Читать онлайн Предателей не прощают

1

Самаров не был в отпуске два года. Два года минуло и с того самого момента, когда за ним захлопнулись двери ЗАГСа, и он, свободный от совершенно проржавевших брачных оков, спокойный, с улыбкой на устах неспешно брёл по залитому августовским солнцем Коровинскому проезду в сторону Бескудникова бульвара. И все эти два сумасшедших года он мечтал не о тёплом, ласковом море и горячем песке пляжа, не о чистейшем воздухе и изумрудных лугах Кавказских или каких там иных гор. Самаров мечтал о рыбалке, он видел её во снах, просыпался по ночам от ощущений тяжести удилища, от ярости бьющейся на крючке рыбы… И вот, наконец, этот миг настал, он завтра едет на рыбалку.

Об этом пруде ему рассказал племянник Сергей, сын старшей сестры, девятнадцатилетний студент МВТУ, будущий инженер-ракетчик. Серёга неоднократно приезжал сюда летом со своей компанией мальчишек-однокурсников. Ставили палатки, натягивали между соснами сетку и целыми днями резались в волейбол, бегали окунуться в лениво текущую Протву, а потом на костре варили уху из уклейки и мелких окуньков, пели под гитару любимые песни и говорили, говорили, говорили… О ракетной технике, о новых достижениях в самолётостроении, успехах и поражениях России в научном и техническом противостоянии с Америкой, об уехавших за рубеж учёных, о будущей работе и, конечно, про любовь…

В среду вечером племянник без звонка приехал к Самарову в опустевшую квартиру. Опустевшую от тётки Кати (бывшей жены Самарова). Вернее сказать, от необъятного количества её одежды, обуви, коробок, коробочек, скатанных ковриков для фитнеса и всякого другого, непонятного обычному человеку. Самаров готовил ужин – яичницу с жареным хлебом.

– Дядечка, родимый, – запричитал Серёга, быстро вымыв руки, – не дай умереть с голоду бедному студенту.

– Бери тарелку, вилку с ножом и к столу, голодранец космический.

Голодранец был ростом за метр восемьдесят, с развитой как у всех волейболистов мускулатурой, и вечно голодный.

– Слушай, дядька, – в минуту очистив тарелку, басовито спросил племянник, – ты на выходные свободен?

– Пока вроде ничего плохого не планируется. Есть предложения?

– Есть. Помнишь, я тебе рассказывал, что наша команда постоянно выезжает побеситься на берегу Протвы неподалеку от Вереи?

– Помню. Что дальше?

– Я ведь знаю, как ты на рыбалку рвёшься.

– Дальше.

– Я там классный пруд нашёл. Вернее, это старица Протвы, соединенная с рекой узеньким ериком, так что вода в пруду чистая, не застойная. И самое удивительное, в пруду том вот такие караси клюют, – Серёга раздвинул ладони на полметра.

– Врёшь. Таких карасей не бывает.

– Ей-богу не вру! Ну, может, в два раза короче, но точно сковородный вариант. На прошлой неделе мы ведро натаскали.

– Опять врешь.

– Ну, может, и не ведро, но штук десять точно. Едем, дядька, не пожалеешь.

Самаров закурил, задумался. Грядущие выходные, если ничего не случится, и вправду ожидались свободными. Давно уже рядом нет Екатерины, ревниво относившейся к любым его отлучкам, а про рыбалку и слышать не желавшей. Семь лет, что они прожили вместе, ничего, кроме горького осадка в душе, не оставили. Ни детей, которых не желала супруга, считавшая их помехой в её фитнес-бизнесе, ни теплоты семейного уюта, ни воспоминаний о каких-нибудь счастливых моментах супружеской жизни… Ничего.

А ведь как начиналось! Он увидел её в международном аэропорту Афин во время регистрации на московский рейс. Среди многих красивых девушек и молодых женщин она выделялась сразу. Выше среднего роста, идеальное телосложение, тонкая талия, узкие бёдра, длинные стройные ноги… Короткая стрижка каштановых волос с забранным в бархатную ленточку хвостиком. На ухоженном загорелом лице маленький носик, слегка выдающийся волевой подбородок, и удивительно выразительный, необычный разрез больших карих глаз. В этом разрезе можно было обнаружить какие-то дальние персидские, тюркские или кавказские корни. Взгляд этих ни с чем не сравнимых глаз из-под густых длинных ресниц был ярким, уверенным, но, как показалось Самарову, несколько отрешённым. Светлые джинсы, голубая футболка навыпуск, красивые загорелые руки. Её можно было вполне принять и за художественную гимнастку, и за возвращавшуюся с европейских заработков элитную топ-модель.

В свои двадцать восемь он тоже был парнем не худого десятка. Высокий, стройный, с накаченной мускулатурой. Коротко стриженные густые русые волосы, красивый высокий лоб, голубые глаза, интеллигентное лицо… Такие, как он, не просто нравились женщинам, многие его обожали.

У стойки регистрации, когда нужно было поставить чемодан на весы, Виктор спросил:

– Позвольте, леди, помочь вам? – и взялся за ручку чемодана.

Она бросила на него строгий и оценивающий взгляд, вытянула губы трубочкой, но, подумав секунду, ответила дружелюбно:

– Будьте любезны, сударь.

Потом они в ожидании посадки сидели в кафе, пили кофе, оживлённо болтали о Москве, Греции, кулинарных достоинствах и недостатках греческой кухни, о необязательности греческого сервиса, о фитнесе…

Екатерина, бывшая на четыре года младше Виктора, окончила Российский государственный университет физкультуры, спорта, молодёжи и туризма (РГУФКСМиТ), профессионально занималась фитнесом, планировала с помощью отца, известного и успешного спортивного бизнесмена, открыть в Москве сеть фитнес-салонов. Она и в Грецию ездила изучать практику работы таких салонов и методику тренерской работы.

Одним словом, наш Самаров влюбился. После недолгих ухаживаний они поженились, и Екатерина переехала из большого родительского дома на Рублёвке в его двухкомнатную квартиру на Дмитровском шоссе. Квартира, доставшаяся Виктору от бабушки, была большой, светлой, в хорошем доме. Но вскоре молодая супруга захандрила. Квартира маленькая, район непрестижный, машину (у неё была «Тойота Карина») парковать негде.

Она никогда ничего не готовила дома, Виктор сам покупал продукты на завтрак и ужин, к которым она не притрагивалась, боясь потерять форму. Затем начались обиды на его задержки с работы, длительные командировки. Она недоумевала по поводу его низкой зарплаты, требовала сменить работу. Она не знала, где он трудится, и была уверена, что муж работал каким-то мелким чиновником в одном из министерств. Тесть делал привлекательные предложения, стремясь интегрировать зятя, окончившего экономический факультет МГУ, в свой бизнес. Виктор отказывался.

Периодически Екатерина закатывала скандалы, и они могли не разговаривать неделями. Также неделями она не появлялась дома, утверждая, что жила у родителей. Виктор никогда не проверял, не ревновал, не звонил ни тёще, ни тестю. Его длительные командировки как-то нивелировали ситуацию, но не более. После четырёх лет нерадостного совместного сосуществования он понял – семьи нет, но всё время оттягивал разговор о разводе. Екатерина тоже не поднимала вопрос о прекращении брака.

Всё изменилось после того, как он оказался на больничной койке. Операция была сложной, он долго пролежал в реанимации. Мать с отцом, сестра с мужем и племянник Серёга поочерёдно дежурили у его постели. Свекровь звонила Екатерине, сообщила об операции, но супруга так ни разу его и не навестила, а её родители даже не поинтересовались состоянием здоровья зятя.

Последнее время они, формально оставаясь мужем и женой, совместно не жили и даже не встречались. Екатерина переехала к родителям, иногда, когда Виктор находился в командировках, приезжала ночевать в квартиру или забрать кое-какие свои вещи.

Серёга видел, дядька сейчас где-то далеко. Он не тревожил его, деликатно молчал и мыл посуду. Расставив тарелки в сушилку и заметив, что Виктор закурил вторую сигарету и стал насыпать чай в заварной чайник, Серёга спросил:

– Что, дядька, воспоминания нахлынули? Скучаешь по Екатерине?

Виктор усмехнулся, обнял племянника за плечи, усадил рядом с собой.

– Нет, брат, не скучаю, но воспоминания нахлынули, здесь ты прав. В мемуарах Талейрана как-то прочитал: «Брак – такая чудесная вещь, что нужно думать о ней всю жизнь». Из песни, дорогой мой, слов не выкинешь. Так что, Серёга, не спеши с этой чудесной вещью.

– А я и не спешу. Я тоже вычитал у Жорж Санд, что брак без любви – это пожизненная каторга. Нет, дядечка, я торопиться не буду. Я пока все свои творческие силы приложу к поиску той единственной, которая полюбит моего дядьку и станет ему незаменимой и преданной и в любви, и в горе.

Оба долго смеялись, а потом обсуждали детали будущей рыбалки.

В субботу, в шесть утра, Самаров заехал за племянником, и они отправились на такую долгожданную рыбалку. Пруд и вправду оказался замечательным. Отгороженный от Протвы густыми зарослями ивняка, он имел размеры примерно пятьдесят на пятьдесят метров. С западной стороны кто-то положил на два понтона настил из досок, сделав, таким образом, прекрасное место для ужения. А ещё сердобольные рыбаки соорудили для удобства две скамейки. Осмотрев всё это хозяйство, Виктор сказал:

– Неплохое место, Серёга, поглядим, где твой карась, – он бросил племяннику ключи от старенькой «Мицубиси Паджеро». – Подгони машину, будем разгружаться.

Было прекрасное августовское утро. В ивняке щебетали пичужки, на верхушке берёзы трещала скандальная сорока, недовольная присутствием чужаков. В небе, прямо над прудом, медленно нарезал круги сокол сапсан. Ни ветерка, вода в пруду спокойная. Виктор достал из ведра заранее приготовленные колобки карасёвой прикормки и вместе с Серёгой стал бросать их метров на десять от пристани. Наладив удочки, уселись на скамейки и молча уткнулись взглядами в красные головки поплавков.

Первая удача выпала племяннику. Серёга ловко подсёк и вытянул на настил довольно приличного, грамм на триста, карася.

– Гляди, дядька, какой красавец! – бурно радовался Серёга. – Я же тебе говорил, здесь классный карась!

– Да помолчи ты, оглоед, – ревниво осадил Виктор, – всю рыбу перепугаешь.

Одну за другой Серёга вытянул три рыбины, а потом, часов в восемь, клёв прекратился. Вдруг позади рыбаков раздался подозрительный шорох. Разом обернувшиеся, Сергей с Виктором наблюдали такую картину: маленькая серая кошка уселась рядом с ведром, в котором плескались караси, и жалобно, с хрипотцой, мяукала.

– Серёга, дай кошке рыбку.

– Обойдётся, самим мало.

– Дай, не жмись, видишь, она беременная, надо подкормить бедолагу. Ещё наловим.

Сергей выбрал карася помельче, но всё равно довольно крупного в сравнении с небольшой кошкой, и положил его на настил. Кошечка ловко схватила зубами прыгавшую рыбу за голову и оттащила её в траву. Раздался хруст, и минут через пять от карася не осталось даже хвоста.

– Вот, Серёга, – засмеялся Самаров, – может, ты спас от голодной смерти целое потомство знаменитой серой русской кошки. Ладно, давай подкормим карася и сами кофейку выпьем.

Около десяти утра разразился дикий клёв. Наши рыбаки не успевали менять червя. Карась был отменный – в полторы ладони, серебристый, с золотой полоской вдоль спины. К полудню клёв вновь прекратился. Новая подкормка не помогла.

– Ну что, Серёга, подождём – или домой?

– Ещё чего, – заартачился азартный племянник, – надо подождать. Явно ещё наловим.

Посчитали улов. В ведре оказалось двадцать два карася.

– Вот, Серёга, мамаша твоя, сестрица моя любимая, обещала карася в сметане пожарить. Ты, небось, такого блюда отродясь не пробовал? Язык проглотишь.

– Это уж точно, такого ещё не ел. Ну как рыбалочка, хороша?

– Молодчага, очень тебе благодарен. Давай перекусим и ещё порыбачим. Может, вновь клевать начнёт.

Когда Самаров стал раскладывать на скамейке пластиковые контейнеры с бутербродами и помидорами, подкатил знакомый чёрный «Форд Мондео». Из машины выскочил дежурный по управлению капитан Селезнёв и закричал:

– Ну, наконец! Еле вас нашли, товарищ подполковник. Собирайтесь, генерал вызывает.

Самаров безрадостно взглянул на озадаченного племянника.

– Вот и порыбачили. Ладно, служба есть служба. На, Серёга, ключи от машины, куда поставить, знаешь. Маме скажи, возможно, вечером заеду. Ну, бывай, старина, ещё раз спасибо за отличную рыбалку.

2

До Москвы домчались быстро. Благо была суббота. Но иногда Михалыч, неизменный водитель «дежурки», всё же выставлял левой рукой мигалку на крышу, включал противно лающую сигнализацию, и «форд», нагло маневрируя, проскакивал на красный свет. Гаишники (прошу прощения, инспектора дорожно-патрульной службы) знали машину и никак не реагировали на служебное хулиганство Михалыча.

Совещание ещё не начиналось. Самаров зашёл в кабинет начальника управления, поздоровался с присутствующими и занял стул в правом углу так, чтобы видеть всех, а его мог видеть только хозяин кабинета. Первое, что бросилось в глаза – состав участников. Были только начальники отделов, генералы и полковники, причём трое из другого управления. «Странно, – подумал Самаров, – я ведь только начальник группы, подполковник. Очень странно. Видать, нешуточный шухер».

В кабинет вошёл начальник управления, сорокапятилетний генерал-лейтенант, среднего роста, худощавый, в отлично скроенном костюме тёмно-серого цвета. Галстук, как сейчас модно в Кремле, был вишнёвого цвета.

– Товарищи офицеры! – подал команду замначальника управления.

Присутствовавшие встали.

– Здравствуйте, товарищи, – сухо произнёс начальник, заняв своё кресло, – прошу садиться.

Он быстро оглядел участников совещания, раскрыл лежавшую перед ним папку, достал из неё один лист.

– У нас ЧП. Один из ответственных работников Департамента бюджетной политики в сфере государственной военной и правоохранительной службы и государственного оборонного заказа Министерства финансов снял копии документов под грифом «особой важности» из секретных приложений к федеральному бюджету и с флеш-картой вчера убыл за границу, якобы в отпуск. Скажу одно, если документы попадут в руки наших заклятых «друзей» в западных спецслужбах, это обернётся катастрофой. Руководство Службы считает случившееся крупнейшим провалом в нашей работе. На всё про всё нам дана неделя. Ни днём больше. Дальше, сами понимаете, последуют соответствующие выводы и оргштатные решения.

«Ну и дела! – думал Самаров. – Генерал, конечно, преувеличивает на свой счёт. Он назначен начальником управления всего-то две недели назад, причём из другого департамента Службы, за это время дай бог с кадрами познакомиться… Но пройдёт ещё две недели, и руководство не вспомнит об этом, выкатят ему по полной».

– Теперь о конкретных вопросах, – генерал вынул из папки несколько фотографий, передал их присутствовавшим. – Подозрения падают на заместителя начальника отдела упомянутого мною департамента Минфина Шеликова Геннадия Петровича, крупного специалиста в сфере госфинансирования военно-промышленного комплекса.

Самарова будто пронзило током. Он почувствовал, как моментально вспотел, как заныло в висках и засаднили раны на спине, столкнулся глазами с брошенным в его сторону жёстким взглядом начальника управления. Виктор опустил глаза, стал рассматривать фотографию с таким знакомым ему лицом. Генерал продолжил:

– По данным кадровой службы Минфина, Шеликов по графику должен отправиться в очередной отпуск в ноябре, но внезапно упросил своё руководство и получил две недели сейчас, в августе. Вчера он вылетел из Шереметьева рейсом в Ларнаку.

– На Кипр? – спросил один из офицеров.

– Да, на Кипр. Самолёт прибыл в аэропорт Ларнака вовремя, без задержки. Наши сотрудники установили, что Шеликов прошёл паспортный контроль и на такси убыл в неизвестном направлении. Алексей Михайлович, – генерал обратился к своему заместителю, – продолжайте.

– Принято решение создать оперативно-разыскную группу в составе офицеров нашего управления и управления спецмероприятий. – Генерал-майор Евдокимов говорил спокойно, лаконично, без всякого пафоса. Со стороны могло показаться, что такими неординарными вопросами он занимается ежедневно, без перерыва на отдых. На самом деле так оно и было в течение сорока лет его нелёгкой службы. – Все подразделения управления оказывают группе полную поддержку и помощь. На время операции в управлении вводится особый режим, отменяются выходные дни, сотрудники отзываются из отпусков, усиливается дежурная часть, устанавливается наружное наблюдение за родственниками, коллегами и друзьями подозреваемого, их телефоны ставятся на прослушку. В квартире Шеликова устанавливаются скрытые камеры наблюдения и микрофоны. Пограничным органам в аэропортах, морских портах, на автотранспортных и железнодорожных переходах поручено отслеживать и передавать нам информацию о попытках перемещения через границу родственников, коллег и друзей Шеликова. Опергруппе в срок до 14.00 представить план оперативно-розыскных мероприятий, до 15.00 оформить командировочные удостоверения и получить командировочные в бухгалтерии, в 17.45 вылет в Ларнаку.

– Вопросы есть? – спросил начальник управления. – Вопросов нет. За работу. Все свободны. Прошу остаться подполковника Самарова и вас, товарищ полковник, – обратился он к одному из старших офицеров управления специальных мероприятий. Замначальника управления остался тоже.

– Самаров, присаживайтесь поближе. А что это вы так вынарядились, будто на фронт собрались? Камуфляж, похоже, пограничников? – спросил начальник управления.

– На рыбалке я был, товарищ генерал. А камуфляж погранцы подарили в Таджикистане.

– Понятно, – усмехнулся генерал. – Скажите, Виктор Степанович, вы ведь знакомы с нашим героем? Мне доложили, вы учились вместе?

Трудно было понять, что больше звучало в словах генерала – профессионального любопытства или подозрения, изначального недоверия. Самаров это понял и, подумав секунду, собрался и уверенно ответил:

– Да, товарищ генерал, мы учились в одной группе на экономическом факультете МГУ. Считаю его не просто однокашником, но другом и единомышленником.

Правая бровь генерала пошла вверх. С нескрываемой иронией он продолжил:

– Ну и что вы скажите по поводу такого поступка вашего друга и единомышленника?

– Он этого сделать не мог. Ни при каких обстоятельствах. Он в такие игры не играет. Давайте позвоним ему. Узнаем, где он.

– Звоните.

Самаров достал айфон и набрал номер Шеликова. После длительных сигналов женский голос автомата сообщил: «Абонент недоступен».

– Он явно сменил сим-карту МТС на кипрскую, – сказал Самаров.

– Виктор Степанович, – мягко вступил в разговор замначальника управления генерал-майор Евдокимов, – все факты говорят об обратном. Шеликов планировал отпуск осенью. Внезапно он обращается к своему руководству с просьбой дать ему две недели в августе, с ним соглашаются, и замдиректор его департамента подписывает приказ об отпуске. В тот же день он приобретает билет на рейс Москва – Ларнака. Опять же в тот же день он письменно просит своё руководство разрешить ему поработать с документами под грифом «особой важности» – и получает такое разрешение. Точнее – с документами об объёмах финансирования конкретных программ производства новейшей боевой техники на три года. Установленная в помещении для работы с секретными документами аппаратура зафиксировала наличие в кармане Шеликова флеш-накопителя. Через два дня, то есть вчера, Шеликов вылетел на Кипр. Виктор Степанович, вы ведь профессионал и должны понимать – такие совпадения не бывают случайными.

Наступило молчание. Все пристально глядели на Самарова. Тот вновь повторил:

– Это не Геннадий. Там работал кто-то другой. Этот другой и подставил Шеликова. А в том самом кабинете есть камера наблюдения?

– Увы, – развёл руками генерал Евдокимов, – мы по этому вопросу ещё серьёзно разберёмся с нашим куратором Минфина.

– Вам, подполковник, и карты в руки, – начальник управления протянул Самарову документ, – это приказ о вашем назначении руководителем опергруппы, подписывайте.

Самаров внимательно прочитал приказ и поставил свою подпись. Генерал серьёзно, уже без иронии сказал:

– Мы знаем вас, Виктор Степанович, как одного из самых опытнейших сотрудников управления. За вашей спиной не одна успешная операция. Вы, как никто другой, сумеете найти Шеликова на этом маленьком острове, задержать его и доставить в Центр. А мы здесь разберёмся, он изменник Родины или кто иной. Руководство Службы вашу кандидатуру утвердило.

Генерал сделал паузу, и вновь его жёсткий взгляд вцепился в Самарова.

– Предупреждаю, в случае, если Шеликов будет вашей группой обнаружен, а вы дадите ему скрыться, последствия для вас станут незамедлительными и решительными.

Самаров за свою службу повидал всякое. Были победы и поражения, выговоры и поощрения, государственные и ведомственные награды, много несправедливости со стороны руководства, но никто и никогда не сомневался в его честности и порядочности. Слова генерала оскорбили его, и он, никогда не боявшийся несправедливых упрёков начальства, встал и заявил:

– В таком случае, товарищ генерал-лейтенант, считаю необходимым отказаться от выполнения приказа, прощу дать мне чистый лист бумаги и ручку, при вас напишу рапорт об увольнении.

Замначальника управления изменился в лице. Он тоже встал, положил руку на плечо Самарова, силой усадил того обратно на стул и с горчинкой в голосе сказал:

– Ты, Виктор Степанович, не горячиться должен, а идти составлять план работы группы, времени до отлёта у вас в обрез. Товарищ полковник, – обратился Евдокимов к присутствовавшему офицеру, – отправляйтесь с Самаровым.

Когда начальник управления и его зам остались вдвоём, Евдокимов с нескрываемым укором сказал:

– Зря ты, Анатолий. Я тебя ещё в молодости, когда ты пришёл ко мне в отдел лейтенантом, учил – людей надо проверять, но проверенным доверяй, иначе не будут доверять тебе. Самаров – парень проверенный, калач тёртый. Два ордена Мужества. Медали «За отвагу», «За заслуги перед отечеством» второй и первой степени с мечами. Это тебе не хрен собачий… За сорок лет службы я, как ты знаешь, всяких насмотрелся. Этот парень наш в доску.

Начальник управления напряжённо глядел в окно. Он всё понимал, чувствовал свой прокол, но начальственный гонор брал своё.

– Он должен исполнять приказы, а не рассуждать и не думать об ошибках начальства.

– А начальство, что, Господь Бог? Оно, что, не ошибается? Возможно, Самаров и не прав, но разве его версия не заслуживает внимания? Наша задача проверить все имеющиеся версии. Ведь вполне вероятно, нам этого Шеликова подставили, а настоящий преступник будет насмехаться над нашей глупостью. И потом, Анатолий Павлович, офицер-чекист – не армейский прапорщик в казарме. Что значит – исполнять и не рассуждать? Наша работа как раз и состоит в сборе, анализе и систематизации фактов, деталей, нюансов, мелочей. Самаров это умеет. Кстати, ты знаешь, за что он получил свой второй орден Мужества?

– Нет.

– Он был направлен в Сирию. Это была его вторая командировка туда. Мы подозревали, что в сирийской контрразведке сидел предатель, ряд наших совместных с сирийцами военных операций оказались провальными. Из Министерства обороны для разбора полётов была направлена группа во главе с генерал-майором. Самаров со своими ребятами осуществлял контрразведывательное обеспечение работы армейцев. Генерал с нашими и сирийскими офицерами выехали осмотреть место гибели российских спецназовцев, попавших в засаду по наводке. И все они тоже попали в засаду. Их окружили, и генерал с охраной три часа отбивались от игиловских боевиков. Самаров с помощью своего агента – сирийца-копта – всё же взял предателя, тот на допросе сознался и рассказал о засаде. Самаров, его помощник и десять бойцов из военной полиции на трёх БТРах прорвали окружение, вызволили наших и сирийских офицеров, оставили на месте боя пятьдесят «двухсотых» игиловцев и захватили трофеи. Самаров тогда был ранен в спину осколками гранаты, но всё обошлось, парень он крепкий. Вот такие сотрудники, дорогой Анатолий Павлович, служат под твоим руководством.

Мало кто знал, что пришлось испытать Виктору Самарову за свою не очень продолжительную карьеру контрразведчика. Даже лучший друг Генка Шеликов не знал всего.

Когда Виктор учился на пятом курсе университета, его однажды пригласили в кабинет декана факультета, но декана он там не обнаружил. За приставным столом сидел незнакомый мужчина средних лет. Был он невысок ростом, худощав. Тройка серого цвета, белая рубашка и серый галстук говорили о том, что он не из профессорско-преподавательского состава факультета. Профессура любила дорогие костюмы и яркие галстуки, а доценты и молодые ассистенты, стремившиеся, видимо, показать свою демократичность, часто щеголяли в свитерах и пуловерах.

Мужчина поздоровался с Виктором за руку, улыбнулся и представился сотрудником Федеральной службы безопасности России. Минут десять он расспрашивал Виктора об учёбе, о заграничной практике, о планах на будущее. Вскользь упомянул о том, что хорошо знает и уважает мужа старшей сестры Виктора, служившего старшим следователем по особо важным делам в Главном управлении МВД по Москве. Поговорили о волейболе, мужчина, как и Самаров, тоже увлекался этим видом спорта.

После того как мужчина представился, Самаров слегка встревожился, не очень понимая, отчего оказался в фокусе внимания органов госбезопасности. Он наскоро пролистал в уме свои заграничные практики, не случилось ли с ним там чего-нибудь криминального. Нет, там всё было чисто. Ни с какими оппозиционерами в связях он не состоял, антигосударственных речей нигде не произносил, контрабандой и валютными махинациями не занимался.

Его отец, инженер-метростроевец, и мать, врач-терапевт, воспитывали детей в любви, но в строгости. Дядя, брат отца, полковник армейского спецназа в отставке, ветеран боевых действий в Анголе и Афганистане, и родители с младых ногтей вложили в Виктора и сестру чувство глубокого патриотизма, любви и преданности Родине. Именно поэтому Виктор абсолютно спокойно относился к возможному призыву в армию после окончания университета. В отличие от большинства парней его курса, он с интересом и удовольствием пошёл учиться на военную кафедру и с нетерпением ожидал того момента, когда после получения университетского диплома ему присвоят звание лейтенанта запаса, и он гордо положит перед дедом и отцом зелёное офицерское удостоверение.

Когда же представитель ФСБ стал говорить на совсем отвлечённые темы, убаюкав, таким образом, внимание студента, Самаров вообще успокоился. И вдруг чекист задал вопрос:

– Виктор Степанович, не хотите попробовать послужить Родине в органах контрразведки?

Самаров опешил, он не ожидал такого поворота. Он честно в этом признался:

– Видите ли, я уже в некотором роде спланировал свою жизнь на ближайшие десять лет. Мне предложили работу в одном из академических институтов, я собираюсь поступать в заочную аспирантуру, готовить диссертацию о новых трендах в мировой валютной системе.

– Уверяю вас, работа у нас не менее интересна, чем в академическом институте. А заниматься наукой вам никто не запретит, только поощрят. Подумайте, мы вас не торопим.

Вечером Виктор поехал к дядьке за советом. За чаем и пирогами с капустой ветеран сказал:

– Витя, надо соглашаться. Тебя выбрали не случайно, ты хороший и умный парень. Таким, как ты, можно доверить Родину защищать.

Потом была интересная учёба в академии ФСБ. Знания, приобретённые там, часто были глубже, интереснее и революционнее в научном плане, нежели те, что почерпнутые в университете. Свой английский он отточил до совершенства, и многие англичане, с кем ему в будущем приходилось общаться, утверждали, что Виктор родом либо из Уотфорда, либо из Гилфорда, на худой конец. Академию он окончил с отличием.

Начальство решило, что выпускник академии ФСБ должен вначале послужить в силовом подразделении, и молодого лейтенанта Самарова направили в Антитеррористический центр. В сентябре 2004 года он в составе оперативной группы принял участие в ликвидации бандформирования, стремившегося вывезти за границу значительную сумму в валюте и слитки золота. Банда, состоявшая из дагестанских, чеченских и арабских боевиков, укрылась в небольшом дагестанском селении, расположенном в устье реки Самур. Террористы подготовили моторный катер, загрузили его и планировали выйти в Каспийское море. На азербайджанском берегу их ожидали сообщники.

Окружив дом, в котором базировалась банда, оперативники ФСБ предложили террористам сдаться, но те в ответ открыли огонь из стрелкового оружия и гранатомётов. Бандиты сопротивлялись отчаянно и постепенно продвигались к пристани, где стоял наготове катер. Самаров попросил у командира группы разрешение пробраться к катеру и подорвать его. Майор на минуту задумался, стоит ли рисковать жизнью новичка, но увидев решительный, но с хитрецой взгляд лейтенанта, дал согласие.

Самаров, прихватив с собой два РПГ-18 «Муха», скатился по скользкому каменистому берегу к реке и, таясь за остовом сгнившей лодки, подобрался к катеру на расстояние пятидесяти метров. Он видел, как двое бандитов устанавливали пулемёт на борту катера, и что они его заметили. Пули застучали по доскам отслужившей свой век лодки, выбивая из них фонтаны гнилой трухи. И одна из них всё же достала Виктора. Вначале он почувствовал тупой удар в левое плечо, затем жжение, но раной заниматься было некогда. Заряд первой «Мухи» уничтожил пулемётный расчёт бандитов и повредил надстройку катера. Вторая «Муха» пробила борт судна и, видимо, зацепила бак с горючим. Когда дым и брызги воды от взрыва рассеялись, Самаров увидел полузатонувший горящий катер.

С радостным чувством выполненного долга, позабыв о ране, Виктор выбрался к пристани, занял позицию за грудой пустых бочек и открыл огонь из автомата по бежавшим к реке бандитам. За тот бой Самарова наградили медалью «За отвагу».

В 2012 году группа под командованием майора Самарова была направлена в Сирию. Руководство поставило задачу взять несколько «языков» из состава террористических формирований ИГИЛ[1] и постараться выявить на западе Сирии центры подготовки террористов, в которых проходили обучение прибывавшие из республик Средней Азии и Северного Кавказа.

В ходе кропотливых оперативно-разыскных мероприятий группе Самарова удалось обнаружить несколько таких центров, а один из них совместно с подразделением Сил специальных операций взять штурмом и разгромить. Захваченные в ходе боя террористы из бывших республик СССР были отправлены в Москву. За эту сирийскую командировку Самарову вручили первый орден Мужества.

Потом были другие государственные и ведомственные награды, но свои первую медаль и первый орден Самаров ценил особо.

3

За три с половиной часа полёта Самаров передумал о многом. В опергруппу кроме него включили ещё трёх сотрудников. Двое были своими, офицерами его группы в управлении, ребята проверенные, надёжные.

Майор Александр Жуков (позывной «Жук»), тридцать четыре года, окончил Российский экономический университет («Плехановку») по специальности «экономическая безопасность», вместе с Самаровым учился в академии ФСБ. Шатен, среднего роста, жилистый, очень сильный; лицо простое, незапоминающееся, глаза с хитринкой. Был настоящим волкодавом в деле поиска и возвращения украденных бюджетных денег. Свободно владел английским, сносно говорил по-арабски. В последней командировке в Сирии именно он дотащил раненого Самарова до БТРа, затолкал командира в люк и, сидя на броне, прикрывал огнём из пулемёта отход из окружения. За тот бой он тоже получил орден Мужества и майорскую звезду. Самаров был крёстным отцом у Ваньки, сынишки Жукова.

Интересно, что в отличие от Самарова Жуков ещё в школе грезил подвигами, мечтал стать офицером-пограничником, ловить всяких преступников. Он был прекрасным спортсменом; в выпускном классе одержал победу на городской олимпиаде по английскому языку, и подав документы в Голицынский пограничный институт ФСБ России, был уверен, что поступит туда наверняка. Наверное, так бы оно и вышло. Но надо же было такому случиться – за неделю до отъезда в Голицыно Саша на тренировке сломал руку. Рухнули все планы. По совету родителей, чтобы не терять год, он подал документы в «Плехановку».

Перед защитой дипломной работы с Жуковым, как в своё время и с Самаровым, имел беседу офицер ФСБ. Жизнь наконец вывела Сашу на ранее выбранный им путь. А дальше, как положено, была академия ФСБ, где Жуков познакомился с Самаровым, были командировки на Северный Кавказ, в Таджикистан, Ирак и Сирию. Он был отличным оперативником, о чём свидетельствовали многие ведомственные и государственные награды.

Владение арабским языком привело его в группу под началом Самарова. Жуков с Самаровым были не просто сослуживцами, коллегами по трудной работе, они стали друзьями. И там, в Сирии, в ходе страшного боя с игиловцами, Жуков спасал раненого Самарова не просто как командира, но как лучшего и самого преданного друга.

В отличие от Самарова и Шеликова, личная жизнь Сашки Жукова сложилась удачно. Будучи слушателем академии ФСБ, он познакомился с прекрасной девушкой, медсестрой ведомственной поликлиники, которая, став его женой, не разочаровалась в полной трудностями жизни, ни разу не упрекнула его за частые и длительные командировки. Вскоре в семье появился всеми обожаемый Ванька.

Капитан Жора Заверяев (позывной «Зверь») был полной противоположностью Жука. Тридцать лет. Высокий, физически очень развитый красивый блондин с голубыми глазами и милым, приветливым лицом. За всем этим скрывались тонкий аналитический ум, выдержка, такт и могучая сила воли.

Жора родился и вырос в семье учёных. Его мать, микробиолог, работала в академическом институте, а отец, доктор геолого-минералогических наук, считался одним из крупнейших специалистов в области сейсмологии. Родители мечтали видеть сына тоже учёным, но сын, примером для которого был дед, отставной военный, служивший в тыловых подразделениях, решил стать офицером-тыловиком. Начитавшись литературы о хорошо организованном тыле как главном условии непобедимости армии, Жора со свойственным ему напором пошёл в наступление и победил сомнения родителей и насмешки приятелей.

Зверев окончил финансово-экономический факультет Военного университета. Свободно владел английским и французским. После двух лет службы аудитором в штабе тыла Центрального военного округа был приглашён на работу в Службу, и после окончания академии ФСБ попал в группу Самарова.

В управлении его считали одним из лучших специалистов по выявлению запутанных схем незаконного увода от налогов в оффшоры части балансовой прибыли ряда крупнейших российских хозяйственных структур. Он неоднократно участвовал в поисках и задержаниях пытавшихся бежать за границу крупных жуликов и их подручных.

По мнению Самарова, был у Зверя один недостаток – где бы он ни появлялся, вокруг него тут же скручивался женский клубок. Правда, начальство считало это явление плюсом в работе. Возможно, так оно и было, ведь недаром большинство работавших на Зверя агентов были женщины.

Прикомандированного к группе майора Бориса Колпакова (позывной «Клык») Самаров не знал. Тридцатипятилетний крепыш невысокого роста с коротко стриженным «ёжиком» на крупной голове, скуластым лицом, волевым подбородком и маленькими, глубоко посаженными карими глазами, был похож на характерного актёра из «Бандитского Петербурга». Между тем он, по словам генерала Евдокимова, после окончания Санкт-Петербургского государственного университета стажировался в университете Лос-Анджелеса по истории американской литературы XIX века, прекрасно говорил по-английски, был воспитанным человеком и толковым сотрудником. Как бы то ни было, Самаров понимал – Клык включён в опергруппу не только для оказания физической поддержки и поисковых действий, но и для надзора за ним, Самаровым. Ну что же, система есть система, обижаться на неё бессмысленно. Не обижается же он на систему эту за данный ему позывной – «Сёма». Ну, надо же такой позывной выдумать! Просто срам!

По утверждённому плану оперативно-разыскных мероприятий в случае необходимости им должны оказать содействие сотрудники резидентуры на Кипре. Контактное лицо в резидентуре – позывной «Грач».

Алексей Михайлович Евдокимов передал Самарову три связки ключей от машин, припаркованных на главной автостоянке аэропорта Ларнака. Жукову достался «Мерседес С200», Заверяеву – «Ауди Q3», Самарову – «Мерседес ML350». Майор Колпаков должен был неотлучно находиться с Самаровым, поэтому машина ему не полагалась. Автомобили были свежие, не наёмные, приобретённые у частных лиц, с кипрскими госномерами. Самаров внутренне поблагодарил замначальника управления и неведомого Грача за внимание к группе – невысокому ростом Жукову достался седан, рослым Заверяеву и Самарову – внедорожники.

Самаров убедил руководство в том, что поиск нужно начинать в Лимассоле. Шеликов много раз там отдыхал и прекрасно знает город. Он, как и Самаров, заядлый рыбак и всякий раз, прилетая на Кипр, отправлялся в рыбацкую деревню Зиги, неподалёку от Лимассола, упрашивал какого-нибудь рыбака взять его в свою лодку на ночную рыбалку. Кроме того, у него в Лимассоле появилась пассия, молодая красивая брюнетка Вера, сотрудница главного офиса банка RCB. Её телефон у Самарова был. Но о Вере Самаров ничего не сказал начальству. Обойдутся.

Шеликов всегда селился в дорогих пятизвёздочных отелях на восточной окраине Лимассола. Он мог себе это позволить, вернее зарплата позволяла. Кроме того, в четырёх звёздах селились, как правило, туристы из Англии. А жить рядом с ними, если кто-нибудь когда-либо это испытал на себе, было сущей мукой. Приезжающие на отдых «бритосы» весь год копили деньги там у себя, на своём прохладном и сыром острове, чтобы, прилетев на остров тёплый, оторваться по полной. Они не ходили в музеи, их не интересовала история и культура Кипра, они были равнодушны к художественным салонам (если честно, там, правда, ничего выдающегося и не было)… Англичане поздно вставали, медленно ползли на завтрак, съедали всё подряд, что предлагал «шведский стол» в ресторане, выпивали пару бутылочек пива, и так же медленно, будто усталые лошади, тащились на пляж. До обеда они жарились под злыми лучами немилосердного солнца, периодически заказывая новые бутылки пива, изредка окунались в ласковые волны тёплого и прозрачного Средиземного моря.

Во время обеда пиво лилось ручьём, а потом они с пунцовыми лицами вновь шли на пляж. Вечером же, после ужина, у сыновей и дочерей Туманного Альбиона начиналась настоящая праздничная жизнь. Они плотно занимали все места в барах и методично, час за часом, накачивали себя виски, джином, ромом, периодически полируя всё это пивом, и часам к десяти те мужчины и женщины, кто ещё держались на ногах, растекались по территории отеля и громко запевали то ли народные, то ли боевые песни.

Отдыхающие были в ужасе, жаловались менеджерам отеля, самые дерзкие вызывали полицию. Но ничто не помогало. Менеджеры, опасаясь потерять многочисленную британскую клиентуру, на всё закрывали глаза. Полиция же только улыбалась и отвечала недовольным отдыхающим в том духе, что криминала, мол, нет, значит, нет и причин для беспокойства.

Нет, в четырёх звёздах Геннадий селиться не мог. На восточной окраине Лимассола располагались лучшие пятизвёздочные отели. Самаров знал, что его друг останавливался и в «Four Seasons», и в «Amathus», и в «The Royal Apollonia», и в «Grand Resort»… Но чаще всего он селился в старом и уютном, с отличным пляжем и прекрасной кухней отеле «St Raphael», откуда до рыбацкой деревни Зиги по старой дороге на Ларнаку рукой подать. Дважды в этом отеле бывал и Самаров. Один раз со своей бывшей женой. В другой раз с Шеликовым.

Вот тогда они порыбачили! Прямо у отеля. Ночью в море был шторм, и волны порвали сетевое ограждение питомника, в котором киприот-рыбозаводчик разводил сибаса и поставлял рыбу в рестораны города. Свободный от пут сетей сибас стаями рванул к берегу, где его поджидали десятки рыбаков. Это был праздник праздников! Самаров с Шеликовым натаскали на поплавочные удочки штук сто рыбин размером с хорошего леща, до отвала накормили полчища вечно голодных местных кошек, остальное передали в один из ресторанов отеля.

В новом дорогом отеле «Amara» и в реконструированном «Park Lane» Геннадий вряд ли мог поселиться. Он не любил новое в отелях – безвкусицу и запахи красок, лаков, кожзаменителей, и ещё чего-то такого, что всегда его раздражало. Надо начинать с «St Raphael». По просьбе руководства управления Грач и забронировал Самарову и Колпакову два одноместных номера в этом отеле. Жуков поселится в «Grand Resort», что рядом с «St Raphael», а Жора Заверяев в «Amathus».

Виктор отказался от предложенного обеда и попросил стюардессу принести только кофе и какой-нибудь сухой кекс. Он никогда не ел перед дорогой и в дороге. По старому боевому опыту. От этой аэрофлотовской пищи живот мог прихватить в самый неожиданный момент. Отпивая маленькими глоточками горький кофе, он обдумывал случившееся.

Генку Шеликова он знал уже двадцать лет, с того момента, когда их группу первокурсников, только поступивших на экономический факультет МГУ, отправили на картошку в Коломенский район. Ехали, правда, добровольно, деканат никого не принуждал, но случилось так, что почти вся группа оказалась в добровольцах. Всем хотелось чуть-чуть продлить безмятежное, уходящее полудетство-полуюношество. Хоть на месяц хотелось задержать аудиторную обязаловку.

Весёлое это было время, задорное, озорное. Погода стояла тёплая, работали много, ежедневные планы по уборке картофеля перевыполняли. Кормили ребят на убой. По приказу директора сельхозкооператива раз в неделю на кухню привозили тушу бычка, через каждые три дня – поросёнка, а сколько съели петухов, индюков и уток, и не сосчитать. Мальчишки ходили довольными, столько мяса ещё никто из них не ел, хотя в группе ребята были в основном не из простых семей, с достатком. Только девчонки капризничали: боялись набрать вес и потерять свою привлекательность.

По вечерам, как водится, устраивали танцы, пели песни под гитару, читали стихи, пекли вёдрами картошку и говорили, говорили, спорили и спорили… В этих нескончаемых разговорах и спорах Виктор и Геннадий нашли друг друга. Оказалось, оба любят Чехова, Булгакова, Ефремова, Пикуля, Пушкина, Тютчева, Ахматову. Оба считали творчество Достоевского мрачным, смеялись над поэзией Маяковского, с подозрением в неискренности относились к Солженицыну. Оба обожали Высоцкого, Визбора, Окуджаву, Олега Митяева и сдержанно принимали песни Галича, Розенбаума, Сергея Никитина. Они насмехались над попсой, совершенно не знали современного российского и зарубежного рока. Их кумирами оставались The Beatles, The Rolling Stones, Pink Floyd, Deep Purple…

Ребята и особенно девчонки их группы поначалу считали друзей старомодными, отсталыми, смеялись над ними, но к концу третьего курса всё изменилось. На факультете Шеликов и Самаров слыли не только лучшими студентами, но воспитанными и высокообразованными парнями с хорошим вкусом, истинными джентльменами. Если ко всему этому добавить физическую форму (оба занимались волейболом) и рост (Шеликов был на пару сантиметров ниже Самарова), станет понятно, отчего так часто замирали девичьи сердца при встрече с этими красавцами.

Надо признаться, друзья не были распущенными циниками, но и к скромникам не относились. Подружек у них было достаточно. Влюблялись, расставались, вновь встречались… Возили партнёрш на родительские дачи, периодически снимали комнаты для интимных встреч… Бог миловал, в кожно-венерический диспансер не попали ни разу.

На третьем курсе Генка предложил Самарову подработать. Они сходили в ассоциацию малого бизнеса и вскоре трудились бухгалтерами. Геннадий у частного предпринимателя, занимавшегося перевозками продуктов в магазины города, а Виктор в небольшом ООО, выпускавшем мебельную фурнитуру. Предприятия были маленькими, оборот небольшой, и бухгалтерия оказалась несложной. Пообвыкнув, друзья стали вести бухгалтерию ещё в нескольких организациях, трудясь по вечерам и ночам. Зато обрели финансовую самостоятельность, гордо отказались от родительского вспомоществования, а главное – обросли знакомствами, познавали мир бизнеса в его положительных и отрицательных аспектах, впервые столкнулись с такими инфекциями, как взяточничество, кумовство, лоббизм в органах государственного и муниципального управления.

Друзьям везло. Всё у них получалось – и учёба, и работа, и спортом занимались, и в театры регулярно ходили, на выставки, любили бродить по залам Третьяковки, Пушкинского музея, периодически выбирались в Питер, чтобы насладиться полотнами мастеров в Русском музее и богатством мировой культуры в Эрмитаже. Оба по три раза побывали на практике и стажировке за границей – Генка дважды в США и в Англии, Виктор в Германии, Англии и Дании. Английский язык стал для них чуть ли не вторым родным. Но Шеликову он сыграл и роковую роль.

На четвёртом курсе в их английской языковой группе появилась новая преподавательница дисциплины «лексика англосаксонского банковского бизнеса». Девушка оказалась что надо: яркая блондинка, стройная, грациозная… После МГУ окончила магистратуру в Кембридже, стажировалась в ЮНЕСКО. Елена (так звали красавицу) была на пять лет старше наших друзей, мужа и детей не имела, происходила из семьи потомственного дипломата, родилась в Канаде. В общем, Гена Шеликов влюбился в неё по самые уши. Роман был бурным, отношения страстные, взаимная ревность удушливой… Уже работая ведущим специалистом в Минфине, Генка сделал Лене предложение и привёз её знакомиться со своими родителями.

Семья у Гены была интеллигентная: отец, профессор МГУ, крупный специалист по истории внешнеторговой деятельности России, мама – театральный художник-декоратор. Именно она снабжала друзей пригласительными билетами на различные художественнее выставки. По словам Генки, знакомство прошло хорошо, родителям Лена понравилась. Это – по словам Генки. А через несколько дней Виктор, не сумев дозвониться, как-то вечером заскочил к другу, но дома его не нашёл. Екатерина Владимировна, мама Генки, считавшая Самарова своим вторым сыном, оставила его пить чай. Виктор спросил её о знакомстве с невестой.

– Знаешь, Витенька, – с грустью отвечала Екатерина Владимировна, – Лена всем хороша. Но поверь мне, счастья в этом браке не будет. Лена – человек публичный, ей нужно общество, она гиперкоммуникабельна. Ей требуются нескончаемые комплименты, восхищения… А ты Генку знаешь, как никто другой. Он человек домашний, не любит шумных компаний, застолий, всяких презентаций и биенале. Кроме всего прочего, он страшный ревнивец, это погубит его.

К сожалению, так и случилось, мама была права. Всё, казалось, у молодых было – прекрасная трёхкомнатная квартира на Малой Дмитровке, загородный дом Лениных родителей, старая уютная дача родителей Геннадия, два автомобиля (у Лены – «Ниссан Х-Трэйл», у Гены – «БМВ Х5»), подаренные родными на свадьбу. Зарплата мелкого чиновника была маленькой, но Генка втайне, нарушая закон о госслужбе, подрабатывал, денег вполне хватало. В первые годы совместной жизни они много путешествовали. Отдыхали в Турции, Египте, Греции, на Кипре, мотались на сезонную распродажу одежды и обуви в Германию, Чехию, Финляндию…

Лена не хотела сразу заводить детей, ей требовалось продолжение безмятежной молодости. В тридцать четыре она выглядела на двадцать пять. Казалось, с годами она всё больше расцветала и хорошела. Её стали часто приглашать в Минпромторг и Минэкономики переводчицей для сопровождения официальных делегаций за рубеж. Участились её вечерние отлучки на обеды и ужины, устраиваемые министерствами для иностранных гостей. Геннадий ревновал и периодически устраивал скандалы, классические – с битием посуды и разных ваз.

Одним словом, брак не состоялся, и через шесть лет они тихо и мирно разошлись. На квартиру Лена претендовать не стала, у неё своих было две. Уходя, она забрала всю купленную в браке мебель, посуду, столовые приборы и неплохую коллекцию картин.

Да, думал Самаров, даже в личной жизни у них обоих как-то не сложилось. Они сидели в кафе, и Самаров сказал:

– Как там, у Александра Сергеевича:

– Ну, где-то примерно так, – ответил Шеликов. А ведь и ты, брат,

Они рассмеялись.

После развода Геннадий ещё больше сблизился с другом. Они вместе ходили на футбольные и хоккейные матчи, раз в неделю резались в волейбол, парились в бане, вместе ездили на рыбалку, отдыхали за границей…

Генка был трудяга, очень любил свою работу. Ему неоднократно делали привлекательные предложения, с весьма достойной зарплатой и бонусами. Звали в «Газпром», в «Роснефть», «Лукойл». Никуда не пошёл. Он делал карьеру в Минфине и этим был доволен. Прошёл все без исключения ступеньки госслужбы: ведущий специалист, главный специалист-эксперт, консультант, главный консультант, заместитель заведующего сектором, завсектором. Год назад его назначили заместителем начальника отдела, занимавшегося формированием федерального бюджета в отраслях военно-промышленного комплекса, конструировавших и производивших крылатые ракеты воздушного и морского базирования, а также «умные» ракеты для реактивных систем залпового огня «Смерч» и «Ураган». К концу года, по сведениям Самарова, Генку должны были назначить начальником отдела – заместителем директора департамента.

После разводов у Шеликова и Самарова периодически случались романы, романчики, интрижки… Друзья не скрывали друг от друга своих подруг, часто все вместе отдыхали. Но в январе, после командировки на Кипр, Генка затихорился, на телефонные звонки своих подружек не отвечал, стал избегать кафе и рестораны, где мог с ними столкнуться. А потом признался:

– Знаешь, Витька, похоже, я втюрился.

– Давай, выкладывай, – с иронией сказал Самаров, расставляя фигуры на шахматной доске. Они после работы встретились в клубе «Полёт» на Старом Арбате.

– Она красивая, умная, очень воспитанная и нежная.

– Зовут-то как?

– Вера.

– Ну, Генка, – рассмеялся Самаров, – полный комплект!

– Какой ещё комплект?

– Ну, как же? У тебя было аж три Любы, две Надежды, теперь, наконец, появилась и Вера. Вера – Надежда – Любовь! Тут, правда, надо ещё проверить, есть ли у кого из них мать по имени София. Если есть, тогда счастливый комплект. Гони дальше лошадей. Кто, где, чем занята?

– Живёт в Лимассоле. Работает в RCB. Тридцать два года. Разведена. Детей нет.

– Это хорошо, что младше тебя. Может, будет слушаться дядю и не станет без разрешения во дворе с мальчишками в салки играть.

– Дурак ты, Витька!

– Это уж точно. Об одном прошу, дружище, не спеши со свадьбой.

Он и не спешил. Очень хотел познакомить Веру с Самаровым, а уж потом с родителями.

«Airbus A319» стал снижаться. Виктор поглядел в иллюминатор. Было уже темно, но он знал, под крылом проплывала северо-восточная оконечность Кипра с горной грядой Карпас. Это была территория оккупированного Турцией региона Фамагуста. Самаров вспомнил, что по прямой от мыса Андреас до Сирии было всего шестьдесят миль. Подумав о Сирии, он нервно передёрнул плечами.

«Нет, – убеждённо про себя повторил Виктор, – Генка этого сделать не мог. Но чтобы найти предателя, нужно срочно отыскать Генку. Эх, если бы не эта обуза, майор Колпаков!»

4

На паспортном контроле была толчея. Сразу прибыли три борта: из Москвы, Тель-Авива и Салоник. И, как обычно в аэропорту Ларнака, половина пропускных кабин не работала, а в остальных кипрские пограничные чиновники неспешно проверяли паспорта, им некуда торопиться, они дома.

Жуков (Жук) прибыл на Кипр по паспорту учёного-арабиста Ивана Семёнова как участник международного симпозиума по истории арабской культуры в восточном Средиземноморье (он и вправду проведёт пару часов на симпозиуме). У Зверя (Заверяева) был паспорт на имя Егора Войнова, фотографа-мариниста, работающего на ряд печатных и электронных изданий (он с собой привёз прекрасный профессиональный Canon с набором мощной оптики).

Сёма (по паспорту Сергей Кременецкий) и Клык (по паспорту Олег Мурашко), представители известной в Москве фирмы по промышленному и гражданскому ландшафному дизайну, прилетели вместе в целях изучения кипрского опыта в обустройстве территории старого порта и городской марины[2].

Нужна ли была такая конспирация? Нужна. Генерал Евдокимов, давая последние наставления группе, напомнил:

– Вы, ребята, не должны забывать: Кипр – бывший протекторат Британии – был и остаётся ключевым центром британской и американской разведок. Будьте внимательны и крайне осторожны.

Уж кто-кто, а Самаров и его ребята прекрасно знали, что представляет собой это любимое место отдыха почти миллиона российских туристов, ежегодно приезжающих на остров Афродиты. Две британские военные базы – Акротири, где размещены английские самолёты дальней радиолокационной разведки, истребители и штурмовики, и Декелия – с центром радиотехнической и космической разведки. А в ухоженных, утопающих в зелени и цветах деревнях Эпископи и Парамали, что уютно расположились к западу от Лимассола на пути в Пафос, размещаются региональные штаб-квартиры SIS (или MI6) – британской внешней разведки, и MI5 – имперской контрразведки. Красивые домики с зелеными ставнями и красными крышами, велодорожки, отличный стадион и луг для прогулок на лошадях, крытое стрельбище… Внутри этих деревушек очень чисто и красиво. Но вся эта красота за густыми рядами колючей проволоки. Повсюду скрыты камеры видеонаблюдения и посты вооружённой охраны. Фотосъёмка, парковка автомашин и просто прогулки близ деревень запрещены. Среди проживающих неподалёку киприотов развито стукачество. Британская полиция платит (хотя и скудно) за любую информацию о праздно шатающихся вокруг незнакомцах.

Кипрская разведывательная служба (CIS) – симбиоз копий британских MI5 и MI6, то есть разведка и контрразведка в одном флаконе, и центральные органы полиции Кипра руководствуются указаниями именно из этих предгорных деревень. Самаров и его ребята знали, как только российские пассажиры пройдут паспортный контроль в Ларнаке, база данных об их паспортах будет немедленно перенаправлена миграционной службой Кипра в штаб-квартиры MI5 и MI6. Агентам, работающим во всех отелях, поступит указание взять на контроль тех, кто заинтересует британцев, и по следам прибывших запустят кипрскую и английскую «наружку». Самаров ранее уже испытал всю эту кипрскую прелесть на своей шкуре.

Жук и Зверь, пройдя паспортный контроль, порознь подошли к газетному киоску, купили кипрские сим-карты и, растворившись в толпе прибывших и встречающих, отправились на парковку к ожидавшим автомобилям.

У Самарова (Сёмы) и Колпакова (Клыка) была только ручная кладь – дорожные сумки с бритвенными принадлежностями, рубашками, футболками, трусами, носками, плавками, шортами, джинсами и запасными кроссовками. Багаж им ждать не требовалось. Они тоже купили по две кипрские сим-карты, вставили в айфоны, и Сёма повёл Клыка в маленькое открытое кафе на первом уровне аэропорта, где обычно отдыхали стюардессы и таксисты.

В кафе было пусто, время вечернее, таксисты отправились предлагать свои услуги прибывшим пассажирам, стюардессы, видимо, еще прибирали салоны лайнеров и до кафе не добрались. Кондиционеры с трудом разгоняли тяжёлую, влажную жару. Август и сентябрь – самые знойные месяцы на Кипре, когда безжалостное солнце раскаляет воздух, дорожное покрытие, стены и крыши домов до сорока градусов, а ночью температура редко опускается ниже двадцати пяти.

Самаров заказал два двойных эспрессо, оба с наслаждением закурили.

– Чудный кофе, – сказал Клык, сделав первый глоток, – я такой только в Эфиопии пил.

Сёма молчал, курил, поглядывал в сторону слонявшихся у своих машин таксистов.

Клык улыбнулся и тихо продолжил:

– Я понимаю тебя, Сёма. Навязали меня на твою душу. Думаешь, как бы сделать так, чтобы хоть на время избавиться от этого Клыка? Поверь, твои сомнения и переживания зрящные.

Сёма впился в Клыка тяжёлым взглядом, но вновь промолчал. Клык взгляд выдержал, закурил вторую сигарету, продолжил полушёпотом:

– Немного поработав с документами дела, я тоже пришёл к выводу, твоя версия верная – Шеликов не виновен. Его явно подставили. Здесь какая-то другая, более крупная рыба. Но Шеликова найти надо. Он – ключ к отгадке. И поверь, Сёма, я тебе не враг, а помощник. Можешь на меня положиться.

– Ладно, – ответил Самаров, засовывая в карман джинсов сигареты и зажигалку, – хотелось бы верить. Пошли.

Свой «мерседес» они отыскали не сразу, парковка была переполнена. Самаров настежь раскрыл все двери, включил двигатель и выставил климат-контроль на 24 градуса. Духота стояла неимоверная.

– Надо подождать минут десять, пусть машина проветрится.

Двигаясь к стоянке, они несколько раз аккуратно огляделись – нет ли хвоста. Пока никого не заметили, но хорошо понимали, наружка могла наблюдать их из стоявших машин, в бинокли из здания аэропорта, из кассы оплаты за парковку, да откуда угодно… Они и сейчас с интересом наблюдали за отъезжавшими машинами, за таксистами, слонявшимися у здания аэропорта, за рабочими, поливавшими пунцовые бугенвиллии…

Машина была хорошая, шла уверенно и надёжно. Выехав на хайвэй, приспосабливаясь к левостороннему движению и правому рулю, Самаров повернул на запад, в сторону Лимассола и Пафоса. Правил не нарушал, держал скорость на 120 километров в час. Знал, что камер наблюдения на Кипре практически нет, но быть остановленным дорожной полицией не хотелось, сразу попадут в базу данных, иначе – под колпак.

В свете фар было видно – трава слева и справа от автобана была бурого цвета, выжженной злым южным солнцем. Самаров знал, в это время глаз могут радовать лишь вечно зелёные и буйно цветущие бугенвиллии, а также баугинии, кипрский кедр, ивовая акация (русские туристы ошибочно принимали её за мимозу) и небольшие рощицы оливковых и рожковых деревьев, апельсинов и лимонов. А с обломков скал клочьями спускались кусты лантана и жасмина… Но в темноте южного вечера всего этого было не видно.

– Интересно, – сказал Клык, – похоже, все яровые уже убраны.

Сёма с интересом глянул на Клыка, подумав: прикидывается, или вправду мало знает о Кипре. Но ответил просто и миролюбиво:

– На Кипре нет яровых посевов зерновых, только озимые. Иначе всё сгорит. У них только урожай овощей и клубники несколько раз в году снимают, зерновые все озимые. Вообще хлеба на Кипре своего не хватает, – Сёма сел на своего конька, – они в год собирают восемнадцать тысяч тонн пшеницы и столько же ячменя. А для обеспечения населения пшеничной и кукурузной мукой, печёным хлебом и фуражным зерном для скота Кипр закупает ещё порядка сорока тысяч тонн. Румыния поставляет 27 % зерна, Австрия – 25 %, Россия – 15 %, Греция – 12,7 %, Украина – 10 %, остальное – всякие прочие шведы. С 1974 года, когда турки оккупировали северный Кипр, там остались и основные районы производства сельскохозяйственной продукции, особенно зерна.

– Ну, ты даешь! Прям профессор! – искренне восхитился Клык.

– А ты думал! Вообще, я тебе скажу, хлеб на Кипре неважнецкий, в основном пекут из кукурузно-ячменной муки. Он хорош, пока свежий. Через пару часов уже на корм скоту годится. Правда, в некоторых пекарнях готовят очень приличный, особенно из пшенично-ржаной муки, но его быстро разбирают, в основном русские, белорусы и выходцы из Прибалтики.

– А что ещё вкусненького можно попробовать?

– В первую очередь, конечно, морепродукты. Особенно хорошо приготовленные креветки, омары, крабы, кальмары, осьминоги, каракатицы… Я, например, не очень уважаю устрицы и всякие там мидии. А вот с рыбой у них как-то не очень.

– Кругом же море!

– А вот такие, брат, дела. Их сибас, ципура, или морской лещ, лавраки, или морской окунь, – ни в какое сравнение не идут с нашими северными треской, пикшей, зубаткой или палтусом. Я уж не говорю о пресноводных судаке, сиге, язе, жерехе или голавле. А какие у нас караси! Да жареные в сметане!

– Сразу видно рыбака, – засмеялся Клык. – Вернёмся, возьмёшь на рыбалку?

– А то! Сразу за карасями махнём. Есть, правда, на Кипре одно местечко, где отлично готовят рыбу. В деревне Зиги, что между Ларнакой и Лимассолом. Мы её, кстати, только проехали, вон там, слева, – Сёма показал в сторону моря, где вдоль берега бежало старое шоссе. – В августе там, в Зиги, проходит ежегодный фестиваль моря и рыбы. Какие там готовят жареные бычки! Язык проглотишь. А вот из мясных блюд мне больше всего нравится клефтико, тушёная в глиняной печи баранина. У-у! Пальчики оближешь!

Вот так, за разговорами о природе, о погоде, о достоинствах и недостатках островной пищи, о кипрских женщинах в сравнении с женщинами русскими ехали они полчаса или шестьдесят километров от Ларнаки до Лимассола.

Грач, безусловно, тщательно проверил машину на предмет «жучков», дождался, пока Сёма с Клыком не открыли в ней двери, и только потом незаметно растворился в толпе прибывших. Но чем чёрт не шутит, и что за научно-техническое чудо могло оказаться в салоне? Никто ничто не мог гарантировать.

Хвоста за собой не заметили. Либо они обгоняли неспешно двигавшиеся машины, за рулём которых, как правило, сидели немолодые британские леди и туристы, либо обгоняли их. Ни спереди, ни сзади идущих вровень с ними машин не было.

Начались восточные окраины Лимассола. Свернув налево с автострады, Сёмя притормозил и несколько секунд выждал. Хвоста не было.

5

В отеле «St Raphael», куда поселились Сёма с Клыком, Шеликов не останавливался. Позвонили Жук и Зверь, доложили: в «Grand Resort» и в «Amathus» Геннадий не появлялся, в «The Royal Apollonia» и в «Four Seasons» тоже, они проверили.

С открытой террасы ресторана, что находился на третьем этаже отеля, вид был изумительный. В свете множества прожекторов и уличных фонарей ленивые волны окатывали песчаный пляж; усталые виндсерфингисты сдавали на прибрежный склад отеля доски и резиновые костюмы; байдарочники стайками подплывали к пристани и вытаскивали на берег лодки; в бухточку восточной марины возвращались на малых оборотах двигателей яхты с уже зарифлёнными парусами… Западнее высились уже заселённые, сверкающие огнями и ещё строящиеся небоскрёбы Лимассола. Ещё западнее вырисовывались тёмные очертания полуострова Акротири, откуда, с военной базы, регулярно поднимались вертолёты и уходили в сторону Сирии. Всё было, как обычно, в этот жаркий августовский субботний вечер.

Сёма и Клык заняли столик на террасе. Лёгкий ветерок ласкал лицо и руки. Заказали кофе, воду и мороженое. Людей в этот час было не много. Клык спросил:

– Ты расстроился?

– Вовсе нет, – спокойно ответил Сёма.

– Но ведь он прибыл на остров двое суток назад. Может быть, он в Пафосе, или в Ларнаке, или в Айя Напе?

– Ему там нечего делать.

– Может, в Зиги, у рыбаков остановился?

– Это невозможно, он любит комфорт.

– У нас времени в обрез. Что будем делать? Есть идеи?

– Будем выполнять план ОРМ[3]. Ешь мороженое, оно тут вкусное, почти как в Москве. Допьём кофе, пойдем, прогуляемся по берегу.

По знаменитому муниципальному тротуару, идущему вдоль всего побережья в Лимассоле, прогуливались отдыхавшие из расположенных поблизости отелей, брели к парковкам утомлённые жарой и детьми семьи киприотов, возвращались к своим машинам и мотоциклам рыбаки со снастями и небогатым уловом… От множества женских тел, загорелых, спортивного сложения, не оторвать было глаз. И все эти красивые девушки, и молодые женщины в основном были из России и Украины.

– Эх, – вздохнул Клык, – пожить бы здесь месячишко.

– Обойдёшься. Лучше Ладоги и Ахтубы для рыбалки места нет.

– Да я ведь о другом.

– А ты что, не женат?

– Разведённый.

Сёма громко расхохотался.

– Ну и команда подобралась! Я разведённый, ты разведённый, Генка разведённый! Да что, нам в России баб мало?

– В России, конечно, их немерено. Но здесь они плотно сконцентрированы на один квадратный километр, прям сплошной подиум!

На лавочке под фонарём в модных шортах и красной футболке с надписью на груди «I'm yours»[4] сидел Зверь и нагло разглядывал проходивших мимо красавиц. Сёма сказал Клыку:

– Подойдешь, сядешь на другой конец скамьи и передашь мой приказ: пусть гонит в Зиги. Отдашь незаметно ему записку с именем хозяина ресторана «Capitan Table». Шеликов его хорошо знает. Пусть выяснит, был ли Генка в Зиги?

Сёма прошёл мимо скамейки, не взглянув на Зверя, облокотился на ограждение волнореза и закурил, потом медленно направился вверх к Туристерии, в сторону отеля «Grand Resort». Клык догнал его, и они не спеша вошли на территорию отеля, заняли столик в открытом кафе, закурили. Из холла вышел Жук, в плавках с большим махровым полотенцем через плечо. Не обращая внимания на коллег, ленивой походкой направился к бассейну, о чём-то поболтал с мальчишками и нырнул в воду. Сёма подошёл к бассейну и незаметно сунул в полотенце Жука записку. В ней говорилось: «Коровникова Вера Степановна, 32 года, старший менеджер банка RCB».

Больше ничего не требовалось. Самаров знал, Жук свяжется с резидентурой на Кипре и получит о девушке Шеликова исчерпывающую информацию.

– Сейчас поедем в сторону нового порта, пофотографируем в темноте, посмотрим, как там идут работы по обустройству территории. Мы всё же с тобой дизайнеры как-никак. Потом встретимся с Жуком, а к полуночи должен позвонить Зверь.

В кронах деревьев громко щебетали и суетились птицы, радуясь приближающейся прохладе. Множество приехавших из предгорных деревень семей киприотов занимали на выходные дни все места под деревьями, ставили там машины, палатки, разводили костры, жарили шашлыки, кебабы, цыплят, варили мамалыгу… Их дети, радуясь тёплому морю, толпами носились в темноте по ещё горячему песку пляжа, играли в догонялки, барахтались на мелководье, визжали, кричали…

– Когда они завтра уедут, – сказал Самаров, кивая головой в сторону отдыхавших киприотов, – все пляжи, как обычно, будут покрыты кучами мусора, углями костровищ, сотнями пустых бутылок и банок…

– Жаль, – ответил Клык, – а всё нас, русских, ругают за неуважение к природе.

Сёма аккуратно вывел машину со стоянки отеля, выехал на Туристерию, остановился, убедился в отсутствии хвоста и неспешно двинулся вверх к хайвэю, мимо огромного комплекса ресторана «Zen», мимо множества недостроенных вилл и домов, брошенных в период банковского кризиса на Кипре в 2012–2013 годах. По автостраде они быстро добрались до нового порта.

Было темно. Вокруг ни души. Но Сёма и Клык, как заправские специалисты, минут двадцать побродили вдоль дороги, делая снимки со вспышкой раскорчёванной территории, дорожных съездов и карманов, озеленённых участков осушенной, ранее заболоченной земли… Затем с чувством исполненного «профессионального» долга «дизайнеры» убыли в сторону старого города.

Окраинная часть города была слабо освещена. «Когда Жук выяснит адрес Веры, – думал Самаров, не спеша двигаясь по незнакомым улицам, – мы с Клыком съездим к ней. Если же её не будет дома, аккуратно поработаем в квартире, может, что-нибудь обнаружим интересное, подсказку, где искать Шеликова. А если нет, последняя надежда на Зверя. Возможно, Клык прав, возможно, Генка в Зиги. Договорился с каким-нибудь рыбаком и мотнул с ним в ночь на рыбалку. А если его и в Зиги нет, и Веру не найдём? Нет, лучше не думать о плохом».

– Есть охота, – жалобно простонал Клык.

– Потерпи, скоро приедем.

Позвонил Жук, коротко доложил:

– Улица Элладос, 106 б, квартира 4. Ехать по Туристерии, «Four Seasons» почти напротив справа. Припаркуйтесь у «Pizza Hut». Скоро буду.

Был поздний вечер выходного дня, и найти в Лимассоле приличное место для ужина – проблема. Слава богу, сетевые пиццерии спасали голодных. Самаров припарковал машину и отправил Клыка занять столик и сделать заказ. Подъехал Жук, припарковал свой «мерседес» за «мерседесом» Сёмы, но несколько минут не выходил, оглядывался назад через боковые зеркала. Сёма тоже не выходил, наблюдал. На парковку въехал вишнёвого цвета «Форд Фокус» с красными номерами арендованной машины и встал неподалёку. Из машины вышли двое высоких парней славянской внешности в джинсах и футболках и молодая женщина с короткой стрижкой густых чёрных волос в голубом платье. Вся компания, весело и громко разговаривая, неспешно стала переходить на противоположную сторону улицы. Сёма успокоился и вышел из машины. У входа в пиццерию его догнал Жук.

– С Грачём встретились в кафе на Замковой площади, – сказал Жук, – он дал адрес Веры и спросил, нужна ли помощь. Я поблагодарил, ответил, что пока справляемся. А этот «форд» сел мне на хвост ещё в Старом городе. Я стал выбираться из города на хайвэй, он за мной. Я на хайвэе съехал в карман, он тоже. И на тебе – сюда за мной допёр. Мне это вовсе не нравится.

– Ладно, не гони лошадей. Возможно, случай.

– А, возможно, и нет.

– Всё возможно. Номер его мы срисовали, проверим. Пошли, поедим.

Клык заказал пиццу таких невообразимых размеров, что её хватило бы на взвод голодных солдат. На взвод, может быть, и хватило бы, но Клык успел съесть уже треть. Жук, усаживаясь поудобнее, усмехнулся:

– Вот что значит быть холостяком и питаться всухомятку. Ты, Клык, случаем подошвы с луком не жаришь?

– Не смешно, – ответил Клык, набивая рот очередным куском пиццы с ветчиной, колбасками и сыром, – зато вкусно.

После ужина оперативники вышли через служебный вход, перешли на другую сторону улицы Элладос, Клык пошёл вверх по улице, Сема же с Жуком сразу углубились во двор и быстро нашли нужный дом. Это был один из обычных четырёхэтажных домов, строившихся в восьмидесятые годы для людей со средним достатком – чиновников, полицейских, учителей, медсестёр (хорошо оплачиваемая на Кипре профессия)… Квартира Веры Коровниковой находилась на третьем этаже, но по кипрским меркам на втором, первый этаж – технический. В доме был лифт.

В окнах квартиры света не было. Клык остался внизу контролировать ситуацию, Жук с Сёмой поднялись наверх по ступенькам. Сёма позвонил, никого. Надев латексные перчатки, Жук вытащил связку ключей, безошибочно нашёл нужные, и дверь отворилась без скрипа. Окна оказались зашторенными. Свет включать не стали, зажгли фонарики айфонов.

Квартира оказалась стандартной студией – гостиная, спальня и кухня в одном флаконе, душевая совмещена с туалетом. И в этой маленькой, но обжитой с любовью и рациональностью квартирке всё было вверх дном. Обыск вели грубо, цинично, нагло, видимо, зная свою безнаказанность. На полу валялись книги, папки с платёжными документами, документы и письма россыпью, разорванные коробки и коробочки, вспоротые женские сумки, переломанные зонтики… Холодильник, стиральная машина, пылесос и телевизор были раскурочены, одежда валялась с вывернутыми карманами и вспоротыми швами… Но следов борьбы в квартире не было. Ни пятен крови, ни битой посуды, ни перевёрнутой мебели… В душевой чистота.

– Вот, – почти прошептал Сёма, – вот что и требовалось доказать.

Он поднял с пола старые джинсы Шеликова, искромсанные острым ножом, потом нашёл остатки его дорожной сумки, его дорогие коричневые ботинки ручной работы с оторванными каблуками и вырванными стельками.

– Пошли, – сказал Сёма, – нам здесь больше делать нечего.

Но у двери остановился, заметив приклеенную скотчем к стене рядом с вешалкой маленькую записку, стал внимательно читать. Номера телефонов с русскими женскими фамилиями, какие-то крестики-нолики и имя – Костас, ни фамилии, ни адреса, ни номера телефона, просто имя. Главное же, что имя это написано было Шеликовым, Генкин был почерк. Вполне вероятно, на записку не обратили внимания или просто не заметили, если это были непрофессионалы.

– Профессионалы, – сказал Жук, будто читая мысли шефа, – искали тщательно, но записку второпях не заметили. Видишь, она рукавом плаща прикрыта.

Сёма сунул записку в карман, буркнул, переступая порог квартиры:

– Разберёмся.

Лицо страховавшего на улице Клыка выражало с трудом скрываемую озадаченность, глаза блестели как у наркомана. Сёма спросил:

– Что у тебя? Никак, девушку снял?

– Угадал. Да ещё какую. Когда вы вошли в дом, подкатил тот самый вишнёвый «форд». Из машины вышла красавица в голубом платье и прямиком ко мне с вопросом: «Не желаете ли, мистер, достойно отдохнуть?» Я ответил, что желаю, но освобожусь к двум ночи.

Сёма указал на скамейку, что примостилась в густых зарослях кустарника у детской площадки. Фонари здесь не горели, было темно, но вся территория вокруг хорошо просматривалась. Когда все уселись, Сёма и Клык закурили, Жук сунул в рот пластинку жевательной резинки.

– Дальше? – спросил Сёма.

– Она предложила встретиться в прибрежном кафе «Ама Бич», что рядом с погребальным «городом мёртвых» Аматус. Вы знаете, где это?

– Хорошее место, – хмыкнул Жук, – тихое, безлюдное, мешок на голову – и в один из склепов «города мёртвых».

– Но главное не это, – продолжал Клык. – Главное то, что… я знаю эту женщину.

Сёма выбросил окурок, Жук выплюнул жвачку.

– Кто она? – сдавленно произнёс Сёма.

– Помните, год назад мы брали в частном доме под Брянском диверсионно-разведывательную группу ГУР[5]?

– Помним, – ответил Сёма, – дальше.

– Их было трое. Двоих мы взяли без проблем, третий стал отстреливаться и бросил гранату, пришлось его завалить. Когда я отворил калитку усадьбы, чтобы ребята вывели задержанных к нашему микроавтобусу, от калитки отскочила эта дама и бросилась к стоявшему неподалёку внедорожнику «Ниссан Террано», села за руль и быстро укатила. В суматохе операции я не придал этому значение, подумал, может, соседка, номер машины не запомнил и в протокол всё это не внёс. Значит, их было четверо. Она была в той группе. Это мой прокол.

Клык виновато вздохнул, вновь закурил.

– Плохо, – сдавленно заметил Сёма, – плохо, что её упустили. Никто никогда не знает, чем отзовутся наши ошибки и промахи в будущем. Ладно, давайте соображать. Что имеем? Шеликов остановился не в отеле, а у своей девушки, Коровниковой Веры Степановны, тридцати двух лет, работающей в банке RCB. Этот банк – дочка ВТБ, следовательно, всех сотрудников должны тщательно проверять. Девушка проверена? – обратился Сёма к Жуку.

– Строжайшим образом по нашей линии.

– Хорошо. Во-вторых, похоже, что Шеликов и Коровникова куда-то уехали. В квартире нет ни чемоданов, ни дорожных сумок. Машины Коровниковой, «Тойота Ярис», ни во дворе, ни на ближайшей парковке тоже нет. Шеликов сам водить не любит. В-третьих, погром в её квартире говорит, что под колпаком либо Коровникова, либо Шеликов.

– Либо сразу оба, – заметил Жук.

– Возможно и так.

– Под колпаком у Киева? – спросил Клык.

Поразмыслив, Сёма ответил:

– Думаю, вряд ли. Эти молодцы со знакомой Клыка, похоже, только исполнители. Заказчики же, явно бритосы, сидят в уютной деревне Эпископи, в региональной штаб-квартире MI6. Сведения, которыми обладает Шеликов, в первую очередь нужны именно британцам и, конечно, ЦРУ. Кстати, Жук, а где эта публика тебя срисовала? За нами хвоста не было, так ведь, Клык?

– Не было, это точно.

– Я же тебе говорил, – ответил Жук, – хвост появился у Старого города.

– Ладно, чего уж теперь? – Сёма достал из кармана записку с именем Костас, протянул её Жуку. – Звони вновь Грачу, встречайся с ним. Пусть поднимут всю свою базу и выяснят, есть ли в ней Костас. Потом позвони Зверю, он уже должен вернуться из Зиги. Но сам с ним не встречайся, пусть хоть Зверь останется незасвеченным. Поговоришь со Зверем, дай знать.

– А вы куда? – спросил Жук.

– Не вы, а я. Клык поедет с тобой. И не возражать! – повысил тон Сёма, строго взглянув на Клыка. – Сейчас Жуку помощник нужен. Вдвоём будет надёжнее. Я же встречусь с одним старым знакомым. Очень надеюсь на его помощь.

– Оружие бы нам, – сказал Клык.

Подумав, Сёма ответил:

– Будет вам оружие. Всё, шагайте.

Когда Жук с Клыком растворились в густой темноте ночи, Самаров набрал знакомый номер телефона.

– Y'm listening to you[6], – раздался в трубке бархатный баритон.

– Привет, дружище, это я. Срочно нужна встреча.

– Привет, брат, рад тебя слышать. Через полчаса на старом месте. Не забыл?

– Буду.

6

Самаров подъехал к району Дасуди, где располагались знаменитый эвкалиптовый парк и лучший в Лимассоле городской пляж. Свернув направо у муниципального спортивного бассейна, он припарковал машину рядом со старым кафе. Сюда днём обычно заходили поесть многие отдыхавшие на пляже. После обеда столики занимали пенсионеры, читали свежие газеты, эмоционально обсуждали актуальные проблемы внутренней и внешней политики, целесообразность частого захода в порт Лимассола российских, американских и британских боевых кораблей, спорили о том, не являются ли бомбардировки российской авиацией позиций международных террористов в Сирии причиной песчаных бурь на Кипре…

Вечером в кафе съезжалась странная, часто весьма подозрительная публика: украинские, молдавские, болгарские, румынские, албанские проститутки, сутенёры, всякого рода мелкие жулики и жульё покрупнее, аферисты, перекупщики краденного и спекулянты контрабандным товаром, мелкие наркоторговцы и представители различных (главным образом грузинских и цыганских) организованных преступных группировок…

В этом кафе была отличная кухня, прекрасный кофе и толерантная обстановка. Здесь не происходили разборки, сделки осуществлялись тихо и мирно, беседы велись приглушённо, на чужаков (как им казалось) не обращали внимания. Полиция, как правило, сюда не заезжала.

У крайнего столика на террасе, у самого пляжа, стоял и курил высокий, стройный киприот. Его выглаженные тонкой ткани тёмно-синие брюки, сияющая белизной рубашка с короткими рукавами, модный красного цвета галстук и лакированные туфли диссонировали с облачением завсегдатаев кафе. Он был красив лицом, осанкой, развитой мускулатурой… Было видно, обслуживающий персонал его не просто уважал, но и побаивался. А как иначе? Только он один имел на поясе совершенно свободно полуоткрытую кобуру, из которой торчала рукоятка любимой им «Астры» модели А-90 калибра 9 мм. Это был Спиро.

Непросто сложилась жизнь этого тридцатипятилетнего киприота. Спиро Хадзидис родился в Ларнаке, в семье богатого торговца хлебом, поставлявшего кораблями зерно пшеницы, кукурузы, ячменя из Новороссийска в порты Лимассола, Ларнаки, Ливана, Сирии и Египта. Единственный сын в семье (у него ещё были старшая и младшая сёстры), Спиро в детские и юношеские годы неоднократно бывал с отцом в России. Его буквально оглушили своими размерами и необычайной красотой Москва и Санкт-Петербург. Он был в восторге от бескрайних просторов российских лесов, от полноводных Волги, Оки, Невы, безграничных озёр – Ладоги, Ильменя, Чудского…

Он полюбил русских людей, таких гостеприимных, отзывчивых, добрых, стремящихся всегда помочь и не оставить в беде. Он окончил русскую школу в Никосии при российском посольстве на Кипре; с головой окунулся в русскую литературу. Книги о войне Константина Симонова, Михаила Шолохова, Бориса Васильева, Виктора Некрасова открыли ему совсем иную историю, не ту, которая вбивалась в голову молодым киприотам написанными в Лондоне учебниками истории, в которых гидра германского нацизма была сокрушена Британией и США, а роль СССР снизведена до вспомогательной, обслуживающей. Когда Спиро прочитал «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, после долгих размышлений он пришёл к выводу – так, как поступил Алексей Маресьев, киприот поступить не мог. На такое был способен только русский.

Он влюбился в Россию раз и навсегда. Когда же подошло время выбирать, где получать высшее образование, он, не задумываясь, выбрал Россию, поступил в Московский государственный университет технологий и управления и окончил его по специальности «продукты питания из растительного сырья». Там же, в университете, познакомился с прекрасной девушкой Катей, молодые вскоре поженились, и на Кипре у них родилась дочь Мария. Семья Спиро приняла Катю как родную, но работать ей запретили. Мать Спиро, Катя и сёстры содержали в порядке большой дом и сад в Ларнаке, а мужчины зарабатывали деньги.

Спиро много работал в фирме отца. В бизнесе он впервые столкнулся с такими язвами, как коррупция, контрабанда, проституция, наркоторговля, и принял решение бороться с ними, очищая кипрское общество от всякой заразы. Он решил пойти служить в полицию. Отец не одобрил его намерение, сказав с грустью:

– Ты, Спиро, хочешь сражаться с ветряными мельницами. Коррупция, мой мальчик, глубоко поразила кипрский государственный аппарат, пустила метастазы в полиции, прокуратуре, суде… Контрабанда, проституция и наркоторговля – давно сложившиеся каналы обогащения многих государственных и муниципальных чиновников. Полиция вмонтирована в эту коррупционную систему.

– Так что же, отец, нужно сложить руки и мириться с этим позором? Я так не могу. Какую страну мы оставим нашим детям?

Он уехал в Грецию, окончил Академию полицию и, вернувшись, был принят на службу в городское управление полиции Ларнаки. Вначале трудился в отделе по борьбе с контрабандой, а вскоре молодого следователя назначили старшим инспектором отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств. С тех пор мир наркоторговцев на острове почувствовал себя неуютно. Спиро сколотил толковую бригаду, денно и нощно охотившуюся за преступниками, да так успешно, что на многонациональной сходке лидеров среднего звена преступных группировок в Пафосе было решено его уничтожить.

Несколько раз Спиро и его помощники попадали в засаду, трое оперативников получили огнестрельные ранения; дважды служебные машины его отдела взлетали на воздух; дважды против него проводили служебные расследования, инспирированные на основе оговоров… Но Спиро везло, он всегда выходил сухим из воды.

Однажды по сигналу агента он со своими ребятами неподалёку от Ларнаки остановил моторную яхту, шедшую под флагом Фолклендских островов. Трюм и каюты судна были буквально забиты пакетами с мескалином и псилоцибином, галлюциногенными наркотиками. Во время досмотра четверо членов команды вели себя нагло, угрожали полицейским оружием, а когда были скованы наручниками, капитан яхты, немолодой итальянец, сказал, ухмыляясь:

– Всё, инспектор, ты труп. И вся родня твоя трупы. Ты не знаешь, с кем связался.

– А вот мы сейчас и узнаем, с кем, – ответил Спиро, – за борт его, ребята!

Капитану связали ноги пеньковым линем, прикрепили малый якорь и аккуратно спустили в воду с кормы. Окунали на минуту, не более, всякий раз спрашивая:

– Так с кем я связался?

Капитан отплёвывал солёную воду, откашливался, тяжело дышал, но молчал. На шестой раз не выдержал:

– Хватит! Всё скажу!

И сказал. В марине Ларнаки груз должен был принять британский офицер, капитан Вильямс, из Эпископи, то есть из штаб-квартиры MI6. О чём раньше Спиро догадывался, теперь получило своё подтверждение – британские разведчики и контрразведчики организовали и поддерживали наркотрафик. Капитана Вильямса тоже задержали.

Нарушителей и задержанный груз, как и положено, сдали в полицейское управление Ларнаки. Вскоре начальник управления, в общем, неплохой мужик и опытный полицейский, вызвал Спиро и, пряча глаза, сказал:

– Послушай, сынок, ты классный полицейский, но сейчас тебе лучше уйти из полиции. Идёт такой накат из министерства, что никому мало не покажется. Возвращайся в бизнес к отцу, отсидись, потом, когда поднятая британцами буря уляжется, вернёшься снова.

Спиро из полиции ушёл, но не в бизнес. Его с удовольствием приняли на работу в частную компанию «Guards Security Services», главный офис которой находился в Лимассоле. Компания обеспечивала комплексные услуги безопасности на всей территории Кипра. Её сотрудники охраняли банки, страховые компании, филиалы и представительства зарубежных фирм, телекоммуникационные объекты, крупные торговые центры, частные владения богатых киприотов, русских, армян и представителей иных диаспор. Компания занималась и детективной деятельностью, вела частные расследования.

Приняли Спиро на высокооплачиваемую должность начальника оперативного отдела. В его подчинении находились не только бригады охранников и детективов, но и группа быстрого реагирования, информационно-аналитический центр, а также секретная группа, работавшая с тайными агентами фирмы. Команда Спиро состояла из опытных сотрудников – бывших полицейских, отслуживших в армейском спецназе, десантников, сапёров… В ней были киприоты-греки, русские, белорусы, сербы, армяне…

Спиро в Лимассоле уважали, многие же и побаивались. С городским полицейским управлением у него сложились ровные рабочие отношения. Он помогал полиции поддерживать её авторитет, оформляя за стражами закона многие раскрытые его фирмой преступления. Полиция же в свою очередь закрывала глаза на нарушения закона в действиях сотрудников компании, без чего эффективная борьба с преступным миром была бы невозможна.

Самаров познакомился со Спиро четыре года назад в Москве совершенно случайно. Был месяц май, вторник, чудесная погода, цвели сады. Они договорились с Шеликовым поужинать вместе после работы, и Самаров стоял в ожидании друга на углу Старой площади и Ильинки у кафе «Шоколадница». Генка как всегда опаздывал. Самаров развернул купленный в киоске журнал «Охотник и рыболов» и стал просматривать отзывы рыбаков о майской рыбалке на Ахтубе. К нему подошла интересная пара: высокий, элегантный, со вкусом одетый молодой человек с красивым и смуглым лицом южанина, и весьма привлекательная брюнетка невысокого роста.

– Простите, пожалуйста, что отвлекаю вас от достойного занятия, – заговорил незнакомец на правильном русском, как обычно говорят иностранцы, хорошо знающие русский язык, но с заметным акцентом, – я вижу в ваших руках и мною уважаемый журнал. Следовательно, вы интересуетесь рыбалкой и охотой?

Самаров не любил случайных разговоров, особенно уличных. Профессиональным чутьём он всегда ощущал в них либо подвох жуликов, попрошаек, либо попытку агентов западных спецслужб навести мостик будущих контактов. Но этот красавец не был похож ни на тех, ни на других, и Самаров ответил с максимальной любезностью:

– Да, вы угадали, я фанат рыбалки. Чем могу служить?

Незнакомец восторженно хлопнул в ладоши, обнял за плечи свою спутницу и радостно произнёс:

– Вот, Катя, я же говорил тебе, это точно рыбак! Сэр, – обратился он к Самарову, – я тоже рыбак, я учился в Москве, но давно здесь не был. У меня сейчас отпуск, и мы решили с женой съездить на рыбалку. Если вас не затруднит, подскажите мне, где поблизости можно купить рыболовные снасти? Меня, кстати, зовут Спиро, Спиро Хадзидис, а мою супругу – Катя.

– Очень приятно, Виктор, – Самаров пожал протянутые руки.

Подошёл Шеликов, извинился за опоздание, Самаров представил своего друга и предложил поужинать всем вместе. За ужином Спиро рассказал об учёбе в Москве, о том, как повстречал здесь любимую женщину, об их счастливом браке, о дочке Маше. Самаров с Шеликовым порекомендовали ему магазин «Рыбачьте с нами» в Панкратьевском переулке, рассказали свои впечатления о рыбалке на Кипре и посоветовали обязательно съездить порыбачить на Ахтубу. Обменявшись визитными карточками (на карточке Самаров числился старшим научным сотрудником Института экономики Российской академии наук), они расстались, довольные знакомством.

Через неделю, когда Самаров собрал о Хадзидисе всю имевшуюся в Службе информацию и получил добро на вербовку, он позвонил ему (они с супругой остановились у Катиных родителей в Ясенево) и предложил встретиться в ресторане Центрального дома литераторов на Поварской. Там, в ресторане, Спиро подробно поведал о своей жизни, о работе в полиции, о любви к России и русским людям. Там же Самаров предложил Спиро работать на Службу.

Спиро невесело улыбнулся.

– Поздно, Виктор.

Он достал скромную визитку своего тестя. В ней говорилось, что некто Иванов Иван Иванович (так назовём тестя Спиро) является полковником запаса и членом Совета ветеранов Службы внешней разведки России.

Самаров виновато усмехнулся.

– Ну, что же, кто не успел, тот опоздал.

– Но ты, Виктор, должен знать, – Спиро положил руку на руку Самарова, – на Кипре у тебя есть очень надёжный друг, который тебе всегда поможет.

Они крепко пожали друг другу руки и обнялись, словно родные братья. Спиро поднял кверху указательный палец, и тут же к ним подбежал молоденький официант, спросил по-русски:

– Будете заказывать или только кофе?

Спиро вопросительно поглядел на Самарова и, не дождавшись ответа, сказал:

– Неси, дорогой, кальмаров фри, обязательно с пюре и брюссельской капустой, а пока будете готовить, давай картошечку с селёдкой и луком и двести грамм «Столичной». Да, и не забудь гренки из чёрного хлеба, натёртые чесноком.

Они сидели за столиком у самого уреза воды, вдали от террасы кафе, плеск волн заглушал их голоса, небольшой торшер освещал только столик, дальше, до самого кафе господствовала густая тёмная ночь.

– С чем, Виктор, пожаловал на Кипр, в отпуск?

– Да какой там отпуск, мы теперь в отпуск за границу невыездные. В командировке я.

Самаров вкратце рассказал причину появления на острове, поведал о возникших проблемах и крайне сжатых сроках операции, о необходимости выяснить, кто такой Костас. Выпили, закусили по-русски, закурили. Спиро сказал:

– Геннадия найдём, можешь не сомневаться. Есть такой Костас – хозяин рыболовной базы в предгорьях Троодоса, некоего «клёвого места» по-вашему. Он там разводит карпов, форель, осетров, держит приличный ресторанчик и мотель. К нему на рыбалку просто так не приезжают, нужно заранее созвониться и записаться. Я его хорошо знаю. Он, кстати, тоже учился в России, в Краснодаре, получил специальность в сфере технологии разведения рыб и управления рыбным хозяйством. Считаю, Шеликов там. Его подруга должна знать Костаса, так как многие приезжающие банковские начальники из Москвы любят порыбачить, и служащие RCB договариваются с Костасом. Я могу рано утром позвонить ему и узнать о Геннадии. Но могу и не звонить, а просто сядем в мою машину и поедем туда, сделаем Геннадию сюрприз.

– Да не очень радостным будет этот сюрприз для него, – заметил Самаров, – но это лучший вариант, поедем. Но поедем на разных машинах, мои люди на своих, я на своей. Когда и где встречаемся?

– Давай в семь утра, при выезде из города на хайвэе в сторону Пафоса, у маленькой таверны, там ещё цветами торгуют.

– Отлично. Будем. Теперь вот о чём. Меня тревожит хвост. Понимаю, что здесь инициатива за британцами, украинцы, видимо, исполнители. Но нам от этого не легче.

– Не будь наивным, Виктор. Британцы вас срисовали ещё в аэропорту на паспортном контроле. У них явно есть твоё фото и фото твоего сотрудника, который был с тобой в Сирии. Конечно, их очень интересует цель вашего визита, и они пойдут на любые провокации, чтобы подставить, а потом взять кого-либо из вас, а лучше всех вместе. Затем они устроят русофобскую какофонию в кипрской и европейской прессе, очередной раз уличат Россию в подлости и неискренности отношений с Кипром, и всё это накануне президентских выборов на острове. Представляешь, какой подарок будет для проамериканской и пробританской верхушки Кипра? Украинская же разведка, работающая у англосаксов на побегушках, может иметь и какие-то свои узкие интересы. Вообще, скажу тебе, украинская разведка действует весьма профессионально, там трудятся способные люди. Ладно, не переживай, разберёмся. Когда, ты сказал, назначена встреча у «Ama Beach» с этой красоткой в голубом платье?

– В два часа, – Самаров поглядел на часы, – через полчаса.

– Отлично. Успеваем. Передай своим, чтобы чуточку задержались, минут так на десять.

Спиро кому-то позвонил и дал указание. Разговор шёл на греческом. В этот момент вышел на связь Жук:

– Сёма, похоже, клиент на настоящей рыбалке в горах, у Костаса.

– Видимо, да, у меня такая же информация. Позвони Грачу, пусть выдвигается к вам. Машину оставьте на парковке у археологического комплекса «Аматус», там светло, не заблудитесь. Спуститесь к морю со стороны Лимассола и неспешно идите к кафе. Так, чтобы опоздать на десять минут, не меньше. Там увидимся.

7

Спиро достал из своей «БМВ X5» большой кейс и, пересев в машину Самарова, вынул три пистолета и три коробки с патронами.

– Видишь ли, я предпочитаю «Астру», очень надёжная машина. Но мои сотрудники используют «Глок 19». Сам знаешь, оружие лёгкое и безотказное. Думаю, по тридцать патронов на ствол хватит?

– Хватит, спасибо, – улыбнулся Самаров.

– Если вдруг столкнётесь с полицией, всё вали на меня, я с ними сам разберусь. И ещё. В случае, если кого придётся брать, у меня есть место, где можно временно подержать.

– Спасибо, Спиро, я в неоплатном долгу перед тобой.

– Пустое, брат, одно дело делаем.

Кафе «Ama Beach» скорее было даже не кафе, а обычный шалман, что разбросаны по всему Лимассолу. Плохой кофе, низкого качества еда, грязный пол, редко протираемые столики, засиженные мухами окна, и ничем не убиваемый запах туалета и прокисшего вина и пива. Обслуживали эти злачные места то ли вьетнамцы, то ли филиппинцы – ребята шустрые и услужливые, но всегда настороженные, готовые в любой момент выхватить скрытый в джинсах складной нож и исполнить любое приказание хозяев.

Днём сюда заглядывали купить воды загоравшие на диком галечном пляже неорганизованные отдыхающие и перекусить, выпить кофе прогуливавшиеся вдоль берега по бесконечному муниципальному тротуару несведущие туристы. Вечером столики занимали рабочие отелей – грузчики, садовники, маляры, уборщики территории, горничные, кастелянши, кухонные работники – все поголовно из стран юго-восточной Азии.

Захаживали в шалман дворники, подметалы кафе и ресторанов – молодые здоровые парни из Болгарии, Албании, Боснии и Герцеговины… Вся эта публика, кучковавшаяся по национальному или конфессиональному признакам, поглощала на ужин не очень доброкачественную пищу, пила дрянное вино и пиво, играла в кости и карты, вела себя смирно и к полуночи растворялась в темноте приморской ночи. Хозяева разрешали оставаться на ночь некоторым бездомным бедолагам, прибывшим на Кипр незаконно, потерявшим или пропившим свои паспорта. В общем, это было ещё то кафе!

Ведя машину в сторону Аматус, Самаров думал, что может произойти. Группу украинских разведчиков они, без сомнения, возьмут. Что это даст? Если те расколятся, будет ясно, за кем они охотились – за группой Самарова или за Шеликовым. Станет известно, кто устроил обыск в квартире Веры, что искали, чьи эти ребята: службы внешней разведки или военной разведки Украины. Возможно, раскроется вся украинская резидентура. Чей заказ они исполняют: MI6, ЦРУ? Или работают по собственной инициативе? Хорошо бы взять и эту красотку в голубом платье. Будет исправлена прошлая ошибка Клыка и появится новый обвиняемый в деле ликвидированной ДРГ на Брянщине. Всё это, конечно, хорошо. А если не расколятся?

Самаров не хуже Спиро знал, что в украинской разведке дураков не держали. Все киевские разведчики обучались в США и Англии, имели богатый опыт антироссийской работы на Кавказе, в Средней Азии, в Сирии… Он вспомнил, как год назад одно из подразделений его управления принимало участие в блокировании украинской разведывательно-диверсионной группы. Киевские диверсанты проникли на российскую территорию через Азовское море, в районе приграничной Екатериновки, на шоссе Новоазовск – Луганск заложили несколько фугасов, на которых подорвались бензовоз и две фуры, шедшие в Луганскую Народную Республику. Затем диверсанты на легковых автомашинах с ростовскими номерами беспрепятственно выбрались из критической зоны и растворились в Таганроге. И число таких террористических вылазок неуклонно росло.

Он аккуратно въехал на освещённую парковку, где среди разномастных авто уже стояли машины Жука и Зверя. Из темноты вышел Клык и доложил:

– Ребята пошли в сторону кафе. Прибыла группа Грача, – он указал на две стоявшие рядом машины, «Фольксваген Пассат» и «Фольксваген Минивэн», – но они на другом «минивэне» куда-то отъехали.

Машины Спиро не было. Но Сёма не встревожился, Спиро был профессионалом. Они с Клыком сели в машину.

– Держи пушку, – Сёма протянул Клыку «Глок» и коробку патронов, – бери второй, передашь Жуку.

Сёма взглянул на часы, было ровно два часа ночи.

– Пошли, у нас ещё десять минут.

Грач связался со Спиро, и они договорились: группа Грача берёт кафе во внешний периметр, блокируя подходы и подъезды, группа Спиро входит в кафе, подбирает всех подряд и грузит в свой автотранспорт. Три группы – Грача, Спиро и Сёмы – встречаются на восточной окраине Лимассола, близ старого, заброшенного медеплавильного завода, и решают, что делать с прихваченной ими публикой.

Кафе распространяло вокруг себя тусклый свет, исходивший из окон и от четырёх убогих уличных светильников. На маленькой гравиевой стоянке были припаркованы три машины: старенькая «Тойоты Корола», видавший виды фургончик «Мицубиси Миникэб», на каком кипрские фермеры развозят по магазинам, кафе и ресторанам овощи, зелень и фрукты, и, конечно, «Форд Фокус» вишнёвого цвета. Как же без него?

Группа Спиро подъехала на трёх машинах – двух «Ауди Q5» и закрытом микроавтобусе «Мерседес Спринтер». Девять человек в штурмовых костюмах чёрного цвета, в балаклавах, вооружённые германскими пистолетами-пулемётами «Хеклер» и «Кох МР-5» с глушителями на стволах перекрыли входы-выходы. Четверо из них вошли в зал кафе и взяли на прицел немногочисленных ночных посетителей.

Посетителями были два крепко выпивших болгарина, работавших дворниками в археологическом комплексе «Аматус», и четверо высоких, спортивного телосложения молодых человека, потягивавших из маленьких чашечек дрянной кофе. Если внимательно приглядеться, под футболками навыпуск у этих пацанов на ремнях висели полукобуры с пистолетами.

Справа от входа расположилась всё та же красавица, облаченная уже не в голубое платье, а в узкие джинсы-скинни голубого цвета, подчёркивавшие красоту её ног, и белую блузу. Хорошая стрижка коротких чёрных волос, ухоженное лицо с умеренным макияжем, яркие педикюр и маникюр делали её весьма сексуально привлекательной. Было очевидно, молодая дама знала себе цену.

Её глаза выдавали внутреннее состояние. Они излучали искры нетерпенья, с трудом скрываемого нервного напряжения и злости. Когда же в кафе вместо мускулистого низкорослого Клыка вошёл высокий, стройный красивый мужчина в дорогом светлом костюме из тонкого льна, наша знакомая просто опешила, но, сделав глоток коктейля «мохито», быстро собралась и продолжала рыться в своём айфоне.

– Дамы и господа! – обратился Спиро к публике по-английски, – прошу всех на выход. Без эксцессов, без нервных движений. Оружие медленно достать и сложить при выходе вот сюда, – он указал на ближайший к нему столик, – надеюсь на ваше благоразумие.

Болгары быстренько последовали приказу, покинули кафе и были запихнуты в микроавтобус. Трое молодых людей вынули и сложили на столик пистолеты и тут же, скованные наручниками людьми Спиро, отправились вслед за болгарами.

Но не все оказались благоразумными. Четвёртый тянул время, поглядывал на даму, вдруг резко вскочил, выхватил из кармана джинсов гранату Ф-1 и пытался выдернуть кольцо, но сзади раздался приглушённый хлопок, потянуло горелым порохом, а рука, державшая гранату, окрасилась кровью. Один из бойцов Спиро выстрелил вовремя, другой подхватил выпавшую гранату, третий заломил гранатомётчику здоровую руку и вывел его из кафе.

– Мисс, – галантно обратился Спиро к красавице, взял из её рук айфон и сунул его в карман, – разрешите вашу сумочку?

Дама, словно окаменев, не издала ни звука, не сделала ни одного движения. Только ледяной взгляд переполненных ужасом её глаз. Спиро взял красивую сумочку и высыпал на столик её содержимое. Среди обычных дамских аксессуаров его внимание привлекли маленький пистолет «СМ-11С» калибра 6,35 мм германского производства, украинский паспорт, блокнот и золотистого цвета авторучка с тремя кнопками. Спиро знал такие «авторучки», заряженные капсулами цианидов, поэтому в первую очередь в карман положил её, затем туда же отправил паспорт, блокнот и пистолет. Протянув даме руку, он жёстко произнёс: