Читать онлайн Истина

Дизайнер обложки Голубева

© Лана Голубева, 2025

© Голубева, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0067-0782-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

Итак – ложь. Обман, дезинформация, вранье – называйте как хотите, механизм этого действия всегда един: люди извращают факты и получают от этого выгоду. Разную выгоду и в разных масштабах – все зависит от ситуации. Дети, например, лгут чтобы избежать наказания, привлечь внимание родителей, снискать уважение сверстников. Чаще всего они скрывают невинные проступки, не договаривают о проблемах в школе и такая «бытовая» ложь не приносит серьезного урона. Ей не брезгают и взрослые люди общаясь с начальниками-кретинами, скрывая измены, составляя резюме, назначая встречи, посещая доктора. Чем чаще человек лжет, тем убедительней он становится и тем меньше его мучает совесть. Некоторые специально оттачивают это особое мастерство годами. Такие люди лгут куда изощренней, но и мотивы у них обычно намного серьезнее. Случается, что человек лжет не осознавая этого – он может быть искренне уверен в правдивости чего-то ложного и передавать эту ложь другим. Иногда ложь колоссальна, если, например, касается политики. Самый разрушительный вид лжи тот, что воздействует на массы, ведь под видом истины он может изменить мировоззрение целых поколений. Каждый день история человечества переписывалась по прихоти заинтересованных сторон и найти достоверные факты становилось все сложней.

Ложь была неотъемлемой частью жизни людей в течение многих сотен лет… Была.

Сейчас я не могу вспомнить какой была моя последняя ложь, кому она была адресована, с какой целью произнесена и какую выгоду я получила солгав. Вообще-то мало кто из нас такое помнит, никто толком не придавал этому значения. Ложь всегда приходила сама, возникая в подсознании, никаких усилий для этого прикладывать не приходилось, теперь же она молчит. Я хочу рассказать вам о том времени, когда Истина пришла в наш мир, когда у человечества появился шанс сделать шаг, а точнее огромный скачек вперед. Привычный уклад жизни рухнул в одно мгновение, предоставляя нам возможность навсегда изменить его. Я опишу эту историю не общеизвестными сухими фактами, а так, как ее видела я сама.

Меня зовут Джейд Саттон. Сейчас мне тридцать девять лет. С тех событий, о которых я расскажу, минула декада. В то время мы с моей старшей сестрой (точнее кузиной, но об этом мало кто знает) проживали самую обычную и спокойную жизнь в светлом и уютном доме на Сентенниал бульвар в Спрингфилде, штат Орегон. Одноэтажный белый домик с небольшой террасой и гаражом сестра купила, отдав все свои сбережения, когда я была еще совсем ребенком, а ей пришлось оформить надо мной опеку. Ипотеку за него мы так и не успели выплатить. К двадцати пяти годам я уже имела отличную работу, можно сказать, что идеальную. Фирма, в которой я почти пять лет проработала иллюстратором находилась в Сакраменто, какое-то время я жила там, но по просьбе сестры вернулась домой. Мне было все-равно где жить, но работа была для меня важна и, к счастью, мне позволили продолжить трудиться удаленно. Это был тот редкий случай, когда твои интересы и способ заработка совпадают. Я создавала персонажей для игр, у каждого из них была своя неповторимая история, характер и причуды, свой маленький мир, который увлекал меня целиком и полностью. У меня тогда были грандиозные планы на будущее, сейчас даже смешно вспоминать. Наша фирма готовила крупный проект, (что-то о лесном народе, собирающем части разрушенных древних тотемов), который должен был вывести нас на новый уровень – поставить в один ряд гигантами игрового рынка и открыть перед всей командой невероятные перспективы, но у вселенной были другие планы. Перед людьми открылся новый путь, по которому судьба заставила идти и никто не мог этому воспротивиться. Развею ваши иллюзии, если вдруг они все еще с вами – вселенную не волнуют чьи-то желания и надежды – она уже давно все решила за вас. Когда-то я верила в обратное. Я верила, что мы сами пишем свою историю и никто, кроме нас самих не в силах изменить ее.

Когда я училась в колледже в Портленде моей соседкой по комнате была одна раскрепощенная заводила с кучей друзей и проблемами с алкоголем. Она была хорошим, добрым человеком, поэтому я решила упомянуть ее здесь и сохранить тем самым память о ней. Ее звали Исабелла Маркез. Она тоже верила в силу желаний, строила планы на будущее и постоянно «посылала запросы во вселенную» в образе этакой цыганки – провидицы. Она постоянно напоминала мне о приметах, стучала за меня по дереву, бросала соль через левое плечо, а среди многих ее звенящих браслетов, которые она носила не снимая, были и обереги, призванные защищать ее от неудач. А ведь мы с Исабеллой были знакомы еще в школе, обе росли в Спрингфилде, но довольно редко общались. Ее семья держала мексиканский ресторан и была очень религиозна. Они дорожили своей репутацией и практически не позволяли ей проводить время с друзьями, даже на школьные экскурсии ее отпускали через раз. Окончив школу я взяла перерыв, чтобы немного поработать и помочь сестре с ее бизнесом (она пекла, без преувеличения, самые вкусные пироги во всем Орегоне), а когда через год я поступила в колледж Исабелла оказалась моей соседкой. Потому я была поражена изменениями в ее поведении, в ее внешнем виде, это был словно совсем другой человек, словно она наконец могла быть самой собой. Думаю, именно из-за семьи, из-за гиперопеки и тотального контроля она, поступив в колледж, пустилась во все тяжкие. Травка, вечеринки, алкоголь. Парни. Много парней, но ни с кем из них у нее не выходило ничего серьезного. Как только очередной ухажер решал, что ему нужно нечто большее, чем мимолетные встречи, Исабелла тут же прогоняла его. Она не привязывалась ни к кому из них – ее родители запретили ей заводить отношения пока она не закончит колледж, и, дабы не усложнять себе жизнь, Исабелла просто хорошо проводила время. Мы с ней часто бывали на разных студенческих вечеринках, но я там присутствовала скорее, как ее моральный компас. Особенно мне запомнились вечера, проведенные за ее любимой игрой – «Правда или действие». Мне нравилось анализировать этот процесс. Хоть я и принимала участие в игре наравне со всеми, чувствовала я себя сторонним наблюдателем. Скелетов в моем шкафу было мало, так что я оставалась самой трезвой, ведь «действие» всегда было одно – выпить. И знаете к какому выводу я пришла, наблюдая? Люди – страшные существа. Звучит не очень, правда? Казалось бы – обычная игра, призванная повеселить и занять пьяную публику, но как вы думаете, на что люди готовы пойти, лишь бы не выдать позорной правды о себе? Что готовы сделать? Сколько готовы выпить? Я не раз видела, как спустя пол часа игры, некоторые уже не могли ровно стоять на ногах – на столько были пьяны. Иногда, конечно, было совсем не до смеха, иногда люди ругались, пару раз кто-то подрался. Иные, когда речь заходила об игре, сразу устанавливали правила и составляли список запретных тем. Тогда это была всего лишь игра, у человека всегда был выбор, он мог вообще не принимать в ней участия. Сейчас я вспоминаю то время с трудом, как будто пытаюсь припомнить давний сон. То, что так легко давалось тогда, сейчас невозможно и недосягаемо. Сейчас мы строим жизнь заново, по другим правилам. Но та игра всегда будет напоминанием о том, что люди – страшные существа.

Для меня все началось 16 июля 2025 года. Именно эту дату я считаю началом пришествия Истины. Раннее утро того дня запомнилось нам с сестрой серым небом, холодным кофе и сине-красными огоньками пляшущими по стенам нашего дома. Две патрульные машины и скорая помощь разбудили сиренами всю округу. Оказалось, что парень из соседнего дома убил свою невесту кухонным ножом, за то, что она отравила его собаку, в чем сама ему призналась. Офицер полиции Эбигейл Харрит пару часов опрашивала соседей, после чего зашла к нам. Эбби – мой самый близкий друг, так что расскажу вам немного и о ней. Ее отец, бывший полицейский, перевез Эбби в Спрингфилд, когда от рук грабителя погибла ее мать. Он не смог поймать убийцу и принял решение уехать из города, напоминавшем ему о его горе. У нас с Эбби были смежные уроки в школе и я заметила, что она все время одна. Другие часто дразнили ее за неухоженный вид и растрепанные волосы. Однажды, после уроков, я увидела, что новенькую, держа за ворот рубашки, ведет за угол школы старшеклассник. По какой-то причине я не стала звать на помощь, а побежала следом. Все слышали, как он смеется над ней, над ее смуглой кожей, некоторые возмущенно оборачивались, но никто его не останавливал. Догнав их, я, со словами «Эй, говнюк!» запустила ему в голову ботинок. На тот момент мне это казалось единственным верным шагом. Новенькая вырвалась из его рук и мы вместе бежали до самого моего дома, хотя тот парень и не думал гнаться за нами. Отдышавшись и посмеявшись мы познакомились. Моя сестра Джоанна (я всегда звала ее Джо), отчитав меня за утерянный ботинок, накормила нас персиковым пирогом. Позже, услышав от новенькой, как именно я потеряла ботинок, отчитала меня за слово «говнюк». Нам с Эбби тогда было по двенадцать лет, такие слова были под негласным запретом, но каким же ты был крутым, если смел произносить их вслух. С тех пор мы с Эбигейл были не разлей вода. Она жила на Картер Лейн, совсем не далеко от моего дома, и каждое воскресенье они с отцом посещали службу Преподобного Полсона в местной церкви, после чего заходили к нам в гости на чай. Ее отец не долго продержался на новой должности в местном участке – поддался слабости и стал крепко выпивать, так что Эбби практически жила у нас сестрой. Вскоре, после ее поступления в полицейскую академию, он скончался от панкреатита. Теперь она несла службу в нашем районе, но никогда ей не приходилось заходить к нам по работе до того самого дня. Мы втроем сидели на кухне и молча допивали остывший кофе. Перед уходом она все-таки поинтересовалась не слышали ли мы чего? И, получив отрицательный ответ, попрощалась. Ситуация с тем парнем была странная – никто никогда не слышал их ссор, они были вежливыми и приветливыми. Но той ночью он позвонил в участок и сознался в том, что убил невесту. Он вышел из дома спокойно, не сопротивлялся аресту, только плакал.

Следующий инцидент не заставил себя ждать. 18 июля тело Исабеллы Маркез со следами удушения нашли в реке у парка Милрейс. Я не верила новостям, отказывалась верить, но Эбби подтвердила, что арестован ее отец Уго – он сам признался, что задушил дочь, за то что она «распутная дрянь». Вся семья Исабеллы хранила молчание на допросе, никто не сказал ни слова, а на опознании тела ее мать, перекрестившись, плюнула ей в лицо. Новости следующего дня состояли исключительно из прямых трансляций беспорядков по всей стране, но ведущих не было, никакого звукового сопровождения вообще. 20 июля сирены на улицах не стихали, машины скорой помощи мелькали за окнами не переставая. Мы с Джо в те дни пару раз повздорили, ничего серьезного, но это было странно, как будто ты говорил именно то, что имели в виду, не утаивая и не стесняясь в выражениях. Мы обе заметили это. Обычно, при разговоре люди слаживают острые углы, стараясь быть вежливыми с собеседником даже если он не прав, но в те дни что-то явно шло не так и мы были довольно грубы друг с другом, сами того не желая. Однако, обратив на это внимание, мы договорились, что впредь будем осторожнее выбирать слова и темы для разговоров. В интернете в огромных количествах стали появляться ролики «казней». Люди на площадях судили чиновников разных рангов, тыкая в камеру какими-то документами, видимо изобличающими подсудимых. Подсудимые же без возражений каялись во всем содеянном, после чего толпа буквально затаптывала их либо забивала палками и камнями. Иногда появлялись видео, на которых людям заклеивали рты черным скотчем наперекрест. Что с ними происходило дальше я не знала, не хотела знать, мне вполне хватило случайных кадров с палками и камнями, чтобы прийти в ужас. Телефонная связь пропала практически сразу, интернет еще какое-то время функционировал выливая реки крови и насилия всем, кто желал смотреть. Но довольно скоро и он прекратил работу и наступила информационная тишина. Мы тогда приняли решение убраться подальше из города и затаиться. Мы не знали как долго нам придется скрываться и где, но оставаться в городе определенно было нельзя. Те немногие, кто, как и мы, сохранили рассудок и не поддались массовой истерии либо уезжали из Спрингфилда, либо прятались в своих домах, забаррикадировав все входы и выходы. Те же, у кого сорвало крышу от происходящего, нападали на своих соседей, грабили магазины и жилые дома. Группа подростков, разъезжая по району на старом пикапе, бросали в дома бутылки с зажигательной смесью, разбивали и поджигали машины. Нашему дому тоже досталось – брошенная ими бутылка разбилась о крыльцо и огонь сразу же устремился к двери, но мы вовремя успели потушить его. Участок Эбби тоже сожгли и она долго сокрушалась на счет того, что не успела вынести от туда оставшееся оружие. Из тира, в котором она тренировалась, и в который нередко брала с собой меня пострелять за компанию, украли всё до последней пули. К счастью у нее осталось ее табельное оружие – 320-й Зиг Зауэр, хромированная Беретта отца, которую она хранила как зеницу ока, старый дробовик, пылившийся в гараже лет десять и приличный запас патронов. Мы собрали одежду и необходимые вещи в сумки. Джо, сентиментальная душа, в добавок ко всему, упаковала свой любимый плед и наши фотоальбомы, хоть все те фотографии и хранились в моем телефоне. Машину мы решили взять мою. У сестры был фургон с огромным нарисованным вишневым пирогом на боковой дверце, он был просторным и втроем в нем было бы удобней чем в обычной машине, но, подумав о том, что нам, возможно, придется уходить от погони мы решили взять мой «Ровер». Белый «Лэнд Ровер Дискавери» второй серии, с сине-серой обшивкой сидений, которую я, к слову, сделала сама, мой первый и последний автомобиль. Сколько сил и денег было вложено в восстановление этой развалюхи страшно вспоминать, но то были мои силы и мои деньги, я буквально душу в него вложила, а потому дорожила им безмерно. Честно говоря все доводы по поводу возможной погони я привела специально, чтоб все согласились ехать на моей машине, потому как бросить «Ровер» я не согласилась бы ни за что. Раздобыв четыре канистры бензина, собрав в коробки все содержимое кухонных шкафчиков, кладовой и холодильника, а это были разнообразные консервы, коробки с печеньем, крупы, картофель, разные овощи и несколько бутылок масла (благо, что моя сестра всегда отличалась запасливостью), мы до отказа забили багажник «Ровера». Сумки с вещами и оружие лежали на заднем сидении. Там же сидела Эбби с заряженной и начищенной до блеска Береттой, на случай если придется отстреливаться. Было раннее утро, еще не рассвело. Мы сидели в машине в гараже, как нам казалось полные решимости свалить подальше от этого ада, но на деле мы были полны страха перед неизвестностью. Наконец открыв ворота, мы выехали на пустой и грязный Сентенниал бульвар и покинули наш дом. Навсегда.

II

Медленно проезжая вдоль еще сонных улиц города мы не могли поверить в то, что открывалось нашему взору из темноты. Сгоревшие дома и машины, разбитые стекла, сломанные ограды. Пару раз мне казалось, что я вижу лежащие на земле тела, но то могли быть и мусорные мешки, было слишком темно, чтоб узнать наверняка, а останавливаться и проверять мне совсем не хотелось.

– Господи… – Выдохнула Эбби. От неожиданности нас с Джо передернуло. – Это же Преподобный…

Мы посмотрели на церковь, мимо которой проезжали, но никого не увидели. Эбби высунулась из окна машины, вытянула руку и указала пальцем на шпиль. В тот момент ко мне снова пришел тот жгучий ужас, что я испытала увидев «казнь». Преподобный Полсон висел в петле на шпиле церкви с заклеенным черным скотчем ртом. С трудом подавив панику я прибавила газу и шпиль скрылся из виду, но образ его остался с нами навсегда. Эбби заплакала, почти всю дорогу она молча утирала слезы, которые все никак не желали останавливаться и хлюпала носом. Вскоре мы выехали за город и по объездной дороге двинулись на север. Конкретной цели у нас не было, мы просто надеялись наткнуться на охотничий домик или заброшенный амбар. Мы искали укрытия вдали от городов и людей, на всякого рода удобства было наплевать. И, спустя миль двенадцать пути, нам несказанно повезло. Уже рассвело и в лучах восходящего солнца, что – то блеснуло в глубине леса со стороны реки. Мы развернулись и направили машину по дороге, которая сворачивала к реке, дороге заросшей, будто нарочно заваленной ветками. Потом, миновав лес, мы немного проехали в обратном направлении по берегу и добрались до маленького серого домика с плоской крышей и бликующим на солнце водостоком. Рядом с домиком, метрах в пяти, была небольшая пристройка, а вокруг рос густой лес и кустарники. Мы остановили машину у пристройки. Эбби приказным тоном велела нам оставаться на месте, а сама с поднятым пистолетом двинулась к дому. Она ступала медленно и осторожно, аккуратно заглянула в окна, обошла дом со всех сторон и двинулась ко входу. Дверь, к нашему общему удивлению, была незаперта – дом будто приглашал нас войти. И Эбби вошла, пару минут ее не было видно, но потом она показалась в пороге с легкой улыбкой на лице и жестом позвала нас. Когда мы вышли из машины, первое что я услышала – кудахтанье. В пристройке у дома был курятник. Он был не в лучшем состоянии – грязный, лотки у кур были практически пустые, а воды не было вообще. Мы перенесли наши вещи и продукты в дом и принялись их разбирать. Нашли ключ от входной двери. Нашли бидон с питьевой водой, (как выяснилось недалеко от домика был родник), мешки с зерном стояли прямо у входной двери и Джо побежала кормить несчастных кур. Мы же с Эбби принесли ила с реки и закидали им водосток, чтобы он не бликовал на солнце и не привлекал внимания с дороги. Не самый лучший способ, конечно, но альтернатив у нас не было. Немного отдохнув мы прошлись вдоль берега реки и замели следы шин на земле и песке, а потом обошли территорию у дома и нашли родник. Одним словом – мы нашли идеальное место, чтобы скрыться от посторонних глаз.

В доме был подвал, в котором можно было хранить продукты, небольшая кухня с маленькой газовой плитой (баллоны с газом там тоже были), и комната с раскладным диваном и низенькой кушеткой. Там же в комнате стоял большой комод, на комоде лежали маленький радиоприемник на батарейках и фонарь. Домик был старый, как, очевидно, и его хозяин. Веселенькие обои в мелкий цветочек давно выцвели и местами отошли от стен. Двери, как и половицы, поскрипывали, окно в кухне закрывалось с трудом. На крючке у входа висели темный потрепанный дождевик и кепка, во дворе у крыльца стояли старые резиновые сапоги, внутри которых пауки уже наплели паутин. В кухонных шкафах было немного коробок крупы и макарон, а в комоде несколько растянутых под коленями штанов, носки, пара свитеров и рыболовные снасти. Две старые деревянные удочки стояли за комодом опираясь на стену. Что случилось с хозяином этого домика мы так и не узнали. Ушел ли он в город пополнить припасы и не вернулся? Увели ли его силой? Убили? Так или иначе теперь его дом стал нашим укрытием и мы не планировали его покидать. Но радовались мы не долго. Каждый новый день, проведенный в лесу, был похож на предыдущий. Время, казалось, замедляло ход и минуты превращались в мучительные часы. Иногда мы все вместе рыбачили, пойманную крупную рыбу мы готовили сразу, а мелкую рыбешку сушили прозапас. Иногда уходили поглубже в лес в поисках грибов и ягод. Мы не нуждались в еде, запасов хватило бы месяца на два, а то и дольше (потом мы рассчитывали сделать вылазку в город). Мы нуждались в действии, в движении, а потому дружно брались за любое дело, приходившее на ум. Эбби давала мне уроки самообороны. Ежедневные тренировки помогали ей поддерживать себя в форме, а мне удавалось с пользой провести пару часов. К тому же, думалось мне, в нынешней ситуации умение постоять за себя лишним не будет. Джоанна же с удовольствием начищала дом, наполняла его уютом, даже расставила на комоде наши фотографии. Мне казалось странным, что она усиленно делает вид, будто ничего не произошло, может так ей было спокойней, но меня это нервировало. Курятник и вовсе занимал ее внимание почти полностью. В первые же дни нашего пребывания там она вычистила все насесты, устелила пол свежей соломой, до краев наполнила лотки зерном. Кажется, куры были счастливы, так как всю последующую неделю неслись как сумасшедшие. Джо всегда хотела жить на ферме, природа и уединенность привлекали ее и здесь она чувствовала себя в своей стихии. Чего нельзя было сказать о нас с Эбби – цивилизация была необходима нам как воздух. Подруга почти каждый вечер причитала, что не успела досмотреть свой любимый сериал и теперь никогда не узнает чем кончилось дело. Я же, сходя с ума от тишины, напевала себе под нос, все что могла припомнить, от рекламных джинглов из супермаркета до мелодий из заставок ситкомов. Иногда вечерами, сидя на крыльце, мы все втроем восстанавливали в памяти последовательность событий приведших нас в этот лес. У нас было достаточно времени, чтобы порассуждать на тему того, что же все-таки произошло? Версии были одна невероятнее другой. И двадцать пятый кадр в утренней телепередаче, и массовый гипноз, и особые радиоволны, и даже инопланетяне, что особенно нас повеселило, могли стать причиной внезапных изменений в нашем поведении. Но одно мы поняли точно – дело было в мозге. Каким-то образом он перестал генерировать ложь. Мы даже пробовали врать специально, чтобы выяснить, где проходит эта черта, ограничивающая наше воображение. Мы свободно могли строить предположения, но не утверждать, рассказывать об обманах которые совершали когда-то, например в детстве, но любой новый обман просто не приходил в голову, вместо этого мы констатировали факты. Но можно было, потренировавшись, мягко уворачиваться в разговоре он прямых ответов. К примеру отвечать вопросом на вопрос. Не всегда это удавалось с блеском, но тем не менее, избежать таким образом конфликтов было можно.

Так прошли невероятно долгих пять недель. Мы не знали, что делать дальше. Мы не знали ничего и это ужасно тревожило нас всех. Единственным окном в мир нам служил старый радиоприемник. Несколько дней с момента нашего прибытия он вещал почти круглосуточно, в ярких красках описывая происходившие повсюду ужасы. Но постепенно радиостанции умолкали и уже через пару недель на всех волнах был слышен только белый шум. Изредка мы случайно натыкались на короткие объявления, обрывки фраз. Пару раз случалось слышать яростные призывы к наказанию греховных и очищению, но чаще всего в эфире было тихо. Так что мы перестали слушать его днем и теперь приемник работал только ночью, мы ставили его в комнате и он тихонько шумел спасая нас от звенящей тишины. Ночи часто бывали жаркими и душными, как бывает перед грозой, но открывать окна мы не решались – мало ли, что может заползти или залететь в дом. В одну из таких жарких ночей я проснулась от жажды. Часы на приемнике показывали пять утра, на улице еще только начинало светать, а в доме было довольно темно и я осторожно наощупь поплелась на кухню. Возвращаясь обратно в комнату я услышала мужской голос, низкий и спокойный он шел из приемника. Переживая, что голос разбудит остальных, я прибавила шагу, чтоб поскорее уменьшить громкость, но по пути запнулась об угол дивана. На секунду перестав дышать, подавляя нецензурный возглас негодования, я вдруг расслышала несколько слов исходивших из приемника, заставивших меня забыть о пульсирующей боли и моментально развеявших остатки сна:

«… гарантируем безопасность в пределах островов. Так же, вы можете внести свой вклад в защиту и спасение людей вступив в наши ряды. Вместе мы восстановим порядок. Нью-Йорк. Первый Корпус Объединения.»

Что это было? Я унесла приемник на кухню, прибавила громкости и стала ждать. Спустя пару часов Джо проснулась и, выйдя на кухню, застала меня подпирающей руками голову и сверлящей глазами приемник.

– Ты чего это? – Сказала она доставая из буфета коробку с яйцами.

– Я кое-что слышала ночью.

– Может тебе приснилось? Мне в этой духоте ТАКОЕ снится иногда.

– Нет, кто-то точно выходил в эфир два часа назад. Из Нью-Йорка.

– Из Нью-Йорка? – Она высоко подняла брови. – Это интересно. У нас, кажется, масло кончается.

– В нижнем ящике еще две бутылки. – Эбби, шаркая тапочками, вышла из комнаты и плелась ко мне. – Что тут у тебя?

– Не знаю, я слышала что-то на этой волне. Что-то о восстановлении порядка.

После завтрака мое ожидание было вознаграждено. Услышав звуковой сигнал мы все втроем сели напротив приемника и внимательно слушали каждое слово. На этот раз говорила женщина. Голос ее был слегка хриплый, но твердый.

«Вас приветствует Объединение. Наша организация – гражданская инициатива, направленная на урегулирование ситуации в стране. В это непростое время мы призываем вас, ни смотря ни на что, оставаться людьми и всеми силами помогать своим ближним. В свою очередь мы тоже предлагаем вам помощь и защиту. Если вы нуждаетесь в нас, но у вас нет возможности добраться до нас самостоятельно – сообщите свои координаты на любой радиочастоте. Все частоты прослушиваются круглосуточно. Корпусы Объединения находятся в городе Нью-Йорк, а пункт распределения в Ньюпорт Сентр, Нью-Джерси. На островах Манхеттан и Стейтен-Айленд организованы убежища и масштабы защищенной территории постоянно расширяются. Мы гарантируем безопасность в пределах островов. Так же, вы можете внести свой вклад в защиту и спасение людей вступив в наши ряды. Вместе мы восстановим порядок. Нью-Йорк. Второй Корпус Объединения»

Это был словно глоток свежего воздуха после долгого пребывания в затхлой пещере под землей. Слова из приемника вызвали во мне бурю самых разных эмоций. Я сидела и переводила взгляд с сестры на подругу, а внутри меня все ликовало. Это можно остановить! Это не конец света и люди не поубивали друг друга к чертовой матери! Есть те, кто справился с этим. Те, у кого получилось выстоять и сохранить разум. «… вы можете внести свой вклад в защиту и спасение людей вступив в наши ряды…, …гарантируем безопасность в пределах островов». Лишь одна мысль царила в моей голове в тот момент – нужно собираться и ехать туда прямо сейчас! На лице Эбби явно читалось то же самое. Мы вскочили с мест, направились в комнату, поспешно переоделись и стали собирать вещи в сумки. Так радоваться мне не приходилось давно и я тогда не заметила, что Джо не разделила нашего энтузиазма и продолжила сидеть за столом в кухне допивая свой чай. За то я вспомнила, что в бардачке машины у меня лежит старая дорожная карта и, собрав оставшиеся вещи в сумку, я направилась к «Роверу». Помимо карты я достала из бардачка толстый синий маркер, которым подписывала коробки с пирогами Джо, если мне приходилось их куда-нибудь отвозить. Разложила карту на капоте машины, отмерила на ней несколько примерно одинаковых отрезков пути и отметила точки, в которых мы бы делали остановки на ночь. В общей сложности дорога заняла бы примерно неделю, может чуть больше, если быть осторожными и объезжать крупные города. Но страх тогда не преобладал над нами, это была некая эйфория, азарт, если хотите. Полная решимости я вернулась в дом и мы с Эбби принялись относить наши скромные пожитки к машине. Тогда на крыльцо вышла Джо. Она подошла к «Роверу» и, глядя на карту, сказала:

– Может стоит рассмотреть другие варианты? – Она обратилась к нам, но перевела взгляд на реку. – На всякий случай.

– Какие это варианты? – Спросила Эбби, возвращаясь в дом.

– Например остаться здесь, мне бы хотелось остаться здесь.

– Что значит остаться здесь? В лесу? Собирай вещи, нужно уехать до полудня. – Я ни о чем другом уже и думать не могла, хотелось скорей сесть за руль и направиться на северо-восток, к столице мира. Карта лежала на капоте приковывая взгляд ярко-синей ломаной полосой, почти полностью пересекающей материк. – Нужно вернуться в город и попытать счастье в туристическом центре, там могли остаться газовые баллоны, спальные мешки. Может еще чего полезного найдем. Часов через восемь доберемся до Нампы и заночуем там, а завтра с утра двинемся…

– Мы же не знаем наверняка что там, Джейд. Может это старый сигнал, может там и нет уже ничего. – Она виновато опустила глаза и скрестив руки на груди отступила от меня едва на пол шага. – Я бы здесь переждала.

– О чем ты вообще говоришь? – Из дома, с сумкой на перевес, вышла Эбби. – Зачем нам здесь оставаться?

– Мне здесь нравится, здесь спокойно, а когда все уляжется мы бы вернулись домой и…

– Уляжется? Ты серьезно? – Я буквально фыркнула. Моя сестра, мой пример для подражания несет какую-то чушь! – Ты в курятнике головой ударилась? Там людей убивают, Джо! Собирай вещи и садись в машину.

Не грубить ей в такой ситуации было сложно. Я, как смогла вежливо, упросила ее собраться

побыстрей, ведь дорога нас ждала долгая и выехать нужно было как можно раньше. Не сразу, но она все-таки согласилась, хотя и раздражения своего не скрывала.

Мы сложили все продукты и вещи в багажник. Радиоприемник тоже прихватили, на всякий случай. Джоанна открыла курятник, попрощалась с каждой курицей и высыпала все зерно из мешков под навес. Окинув взглядом домик в последний раз, мы сели в машину и поехали в Спрингфилд. Джо категорически не нравилась идея поездки в Нью-Йорк. Она всю дорогу пыталась убедить нас в том, что в Спрингфилде безопасней, что это наш дом, а в «этом Нью-Йорке наверняка уже все разбомбили к чертям», но нас уже было не переубедить.

Добравшись до города я сбросила скорость и мы медленно, без лишнего шума, направились к «Форест Лейк», туристическому центру, что стоял на перекрестке не далеко от парка. В городе было пусто, но Эбби все время держала пистолет наготове. Подъехав наконец к магазину мы засомневались, что внутри еще хоть что-то осталось. Окна были разбиты, входная дверь смята, будто в нее въехали на автомобиле. Внутри тоже была полная разруха, но нам удалось отыскать спальные мешки, пару тонких пледов, пару шапок и кое-какое термобелье, правда оно нам было не по размеру. Так же мы собрали почти все оставшееся в магазине снаряжение: пять цепных карманных пил, газовые баллоны для плиты, посуду, термосы, пару складных ножей. В подсобке мы нашли два набора первой помощи, упаковку спичек и целую коробку карманных компасов из которых взяли три штуки себе на всякий случай. Погрузив все найденное в машину мы поехали в продовольственные магазины, в надежде найти что-нибудь съестное. Единогласно было принято решение не приближаться к нашим домам, дабы не видеть в каком они состоянии. Из четырех супермаркетов, в которых мы побывали, нам повезло только в двух. Мы нашли несколько упаковок кукурузных хлопьев, протеиновые батончики, кое-какие рыбные консервы и еще разную мелочь. Предметы личной гигиены вроде мыла, салфеток и зубной пасты мы тоже забрали. Еще я захватила несколько журналов, нашла две упаковки батареек для фонарей и пару бутылок содовой. Тех продуктов, что мы нашли, и тех, что у нас были в машине хватило бы на все путешествие и мы решили выезжать.

Проезжая мимо церкви мы обратили внимание, что ни преподобного Полсона, ни веревки на шпиле больше нет, а окна в здании заколочены. Эбби была за рулем и решила подъехать поближе. Она свернула на подъездную дорожку и вышла из машины не смотря на наши с Джо протесты. Вокруг, казалось, было пусто и тихо, но как только двигатель «Ровера» заглох мы расслышали гудение внутри здания. Эбби достала Беретту, я последовала ее примеру, взяла Зиг Зауэр и пошла за ней. Джо сжала в руках дробовик, но осталась в машине. Подруга уверенным шагом двигалась к церкви, но ее отвлекла свежая могила, расположенная почти у самого входа, и она остановилась. Руки у нее опустились, она встала на колени на против могильного камня и заплакала.

«Преподобному Мартину Эскиллу Полсону. Наставнику и другу от благодарной паствы.» – гласила криво нацарапанная на камне надпись. Кто-то его похоронил. Эбби быстро совладала с нахлынувшими эмоциями, утерла слезы рукавом и поднялась на ноги. Она сделала еще несколько шагов к дверям и постучала. Через секунды двери распахнулись и навстречу нам из церкви вышли люди, чьи лица были нам знакомы. Это были наши соседи, горожане, которые уцелели и сплотились против безумия, охватившего город. Их было не много, человек пятнадцать, но было так радостно видеть их невредимыми. Вот уж чего мы не ожидали, вернувшись в город, так это встретить еще хоть кого-то живого. Они пригласили нас к себе, напоили горячим чаем и накормили, расспросили о произошедшем с нами и рассказали свои истории. Четверо были из Прихода, который посещала Эбби, они первые обосновались в церкви и они же похоронили Преподобного. После к ним присоединились и другие выжившие из нашего района. Они раздобыли провизию, небольшой генератор, даже где-то достали пару пистолетов и забаррикадировались в здании на какое-то время. Когда все утихло и город совсем опустел они стали выходить по необходимости, но жить остались здесь, все вместе. Нам они тоже предложили остаться, места под этой крышей хватило бы всем. Джо эта идея понравилась, она сразу же согласилась, даже не обсудив этот вопрос с нами. Мы же с Эбби отдали жителям церкви радиоприемник, рассказали об убежище в Нью-Йорке и попытались убедить их ехать с нами, но никто не согласился. Они все сочли это опасной авантюрой, которая не стоит таких рисков, тогда как здесь у них уже налажен быт и жизнь в опустевшем Спрингфилде безопасней поездки через всю страну. Подходящее время для отъезда к тому моменту уже прошло. До темноты мы бы никак не успели добраться до Нампы и наши соседи предложили нам заночевать у них, а заодно хорошенько обдумать их предложение. Места в церкви было полно, хватило бы поселить еще человек двадцать. Соседи обустроили ее как полноценное жилище. Тут были и двухъярусные кровати, и тумбочки, и парочка больших платяных шкафов. Генератор снабжал их электричеством, а в подвалах хранилось внушительное количество продуктов. Приятно было вновь оказаться в обществе людей – за все время в лесу мы как-будто подрастеряли навыки общения. Радостно было снова видеть добрые лица после всех кошмаров, снившихся нам в последние недели и логичным казалось решение остаться в безопасности, в кругу знакомых, в родном городе, но и меня и Эбби тянуло в Нью-Йорк. Не знаю почему, до сих пор не могу этого понять, но оставаться и ждать неизвестно чего я просто не могла, как Джо делать вид, что все хорошо, было для меня невообразимо даже. Мне необходимо было действовать, попытаться принести пользу выжившим, принять участие в восстановлении порядка, помочь всем, чем я только смогу. Мы с Эбби тогда обсуждали отъезд весь вечер, рассматривая все «за» и «против», но в итоге только больше уверились в своем изначальном решении. А утром мы проснулись от удивительного запаха яблочного пирога. В первые секунды после пробуждения мне даже показалось, что я снова проснулась дома, а все произошедшее только ужасно реалистичный жуткий сон. Мы с Эбби буквально вбежали в комнату, которую здесь отвели под кухню и увидели, как моя сестра угощает всех свежими пирогами и булками.

– Ничего себе! А нам что-то останется? – Спросила Эбби.

– Конечно, я для всех сделала! – Ответила сестра улыбаясь. – У них здесь такие запасы муки, что можно печь хоть каждый день!

И снова Джо оказалась в своей стихии. Пока мы завтракали, она подливала всем чай, рассказывала о своей пекарне, с нескрываемым удовольствием слушала похвалы в свой адрес и в адрес ее пирогов. Свои вещи она уже разложила на полке в шкафу, по-своему расставила посуду в кухне и ходила повсюду в своих домашних тапочках, будто жила здесь уже давно и вовсе не собиралась уезжать. А время шло, затягивать с отъездом я не хотела, так что после завтрака сразу пошла собираться в путь. Подруга, умыкнув пару булок с кухни, присоединилась ко мне, но Джоанна с нами не пошла. Когда мы с Эбби поторопили ее, она взяла нас за руки и потянула во двор.

– Вот что девочки, вы поедете без меня. – Джо поджала губы и внимательно посмотрела нам в глаза. Она сжала в руках наши ладони и тяжело выдохнула, будто силясь не разрыдаться. – Я останусь дома.

– Мы не можем ехать без тебя… Что с тобой такое? – Мы переглянулись.

– Оставаться здесь вы тоже не хотите. Это (она обернулась на церковь) – решение проблемы. Я останусь здесь с ними, а вы езжайте в Нью-Йорк.

Мы молчали. В голове не укладывалось, как можно в такое время оставить друг друга. Зачем ей это? Что она несет?

– Зачем тебе здесь оставаться? – Наконец спросила я. – Что вообще здесь делать? Все время прятаться?

– Я не хочу туда, вот и все. Меня совсем туда не тянет, а вам, я знаю, ужасно хочется поехать. Я всю ночь об этом думала. Возможно нам с вами нужно на какое-то время расстаться, так будет лучше. Звучит это совсем не так, как я планировала. В общем я останусь дома, а вы решайте сами – это ваша жизнь, живите, как знаете… Простите меня, опять не так прозвучало…

– Нет, это очень плохая идея. – Поддержала меня Эбби. – А если здесь что-то случится? Мы ведь даже не узнаем в порядке ли ты!

– Я буду в порядке, обещаю. От дробовика я не откажусь, кстати, если ты не против оставить его мне.

– Я не против…

– Ну вот и хорошо. Мы с вами справимся с этим. Не пропадем. – Она снова сильно сжала наши ладони, после чего крепко нас обняла и повела обратно в здание. Мы шли молча, у меня было чувство, будто от меня хотят поскорей отделаться. Забрав вещи мы погрузили их в машину. Джо упаковала нам с собой пирог и налила в термосы горячего чая. Я снова и снова пыталась ее переубедить, но она была непреклонна в своем решении остаться. И тогда мы договорились, что если у нас с Эбби все получится, то мы вернемся в Спрингфилд в январе. Это ее устроило. Стоя у машины я еще раз раз вопросительно посмотрела на сестру, надеясь, что она в последний момент передумает и поедет с нами, но она только улыбнулась и покачала головой. Так глупо мы расстались. Я буду помнить тот день до конца своей жизни и сожалеть о том решении еще очень много раз.

III

– Вот как это понимать? Она же нас просто выпроводила! Что у нее в голове? – Мы с Эбби катили по трассе в сторону Нампы уже пару часов, а мне все время хотелось развернуть «Ровер», вернуться за Джо и силком запихнуть ее в машину. – Пару лет назад она сама просила меня к ней переехать! А теперь она решила, что нужно «на какое-то время расстаться», именно сейчас! – Мне не давали покоя слова Джо. Они были не логичны, а вела она себя так, будто мы навязали ей свою компанию и не хотели оставлять ее в покое. Эбби же забавляло мое негодование, она не восприняла слова моей сестры так остро как я и всю дорогу спокойно листала журналы.

– Это было когда? После… как там его… Джейсона?

– Джаспера!

– Ах да, Джаспера. – Она хлопнула себя по коленке. – Он же ушел от нее к той барменше? Да, точно. Ну ты же должна понимать, что ей было плохо и одиноко. Она нуждалась в твоей поддержке, вот и позвала тебя домой.

– Это я понимаю. Что мне непонятно, так это то, почему теперь она ведет себя так, будто я… обуза для нее?

– Ха-х, милая, с тех пор прошло много времени. Джаспер давно забылся, но ты так и осталась жить с ней. – Я посмотрела на нее с видом «и что в этом такого» и она продолжила: – Это тебе наплевать на свою личную жизнь…

– Мне не наплевать, она меня устраивает! Это разные вещи.

– Как скажешь. Но Джо не хотела жить в одиночестве до конца своих дней…

– А я, по-твоему, хочу?

– …Она надеялась-таки встретить хорошего мужика, завести СВОЮ семью. Не забывай, она ведь всю молодость положила на заботу о нас с тобой.

И это было чистой правдой, сестра, буквально, заменила нам родителей, а у нее самой никакой опоры не было. Может она действительно не хотела выразиться так резко, но я понимала, что именно она имела в виду. Она учила нас жизненным мудростям, которые познала сама. Не было никого, кто мог бы ей с этим помочь. Конечно, мы с Эбби не сидели у нее на шее. Мы выполняли работу по дому, сами делали уроки, сами зарабатывали себе на карманные расходы стрижкой газонов и мытьем соседских машин. И, как я уже упоминала, окончив школу, я осталась в Спрингфилде еще на год, чтоб помочь ей открыть пекарню с лучшими пирогами в Орегоне. Но, разумеется, этой нашей помощи было мало и самое сложное Джо делала сама. Она была для меня примером во всем, такая целеустремленная, никогда не падавшая духом, не смотря ни на что. И к своему стыду я осознала, что за всей это напускной уверенностью и спокойствием скрывалось одиночество, а я этого не замечала.

– Можно было сказать мне об этом, так ведь? В лицо! А не молчать в тряпочку. Я мысли не читаю!

Эбби только пожала плечами и мы сменили тему. Перешли с семейных неурядиц на обсуждение возможных вариантов дальнейшего развития событий в мире.

Дорога была практически пуста, только пара семейных седанов проехали нам на встречу, набирая скорость, но каждый раз Эбби на всякий случай брала в руки Беретту. Радио в машине каждые два часа транслировало послание от Корпусов Объединения. Текст всегда был один и тот же, только голоса менялись. Проехав больше половины пути, мы свернули на лесную дорогу и, скрывшись за деревьями, остановились перекусить, размять ноги и заправить машину. Лес шумел тысячами звуков. Тут был и ветер, шуршащий кронами деревьев, и пение птиц, и стрекотание насекомых в траве. Было свежо и тепло, так что нам хотелось остаться в том лесу подольше, но до темноты нужно было добраться до ночлега и Эбби, сменив меня, села за руль. Небо над нами было ясным, но яркое осеннее солнце стало клониться к горизонту, так что мы немного ускорились. В настежь открытые окна машины врывался ветер и трепал черные густые кудри Эбби. Она так и не научилась правильно ухаживать за ними и зачастую просто связывала их в тугой пучок. А я всегда немного ей завидовала, мои волосы никогда не отрастали даже ниже плеч и, чтобы выглядеть прилично, мне приходилось стричься коротко. А она, в свою очередь, завидовала моей короткой стрижке, о чем говорила мне при каждом удобном случае. Это, наверное, единственное, в чем мы друг друга не понимали.

К вечеру, миновав все маленькие городки, что встречались на нашем пути, мы достигли пригорода Нампы. Здесь, на мили вокруг, в воздухе висела синеватая дымка и стоял стойкий запах гари. Город был окружен тлеющими полями и объехать его вокруг, как и остаться здесь на ночлег не представлялось возможным. Нам пришлось проехать прямо через центр рискуя попасться кому-то на глаза, хотя вряд ли в этом городе еще хоть кто-то остался. В горле першило, а глаза слезились от дыма не смотря на закрытые окна машины. Мы выехали из смога, только когда оставили Нампу позади миль на десять. Пришлось еще пол часа добираться до Маунтин-Хоума, окружного центра округа Элмор, и уже оттуда мы доехали до небольшого водохранилища возле которого, в густом пролеске, мы наконец остановились. Уставшие настолько, что даже не хотели есть, мы уснули прямо в машине на передних сиденьях, о чем на утро, разумеется, пожалели.

Проспали мы около десяти часов. Давно рассвело и нам пора было уже двигаться дальше. Если бы мы выехали сразу, то еще до полуночи добрались бы до Каспера. Но, проезжая вчера через Маунтин-Хоум, мы заметили на окраине у дороги большой универмаг и решили, что не лишним будет в него заглянуть, ведь еда теперь удовольствие малодоступное, так что, наспех позавтракав консервированными бобами, мы поехали к нему. Улицы и в этом городе казались пустыми, но иногда вдалеке слышался шум машин и мы понимали, что мы здесь не одни. Я осторожно въехала на парковку универмага, проявляя чудеса маневренности, лавируя меж разбросанных продуктовых тележек и стараясь не зацепить разбитые машины, стоявшие там как попало. Я подъехала ко входу на сколько могла близко. Недалеко от универмага находился полицейский участок, разгромленный, а рядом с ним стояли две сгоревшие патрульные машины. Эбби с грустью посмотрела на них и прежде, чем мы вышли из «Ровера», она достала из сумки свой табельный пистолет, сняла его с предохранителя, передернула затвор и протянула мне. Я, конечно, предпочла бы что-то менее травматичное, шокер, например, или газовый баллончик, но возражать не стала. Стреляла я неплохо, но только по бумажным мишеням в тире, а вот в людей мне даже целиться не приходилось. Эбби вытащила из бардачка фонарь и первая направилась ко входу в универмаг, я следовала за ней, опустив пистолет и направив его в сторону, как она меня учила, но все время поглядывая на него с опаской, ощущая его тяжесть. Внутри было тихо, грязно, пусто и темно. Мы зашли в аптеку и набили карманы бинтами, жвачкой и маленькими тюбиками с антисептиком, так как больше ничего полезного для нас в ней не осталось. Из продуктов нам удалось найти коробку с сухим завтраком, пару порций куриного супа в банках, чипсы, крекеры и три маленьких бутылки с минеральной водой. Сложив все это в пакет, найденный на кассе, мы уже было двинулись обратно к машине, как вдруг услышали быстрые шаги гулко разносившиеся по пустому универмагу.

– Кто-то здесь посмел взять мое! – Мужчина буквально выкрикнул эти слова в пустоту. – Кто-то уже считай труп!

Эбби дернула меня за куртку и мы укрылись за стеллажами. У меня тогда так вспотели ладони от волнения, что мне казалось пистолет вот-вот выскользнет из рук. Шаги приближались, мужчина уже был не один. Сердце бешено колотилось, а Эбби как-будто сохраняла полнейшее спокойствие, она была решительна и сосредоточена. Велев мне оставаться сидеть за стеллажом, сама она на мгновение выглянула в проход и вернувшись ко мне сообщила, что их трое, но у нее есть отличный план, в котором она их вырубает, пока я прячусь. Мне план совсем не понравился, но оспорить его я не успела, так как незваные гости уже пожаловали на порог, а моя подруга ринулась в неравный бой. Она обошла их с другой стороны стеллажа и, судя по звуку, крепко приложила одного из них рукоятью Беретты по затылку. Одно тело повалилось на пол, в то время как два других рванули за Эбби в проход из которого они до этого вышли, только они не знали, что из-за дикого скачка адреналина я не пряталась, как мне велели, а сразу направилась за подругой. В тот момент я уже толкала огромный металлический стеллаж и поддавшись моим усилиям он с грохотом упал на них. С криком «ЭТО БЫЛ ДУРАЦКИЙ ПЛАН!» я подняла с пола пакет с продуктами, сунула в него пистолет, перескочила через стеллаж в проем и схватив ошарашенную подругу за рукав побежала к выходу. Но там, у машины, нас ждали еще двое. У одного из них был автомат и он уже поднял его готовый выстрелить, но Эбби его опередила. Она прострелила его руку и он упал. Второй, подняв ладони вверх, стал быстро отступать назад и в итоге побежал прочь. Я, все еще под адреналином, подняла с земли автомат и положила его в багажник. Парень с простреленной рукой опираясь на один локоть отползал от нас, но взгляда не отводил, ворчал что-то себе под нос. Я расслышала только «putas de mierda» и еще пару слов, которые литературным языком не описать. Убедившись, что все вещи на месте мы сели в машину и поспешили убраться из этого городка как можно дальше.

Почти до самого Каспера мы гнали, останавливаясь раз в три часа лишь за тем, чтобы сменить друг друга за рулем. Было решено не заезжать в город, а переночевать у озера Берлингтон. С шоссе его практически не видно и там нет построек, в которых могли бы жить люди. Но главным аргументом в пользу озера стала острая необходимость помыться. Добравшись туда, мы первым делом окунулись в его прохладную воду. Вода эта была не самой чистой, как, например, в речке у которой мы жили в том домике, но нас это не остановило. Потом, переодевшись в чистую одежду и перекусив крекерами с минеральной водой мы, на этот раз, разложили заднее сиденье «Ровера», убрав все вещи из багажника вперед, достали из сумки плед и очень быстро и крепко уснули.

Ранним утром мы снова отправились в дорогу миновав Каспер без каких-либо происшествий. Дальше путь лежал через Омаху, штат Небраска. Трасса была пуста. Только пара разбитых грузовых траков, стоявших на обочине и несколько сгоревших дотла придорожных кафе встретились нам за десять часов пути. К вечеру мы добрались до государственной зоны отдыха Фермонт, оставили «Ровер» в гуще деревьев у небольшого озера, а сами решили наведаться к явно пустовавшим домикам, ровным рядком стоявшим вдоль берега. Мне представлялось какими красивыми и уютными были эти дома еще пару месяцев назад, как в каждом из них кипела жизнь и как в одно мгновение эта жизнь рассыпалась в прах. «Дом там где сердце» – вспомнилось мне. Мой дом в Спрингфилде, пустой и холодный, как и здешние дома. Внутри все сжалось от мысли, что он и выглядит так же – с пустыми оконными проемами, сломанной дверью или, что намного ужасней, покрытый копотью и обвалившийся. А что стало с теми, кто жил здесь? Они убиты? Им самим пришлось убивать? Они бежали? Почему так вышло, что кто-то справился с изменениями произошедшими в июле, подстроился под них, (кто-то вроде нас с Эбби и Джо, прихожан в церкви, теми, кто вступал в «Объединение») а кто-то позволил ненависти, зависти и обидам захлестнуть себя, затуманить разум и впасть в безумие. БЕЗУМИЕ. Иначе я бы это не назвала. Нападать на своих соседей, близких, да на кого угодно, это ли не безумие? В любом случае нужно всегда оставаться человеком, но, похоже, для многих это слово – просто пустой звук. Волосы на затылке встали дыбом при осознании того, какое количество «людей» повело себя как дикое озлобленное зверье и сколь немногим удалось сохранить разум. Передвигаясь как можно тише мы по очереди обошли все дома вдоль озера. Все они были разгромлены, некоторые сожжены. Внутри домов почти не осталось целой мебели, не говоря уже о технике. Техники там не было никакой. Мародеры потрудились на славу – вынесли буквально все! Разросшиеся вокруг домов газоны скрывали в себе части выломанных оконных рам и битое стекло и, как мне показалось, несколько тел. Но пара домиков каким-то чудом все же сохранила свои окна и внутри все было в относительном порядке, не считая, конечно, битой посуды и отсутствия техники. Возможно дело было в том, что эти два дома были меньше остальных, а потому привлекли к себе меньше внимания. Как бы там ни было, в одном из этих домов мы решили заночевать. Вся округа была окутана тишиной, слышалось только тихое мерное шуршание подсыхающей листвы, движимой слабым осенним ветерком, не смотря на который в воздухе витал странный неприятный запах. Плотно заперев входную дверь и, на всякий случай, сложив к порогу осколки битой посуды, мы закрыли все окна в доме и в одной из спален устроились на ночлег. Легли на полу за кроватью. На случай если кто-то решил бы зайти в дом, он не застал бы нас врасплох увидев сначала в окно. Засыпала я в ту ночь тяжело. В голову лезли дурные мысли о домике у реки, людях в церкви, о сестре, о том что стоило настоять на своем и убедить ее поехать с нами. Сам собой всплыл образ Преподобного Полсона висящего на шпиле церкви. Я пыталась отогнать этот образ представляя себе осенний лес, который мы проезжали, горы и озера у которых останавливались и старалась поскорее заснуть с мыслью о том, насколько красив наш мир, но память каждый раз возвращала меня к горящим домам, разграбленным универмагам, парню с автоматом… заклеенному рту Преподобного…

Казалось, что я только провалилась в сон, как сразу же проснулась от того, что Эбби толкала меня в плечо. Приложив палец к губам она дала понять, что нужно вести себя тихо, потом указала на дверь в спальню после чего приложила палец к уху, говоря этим жестом, чтоб я прислушалась, что я и сделала. Сердце бухнуло в груди. За дверью кто-то стоял. Стоял переминаясь с ноги на ногу и тихонько перешептываясь с кем-то другим. Слов было не разобрать, но ясно было, что собеседник один. Мы с Эбби медленно встали. Их двое, как и нас. Подруга протянула мне Зиг-Зауэр, а сама обеими руками взялась за Беретту. В это время дверная ручка начала медленно поворачиваться. Мы сделали пару быстрых и бесшумных шагов вперед и встали к стене у двери, как раз в тот момент когда дверь открылась. В проеме появилась изогнутая тень, (в темноте было трудно разобрать, что именно это было, но кажется это была кочерга) а за ней руки крепко ее сжимавшие. Эбби стояла ближе к двери. Она позволила одному человеку войти. С быстротой молнии она ударила его по затылку рукоятью пистолета и крепкий парень с грохотом повалился на пол, а в это время вторая тень замахнулась над ее головой. Я успела перехватить каминный совок прежде чем он задел Эбби. Одной рукой я схватила совок, а второй, державшей пистолет, резко ударила куда-то в область головы нападавшего. Совок выпал у него из рук, сам он осел. Подруга развернувшись направила пистолет в дверной проем. В тот момент я ощутила себя буквально мастером боевых искусств, никогда бы не подумала, что у меня такая отличная реакция, но чувство восторга прошло так же быстро, как появилось – нападавший издал стон и это был стон девочки-подростка. Эбби достала фонарь и направила его девочке в лицо. Ей было не больше шестнадцати лет, она аккуратно ощупывала пальцами разбитую скулу. Мной разбитую скулу.

– Вы кто такие? – Громко и властно спросила Эбби. Она перевела свет фонаря на лежавшего на полу молодого парня, которого вырубила. – Сколько вас еще здесь?

– Только мы. – Девочка говорила сквозь подступившие слезы. – У нас ничего нет, нечего красть.

– Мы не собирались ничего у вас красть. Вы зачем напали?

– Зачем? Чтобы вы не убили нас первыми! Вы же залезли в наш дом!

– Мы не стали бы вас убивать, вы же дети! Мы вообще не знали, что здесь еще кто-то есть!

– Эбби, опусти пистолет. – Аккуратно вмешалась я. – И, думаю, надо парня в чувство привести. Вы прячетесь здесь? – спросила я у девочки.

– А вы как думаете? В город ведь проход закрыт. Если не к Бобби Грину, значит в могилу, так?

– Что за Бобби Грин? – Спросила Эбби переворачивая парня на спину.

– Вы что, не местные? Грина не знаете? – Она поморщилась от боли в скуле, а я поморщилась от чувства вины и помогла ей подняться на ноги. Эбби хлопала парня по щекам, а он только пару раз всхрапнул в ответ и мы решили оставить его в покое, пока он сам не очнется. Девочку мы расспросили о ситуации в городе и, пока я накладывала ей пластырь на скулу, она рассказала нам о Роберте Грине – бывшем мэре города, ныне – его «владельце», который вместе с продажными копами и другими, не самыми законопослушными личностями, держит в страхе весь округ. Все выжившие работают на него, иначе – пуля в лоб.

– Этот гад всех под себя подмял. – Сказала девочка и прослезилась. – Папа мой так говорил. Они с мамой ушли искать еду несколько недель назад, с тех пор мы с братом их не видели. Да, это Филипп. – Она небрежно ткнула в храпящего парня пальцем. – Мой старший брат. Я Ева, кстати.

Когда Филипп наконец пришел в себя мы рассказали им откуда мы приехали и куда направляемся, предложили ехать с нами в Объединение, но они отказались, ведь их родители «могут вернуться в любой момент». Мы же с Эбби понимали, что при таком раскладе родителей они вряд ли увидят еще хоть раз. Ребята были голодны, запасов еды у них осталось совсем мало, так что сами бы они тоже долго не протянули. Мы с подругой твердо решили убедить их поехать с нами и доставить их в Убежище. Но для начала, как следует накормили их куриным супом из банок и крекерами, угостили газировкой и предложили хорошенько выспаться – завтра предстоял трудный день.

– Из города можно выехать только одним путем. – Ева быстро собирала в рюкзак немногочисленные пожитки и все время торопила брата. – Мы вам покажем.

– Мы думаем, что вам лучше поехать с нами. У нас и еда есть, и оружие – с нами вам безопасней. – Эбби все утро пыталась уговорить подростков присоединиться к нам, но все было тщетно – девочка наотрез отказывалась уезжать, а ее брат Филипп только угрюмо молчал или вздыхал, потирая ушибленную голову.

– Мы не поедем! Здесь наши родители. Мы никуда без них не поедем! – Девочка была не преклонна. Она вскинула рюкзак на плечо, засунула фонарик за пояс и, строго посмотрев на брата, зашагала по направлению к нашей машине.

– Эта девчонка упрямей всех нас вместе взятых. – Шепнула мне Эбби. Мы взяли свои сумки, они слегка потяжелели с прошлого вечера. Нам удалось найти овсяных хлопьев и немного джема, а Филипп принес из соседнего дома питьевую воду в стеклянных бутылках. Девочка бесцеремонно уселась на переднее сидение Ровера, Эбби прошла мимо промолчав, но косо посмотрела на нее.

– Что? Мне спереди лучше будет видно дорогу. – Огрызнулась она.

– Тогда пристегнись. – Сказала я, садясь за руль. – И гонор свой поубавь, мы тебе не враги.

– Но и не друзья… – Она сказала это тихонько, но мы с Эбби расслышали. Девочка пристегнулась, отвернулась к окну и глядя на деревья сказала уже немного громче:

– Съезжайте на авеню. Все большие дороги перекрыты, ни въехать, ни выехать. Дальше свернете направо, на Ридж-роуд…

Так девочка вела нас по узким, извитым и разбитым дорогам около часа. Так как скорость было не набрать из-за паршивых дорог, да и привлекать внимание, поднимая пыль, не хотелось, продвигались мы медленно. Издалека был смутно виден город. Он был цел, на сколько мы могли судить, не было и пожарищ рядом с городом, а вокруг царила тишина. Мне тогда казалось, что звук двигателя в такой тишине будет слышен за мили и кто-то нас обязательно заметит. По пути нам встретился маленький поселок и железный указатель сообщил нам, что он называется Спрингфилд. Где-то в груди защемило. Я посмотрела на подругу в зеркало заднего вида, она проводила указатель грустным взглядом и посмотрела на меня в ответ. Даже без слов все было понятно – мы обе скучали по дому. Я скучала по парку, по любимому кафе, по своей комнате со всеми книгами и фигурками, по работе, а точнее по волшебному процессу созидания, который дарил мне абсолютное спокойствие. Спокойствия мне очень не доставало. Эбби, я это знала, скучала по церкви, по преподобному Полсону, по участку, по тиру, по коллегам. Но больше всего мы обе скучали по Джо. Она была не только моей семьей, она была НАШЕЙ семьей, единственным действительно родным нам человеком. Как мы могли позволить ей остаться?! Одни и те же мысли, снова и снова. Я с трудом удержалась от слез вспомнив о ней тогда. Но поездка продолжалась, я следовала указаниям девочки и удивлялась, как хорошо ребенок запомнил такой сложный путь.

Мы ехали вдоль заросших полей, кое-где проезжая разрушенные вандалами домики. Свернув налево у озера, по указанию Евы, мы выехали к небольшому карьеру и в тот же момент нас обдало вонью гниющей плоти. Я прибавила газу и спрятала лицо в кофте, как и остальные.

– Что за черт? – Эбби слегка покашляла сквозь ворот своей толстовки.

– Сюда люди Грина свозят тела… ну мертвых. Сжигают их тут раз в неделю. – Проговорил Филипп. – Поэтому здесь они дороги не перекрыли.

– Вам нужно добраться до 34-ой трассы, там опасный участок, но если проскочить Ла Платт – дальше путь открыт. – Добавила Ева. Пока мы ехали девочка стала странно подергивать ногой и грызть ногти. Меня вдруг посетила тревожная мысль. Я подумала об информации, которой обладали эти дети. Слишком много подробностей им было известно. Слишком резка была девочка с теми, что пытался ей помочь.

– Вы точно не поедете с нами? – Снова спросила Эбби.

– Нет. – Отрезала Ева. – Я скажу, где нас высадить, дальше мы сами.

Проехав извилистым путем еще около десяти миль мы остановились у старой автомастерской. Ева и Филипп собрались было выйти из машины, но я заблокировала двери.

– Эй! У нас был уговор! – Девочка дергала ручку двери, но Филипп вел себя спокойно.

– Куда вы пойдете? – спросила я.

– Вам-то что за дело? – Ева выходила из себя.

– Ответь на вопрос.

– Здесь дом нашей тетки, понятно? Мы там уже жили, перекантуемся снова. – Она вперила в меня злобный взгляд. – Ну? Дверь откроешь? Я показала дорогу – что еще надо?

– Джейд, в чем дело? – Вмешалась Эбби.

– Я не знаю, но что-то не так. – Я смотрела на девочку, а она смотрела на меня. – Проедемся-ка до Ла Платт вместе.

Ева чуть не вцепилась в меня, она начала кричать и дергать ручку двери с такой силой, что мне показалось, будто я услышала треск пластика. Эбби взялась за пистолет и велела девочке успокоиться, а ее брат в это время просто молча закрыл лицо ладонями.

– ВЫПУСТИ НАААС! – Ева продолжала ломать дверь машины, а я жала на газ. Через несколько секунд из-за поворота показался мост, но путь был отрезан. Впереди на развилке поперек дороги стояли два огромных пикапа, из них вышли несколько человек с оружием и направили его на нас. Я успела затормозить, но не успела сдать назад – путь сразу перегородила полицейская машина.

IV

– Какой славный улов! А девочки как хороши! – Крупный, потный мужчина в потрепанном костюме, который был ему не по размеру, оглядел нас с Эбби с ног до головы, пока нас вели мимо него в комнату, больше напоминающую сарай. Наши пожитки сложили к его ногам, как подношение, и он, довольно причмокнув при виде еды, похвалил своих ищеек за работу. Ева и Филипп стояли возле него с протянутыми руками, он выдал им по маленькому пакетику с голубыми таблетками, и потрепал Филиппа по голове. Он еще что-то сказал им, но я уже не расслышала его слова – нас заперли в комнатке без окон и какой-либо мебели, только на полу валялось старое тряпье, а стены были грязные и кое-где виднелись замытые брызги крови.

У нас забрали все. Там, на Ла Платт, нас ждала засада, и эти дети привели нас в нее. Дети! Которым мы так хотели помочь! Мы бы не ушли оттуда живыми, отстреливаться не было смысла. Филипп настойчиво советовал сдаться, если хотим сохранить себе жизнь, а Ева только тряслась от злости. Уступить пришлось. Нам связали руки и усадили в полицейскую машину. Мой «Ровер» с оружием, вещами, едой, отогнали к большому дому за мостом и нас отвезли следом. Дом был четырехэтажный, около пятидесяти метров в длину, не совсем жилой, скорее это было административное здание, переделанное в «резиденцию» Бобби Грина. Он был здесь полноправным хозяином и все окружение напоминало прибежище оружейного барона.

Вокруг, метрах в трехстах от дома, высилось ограждение из металла, по периметру ограждения стояло три небольших смотровых вышки. Много вооруженных людей находилось поблизости от дома, и все они были заняты разными делами – кто-то разбирал автомобили, коих было много на стоянке у дома. Кто-то работал сварочным аппаратом, скрепляя меж собой металлолом на подобие противотанковых ежей. Другие крепили колючую проволоку на ограждение. Здесь возводилась крепость. Несколько обритых наголо женщин разносили еду между работающими и когда нас провезли через ворота к дому они проводили нас взглядом, пустым и полным смирения. Теперь мы сидели запертые в грязной комнатке в полной тишине, боясь и подумать о том, что нас ждет дальше. Невозможно было понять, что происходит снаружи, никаких звуков извне до нас не доходило. Мы пытались развязать друг другу руки, но ничего не вышло. Открыть дверь тоже не удалось. Не знаю сколько часов прошло прежде, чем дверь комнаты открылась и одна из обритых женщин вошла к нам. У нас не было сил даже встать, мы с Эбби были ужасно голодны, очень хотели спать, а руки связанные за спиной ныли так, будто их вывернули наизнанку. Она присела на корточки и поставила перед нами поднос с водой и сухими галетами.

– Сейчас можете поесть, а завтра вас наверное выпустят к остальным. Только прошу вас, не сопротивляйтесь ничему. – Последнюю фразу она произнесла почти шепотом.

Мы переглянулись и уставились на нее. Худая, изможденная, она молча открыла бутылку с водой и напоила нас, дала каждой съесть по 2 галета, после чего, не проронив ни звука ушла. Мы были в отчаянии, еще несколько часов в тишине тянулись невыносимо долго, какое-то время мы наверное дремали, но ватные руки за спиной просто сводили с ума. Наконец, когда терпеть боль и голод уже не было сил мы с Эбби, как смогли, начали пинать дверь. Никто не пришел. Это была пытка. Наедине со своими мыслями, ужасными мыслями, мы провели возможно еще двое суток. Очнувшись, спустя время, от странного подобия сна я обнаружила, что руки у меня, как и у Эбби развязаны. Женщина, приходившая раньше, снова была в комнате с нами. Но то, что я увидела, я осознала не сразу. Мне все еще казалось, что я сплю. Женщина сидела на полу возле спящей Эбби. В ее руке тихонько жужжала машинка, она осторожно водила ей по голове Эбби и черные кудри падали на пол.

– Эй! – Я удивилась слабости собственного голоса. – Эй! Ты что делаешь, дрянь?! Собрав все силы я перевалилась на другой бок и попыталась оттолкнуть женщину от подруги.

– Помолчи. – Шикнула она. Жестом она указала кому-то на меня и в тот же момент меня снова повалили на пол чьи-то огромные ручищи. Это был Филипп.

– Какого хрена ты… убери от нее руки! – Как я не пыталась вырваться из мертвой хватки Филиппа у меня ничего не выходило. – Эбби, проснись! Эбби! – Повысить голос тоже не удавалось, во рту пересохло.

Эбби открыла глаза, но было уже поздно. Волосы состригли под ноль. Она тоже не сразу поняла, что произошло, а когда поняла ничего не смогла сделать и даже сказать, у нее не было сил. Она просто водила ослабшими руками по голове и смотрела в потолок. Женщина заговорила:

– Просто делайте, что велено и будете живы. – Она собрала волосы с пола в мусорный мешок и поставила рядом с Эбби бутылку с водой. – Когда Грин спросит о ваших грехах – покайтесь, не важно в чем.

– Покайтесь и не перечьте ему. – Сказал Филипп. – Он не наказывает тех, кто слушается.

Эбби с таким трудом открыла крышку бутылки, будто подняла канализационный люк, жадно выпив половину воды она протянула ее мне. Филипп ослабил хватку и отпустил меня. Я смогла сделать лишь три глотка, меня ужасно затошнило.

– Теперь ты. – Женщина направилась ко мне с машинкой в руке.

– Не трогай меня, я тебе руки оторву! – Я почти на локтях отползала от нее к стене, Эбби сделала слабую попытку продвинуться ко мне, а женщина снова велела Филиппу меня держать. Я уже готова была начать пинаться, если бы только на это хватило сил, но тут всех отвлек жуткий грохот и поднявшиеся крики. Филипп кинулся к выходу, я слышала, сквозь шум, как он звал сестру по имени. Женщина выглянула за дверь и тут же прикрыла ее, она быстро зажалась в угол рядом с нами и обхватила голову руками. Послышались выстрелы. Мы с Эбби тоже придвинулись к стене. В комнату снова вбежал Филипп, прикрывая собой сестру. Они оба упали в объятья женщины и прижались к ней. Мы плохо соображали, голова болела и шла кругом, но нам сразу стало понятно, что она их мать. А девчонка-то ловко манипулировала словами, чтобы нас обмануть. Выстрелы слышались все громче, но как-будто реже. Минут через десять они вовсе стихли, но никто из нас не решился выйти из комнаты. А я снова начала отключаться, силилась оставаться в сознании, но все вокруг темнело. Я смутно помню, что дверь комнаты распахнулась и в нее вошел солдат в камуфляже и с автоматом в руках. Помню, что он сказал кому-то: «Здесь еще люди, нужны медики…».

Мы провели пару дней лежа под капельницами на втором этаже дома Грина. Самого Грина в живых уже не было, как и его людей. Военные, пришедшие освободить город от этого садиста и его банды, управились меньше, чем за пол дня, а его «крепость» взяли за двадцать четыре минуты. Для нас это стало просто невероятной удачей. Словно выигрыш в лотерею – иначе не назовешь. В доме военные разместили почти всех, кто был у него в плену, около двухсот человек. Всех записывали по именам, скромно, но сытно кормили, команда врачей заботилась о раненных. Еще через два дня часть солдат должна была вывезти нас всех в Нью-Йорк и доставить в Убежища. Люди обсуждали, как здорово, что все наконец наладится, кто-то плакал от счастья и благодарил солдат за их помощь. А я впервые с момента отъезда благодарила судьбу, за то что Джо не было с нами, я надеялась, что она в порядке и ей ничего не угрожает. Эбби рассеянно трогала остриженную голову, будто надеялась, что волосы снова появятся, а потом подолгу молча смотрела в окно.

– Мне жаль, милая. – Наши кровати стояли рядом и я протянула к ней руку. Она протянула свою в ответ.

– Это ничего, так даже голове легче, знаешь. – Она грустно улыбнулась. – Только жаль, что зеркала тут нет. Надеюсь, мне хотя-бы идет.

– Идет, да. Все очень неплохо вообще-то.

На третий день мы уже чувствовали себя намного лучше и вышли погулять по территории. От металлической ограды не осталось и следа, все вышки и другие сооружения разобрали. Металлолом сгрузили в огромную кучу и все машины перегнали со стоянки за дом. «Ровер» я увидела сразу и чуть ли не бегом направилась к нему. Он был цел, если не считать нескольких следов от пуль по левой стороне и пары разбитых стекол. Салон был пуст, люди Грина вытащили из него всё, даже маркера в бардачке не было. Но «Ровер» был на ходу, это подняло мне настроение. Мы попробовали отыскать наши вещи. Одежду найти не удалось, как и остальные пожитки, но среди груды трофеев, в кабинете Грина, я нашла свой телефон. Эбби не отставала от солдат, охранявших изъятое оружие, пока они не позволили ей забрать ее Беретту и Зиг Зауэр. Надо отдать ей должное, она была непреклонна, не выказала ни тени слабости и говорила с ними на равных. Офицер полиции Эбигейл Харрит снова была в строю, она быстро взяла себя в руки, в отличии от меня. Солдаты предупредили ее, что в Убежище с оружием все-равно не пустят.

– Я не собираюсь в Убежище, парни. Я направляюсь в Объединение. – Твердо отрезала она.

После случившегося мы еще больше убедились в правильности своего решения. Бобби Грин не был уникален, таких говнюков в мире еще осталось много и если у нас был шанс помочь остановить их – мы должны были им воспользоваться. Вечером того дня нас всех собрали возле дома и заранее объявили о времени и порядке отбытия. Нам сообщили, что путь наш будет лежать через Чикаго, так как у нескольких спасенных там обнаружились родственники. Оказалось, что в Чикаго военные тоже создали Убежище и Корпус Объединения, правда, в отличие от Нью-Йорка, всего один. Пока нам объясняли как будет происходить транспортировка до места назначения я увидела в толпе обритую женщину, парня-подростка и девочку, еле стоявшую на ногах. За три дня я ни разу не видела их и была уверена, что они, скорее всего, под арестом, как сообщники Грина. Но они стояли здесь, вместе со всеми пострадавшими. Я двинулась к ним сквозь толпу не зная, что именно сделаю, когда доберусь до них. Мне хотелось схватить девчонку за волосы и в то же время мне нужны были ответы, меня захватывал гнев, но я старалась сохранять спокойствие.

– Почему вы здесь? – Я встала прямо перед ними. Женщина прижала к себе дочь, которая чуть не падала в обморок и я невольно смягчилась.

– А где нам еще быть? – Ответил Филипп. – Мы такие же пострадавшие, как и ты!

– Вот как?! – Я шагнула к нему. – Обсудим-ка это с военными?

В этот момент мне на помощь подоспела Эбби, она чуть было не схватила женщину за грудки, но та умоляющим тоном упросила нас дать им все объяснить. Мы ушли с собрания и вернулись в дом. Ева уже не могла стоять, ее всю трясло и Филипп отнес ее в комнату. Мы с женщиной остались в холле.

– Что с ней?

– Ломка. Грин подсадил моих детей на таблетки. Вообще всех детей.

– Рассказывай с самого начала.

– Рассказ получится короткий. – Она тяжело выдохнула. – Меня и моего мужа поймали люди Грина, когда мы искали еду, наверное через неделю после начала… ну, всего этого. Дети сами пришли к нему, спустя время. Нас с мужем заставили покаяться в грехах и принять условия работы на него. Муж отказался быть одним из них и его сразу же застрелили, без разговоров. Потом, не знаю зачем, ему заклеили рот черным скотчем и повесили под вышкой на несколько дней. – Тут она остановилась и утерла глаза. – Детей куда-то увезли, а меня… ну в общем… УГОВОРИЛИ принять условия босса. Другие женщины, как я, сказали мне, что их детей тоже забрали и подсадили на вещества. Им давали разные задания, заставляли приводить людей к Грину и за это разрешали им видеться с родителями. Вы у моих были первыми, когда вас привели я увидела их впервые за два месяца, они даже не знали, что их отца больше нет. – Она снова помолчала. – Филипп сам каким-то чудом слез с таблеток, но Ева не смогла… – И тут она разрыдалась. Не в состоянии взять себя в руки и успокоиться она только утирала слезы. – Простите нас! Прошу, простите моих детей!

Такое было невозможно вынести. У меня не укладывалось в мыслях, как эта женщина, и остальные, подобные ей, прошли через такой ад. Мы с Эбби еще долго обдумывали произошедшее. Меня колола совесть за мои поспешные выводы о ней и ее детях. Мне казалось, что люди либо хорошие, либо плохие. Человек либо способен на ужасные вещи, либо нет. Но тогда я задумалась, окажись я в такой ситуации, как бы я себя повела? Окажись мои близкие в опасности, разве я не сделала бы все, что угодно, чтобы их спасти? В критических условиях, возможно, мы оставляем все наши обычные установки и действуем исключительно на инстинктах, дающих нам возможность выжить. Или это всего лишь оправдание слабости и желания сдаться? Я тогда так и не ответила себе на этот вопрос. Человеческая натура не постижима.

В восемь часов утра следующего дня мы выехали из Омахи длинной цепочкой автомобилей и автобусов, в сопровождении нескольких отрядов военных, и направились в Чикаго. Пустой «Ровер» легко катил по трассе и ветер свистел в разбитых окнах. Колонна двигалась с небольшой скоростью, периодически останавливаясь для отдыха и обеда. Каждого человека снабдили едой для перекуса и необходимыми вещами, но раз в шесть часов все останавливались и получали горячий обед. Меня удивила, после всего хаоса, что преследовал нас последние недели, слаженная работа военных. То, как организованны они были, как быстро работали. Этот «порядок» успокаивал. За время пути до Чикаго я практически пришла в себя, будто зарядилась их энергией. Они стали для меня островком нормальности в море кошмаров. Эбби была одной из них. Той, что сохраняет хладнокровие, не смотря ни на что. Ее работа закалила ее, ведь еще до беспорядков она провела какое-то время в реальном мире и знала паршивую натуру людей лучше меня. А меня будто с головой окунули в чан с дерьмом, который всю жизнь стоял рядом, но его никто не замечал. Но они знали. Военные все это уже видели, конечно в меньших масштабах, но они уже проходили через это, и потому сейчас они были здесь и, как и раньше, делали свою работу. Большая часть военных в стране с начала беспорядков осталась верна себе и своему делу. Это восхищало.