Читать онлайн Последний день в мае

1) Июньские знакомства

Тридцать первого мая 1941 года я прибыл в Москву, которой вскоре предстояло стать городом-героем.

Шла вторая неделя моей демобилизации, и, навестив родителей в пригороде Сталинграда, я вновь покинул их, отправившись в столицу с целью поступления на первый курс экономического факультета Московского института философии, литературы и истории.

Моё сознание, впервые попав в столь крупный город, да и к тому же наполненный таким активным биоритмом, будто перевернулось! Он не шел ни в какое сравнение не с моей родной деревней, ни со Сталинградом, хотя я бывал в нем множество раз, и уж тем более с моей казармой, где я провел пару лет жизни.

Выйдя на вокзале, я не стал сразу искать такси или общественный транспорт. Мне хотелось пройтись, вглядеться в лица новых людей, увидеть их улыбки и спешку, стать частью этого общества, по которому очень скучал.

Нет, я не был отшельником или диким человеком. Но когда два года проживаешь со своими товарищами, не видя остального мира, ты начинаешь тосковать по нему. Подходит время, и, оставив армию, скучаешь по сослуживцам, которые успели стать тебе семьей. Такая вот ирония! Сначала грустишь по гражданке, а вернувшись, горюешь по воинской части. Но не будем о грустном! Впереди у меня целое лето, которое обещает быть наполненным новыми интересными событиями и встречами.

В силу того, что знакомых или дальних родственников в городе я не имел, наше советское государство предоставило мне, как иногороднему абитуриенту, комнату в студенческом общежитии. Добравшись до нее, я впервые встретил этого задумчивого парня с редким и необычным именем – Владилен Сухарев.

– Приветствую, друг! – радостно окликнул я сидящего за столом у окна с томиком Ленина темноволосого юношу в брюках и клетчатой рубашке, голубые глаза которого находились за кругленькими очками. – Меня зовут Ярослав Мельников, я твой новый сосед!

– Здравствуй, товарищ! – ответил он, отложив книгу и отправившись ко мне навстречу с рукопожатием. – Очень рад знакомству, меня зовут Владилен Сухарев! И добро пожаловать в мою скромную обитель!

– Весьма уютно, подскажи, где оставить вещи?

– Пожалуйста, вот сюда, – произнес он, убирая одежду с соседней кровати, – я сейчас живу один, сосед попросил переселить его, потому как немного не сошлись характерами.

– Точнее, соседка! – улыбнувшись, добавил я, видя, как Сухарев пытался укрыть женскую одежду.

– Это моей девушки, Инны. Она ночевала у меня пару недель, пока обстановка позволяла, но будь уверен, с твоим приездом этого не повторится! – положа руку на сердце, уверенно заявил парень.

– Не беспокойся, я всё понимаю! Если что, обязательно войду в положение. Ты лучше расскажи пока о себе, – продолжил я, раскладывая вещи.

– Я местный, живу в Москве с рождения. Учусь на философском факультете, уже на третьем курсе, являюсь старостой и пишу курсовую, – произнес он, указав на заполненный книгами и рукописями стол, – но не считай меня зубрилкой, несмотря на всё это, я стараюсь не замыкаться от общества.

– Что ты! Я и не думал об этом. Напротив, когда человек совмещает самообразование и взаимодействие с обществом – это очень здорово. Вот у нас был политрук…

– Политрук? Выходит, ты из армии вернулся! – обрадовался Владилен.

– Так точно! На Алтае служил.

– Здорово, говорят, там очень красиво, но сам я там не бывал. – отозвался он, окончив уборку и приступив к наведению порядка на столе. – Ярик! Можно тебя так называть?

– Конечно!

– В таком случае, Ярик! Давай я тебе помогу с поступлением? У нас как раз есть программа для бывших военных, и тебя могут зачислить сразу на второй курс.

– Спасибо, Владилен, это очень приятно! Я слышал про нее, почему бы не воспользоваться.

– Тоже верно, – согласился сосед, – а ты на какой факультет намерен пойти?

– На экономический, он у вас совсем новый, как я понял. Будучи на службе я с политруком сдружился, он мне про политэкономию рассказывал, «Капитал» дал почитать, и хоть несколько сложна эта книжка на первый взгляд, но сам предмет мне понравился, поэтому я и положил на него глаз.

– Что же, весьма увлекательно! – улыбнувшись, воскликнул Владилен, – а про пару других источников и составных частей он объяснил?

– Что, прости? – переспросил я.

– Да ничего! Я позже всё объясню, – весело добавил он, – ты пока располагайся, а я скоро вернусь.

Комната, рассчитанная на двух человек, не отличалась большими размерами, но содержала всё самое необходимое: пару кроватей, разделенных пространством, стол расположенный параллельно входу, и стоящий напротив внушительного для такой площади окна, из которого открывались красивые виды на университет и близлежащий парк. На стенах помещения крепились книжные полки, содержащие в основном философскую и художественную литературу, скромное овальное зеркало, а также несколько картин с изображениями природы. По центру, между спальными местами, стоял журнальный столик с темной вазой, хранящей свежий букет цветов.

Вскоре послышалось открытие двери, и вошедший Владилен продолжил общение:

– Ярослав, у меня сегодня была запланирована встреча в Сокольниках с членами комсомольской организации. Будет неправильно оставлять тебя одного, предлагаю продолжить знакомство на свежем воздухе, там и мысли должны быть свежее. Не против?

– Конечно, нет! Я только переоденусь с дороги.

– Не спеши, я пока успею обрезать букет, просто ножницы пришлось одолжить, а как будешь готов, сразу идем, – ответил Сухарев, присев рядом с алыми гвоздиками.

Пятнадцать минут спустя мы выдвинулись на место встречи. Последний день мая выдался очень ярким и теплым – это была та самая погода, которая предполагала к новой жизни: парк радовал глаз буйством цветочных красок и ароматов. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветки и сходящие на ухоженные дорожки, создавали причудливую игру между светом и тенью. Щебетание птиц, звонкие голоса детей и разговоры прогуливающихся горожан поднимали мирную и гармоничную мелодию, порождающую радость и умиротворение в моей голове, лишив ее всяких переживаний.

– К сожалению, я был в Сталинграде лишь проездом, когда ехал с родителями и сестрой на море, – продолжал рассказ Владилен, – а получив профессию, ты планируешь остаться у нас, или вернуться на малую Родину?

– Ох, так далеко я еще не задумывался. Скорее вернусь и продолжу трудиться дома, потому как хлопот в округе очень много, а лишние руки никогда не бывают лишними.

– А родители и братья с сестрами, если они есть, чем занимаются? – переводя взгляд от меня на цветы, проговорил товарищ.

– Отец трудится в колхозном МТС, мама на швейном производстве. Я решил изучить экономическую науку, чтобы помочь в развитии края, – ответил я, любуясь городской жизнью. – Сестры у меня больше нет… – У вас тут такая активность.

– Соглашусь, – кивнул Сухарев, – очень много людей приехало в последние несколько лет, город увеличивается в масштабах, концентрируя в себе бывших крестьян из сельской местности, освобожденных советской властью. А что у тебя с сестрой случилось?

– Умерла еще маленькой.

– Мне очень жаль, – тронув меня за плечо, произнес Владилен, – а расскажи еще о себе.

– Я рос в сельской местности, застал коллективизацию, а также появление и развитие местного колхоза.

– Очень интересно, целая история перед глазами развернулась! Пожалуйста, говори подробнее, – восхищенно поддержал Сухарев.

– Я тогда был еще мал, – начал я, – но помню, что отец был счастлив, когда местного управленца, имевшего достаточно большой земельный надел, сняли. Власти выявили, что он перепродавал заготовки, а еще имел группу, которая вымогала с местных деньги и зерно. После его раскрытия, землю экспроприировали и поделили между личными и колхозными владениями.

– Это был кулак, – прояснил товарищ, – капиталист на селе. Ты понял значение этого процесса?

– Да, – ответил я, кивнув головой, – постепенно мелкие хозяйства объединились в коллектив, и обработка земли стала проще, а производительность выше.

– Очень хорошо, а что было после? – продолжил Владилен.

– Образовали колхоз, через год работникам выдали несколько тракторов. Постепенно в него стало вливаться все больше людей, и в целом стало спокойнее, и все оказались при деле, – доложил я.

– Так значит, заботится советская власть о сельских тружениках? – с улыбкой добавил Владилен.

– Так точно, значительному большинству стало проще. А расскажи о своих родителях и сестре?

– Мать и отец у меня ученые–ботаники, а сестра, Анюта, скоро оканчивает школу. Обязательно постараюсь тебя с ними познакомить.

– Спасибо, – ответил я, – а ты занимаешься еще чем-либо, или пока только учеба?

– Само собой, спортом! Это обязательное дополнение для умственного труда, – оживился новый друг. – В институте спортивные мероприятия хорошо развиты, и я участвую в них. Надо тебя как-нибудь сводить на студенческие товарищеские матчи по футболу.

– Это очень интересно, буду рад посетить их, – ощутив некую… привязанность, произнес я.

– Ярик, только не думай, что если у нас в комнате, что если у нас столько книжек, то я всё время сижу над ними. Мне нравится чтение, но я не изолируюсь от мира, – взглянув на меня, изрек Владилен.

– Я и не думал об этом! – улыбнувшись, успокоил его я. – Вероятно, такой образ зависит от твоей специальности?

– Так и есть, – согласился сосед, – хоть я и поддерживаю идеи коллективизма, но чтобы развиваться в своей сфере, мне приходится проводить много времени одному. А когда долго читаешь сложный текст, проводя его анализ, после нужно время на возвращение к обычной речи.

– Интересно, но я знаком с философией лишь по школьным учебникам, а оригинальные книги не смотрел, – промолвил я, любуясь природой

– Проживая со мной, успеешь насмотреться! Но я постараюсь не особо много грузить, – ответил Владилен, – а помимо спорта, комсомольская организация также занимается и творчеством, и социальной помощью, и иными вещами. Найдешь хобби по интересам.

Мы подобрались к центральной части парка, где находилась внутренняя аллея, вход в которую украшали высокие резные колонны, соединенные мраморной аркой. Перед ними возвышались несколько флагштоков с развивающимися под легким ветерком алыми советскими флагами.

Продвигаясь вглубь, глаза ловили как обычных гуляк, так и спортсменов, совершающих пробежку. В тот день парк наполнился пионерами. У ребят близились летние каникулы, и, как сообщил Владилен, сегодня комсомольская организация проводит общественное собрание, где ознакомит их с программой на отдых.

Добрались до фонтанов, я увидел одиноко стоящую молодую девушку с нежными чертами лица и длинными пшеничными волосами, заплетенными в косу. На её белой рубашке виднелся значок ВЛКСМ, а в руках находилась раскрытая книга по педагогике, по которой блуждали небесно–голубые глаза.

– Вот и пришли, – сообщил Владилен и уверенной поступью, двинулся к ней.

– Здравствуй, Владя! – радостно произнесла она, обняв и поцеловав в щеку, – Как сегодня продвигается твоя учеба?

– Привет, Инна! «Материализм и эмпириокритицизм» читал, а эти розы для тебя! – окрасившись легким румянцем, воскликнул парень.

– Спасибо большое! Это так трогательно с твоей стороны! – нежно отозвалась девушка, обняв бутоны. – Ты сегодня с товарищем?

– Да! Позволь тебе представить – Ярослав, мой добрый друг и будущий экономист!

– Здравствуйте, Инна! – воскликнул я, подав руку.

– Здравствуйте, очень рада познакомиться с вами!

– Инна, – вновь заговорил Сухарев, – давайте я вас оставлю и займусь сбором ребят, а ты пока подожди.

– Конечно! – ответила она, еще раз поцеловав в щеку.

Она нежно поглядела вслед уходящего к детям молодого человека, и вновь вдохнув аромат роз, она обратилась ко мне.

– Ярослав, а в каком районе вы проживаете?

– Я родом из Сталинградской области.

– Ничего себе, – слегка удивилась она, – а родные у вас есть в городе?

– Ни единого! Все остались дома, а сам я недавно из армии вернулся, два года родители меня не видели. Я недельку погостил у них, а затем вновь отправился в путь, чтобы получить высшее образование.

– Как храбро! А какую профессию хотите освоить?

– Экономист, она мне нужна, чтобы исполнить небольшую мечту, – ответил я.

– Можете мне ее раскрыть? – улыбнулась она, внимательно изучая мои эмоции.

– Я хочу стать полезным для людей, точнее для коллектива, но не только у себя дома, но по стране в целом.

– Это приятно слышать, – произнесла Инна, – может, вы не будете против присоединиться к нашей комсомольской организации?

– Я с удовольствием присоединюсь. А можете объяснить, чем вы занимаетесь?

– Конечно! – согласилась девушка. – Я занимаюсь работой с молодежью, точнее, с детишками из детских домов, и обучаюсь на педагогическом факультете. Когда я получу образование, непременно стану учительницей в интернате! У меня уже идет практика в одном из детских домов, откуда я сама вышла. Чтобы не остаться перед вами в долгу, я тоже открою свою тайну!

– Непременно весь в внимании, – проговорил я, чувствуя не только уважение, но и гордость за нее.

– Я хочу вложить себя в воспитание нового советского человека, как товарищ Макаренко и Дзержинский, – бойко продолжила девушка. – Скажите, а вы коммунист?

– Честно… Не могу сказать, точнее, пусть за меня это скажут другие, а считать себя кем-либо всегда легче, чем являться им в действительности. А можете немного рассказать о принципах педагогики?

– Конечно! – радостно согласилась Инна. – Прежде всего, следует осознать, что нет плохих детей, а имеется плохое отношение к этим ребятам. Потому как общественное бытие, Ярослав?

– Определяет сознание! Я это на службе усвоил, а еще, чтобы поменять образ мышления человека, надо изменить привычную для него среду!

– Умничка! – воскликнула Инна, подтолкнув меня в плечо. – После необходимо показать детям, что у них есть не только свобода выбирать, как им себя вести, но также, что за каждым их действием лежит их ответственность и надобность исправлять свои ошибки.

– Можете показать с примером? – попросил я.

– Скажем, порвет ребенок себе одежду, следует не бежать и чинить её за него, а научить ребенка самостоятельно зашить. Тогда он поймет, что он может не только поломать, но и исправить каждую поломку, – ответила девушка, продолжив говорить, – так формируется ответственность перед самим собой и перед коллективом.

– А воспитание неотрывно от коллектива! – добавил я.

– Абсолютно верно, как воспитатель влияет на отдельно ребенка и коллектив, так и коллектив воздействует на малыша, – прояснила Инна.

– А вы давно с Владиленом вместе?

– Очень! – воскликнула она с удовольствием. – Ещё со школы вместе! Владя может показаться стеснительным, но я помогаю ему с этим справиться, обрати внимание, – указала она на кавалера, оканчивавшего сбор ребят. – Я прошу помочь мне организовать людей, и он постепенно побеждает своё волнение, становясь коммуникабельнее. И это одна из частей воспитательной программы: человек должен осознать проблему и помочь наставнику воспитать себя.

– Очень интересный подход, я где–то про него слышал…

– Инчик, твоя партия собрана! Можешь уверенно начинать, – окликнул нас, Владилен.

– Спасибо большое, ты мне очень помог, – нежно ответила она и отправилась к людям.

В ходе моего знакомства с Инной, в парке появилось внушительное число новых лиц, и постепенно подходило еще больше молодых людей. Владилен, справившись с поставленной задачей, поменялся ролями с возлюбленной, и моё внимание перешло на него.

– Уже нашли общий язык? – спросил он присев на парапет фонтана.

– Да! У тебя невероятно умная девушка, – ответил я, присоединившись к нему.

– Она замечательная, мы вместе еще со школьной скамьи, – продолжил он, вглядываясь в лица, – идем, я представлю тебя товарищам, а еще объясню, что нас ждёт.

По программе сегодня должен был состояться поход в тир. Однако перед этим, коллектив комсомольцев намеревался провести собрание с местной пионерией. Мы подошли к молодым людям, которые радостно приветствовали нас:

– Владя, привет! Извини, что припозднились немного, – произнес наиболее крупный из ребят.

– Товарищи, всем здравствуйте! Инна еще только вступление проводит, так что не волнуйтесь, все успели, – ответил Владлен.

– Тогда порядок, – добродушно ответил этот же парень, – Да ты сегодня с новым лицом! Приветствую, Руслан.

– Ярослав, рад знакомству с вами

Парень протянул мне руку и крепко сжал мою, чего я не ожидал. Следует отметить, что он имел развитую мускулатуру и коротко подстриженные волосы, а его слегка вздёрнутый нос и форма ушей, напоминавших равнобедренный треугольник, немного выделяли его из остального коллектива.

– Ой! Извиняюсь, я маленько переусердствовал, – смущенно, но по–прежнему весело прокомментировал он своё приветствие.

– Да ничего, ты такой крупный! Прям богатырь! – произнёс я.

– Спасибо, я занимаюсь боксом, а учусь на тренера-преподавателя. Ярослав, ты как к спорту относишься?

– Люблю командные виды.

– Опа! Чудесно! Нам как раз может потребоваться человек для полной команды на игру, Владя, агитируй товарища к нам! – воодушевленно произнес Руслан.

– Процесс идёт, – улыбнувшись, ответил Владилен.

– Ох, где мои манеры? Ярослав, познакомься – это моя девушка, Даша, – произнес боксер.

– Привет! – воскликнула кудрявая девушка с тёмными волосами и также протянула руку, пожав которую я понял, как сильно они отличаются.

На фоне молодого человека Даша выглядела совсем маленькой, но благодаря своим пышным волосам и стройной комплекции она походила на поздний одуванчик, семена которого могли разлететься от лёгкого прикосновения. Как и Владилен, девушка носила круглые очки, через которые на меня глядели зелёные глаза.

– Вы так интересно сочетаетесь, – радостно отметил я, не отрываясь от этой пары.

– Да, все так говорят, – рассмеявшись, подтвердила Даша, – мы как ходячее диалектическое противоречие. Кстати я тоже с философского, и учусь с Владей. Только он пишет работы по марксизму–ленинизму, а я интересуюсь философией древней Греции.

– Мне очень приятно,– ответил я ей.

– А это Николай Сорокин, – представил Руслан своего друга.

– Здравствуй, Ярослав! Я тоже спортсмен, но, как видишь, сегодня слегка травмированный! – произнес светловолосый парень с легкими веснушками на носу, указав, – капитан университетской команды по футболу! Не хочешь присоединиться к нам на следующий год?

– Конечно! Мы в армии часто в футбол играли.

– Славно, считай, я тебя уже на карандашик поставил, так что готовься, – улыбчиво добавил футболист.

К этому времени Инна приготовилась произнести вступительную речь, и мы выступили к ней с поддержкой.

Девушка поднялась на небольшую трибуну, расположенную под цветущими ветками деревьев и окружённую полукругом пионеров. Когда она обозначила себя поднятием левой руки, ребята практически сразу затихли, заострив на ней внимание, а лично я заметил, как умело Инна изменяет свой тон – от спокойного до боевого.

– Здравствуйте, товарищи! – начала она, – Ребята! Как вы уже поняли, учебный год подошел к концу!

Эти слова были встречены бурей восторженных криков и такими звучными детскими аплодисментами, которые заставили вздрогнуть проходящих мимо гуляк, и те остановились взглянуть на выступление. Инна, дождавшись, когда шум стихнет, продолжила свою речь.

– За это время вы показали себя с наилучшей стороны. Спасибо вам за это! – воскликнула комсомолка и, приостановишись на хлопки, вновь заговорила, но уже воспитательным тоном: – Но не думайте, что наступила пора праздной траты времени! С этого дня мы еще активнее займемся вашим внеклассным воспитанием. На это лето у нас запланирована поездка в Ялту на июль. Так что, друзья, отнеситесь к этому серьезно! Помните, что на первом месте у нас дисциплина и коллективизм, а уже после игры и развлечения, которые также должны воспитывать у нас любовь к труду и созиданию! В июне мы занимаемся в Москве, все кружки работают по графику, собрания у нас, как и в прошлом году по пятницам. А теперь, друзья, я вам проведу инструктаж по безопасным каникулам и мы с вами отправимся в тир!

Через пару минут Инна сходила с трибуны под детские аплодисменты, а я убедился, что девушка поистине влюблена в свое дело и готова выкладываться, создавая планы по развитию коллектива на месяцы вперед, – это меня восхитило в ней. Окончив речь, она попросила комсомольцев организовать колонну из ребят, а сама отправилась ко мне.

– Как тебе наши ребята, Ярослав? – спросила Инна с легкой одышкой.

– Бесподобно! Ты так здорово говоришь, как настоящий лидер! – произнес я, пожав ее ручку.

– Спасибо, но теперь немножко голос сорвала.

– А у вас есть место постоянных собраний?

– Разумеется, ДК «Спутник» и детский дом «Надежда», но лично я занимаюсь сиротами, а сегодня вызвалась помочь ребятам из школ нашего района, – объяснила Инна.

– Ты такая продуктивная! – изумился я. – Учеба и такая ответственная работа… Мне кажется, это тяжело.

– Не соглашусь, – возразила девушка. – Моя работа продолжает учебу, но сложности возникают местами. Это может зависеть и от отдельного ребенка, или от группы ребят. Каждая детская личность индивидуальна относительно условий, которые его окружали.

– А тебе случалось сталкиваться с детьми, у которых имелись особенности в развитии? – немного стесняясь, поинтересовался я.

– Конечно, – нисколько не удивившись, ответила она. – Они хоть и требуют особого подхода, но я всегда помню, что не существует дефективного ребёнка, а есть дефективное отношение к этому человечку. Я исхожу из того, что все дети равны между собой, хотя каждый из них имеет индивидуальные отличия. Точно также и нет хулиганов – это не конкретно их вина, а того положения, в котором они оказались, поэтому следует отринуть прошлое и заниматься с этим человеком в настоящем, задав ему перспективы в развитии.

– Инна, я хочу вам помочь хоть в чём-либо, где стану полезнее!

– Я счастлива это слышать, – улыбнулась она. – Коллектив всегда рад новым людям! К тому же мы с Владленом вместе, и тебе будет легко связаться со мной. Не против на «ты»?

– Конечно, нет, – радостно ответил я.

Пока мы беседовали, пионеры выстроились в колонну из нескольких рядов, впереди которой выступил Руслан, направляя и контролируя движения ребят. Замыкали строй Николай и Дарья, подгоняющая тех, кто отстал. К нам с Инной вновь подошел Владилен, и он, осмотрев строй, обратился к любимой.

– Инна, твой легион построен! Какие дальнейшие указания? – весело проговорил юноша, отдавая честь девушке.

– Держим курс в направлении тира, товарищ Владя! – ответила ему белокурая комсомолка. И Руслан повел колонну.

Молодые люди привели ребят к местному тиру. Он располагался дальше по аллее, и на этом месте цвела сирень, создавая нежный природный аромат, разносящийся под звучный аккомпанемент пчел.

Разбившись на три колонны, пионеры подходили к пневматическим винтовкам, совершая пять выстрелов. Чтобы ускорить процесс, я, Руслан и Николай встали у каждого оружия и перезаряжали его для выстрела.

Некоторые девочки, прежде чем нажать на спусковой крючок, зажмуривали глаза, отчего практически не попадали. Чтобы исправить такой недочет, боксер подходил к каждой и помогал прицеливаться.

Мальчики, напротив, не нуждались в помощи и лихо били по мишеням, компенсируя неточность кучностью огня. Мы не всегда успевали перезаряжать, так как некоторые спорили, кто быстрее сделает свои выстрелы, но при этом обязательным условием было попадание всех в цель. Очень скоро очередь подошла к концу, и ребята уже вновь выстраивались, а Инна с Владей подошли к оружию.

– Готов снова проиграть? – В шутку задала вопрос Инна своему кавалеру, попутно заряжая винтовку.

– Всегда готов! – Ответил Владилен с легкой иронией в голосе.

Позже он сообщил мне, что из пяти попыток две-три целился всегда в мишени своей возлюбленной, о чем она так и не узнала. И в этот раз Инна вновь одержала уверенную победу, получив заслуженный трофей – плюшевого черного кота, и, довольная собой, она улыбнулась своему парню. Может быть, девушка догадывалась, что некоторые попадания не ее рук дело, а может, и нет – это мне осталось неведомо.

В тот день мне пригодились мои умения, полученные во время службы в армии. Я без труда поразил все цели по несколько раз, заполучив добычу: двух плюшевых мишек из Сергиева Посада, которых я вручил своим новым товарищам.

После роспуска ребят, мы прогулялись до ВДНХ и я впервые увидел знаменитые московские фонтаны. Меня впечатляла монументальность столицы и инженерная мысль, на которую способен человеческий ум. Проведя почти всю сознательную жизнь в сельской местности, я не скрывал восторга от происходящего вокруг, и мне было приятно, что Владилен и Инна относятся к этому с пониманием.

– Сейчас, если можно выразиться, ты находишься в процессе отмирания разницы между городом и деревней, – с добродушной улыбкой объяснил мне молодой философ.

Честно говоря, тогда я не особо понял, о чём шла речь, но мне было очень приятно находиться в компании этих людей. Вечером мы проводили Инну домой, и направились в общежитие пешком, продолжив наше знакомство.

– Вам в армии рассказывали о фашизме? – поинтересовался Владилен.

– Да, политрук давал пояснение по Димитрову, также нам сообщали, что Германия, не рассматривая Великобританию, будущий предполагаемый противник, – начал я рассказ, – но пока у нас с Германией работает договоренность о ненападении.

– Временно, – добавил Владилен, – точнее, это не договорённости, а отсрочка. Война с Гитлером неизбежна, такова природа фашизма – наиболее империалистическая форма власти капитала, который для своего сохранения должен постоянно расширяться за счёт завоеваний.

– Даже если столкновение неизбежно, Владилен, я хочу сказать, что нападать на СССР сейчас крайне неразумно, потому как Германии придётся воевать сразу на два фронта.

– Тут ты прав, Ярослав, но помни, что мы достигли социализма в эпоху отмирания империализма, и война с реакцией началась задолго до Испании, а именно в Октябре семнадцатого года, и продолжится вновь.

– Выходит, – задумался я, – ты тоже предполагаешь, что Германия и Англия способны объединиться, несмотря на то, что они сейчас воюют?

– Именно так, – кивнул он, – каждая империалистическая страна заинтересована, чтобы государство с диктатурой пролетариата исчезло с лица Земли…

– Но постой, – перебил я, – ответь мне как сознательный человек: если у нас коммунистическая партия, а в Германии, пусть формально, но социалистическая, то разве мы можем вступить в конфликт?

– Ты сам сейчас ответил на свой вопрос, друг, – внимательно взглянув на меня, начал Владилен, – социалистическая, но формально, Ярослав! В действительности это власть крупного капитала, а верхние звенья НСДАП – их ставленники. Старайся отличать форму от содержания.

– Сложно это бывает… – добавил я.

– Ничего, я тебя поднатаскаю! – воскликнул он, похлопав меня по плечу, – ты пока расскажи: как тебе твой первый день в столице?

– Спасибо вам большое – это было чудесное знакомство, как с городом, так и с ребятами. У вас отличный коллектив!

– У нас, Ярослав! – поправил меня Владилен, – теперь ты тоже его часть, а как приедем домой, не хочешь почитать пару книжек о вопросах, которые мы только что обсудили?

– Да, очень хочу, только, если не сложно, давай пояснения, – обрадовался я.

– Конечно, на то мы и друзья! – произнес Сухарев, и от этих слов я ощутил тепло в груди.

Вскоре мы вернулись в общежитие и перед сном пили чай. Я с увлечением слушал рассказ Владилена об историческом развитии общества, одновременно листая одну из его любимых книг – «Империализм как высшая стадия капитализма». Тогда я уяснил, насколько сложно устроено человечество. Мы живём не только в эпоху построенного социалистического общества, но и наблюдаем процесс отмирания старого капиталистического хозяйства по всему миру, переходящего в свою последнюю и самую реакционную форму – фашизм.

2.

«Какое же наслаждение осознавать, что впервые за пару лет в утро понедельника мне никуда не надо», – подумал я, по привычке проснувшись в шестом часу и с удивлением обнаружив, что Владилен не только не спит, но уже активно совершает гимнастические упражнения, отодвинув столик с центра.

Окончив первый подход отжиманий, он взглянул в мою сторону и обрадовался, что я уже подрастаю.

– Утро доброе, Ярослав! Как спалось? – бодро проговорил он в мою сторону.

– Отлично… Давно так не спал! Кстати, пятьдесят раз за подход, весьма внушительный результат.

– Это ещё, что! – махнул товарищ, – я и больше могу, но обычно совершаю подходы на уменьшение и после в рост. Выйдешь со мной на пробежку?

– С удовольствием! – воскликнул я, вскочив с кровати, – только соберусь, один момент!

– Не спеши, – произнес Сухарев, – сегодня не станем особо усердствовать, потому, как днем состоится товарищеская встреча по футболу с МГУ и следует экономить силы. Ты пойдешь со мной смотреть нашу игру.

– Конечно, а вы с ними часто играете университетами?

– В течение всего учебного года, – начал товарищ, – нам очень нужны очки для выхода на первое место, а им необходимо его сохранить, так что заруба обещает быть жаркой! А еще на игру придёт моя семья, и я тебя с ними познакомлю. Идёт?

– Так точно! – ответил я, – готов к выходу!

– Отлично, тогда бежим! – объявил Сухарев, отправившись к выходу

Мы бежали трусцой по столице, наслаждаясь лучами восходящего солнца. Они пробивались сквозь ряды домов и переливаясь на влажном асфальте, слегка ослепляли глаза. В воздухе царила свежесть, от чего дышалось очень легко.

Впервые за пару лет я бежал в обычной спортивной одежде без оружия и разгрузки, и какая же лёгкость ощущалась от этого процесса. Совершив круг по местному стадиону, Владилен повёл меня до Москвы-реки, и я первый раз в жизни воочию лицезрел Кремль: рассматривая его величественные стены и башни, я ощущал, что перед моими очами разворачивается целая история! Сколько людей из разных эпох и веков видели эти строения? Насколько значимые события происходили перед и за его стенами? Осознать затруднительно… Но теперь и я был в их числе. Созерцая округу, мы наслаждались картиной лёгкого речного бриза – небольшие волны столичной реки отражали солнце и создавали эффект переливания цветовой палитры, словно играли с этими лучами.

Через несколько минут на улице показался тёмный правительственный «ЗИС». Он двигался на небольшой скорости, и на его задних стёклах находились шторки, скрывая пассажиров от лишних глаз. Проехав рядом, водитель повернул в сторону моста, а я успел усмотреть лёгкое движение ткани на месте заднего вида.

– Думаю, нам пора на завтрак, – произнес Владилен, после короткой паузы.

– Пора… Как думаешь, кто это мог ехать?

– Предполагать не берусь, возможно мы почти увидели кого-то из Политбюро! – с радостью ответил философ. – Но если у товарищей начался трудовой день, то и нам пора бежать готовиться к матчу. Я еще хотел тебя до библиотеки довести.

– Спасибо Владя! Я очень ценю твои хлопоты.

– Пустяки, – тронув меня за плечо, произнёс он, – побежали! Нельзя терять времени.

Вернувшись в общежитие, мы привели себя в порядок и завтракали. После Владилен повёл меня в библиотеку, чтобы помочь найти материал перед началом учебного года.

Я очень хотел посетить читальный зал, потому как в армии чтение стало одной из частей нашей военной подготовки. Политрук уделял особое внимание не только лекциям по политическому развитию, но и выдавал целые списки того, с чем могли ознакомиться. В него входили как работы по марксизму-ленинизму, так и военная и художественная литература. Например, мы коллективом из целого отделения вслух прочли роман Рафаэлло Джованьоли «Спартак».

Владилен любил говорить, я бы сказал, что это был один из самых общительных людей из всех, кого я встречал, и, следуя на новое место, мы продолжали общение.

– Знаешь, – начал я, – у меня в поселке, по рассказам отца, в двадцатом году открыли первый клуб для досуга населения.

– Это просто замечательно, а расскажи о нем, – произнес Владилен.

– Он утверждает, что первоначально для него не возводили отдельного здания, а использовали помещение от закрытого питейного дома. Его изъяли у бывшего владельца, и в течение пары недель провели переустройство, – доложил я.

– Точнее экспроприировали, – поправил меня Владилен.

– Да, верно. После отец помогал изготавливать шкафы и полки, которые до сих пор там. Постепенно в клуб начали завозить книги, открыли почту и газетный уголок.

– Увлекательно, а расскажи подробнее! – продолжил товарищ. – Я хочу узнать, как советская власть боролась с неграмотностью на селе.

– Местная женщина, занимавшаяся политическим просвещением, пожелала работать там. Она организовала уроки грамоты, учила взрослых и детей чтению. Я тоже был у нее, и, выучив грамоту, она показывала мне литературу. Тогда ее было мало, но имелись книжки по экономике, которые не понимал. Но старался учиться, и в этом же году нам открыли школу.

– Чудесная история! Я горд за твой дом, – ответил парень.

– Изначально ей было непросто, – проговорил я.

– Да, наша страна до революции была малограмотная, точнее она еще не была нашей, – произнёс Владилен.

– Почему ты так считаешь? – спросил я.

– Когда собственность в государстве принадлежит не труженикам, а частным лицам, такое государство не принадлежит нам, – ответил Сухарев.

– Не совсем понимаю, разве России не было до этого?! – удивился я.

– Была, но это была царская Россия, принадлежащая помещикам и капиталистам, а крестьяне и рабочие являлись их обслугой. В революцию первые воевали за продолжение гнета и за сохранение умственной темноты, а вторые – за освобождение самих себя и за раскрытие возможностей для большинства, – вновь неспешно проговорил юноша.

– Теперь ясно, – ответил я, – выходит она существовала, но являлась иной относительно нашего времени.

– Да, она была буржуазной страной с феодальными пережитками, но наши родители – коммунисты, вытащили ее из отсталости. Теперь она советская, социалистическая, а значит свободная от присваивания труда и подчинения одного человека другим. Наша с тобой задача, как их наследников, сохранить это общество и развить до следующей фазы коммунизма.

– Красиво звучит, – произнес я, – но что делать лично мне для этого? Я отслужил в армии, теперь вернулся в гражданское общество, как быть дальше и как ему помочь?

– Учиться, конечно! – обрадовался Владилен, – но не в одиночку, не одному отдельному предмету, а с коллективом, и освоить как можно больше знаний. Лично я считаю, что только так мы сможем построить нового человека. Смотри, вот мы и пришли, – заключил философ.

Мы подошли к высокому белому зданию, рядом с которым расположилась станция метро. Площадь постройки охватывало пересечение улиц, по проезжей части которой ходили троллейбусы и автомобили, а на тротуаре прогуливались москвичи. К библиотеке вели чистые бетонные ступени, расположенные под острым углом, а сама постройка была выполнена в стиле конструктивизма.

Её выделяла монументальность и геометрия фасада: темные колонны по линии входа напоминали изображение греческого Парфенона, и у меня родилась мысль, что, войдя в это здание, мы сможем очутиться в прошлом. По правую сторону от входа находилось перпендикулярное помещение в три этажа, крышу которого также поддерживали колонны, но уже светлого оттенка.

Читальный зал состоял из двух этажей, но он был исполнен так, что верхнее помещение распределялось по периметру стен, и значительная площадь первого этажа не имела потолка. На нижнем этаже в этом прямоугольнике стояли длинные читальные столы с оборудованными креслами и лампами, напоминавшие своим видом грибы лисички. За ними занималось множество людей самого разного возраста: от дошкольного до пожилого.

С одной из сторон балконной балюстрады за читающими наблюдали портреты Герцена, Чехова, Толстого, Чернышевского, а также иных литературных классиков, а напротив, на параллельном балконе, расположились еще четыре портрета смотрителей – ими были товарищи Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин.

Дав осмотреться, Сухарев обратился ко мне:

– У нас есть полтора часа, мы успеем не торопясь найти все нужные книги и пойдём готовиться к матчу. Давай начнём с тебя.

– Хорошо, будет неплохо, если ты сам мне посоветуешь.

– Так… В таком случае возьмём «Развитие капитализма в России» и совместно прочтём. Не против?

– Ни в коем разе! – произнёс я.

– Тогда идём к библиотекарше и запишем тебя, но говорить начну я, а то у нас с ней немного натянутые отношения, – улыбчиво добавил парень.

Мы подобрались к седовласой женщине в очках, которая раскладывала членские билеты по шкафу и что-то считала шепотом.

– Здравствуйте, Аглая Васильевна! – воодушевленно произнес комсомолец.

– Здравствуйте, – произнес я за ним.

– Владилен! Не иначе вновь за литературой? – ответила ему женщина. – Здравствуйте!

– Как всегда! А еще привел вам нового книголюба, прошу любить и жаловать, – радостно ответил ей юноша.

– Это не проблема, сейчас запишем твоего товарища. Ты мне вот что скажи, дружок, – произнесла женщина, достав его карточку, – у тебя уже критика кантовского разума дольше трех месяцев хранится, «История философии» новая уже месяц и…

– Изучается, Аглая Васильевна, всё это изучается! – весело отвечал Владилен.

– Да ты уже докторскую мог написать с такими просрочками, – проворчала она. – Ну ладно, изучай, но бережнее! Чтобы без черточек своих, ты мне тогда как его там… Господи, дай памяти, а! Фейбаха всего исчеркал!

– Фейербаха, Аглая Васильевна! А с боженькой вы удачно сейчас оговорились, – с радостью ответил комсомолец.

– Ты боженьку побойся! – подыграв ему с обиженным видом, продолжила женщина. – Он всё видит, и особенно как комсомолец Владилен книжки не возвращает. Ну ладно с тобой Он, как говорится. Представьтесь нам, молодой человек, – уже более любезным тоном обратилась она ко мне.

– Мельников Ярослав Артемьевич, – ответил я ей.

– Так, год рождения, – проговорила она уже серьезно, записывая мои инициалы, – год вашего рождения, будьте любезны.

– Тысяча девятьсот двадцать первый, – произнес я.

– Прекрасно! – произнесла она, окончив запись. – Так, Ярослав Артемьевич, вот ваша карточка, получите и распишитесь.

– Спасибо, – ответил я ей, поставив роспись.

– И вам спасибо, что стремитесь к знаниям, – сказала она мне. – А ты, бандит! Чтобы до выпуска книжки вернул!

– Обязательно верну, Аглая Васильевна, но позвольте еще взять, – нежно ответил ей Владилен.

– Бери, Владя, но не чиркай больше! – проворчала женщина, вернувшись к рукописному труду.

Её рабочее место располагалось под портретом Владимира Ленина.

Очень скоро мы нашли необходимую литературу. Следует отметить, Владилен чувствовал себя в читальном зале словно рыба в воде и петлял между полок так быстро, что я едва поспевал за ним. У меня сложилось впечатление, словно в его голове имелся целый список книг, и он досконально помнил, где их отыскать. Проследовав в философский отдел, мы обнаружили Дашу, которая, уединившись от остальных, что-то усердно изучала.

– Привет, ребята! – улыбнулась она, поправив очки. – Вам тоже в конце года поучиться захотелось?

– Приветствую, Даша! – также улыбчиво проговорил я.

– Здравствуй! Учиться никогда не поздно, – произнес философ. – Ты, кстати, сейчас что конспектируешь?

– Метафизику Аристотеля зубрю, тебе нужна информация?

– Да, поделишься чуть позже?

– Конечно, Владь! А как у тебя курсовая по Владимиру Ильичу на следующий год продвигается?

– Порядок, пара недель, и закончу. А ты на матч сразу отсюда пойдешь? – поинтересовался Сухарев.

– Пожалуй, чтобы время не терять, но я примерно знаю, как он окончится, – ответила она.

– Правда? Можешь дать прогноз? – обратился я.

– Всё как обычно, – начала девушка. – Сперва наша команда атакует, а после уйдет в оборону, и Руслан станет их выручать.

– А может это мы будем всё время давить на противника, а Руслан скучать у ворот? – слегка обидевшись произнес Владилен.

– С командой МГУ ни разу такого не было! – смеясь, воскликнула Даша. – А нам, чтобы выйти на первое место, следует победить с отрывом минимум в пару мячей.

– Ты так хорошо помнишь турнирную таблицу? – удивился я.

– Да, я с первого курса интересовалась университетским чемпионатом, так что, Владя, сегодня вам придётся ох как попотеть!

– Ничего – это мы умеем! – гордо возвестил Сухарев. – Были ситуации и посложнее! Неужели ты забыла, как команда вытянула игру, уступая три мяча?

– Так и быть, не стану загадывать наперед, – согласилась Даша, – Ярослав, игра окончится со счётом три–один.

– Неплохо, а в чью пользу?

– А на это нам ответит Владилен через несколько часов, – хитро улыбнувшись промолвила она и направилась к выходу. – Вы пойдёте? Или уже передумали?

– Ты же оставила конспект, – удивленно указав на бумаги, сообщил Владилен.

– Я ещё вернусь после игры.

– После неё ты пойдешь праздновать победу с нами! – улыбчиво добавил философ, и мы покинули библиотеку.

***

Близилось время футбольного матча, и университетская команда, закончив разминку, собралась в раздевалке, чтобы услышать напутственное слово своего капитана. Её основу составляли ребята старших курсов, но сегодня появилось несколько более молодых парней, чтобы заменить выбывших игроков. Ситуация осложнялась тем, что сломавший ногу Николай Сорокин не сможет принять участие, и теперь, чувствуя свою вину перед всем коллективом, он намеревался начать первую атаку ещё до игры в виде воодушевления игроков.

Когда я собирался уходить на трибуны, он, хромая, с костылем и загипсованной ногой, вошел в раздевалку. У Николая был задумчивый взгляд, но, проковыляв пару метров, он остановился перед появившимся мальчишкой из младшей возрастной группы, который выскочил к нему со стульчиком, установив его перед капитаном.

Николай улыбнулся пареньку и, поблагодарив его, поднялся на постамент, что тут же было подхвачено овациями футболистов. Улыбаясь своим товарищам, он дождался тишины и после начал свою речь.

– Уважаемые товарищи! Мои братья по спорту! – уверенно провозгласил Сорокин, вызвав новую волну аплодисментов. – Перед началом своей речи я прошу прощения у каждого члена команды. Я подвел вас, парни, и виноват перед вами. Весь сезон мы стойко шли за кубком, и теперь, в самой важной игре, я – ваш капитан, я подвел вас. Простите меня за это. В силу нелепой случайности или иронии нашей жизни, я сломал ногу на решающей тренировке. Это целиком и полностью моя вина, более того, я готов поклясться, что готов отдать её на отсечение, но выйти сегодня с вами на бой с самой сильной командой чемпионата! – Он вновь остановился, но чтобы взглянуть в глаза своим сокомандникам, хранящим молчание. – Я не прошу от вас победы, совершив такую оплошность, я не имею права просить у вас победы. Но я потребую у вас одного – покажите им! Покажите команде МГУ, на что вы способны. Пусть они убедятся, что наша команда достойна выхода в финал, с нами придётся считаться!

Раздевалка взорвалась волной рукоплесканий и криков. Капитан зарядил свою команду, и по игрокам стало видно, что теперь они выйдут на поле не играть, а побеждать. В этом шуме я с восхищением смотрел в лицо Николая, который вытер единственную слезинку и приступил к подготовке людей на выход.

Когда игроки начали подготовку к построению, ко мне подскочил Владилен и, схватив за руку, протараторил:

– Пойдем скорее, я доведу тебя до своей семьи на трибуне, побудь с ними, заодно познакомишься!

– Тогда бежим скорее, вам скоро на выход! – ответил я, и ринулся за товарищем.

Мы неслись на верхние этажи, перепрыгивая через несколько ступенек и огибая повороты, чтобы как можно скорее добраться до зрительных мест. Вскоре Владилен вывел меня на улицу, и, пробежав на несколько рядов выше, мы предстали перед его семьей, сидящей в ожидании игры.

Его отец, завидев сына, с удивлением поднялся на ноги, показав себя: он имел высокий рост и для своих лет весьма хорошую форму. Я посчитал так, потому что его аккуратно подстриженные усы и зачесанные назад волосы были седы, но это лишь придавало его красивому и добродушному лицу мужественный облик.

Справа от него находилась женщина с короткой тёмной прической и благородными чертами лица. Поднявшись за мужем и с улыбкой обхватив его левую руку, я убедился, что она несколько ниже его, и это весьма гармонично смотрелось со стороны.

Рядом с ними находилась девушка, взглянув на которую, я оказался поражён: она имела каре рыжего цвета, с аккуратно уложенной за ухо чёлкой. На ее нежных щеках виднелись лёгкие веснушки, они словно подчеркивали её солнечный облик и по-весеннему юное лицо. Но самое удивительное в ней оказались её очи… Я никогда не встречал такого удивительного сочетания: её правый глаз имел янтарно-карий оттенок, а левый, являясь небесно-голубым, словно отражал небосвод, от чего я замер, посчитав за видение.

– Отец, мама! – с улыбкой на лице обратился Владлен. – Прошу, познакомьтесь, это мой друг и новый сосед по комнате Ярослав!

– Очень приятно! – приветливо произнес мужчина, подав мне руку, – Владимир Евгеньевич! Рад познакомиться, и разреши представить тебе свою семью: моя жена – Раиса Ивановна, и доченька, Аня.

– Здравствуйте! – обратился я к женщине.

– Доброго дня, Ярослав! Вы в грядущем году поступаете? – поинтересовалась она.

– Так точно, после армии по направлению прибыл в Москву.

– Очень хорошо, а где находиться ваша малая Родина? – вновь проговорила она.

– Под Сталинградом, поселок Кузьмичи.

– Ничего себе! Сталинград! – удивился старший Сухарев. – Мы там бывали всей семьей пару раз проездом, а в Гражданской войне я принимал участие в перевозке провизии до Москвы. Присаживайся к нам, Анечка, милая, пропусти парня, – окончил мужчина, уступив проход.

– К-конечно, проходи, Ярослав… – несколько смущенно произнесла она, пропустив меня по правую руку.

– Славно, теперь я спокоен! – произнес Владилен. – Родня, не скучайте!

– Не станем, сынок! Покажите нам красоту! – решительно проговорил отец, сжав левую руку в полусгибе.

– Конечно, отец! – улыбнулся парень, повторив жест.

Сев рядом с Аней, мне хотелось сразу заговорить с ней, но ничего не вышло. Я испытал странный купаж эмоций: мне требовалось посмотреть на неё вновь, но я не решался. Проявился некий внутренний всплеск, какой-то неясный жар, и сердце застучало так резво, словно я рванул спринтерским темпом и забыл, как остановиться. Ощущалась жажда собрать мысли в единое целое, выстроить цепочку, чтобы обратиться, но они моментально разбегались, исчезая подобно искрам, вырывающимся из пожарища.

Лишь мельком, я взглянул на неё, и она ответила тем же, но как-то все усилилось, жар достиг своего пика, вырвавшись из меня единственным словом.

– Привет! – уверенно произнес я, подав ей руку.

– Привет, я очень рада знакомству с тобой, – нежно произнесла она, ответив на прикосновение, – всё хорошо? Ты как-то покраснел.

– Да, полный порядок! У тебя такие глаза…

– Странные? – насторожилась Аня.

– Нет, они необыкновенно красивые, я таких никогда раньше не видел.

– Спасибо… – смущенно произнесла она, – мне такого никто не говорил, обычно наоборот бывало.

– Правда? По мне так это очень глупо, просто нельзя не восхититься ими.

– Не восхититься?! Твои тоже прекрасны,– улыбнулась Аня, – мне просто надо было ответить чем-то.

– Понимаю, а что это у тебя за тетрадь с собой?

– Ах это, – перевела она взгляд, и переложила с левой ноги на правую, – личный дневник, я иногда люблю записывать свои мысли или чувства относительно чего-либо. Это помогает мне разобраться в себе.

– Как интересно, у меня не было такого опыта, а можешь рассказать, что даёт этот процесс?

– Хорошо, но, может, мы поднимемся чуть выше, чтобы не мешать остальным? – предложила Аня.

– Конечно, но это не помешает нам самим смотреть игру?

– Ах игру! – рассмеялась она, поднявшись на ноги – не беспокойся, она уже началась.

Выйдя на параллельный ряд ступеней, девушка радостно схватила меня за руку и повела на крайние верхние сиденья. Оказавшись наедине, сложилось впечатление полета, потому как мы стали единственной парой, ушедшей так далеко от остального коллектива болельщиков, расположившегося плотным строем у первых рядов.

Они размахивали советскими флагами, выкрикивали кричалки и хлопали в ладоши, поддерживая свою команду. Особенно примечательно выглядело то, что обе группы болельщиков находились рядом, сохраняя взаимное уважение, и отличались лишь тем, что у одних преобладали синие цвета, а у вторых – красные.

– Взгляни как здорово! – восхитилась Аня. – Мы также с остальными болельщиками, но теперь можем наблюдать как за игрой, так и за их переживаниями! Разве это не замечательно?

– Невообразимо! Ты умеешь удивлять! – ответил я.

– Они выходят! – произнесла девушка, указав на появившихся игроков. – Присмотрись, быть может, узнаем Владилена!

К этому часу легкий ветерок разогнал облака, и над стадионом воцарился спортивный солнечный день. Спортсмены уверенно выходили на построение в цветные колонны, ведя под руку совсем маленьких будущих чемпионов, с которыми они строились в пару шеренг.

Следом за ними выступили капитаны команд. Николай, несмотря на то, что он не сможет принять участие, также как и остальные игроки, надел спортивную форму и обменялся вымпелами с капитаном команды соперников. После чего началась жеребьёвка, которая осталась за нашим капитаном, и, выдав очередное напутствие, он отправился командовать за пределы игрового поля.

– Ярослав, обрати внимание, – произнесла Аня, приблизившись и указав на силуэт брата, – Владя играет на правом фланге, как думаешь у него получится забить сегодня?

– Он у вас очень резвый, так что я уверен в этом. А вот и начало! – добавил я, услышав свисток.

Владилен тут же получил пас, начав развитие атаки, прорвавшись вглубь второй половины поля и совершив обход нападающего.

Но команда МГУ тут перешла к крепкой обороне, и даже передача мяча на центр не улучшила ситуацию, и центральному игроку пришлось вернуть его полузащитнику, отчего нашему университету, в попытке оттянуть оборону, потребовалось прекратить атаку одного из флангов обороны.

Очередной натиск не принёс успеха, и, отразив атаку, соперник ринулся на наши ворота. Их коренастые нападающие обвели нескольких наших игроков, и, углубившись на половину нашей игровой зоны, они нанесли удар по воротам: мяч на полной скорости рассек воздух над головами защитников, и Руслан, подскочив практически в половину своего роста, принял его обеими руками.

Университетские нападающие открылись для контрудара, а разбежавшийся вратарь, своим богатырским размахом, послал мяч дальше центра. Центральный форвард принял его и тотчас отправился на противника, передав пас на Владилена. Философ, воспользовавшись ошибкой соперника, ускорился, вернув мяч на центр, затем удар!

Трибуны с болельщиками нашей команды взревели, мяч оказался в воротах соперника, а группа поддержки в разы нарастила шум: обхватив друг друга за плечи, парни с девушками прыгали на своих местах, размахивались флагами и били в барабаны, приветствуя возвращающихся на центр нападающих, которые аплодировали им в ответ.

Присоединившись к овациям, я обернулся на Аню, и она сидела, слегка прикрыв глаза своими руками, словно страшась происходящего.

– Всё хорошо? – спросил я. – Тебя что-то напугало?

– Нет! – также радостно ответила она, убрав пальцы от лица. – Просто у меня так случается, что в опасные моменты я начинаю волноваться и всё пропускаю! Точнее, не вижу полностью.

– Но так ты пропускаешь самое интересное! – ответил я, взяв ее за руки. – Давай вместе посмотрим следующий момент, не закрывая глаза?

– Можно, только, пожалуйста, не сжимай слишком крепко, хорошо? – согласилась она, взглянув на прикосновение.

– Конечно, постараюсь лишь поддерживать, – произнес я, взглянув в ее глаза.

Спустя мгновение мы разорвали зрительный контакт, и вернулись к наблюдению за игрой. В этот момент команда соперника разыгрывала мяч, и следовало ожидать серьезной атаки.

Свисток, и их нападающий тут же передает пас на левый фланг, начиная атаку на наши ворота. Форварды соперника вновь прорвались через оборону защитников, осуществив резкую передачу на правого нападающего, который мощнейшим ударом отправил посылку прямиком в наши ворота, моментально сравняв счёт.

Руслан, ожидавший удара по центру, просто не успел проскочить на закрытие другой стороны, и теперь близлежащие трибуны с местами, занятыми ребятами с соседнего вуза, радостно взревели, ответив на сравнивание счёта. Они с ещё большим энтузиазмом начали размахивать такими же советскими флагами и радостно кричать схожие слова поддержки своим товарищам.

Я взглянул на Николая, он спокойно ходил вдоль линии аута, раздавая инструкции игрокам. Но пока футболисты возвращались на поле, стала ощущаться перемена в погоде, и усилившийся ветер принес за собой тёмные тучи, грозящие обрушиться ливнем.

– Ох, скоро пойдет дождик! – проговорила Аня, взглянув на небо. – Не уходи, я сбегаю за зонтом.

Пропустив девушку, я вернулся к наблюдению за игрой. Наш центральный форвард передал пас на левый фланг, и, образовав подобие клина, команда отправилась в очередную атаку. Смещаясь на центр, крайний нападающий отсек возможное отнятие, вернув его на обратно.

Футболист, приближаясь к воротам соперника, вновь выдал подачу Владилену, но крепкие защитники не позволили юркому парню снова найти проход. Сухарев отправил снаряд полузащитникам, и коллектив перешел к длительной рокировке, которая продолжалась до сигнала о прекращении первого тайма. По окончании игроки выступили в раздевалку.

Минуту спустя ко мне вновь вернулась радостная Аня, принеся с собой белый зонт. Я уступил ей место, и она, присев рядом, вновь начала общение.

– Всё, теперь нам никакая буря не страшна, идем ближе, – произнесла она, раскрыв зонтик.

– Он красивый, но сейчас еще нет дождя.

– Ничего, так даже интереснее! – добавила девушка, установив его между нами, и приблизившись в ответ. – Я чувствительна к солнцу и стараюсь как можно меньше появляться под ним. Тебя это не сильно смущает?

– Нет, полный порядок, – ответил я, – а расскажи немного о себе!

– Я окончила десятый класс и поступаю на литературный факультет, потому как очень люблю поэзию, – ответила Аня и продолжила, – а тебе она нравится?

– Да, очень! В армии мы учили работы Маяковского, и даже читали его стихи всем отрядом во время бега на стадионе.

– Здорово! Я хотела бы это увидеть, возможно, это захватывает дух! А сколько человек состояло в вашем коллективе?

– Две сотни бойцов, не считая офицерский состав, – гордо ответил я.

– Это очень сильно, Ярослав! – с улыбкой ответила Аня, – я даже представить не могу, как столько людей в едином порыве совершают одно действие и читают стих… Это очень красиво.

– Красиво?

– Да, армия сама по себе красива. Я мало разбираюсь в технике или в форме, но посещая парады, всегда получаю удовольствие от наблюдения за слаженными действиями воинов.

– Ты так интересна! – вновь восхитился я, – в таком случае ответь, кто у тебя любимый поэт? Должно быть…

– Сергей Есенин! – весело добавила девушка, – да, не особо оригинально звучит.

– Но почему? Мне он тоже очень нравится как творец.

– Правда? А ты не хочешь как-нибудь посетить вечер поэзии со мной?

– Конечно, хочу, – произнес я, – но я никогда не был на подобных мероприятиях.

– Пустяки, мы только послушаем и не более, – произнесла Аня, еще раз взглянув на меня, – смотри, они вновь выходят!

Команды появились на поле, но с началом второго тайма, поле окутал лёгкий дождь, сделав покрытие скользким.

Зрители на трибунах, подобно нам, достали зонты, и лишь самые преданные болельщики из группы поддержки приготовились поддерживать спортсменов, оставаясь с ними под одним ливнем. Но ни футболистам, ни вернувшемуся в гипсе Николаю Сорокину вода оказалась не страшна, и потому они вновь заняли позиции, приготовившись побеждать.

Сигнал начала игры ознаменовал наступление на ворота нашей команды, и соперник, развернув первый удар по правому флангу, заставил Владилена с остальными нападающими отступить от центра поля, перейдя к обороне.

Пара нападающих МГУ смогла сделать прорыв по центру, и пас на левый фланг позволил их капитану провести мощнейший удар по нашим воротам.

Мяч на полной скорости отправился в левый створ наших ворот, но разбежавшийся Руслан встретил его в прыжке, остановив лицом и руками. Угодив прямиком в нос, спортивный снаряд разбил его в кровь, а боксёр, словно не ощущая боли, тут же поднялся, и с разбегу запустил его нашим нападающим, и спокойно вернулся на свою позицию, отказавшись от замены.

– Бедняга! – испугалась Аня. – Должно быть ему очень больно!

– Ему не впервой, он же боксёр! Можешь не волноваться, – успокоил я девушку. – Гляди, он уже вновь в игре.

– Но всё равно человек же! Поэтому я больше предпочитаю теннис или плаванье! – обернувшись с улыбкой, ответила подруга.

В этот миг Владилен, поддерживая своих товарищей в развитии атаки, мчался с бешеной скоростью, оставив часть соперников позади. Парень, не снижая темп, передал пас центральному игроку, который, приблизившись к зоне обороны, перевёл мяч на левый фланг. Третий нападающий, искусно обработав снаряд, нанёс точный удар в нижний створ ворот.

Вратарь МГУ просто не ожидал подобного исхода, и счёт стал два-один в пользу нашего университета.

Болельщики университетской команды взревели, вскочив со своих мест. Овациям не было предела, и даже травмированный капитан команды принялся радостно скакать на здоровой ноге. Появился шанс победить в этом матче, за который требовалось ухватиться всеми силами.

Новый розыгрыш, и соперник, имея мало времени, тотчас рванулся в атаку. В её острие, подобно стальному клинку, блеснул капитан МГУ, этот невероятно крепкий и ловкий человек. Он с лёгкостью обошел часть наших игроков, совершив опасную передачу, которая в последний момент оказалась перехваченной защитой. Мяч вновь выбили на центр поля, а нападающие ринулись с новыми силами.

Теперь уже команде МГУ пришлось перейти к обороне, и их рослый защитник сумел не только прервать натиск, но и, подобно древнему олимпийцу, выбить мяч прямиком к нашим воротам! Его поймал Руслан, и как только он отправил его обратно нападающим, раздался крик Николая Сорокина, гласящий о том, чтобы начать атаку на фоне растягивания соперника по полю.

Так и случилось, Владилен, вырвавшись вперёд с командой, помчался к воротам, перед которыми находились только вратарь и защитник. Сухарев довел мяч практически до соперника и, легко отдав пас на центр, выдвинулся дальше, обойдя соперника.

Форвард, принявший подачу, перевел его на левого нападающего, и тот на полной скорости загнал гол прямиком в сетку, между аутом и вратарем. Счёт становится три-один, и финальные минуты не оставили сопернику шансов на победу. Тут же начинается розыгрыш, и капитан противника, получив подачу, изо всех сил ударил по мячу с центра поля, запустив его в руки Руслана под судейский свисток.

Матч триумфально подошел к концу с победным счётом, а пасмурное небо, оставив после себя лишь великолепную радугу и приятную прохладу, начало постепенно рассеиваться.

Николай Сорокин, вероятно, в порыве счастья позабыв о своей травме, бросился к товарищам со всей скамейкой запасных. Члены спортивного коллектива, столкнувшись целой командой, принялись поздравлять друг друга с этим замечательным событием. А болельщики на трибуне, обнявшись за плечи, пели победные песни под развевающимися промокшими знамёнами.

– С победой, Ярослав! – весело воскликнула Аня, – мне было очень интересно пообщаться с тобой.

– Ты хотела сказать, смотреть матч? – улыбнувшись, произнёс я.

– Ох, и его тоже, но он для нас оказался скорее фоном, – ответила девушка, поднявшись на ноги, – пойдём, встретим брата, он сейчас очень счастлив.

– Конечно, жаль только, что Инна, его девушка, не посетила матч.

– Ты успел познакомиться и с ней! – произнесла Аня, уже спускаясь со мной, – она чудесная девушка, только часто бывает очень занята, помогая в детском доме.

– Это очень хорошие поступки.

– Конечно, я летом тоже намерена к ней пойти, а теперь побежали! – согласилась девушка и легонько поскакала по ступеням к самому низу.

Добравшись до родителей Ани и Владилена, мы совместно спустились на игровое поле, встретив нашего философа. Несмотря на усталость и мокрую форму, он практически светился от счастья и, завидев нас, сразу отправился навстречу.

– А вот и наш чемпион! – гордо заявил Владимир Евгеньевич. – Сердечно поздравляем тебя с победой!

– Спасибо, отец! – произнёс Владя, ответив на рукопожатие. – Как вам Ярик?

– Очень хороший собеседник и весьма интересный юноша, – произнесла Аня, опередив родителей, чем вызвала их удивление. – Он мне объяснил правила игры, и я не только получила удовольствие, но и впервые наблюдала за ней осознанно.

– Славно, – согласился старший брат. – Я как раз хотел предложить вам позвать Ярослава к нам в выходные.

– Да, это чудесное решение! – добавила Раиса Ивановна. – Ярослав, вы не станете против?

– Ни в коем разе! – ответил я.

– В таком случае, молодые люди, ожидаем вас в гости на вечерний ужин в ближайшую субботу, – объявил глава семейства.

– Отлично, еще раз сердечно благодарю вас за поддержку, – произнес Владилен. – Но я вновь оставлю вас, потому как близится награждение!

– Беги скорее, сынок, ваша команда уже собирается! – промолвила Раиса Ивановна, указав в сторону коллектива.

– Действительно, я побежал, – согласился парень, покинув нас.

Родители Владилена, обняв друг друга с любовью и гордостью, глядели ему вслед, а я, ощутив легкое прикосновение к правой руке, обернулся и проследовал за Аней в сторону.

Она неспешно отвела меня поодаль от остального коллектива, и обратилась, нежно рассматривая своими удивительными глазами.

– Ещё не передумал посетить литературный клуб со мной?

– Конечно, нет! Только скажи, когда и где встретимся, – ответил я, ощутив новый прилив волнения.

– Славно, вот, прими, пожалуйста, – продолжила Аня, выдав листок из дневника, – тут наш домашний номер и адрес места, где мы с тобой встретимся. Мероприятие начнется в среду в шестом часу вечера, а ты позвони мне в пять, хорошо?

– Конечно, – произнес я, еще раз протянув ей руку, – тогда до новой встречи, Аня.

– До свидания, Ярослав. Мне было очень приятно провести с тобой время.

Оставив девушку с её родителями, я отправился взглянуть на торжествующих ребят. Владилен присоединился к своей команде, и товарищи принимали поздравления от спустившейся к ним группы поддержки.

Молодые люди, встретив друг друга на поле, образовали единый коллектив, принявшись общаться и шутить на различные темы. Спортсмены, ведущие еще пару минут назад отчаянное соперничество, теперь стояли вместе, обсуждая наиболее интересные моменты игры, как хорошие друзья.

Ко мне вернулся философ и со счастливым лицом вступил в общение:

– Ярик, как настрой?!

– Просто отлично, Владилен, вы показали отличную игру! – ответил я.

– Спасибо, но она была весьма тяжелой, а получив три очка, команда смогла укрепить свои позиции.

– Значит, вы не вышли на первое место?

– Конечно, нет, – махнул он рукой, – но мы максимально сократили отрыв и если выдержим ещё пару игр, то непременно займём первую строчку, а там главное продержаться.

– Насколько я знаю – это всегда сложнее, но мой максимум за всю жизнь оставался дворовый футбол, – проговорил я.

– Так он в разы интереснее чемпионата университетов, и уж тем более высшей лиги, – рассмеялся Сухарев, – кстати, вы с Аней нашли общий язык?

– Да, она даже пригласила меня на поэтический вечер.

– Ого! Даже так… – удивился товарищ, – там бывает скучно временами, но может вы им наведёте шороху!

– Непременно так, – произнёс я.

– Ладно, подожди меня пару минут, я только переоденусь и мы выдвигаемся в общежитие.

– Конечно, я только осмотрюсь ещё немного, – ответил я, и отправился осмотреться вдоль ограды.

Пройдя десяток метров, я обратил внимание, как Руслан и Даша, отделившись от остальных ребят, заговорили между собой. Вид девушки казался весьма счастливым, а лицо юноши, напротив, отражало не только радость победы, но и волнение, словно его ожидало какое-то важное дело. На мгновение мне показалось, что ему сделалось дурно и всё это последствия сильного удара мяча. Но, обождав еще немного, Гордеев, глядя возлюбленной в глаза, достал небольшую коробочку, раскрыв которую, он опустился на колено.

Внутри оказалось кольцо, а Дарья, не теряя и секунды на раздумье, ответила согласием.

Когда мы с Владиленом покидали стадион, последнее, что я запомнил, – это Николая Сорокина, одиноко бродившего с костылем по полю. В тот чудесный день он сдержал своё слово перед коллективом и помог ему удержаться на позициях в студенческом чемпионате.

Больше он никогда не играл в футбол.

3.

На следующее утро я проснулся раньше обычного, где-то в шестом часу. Выработанный в армии распорядок дня давал о себе знать, и, отдохнув пару дней, мой организм, который за два года успел привыкнуть к этому режиму, пока не собирался возвращаться к гражданскому распорядку.

Владилен еще спал, и, не став его тревожить, я сел за наш письменный стол, чтобы немного изучить то, чем он занимался. Помимо чернового варианта курсовой работы на следующий год, он вел конспекты по «Философские тетради» и «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина, «Анти-Дюринг» Энгельса, а также «Анархизм или социализм» Сталина. Все четыре работы находились в отдельных тетрадях, а сами книжки, из которых был взят материал, как и говорила библиотекарша, оказались исчерканы между строк.

Конечно, с одной стороны, это нехорошо, но зато следующему читателю станет проще, потому как я, к примеру, усмотрел наиболее важные места в ленинских тетрадях, углубившись в контекст. И так бы я и сидел дальше, если бы Владилен не позвал меня со спины.

– Ты заинтересовался конспектами?! Вот уж действительно доброе утро, Ярик!

– Доброе! Весьма занимательное чтиво, и ты всё это законспектировал ради этой работы? – поинтересовался я, указав на раскрытую тетрадь с записями парня.

– Так и есть, она называется «Об абстрактном и конкретном в мышлении человека», я уже работаю с ней пару месяцев, но приготовил лишь первые главы и составил общий конспект написания, – ответил Сухарев, поднявшись с кровати.

– Это какие-то способы мыслить? – произнёс я.

– Не совсем, – продолжил Владилен, приступив к гимнастике, – это философские категории, которые отражают формы мышления.

– Можешь показать на примере?

– Само собой… – задумался товарищ, – вот, скажем война, тебе как солдату эта тема ближе. Ярослав, что есть война в твоем представлении?

– Война… – задумался я, отложив тетрадь, – как-то даже странно слышать этот вопрос… Думаю, правильный ответ – конфликт между двумя странами или сторонами за свои интересы, верно?

– Сейчас ты дал абстрактную категорию, Ярослав, – начал товарищ, приступив к следующему упражнению, – она заключается в том, что ты произнёс определение, выявив отдельный признак, сведя всякий конфликт к одному, а не рассмотрев какую-либо реальную войну с разных сторон. А они по своему характеру различны. Вот, скажем, агрессия между парой буржуазных стран, неважно, с открытой ли они фашистской диктатурой или остатками буржуазного демократизма, – произнёс Сухарев, сев на передышку между подходами, – абстрактное мышление говорит нам, что некий народ, допустим, немцы и французы, сражаются за свои интересы, так скажем, народные. Но в действительности эти войны ведутся за конкретные цели, связанные с захватом капиталов и земель, а также освоением новых рынков сбыта, потому что такое понятие, как «народ», неоднородно и, в свою очередь, делится на классы, буржуазию и пролетариат, а значит, и война, как продолжение экономики, принадлежит одному из этих классов. И если в государстве наличествует диктатура буржуазии и капитала, то война принимает империалистический, а значит, реакционный, захватнический характер, служащий интересам частных лиц, и, напротив, если государство принадлежит союзу рабочих и революционного крестьянства, которые под руководством коммунистической партии установили диктатуру пролетариата как наиболее развитую форму демократии, то и война становится освободительной и народной, потому как отстаивает интересы трудящегося большинства. Теперь стало ясно? – окончил он с отдышкой в голосе, и с улыбкой поглядев на меня.

– По большей части – да, но признаюсь честно, ты показал сейчас схожий армейский пример. Нам политрук эту проблему раскрывал, но противопоставлял Империалистическую и Гражданские войны, – доложил я.

– Вот видишь! – улыбнулся философ, – хороший у вас был армейский наставник.

– А что у нас сегодня на повестке дня? – вновь задал я вопрос.

– Я обещал Инне помочь сегодня в детском доме, – откликнулся Владилен, – поедешь со мной?

– Спрашиваешь! Конечно, отправляемся.

Спустя час мы сели в автобус и отправились в соседний район. Мне нравился общественный транспорт: это не только дополнительная экскурсия, но и отличный метод изучения города. Поэтому я старался не только слушать Сахарева, но и внимательно осматривать улицы по пути.

В те дни Москва была особенно красива. Разумеется, она остаётся таковой и по сей день, но первое впечатление всегда особенное. И если оно не меркнет с течением времени, то можно считать, что оно действительно было истинным.

А Владилен на протяжении всего пути, продолжал рассказывать свои истории. Признаюсь, у меня сложилось впечатление, что разговаривать он любил, но в прежнее время не находил себе подходящего слушателя, хотя его речи никогда не являлись пустой болтовнёй, и за время обучения на философском факультете у него сложилось множество мыслей и впечатлений, которые он долгое время хранил при себе.

– Так вот, философия фашизма, – продолжал Владилен, глядя в окно, – опирается на иррационализм, как на одно из течений идеалистической философии. Ты понимаешь значение этого слова?

– Неразумность? – предположил я, внимательно посмотрев на него

– Отлично, – согласился товарищ, обернувшись на меня, – выходит, это течение отрицает рациональный момент и, как следствие, научное познание объективных закономерностей в изучении какого-либо предмета. Например, рассмотрим пару моментов: капитализм и фашистскую идеологию. Что ты можешь про них сказать?

– Первое, – начал я, загибая пальцы, – это социально-экономическая формация, в основе которой лежит противоречие между общественным производством трудящегося коллектива пролетариев и частным характером присвоения результатов их труда немногими капиталистами. Но при чём тут фашизм?

– Так хорошо, – улыбнувшись, продолжил Владилен, – а ответь мне, когда примерно он возник?

– Относительно недавно, я предполагаю, после Первой Империалистической войны, – ответил я.

– Следовательно, он появился как реакция на кризис капиталистической системы и революционный подъём, – дополнил меня философ, продолжая внимательно изучать меня взглядом, – а значит, это буржуазная идеология, выражающая их реакционные интересы, как через открытое подавление рабочего движения, так и через оправдание всё более нарастающего неравенства, а также угнетённого положения трудящихся посредством мистификации общественных и экономических процессов. Выходит, идеология фашизма, пришедшая на смену либерализму и буржуазной демократии, есть неотъемлемая часть развития капиталистического общества на её конечной стадии.

– Получается, иррационализм, как неразумность, лишь инструмент, чтобы оправдать сложившуюся реакцию на рабочее движение и подавление трудящихся, – произнёс я.

– Именно! – радостно добавил Владилен, – а проявляется он через отрицание логики исторического развития и произношение отдельных фактов, которые ничего не значат. Самый простой пример – это Италия, где Муссолини, как ставленник буржуазии, провозгласил это государство наследницей Римской империи и продолжателем её истории, а в чём это выражается, Ярослав? Если Империя времён Октавиана и современный фашистский режим не имеют ничего общего в экономическом базисе?

– Получается, ни в чём – это пара абсолютно разных систем, разделённых целой эпохой, – ответил я.

– Верно, но именно иррациональный подход и идеализм, как идеологические методы сохранения власти буржуазии, стараются оправдать положение рабочих, рассказывая им о великом прошлом в их угнетённом настоящем, – подтвердил Сухарев и вновь обернулся, уже на выходе из автобуса: – Да, Ярослав, напомню, процесс фашизации рано или поздно ожидает всякое капиталистическое государство.

Мы покинули транспорт в незнакомом мне районе. Следует сказать, что он оказался очень ухоженным: на каждом шагу нас встречали благоухающие деревья и симпатично подстриженные кустарники, которые создавали уют и приветливость.

Здания оливкового оттенка, высотой в семь этажей, выглядели совершенно новыми. Вероятно, их возвели в конце тридцатых годов, после чего началось массовое заселение людей из ближайших сёл.

Проходя дворами, мы встретили множество местных жителей, в основном пенсионеров и женщин с маленькими детьми. Они гуляли по внутренним паркам, обсуждали последние новости или просто наслаждались солнечным днём, играя в настольные игры, сидя на скамейках.

Вскоре Владилен вывел меня к постройке персикового цвета, окружённого по всей площади оградой. Окна здания украшали бумажные аппликации, а на внутреннем дворе расположились разноцветные цветочные клумбы и лужайки с песочницами, качелями и иным инвентарём, за которыми играли дети пяти–шести лет.

Эти игровые зоны напоминали отдельные островки, потому как их разделяли асфальтированные дорожки, которые вели как к основному корпусу, так и к беседкам, расположенным вдоль зелёных насаждений. За одним из ребячьих коллективов наблюдала Инна Филатова с собранными в пышный хвост пшеничными волосами и женщина средних лет, объясняющая мальчугану, как самостоятельно отремонтировать игрушечный автомобиль.

– Доброго вам дня, Арина Андреевна! – любезно обратился к ней Сухарев, пожав её руку. – Приветствую, Инна! Чудесно выглядите!

– Здравствуйте, Владилен, спасибо вам за комплимент, – ответила женщина нежным голосом, глядя на него с улыбкой. – Как у вас дела? Каких новых успехов добились?

– Всё просто прекрасно, вчера нам удалось обыграть МГУ, жаль, что вы с ребятами не смогли прийти, – произнёс Сухарев, отдав лёгкий поклон головой. – А сегодня, как и обещал, пришел вам помочь собрать новую партию кроваток.

– Благодарю вас, и прошу извинить, что не попали на матч, вчера по расписанию водили ребят в театр, – продолжила воспитательница.

– Здравствуй, Владя, – сказала Инна, обняв кавалера, дождавшись, когда женщина окончит речь. – Спасибо, что пришел.

– Никаких проблем! – с радостью отозвался комсомолец. – Арина Андреевна, познакомьтесь: этот юноша – мой хороший товарищ Ярослав, он совсем недавно вернулся с армии и впервые в Москве.

– Здравствуйте, мне очень приятно познакомиться с вами! – произнёс я, подав ей руку.

– Доброго дня, Ярослав! – промолвила воспитательница, улыбнувшись вновь. – Вы к нам приехали на учёбу или, быть может, трудиться?

– Думаю совмещать всё и сразу, я поступаю на экономический, но и трудиться, разумеется, всегда готов, – отозвался я.

– А родных у вас в городе нет? – настороженно поинтересовалась Арина Андреевна.

– Нет, только хорошие товарищи, которых успел встретить за эти дни, – проговорил я в ответ.

– Славно, когда человек входит в коллектив, ему каждый город становится родным в первый же день, – заключила женщина.

– Арина Андреевна, – уверенно адресовался Сухарев, – мы с Ярославом, пожалуй, начнём трудиться. Инструмент открыт?

– Да, Владилен, – улыбчиво откликнулась женщина, – Инна, дорогая, покажи в какой спальне необходимо помочь.

– Конечно, Арина Андреевна! Ребята, идемте, – с радостью произнесла Инна, поведя Владилена за собой.

Двинувшись в сторону здания, я заметил, что за нами отправился мальчик, увидев которого, Инна сразу взяла за руку и повела следом. Он имел светлые кудри и озорные зеленые глаза, которые горели ярким пламенем, изучая окружающий его мир.

– Ты хочешь потрудиться с мальчиками, Сашенька? – обратилась к нему Инна, окинув нежным взглядом.

– Да, делать кроватки, – кратко ответил мальчишка, улыбнувшись нам.

– Какой ты молодец, а машинку мальчикам оставишь или с собой возьмешь? – похвалил его Владилен.

– С нами! – радостно ответил малец, рассматривая меня и товарища.

Сформировав рабочую бригаду из трех человек, Инна выдала нам инструмент и проводила на верхний этаж.

Комнаты детского дома, окрашенные в теплые тона, оказались просторными и очень чистыми. Подобно саду, площадь разделялась на несколько зон, самой крупной из которых оказался творческий уголок с широкой письменной доской и различными прикрепленными рисунками, выражающими конкретные окружающие ребенка личности и предметы: воспитателей, различных животных, дома, коллектив ребят, марионетки из театра. Также присутствовала игровая зона, имевшая при себе не только куклы, но и игрушечные инструменты, а также конструктор, при помощи которых дети приучались к труду и воспитывали в себе различные социальные роли.

Перед тем как запустить нас в спальню, Инна обратилась к мальчику.

– Сашенька, следуй за взрослыми мальчиками и смотри, как они трудятся, если что, обязательно давай им подсказки и спрашивай, что тебе непонятно.

– А нам что прикажете, товарищ воспитатель? – поинтересовался я.

– А вам, пока я не вернусь, помогайте мальчику запоминать действия и учить трудиться в коллективе – это ваша главная задача, – ответила Инна, – вы все поняли?

– Конечно, Инна! – счастливо ответил Владилен и, передав ребенку пару гвоздей, обратился к нему: – Держи, Сашок! Будем совместно собирать мебель, а ты станешь нашим бригадиром!

В детской спальне, расположенной отдельно от игровой зоны и рассчитанной на пару десятков детей, нас встретили несколько разобранных кроваток.

Сашенька, зайдя спереди, сразу определил, где необходимо разместить дополнительные спальные места. Затем наш коллектив общими усилиями перенёс детали на будущие позиции, и мы приступили к сборке.

Сперва я и Владилен подготовили каркас, однако не обошлось без помощи мальчика. Он не только наблюдал за процессом, но и сам заколотил парочку гвоздей. Конечно, не без нашей поддержки, но уже спустя ряд повторений он окончательно освоился, став настоящим тружеником. Когда мы перешли к подготовке основы под матрас, Сашка уже практически самостоятельно отметил, как следует расставить упоры. Затем бригада прикрепила их к основному корпусу, и первая постель оказалась готова.

– Как у вас дела, ребята? – произнесла Инна, появившаяся в дверях.

– Все хорошо, но пусть лучше Сашка расскажет тебе про наши успехи, – ответил Владилен.

– Сашенька, понравилось тебе трудиться? – обратилась к мальчику наставница.

– Да! Я сам почти делал, как вы говорили, – радостно проговорил мальчик.

– А ребята тебе показали, как правильно делать? – присев к нему, продолжила Инна.

– Да, а дальше я почти сам делал, совсем как в игре, Инна Яковлевна! – воскликнул Саша, обняв воспитательницу, – а можно еще поделать? – проговорил он, улыбнувшись и окинув нас своими летними глазками.

– Конечно, – ответил я, – но позже, сейчас мы можем отдохнуть и…

– Поиграть! – завершил паренёк, – пошли, покажу тебе наши игрушки!

Осмотрев помещение еще раз, и в особенности обратив внимание на новые игрушки, предназначенные для творческого развития малышей, я оставил своих товарищей, отправившись на улицу, где Арина Андреевна уже готовила ребят к возвращению в помещение, собрав их в полукруг для проведения успокаивающей игры.

– Ребята! – обратилась она к коллективу. – Готовы к второму этапу игры?

– Готовы! – ответила малышня таким звонким хором, который, казалось, разнёсся по всей Москве.

– Тогда начинаем, – ответила им женщина. – Море волнуется раз! – И после услышанного ребята начали принимать чудные позы, копируя или морских животных, или иных симпатичных им существ. – Море волнуется два! Море волнуется три! – Последнее слово звучало протяжно и нараспев, и дети, заострив на этом внимание, приготовились занять наиболее красивую позу, – морская фигура замри! – Воскликнула воспитательница, заставив коллектив замереть.

Он напоминал мне скульптуры из парка, только это оказались не мраморные пионеры, а неведомые существа, вышедшие из глубин детского воображения, чтобы показать себя миру.

– Так, – протянула воспитательница, – теперь я постараюсь угадать ваши задумки! Начнем с тебя, Коленька, ты у нас всегда занимаешь такие интересные позы… Я думаю, что в этот раз… ты бравый советский воин!

– Да! – радостно вскричал мальчик, – вы снова угадали!

– Потому что ты старательно показываешь, – с любовью ответила она ребёнку, – а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Солдатом! – гордо ответил ребенок.

– Солдатом? А что делают эти люди?

– Они сражаются за Родину? – раздумав, предположил Коля.

– Правильно, какой ты молодец у нас. А как ты думаешь, что такое Родина? – вновь задала женщина вопрос.

– Не знаю… дом? – предположил мальчик.

– А давай подумаем: где ты живешь?

– Тут, – уверенно сказал Коля, показывая ручками вокруг.

– Правильно, а где расположен наш дом?

– В Москве, Арина Андреевна!

– А Москва – это…, – медленно подводила женщина.

– Столица СССР! – вновь произнес ребенок.

– Всё правильно, молодец, – похвалила она ученика, – а теперь скажешь полностью?

– Наша Родина – это СССР! – уверенно доложил мальчик.

– Молодец Коленька, какой ты умничка, – произнесла она, отправившись далее.

Арина Андреевна стала подходить к каждому ребёнку по очереди, но разгадывать их задумки уже совместно со всем коллективом. Кого там только не оказалось: и лётчики, и спортсмены, и представители разных профессий. Даже нашелся ребёнок, изображавший доисторическое животное.

– Посмотрите, ребята, фигура Костика интересна и необычна, – произнесла воспитательница, рассматривая мальчика. – Как вы думаете, кого он нам показывает?

– Это чудище! – кричали одни дети.

– Дракон из сказки! – ответили иные.

Всех очень удивила эта фигура, она не походила, ни на профессию, ни на какое-либо существующее животное. Казалось, мальчик изобразил что-то настолько древнее, что не видел и первобытный человек.

Уже каждый ребёнок назвал свои предположения, но верный ответ так и не был услышан, что раззадорило исполнителя загадочной фигуры. Костик продолжал причудливо ходить, и его движения напоминали походку косолапого медведя, но, увы, скорее всего, это был неверный ответ. Дождавшись, когда дети начнут сдаваться, я высказал своё предположение, обратившись к парнишке:

– Быть может, это динозавр? – предложил я, переведя внимание всего коллектива на себя.

– Да! – радостно закричал ребенок. – Ты угадал! – обрадовался Костя, похлопав в ладоши.

– Но динозавр – это же не профессия, – сказала воспитательница.

– Да, но я буду их находить и показывать вам – это станет моей профессией! – гордо ответил ребенок.

– А как тебя полностью зовут? – спросил я у него.

– Костя Журавлев! – ответил ребёнок и продолжил изображать вымершее животное.

После игры дети самостоятельно собрали свои игрушки и, построившись на обед под надзором нескольких женщин, они отправились в дом, оставив нас с Ариной Андреевной наедине.

Она решила пройтись по игровой площадке и осмотреть, ничего ли не забыли дети, а я отправился за ней, чтобы помочь.

Это была женщина невысокого роста с забавными щечками, скрывающими ее скулы. Ее волосы, уже обрамленные сединой, были чуть ниже ушных мочек, и лежали под темной сеточкой. Несмотря на немногочисленные оспины на ее лице, оно отражало состояние уюта и теплоты, которое можно было испытать, находясь рядом с ней. Догнав её, я решил не упускать возможности лучше узнать этого человека.

– Вы, Арина Андреевна, с такой любовью заботитесь о ребятах, словно вы одна большая семья, – начал я, следуя за воспитательницей.

– Я считаю, что это действительно так, Ярослав, поэтому люблю каждого из них, – ответила женщина, подняв забытую игрушку.

– А можете рассказать, как они попадают к вам?

– Я начала трудиться еще в двадцатые годы, тогда многих приводили с улицы. Это были ребята, которые либо жили на улице изначально, либо потеряли свои семьи в военное время, и Москва, если можно так выразиться, становилась им домом, – ответила воспитательница, осматривая игровую зону.

– Вы говорите о беспризорных детях? – уточнил я.

– Да, про них. Я участвовала в кампании по ликвидации этого явления. Тогда заканчивалась война, многие детишки первого поколения приюта жили на улице несколько лет, пока ЧК не началась их сбором, – пояснила она, сев на лавку под цветущими березами, сквозь которые проникали теплые солнечные лучи.

– А каков он? Бездомный ребенок? – произнёс я, расположившись рядом.

– Маленький и несчастный человечек, который вынужден выживать в ужасных условиях. Постепенно он превращается в зверька, но это не потому, что он плохой, плохих детей не существует, а по причине нечеловеческих условий своего существования. Чтобы хоть как-то выжить, они сбивались в стайки и жили за счёт воровства и ограблений, создавая угрозу местным жителям, – ответила Арина Андреевна, еще раз оглядев парк.

– Вы имеете в виду уличные банды? – уточнил я.

– Да, я про них, – продолжила женщина, – но прошу понять, что, находясь в группировках и превращаясь в бандитов, они оставались детьми, которых необходимо было вернуть к нормальной жизни. Этим мы и занимались.

– Выходит… отсутствие нормальных условий в обществе может склонить и ребёнка к преступности, причём организованной, – рассудил я.

– Всё так, Ярослав, улица их развращала, склоняла к проституции и наркомании, одним словом, к тому, чем и взрослый не должен заниматься, не говоря о ребёнке. С таким униженным человеком нельзя было начать строить коммунистическое общество, поэтому его следовало изменить, сменив условия его жизни, – дополнила Арина Андреевна, разглядывая игрушку в руках.

– Общественное бытие, верно? – произнёс я, взглянув на неё.

– ЧК занималось сбором детей, иногда чуть ли не целыми бандами. Многие из них имели венерические заболевания, паразитов, проблемы со здоровьем на фоне недоедания. Коллектив воспитателей и чекистов приводил их в приюты, отмывал и кормил, постепенно они выздоравливали как физически, так и нравственно, а мы начинали строить из них нового человека для нового общества, – объяснила женщина, ответив мне взглядом.

– А если современные дети растут уже в совершенно новых условиях, выходит, они уже новые люди? – поинтересовался я.

– Всё так, мы строим новую личность – советского человека. Сейчас у нас проживает иное поколение, не только сироты, но и семейные дети, приезжие из сёл, родители которых только начали обустраиваться в городе, – продолжила Арина Андреевна, – За несколько лет урбанизация ускорилась, а вместе с ней и переезд людей. Нам поставили задачу разгрузить поток на детские сады до нового года, а с постройкой дополнительных детских садов у нас останутся лишь прежние ребята. И пока мы имеем возможность воспитывать людей из разных социальных условий в духе коллективизма, мы будем продолжать этот процесс.

– Нам пора? – предложил я, поднявшись.

– Да, уже начинается обед, – ответила воспитательница, принимая мою руку, чтобы удобнее подняться.

Когда мы вернулись в помещение, дети уже кушали. Они сидели в общей столовой за небольшими квадратными столиками по четыре человека и с аппетитом уплетали суп со вторым блюдом, постукивая ложками. Кроме этих звуков, царила полная тишина, что являлось прямым следованием известного принципа: «Когда я ем, я глух и нем», к которому ребят старательно приучали.

Кроме Инны и Владилена, за ребятами присматривали ещё несколько женщин, которые также присутствовали на прогулке.

Но особенно удивило меня то, что дети, окончив обед, сознательно приступали не только к уборке своего места, но и самостоятельному мытью посуды за собой, и уже после отправлялись готовиться ко сну.

Когда ребята окончили свои дела, довольная нашим трудом Арина Андреевна осмотрела собранные и расставленные кроватки, позвав нас с Владиленом в свой кабинет.

Покинув группу и спустившись на первый этаж, мы добрались до её рабочего помещения. Это была небольшая комнатка с компактным окном и лампой, которая обеспечивала хорошее освещение. В комнате не было ничего лишнего – только самое необходимое: письменный стол, стул, небольшой шкаф, раскладная кровать и портрет Железного Феликса, который украшал недавно покрашенную стену.

На столе находились тетради с множеством заметок и записей, пара сложенных книг по педагогике, несколько карандашей и перьевых ручек.

Едва Арина Андреевна вошла в комнату, она тут же открыла шкаф, достав из него купюры, пересчитав которые, она обратилась к нам:

– Товарищи, вы очень помогли нам, и я считаю, что будет неправильно с моей стороны, если помимо обычной благодарности, мы не оплатим ваши труды. Возьмите эти деньги, тут по двадцать пять рублей каждому.

– Прошу меня простить, но я не могу принять, – начал Владилен, – давайте лучше вручим всю сумму Ярославу. Он лицо в городе новое, и такая сумма ему не помешает. Что скажешь, друг?

– Честно, не знаю… уместно ли это? Ведь трудились мы вместе, а получает лишь один, – ответил я.

– Так правильно, не сомневайся, – продолжил философ, – Арина Андреевна, чтобы никого не обидеть, а также поступить более честно, давайте передадим всю сумму Ярославу.

– Воля ваша, Владилен Владимирович! Прислушаюсь к вашему голосу разума, который еще ни разу не подводил, – согласилась воспитательница, с улыбкой вручив мне всю сумму, – прошу принять, Ярослав, и добро пожаловать в Москву!

– Благодарю вас, Арина Андреевна! – ощутив прилив радости, ответил я, взяв купюры.

– Вот и славно! – воскликнула она, увидев согласие, – Владилен, по поводу ремонта беседок, мы с вами свяжемся чуть позже.

– Разумеется, Арина Андреевна! – согласился Сухарев, кивнув головой – я уведомлю комсомольскую организацию и мы примемся готовиться и ждать звонка, а сейчас нам пора. До свидания!

Во дворе нас встретила Инна, которая, едва Сухарев появился перед её глазами, встретила его нежной улыбкой, и, взявшись за руки, они отправились в сторону выхода, а я последовал за ними.

Гуляя по окрестностям вместе с ней, Сухарев становился спокоен, и мне показалось, что в такие минуты его переставали волновать сложные философские вопросы об устройстве и развитии человеческого бытия. Находясь рядом с возлюбленной, он был просто счастлив, а меня радовало, что юноша не замыкается на своём предмете, и, встречаясь с этой девушкой, он направляет полученные знания во благо окружающего его коллектива.

Вскоре пришло время прощаться, и я, оставив их наедине, задумался о том, какие цветы купить завтра для Ани и будет ли это уместно с моей стороны.

Спустя пару минут Владилен вернулся с абсолютно счастливым лицом, и мы принялись ждать автобус до дома.

– Вы очень красиво смотритесь вместе, – произнёс я в его сторону.

– Спасибо, она чудесная, и мы вместе еще со школы, – добавил философ, не скрывая улыбки.

– Вы уже построили совместные планы на будущее?

– Конечно! – обрадовался товарищ, – когда я окончу учёбу, то непременно сделаю ей предложение, а до той поры мы договорились сосредоточиться на получении профессии.

– Уверен, у вас получиться чудесная семья, – ответил я.

– Благодарю! – весело промолвил Сухарев, – вы же завтра с Аней собрались в поэтический клуб?

– Да, но не переживай, я обязательно провожу её до дома после собрания…

– В этом я не сомневаюсь, Ярослав, – прервал меня Владилен, – я хочу заранее тебя предостеречь, что публика там встречается своеобразная, иногда и не советская вовсе, а лишь конспирируется под пролетарских авторов, и не со всеми стоит вести общение. Поэтому прошу быть внимательнее и в случае чего оградить Анюту от всяких болтунов. Хорошо?

– Разумеется! Я стану держать ухо востро, и если что, сразу огражу твою сестру.

Постояв в тишине некоторое время, мы дождались автобуса и, заняв излюбленные места, пустились в сторону общежития.

4.

На следующее утро я вновь поднялся по армейскому распорядку, опередив Сухарева.

Конечно, до нашей встречи с Аней оставался целый день, но я уже сейчас с трудом находил себе места, ожидая этого момента. Меня необъяснимо тянуло к этой девушке, и хотя дома, у меня находилось несколько одноклассниц, с которыми мы ладили очень хорошо, но они не вызывали у меня таких эмоций, которые я испытывал на протяжении недели.

Чтобы хоть как-то ускорить время, я отправился на местный стадион и, совершив пробежку с зарядкой, чтобы успокоить мысли, я получил обратный эффект, чувствуя, что при беге я невольно ускорялся и всё куда-то спешил, поэтому, проведя там около сорока минут, я побежал готовиться к посещению клуба.

Когда я вернулся, то сразу попросил у коменданта утюг, разогрев который, я помчался в комнату готовить одежду к выходу.

– Ничего себе! – удивился только, что проснувшийся товарищ, – ты прямо с утра решил готовиться?

– Так точно! Чтобы никуда не спешить и всё успеть, решил подготовиться к выходу заранее, – доложил я, – Владилен, скажи, а как общаться с писателями, если меня спросят о чём-либо? Просто я не хочу показаться на их фоне…

– Расслабься! – с улыбкой перебил меня философ, – они такие же люди, как и ты, просто сочиняют истории и не более. Гораздо интереснее, что, по слухам, сегодня в их сообщество намеревался явиться сам Уваров!

– Кто таков? – спросил я, одновременно разглаживая рубашку.

– Столичный критик, – ответил товарищ, поднявшись на зарядку, – у него даже колонка в литературной газете есть. Причем он может написать такую разгромную статью, что писательская карьера отдельного человека гарантированно подходит к концу. Такое хоть и бывает редко, но случается, так, что сегодня вы с Анютой еще увидите представление!

– А как он выглядит? Он старый или молодой?

– В этом всё и дело, Ярик! – возбужденно воскликнул философ, – он никогда до этого в свет не выходил! А ещё ходят слухи, что он работает по адресу Большая Лубянка строение номер два. Тебе знаком этот адрес? – улыбчиво окончил товарищ.

– Это штаб-квартира НКВД, – ответил я, складывая одежду, – мне еще на дембеле политрук говорил, чтобы я на учебе не упустил возможность хоть раз посетить эту площадь. Может, дойдём как-нибудь?

– Почему бы и нет? Но сперва мы прогуляемся на Красную площадь и, конечно же, в метро, – согласился философ, – увидев его, ты точно потеряешь голову.

– Хорошо, а теперь, пока у нас есть время, расскажи мне еще что-либо из философии, – попросил я.

– Ох! Всегда пожалуйста, – ответил друг, отправившись к стопке своих тетрадок, чтобы начать лекцию.

***

В пятом часу вечера я добрался до таксофона. Набрав полюбившийся набор цифр, который выучил наизусть еще впервые минуты после получения, я вновь услышал этот нежный голос и, узнав, что меня уже ожидают, моментально купил букет роз и отправился в дорогу.

По словам Владилена, Аня пока ещё проживала с родителями в выделенной государством квартире, которые, имея ученые степени, занимались селекционным выращиванием растений в одном из подразделений ботанического сада Московского государственного университета.

Сев на автобус, я довольно скоро добрался до соседнего района и, выйдя на улицу, отправился по указанному адресу.

Их квартира располагалась в прекрасном пятиэтажном доме, который находился неподалёку от станции метро, на пересечении улиц. Фасад здания был украшен яркими цветочными композициями, а по периметру строения цвели молодые яблони.

Войдя в подъезд, я очаровался его архитектурным устройством: он имел опорные колонны, напоминавшие мне о Древнем Риме, а также просторные арочные окна, наполняющие помещение солнечным светом, проникающим с городских улиц. Квартира Сухаревых находилась на пятом этаже, и, поднимаясь по лестнице, я с удовольствием рассматривал цветущие фиалки, которые украшали подоконники. Поднявшись до квартиры, я выдохнул и постучался в дверь. Она отворилась практически сразу, и перед моими глазами предстала радостная Аня. Сегодня ее рыжие волосы были уложены в аккуратную причёску, состоящую из волнистых локонов, ниспадающих мягкими волнами. На ней красовалось синее платье с светлым воротничком и рукавами, доходящими чуть выше локтей. На её тонкой шее переливалось небольшое серебристое колье с цветочными узорами, а на ножках красовались аккуратненькие туфельки.

– Добрый вечер, входи скорее! – ласково произнесла Аня, видя, что я молчу.

– Добрый! – ответил я, оторвавшись от созерцания, и протянув букет. – Ты просто чудесно выглядишь! Прими, пожалуйста, цветы, они для тебя.

– Спасибо! Они невероятно красивые! – обрадовалась девушка, приняв розы. – Обожди, пожалуйста, минутку, я их поставлю в вазу и вернусь.

– Конечно, можешь не спешить, – произнёс я, приходя в спокойствие.

Она вернулась почти мгновенно. Прихватив небольшую сумку с лёгкой курткой, Аня подала мне руку, и мы отправились на улицу. Доехав до Тверского бульвара, я помог ей выйти из автобуса, и мы неспешно двинулись по тротуару вдоль зданий, исполненных в классическом стиле, продолжая наше знакомство.

– А ты не возражаешь, что мы держимся, словно настоящая пара? – произнес я, ощущая переплетение пальцев рук.

– Нет, мне понравилось общаться с тобой, почему не побыть с приятным человеком, – ответила Аня, на секунду сжав сильнее.

– Согласен, но разреши узнать: сделала ли ты какую-либо запись после матча? – поинтересовался я, любуясь спутницей.

– Да, но в ней говорилось не совсем о футболе. А вот мы и на месте! – воскликнула девушка, указав на адрес на рашётчатой ограде.

Дом писательских собраний практически не выделялся среди остальных строений, потому как скрывался за пышными кронами деревьев, высаженных плотным строем по всей площади сада. Лишь оказавшись у входа, я удивился, что стены имели яркие золотистые цвета, а стиль сталинского ампира придавал ему особенность, которая, если бы не листва перед ним, заставляла бы засматриваться всякого прохожего.

Внутреннее содержание удивляло не в меньшей степени, его светлые коридоры, исполненные в тёплых тонах, и просторные окна арочной формы, открывающие вид на вечереющую столицу, заставляли моё воображение разыграться и невольно выдумывать истории, которые могли происходить в этих стенах.

Поднявшись на второй этаж по мраморной лестнице, мы оказались в просторном светлом зале. В помещении находилось много круглых столиков, за которыми сидели люди, образующие полукруг перед прямоугольным столом в центре. Перед ним выступал один из литераторов, зачитывая свежий стих, а другие, слушая его, и делая пометки в блокнотах, тихонько обсуждали произведение. Присев за свободные места перед парой товарищей, мы с Аней стали невольными слушателями их беседы.

– Никуда не годится, слишком серьезный и, признаюсь, материалистический стих, – раздраженно начал долговязый молодой человек с короткой тёмной прической, – таких сейчас пруд пруди, а литература должна развлекать читателя, но про это, похоже, все позабыли.

– Полно тебе, Леонид Валентинович, по мне так он довольно содержательный, про труд, товарищество, освоение страны… – не успел окончить его более крупный, лысый коллега.

– Нет, Виталий Николаевич, – перебил его первый литератор, перечеркнув что-то в блокноте, – именно об этом сейчас все работы, а чтобы увлечь читателя, придать ему атмосферу уюта и теплоты, разгрузить после рабочего дня, никто и не думает! Все подсовывают ему вновь про труд, подвиги, словно он не имеет права переключиться и задуматься о высоком, но более приземленном! Скажем, о любви, мечтах, личном уюте, комфорте. Про это и надо писать!

– Тут я с тобой не соглашусь, – ответил безволосый, дополняя речь жестикуляцией рук, – мы пролетарская интеллигенция, а значит, обязаны поддерживать труженика, чтобы он не мечтал об абстрактно высоком, а приближал мир, где коллектив, в масштабе государства, станет основой развития общества. Получается, говорить следует о конкретном, о том, что не только понятно и близко всем, а не только тебе, но и поддерживает рабочего в тонусе, не вгоняя его в пустые рассуждения.

– Постой… Ты считаешь, что мое произведение об одиноком мечтателе пустое?! – возмутился Леонид.

– К сожалению – да, – простенько ответил Виталий, кивнув головой, – оно у тебя воспевает его так, словно он против коллектива, а его фантазии придают ему особенность. А ты возьми, да и отправь его на производство, чтобы его мечтания послужили окружению! Пусть он выучится на инженера, и применит абстрактное из головы, в конкретный труд.

– Простой труд?! – возмутился Леонид, сверкнув глазами, – тогда он станет таким как все, а это…

– Простите, а о чем вы говорите? – вмешалась Аня, делая пометки у себя в тетрадке.

– Об абстрактном и конкретном в литературе, Анна Владимировна, – ответил лысый мужчина, – добрый вам вечер, ребята! Вы сегодня с кавалером?

– Да, это Ярослав, – ответила Аня.

– Здравствуйте, – произнёс я, – у вас занимательная беседа, разрешите я добавлю от себя, как представитель солдатского коллектива.

– А вы сами литератор?! – вмешался Леонид, схмурив брови.

– Нет, просто мы в армии любили почитать все вместе, – ответил я.

– Тогда как вы можете рассуждать…! – начал худой литератор, но был схвачен за правую руку Виталием.

– Прошу, продолжайте! – перебил он, – я изучаю мнения рабочих в городе и крестьян в селе, но с военным говорю впервые.

– Признаюсь, правы вы, Виталий Николаевич, – продолжи я, переводя рукой с одного автора на второго, – литература должна служить и помогать коллективу. Мы в армии, когда вместе читали Островского, после в лёгкую проделывали марш броски на десятки километров, чувствуя насколько силён Корчагин, и что мы, живущие после трудов таких людей, должны стать ещё сильнее. А если бы читали упадническую историю, то и на пятом километре языки на плечо повесили.

– Браво! – обрадовался Виталий, – слышал, Лёня, что новое поколение говорит?! Вот и пиши так!

– Посмотрим, что Уваров скажет! – обидчиво ответил второй писатель, – он в литературе понимает куда больше!

В это мгновение дверь распахнулась, и за моей спиной раздался раскат приближающихся сапог, который заставил окружение смолкнуть и заострить внимание на госте. Внезапно чья-то рука по-армейски рухнула мне на плечо, и раздавшийся молодцеватый баритон заставил меня обернуться.

– Товарищ, разреши упасть рядом? – произнёс молодой человек, в классическом костюме. У него были стройные скулы, голубые глаза, выбритые виски, и зачёсанные назад светлые волосы. – Всюду занято, а мы с тобой, похоже, родственные души.

– Конечно, товарищ, падай рядом! Ярослав Мельников, – ответил я и протянул руку, когда он сел.

– Рад знакомству, а я…, – начал гость, но его перебил Леонид.

– А вы кто будете?! Новый литератор?! – воскликнул он, усмотрев конкурента.

– Нет. Уваров я, Анатолий Александрович, – ответил гость, глядя на меня и Аню. – Но вы про меня и так наслышаны, уважаемый Леонид Валентинович.

– Ах! Как я мог вас не признать, дорогой товарищ Уваров, – хвалебно продолжил стройный литератор. – Давно хотел увидеть вас! Как вы в прошлом месяце этого писаку Андреева, этого антисоветчика, в своей колонке вздули, загляденье! Ему и на глаза стыдно показываться, потому как…

– Вздувать в мои привычки не входит, – отрезал Уваров, ударив пальцем по столу. – А раскритиковал я товарища Андреева за ошибочное представление об отдельных моментах правления Ивана Грозного. Не присутствует он, потому как вторую неделю работает в государственном архиве, чтобы составить новый план написания, и художественно передать ту эпоху.

– В архиве?! – восхитился Леонид. – Неужели вы обладаете таким влиянием?!

– Виталий Николаевич, – переведя внимание, продолжил Уваров. – Ваша работа пока читается, она хороша, но дайте нам еще пару недель, мы вернем рукопись с комментариями.

– Конечно, Анатолий Александрович, – кивнул крупный литератор, и вернулся к прослушиванию поэта.

Уваров также замолк. Сложив на стол блокнот, он занёс в него мои инициалы. После, обведя их, молодой человек обернулся к Ане, заставив девушку оторваться от просмотра.

– Анна Владимировна, – начал критик, достав бумаги из тёмной папки, – ваши стихи также рассмотрены, но я бы добавил… конкретики. Сейчас у вас героиня боится выходить в мир, словно до этого не жила в нём. Лучше опишите, как она попадает в новый коллектив, и становится его частью, трудясь наравне с остальными людьми. Как вам такое?

– Очень интересно, товарищ Уваров! – улыбнулась Аня, – вы сейчас вернёте черновик обратно?

– Так точно, – ответил Анатолий, передав ей листы, – копию я сделал для себя, а вы держите оригинал, к нему отдельно прилагаются мои комментарии. Поразмыслите ещё и пришлите вновь.

– Конечно! Обязательно ознакомлюсь с ними и…, – не успела окончить мысль Аня, как послышался голос Леонида.

– А как же я?! Почему им двоим похвалы, а я в пролёте?! – возмутился литератор, широко расставив руки.

– Прошу умерить пыл, Леонид Валентинович! – громче проговорил Уваров.

– Умерить пыл?! – приподнялся автор, стукнув кулаками по столу, и заставив умолкнуть коллектив, – почему остальным всё?! Овации, дачи, премии, а мне только ваши наставления да отписки, мол переделывай?! Не хочу воспевать ваших рабочих и их рутину! Я желаю говорить о высоком, потому как я творец, а они…! – осекся Леонид Валентинович, увидев, что и Анатолий Александрович занял в позу.

– Прошу продолжайте, – спокойно ответил критик, – кто мы, по-вашему?

– Пыль… – промямлил творец, опустив глаза

– Громче! Чтобы все слышали! – приказал Уваров.

– Пыль! Безликая масса, живущая по указке! Кто вы такой и как вы смеете критиковать меня?! Вы всех подхалимов публикуете, участки выдаёте, а мне только перепиши! – завопил Леонид Валентинович, залившись слезами.

– А теперь сел и успокоился! – приказал Анатолий, и перевёл внимание на коллектив. – Товарищи, прошу продолжать собрание, у человека нервный срыв.

Авторы приступили к обсуждению текста нового чтеца, а Уваров и Леонид, вернувшись на места, некоторое время переглядывались. Их лица сильно отличались: если литератор стал подобен спелому томату, то Анатолий, обратившись первым к нему, сохранил спокойный взгляд и улыбку.

– Леонид Валентинович, ответьте честно, вы ради чего пишете?

– Чтобы…, – всхлипнув, продолжил он, – я хотел стать значимым автором, человеком со статусом…

– Значит, литература вам не нужна? – опередил его критик.

– Нужна, мне нравится писать, но я делаю это…

– Продолжайте, – произнёс Анатолий.

– Плохо… – подняв лицо к потолку, признался творец, – не старательно и не для искусства, товарищ Уваров.

– Вы хотите, чтобы я вам помог создать произведение? – поинтересовался гость.

– Да! Очень хочу, товарищ Уваров! Я готов на любые вызовы ради книги! – качая головой, ответил автор, – помогите мне, пожалуйста.

Уваров вздохнул, и, достав из своей тёмной папки справку, он аккуратно нанес на ней сведения, а после передал литератору.

– Направление в колхоз?! – удивлённо прочёл Леонид с улыбкой на лице, – в Подмосковье!

– Развейтесь в поселке, пообщайтесь с тружениками и поработайте руками, – ответил ему Анатолий, собирая бумаги. – А там и вдохновение придет. Машина ожидает внизу, Леонид Валентинович, ступайте и получите черновики, завтра выезжаете.

– Спасибо, товарищ Уваров! – вскочив со своего места, воскликнул писатель. – Товарищи, до свидания! Простите меня и до новых встреч!

Он покинул зал, и Анатолий, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на нас с Аней, сохранив радостный, но утомленный вид.

– Пора домой Анна Владимировна, уже поздно, – обратился критик к девушке.

– Да, припозднилась… – согласилась спутница, начав собирать вещи.

– Мы вас довезем, – ответил парень, переведя взгляд на меня, – Ярослав, а тебя по какому адресу?

– Общежитие номер три, – донёс я.

– Сделаем, – произнес Уваров, резко поднявшись на ноги и повысив голос. – Товарищи литераторы! Я благодарю вас за этот чудесный вечер, и за зачитанные отрывки, они очень хороши! Уверен, я буду не в меньшем восторге, когда ознакомлюсь с ними самолично, а сейчас прошу меня извинить, но мне пора, – окончил он и, кивнув нам в сторону двери, удалился широким шагом под общие аплодисменты.

***

На улицу уже спустился мрак, и, проследовав до ограды, мы с удивлением обнаружили, что нас ожидает автомобиль. Им оказался тёмный ГАЗ М-1, припаркованный у дороги, и лунный свет отражался от его покрытия.

Возле машины нас ждал человек. Он был немного выше Уварова и носил усы. В салоне на пассажирском месте виднелось ещё одно лицо, которое было сложно разглядеть. Когда мы подошли ближе, стоящий незнакомец обратился к нам.

– Направление в колхоз?! Оригинальное решение, – проговорил он с лёгким южным акцентом.

– Я продумал самый оптимальный вариант. Пусть поживет полгодика с людьми, вернётся новым человеком, – ответил критик, открыв перед нами дверь, и обратился к сидящему: – Подвезём молодых?

Лицо подало утвердительный кивок, и, запустив Аню, а затем меня, Уваров сел с краю, захлопнув дверь. За ним сел водитель, и мы неспешно двинулись по ночной Москве.

– Рассказывай, Ярик! Ты не против, если я так обращаюсь? – начал Анатолий уже совершенно иным, несерьезным голосом.

– Нет, – ответил я, – а что рассказать?

– Всё, – с улыбкой глянув на впереди сидящего, ответил критик, – как есть, всё рассказывай, мне любопытно узнать тебя!

– В Москве я совсем недавно, – начал я, глянув в зеркало заднего вида и встретив там пристальный взгляд серых глаз, – вернулся с армии и готовлюсь поступить на экономический факультет. А сам родом из-под Сталинграда.

– Ничего себе! – восхитился Уваров, – а в каком роде войск служил?

– Пехота. В армии мне очень понравилось, особенно уроки политинформации, на них и определился, что хочу изучать политэкономию, – доложил я, ощутив, что Аня взяла меня за руку.

– Родни в городе нет? – послышался вопрос с переднего пассажирского места.

– Никак нет, – кратко произнес я.

– Но красивых друзей ты успел ухватить, – подметил литератор, изучая нас взглядом, – Анна Владимировна, вы уже определились, куда поступать?

– Да, в институт к брату, но на литературный факультет, – ответила девушка, посмотрев ему в глаза.

– Можете не сомневаться, – продолжил Уваров, – вас там ждёт большое будущее, но прошу вас не только писать, но и как можно больше читать. Ох, мы уже на месте! – произнёс он, глянув в окно.

– Спасибо, что довезли нас, – проговорила Аня, открыв дверь.

– Ярослав, ступайте прощаться, мы вас подождём, – послышался голос впереди.

Покинув автомобиль, мы, держась за руки, отправились до подъезда. На тот момент у меня в голове оказался букет мыслей: с одной стороны, мне очень понравилась прогулка с Аней, а с другой – моё внимание захватил новый знакомый, и мне хотелось поговорить с ним. Дойдя до места, девушка повернулась ко мне, поступив очень близко.

– Я чудесно провела время, большое тебе спасибо, Ярослав, – произнесла она, глядя мне в лицо, не отпуская руки.

– Мне тоже очень понравилось собрание, оно оказалось… весьма необычным, на мой неопытный взгляд, – призадумавшись и покачав головой, ответил я, – такое у них часто случается?

– О нет! – улыбнулась Аня, – такое у них впервые, я и сама не ожидала такой истории!

– Да… Пора?

– Пора, – ответила она, слегка поцеловав мне щёку, – с нетерпением жду новой встречи, – окончила Аня и легкой поступью скрылась в подъезде.

– До свиданья… – отправил я ей вслед.

Оставив девушку, я вернулся в автомобиль, где меня ожидала эта тройка. На обратном пути до общежития, мы с Уваровым с интересом обсуждали, как прошли два года моей армейской службы…

2) Московское лето

1.

К окончанию первой летней недели я полностью сжился с Владиленом. Мы не только нашли общий язык, но и стали придерживаться схожего распорядка дня. Сухарев любил слушать мои истории о провинциальной жизни и армейском коллективе, а я, в свою очередь, с вниманием вслушивался в его домашние лекции.

Его летние каникулы были уже не за горами, а вместе с ними и сессия подходила к концу. После её завершения мы договорились с товарищем поехать к моим родным, чтобы увидеть Сталинград.

В пятницу мы поднялись по армейскому распорядку, и, совершив пробежку с зарядкой, принялись готовиться к субботнему походу в гости.

– Значит, ты хочешь приобрести подарки для моей семьи? – принялся рассуждать Владилен. – Может не стоит?

– Что ты, – махнув рукой, начал я, – мне это даже в радость, да и к тому же я планирую найти работу на лето, будем считать, что это заранее проставляюсь!

– Да, тоже было бы неплохо потрудиться, – согласился товарищ, одеваясь на выход, – но ты можешь быть спокоен, потому как институт выдаст нам направления на какую-либо комсомольскую стройку, но с этим придётся обождать до июля.

– А до тех пор три недели жизни, за которые следует заполнить пробел, – ответил я, собравшись в дорогу, – а куда мы сейчас отправимся?

– В Мосторг! – гордо произнёс Сухарев, открыв входную дверь, – лучшего места, чтобы приобрести всё и сразу не найти! В путь!

Универмаг располагался западнее нашего общежития. Чтобы добраться до нужного места, мы могли бы сразу поехать на метро, но Владлен предложил отправиться на автобусе и осмотреть город.

Устроившись удобнее в свободном салоне, мы смогли насладиться живописными видами, открывающимися с дороги. Сухарев считал важным рассказывать про места, встречающиеся по маршруту, их краткую историю и что лично его с ними связывало. Где-то они ходили всей группой, где-то гуляли с Инной, иногда до самого утра. Всё это было очень интересно, и мне нравилось осознавать, что ближайшие годы я проведу здесь, став частью коллектива таких замечательных людей.

По приезде к универмагу мы, решив осмотреть его с улицы, не сразу отправились за покупками.

– Это один из первых универмагов в стране, Ярик! – с гордостью продолжал Владилен. – Ему нет и пятнадцати лет, но за такой короткий срок город, как и страна, проделали невероятный скачок! А представь что будет, скажем, лет через двадцать!

– Быть может, в космос полетим? Или коммунизм достроим? – с улыбкой предположил я.

– За полный коммунизм утверждать не берусь, а космос… Пожалуй и до него доберемся по пути, – ответил юноша. – Заходим.

– Если я не ошибаюсь, здание исполнено в стиле конструктивизма, но с оглядкой на европейскую архитектуру, и округлением форм – предположил я, указывая рукой на отдельные элементы дома.

– Интересуешься архитектурой? – с интересом произнёс Владилен, вглядевшись в постройку.

– На службе попадалось пара книжек, читали между дел, – ответил я.

– И, похоже, не зря, я, увы, в этом не особо разбираюсь, – признался Сухарев, поведя меня дальше.

Вход в здание также был выполнен в полукруглой форме. Освещённый пространственным витражом, он словно переносил нас в научно-фантастическую историю о мире будущего столетия. Мы не спешили пройти дальше, и, возможно, со стороны это выглядело странно, но нам обоим стало интересно осмотреть и обсудить красоту архитектурного и строительного труда.

Попав внутрь, я поразился не менее: на балюстраде второго этажа, прямо напротив входа, нас встречали портреты советских вождей, украшенные алыми знаменами. Куда ни посмотри, всюду виднелись витрины с разнообразными товарами – от повседневной одежды до бытовой техники.

Мы могли проходить так весь день, но нам нельзя было затягивать, поэтому Владилен повёл меня только по нескольким отделам.

– Прежде всего, я хочу сделать тебе подарок в честь нашего знакомства, – произнёс я на пути. – Не против, если это будет книга?

– Конечно, нет! – улыбчиво ответил философ, повернув в отдел букинистики. – Мне очень приятно твоё внимание.

– Спасибо, но давай ты сам выберешь, просто я тебе больше доверяю, и особенно в этом деле! – добавил я, ускорив шаг.

– Хорошо, – согласился товарищ, остановившись и глянув на меня, слегка покраснев, – не так давно вышел второй том «История философии» под редакцией Георгия Александрова. В нём проводится анализ философской мысли с пятнадцатого по восемнадцатые века. Мне очень хотелось её прочесть, тем более что на следующей неделе у нас состоится открытая лекция с этим учёным.

– Ничего себе! – удивился я, осознав, как для него это важно. – Тогда обязательно захватим её.

– Спасибо, – ответил Сухарев, зайдя в философский раздел и взяв книгу с открытого места. – Они только-только начали поступать в библиотеки и магазины, даже не верится, что прочту её одним из первых. – После он некоторое время разглядывал обложку и, оторвавшись, обратился вновь: – Ты обязательно идёшь со мной, это станет твоей первой лекцией!

– Благодарю тебя, но за одну неделю с тобой я уже, можно сказать, почти освоил материал для целой сессии по философии, – вторил я, рассматривая остальную литературу.

– Не хочу расстраивать, но всё, что я успел рассказать, – это лишь малая часть материала, но скоро ты и сам увидишь, сколько ещё предстоит узнать, – проговорил друг, и мы отправились дальше по отделу.

Выбор подарков для похода в гости оказался не таким сложным, но не менее увлекательным: для Владимира Евгеньевича я выбрал книгу по исследованию пищевых добавок, в основе которых лежал витамин С, а для Раисы Ивановны и Ани приобрел розы, на сей раз белого цвета.

Конечно, мы могли обойтись без торта, ведь поход в гости без подобного элемента становится неполноценным.

Не забыл я и о себе, купив новую рубашку. Теперь мы оказались полностью готовы посетить родителей Владилена и с чистой совестью отправились обратно в общежитие.

***

Вечером, вернувшись с тренировки и прихватив различных вкусностей, мы сели за подготовку к лекции, обложившись книгами как по университетскому курсу, так и оригинальными произведениями авторов.

На обратном пути до комнаты мне попался свежий номер столичной газеты, в которой на одной из первых колонок висела статья нового знакомого, и я, лежа на кровати, обратился к товарищу, составляющему конспект за столом.

– Владь, Уваров написал о собрании, на котором мы с Аней побывали!

– Ничего себе, так скоро! – удивился сосед, отложив тетрадь. – Читай!

– Случаются в нашем городе мероприятия различного рода, – принялся я за прочтение с выражением, – иногда спортивные и трудовые, встречаются также литературно-поэтические. Временами их посещают как спортсмены, так и писатели, но, увы, с каждым разом их становится всё меньше, а актёров разного жанра больше. Ныне принято считать себя творцом, не стараясь стать гражданином окружающего его жития, что ж, кто я такой, чтобы судить подобного писца? Пожалуй, нет никто, поэтому примусь за рассуждение: находятся у нас авторы, довольствующиеся тем, что видят смысл в каждом слове. И, собирая из последних некоторое количество фразочек, они не особо старательно превращают их в, как им кажется, поучительный текст. Книжка эта делается, чтобы показать себя, свою значимость, а вовсе не общество и проблемы, находящиеся в нём. И вот когда сей творец остается наедине с собой, но, оказавшись перед коллективом, он тонет. На дно он идёт, потому как осознаёт, что работа его, как и он сам, лишние, но не потому, что он плох как человек, а отвратителен в качестве сочинителя, создавшего вторичную и приторно-пафосную ошибку, забывая, что нет и малой мысли, которой бы не знали до него. Итак, товарищи, призываю вас создавать искусство с оглядкой на вашу жизнь! – окончил я, сделав совершив вдох и выдох.

– Смело… Даже очень, – произнёс Владилен, посмотрев на меня, раскачивая головой, – с каждым разом он мне всё более интересен, именно как человек. Хотелось бы встретиться, но поверь, он не простой критик.

– Почему ты так считаешь?! – удивился я, отложив газету.

– К простым критикам не прислушиваются столь внимательно и уж тем более не исполняют все его рекомендации, – ответил Сухарев, развернувшись в мою сторону, – а от отца мне стало известно, что человек, с которым случился конфуз, действительно покинул Москву, отбыв в одно из близлежащих сёл.

– Как необычно… Честно, я с таким первый раз сталкиваюсь. Конечно, за всё сказанное следует отвечать, но чтобы так оперативно и… гуманно? – произнёс я. – От этого ещё больше вопросов к личности Уварова.

– Согласен, – ответил Владилен, расстилая кровать. – Но недаром есть поговорка «меньше знаешь – крепче спишь», так что давай прислушаемся к народной мудрости и пойдём на боковую, завтра у нас много дел.

Выключив свет и уложившись на кровать, я сразу же уснул в ожидании следующего утра.

***

Во второй половине субботнего дня, мы принялись приводить себя в порядок. Я старательно разгладил одежду и повторно осмотрел цветы, аккуратно упаковав их в дорогу.

К четырём часам мы подошли к автобусной остановке и, сев в почти пустой транспорт, отправились к родителям Владилена. Вечер обещал стать прекрасным, этому благоприятствовала как хорошая погода, так и приветливые лица горожан. Их трудовые смены подходили к концу, и они, наполняя салон, спешили домой, чтобы насладиться общением с родными и провести время в атмосфере досуга.

Наконец, мы прибыли на место. Поднявшись на этаж, философ подал сигнал в дверь, и нам открыла Аня, одарив нас своей очаровательной улыбкой.

– Ребята! Вы так вовремя, по вам можно и часы сверять! – улыбчиво проговорила девушка, проделывая несколько шажков назад. – Входите скорее, мы как раз всё подготовили!

– Добрый вечер Анюта, – радостно произнес Владилен, – давно не виделись! Поговаривают, у тебя целое приключение случилось.

– Да, пара событий недавно прогремело! – рассмеявшись, добавила девушка, – а у вас как успехи с Инной?

– Полный порядок, потрудились в приюте, но дел лишь прибавилось, – кивнув сестре, ответил Сухарев.

– Так всегда, – ответила Аня и, переведя внимание, обратилась ко мне, но с иной улыбкой: – Привет! Уже прочел новую статью?

– Здравствуй, – проговорил я, протянув ей один из букетов и ощутив новый прилив тепла в груди, – а это вновь тебе!

– Какие они нежные! – донесла девушка, принимая цветы. – Спасибо большое!

– Прочёл, – ответил я, приобняв её за плечо, – с ним вполне можно согласиться, но я никогда не встречал подобных работ.

В коридоре появился Владимир Евгеньевич. На этот раз на нём была голубая клетчатая рубашка и чёрный низ. Его лицо светилось от счастья – наконец-то Владилен вернулся в гости! Он с восторгом подошел к нам и поприветствовал.

– Добрый вечер, молодые люди. Уже готовы к следующему матчу? – ласково произнёс мужчина, подходя навстречу.

– Здравствуй, отец, – радостно ответил Владилен и пожал ему руку, – на этот сезон уже всё, теперь только с сентября.

Поздоровавшись с сыном, Владимир Евгеньевич улыбчиво повернулся ко мне и подал руку:

– Привет, Ярослав, уже начал привыкать к Москве?

– Здравствуйте, – ответил я, протянув в ответ, – да, начинаю ориентироваться.

– Это самое главное! Непросто сразу привыкнуть, слишком большой город. Но ты молодчина. – улыбчиво ответил мне хозяин дома, – ох! Какие у тебя цветочки, Анюта!

– Очень милые, даже шипов нет, – ответила девушка, обоняя бутоны, – давай разведем такие?

– В будущем обязательно, – улыбчиво доложил мужчина, – проходите скорее в зал.

Я на мгновение задержал взгляд на Ане, и ее щеки порозовели, едва прикрыв лёгкие веснушки. Она, взглянув на меня своими разноцветными очами, обратилась, сохраняя улыбку.

– Они чудесны! Уже второй раз ты даришь такой красивый букет, у тебя отличный вкус.

– Благодарю, рад, что тебе понравилось, – ответил я, подступив ближе, – у тебя так красиво лежит каре, иначе, чем в прошлый раз.

– Спасибо, но на самом деле я попыталась его выравнять, – отозвалась Аня, тронув свои волосы, – но пока без особого успеха. Пойдём, нас уже ожидают.

Мы прошли в зал, и нас там встретила Раиса Ивановна с накрытым столом. На женщине было синее платье и белая брошь, а ее волосы также имели форму локона. Увидев нас, она обратилась с нежной улыбкой.

– Доброго вам вечера, Ярослав, здравствуй, Владя, – мягко и как бы нараспев проговорила она свое приветствие.

– Здравствуйте, – произнес я, совершив лёгкий поклон головы.

– Здравствуй, мама, – ответил Владилен, направившись к ней, не скрывая восторга, – чудесно выглядишь.

Она плавно выступила к нему навстречу. Оказавшись рядом, женщина поцеловала младшего Сухарева в щеку, одарив объятиями, словно не видела на протяжении длительного времени.

– Прошу всех за стол! – воскликнул Владимир Евгеньевич, дождавшись окончания нежностей.

Родители Владилена расположились по бокам лицом друг к другу. Мы с устроились в центре, а напротив нас расположилась Аня.

– Ярослав, расскажите нам о своей жизни, – уважительно обратилась ко мне Раиса Ивановна.

– Родом я из Сталинградской области, там пробыл почти всю жизнь. Окончил школу пару лет назад, и после службы в армии, заглянул к родным лишь на недельку и прибыл на учёбу в столицу, – доложил я, смотря на хозяйку.

– Очень интересно, а расскажите, где вам пока больше понравилось? На малой Родине, на месте прохождения службы или, быть может, в Москве? – поддержал её Владимир Евгеньевич.

– Родина везде красива, потому как она принадлежит нам, – продолжил я, переводя взгляд между ними.

– Точнее собственность на средства производства, – внимательно поправил меня Владилен, – определив, кому она принадлежит, может понять и чья Родина.

– Очень интересное мнение, взаимодополняющее, – добавила Раиса Ивановна, – Ярослав, а каков он, ваш дом?

– Сейчас я не могу точно дать ответ, потому как за последнее время сам не разобрался, где именно он находится, – глядя на Аню, ответил я. – Побывав пару лет на Алтае, а затем, вернувшись всего на несколько дней к родителям, я лишь осознал, как всё переменилось, и тут же оказался в Москве. Поэтому я не знаю, где точно мой дом, но уверен, что он очень большой, пожалуй, самый большой в мире.

– Вероятно, потому как коллектив нуждался в вас в каждом месте? – удивившись, предположил отец семейства, – слышала Анечка, твой друг только, что закрыл тему лишнего человека.

– Да, папа, я сейчас много, что услышала… – произнесла девушка, не отводя от меня глаз.

– По большей части, если мы говорим о родительском доме, это степная местность, – продолжил я, разорвав зрительный контакт, – плодородный край, который тянется так далеко, что возникает ощущение о его бесконечности. К западу от Сталинграда золотая равнина, а к востоку голубая, словно небо, Волга, за которой вновь бескрайние поля.

– Вы проживали рядом со Сталинградом? – спросил Владимир Евгеньевич, несколько подавшись в мою сторону.

– Не совсем, я из ближайшего поселка, он стоит рядом с городом, а в самом Сталинграде я оказывался множество раз, – доложил я, сам не зная почему, двинувшись в ответ.

– Мы несколько раз приезжали в командировку к вам, – продолжил отец, глянув на жену, – так что всё, что вы сейчас нам поведали, правда. А местность ваша золотая не только из-за своей красоты и плодородности, но также по причине того, что она целый полигон для селекционных экспериментов.

– Мы с Владимиром Евгеньевичем выводим новые сорта зерновых и злаковых растений, – объяснила Раиса Ивановна с улыбкой на лице, – вероятно, через некоторое время они попадут к вам и устроят скачок в развитии сельского хозяйства.

– А когда я попал первый раз в этот город, он ещё носил прежнее название – Царицын, и происходило это в самый разгар Гражданской войны, – с уважением произнёс Владимир Евгеньевич, глянув на сына.

– Вы воевали? – поинтересовался я.

– Не совсем, но направили меня с не менее важной миссией, – продолжил рассказ учёный, дополняя содержание движением рук, – Царицын стал ключевым пунктом для подготовки зернового запаса. Без него Революция, возможно, оказалась обречена. В те сентябрьские дни белые практически прижали нас к Волге, шли ожесточённые бои, и нам поставили задачу спасать зерно, вывозя его на север через степь. Передвигаться было сложно, особенно ночью, потому как в любое время могли и происходили нападения белоказаков. Совершив не один такой бросок, мы одержали победу.

– А еще отец видел товарища Сталина! – с гордостью добавил Владилен.

Я с восхищением вновь посмотрел на Владимира Евгеньевича, и он продолжил речь.

– Всё так, – подтвердил мужчина, вновь принявшись за историю, – там я познакомился с Иосифом Виссарионовичем. Он и Ворошилов руководили обороной города. Впервые я встретил Сталина на железнодорожной платформе перед возвращением в Москву, когда он осматривал охрану бронепоезда и выделял дополнительных красногвардейцев, которые сопровождали нас на всём пути.

– Мой отец тоже воевал на этом участке, – произнёс я с уважением в голосе, – он служил в красной кавалерии.

– Она оказала нам большую поддержку. Только благодаря коннице удавалось вовремя определять местонахождение белых. В результате мы ни разу не попали под взорвавшиеся рельсы, – добавил Владимир Евгеньевич, одобрительно качнув головой.

– Ярослав, напомните, пожалуйста, а на какой факультет вы поступите? – с вежливой просьбой обратилась ко мне Раиса Ивановна.

– Экономический, – ответил я, повернувшись к женщине.

– Очень хорошая специальность, особенно полезна в Сталинградской местности, – произнесла она, глядя на своих детей.

В этот момент Аня, которая долго молчала, рассматривая нас и, вероятно, ожидая подходящего момента, обратилась ко мне:

– Почему бы тебе не остаться в Москве? Зачем возвращаться домой, если тебе здесь гораздо интереснее? – с некоторой надеждой в голосе осведомилась девушка.

– Анна Владимировна, пожалуйста, спокойнее, – доброжелательно сказал ей отец.

В её словах я ощутил сочетание волнения с лёгким смущением. Мне не хотелось углубляться в это противоречивое состояние, и я постарался смягчить его.

– У меня там родные, семья, товарищи. Как же я без них? – проговорил я… скорее самому себе.

– У тебя обязательно появятся новые друзья, – пристально взглянув на меня, ответила девушка, – вот, например, Владя, он уже, можно твой сказать, твой лучший друг.

– Но у меня там друзья детства, – улыбчиво ответил я, ощутив странный прилив сил, и повторный жар в груди.

– А подруг, похоже, нет, а тут найдётся обязательно, – продолжила Аня, слегка наклонив голову вправо.

Раиса Ивановна сделала ей замечание.

– Нет, – улыбнулся я, – подруг в родительском доме у меня нет.

– Тогда тем более! – смеясь, ответила девушка, – зачем тебе возвращаться домой из Москвы?

– Пожалуй, не стану говорить за всю жизнь, но на ближайшие годы у вас задержусь, – отозвался я, ощутив, как что-то нежно коснулось моей ноги с другой стороны стола.

– Уже веселее, – произнесла девушка, вновь поправив волосы, – и к тому же вы вдвоем станете как Маркс с Энгельсом: один – экономист, а другой – философ. Только в Москве, а не в Париже.

– В Брюсселе и Лондоне, Анют, – внимательно поправил её брат, – похоже, ты сейчас перепутала что-то?

– У них же работа про Париж есть, я её недавно листала, – спокойно отреагировала сестра, вопросительно глянув на Владю.

– Вероятно, ты имела в виду произведение «Гражданская война во Франции», – добавил брат, переведя внимание с Ани на меня, – а раньше ты подобной литературой не интересовалась.

– Это раньше! – неожиданно воскликнула девушка, – а теперь ох как интересуюсь! Каждый день стараюсь изучать.

– Ты как-то странно ведешь себя, – задумчиво и серьезно произнёс мой товарищ, – у тебя все в порядке?

– Да, в полном, но я как-то странно себя ощущаю и не совсем понимаю, что со мной, – спокойней проговорила Аня.

– Ты не приболела? – поинтересовался Владилен.

– Да! А может, нет… правда, не знаю, – проговорила она, – небольшой жар то в голове, а иногда в области груди…

– А давно у тебя так? – спросила Раиса Ивановна нежным, но настороженным тоном, – возможно, на собрании заразилась?

– Нет, совсем недавно, – спокойно ответила Аня, отвернув лицо в сторону от нас.

– Кажется, это ОРВИ! Хотя как оно может быть летом? – улыбнувшись, предположил Владилен. – Значит, мы все уже больны.

– Нет… Мы не все больны, – дрожащим голосом произнесла Аня, – по крайней мере, жаль, что не все.

– Если ты себя плохо или неуютно чувствуешь, то можешь оставить нас и отдохнуть в комнате, – нежно ответил Владимир Евгеньевич, – мы тебя поймем.

– Спасибо, я буду у себя, – промолвила Аня, поднимаясь из-за стола, – позовите, как заскучаете.

Она обошла стол, бросив на меня мимолетный взгляд, и, задержавшись на мгновение, медленно покинула зал. Мне стало неловко, потому как я посчитал, что причинил Ане неудобства, и теперь нам стоило объясниться.

– Что это с ней сегодня? – задался вопросом Владилен, глянув на отца.

– Возрастное, – ответил ему Владимир Евгеньевич, – не стоит переживать так сильно. Постепенно этот период пройдёт, но у меня остаются опасения насчёт поездки в Ленинград, потому как оставлять её одну нельзя.

– Вы решили не брать Аню с собой? – обратился я к учёному.

– Изначально она хотела отправиться с нами, но неделю назад передумала, сославшись на то, что у неё дома лучше вдохновение, а в Ленинграде ей может стать одиноко, – ответил он, – и мы отказались от заочного поступления в ВУЗ на первую сессию.

– Одиноко?! – не удержался философ. – Но ведь это же Ленинград! Город революции!

– Да, но вы с ней разные. Она более романтичный человек, и ей нравится выдумывать всякие рассказы и стихи. А ты прагматичен, поэтому пусть останется, и вы за ней присмотрите, – заключила Раиса Ивановна.

Мы беседовали с родителями Владилена еще пару часов. Они делились своими поездками, исследованиями и наблюдениями в области ботаники. Оказалось, что у них множество коллег в Ленинграде, с которыми запланированы совместные исследования в изучении зерновых культур и сортов картофеля в ВИРе.

В восьмом часу философ предложил мне осмотреть их домашнюю библиотеку, и я с радостью принял это предложение, потому как, признаюсь, подобного я ещё не видел.

Она представляла собой обычное помещение, обустроенное под рабочий кабинет. Разумеется, на пути я успел представить готическую комнату Фауста с толстыми книгами и древними фолиантами, но, увы, действительность оказалась проще. Это был центр квартиры, с длинными параллельными стенами, образующими проход от двери до окна. Вдоль них расположились книжные стеллажи с различной литературой, а в центре зала, спиной к арочному окну, находился большой письменный стол, содержащий на себе справочники и печатную машинку.

Когда мы оказались внутри, Владилен тотчас направился к одному из шкафов, раскрыв который, он обратился ко мне.

– Взгляни, Ярик, – уважительно произнёс юноша, указав на заполненные полки, – отец смог собрать полное собрание сочинений Ленина, Маркса с Энгельсом и некоторые работы товарища Сталина. Конечно, последних в будущем станет больше, но хочу сказать, что своё знакомство с марксизмом-ленинизмом я начал ещё в школе именно с этих полок.

– Впечатляет, – ответил я, тронув несколько корешков. – А у тебя отец всё это прочёл?

– Насколько мне известно, нет, но в прошлом активно изучал, а теперь в этом шкафу в основном я хозяйничаю, – добавил младший Сухарев, и, достав одну из книг, он продолжил: – В этом томе хранится важная работа Энгельса под названием «Происхождение семьи, частной собственности и государства», вот мы её и возьмём почитать.

– Очень интересно, – прокомментировал я, приняв том, – скажи, а ты только философскую литературу сейчас читаешь?

– В основном – да, но это не только увлечение, но и работа, – доложил товарищ, переведя взгляд на ряд книг Сталина. – С этим шкафчиком написать первую курсовую оказалось просто, а ещё он помогает всей моей группе.

– Настоящий коллективизм, – улыбнувшись, ответил я, – почти как в нашей части, там как только появлялась новая книжка, то сразу становилась общей. Точнее, её читал владелец, но всем вслух.

– Да… За такие моменты я и жалею иногда, что сразу поступил в институт, – проговорил Сухарев после лёгкого вздоха.

– Так возьми академический отпуск на пару годков, – рассмеялся я, – сменишь общественное бытие и, быть может, найдешь полезный материал для написания новой работы.

– Возможно, после учёбы, – засмеявшись, проговорил Владилен, – у меня как раз останется свободное время до непризывного возраста. Ладно, ты пока посмотри, что тебе интересно, а я отойду в зал.

Оставшись в одиночестве, я продолжил изучать литературную коллекцию, которая включала в себя как научные работы, так и художественные произведения. Я решил сосредоточиться именно на них.

В первую очередь я обратил внимание на стеллаж с классическими произведениями, на котором были представлены работы как отечественных, так и зарубежных авторов. Имелись работы английских, французских, немецких и иных творцов, проживавших практически по всему земному шару. Такой богатой коллекции я не встречал и дома, хотя был постоянным посетителем поселковой библиотеки, литературный набор которой постоянно пополнялся.

Изучая следующие шкафы, мне попался раздел поэзии, и, достав новое издание Сергея Есенина, не смог отвести от него глаз. Мне нравился этот поэт своей лирикой и слогом. Конечно, я старался избегать извечного спора о том, кто лучше, он или Владимир Маяковский, который преследовал меня как в школе, так и в армии. Я просто получал удовольствие от обоих творцов.

В сборнике были собраны основные стихотворения поэта, включая мои любимые, такие как «Шаганэ ты моя, Шаганэ», которую я принялся читать шепотом.

«Я нисколько не чувствую боли.

Я готов рассказать тебе поле».

В момент произнесения последних строк я ощутил, как в мои бока что-то ткнулось, и, подскочив на месте от неожиданности, я резко обернулся, увидев за собой Аню.

– Попался! – произнесла она, засмеявшись и сложив пальцы мне на губы. – Вновь привет, решил ознакомиться с литературой? – поинтересовалась девушка, переведя руки за спину.

– Привет, да, и нашел очень красивое издание, – ответил я, показав сборник.

Она приблизилась практически вплотную, погрузившись в изучение текста. В этот миг я ощутил, как ее волосы нежно коснулись моего плеча, услышал ее размеренное дыхание, и собственный учащенный пульс. Меня охватило странное желание, которое я больше не мог сдерживать. Мне казалось, что даже если это будет выглядеть нагло, но так будет правильно.

Я опрокинул книгу, вызвав удивление Ани. Когда она вновь подняла на меня свои весенние очи, я, не раздумывая, обнял ее за её талию, принявшись целовать ее горячие и нежные губы.

Мне показалось, что время остановилось, и мы остались наедине. Это было нежно, но в то же самое время жарко, словно тлеющий костёр, который накрыло дуновением ветра.

Ощутив, как руки обвили мою шею, я прижал её еще ближе, наслаждаясь утопанием в новых эмоциях. Наконец мы отпустили друг друга, и прежний взгляд созерцал меня иначе, словно отражая то, что проявилось сейчас в каждом из нас. Я осознал, что произошло не случайное действие, а нечто иное, что качественно переменило нас, дав начало чему-то новому, прекрасному и незабываемому.

– Я забыла сказать, что это мой любимый поэт, – начала она, спустив руки мне на грудь.

– Мой тоже, – ответил я, продолжая держать за талию, – а любимый стих про кошек.

– Про кошек, значит? – улыбаясь, произнесла Аня, – а мой «Заметался пожар голубой». Я зашла, чтобы ещё раз позвать тебя погулять, но, похоже, ты уже согласился?

– Так точно, – проговорил я, – куда желаешь пойти?

– Честно, не важно… но я могу показать тебе парк Горького, или Патриаршие вы с Владей не дошли до них? – слегка опустив взгляд, продолжила Аня.

– Ещё нет, но с тобой там будет интереснее, – произнёс я, ещё раз поцеловав её губы.

– А изначально я пришла, чтобы показать тебе новый черновик до отправки его к Уварову. Возьмёшь его с собой? – обратилась девушка, разомкнув объятия.

– Непременно, – согласился я.

Она протянула мне тетрадь слегка дрожащей рукой. Я заметил это и в ответ протянул свою. На мгновение её записи словно разделили нас, и, казалось, никто не хотел их отпускать.

– Тут отредактированные стихотворения, прочти их, и можем обсудить на следующей встрече, – произнесла Аня, разжав пальцы.

– Мне очень приятно, что ты доверила мне свои мысли, я обязательно ознакомлюсь с ними, – добавил я, продолжая держать бумаги, словно это ценное сокровище.

– Спасибо… Мне пора, не хочу отвлекать брата, – изрекла девушка, и удалилась к себе.

Оказавшись один, я поставил на место потерянный том и, открыв тетрадь, погрузился в Анины мысли. У неё был аккуратный почерк, и мне сразу стало ясно, что она неспешно и старательно выводила каждое слово, придавая ему смысл.

Помимо её записей, на полях виднелись отметки Критика, который уведомлял, что лирическая героиня не может жить вне общества и, испытывая обоюдное диалектическое влияние, обязательно должна перемениться к лучшему, оказавшись частью студенческого коллектива. Уваров просил акцентировать внимание на местоимениях «Я» и «Мы», чтобы подчеркнуть, что здоровый и морально-нравственный коммунистический коллектив её группы оказывает значительное положительное влияние на личность и поведение нового члена, а тот, в свою очередь, становясь его частью, также улучшает окружающее его общество.

Вскоре вернулся Владилен в хорошем расположении духа и счастливой улыбкой на лице.

– Так, Ярик, всё в силе, – радостно начал он, расставив руки наподобие отца, – в понедельник у нас открытая лекция, а после, уже к вечеру, можем собрать вещи и переселиться сюда до нового года. Хочу услышать твоё мнение!

– Я согласен, только разреши один вопрос задать?

– Разреши?! – со смехом удивился философ, приблизившись ко мне, – Ярик, больше не спрашивай у меня подобных разрешений!

– Спасибо, – ответил я, – так вот, я не создам ли я вам неудобств?

– Так, значит смотри, я постелю тебе тут, – словно не услышав вопроса, продолжил Сухарев, подойдя к окну, – считай, это твоя комната. А распорядок на день оставим прежний. Но, увы, Ярик, Сталинград я посетить с тобой этим летом не смогу. Можем зимой на каникулах!

– Не печалься, обязательно его покажу тебе, – произнёс я, подойдя ближе, – может, даже когда-нибудь пробежим его вдоль всего берега.

– Весь?! – опешил Владилен, убрав руки за спину и подавшись вперед, – да ты брось, там километров восемьдесят – это целых два марафона! Бегал его хоть раз?

– Нет, только двадцать. Это в армии было, – задумавшись, ответил я.

– Вот и я не более этого, – добавил друг, вновь встав у книжных полок, – значит, завтра мы усиленно готовимся, а после я покажу тебе Москву. И поверь, Ярослав! Это запомниться на всю жизнь! Кстати, смотрел книжки?

– Конечно, но пока художественную литературу и поэзию, – проговорил я, намереваясь поставить Есенина на место, – просто отличная коллекция.

– Аня заходила? – проговорил он с лёгким прищуром.

– Да, она стихи дала посмотреть и ещё…

– Вижу. Она тебе симпатична? Только честно, – серьезно задал вопрос младший Сухарев.

– Так точно! – моментально отреагировал я, – очень симпатична, Владилен, она просто…

– Ладно, не тай только, – рассмеялся товарищ, увидев мою реакцию, – дружите, но прошу, не теряйте голову. Хорошо?

– Конечно, Владилен! – радостно воскликнул я, – у меня гора с плеч сошла.

– Уже лучше, – кивнул друг и отправился к противоположному стеллажу, произнося воодушевленную речь, – а теперь, когда ты больше ничем не обеспокоен, я кратко ознакомлю тебя с моим планом! За следующую неделю ты увидишь метро! Мавзолей! Красную площадь! И многие другие места!

– А Патриаршие? – произнёс я, провожая его взглядом, – сходим на них все вместе?

– Разумеется, – откликнулся философ, – но как по мне, там тоскливо. Такие места больше Аня любит, но я свожу вас. Едем в общежитие?

– Да, я пока схожу до твоих родителей и поблагодарю за ужин, – заключил я, покинув комнату.

Я оставил товарища в кабинете и вернулся в гостиный зал, где меня встретили его родители, сидящие подле друг друга.

– А вот и будущий министр финансов вернулся к нам! Присаживайся, Ярослав, – радостно встретил меня Владимир Евгеньевич, указав на место слева от них, – Владилен решил поучиться?

– Не совсем, он пока собирается, ищет литературу для лекции, – доложил я, вернувшись на место.

– В школе он долгие часы проводил в нашем кабинете. С учёбы на тренировку и вновь учиться, – продолжил отец семейства, с любовью глядя на жену. – Сперва мы думали, что он продолжит наш семейный труд, занявшись наукой, но он выбрал философию. Для понимания мира она полезна, но в качестве специальности на всю жизнь, как мне кажется, маловато.

– Пускай занимается тем, чем хочет, – ответила Раиса Ивановна, переведя взгляд с мужа на меня, – как закончит, решит сам, что ему делать дальше. Ярослав, а как вы считаете?

– Пожалуй, вы правы, – ответил я, и пораздумав несколько секунд, вновь продолжил, – у меня схожая ситуация. С одной стороны понимаю, что моя будущая специальность нужна людям и поэтому я должен её получить, но при этом меня тянет обратно в армию.

– Это нормально, – подметил Владимир Евгеньевич, налив мне чай – ты отвык от гражданского общества, и пока идёт адаптация, но! – усиленно произнёс он крайнее слово, подняв указательный палец, – если станет невмоготу, и ты поймешь, что хочешь вернуться на службу, у меня есть знакомый, которому требуются молодые люди с военной подготовкой.

– Ты про Якова Геннадьевича?! – изумлённо осведомилась женщина.

– Разумеется! – радостно ответил мужчина, передав мне чашку, – с ним Ярослав сможет совместить приятное для себя, я имею в виду службу, и полезное для общества – учёбу на экономическом, – договорил он, вернувшись на место.

– А кто это? – спросил я.

– Это…

– Капитан НКВД, – опередила Раиса Ивановна, – он курирует людей во многих отраслях, от промышленности, до литературных клубов.

– Выходит, критик Уваров, который изучает даже Анины стихи, он… – начал было я, но не успел окончить.

В эту минуту в комнату ворвался Владилен с десятком книг в руках, которые он поставил на стол, и, постучав по ним пальцами с радостным лицом, он всмотрелся в нас.

– Уважаемые родители, – с энтузиазмом обратился юный философ, – это всего на пару дней, в понедельник верну!

– Неужели вы планируете прочесть всё это за день? – удивилась мать, глядя на внушительную стопку книг.

– Прочесть? – переспросил Владилен, посмотрев на книги. – Ох нет, скорее пробежаться, просто пробежаться и повторить, поэтому каждая минута на вес золота. Ярослав, едем?

– Так точно, пора, – подтвердил я, вставая из-за стола и отдавая поклон его родителям.

– В таком случае идем провожать, – доброжелательно сказал Владимир Евгеньевич.

Собравшись в коридоре на выход, я уже не ожидал сегодня увидеть её ещё раз, но Аня вышла проститься.

– Уже уходите? – с небольшой грустью в голосе спросила девушка, прислонившись боком к стене.

– Да, Анют, нам пора возвращаться в общежитие, – произнёс Владилен с добродушной улыбкой, принимая книги от отца. – А в понедельник вернёмся, так что не переживай, заскучать не успеешь.

– Ох! – протянула девушка, слегка ободрившись и смотря на меня. – Тогда я буду ждать! До скорого свидания, Ярослав! – заключила она, подмигнув, и удалилась.

***

Попрощавшись с родителями Владилена, мы выступили на улицу и, сев на автобус, отправились по вечерней Москве. Город, как мне показалось, стал ещё более симпатичен, и, может, дело заключалось в малиновых закатных лучах или в теплом свете зажёгшихся фонарей, но, скорее всего, в ней. Проведя некоторое время в молчании, мне стало интересно, о чём думает философ, может ли его сейчас что-то тревожить. Но одновременно мне не терпелось изучить эту тетрадь, познать её мысли и внутренний мир. Почему у нас, всего за несколько дней знакомства, всё обернулось именно так, и не поторопились ли мы?

– Как тебе ужин? – вдруг заговорил Владлен, глянув на меня с улыбкой. – Ты сейчас выглядишь как-то загружено.

– Всё хорошо, у тебя отличная семья, Владилен, и они очень интересные люди, – ответил я, ощутив облегчение от созерцания его глаз.

– Спасибо, очень рад, что тебе понравилось! – обрадовался друг и, указав на литературу, продолжил: – Конечно, завтра во время подготовки будет много сидячего труда, и тебе, возможно, будет скучновато, но обожди день, и начнем гулять.

– Признаюсь, мне совершенно не скучно с тобой, Владь, – тронув его за плечо, добавил я. – Я как раз хотел спросить про особенности построения социализма у нас. В армии нам рассказывали, что в силу исторических особенностей революция в России развернулась не так, как изначально представлял её себе Маркс, и Ленин расширил его наследие, показав, что она возможна и в менее развитой стране. Прошу, объясни лучше!

– Вам немного не успели рассказать, – начал младший Сухарев, достав одну из книг. – Маркс и Энгельс считали, что революция начнётся в наиболее развитых странах Центральной Европы, а Ленин, исследуя неравномерность развития капиталистического общества, показал, что революция не только возможна, но и свершится в самом слабом звене империалистического мира, где накопилось больше всего внутренних противоречий, и не обязательно, чтобы она находилась в Центральной Европе и имела наиболее развитую формацию, как, например, Англия. В этой работе, товарищ Сталин, – продолжил Владилен, передав книгу, – раскрыл эту проблему.

– «Об основах ленинизма», – прочёл я, приняв её, – как знал, что надо прочесть! Но, увы, не успел.

– Тогда я дам тебе вводную, – проговорил Владилен, сложив литературу обратно. – Российская империя, также имея неравномерное развитие, сохраняла в себе пережитки феодального общества, вступавшие в противоречие с новым капиталистическим хозяйством. Следовательно, в ней неизбежно должна была свершиться буржуазная революция, цель которой состояла в ликвидации отмирающего царизма. Однако неравномерность, влиявшая и на развитие противоречий буржуазного общества, привела к новой революции – пролетарской, где он, в союзе с беднейшим крестьянством, продолжил перерастание буржуазной революции в пролетарскую, установив диктатуру пролетариата с целью устранения противоречий капитализма.

– И главная цель фашизма сегодня состоит в сохранении старых противоречий? – добавил я, листая книгу.

– Так и есть, Ярослав, – ответил Владилен, перелистнув пару страниц, – как ты уже знаешь, экономика – это общественный базис, на котором выстраиваются остальные институты. Империализм есть заключительная фаза развития капиталистического базиса, при котором господство монополий устраняет свободную конкуренцию и подчиняет производство ничтожно малым группам капиталистов. Слияние промышленного и финансового капиталов, ликвидирование конкуренции на рынке уничтожают основы буржуазной демократии, после которой власть в виде открытой диктатуры переходит самой богатой и влиятельной группе, устраняющей остальных. И в окончании этого процесса демократия отмирает за ненадобностью, переходя в вид открытой диктатуры капитала для сохранения своей власти.

– Теперь мне более чем понятно, – пораздумав и закрыв книгу, обратился я, – но у меня ещё один вопрос… Есть ли способ гарантированно противостоять фашизму и устранить его?

– Конечно, – улыбчиво начал Владилен, – через устранение капиталистических отношений, как основы его появления.

– А может ли режим Германии рухнуть? – вновь задал я вопрос.

– Это проект, не имеющий будущего, – ответил Сухарев, собираясь на выход. – Он полностью зависит от постоянных военных заказов и милитаризации общества. Без перманентной войны этот режим обречён на крах, но он также погибнет в войне с государством трудящихся.

– Но мне страшно осознавать, что мир пока ещё устроен так, что война неизбежна, – отправившись за ним следом, признался я, – хотя нас и научили воевать, но я надеюсь, что предполагаемый противник не пойдёт на эту ошибку.

– Я тоже так считаю, точнее, надеюсь, что он совершит её как можно позже, и у нас появится чуть больше времени на подготовку, – согласился Сухарев, покидая автобус, – но ключевое не только умение воевать, но и осознание, за что конкретно сражаешься: за интересы трудящегося большинства или за эксплуатирующего меньшинства. В этом и заключается ключевое отличие.

В общежитии Владилен продолжил рассказывать об истории развития человечества и почему мир пришел к Первой Империалистической Войне. Лишь под ночь беседа подошла к концу, да и то только потому, что завтра у товарища должна была состояться встреча с Инной, а после мы намеревались сесть за подготовку к лекции.

Оставшись на некоторое время один, я наконец достал тетрадь и продолжил знакомиться с творчеством Ани. На одной из страниц оказалась записка от девушки:

«Доброго вечера, дорогой Ярослав! Хочу сказать тебе спасибо, что ты погостил у нас, за прогулку в литературный клуб и за то, что случилось между нами. Я никогда не испытывала подобных эмоций и чувств, и мне очень приятно проводить с тобой время. Как ты уже знаешь, этот черновик рассказывает о лирической героине и об новом обществе, в которое она вошла. Но я также поняла, что ей не хватало музы, позволь я возьму тебя для этой роли?

С любовью, Аня Сухарева».

Со счастливым лицом я аккуратно сложил записку и тетрадь в свою тумбочку и отправился спать, ворочаясь долгое время.

2.

Так прошла моя первая неделя в столице, а впереди нас ожидало целое лето, и, как нам казалось тогда, оно должно было пролететь в счастливых трудовых и учебных минутах нашей юности, но мы ошибались. Это случится в будущем, а до этого мы не знали, как повернется наша жизнь…

Девятого июня Владилен проснулся как обычно. Однако традиционная пробежка откладывалась, так как скоро должна была начаться открытая лекция по философии с участием доктора философских наук Георгия Федоровича Александрова. В то утро Сухарев начал собираться ещё до завтрака и мотивировать меня, словно мы готовились не к обычной лекции, а к важному матчу.

– Понимаешь, Ярослав, – продолжал товарищ, оканчивая приготовления тетрадей и учебников, – для нас, я говорю о философской группе, это важнейшее событие за учебный год. Но оно не менее значимое и для тебя, потому как сегодня ты изучишь заведение, в котором начнёшь получать профессию и получишь важные сведения из философской науки.

– Очень рад, что ты меня берешь, но я постараюсь остаться незаметным и все законспектировать, – проговорил я, взяв новую тетрадь и карандаши, – а чему посвящена тема лекции?

– Диалектическому и историческому материализму! – уверенно произнёс Владилен, находясь уже у входной двери.

– Одним словом, всё как ты любишь! – улыбнулся я, выступив за товарищем.

– В таком случае постараюсь успеть всё записать, чтобы понимать тебя ещё лучше.

Наш путь лежал на кафедру философии, которая располагалась относительно близко от общежития. Спешка Владилена не смогла не оставить след, и это дало свои результаты – мы прибыли на место самыми первыми, даже раньше академического состава.

– Дела, Ярик, похоже, мы с тобой всё-таки могли ещё дома побыть, – недоумённо произнёс он, следуя по пустым коридорам.

– Ничего страшного, мы бы и так готовились, что мешает нам делать то же самое здесь? – предложил я, изучая помещения университета.

– Согласен, – проговорил Сухарев, кивнув головой, – тогда пойдём до библиотеки, она обычно уже открыта к этому часу. Сторож под утро уходит в неё и проводит там час до конца смены.

Действительно, в такой ранний час читальный зал оказался не заперт, но, помимо сторожа, листавшего научный журнал, там находился и незнакомый для Владилена человек, одетый в официальный костюм и сидящий спиною к нам. Он занял место у отдельного стола рядом с окном и при свете лампы занимался изучением литературы и ведением личных записей.

Чтобы не мешать человеку, решили занять стол подальше.

– Владь, присмотрись внимательнее, – произнёс я, указав на человека, – а это не твой ли лектор?

– Нет… – задумчиво протянул он, приглядевшись, – похож, но, скорее всего, это просто новый преподаватель.

– Пожалуй, ты и прав, – ответил я, доставая тетради. – Скажи, а длительность мероприятия будет как у обычной лекции?

– Часа три, как две смежные, но с перерывом, – промолвил товарищ, разложив книги, – к часу освободимся и прогуляемся по Москве. Само занятие, скорее всего, разделят на несколько частей с перерывом, так что силы останутся.

– А много ли приходит слушателей? – поинтересовался я, смотря конспекты Сухарева.

– Вероятно, полный зал, она же открытого типа, а на такие мероприятия приходит много студентов с разных групп и факультетов, – ответил товарищ, приступив к правке конспекта, – мне кажется, схема занятия окажется следующей: сперва нам расскажут о марксистском диалектическом методе, а после о его применении и о законах диамата. Он в разы опытнее меня, поэтому точно объяснит лучше.

В этот момент к нам подошёл мужчина, сидящий до этого у окна. Это был лысеющий озорной человек с добродушной улыбкой и прямоугольными очками, сняв которые, он обратился к нам.

– Доброго вам утра, молодые люди! – торжественно объявил гражданин.

Мы тут же встали со своих мест, одновременно отдав приветствие.

– Здравствуйте! – прозвучало пара голосов, разбудив задремавшего сторожа.

– Ничего себе, ребята! Не ожидал такой бурной реакции, – удивленно проговорил мужчина и, пожимая руки, продолжил: Вы не против, если я с вами присяду? Просто я случайно углядел, что вы, похоже, изучаете схожий материал.

– Конечно, присаживайтесь! – ответил я, вернувшись на место.

– Благодарю! – продолжил мужчина, сев за стол между нами. – Вы, стало быть, пришли на открытую лекцию? – продолжил он, сложив руки перед собой и сохранив улыбку.

– Всё так, – донёс Сухарев, сложив карандаши, – только пришли заранее, чтобы подготовиться.

– Похвально! Так спешите за знаниями, что обгоняете само время, – сообщил мужчина, взяв мою тетрадь.

– Точнее, мы не следим за ним, – улыбнувшись, добавил я.

– Даже если это так, то всё равно похвально. Значит, вы готовы учиться в любую минуту дня и ночи, – отметил собеседник, сделав несколько правок у меня.

– А вы, выходит, тоже на лекцию к Георгию Фёдоровичу? – полюбопытствовал я, глядя на его правки в тетради.

– Тоже, тоже на лекцию, и также к Георгию Федоровичу! А вы с философского? – продолжал незнакомец, слегка посмеявшись.

– Нет, я пока только буду поступать на первый курс экономического факультета, – доложил я, изучая его лицо.

– Отличный выбор, молодой человек! – обрадовался гость, рассматривая нас с уважением. – Самый молодой факультет в вашем университете! А вы, молодой человек, – обратился он к товарищу, – если не ошибаюсь, Владилен Сухарев? Я про вас слышал, вы пишете краткие статьи для журналов по философии, всё так?

– Так и есть, вы угадали… товарищ? – наводяще проговорил Философов.

– Ох! Где мои манеры! – угадав намеренья, посмеялся мужчина. – Моё имя Александров Георгий Фёдорович, а вас? – обратился он ко мне.

– Мельников Ярослав Артемьевич! – улыбнувшись, ответил я, ещё раз пожав ему руку. – Интересный ход с вашей стороны!

– Благодарю, но прошу прощения, что вызвал неудобства, – улыбчиво промолвил философ, вновь вернувшись к Владилену, попавшему в ступор, – я хотел сказать, что у вас очень хорошие статьи, вы не против сегодня принять активное участие на лекции?

– Конечно, Георгий Фёдорович! – воскликнул товарищ, передвинувшись к учёному. – Честно, я вас не признал, точнее, подумал, что это вы, но испугался ошибиться.

– Боязнь ошибки не должна присутствовать в нашей профессии, Владилен! – добродушно ответил учёный, – а критика, и особенно самокритика, поддержит и поправит вас на этом пути! Тогда и ошибки послужат во благо! А теперь мне пора готовиться к началу, – окончил Георгий Фёдорович, и, ещё раз пожав друг другу руки, он удалился из помещения.

Я глянул на Владилена, его лицо выражало некоторое смущение. Но в то же время ему, по всей видимости, оказалось приятно общение, пусть и вышло оно неожиданным. Он принялся внимательно изучать новые пометки в рукописи, временами приподнимая глаза.

– Вот видишь, Владь, хороший лектор у нас будет! Жаль, что он лишь на один раз, а трудись он тут постоянно, непременно самым любимым преподавателем сделался бы у студентов, – начал я, желая расслабить приятеля.

– Я не сомневаюсь, он отлично пишет. Просто он так свободно с нами сошелся, словно совершенно не переживает о выступлении, – ответил мне товарищ, складывая вещи.

– Он же профессионал своего дела, – объяснил я, повторяя действия за другом. – Помнишь, Инна говорила, что тебе следует быть более открытым? Георгий Фёдорович – прекрасный пример: сразу нашёл подход к нам, познакомился и смог заинтересовать! Теперь мне любопытна не только лекция, но и то, как он взаимодействует с людьми. Пойдем же скорее!

– Вы трое совершенно правы, – добавил Владилен, поднявшись за мной, – а теперь я докажу себе, что нечего стесняться!

Мы отправились в аудиторию, и она уже была открыта. Попав внутрь, меня поразило её оформление: она имела расстановку столов наподобие амфитеатра, а также бельэтаж, устроенный по тому же принципу, и с дополнительным освещением. Первые ряды освещались естественным светом благодаря трём прямоугольным окнам, расположенным по схеме домино: их площадь уменьшалась по мере удаления от входной двери.

Преподавательский стол, предназначенный для комиссии из пяти человек, оказался весьма просторным. За ним располагалось несколько письменных досок, центральная из которых была внушительного размера, а остальные, поменьше, использовались в качестве вспомогательного оборудования. На стороне комнаты, практически в углу, стоял светлый бюст товарища Сталина.

Александров уже знакомился со студентами, среди которых находилась и Даша. Она выглядела очень счастливой, и на её безымянном пальце правой руки сверкало золотое колечко.

– Ох, сердечно поздравляю вас, Дарья Алексеевна, с предстоящим событием! Ваш кавалер – удачливый человек, раз нашел такую умную красавицу! Я очень рад за ваше скорое счастье, – весело проговаривал лектор, сведя руки в замок.

– Большое спасибо вам, Георгий Фёдорович, мне очень приятно, – счастливым тоном ответила Даша и перевела на нас внимание, – а вот и староста группы Владилен и наш друг Ярослав. Привет, ребята!

– Староста?! – изумился профессор. – Так что же вы сразу не сказали, дорогой Владилен, прошу скорее на места!

– Неужели вы уже успели познакомиться? – удивилась Даша, встречая нас у себя в ряду.

– Конечно, ребята пришли заранее, и мы успели поговорить, – ответил Александров, перейдя к преподавательскому столу и растёгивая портфель для документов, продолжил. – Так даже лучше, теперь и лекция начнётся скорее с основного материала, осталось лишь дождаться коллектив.

Я и Владилен заняли свои места, и пока профессор занялся подготовкой, мы завели общение с Дашей.

– Как у вас дела, товарищи? – обратилась девушка, сев вполоборота.

– Всё замечательно, – ответил я, сев между ней и Сухаревым, – а как у вас с Русланом, уже начались приготовления?

– О да! Мы сообщили родителям Руслана о намерениях, а своим я отправила телеграмму, – отозвалась она, не скрывая радости.

– Отлично, а список гостей готовите? – полюбопытствовал Сухарев, откинувшись на спинку.

– Разумеется! Он вышел довольно большим, и вы там почти в самом верху, после близких родственников, – донесла Даша, сев как философ и хитро склонив голову, – а как скоро мы у вас погуляем, Владь?

– Ещё годика полтора, а то и два придётся обождать, всё-таки мне надо доучиться, – проговорил философ.

– Тоже правильно, – улыбчиво согласилась девушка, поправив очки, – а у нас в июле состоится мероприятие, но столько дел ещё… И подготовка, и переезд, одним словом семейная рутина пошла ещё до свадьбы.

– Вам для вас уже подготавливают жильё? – полюбопытствовал я.

– Да, при заявлении в ЗАГСе встали на учёт, и вышло так, что к этому времени сдали новый дом, где за нами закрепили однокомнатную квартиру, – ответила Даша с абсолютно счастливым лицом.

– Что же! Очень славно! – поддержал её Сухарев, пожав руку за моей спиной, – совет вам и любовь, дорогие товарищи!

– Спасибо большое, мне очень приятны ваши слова, – проговорила девушка, после того, как к поздравлениям присоединился я, и сидящие рядом.

В это время аудитория пополнилась ещё несколькими десятками студентов, и к десяти часам Георгий Фёдорович, поднявшись с преподавательского места, торжественно произнёс вступительное слово.

– Здравствуйте, дорогие товарищи студенты! Благодарю вас за то, что вы пришли на лекцию, которую мы посвятим диалектическому материализму, – обратился он к коллективу, выступив в центр помещения, – Сегодня мы обсудим сущность нашей научной философии, ее законы и как нам его применять в нашей жизни. Мне нравится, когда во время лекции происходит контакт с аудиторией – это позволяет узнать, понимают ли присутствующие, о чем идет речь, и самое главное, согласны ли они с ней, имеют ли желание что-либо дополнить или же опровергнуть. Прошу вас не стесняться, и самое главное – показать способность мыслить и рассуждать. Но прежде чем мы начнем, позвольте я задам вопрос: что такое диалектический материализм?

Несколько студентов тотчас потянули свои руки, но первым среди них оказался Владлен, которого и спросил лектор.

– Давайте начнём с товарища Сухарева! – сказал философ, указав на парня рукой, направленной ладонью вверх, – Владилен, просим!

– Диалектический материализм является научной материалистической философией марксизма-ленинизма, а также мировоззрением рабочего класса, – поднявшись со своего места, уверенно начал Владилен. – Предметом его изучения выступают объективные законы развития и движения общества, природы, а также иных процессов, существующих независимо от нашей с вами воли, и связаны с движением материи.

– Прекрасный ответ, товарищ Владилен, а скажите мне: связан ли диалектический материализм с иными науками, и если можете привести пример из жизни, то мы просим вас об этом, – похлопав в ладоши, произнес Георгий Фёдорович.

– Да, он непосредственно взаимодействует со всеми научными дисциплинами, сводя имеющиеся знания и результаты исследований в единое целое, – продолжил Сухарев с лёгким стеснением. – В качестве конкретного примера мы можем рассмотреть ботанику и процесс развития растения, пусть им окажется роза.

– Очень занимательно! – дополнил Георгий Фёдорович и обратился к аудитории: – Всем ли присутствующим дамам нравятся розы?

Прекрасная половина коллектива дружно дала радостный утвердительный ответ.

– Пожалуйста, Владилен! – дождавшись спокойствия, провозгласил лектор, вновь жестикулируя руками.

– Изначально роза представляет собой семечко, которое ещё не является цветком, вступая в противоречие этой форме. – вновь зазвучал голос Сухарева, который я пытался зафиксировать на бумаге. – Развитие семян проходит через ряд противоречий, где, с одной стороны, она превращается в прекрасное растение, а с другой сохраняет себя в данный момент как семечко. Этот процесс образует единство растения, а формы цветка – борьбу противоположностей, который описывает закон единства и борьбы противоположностей. Роза имеет два антипода – семечко и после цветок. Они целостны по своей природе, но каждая из них отрицает друг друга.

– Прекрасно, Владлен! Пожалуйста, продолжайте. Мы можем перейти к следующему закону, – хвалил его Георгий Фёдорович, радуясь, что аудитория взялась за письменные принадлежности.

– Следующий закон, – возобновил речь Сухарев, с удивлением глядя, как товарищи записывают его слова, – превращение количества в качество. Посаженное семечко постепенно развивается через накопление количественных изменений. Когда их число доходит до критического значения, происходит изменение качества, и семечко переходит в новую форму, превращаясь в цветок.

– Очень хорошо! Владилен описал нам переход семечка в цветок, но остался последний закон! Услышим же его! – заговорил Георгий Фёдорович.

– Третий закон диалектики – это закон отрицания, – начал финальный монолог юный философ, – роза, обретя новую форму в виде цветка, произвела отрицание своей прошлой формы – семечка. Это говорит о том, что на основе третьего закона всякое новое существует до тех пор, пока оно не станет старым, отживающим свои дни, и не отвернётся более новым. Происходит цветение, происходящее в постепенное увядание с образованием совершенно новых семян.

Георгий Фёдорович захлопал в ладоши, и вскоре за ним повторила аудитория, что смутило Сухарева, а когда шум стих, профессор принялся говорить.

– Браво! – воскликнул он, – Молодчина, Владилен, отличное выступление, благодарю вас! Мне осталось лишь дополнить, сказав об универсальности этих законов. Товарищи, они работают всюду, даже если мы поместим нашу розу на отдалённую планету и накроем её условным куполом, то она продолжит своё развитие по тем же законам, которые показал нам товарищ Сухарев.

После Александров продолжил лекцию, взаимодействия с другими студентами, развивая коллективное общение и дискуссии. Даша выступила с докладом, посвященным диалектике Аристотеля и Гераклита, подчеркнув их рассуждения, а также раскрыв способ мышления человека в рамках формальной логики.

В окончании речи Георгий Фёдорович попросил Владилена и Дашу сравнить для аудитории обе науки и, если получится, провести дискуссию.

Пара вышла к преподавательскому столу, и, встав лицом друг к другу, Даша начала первая.

– Я хотела обратить внимание аудитории на то, что формальная логика является наукой об элементарных законах и формах правильного мышления. Она строится на основе верных суждений, связанных рядом последовательных цепочек, которые не должны противоречить друг другу. Получается, она проста, потому как рассматривает обыденные предметы. – Спокойно и вдумчиво произнесла девушка, держа руки в прямом положении за спиной. – Давайте рассмотрим один из главных законов этого метода – тождество и исключение противоречия, на примере гусеницы и бабочки.

– Пожалуйста, продолжайте, Дарья, мы уверены, что это будет замечательный пример, – подбодрил девушку Георгий Фёдорович.

– Закон тождества утверждает, что гусеница есть гусеница и не может быть бабочкой. Однако второй закон – закон исключения противоречия – говорит нам, что гусеница не является бабочкой. Получается, что, становясь бабочкой, гусеница перестаёт быть гусеницей, – проговорила философка, рассматривая и улыбаясь товарищам.

– Прекрасно, очень хорошо, Дарья, – похлопав ее слову, произнес Георгий Фёдорович, – спасибо вам, очень ясное определение. Теперь ваш черёд, Владилен, просим!

Сухарев, сложив руки в замок перед собой, слегка помялся, и, совершив глубокий вдох, он поставил руки по швам, начав речь, стараясь совладать с волнением и сохранить грамотность риторики.

– Слушая Дарью, – начал юноша, разорвав замок у груди, – мы познакомились с методом формальной логики. Она дает базовые принципы мышления, но диалектическая логика требует, чтобы мы выступили дальше, и помимо внешних изменений, рассматривали законы, по которым они происходят. Следовательно, это качественно новый метод мышления. Давайте еще раз рассмотрим гусеницу и бабочку, и в чем отличны эти методы: по первому закону мы видим, что гусеница и бабочка есть один организм в двух разных формах, противостоящих друг другу.

– Похоже, вам придется повторить их, дорогой товарищ, – добавил Георгий Федорович, встав между молодыми людьми, – если удобно, сократите объем.

– Хорошо, – согласился Владилен, встав уверенней, – по второму закону мы видим, гусеница, становясь куколкой, на основе количественных изменений переходит в новую форму – бабочку. Ключевое в этом переходе: она сохраняет себя как целостный организм, но уже иной формы. И по третьему закону мы видим, что, несмотря на то, что это другой организм, он сохраняет себя через отрицание прошлой формы.

– Прекрасное выступление, ребята, молодцы, – завершил их выступление Георгий Фёдорович, подозвав к себе и обняв за плечи, – вы раскрыли нам отличие двух методов, спасибо вам большое. Есть ли у аудитории вопросы?

Пока шел диалог с коллективом, я успел отдохнуть от ведения

конспекта. Мне понравилось выступление Владилена и Дарьи, и по мере его

развития я старался записать как можно больше информации. В результате у меня получился подробный текст со схемами и рисунками. Впоследствии я подарил его философу, и он поместил его на сохранение в книжный шкаф родительского кабинета.

3.

К часу дня лекция подошла к завершению, и теперь у нас имелся запас времени, чтобы прогуляться по городу. Владилен первым делом решил сводить меня в Кремль, а после показать одну из станций метро.

Мы покидали университет в компании Даши, и я не смог скрыть восторга от их выступления.

– Ребята, – с энтузиазмом говорил я, спускаясь по ступенькам и размахивая тетрадью, – благодаря вашему выступлению, лекция стала очень познавательной!

– Благодарю, Ярослав, – произнесла Даша, неся в руках несколько книг, – она вышла действительно замечательной, особенно благодаря слаженному взаимодействию всего коллектива.

– Согласен! – поддержал Владилен, неся за ней сумку и домашние книги, – Георгий Фёдорович всё сделал по науке. Кстати, Ярик, как ты успел исписать почти всю тетрадь?

– В армии меня приучили очень быстро усваивать информацию, – ответил я, передавая конспект, – возьми его себе на память.

– Сердечно благодарю, – сказал Сухарев, кивнув мне, – Даша, я обязательно обработаю его в ближайшие дни и передам тебе копию.

– Спасибо, она мне точно поможет ещё немного укрепить знания по этой теме и, конечно, повторить материал, – ответила девушка, следуя рядом.

– А ты не хочешь пойти с нами на прогулку? – вновь обратился к ней Сухарев.

– К сожалению, не смогу, дома много дел, – задумчиво произнесла Даша, – может быть, соберёмся все вместе как-нибудь? Было бы неплохо ближе к концу сессии!

– С удовольствием, – заключил Сухарев, и мы подошли к остановке.

Когда подъехал автобус Даши, и она покинула нас, я передал Сухареву тетрадь, которая полностью завладела его вниманием. Нам даже пришлось остановиться на университетской скамейке, чтобы он внимательно изучил её содержимое. Философ просматривал каждую строчку со схемой, а я ощутил лёгкое волнение, словно сдавал важный экзамен, от которого зависит моя судьба. Вскоре он окончил чтение и выдал вердикт.

– Отличная работа, Ярик! Ты всё грамотно и подробно расписал, даже я так не умею! – радостно проговорил товарищ, аккуратно сложив тетрадь, – скажи, а где именно ты служил?

– 107-я стрелковая дивизия под командованием полковника Миронова Павла Васильевича, город Барнаул! – с гордостью объявил я, поднявшись на ноги.

– Ничего себе… Ты сейчас это так сказал… Словно представил геройского родственника! – подскочив, подметил Владилен, – из-за этого я вновь жалею, что это всё прошло мимо меня.

– Мы были как семья. Каждый боец поддерживал своего товарища и в учёбе, и на военных учениях, поэтому я по ним тоскую, хотя и понимаю, что впереди жизнь, в которой мы обязательно встретимся вновь, – объяснил я, случайно ухватив его за плечо, – просто ты меня не совсем понимаешь, сложно это осознать, не испытав подобного.

– Да… Тут ты прав, Ярослав, – согласился Сухарев, – в этом мы, правда, отличаемся, но это и к лучшему, быть противоречиями. Ты обожди меня на улице, я сейчас вещи оставлю в комнате и мы выдвигаемся! – окончил он, свернув к двери общежития.

– А куда отправимся? – послал я ему вслед.

– Сначала на Красную площадь, а после на станцию метро «Площадь революции», – ответил товарищ, обернувшись, – посмотрим, сможет ли бравый красноармеец Мельников устоять на ногах от головокружения после таких успехов!

Через пару минут началась наша прогулка. Изначально мы пересекли уже знакомый мне Москворецкий мост и направились в сторону Кремля через просторный сквер.

Это чудесное место включало прекрасные цветочные насаждения и ухоженные деревья, расположенные на фоне аккуратных газонов и пешеходных дорожек. Идти оказалось сплошным удовольствием, нас окружали благоухающие бутоны различных оттенков, и эта красота сопровождалась легким трепетом деревьев от полуденного ветерка. Многообразная палитра цветов напомнила мне глаза Ани, и на мгновение мне захотелось собрать ей на вечер свежий букет, но я посчитал, что присвоить общественное благолепие будет неправильно.

Вскоре мы вышли из парка, оставив деревья позади, и перед нами предстала величественная Спасская башня Кремля. Она просто великолепна! Я даже попросил Владилена остановиться, чтобы насладиться ее красотой.

Высокое и монументальное сооружение из красного кирпича с декоративными вставками белого оттенка на фоне голубого неба вызвало несказанное восхищение. Особенно завораживали черные часы с золотым обрамлением контура окружности и цифрами. А на вершине башни высился бирюзовый шпиль, держащий на себе огромную янтарную звезду, символизирующую наше трудовое государство.

Смотря на это великолепие, я просто не мог оторвать глаза и мыслить о чём-либо ином, пока младший Сухарев не напомнил о себе.

– Если что, я всё ещё с тобой, – весело проговорил он, коснувшись моего локтя, – решил не отвлекать, потому что и самому стало интересно наблюдать. Скажи, что у тебя в голове?

– Великолепие, – протянул я, продолжая всматриваться, – за всю жизнь увидел множество фотографий и картин этих зданий, но они не сравнятся с действительными видами.

– Мы можем пойти дальше, – предложил Сухарев, – или поглядеть ещё.

– Пойдём, – ответил я, – жаль, что наше время ограничено.

Мы продвигались вглубь Кремля, и я впервые оказался на величественной Красной площади – главной площади Советского Союза. Это обширное и грандиозное пространство, вымощенное брусчаткой и окружённое красными стенами, хранило в себе историю нашей Советской Родины и России прошлого. В её центре расположилось не менее значимое по своей форме, размерам, высоте и содержанию здание, хранящее в себе тело первого генерального секретаря и великого учителя Владимира Ильича Ленина, ставшего символом свободного трудового народа.

– Взгляни, Ярослав, – продолжил Владилен, обведя рукой просторы, – мы рядом с товарищем Лениным. Это навеяло на тебя новые мысли?

– Грандиозность… Не знаю, что и говорить, – произнёс я, пребывая в раздумьях и созерцании.

– Позволь мне сказать следующее, – серьёзно заявил Сухарев, закрыв собой виды, и смотря мне в глаза, – помни, что восхваление всей этой формы наподобие религиозных знаков есть величайшая ошибка. Я прошу тебя рассматривать не символ как таковой, а то, какое содержание он несёт за собой и каким интересам служит… Это не просто мавзолей, не просто тело, и не только красивые звёзды – это олицетворение трудовой и классовой свободы, добытые потом и кровью наших предшественников. Это не гранит, не янтарь – это революция, они несут за собой её содержание, а сами по себе форма, которая вне этого контекста мало, что значит.

Я запомнил эти слова на всю жизнь и после долго пытался их осознать. Что значит быть частью революции? Как научиться видеть в ней не абстрактный образ из прошлого, а процесс, который ты, как и общество в целом, так и коллектив, частью которого ты являешься, проносишь с собой, развивая и углубляя, создавая новый мир и нового человека?

Мы покидали Красную площадь слегка в утомлённом состоянии. Признаюсь, эти красоты и их содержание, погружающие в себя, способны, как выразился Владилен, вскружить голову. Но у нас была иная усталость. Она рождала не чувство опустошённости, а гордость за свою пролетарскую Родину и осознание ответственности за её будущее.

Далее мы отправились на станцию «Площадь революции». Владилен, видя мою перегруженность, пока молчал. Но, понимая его, я знал, что чем больше он молчит, тем сложнее тема, которую он поднимет дальше.

Вскоре мы оказались у входа в метро. Он был оформлен в стиле, напоминающем древнегреческие храмы, и украшен чёрными колоннами. Из его дверей беспрестанно появлялись и исчезали горожане, и мы поспешили внутрь. Спустившись вниз, перед нами открылось настоящее великолепие инженерной и трудовой мысли: полукруглый гранитный потолок держал на себе яркие белые лампы, которые, роняя вниз лучи, озаряли пол нежными тонами. Чистое покрытие, похожее на шахматную доску, отражало этот свет, создавая равномерное освещение.

По всему периметру стен возвышались бронзовые скульптуры людей, олицетворяющие образ нового, советского человека. Красноармейцы и матросы, сражавшиеся за нашу советскую Родину, отдавшие будущим трудовым поколениям своё здоровье и жизни, труженики завода и колхоза, кормящие и строящие страну, ученые, летчики, спортсмены, студенты – созидатели, отстоявшие, построившие и возродившие пролетарскую Родину, наполнившие новой идеей, мыслью, чувством солидарности и братства. Все они предстали перед нами, окружили нас, чтобы показать, какую страну, какую великую практику социального равенства они создали для нас, на какие жертвы пошли ради нас.

Находясь рядом с товарищем, я осознал, я понял, что есть социализм – эти монументы великих, но в то же самое время простых людей, безмолвно сообщали необходимость борьбы за свободу и равенство трудящихся, за их чувство собственного достоинства, за освобождение от власти капитала, калечащего и унижающего всякого, кто попадает под его власть.

Окружённый их бронзовыми глазами, я ощущал присутствие этих людей. Чувствовалось, словно они вели безмолвный разговор, показывая своим видом новый мир, к которому мы принадлежим, чьими наследниками являемся и продолжателями какой идеи нам суждено стать.

У меня кружилась голова, и ноги отказывались слушаться, став ватными, словно мы пробежали десятки километров. До этого я видел подобные скульптуры лишь на страницах литературы, но, встретив их воочию, они покорили меня сочетанием величия и конкретики.

– Видел бы ты себя со стороны, – улыбаясь, сообщил Владилен, – словно несколько тренировок за раз провел.

– Я… Я чувствую себя ничтожно малым в окружении этих скульптур, мне кажется, они пронзили меня где-то в глубине… моего сознания, – тихо ответил я.

– Понимаю, – согласился товарищ, тронув монумент рабочего, – наверное, я зря сразу провел тебя по всему пути.

– Дело не в дороге, а в её содержании. Ты показал нечто, чего я не ожидал увидеть. Передо мной история… борьбы… – начал я, пытаясь уловить глазами всё разом.

– Трудящегося класса, – закончил Сухарев, разведя руки в стороны, – он перед нами.

– Да, – произнёс я с некоторой медлительностью, приближаясь к товарищу. – Это великолепие не только вызывает восхищение, но и заставляет задуматься.

– Задуматься над чем? – поинтересовался Владилен, наподобие сестры склонив голову в бок.

– Над тем… Как же стать достойными этих людей и результатов их труда? – поразмыслив, произнёс я. – У меня возникло ощущение, будто они живы и ждут от меня ответа… храня безмолвие…

– Развиваться во всех науках, стремиться достигнуть не только их высот, но и сверх этого. Большего они от нас не ждут, – заключил мой товарищ, указав в сторону выхода.

Мы покинули метро, и мне казалось, что я стал иным. Переосмыслив рассказы отца о ночных маршах под Царицыным, я стал относиться к этому иначе: ранее мне казалось, что требуется лишь ценить его заслуги, но теперь я осознал, что мы – продолжение их подвигов и не имеем права утратить их завоевания.

Когда Владлен вывел меня на солнечную улицу, я осознал, что армейский и новый коллектив, равно как и поколение в целом, являются плодом военных и трудовых побед наших отцов-большевиков. Сохранить их заслуги можно лишь в том случае, если мы, их потомки, станем такими же людьми для наших общих детей.

– Утомился? – спросил Владилен на обратном пути к общежитию.

– Нет, но передохнем, и я снова буду свеж, как утром, – проговорил я, прибавив шаг.

– Мудрая мысль, стоит прислушаться к армейскому опыту, – поддержал меня Сухарев, и мы продолжили путь в тишине.

Добравшись до общежития, я первым делом принял душ, а вернувшись в комнату, моментально уснул…

4.

Владилен разбудил меня в пятом часу дня, и как оказалось, к этому времени он успел сделать набросок нового философского труда на десяток страниц.

Моё состояние значительно улучшилось, а головная боль утихла, и это явно говорило о том, что я готов к новому потоку информации со стороны товарища.

– С пробуждением, Ярик! Надеюсь, ты выспался, потому вторая половина дня станет не менее насыщенна, чем первая, – поприветствовал меня Сухарев, собирая книги и тетради для переезда.

– А что у нас ещё запланировано? – поинтересовался я, снова прикрыв глаза.

– Я позвонил домой Ане… – начал мой товарищ, но, увидев, как я резко вскочил на ноги, осёкся. – Однако у тебя бурная реакция на это имя…

– Ничего страшного, в армии нас приучили при необходимости совершать резкое пробуждение, – попытался оправдаться я, собирая вещи и заправляя постель. – Мы даже нормативы сдавали. Так что же сообщила Аня?

– Она отправилась проводить родителей, и когда мы приедем, её ещё может не быть на месте, – объяснил Владилен, присев за стол, – она ещё добавила, что сегодня вечером хочет пойти на Патриаршие и приглашает нас.

– Как славно, я слышал, это чудесное место, так что обязательно отправимся. Там ожидается мероприятие? – проговорил я, оканчивая сборы.

– Да, танцы, ты умеешь танцевать? – спросил философ с лёгкой улыбкой.

– Конечно, там ничего сложного.

– А меня Инна много раз учила, но в них я как-то зажат, стесняюсь, в общем, – признался он, одеваясь на улицу.

– Там особо нечего страшиться, главное – аккуратность и плавность движений. Остальное приложится, – объяснил я, последовав к выходу. – Вот теперь я укомплектован к походу!

– Быстро ты! Ладно, выдвигаемся, – заключил товарищ, открыв дверь.

Окончив со сбором вещей, и покинув общежитие, мы очень скоро сели в автобус, который должен был доставить нас к квартире Сухаревых. В те минуты меня волновал лишь вопрос: не доставит ли моя компания неудобств? И, услышав от Владилена обнадёживающий ответ, мне стало интересно, как это повлияет на взаимоотношения с Аней.

Доставив меня до дома, философ, открыв входную дверь, с порога огласил о своём прибытии. Не получив ответа, стало понятно, что квартира пуста, и, пользуясь этим, я сразу направился в сторону родительской библиотеки, прихватив с собой все вещи.

– Что ж, Ярик, это, конечно, не комната в общежитии, но уже не казарма, так что вполне достаточно, – проговорил Сухарев, осматривая помещение, находясь у окна, – предлагаю провести небольшую перестановку. Мы перенесём сюда софу из моей комнаты и расположим её рядом с батареей, а стол оставим на своём месте. Что ты об этом думаешь?

– Отличное место, Владилен! О большем я и мечтать не мог! – радостно ответил я, сложив сумки в углу, – ты не знаешь, как скоро вернётся Аня?

– Примерно час, возможно, дольше… – с задумчивым видом произнес юноша, ведя меня к себе в комнату. – Они отправились немного прогуляться перед выездом, так что у нас есть время. Поднимай! – указал он, встав на противоположной стороне дивана.

Спустя час библиотека обрела совершенно иной облик: мы разместили софу рядом с окном, а письменный стол, чтобы освободить больше пространства, слегка сместили к двери. Эта небольшая перестановка значительно преобразила читальную комнату, сделав в разы уютнее.

– Вот так на порядок лучше! – радостно произнёс Владилен. – Чем пока планируешь заняться?

– Честно… Я проголодался, хочешь, научу тебя готовить армейскую кашу? – встав из-за стола, предложил я. – Заодно узнаешь, чем нас кормили.

– Конечно! Пошли скорее на кухню! – согласился философ, продолжив знакомить меня со своим домом.

Кухонное пространство также оказалось просторным и светлым. Помимо опрятной мебельной гарнитуры и газовой плиты, в комнате висела красивая хрустальная люстра в стиле ампир, подвешенная на золотистых цепочках. А из чистого окна открывался живописный вид на оживлённый проспект, украшенный цветущей зеленью.

У стены стоял круглый деревянный стол, покрытый ситцевой скатертью. На его поверхности возвышалась изящная ваза морского оттенка, наполненная свежим букетом. Вокруг стола располагались четыре деревянных стула, которые, как и всё остальное в комнате, были выполнены в светлых тонах.

Осмотрев шкафы, я нашел всё самое необходимое для нашего будущего блюда, и начался процесс готовки.

– А ты уверен, что следует обжаривать лук на сале? – задался вопросом Владилен, мешая гречневую группу.

– Конечно, всё по науке делаем, не сомневайся, – доложил я, мешая овощи, – добавь пока тушенки прямо в казан и клади запеченную морковь!

Вскоре не только кухня, но и коридор наполнились ароматом готового блюда. Когда каша была практически готова, осталось дать ей настояться, мы сели пить чай и вскоре услышали открытие входной двери.

– Владя! Ты уже дома? – донесся до нас звонкий девичий голос.

– Да! Мы на кухне, проходи скорее! – ответил ей брат, и мы поднялись навстречу.

Спустя мгновение в дверях появилась Аня. На ней красовалась повседневная форма и алый пионерский галстук, который гармонично сочетался с её лисьим каре, доходящего практически до плеч. От её счастливого лица, покрытого летними веснушками, исходило сияние, подобное солнечному свету, вызывающему радость даже при беглом взгляде.

– Привет, Ярослав! – воскликнула она, подав свою руку, словно ничего не поменялось.

– Здравствуй, Аня, – отозвался я, слегка сжав ей кисть, – как у тебя дела? Случилось что-либо нового?

– Все просто отлично! – произнесла она, несколько приблизившись, – мои стихи проверили и сообщили, что вскоре напечатают в колонке.

– Это просто замечательно! – обрадовался Владилен, – присаживайся, сейчас мы тебя накормим по специальному армейскому рецепту.

– Я уже заинтригована, – проговорила Аня, сев напротив меня, – это Ярослав тебя научил?

– Конечно, его состав – армейская тайна, – ответил брат, накладывая порцию, – поэтому мы пока не можем его сообщить.

– Ничего, пускай Ярослав часть секретов хранит с тобой, у нас и своих хватит, – промолвила она, посмотрев на меня с улыбкой и игриво подмигнув голубым глазом. – Как же вкусно! Благодарю за помощь с готовкой!

После обеда у нас осталось больше часа свободного времени, и мы решили заняться каждый своими делами. Владилен углублялся в философию, дорабатывая параграфы курсовой, а я отправился к себе, принявшись изучать полку с поэзией.

Остановившись на Александре Блоке, я сел за письменный стол лицом к окну, листая новый сборник и зачитывая отдельные фрагменты вслух, до тех пор, пока за спиной не услышал полюбившийся голос.

– Вновь читаешь поэзию? – прозвучал тихий тон со спины. – Ты не против, если я посижу с тобой?

– Пожалуйста, входи, – произнёс я, медленно двигаясь ей навстречу и стараясь не выдать своей радости. – Я очень скучал по тебе.

– Настолько сильно, что решил не приходить ко мне? – спросила Аня, остановившись с улыбкой на лице.

– Я решил немного подождать… Ты так прекрасна, – ответил я, взяв её за руки, не в силах отвести взгляд.

Облик Ани был поистине прекрасен: красное платье с рюшами и аккуратным бантом подчеркивали её изящество, а белые перчатки скрывали нежные кисти рук. Огненные волосы были собраны светлой заколкой с полевыми цветами, а разноцветные глаза, пристально смотревшие на меня, светились озорством и радостью, ожидая моей реакции.

Не в силах произнести ни слова, я отдался нахлынувшим эмоциям. Когда губы вновь соприкоснулись, я ощутил яркую вспышку, которая поглотила меня, заставив забыть обо всём на свете.

Наше дыхание участилось, руки, прижавшись к телам, блуждали по горячей поверхности, а сердца бились так часто, что казалось, их шум выдаст нас. Достигнув эмоционального пика, она отстранилась не более чем на пару сантиметров и, не открывая глаз, обратилась ко мне.

– Я рада, что тебе понравилось, – чуть слышно произнесла девушка, – но не ожидала, что это случится вновь, и так… горячо…

– Ты чудесно выглядишь, и от этого вида сложно не обжечься, – ответил я, раскрыв глаза.

– Тогда не станем терять время, нас еще ожидает поездка.

– Я к Владилену, потороплю его, – доложил я, и выдвинулся в комнату товарища.

Сухарев заседал за умственным трудом, штудируя новую книгу с серьёзным лицом, перенося отдельные сведения в конспект. В такие минуты он надевал круглые очки, передававшие ему более зрелый вид, и если бы у него имелись отцовские усы и борода, то юношу сложно было бы отличить от старшего академического состава.

– Владь, нам пора на выход, Аня уже подготовилась, – обратился я, постучавшись в дверной проём.

– Да-да, дружище, я помню. Прошу минутку, мне необходимо окончить параграф, – ответил юноша, не поднимая взгляда.

– Может, вернёшься к нему вечером? Прогулка освежит мысли и голову, а дело пойдёт в разы скорее, – предложил я, проходя к столу, – а что ты изучаешь?

– Классовый анализ христианства до становления ее официальной религией Римской империи, – ответил Сухарев, отложив литературу и откинувшись на спинку стула, – тут имеется интересный момент, заключающийся в том, что до принятия на государственный уровень оно несло в себе революционный характер, если уместно так выразиться.

– Неужели? Выходит, оно лишь в процессе формационного развития общества перешло в реакционную форму? – поинтересовался я, подняв книгу.

– Так и есть, – подтвердил товарищ, разглядывая рукопись, – несмотря на общий гуманизм, она в корне устаревшая и идеалистическая идея, которая не только больше никуда не годится как описательная система, но в условиях классового общества является не более чем как реакционным инструментом… – не успел, договорить Владилен, потому как его перебила сестра.

– Так, реакционеры! – воскликнула Аня с наигранным возмущением, – вы собираться будете? Или планируете провести всю жизнь за чтением книг?

– Уже собираемся, – ответил я, хлопнув юношу по плечу, – нам пора, почитаем после.

Через полчаса автобус доставил нас к Патриаршим прудам.

***

Когда наша компания прибыла на место, было уже около шести часов вечера. К этому времени вечерний парк собрал значительное количество молодых людей, которые, прогуливаясь вдоль берега, любовались умиротворённой водной гладью.

Дороги встретили нас тёплым ветерком, который, облетая пространство, играл с ветками деревьев, создавая атмосферу свежести после знойного дня.

Мы неспешно шли по просторной аллее навстречу к Инне. Я вёл Аню за руку, и её образ на фоне окружающей природы казался ещё более нежным. Между нами звучали беззаботные беседы на обыденные темы. Вскоре мы нашли Инну, которая ждала нас у воды, примерно в центре парка. Она наблюдала за белыми лебедями, грациозно блуждавшими по поверхности воды.

На Инне красовалось однотонное синее платье с белым воротником, напоминающим те, что носят моряки. В отличие от цветочных волос Ани, она украсила свои пшеничные локоны, собранные в пышный хвост, несколькими лентами, концы которых плавно развивались подхваченным дуновением ветра. Она обернулась первой и поприветствовала нас счастливой улыбкой.

– Добрый вечер, ребята! Поглядите, какие лебеди сегодня собрались у берега! – произнесла она, выступив навстречу.

Инна стремительно поднялась к нам и поздоровалась с приветливой улыбкой на лице. Обняв Владилена с Аней, она повернулась ко мне, одарив достаточно крепким рукопожатием.

– Я очень рада, что мы наконец-то проведём вечер вместе! Пройдемте же скорее, ребята уже собираются, – с сияющим лицом произнесла она. После, взяв Сухарева за руку, девушка повела его вперёд, но перед уходом обернулась, обратившись к нам. – Вы решили остаться?

– Идите, мы вас догоним! – крикнула им вслед Аня и потянула меня к воде.

Перед нами открылось удивительное зрелище: чистая вода, словно природное зеркало, отражала огни города и, сохраняя покой, создавала иллюзию твёрдого покрытия. Рядом с берегом грациозно двигалась пара лебедей, периодически соприкасаясь друг с другом и поддерживая на этом пути.

Аня отпустила меня, остановившись практически у самого берега, и, совершив глубокий вдох, заговорила, не отводя взгляда от птиц.

– Они создают одну пару на всю жизнь и никогда не расстаются, храня преданность, даже если один из них умирает. Это невероятно красиво.

– Согласен, это просто прекрасно, – ответил я, встав по левую руку от Ани.

– У людей такое нечасто, – продолжила девушка, обхватив мои пальцы, – но если это и случается, то тот, кто остаётся с нами, долго ощущает лишь страдания, и это очень печально.

– Разве не естественно испытывать жалость к тому, кого любишь?! – удивился я, взглянув в лицо Ани.

– Это нормально, но человеку в горе сложно признать, что он когда-то дарил счастье любимому. Часто он вспоминает лишь боль, которую мог причинить, даже если и не желал этого, – спокойно проговорила Аня, повернувшись ко мне, – к сожалению, так у нас случается.

– А что, если неоткуда взяться таким воспоминаниям? – предложил я, – может вблизи друг друга они и не страдали вовсе?

– В горе они могут возникнуть из-за переживаний, поэтому следует помнить хорошее и признавать ошибки, не идеализируя любимого, – дала ответ девушка, взявшись за руки.

– Я хочу узнать, что ты хочешь узнать от этой пары?

После моих слов Аня посмотрела на воду, и продолжила с лёгким волнением.

– Я хочу познать любовь во всей её красе, в счастье и даже страданиях, желаю научиться любить!

– Что ты имеешь в виду? – продолжил я, на миг прильнув к её щеке.

– Я хочу узнать, есть ли что-то больше, чем игра гормонов в нашей голове, – заговорила Аня, прижавшись ко мне, – можно ли влюбиться не только во внешность, но полюбить разумом целый мир в этом человеке. Принять как часть самого себя, оставаясь при этом цельным!

– Я видел в твоей тетради похожие размышления. Ты сравнила это с тем, как человек находит землю посреди моря и становится с ней одним целым. – Тихо изрёк я и прикоснулся губами её щеки, обняв также за талию.

– Ага! Так, значит, ты прочел! – радостно отскочив и погрозив пальцем, провозгласила Аня. – И похоже, что целиком весь черновик!

– Так и есть, от корки до корки, – улыбчиво признался я, убрав руки за спину, – и мне хочется услышать авторские комментарии!

Она отступила небольшой шаг назад и, совершив скорый, но грациозный пируэт вокруг своей оси, остановилась, выставив на меня белый указательный палец правой руки, продолжив свою речь.

– Пусть будет по-твоему! Для меня море – это целый мир, который окружает человека, желающего найти в нём своё место. И это место, как правило, находится рядом с теми, кто готов проявлять заботу и понимание друг к другу.

– Ты невероятно красиво говоришь, – произнёс я, любуясь её лицом, которое залилось румянцем.

Она опустила руку, и её лицо вновь обрело спокойное выражение, а разноцветные глаза по-прежнему пристально смотрели на меня. Аня медленно подошла ко мне, прижалась и обняла за шею.

– Потому что ты слушаешь. Меня не слышали раньше, а ты еще и понимаешь.

– Рад, что тебе приятно. Если хочешь, можешь рассказывать дальше, – отозвался я, обнимая в ответ.

– А как думаешь, что ещё может символизировать земля? – поинтересовалась девушка, глядя на меня.

– Вероятно, любимого человека?

– Да, всё так, – ответила Аня, отпрянув от меня к берегу. – Я рассматриваю землю как человека, способного спасти от одиночества и печали, даже если их разделяет это ужасное море, потому как он продолжает любить и ожидать возвращения.

Я, оставшись в ожидании дальнейшего слова, не стал как-либо возражать или давать комментарии, и Аня, развернувшись ко мне и сложив руки в замок, продолжила общение, удерживая его в районе груди.

– А оказавшись на острове и постепенно обживаясь на нём, впоследствии они становятся единым целым, и мне кажется, что это и есть любовь.

– Выходит, это чувство, возникающее между людьми, способно дать относительную свободу даже в заточении? – предположил я, встав рядом и вновь взяв её за руки.

– Верно! – радостно отметила Аня. – Потому что она необходима каждому, даже если и остаётся относительной.

– Я благодарен тебе.

– Благодарен?! Но от чего?! – удивилась Аня, приподняв брови.

– За то, что ты стала для меня этим островом.

Она приблизилась ко мне, и наши губы сплелись в неспешном и трепетном поцелуе. Взглянув на проплывающих мимо лебедей, я прикрыл глаза, наслаждаясь этим мгновением.

***

Когда мы вернулись к Владилену и Инне, под сенью деревьев Патриарших прудов уже кружились десятки пар, попадая в такт музыки уличного оркестра. На наших глазах открылась невероятная картина: молодые люди грациозно двигались на фоне заходящего солнца и зелёных деревьев, пропускавших сквозь себя затухающие лучи.

Звучала спокойная мелодия, создающая атмосферу комфорта и непринуждённости.

Я предложил Анне свою руку, и, когда мы присоединились к коллективу танцующих, её поразило правильность моих движений.

Мы закружились по часовой стрелке, смотря друг другу в глаза. Хотя я и умел танцевать, но всё же остерегался совершить ошибку, поэтому мы выбрали более медленный темп, слегка отставая от остальных.

– Вас на службе и танцевать научили? – с улыбкой поинтересовалась Аня.

– Красноармеец должен быть готов ко всему, даже станцевать со сослуживцем, если потребуется, – проговорил я, созерцая её очи и видя в них тот самый остров.

– Я только что представила эту картину! Сотня пар синхронно кружится на плацу под команды офицера – это ещё красивее, чем марш, – отсмеявшись, добавила девушка.

– Хочу ещё сказать, – начал я спустя оборот, – с тобой я испытываю нечто новое, словно для меня открылся новый мир.

– Для меня тоже, – ответила она, приклонив голову в бок, – словно что-то во мне переменилось. Я по-иному пишу, по-иному смотрю на окружение и постоянно стремлюсь к тебе.

– Может, прогуляемся ещё? – предложил я.

– Конечно, идём, но недалеко, иначе нас потеряют, – согласилась Аня, потянув меня за собой.

Мы вышли к воде, не переставая держаться за руки и наслаждаясь каждым мгновением, проведённым вместе. К этому времени уже спустились сумерки, и люди постепенно разбредались по домам, оставляя Патриаршие в ночном одиночестве.

Когда мы остановились друг перед другом, я первым начал разговор, любуясь переливами света на водной глади за её спиной.

– Я хочу узнать тебя лучше, каким человеком ты желаешь стать?

Она подняла глаза на звёзды и после короткого раздумья вернулась ко мне с ответом.

– Мне хочется стать похожей на Инну, но при этом оставаться собой, – проговорила Аня, глядя мне в глаза. – Я хочу помогать окружающим, быть полезной для общества и продолжать творить.

– Благородное желание, – добавил я, – а как давно ты ведёшь дневник?

– Года три. Я завела его, когда у родителей начались командировки и мне не с кем было обсудить мои чувства. С тех пор это стало чем-то вроде хобби, – ответила девушка, вновь обняв меня.

– Это отличается от общения с другом? – полюбопытствовал я.

– Конечно, – кивнула Аня, – ты остаёшься наедине с собой и раскрываешь всё без утайки, проводя анализ и делая выводы.

– Никогда не совершал подобное, пожалуй, стоит заимствовать твою практику, – проронил я, вновь прижав Аню к себе, – и начну своё повествование непременно с тебя.

– Ох! – изумилась она, обхватив меня за шею. – Тогда прошу писать либо честно, либо только хорошее!

Мы вновь соединились в поцелуе, но на сей раз мне показалось, что он не был трепетным, как раньше. Ощущалась большая глубина, пронизывающая моё восприятие страстью и любовью к этому человеку. Мне не хотелось останавливаться, и, задыхаясь в горячей истоме, я не посмел разорвать наш союз.

Лишь голос звонкий голос Инны смог вернуть нас на землю.

– Ах, ребята! Вот и вы! Мы с Владиленом уже потеряли вас! – радостно сообщила она, поспешив к берегу.

– Привет, Инна, – смущённо начала Аня, – пожалуйста, не сообщай пока брату.

– Анют! Ни в коем разе! – удивилась девушка, обхватив подругу. – Сами сообщайте, когда вам станет удобно! Но я тоже признаюсь, что не сразу вас позвала из-за любопытства. Извините за это.

– Ничего, – ответил я, улыбнувшись подруге.

– Хочу заметить, что вы прекрасно смотритесь вместе, словно… – не успела Инна договорить, как её перебил подошедший Сухарев.

– Нашлись, стало быть! – пылко проговорил товарищ, спускаясь с аллеи. – Отлично, а я уже думал обойти весь парк. Все разошлись, да и нам пора, что скажешь, Анют?

– Давайте ещё немного посидим? – предложила Аня, проводя рукой по волосам.

– Близится комендантский час, да и ещё дела завтра в приюте, – ответила Инна, взяв за руку своего кавалера.

– Тогда полчасика и домой, – поменяла решение Аня, взяв меня по её образу, – это не так много, но и не столь мало. Остаёмся.

Коллектив согласился. Действительно, город оказался живописен, и каждому захотелось насладиться этим очаровательным местом.

Наступила поразительная тишина, даже вода не издавала ни единого всплеска, оставаясь умиротворенным зеркалом для прилегающих строений. Лебеди также исчезли, и нам начинало казаться, что мы оказались совершенно одни в этом сказочном и загадочном парке.

Зачарованные его красотой, мы позабыли о времени и о том, что пора возвращаться домой. Возможно, мы бы провели там ещё долгие часы, если бы за нашими спинами не раздался серьёзный мужской голос.

– Добрая ночь, молодые люди! Вы, случаем, не заплутали?

Наша четвёрка резко обернулась и увидела силуэты пары мужчин, расположившихся на краю аллеи с направленными в нашу сторону фонариками. Они находились в выгодном положении, потому как отсутствовала возможность определить, кем они являются, и лишь по мере их приближения я понял, что это не гражданские лица.

– Нет, мы решили ещё немного прогуляться! – уверенно произнесла Аня, шагнув им навстречу.

Очертания стремительно увеличивались в размерах. И когда один из них погасил фонарик, я понял, что перед нами пара офицеров НКВД.

Незнакомцы остановились в метре от нас, и тот, что был моложе и имел грузинские черты, поочередно направил луч света на каждого из нас в область груди, а второй, более крупный и мускулистый, в звании капитана, обратился сразу ко всем уверенным тоном.

– Моё имя – капитан Никитин, а это мой товарищ, старший лейтенант Беридзе. Нам двоим очень интересно, что делают такие юные граждане в столь поздний час в этом парке? Но прежде назовитесь, – проговорил он, изучая нас.

– А вы не станете разговаривать с незнакомыми людьми? – ещё раз обратилась Аня, вновь приблизившись к офицерам.

– Не имеем такой привычки, барышня, – невозмутимо ответил Никитин.

– Яков Геннадьевич, добрый вечер! – с облегчением воскликнула Инна, выйдя из-за спины Сухарева, – я вас не сразу узнала!

– Привет, Инна, – улыбнувшись, проговорил капитан и продолжил речь, поочередно переводя свет, – выходит, ты тут за главную, а это твоя банда в составе Владилена, Ани и её друга, любящего литературу, всё так, Ярослав?

– Так точно, товарищ капитан! – рефлекторно ответил я.

– Неужели вам не надоело шастать? – поинтересовался Беридзе. – Весь народ уже по домам разошёлся, а вы комаров кормите.

– Тут очень мило, – ответила Аня, уже не так бойко.

– Согласен, но только когда хоть что-то видно, – отозвался капитан, оглядев округу, – так, гулянка на сегодня окончена, поехали.

– Как скажете, а куда отправимся? – продолжала игру Анюта, потянув меня с собой.

– На Лубянку поедем, – серьёзно дал знать Беридзе, и на некоторое время наступило молчание.

– Ах! – махнув рукой, протянула девушка, – я не возражаю против экскурсии, но при условии, что после вы обязуетесь доставить нас домой.

Капитан разразился смехом, а его более молодой товарищ ухмыльнулся в усы, признав своё поражение. В окончании веселья мы не отважились говорить с этими людьми, поэтому Яков Геннадьевич, окинув ещё раз своим взором каждого из нас, спокойно обратился к коллективу.

– Сейчас везём вас домой, потому как вам, бесстрашная и юная Анна, уже давно пора быть у себя. Инна, тебя доставить домой или останешься у Владилена?

– Я поживу с ребятами до Нового года, – ответила Инна.

– Ответ ясен, пройдёмте, товарищи, – окончил капитан, и повёл нас за собой.

Офицеры сопроводили нас до чёрного автомобиля, и наша компания заняла задние места. Чекисты расположились впереди, и по их утомлённому виду стало ясно, что у них выдался тяжёлый день и самое лучшее, что мы можем сделать, – не тревожить их лишний раз, поэтому Владилен попросил Аню больше не шутить, а девушка согласилась без возражений.

К этому часу городские улицы оказались пусты, поэтому старший лейтенант наддал газу, очень скоро доставив нас до дома без каких-либо происшествий.

На протяжении всего пути никто из нас не проронил ни слова, а капитан, держа какую-то папку на коленях, как и мы, разглядывал световые блики за окном. Лишь когда автомобиль доставил нас на место, остановившись рядом с домом Сухаревых, Яков Геннадьевич обернулся к нам.

– Всё, студентота, прибыли, давайте домой. А вы, Ярослав Артемьевич, задержитесь.

Ребята подчинились, и, дождавшись, когда мы останемся втроём, старший лейтенант Беридзе с улыбкой обернулся ко мне, а капитан Никитин раскрыл содержание папки, начав оглашать его вслух.

– Мельников Ярослав Артемьевич, 1921 года рождения, уроженец посёлка Кузьмичи, всё верно?

– Так точно, – ответил я, пересев на центр и глянув в зеркало заднего вида.

– Проходил срочную службу в 107-й стрелковой дивизии на территории Алтайского края, – продолжил чтение капитан, подсвечивая фонариком, – имеет знак «Отличник РККА» и похвальное письмо, присланное нам от полковника Миронова и полкового комиссара Столярова. Всё верно? – поинтересовался Никитин, обернувшись ко мне.

– Да, вся информация правильна, – подтвердил я, кивнув ему.

– Ты на экономиста поступаешь учиться? – прищурившись обратился Беридзе.

– Да, с этого года.

– А обратно в армию пока ещё хочется? – таким же тоном спросил капитан, мельком глянув на подчиненного.

– Так точно, хочется, товарищ капитан, – проронил я, и продолжил: – разрешите обратиться?

Чекисты переглянулись между собой, словно обмениваясь мыслями, и после устремили внимание на меня.

– Обращайтесь, товарищ Мельников, мы вас внимательно слушаем! – сохраняя серьезный облик, ответил капитан.

– Я в Москве больше недели, а трудиться так и не начал. Честно признаюсь, денюшка нужна, – доложил я, увидев, как это обрадовало Беридзе.

Они вновь обменялись взглядами, и капитан Никитин, передав старшему лейтенанту блокнот с карандашом, начал говорить.

– Есть один адрес, там находится промышленная артель по сборке радиоаппаратуры. Ей еще нет и пары лет, так что коллектив молодой, и дополнительные рабочие руки нужны. Что скажешь?

– Конечно, согласен! – обрадовался я, и от волнения, потер колени руками. – Большое спасибо, товарищи!

– Чего там, пока не за что, Ярик! – подметил Беридзе, и вырвав страницу из блокнота, он передал её мне. – Держи и не теряй.

– Завтра приезжай по адресу к восьми утра, – посопев, заговорил Никитин, – спроси в цеху Кривошеева Василия Петровича, это седой мужичок с усами, как у Гурама. Он будет предупреждён о тебе, а ты доложи, что от меня. Задача ясна?

– Так точно! – не скрывая своего счастья, воскликнул я. – Вы мне очень помогли, товарищи!

– Да ладно тебе! – подметил капитан, протянув мне руку. – Бывай, Ярослав Артемьевич, придёт время, увидимся!

– До свидания! – заключил я, пожав им руки и покинув автомобиль.

Догнав ребят, мы все вместе вошли в подъезд, и, добравшись до квартиры, вся четвёрка прильнула к окну, устремив взор на ночную улицу. Капитан Никитин, стоя рядом с автомобилем, пристально смотрел прямо на нас, словно предугадал наши действия.

Он махнул нам рукой на прощание и, сев в автомобиль, умчался в неизвестном направлении.

5.

На следующее утро я поднялся в шестом часу утра с большими планами на день. В ближайшее время мне требовалось добраться до установленного адреса, и, приготовив ребятам завтрак, я отправился в путь.

По мере приближения к нужной остановке автобус пополнялся всё большим количеством горожан. Многие из них были знакомы друг с другом, и, здороваясь в салоне, они начинали общение на различные темы, повышая уровень шума.

Выйдя на юго-восточной окраине Москвы, я выдвинулся, ориентируясь по оставленной чекистами схеме, и вскоре добрался до кирпичного здания, огороженного бетонным забором. Высота строения составляла примерно три этажа, и, показав сторожу паспорт с запиской, я попал под его пристальный глаз. Седовласый дед внимательно изучил мои документы, а также оставленную информацию, что заставило его ухмыльнуться и провести небольшой опрос.

– Серьёзные люди за тебя поручились, сынок! Родственник их? Али на перевоспитание привели? – с лёгкой хитринкой в голосе спросил он, прищурившись.

– Нет, я сам изъявил желание, – уверенно ответил я.

– Тогда моё почтение! Коллективу как раз поставили план расширять число людей, делая ставку на молодых, так что милости просим! – радостно воскликнул сторож, отперев засов и сделав приглашающий жест.

Обогнув открытое пространство для автомобилей, выложенное крупной брусчаткой, я заприметил, что слева имелся узенький проход прямо на улицу. Его основу образовывала пара зданий, расположенных всего в полуметре друг от друга, а само место являлось сырым и, скорее всего, редко используемым.

Цеховое помещение имело яркое освещение и множество отдельно стоящих верстаков, расположенных по всей площади в несколько рядов. За ними трудился большой коллектив рабочих в синих производственных костюмах и тёмных головных уборах. Между столами ходили их более молодые товарищи, занимаясь переноской изделий после проведённой операции к следующему лицу, который тут же принимался за дело.

Пройдя дальше, я оказался замечен рослым светловолосым молодым человеком, на котором была одета лишь белая рубашка и брюки. До этого он следил за производственным процессом, а также за готовыми изделиями, которые переносили на склад. Завидев меня, он тут же отложил работу и устремился навстречу.

– Приветствую! Значит, ты и есть тот парень, что должен был подойти сегодня? – проговорил он, подав вперед руку.

– Здравствуйте! Всё так, Ярослав Мельников, – ответил я, ухватив его кисть.

– Евгений Викторович, местный бригадир, – продолжил рабочий, – пошли, представлю тебя старшим. Сам местный?

– Нет, родом из-под Сталинграда, а приехал на учёбу.

– Ох! – воскликнул он, провожая меня, и смотря за рядами людей, – далеко тебя занесло! После армии, значит? Очень хорошо, выходит в коллективе уже бывал! А на что поступаешь?

– На экономический факультет, он мне еще на службе приглянулся, и командование пошло навстречу, выдав направление. А чем мне заниматься в первые дни? – задал я вопрос, подходя к внутренней конторке.

– Учиться! – улыбнулся Евгений, раскрыв дверь – выдадим тебе старшего и научим всему, что знаем. Заходи!

Оказавшись внутри кабинета, я сразу же принялся за его изучение. В помещении располагалось несколько тёмных дубовых столов, за которыми стояли печатные машинки и письменные принадлежности, которые освещались яркими лампами. На противоположной стене висела широкая информационная доска, напоминающая те, что используются в школах. На ней крепились разнообразные сведения и графики, уходящие вверх.

Рядом с отдельным столом, располагавшимся вблизи шкафов с документацией, стоял человек в возрасте с седыми усами, кепке, имеющей острый козырёк, а также очках прямоугольной оправы с веревочкой за шеей. Мужчина штудировал имеющуюся статистику и зачитывал информацию из телеграмм, делая пометки в личный журнал, и что-то сообщал самому себе, говоря в нос.

– Василь Петрович, погляди! Я тебе нового работника нашел! – воскликнул Евгений Викторович, слегка подтолкнув меня вперёд. – Умный и способный парень, одним словом, молодец я у тебя!

Руководитель обернулся, и с радостной улыбкой на лице, он отложил бумаги, отправившись ко мне с протянутой правой рукой.

– Утро доброе, товарищ! Мельников Ярослав Артемьевич, всё верно? – улыбаясь сквозь белоснежную щётку усов и сотрясая мою конечность, проговорил Василь Петрович.

– Доброе! – радостно ответил я. – Информация верна!

– Отлично, моя фамилия Кривошеев, а инициалы ты уже знаешь! Выходит, это тебя Яков Геннадьевич к нам направил, после того как на ночной прогулке изловил? – приметил он, смотря мне в глаза, не разрывая рукопожатия.

– Он вам и про это сообщил?! – изумился я, переведя зрачки с руководителя на бригадира.

– А как же! – заявил Кривошеев, расставив руки в стороны. – Главное, звонит мне утром на дом и говорит: «Василий Петрович, так, мол, и так, студентов вчера изловил, одному нужна работёнка, будь добр, организуй». Я с радостью, да только место, где капитан вас поймал, меня позабавило! Товарищу Никитину видно оно полюбилось!

– Чем же, разрешите спросить? – продолжил я, передавая документы Евгению Викторовичу.

– Каких только чудаков на этих Патриарших не встретишь! – отсмеявшись, продолжил Василий Петрович. – Недавеча, как в прошлом году, к Никитину пришло заявление от городского поэта, мол, товарищи, встретил иностранного шпиона, прошу разобраться. Сперва посчитали за бред, но, приступив к изучению, вскоре вышли на конспиративную квартиру целой банды, которая в кратчайшие сроки была вынуждена навсегда остановить свою деятельность. Вот где действительно вспоминается выражение «люди, берегите дураков!».

– А мне, напротив, показалось, что там очень спокойно, и пруд загляденье, – спокойно добавил я в окончании рассказа.

– Да, водоём там действительно сказочный, – согласился руководитель, хлопнув меня по плечу и поведя вновь в цех. – Пойдём, Ярослав, покажу тебе производственные помещения.

Моё знакомство началось с заготовительного склада, в который только что подвезли дополнительные материалы для производства радиоприёмников, и трудящиеся приступили к разгрузке автомобилей. Они работали в парах, принимая деревянные ящики и аккуратно распределяя их по стеллажам, которые располагались рядами по всей площади помещения.

После Кривошеев отвёл меня в производственную зону, продолжая знакомство с цехом.

– Очень скоро, Ярослав, многое поменяется. Руководство готовит к внедрению конвейерное производство, поэтому в ближайшее время у нас возникнет много работы, – проговаривал руководитель, описывая рукой будущее местоположение машины.

– А сколько их планируется внедрить? – поинтересовался я, наблюдая за работой.

– Для начала пару. Они будут направлять заготовку от заготовительного помещения до склада готовой продукции, – объяснил Кривошеев, очертив жестом будущий путь, – за это расстояние приемник будет готов и отправлен к подготовке на вывоз. И на всё это переустройство нам потребуется пара недель.

– Это же поразительно короткий срок! – удивлённо объявил я, поспевая за Кривошеевым в склад, – как мы сделаем такой объем работ в столь короткий срок?

– Вот, ты уже говоришь «мы», а значит, понимаешь всю ответственность! – обернулся он, указав пальцем на меня. – Сделаем, потому как являемся единым коллективом, имеющим общую цель – развитие страны и граждан, а потому любое крупное дело удивляет лишь поначалу, становясь обыденностью впоследствии.

Раскрыв железные ворота, руководитель впустил меня вперед и, войдя следом, включил освещение. Его лучи упали на стенды и ящики с готовыми приёмниками, которые имели тёмный древесный оттенок.

– А вот и результаты наших стараний, Ярослав, – продолжил знакомство Василий Петрович, взяв один из них в руки, – возможно, ты их уже видел в продаже, если успел прогуляться по столичным универмагам.

– Конечно! Говорят, эта новая модель очень хороша! – ответил я, взяв аппарат в руки и приступив к его изучению.

– А давай так сделаем, – амбициозно продолжил руководитель, взяв меня за плечо, – мы поставим тебе наставника, и ты нам поможешь внедрить новые конвейеры? В конце месяца коллектив выдаст тебе новый приёмник как дополнение к премии! Что скажешь?!

– Согласен! Это здорово звучит, Василий Петрович, – удивившись, воскликнул я и протянул приёмник обратно.

– Мне нравится твой настрой! Теперь пойдём, представлю тебя Аркадию Ивановичу, он станет твоим наставником, – добавил организатор, указав на выход.

Вернувшись в цех, мы проследовали в производственную зону и остановились перед мужчиной средних лет, обладавшим пышными усами. Его пристальный взгляд карих глаз был устремлён на внутреннее устройство приёмника, который находился в процессе сборки. Одновременно он успевал насвистывать мелодию и, почесав усы, поднял на нас взгляд, отдав приветственное слово.

– Здорова, Василь Петрович! Прогуляться решил? – лихо проговорил товарищ, оставив сборку.

– И это тоже, но подошел по важному делу к тебе, – ответил руководитель, положив мне руку на плечо, – студента тебе привёл на перевоспитание! Возьмёшься?!

– Чего же не взяться! Это я всегда с привеликим удовольствием, – ухмыльнулся рабочий и, отложив дела, поравнялся со мной, – здорова, браток, Аркадий Иваныч я!

– Здравствуйте, Ярослав Артемьевич! У вас тут очень здорово! – отметил я, ещё раз оглянувшись.

– Это ещё что! Скоро модернизируем цех и увеличим темпы производства! – подчеркнул Василь Петрович, – ладно, Аркаша, оставляю парня тебе на воспитание, обучи его как следует.

Оставив меня в коллективе рядом с наставником, Кривошеев возвратился в свой кабинет, а Аркадий Иванович, отправив радиоприемник на следующий стол, адресовался в мою сторону.

– Ярик! – заявил товарищ, достав портсигар, – я рад с тобой познакомиться, но, как ты сам понимаешь, любая большая работа начинается с большого перекура, так что идём подымим и познакомимся как следует.

– Отчего не сходить, Аркадий Иваныч, – согласился я, осмотрев его рабочий стол, – только я не курю, но за компанию всегда готов.

– Умный ответ, – поддержал Аркадий, – ты мне уже приглянулся как человек. Айда!

Курили пролетарии во внутреннем дворе, через который я вошел на производственную площадь. Они собирались справа от входа на склад, за отдельным столом, ставшим местом внеочередных ежедневных собраний. На нём имелось всё необходимое, включая игральные карты, домино, шахматную доску с шашками и фигурами, а также свежие газеты, хранящиеся в отдельном ящике.

Сев напротив друг друга, Аркадий Иваныч закурил папиросу и, достав доску, расставил на ней чёрные шашки в один ряд, а я повторил его действия, только с белыми.

– Значит, ты тоже из села – это радует! – проговорил рабочий, ударив шашку.

– А таких много? – поинтересовался я, пустившись в атаку.

– Конечно! Почти все, кто не с этого района. Мы с тобой сейчас почти на краю Москвы, но скоро он пойдёт дальше, превращая в город остальные деревни, – продолжил Аркадий, – в армии в пехоте был?

– Так точно, 107-я стрелковая, – доложил я, продолжая партию.

– Значит, с людьми умеешь водиться, – заключил Константинов, выпустив клуб дыма. – Я тоже служил, даже в Гражданской войне участвовал, поэтому, как мой боевой товарищ, слушай первый совет: держись за коллектив, если просят помочь, не отказывай. Старайся запоминать всё, что покажем, и задавай больше вопросов.

– Одним словом, это похоже на быт в родной части, – подметил я, метнув шашку так, что выбил сразу тройку соперников.

– В целом – да, – подтвердил наставник. – А теперь о вкусном: платят нам по шестнадцать рублей в день плюс премия, питание, и, конечно же, предусмотрены различные льготы, ну там путёвки или билеты.

– Звучит интересно, даже очень, – прокомментировал я, вновь выбив тройку шашек.

– Куды! У меня и так мало осталось, теперь я хожу пару раз, – воскликнул Аркадий Иваныч, задушив папиросу, – далее, собственность у нас кооперативная и вся на добровольной основе. Ответственен каждый член коллектива, и от общего труда зависит успех или неудача. Усё уяснил?

– Вполне! – удивленно протянул я, увидев, как Аркадий выбил пятерку моих шашек. – А Яков Геннадьевич? У него какая роль?

– Товарищ капитан ведёт надзор за артелью и активно участвует в организации производственного процесса. Хороший он мужик, честный, некоторые его побаиваются, и правильно! Для их же блага! – задорно, с неприкрытым уважением отчеканил Аркадий Иваныч, и, поднявшись на ноги, он потянулся, дав указание: – Всё, товарищ Мельников, идём трудиться!

По возвращении в цех меня сразу поставили к трудовой деятельности. Первым делом Аркадий Иванович отвёл меня к отдельно стоящему столу с собранным приёмником, и мы приступили к совместной разборке изделия. Константинов счёл важным, чтобы я не только самостоятельно разобрал корпус, но и извлёк отдельные детали, слушая об устройстве конструкции и принципах работы.

Когда лекция завершилась, и радио оказалось собрано, Константинов поставил мне контрольную задачу: самостоятельно повторить разборку и сборку устройства, чтобы закрепить полученные знания. Сам же он, чтобы мне не было скучно, подозвал молодого человека и начал знакомить меня с ним.

К нам подскочил светловолосый парень с выбивающимися кудрями со всех сторон головного убора. Его озорные глаза, напоминавшие цветущее летнее поле, радостно светились, и, глядя на своего старшего товарища, он хоть и пытался скрыть улыбку, приняв более серьёзный вид, но в последний момент не сдержался, залившись радостным смехом.

– Ты, Сашка, ещё неделю хохотать с анекдота будешь? – улыбчиво обратился Константинов к парню.

– Не серчай, Аркадий Иваныч, я теперь как утром тебя вижу, всегда его вспоминаю, – произнёс юноша, слегка успокоившись. Затем он перевёл взгляд на меня и протянул руку для приветствия. – Приветствую, Степанов Александр, но для удобства зови меня Шурик.

– Здравствуй, Ярослав Артемьевич, или просто Ярик! – обрадовался я, схватив его в ответ. – Очень рад знакомству.

– Сашка, я тебя не просто так подозвал, – продолжил Аркадий Иваныч, отложив приёмник в сторону. – Ты, как наиболее сознательный из нас, расскажи сейчас Ярославу о нашем профсоюзе. А то, что откладывать на потом?

– Ты как всегда дело говоришь, Аркадий Иваныч, – ответил юноша, и, ухватив меня за плечо, Александр повёл меня в сторону.

Должен признаться, я не предполагал, что моё появление вызовет столь пристальное внимание. С первых же минут коллектив проявил ко мне неподдельный интерес, и теперь, следуя за очередным товарищем, я внимательно впитывал новую информацию.

– Я рад тебя приветствовать в наших рядах, Ярик, – начал Александр, держа правою руку у меня за плечом, – сегодня у тебя первый день, поэтому труд отложим до завтра и займёмся ознакомлением с производством.

– Аркадий Иваныч сказал, что ты познакомишь меня с профсоюзом, утверждая, что он существенная часть артели, – проговорил я, осматривая коллектив.

– Очень важная часть, Ярослав! – добавил Александр, выведя меня на улицу, – у них одна из ключевых ролей в развитии трудового государства, потому как профсоюзы являются как кузницей пролетарской сознательности, так и школой построения коммунизма. Ты понимаешь значение этих слов?

– Не совсем, лучше объясни, – ответил я, вновь сев за игровой стол.

– Гляди, – продолжил Степанов, сев рядом и достав шахматные фигуры, из которых он отобрал черного и белого коня, установив их перед глазами, – сегодня пролетариат можно разделить на два лагеря: сознательный и несознательный. – начал он, поочередно переводя руку с светлой фигуры на темную. – Первый понимает важность построения коммунистического общества и значение новой формации для своего класса, а второй, менее сознательный, пока не мыслит такими формами, головой оставаясь в прошлом. Но оба важны и оба являются равными по отношению к собственности, поэтому им нужна организация на их трудовом месте, но не партийная, ибо партия, выражающая их интересы, уже есть, и не государственная, потому как государство уже принадлежит рабочим. Нашим пролетариям необходимо что-то промежуточное, этим и является профсоюз.

– Хорошо, выходит, профсоюз – это вспомогательная часть партии коммунистов? – предположил я, поставив перед конями несколько фигур и пешек, – и это звено ведёт массы рабочих за их более сознательно окрепшими товарищами?

– Именно так, и по своим методам они напоминают учебное заведение, своего рода школу коммунизма, – дополнил Александр, притянув поставленные шахматы к коням. – Профсоюз объединяет как местный рабочий коллектив, так и рабочий класс по стране, говоря о значимости свершившегося перехода от капиталистического хозяйства к коммунистическому и обучая каждого принципам строительства нового хозяйства и общества на его основе. Каждого своего члена, Ярослав! – подчеркнул Александр, вновь выставив передо мной все шахматы, – и на основе этого сознательными людьми крепиться коммунистическая партия и, как следствие, пролетарское государство.

– Очень сильно звучит, Саша, – произнес я, рассматривая фигуры, – в таком случае я тоже обязан вступить к вам, чтобы стать настоящей частью коллектива.

– Это не сложно, твои документы пока у Василия Петровича? – поинтересовался Александр, задымив самокруткой.

– Так точно, проходят оформление, – доложил я, складывая шахматы обратно в доску.

– Не беспокойся, мы с Аркашей подойдём к руководителю на обеде и замолвим за тебя словечко. Добро пожаловать в коммунистический профсоюз, товарищ Ярослав! – воскликнул Александр, поднявшись в полный рост и протянув руку.

– Благодарю вас! – радостно заявил я, вскочив со скамьи, и ответил на рукопожатие.

После обеда я продолжал трудиться, помогая Аркадию Константинову на его рабочем месте. Собирая радиостанции, он рассказывал про отдельных людей из коллектива. На производстве находились трудящиеся разного возраста, но все они прошли обучение в профессиональных технических заведениях, а некоторые обучались в университетах, получая высшее образование в заочной форме.

Все эти процессы, особенно касающиеся обучения и досуга, находились под контролем нашего общего знакомого, который редко появлялся на глаза. Однако, как утверждал Константинов, стоило только испытать нужду в чём-либо или попасть в затруднительное положение, то следовало доложить об этом Василию Петровичу, и проблема решалась, словно её никогда и не существовало.

В окончании трудового дня я получил первую зарплату и твёрдо решил порадовать своих друзей угощением. По пути домой я заехал в гастроном, где приобрёл пышный кремовый торт. Затем отправился к Сухаревым, чтобы устроить им сюрприз.

Добравшись до квартиры и постучавшись, я оказался встречен Аней, которая чрезвычайно обрадовалась моему приходу.

– Привет! – радостно провозгласила она, втянув меня в коридор. – Ты так нас напугал утром, мы уже посчитали, что ты передумал и решил вернуться в общежитие, а после нашли записку! Ты такой молодец, я тобой горжусь! – донесла Аня, обхватив меня одной рукой за спину, а второй показав утренний листок.

– Капитан, который вчера нас подвёз, помог мне устроиться на работу в цех радиопроизводства, – объяснил я, протянув девушке торт, – так что сегодня я вас угощаю!

– Ты умничка! Раздевайся скорее, я тебя накормлю, – поцеловав меня в щёку, добавила Аня и умчалась на кухню.

Когда я вошел следом, на столе меня уже ожидала горячая уха, а также жареная курица с пюре и, конечно же, хозяйка, которая с лёгкой улыбкой на лице жестом пригласила меня за стол.

– Невероятно вкусно! Ты большая молодец, – оценил я, опробовав первое блюдо, – а ребята сейчас не дома?

– Они перед обедом ушли в приют, а меня оставили ожидать твоего возвращения, – произнесла Аня, налив ухи для себя и присев напротив, – кстати, Владилен и Инна просили передать благодарность за завтрак, он нам очень понравился.

– Очень рад, но у меня припасена ещё парочка рецептов, так ещё есть чем удивить! – ответил я, переходя ко второму.

– Славно! Я уже с нетерпением жду, когда ты им научишь, – проговорила девушка, взяв меня за руку через стол, – а пойдём сейчас ко мне в комнату? Я прочту тебе новые стихи, а после пойдём на прогулку.

Приведя себя в порядок, я направился к Ане и, постучавшись, вошел в её покои. Комната девушки оказалась светла и уютна: в ней находились тёплые обои и аккуратные тёмные шторы, собранные подхватами по обе стороны от окна и порождающие чувство спокойствия. Пол был устелен мягким ковром, разделяющим просторное ложе и несколько шкафов для одежды, дверца одного из которых держала на себе вешалку с поглаженным атласным платьем бежевого оттенка.

Аня располагалась на краю кровати с парой тетрадей в руках, и, увидев моё появление, она встретила меня нежным взглядом, пригласив присесть рядом.

– Я переделала черновики, и сегодня мы вместе отошлём их Уварову на обратном пути, – начала она, когда я приблизился и обнял её за талию, – послушай, теперь они строятся с опорой на коллектив.

– Готов, пожалуйста, начинай, – ответил я, прикрыв глаза, и ощутив, как она опустила голову мне на плечо.

Когда я слушал её голос, меня обдувал свежий аромат её волос, и я не мог не прижать её ближе к себе.

Она продолжала стихотворное повествование об единстве личности и коллектива. Как менялась лирическая героиня, попав в студенческое общество педагогического университета, и как девушка, вкладывая свои старания в общее дело, помогала развиваться остальным, несмотря на ряд имевшихся противоречий. Итогом поэмы стал выход на учебную практику, в котором товарищи, показав себя как единое целое, смогли разработать план обучения малышей, воспитав нового человека на основе полученного опыта.

– Что скажешь? – послышался тихий голос у уха, от которого я раскрыл глаза.

– Очень сильное произведение с реалистичной основой, – проговорил я, повернув к ней лицо.

– Я тоже считаю, что стало лучше. Посмотрим, какое мнение будет у Уварова, ведь он определит дальнейшую судьбу поэмы, – ответила Аня, сложив свою левую руку мне на бедро.

– Уверяю, ему понравится, – заключил я, запечатлев поцелуй на её губах.

Наше соприкосновение оказалось проникнуто не только нежностью, но и страстью, которая, словно хмель, захватила наши мысли. Взяв Аню левой рукой, я ощутил исходящий от её тела жар и, не в силах больше сдерживаться, лёгким движением пригласил её прилечь. Она, обронив на пол тетради, ответила согласием.

***

Вечерняя Москва оказалась прекрасной. Особенно благоухающая сирень, которая цвела рядом с домом Ани и наполняла округу приятным летним ароматом.

Когда мы вышли из подъезда, девушка оторвала веточку этого растения и попыталась закрепить её к своим волосам, но ничего не вышло. Это вызвало неловкий смех, и, чтобы исправить положение, она вручила эту лозу мне, вновь одарив поцелуем.

После мы взялись за руки и, продолжая общение, отправились по тротуару в неизвестном для меня направлении.

– Я не предполагала, что всё случится именно так, – вновь обнявшись, заключила Аня, – но мне приятно быть рядом с тобой.

– Мне тоже, но я прошу у тебя прощения, если что-то сделал не так, – изрёк я, вновь слегка придерживая талию.

– Не беспокойся, всё в полном порядке, – ответила девушка, потянув меня за собой, – пойдём скорее на остановку, парк Горького нас ждать не станет!

Мы заняли крайние места в трамвае и, держась за руки, продолжили любоваться городским пейзажем. Нас переполняла радость от возможности делиться впечатлениями от новых ощущений и чувств, всё сильнее сближаясь друг с другом.

– А тебе понравился трудовой день? – произнесла Аня, склонив голову мне на плечо.

– Очень сильно! Поначалу было нелегко, потому как я пару лет находился в иной среде, но после всё встало на свои места, – ответил я, прижавшись к ней немного ближе.

– Я думаю, что для тебя это идеальное место. Ты непосредственно знакомишься с производством и вскоре получишь экономическое образование, но уже сможешь понимать тонкости ведения хозяйства, – добавила девушка, указывая, что мы подъезжаем. – Вечером обязательно расскажи об этом брату, он сможет более грамотно объяснить.

– Поверь, ты это делаешь не хуже, – проговорил я, увлекая Аню за собой.

– Ох нет! – воскликнула она с озорной улыбкой. – Я листала отцовские книжки лишь для общего развития, а Владилен изучает их годами.

Некоторое время спустя мы подошли к парку Горького со стороны Ландышевой аллеи, которая имела чудесное арочное освещение, а также ухоженные деревья, охватывающие округ по всему периметру. В тот вечер он оказался многолюден, поэтому Аня предложила отправиться к реке и полюбоваться её видами.

Следуя рядом с ней, я продолжал узнавать о старших Сухаревых и об их планах на ближайшее время.

– Маме с папой уже выделили служебную квартиру, – рассказывала Аня, слегка размахивая правой рукой и держась за мою. – До Нового года они будут трудиться в ВИРе вместе с Александром Щукиным – это эксперт в области масличных культур, а также с Дмитрием Ивановым, специалистом по крупяным культурам, и Ольгой Воскресенской, она занимается картофелеводством.

– Ничего себе, это же целая научная команда! – восхитился я, глянув в её глаза.

– Это действительно так, – согласилась Аня, остановившись и обняв меня левой рукой. – Они пробудут не только в Ленинграде, но и посетят Калерию, а затем отправятся в экспедицию до Мурманска в сопровождении НКВД. Их путешествие продлится до первого января.

– Ты уже скучаешь? – поинтересовался я, обняв её в ответ.

– Конечно, но я понимаю, что нельзя предаваться унынию! – счастливо ответила девушка, обхватив меня, как в первый раз. – Я планирую помогать Инне и готовиться к поступлению, а теперь и ты у меня есть! Нам некогда унывать, впереди еще столько дел!

– А хочешь, станем вместе готовиться к твоему поступлению вечерами? – предложил я после лёгкого поцелуя.

– Да! Но отнесёмся к этому серьёзно и не станем валять дурака, – счастливо добавила Аня, вновь потянув за собой, – скоро начнётся закат, мы не должны его пропустить!

Она привела меня к безлюдной беседке, расположенной на берегу реки. Восемь изящных мраморных колонн, поддерживающих бирюзовую сферическую крышу, сразу расположили нас к продолжению нежной встречи. Перед строением располагался ряд невысоких ступенек, отделявший фундамент конструкции от пешеходной зоны, а за ним возвышался чугунный заборчик с украшенными цветочными горшками, создавая преграду к воде.

К удивлению, вокруг было безлюдно, и, судя по выражению лица Ани, она обрадовалась этому факту.

– Вот мы и пришли! – объявила Сухарева, отпустив мою руку и вспорхнув в центр строения, заняв эстетичную позу. – Ярослав, разреши тебе представить, ротонда! Самое прекрасное место в этом парке! Подойди скорее! – поманив меня к себе, пропела она.

– Признаюсь, она действительно хороша, и ты не перестаёшь удивлять, – восхитился я, приблизившись к Ане.

– Я посещаю её с прошлого года, – продолжила она, покрутившись между колоннами, – в этом месте, куда ни посмотри, открывается простор для творчества, поэтому здесь часто можно встретить художников, за которыми очень интересно наблюдать.

– А теперь ещё поэтов и писателей? – предположил я, пытаясь приблизиться к ней. Однако Аня, ловко скрывшись за колонной, неожиданно появилась за моей спиной.

– И их тоже! – смеясь, подтвердила девушка, схватив меня за плечи. – Но сегодня я привела тебя не для стихов. Мне нужно поделиться с тобой чем-то, что поможет мне самой почувствовать облегчение.

– Пожалуйста, я всегда готов выслушать тебя, – ответил я, развернувшись к ней.

– Ярослав, я влюблена в тебя, – проговорила девушка слегка трепетным голосом, глядя мне в глаза.

Слушая её речь, я испытал головокружение и сильный, но быстропроходящий прилив жара. Осознание свершившегося мгновения наполнило меня ещё большим восторгом, особенно когда я заметил, как Анна спокойно ожидает моего ответа. Не успев собраться с мыслями, я дал ей возможность продолжить говорить.

– Вот как-то так, – сохраняя нежную улыбку, изрекла девушка, – когда произносишь эти слова, становится проще.

– Я тоже влюблен в тебя, – не отрывая глаз, признался я, взяв её за обе руки.

– А теперь, когда нам обоим стало легче, предлагаю пройтись вдоль набережной! – воскликнула Аня, порхнув на пешеходную дорожку. – Мы же не будем стоять на одном месте весь вечер?

Рассмеявшись в ответ, я поспешил к ней, и мы продолжили прогулку по парку, не наблюдая ни за временем, ни затем, сколько раз обошли его окрестности.

Уже в вечерних сумерках, ощущая лёгкую усталость, Аня предложила присесть на скамью, и вскоре перед нами предстало знакомое лицо. Анатолий Уваров, неспешно прогуливаясь в сопровождении очаровательной светловолосой девушки приблизительно его возраста, а также двух детей-погодок, шедших между ними, заметил нас ещё издали и, не покидая семейства, направился в нашу сторону.

Он снова был в костюме, но на этот раз в светлом. Его супруга, облачённая в зелёное платье, заплела свои волосы в аккуратную длинную косу, в которую вплела несколько лент. Рассмотрев детей, мы с Аней весьма удивились, что их дочка имела черты отца, а сын, глаза которого светились озорным зелёным оттенком, больше походил на мать и, подобно ей, имел русые волосы, но с слегка взъерошенной макушкой.

– Здравия желаю, молодые люди! Как у вас дела? Не иначе, прибыли почерпнуть вдохновения? – не отпуская сына, улыбаясь, проговорил парень.

– Здравствуйте, Анатолий Александрович! – радостно воскликнула Аня, подскочив на ноги, – да, именно за ним! Я сегодня доработала черновик и хотела уже отправить вам, но обстоятельства…

– Заставили вас переменить интерес, – окончил за неё Уваров, – понимаю-понимаю, сами в своё время иногда голову теряли, присылайте, как вам будет удобно. Позвольте лучше представить, – продолжил критик, одновременно проводя рукой перед семейством, – моя жена Софья Фёдоровна и пара сорванцов Максимка и Викулька. Ребята, поздоровайтесь!

– Добрый вечер! – хором отчеканили дети, помахав ручками.

– Умнички, – добавила женщина, погладив сына по макушке. – Анна Владимировна, я тоже прочла ваши работы, они очень красивы. У вас большое будущее!

– Большое спасибо, – ответила Аня, слегка покрывшись румянцем, – у вас чудесные ребята!

– Ах, благодарю, но хлопот с ними ещё много, хотя уже стали самостоятельны, – промолвила Софья Фёдоровна, погладив мальчишку по волосам, – а это ваш молодой человек?

– Да, это Ярослав, – отозвалась Аня, взяв меня за руку, – мой источник вдохновения!

– Добрый вечер! – произнёс я, немного удивившись последним словам. – Анатолий Александрович, у вас замечательная семья!

– Благодарю, отрадно слышать, – радостно ответил он, принимая комплимент. Затем, с лукавой улыбкой на лице, продолжил: – Расскажи-ка мне, как прошла твоя первая смена, понравилось ли тебе на производстве?

– Конечно, Анатолий Александрович! Коллектив принял меня в свои ряды и с первого часа начал обучать производственному процессу. Я словно в родной среде оказался! – удивившись, но пытаясь скрыть это чувство, доложил я, осознавая, что он пока не отпускает мою руку.

– Славно! Очень рад, что нам удалось так скоро приставить тебя к делу! – с улыбкой смотря мне в глаза, добавил молодой человек, усилив ударение на одном из слов. – Поздновато уже? Думаю, пора расходиться, что скажете, ребятки? – обратился он к детям, наполнив голос искренней нежностью.

– Так точно, папа! – откликнулись ребята, с радостью глядя на него.

– Желаю вам всего наилучшего, Ярослав! – сказала Софья Фёдоровна, слегка кивнув головой, и они так же не спеша направились к выходу.

Оставшись наедине, мы с Аней не стали больше задерживаться и, взявшись за руки, добежали до остановки, сев на один из последних рейсов.

У нас появилась масса интересных моментов, которые можно было обсудить, чем мы и занимались на пути домой, но я так и не раскрыл личность Аниного редактора, хотя, по всей вероятности, она и сама примерно обо всём догадывалась. Это лишь усилило увлечение к творчеству с её стороны, и Аня заключила, что следует ещё раз проверить текст перед повторной отправкой.

Мы вернулись домой с опозданием, и, кажется, Владилен с Инной уже начали беспокоиться. Но когда мы появились в квартире, они не вышли нас встречать, и, воспользовавшись этим, Аня, нежно поцеловав меня на прощание, тихонько отправилась к себе. Я же отправился к философу, чтобы узнать, как прошел их день.

Дверь в его комнату оказалась запертой изнутри, поэтому, не став их беспокоить, я направился к себе готовиться к следующему дню.

3) Трудовые будни и пролетарская организация

1.

Проснувшись в шестом часу утра на трудовую смену, я с удивлением обнаружил, что на мне лежит плед, который я не брал с собой в домашнюю библиотеку. Это не могло не обрадовать, ибо мне сразу стало понятно, чьих рук это дело. И действительно, на письменном столе находилась записка, подтверждающая мои мысли. Поэтому, отложив все дела, я немедленно приступил к изучению её содержания.

Бумага оказалась сложена в виде треугольника, на внешней стороне которого виднелись полюбившиеся инициалы. Внутри я обнаружил аккуратно выведенный почерк, которой раскрывал следующие строки:

«Доброе утро, Ярослав! Когда я пришла, ты ужеспал. Мне было очень приятно провести с тобой вечер, и я благодарна тебе заэто. С нетерпением жду нашей следующей встречи.

С любовью, Анна.

P. S. Чтобы ты не мёрз, я принесла тебе плед.»

Меня очень порадовало её внимание к таким мелочам.

Достав из шкафа лист бумаги с карандашом, я принялся писать ответную записку,

стараясь соответствовать её стилю.

«Доброе утро, дорогая Анна! Благодарю тебя зазаботу, которая не позволила мне заболеть в эту ночь. Если у тебя есть желание,

предлагаю сегодня вечером сходить в театр или кино.

А пока желаю тебе удачного дня!

С любовью, Ярослав».

Оставив послание, я не стал терять времени зря и, совершив лёгкую зарядку, принялся готовить завтрак для ребят, чтобы без спешки отправиться на производство.

Утро было прекрасным, и, планируя сегодня выложиться на производстве, я размышлял на протяжении всего пути, как лучше распределить силы, чтобы в конце дня договориться с Василием Петровичем о том, чтобы остаться на ночную смену и оказать поддержку коллективу трудящихся в проведении модернизации цеха.

Прибыв на место, я удивился тому, что пролетарии находятся практически в полном составе, хотя до начала работ оставалось ещё более получаса. Более полусотни человек собрались во внутреннем дворе и, пользуясь свободным временем, общались, курили, играли в настольные игры и даже гоняли мяч.

Пробираясь через толпу, я не спеша добрался до стола, за которым сидели Аркадий Иванович и Сашка. Увидев меня, они обрадовались и, отложив игру, предложили мне присесть рядом.

– Утро доброе, Ярослав! – радостно поприветствовал меня Константинов, дружески похлопав по плечу. – Гляжу, ты успел отдохнуть за вчерашний вечер, и это замечательно, потому как сегодня у нас начинается реализация большой задумки!

– Что бы ни было, готов с этим справиться, – ответил я, совершив за него ход в шахматной партии.

– Сегодня готовим производственное место под четыре конвейера, – продолжил Александр за старшего товарища, совершив новый ход, – кстати, Аркадий Иваныч, тебе шах и мат.

– Ярик! Как же так! – удивлённо воскликнул Константинов, стряхнув рукой часть фигур, – эх… Такую оборону сломал.

– Ладно тебе, всё к этому и так шло, – отмахнулся Степанов и, собирая остатки шахмат, начал объяснять ситуацию: – В ближайшие пару дней мы освобождаем цех и готовимся к сборке двух пар лент, которые вскоре подвезут. А пока ждём товарища Кривошеева.

Продолжая игру, мы провели около двадцати минут, по истечении которых дверь у ворот распахнулась, и перед нами предстал руководитель производства. Вид Кривошеева оказался торжественным, и, сделав несколько шагов во двор, он широко развёл руки, обращаясь к присутствующим с уверенностью и решимостью.

– Здравствуйте, уважаемые товарищи! – объявил он, жестом подзывая людей. – Прошу всех оторваться от дел и подойти на собрание!

Пролетарии поднялись из-за своих мест, оставили игры и разомкнули отдельные группки, образовав единый коллектив. Несмотря на то, что встреча ещё началась, гул множества голосов продолжался ещё некоторое время. В связи с этим Василий Петрович, с улыбкой дожидаясь наступления спокойствия, успел поздороваться с передними рядами, а также оценить примерное число подошедших лиц.

Его выступление не начиналось некоторое время. Сначала руководитель обменялся парой шуток с рабочими, затем посмеялся вместе с ними и выслушал иных товарищей. И только после этого, заметив, что его слушатели начинают проявлять признаки скуки, он поднял левую руку вверх, что послужило сигналом к началу его речи.

– Доброго всем утра, товарищи! – воскликнул Кривошеев, широко расставив руки. – Хочу обрадовать вас тем, что настал день, когда государство выделило нам на производство конвейеры! И не один, а сразу четыре штуки! Ура, товарищи! – провозгласил он, жестикулируя словно дирижер, отчего коллектив радостно подхватил его слова. – Сегодня у нас две задачи: первая – подготовить площадь, этим займутся более молодые, и вторая заключается в завозе и монтаже ленточного конвейера – эта задача отдаётся более опытным. Не станем же терять время даром. Ясны ли коллективу задачи?

Товарищи ответили согласием, и, распределив обязанности между членами бригады, рабочие проследовали в цех.

Меня определили в группу под началом Аркадия Ивановича, и первая наша задача заключалась в перестановке токарных столов по периметру цеха. Это была несложная работа, и, распределившись парами, трудящиеся дружно окончили её в кратчайшие сроки.

Пока мы занимались в центре, остальная часть коллектива приступила к частичной разборке стен складов, чтобы подготовить основу под конвейерные ленты. Эти операции наполнили пространство шумом и пылью, поэтому Константинов указал приостановить работу и подождать на улице.

Вернувшись во внутренний двор, мы застали одиноко сидящего Евгения Викторовича. Бригадир обособился от коллектива с множеством папок, которые он расставил на столе, и с задумчивым лицом работал с документацией. Чтобы не мешать человеку, мы заняли места на противоположной стороне, но едва мы присели, он сам обратился к нам.

– Что, ребята, вышли подышать воздухом? – поинтересовался бригадир, не отрываясь от бумаг, – я не понимаю, как Кривошеев спокойно работает в таком шуме, тем более с расчётами!

– Мужик привыкший, – ответил Константинов, сев напротив него и закурив, – это ты изучаешь новую номенклатуру и чертежи по оборудованию?

– Она самая, Аркаш, – проговорил Евгений, – я сегодня остаюсь с вами до утра, а руководителя отпустим, не молодой уже такие подвиги вершить.

– Верно! Хорошее решение! – поддержал его Сашка, плюхнувшись рядом и закинув ему руку на плечи, – может, я помогу тебе их прочесть? Заодно и Ярику объясним принцип чтения.

– К сожалению, лишнего времени у нас нет, – ответил бригадир, откинувшись на спинку скамьи, – Ярик, не серчай, но пока от тебя только требуется работать руками, у нас дел вагон.

– Ничего, я всё понимаю.

– Раз так, то дальше идём разгружать склад готовой продукции, – продолжил Евгений, глянув в записную книжку, – скоро прикатят водители, и нужно освободить всю площадь от запасов.

– Во те раз! – удивился Аркадий Иваныч, выронив папиросу изо рта, – это что же такое намечается в ближайшее время?

– Я знаю не больше вашего, товарищи, – улыбнувшись на его реакцию, сказал Евгений. – Слышал только, что теперь охват производства хотят расширить и взять не только гражданские нужды, но и военные. Поэтому в ближайшие дни нам придётся изрядно потрудиться!

– Ладно, в таком случае отдохнули и будя! – добавил Александр, покинув своё место. – Мы пока на склад пойдём, и ждём тебя после обеда.

– Это само собой, мне как раз тут самая малость осталась, товарищи! – согласился бригадир, и когда мы покинули места, он вновь засел за чертежи.

В этот час на складе готовой продукции, помимо строительных работ, происходила подготовка радиостанций к вывозу. Их упаковывали в массивные деревянные ящики, и с прибытием транспортных средств пришлось незамедлительно приступить к погрузке, оставаясь на месте до обеда.

Аккуратно распределяя изделия по грузовикам, коллектив сумел очень быстро переправить значительный объём, облегчив задачу на послеобеденное время.

Вскоре рабочие отправились на обед, но перед этим я решил ещё раз осмотреть склад, чтобы понять, какой объем работ нам предстоит выполнить до начала монтажа конвейеров. Войдя в него в полном одиночестве, я обратил внимание на то, что свет над входом стал более тусклым, а лампы, находящиеся в его глубинах, были выключены. Но что меня действительно удивило в этой обыденной обстановке, так это то, что, хотя почти все готовые изделия были вывезены, а помещение почти опустело, мои товарищи забыли о большом деревянном ящике, который стоял на металлическом столе перед выходом в цех.

Заинтересовавшись им, я неспешно и почему-то с опаской двинулся в его сторону, стараясь рассмотреть содержимое ещё на подходе. Им оказались медные провода, которых оказалось настолько много, что они выбивались за пределы имеющегося объёма, а значит, их общая масса доходила до нескольких килограмм. Остановившись в шаге до объекта, я увидел, какой внушительный объем, образующий хитросплетенную сеть, ожидал меня впереди. Это заставило остановиться и прислушаться к окружающей меня темноте, которая наводила ужас, сохраняя безмолвие.

Ощутив нарастающий сердечный ритм и сложность совершить вдох, я принял, пусть и абсурдное, но облегчающее моё состояние решение… Я обратился к ящику.

– Как тебя могли тут забыть? – непринуждённо проговорил я, сохраняя рабочий образ. – Насколько я помню, ваше место на ином складе!

И, резко схватив его за ручки, я попытался развернуться и убежать, но обмяк так сильно, что приклеился к этому месту и не нашёл силы пошевелиться. Мой страх усилился, и мне казалось, что тёмные стены этого помещения насмехаются надо мной. Залившись потом и кусая губы, я медленно, стараясь сохранять спокойствие рук, поставил его на место и устремился в сторону выхода, но через мгновение оказался остановлен громким мужским голосом, вырывающимся из этого мрака.

– А что же вы ящичек оставили, Ярослав Артемьевич? – хитро проговорили стены. – Если я не ошибаюсь, вы хотели вернуть его на своё место?

Моё тело вновь застыло на месте, но любопытство, взявшее верх над страхом, заставило обернуться и попытаться рассмотреть человека, поймавшего меня, как ему показалось, с поличным.

– Именно так, товарищ…?! – повысил я голос, сделав ему шаг навстречу.

Он не заставил себя ждать, и из мрака выступила фигура крупного мужчины, одетого в гражданскую форму, который уверенным шагом отправился ко мне, принимая всё более четкие очертания. Вскоре я выдохнул и, поставив ящик, радостно обратился к нему, подав руку.

– Яков Геннадьевич! Никак не ожидал вас встретить в таком месте!

– День добрый, Ярослав! – с улыбкой ответил он на рукопожатие. – Извини, если напугал, мне стала интересна твоя реакция на то, если что-то идёт не по твоему плану.

– Признаюсь, я и не думал присвоить его себе, а просто хотел отнести на место, – доложил я, вновь окинув взором ящик.

– Я это уже уяснил, Ярослав, ты говоришь сам с собой вслух, а это плохая привычка, от которой следует отучаться, – ответил Яков Геннадьевич и, постучав по ящику пальцами, продолжил: – Иногда мне нравится наблюдать за людьми со стороны, когда они сами не подозревают об этом. В одиночестве каждый из нас становится таким, каким является на самом деле. Согласен с моим утверждением?

– Так точно, думаю, оно справедливо, – произнёс я, глядя в серые глаза капитана.

– Раз так, то позволь тебя спросить, не появилась ли у тебя мысль хоть на мгновение присвоить его себе? – хитрым тоном проговорил Никитин, легким движением руки подвинув ко мне полный ящик.

– Совершенно нет, товарищ капитан. Вы уже слышали мои подлинные намерения, иных в моей голове не нашлось, – откликнулся я, слегка оттолкнув материалы.

– Это меня очень радует, товарищ Мельников! – сменив тон на доброжелательный и хлопнув меня по плечу, заговорил Яков. – В таком случае ты прошел проверку, и мы можем продолжать совместную работу. Расскажи мне, как тебе коллектив, трудовой процесс? Всё ли нравится?

– Прекрасные люди, вы мне дали то, чего мне действительно не хватало, а ещё я вступил в профсоюз, – отозвался я, признав нужным доложить новости.

– Мне уже известно, ты молодец, – прокомментировал капитан, прислушиваясь в сторону цеха. – Как ты уже понял, это важное предприятие, поэтому оно входит в область контроля НКВД. Но пару недель назад нам пришло анонимное донесение, что на производственной площади готовится диверсия, и, потому как ты попросил тебе найти работу, я прошу тебя помочь коллективу.

– Жду указаний, выполню всё, что прикажите! – воскликнул я, ощутив воодушевление, что преследовало меня на службе.

– Всё да не всё, а в театр сходить с друзьями придётся, – улыбчиво произнёс Никитин, вытащив билеты из куртки. – Держи, считай, что это подарок от профсоюза при трудоустройстве.

– «Много шума из ничего», Шекспир, – прочёл я один из экземпляров. – Спасибо, Яков Геннадьевич!

– Уваров советовал взять вам билеты на Гетте, но мы не успели, хотя ты и так его читал… Суть не в этом, Ярослав, – капитан сделал паузу и, подойдя ближе, заговорил тихо. – После предъявления билетов тебя отведут в отдельную комнату для проверки твоего экземпляра. Там ты встретишь женщину, которая задаст тебе вопрос: всё ли может человек? Ответ: лишь бы захотел. После этого ты получишь инструкции, которые нельзя передать непосредственно в артели. Задача ясна?

За моей спиной раздался звук открывающихся металлических ворот, который заглушил ответ. Обернувшись в сторону цеха, я был поражён ярким светом и не сразу смог различить фигуру, стоявшую передо мной. Некоторое мгновение она стояла неподвижно и, помявшись на месте, обратилась удивлённым голосом Евгения Викторовича.

– Ярик?! А ты чего отстал от мужиков?! У нас ведь сейчас обед по распорядку.

– А я тут… решил посмотреть, сколько осталось дел на вторую половину дня, – ответил я, изумлённо осмотрев цех, который оказался пуст.

– Ох, работы у нас с тобой непочатый край! Ты, кстати, если решил со мной остаться до утра, завтра законный выходной имеешь, но к концу смены обязательно позвони домой и предупреди, – вновь начал Евгений, подходя ко мне с уверенным тоном, – так, а это что? Ого, медь! Вынести хотел, а Ярик?! – уже с весёлым выражением лица спросил бригадир.

– Нет, он тут стоял, когда я вошел, похоже, нашли при переносе оборудования и решили отложить. Пожалуй, отнесу его в заготовительный склад, – рассудил я, взявшись за ящик обеими руками.

– Да ладно тебе! – махнул бригадир, встав передо мной. – Они уже, скорее всего, непригодны и подлежат списанию. Думай, может, утром вывезем и сдадим, а деньги пополам? Что скажешь? – сверля меня глазами, протянул Евгений.

– Может, ты сам их отвезёшь утром? А то, мне кажется, я не в состоянии буду, – предложил я, вытянув ящик вперед.

– Думаешь, узнает кто? Да брось! – засмеявшись, Жаринов вновь замахал руками, – в таком переполохе про провода и не вспомнит никто. Они уже потеряны, хоть и на виду! Или тебе лишняя копеечка не нужна?

– Нужна, но я хочу своим трудом зарабатывать на жизнь, – освободившись от груза, признался я.

– Понимаю, сам таким был, но жизнь заставляет поступать так, – приняв провода, тоскливо произнёс Евгений, – мамка у меня болеет, а врач без взятки лечить не хочет.

– Быть того не может! – воскликнул я, и эхо охватило всё помещение.

– Может, Ярик, – ответил Жаринов, кивнув головой в сторону выхода, – я бы в НКВД написал, но с этой бумажной волокитой время потеряю, уж лучше накопить и откупиться, а то оно против меня, и, оставшись ни с чем, никак не помогу.

– Ладно… тогда спрячь его, а я сделаю вид, что забыл, – заключил я, обогнав его и встав в проходе.

– Спрятать? – задумался Евгений, оглядывая темный склад и то место, где стоял капитан. – Хорошо, но только никому не говори. Мне нужно достать три тысячи, желательно в течение пары недель, максимум месяца…

– Понимаю, я сейчас выйду, а ты укрой его. Но всё-таки ещё раз советую обратиться в органы, – добавил я уже у выхода в цех.

– Поздно, Ярик! Затянул я с этим делом, обращаться надо было ещё после первого приёма, когда он только намёк сделал, а я, дурак, не решился! – с досадой произнёс бригадир, и его силуэт скрылся в темноте.

Евгений догнал меня, когда я прошёл половину пути до столовой, и на этот раз он достал слегка потрёпанный временем блокнот и, глянув в него, раскрыл дальнейшие планы.

– Продвигаемся мы хорошо, даже исполняем задачи с небольшим опережением, – рассудительно начал бригадир, сделав пометку карандашом, – после обеда с Аркадием Ивановичем пойдём на склад заготовок, там забот хватит до вечера.

– Задача ясна, – ответил я, глянув в его пометки, – а можешь сказать, как ночные часы оплатят?

– Конечно, двукратным размером, а ещё у тебя завтра отсыпной и после выходной. Выходит, Ярик, ты получишь как за три дня, плюсом премия, так что не переживай!

Час спустя группа рабочих отправилась на заготовительный склад, в который как раз завезли детали конвейеров.

Обогнув ряды высотных стеллажей с деталями от радиоприёмников, Аркадий Иванович с Сашкой распахнули главные ворота, ведущие на проезжую часть, и первый шофёр загнал свою полуторку в помещение. После этого коллектив разбился на пары и, выстроившись друг за другом, приступил к разгрузке транспорта. В это время Евгений Викторович вёл учёт и распределял детали будущих агрегатов по отдельности.

Постепенно работа подходила к завершению, и, опустошив заключительный автомобиль, рабочие отправились на перекур, а я решил остаться и осмотреть привезённые детали.

Перед тем как выйти на улицу, Жаринов разложил по отдельности натяжные и приводные барабаны, ролики, а также опорные стойки. Теперь всё это добро ожидало оформления и монтажа.

Пока я разглядывал оборудование, крайний водитель покинул кабину и двинулся ко мне, одаривая тёплым приветствием.

– Ярик-джан! День добрый! – объявил он, взглянув своими карими глазами и потерев пышные усы. – Как настрой?

– Здравия желаю! – вскочив, отчеканил я. – Товарищ…?

– Старший лейтенант Гурам Беридзе! – отрапортовал молодой человек, поправив кепку с козырьком и отдав воинское приветствие. – Ты уже получил билеты от капитана, верно?

– Так точно, спектакль завтра в шесть вечера, – доложил я, показав экземпляр.

– Хорошо, завтра жди меня в половину шестого, я прибуду под легендой таксиста и доставлю вас туда и обратно, – произнёс Гурам, рассмотрев билет, – но сперва выйди встретить меня, сделав вид, что ловишь такси, а потом выводи друзей. На обратном пути повторим, запомнил?

– Ясно как день, товарищ старший лейтенант! Проще и быть не может, – ответил я, спрятав билет обратно.

– Вот и славно, красноармеец Мельников! – легонько пристукнув меня кулаком по груди, продолжил старший лейтенант. – Твоя задача вести себя естественно и следовать инструкции, помня, кто я, но делая вид, что мы не знакомы. Аня меня не запомнила, не переживай!

– Товарищи возвращаются… – произнёс я, обернувшись к цеху.

– Так и есть, – согласился Гурам. – До скорого, Ярослав, честь имею! – заключил молодой офицер и направился к кабине.

Когда вернулась бригада, мы продолжили подготовку механизма к установке. Евгений Викторович направился к Кривошееву, прихватив с собой один из чертежей конвейера вместе с техническим паспортом. Они начали работу над подготовкой проектной документации.

К окончанию смены в артель прибыли рабочие специалисты из города, привезя также новенькие электродвигатели. Их инженеры ещё раз проверили соответствие оборудования техническим требованиям, и началась подготовка к монтажу. Я с Александром попал на керосиновую зачистку деталей от смазки, которые передавались рабочим, проводящим процесс сборки. Не особо трудоемкий процесс, требующий лишь усидчивости и терпения, позволил мне продолжать знакомство, одновременно терзая парня своими расспросами.

– Саш, а можешь мне рассказать, что тебе известно про Якова Геннадьевича? – продолжал я, передавая очищенные детали товарищам.

– Товарищ капитан-то?! – удивился юноша, промывая приводной барабан. – В общих чертах мало чего, он личность скрытная, но точно знаю, что офицер всегда старается давать второй шанс, а не просто наказывает. И шанс он этот видит в трудовом перевоспитании, поэтому преступники, пойманные им, часто попадают на производство и находятся под постоянным наблюдением.

– Умно, – ответил я, передав следующую деталь. – А в артели он часто появляется?

– Только когда что-то важное. Поговаривают, у него тут осведомители поставлены, и ходят слухи, что один из них Аркадий Иваныч, – доложил Сашка, утерев пот. – Но мне кажется, это враки, хотя он партийный и особо ничем не выделяется из остальных, мужичок обычный.

– А такие люди больше всего подходят, – проговорил я, бросив взгляд на Аркадия, который поднимал детали конвейера при помощи лебёдки. – Он вроде на своём месте, но развивает государство как пролетарий, а также как государственный служащий.

– Общество на всех его уровнях, если быть точнее, – добавил Александр, принявшись за следующую деталь. – Рабочий коллектив – одна из основ общества нашей страны. Что же, если это так, то почёт ему и слава! – с улыбкой совершил вывод товарищ.

Близился вечер, и, позвонив домой, рабочие отправились на ужин. После перерыва Василий Кривошеев и Евгений Викторович, обсудив с приехавшим инженером методы монтажа в соответствии с изученной документацией, дали отмашку для начала работ. Ответив на него, прибывшие трудящиеся, разбившись на несколько групп, приступили к установке роликоопор и установке приводных барабанов с электродвигателями.

В такой ситуации местные пролетарии оказались на подхвате, но от этого мы не перестали быть коллективом, и, занимаясь переноской деталей и подготовкой ленты, мы, совместными усилиями успели окончить сборку ещё до полуночи.

В цеху зажгли яркое освещение, и его пространство наполнилось гулом электродвигателей, который не утихал почти полночи. За это время инженеры с предельным вниманием следили за работой отдельных узлов агрегата, а я, находясь уже в уставшем состоянии, совместно с товарищами утолил жажду кофе и лёгким перекусом, после чего мы приступили к подготовке лент.

Лишь в третьем часу ночи, когда Кривошеев дал добро на установление конвейерной ленты, коллектив совершил финальный рывок, и вскоре работы подошли к окончанию.

Уже к утру, когда рабочие собирались садиться на транспорт, который должен был развести их по домам, я по воле случая оказался в одном автобусе с Евгением Викторовичем. Он, как и мы все, кемарил на ходу, но, встретив меня, несколько оживился и, присев рядом, завел пусть и ленивое, но дружеское общение.

– В славную заварушку мы угодили, да, Ярик?! – потерев усталые глаза, обратился он так громко, что его речь коснулась всех в автобусе.

– Согласен, сейчас мечтаю лишь отоспаться до вечера, а дальше посмотрим по состоянию, – ответил я, оторвавшись от окна.

– Тут ты прав, состояние никудышное, – согласился бригадир, глядя на меня. – У нас сегодня и вовсе, если так выразиться, мистика творилась!

– Какая ещё мистика, Жень? Скорее всего, обычная усталость! – отмахнулся я и, зевнув, продолжал слушать его.

– Нет, именно что она! Другого объяснения нет, – прижавшись и перейдя на шёпот, продолжил знакомый. – Я когда этот ящик прятал, чувствовал, что будто на меня кто-то смотрит, и знаешь… наблюдает с насмешкой, мол, я всё знаю!

– Мне кажется, это обычное волнение и не более, – ответил я с лёгкой улыбкой на лице.

– Волнение?! А теперь послушай дальше! – с дрожью в голосе произнёс он, наклонившись к моему уху. – Перед уходом я хотел перенести его к выходу, чтобы после забрать, но он снова оказался на столе! Кто мог вернуть эти провода, если их местонахождение было известно лишь мне?! – дрожащим голосом спросил Евгений, сам себя схватив за левую руку.

– А чем всё окончилось? – спокойно поинтересовался я, ожидая его реакции.

– Выкинул я его! Провода на переработку, а ящик на склад! – облегчённо ответил он, ломая пальцы и покрывшись потом, – глаза бы мои его больше не видели, ящик этот!

– Может, оно и к лучшему… – проговорил я в сторону.

– Возможно, но мои проблемы никуда не делись, так что придётся искать новые пути, – вздохнув, добавил Евгений Викторович.

– Так обратись к капитану, разве может быть что-то проще?! – веселее отозвался я, подтолкнув товарища.

– Может… Мне сказали без разговоров с органами, иначе и меня придётся лечить, но уже иным докторам… – заключил он и более не проронил ни слова на всём пути.

2.

Моя активность вернулась лишь к вечеру, потому как на протяжении всего дня я пробыл во сне.

Отправившись в общий зал в квартире Сухаревых, я застал друзей, увлечённых игрой в шахматы, но их состояние оказалось весьма оживлённым для такого рода занятия. Судя по словам, донёсшимся ко мне ещё на подходе, девушкам не нравилось, что Владилен одерживал очередную победу, и они, начав спор, пытались добиться справедливости.

– Ты неправильно нас учишь, Владя! – обидчиво утверждала Аня, – ты нам не всё разъяснил и сразу принялся за игру.

– Но как же? Ходить вы уже умеете, а дальше дело техники и практики! – послышался задорный голос брата, по всей видимости, сидящего напротив.

– Возможно, но я хочу победить, и три поражения подряд не внушают особого интереса к этой игре, – добавила Аня уставшим тоном.

– Ладно, не спорьте, – вмешалась Инна, стараясь примирить их. – Давайте начнём заново, но в этот раз, Владя, не стесняйся на подсказки для нас, а ты, Анюта, не принимай поспешных решений. Решимся на такой шаг?

– Конечно, давайте расставим фигуры обратно, и я постараюсь объяснить партию не так поверхностно, – ответил младший Сухарев, и вскоре последовал глухой стук о поверхность доски.

Я распахнул двери, и моё появление обрадовало ребят. Они с улыбками на лице, дружно поприветствовали меня, что сбавило накопившееся напряжение и позволило им расслабиться.

– Славушка, добрый вечер! – не скрывая радости, вновь обратилась Аня, – Присядь, пожалуйста, втроём мы точно одолеем Владилена.

– Привет, ребята! – воскликнул я, заняв место с Аней. – Раз такое дело, то постараюсь вам помочь выйти хотя-бы на ничью.

– Ну, уж нет, с удвоенным количеством голов, мы просто обязаны победить! – поддержала меня Инна и совершила первый ход.

В этот раз обе девушки внимательно рассматривали доску, выискивая всевозможные лазейки и манёвры, распределив нашу армию на три фронта. Аня командовала центром, пытаясь разбить линию Владилена на самом опасном участке, а мы с Инной, заняв правый и левый фланг, старались не допустить прорыва и возможного окружения.

Уверенность девушек значительно возросла, а младший Сухарев, напротив, старался быть аккуратен и не принимал активных атак.

– Всё, Владя! Готовься, на этот раз белая армия одержит победу! – воодушевленно протянула Аня, введя в бой одну из пешек.

– Посмотрим, господа реакционеры, – спокойно ответил Владилен, приведя в действие фигуру коня, – Ярик, как у вас вчера работа проходила?

– Первая половина дня выдалась обычной, а вот когда подвезли оборудование, задач прибавилось, – ответил я, помогая Ане определиться с ходом.

– А вы, правда, смогли установить все конвейеры за одну ночь? – поинтересовалась Инна, переглянувшись через девушку.

– Конечно, к нам прибыли на выручку трудящиеся с города, и мы управились, если верить расчётам, почти в два раза скорее намеченных сроков. В итоге больше времени на подготовку к монтажу затратили, чем на сам процесс, – доложил я, приобняв Аню за спиной и сделав очередной ход.

– Выходит, с этого дня темпы производства должны значительно возрасти, и это не может не радовать, – проговорил Владилен, совмещая атаку с обороной.

– Само собой, но по слухам одна лента из четырех начнёт производить армейские радиостанции, а спустя время хотят и поровну разделить между военным и гражданским сектором, – проговорил я, рассматривая положение фигур, и, предъявив билеты, продолжил: – А ещё у меня для вас подарок, завтра мы идём в театр.

Аня отвлеклась от партии и, взяв отдельный экземпляр, радостно обратилась ко всем, протянув второй билет брату.

– Ребята, взгляните скорее! Представление состоится в Центральном театре Красной армии! Владь, а помнишь, как мы его раньше посещали? Это место невероятно красиво!

– Согласен, Анют, – проговорил Сухарев, отложив партию, – да ещё и автор серьёзный, Шекспир! Это тебе профсоюз выдал, Ярик?

– Он самый, как новому рабочему на производстве, – произнёс я, радуясь, что смог осчастливить ребят.

– Отличный подход с их стороны! – воскликнул Владилен, поднявшись из-за стола и принявшись ходить по комнате. – Сразу видна забота о товарищах, внимание к их культурному уровню. Инна, как считаешь, стоит ли мне перейти на заочную форму и пойти трудиться? Летом оно понятно, каждый будний день, а с началом учебного года?

– – Конечно же! Уверена, что для тебя это будет только на пользу, – проговорила Филатова, выйдя к своему кавалеру и взяв за руку. – Сможешь совмещать труд и изучение марксизма, где можно найти ещё большее счастье для будущего философа?

– Согласен, только через взаимодействие с реальным окружением, – ответил младший Сухарев, крепко обняв Инну. Отпустив возлюбленную, он вновь обратился к сестре: – Анют, может быть, сыграем вновь? Но только ты и я?

– Почему бы и нет? Но я прошу Инну и Ярослава не подсказывать мне, – уверенно произнесла девушка, подвинув доску в сторону брата.

***

В десятом часу вечера я прилёг в рабочем кабинете, прихватив с собой несколько книг. Мысли по-прежнему не могли собраться в кучу, и, решив не терзать себя лишний раз, я отложил литературу, решив понаблюдать за разразившимся дождём.

Находясь в комнате с выключенным светом, я наблюдал, как капли воды били по стеклу под ритм природного барабанного шума. Они неспешно спускались вниз, оставляя за собой длинный водяной след, который отчётливо виднелся в моменты ярких вспышек молний и раскатов грома. С западных окраин надвигалась страшная буря, которая вскоре должна была поглотить каждого, не оставив никого в стороне.

Мне с детства нравилась такая погода, и особенно свежесть, разливающаяся по всему дому в такие моменты.

Когда раскаты грома стали усиливаться, я услышал робкий звук открывающейся двери. В проёме появился неясный силуэт и, войдя ко мне, показал очертания каре.

– Можно? – с тревогой протянула тень, остерегаясь сделать шаг в центр комнаты. – Мне тревожно, позволь побыть с тобой, пока эта буря не стихнет?

– Конечно, оставаться сколько пожелаешь! – взволнованно ответил я, резко поднявшись на ноги.

Она неспешно приблизилась ко мне и присела на стул возле письменного стола. Я оставался у окна, ожидая её дальнейших действий, не в силах пошевелиться и ощущая, как мой внутренний жар борется с холодом, сковавшим тело снаружи.

– Я всегда боялась такой погоды, особенно оглушающего грома, – произнесла она тихим голосом. – Раньше мне казалось, что с этим звуком на нас надвигается что-то ужасное, злое и огромное. Хотя я уже давно понимаю, что это и как устроено, но все еще боюсь этих звуков.

– А мне, напротив, не страшно. Для себя я решил, что страх не имеет смысла, и следует вставать против бури, ибо какой бы силой она ни обладала, за ней обязательно придёт рассвет, – проговорил я, а за моей спиной вновь сверкнула молния, на мгновение осветив комнату и показав Аню, сидящую в белых тонах.

– Присядь, пожалуйста, со мной, – промолвила девушка, протянув руку.

Я отложил книги со стула и, пройдя с ним к девушке, сел напротив неё и как можно ближе. Взяв её нежные руки в свои, мне оказались доступны лишь очертания её лица, которое не шевелилось.

– У тебя такие холодные пальцы, давай я тебя укрою? – предложил я, обдавая её кисти тёплым дыханием.

– Хорошо, но мы перейдём к окну, оставив комнату во мраке, – ответила Аня, встав со стула.

Поднявшись к ней, я осознал, что между нами пропала всякая преграда, и мы, взявшись за руки, вновь оказались наедине, словно в тот памятный день. В этот миг комнату озарила очередная вспышка молнии, в свете которой я успел рассмотреть её разноцветные глаза.

Затем наступила темнота, и в этот момент с улицы донёсся удар грома. Аня, обвив мою шею руками, прильнула ко мне всем телом, её охватила дрожь.

Я ощущал всё её существо, каждое содрогание и учащённое дыхание груди, которое постепенно переходило в томное, обжигающее. Чувствуя тепло, исходящее от её шеи, нежных щёк и тонкой талии, я не хотел отпускать её. На секунду мне показалось, что это мгновение должно длиться вечно, а мы оставаться неизменными.

Вскоре Анна отстранила голову и, вглядевшись в меня сквозь сумрак, с нежностью прикоснулась к моим губам, вызвав во мне трепет, подобный тому, как небосвод озаряется вспышками света.

Я сжал её в объятиях, не желая больше отпускать, но она отстранила свои губы и, положив свою правую руку мне на грудь, тихо заговорила.

– Сначала я хотела, чтобы ты меня просто укрыл от непогоды, но теперь…

– Что? – кратко произнёс я, держа её за талию.

– Теперь я хочу увидеть эту бурю вместе с тобой, – ответила Аня, поведя меня за руку к окну.

Приблизившись к мокрому стеклу, Анна медленно опустилась на кровать, потянув меня за собой. Я лёг рядом, и она, прижавшись ко мне и взяв за руку, обратилась последний раз за вечер, окинув горячим дыханием.

– В твоём присутствии я понимаю, как она распадается на части, оставаясь ужасной, но не безнадёжной, – и после утопила в нежном поцелуе.

Дождь за окном усиливался, молнии разрезали небо, а раскаты грома вновь и вновь ударяли по небосводу своими тяжелыми волнами, заставляя свет вспыхивать ярче и светлее, чем когда-либо. Волнение стихии, начавшееся как небольшая вечерняя игра на фоне заходящего солнца, превратилось в невообразимо мощный союз, в котором оба явления стали единым целым.

Прежде ни один из нас не сталкивался с подобным штормом, который полностью поглотил нас, преобразил и явил нам танец стихий, укрепивший наши чувства друг к другу и сделавший наше восприятие более зрелым. Этот шторм показал нам, что одно явление больше не может существовать без другого, и теперь они представляют собой единое целое.

Постепенно звуки и вспышки прекратились, и на смену им пришла уютная атмосфера спокойствия и умиротворения. Это новое состояние изменило нас с Анной, показав, что после урагана вновь наступает затишье. Однако теперь это затишье хранит в себе воспоминания о непогоде, которая укрепила наши чувства словно гранит.

В окончании непогоды утомлённая девушка вновь расположилась рядом и, произнеся слова благодарности за этот вечер, погрузилась в сон.

3.

Вторая половина субботнего дня прошла в суете: девушки уже начали готовиться, выбирая наряды и украшения, а Владилен пытался успеть окончить написание нового эссе и не отстать от коллектива.

К моему удивлению, ещё до обеда на квартиру Сухаревых успела зайти почтальонка и, передав мне на руки конверт, не имевший обратного адреса, а также имени отправителя, барышня не взяла с меня даже денег и, одарив легким кивком, поспешила удалиться.

Насторожившись личностью отправителя, я сразу решил пробежаться глазами по тексту, и после уничтожить содержимое. Раскрыв серый конверт, я обнаружил внутри небольшую записку со следующим содержанием:

«В пятнадцать минут шестого выходи один на улицу под видом поиска такси. Я буду ожидать тебя у дома, сядешь ко мне на пару минут.

Лист уничтожить.

Г.Б.»

Завершив ознакомление, я тут же порвал лист на мелкие кусочки и отправился в домашнюю библиотеку, чтобы взглянуть в окно. Рядом с проезжей частью действительно стояла «эмка» с тёмной опознавательной эмблемой. Уже собираясь выйти на улицу, в комнату вошёл Владилен, одетый при полном параде. На юноше, помимо выглаженной рубашки и брюк, красовался серый пиджак, который придавал ему солидности.

– Отлично выглядишь, Владь! – воскликнул я, восхищённо рассматривая товарища, – в следующий раз в таком виде пойдём на открытую лекцию.

– Благодарю, Ярик! Но, честно говоря, я не очень люблю пиджаки. Обычная рубашка гораздо удобнее, – произнёс младший Сухарев, снова поправив верхнюю одежду. – Думаю, нам пора выходить?

– Подождите ещё немного, сначала я поймаю такси, а после вернусь за вами, – ответил я, слегка аккуратно пиджак Владилена, – а вот так намного лучше.

– Спасибо, но я ещё хотел спросить у тебя по поводу работы, – произнёс Сухарев, обернувшись ко мне, когда я уже подходил к двери.

– Конечно, Владь! Я обязательно спрошу за тебя и поручусь при трудоустройстве, – с улыбкой ответил я и последовал на выход.

Моё появление во дворе оказалось сразу замечено Беридзе. Он на мгновение включил фары, давая понять, что готов к поездке, и я, не теряя ни минуты, поспешил к старшему лейтенанту.

– Доброго дня, молодой человек! – звучно произнёс водитель, глянув на меня из салона. – Скажите, а всё ли может человек?

– Лишь бы захотел! – ответил я, и товарищ открыл мне дверь.

– Горьким, значит, увлечены? Тогда присаживайтесь скорее! – улыбчиво ответил Беридзе, приглашая к себе.

Когда я занял место переднего пассажира и закрыл за собой дверь, Гурам дружески схватил меня за руку и, сохраняя радостный вид, продолжил общение.

– Еще раз здравствуй, Ярик, с возвращением на службу трудовому народу! Как настрой? – обратился офицер, убрав лёгкий акцент из речи.

– Боевой! Скажи, а почему мне не выдали инструкцию на месте?

– Они передаются на нейтральной полосе, потому как мы пока не знаем общее число возможных сообщников, а значит, имеем риски. Понял? – ответил Беридзе, сделав неправильное ударение в последнем слове, и, осмотрев окрестности, вернулся ко мне.

– Так точно, теперь многое прояснилось, – доложил я, отведя голову в сторону. А в театре что ожидать?

– Мы пока готовим тебя к нашей деятельности, так что просто следуй инструкции и запоминай, – признался старший лейтенант, вновь постукивая пальцами по рулю. – В театре тебя отведут к агентке, которая передаст инструкции, после ты посмотришь Шекспира, и вечером поедем домой. Такие дела!

– Запомнил, выглядит не особо сложно, – признался я, открыв дверь.

– Невыполнимых задач у нас не случается, Ярик, они все в определённой степени простые! Правда, осознаешь это по завершению, – весело проговорил Беридзе, и когда я отошел на некоторое расстояние, он подал звуковой сигнал для ускорения.

Вернувшись к ребятам, я застал их уже в прихожей с распахнутой в квартиру дверью. Ещё поднимаясь по лестнице на пятый этаж, я уловил их оживлённые голоса, увлечённые обсуждением дальнейших планов, и, завидев меня, они поспешили выйти на лестничную площадку.

– Ярослав! – уверенно начала Инна, – пока тебя не было, мы решили завтра посетить детский приют. Ты ведь не оставишь коллектив?

– Отличная идея! – улыбчиво ответил я, – для нас появились работа?

– Этого добра там всегда хватает, – добавила Инна, легко махнув рукой и поправив русые локоны, продолжила: – мы не только потрудимся, но и пообщаться с Ариной Андреевной и ребятами. А ещё Аню возьмём, не откажешь? – обратилась она к девушке.

– Конечно, нет! Я уже давно хочу помогать тебе! – радостно донесла Анюта, нежно обняв Инну за правую руку.

– Ладно, ребята, давайте обсудим всё позже, нас уже ждёт человек, – поторопил Владилен и, взяв возлюбленную за руку, повёл нашу компанию на улицу.

Гурам всё также находился на водительском месте, но, по всей видимости, увидев нас, он вновь вошёл в свою роль, и когда коллектив сел в салон автомобиля, в его голосе вновь зазвучал акцент.

– Здравствуйте, молодые люди! Вай, каких барышень и кавалеров я сегодня везу!

– Здравствуйте, – практически хором проговорили ребята, заняв задние пассажирские места.

– Ваш старший сказал, что вы сегодня на спектакли собрались! Повышать культурный уровень поколения решили?! – не унимался старший лейтенант, продолжая изучать товарищей.

– Всё так! – смеясь, проговорила Аня, – скажите, а мы с вами до этого не встречались?!

– К сожалению, я вижу вас впервые, но уже ослеплён вашей красотой! – подметил Беридзе, поправив тёмные очки и шофёрскую кепку. – Вы мне лучше скажите, куда собрались в таком нарядном виде?!

– В Театр Красной Армии! – гордо ответил Владилен, – выглянув из-за сиденья.

– Да вы что! Такое красивое место! – воскликнул Гурам, показав удивление и нажав на клаксон, – а ведь именно там я и служил!

– Вы играли в театре?! – изумилась Инна, сложив пальцы на губы.

– Да нет же барышня! Я служил в РККА, хотя и не лишён актёрского таланта! Ну, помчались! – не выходя из роли, доложил чекист и дал по газам.

Мы ехали скорее обычного, и Гурам лихо лавировал между встречными машинами, сохраняя при этом безупречную технику вождения и предельную внимательность к безопасности окружающих граждан. У меня сложилось впечатление, что старший лейтенант знал всё наперёд и умел просчитывать действия людей до того, как они успевали принять их. Это не могло не вызвать вопросов, и любознательный Владилен решил вмешаться, пытаясь рассмотреть старшего лейтенанта через зеркало заднего вида.

– Товарищ водитель, а можно отвлечь вас вопросом?! – послышался взволнованный голос, вцепившегося за дверь младшего Сухарева.

– Конечно, дорогой! Спрашивай у меня что хочешь, у меня на любой вопрос имеется ответ и совет! – громко проговорил Беридзе после выхода из поворота.

– А кто вас научил так ловко управлять автомобилем?! – продолжил Владя, пытаясь балансировать.

– Понимаешь, я не учился, у меня это в крови! Я всегда так умел, но отточил навыки в армии! – хитро проговорил Гурам, поглядывая на реакцию пассажиров через зеркало.

– Однако, мне кажется, на обычной службе такому не учат! – взволнованно заметил юноша, накренившись на очередном повороте.

– А у меня и не проходила обычная служба! У каждого солдата она своя, уникальная и неповторимая! – весело протараторил старший лейтенант. – Но если вы хотите уметь также, я готов помочь вам с учёбой, дорогой товарищ!

– Но, если я не ошибаюсь, мы летим, нарушая правила! – добавила Инна слегка испуганным тоном.

– Тебе лишь кажется, красавица! – нежно ответил чекист и снизил темп передвижения. – Берите пример с вашей юной подруги, она ничего не страшится!

– Я боюсь, но мне нравится поездка! – задорно поддержала Аня и звонко рассмеялась, глядя в зеркало.

– Какая отважная барышня! Тогда увеличим темп! – подмигнув ей, весело окончил Беридзе.

Спустя несколько минут наш коллектив прибыл на место, и старший лейтенант остановил транспорт почти у самого входа в здание, припарковавшись напротив ступенек. Товарищей сильно укачало, поэтому, попрощавшись с водителем и покинув автомобиль, они отошли на некоторое расстояние, чтобы отдышаться.

Я остался с Гурамом, чтобы ещё раз обсудить наши дальнейшие действия.

– Какой ты лихач! – восхищенно воскликнул я. – Последний раз мы так только на учениях летали, но тогда мы были на БТ в качестве десанта.

– А то! И мы не хуже мчимся, но безопасность для гражданских на первом месте, – улыбаясь, проговорил Беридзе.

– Благодарю от всего коллектива, – добавил я, протягивая оплату.

– Ярик, не забывайся! – рассмеялся Гурам, отодвинув мою руку. – Ты же не в такси на самом деле. Ладно, а теперь к делу, сейчас тебе никого искать не следует, веди себя обыденно, словно это простая прогулка. Агентка найдёт тебя самостоятельно.

– А в окончании дня как тебя найти?

– Повтори фокус со спичками, – объяснил старший лейтенант, – выйди на это же место и зажги одну, а я тут же примчусь. Инструкции сохрани до дома, ознакомься и уничтожь. Всё ясно?

– Так точно! – ответил я, готовясь выходить.

– Тогда до вечера, Ярик! Не забывай держать голову в холоде, руки в чистоте, а сердце – горячим! – окончил агент, похлопав меня по плечу.

Покинув транспорт, я оказался перед величественным зданием, оформленным в виде пирамидальной композиции, которое поддерживало колоннадный ряд в несколько этажей. На выходе из автомобиля меня встретила просторная лестница, ведущая к входу в театр, на которой меня ожидали друзья.

Аня сразу спустилась ближе, и, взявшись под руки, мы отправились вверх совместно с Владиленом и Инной.

Театр приветствовал нас мраморным убранством, резными светлыми потолками, множеством фресок и картин, которые переносили гостей в историю советского государства. Погрузившись на несколько метров в его глубины, нас охватила вся эта красота, не восхититься которой было невозможно. Она отзывалась где-то в глубине нашего сознания и заставляла биться сердце чаще, навевая мысли о том, что мы оказались в будущем мире. Стены зала сияли золотым оттенком, а покрытие пола оформлял причудливый узор, материал которого отражал падающий на него свет.

После того как мы сняли верхнюю одежду в гардеробе, перед нами распахнулись двери в просторное фойе, до которой лежал путь по широкой лестнице, покрытой алым шёлковым ковром. Поднимаясь по ней, гостей встречала картина, посвящённая событиям Октябрьской революции. Она не осталась без внимания Владилена, и, остановившись перед ней, юноша, хорошенько рассмотрев её содержание, не мог не оставить его без комментария.

– Великолепие… Словно я впервые оказался перед ней, и так всякий раз… – прошептал он, пытаясь дотянуться рукой.

Добравшись до вестибюля, мы принялись показывать билеты и постепенно проходить в зал. Пропустив Аню, я оказался последним в нашей очереди, а контролёрша, рассмотрев его и глянув на моё лицо, деловито произнесла.

– Это ваш билет?

– Да, он мой, – доложил я, в ожидании дальнейших действий.

– Вас не затруднит отойти с нами на проверку? Это не займёт много времени, – вернув мне билет, продолжила женщина.

– Конечно нет, – ответил я и обратился к товарищам: – Ребята, ступайте в зал.

– Всё в порядке? – с лёгким волнением, пролепетала Анна.

– Да, всё хорошо, я вас догоню, – взяв её за руку, спокойно добавил я.

Они ушли на места, а контролёрша повела меня в отдельную комнату, остановившись рядом с которой, она сообщила, что меня в ней ожидают, и удалилась на пост.

За дверью скрывалось скромное помещение, в котором за небольшим столом расположилась молодая девушка. На ней были брюки и клетчатая рубашка, а её тёмные волосы, собранные в хвост, придавали ей серьёзный вид и выставляли на обозрение высокие скулы и аккуратный узкий лоб. Небольшие губы девушки имели алый оттенок, что придавало им выразительности на фоне белоснежного лица.

Я смотрел на неё с лёгким смущением. Незнакомка подняла на меня свои изумрудные глаза, оторвавшись от бумаг, которые изучала, и, не произнеся ни слова, принялась внимательно меня разглядывать.

– Привет! – воскликнул я, ожидая дальнейшего слова с улыбкой на лице.

– Я изучаю довольно сложный текст, – серьёзным тоном начала девушка, указав на папку, – и никак не могу найти ответа на трудный вопрос…

– Быть может, я отвечу на него? – предложил я, совершив шаг вперед.

– Возможно… Тогда вот тебе загадка: всё ли может человек? – произнесла она, вставая и беря листки в обе руки.

– Лишь бы захотел, – быстро донёс я, расставив руки по швам.

Девушка взглянула на меня вновь, но теперь я с лёгкой улыбкой и, протянув руку, направилась ко мне с приветствием.

– Добрый вечер, Ярослав Артемьевич! Младший лейтенант государственной безопасности Журавлёва, – доложила девушка, крепко пожимая мою кисть.

– Здравствуйте, очень рад знакомству, – уже серьёзным тоном произнёс я.

– Можете не волноваться, нас никто не слышит, – продолжила девушка, и, указав на стул, она продолжила речь, следуя на своё место, – бумаги с инструкциями для вас готовы, но мне также велено ввести вас в курс дела. На неделе в отдел позвонил мужчина и сообщил, что в ближайшую неделю в артели будет организована диверсия. Себя называть он отказался, но сообщил, что готов сотрудничать и выдать группу пособников, с просьбой организовать защиту лично для него и его семьи после окончания операции. Ваша задача – выйти на эту личность и внедриться, потому как, по его словам, им нужен ещё один сообщник. Справитесь? – поинтересовалась она с добродушной улыбкой.

– Разумеется! – ответил я, вернув девушке листы бумаги, – у меня уже есть подозреваемый, с него я и начну.

– Как его зовут?

– Евгений Викторович, ему крайне необходимы средства для оказания помощи, и он сообщил, что не может обращаться к капитану из-за угроз…

– Вы о товарище Жаринове? – продолжала она расспрос.

– Так точно!

– Я точно знаю, что его мать страдает от рака молочной железы, но она уже проходит лечение, – говорила Лизавета, доставая записную книжку. – Возможно, Жаринов, пытаясь самостоятельно найти выход из сложной ситуации, столкнулся с группой, которая желает использовать его в своих личных целях. В таком случае, Ярослав, продолжайте общение с ним, а мы выясним, верно ли такое предположение, – всё так же серьёзно, но уже с большей уверенностью заключила девушка, вставая на ноги.

– Я могу идти? – спросил я, поравнявшись с ней ростом.

– Разумеется, удачного вам вечера! – воскликнула лейтенант и, хлопнув меня по плечу, проводила на выход.

Я спрятал бумаги под одежду в уборной, чтобы успокоиться и прийти в себя после охватившего меня азарта, а затем вернулся к проходу в зрительный зал, рядом с которым меня ожидала Аня.

– Ребята уже нашли места, а я вернулась встретить тебя, – промолвила она, взяв меня за руки, – всё хорошо?

– Конечно, полный порядок! – отозвался я и взял её под руку.

– Как галантно! – подметила Анна. – Давай сперва пройдём ближе к центру, там мы сможем полюбоваться небом.

Поэтесса увлекла меня за собой, и вскоре мы очутились под голубыми сводами зрительного зала. Потолок оказался оформлен в виде небосвода, по которому пролетали рисунки красных самолётов и виднелись изображения парашютистов, спускающихся под бархатными облаками.

– Смотря на эту красоту, я ощущаю полёт! Словно мы оказались в воздушном пространстве, – произнесла Аня, и мы вновь взялись за руки, – а если смотреть ввысь чуть дольше, то кажется, что она поглощает тебя.

– Верно, но от этого начинается головокружение, – вторил я, повторяя за девушкой.

Аня слегка откинула голову, и её каре упало назад, обнажив тонкую и изящную шею. Она почти не дышала, и словно завороженная, созерцала небосвод, отражавшийся в её сияющих глазах. Я повторил её движения, и мне показалось, что мы находимся в невесомости, словно парим между небом и землёй.

Вскоре она вернулась и тихо заговорила со мной.

– Высота завораживает, но от неё нельзя терять голову…

– Я хочу вновь поцеловать тебя, – изрёк я, коснувшись Аниной щеки.

– После, – ответила девушка, слегка отвернув голову в сторону, – тут столько глаз, а как красиво, если это останется нашей тайной, и мы будем как те парашютисты, что скрылись за облаком. Все думают, что за этим рисунком больше ничего, пусть так, но моё воображение рисует на этом месте отдельную пару, – окончила она, указав рукой в высоту.

– Но рано или поздно они должны показаться, – проговорил я, вернув взор к высоте.

– Всему своё время, а пока пойдём к ребятам, – ответила Аня, и, взяв меня за руку, она повела меня за собой.

Когда мы заняли свои места, я оказался рядом с Инной, вид которой казался несколько усталым. Вскоре свет в зале погас, и театральные кулисы поднялись, ознаменовав начало спектакля. Появившийся хор приступил к воодушевлённому пению, и, держась с Аней за руку, я с интересом наблюдал за их выступлением. Некоторое время спустя ко мне тихонько обратилась Инна, потревожив меня рукой.

– Слав, ты бы не мог мне помочь?

– Конечно, всё, что угодно, – также тихо проговорил я.

– Мне немного дурно, не мог ли ты сопроводить меня до уборной?

– Хорошо, идём, – ответил я и приготовился подняться.

– Подожди минутку! – чуть громче подметила Инна. – Давай сперва зал покину я, а ты догонишь через пару минут.

Выполнив, как и было оговорено, я покинул своё место и вскоре предстал перед подругой, ожидавшей меня в коридоре.

– Пойдём, я расскажу тебе обо всём по пути, – произнесла Инна, и, взявшись под руку, мы неспешно отправились в путь.

– Ты хуже выглядишь, чем днём, быть может, стоит вернуться домой? – предположил я, осматривая слегка бледное лицо Инны.

– Нет, мне просто дурно, а так ничего страшного не случилось, – ответила она, и некоторое время мы прошли в безмолвии, а после Инна заговорила вновь: – Я на первом месяце беременности, но пока не сообщила Владе…

– Это же просто чудесно! – с улыбкой на лице воскликнул я. – Но что тебя останавливает?

– Лишь ожидание подходящего момента, но он в последние дни так занят работой, что такая новость на время может и вовсе выбить его из колеи… – задумчиво рассудила девушка, когда мы добрались до места.

– Брось, вы так давно знаете друг друга, что такая новость станет для него лишь в радость, – произнёс я, взяв подругу за плечо.

– Пожалуй, ты и прав, вероятно, завтра, когда мы отправимся в гости к детям и Арине Андреевне, появится самый подходящий момент, потому как в этом месте мы с Владей и встретились впервые, – сообщила Инна, с улыбкой взглянув на меня. – Спасибо тебе, Ярослав.

Через несколько минут Инна вернулась. Состояние девушки несколько улучшилось, и теперь она могла свободно передвигаться.

– А ты сообщила про это ещё кому-либо? – поинтересовался я, следуя рядом с Инной.

– Ещё нет, даже Ане. Кстати, вы красиво смотритесь вместе, но я прошу вас не терять разум в этот период, – проговорила девушка, пристально глянув мне в глаза, – она очень ранимый и чувственный человек, так что прошу тебя быть с ней с наличием серьёзными намерений.

– Конечно, иных у меня вовсе нет, – ответил я, остановившись и встретив её своим взором, – она невероятна собой, и будет большой ошибкой потерять её.

– Аня тоже нуждается в поддержке коллектива, – продолжила Инна, немного прибавив шаг. – Долгое время ей было сложно найти общий язык с одноклассниками. Но теперь всё наладилось, и у неё появился ты, и мы вместе сможем помочь ей влиться в дальнейшую жизнь, ведь совсем скоро выпускной, а за ним институт и новые товарищи.

– Всё так, разве может быть что-то лучше?! – произнёс я вслух, и мы проговорили весь оставшийся путь.

Оставшаяся часть спектакля прошла в размеренном ритме. Мы вернулись на свои места и безмятежно наслаждались представлением, не встретив никаких неожиданностей.

***

В конце дня я покинул театр раньше своих друзей, объяснив это необходимостью найти такси. На тёмной улице меня встретил свежий воздух, и, с наслаждением вдохнув его полной грудью, я сбежал по ступенькам вниз и, оглядевшись в разные стороны, зажёг первую спичку.

Конечно, тогда я посчитал, что такой маленький огонёк на большом пространстве окажется едва заметен, поэтому, не успев её дожечь, я выхватил сразу половину пачки, запалив их одновременно. Простояв с этим факелом с минуту, мои глаза заприметили, как один из автомобилей включил фары и плавно подъехал ко мне.

Из его салона показалось знакомое лицо, и, широко улыбнувшись, старший лейтенант первым обратился ко мне.

– Ярик, ты бы ещё факел запалил, одну ведь спичку в ночи, считай, что не видно! – посмеиваясь, воскликнул старший лейтенант.

– А мне показалось, одной окажется мало… – затушив остальные, проговорил я.

– Неужели ты считаешь, что я высматривал тебя глазами? У меня для таких случаев имеется специальный прибор, – продолжал Беридзе, радостно показав бинокль, – я тебя ещё у входных дверей обнаружил и только ждал сигнал. Веди ребят!

Сойдя вниз вместе с остальными, мы расположились на своих местах, и севший впереди Владилен оказался приятно удивлён, встретив своего нового знакомого. Некоторое мгновение они с Гурамом с улыбкой всматривались друг в друга, но вскоре старший лейтенант решился нарушить молчание.

– Что такое, дорогой? Ты смотришь на меня с каким-то недоверием! – с долей иронии обратился чекист к философу.

– Я не понимаю, как в таком большом городе, как Москва, мы смогли встретиться два раза за вечер! – проговорил Сухарев с весёлым, но изумившимся тоном.

– Так я специально запомнил время окончания спектакля и заранее вернулся за тобой, чтобы не искать других людей, – улыбчиво выкрутился Беридзе и, включив счётчик, тронулся с места.

– Только не спешите, пожалуйста! – умоляюще обратилась Инна, взглянув в зеркало заднего вида.

– Конечно, красавица, – ответил Гурам нежным голосом, – можете не переживать, мы подкрадёмся к дому, словно барсы в ночи.

Машина плавно катилась по ночной дороге, и Аня, погруженная в сон, положила голову на моё плечо. Инна, обратив свои глаза за окно, с добродушной улыбкой на лице слушала, как будущий отец её ребенка продолжал терзать весёлого таксиста своими вопросами.

– И всё-таки мне кажется, что научиться таким методам вождения, трудясь на обычном такси, просто невозможно, как и не бывает, чтобы мы встретились дважды за день… – уже слегка сонным голосом проговаривал наш философов.

– Невозможно, Владилен… – вновь согласился Гурам убаюкивающим тоном, – но почему же мы не можем считать, что это сон?

– Потому что всё это объективная реальность, дающаяся нам… – не окончил Сухарев и, подобно сестре, отправился в сновидения.

– Через ощущения, – окончил за него Беридзе, и улыбнувшись нам с Инной в зеркало.

Добравшись до дома, я разбудил спящих девушек и, проводив коллектив до подъездной двери, отправился «расплатиться» с шофёром.

– У Владимира Евгеньевича любознательный сын, впрочем, по словам капитана, он был таким с самого детства, – высказал Гурам, когда я сел в автомобиль, – выходит, это он помог тебе освоиться в городе.

– Да, без Владилена всё вышло бы не столь интересно, – доложил я, смотря, как товарищи скрылись за входом в здание.

– Хороший он товарищ. Бумаги с собой? – оглядев меня, поинтересовался агент.

– Так точно.

– Ознакомься и уничтожь, как письмо днём, а после действуй согласно задачам, – проговорил Гурам, хлопнул меня по плечу, – если что, я буду всё время в этом районе и навещу тебя.

Обменявшись рукопожатием, я покинул автомобиль и, пройдя несколько метров, подскочил от резкого гудка за спиной, за которым послышался возмущённый голос Беридзе.

– Эй, дорогой, а где деньги?!

– Конечно, один момент! – воскликнул я, принявшись шарить по карманам, но ответом мне оказался радостный смех старшего лейтенанта.

– Ярик, да я же шучу! До скорого! – добродушным тоном проговорил старший лейтенант, а после умчался на служебном автомобиле.

***

Вернувшись в квартиру, коллектив ещё долгое время делился полученными впечатлениями от театрального представления во время чаепития. Оно каждому пришлось по вкусу, а также освежило простор для творческого мышления, и если Владилен с Аней нашли вдохновения для написания свежей статьи и художественного сюжета, то глаза Инны сообщали о намеренности в ближайшие дни объявить радостную весть возлюбленному.

Что до меня, то я, будучи человеком, пропустившим большую часть первого акта, гуляя по театральному залу, и вторую погружённый в собственные умозаключения, только и мог внимательно слушать рассказы других да переделывать их на собственный лад.

В конце дня я принял душ и, вернувшись в читальный зал, был приятно удивлён, увидев Аню, которая пребывала в отличном настроении.

– Добрый вечер, я решила, что сегодня вновь пробуду с тобой до утра, – произнесла она с лёгкой улыбкой, медленно приближаясь после того, как я закрыл за собой дверь.

– Если я не ошибаюсь, сегодня за окном стоит совершенно ясная погода… – заметил я и с улыбкой прижал к себе Анну.

– Верно, никакой бури там нет, но представим, что именно она стала причиной моего внезапного появления, – заключила девушка и, ловко взмахнув рукой, выключила за мной свет.

4.

В воскресное утро Инна решила поднять нас пораньше, чтобы успеть посетить детский дом до завтрака и к вечеру вернуться совершенно свободными.

Вероятно, девушка заранее договорилась с руководительницей учебного заведения, и та встретила нас ещё у ворот и сразу же оказалась в крепких объятиях Филатовой, что доставило ей огромное удовольствие.

– Хорошая моя! Как ты меня крепко сжала сейчас, неужели успела соскучиться за пару дней разлуки?! – удивлённо промолвила Арина Андреевна, с улыбкой созерцая глаза воспитанницы.

– Конечно, очень тосковала и по вам, и по ребятам. Как у вас идут дела? – не отпуская воспитательницу, интересовалась Инна.

– Всё хорошо, детишек стало немного меньше, приезжим выдали жильё, и они вернулись к родителям, а некоторые ребята обрели новую семью. Развиваемся постепенно, но хлопот не убавилось, – переведя внимание на всех нас, донесла гражданка Фёдорова.

– Так это же прекрасно, что хлопоты никуда не делись! – поддержал коллектив Сухарев, обхватив меня и Аню. – Они для того и должны быть всегда, чтобы не давать человеку впадать в уныние.

– Ох, Владилен, вы абсолютно правы! – обняв Инну за талию, воскликнула женщина, указав на распахнутую дверцу левой рукой. – В таком случае не станем терять времени даром. Входите, товарищи!

В этот час ребята ещё не покинули улицу, и, увидев появление Инны, они со звонким криком кинулись к нам навстречу. Окружив будущую воспитательницу, они захватили её объятиями и радостными сообщениями о новых успехах и новостях коллектива.

– Инна, а мы вышивать учимся! – радостно проговорила одна из девочек.

– И шить запомнили как, теперь по картинкам узоры делаем! – поддержала её подруга, после объятия.

– Инна, а воспитатели показали нам, как игрушки чинить! – гордо ответил подошедший мальчуган. – Теперь мы и девочкам куклы ремонтируем, и сами солдатиков мастерим!

И далее, далее… Поток детских голосков не утихал, а Инна, попав в его центр, выглядела совершенно счастливой. Она старалась выслушать, выслушать и ответить каждому ребёнку, и от нахлынувшего волнения на её глазах выступили слёзы.

Вскоре показался и один из самых преданных друзей, а именно Сашка. Однако в этот раз он пришёл без своего игрушечного автомобиля. Мальчик смотрел на свою подругу, расположившись поодаль, и находился в ожидании, когда коллектив немного успокоится.

Когда дети рассказали все свои истории, Инна подняла глаза, и их взгляды встретились. Сашка тут же бросился в её объятия через образовавшийся коридор детских лиц.

– Привет, Инна! Я так рад, что ты вернулась! – объявил мальчик, не в силах скрыть свою радость.

– Я тоже очень рада видеть тебя, – произнесла девушка, нежно гладя его по голове, – как у тебя дела?

– Хорошо! Воспитательницы показали нам книги по самостоятельным подделкам, и мы собрали новые машинки из конструктора! Тебе их надо увидеть! – не унимался Сашка, сияя от восторга, и протянул ей своё творение.

– Конечно, но я присоединюсь к вам позже, когда мы с Ариной Андреевной выдадим задание для Владилена. Ты же не против? – спросила она с нежностью в голосе, внимательно рассматривая машинку. – Какая замечательная работа! Вы все большие молодцы!

– Спасибо! Мы будем тебя ждать! – обратился к ней Сашка и вновь обнял будущую воспитательницу.

После мы с Владиленом отправились в кабинет Арины Андреевны, где выяснили, что на следующей неделе запланировано строительство новых беседок. От нас требовалось лишь небольшая помощь в подготовке, чтобы коллектив комсомольцев мог сразу же приступить к работе на следующее утро. Наша пара принялась за перенос стройматериалов, а затем – за разметку участка для будущей постройки.

Пока мы занимались делом, наши подруги занялись обучением девочек, устроившись на скамейке в парке. Инна рассказывала одной группе о вышивании, а Аня показывала девчонкам, как самостоятельно заплетать косы, показывая на одной из новых подружек.

Это кончилось тем, что девочки, спустя несколько минут, принялись сдавать ей экзамен, в процессе которого они заплели на пышных волосах Инны десятки тонких косичек. Когда на её голове больше не осталось свободного места, малышня принялась ловить поэтессу, чтобы использовать объём её огненного каре.

К этому моменту Владилен решил сделать перекур, и я поднялся в кабинет Арины Андреевны.

– Здравствуйте ещё раз, не помешаю? – обратился я к воспитательнице, постучав в дверной проём.

– Конечно нет, Ярослав! Проходите скорее и присаживайтесь! – радостно проговорила женщина и, отложив журнал, налила мне чаю. – Рассказывайте: как жизнь молодая идёт? Каких успехов добились?

– Всё просто замечательно, недавно устроился трудиться на радиозавод, – ответил я, присев перед ней.

– Вы молодчина! Очень грамотное решение с вашей стороны.

– Похоже, что так, – отпив из кружки, продолжил я. – И потому хочу вернуть вам долг.

– Что вы, Ярослав! Вы мне ничего не должны, ведь я оплатила ваши труды, а не давала в долг, – удивлённо проговорила Арина Андреевна.

– Но тогда я трудился как коммунист, для коллектива детей, а значит, во благо общего дела… Поэтому и деньги следует вернуть им, – произнёс я, не сводя с женщины глаз.

В смятении она перевела взгляд на портрет Дзержинского, и пораздумав некоторое время, обратилась более тихим тоном.

– Знаете, Ярослав, имея с вами общих знакомых, особенно занимающихся подобным трудом, – спокойно начала Арина Андреевна, кивнув в сторону портрета, – я не могу принять их обратно, потому как это прежде всего поддержка своего товарища от горячего сердца.

– Выходит… Вы его знаете?! – изумился я, глянув на Железного Феликса.

– Да. Несмотря на то, что он младше меня, мы успели принять участие в ликвидации детской беспризорности. Яков Геннадьевич, ещё будучи зелёным кандидатом на звание, грамотно находил ребят с улицы, после он участвовал в борьбе с уклонами, а затем отправился в Испанию… Знаю, что он в Москве, но почти два года мы не общались. – Проговорила Арина Андреевна печальным тоном, и после небольшой паузы продолжила: – Яков сильный человек, отдавший себя делу социализма, можете в нём не сомневаться.

– Выходит, я не останусь трудиться на заводе после операции? – случайно произнёс я вслух и тут же осёкся, вспомнив слова капитана.

– Я не могу дать вам однозначного ответа, Ярослав. Только вы можете решить эту задачу, задав себе вопрос: где я могу принести больше пользы обществу рабочих и крестьян? На производстве или вернувшись на службу? Советую исходить из этого, – спокойно объяснила воспитательница, вновь разливая чай.

– Арина Андреевна, а вы можете рассказать о том, как давно знакомы с Иной? – проговорил я, решив несколько поменять тему и узнать чуть больше о своих товарищах.

Услышав мой вопрос, гражданка Фёдоровна с нежной улыбкой на лице поднялась из-за стола. Она достала из шкафа фотоальбом и, раскрыв его, продемонстрировала фотографии, на одной из которых была изображена девочка примерно двенадцати лет, держащаяся за руку с молодой Ариной Андреевной. Рядом располагались и другие снимки, на которых та же девчонка стояла с юным брюнетом в очках, но оба они оказались уже несколько старше.

– Инночка воспитывалась в детском доме с одиннадцати лет, а родителей не знала с рождения, – продолжила она, переворачивая страницу и показывая фотографию Никитина. – До этого она жила на улице, где её и нашёл Яков Геннадьевич. В составе группы чекистов он вызволил женщин из публичного дома, в числе которых оказалась Инна, которую он доставил к нам. В школе она познакомилась с Владиленом, и они очень быстро стали неразлучными друзьями, – добавила воспитательница, указывая на следующую фотографию. – А в шестнадцать лет они часто сбегали в город и проводили вместе часы напролёт.

– Красивая история, но, похоже, скоро она получит продолжение, – добавил я, оторвавшись от просмотра. – Мне стало известно, что Инна беременна.

– Тогда я уверена, что в ближайшее время об этом узнает и будущий отец! – радостно воскликнула Арина Андреевна. – Пойдём посмотрим, как дела у ребят.

Когда мы вышли во двор, Анна уже была там, окружённая своими маленькими подружками. По всей видимости, им удалось поймать юную поэтессу и заплести ей несколько коротких кос, с которыми она, кажется, решила не расставаться до самого вечера. Теперь обе девушки занимались с детьми, обучая их танцам. Они разделили ребят на группы, а затем образовали пару, чтобы продемонстрировать движения вальса.

Коллектив с восторгом наблюдал за плавными движениями девушек, не в силах скрыть восхищения. Вскоре ребята, разбившись на пары, приступили пусть к пока неумелой, но самостоятельной деятельности, стараясь преодолеть страхи и стеснения. Однако в силу своего возраста это занятие вскоре наскучило им, и понимающая это Инна собрала единый хоровод, в котором дети пустились в общее движение под пение любимых песен.

Я и Владилен тоже решили принять участие в этом движении, и, встав между ребятами, мы принялись неспешно двигаться, сохраняя общий темп. После полного оборота Инна пригласила моего товарища в центр круга и, взявшись за руки с младшим Сухаревым, закружилась в медленном танце, не отрывая взгляда от его глаз. Вскоре она набралась смелости и обратилась к парню, что заставило остальных ребят замолчать.

– Владь, я очень счастлива осознавать, что мы провели вместе столько лет, – начала девушка спокойным, но уверенным тоном, – я благодарна тебе за всю заботу и поддержку, что ты совершил для меня.

– Спасибо, Инна, мне очень приятно слышать такие слова от тебя! – радостно воскликнул Владилен, не скрывая своего счастья.

– Но мне нужно сообщить тебе ещё одну новость, – продолжила она, уже слегка нервничая, но сохраняя прежний тон.

– Конечно, ты же знаешь, я всегда готов тебя выслушать, – ответил юноша, ведя её за собой в этом туре и не смея отвести взгляд.

Их лица хоть и располагались вблизи, но в этот момент оказались совершенно противоположны по содержанию эмоций. Сухарев выражал эталон уверенности и стойко дожидался, как мне показалось, любой новости от Инны, которая, пребывая в смятении, плавно приблизилась к нему и сообщила весть на ухо.

В следующий миг спокойствие Владилена нарушилось, и его залившееся лёгким румянцем лицо выразило невообразимый восторг, перешедший в радостное восклицание.

– Инночка, это правда? Повтори, пожалуйста, эти слова ещё раз! – начал Сухарев, взяв девушку за плечи.

– Да, Владя, правда… У нас будет ребёнок, – уже не сомневаясь, проговорила Инна при всём коллективе.

Сначала Владилен не говорил ни слова, лишь созерцал свою барышню, которая, проронив несколько редких слёз, ответила ему тёплым взглядом. Затем он обхватил ее за талию и, прижав к себе, прокрутил Инну несколько раз вокруг своей оси со счастливым восклицанием, разносящим весть по всей округе.

– Я буду отцом! – громко кричал философ, совершив заключительный пируэт. – Инна, дорогая, спасибо тебе большое!

Инна ничего не проговорила, и, облегчённо выдохнув, она снова обняла своего молодого человека, нежно целуя его в щёку. Мы с Аней решили подойти к ним поближе, но в этот момент к нам в радостном возбуждении подбежал болтливый Владилен.

– Ярик! Товарищ ты мой верный! Ты же слышал эту новость?! Я буду отцом, – возгласил Сухарев, обняв меня, и после уделил внимание сестре, трепетно взяв её ручку, – сестрёнка, милая моя Анюта, у тебя скоро появится племянник!

– Я очень рада за вас, ребята! – ответила ему сестрёнка, бросившись в его объятия, – поздравляю тебя, братец!

Когда они отпустили друг друга, Владилен вытер редкие слёзы на своих щеках, и обратив внимание на маленького Сашеньку, подозвал его к себе, совершив лёгкое движение руки. Отрок встал между ним и Инной, с удивлением взирая на обоих, и вопросил философа недоуменным тоном:

– Если у вас всё хорошо, то почему же вы плачете?! Кто вас обидел?

– Никто, Саша, ты можешь не переживать за нас, – ответил ему Владилен, пригнув перед ним колено, – просто это один из способов справиться с сильными переживаниями.

– Как сложно, – задумчиво протянул малец, и после радостно объявил перед всем коллективом: – Теперь вы точно должны пожениться!

– Конечно, Сашенька, мы обязательно поженимся с Инной, – проговорил Сухарев, потрепав юнца в волосах, а после поднялся к Инне.

Они снова оказались рядом, и, взяв её за руку, Владилен опустился на колено. Уверенно глядя ей в глаза, он начал свою речь:

– Инна, дорогая моя, я осознаю, что в настоящий момент я не совсем подготовлен, но, тем не менее, я не могу не задать тебе этот вопрос: согласна ли ты стать моей супругой?

– Да… Я согласна! – радостно ответила девушка, вновь пустив слезу.

Он мягко поцеловал кисть её руки, и, поднявшись на ноги, оба любящих сердца встретили подошедшую к ним Арину Андреевну.

– Дорогие мои, я не могу сдержать своего восторга! Я искренне рада за вашу пару. Вы же выросли у меня на глазах: бегали в саду детишками, а теперь ходите за руку вместе. Родные мои, позвольте мне вас обнять! – воскликнула она, заключая их в объятия.

Мы провели в коллективе детского дома весь оставшийся день и только к вечеру, ощущая сильную усталость, неспешно отправились домой.

5.

В утро понедельника я выходил на смену уже ознакомленный с поставленной задачей и находился в полной решимости её выполнить. Зная о предоставленной поддержке, а также о том, что на производстве меня ожидает связной, моё сознание лишь наполнялось приливом решимости и радостным чувством, что я вновь нахожусь на службе рабочему классу.

Когда я приехал на работу, цех сильно изменился. Ночная смена уже заканчивала свою работу и собиралась уходить домой, что на некоторое время остановило производство. Осматривая цех, становилось понятно, что эксплуатировалось лишь три ленты, а четвёртая была свободна. По слухам, руководство готовилось только сегодня объявить о новом изделии, которое будет добавлено в производственную номенклатуру.

Поприветствовав трудящихся и заняв среди них место, наш коллектив приготовился к утреннему собранию, которое не заставило себя долго ждать. В восьмом часу в цех, с напутственным словом, вышли радостный Василий Петрович и усталый Евгений Викторович, который находился в сонном состоянии.

Рабочие, не став терять времени, устремились к руководителю и, захватив его в полукруг, приготовились услышать их речь.

– Утро доброе, уважаемые товарищи! – воскликнул руководитель, окинув взглядом знакомые лица. – Рад видеть вас отдохнувшими, радостными и готовыми к труду!

– Ура! – хором ответили мы и принялись дожидаться продолжения речи.

– Такое бодрое состояние не может не радовать, особенно в свете грядущих важных событий, – вновь уверенно заговорил Василий Петрович. – Они связаны с новым изделием, которое также будет производиться в артели. Речь идёт о радиостанции «Джек». Кто уже слышал о ней?

Первым, кто потянул руку, а после совершил шаг вперед, оказался Аркадий Иванович. За выходные он успел привести свои пышные усы в порядок, от чего напоминал красного кавалериста времён Гражданской войны, которых я часто видел на картинках в детстве.

– Слыхали, Василь Петрович, выходит, с этого трудимся на усиление спецподразделений? Она же применяется на большие расстояния. – уверенно ответил Константинов от лица коллектива.

– Всё верно, Аркадий Иванович! – ответил Евгений Викторович, потянувшись, чтобы ободриться. – Аппарат надёжен и довольно прост в производстве, поэтому сможем успешно поставлять товары как для военного, так и для гражданского сектора.

– Именно так, – поддержал мастера Василий Петрович, тронув его за плечо, – с этого дня артель служит также и нашей армии. Согласно плану, мы должны нарастить производство до двух тысяч радиостанций в месяц, и на этой неделе осваиваем новый производственный процесс. Коллективу ясны задачи?

Мы хором ответили согласием, и как только волна шума стихла, Аркадий Иванович вновь обратился к Кривошееву.

– Странно всё это… Сначала НКВД проводит переоборудование и завозит новые материалы, затем вводит военный сектор в производство с перспективой его расширения… Василь Петрович, я прошу никого не паниковать, но мне кажется, что назревает война… – рассудительно произнёс рабочий, и после его слов воцарилась тишина.

– Типун тебе на язык, Аркаша! Ну какая, к чертям, война?! – поражённо воскликнул Жаринов, отмахнувшись от этой мысли. – НКВД поставило цель помочь в перевооружении Родины на следующую пару лет, а мы им в этом посодействуем.

– Да я не запугать, так… Простые мысли вслух и не более, – простодушно заключил Аркадий Иванович и вернулся в коллектив.

– Ладно, плохие рассуждения в этих стенах редко звучат, а лишняя предосторожность не помешает, – с уважением начал Кривошеев, стремясь избежать недопонимания. – Поэтому не станем забывать об этих мыслях и быть готовыми ко всему. А теперь приступаем к труду!

Когда рабочие принялись расходиться по производственным местам, Аркадий Иванович прихватил меня с собой. Мы уже собирались приступить к работе у конвейера, как вдруг появился Евгений Викторович, который принёс с собой множество новостей.

Я вновь присмотрелся к бригадиру и смутился от его внешнего вида: на месте некогда озорных глаз теперь виднелись уставшие, потухшие очи. Его уверенная походка изменилась на медленную и осторожную, а некогда подтянутая белая кожа приобрела желтоватый оттенок. Во мне что-то сжалось до боли, и мы с Аркадием отправились к нему на встречу.

– Евгений Викторович! Здравствуй ещё раз! – воскликнул Константинов, пожав ему руку, – ты, часом, не заболел? Уж больно вид у тебя печален.

– На здоровье пока не жалуюсь, не спал пару дней, тяжело, но пока держусь, – ответил Жаринов, кивнув головой. – С врачом, принимающим на дому, вопрос решал для мамки, пока без успеха…

– Да что же это такое, в самом деле?! – возмутился Аркадий Иванович, хлопнув в ладоши, и, указав пальцем в грудь бригадира, он продолжил: – Твои проблемы, Евгений Викторович, – это проблемы всего нашего коллектива, поэтому, если до конца недели ты не сообщишь об этом чекистам, этим займёмся мы с Ярославом. Тебе ясно?

– Ясно, Аркадий Иванович! – радостно ответил Евгений и слегка подмигнул ему левым глазом.

– Раз всё понятно, то веди нас за собой, – вмешался я, обратившись к бригадиру, – мы куда идём-то сейчас?

– Пройдёмте в заготовительный склад, я всё вам объясню по дороге, – сказал Евгений, кивнув в сторону конца цеха с правой стороны.

***

Складное помещение оказалось практически доверху заполнено ящиками с деталями для новой радиоаппаратуры. Их ряды возвышались чуть ли не до потолка, образуя своеобразные коридоры, напоминавшие лощины, которые простирались до ворот, выходящих на улицу.

Лишь у входа в цех остался крохотный пятачок, на котором, рассевшись за столом, сидела пара лиц, которых ранее я не видел. Они резались в карты и, по всей вероятности, даже не думали трудиться, хотя рабочий день уже давно начался.

Наше появление заставило их насторожиться, но, увидев бригадира, тот, что был постарше и имел рыжеватый оттенок волос, подскочил со своего табурета и приветствовал лично Евгения.

– Не иначе товарищ Жаринов лично явился к нам! Вот уж действительно доброе утро! – воскликнул он, выронив перед напарником карты.

– Вот ты жук, Савелий! – протянул тенором второй, тот, что был моложе и носил тёмные волосы, – откуда у тебя столько лишних тузов?! Да и тем более козырных!

– Молчи, Колька! Не видишь, начальство пришло, а значит, веди себя подобающе! – пристукну товарища по взъерошенным волосам, вновь повысил голос старший, а после, уже умиротворённо, обратился к нам: – Ну, господа, с чем пожаловали?

– Осмотреть склад и подготовить его к эксплуатации, – ответил Аркадий Иванович и повёл меня с собой, оставив Евгения с кладовщиками наедине.

Мы вошли в один из проходов между рядами, и Константинов, пройдя со мной несколько метров, остановился, чтобы окинуть взглядом высокие стены, а затем повернулся ко мне.

– Поразительно, но в ближайшее время всё содержимое этого помещения отправится на защиту нашей Советской Родины… А раньше коллектив освоил бы такой объем не менее чем за пару месяцев! – с восхищением произнёс Аркадий Иванович, на мгновение подняв руки к потолку.

– Да… – протяжно согласился я, тронув один из ящиков, – тут остаётся лишь поразиться тому, сколько ещё может совершить человек!

– Лишь бы захотел, Ярослав, – ответил рабочий, слегка понизив голос, и, подойдя ко мне с невозмутимым видом, спросил: – Какова задача, поставленная старшим?

– Выйти на людей, угрожающих безопасности склада, – чуть слышно, ответил я, – я уже высказал предположение, что в этом замешан Евгений Викторович, но это ещё надо доказать.

– Тогда ступай к ним и заведи беседу, а я осмотрю со стороны, действуй! – указал Константинов, и отправился в конец ряда.

Я выдохнул и, приготовив непринуждённый вид, вновь отправился к работникам склада, которые уже успели усадить бригадира к себе за стол.

– Что, молодой, тебя надолго к нам сослали? – с лёгкой иронией спросил Савелий Палыч и, не дожидаясь ответа, выдвинул табурет. – Садись четвертым, в ногах ведь правды нет, так ли, Женька?

– Всё верно, – устало согласился бригадир, отведя взгляд.

Заняв место напротив Жаринова, передо мной тут же возникли карты, подняв которые я сразу нарвался на комментарий.

– Мы на интерес не играем, – схватив меня за руку, приметил его темноволосый товарищ, – если уж взял, то рубль на стол!

– Я не против заранее поднять ставки, – твёрдо сказал я, вынул из кармана пять рублей и положил их на стол. – Какой интерес с мелочевки начинать?

– Хитёр бобёр! – подметил рыжий Савелий, – тебя за какие заслуги к нам сослали-то?

– За то, что работы не боюсь, но лишний раз не поведусь, – ответил я, кинув козырь на стол перед лицом Евгения в начале партии. – В таком случае, сказали мне, топай на склад и оставайся там, пока мы не освоим его.

– Стало быть, навек сослали! – воскликнул Николай, кинув передо мной короля.

– Им же хуже, ибо тут есть где разгуляться, не сгибая спины, – отрезал я, вновь выставив козыря.

Двойка переглянулась между собой, и, передав информацию глазами, Савелий Павлович с подозрением обратился ко мне, забирая карту себе.

– Разгуляться тут есть где, но чтобы хорошо гульнуть, может, и ночью придётся на смену выйти.

– Выйти-то можно, только, надеюсь, не работать, ибо я не конь! – сделав возмущённый вид, воскликнул я.

– Работать не придётся, а побегать найдём где, – вдруг присоединился Жаринов, выдав на стол карту. – Тебе, вроде, деньги не помешают?

– Они никому не мешают, Евгений Викторович, и чем их больше в кармане, тем счастливей человек, – проговорил я, пристально взглянув на бригадира.

Воцарилось непродолжительное молчание, в ходе которого Жаринов получил от старшего кладовщика некий знак, повинуясь которому он едва слышно продолжил посвящать меня в курс дела.

– Ярик… – с трудом произнёс Евгений Викторович, не поднимая глаз, – ты понимаешь, сколько тут в перспективе денег?

– Думаю, с избытком… если как следует попотеть, – предположил я, глянув на Савелия.

– Не то слово, что с избытком! – несколько громче проговорил он, но после перешёл на шёпот, – грех будет не взять хоть немного от общего числа, понимаешь?

– Более чем, – ответил я, переведя внимание на его напарника, который также оценивал меня глазами.

– Если всё пройдёт безотказно, то далее отработаем схему, – начал Николай, вновь тасуя колоду, – глядишь, две зарплаты в месяц начнёшь делать… Плохо, что ли?

– Да какой две! Больше в разы, какой дурак будет рисковать за такую никчёмную сумму! – воскликнул Савелий, бросив в напарника монеты со стола.

Возникла новая волна напряжения, и мне показалось, что сидящие напротив люди стали ещё более недружелюбно относиться друг к другу. Если бы не голос Евгения, который нарушил тишину, страшно представить, чем бы могло закончиться это движение с монетами.

– Ярик, решайся, ты мне нужен… Если согласишься, сразу получишь аванс, – нехотя произнёс он, уже заранее засунув руку в карман спецовки.

– Я с вами! – уверенно ответил я, глядя в хитрые глаза Савелия.

– Молодец… Тогда держи аванс, – произнёс Жаринов, обнадёживающим тоном, и я ощутил, как что-то коснулось моего колена под столом, – тут пять сотен, остальное нам с тобой отдадут после.

Я бегло опустил взгляд, принимая купюры, и краем глаза заметил, как со стороны Савелия что-то блеснуло. Мужик, охваченный потом, быстро сделал движение, не отводя от меня взгляда, словно пытаясь скрыть этот предмет, а после обратился к присутствующим.

– Гляньте! Радуется-то как, – хрипло прозвучал его голос. – Женька, говори план действий.

– Ярослав, слушай меня внимательно, – подмигнув мне, подчинился бригадир. – Сегодня собираемся на месте к полуночи и вывозим заранее отложенный груз. После мы отправимся по адресу и получим всю сумму наличными.

– А теперь тихо! – указал Николай, вновь раздавая карты. – Прячь купюры, а то Константинов возвращается.

Аркадий Иванович не заставил себя долго ждать. Увидев всё необходимое, он покинул свой наблюдательный пункт и спокойно вернулся к нам. Лишь в последний момент он обратился к компании с возмущением в голосе.

– Вы так весь день намереваетесь штаны просиживать? Пора приступать к труду! – воскликнул старший товарищ, хлопнув меня по плечу.

– Верно Аркадий Иванович глаголит, пора, товарищи, партия ждёт от нас рекордов! – поддержал его Евгений, и бригада отправилась подавать заготовки в цех.

Мы присоединились к остальным работникам и приступили к снятию ящиков с полок, а также к транспортировке их содержимого в цех. Погружая детали на платформы конвейерной ленты, которая отправляла их в цех, наша бригада постепенно освобождала деревянные ящики, и остальная часть коллектива относила их, чтобы после вернуть поставщикам.

Перед нами простирались необозримые запасы сырья, и, несмотря на то, что мы провели в работе более двух часов, нам так и не удалось расчистить даже один стеллаж. В течение всего этого времени, пока Аркадий и помогавший ему Евгений открывали деревянные ящики и извлекали из них материалы, Савелий и Николай приносили их мне, а затем быстро возвращались обратно. Я же, в свою очередь, принимал эти детали и укладывал их на конвейер.

Несмотря на слаженность нашей работы, мы постепенно начали уставать. Поэтому было решено меняться с другими рабочими склада, чтобы иметь возможность делать небольшие перерывы. К обеду коллектив утомился, но, ощущая тяжесть в руках и спине, я продолжал трудиться, осознавая свою ответственность за общее дело. Однако нельзя было упускать из виду и надвигающуюся ночь, и я пристально наблюдал за Савелием и Николаем, которые, вместо того чтобы помогать друг другу, скорее соревновались в том, кто сможет выполнить больше работы.

Вскоре настал час обеда, и изрядно промокшие товарищи направились в сторону столовой, как раз к тому моменту, когда на склад прибыл ещё один грузовой автомобиль.

– Товарищи, ступайте отдыхать, я скажу водителю дождаться окончания обеда! – воскликнул я, как только открылись ворота.

– Молодцом, Ярик! Тогда увидимся в столовой! – ответил Аркадий и увёл за собой коллектив, включая подозреваемых.

Я добрался до ворот и распахнул их, дав возможность водителю подготовить машину к погрузке. Он аккуратно завёл транспорт задним ходом, а я, наблюдая за его маневрами, почувствовал, как выхлоп двигателя наполнил часть пространства клубами чёрного дыма.

Вскоре движение прекратилось, и вышедший из кабины водитель заставил меня удивиться. Им оказался Гурам Беридзе.

– Здравствуйте, Мегобари! Я правильно понимаю, что это заготовительный склад? – с широкой улыбкой спросил он, пожимая мне руку.

– Так точно, вы правильно определили место! – радостно проговорил я и осмотрелся по сторонам. – В данный момент мы одни, образ не требуется.

– Хвалю за наблюдательность, Ярик, но лучше вернёмся в автомобиль, – ответил старший лейтенант, кивнув в сторону двери.

Мы разместились в просторной кабине, способной вместить до четырёх человек, и после того как двери оказались закрыты, Гурам продолжил знакомство с обстановкой.

– Докладывай, Ярик, что удалось выяснить? – не теряя улыбки, проговорил Беридзе.

– У меня получилось на группу Жаринова, а значит, с подозреваемым мы не ошиблись, – начал я, глядя в зеркало заднего вида, – сегодня к полуночи они собрались вернуться на склад с целью ограбления.

– Хорошо, с планами мы определились, – отметил старший лейтенант и продолжил, пристально всмотревшись в меня, – и тебя, конечно же, они берут с собой в качестве компаньона?

– Так точно, сбор произойдёт, скорее всего, во внутреннем дворе, мне уже выдали аванс на руки, – согласился я, предъявив купюры, – возьми их, в качестве доказательства.

– Вай мэ! Аж пять сотен рублей! – удивлённо воскликнул Гурам, глянув на деньги. – Богато живут, граждане жулики… А если это лишь аванс, то дело обещает оказаться крупным.

– Верно, похоже, они планируют вывести значительную часть склада за одну ночь, – согласился я, удивившись, что он возвращает мне купюры, – вам они пока не нужны?!

– Совсем не нужны, оставь их у себя, и слушай дальше, – ответил Беридзе, достав схему артели, – насчёт ночи не переживай, мы будем ждать вас, а вот в течение дня будь внимателен, потому как они могут тебя проверить на пригодность к «делу». Слушай и следи за их разговорами, а также поступками, скорее всего, они хотят использовать тебя в качестве балласта, а после устранить… Войди в роль мещанина, которому быстрые деньги важнее сознательности и даже жизни, растворись в ней, и не жди подвоха! – воодушевлённо окончил он, глянув на меня.

– И вы поможете мне, если ситуация выйдет из-под контроля? – не удержался я, и с волнением впился глазами в карту.

– Мы устраиваем представление, а они лишь актёры, что примут участие в этом процессе, – хитро ответил Беридзе, и с улыбкой подтолкнул меня в плечо, – я доложу капитану о твоих успехах, а что касается Жаринова… Если он поможет следствию, то наказание за содеянное окажется минимальным, а его мать уже сегодня вечером отправляется на государственное лечение, может, это его остановит, и заставит пойти навстречу.

– Разумно… – проговорил я, ощутив прилив радости, – он же потеряет повод для преступления!

– Именно, – кивнул Гурам и приоткрыл дверь, – таково решение Никитина, устрани причину для преступления, устранишь и преступника. А на так называемого доктора ещё предстоит выйти… Всё, отправляйся трапезничать, товарищ Мельников! – воскликнул он и выпрыгнул из кабины.

Покинув грузовик, я отправился на обед, и вскоре наша бригада вернулась на склад, но уже с усилением в несколько лиц. Распределившись на пару групп, рабочие слаженно отправляли детали в цех, а трудоёмкость задачи заметно снизилась.

В процессе труда даже сотрудник под прикрытием покинул автомобиль, чтобы помочь коллективу. Он встал рядом с Евгением и аккуратно завязал с ним разговор.

– Генацвале, не бережешь ты себя! Слишком большая ноша, ты погляди на остальных, как они не спешат, – мягко обратился к нему чекист, подавая груз полегче.

– Смотрю, товарищ водитель, и вижу, что ситуация в жизни у них проще, а значит и груз легче, – ответил бригадир, беря дополнительный ящик, – а мне спешка нужна, объемы.

– А ты попроси их разделить с тобой. Объёмы останутся прежними, но восприятие будет иным, – подмигнул ему старший лейтенант, опередив его с ящиком в руках. – Насколько я понимаю, ваши личные проблемы являются общими.

– Не могу я людей впутывать! – вскричал Евгений, захватив внимание всего склада и особенно пары подозреваемых, что заставило его говорить тише. – Потому как не жилец я и даже свободы мне не видать. Но я обязан помочь мамке, обязан, несмотря на судьбу такую…

– Ошибаетесь, товарищ бригадир, – перебил его чекист, указав мне забрать второй ящик, – ваша судьба в руках коллектива, потому как вы его часть, а значит, он и поможет решить ваши проблемы.

Удивившийся Жаринов вытаращил на него глаза, и в эту минуту на склад забежала бухгалтерша, размахивая папкой. Она ловко обогнула толпу рабочих и, оказавшись перед нами, протянула бригадиру пару листов бумаги, которые успела вытащить на ходу.

– Вот, Евгений Викторович! – отчеканила барышня, переводя дух и поправляя волосы. – Только получила и сразу к вам. Он лично подписал и сразу ушел, велел услышать ответ на вопрос: посодействуете ли вы в дальнейшем?

– «Заключение о направлении на лечение» и «Уведомление о предоставлении защиты семьи»… – прочёл Евгений сразу оба документа, и далее не смог сдержать слёз.

Гурам стремительно перехватил его ношу и, сложив её на пол, схватил Жаринова за руку, отведя в сторону со словами:

– Успокойтесь, вам больше ничего не угрожает, поэтому ведите себя как прежде…

Чтобы привести коллектив в спокойствие, я как ни в чём не бывало продолжил работу. Бухгалтерша же, сообщив, что одному из сотрудников стало плохо, распорядилась продолжать производственный процесс и покинула склад.

Оставшаяся часть трудового дня прошла в обычном режиме.

6.

Когда я возвращался домой, меня одолевала лёгкая усталость, а мысли о предстоящей ночи не давали мне покоя. Я предполагал, как всё сложится… Возможно, Евгений не придёт вовсе, и мне придётся столкнуться с преступниками наедине, и продержаться до появления чекистов. Или же сотрудники НКВД обезвредят их ещё на подходе? Этого я не знал наверняка.

Чтобы немного отвлечься и провести спокойный вечер с друзьями, мне захотелось взять для них торт. Выйдя на своей остановке, я заглянул в гастроном, а затем, пребывая в прекрасном расположении духа, направился домой.

Как только я достиг пятого этажа и постучал, входная дверь тотчас же отворилась, и меня встретила Аня, обрадованная моим возвращением.

– Привет, Ярослав! – воскликнула девушка, обняв меня. – Ты сегодня несколько припозднился, снова было много работы?

– Не совсем, сперва выбирал торт к чаю, а после решил немного пройтись пешком и подышать свежим воздухом, – ответил я, передавая ей угощение.

– Тогда, надеюсь, ты смог нагулять аппетит, потому что сегодня мы приготовили много чего вкусного, а торт оставим на чай, – всё также весело добавила Аня и сопроводила меня в зал.

В общей комнате снова был накрыт стол, и Владилен с Инной, оставшись ненадолго наедине, заканчивали последние приготовления. Они с любовью расставили тарелки и бокалы, а главным блюдом вечера стала жареная курица с отварным картофелем и пирогом. Также на поверхности находилось несколько больших графинов вишнёвого сока, что только добавляло красивого вида.

Но ещё краше выглядела пара возлюбленных: они, одевшись в тёплые тона, словно стали дополнительным источником света, озаряя пространство сиянием общего счастья.

Моё появление обрадовало их, и Сухарев, отправившийся ко мне, встречал меня не только приветствиями, но и новостной сводкой.

– Добрый вечер, Ярик, сегодня у нас большой праздник! – объявил он звенящим тоном, ухватив меня за руку. – Мы подали заявление на бракосочетание и успели составить список гостей, поставив тебя на одно из первых мест после ближайших родственников!

– Вот так ничего себе, очень польщён таким известием! – проговорил я, отдав крепкое рукопожатие. – Искренне вас поздравляю, ребята.

– Спасибо, Ярослав, – нежно ответила Инна, жестом пригласив за стол. – Мы очень рады, что ты будешь с нашим коллективом, жаль только, что Владимир Евгеньевич с Раисой Ивановной не смогут приехать…

– Ничего, Инночка, у них много важных задач! – уверенно вставил слово Владилен, накладывая мне полную тарелку. – Они приедут к январю следующего года, и мы ещё раз отметим это событие, а представителями с моей стороны станут Ярик и Анюта, а с твоей – Арина Андреевна и Яков Геннадьевич, всё просто!

– Товарищ капитан?! – удивился я, приподнявшись со своего места.

– Конечно, он был моим опекуном, а после попечителем, – спокойно объяснила Инна, сев напротив. – Хоть я и не жила непосредственно у него дома, но до тридцать седьмого года, а точнее до отбытия Якова Геннадьевича в Испанию, он навещал меня почти каждый вечер, принимая участие в воспитании как отец… А Арина Андреевна заменила мне маму.

Я хотел добавить слово, но в этот момент двери распахнулись, и в комнате появилась Аня с новой тетрадью и в вечернем бежевом платье.

– Ага, не ждали! – мелодично сообщила она, приземлившись рядом и положив голову мне на плечо. – Так и знала, что не успею к началу.

– Зато ты смогла хорошо себя приукрасить к вечеру, – подметил Владилен, подмигнув сестре.

– И это тоже, но моя главная проблема – это подготовка и планирование речей к нашему мероприятию. Я написала черновики, но покажу их только Ярославу, да и то ближе к ночи, – проговорила Аня, оставив на столе тетрадь. – А пока разглядывайте её с интересом.

– Мы можем чуть позже изучить их совместно, не вижу в этом ничего страшного, – добродушно отметила Инна, а после обратилась ко мне: – Устроим вечер коллективного творчества, что скажешь, Ярослав?

– Звучит хорошо, но, к сожалению, сегодня не смогу присоединиться к нашей компании, – признался я, заметив, как изменилось выражение лиц брата и сестры.

– Что-то случилось?! – взволнованно обратилась Аня, обратив на меня всю глубину своих разноцветных глаз.

– Вовсе нет, небольшие сложности на производстве, но мы их обязательно решим! – пылко возгласил я, но оказался понят лишь Инной.

– Согласна, переживать нечего, Ярослав с товарищами сегодня управятся с задачами, а завтрашний вечер мы проведём вместе, можете не сомневаться! – поддержала она с лёгкой жестикуляцией рук, донося мысль до Сухаревых.

Оставшаяся часть ужина прошла в спокойной обстановке. Мы обсуждали планы на предстоящие свадебные приготовления и пришли к выводу, что лучше всего отметить это событие дома. Также Аня огласила мысль о необходимости создания небольшой серии фотографий для последующей отправки родителям в Ленинград.

Когда ужин подошёл к концу, я с искренней теплотой поблагодарил своих друзей. После этого я отправился отдыхать, чтобы набраться сил и быть готовым к любым испытаниям, которые могли встретиться мне в ночи.

Я пробудился от лёгкого прикосновения к моей щеке и, открыв глаза, увидел нежное лицо с веснушками на щеках, а также сумеречное небо, простирающееся за окном. Аня вернулась на стул и, смотря на меня с улыбкой, тихо обратилась:

– Добрый вечер, уже десятый час, тебе пора, – проговорила девушка, держа меня за руку, – получается, ты вернёшься только утром?

– Будем надеяться, но есть вероятность, что придётся задержаться ещё немного, а затем выходные, – ответил я, присев на софе, – которые обязательно проведу с тобой.

– В таком случае я буду ждать твоего возвращения, приходи сразу ко мне, в какое бы время ты ни пришёл, – произнесла Аня, поднявшись со стула.

Поравнявшись с ней ростом, я обнял девушку за талию и, прижав к себе, принялся неспешно целовать эти нежные губы, принимая тепло её тела. Она ответила лёгким прикосновением рук к моей груди, похожим на трепет крыльев бабочки, после чего мгновение, объединившее нас, подошло к завершению.

– Пойдём, накормлю тебя перед походом, – вновь заговорила Анна, поведя меня к двери.

– Спасибо… Я обязательно вернусь к тебе.

***

Ближе к одиннадцатому часу я покинул квартиру в поисках такси, чтобы прибыть на место, имея запас времени, и использовать его для изучения обстановки до появления врага.

В эту ночь всё вокруг было окутано густым туманом, который, словно плотное покрывало, полностью скрыл от взора ночное небо, усыпанное звёздами. Казалось, сама природа благоволила преступлению, и оно должно было свершиться, не оставив после себя никаких следов.

Из соображений безопасности водитель автомобиля снизил скорость до минимума, и, находясь в плотной пелене, временами мне казалось, что мы не только движемся в неправильном направлении, но и вообще стоим на месте. Однако по мере того как машина удалялась от Москвы-реки, температура постепенно повышалась, что способствовало улучшению видимости. Благодаря этому мы оба почувствовали некоторое облегчение.

– И чего это вас в такую даль понесло в такое время? – облегчённо поинтересовался водитель, нарушив молчание.

– Работа, хотим перевыполнить план и поставить рекорд среди коллективов, – ответил я, оторвавшись от окна на заднем сиденье.

– О, да у вас соревнования! Похвально! А то погода такая, что и носа на улицу не стоит высовывать, – доложил человек, издав лёгкий смешок и с опаской глянув в зеркало.

– Верно… Не стоит, – спокойно повторил я, пристально вглядываясь в отражение его карих глаз.

Остальную часть пути он решил промолчать. Уже на месте, когда машина остановилась, я сразу протянул вперед руку с одной из полученных днём купюр.

– Ох, много! Даже слишком, браток! – изумился мужчина, продвинувшись к двери.

– Других нет, бери с расчётом на следующий раз, – ответил я, готовясь выйти.

– Ладно… – протянул мужчина и подмигнул мне. – Возьмешь сдачу «Столичной»?

– В другой раз, сейчас смена…

– Ну как хочешь, – вздохнул гражданин, качнув головой. – Ладно, бывай. Желаю удачи!

Выйдя из автомобиля, я неторопливо по пустынной улице в сторону артели. Свет фонарей, отражавшийся от влажного асфальта, и лёгкий, но пронизывающий ветер, гонявший по земле бумажный мусор, заставляли меня быть настороже и внимательно вглядываться в окружающее тёмное пространство. Когда я вошёл в узкий проулок между домами, меня встретил запах сырости и грязь, которая прилипала к ботинкам. Чтобы поскорее покинуть этот довольно длинный, как мне показалось, участок, я ускорил шаг и вскоре оказался во внутреннем дворе.

В тот момент он пребывал в запустении, и его скудное освещение ограничивалось несколькими фонарями. Оглядевшись по сторонам, я сделал ещё несколько шагов вперёд, как вдруг из сторожки у главных ворот выскочил седовласый сторож с «Фроловкой» в руках. Он с недоверием посмотрел на меня и, направив оружие в мою сторону, громко произнёс:

– Не шевелись и скажи, кто таков! – прозвучал хриплый голос, заставив поднять руки.

– Ярослав, рабочий с артели, – спокойно доложил я.

– А чего пришёл? На ближайшие пару дней ночные смены отменили, и… – Не успел он договорить, как за главными воротами послышался звук автомобиля и серия ударов кулаком о металл. Кого там черти принесли?! – удивлённо возразил старик и, приблизившись к воротам, окликнул гостей: – Кто там?

– Жаринов! Пётр, отпирай, дело срочное! – воскликнул прибывший бригадир.

– Вот те раз… Вы что, днём не наработались, в самом деле?! – возмущенно проговорил сторож, сняв замок.

Я поспешил к рабочему и помог отворить тяжёлые металлические ворота. На улице нас уже ждал небольшой грузовик, его двигатель тихо урчал, а в кабине сидели Савелий и Николай. Евгений Викторович, дождавшись, пока автомобиль въедет на территорию, протянул мне руку и, приветствуя сторожа, пожал ему плечо.

– Да, Пётр, припозднились мы немного, тут мы виноваты, но сам понимаешь, дело ждать не любит, – обратился бригадир, смотря сторожу прямо в глаза.

– Я всё понимаю, тока меня и не предупредили! – воскликнул дед. – Вы пока проходите в цех, а я сообщу Кривошееву о вашем прибытии.

– Не стоит, это лишнее, – ответил Жаринов и кивнул за спину старику.

В следующую секунду Савелий и Николай одновременно набросились на Петра. Сбив его с ног, они отняли оружие, связали руки и вставили кляп в рот, заставив человека завыть от неожиданности. Раскрыв двери в грузовом отделении автомобиля, они подняли несчастного и оттащили его в кузов, сложив словно груз. После сообщники сорвали с него связку ключей и, закрыв двери, обернулись к нам.

– Всё складывается как нельзя лучше, – произнёс Евгений, протянув руку за ключами, – пока разворачивайте автомобиль, а я открою вход.