине поглаживала Типси и пыталась разглядеть внутренность шара. Он лежал рядом на покрывале. Веки ее отяжелели, она с трудом удерживала глаза открытыми. Комнату заволокло мглой. На мгновение Кине показалось, будто внутри шара что-то шевельнулось. Наверно, почудилось. Возможно, это было начало ночного кошмара.

Пузырь

Кине проснулась от того, что ее душили. Она отчаянно замахала руками, но вскоре поняла, что рядом никого нет. Это провод от наушников обмотался вокруг шеи. Музыка давно смолкла, из одного уха наушник выпал. Она распутала провод и потянула за него, чтобы подтащить к себе телефон. Оказывается, он был под ней. Счастье, что уцелел. На дисплее светилось время.

04:59

У Кине возникло неприятное чувство, что в постели она не одна. При том что Типси давно убежала. Кине прислушалась: ничего особенного. Только сонный шум деревьев во дворе. Знакомый и привычный звук.

Кине лежала лицом к стене и не решалась обернуться. Ощущение, что рядом кто-то есть, ее не покидало.

Шея затекла. Кине медленно повернула голову и вздрогнула.

Пространство между кроватью и письменным столом было заполнено огромным пузырем. Намного больше, чем она сама! Он занимал полкомнаты. Кине вжалась в стену, не спуская с него глаз. Она боялась пошевелиться. Что это? Самый большой мыльный пузырь на свете? Пена для ванны?

Эй! Пузырь…

Откуда мог здесь взяться такой здоровенный мыльный пузырь? Должно быть, это что-то другое. Инопланетный космический корабль? Вот это да, настоящий инопланетный корабль! НЛО. Хорошее дело! У нее в комнате НЛО, и сейчас ее похитят инопланетяне!

Позвать на помощь или лучше не надо? Позвонить в полицию? В пожарную службу? Куда люди звонят, когда к ним в дом залетает НЛО?

Кине сама понимала, насколько это глупо. Да нет, никакой это не НЛО. НЛО посещают только заполошных блогеров, которые рассказывают о зеленых человечках, чьи имена начинаются на «Икс». А у нее это просто сон. Она еще не проснулась. Кине успокоилась, дыхание снова стало ровным. Только до чего же этот сон похож на явь…

Кине протерла глаза и посмотрела снова. Пузырь был на месте. Его стеклянная сферическая поверхность поблескивала в темноте. Кине спустила ноги на пол. Пол холодный, значит, это не сон.

Кине встала, сорвала с кровати одеяло и выставила его вперед, как щит. Нелепо, она и сама это понимала. Она только надеялась, вдруг пришелец из космоса страдает аллергией на пух.

Кине подкралась поближе к пузырю.

Было слишком темно, чтобы разглядеть подробности, но в пузыре кто-то сидел. Кукла! Череп вместо головы. Кине такое уже видела. Сердце бешено заколотилось.

Стеклянный шар! Тот самый, что она откопала на кладбище. Всего несколько часов назад он помещался у нее на ладони. Тот же шар. Та же кукла. Только сейчас шар вырос до потолка.

Кине уронила одеяло и зажала рот руками, чтобы не закричать.

И как теперь быть? Пузырь заблокировал проход к двери, так что и не убежать. Но вдруг все-таки можно как-то мимо него протиснуться? Он вроде лежит, не двигается… Не опасно ли это?

Кине сделала еще один шаг к пузырю. Он не шелохнулся. Лежал себе как гигантский мыльный пузырь с отвратительной мумией внутри.

Ну что ж, она о таком читала. Подобные случаи описаны. У нее просто галлюцинация. Ужасный день в школе, она чуть не утонула, ее высмеял Монрад, на глазах у Ярле она выплевывала хлорку, потом столкнула училку в воду. Разумеется, мозг не справился с таким стрессом. Ее охватило временное помешательство. Появились навязчивые образы. Такое случается с солдатами. Посттравматический синдром. Кажется, так это называется. Собственно, она даже не удивлена. Мир и должен был свести ее с ума.

Кине подкралась к самому пузырю. Он казался таким хрупким: тронешь, и лопнет. Приблизила к нему лицо. Понюхала. Никакого запаха. Мыльного по крайней мере.

Кине подняла руку. Нерешительно положила ладонь на пузырь, осторожно-преосторожно…

Пальцы ощутили гладкую поверхность. Кине ожидала, что стекло будет холодным, но оно оказалось теплым, как ее кожа. И совсем не твердым. Скорее податливым… как желе. Кине нажала посильнее, и ее рука провалилась в пузырь. Кине охнула и отпрянула назад.

Так. Все понятно… Завтра она проснется в психушке, в палате, обитой матрасами, над ней будет стоять медсестра с гигантским шприцем и говорить, что от укола ей станет лучше.

Во всяком случае, такой исход не хуже, чем лесоповал в Сибири. Главное, на плаванье ходить не придется. И в школу. И вообще делать то, что не нравится.

Кадры знакомого фильма ужасов снова всплыли в ее голове. Хохот шимпанзе, вода в легких, свисток Заразы, булькнувший и ушедший на дно… Жизнь кончена. А тут она еще умом повредилась. Самое время выяснить, что это за пузырь такой. Все равно терять ей нечего.

Кине снова положила ладонь на стеклянную поверхность, надавила. Рука прошла сквозь стекло. Кине стояла снаружи, а ее рука находилась внутри пузыря. И никакой боли. И никто не выскочил со словами «обманули дурака…».

Кине набралась храбрости и шагнула вперед. Ее тело прошло сквозь стекло. Она почувствовала восхитительный трепет. Словно прошла сквозь гигантскую медузу. Не то чтобы ей прежде случалось проходить сквозь медуз, но какие только мысли не придут в больную голову.

Кине сделала шаг по черной застывшей смоле – полу на дне пузыря. В пузыре оказалось уютно и тепло и было чем дышать. А она-то боялась!

Перед ней сидела безобразная кукла-мумия. Впрочем, не совсем сидела… Скорее полулежала. Привалившись к стеклянной стене, она все-таки возвышалась над Кине. Туловище напоминало набитый мешок, обмотанный пожелтевшим полотном. Обмотки удерживались тремя здоровенными булавками с круглыми головками. Одна была воткнута в голову, другая – в плечо, третья – в руку. Куски полотна были сшиты черными нитками так небрежно, что даже Кине сделала бы лучше. А швея из нее та еще, это и Аврора может подтвердить. Пожалуй, с шитьем у нее дела обстоят еще хуже, чем с вокалом.

Обмотки, которые обвивали туловище куклы, переходили на голову, большую и плотную, как подушка. На ней виднелись темные войлочные заплатки, обозначающие глазные впадины и треугольный провал носа. Подушка – череп? В одной из глазных впадин торчала черная пуговица. Между провалом носа и подбородком проходил зигзагообразный шов – зубы.

Криво вырезанное сердце из красного войлока было пришито к груди неряшливыми стежками – одни маленькие и частые, другие длинные и редкие. Катастрофа, а не рукоделие. Не исключено, что Кине посчастливилось встретить самую безобразную куклу на свете – претендентку на первое место по уродству. Шил ее пятилетний дошкольник, не иначе. И, судя по всему, в боксерских перчатках.

Мама запретила бы Кине прикасаться к мумии. На ней наверняка кишмя кишат бактерии. Но поскольку Кине лишилась рассудка и жизнь ее кончена, так чего уж тут… А вообще в пузыре было уютно. Миленькая такая берлога. Черный пол усыпан опилками, почти как в птичьей клетке. Ступать по этим темно-серым опилкам было мягко. Они напоминали золу. Если это и снежный шар, то какой-то странный. Кине привыкла, что в снежных шарах снег белый, домик красный, елочка зеленая. А тут серый снег и мумия с черепом. Может, шар старый и снег посерел от времени? Узнать бы, откуда он взялся. Неужели она угодила внутрь игрушки, которая старше Ингеборг с четвертого этажа?

Странная история. Кине почувствовала тревогу и выскочила из пузыря. Но комната по сравнению с ним показалась ей холодной, неприветливой и опасной.

И Кине сделала выбор. Подобрав брошенное одеяло, она вернулась в пузырь и расположилась на животе у мумии – лучшего матраса и не придумать.

Все это только снится. Ясное дело. Никто не спорит – с катушек она слетела, но сейчас она еще и видит сон.

Кине укрылась одеялом, подоткнула его со всех сторон, положила голову на войлочное сердце и уснула.

Небольшое землетрясение

Раздался стук. Кине открыла глаза и вздрогнула. Прямо перед ней нависала самая страшная рожа на свете – тряпичная голова-череп. Кривые стежки – зубы, пуговицы – глаза. Стоп… один глаз. На месте другого болтались обрывки ниток.

Кине не сразу сообразила, где она. Мысли ворочались с трудом, она не могла вспомнить, когда в последний раз спала так крепко.

Пузырь! Она же в пузыре. Стеклянный шар вырос, она вошла в него и уснула.

Кине ущипнула себя за щеку, чтобы убедиться, что не спит. Что все это наяву. Во всяком случае, затекшее тело ныло вполне явственно. Кине встала. Пальцы ног утонули в странном сером снегу. На ощупь он был как кукурузные хлопья. Она находилась в пузыре. Со всех сторон – прозрачное стекло. Кине нервно рассмеялась.

Пузырь был там же, где и раньше, и все такой же большой. Чертовщина какая-то! А что, если пузырь ее похитил, пока она спала? А вдруг он снова стал маленьким?

Нет, правда. Может, он съежился обратно?

Кине встала на цыпочки, подняла руку, но до верха не дотянулась. Или до потолка, можно и так сказать. А в пузыре бывает потолок?

Опять стук. На этот раз громче.

– Кине?

Проклятье! Папа! Она же вчера заперлась изнутри, когда проскользнула из ванной к себе, не поговорив с мамой. Ну все, ей конец! Что она вчера натворила? Столкнула Заразу в воду, прогуляла школу, и теперь в комнате у нее стеклянный пузырь, это вообще никакому рациональному объяснению не поддается. А мама и папа очень не любят всего, что не поддается рациональному объяснению…

– Кине, у тебя все в порядке? Одиннадцать часов. Кине?

– Уже встала! – крикнула Кине чересчур бодреньким голосом. Голоском «атас-спалилась-сейчас-влетит». Кине откашлялась, чтобы сгладить впечатление. Натянула одеяло до подбородка и подняла глаза на мумию. На ее страшный череп. Судя по всему, мумию ничего не волновало. Насколько мертвым лучше, чем живым.

– Кине, сколько раз мы тебе говорили не запираться на ночь! А если пожар?

Вообще-то читать нотации – не папин стиль. Он что, сердится? Может, звонили из школы? Или полиция уже на пороге и ее отправляют по этапу в Сибирь? На каком она сейчас свете?

Кине надавила на прозрачную стену, стена превратилась в желе и выпустила Кине. Она потрогала пузырь снаружи – гладкое, твердое стекло. Похоже, пузырь впускает или выпускает ее, только если она этого хочет. Зашибись! «Охотники за привидениями». Пятидесятый уровень. Супер!

Кине поискала вчерашний свитер, но вспомнила, что он валяется в ванной в куче грязной одежды. Она нашла другой, который лежал не слишком далеко от кровати. То есть в нем можно будет походить еще день или два. Она одевалась, мысли крутились в голове, но все без толку. Придумать удобоваримую версию происхождения пузыря она так и не смогла. Неудачный эксперимент с тремя бутылками моющего средства? Не то. Поделка Авроры из бэушных пластиковых пакетов? Не то в квадрате.

Оставалось только одно. Делать вид, что так и надо.

Кине повернула ключ и распахнула дверь настежь – на пороге стоял папа с кофейной чашкой в руке.

– Сорри, забыла вечером отпереть. Уже спускаюсь.

Папа отхлебнул кофе и посмотрел на нее поверх чашки.

– Хмм, – промычал он. Судя по его виду, из школы вряд ли звонили, да и вообще ничего такого не случилось. Он казался вполне умиротворенным. Это было несколько бестактно с учетом ее разбитой жизни. – Землетрясение. У берегов Японии. Сегодня ночью. Магнитудой четыре и две десятых, – сообщил он радостную новость. Работа наложила на папу свой отпечаток. Он перестал воспринимать землетрясения как трагедию. Они превратились для него в увлекательную тему для научных бесед. Он так помешался на своих землетрясениях, что оставался совершенно глух к страданиям жителей городов, которых трясло, как молочный шейк. Папа мог с улыбкой сидеть перед экраном телевизора и слушать о разрушениях. И только когда речь заходила о погибших и раненых, он спохватывался, сообразив, что ведет себя как придурок. Тогда лицо его становилось серьезным и он бормотал: «Ужасно, ужасно».

Кине пыталась сообразить: вчерашняя катастрофа в бассейне – это сколько выходит по шкале Рихтера?

– Четыре и две, говоришь? Есть репортажи? – спросила она, понимая, что папа помчится вниз проверять, есть ли видеозаписи землетрясения. Расчет оказался верным. Папа кивнул и улыбнулся так широко, что борода задралась. Он затопал вниз по лестнице, а Кине закрыла за ним дверь, привалилась к ней и выдохнула. Пока обошлось. Но надолго ли? На час? На два?

Рано или поздно ей придется объяснять происхождение пузыря. Можно ли как-то от него избавиться?

Правда, мысль эта ей совсем не нравилась. Словно она должна избавиться от чего-то своего, родного. Пожертвовать кроватью. Музыкой. Играми. Мангой.

Нет. Ей совсем не хотелось отказываться от пузыря. Он принадлежит ей. Она голыми руками вырыла его из холодной и твердой земли. А ничего, что он волшебный? И дело не в том, что она уже не ребенок, она и в детстве не верила в волшебство. Даже в Санту, в которого люди верят во всем мире хотя бы на каком-то этапе жизни. Но пузырь… Такого она еще никогда не видела.

Кине подошла к пузырю. В блестящей поверхности причудливо отражалась комната. Окно скособочилось, кровать выгнулась дугой, а вороха одежды то увеличивались, то сжимались, в зависимости от угла, под которым на них смотреть. Голова Кине казалась непомерно большой, а тело чем ниже, тем меньше, в самом низу оно заканчивалось крошечными ножками. На фоне мумии за стеклом она выглядела персонажем из комикса. Удивительно. Ее отражение в стекле наложилось на сидящую за ним тряпичную куклу и казалось ее скелетом. Что из этого взаправду: пузырь с мумией или комната вокруг? У Кине закружилась голова.

Она положила руки на пузырь и попробовала его толкнуть. Пузырь не двинулся с места. Она толкнула сильнее, и руки прошли сквозь стекло. Стало быть, сдвинуть пузырь с места она не может. Да и куда спрятать такой крупный предмет? У Кине даже нет подходящей простыни его накрыть. Придется изобрести что-то еще. Но позже. Сейчас надо идти завтракать, иначе мама с папой разорутся.

Но пойти на кухню не получалось. Пузырь как будто не отпускал ее. Притягивал к себе. Беззвучно звал. Обещал сладкий сон, покой и бесконечное блаженство… Кине снова вошла в пузырь, хотела убедиться, что это по-прежнему возможно. Потом вышла обратно. Большой разницы не чувствовалось – в пузыре она или в комнате. Воздух тот же. Звуки те же. Но было что-то еще… Странное чувство. Будто в пузыре она под защитой стеклянных, хотя и проницаемых стен. А за пределами пузыря – беззащитна. Мир снаружи катился к гибели со всеми его проеденными молью купальниками, учителями, Ярле, землетрясениями и бактериями.

Дверь в комнату распахнулась.

– Кине, живо вниз. Нам надо серьезно по…

Мама осеклась на полуслове и уставилась на пузырь. Кине вздрогнула, будто запустила руку в ящик с конфетами и ее поймали с поличным. Тайна раскрыта. Все пропало. Кине так и видела, как усердно трудится мамин мозг, чтобы найти объяснение увиденному. Только напрасно. Объяснения этому нет.

Мамин взгляд блуждал между Кине и пузырем. Типси выскочила из-под кровати, шмыгнула между маминых ног и исчезла. Мама даже ее не заметила.

Продолжая смотреть на пузырь, она закричала:

– ЮСТЕЙН!!!

Крик растревоженной чайки пронзил тишину. Папа с грохотом устремился вверх по лестнице, – судя по звуку, перепрыгивая через ступеньки. Он возник в дверях, и глаза у него стали как блюдца. Так они и стояли с мамой, выпучив глаза. Папа был в два раза шире мамы и в отличие от нее настроен гораздо благодушнее.

Он протиснулся мимо мамы, подошел к пузырю и положил руку на его поверхность.

– Что за… Как ты это сделала? – спросил папа с таким видом, будто разглядывал камень, который по какой-то неведомой причине заслужил его профессиональное внимание. – Это пластик? Стекло? Откуда он взялся? Невероятно!

За ним подошла мама и потянула папу назад, будто пузырь был бомбой.

– Что тут невероятного? В лучшем случае противозаконно! Ничего не трогай!

Кине начала было объяснять, но никто ее не слушал. Мама стащила ее за собой по лестнице. Типси подняла голову от своей миски. Она прижала уши к голове, предчувствуя грозу. Потом метнулась вверх по лестнице, поджав хвост.

Кине охотно последовала бы ее примеру.

А то в кухне вот-вот разразятся громы и молнии.

Нет

Кухня как-то уменьшилась, перегруженная предметами предстоящего разговора. На столе неубранные тарелки с остатками еды – патентованный мамин способ выразить неудовольствие. Могла бы сразу поставить на стол табличку: ТЫ ОПОЗДАЛА К ЗАВТРАКУ!

Кине села напротив папы. Он сделал строгое лицо, чтобы не схлопотать от мамы. Мама села рядом с папой. Ее черные волосы были туго стянуты в конский хвост, на лоб падали пряди, выбившиеся из-под резинки. Губы поджаты – верный знак того, что пока еще она управляет гневом, но хватит ее ненадолго. На маме узкие-преузкие лосины для спортзала. Это тоже следовало расценивать как упрек – из-за Кине мама опоздала на тренировку.

Кине ждала, когда взорвется бомба, но мама не торопясь накладывала макрель в томате на хрустящий хлебец. Хлебец треснул пополам. Кине надеялась, что бутерброд предназначен не ей. Она терпеть не могла макрель в томате.

– Итак! Откуда взялся этот… предмет?

– Какой предмет? – Кине почему-то решила, что придуриваться – лучший способ защиты.

– Кине, отвечай. Где ты его взяла? – Мамин голос звенел, как натянутая струна, – вот-вот оборвется.

– А чего я взяла-то? Ничего я не брала!

Мама перегнулась через стол, выставив вперед нож для масла, провонявший макрелью. Кине отшатнулась назад. Она понимала, что наказание предстоит суровое, но совать ей под нос эту вонь – нет уж, извините.

– Кине, ты у кого-то это взяла? Ты что-нибудь натворила? Можешь мне все рассказать, обещаю не сердиться.

Папа хмыкнул в кофейную чашку, но тут же притворился, что закашлялся.

– Ни у кого я ничего не брала, он сам за мной прикатился, – Кине позволила себе осторожную иронию.

В каком-то смысле так все и было. А что еще тут скажешь? Что она нашла на кладбище стеклянный шар, который за ночь вырос до потолка? Бесполезно. Ей тогда придется выслушать лекцию о том, чем ложь отличается от правды, а фантазии – от реальности. Интересно, каждый раз, когда мама прячет в спортивной сумке наполовину опустошенную пачку пирожных, это ложь или правда?

– Прикатился за тобой? Откуда? Вряд ли из школы, ты и сама-то, кажется, там надолго не задержалась?

Кине прикусила губу. Значит, из школы все-таки звонили.

Она не отвечала. С грохотом опрокинула в миску пачку с хлопьями, залила их обезжиренным молоком. В кухне стояла такая тишина, что хруст хлопьев на зубах казался оглушительным.

Мама со страдальческим видом закрыла лицо руками. Театр. Кине видела этот спектакль тысячу раз. Папино недоумение выглядело, по крайней мере, более естественно.

– Знаешь, что они сказали по телефону? – спросила наконец мама.

– Что я чуть не утонула? – Кине почувствовала, как губы у нее задрожали. Она догадывалась, что об этом не сказали ни слова. На ее точку зрения всем наплевать. Она оттолкнула миску с обезжиренным молоком, которое ей обрыдло.

– Мне сказали, что ты сбежала с урока, но, главное, спихнула в бассейн Зару Кварме!

Кине беспомощно посмотрела на папу. Он все-таки не такой упертый, как мама. Может, он поймет? Но папа сидел с мрачным видом.

– Я тонула! Тебе должны были рассказать! Их бассейн – это смертельная западня, провонявшая хлоркой, там все прогнило!

Губы у мамы вытянулись в ниточку, она посмотрела на папу. Папа пожал плечами:

– Ну вообще-то с этим не поспоришь.

Он отхлебнул кофе, встретил мамин уже не такой решительный взгляд и что-то пробубнил в чашку.

– Ничего, раз все терпят, и ты должна! – сказав это, мама даже не посмотрела на нее. Видимо, решила не вдаваться в детали произошедшего.

– Да, плевать, что человек висит вверх ногами, голова под водой и он захлебывается! – крикнула Кине. – Детоубийцы!

Мама ударила ладонью по столу:

– Кине Виллему Боттен!

Кине сорвалась с места и побежала вверх по лестнице. Мама на бешеной скорости помчалась за ней. Это было настолько неожиданно, что Кине в спешке запнулась о половик перед своей комнатой.

– Суннёве! – звал папа маму снизу. Он был так же ошарашен, как Кине, но мама не останавливалась. Она буквально наступала Кине на пятки. Кине ворвалась в комнату и успела заскочить в пузырь. Мама остановилась перед пузырем как вкопанная. Тут и папа подоспел. Он поскользнулся в своих шерстяных носках и налетел на маму. Оба с глухим стуком повалились на пузырь.

– Я чуть не утонула, – говорила Кине из пузыря. – Они должны были это рассказать, но им плевать. И вам тоже! И никакая я не воровка. Я ничего не украла. Ни разу! Пузырь уже был в комнате, когда я проснулась!

Кине говорила правду. Она никогда не брала чужого. Была хорошей девочкой. Не то что Монрад, Ярле или их проклятая свора. Она всегда делала уроки. Не воровала. Не врала. А если и врала, то редко.

Папа положил руку на пузырь. Надавил, но рука внутрь не проникла. Даже на чуть-чуть. Даже палец. Мама потерла нос, которым ударилась о стекло.

– Кине, выходи, – приказала она.

– Лучше ты заходи, – ответила Кине.

Мама засучила рукава синей толстовки и изо всех сил налегла плечом на пузырь. Безуспешно. Она толкала пузырь всем телом, упираясь в пол ногами, лицо у нее покрылось испариной. Но ровным счетом ничего не произошло.

Невероятно.

Неужели никто, кроме Кине, не мог проникнуть в пузырь? Она вопросительно посмотрела на мумию, но та безмолвствовала. Кине решила проверить. Она прижала руку к стеклу и немножко надавила. Рука прошла сквозь стекло. Мама отреагировала молниеносно. Кине почувствовала цепкие мамины пальцы, но в последний момент успела вырвать руку и спрятать ее в пузыре.

Мама навалилась на пузырь, обняв его руками. Она барабанила пальцами по стеклу и смотрела на Кине. Глаза ее сузились и растянулись к вискам из-за того, что волосы были затянуты слишком туго.

– Кине, выходи, я сказала.

Мамин спокойный голос не предвещал ничего хорошего. Рвануть могло в любую секунду. Хотя какое это имело значение теперь, когда Кине стала недосягаема для мамы?

Кине приникла к стеклу изнутри пузыря. Благодаря черному полу она стала повыше. Кине смотрела маме прямо в глаза:

– Нет.

Повисла тишина. Кине показалось, что мама и папа перестали дышать. Единственное, что она слышала, это эхо сказанного ею слова. И даже не эхо, а отзвук в собственной голове. Слышный ей одной.

Нет.

Нет, нет, нет.

Полный улет. Лучшее слово на земле.

Нет.

Приманка

Кине закрыла книгу и бросила на пол, вверх взвилось легкое облачко серого снега. Кажется, она здорово оплошала. Это слово прокручивалось у нее в голове, пока совершенно не обессмыслилось. Оплошала, оплошала, оплошала. Оно превратилось в пустой звук. Кине достала из футляра телефон и нашла словарь.

Оплошать: совершить оплошность, сделать ошибку, промах…

Словом, как ни назови, смысл один: оплошала, оставшись в пузыре без еды. В животе заурчало в подтверждение этой догадки. Позавтракай она хотя бы цельным молоком, тогда еще можно было бы как-то продержаться.

Кине развалилась на громадной кукле. Отличное кресло-мешок! Сиденье приходилось на живот мумии. Мягко, удобно, уютно. Только есть хочется…

Почему она вдруг так чудовищно проголодалась? Кине принюхалась. Пицца. Пахло горячей пиццей!

Она скатилась с куклы и вышла из пузыря. Подкралась к распахнутой настежь двери комнаты. Снизу поднимался божественный запах: смесь хрустящей корочки, расплавленного сыра, кетчупа и колбасы… Из кухни доносились спокойные голоса мамы и папы. Изощренные садисты! Злыдни! Рот у Кине наполнился слюной. В животе словно завелась голодная крыса и грызла его изнутри.

Пицца…

А что, если проскользнуть на кухню, стянуть несколько кусочков и бегом назад? Нет, слишком рискованно. Стоит ей сделать шаг из пузыря, они тут же ее сцапают. Самое большее, что она может себе позволить, это метнуться к книжной полке за книгой. Кроме того, их двое, а она одна. Дохлый номер.

Кине крепко сжимала в руке телефон. Бедная она, несчастная! За что ей достались такие бессердечные родители? Может, обратиться за помощью? Она посмотрела на экран телефона: Аврора и Виви прислали ей несколько сообщений. Кине заставила себя ответить, что у нее все окей, подробности напишет позже. Однако подруги догадывались, что не все у нее окей. Какое там окей, если она чуть не захлебнулась, спихнула Заразу в воду, а в кармане рюкзака у нее лежит коробка с протухшим завтраком…

Завтрак! Кине поискала рюкзак. В нем должны были оставаться давнишние бутерброды. Он где-то здесь, под ворохом одежды. Кине стала лихорадочно раскидывать вещи. Вот! Ха-ха-ха! Могут сколько угодно брать ее измором – из этого раунда она выйдет победительницей. Хотя пицца была бы лучше…

Схватив коробку с лежалым завтраком, Кине полезла обратно в пузырь. Но с завтраком пролезать сквозь желеобразное стекло оказалось труднее. Странно. Почему бы это?

Кине снова вышла из пузыря и огляделась вокруг: ей могут понадобиться и другие вещи. Одеяло уже в пузыре. Книги. Как насчет одежды? Кине почувствовала тревогу. Мысль об одежде заставляла ее заглянуть в более отдаленное будущее, чем она собиралась. Одежда предполагает стирку, душ и массу других вещей, которые недоступны… Наплевать! У нее есть джинсы, носки, вязаный свитер с черепом на животе – что еще нужно?

Кине протопала обратно в пузырь, уселась в объятия куклы и достала бутерброды. Два больших бутерброда. Один с паштетом под кружками огурца. Бээ… Другой с шоколадной пастой. Вот это в десятку! Она откусила бутерброд с пастой, воображая, будто это пицца.

Но не успела она проглотить кусок, как на лестнице послышались шаги. Поднимался папа, он был тяжелее мамы, поэтому под ним лестница скрипела громче. Кине сунула контейнер с бутербродами под согнутую руку куклы и легла с книгой, будто только и делала, что читала. Папа вошел. Он был в очках, видимо, искал сведения про таинственные стеклянные шары, способные расти. А может, просто читал про свои землетрясения.

Кине притворилась, будто не видит его, но краем глаза заметила, что и папа старался выглядеть как ни в чем не бывало.

– Проголодалась? – спросил он с притворным безразличием.

Кине пожала плечами и продолжила читать.

– У нас там пицца.

Папа попытался поймать ее взгляд.

Кине снова пожала плечами:

– Whatever[1].

– Как хочешь… – сказал папа и направился к двери. Но остановился и обернулся: – Тоненькая. Нежная…

Черт! Кине стиснула зубы и опять пожала плечами.

Папа ушел. А Кине одолевали противоречивые чувства. Она злилась на родителей, желающих ее обдурить. Но радовалась, что продержалась на этом этапе игры. В то же время ей было больно… пицца же! Зато они со своей хрустящей пиццей слабаки по сравнению с ней. Она никогда не выйдет из пузыря. Она выработает план, она…

План пришлось отложить из-за грубого вторжения в комнату. Вторглась мама. Она кипела от бешенства. Зловеще скаля зубы, мама набросилась на пузырь, сжимая в руке камень из папиной коллекции.

Кине забилась под согнутую руку куклы. Мама обеими руками подняла камень и обрушила его на пузырь. Кине вскрикнула, закрыла глаза и заткнула уши в ожидании звона разбитого стекла. Пузырю конец. Всему конец.

Но звона не последовало. Кине приоткрыла глаз и увидела застывшую в замешательстве маму. На стекле не осталась даже крошечной царапины. Пузырь был целехонький. Он как будто дразнил маму.

Мама снова принялась колотить по стеклу. Ритмичные удары перемежались с ее выкриками:

– Кине!

Бум!

– Виллему!

Бум!

– Боттен!

Бум!

– Игра, – бум – окончена!

Бум!

Кине понимала, что дело зашло слишком далеко. Волшебное мгновение, когда еще можно было все отыграть назад, упущено. Мама продолжала колошматить по стеклу, только теперь она выглядела не только разъяренной, но и испуганной. Кине теснее прижалась к кукле. В комнату вбежал папа.

– Сунне, милая… Это же аквамарин… – воскликнул он, хватая маму за запястье. Мама со стоном разжала руку и выпустила камень. Потом она развернулась на пятках и вылетела из комнаты. Папа бережно, как надтреснутое яйцо, подобрал с пола аквамарин.

Потом он поднял взгляд на Кине. Его лицо выражало недоумение.

У Кине кольнуло сердце. Она швырнула книгу о стеклянную стену.

– Чем я виновата? Тетенька ку-ку, это ты на ней женился, а не я!

– Она не ку-ку, она волнуется, – ответил папа.

Тут вернулась мама, с молотком. Она накинулась на пузырь с новыми силами. Мама безостановочно колотила по стеклу, ей даже удалось высечь несколько искр, но не более того.

– Сунневе… – взывал папа к ее разуму, но мама его не слышала. Одержимость разъяренной чайки достигла максимальной отметки. Ничего, кроме Кине и пузыря, для нее не существовало. Кине почувствовала дурноту. Рано или поздно найдется предмет, перед которым пузырь не устоит. Ведь ничего несокрушимого на свете нет.

Мама обессиленно опустилась на стул у письменного стола Кине. Молоток выскользнул у нее из руки и ударился об пол. Мама сидела, сгорбившись, широко расставив ноги, уперев локти в колени.

Папа поднял молоток и внимательно его осмотрел, пытаясь понять, что с ним не так.

Кине подобрала брошенную книгу и вставила наушники. Музыка бухала в уши, отгораживая ее от внешнего мира. Папа тоже сделал попытку ударить молотком по пузырю, но без маминого напора. Его скорее интересовало, из какого материала сделан пузырь и как он попал в их дом.

Кине притворялась, что читает. Она больше не волновалась за пузырь. Разве что чуть-чуть, когда мама явилась с дрелью, и то, как выяснилось, совершенно напрасно.

Теперь у нее была одна забота, как бы поскорее попасть в туалет…

Похищение пиццы

Вместимость мочевого пузыря составляет в среднем 500 мл. Если его долго не опорожнять, он может лопнуть, а это грозит заражением крови и заболеванием почек.

Кине повесила телефон обратно на шею. И зачем только она это прочитала? Кине терпела из последних сил. Она не писала целую вечность. У нее лопнет мочевой пузырь и затопит ее убежище. Она утонет в собственной моче!

Кине ходила по кругу и думала. Серый снег скрипел у нее под ногами. Круг, разумеется, получался маленький, ведь и стеклянный шар был невелик.

За окном стемнело. Бутерброд с паштетом Кине убрала обратно в рюкзак. Вода в бутылке кончилась, Кине за весь день ни разу не ходила в туалет.

Она остановилась перед куклой.

– Мама с папой легли примерно час назад. Вопрос, спят они или нет. Как ты думаешь?

Кукла выглядела отрешенной.

– Хм. Ты ведь знаешь?

Кине попыталась поднять забинтованную голову мумии, но та снова опустилась. То ли кукла устала, то ли тосковала. До чего унылое создание. Уродливое и несуразное. Кине ее почти пожалела. Тоже, видно, несладко ей, как и Кине.

Кине могла дать ей имя Унынье. Кине и Унынье.

– Что мне делать, не могу же я сидеть здесь вечно?

Кине потрогала глаз-пуговицу. Черная, блестящая, она была величиной с печенье орео. Кине увидела в ней свое отражение. Обхватила руками череп куклы, пристально глядя в его глазницы.

– Быть здесь или не быть, вот в чем вопрос.

Мумия, как всегда, молчала. У Кине забурчало в животе. Дело принимало нешуточный оборот…

– В конце концов, имею же я право поесть? Они думают, что я рано или поздно дам слабину. Но у них кишка тонка подстерегать меня всю ночь. Уверена, они уже дрыхнут.

Кине вышла из пузыря и подкралась к двери. В доме стояла мертвая тишина, если не считать жужжания стиральной машины в ванной. Нельзя упускать такой шанс. Ну что плохого может произойти? Ее услышит кошка и размяукается? Но теперешняя Типси была намного спокойнее предыдущей. Той, которая умерла, когда Кине была маленькая. Кине до сих пор помнит, как прежняя Типси прыгала ночами по дому, будто гонялась за призраком.

Конечно, могли проснуться мама и папа. Что выбрать в первую очередь: пиццу или писать?

Кине просунула голову в коридор. Там было тихо и темно. Кто-то отпирал соседний подъезд, там на лестнице загорелся свет. Он проник в их кухонное окно, и лестничные перила отбросили длинные тени, которые можно было принять за привидения. Но Кине не боялась привидений. Стала бы она иначе торчать на кладбище?

Сейчас определенно перевешивала пицца. Сначала надо стянуть пиццу, с ней забежать в ванную, а потом проскочить в свою комнату. Кине дождалась, когда погаснет свет в соседнем подъезде. Потом надела шерстяные носки, чтобы приглушить звук шагов на лестнице и не окоченеть на ледяном кухонном полу. Выскользнув из комнаты, Кине приникла к стене. Дверь в родительскую спальню стояла нараспашку, из спальни доносилось ровное посапывание.

Кине поставила ногу на ступеньку, по-прежнему прижимаясь к стене – так лестница скрипела меньше всего. Еще шаг. Прекрасно. Она бесшумно добралась до кухни. Руки дрожали, когда она открывала холодильник. Лампа холодильника ее ослепила, пришлось переждать, пока глаза привыкнут к яркому свету. Вот то, ради чего она пришла, – голубая пластиковая коробка с четырьмя кусками пиццы. Объедение! Кине схватила коробку и уже собралась закрыть холодильник, но тут вспомнила, что пить ей тоже хочется. Прямо до смерти.