Читать онлайн Земляки

Былая гордость

Виражи фортуны

Да, молодая женщина находилась в поисках подходящей для себя партии, но ей по-женски не чуждо было и проявление сочувствия. Юность и молодые годы Мазель прошли в заботах о больных родителях, и в двадцать пять лет решила заняться собой – она приняла предложение подруги детства Азизы приехать к ней в далёкий город. Суть приглашения заключалась в том, чтобы запоздавшая с замужеством девушка присмотрелась к её родственнику. Та затруднялась описывать его, и она поняла, что предполагаемый жених не обладает яркой внешностью. Аналогичное же сложилось впечатление при коротком общении с ним самим, но решилась.

Исай Таиров был одного с ней роста, скромен, худ, с нераздельными бровями и негустыми волосами. На взгляд девушки, положение спасали лишь ухоженные средней толщины усы и небольшой ровный нос, как у неё самой. К Мазель, так же, как и к родственнице, он обращался словно провинившийся, чем причинял неловкость будущей жене. «К той я могу понять, в благодарность то, сё, – размышляла она, – зачем мне демонстрировать свою покорность во всём?» Рядом с мужем подруги, адвокатом Садыковым, он казался служивым мальчиком. Одеяние также было простым, но наличие собственного жилья и отсутствие проблем в плане материальном, частично затмевали все эти недостатки.

В разговорах с Азизой она находила себя отставшей от жизни, а в школьные годы дела обстояли наоборот – той не доставало коммуникабельности при общении даже со сверстницами. Устроившись на работу в кондитерскую фабрику, Мазель стала реже видеться с ней. Малогабаритная двухкомнатная квартира на втором этаже будущего мужа была предоставлена ей, и в трудовых буднях приближался день их бракосочетания.

Супруг владел ещё земельным участком недалеко от города, где круглый год выращивал на продажу различные виды свежих съедобных трав. Практически всё время возил в багажнике старой машины пластиковые ящики, и Мазель иногда по запаху в салоне определяла, какой вид зелени он отгрузил. Но сама не была в восторге от рода его деятельности, и приносимый доход не впечатлял. Слабоволие Таирова продолжало доставлять жене неудобства, его повадки, взгляд на жизнь, выбор продуктов и одежды были присущи бедным людям. Она ничего не могла поделать с тем, что он тихо заботился об общем завтраке, сам же отстирывал свои носки. Родившуюся дочь Соню часами убаюкивал днём, и по ночам первым вскакивал на её плачь. Мазель раздражала монотонность его натуры, исключающая конфликтность в доме, и скромная стабильность в делах отражалась на его настроении.

Немногочисленные знакомые отмечали, что вместе с материнством она заметно похорошела как лицом, так и манерами. Ещё в её гардеробе одна за другой появлялись модные кофты, юбки. Только Таирова это не касалось, по отношению к нему она проявляла безразличие. Постепенно она отдалялась и от счастливой, в полной мере, второй половинки адвоката в лице Азизы, которая ни в чём не нуждалась: одевалась в фирменных магазинах, позволяла себе отдыхать за границей, пользовалась дорогой косметикой, ходила в театр. Разница в благополучии с ней была огромная, временами Мазель казалось, что подруга детства общается с ней из-за родственника.

Она дружила с ещё одной уроженкой южных регионов. Наяра была ненамного старше неё, но имела двоих детей подросткового возраста. Все годы замужества она жила в съёмных квартирах, поскольку предоставленная супругу комната была мала для семьи. В свободное время торговала штучными товарами перед ближайшим гастрономом. Муж Насиб Карабалаев был склонен к употреблению спиртных напитков, и она часто жаловалась на судьбу, хотя её рассказы нередко были начинены громким и необоснованным хохотом. Вместе с тем могла окутать Мазель небывалой заботой, но выступала за сохранение союза с Таировым.

Близкой подругой была пятидесятилетняя Алла с телосложением выше среднего. Она считала себя коренной горожанкой, работала отделе снабжения фабрики, ездила на новом автомобиле иностранного производства, жила одна в частном доме и увлекалась астрологией. Она частенько звала её в гости, нередко упоминала своего знакомого по имени Саид, и их встреча с Мазель была лишь вопросом времени. Увиделись они в необычной атмосфере: однажды к её приходу, атлетического телосложения Саид-Ага Демирханов в небольшом дворике Аллы разделывал голову быка. Перед ним была застелена клеёнка, рядом стояла чурка с воткнутым в неё топориком. Стояла прохладная погода, а он был в одних шортах. Вид и его движения завораживали Мазель, которая не спешила отыскать в доме хозяйку. Показалась и Алла с собачкой на руках. Поглаживая её белоснежную кудрявую шерсть, сказала, что друзей нужно уметь выбирать, что это бесценный дар Божий, на что, казалось, отреагировала и её четвероногая любимица. Мазель ответила, что зрелище не для неё и изъявила желание оставить их. Чтобы препятствовать этому, та попросила помочь ей и добавила, что предстоит отведать тушёные щёки, а он подчеркнул основу рецепта: красное вино, но их старания результата не дали.

На другой, воскресный солнечный день конца марта к ней постучалась Алла и пригласила на прогулку. Она была весела и болтала в аналогичной манере. Прибыв на окружную дорогу, остановила машину, но выходить не спешила. Постепенно перешла на знакомого молодого мужчину, не называя имени, рассказывала о надёжности и трудолюбии южан, о том, как интересен их акцент, как хороши собой… За невысоким забором виднелись кипы сложенной древесины и стояли автомобили с грузовыми прицепами. Приближавшегося к ним человека в бархатном спортивном костюме чёрного цвета Мазель заметила в последний момент, и сердце её заколотилось, как будто лёгкий ветерок дотронулся до её волос, задрожали руки. Вначале Демирханов открыл дверь с водительской стороны и подал руку Алле, а затем и её подруге. От его прикосновения Мазель словно пронзило током, молния пробежала по всему телу. Он попросил их последовать за ним до расположенного на территории базы пиломатериалов деревянного домика. С приближением к нему чувствовался незначительный дым вперемешку с запахом жареного мяса. Возле домика стоял стол, а чуть поодаль —прямоугольной формы жаровня на высоких ножках. Он освободил плоские приспособления с заострённым концом от кусков мяса на общую тарелку. Женщины присели напротив него, разумеется, роль ведущей Алла взяла на себя. Между дружескими фразами она отмечала и отменный вкус угощения, а молодые присматривались друг к другу. У Мазель не осталось сомнений, что впереди крупные перемены, и уехала на его машине. Она пожалела, что поздно разобралась в себе, потеряла время своей молодости и жила без душевного покоя и радости, и на следующий же день с дочерью ушла к нему.

Закореневший нравом, замашками и лицом Демирханов, а по представлению новой подруги – состоявшийся бизнесмен, был старше неё на семь лет и выше на полголовы. В собственности, кроме гаража и автомобиля, находилась однокомнатная квартира современной планировки с двумя балконами. Из окна кухни открывался вид на телебашню, и по площади была больше двухкомнатной квартиры, в которой Мазель жила. К казавшимся пределом мечтаний условиям она привыкала с лёгкостью. Азиза посторонилась, но на первое время стала связующим звеном между бывшими супругами. Решившаяся на отчаянный шаг женщина замечала, что та проявляет понимание и оставляет маленькую Соню у себя на несколько дней.

Переменами она наслаждалась тоже непродолжительно и стала испытывать непонятное опасение при общении с Демирхановым. Она боялась что-то не так сделать, не так одеться, не то ответить и тихо ненавидела себя. Вечера и выходные дни превращались в сплошные пытки, и будущее с ним представлялось ей в мрачном свете, притом, он продолжал регулярно приносить ей букеты цветов. Однажды признался, что дела его идут плохо, а через неделю сообщил, что планирует поездку в один из отдалённых регионов страны, что чуть позже и их с дочерью заберёт. Не желая перемен и его отсутствия, она решила действовать и незадолго до казавшегося временного расставания устроила истерику. Демирханов пытался её успокоить, но всё было тщетно, и остановить вырвавшуюся из рук подругу, ударившуюся при этом об угол стола, не смог. Добившись нужного результата, Мазель собрала свои личные вещи и покинула квартиру. Она не задумывалась о том, как долго останется одна. Вернуться в квартиру, в которой имела право жить, не рассматривала, и попросила Наяру предоставить ей на время отдельную комнату. Встреча с новым кандидатом в мужья не заставила себя долго ждать, она не успела восстановиться ни морально, ни внешне.

Звонок с улицы был негромким, и Алла не всегда его слышала, но болонка непременно оповещала об этом единичным лаем и ждала, пока не откроют дверь. На случай растягивания ею времени становилась нетерпеливой, могла даже схватить зубами край одежды и потянуть к двери.

За калиткой стояла Мазель, которая негромко, но чувственно вымолвила:

– Бесподобная Ама, сегодня мне удалось силой мысли остановить человека, держа тебя в уме. Как ты находишь мои способности? Могу называться твоей ученицей?

– Откуда ты взялась, на ночь глядя? – спросила Алла.

– Ама, это я. Ты что, не рада мне? Могу и умолять, чтобы пустила, – сказала Мазель в несерьёзном тоне.

– У тебя всё в порядке? Где твоя малышка?

– Она боится тебя, а я, как обычно, нуждаюсь в советах. Жизнь унылая пошла. Никто меня не любит!

Алла тоже не была белокурой и предпочитала одежду чёрного цвета. На фоне сумерек стоявшая у порога женщина с собачкой в руке являла собой занимательную картину. Молодой подруге, в первый раз неправильно прочитавшей данные на визитной карточке, она не запрещала искажать своё имя, и та лишь по настроению пользовалась этим вариантом.

В светлом зале Алла заметила на её лице кровоподтёк и спросила:

– Кто тебя так обидел? С таким защитником!.. Или это он тебя воспитывает?!

– Нет, я сама, по неосторожности. С Сашей мы больше не вместе, наша звезда горела ярко, и вся выгорела.

– Ты что, ушла от такого мужика? Что ты такое говоришь?! – Женщина интонацией и переменившимся выражением изобразила, что поражена поворотом событий.

– Не надо! – Мазель выставила ладонь. – Я жила в его тени, оторванная от мира, и оставаться с ним оказалось выше моих сил.

– За счастье нужно бороться, на блюдечке никто не подаст! Надо поговорить с ним, растрогать его душу.

– Он меня не слышит, и каждое его слово являлось для меня законом. По-другому я не могла, признаюсь, в этом заключалась моя слабость.

– И ты решила, что тебе не хватает внимания постороннего человека! Ну да, на тебя возложена особая миссия.

– Ты понимаешь меня, как никто другой, – сказала гостья и подумала, что может задеть свободную в полной мере женщину, хотя она никогда не сетовала на своё одиночество.

Не меньше Алла была удивлена тем, с какой лёгкостью говорила та о разрыве отношений с первым из её списка настоящих мужчин. Он был значительно моложе неё самой, чтобы рассчитывать на серьёзные отношения, но сердечко всё равно трепетало от общения с ним.

– Ой, я предупреждала, – сказала она. – Он любил тебя! Лучше него ты в жизни никого не найдёшь!

– Ал, я не жаловаться пришла. В годовщину знакомства мы были в кафе, и он там грубо реагировал на молодого человека за комплимент в мой адрес. С того самого дня стала считать, что совершила вторую ошибку. Он и сам понимал, что всё идёт к концу.

– Мимолетный каприз ты не сравнивай с прозой жизни. Я и не знала, что бывают такие мужчины. – Алла покрутила головой. – В день рождения и на женский праздник с утречка занесёт свой букет, а если попрошу, и чаю попьёт со мной.

– Ты же мною отблагодарила его! – язвила молодая подруга.

– Саид с ребёнком взял тебя, а это дорогого стоит. Ради тебя терпел неудобства, подобных ему людей нечасто встретишь. – Другая указательным пальцем подчеркнула значимость своих слов. – Одни нытики да скряги.

– В чём-то ты права, но он не мой огонь. То есть наоборот. По нраву он наследник именитого клана, и с ним не каждая уживётся. Утром уходит, и мне хорошо. Успеваю поделать свои дела по дому. Во второй половине дня готовлюсь его встречать, и чуть ли не трясусь. Я правильно сделала, что ушла.

– Как бы потом не пожалела! Очень часто после расставания люди просятся обратно.

– Такого не будет, можешь не продолжать. Мне встретился сегодня возле больницы человек себе подстать, и ему немного нездоровилось. Когда он проходил передо мной, я разжала пальцы. Тебе это ничего не напоминает?

В памяти Мазель хорошо сохранилась рассказанная Аллой история о том, как она в молодости зимой ночью очутилась одна на дороге между деревнями. Показавшаяся единственная машина была грузовой, которая не остановилась. Её охватил ужас. Вообразив себе вой волков, она начала совершать разнообразные движения, вполслуха, криком души подзывая ещё одно транспортное средство. Прошло ещё некоторое время, прежде чем исчезнувший давно из поля зрения грузовик повернул обратно и подобрал её.

– Ради спасения шкуры что только не сделаешь! В окрестностях деревни моих предков реально водились волки. Там оставалась старая тётя отца. Поехала на рождество, и потом долго отходила.

– С моими делами не сопоставить, уфф, мурашки пробежали. – Мазель ладонями по очереди провела по рукавам кофты. – Я тоже могла встретить второго Саида на своём пути, а раскусить позже. Этот не такой, я сразу почувствовала. Он заговорил первым и спросил, что со мной произошло, и всё такое. Подскажи, как докричаться до него. Не поможет, если всю ночь буду думать о нём?

– Лучше спустись на землю. Сейчас у большинства людей телефоны в карманах, сделала бы так, чтобы попросил номер.

– Так неинтересно, и говорили мы недолго. Одна ты сможешь подсказать, что делать. Хочу, чтобы он отыскал меня завтра.

– Чем я-то тебе помогу?

– Как чем? Для начала фразой: принято! Со своим фирменным жестом. – Мазель подняла большой палец, но он не настолько выгибался в обратную сторону, как у той. – Дальше пойдёт как по маслу.

Алла не переставала поражаться её жизнелюбием, но засомневалась, что новый объект обожания встретила после расставания с прежним другом. Она не забывала, как на первых порах новая сотрудница была застенчива, как не понимая значения вылетавших из уст остальных людей отдельных фраз, иногда сама тоже их употребляла.

– Эх, дорогуша, женские чары способны на многое, – сказала она с улыбкой на губах. – Вся наша жизнь состоит из любовных историй, кто практикует, кто обходится воображениями. Но боюсь, что войдёшь во вкус.

– Нет уж! Сама предсказывала мне три брака, пусть всё случится, пока молода. Согласна, Саид один стоит двоих, но это не в счёт.

Ранним утром Мазель проснулась от кукареканья петуха и прислушалась, но повторных сигналов не дождалась. В размышлениях, держат ли поблизости домашнюю птицу, или ей это померещилось, вновь забылась. Машина Аллы была бесшумной, но щелчок замка от ворот оповестил её, что осталась одна. В такую рань идти было некуда, поэтому решила ещё полежать. Она не впервые ночевала здесь, матрас ей нравился, но подушка была скромней раза в три той, к чему привыкла. На завтрак на столе был оставлен кусок торта и порционный какао-порошок, но им она предпочла растворимый кофе и батончик шоколада с орехами.

Неспешно приведя себя в порядок, она доехала до Наяры. За недолгие годы их знакомства женщина с неё ростом заметно прибавила в весе, окрепла и нравом, по собственным словам – возмужала. К приходу Мазель она кормила её дочь рисовой кашей на молоке, и при виде матери та закапризничала.

– Алла советов не даёт по поводу отца для этого ангелочка? – спросила подруга и нежно коснулась до волос ребёнка в теменной зоне.

– Мы ни о чём таком не говорили, – ответила другая и сама взялась за ложку. – Она была шокирована моим решением.

– Я не видела ни его, ни её. Сама что думаешь?

– Обратной дороги в любом раскладе нет. Считать себя его женщиной больше не хочу. Ему не составит труда найти мне замену, и пусть.

– Мне сдаётся, что твоя Алла никакая не чародейка, а одна из нас. Любая другая бы поняла, что произойдёт в ближайшие дни. Я и то знаю.

– Меня не забудь посвятить! Только не сегодня, ладно?

Мазель привела в порядок вначале комнату и детские вещи, затем прибралась на кухне. Пока Наяра готовила, отвела ребёнка на прогулку, и к назначенному времени отправилась в медучреждение. После необходимых процедур вышла в коридор, из окна которого просматривалось место, где накануне состоялось новое знакомство. На подоконнике было процарапано слово «лала» то ли с разделяющей, то ли случайной точкой посередине. От делать нечего она строила догадки, что хотели им обозначить. Была склонна подумать, что это уменьшительное имя девочки, а в меньшей степени – что у кого-то душа запела от чего-либо прекрасного. Как только показался интересующий человек, надела очки и направилась к выходу.

Бритый и подстриженный Юлдашев в чёрном плаще встал и неотрывно вглядывался в приближавшуюся женщину в красной куртке поверх обтягивающей сиреневой блузки. Коттоновая узкая юбка подчеркивала её стройность, а туфли на каблуках делали ростом с него.

– Привет, прекрасно выглядишь, – сказал он с улыбкой на лице. – Умение женщин принарядиться заслуживает похвалы. Не знаю, уместно ли спросить: дорогу я никому не перехожу?

– Я бы не могла прийти в таком случае, – ответила Мазель.

Ему показалось, что ответы на все определяющие вопросы были получены вчера, и они устраивали его. Хотелось бы верить, что она и есть его судьба. Всмотревшись ей в щёку, с некоей уверенностью сказал:

– Рана практически не заметна, блёсточки на очках и вовсе отвлекают. Ты права, нам свойственно и травмы получить, но это ничего по сравнению с тем, когда удар приходится в сердце.

– В той или иной степени с этим каждый сталкивается. Слышала, что ребята больнее выносят предательство в любом виде.

– Спорное утверждение, но отдельные моменты волнуют тебя до тех пор, пока не найдёшь свою дорогу. В моём понимании союз должен быть равным, насколько возможно, и попытки брать верх ни к чему хорошему не приведут.

– Наши взгляды совпадают, – сказала она и задала встречный вопрос о его социальном положении.

– Ничего не изменилось со вчерашнего дня. Добавлю, что женат не был. Года за годом мечтаю встретить подходящую женщину для создания семьи. Всё другое сейчас мало интересует меня.

– Не так быстро!.. Нам бы выбрать скамейку с открывающимся обзором и поболтать. Походим, поищем что?

Сегодня ему не доставляло удовольствие нахождение в этом районе, хоть погода была приятной, как и накануне. Важнее всего было её присутствие, что отражалось и на его настроении. Само собой, признаки болезненного состояния сохранялись, он посмотрел по сторонам, повернулся к ней и ответил:

– Свободные места есть, давай только ненадолго. Ты мне понравилась, решение за тобой. Буду надеяться, что не подвергнешь меня строгим испытаниям, как в сказках. Но о самих себя лучше поговорить в тишине за чашкой чая со сладостями.

– Можно и домой. Восстановление здоровья должно быть на первом месте, и я помогу тебе, чем смогу. Идти далеко? – спросила она.

– Лучше на автобусе. Привык ходить быстро, нередко преодолевал и большие расстояния, но не сейчас.

Мазель стала по левую сторону. Кроме победного настроя, была ещё «вооружена» лёгким ароматом духов. В автобусе позволила ему взять кисть своей руки, а по выходу – сама взяла его под руку. Пока шли, он описывал район, и, судя по тону, был им доволен. Прежде чем войти в дом, она обвела взглядом двор, в котором была небольшая детская площадка с качелями. В квартире, как она и предполагала, отдавало не ароматами – ощущался запах вареного мяса. Стоя в прихожей, спросила:

– Газ оставлял включённым? Я тоже иногда поставлю чайник на медленный огонь, или кастрюлю и спущусь к киоску. Однажды так доехала до рынка.

– Газа здесь нет, – ответил он, снял туфли и первым делом закрыл дверь кухни. – Язык варил, но времени не хватило, чтобы приготовить гуляш. Проходи, можешь в обуви.

Разуться Мазель не хотелось, и не только потому, что затертый линолеум не выглядел свежим – обувь на каблуках придавала ей уверенность. Прежнему другу нравилось, когда на праздниках она наряжалась, как могла, с очередным подношением напоказ. Вспомнив это, качнула головой и расстегнула молнию куртки, но сохранила её на плечах.

Ставший суетливым Юлдашев открыл окно и поправил штору. Следом поставил на журнальный стол разрезанный кекс с изюмом на тарелке и плитку шоколада. Ещё принёс чашки на блюдцах, термос с чаем и конфеты.

Увидев полные сумки над шкафом, женщина ощутила запах залежалых товаров. На столе стоял серый старый телефонный аппарат, и она сказала:

– Мобильник дома забыл? Привыкаешь, и без него уже никуда.

– Я им редко пользуюсь – во мне нет охотника за красивыми вещами. Контактов в нём с пяток, и тратиться на звонки без нужды нет желания.

Как и должно было быть, Мазель на лету схватывала каждую его фразу. Ей не могло не прийтись по душе его открытость и поняла, что он всегда будет выставляться таким, какой есть. Она нашла его между своими двумя бывшими, как сама того и хотела. Посмотрев на вид из окна, сказала:

– Свой я недавно разбила – с высоты выронила. Скоро куплю новый. Если поможешь выбирать, прямо на днях и возьму.

– С удовольствием, хоть несильно понимаю в них. Пользуйся пока моим, если вид не смутит. Ты садись, чай свежий, перед уходом заваривал. Сахар нужен?

– Я его практически не употребляю с чаем. Его необязательно пить со сладостями, чему многие женщины стараются следовать.

– Случайно к кондитерке не имела отношение? Говорят, там у многих вырабатывается отвращение к сахару.

– Угадал, год проработала там, но его я перестала есть со школьных лет, – ответила Мазель и села на диван. – Часто им перебивала аппетит, пока не узнала о его вреде.

Юлдашев не видел причин отказываться от сладкого. Продукты питания с высокой калорийностью составляли значительную часть его рациона и до попадания на больничную койку. Он отломил кусок шоколада, откусил и спросил:

– Много сохранила воспоминаний о детстве? Или трудным выдалось?

– Сперва было как у всех, потом сёстры вышли замуж, а я осталась одна с больными родителями. Так и жила, пока не решилась на серьёзный шаг. Но думаю, что поспешила – ничего не выгадала.

– Я тоже сам себе пробивал дорогу. В школьные годы в город не выезжал для общего развития, а уж тем более в пионерлагеря, но всем необходимым был обеспечен. Расскажи о себе, о своём недавнем прошлом.

– Моя история не без погрешностей, – сказала она и остановилась, непросто было начать говорить о самой себе.

Юлдашев почему-то не задумывался над тем, что девушкам тоже приходится заботиться о своём будущем, и не у каждой жизнь складывается благополучно. Настрой, как и предполагается в таких случаях, был согласительным и направленным на продолжение общения.

– Все проходят через них. Жизнь похожа на лабиринт, ходишь себе, пока не наткнёшься на препятствие. Поворачиваешь вроде бы не наугад, но везде свои особенности.

– Я была замужем. Найти безболезненный выход сложно, если есть ребёнок. Сонечке моей скоро стукнет три годика. У неё задержка речи, и мы наблюдаемся у врача.

– Как давно ты одна? – спросил он с появившемся на лице огорчением.

– Смотря, какую дату считать ключевой. Зачем я только обернулась?.. И так жили порознь.

¬Мазель взяла в руки блюдце с куском бисквитного изделия и откусила.

Юлдашев оставил это без внимания. Он смирялся с реальностью: была замужем, есть ребёнок, и подумал, что, может и неплохо сойтись с женщиной, которая успела столкнуться с трудностями. На передний план вышло то, кого из себя представляет прежний муж.

– Ответы рождают новые вопросы, – сказал он, глядя на неё.

– Ничего особенного, – Мазель махнула рукой, – раньше работал на базе пиломатериалов. Потом взял и навсегда уехал на север. Искать меня не станет, если даже приедет. Такие тоже встречаются люди, но иногда это идёт на благо.

– В пример один мой сослуживец. Он поражал всех нас, целые дни проводил в спортзале и занимался собой, а о жене с ребёнком забывал.

– Одним и впору оставаться самими по себе. Я бы попросила сменить тему, нам есть, ещё о чём поговорить.

– Прошлое трудно забыть. – По взгляду Юлдашева пробежало уныние. – Но уроки тоже даром не проходят.

Напряжённость прошла, в ожидании нужного ответа Мазель не всматривалась ему в глаза. С каждой минутой Юлдашев казался тем самым молодым человеком, кого искала.

– Считай, что жизненные ориентиры изменились, подумаем, насколько наш союз реален. Ему ничего не может угрожать, если с пониманием отнестись друг к другу.

– Обычно я бываю сдержан в оценках, но всеми силами постараюсь не упустить свою находку.

Это не было преувеличением – Юлдашев ощущал идущие от неё позитивные волны, каких раньше не испытывал. Согласившаяся быть рядом в трудную минуту женщина одним этим была бесценна для него. Он поверхностно выложил свой жизненный путь со времени окончания школы и до попадания на больничную койку, ни на чём-либо не делая акцент.

– Нормальная история, получше, чем у меня. Добавь немного о своих родных, о прежней подруге.

– О ней нечего говорить, будто бы и не было. Родители живы, есть брат, две сестры, все старше меня, но видеться получается крайне редко. Старшая со своими детьми живёт в отчем доме. У других двоих полные семьи. Один я оторван от ближней родни.

Мазель чувствовала, что если он и общался с девушками, то мало. Она была склонна принять его, но не планировала надолго обременять своим присутствием и встала.

– Я тоже крайняя. Чтобы рассказать обо всём, потребуется не одна неделя.

– И года не хватит. У меня идея: давай назовём имена близких родственников и посоревнуемся, кто скольких запомнит с первого раза. Будет весело и полезно.

– Считай, что ты победил.

– Мне ещё не приходилось играть по неписаным правилам, но думаю, что будет интересно. Мы сразу почувствуем, какие у нас складываются отношения.

О женщине со схожими интересами, с которой можно болтать бесконечно, он и раньше не мечтал. Только сейчас понял, как это здорово, в отличие от того, что встреча подошла к концу.

– Для знакомства мы достаточно поговорили, и пора по-отдельности осмыслить. Об укреплении отношений ещё рано заботиться.

– Останься, что за спешка? – Юлдашев выразил непонимание. – По правде, я рассчитывал…

– О ночёвке и речи не может идти. Причина не в ребёнке, и не в том, что боюсь оставаться с тобой. Всё должно происходить постепенно, по мере осмысления.

– Мы словно остановились на полуслове. Я надеялся, что ты обед нам приготовишь?! Недостаточно, что с моей стороны решено?

Заметив в его глазах тень досады, она сказала:

– Мы толком и познакомиться не успели, а наша поспешность потом может выглядеть ошибкой. Для взрослых людей существуют определённые рамки.

– Их мы сами выдумываем. Мне как воздух нужен рядом с собой человек, одной надежды будет недостаточно.

– Терпеливость украшает мужчину. Мизинчик был вчера, – она согнула его, – сегодня очередь безымянного. Дойдёт до большого пальца, и поймём, что к чему. Будем соблюдать общепринятые нормы.

– Тебе это важно, согласен, а мне не до предрассудков, – сказал Юлдашев и понял, что она права. – Я бы очень хотел, чтобы ты и завтра пришла.

Мазель застегнула свою куртку и ушла, стуча каблуками по лестнице вниз.

Обедать ему в одиночку не пришлось – не успел после короткого отдыха переместиться на кухню, как позвонили в дверь. За ней в полном составе стояли Мукаиловы и, находившийся под влиянием чувств от предыдущей встречи мужчина с удовольствием принял гостей.

Глава семьи был смелее и первым переступил порог квартиры. Девятиклассник Канар в школьной форме снял обувь, которая походила на рабочие ботинки, и освободил прихожую. Худощавая Сая была в синей однотонной джинсовой куртке и длинной гофрированной юбке чёрного цвета, а из-под косынки выглядывала длинная толстая коса. С Юлдашевым она виделась не впервые, но держалась подчеркнуто скромно. Едва слышно поздоровавшись, отошла в сторонку.

Мукаилов-старший протянул ему небольшой сверток и сказал:

– Я принёс тебе пять видов трав. Сделай отвар и выпей несколько раз в день по полстакана. Результат обязательно будет. Или пускай Сая сварит?!

– Неплохо, если заодно нам и поесть приготовит. Вы пришли очень кстати, у меня не всегда получается так, чтобы угостить других.

– Что надо делать? – спросила женщина.

– Пойдём, покажу. – Юлдашев повёл её на кухню, и через минуту присоединился к остальным. – Кибат, ты садись, а ты, Канар, сними со шкафа те сумки – они не тяжелые. Потом застели газету и вместе с теми, что на полу, подними и аккуратно сложи. Кроссовки для тебя я уже вытащил.

Как только юноша освободил поверхность шкафа, хозяин в доме взял влажную тряпку и подал ему. Канар выполнил поручение, как мог, и оставил их. Оба мужчины заметили отсутствие отточенности в его действиях и оба поняли, что это от волнения.

– Мне тревожно за него, – сказал отец. – Как ему служить в армии? Я и сам считаю её полезным жизненным рубежом, а выдержит ли?

– Слабым везде приходится нелегко: в строю, раздевалках, очередях. Корми нормально, и будет как все.

– Знаю, сам не ем, ему даю. Видимо, мало, хотя в его возрасте должна быть максимальная польза от всего, что бы ни глотал.

– Мог бы тоже найти себе подработку. Многие подростки занимаются распространением рекламы, доставкой посылок, документов.

– Характером не вышел, понимаешь? Он немного подломлен, что хуже физической слабости. Меня хватает ненамного, жену не отпустишь на работу – документы не в порядке. Сам как? Выглядишь лучше, чем вчера.

Ещё в полной мере не испытавший чувство ответственности к женщине Юлдашев не сосредоточился на моменте – тот не раз говорил, что становился свидетелем некорректного поведения некоторых должностных лиц по отношению к своим работницам, что он предпочтёт голодать, чем выпускать жену в коллектив, если сугубо не женский. Он присел рядом с ним и сказал:

– Упадок сил был долгим, и быстро их не вернёшь. Ты лучше меня это понимаешь. В беготне запустил, теперь предстоит долгое восстановление.

– С подругой что? Очень важно быть кому-то нужным, и чтобы крыша не давила, как у меня.

– Пока присматриваемся, – ответил Юлдашев и повернулся к нему. – Понимаю, что ты по-прежнему гол, только на меня не рассчитывай. Настало время собирать камушки. То немногое, что есть.

Взгляд пребывающего нередко в роли просящего мужчины при любых неудачах принимал жалостливые черты, менялся и голос. «Издержки моего образа жизни», – подумал он и прошептал:

– Знал бы, как мне всё это надоело. Конца-края не видать! Раньше сам не понимал, даже презирал жалующихся на жизнь людей, но такую затяжную пустоту и врагу не пожелаешь.

– Руки не опускай, каждый потерянный день означает шаг назад. Найди опору и оттолкнись.

– Пробовал много раз, всё мимо. Ощущения такого нет, что моя дорога где-то рядом, но продолжаю надеяться.

Вошедшая в комнату с чашкой отвара Сая прервала его. Следом она принесла и еду: тушёный картофель с мясом и салат из свежей капусты.

***

Всю дорогу домой мысли Мазель были с новым знакомым и осознавала, что должна как можно скорее начать ухаживать за ним для предупреждения осложнений со здоровьем. Место его жительства оставило неблагоприятное впечатление, она подумала, что ни разу не видавшая ремонт квартира, которая десятилетиями сдавалась самым разным людям, сама по себе могла стать причиной недомоганий. В глубине души присутствовала ещё необоснованная прихоть – не хотела жить на втором этаже, откуда однажды сбежала за счастьем.

В конечном пункте её ждала малоприятная неожиданность: дверь открыл ни кто иной, как бывший муж.

– Ты что тут забыл? – недовольно спросила она.

– Не показывала бы свой характер при посторонних, – подавленно ответил Таиров. – Не пойму, чего ты добиваешься, и Соне не лучше от всего такого.

– А ты не нарушай наши уговоры. Для меня ты посторонний человек, в особенности за пределами квартиры. – Мазель обняла выбежавшую навстречу ей дочь.

– Ещё выдумывать наловчилась! Ни о чём с тобой мы не договаривались!..

– Тормози и не забывай об уровне наших контактов. Не делай так, чтобы я былых высмеивала. Мне есть чего вспомнить.

Так и не сумевший наладить свою личную жизнь мужчина огорчился. Он надеялся, что, оставшись одна, бывшая жена изменит отношение к нему, и был готов уйти отсюда вместе с ней. Пока ждал её, выступавшая посредницей женщина учила его, как вести себя. Ещё вынудила побриться, надушиться и помогла привести в порядок брови. Но, общаясь с ним продолжительно, Наяра стала понимать Мазель, неприступность которой и оставалась прежней.

Она подала голос из глубины квартиры.

– Вашим спекуляциям пришёл конец. Сейчас состоится склейка разбитых сердец. Чуточку терпенья, осталось добавить джема.

– Что вы это задумали за моей спиной? – с интонацией спросила Мазель, чтобы та показалась.

Женщина в фартуке вышла в коридор. В руке держала кухонное полотенце, тряся им, показной серьёзностью сказала:

– Рекомендую хорошо подумать, иначе свяжу. Вы меня знаете! Будет немного не по себе, но по-другому никак.

– Мы свыше разделены, и по-другому нельзя. Можно только ругаться, кусаться, шуму наделать.

– Сегодня все права принадлежат мне. Разрешаю и кусаться, но, чтобы не впустую.

– Я бы попросила!..

– Ты подумай хорошо, – сказал Таиров. – Я знаю, что вы разбежались с тем мамонтом. Понимаю, заблудилась, с кем не бывает?

Отец дочери неизменно оставался ей неприятен. В очередной раз задав себе вопрос: «Как только могла?» – совершила рукой отталкивающий жест.

– Отстань от меня! Никто мне не нужен. Дай мне вдохнуть свободно.

Наяра неоднократно заводила с ней речь о дальнейших планах на жизнь, и становилось ясно, что Мазель не хватает толчка. Сегодня торговать не вышла, готовясь встретить её. Она в приказном тоне, тоже не вполне серьёзно произнесла:

– Так, набрали в рот воды, и марш на кухню. Мне лучше знать, кто тебе нужен, не нужен. Я права, можешь не сомневаться.

– Хочешь разрушить окончательно? Ещё одно слово, и он больше не увидит ни меня, ни дочь.

В прихожей стало тихо. Таиров с Наярой посмотрели друг на друга, но помолчали. Мазель сняла с вешалки куртку дочери и крикнула:

– Сонь, давай я одену тебя. Мы гулять пойдём. Та трясина нам знакома, будем следовать народной мудрости.

Девочка молча подошла и стала перед матерью, которая за пару минут собралась и вышла.

– Что же ты творишь? – сказал Таиров ей вослед и повернулся к Наяре. – Если и ты не можешь её понять?!..

– Не кисни, она сейчас борется сама с собой, и мы попались ей под горячую руку. Резковато получилось и рановато – не дали время прийти в себя.

– Ничего не изменится, всё равно хороша, зараза. Надо было придумать умный ход. Успокоюсь и решу, насколько, или вообще нужна ли она мне.

– Злить её не стоит. Ты тоже иди, вечером поговорю с ней.

Однако за ужином разговор принял иной оборот: Мазель поведала подруге о своём новом знакомом, в пользу которого склоняло и состоявшееся сравнение. Солидарная с ней во всём Наяра не только сразу переключилась и выразила понимание, но и посоветовала проявить активность.

Вторая попытка

Девятиэтажный дом из красного кирпича до недавних пор являлся мужским общежитием. В стабильные годы предприятия оно считалось образцовым, жильцы были вовлечены в культурно-просветительские программы, имелись штатные воспитатели, проводили различные мероприятия, существовала система сравнения и поощрений. Проход мимо вахты был сужен металлическим ограждением, пройти в гости разрешалось только при наличии документа, пронос и распитие спиртных напитков строго запрещалось. Нарушать правила многие не осмеливались, кроме боязни лишиться прогрессивной части оплаты труда – она составляла чуть ли не в половину общей заработной платы, регулярно встречались жильцы, которым предоставлялись отдельные квартиры, и наличие замечаний могло оказать плохую услугу. Лифт был встроен таким образом, что кабина останавливалась на полуэтажах, и при пользовании им предстояло преодолеть ещё девять ступенек по лестнице. Длинный коридор, пол которого был в шахматном порядке обложен квадратными полимерными плитами бежевого и бирюзового цветов, с обеих сторон заканчивался балконами. Один из них давал возможность переходить в другой блок, а второй предполагалось использовать и как запасный выход при экстренных случаях. Предназначенные для готовки пищи и стирки помещения находились в начале коридоров. Каждая из трёх секций на этаже состояла из четырех комнат и санузла. Комнаты были двух видов: восемнадцати и двенадцати квадратных метров, трех- и двухместные – соответственно. Ещё одна, нестандартного вида с выходом на балкон, служившая в прежние годы помещением для досуга, продолжала оставаться нежилым.

По мере того, как жизнь вокруг менялась, дом стали заселять семейными парами, и тем, у которых ребенок, предоставлялись большие комнаты. Правила были строгими, из-за скромности жилого фонда расширение через развод категорически не допускалось. Разделение продолжилось не так долго, и в распоряжении необременённых семейными узами людей сохранили половину одного из двух блоков.

Предоставленная Гадаеву комната с кроватью, двухстворчатым шкафом с большим зеркалом на торце, кухонным столом, двумя стульями, тумбочкой и с дверью у угла была маленькой. Спальное место со входа не бросалось на глаза – стоявший у его изголовья предмет мебели перекрывал обзор. Линолеум был целиком покрашен коричневой краской, бордового цвета узкие шторы едва прикрывали оконный проём. Выцветшие наполовину обои были на тему «растительный мир», при внимательном осмотре складывалось впечатление, что они приклеены вверх ногами. К стене была прибита трёхступенчатая конструкция в виде полок для книг, верхние две которой оставались под гнётом печатной продукции с утратившим внешним видом. На нижней находились заполненные кроссворды различной толщины, и Гадаев освободил её для собственных нужд.

Соседняя справа комната была большая и в ней жили двое молодых парней. Оба любили носить пиджаки и пёстрые галстуки, по утрам вместе уходили, иногда возвращались с подругами. Вели себя тихо, на общую кухню не выходили. Судя по периодическому гудению, пользовались старым холодильником, негромко смотрели телевизор или слушали музыку.

Комнату слева занимал худощавый высокий молодой мужчина в очках. Стройный, с длинными руками он походил на спортсмена, не курил, потому и тоже нечасто показывался в коридоре. По вечерам оттуда доносился шум кулачных боёв, и Гадаев решил, что на его тумбочке тоже стоит телетехника, ещё с видеопроигрывателем. Встретив его на кухне, сказал:

– Я считаю, что соседи должны знаться. Живём через стену, дышим одним воздухом, пользуемся много чем общим.

– Давно пора, Антон! – ответил тот и пожал ему руку. – Знаю, как тебя зовут, и когда родился: я на неделю раньше.

– Список мне тоже попадался на глаза. Я и в молодости здесь жил, но желание изучить просторы большой страны сбило с толку. Недавно по карте посмотрел на точки, где бывал – напоминает самолет с одним крылом.

– Дополнить картину не думаешь? С детства люблю гармонию во всём, симметрию, для чего нередко приходилось и потратиться.

– Трудновообразимые забавы, всякого рода головоломки не для меня.

– Интереснее посмотреть на моменты с самых разных точек, а на них – из других, и получится нечто вроде живой картинки. Лайнер носом куда стоит?

Гадаев задумчиво поднял руку и перевел за голову. К использованному простому с виду термину если и обращался, то не как к воздушному судну.

– Еле дошло! Я на месте.

– Судя по тому, что вернулся сюда, не очень доволен делами. Я прав?

– С какой стороны смотреть! Вспоминаешь истории, в которые попадал и радуешься, что вообще жив остался. И машина переворачивалась, и в болоте чуть не утонул.

– Мне тоже знаком этот дом с тех лет, и намотался по стране, будь здоров. Где только не бывал? Погоди, ты случайно не по воле судьбы? – спросил мужчина с оптическим прибором на глазах и поправил его.

– Смотря что имеешь в виду. Какая-то сила перебрасывает нас по разным углам, что кроме как судьбой и не назовёшь, – ответил другой и понял, что тот сам уже догадался.

Антон с юности занимался всем тем, что не носит явный криминальный характер. Часто разъезжался по стране, предпочтение отдавал фото- и сопутствующим товарам, но ничего существенного не добился, если не считать альбом с интересными снимками из разных уголков. Родители после женитьбы старшего сына вернулись в деревню, а он устроился на завод учеником электрика и стал жить отдельно. Это время совпало с началом распределения и разыгрывания между сотрудниками предприятий товаров, не находившихся в свободном обороте, преимущественно импортных, и ему удавалось разными путями завладевать значительной их частью. Продлилось это недолго, со своим близким родственником совершили кражу из склада, но в руки охранников угодил один из них.

– Меня жизнь вынудила, – сказал Антон. – Брата моего отправили в Сибирь, и я поехал следом, чтобы быть поближе. Лучше бы остался, пока ориентировался, туда-сюда, многое упустил.

– Как говорится, у каждого своя дорога. За кровных родственников все переживаем. Брат в норме?

– Ещё как! Ему на пользу пошло и выпустили раньше, чем я собрался и вернулся. В нестабильные годы не гнушался поживиться всем подряд, даже за чужой счёт, а сейчас занимается легальным бизнесом. Такая вот история.

– Захватывающая, и с географией. Тебя простил?

– Он и не держал зла, а жена его была готова порвать меня. Спасла боязнь сделать хуже своему. Притом, что я отказался от своей доли в квартире в их пользу.

– У меня собственного угла и не было. Со мной произошло нечто невероятное и запутаннее, поэтому нет желания говорить.

– Особенно с каждым встречным. Хорошо, что сумели прописаться, а то с этим сложно.

– Для приезжающих издалека и тогда было легче, – сказал затеявший разговор мужчина. – Ты в городе нормально ориентируешься? Знакомого одного хочу найти, но не знаю, как доехать. От завода до него ходил трамвай, неподалеку от его дома находился универсам, какой-то дом быта. Это всё, что помню.

– Не густо. Ехать было долго?

– Где-то с полчаса. Пройтись по путям неохота, ещё перепутаю чего.

– Пешком последнее дело. – Антон зашёл к себе в комнату. Через минуту принёс сложенный вчетверо выцветший лист бумаги. – На, возьми карту города времён нашей молодости. Тут практически все: здания, жилые дома, схема маршрутов движений транспорта и прочее. Птичку я поставил на центральной проходной.

– То, что надо! Погляжу-ка на себя с птичьей высоты.

Гадаеву потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в обобщённом картографическом изображении города. Отыскав знакомую трамвайную остановку, он вычислил и нужный адрес, и расположенный в противоположном конце города дом в частном секторе, с которым были связаны самые сильные его воспоминания.

Полдень воскресенья он посчитал подходящим временем, чтобы навестить своего бывшего наставника. С учётом того, чтобы дойти пешком, он за час вышел из дома. По дороге какие-то места вспоминал, что-то открывал. Виды балконов встречавшихся домов сильно разнились, большая половина была застеклена. С одного из них игравшие дети брызгали воду на прохожих и громко смеялись. На каждой остановке стояли одинаковые киоски под названием «Салют», а пристройка к дому, в которой раньше находился гастроном, была закрыта на ремонт. В следующем квартале его внимание привлекло сильно испорченное асфальтовое покрытие тротуара, проросшими под ним корнями деревьев. Гадаев то ли вспоминал, то ли предполагал, что десять лет назад асфальт только был уложен, и саженцы вдоль дороги ещё были тонкими. Он дошёл до конца дома, за пешеходным переходом попал к отгороженной яме под строительство дома, и видно было, что простаивало без движения. Искомый девятиэтажный панельный дом, в котором жил Алексей Павлович, он узнал не сразу. Некогда казавшееся статным здание выглядело серой постройкой на фоне соседствующего высотного дома из разноцветного кирпича и с одинаково остекленными балконами; с парадным входом выше уровня земли на пять длинных ступенек и с ухоженным двориком со столбами освещения. Попасть в подъезд оказалось непросто – входная дверь с кодовом устройством была закрыта. Оставалось ждать, пока кто-либо не появится, поскольку не помнил номер нужной квартиры. Первым показался старый, едва передвигавшийся мужчина с костылями в руках и в очках. Своим неосторожным движением и нерасторопностью он посодействовал тому, что Гадаев не успел дотянуться до ручки двери, и она захлопнулась. Возмутиться, или попросить, чтобы открыл, счёл бесполезным делом. Возвращавшаяся домой женщина с переносной коляской без младенца внутри впустила его после стандартного вопроса, и он поднялся на седьмой этаж. Справа от лифта стояла металлическая дверь серого цвета, которой раньше не было. Он нажал наугад на одну из двух кнопок для вызова, и донёсся слабый щелчок в глубине тамбура. Появившаяся девушка была в зелёной футболке и в чёрных обтягивающих штанах, подчеркивавших стройность. Тёмно-русые волосы были завязаны в хвост. Предположительно, она была дочерью его давнего знакомого.

– Здравствуйте, девушка. Здесь живёт Алексей Павлович? Или я ошибаюсь?

– Его нет дома, – невесело ответила она. – Случилось что?

Сомнений не осталось, что перед ним та самая, хотя свет из окон, расположенных на лестничном марше между этажами, слабо доходил до неё. Ему вспомнилось то, как она интересовалась о всяком разном из жизни горцев, и иногда ответить было непросто.

– Тебя Ириной зовут? Не так ли? Мы с твоим отцом давно знакомы, раньше я бывал и дома у вас.

У вглядевшейся девушки заблестели глаза, но старалась держаться в прежнем облике.

– Поняла, Заман, папа иногда вспоминал о тебе. Не знаю, как он, но я бы на улице не узнала.

– Как вы? Все живы-здоровы?

– Да, спасибо, только мама звонила недавно – она на даче, и там какой-то мужик буянит, – в быстром темпе произнесла Ирина и сама переменилась в лице. – Папа поехал туда, а меня не взял.

– Отношения надумал выяснять? – Он не увидел другую причину.

– По всей видимости, и мне неспокойно на сердце. Может, и мы отправимся следом? Мне сейчас нужно быть с ними.

– В таком случае лучше не медлить. Давно уехал?

– Не очень. Ты иди на остановку и с этой же стороны останови машину, я скоро буду.

Гадаев спустился вниз и вышел к обочине дороги. Транспортных средств на дороге было немного, и он лениво поднял руку. Ему стало не по себе от ожидаемой встречи, от воображения того, как запомнившийся благоразумным Алексей Павлович теряет терпение.

Пяти минут не прошло, как переодевшаяся в спортивный костюм голубого цвета девушка присоединилась к нему. Оттого, что кстати появился отсутствовавший долгие годы молодой человек, который сможет разобрать возникшее недоразумение, не могло не отразиться на её настроении.

– Отцу и без этого было неспокойно, – сказала она. – Недавно ему стукнули машину, вчера только забрал из ремонта. Хоть бы поломалась по дороге!..

В преданности Ирины к близким Гадаев увидел нечто родное. «Домашняя и должна отличаться от остальных», – подумал он и сравнил со своими прежними подругами, одна из которых с равнодушием приняла известие о смерти бабушки, и даже не захотела проститься. Глядя в озабоченное лицо красивой девушки, сказал:

– Поломка машины в его состоянии не подходящее пожелание – дров бы не наломал. Что по дороге, что по прибытию. Не переживай, всё обойдётся.

– Ты так считаешь?

– С его опытом-то?! Я не водитель, но общеизвестно, что для них на первом месте.

– Правильно говоришь, не маленький, сам разберется. Ты как, давно приехал?

– Не то, чтобы. Мир вокруг изменился, старых связей не восстановить, и с новыми не лучше.

– Представляю, как тебе интересно, одновременно и боязно. А живёшь где?

– Там же, где и раньше, – ответил он, не держа под наблюдением приближавшийся автомобиль с включённым мигавшим световым сигналом с правой стороны. – Помню, и ты приходила с папой.

– Ой, когда это было!

Ирина сама объяснилась с водителем остановившейся старой серой машины с шашечками и села на переднее сиденье. Сосредоточенная, она не отрывала взгляд от дороги, и до самого садоводческого товарищества «Машиностроитель» ничего необычного не обнаружила.

«Жигули» четвёртой модели бордового цвета стояли у въезда и с приоткрытым капотом, но рядом никого не было. Едва ли отпустили такси, как заметили шедшую в их сторону мать Ирины. Валентина Юрьевна выглядела обеспокоенной, и дочь поспешила к ней. Было видно, что женщина с трудом сдерживает себя, и вдвоём они повернули обратно. Гадаев остался на месте, не понимая, как должен поступить. Увидеться с Алексеем Павловичем уже не было желания, так же, как и узнавать то, что произошло.

В полусотнях шагов стоял киоск с поднятым козырьком, над которым развевались разноцветные воздушные шарики. Находившийся у окошка ничем особо не выделявшийся мужчина смотрел в его сторону. Прошло немного времени, и он оказался возле него.

– Не ожидал, что Алексей Павлович может вспылить, а знаемся много лет. Я категорически ничего огненного не употребляю, поэтому будет смешно предложить, а ты мог бы. Иди, успокой его, потом отвезём его, заодно машину отгоним.

– Что случилось-то? – спросил тот.

– Мой ответ тебе не понравится – я понял, кем ты им приходишься. Моя дочь тоже прятала своего, пока матери плохо не стало. Ты-то хоть видный, а мой родственничек… – Он недовольно махнул рукой.

– Вы ошибаетесь, что бы ни подумали. С Алексеем Павловичем я раньше работал, и дочь его мне вовсе не подруга.

Мужчина в возрасте не поверил и потихоньку отдалился. Идти к знакомому расхотелось ещё больше, Гадаев недолго постоял и подошёл к киоску за информацией о транспортном сообщении с городом. Асфальтовая дорога проходила в сотнях метров и была относительно ровной. Видневшийся отрезок заканчивался на вершине подъёма. Дорога была пуста, если не учесть сходящий с него колёсный трактор. По мере приближения транспортное средство с клубами дыма из выступавшей выхлопной трубы стало объектом его внимания. За рулём находился мужчина с прикрывавшими верхнюю губу пышными усами, в оранжевой накидке и сплюснутой с боков лёгкой шапкой со звёздочкой на голове. Он остановился, с виду был весел, и улыбающиеся глаза выдавали, что нетрезв. Гадаев не сразу понял, что ему предлагают подвезти, он в приветствии вскинул руку и сел в шедший следом автобус.

Плотного телосложения водитель выглядел беспокойным. Он прибавил газу и пошёл на обгон. Севший последним пассажир наблюдал из окна, как интересный персонаж с усами постепенно остаётся позади, и сказал:

– Земляк, я не очень ориентируюсь в городе, и тем более за его пределами. Здесь я совершенно случайно оказался, живу в районе парка с военной техникой, высади где-нибудь поближе.

– Мне к чему твои проблемы? – не без акцента ответил человек из-за руля. – Я довезу до станции. Положи на чашку сто рублей за проезд и сядь на свободное место. – Он показывал на прикрученный к панели металлический сосуд прямоугольной формы.

– Шутишь? За такую сумму можно доехать на такси.

– Нет земляк, я сам решаю, кого за сколько. – Он остановил машину. – Выходи.

– Послушай, у тебя автобус полупустой, что за ерунда?

Водитель поднялся, и Гадаев по его изменившемуся лицу понял, что он готов применить силу, и удалился.

Неудобство перед ставшими свидетелями малоприятной сцены пассажирами присутствовало. Случившееся отразилось на его настроении и глазами отыскал у обочины поржавевшую банку из-под краски. Он не поленился вывести её ногой на ровное место, но ударять по ней с размаху не стал, так как уже поостыл, ещё обувь мог испортить. Автобус с грубым водителем едва потерялся из виду, как сзади донёсся шум, издаваемый игнорированным им трактором. Он показательно отдалился от проезжей части метра на три, тот вновь остановился возле него и открыл дверь кабины и крикнул:

– Поехали, мужик, я довезу тебя до трассы. Тут недолго осталось.

– Я на своих двоих, – ответил Гадаев, тоже громко.

– Садись, говорю, вместе будет веселее, песни попоём.

Находиться в кабине с таким человеком Гадаев не представлял себе, жестами поблагодарил его и выразил нежелание контактировать с ним. Тот поехал дальше, а этот пустился за ним по обочине с приподнятой рукой для идущих сзади машин, не исключая, что впереди ещё столкнётся с трактористом. С его исчезновением из поля его зрения путь ему преградила неизвестно откуда взявшаяся женщина. Среднего телосложения она была одета в голубое платье, цвет которого ниже талии переходил в синий, туфли на невысоком каблуке. На пальцах рук и на шее имелись драгоценности, за плечами был виден светлый пуховый платок. Лицо, как и прямые волосы ниже плеч, были ухоженными.

– Ты меня не узнал? – спросила она, вглядываясь ему в глаза.

– Нет, – ответил он и покачал головой.

Женщина вытащила из своей сумки две банки газированного напитка. Один протянув ему, другую открыла и отпила немного.

– Пойдём потихоньку, будет машина, сядем.

Не взять он не мог, но не спешил последовать её примеру. Вспоминать не получалось, в уме было лишь одно предположение, что она из его же цеха. Появилось и второе: она могла являться работницей бухгалтерии заводоуправления или отдела зарплаты и труда, где ему тоже доводилось бывать. Как относиться к появившейся на дороге непростой с виду женщине он не понимал, ещё раз всмотрелся в неё и сказал:

– Ты прямо из ниоткуда явилась, мне понравилось. С большим удовольствием прогуляюсь рядом с прекрасной дамой. Но извини, я не припоминаю тебя.

– Светлана я, была у подруги на именинах, потому без машины. Автобусами нечасто пользуюсь, увидела разыгравшуюся сцену и не захотела поехать с ним дальше. Полчаса назад в него въехали с того бока, споры были, но они чего-то быстро разъехались. Я хотела заступиться за тебя, но замешкалась. Такой по дороге мог ещё что-то выкинуть.

– Я не в обиде на него. Мы что, с вами вместе работали? – Одностороннее знакомство отражалось на настроении Гадаева.

– Ну, конечно же! Прошло столько лет, а я помню, как ты захаживал к нам в лабораторию. Только имя забыла – оно было нерусским. Не напомнишь?

– Заман меня зовут, а всё остальное будто не со мной происходило.

– А, Сашка. Мы с девчонками гадали, на кого глаз положишь. Ты мне ещё тогда понравился, я дважды пыталась заговорить. Потом резко уволилась из комбината и вышла замуж, но сейчас свободна. Моего отправили в тюрьму, и такой мне больше не нужен. Я не переношу людей с лагерным духом.

– Мне не повезло, поскольку ты ошибаешься – я из машиностроительного, и ни в каких лабораториях не бывал.

– Неужели? – произнесла Светлана, но убедительной не выглядела. – Как же так?!

– Ты ошеломлена, а мне в самый раз после той сцены развязать себе язык. Лучшего варианта и найти.

– Видно, хороший человек, пусть одет немножко скромно. Я держу бутик, всем обеспечена, могу и тебя пристроить, приютить, если что. Взрослые люди, могли бы раскидать карты, перебирать за и против.

– Красивая женщина, чем заняться… это то, в чём я остро нуждаюсь. Но спешу огорчить тебя: сам недавно откинулся.

– За что? Сколько лет?.. – Женщина выразила, что она поражена.

– Много, и тебе важен сам факт. В случайных встречах интересы могут крайне редко совпадать. Извини, мои ожидания тоже не оправдались.

– Прямо и кличка есть?

– Горцем нарекали, но это чуждо мне, потому с собой не ношу.

– По тебе не скажешь. Жаль, могли бы подружиться. Надумаешь – загляни ко мне в магазин, «Лампа» называется.

– Не банально ли для деловой женщины? – спросил он.

– Важнее удачливость. Если отыщешь меня, то объясню, что там зашифровано. Подумаю ещё, как прийти к согласию со своими убеждениями. Я буду старше тебя всего на год-другой.

– С такой женщиной и пять, и восемь лет не помеха, но боюсь, что тень моего прошлого периодически будет бросаться нам на глаза.

Женщина выглядела недовольной, и стало понятно, что она не рада дальше идти с ним рядом. Если в первые минуты они шли чуть ли не плечо в плечо, то сейчас между ними образовалось метровое расстояние. Поговорить было больше не о чем, как она, так и он хотели бы распрощаться. Ещё некоторое время они обоюдно терпели неудобство, трасса уже была видна, и, наконец, возле них остановилась попутная машина с молодой парой внутри. Гадаев открыл для неё дверь и пожелал доброго пути.

Холодное гнёздышко

Ожидание новой встречи отражалось на самочувствии Юлдашева с лучшей стороны, словно вполне здоров. С утра он принял лекарства, убрался в квартире, сходил в магазин, приготовил еду. Незадолго до прихода Мазель переоделся в светлый свитер и синие вельветовые штаны.

Переступившая порог квартиры женщина была в одежде преимущественно красных тонов и с пакетом в руке. Выражение лица было обнадёживающим, и он губами прикоснулся к её щеке.

– Тебе идёт, – сказала она, смущенно. – Не люблю, когда одеваются во всё тёмное. Серости вокруг и без того хватает.

– Обычно я выбираю чёрный цвет, но учту твоё желание, – ответил он и закрыл за ней дверь.

В квартире было прохладно. Она расстегнула куртку, под которой тоже носила свитер с высоким горлом, и прошла дальше.

– Можно попросить тебя выключить свет? Я не успела обработать рану, а находиться дома в очках не хочется.

Юлдашев дотянулся до выключателя и раздвинул шторы. Без искусственного освещения в квартире было мрачновато, светлых и блестящих предметов комната не содержала. Ещё высокие деревья под окном росли в непосредственной близости к оконной раме.

Мазель взглядом прошлась по столу и спросила:

– Обедал? Ой, я опять забылась! Одевайся во что хочешь, в чём чувствуешь себя лучше. Что-то и от одежды зависит.

– В последнюю очередь, если. Картошку сварил, салат приготовил, тушёнку открою. Взял ещё малосолёную скумбрию, хотя мне её не очень можно.

– Поесть я принесла. Разница большая, на своей кухне готовишь, или на чужой. – Она подняла крышку маленькой кастрюли, с чем пришла.

– Я где-то видел таких штучек. Как они называются? – спросил он и присел за стол.

Уверенная, что в их краях не найти человека, который бы остался равнодушен к мешочкам из теста со складочками и с мясной начинкой, Мазель с недоумением взглянула ему в глаза. Решив, что вопрос поставлен для поддержания разговора, ответила:

– Хинкали. Их можно готовить с грибами, с зеленью, но в основном делают с фаршем.

– Мне они известны как плоские куски теста в виде ромбиков, а мясо подают отдельно… нет?

– Разные вещи, пусть схоже звучат, и по вкусу отличаются несильно. С лапшой дел меньше, но с собой не возьмёшь. Это простенькая и быстрая еда в кругу семьи, не возбраняется включение фантазии вроде добавления чего-нибудь кислого, или измельчённых орешек. И попробовать поесть с помощью сухожилия из голени индюка, на бульоне которого сварили. Втыкаешь, и…

– Это мне знакомо. У кого кусок сползёт с палки, тот был обязан выдавать свой секрет. Обычно называли имя любимой.

Она с улыбкой на губах заправила кушанье сметанной приправой с чесноком и огурцом. С собой у неё была ещё баночка с томатным соусом, которую вместе с чайной ложкой поставила рядом.

Жуя, он покачиванием головы выразил отменный вкус.

– Не объесться бы! Вкусная и полезная еда сама по себе является снадобьем. В особенности, из желанных рук.

– Я положила тебе небольшую порцию. Позже можешь съесть ещё пяток.

– Давай распишемся, – сказал он неожиданно. – Считай, что стою перед тобой на коленях с цветами в руках. Я хочу, чтобы ты носила мою фамилию. По-моему, вопрос на поверхности, и лучше сразу снять.

Мазель удивилась сходством их мыслей – она сама намеревалась коснуться темы узаконивания отношений. Но торопиться не собиралась во избежание осложнений, и не только связанных с состоянием здоровья. Одновременно понимала, что им же и продиктована его решительность.

– Ты мне тоже нравишься, – ответила она и коснулась его руки. – Сегодня мы обговорим, взвесим.

– Не стоит ставить галки за и против, нужно следовать внутреннему голосу. Встречаемся не впервые, потому предлагаю уже остаться.

– Смелое предложение! А к месту ли оно?

– Вполне! Мне не понять, что значит жить в чужом доме. Этим ты окажешь добрую услугу не только мне. Даже сестра родная устанет от долгого присутствия посторонних.

– Сестру не знаю, но я могу.

Второй откровенный, но не очень удобный момент женщина оставила без ответа. Она убрала грязную посуду и отнесла на кухню, которая была просторнее, чем у Наяры, ещё и с балконом. Кроме плиты и старого холодильника молочного цвета, в ней стояли стол и два стула. Часть посуды была помещена на имевшуюся единственную полку, а часть – на подоконник. Между плитой и раковиной находилась накрытая клеёнкой тумбочка. Кран-смеситель сильно болтался, и он помог ей урегулировать температуру воды.

Юлдашев вернулся в комнату, сел на диван и включил телевизор. Пройдя каналы по кругу, остановился на музыкальной программе. Сам размышлял над тем, как убедить её остаться, и рассчитывал, что она согласится.

– Обожаю клипы смотреть, хотя часто собою они затмевают саму музыку, – сказала Мазель и тоже присела лицом к экрану. – Ты тоже их любишь?

– Что ещё остаётся делать дома, если один? – ответил он и убавил звук. – То, как поют, не всегда мне нравится, но другое дело уметь играть на инструментах. У самого пальцы начинают произвольно двигаться под такт.

– В детстве я часто пела, без меня не обходились школьные праздники, но дома были недовольны этим. Потом и у самой пропал интерес.

– Петь сложнее. У меня была игрушка – свисток с трубочкой и с шестью дырками. Однажды он пропал, и я два дня подряд дрался с соседским мальчишкой, больше некому было стащить. Через пару лет нашёлся дома, выходит, что я всем надоел, и его просто спрятали. В таком месте, что и не обнаружить: потолок нижнего этажа по балкам был подбит обоями, туда и засунули.

– С мальчиком, наверное, крепко подружились? В моём классе были два непримиримых соперника, однажды на перемене схлестнулись, и у одного рука сломалась. Так они после этого стали не разлей вода.

– Мы – нет. Вскоре я обнаружил, что умею издавать замысловатые звуки. Потом он сломался, и я его выбросил.

– На этом что, всё закончилось? Неправильно зарыть то, что получается.

– Продолжение было, но тоже недолгое. До того, как снял эту квартиру, забыл о своём увлечении, пока не увидел на блошином рынке настоящую зурну. Купил и начал осваивать, правда, пальцы не так шустры были, как в юности. Постепенно восстановил бы их подвижность, если бы не дед с верхнего этажа. Пару раз спускался сюда, чтобы послушать, и сказал, что это не музыка, что он пожалуется, если и впредь нарушу его покой. Пришлось отказаться, мне тоже это больше неинтересно.

Квартира как таковая продолжала доставлять женщине дискомфорт, и она решила, что пришло время поговорить о ней. Выкладываясь по её поводу, подчёркивала, что она действует отталкивающе; старалась доказать, что для его же блага удобнее жить в квартире большей площадью, а оплачивать аренду предполагалось не из его средств. Рассуждая, Мазель заодно демонстрировала свои ногти с красными точками на розовом фоне. Его доводы в виде внесённой наперёд оплаты за жильё, удобства района, тишины во дворе и в подъезде, близость рынка и прочее, сопровождались серьёзностью выражения лица и изменением мимики. Она приводила контраргументы: болезни и неудачи в делах могут быть напрямую связаны с местом жительства; для неё чести не делает взять и переехать к мужчине, не известив об этом никого из родных, знакомых, и она рассчитывает на понимание с его стороны. Рассказала и о своей подруге, умеющей предугадывать перемены в судьбах людей по расположению небесных тел, о своём желании иметь свой дом, чтобы ни над, ни под тобой никого не было.

Испортить ещё не начавшиеся отношения было глупо, и ставшая желанной женщина требовала не так-то много. Для вида он немного поколебался и сказал:

– Убедила, я сегодня же начну искать квартиру. Не знаю, сколько времени это займёт, и в моём состоянии убивать его на поиски не хочется. Но по сходной цене и быстро она будет либо на первом этаже, либо на последнем.

– На последнем! – воскликнула она, будто бы стоит перед выбором.

Активный поиск жилья дал быстрый результат, Юлдашев взял в аренду полдома старой постройки в частном секторе. Комнаты были обставлены скромно, в одной из них стояли диван и стол с табуретками, в другой – старинный шкаф и кровать. Пол был деревянным, обои – простые, но свежие. Кухня со старым шумным холодильником, шкафом с минимальным набором посуды, прибитым к полу столиком. Окна выходили на улицу, прихожая, к входной двери которой имелась деревянная ступенька, была застеклена. Двор как таковой отсутствовал, на небольшом квадрате возле калитки росло дерево, по структуре, побегам и оставшимся на ветках листьям Юлдашев определил, что оно вишнёвое.

Общее состояние жилища при неприятной погоде за окном вызвало тоску по родному дому, который был расположен в конце дороги на возвышенности. Со всеми плюсами и минусами вид открывался как в горы, так и в село, и большой высокий дом иногда сравнивали с крепостью; с другой стороны, дождевая вода плохо накапливалась в бассейн, и ветра окутывали сильнее.

На переднем плане оставался день сегодняшний.

– Крыша давящая здесь, – сказал он и подумал, что его подруга не любит отрицательные мотивы в быту, и сопоставление с предыдущим местом жительства было некстати. – Ну что же, укрепление семьи важнее, остальное постепенно наладится.

– Так и будет, в чём нет сомнений. Начинать с нуля непросто, но интересно.

К этому времени Мазель закончила слегка вытирать обои влажной хлопковой тряпкой и погладила его рубашку. Она была довольна отношением избранника к её ребёнку, но на всякий случай предмет его гардероба оставила висеть на видном месте и взялась перебирать детские вещи.

Разговоры на самые разные темы чаще всего начинал он.

– Во мне что-то из детства сохранилось: жду прогресс в делах со сменой времён года, записываю на ум даты событий. Сказывается то, что считать себя устроенным не доводилось.

– Таких людей вокруг лишь единицы. Уголок не райский, но не надо бояться перемен. Главное, чтобы вернулось здоровье и везло в делах.

– Дела, дела! – охнул он и отошёл назад. – Чем бы заняться?

– Ничем, кроме как физическим восстановлением. Это наша первейшая задача. Считай, что я взяла себе в обязательство.

– Ты не старайся закормить меня, чтобы соответствовал твоему идеалу – это у меня конституция тела такая. Чуть силы наберу, и будет достаточно. В школе пузатых мальчишек обзывали, и мы боялись полнеть.

– Почём тебе знать мои вкусы? Я даже представить не могу рядом с собой мужчину с большим животом.

Ей показалось, что применяемое им иногда словосочетание «оздоровительная прогулка» идёт на пользу не только ему одному. В глубине частного сектора, вдоль широкой улицы, вид которой портила неиспользуемая и заросшая трамвайная линия, стояли два пятиэтажных дома. Нижний этаж одного из них занимал гастроном, а во втором доме находились парикмахерская, маникюрный и свадебный салоны. В этом районе по вечерам бывало многолюдно, куда и Юлдашев любил выходить на прогулки со своей новой спутницей.

– Была бы машина, быстро бы расписались, – сказал он, проходя мимо салона с манекенами в свадебных нарядах. – Я знаю место недалеко от города, где в период неразберихи на таможне земляк один зарегистрировал брак в отсутствие жены, чтобы перевезти через границу.

Вопрос: «Как это возможно?» – был отражен в ее глазах.

– Паспорт её был с собой, а на время подписания друг одолжил свою жену. Представь, как долго эпизод будет светить им дорогу.

– Второй паре тоже. Интересно, как держались при фотосъёмках и как вели себя гости? Выходит, сделались артистами?

– Не знаю, может, зашли в узком составе, поставили подписи и удалились, – сказал он. – У нас препятствий как таковых нет, пусть будет даже без гостей. На душе от одной мысли становится тепло.

– Ради такого случая можно и купить, деньги какие-то у нас есть. Машина тоже станет добром нашей семьи.

– Ты романтичнее, чем я подумал, но вариант так себе.

– Важен сам факт. На какую примерно нам рассчитывать? Или какая приблизительно тебя бы устроила? – Мазель показывала на припаркованные машины на площадке перед магазином.

Не получающий доход молодой человек не находил разумным потратить её сбережения на приобретение старого автомобиля.

– Видимость не та, что днём, – ответил он. – Завтра поедем к торговому центру, там машин больше, и объясню тебе.

В долгие будни он рассказывал о том, как претерпевал крах за крахом. «При моём трудолюбии все начинания имели непродолжительный срок и заканчивались резковато, – говорил он. – На кроссовках неплохо зарабатывал, запасные шнурки продавал за отдельную цену, но обанкротился. На пальцах сходилось, как после похода в магазин, а в сумке негусто».

– Знакомое ощущение всем тем, кто живёт на одну зарплату, – сказала Мазель. – А продавцов на рынках меньше не становится, и газеты полны объявлениями о продаже всего.

– Притом, место с палаткой стоит немалых денег. Текстильный ширпотреб покупал на вес и продавал с хорошей наценкой, а в итоге остался с полным шкафом остатков низкого качества. С ним я завязал после большой неудачи. Она была словно закономерным итогом, так как занимался торговлей и одновременно презирал её. Непросто держать точку на рынке. Беготня, нервы, бывало, завидовал носильщикам коробок. Нередко можно было встретить кого-нибудь из знакомых, которым ты не рад из-за ассортимента товара, поэтому ходил в щетине и в очках.

Связанный с галантереей короткий период времени вначале ему показался сказочно привлекательным, на первых порах значительная часть товара уходила в день привоза. Вечером на лифте поднимался на последние этажи домов в студгородке и спускался, останавливаясь на каждом. Ощутив застой, решил пересмотреть параметры бизнеса и предпринял новые шаги, но не преодолел возникшее на пути препятствие. В коробках вместо носков и колготок оказались отходы производства. Попытка разобраться принесли сожаление и дополнительные расходы. Но утешал себя тем, что сумел сдержать себя при вмешавшемся представителе власти, выступавшего не на стороне справедливости. Чтобы не впадать в отчаяние, незадолго до новогодних праздников переключился на фрукты и овощи, но цитрусовые очень скоро пришли в негодность, а мешки с орехами из последней партии тоже частично были заполнены отходами.

– Новички, наверное, везде подвергаются обману?! – предположила женщина.

– Они обычно осторожничают. Схема простая: оформляешь заказ, водитель отгружает и уезжает. Проверять не всегда получается. Сам виноват, что доверился. Понятно, что у кладовщика, или у водителя, всё согласовано с лицом выше.

Если бы не возникшие проблемы со здоровьем, то он бы сказал, что его место на рынке, среди торговцев мяса. Здесь его дела тоже начинались неплохо, и пошли в гору, узнав хитрость, к которой прибегали продавцы при закупках в деревнях, наловчившись настраивать весы. Демонстрируя свой тянущий на уголовную статью фокус, Юлдашев получал удовольствие, но отдельные эпизоды преподносил в безобидных тонах.

– Прогорел я, похоже, за дело, – сказал он и вздохнул. – Ехал с самого отдалённого конца области под неприятным впечатлением, что бабка почуяла обман с весами и помрачнела. Она плохо видела и не повергла проверке моё чудо-устройство с помощью мешка с сахаром, как некоторые. Отдала, скрипя сердцем и я поехал обратно. А по дороге машина поломалась, пришлось прождать полдня. Этого хватило, чтобы мясо позеленело, ещё и на штраф нарвался. Прокляла, наверное, и завершилось попаданием в больницу. Дело могло быть и в человеке с рынка, чьей машиной я пользовался. Соседка по лотку как-то говорила, что она никому не приносит удачу.

– Не всем дано идти в ногу со временем в одиночку, дальше попробуем вместе. Должно получиться, если заживём душа в душу.

– В противном случае и незачем строить отношения.

Мазель была уверена, что первой, кто постучится к ним в дверь, станет любопытная Наяра. Сама и встретила её, чем вызвала у той вопрос о состоянии здоровья Юлдашева. Положив на стол пакет, внутри которого находилось нечто объёмное круглой формы, пожала ему руку и тихим голосом сказала:

– Впечатлена, прямо из картины. Мне бы такую стройность! Хотя нет, ведение домашних дел требует уйму сил. Ещё два оболтуса на иждивении, и за дочкой нужен глаз да глаз.

В лёгком свитере Юлдашев, на бледном лице которого появилась улыбка, вытянулся. Худоба туловища и рук была спрятана под джемпером без воротника, но вырез горла с выделяющимися ключицами выдавал общее состояние здоровья.

– Что ты так осторожно? Не ватный я! Отсутствие жировых отложений не сказывается на работе головы, а таскать мешки я не собираюсь.

– Этого недостаточно, хватает чему вокруг выстоять. Начиная с собственного дома.

– Внешность бывает обманчива, мы пошли на поправку, – сказала Мазель. – Стройность его врождённая, и нам есть с кого брать пример.

– Когда к нам придёте? Я приготовлю такую кашу, что почувствуешь, как прибавляешь в весе. – Наяра продолжала вглядываться в нового избранника подруги.

– Что ты всё о моём теле? Лучше скажи, почему пришла без мужа. Кем он, кстати, работает? Со слов Мазель я так понял, что он учитель. Посидели бы с человеком глубоких знаний и чайку попили.

– Ага, корочку имеет оператора большой совковой лопаты. По настроению он может выполнить тройную норму.

– Так это шутка была? – сказал он и посмотрел на свою подругу. – В любом случае интересно поболтать с человеком, который делит крышу с такой открытой женщиной.

– Он не любит ребячества. Для него все дети, кто садится за стол чай пить. Такой мужик с большой буквы.

– Мы придём после закрепления нашего союза на бумаге, – сказала другая. – Иначе ни сами не поймём себя, ни дети твои, ни знакомые.

– Счастья вам! Правильно решили, а то придумали тут сожительствовать, или вовсе оставаться одинокими.

На её, пусть и безадресные слова, Мазель отреагировала резким зрительным контактом, что Юлдашев и не заметил. Он опустился на диван со словами: одевай Соню, мы гулять пойдём, мне понравилось ходить с ней за руку, – снял свои толстые носки, потянул руку к трубе отопления и взял другие.

– В частном доме надобности нет выходить во двор, чтоб подышать уличным воздухом, – сказала гостья. – Остался бы с нами, а то не запомню тебя.

– Я стесню вас, и ты это оценишь, как только выйду за дверь.

Закрывшись за ними, Мазель прошла на кухню. Старый алюминиевый чайник оставался тёплым, и она включила газовую плитку на два глазка. Фарфоровая белая посуда тоже была хозяйской, женщина положила в неё заварку и ждала, пока вода нагреется.

– Понятливый он у тебя. Объяснилась, чтобы потом не возникали недоразумения?

– Удобного случая ещё не было, и я не уверена, что это нужно. О прошлом мы практически речь не заводим. Ему не интересны подробности обо мне, и я к нему не лезу с расспросами.

– Ты не обольщайся, так не бывает. Чтобы мужик спокойно отнёсся к прошлому своей жены?! Ему должно быть интересно, с кем ты за партой сидела, фоткалась. На снимках рядом с доченькой чаще всего мелькает её одноклассник, и одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он к ней питает. Для кого-то это может стать аргументом.

– Ты рассуждаешь как школьница. Юлдаш правильно понимает, ни к чему копаться в прошлых делах. В отдельные моменты своей прежней жизни он и меня не просвещает. Такая у нас с ним ничья.

– Ну, если так!.. Доченька моя волнуется, как ты тут устроилась.

– Передавай от меня привет, душевная девочка. Ты скажи ей, чтобы за других сильно не переживала. Ей не помешало бы больше о себе подумать.

– Вообще-то крепкий союз пустяками не разрушишь, и ты дама у нас в авторитете.

Наяра освободила пакет от пирога собственного приготовления на тарелке и присела.

Неподалеку от дома росло кленовое дерево. Прогулявшись у магазина, Юлдашев с ребёнком вернулся к нему и поднял с земли несколько разноцветных опавших листьев. Научить Соню собрать их в пучок оказалось делом несложным, чему обрадовались и присоединившиеся к ним женщины. Прежде чем распрощаться с новой семьёй, Наяра позволила и себе ненадолго вспомнить детство, достав в прыжке с дерева большой лист с красноватым оттенком. С ним в руке и ушла.

– Что-то вы недолго посекретничали, – сказал Юлдашев, – и часа не прошло! Это подозрительно.

– Вы были на холоде, и с ней особо говорить не о чем. Это нам с тобой надо больше общаться, чтобы не осталось недосказанное.

От одного намека на своё прошлое он нахмурился и направился к дому, и Мазель последовала за ним с ребёнком за руку. В первую очередь она имела в виду собственную историю, но не была готова полностью откровенничать. Переодевшись в домашнюю одежду, сказала:

– Да опустоши ты сердце! Я не впервые замечаю, как ты страдаешь. Неправильно пронести воспоминания прошлого нам по-отдельности, пользы не будет ни для домашнего очага, ни для здоровья.

– Настроение может испортиться и без причины. У каждого есть оболочка личного пространства, куда остальным нельзя. Потребуется время, чтобы сгладились все шероховатости.

– Поняла, к старости обнаружу, что я знаю про тебя практически всё, – иронизировала она.

Ради того, чтобы покопаться в его прошлом, Мазель была готова поведать о своём, пусть и с рядом оговорок. Но он ничего не спрашивал и нежился новым положением, а ей не терпелось строить планы на будущее.

– Сдай ты уже ту квартиру! Получить обратно высланную сумму не удастся, но на всякий случай спроси.

Юлдашев не имел желания заниматься ею, и вяло ответил:

– Не впустить ли туда Кибата? Чего деньгам пропадать? Пусть поживёт себе пару месяцев даром, потом перепишем договор. Это даже лишнее.

– За твой счёт ни дня, равно, как и от твоего имени! – категорично ответила она. – Хозяину быстро сообщат о новых жильцах, и у него возникнут претензии. Давай начнём жизнь с полного изменения отношения к ней.

– По соседству нет любопытных глаз, и я ни с кем из дома не контактировал. Кстати, Кибат может прийти на чай. Повод есть, и при переезде помогал.

– Этого ещё не хватало! Он ушёл не голодным и не с пустыми руками. Объяснишь, что мы не готовы принять гостей. Я сама ему скажу. Выйду и скажу.

– Прямо так в лоб? Я машинально впускал знакомых, и меня за дверью не держали.

– Это нормально, если ты живёшь один. Нам никто не должен мешать, в особенности те, кому мы не рады.

– Приезжему хуже всего терять почву под ногами. Мне и самому знакомо чувство безысходности. Но этот годами не вылезает из него, ещё оказался брошен роднёй.

– Мне в такое не верится. Побирающиеся люди однозначно вызывают негативное к себе отношение. Можно было найти работу, где и кормят. Стремящийся человек притягивает к себе других, и до первой зарплаты мог бы выдержать.

– Насколько я знаю, он не единожды устраивался. Одно время пёк батоны и ходил с ожогами на руках. Не выдержал, перешёл в шашлычную у обочины дороги, тоже пусто. По его словам, куда только не совался: и баня была в его списке, и мойка машин, и пекарня, и рынок.

Мазель дослушала его и сказала:

– Сторонись его, я прошу тебя. Бесповоротно, и чтобы ноги его здесь не было! У обиженных на белый свет людей возникает зависть ко всем остальным. Он ведь не единственный твой друг?

– У меня сейчас очередной переломный период, в котором не осталось места даже врагам. Первым на ум приходит сволочь одна с рынка. Перепутал меня с кем-то и свалил товар с лотка на проход. Убытков я не понёс, но нервы испортил изрядно. Следом – самонадеянный Заман. Этот оказался зверем, лишил девушку жизни и угодил за решётку.

– Много дали? – с безразличием спросила она.

– Точно не знаю, за убийство изолируют на длительные сроки. Новость о его аресте до меня дошла спустя год. В молодости мы жили на одном этаже. Физически превосходил меня, отличался резкими замашками, в общем, находился по ту сторону.

На протяжении долгого времени Юлдашев злорадствовал неприятностям одного из его знакомых. И произошли они вскоре после того, как между ними возник конфликт. Порой он представлял себе, как навещает его и высказывается о своём к нему отношении.

Свобода необъятная

Ещё с вечера получивший недавно свободу молодой мужчина планировал наведываться в агентство района по занятости, хоть и допускал, что оно не функционирует. Поздним утром он встал, привел себя в порядок и после чаепития покинул комнату. В коридоре ощущался запах хлорки, вахта общежития пустовала, и Гадаев подался к выходу. За наружной дверью чуть не столкнулся с входившей в дом женщиной с карими глазами и в светлом жакете поверх платья. На глаза сразу бросались завитые чёрные волосы ниже плеч и… неуместная улыбка на губах. Не поняв, что происходит, он извинился и подержал дверь открытой для неё, однако та, будучи с полным пакетом в руке из ближайшего гастронома, не спешила войти.

– Привет, Заман, как дела? – спросила она.

– Спасибо, в норме. Лицо твоё кого-то напоминает мне, погоди, ты супруга этого, как там его?

– Ты же вглядывался в нас, или ошибаюсь?..

– То было не лицом к лицу, и это немного разные вещи. Я ожидал, что встречу здесь земляков, но не семейных пар. Согласен, так поинтереснее.

– Наши постепенно убывают, и ты первый за последнее время, кто прибыл. Мужа зовут Берт, меня – Дарина, живём на восьмом.

– Я рад за вас, и имя твоё какое-то родное, племянницу мою так назвали, – сказал Гадаев, но тут же вспомнил, что в имени дочери брата расстановка букв иная.

– Твоё солиднее звучит, и ввергает в размышления о временах в широком смысле. Мне интересно стало, как отца зовут. – Заметив нежелание того откровенничать, оставила тему. – Как тебе живётся?

– Потихоньку, привыкаю. Вот, в город собрался по делам, там, в столовку… Типичные будни безработного холостяка. Пора бы исправить, но не знаю, с чего начать.

– Спору нет, что с женщины. Остальное само образуется, – сказала она и широко улыбнулась.

– Посодействуй, не откажусь. Сгодится любая.

– Прямо уж любая! Я найду тебя, как встречу достойную тебя даму. Мне нужно шкаф передвинуть, ещё плов томится на плите. Поднимешься? Заодно накормлю тебя.

Гадаев почувствовал себя в тупике. Исполнить просьбу не было желания, о приёме пищи в чужом доме и слышать не хотел, независимо оттого, дома ли супруг, нет ли, а отказать стало неудобно. Вроде обычные людские взаимоотношения в хорошем смысле: помочь, посидеть за чашкой чая, поговорить…

– Вначале скажи, сколько лет ты в этом городе? – спросил он.

– Девятый год пошёл. А что?

– Хотел навести справки об одной девушке по имени Руна. В отсутствие новых связей прошлое кажется твоим настоящим. Но вы не могли увидеться, не сходится.

– Даже не слышала о такой. Желание естественное для неженатого мужчины. Мне сдаётся, что таким образом ты уходишь от ответа. Не знаю, куда дальше повернёшь, хочу заметить, что выходит не очень гладко.

– Вопрос был аналогичным. К тебе я не пойду, представить несложно, что такое попадание на глаза соседям. Со шкафом помогу при условии, чтобы и муж твой был рядом, а ещё лучше, чтобы сам попросил.

Дарина не оценила проявленную им корректность в общении с малознакомой женщиной – она знала о нём больше, чем он мог подумать. Тем же объяснялась и игривость поведения. Она перевела пакет из одной руки в другую, а освободившейся рукой потянулась к ручке двери.

– Он на работе, а мне есть о чём с тобой пошептаться. Вернись к себе, я сама спущусь. Тут уж тебе нечего смущаться.

Гадаев открыл наружную дверь. В просторном помещении, располагающем сразу за входом, они разошлись: она направилась к блоку слева, а он открыл обитую лакированной вагонкой дверь с противоположной стороны. Спешить было некуда, войдя в комнату, он бросил взгляд на убранство и переставил чашку со стола на подоконник. Внезапно возникший контакт не добавил позитива, и он не понимал, о чём хочет поболтать с ним замужняя женщина. Заподозрил, что на примете у неё есть кто для него, но вспомнил, что не называл ей номер комнаты.

Холлы, соединявшие блоки здания, через один были проходными. Он предположил, что женщина придёт сверху и тоже вряд ли воспользуется лифтом, но не угадал. Она была в красном бархатном халате и с небольшим эмалированным ковшом жёлтого цвета в руке.

– Встречать было необязательно, я знаю, где ты живёшь, – сказала она, не останавливаясь, чем несколько озадачила его.

– У себя на этаже я в ответе за тебя, и меня это нисколько не затруднит.

Она углубилась по коридору и завернула в его секцию. Толкнув неплотно прикрытую дверь, вошла в комнату, как к себе домой.

Он вспомнил, как было, и последовал за ней.

– Точно, я сам называл номер, когда виделись внизу. На второй день после вселения. Разом со всеми вами познакомился.

– Надо было устроить совместное чаепитие в твою честь. Ходить по очереди и интересоваться тем, чем ты дышишь, не дело. Моё упущение, на днях займусь.

– Не думаю, что оно надо. Ты садись. – Гадаев отодвинул один из двух имевшихся стульев от стола для неё, а сам с торца занял второй.

Она сняла крышку ковша, в котором находились длинные зерна риса с желтоватым оттенком, и поняла своё упущение: не положила салат, и к чаю забыла взять сладкое.

– Ешь, пока тёплый. Я так и не привыкла к здешним кашам, пусть и практичны. Берт тоже любит домашнюю еду, и нередко за столом вспоминает маму.

Вид и запах еды усилили аппетит ещё не успевшего позавтракать молодого человека. Он вытащил из выдвижного ящика вилку, положил на стол и сказал:

– Не стоило ходить с посудой. Я бы отругал свою женщину за такую вольность. Согласись, накормить дома и на вынос – не одно и то же.

– Тебе не угодишь, будто из какой-то экзотической страны прибыл. Как видишь, всё легко и просто.

– Нечто вроде того во мне есть. Я много лет жил и работал на севере в мужском коллективе. Большинство людей склонны считать, что они сами выбирают место жительства, а я придерживаюсь противоположного мнения. Возьмём город, этот дом, какая-то сила ведь направила нас именно сюда?!

– И я не соглашусь с тобой, – сказала она и привстала, решив, что при ней он не приступит к еде. – Вижу, что ты чувствуешь себя в гостях, может, я пойду, пока не поешь?..

– Знать бы, чем буду обязан, а… я забыл, – ответил он в несерьёзном тоне. – Пока аппетит нагуляю.

– Кушай себе на здоровье, совершенно неважно, поможешь ты мне или нет. Мне будет приятно.

– А мне – вдвойне.

– Комната неплохая для одного, – подметила она, окинув взором верхнее пространство. – Небольшой ремонт, и превратится в уютный уголок. Наверное, потратился, чтобы заполучить её обратно?!

– Было дело, но рассказывать не хочу. Кое-кому это не понравится.

– Юр Иванычу, что ли? Хмм! В доме многих заботит вопрос улучшения жилплощади, и все знают, что это решается не бесплатно. Секрета никто не делает. Время стало ещё больше порочным, никому не хочется оставаться в накладе.

– Привыкнуть бы ещё к установившимся правилам, – сказал он и вне воли сравнил правила проживания с тем, что раньше было. – По дороге мне недорого предложили новый телефон с цветным экраном, что в итоге достался коменданту. И этого хватило.

– Поняла, не так дорого. Хорошо, что не нарвался на его брата, был тут один любитель повеселиться за чужой счёт. Весь прошлый год людям головы морочил, обещая помочь с комнатами. Сначала вроде как старался что-то делать, потом пошёл открытый обман.

– Была бы поляна, кому отведать дары природы найдётся.

Угол молодого человека и то, каким образом ему удалось вернуться сюда, были интересны женщине в последнюю очередь. Она напросилась на встречу, имея куда более серьёзную цель. Посчитав, что контакт установлен, приняла серьёзный вид и спросила:

– Могу узнать, что тебя связывает с Дагларовой? Раньше ты не был с ней знаком? Я про эту, с пятого этажа.

Гадаев почувствовал неладное и машинально отдалился. Было любопытно, что происходит и насколько близки между собой две молодые женщины, одна из которых на днях явилась сюда, как наваждение. Объяснений у него не было, и не искал их. Ему стали интересны мотивы этого визита, но почувствовал, что изменившимся взглядом выдаёт себя.

– Чего ты её по фамилии? У самой есть она? Я слышал, что некоторые дамочки взяли в моду не носить её.

– Нам присуще жить одной ногой в собственном мире. Если посмотреть зорче, ничего такого здесь нет. Я с удовольствием ношу фамилию мужа, и мы с ним Мамалиевы. Моя девичья фамилия была красивее, и могла бы оставить её, чтобы не переделывать диплом, как некоторые поступают.

– Понятно. В чём заключается суть вопроса ко мне? Не похоже, что обыкновенное женское любопытство.

– На днях я хотела попросить тебя помочь со шкафом. Он стоит в холле, и хочу его немного передвинуть. Берта я уговорить не смогла, и жить нам здесь осталось недолго. Уже строимся, весной, на худой конец вначале лета уйдём отсюда. Но полгода тоже немалый срок, чтобы терпеть неудобства.

– Мечта всех жильцов дома иметь собственную квартиру, я рад за вас. А Лиана тут причём? Её я знаю не больше тебя.

– Я не всё сказала. – Она напряглась, собираясь мыслями. Сплетя руки, корпусом совершила наклонные движения вперёд-назад. – Нелегко говорить о потаённых делах знакомых женщин, но всегда интересно, если кто-то в одиночку направляется в холостяцкий этаж. Мы по своей природе любопытны на подобные моменты, вот и пришла за разъяснением.

– Засомневалась в её порядочности? Ты что, следила за нами, и стояла за дверью? – Он представил себе картину и поразился.

– У меня личный мотив. Прости Заман, это случайно получилось. То есть я шла сюда, на этаже успела заметить вас двоих. Вы завернули в секцию и закрылись.

Гадаева ошеломило и откровение её, и смелость. Ничего, кроме того, что столкнётся с шантажом, на ум не приходило, заподозрил, что вопрос со шкафом как таковой и не стоит. Он оценивающе взглянул на неё и сказал:

– На что только люди не идут от скуки?! Подумал, что это чисто мужская прихоть. Я отвечу, что ты ошиблась дверью, этажом. Никакую Лиану я не знаю, и она это тебе подтвердит. Со своими происками ты показываешь, во что превратилась твоя женская скромность, образованность.

– Зачем ты так? – Мамалиева произвела верхними веками движения вверх-вниз, и глаза стали мокрыми.

– Понимаю, тоже резковато вышло. Не ищи приключения на ровном месте, нехорошо подглядывать, подслушивать, делать выводы. А применять как оружие опасно.

– Я не для того здесь, чтобы облить её грязью. Надобности в этом нет, мне хорошо известен её нрав. Сердце разрывается, она обрекла на несчастье мою сестру. – Женщина встала. – Мне скоро ребёнка забирать, и муж придёт на обед. Вернусь, как получится. Я хочу, чтобы ты знал, кто есть кто.

– Меня мало интересуют дела других. Но тебя я послушаю, если не передумаешь, – сказал он и взялся за столовый прибор.

Оставалось вопросом то, что именно её волнует. Если она таким образом заботится о будущем своей сестры, то выглядело несколько странновато. Строить предположения не получалось, чему в какой-то мере мешал плов. Заправленный топлёным маслом гарнир имел жёлтый оттенок, особенный вкус блюду придавала курага. Как ему показалось, куски мяса в нём были даже лишними. Порция была двойная, поев половину, вышел на общую кухню, больше похожую на курилку. Находившиеся в ней все три электроплиты были старыми, где он дважды в день что-то готовил на небольшом и неустаревающем, как ему объясняли, наподобие гусятнике. Ковш он нашёл удобной посудой для одного, чтобы приготовить и съесть с него. От мусоропровода исходил неприятный запах, и он стал у открытого окна, где находилась стеклянная полулитровая банка для окурков. Разумеется, он был поглощён принесённой едва ли знакомой женщиной новостью. Ему не очень хотелось, чтобы она пришла обратно, но оставлять столь деликатный вопрос открытым было нежелательно.

Он выпил стакан воды из чайника и прилёг с ощущением того, что нечто подобное с ним в молодости уже происходило. Реакцию Лианы он боялся себе представить, но тревога отсутствовала. Перед тем, как оказаться с ней вместе, Гадаев впервые среди бела дня спустился в подвальное помещение здания, чтобы принять душ – на этаже кабины использовались не по назначению. Неделей раньше тоже встречался с ними: познакомились во дворе дома как с четой Дагларовых, так и Мамалиевых. Пообщались недолго и расстались. Встреча усилила желание познакомиться с женщиной из привычной среды, но задача была сложной в осуществлении. В помещении для мытья из трёх лампочек горела одна, и Гадаев побрился практически на ощупь. После почувствовал, что шампунь ещё даёт освежающий эффект. Он представлял рядом с собой похожую на Лиану девушку, ибо она запомнилась лучше. Расслабленный после долгого принятия душа он неспешно сменял лестничные площадки. Свернув в коридор на своём этаже, вышел лицом к лицу с той самой молодой женщиной. Удивлённый, почему-то он подал ей руку, она улыбчиво ответила взаимностью и изъявила желание поговорить. На полпути в сторону комнаты неожиданно спросила: «Не желает ли он девушку?» Откровенный вопрос смутил его, и ответил, что можно, если на неё похожа, что у него давным-давно была девушка с её внешностью и с приятно пахнущими волосами. Они пересеклись взглядами, от чего она чуть покачнулась, но сверкавшими глазами и мимикой губ продолжала испытывать его терпение. Он понял по-своему, в комнате захлопнул дверь, положил находившийся в руке пакет на пол и со словами: «Дай понюхаю твои волосы», уткнулся носом в них. С лёгким возмущением она отступила на шаг и оказалась в углу комнаты, что он принял само собой разумеющимся. Тут же приложил большой палец к её губам и зашикал, призывая к молчанию. Запах волос не определил, но ощутил дрожь её тела от прикосновения к шее. Для потери над собой контроля им хватило и этого. Он не помнил, шептал ли ей какие-то слова, но был уверен, что основной вопрос снят, и весьма удачно. За короткое время он успел прикинуть планы относительно будущей жизни, не понимая, как обстоят дела. Но её от осознания того, что произошло, настигло разочарование: как оказалось, Лиана собиралась познакомить его с подругой, которая гостила у неё, и позволила себе недопустимую вольность в общении с посторонним мужчиной. Она была на краю отчаяния и тщетно искала себе оправдание, а он успокаивал, как мог, и выразил свою готовность связать с ней свою судьбу. Женщина ещё не была в состоянии рассудить здраво произошедшее и с намокшими глазами умоляла его и заклинала сохранять в тайне, но не догадывалась, что притащила за собой непростого свидетеля.

К тому времени, когда дождался стука в дверь, он почти что заснул. Вошедшая в комнату Мамалиева была с прозрачным кувшином с компотом из сухофруктов и двумя разными шоколадными батончиками в обёртке. Она поставила их на стол и сказала:

– Посуду оставь себе, дома накопилось много лишнего. Я посмотрю, чего из первой необходимости вещей тебе не хватает и притащу.

– Не стоит утруждаться, а за плов спасибо. – Гадаев налил в кружку коричневого цвета тёплый напиток. – Очень вкусно было, поел с наслаждением.

– На здоровье! Его я готовлю реже, чем другие, и Берт обычно не заказывает.

– Он что, каждый день приезжает на обед?

– Водителю на маршрутке это нетрудно, – ответила она и присела на прежнее место. – Есть сложности с ребёнком: в школу идёт охотно, но приходит без настроения и не любит рассказывать.

– Характер показывает. Сколько ему?

– Скоро исполнится семь. Слушай, Лиана может заглянуть сюда?

– Нет, и время рабочее. Наверняка знаю, что её не будет, волноваться не о чем.

– Плохо знаешь нас, достаточно захотеть повидаться. Делать это сюрпризом, должно быть, ещё интереснее.

– Не придёт, и точка!

В его ответе присутствовала нервозность. Поначалу ей не верилось, что посмеет коснуться весьма щекотливой темы, и была довольна его общительностью. Ничего предосудительного не видела в том, что это она сама пришла к нему и закрылась.

– Женщинам нравится показывать себя покорными, а в отдельных случаях для них грани могут не существовать. Всё бы ничего, если не задеть других. Наши мужья – давние друзья, а семьями как таковое не вышло. Мы нередко оказываемся за одним столом, но чувствую себя обделённой в их среде. Я её знаю, и не удивлена, что с тобой проводит время.

– Аккуратнее со своими фантазиями, я не в ответе перед тобой. – Гадаев прикурил сигарету и пустил дым в сторону открытой форточки.

– Не дымил бы так! Что за привычка у людей?! – Она стала махать ладонью перед своим носом.

– Ты задала тут такое, что без сигареты никак, – сказав, он за дверью быстро совершил несколько затяжек и вернулся к столу. – Поехали дальше, ямки обходи, дорога и без того не ровная.

– Это будет непросто, моё отношение к ней состоит из одних эмоций. Сил нет больше терпеть её выходок! Как можно так? Пришло время поставить точку.

– Посмеешь разрушить чужую жизнь? К тому же пострадают ещё люди. – Он принялся вообразить, какие неприятности ожидают и его самого.

– Сама прошлась по головам и сердцам без оглядки. Ты не окажешься под ударом, не допущу этого. Я рассчитываю на дружеские с тобой отношения.

Становилось очевидным, что она настроена перевернуть всё верх дном, не заботясь о последствиях. Их Гадаев представлял себе в мрачных тонах, вплоть до того, что у кого-либо из задействованных лиц не выдержат нервы и произойдёт непоправимое. Задачей оставалось то, как не допустить осложнений и как объяснить некоторые правила жизни, но осознавал, что в крайних случаях их можно остановить, лишь перейдя границы морали.

– Дружба по интересам обречена на провал, – сказал он, – велика вероятность, что выйдет боком. Тушить огонь чужими руками нельзя. Сегодня тебе есть чем ей досадить, завтра она что-то найдёт против тебя. Это издалека кажется, что всё легко и просто.

– Противиться порыву сердца будет означать удар по нему. Всё случится играючи, и сомнений нет.

– Влезать в чужую жизнь тебе не шарики лопать. До цели не дотянуться без правильно выбранной дорожки, а она может быть проложена, как угодно. Я не советую тебе ради сомнительных затей подвергать риску своё честное имя, разочаруешься. Ничего бесследно не проходит.

– Желанный исход скомпенсирует. Погоди, я не поняла, причём моё имя?

– Образно говоря, держащий в руке кинжал, первым и запачкается. Замужней женщине необязательно всё произносить вслух, законы природы одни и те же.

– Что ты несёшь?! Ты, ты!.. – Мамалиева вскочила с места и покинула комнату.

Гадаева и рассмешила, и удивила быстрота её реакции. Сложно было понять, как такая пугливая женщина собирается вершить дела, и как вообще условиться с ней о чём-либо. Спокойно не сиделось, он допил терпкий напиток и убрал посуду на подоконник. Не успел потянуться за сигаретой, как заполнившая его день эмоциями женщина ворвалась обратно.

– Ты позволяешь себе совершенно немыслимое! – заявила она в надлежащем тоне. – Разве можно говорить о таком? Даже думать не смей!..

– Я тебе ничего не предлагаю, сперва дослушала бы.

– Тут и нечего!.. Реакция на некоторые вещи тоже однозначна.

– Ты не вполне контролируешь свою речь, и я не успел договорить. Согласись, никто не хочет быть в плену собственных глупостей, но это единственный путь, что по идее может принести результат. Оставим разговор, он мне неприятен.

– То-то и оно!

– Самой нет желания работать?

Она надуто присела, и через несколько мгновений осознала, что повела себя неподобающе, и даже выставила себя, как посмешище. Перейти на другую тему не хотелось бы, но задача была немного осложнена. Для перехода понадобилось время, и сказала:

– Я учительница начальных классов и поработать успела. Потом вышла замуж и приехала сюда. Здесь в школу не пойдёшь, и нужды нет.

– Честь и хвала! Наверняка успела не одному десятку детей привить любовь к прекрасному, светлому.

– Важнее научиться самой жить. Даже незначительная поблажка в чём-то оставляет след, а что говорить о таких эпизодах? Неправильно будет взять и отрезать, не выслушав. – Мамалиева не желала отвлекаться.

– Ты всё о том же! – Гадаев отвёл взгляд, будто бы отгораживался таким образом. – Твои суждения доставляют мне огорчение, обходи их и живи дальше, будто ничего не видела, не слышала. Достойнее дорогу тебе не найти. Если жалости к ней нет, то продолжай общаться, как ни в чём не бывало, и получишь массу удовольствия. И продлится это на годы.

Женщина сжала пальцы левой руки правой кистью, и сказала:

– Такого рода игры недопустимы. Я обязана наказать её. С твоей помощью, без неё!..

– Поступай, как считаешь нужным. Помешать я, увы, не в силах. Выходит, поделившись со мной, сама себе осложнила задачу.

– Потом бы возникал, почему за спиной?.. Справлюсь, и напролом не пойду, я умею действовать тонко, если ты не пойдёшь против меня.

– Я не хочу оказаться на улице, а вероятность того, что начнётся заварушка, велика, – сказал он. – Продолжить? Так что не обессудь!

– Не обрубай концы, выход можно найти из любых ситуаций. Всего-то лишь нужен порядок действий.

Судя по намерениям ступить на преисполненный трудностями путь Гадаев нашёл её не очень разбирающейся в людском общежитии. Сравнения делал, разумеется, исходя из своего жизненного опыта. Он активно искал пути, как остановить её, и сказал:

– Ввязываться не хочу, а без страховки не стану. Я не знаю, что ещё ею может послужить.

– Это не обсуждается. Я из числа тех, кто будет принадлежать одному мужчине. Ещё у меня ребёнок, куча других причин, и вообще.

– Прежде всего, ты женщина, готовая взвалить на себя нечто несусветное.

– Мутны-таки твои мысли, – сказала Мамалиева.

– Нисколько! Я хочу, чтобы ты опомнилась. Игры с огнём чреваты ожогами, прочими неприятностями. Известный факт, что, оторвавшись от большинства, некоторые ведут себя по-другому, зорче видят моменты. Не забывай, что твой целыми днями зрит в дороге, и он бы не одобрил.

– Почему сразу крайние меры? Мы подпалим слегка, чтобы стало уроком. Я стол накрою, хотя мужа нежелательно посвящать.

– За такое дело ни в коем случае нельзя рассчитывать на благодарность. Как я понял, она относится к тебе хорошо. Добром не закончится, а вероятнее всего будет взрыв.

– Я не согласна! Она совершила проступок, которому нет прощения. Указать ей место – это дело чести, и не говори, что оступиться может каждый.

– Мне сдаётся, что, став свидетелем чужой тайны, ты выдумала, как воспользоваться ею. Вопрос твой не так остро стоит. Хорошенько взвесь, времени полно.

– Нет ни дня!.. Я не прощу себе, если упущу. – Женщина напрягла обе руки, и тут же расслабила их. – Да, тема ещё долго останется актуальна, но я не железная.

Ее поведение походило на притворство, направленное на обуздание его самого. Поле для маневра сужалось, преград – тоже, и настало время отбросить лишнее.

– Я тебя понял, пожалуй, всё в твоих руках. Ты мать, порядочная женщина, и полученная профессия обязывает оставаться такою же. Условия мои выглядят абсолютно неприемлемыми, но тем не менее. Решение за тобой.

– Это абсурд! Ты не посмеешь бить меня тем же, с чем сама борюсь. Что станет, если закрывать глаза и на очевидные вещи?

– Дело обстоит несколько иначе. Ты хочешь из-за угла забросить бомбу и наслаждаться эффектом. Меня так изворотливо ещё не пытались использовать.

– Ты не те формулировки применяешь, мне просто нужна твоя помощь. Это я обнаружила тему, мне и знать, как поступить.

– Пожалуйста!.. Мы ходим по кругу, и становится смешно, – сказал Гадаев и вышел.

Он с сигаретой в руке открыл дверь на балкон. Конечно же, был ошеломлён происходящим. Про себя надеялся, что не вполне отдававшая отчёт своим действиям женщина одумается и к его возвращению проблема отойдёт назад, однако та не спешила уходить.

Во второй половине дня он спустился во двор дома – необходимо было предупредить Лиану о грозившей ей опасности. На остановочном пункте общественного транспорта всмотрелся в дорогу и присел на лавочку. Время её возвращения домой ему не было известно, так же, как и на чём. Был разочарован результатом затеянной им авантюры и знать не мог, чем всё закончится.

Заметив внутри отъезжающего автобуса женщину, которую ожидал, он резко поднялся. Своё недоумение машинально выразил с помощью рук, и та вроде бы успела отреагировать. Очевидно, что зачем-то поехала дальше, и домой вернётся с остановки на противоположной стороне, или вообще пешком. В любом случае предстояло поджидать её во дворе. Задача осложнялась тем, что на виду у знакомых лиц она на контакт может не пойти. Спешить было некуда, и он обратно занял обогретое им место. Полпачки сигарет, что он определял для себя как дневную норму, было выкурено, он потянулся за очередной, угостил ещё появившегося неизвестно откуда молодого парня. Оглянуться не успел, как тот так же внезапно исчез. Всё равно он вглядывался в останавливающиеся перед ним транспортные средства, и, к своему большому удивлению, дождался: из маломерного автобуса вышла Лиана в ярко-синей куртке и в брюках молочного цвета со стрелкой. Тёмно-русые до плеч волосы сверху были обхвачены ободком, овал её лица с расстояния казался небольшим. Находящаяся в руках сумка тоже была светлой. Тема для начала разговора была готова, но, увидев его, она повернула голову назад, откуда появился и Кариб Дагларов. Среднего телосложения, с широким лбом, выделявшимися скулами и начесанными назад волосами молодой человек тоже заметил его. Из кармана коричневого пиджака торчала ручка, красная рубашка была застёгнута до последней пуговицы, чёрные брюки со стрелками заканчивались блестящими туфлями того же цвета. Он перевёл находившуюся в правой руке папку-портфель в другую, поздоровался с ним и сказал:

– Эта остановка ассоциируется у меня с ожиданием подруги, потом и жены. Бесконечная тема для художника. Ты не находишь?

– Не все люди романтичны, и так везёт не каждому, – ответил тот, избегая встреч глаз с Лианой, не посмел и удостоить её вниманием. – Ребёнку бы лучше выпала судьба. Одних раздражает печать в паспорте без указания номера комнаты, ребятишки шутят, что видят себя в числе людей без определённого места жительства.

– Что есть, то есть, но наш вопрос находится в стадии решения. В семье царит любовь и взаимопонимание, до конца года решим, на чём остановиться.

Жена не оценила проявленные им знаки внимания при постороннем человеке. О том, как неделей раньше оказывались с ним наедине, старалась не вспоминать, но симпатии к нему испытывала. Она помахала кистью руки и сказала:

– Алло, я тоже здесь. Или забыл, как меня зовут?

– Привет Лиана, как дела? Правила этикета мне не чужды, но извини, не сразу сообразил.

– Мужчинам это не позволительно. Всякого рода оговорки не украшают их. От непризнания до забытия недолго идти.

– Как ты могла подумать? Твоё окружение есть твоё богатство. Ты так прекрасно выглядишь, что просто растерялся.

– Спасибо, но ты немного перегнул.

Муж её не чувствовал себя обойдённым: и жене доверял в полной мере, и сам собирался увидеться с ним. Но счёл, что тем достаточно короткое приветствие, и вновь включился в разговор.

– Я ехал и думал о тебе, нам есть что обсудить. Вечером будешь дома?

– Должен. Что важное?

– Я бригаду собираю. Как у тебя с этим? На работу ещё не устроился?

– Пока сижу дома. Что надо делать? – спросил Гадаев, не допускавший и мысли иметь с ним дела.

Дагларов, разумеется, думал иначе. При предыдущей встрече он рассказывал, что занимается бизнесом в строительной сфере, после пришло понимание, что в новом знакомом есть что-то притягательное, и что он мог бы стать ему правой рукой. При заключении последнего договора и его держал в уме. Показывая на свою папку, ответил:

– Плитку тротуарную будем укладывать. Объём большой, есть возможность подзаработать. Специалист один есть, и ты быстро научишься. Дальше много будет такого.

Другой нашёл предложение подходящим для себя, но складывающиеся обстоятельства и думать не давали об этом. Если бы вчера состоялся разговор, то дал бы согласие, не раздумывая.

– Новое для меня дело. Но ты это… на меня не рассчитывай. Я не люблю работать на людях, не уверен, что справлюсь.

– В помещениях всегда пыльно, поэтому многие предпочитают на открытом воздухе. Время благоприятное: ни жарко, ни холодно. Зимой найдём работу в тепле.

– Благодарю за предложение, но это не моё, – сказал Гадаев и заметил недоумённый взгляд Лианы, а больше – почувствовал его.

Кариб ещё раз пожал ему руку.

– Приятно иметь дело с конкретными людьми, а встречал многих. Одни могут быть тебе полезны до первой зарплаты. Вначале всех устраивает оговариваемая сумма, потом одни решают, что я достойно не оцениваю их труд.

– Обычное дело в любой среде. Я поищу место в большом коллективе в производственной сфере, как в старые времена, чтобы над душой не стояли.

– Разница в оплате будет существенной. Тебе виднее. Надумаешь, свяжись.

От отдалявшихся супругов до слуха Гадаева дошли голосом женщины несколько фраз о напыщенности и о гулявшем в кармане ветре.

В ближайшие дни о работе и речи не могло идти, он переживал, что оказался в щекотливом положении, и изменить что-либо было нельзя. Постояв недолго, повернул к дому. В зоне видимости входной двери представлял себе, как вновь сталкивается с Мамалиевой, которой за минуту до этого встретились и Дагларовы. Чем могло бы закончиться это, он не предполагал и, резче чем обычно, дёрнул за ручку. На вахте дежурившая пожилая полная женщина объясняла девушке с небольшой сумочкой, что не знает человека с таким именем и не обязана запоминать всех, а та пыталась описывать его.

– Меня потеряла? – Гадаев узнал голос Ирины. – Я издалека почувствовал, что ко мне пришли. Можно уже тише.

Первой отреагировала женщина в возрасте.

– Мы же в прошлую мою смену говорили, и тебя Сашей вроде зовут?!

– Всё нормально, продолжайте так же звать.

Ирина была в знакомой ему голубой спортивной форме, а из-под верхней части виднелась красная блузка с блёстками.

– Я примерно помню, где ты живёшь, но пройти не разрешили. То есть мы ещё недоговорили. Информации о жильцах нет, и порядки тут особые.

– Не мы их устанавливаем, – сказал он и обратился к сидевшей за столом женщине с просьбой пропустить девушку.

Ирина опередила их:

– Я на минуточку, подниматься и необязательно. Мы расстались непонятно как, и я хотела попросить прощения за произошедшее. Крайне неудобно вышло, переживала и на другой день. А папа особых эмоций не выразил, будто был не при делах.

– Ему не было дела до остальных. Твой приход дорогого стоит и извиняться не за что. Расскажи, что там случилось, как отец? Разобрались?

– Да, всё хорошо. Мужчинам присуще иногда посоперничать, как в детстве, но без свидетелей.

Стоявшие в суженном проходе они прижались к стене и пропустили выходившую из дома группу людей. Гадаев не понял, почему жильцы терпят вызванное сужением прохода неудобство, которое явно отжило своё. В аналогичном доме по соседству и в те годы обходились без подобного препятствия.

– Ещё хвост за собой притащила. Как-то неудобно, мы можем выйти и посидеть на лавочке, – сказал он, но подумал о сложностях сегодняшнего дня, что в таком случае он мог оказаться в поле зрения знакомых женщин.

Ситуация сама выправилась – Ирина показала на стоявшую в углу пластиковую ёмкость, проговаривая:

– Я с ведром. Не знаю, как ты отнесёшься, там всего понемногу из дачи.

– Девушка, можете проходить, чтобы запомнить для следующего раза, – сказала нёсшая дежурство женщина.

Гадаев взял ведро с овощами и направился к лифту с последовавшей за ним Ириной. Она преодолела девять ступенек, оглянулась назад и выразила своеобразность расположения подъёмного механизма. В ожидании лифта он почувствовал запах её парфюма, а войдя, сказал:

– Должно быть, тебе в диковинку то, как у одних устроен быт. От неимения лучшего здесь и этому рады.

– Тянет на твёрдую четвёрку. Бывала в домах под снос, во временных постройках. У знакомых дом новый, но сами недоумевают, как можно было утвердить столь некомфортный проект.

– По дороге к заводу стояли два полуразрушенных дома, в одном из них ещё жили люди, в том числе старый-старый дедок. Говорили, что он-де и не соглашался на снос строения. Недавно проходил мимо и на ум пришло, что унёс с собой.

– У вас удобный квартал, дом относительно новой постройки. Лифт меньше нашего ободран, и стены не исписаны. Квартира, конечно же, несравнимо лучше, но слышала истории, как одинокие люди перестают дышать, и соседи не сразу хватаются. Здесь такого в принципе не может быть.

Выйдя из лифта, Гадаев вначале подал девушке руку, и ею же подчеркнул надобность преодоления ещё ряда ступенек. На этаже он указывал на помещения общего пользования.

– Ничего не меняется. Днём редко кого встретишь на этаже, будто бы все на смене.

– Сложно привыкнуть? – спросила она.

– Мой ответ будет неоднозначным: и отдыхаю ото всего, и неустроенность гонит меня туда-сюда.

Открыв дверь комнаты, Гадаев впустил вперёд девушку. Он положил ведро на пол в углу и предложил присесть.

– Чай, кофе?.. – спросил он, показывая на банки на подоконнике.

– В следующий раз. Самой надо было предусмотреть.

– Без согласованности ты могла и не застать меня. Буду надеяться, что ещё состоится. С папой всё в порядке? Твой ответ больше походил на жест вежливости.

– Ты прав, сама себе тоже не поверила, – сказала девушка. – На ровном месте нажил себе неприятности: распустил руки, получил сдачу, к тому же оказавшийся на его пути мужик был не причём. К нашему приезду всё было кончено, теперь не знает, как соседям показаться.

– С кем не бывает! Помирятся, мать постарается. Напомни мне вашу фамилию.

– Терликовы мы. Включая маму.

– Точно! – Гадаев похлопал себе по колену. – Несколько лет назад обнаружилось, что забыл. Этого не должно было произойти, самому неудобно становилось. Я много раз пытался вспомнить, перебирал кучу вариантов, но почему-то на «тре».

– Начинающихся с этой комбинации слов на языке значительно больше, потому и спотыкался. А так она у нас простенькая.

– Теперь и я понял. Как твой братишка? Игорёк, кажется, зовут.

– За решётку попал, – грустно ответила девушка. – С друзьями защекотали нервы старику одному до смерти. Сами же вызвали скорую, но не помогло, по шесть лет дали. Мама простить не может, в суд не приходила и живёт одна на даче.

– Жёстко она с ним, – сказал Гадаев, мысли, у которого были с оступившимся молодым человеком.

То, что сидевший рядом мужчина сам много лет был изолирован от общества, не то, что не волновало девушку. В свете проблем с братом он воспринимался ею другом семьи. Голос его вспомнила, а с чертами лица было сложно. В телефон, который находился в её сумке, поступил звуковой сигнал, она проверила его и положила обратно.

– Её можно понять. Игорь в детстве был болезненным мальчиком. В общей сложности мама провела с ним в больницах не один год. А он так с ней, со всеми нами!

– Я сожалею, лучше бы не попадал. Но и там большинство не теряет человеческие качества. Сама чем занимаешься?

– Ничем. После института устроилась к одному частнику, но цех через год закрыли. Потом нашла хорошее место в мясокомбинате, и вскоре поняла, что такое не прижиться в коллективе. Это не означает, что буду сидеть дома. К зиме подыщу чего-нибудь.

– Не говори, что ты до сих пор одна. Красавиц таких надо ещё поискать.

– Спасибо, но я обыкновенная. У меня был друг, вместе росли, за одной партой сидели. Пришло время, забрали в армию и там подорвал себе здоровье. Толком и не объяснял, что произошло, долго болел, и в том году похоронили. Я смогла найти двоих сослуживцев и выяснить, что он упал с высоты какого-то резервуара и потерял сознание. Поясницу тоже повредил. Я сделала вывод, что не захотел оставаться немощным, и сам ускорил свой уход. В его комнате на стене висит снимок трех друзей детства, двое сидят на полу и смотрят в противоположные стороны, а этот – прямо, но никого из них уже нет в живых. Один разбился на мотоцикле, другой угорел в гараже.

– Сожалею. Неужто и такими бывают совпадения?

– Это ещё не всё, в день похорон сердце матери одного из них не выдержало.

– Поражён, слов нет. Оставь телефон, пригодится, – сказал он и положил перед ней тетрадь и листок бумаги. – Отец работает?

– Два года как устроился на новый завод за городом. Они собирают устройства для обработки полей. Может, и тебе найдётся там чем заняться?! Приходи в гости, будем рады. – Ирина встала и написала домашний номер. – Мне пора, освободи ведро.

– Как я отпущу тебя с ведром в руке? Завтра вечером я сам привезу.

– Мне как раз можно с ним, и я не в выходном платье. Тебя будем ждать в следующее воскресенье к обеду – в ближайшие выходные отец уезжает. Он сейчас дома, бюллетень взял, но никого видеть не желает.

Она вытащила из своей сумки синего цвета большой пакет с двумя ручками, и Гадаев помог надеть его на пластиковый сосуд. Ирина напомнила ему девушек из его родных краёв, где быстро разделяли труд на женский и мужской.

Он заподозрил, что на лице Алексея Павловича сохранился след от разбирательства, поэтому и не спешит увидеться с ним. Загруженный насущными проблемами, которые сдавались ему не такими острыми, как час назад, он взялся готовить себе салат.

Ночь выдалась неспокойной, ожидание прихода Мамалиевой было отражено в каждом его движении. Гадаев не видел альтернативу, как ещё было отговорить её от планов мести, но продолжал считать, что поступил низко, что не проявил должной тактичности.

Вошедшая Дарина была в чёрной куртке, тёмной длинной юбке и в туфлях. В руке находился полупрозрачный небольшой пакет с контейнером внутри. Он столкнулся с ней взглядом и удивился: перед ним стояла словно незнакомая женщина в трауре, и отсутствие на лице косметики подчеркивало унылость её настроения. Нечто похожее происходило и с самим после смерти отца: ощущал себя оторванным, окутанным пеленой скорби среди ребят. Непросто было начать разговор по теме, драматизировать молчанием тоже не мог и виновато сказал:

– Перешли черту!.. В собственном исполнении повторили пример того, что поспешность ни к чему хорошему не приводит. Окунулись в такую муть, что не отмыться.

– Моё отношение к произошедшему не так однозначно, но попрошу и намёком не касаться его, – ответила Мамалиева и присела.

Два пальца правой руки женщины были забинтованы и обработаны зелёнкой. Гадаев подумал, что по пути домой она осознала, что натворила и обрушила свой гнев об стену в коридоре. Он инстинктивно сжал кулак, затем поднял полупрозрачную крышку белоснежной посуды квадратной формы. В ней находились картофельное пюре и жареная печень. Он положил себе в рот кубик тёмно-коричневого цвета и сказал:

– Вкусно, но ты больше не ходи сюда с посудой. Всё по той же самой причине.

– Не очень поняла?!

– В некотором роде мы стали неприятелями, и есть из твоих рук неправильно, как и часто видеться. Другое дело, если обойдётся без последствий. Вчера я ел с удовольствием, а сегодня чувство такое, что встанет поперек горла.

– В корне не согласна, что нам следует избегать друг друга, и с едой ты не привередничай. Я безо всяких условностей бы накормила тебя. Мне часто хочется поделиться обедом, но происходит это, считай, впервые. Кого здесь попросишь отведать?

Радушие женщины плохо сочеталось с её обличием, Гадаев поднял на неё глаза, а она свои отвела. Он продолжал считать, что поступил по-предательски и со своей изобретательностью заслуживает порицания. Понять было нетрудно, что произошедшее отпустит его тогда, когда она предпримет шаги, которые ему не понравятся. О чём вести диалог было ясно, но начать затруднялся.

– За ребёнком собралась?

– Время ещё есть, – сказала она. – Пережить можно и не такое, главное по итогу не почувствовать себя оплёванной.

– Выходит, что ты прямо всё поставила на эту авантюру. Понять не могу, что именно стоит за этим. Сомневаюсь, что цель оправдает средства.

– Оправдает, я знаю, что делаю.

Во избежание осложнения в отношениях предстояло следить за речами. Он отодвинул контейнер, за поеданием было не спрятаться. Обе стороны испытывали невиданный конфуз, особенно тяжело приходилось ему. Дотянувшись до висевшего на изголовье кровати полотенца, он вытер себе лоб и сказал:

– Наверное, стоило отложить встречу. Не из подошвы наши лица, и пространство давит.

– Неудобство немыслимое, хоть вышибай подобным же. Но ковать нужно, пока горячо, иначе будем избегать встреч и не сможем вернуться к разговору.

– Как ни старайся, не получится делать вид, что ничего не произошло, – сказал он и дождался знака понимания с её стороны. – Взяли бы паузу, день, два… ничего бы не изменилось. В итоге вышло то, чего сам и опасался: мне предстоит искать место, куда отсюда уйти.

– Я не поняла?! С такими вещами не шутят, – холодно заметила Мамалиева.

– Я не испугался и не убегаю. Раз обещал помочь с твоим делом, значит так и будет, но без запасной платформы мне не обойтись. Дело может дойти и до выписки. Мы будем вынуждены увидеться ещё, адрес я оставлю тебе одной.

Оставшаяся в прежнем облике женщина на фоне случившегося осознавала, что умом она не блестит и допустила, что Гадаев того же мнения. Она старалась убеждать себя, что мера была вынужденной, во что самой не верилось. Ещё страдала оттого, что не имела близкой подруги, а лучше – друга, как мужчина перед ней. Казалось бы, всё идёт своим чередом, путь к полной чаше жизни открыт, но в какой-то момент посчитала, вопрос, за который взялась, не даёт ей покоя. Она решила, что не должна пытаться подчинять его себе, ещё возникает проблема лишения его жилья, не успев устроиться… и виновато сказала:

– Бросить и уйти можно лишь в крайних случаях. Соседка рассказывала, что её дядя построил себе большой дом, что было делать нельзя, но отстоял его, отсидев год за решёткой. Без крыши над головой мы никто, и обдумаем, как обойтись без лишних потрясений.

– Что-то уже случилось, а основные сложности впереди. Это имеет сходство с одной давней историей, неважно. Я не знаю, что произошло между тобой и Лианой, но она тоже достойна уважения, и переживала не меньше тебя. О ней я мало что знаю, ни тебе, ни ей зла не желаю, не торопи меня.

– Ты запал на неё и рассчитываешь продолжить отношения, поэтому пылинки сдуваешь. Это тоже понятно без слов.

– Не то говоришь, и тет-а-тет мы остались всего раз. В первый день внизу она успела сказать, чтобы я нашёл себе пару из числа землячек. Я ответил, что не упущу, если попадётся похожая на неё девушка. Уместное выражение, и оно не связано с той случайностью.

«Нейтральное, сойдёт и при посторонних», – поправила женщина про себя, но не помнила, что те перекидывались словами. Она с чувством ревности подумала, что те между собой духовно близки, и ей придётся нелегко осуществить свою задумку. С моральной точки зрения Мамалиева не была в состоянии давать оценку своим действиям. Ей было неприятно оказаться в одном списке с ненавистной женщиной, и тихо вымолвила:

– Тебя могу понять, но ей-то не следовало забыться?! Надо же, шла как к себе домой! Это означает, что вынашивает далеко идущие планы.

– Мы не вправе судить посторонних. Контакт у нас произошёл по невероятному стечению обстоятельств, и не вменяй ей это в вину. Она приходила сообщить, что у неё гостит достойная меня девушка, но мы увлеклись, скажем, словоблудием, и оказались в плену слепой страсти. То есть я не так понял, и что-то в моих действиях сбило её с толку.

– Не ты к ней ходил, и со стороны кажется, что не впервой вы встречались. Слышала, что она и в молодости не страдала от недостатка ухажёров, – сказала она и остановилась: недовольный взгляд молодого человека призывал воздерживаться от голословных обвинений.

Как так получилось, что Лиана позволила ему дотронуться до неё, для Гадаева оставалось загадкой. Он пришёл к выводу, что это его неугасаемое желание познакомиться с женщиной возымело неожиданный эффект, что с ней они связаны невидимой нитью. Пока не объявилась очевидица, наслаждался эпизодом.

– Я ничего такого больше не хочу слышать. У каждого есть свои тайны, и никому не должно быть дела до них. Вас, женщин, нужно воспринимать такими, какими сотворены, а не пытаться воспитывать под себя.

– Другим нет дела, а сестра моя заработала болезнь сердца. Неизвестно, выкарабкается ли. Я хотела свести её с Карибом, он был заинтригован, расспрашивал, фотки рассматривал. Она приехала, но буквально за день до этого Лиана охмурила его, – выговорила Мамалиева, стукнув тыльной стороной кисти правой руки об ладонь левой. – Я впервые познала, как люди выходят из себя. Видя моё такое состояние, сестру хватил удар. Неделю пролежала в больнице, а затем я отвезла её домой.

– Досадно, сожалею, но это не близкие испытывают нас на прочность, а сами не во всём отдаём отчёт. Отстаивание своего интереса тоже не всегда бывает оправдано. Винить Лиану за проблемы со здоровьем сестры несправедливо. Тогда она и знать не знала о вашем существовании.

– Не могу понять, почему ты продолжаешь заступаться за неё! – возмущённо спросила Мамалиева.

– Стараюсь быть объективным. Сумела произвести впечатление на Кариба – и хорошо! Хочу отметить, что наша с ней ошибка, возможно, спасла меня от необдуманного шага. Подруга красотой не была обделена, пахла соблазнительно, а я оставался во власти произошедшего недоразумения. Я мог потерять контроль над собой, и тем самым всё осложнить.

– Мы успели познакомиться, какой-то дальней родственницей была. Вдвоём фильм для взрослых смотрели. Эта покраснела и встала, а та не сразу и оторвалась. Сам подумай, о чём это говорит.

Запланированный акт возмездия не давал произносить имя Дагларовой. С обеими она виделась незадолго до того, как одна из них отличилась, но собственное слабоволие не позволило поднимать шум. Это не могло её не озлобить, и всё что она говорила про Лиану, было в значительной степени преувеличено: о ней она ничего лишнего не знала, и имевшая с сердцем проблемы сестра приезжала провериться и на время сменить климат.

– Ровным счётом ничего! – сказал он, выразив тоном своё несогласие. – Вся такая ухоженная была, нарядная, ехала со свадьбы. Мы чай попили, присмотрелись, но разговор как таковой не сложился. Причина, по всей видимости, была в моём подавленном состоянии. Иначе кто знает, чем бы закончилось.

– Всему находится объяснение, пусть никому неинтересно, и остаёмся со своими проблемами.

– С каждым проступком мы прозреваем, а признавать их глупостью не спешим. Это лишь слова, давай конкретно о деле. Чем тебе помочь?

– Я говорила, что меня волнует. Хочу воздать ей за причинённые обиды. Не то, что у меня есть личный мотив – это исходит из глубины сердца.

Нехорошо вставлять палки в колёса другой женщине, тем более своей знакомой. Это противоречит всем правилам сосуществования. Откроешь Карибу правду, они разбегутся, и что?

– Она должна получить своё. Я не могу надолго хранить в себе её тайну, меня изъедает то, что сидит во мне. Я должна совершить то, что должна, не то сама плохо кончу.

– Дело твоё, но тщательно взвесь. Отмыться не всегда легко даётся.

– Я не буду крушить разом, и это из-за тебя, – ответила Мамалиева и покинула комнату.

То, что ему уготована скверная роль, волновало Гадаева не больше, чем сосредоточенность женщины вокруг единственного вопроса. Он боялся не успеть её остановить, и столкнётся впоследствии с невообразимым грузом ответственности перед Лианой, да с таким, что она возненавидит его, и тем самым ввергнет в отчаяние. На этом фоне она становилась ещё дороже, одновременно продолжал удивляться появлению в истории постороннего человека. «Судьба, что ли, испытывает меня на стойкость по отношению к понравившейся женщине? – спросил он себя, или препятствие в лице Дарины призвано, чтобы я знал своё место?» Не сбрасывал со счетов идею оказания ей знаков внимания с известной целью, но вообразить себе было нелегко.

Во второй половине дня он отправился к одному из строящихся жилых массивов. Дома были однотипными, разной стадии готовности, и возле двух крайних десятиэтажек уже были демонтированы подъёмные механизмы. Попасть в один из них, где шла внутренняя отделка, было несложно. Гадаев успел пообщаться как с группой строителей, так и с немолодым мужчиной в белой каске на тему трудоустройства. С рядом условий ему дали положительный ответ, но он не увидел себя среди них: и зарплата не впечатляла, и жильём не обеспечивали. Из окна восьмого этажа новостройки, до которого он поднялся, за деревьями виднелось необычное строение, похожее на производственное. Гадаев спустился вниз и взял курс в том направлении, но дорожка увела его в ботанический сад. Гуляние по осеннему теплу доставляло удовольствие, через парковую зону добрался до одной из центральных улиц города. Народу было много, и он часто ловил на себе взгляды девушек. Одна из них на его «извините» любезно остановилась, и он поинтересовался, как проще добраться до набережной водохранилища. Он имел желание пообщаться с ней и предложить прогуляться, но подчёркнуто вежливо ответившая девушка, скорее, молодая женщина была с ног до головы одета богато.

Узкая пешеходная дорога была со значительным уклоном и большей частью состояла из ступенек. Открывшаяся площадь была полна людьми: юный парень в клоунском облачении развлекал детей, подростки катались кто на роликовых коньках, кто на скейтборде, а взрослые просто отдыхали и любовались осенними пейзажами. У причала стояла небольшая очередь на теплоход и шла посадка, а в метрах ста от него – похожий на музей корабль старинного образца. Водную гладь, на поверхности которой была видна семейка уток, тревожил ветер, в средней части плавали лодки, за ними открывался другой берег водохранилища с высокими новыми домами. Гадаев подошёл к воде, где виднелись плавающие мелкие рыбёшки. Здесь дышалось легко, и уходить не хотелось – общежитие стало твёрдо ассоциироваться с неразрешимыми проблемами, но пора было пополнить потребности желудка. Уличную еду он обходил стороной в первую очередь из соображения экономии, и собрался выйти на остановку, как встретил раздатчиков пирожков. Ими являлись ярко накрашенные и в цветастых фартуках две женщины, которые агитировали за кандидата одной из известных партий на предстоявших региональных выборах. Люди неохотно угощались, но Гадаев проявил интерес и был «достойно» вознаграждён.

Чёрный цвет стоявшего на столе электрочайника выдавал, что крышка покрыта пылью. Включив его, Гадаев приложил к нему руки. Холодно было и на душе, он осознавал, что без совета посвящённого человека непросто будет привести в порядок свои будни.

Комната днём обычно не замыкалась, и случаев входа без стука ещё не бывало. Появление посторонних шумов в воздухе говорило о том, что дверь открылась. Оглянувшись, не поверил своим глазам: пожаловавшей была Дагларова. Её он меньше всего ожидал увидеть у себя и, неотрывно разглядывая нежданную гостью, поднялся.

Но она выглядела спокойной, свободно опустилась на стул и сказала:

– Если б знала, что ты дома, принесла бы что-нибудь к чаю. Я по делу, и с разрешения мужа.

– По какому такому делу? Как это понять? – спросил он с оттенком недовольства и присел на край кровати.

– Я же говорю, что Кариб знает, куда я пошла. Он попросил меня об этом, точнее, я сама напросилась. То недоразумение не должно являться причиной разрыва связей, нужно продолжать знаться, как близкие люди.

Гадаев не мог налюбоваться ею – не давали намерения довести до неё, что их ожидают неприятные разбирательства. Вопреки его восприятию отношений с замужними женщинами, особенно в свете случившегося, и эта имела желание оставаться друзьями. Но представить было нетрудно, как она взбунтуется через минуту-другую, тем самым не даст успокоить себя и объяснить, что он одну её не оставит.

– Ты поступаешь неосмотрительно, – сказал он. – Пусть не договаривались воздерживаться от дальнейших контактов, но ситуация обязывает поступить именно так. Я не хочу, чтобы тебя видели здесь лишний раз.

– Я считаю себя адекватной, и стараюсь всегда быть искренней. Чувствуется, что у самого с этим не хуже обстоят дела. Остерегаться нужно многоликих людей с чёрствой душой. Должно быть такое исходит от неурядиц в доме, от самомнения и непомерных амбиций, а меня всё устраивает. Мне повезло с родителями, я счастлива со своим мужем.

– Он во всём доверяет тебе?

– У него и спрашивай, но со своей стороны добавлю, что без поцелуя не обходимся ни перед утренним расставанием, ни после работы. Я забылась единственный раз, верить, или нет – твоё дело. Губ к моим глазам ещё не прикладывали, а дальше не очень понимала, что происходит. Лишь спустя время стала вспоминать подробности.

– Я тоже не отдавал себе отчёт. Ты нравишься мне в полном смысле слова, и меньше всего хочу, чтобы возникли проблемы. Нам требуется предельная осторожность, и идея зайти ко мне вряд ли оправдана.

– Кем надо быть, чтобы повторно ошибиться? – категорично отреагировала Лиана, которой делалось неприятно. – Будем исходить из того, что у нас с тобой ничего не было, и знаю наверняка, что ты не предашь меня. Этого мне достаточно.

По сравнению с Мамалиевой, невысокая и стройная женщина выглядела и внутренне подтянутой. Ключевой момент о том, что от них двоих не всё зависит, был на кончике языка, но озвучить боялся. Был бы рад связать свою судьбу с её, но категорически не желал, чтобы у неё возникли проблемы.

– Однажды возле нас окажется сама прозорливость и определит, что нас связывает. К примеру, враждебный дух в женском обличии на людях вынудит улыбнуться и произнести нечто непотребное; в самый неподходящий момент рука моя выйдет из подчинения разуму. На себя, на мужа твоего мне наплевать, но с тобой необходимо быть крайне осмотрительными.

– Я подумала, что у тебя большое сердце. Признаться, час назад Кариб и сам сюда приходил с тем же вопросом.

– Считаешь, это нормально?

Дагларова по-своему поняла его. Она была довольна умением мужа находить объекты, но ощутимых результатов обычно не добивался. С недавних пор она детально интересовалась его делами, что-то фиксировала в записной книжке, делилась своими идеями. Она не исключала, что со временем предложит ему вместо «халтурщика», как иногда обозначал род своей деятельности, зарегистрироваться как юридическое лицо, чтобы и самой примкнуться к нему.

– Вполне! Я хочу, чтобы вы вместе работали, – ответила она, но в его взгляде прочла, что напрасно старается, что он не готов иметь тесные отношения ни с ней самой, ни с её мужем. – Не стоит драматизировать. Нам незачем прятаться от людей, от самих себя. Решайся, не пожалеешь.

– Ты значишь для меня больше, чем обычная знакомая. Надо осознать это и, если будем больше встречаться, ничего хорошего из этого не выйдет. Со временем, может, что изменится, но пока никак.

До того, как сюда прийти, Лиана не сомневалась, что он согласится, что они с Карибом подружатся. Желание реабилитироваться перед самой собой тоже присутствовало, и к отказам она не привыкла. Получив удар по самолюбию, встала и проговаривая: «Зря ты так», – направилась к выходу.

С учётом предстоявших разбирательств её огорчение несильно заботило Гадаева. Лёгкость придавало ещё то, что разговор отложен, хоть и было ясно, что шанса такого больше не будет. Он тоже поднялся и сказал:

– Погоди. Тебе имя Руна ничего не говорит? Это моя давняя подруга, но связь потеряна, теперь и следов не найти.

– Та самая, что с приятным запахом волос? – спросила она и у двери повернулась назад.

– Ты и мелочи помнишь! Для меня ты как молодая девушка, с тобой бы я имел немного другие отношения. Я это про высокие, и на расстоянии.

– О чём ты говоришь? Как ещё знаться после всего?

– Действительно никак, но ты на ходу перепрыгнула. Ладно, не уточняй, я могу не знать, что секунду назад имел в виду. Лучше бы того не было, лишил себя возможности любезничать с самой милой женщиной из своего окружения. Жизнь несправедлива к нам.

– Она прекрасна, если самим оставаться людьми, – ответила она. – Девушкам свойственно строить семьи, а так называемые друзья временами вспоминают старых подруг и начинают искать. Кусай себе локти, не кусай, не поможет.

– Ты разочаровываешь меня. Прежде всего, узостью суждений, потому как могут быть варианты.

– Всё как на ладони, что бы ты ни говорил. Повелась на красивые слова, а кое-кто понял по-своему, а оставшись один, заскучал. У жизни много светлых сторон, и она не даёт искренним чувствам затеряться.

– Это не так!.. Сегодня ты подвергла меня испытанию, считай, что я его не прошёл. Но и самой не помешало бы вести себя сдержанно.

– Подчеркнутое уважение и ты не выказываешь. При попытке завести дружбу мы забылись, не вышел разговор и в этот раз. Ты прав, нам лучше не знаться, я уже забыла, что приходила.

– Не стоит хлопать дверью, неизвестно, что принесёт день завтрашний. Буду безмерно признателен, если дашь мне знать, вдруг что услышишь про неё.

– Захочу ли тебе помочь? – ответила Дагларова. – Не из принципа, но женскую солидарность никто не отменял. Это как один из пальцев руки, без которого кисть будет не так практична.

Она покинула комнату, а следом вышел и Гадаев. Ему ещё меньше хотелось, чтобы пострадала эта женщина со светлой душой, которая бы не причиняла зла другим без серьёзных оснований, и вообще. Недолгое, пусть и не дружеским тоном общение, дало понять, какого он лишился чудесного создания.

Вечная спутница-боль

Выйдя из крайнего подъезда пятиэтажного дома, постоялец одной из квартир направился на другой конец здания. Двор был разукрашен зелёным и золотисто-жёлтым разноцветием осеннего листопада. Припаркованных на специально отведённом пятачке машин было десятка два. Целью Мукаилова было высмотреть среди них старую красную иномарку, принадлежавшую стоматологу Хамеду. Увидев, стал любоваться стоявшим рядом автомобилем чёрного цвета с повышенной проходимостью по бездорожью. Стекло с водительской стороны было опущено, находившийся за рулём мужчина, судя по широкому лицу, тоже был крупной комплектации.

Весь первый этаж здания занимала детская стоматологическая поликлиника. Вход в неё располагался с торца, вывеска была неброской. Под козырьком сбоку находилось место для курения, где, кроме пациентов, периодически показывались люди в белых халатах. На крыльце никого не было, и Мукаилов стал ждать, пока не покажется его знакомый – невысокого роста молодой смуглый мужчина арабского происхождения. Он был одним из двух иностранных специалистов учреждения, отличался общительностью, при каждой встрече любопытствовал о всяком разном, не отказывал и в помощи по своему профилю.

Присоединившаяся к мужу Сая держалась за щёку. Больной зуб с припухшей десной второй день не давал покоя. Треть костных образований в ротовой полости отсутствовала, и она берегла оставшиеся, как могла.

– Сода не спасла? – спросил он, заметив отражённые на её лице страдания.

– Нет, будь он проклят. Дома проще вынести. На людях голову вниз не наклонишь, и эмоциям волю не дашь.

– Боль в кабинете стоматолога обычно проходит. Проверим на тебе.

– Быстро отпускает после укола, или если выдернут. – Ощутив очередной всплеск усиления боли, женщина дернулась и приложила ладонь к щеке.

– Хочешь кусаться, царапаться, попробуй, – сказал он и поднёс свою руку к её лицу.

– Не поможет. Зубная боль похожа на кару небесную, прямо жить не хочется. Иногда глядишь на своё поведение в зеркало и удивляешься. Задумываешься: нас и самих поднимали с таким трудом.

– Понять тебя можно лишь условно. Твоя боль – наша общая боль, потерпи, попросим восстановить.

Первыми на месте для курения показались две молодые медработницы. Их появление немного пошло на пользу Сае – её продолжали шокировать курящие женщины. Но и минуты не прошло, как те почему-то одновременно потушили свои сигареты. Входная дверь за ними едва ли успела закрыться, как показался и тот самый специализирующийся в стоматологии врач, кого ждали. Он был в компании молодого человека, тоже в белом халате. Первым делом зажёг сигарету и ещё раз продемонстрировал, какой у него своеобразный акцент, спросив:

– Уезжал куда? Что-то не видно было тебя. Родню там навещать!..

– С больными зубами далеко не уедешь, – ответил Мукаилов, который старался в общении с ним применять соответствующие уровню того языкознания обороты, ещё руками себе помогал. – В юности не бережём и не понимаем, что их не сравнить с вставными.

– Я раньше работал в Средней Азии и видел, как молодые девушки нередко портят хорошие зубы ради блестящих коронок. И экспериментировать не боятся, предложат, даже потребуют, чтобы сделал по их варианту.

– Меня этим не удивишь, и я давно перестал считать людские слабости глупостью. Некоторые идут на это, значит, есть на что. Умеренный достаток обогащает и разум.

– Я не очень понял тебя, потом разъяснишь. Открой рот… ах, очки оставил на столе. Вадик, посмотри, что у него, – сказал он своему товарищу. – Вадик у нас зубной техник.

– Проблемы не у меня, а у неё. – Тот показал на Саю.

Медицинские работники посмотрели друг на друга и не смогли удержаться от громкого смеха. Отличался молодой, у которого непроизвольные движения мышц лица и дыхательного аппарата перешли в кашель. Оба испытывали неловкость, что не сдержались, и Хамед нашёл силы объясниться.

– Извини, вы тут ни причём. К нам недавно пришла пара одна – мужик выбил жене зубы и привёл сюда. Согласись, с нашей стороны вполне ожидаемая реакция.

– Она до сих пор сидит в кабинете, и дело, кажется, в ней самой, – всё по той же причине не без труда уточнял второй сотрудник медучреждения. – Он поехал за цепочкой, чтобы не заявляла в милицию. Медсестра ещё разочаровала его, показав, какие нынче толщина и плетение в моде.

– Нескучная у вас работа, – подметил Мукаилов и повернулся к жене. – Тебе неинтересно, отчего происходят такие вещи в семьях? Высказывай свои соображения, и боль забудется.

Она не отреагировала, да и не могла из-за плохого владения языком, и муж практически впервые обратился к ней на русском, притом на людях.

– Свою не впутывай, – сказал знакомый медработник. – Ко мне записаны ещё двое. Хотите – ждите, а можете приходить завтра в первую смену.

Вслед за врачом и Мукаиловы зашли внутрь здания. В гардеробе уже не принимали верхнюю одежду, в длинном коридоре встречались люди разных возрастов. Сая присела рядом с мужем на одну из свободных скамеек и сказала:

– Тётя сама вырывала больные зубы детям. Для этого купила щипцы. Двое, разных.

– Иметь инструмент – не значит владеть им. Мне по книгам знакомо, как люди раньше устраняли вызванный зубами дискомфорт во рту, целиком в теле. Слышал разные истории, но рассказывать не самое подходящее время.

– Меня ими не напугаешь. Та была женщина с золотыми руками, за что не возьмись. Вначале своего ребёнка избавила от боли, потом к ней и других стали приводить. Я помню, что изредка и взрослые приходили, но меня не смогла избавить от мучения, вернее, побоялась. – От очередного толчка боли во рту она коснулась пальцем до больного места. – Я тебе говорила, как щека моя повисла, при этом зуб продолжал дёргать. Это было нечто невероятное, потом нам объяснили, что имелся риск остаться инвалидом.

– Ты говорила, но сейчас это меня задело. Беда не только в отсутствии в селах оборудованных кабинетов. Некоторые не спешат убрать черноту с зубов, пока не начнёт болеть.

– Есть такое. Встречала женщин, которые пальцами протыкали землю на поле для посадки саженцев.

– Что тут скажешь? Но поинтереснее будут твои рассказы, какие похороны тётя себе заказывала. Предвидеть свою кончину заранее, собрать родственников и уйти в срок, достойно признания.

– Я слышала, что сын себе приписывает её маломальские заслуги. Он там важно держится, и ко мне приставал с вопросами, будто бы не узнаёт. Брат его живёт далеко, в суровых краях. На вторую годовщину смерти матери он приехал обросшим, а этот не пустил в дом, мол, перепутал адрес. Во дворе был пёсик, с которым до этого не виделись, так он по запаху хозяев признал его и подлизывался, а родственник – ни в какую. Надменность его я до этого не замечала, но видно, что зашкаливает. На краю отчаяния тот с чемоданами наперевес отправился к старейшине рода. Он понял, в чём дело, отвел в баню и запенил ему всю голову. Тут произошла такая сцена: увидев, как старик точит об висячий ремень самодельную бритву в роговой оправе, заорал от испуга.

– В первый раз мне самому стало жутковато – пытался побриться им, но руки задрожали от первого прикосновения. Чем закончилось?

– Я помню, на свадьбе у тебя на лице был след от пореза. Через полчаса зашёл брат с псом в его поисках, говорят, увидев за столом на веранде с гладким лицом и головой, тоже не сразу узнал. Дальше уже неинтересно.

За разговорами полушёпотом Сая не поняла, с каких пор зуб перестал дёргать. Её приняли незадолго до закрытия поликлиники, а муж с двумя куртками в руках прошёл до конца коридора и стоял там, так как с этой стороны начали мыть полы в коридоре. Жена провела в кабинете немного времени, и вышла, держа ладонь на щеке. Он не успел дойти до неё, как показался и врач с целлофановым пакетом в руке.

– Друг, лечить его было нельзя, он весь болтался. Приходите, когда рана затянется, подумаем, что можно сделать.

– Спасибо друг, выручил. Я что тебе должен?

– Чаю попьёшь как-нибудь со мной. Ей объяснишь, что важно приложить лёд, завернув в тряпку, раза три минут по десять с перерывами. Удобнее будет кусок замороженного мяса, или рыбы.

– Понял, сделаем.

– На, возьми. – Врач протянул ему светлую упаковку с ручками, в которой находились две коробки со сладостями, и одна плитка.

– Ну и юмор у тебя! – сказал Мукаилов, оценив его поступок аналогичным образом. – Это я должен был приходить не с пустыми руками.

– Ты не прав, при острой боли врач обязан оказать помощь. Я шоколад не ем, но нам часто его приносят. Бери и ешь себе на здоровье. Мне будет приятно осознавать, что сестре моей чуть легче станет забыть пережитое.

– Сам делаешь так, чтобы и остальные испортились.

– За них я в ответе. Будет лишний повод увидеться с другом.

Мукаилов пожал ему руку и вслед за женой в приподнятом настроении покинул поликлинику. Ей было трудно даже разговаривать, а он положил себе в рот один из сладких и ароматных «кирпичиков» коричневого цвета. Вкус сохранился во рту до самой квартиры.

– Меня когда отведёшь к нему? – спросил Канар, глядя на державшую платком за щёку мать. – В двух появились потемнения, паста не помогает.

– Частить не хочется, на неделе сходим, – ответил Мукаилов.

– Давай в четверг. Контрольная будет, а я никак не настроюсь.

– Сам себе не осложняй жизнь. Завтра я займусь тобой, но учти, что мне день ото дня сложно справляться с твоими задачами. В новых учебниках изменений немного, но местами авторы мудрят с описанием, и не сразу поймёшь.

– Па, не прибедняйся, по основным предметам ты держишься на должном уровне. Математичка дважды выразила удивление типа моему решению задач.

– Учительницам тоже свойственно притворяться. Среди учеников некоторые из них продолжают чувствовать себя детьми, играют в игры, придумывают забавы, отчего безусловно есть и польза.

– Она ест суп из куриных лап, а я недавно читал о его пользе. Может, попробовать приготовить? С утра схожу, принесу, что надо.

– Я говорил, что мы сутки никому не будем показываться, и день тишины считай, что я уже объявил. Посидим тихо, свет даже не включим. Хочешь, сейчас иди.

Юноша повернулся обратно к столу с третью шоколадной плитки в руке.

К своим годам и по образу жизни отец не мог не слышать о таком блюде, но отведать не доводилось. Как стало понятно, и сын передумал заморачиваться с ним. Он ненадолго покинул квартиру, а затем умылся и зашёл на кухню.

Сая вытащила изо рта комочек ваты и присоединилась к нему с небольшим мешочком в руке. Держа на щеке руку, спросила:

– Опять записку прицепил к дверям?

– Написал маркером три слова, что мы на лечении. Коротко и ясно. Бумажку для надежности приклеил.

– Как раз-таки ничего не ясно. Проще было объяснить Мише ситуацию, не посторонний он для нас человек.

– Думаю, что нет. Пусть эти баклаги не имеют особую ценность, и его не обозлит, что нет в наличии, но может рассчитывать на них. К тому же в холодильнике пусто. По моим расчётам, завтра в обед он будет здесь. Что остаётся делать, если мы не в состоянии встретить его, как принято?

Речь шла о двух новых алюминиевых флягах, которые оставлял на хранение знакомый мужчина у Мукаилова. Первый в полушутку говорил, что в трудный день их можно выменять на продукты питания, другой в аналогичном тоне ответил, что постарается реализовать с выгодой. Увы, будни бедной семьи составляли одни трудности.

Жена была недовольна не столько его фантазиями, сколько отношением к знакомому человеку. Миша был старшим братом её одноклассницы, и дом их родителей находился по соседству с домом отца. До того, как выйти на пенсию, работал в пожарной части. Машина его была не новая, но по пути на малую родину или наоборот, навещал знакомую женщину.

Ей куда важнее были дом и семья, она оторвала руку от лица и сказала:

– У Хамеда рука лёгкая. Перед тем, как закрыть глаза, я видела у него шприц и думала, что укол ставит. Что-то повел пальцем по десне, подёргал, постучал, и говорит: вставай, приехали!

***

Новые жилые дома окраины были построены ближе к яблоневому саду, который в свою очередь граничил ещё с трассой и лесом. Стоявшая второй день тёплая погода вывела любителей природы на некогда ухоженную ботаническую территорию, где на деревьях оставались висеть редкие плоды, а под некоторыми они были в обилии. В серединной части сада значительный участок был охвачен кустарниками и другой растительностью, тут и там встречались огнища. На одном участке находилась площадка с растоптанной травой для игр с мячом и с неширокими воротами, рядом проходила широкая длинная тропа, но мальчишек на велосипедах не было видно: грунтовая дорожка не настолько гладко была растоптана после дождя.

– Зайцы тут водятся, – сказал Юлдашев, глядя на следы, – я вначале тоже заметил, но те были размыты.

– Уверен? – спросила Мазель, которой захотелось поесть их жареные лапки. Готовить самой не доводилось, а отведать периодически – да.

– Их не спутаешь. Одно время мы держали кроликов, но самостоятельно не резал. Мал ещё был.

Они с ребёнком находились среди любителей осеннего сада. Встретили и молодую семейную пару с мальчиками-близняшками, и одиноко гулявшую старую женщину с палкой в руке, и безногого колясочника. Боясь, что дочь упадёт и получит травму, Мазель не отпускала её ручку. На широких участках тропинки Юлдашев становился рядом, а где узко, шёл сзади. Увидев на невысоком дереве красноватый плод, сбил его и поднял. С розовым румянцем яблоко было плотным и имело искажённую форму. Продолжая разглядывать ветки, протянул находку подруге.

Она вытерла его, откусила и положила немного в рот дочери. Съев, ребёнок ещё протянул руку, и та опустилась на корточки. Любящая мать безуспешно попыталась добиться от неё слово благодарности. Присутствие Юлдашева было не причём, скованной она становилась от любого вопроса, но допускала, что со своим отцом держится более открыто.

Мазель было не понять, по какой причине новый спутник жизни не навещает родителей, остальных родственников, и спросила напрямую.

– Считай, что для меня дорога туда закрыта, – ответил он без промедления. – Могу поехать лишь в крайних случаях, и ненадолго. Трудновато было привыкать к роли изгоя, но я не сам выбирал.

– Что же ты натворил? На капкан угодил, на грабли наступил, или нога поехала?..

– Палка случайно оказалась заряженной. Выстрелила, и наделала не только шуму.

«Прячется, потому и не живёт по месту регистрации», – подумала Мазель и решила, что это связано с ошибкой молодости, возможно, не успев окончить школу. Дочь потребовала к себе внимания, она взялась обеими ручонками за её два пальца и что-то шепнула. Мать поняла, что просится в туалет, отвела, а после дала ей конфету.

Не всё подряд о своей жизни он предавал огласке, но раз за разом делал исключение. До сих пор его не отпускало чувство вины за случившийся много лет назад инцидент, в том числе перед близкими родственниками.

– Я покалечил одного нехорошего человека, точнее, выколол ему глаз, – сказал он и жестами рук изобразил, что не оставил шансов на исправление. – Невиданное происшествие, к тому же в ту пору он приходился сестре мужем.

– Прямо вытек? – спросила она удивлённо.

– Я не специально. Он не ладил с ней, и чуть что, выгонял из дома с палочкой в руке. Для этого подобрал эластичный хлыст, оставлял на видном месте и выбрасывать не давал.

– Что за обращение с женщиной, с матерью своих детей? Это сродни тому, что измывается над собственной сестрой, матерью.

– Родители, говорят, видели, но ничего не могли делать. Не пойму, как сестра терпела его. По возвращении из армии я хотел поговорить, то есть я был обязан сделать это. Встретил на дороге и успел задать лишь один вопрос, как он начал хамить. Мы были близки к тому, что схлестнёмся. Меня вывело из себя одно из оскорблений в её адрес, вытянул из забора небольшой прутик и кинул в его сторону. Покрутившись в воздухе, тот сделал своё дело.

– Надо же?! Постараешься – не попадёшь!

– Я видел момент, как он рукой закрыл глаз, а меж пальцев потекла кровь.

– Поняла, откуда у тебя непримиримость к рукоприкладствам в семье. Я сожалею, что жизнь твоя в один миг разделилась на до и после. Но это не самое ужасное, что могло быть. Первая его реакция какая была?

– Вначале не понимал, что произошло, шок прошёл и стал протяжно кричать. Люди начали толпиться, подоспел и мой брат. Он увёл меня, а через час я уже был в пути. Ясное дело, что семья окончательно распалась. Потом он тоже куда-то уехал. Видишь, с кем ты сошлась?

Стоявшее на относительно открытом пространстве короткое бревно женщина нашла удобным местом, чтобы остановиться. Неподалеку от него тоже был след от костра, возле которого находились обломки кирпичей и осколки стеклянной посуды. Поверхность бревна была сухой, он присел спиной к неприглядной стороне, и она опустилась рядом, подложив под себя полиэтиленовый пакет.

– У нас тоже не всё гладко, ещё ахнешь! – сказала она. – Не строй догадки, событие из ряда вон выходящее. Посторонним покажется пустяком, но не близким. Этакая мина замедленного действия.

– Ну-ка удиви меня! – Он повернулся к ней.

– Сестра моя с детства дружила со своим одноклассником, в школу и обратно, шли взявшись за руки, как в кино. Плевали на подколы сверстников и остальных детишек, учителей, на предостережения родни. В старших классах не привлекали к себе внимания, но к удивлению общих знакомых, они поженились: он высокий и стройный, а она – наоборот. Всем вдруг стало известно, что у них что-то было ещё со школы. На правду это не похоже, есть случайные свидетели того, как перед тем, как идти в армию, он обещал жениться и попросил дождаться его. И месяца не прошло после возвращения, как сыграли свадьбу, до сих пор живут душа в душу.

– Тоже нашла мне историю! Рост у моих родителей тоже заметно разный. В отдельных случаях это может даже веселить. В каждой второй семье есть отличительная особенность, которая интересна лишь узкому кругу лиц.

– С нашими не сравнить, отцом ребёнка является другой человек. В чертах лица нет ничего от родни. Как тебе?

Ошарашенный Юлдашев подвинул корпус назад, не зная, что и подумать. За несколько мгновений ничего не пришло в голову.

– Спрашиваешь ещё? Это похлеще будет, чем выдуманные сюжеты в кино с вызывающими ком к горлу.

– Не спеши давать свою оценку, она с его согласия. Ты, наверное, сам понял, что не могли иметь общих детей. Вторая сестра вышла замуж через пару месяцев после той и в срок родила. Эти по бабкам ходили, обследовались, но ничего не вышло. Врачи сказали, что причина в нём. Правду скрывают ото всех, я сама разгадала её тайну.

– То ещё событие! Действительно! С трудом можно сопоставить с моими приключениями, как и должно быть. Но моё дело идёт на убыль, а там не всё от них зависит.

– Согласна, отец ребёнка её одногруппник, и когда-нибудь захочет увидеться со своим чадо. Живут неплохо. Муж – хороший столяр, а она окончила пединститут, но занимается бухгалтерией и всевозможной бумажной работой. Она ещё признанная повариха и нередко обращаются к ней за услугами. Правда, это мне самой не нравится. Она, бывало, и характер покажет, если сделают замечание. Прямо взбунтуется.

– Это оттого, что ни в чём особо не нуждается. Что сама говорит? В гости к ним идти есть в планах? Мне они начинают казаться своими близкими, которые принимали участие на нашей свадьбе.

– У нас отношения испортились, и нет связи, поэтому многое не знаю. На ближайшую перспективу повидаться нереально. Мне надо вначале наладить свой быт, повезло, что встретила понятливого тебя. Общаться с тобой одно удовольствие.

– Рассказывай ещё! Это напоминает мне один фильм-сказку, где подчинённые, соглашаясь во всём со своим правителем, а по сути, высмеивают его.

– Некоторые выражения идут от сердца, и в расцвете отношений браниться мы не должны. Я так вижу, реалии ещё впереди.

– Думаю, нам хватит ума, чтобы они не испортились. Ты одной крови с сестрой, вы обязаны постоять друг за друга, радоваться успехам, нести ответственность.

– Оттого и больнее, что сестра. То, как она повела себя, проявлением злости не назовёшь, но мне хватило, чтобы возненавидеть не её одну.

Родители Мазель покинули белый свет в течение месяца, но проститься она не успела: о кончине отца ей сообщили после похорон, пока неспешно собиралась, пока ехала, успели и мать предать земле. Как оказалось, в первом случае всё произошло рано утром, а прикованная к постели женщина ни до кого докричаться не могла. Обнаружила соседка, каким-то образом почувствовавшая несчастье. Предъявляя претензии к близким умершего, она продемонстрировала остроту своего языка, что в не меньшей степени вылилось и на младшую дочь. Мать отдала душу в окружении детей и внуков, как поняла приехавшая Мазель, не выдержала переизбытка внимания. Сама была встречена холодно, вся родня смотрела как на виновницу. Она никому ничего не доказывала и свою ношу несла с опущенной головой. Сёстры не стеснялись в выражениях, чтобы не провалиться на месте при соседях и родственниках следующего порядка, поддакивал им и подросток-племянник. «Это ты бросила их и укатила неизвестно куда», – говорили они. Позволили себе ещё коснуться и её мужа в ту пору с точки зрения ущербности.

– Досадно за такие стычки, – сказал далекий от подобной участи Юлдашев. – Близких надо простить, ради памяти родителей, ради благополучия дочери. Правда, я не знаю, способен ли сам на это.

– Такая возможность будет при условии, если поехать к ним. После того как посторонние разошлись, сёстры вели себя так, будто бы ничего не произошло. Но я больше не смогла терпеть их двуличия и уехала.

Юлдашев тихо выразил сочувствие – мимо них проходили люди, и посоветовал восстановить отношения с сестрой. Он высказал мнение, что она находится в состоянии постоянной депрессии из-за предпринятого ею шага и не может контролировать себя в полной мере. Не дождавшись реакции, предложил свою посредническую роль, но не нашёл понимания.

Новый ритм сердца

Долгожданная встреча

– Хорошо выглядишь, – сказал потолстевший, облысевший, на взгляд Гадаева, ещё ставший ниже ростом Алексей Павлович и бросился в крепкие объятия. – В глубине души мы солдатами и остаёмся, и нам присуще следовать определённому режиму.

В прихожей стоял приятный запах еды, но отвыкший ото всего домашнего мужчина не разобрал, что именно его ожидает. Спустя мгновение отделил аромат жареного мяса от консервированных солёностей.

– Лучше без этого, – ответил он. – В трезвом уме тоже можем быть слепы, и мундир не всегда оберегает.

– Не все учатся на чужих ошибках. Но хуже, когда сажают невинных людей. Передача была, и случаи носили не единичный характер.

– По дороге слышал, что нередко раздувают по заказу и понять непросто, кто за чем стоит.

– Подкармливали нас всякими шокирующими историями и в те времена. Но жизнь настолько переменилась, что легко найдётся, что с чем сравнить. Показывали, что есть места за границей, куда одни отправляются в тюрьмы добровольно. Видимо, кормят, как положено, и условия содержания сносны.

– Чудиков везде хватает, или одни без крайних мер не могут избавиться от лишних килограммов. Со мной ехал детина один с большим животом, как только понял, откуда я, так у него тоже загорелось. Что, что, пузатые там большая редкость.

Показалась Ирина, поприветствовала его и вновь скрылась за дверью кухни.

– Действительно, следить за собой дома невозможно. Дочь наготовит, и не удержишься от соблазна ужина. Проходи. – Терликов показал ему на тапочки.

– Устаёшь, наверное, – сказал Гадаев и вначале повесил куртку. – Ты всю смену проводил на ногах, чем-то занимался, в то время как другие станочники имели возможность сидя ждать завершение операции.

– Я не на своём месте, и это немного давит. Люди разные, перестроиться большинству даётся сложно. Надоело уже, скорее бы на пенсию.

– Тебе ещё нескоро, и лицом не постарел. Не твои были слова, что до семидесяти нельзя бросать работу, примеры приводил?..

– Плохо кончится, если с утра до вечера лежать дома, а я каким был неусидчивым, таким и остался. Как-то возникло желание побегать на поляне, но с трудом сделал около ста шагов мелкими. Уже стар для этого, но ходить подолгу ещё могу.

Старший товарищ голосом напомнил другому одного из работников цеха, которого звали Кулик, пусть по нраву и образу жизни являлся его противоположностью: был ленивым, выглядел уставшим и во время обеденного перерыва успевал подремать. Однако при каждом удобном случае заводил речь об особенностях разных народностей.

– Кулик жив? Всё повторял, что с его здоровьем не дотянуть до пенсии, что завод отнимает его последние силы.

– Дотянул. Уехал в деревню с концами.

– Гриню вспомнил… Я относился к нему с уважением из-за возраста, южного акцента, казавшегося родным, голоса, а он однажды вылил на меня столько похабщины, что еле устоял. Шпунтик несчастный, ещё толкался и чуть не довёл до греха.

– Мне не понять, что значит по утрам заключать в объятия своего товарища по работе, с которым вечером только простился. У мужиков это не принято, и думай, что хочешь. Крыша у него бывает, что едет. Я не раз делал ему замечание, что, обзывая других, ты, Палыч, на себя и показываешь; черт побери, сам подумай, кем только ты не становишься. – Тут Алексей Павлович нервно махнул рукой и переключился на другого. – Толика-цыгана жаль, мы неделю не могли отходить. По родным не всегда так скорбят.

– Помер, что ли? – уточнял Гадаев, услышав ещё одну нехорошую новость: этот мужчина больше остальных говорил с ним о жизни и какой-то период являлся его напарником в домино в обеденный перерыв.

– По собственной глупости. Дома с женой что-то не поделил и вернулся ночевать в цех. Там ему стало плохо, а рядом никого не оказалось. Пользовался уважением у всего коллектива, что тоже сыграло своё: других бы охранник не пустил обратно.

– Жалко мужика, его я хорошо помню. Ещё двух молодых мастеров, контролершу Симу, да начальника Иваныча. Пожалуй, больше никого. Нет, что я говорю? Грех забыть горластого гиганта, который дважды в день приносил мне по сигарете и говорил, что это помогает ему избавиться от курения; вечно дурачившийся подбрасыванием шлема не по годам бодрый мужичок; табельщица Тоня с тонкой фигурой, и дочь её кем-то была там.

– Встретишь, вспомнишь всех. Иваныча тоже нет больше с нами, вместе с ним ещё двое не пережили преобразования. Люди настолько привязываются к коллективу, к месту работы, что одни не скрывали слёз. С Иванычем дело обстояло поинтереснее. Под конец стало известно, что он дольше своих предшественников начальствует, о чём появилось упоминание на доске, уверен, что с его же подачи. В пятницу на вечернем совещании на столе были чай, шампанское и торт. Ничего нового мы не услышали, но буквально с другой недели начался обратный отсчёт.

– Занимательный момент, – сказал Гадаев и ему показалось, что всё это происходило при нём самом, что в день празднования маленькой победы кто-то попросил начальника сыграть на гармони, и тот не смог отказать.

Квартира Терликовых, на его взгляд была обставлена последним словом: новая мебель, окна, новое напольное покрытие, состоявшие наполовину из цветного рифленого стекла межкомнатные двери, полдюжины мягких стульев коричного цвета вокруг накрытого скатертью стола.

– Мебель делают наши же ребята, – сказал Алексей Павлович. – Арендовали одно из складских помещений, завезли станки, и занимаются потихоньку. Мне это изготовили на первых порах, может, сейчас ещё лучше получается.

– Здорово, мне нравится. Куда старое девают? Как я понимаю, с каждой разборки и сборки качество страдает.

– Своё я отвёз на дачу. Как-нибудь съездим, на месте покажу. Увидишь, какой она стала. Дом стоит, свет есть, так и газ с водой, можно пожить круглый год.

Мужчины вышли на балкон. Открывавшийся вид Гадаеву был знаком, угол овощного, в прошлом, магазина, серый двор с оголяющимися деревьями, заводскую котельную с высокими трубами и ещё виднелись два новых квартала.

– На днях я бывал там, – сказал он, показывая лицом вдаль. – Не понял, грустным называть зрелище, или весёлым. Пусть не рассчитывал увидеть в нём прогрессивных преобразований, но он скатывается в пропасть.

– Недолго ему осталось считаться заводом, меньше полугода. Людей работой не могут обеспечить, долги по зарплате накопились на много месяцев, а брать неоткуда. Будут расплачиваться имуществом.

– Там был закрытый цех. Демонтировать что ли будут?

– Оборудование постараются продать, но большая часть уйдёт на слом. Оно с годами устаревает, и производство не такое инновационное, чтобы рассчитывать на поддержку от властей.

– Какой был завод?! – Не без сожаления произнёс Гадаев. – Может, не самый передовой, других я не видел.

– Средний для большого города, но со своим училищем, жилищным фондом, лагерями отдыха, подсобными хозяйствами. Практически все крупные предприятия переживают сложные времена, одних уже позакрывали. Смотреть больно, но и страшного ничего нет. Производство сворачивают от непотребности. На первом этапе под сокращения попали вспомогательные службы, и уже не остановить.

Их разговору помешала Ирина.

– Вымойте руки и садитесь за стол, – сказала она.

Санузел впечатлял, потолок казался бездонным, поверхности стен туалета были отделаны плиткой тёмного цвета, с чем отлично сочетались никелированные элементы интерьера. В ванной комнате преобладала морская тематика, ещё больше выделялось освещение. Полюбовавшись видом, Гадаев присоединился к сидевшему за столом в гостиной комнате Терликову.

– Я отстал ото всего. Квартира с ремонтом отличается от моей комнаты настолько же, насколько она от предыдущей обстановки.

– Жизнь бесценна, остальное поправимо, – ответил тот. – Как сам? Сложно было выжить?

– Я бы так не ставил вопрос. Духом не падал, не голодал, чувство вины мучило недолго и несильно. Первый и последний годы тянулись долго, остальное вроде ничего.

– Ты и не по злодейству. Я верю, что далеко не каждый, кто попадает туда, имеет криминальные наклонности, и не все портятся безнадёжно.

– Одни там открывают свои способности, другим сложнее, после освобождения на работу не берут, и находят себя не в своей тарелке. Вот и задумываешься, где лучше. Такие же было ощущение после армии.

– Глупости не болтай, я точно знал, что вернёшься человеком. Я долго злился на тебя, что не ставил меня в известность о ходе следствия. А я ведь заходил, спрашивал?! Мы с Валей искренне верили, что подержат пару месяцев в изоляторе и отпустят, что за таким, как ты, никакого криминала быть не может. Ни за что ни про что потратил свои молодые годы.

– Прошлое не вернуть, будем исходить из того, что на руках.

– Мой оболтус тоже натворил дел. Зря не отдал в военное училище, а мог бы привить любовь к настоящей мужской профессии и протолкнуть.

– Сожалею, я в курсе. Всегда переживаешь за новичков, ребят моложе себя. – Гадаев сопоставил совершённые ими деяния. – Как он там?

– Держится ничего. Скоро поеду к нему, новость о твоём освобождении вдохновит его, – сказал Алексей Павлович, разливая по стопкам водку.

– Могу и показаться, если это возможно. Лишним не будет.

– А давай съездим вдвоём! Сперва выпьем за твоё возвращение.

Опустошив стопку, Терликов поинтересовался бытом и нравами отбывающих наказание людей. Он рассчитывал услышать нечто новое, но Гадаев был краток и рассказывал в безобидных тонах. «По большому счёту там то же самое, что в армии, не без специфических сложностей, но местами менее строже, – говорил он, – я помню, как в учебке нас гоняли, падали от бессилия и любую возможность использовали для отдыха». Включил в своё повествование моменты выезда на сборы урожая, о том, как оставались ночевать на поляне, после не досчитались двоих, одного из которых позже обнаружили растерзанным собаками; выражал и удивление организацией производства пиломатериалов в целом.

– Тут с работой везде трудно. На митингах на площади люди справедливо возмущаются, что не могут устроиться, в то же время немало объявлений о приёме. Считающих себя обманутыми тоже хватает.

– Я толком не искал, – сказал гостивший молодой мужчина и положил на свою тарелку салат. – Вопрос с жильём даёт о себе знать, там, где живу, больше не жалуют одиночек.

– Ешь мясное, не стесняйся, – сказал Терликов и положил на его тарелку отбивную. – Я предлагал тебе взять кооперативную квартиру. Те, кто спрыгнули в уходящий поезд, остались в хорошем выигрыше. Началась инфляция, зарплаты неоднократно подняли, а ежемесячные платежи вносили по фиксированной ставке.

Мясных блюд на столе было в обилии, на одной общей тарелке с грибами, на другой – с капустой. Ещё стояли фаршированные помидоры, баклажаны и жареные куски индейки. Гадаев добавил себе из той, что с капустой и сказал:

– Если местные не понимали, что происходит и мало кто додумывался воспользоваться ситуацией, то что говорить обо мне, приезжем? Ещё молодом. Помню, был разговор, поначалу требовался стаж, и чтобы состоял в браке. Ради жилья можно было включить голову, но сделанный после вывод ничего не стоит.

– Тоже правильно, у людей с началом денежной реформы какая-то неуверенность была. Многие держали сбережения на книжках, потом жалели, что не воспользовались.

– Я ни в банк не относил денег, ни обменять купюры не приходилось. Выходит, состояться не успел, и даже немного жаль.

– Тебе остаётся жениться, чем решишь сразу две задачи. С тобой быстро найдутся желающие познакомиться.

– Отчего такой вывод? Я вроде как стою немного боком к толпе.

– Многое повидал. Надо спросить у Иры, может, среди её подруг есть подходящие девушки.

Алексей Павлович выпил со своим давним приятелем очередную стопку и крикнул дочь. Ирина пришла и встала в дверях.

– Невесту бы найти нашему другу. Сам он нескоро наберёт форму. Поможешь?

– Это будет непросто, девчонки повзрослели и перестали болтать о личном, – ответила она и сняла с головы чепчик. – Кто уже замужем, кто карьеру делает, и видимся от случая к случаю.

– Подруги твои ещё вчера-позавчера приходили в наш двор, игрались в куклы… Ты с этой, как там её, Яной поговори. Хорошая девушка, на днях мне встретилась. У неё есть парень?

– Давно, и дело идёт к свадьбе, но есть ещё одна. Позвонишь на неделе, – сказала девушка в сторону Гадаева и вышла.

Чуть захмелевший молодой человек подумал, что Ирина сама является подходящей для него партией. Ему было известно, что она моложе него на десять лет, что не могло являться преградой для дружбы. Он нашёл повод для общения о личном и справился о дне её рождения, однако со своей сдержанностью она давала усомниться в перспективах их отношений.

Ошибка молодости

Окно комнаты выходило во двор соседнего дома, и сидевший на стуле мужчина любовался попадавшими к нему солнечными лучами, преломившись о чужое стекло. За тот отрезок времени, что ушло на наблюдение, полоска света на обоях сузилась, двигаясь вниз и вбок, пока не перестала выделяться. Выйти покурить ленился, чем занять себя до обеда ещё не знал, конкретных планов не было и на вторую половину дня. Мысли приходили разные, Гадаев вышел на балкон и отвлёкся на дерущихся внизу трёх кошек. Оторваться было невозможно от схватки крупного рыжего кота с двумя другими чёрной масти, и дождался, пока сами шумно не исчезли из поля зрения.

По возвращению его ждал сюрприз: на стуле сидела Мамалиева, которая при его виде улыбнулась. Рядом со шкафом на полу находился синий пакет размером с подушку, а на столе – продолговатый полупрозрачный контейнер с пирожками и маленькая жестяная банка кофе.

Его порадовало появление у себя слегка накрашенной женщины в узкой клетчатой юбке тёмных оттенков, цветастой бело-голубой кофте и босоножках на каблуках. Лучший способ преодоления скуки, чем общение с близкой знакомой, и придумать было трудно. Он снял безрукавку, чтобы сменить на свежую, но она поднялась и положила ладонь к его груди.

– Не надо, ты мне так больше нравишься. Дверь закрылась?

Стало ясно, с чем она пришла. Настроение было пошутить на тему, показательно упрямствовать. Он дотянулся до замка и ответил:

– Ты понимаешь, что это не всегда помогает. Самое безопасное – это подержать дверь на распашку, или выбрать открытую местность для болтовни. Укутаться тепло и пить дымящийся чай.

– А если этого недостаточно?! – Дарина заключила его в свои объятья. – Я попрощаться пришла, ещё внезапно пропадёшь из виду. Столько всего пережила!..

Смелость женщины не являлась неожиданностью. Угрызений совести не испытывал и шёпотом заметил приятный запах её духов и добавил, как она хороша сегодня, как в объятиях трудно вспомнить о морали.

– Лучше обойдёмся без лишних слов, – тихим же и полной страстью голосом сказала она. – Сердцу моему хочется, чтобы ты остался, но понимаю, как это опасно. Поставим точку и разбежимся по разным углам.

Про себя он отметил, что опасность исходит от неё самой, что главным образом вынуждает его искать себе другой угол.

– Радио включить? Музыкальный канал неплохо ловит, так будет проще обманывать себя.

– Всё слишком явственно, и оправдания этому нет, – ответила она, приложив свою щеку к его. – Что же это со мной творится? Взять и остановиться выше моих сил.

– Переломный момент и должен был наступить. Наверное, сыграла ещё моя пассивность. Ну, ничего, осталось немного, потом зададимся вопросами, были ли отношения, не приснилось ли всё такое.

– Наяву действительно трудно поверить, но с тобой я не боюсь. Остальные сейчас не существуют для меня.

– Лишнего не говори, чтобы не запомнить. Как бы пафосно ни звучало, я весь твой.

– Аналогично, – сказала она и поменяла местами расположение щёк. – На этажах нашего блока такой тишины нет, словно попадаю в другое измерение. У нас в коридоре иногда гул стоит от детских шалостей. Такой же эффект даёт и совместная готовка на кухне.

– Я и ощущаю себя здесь сторожем. На той неделе ночью под балконом первого этажа молодёжь безобразничала, пришлось положить этому конец с помощью воды. А на днях семейная пара искала свидетелей какой-то драки. Такое жилище и должно послужить временным пристанищем.

– Хочу пожелать тебе удачи, куда бы ни уехал. Вчера весь вечер ты не выходил из моей головы, ночь – и подавно. Никогда бы не подумала, что шутливые сказания про соседей коснутся и саму. Удивлена, как казавшиеся бесспорными ценности резко могут перестать быть таковыми.

Из коридора донёсся голос коменданта, который говорил по телефону. Понять, о чём он, было нелегко, кроме того, что шаги переместились к выходу, и Гадаев тихо сказал:

– Заговорила знакомая трубка. Может, в тишине тоже прислушивается к посторонним голосам.

– Тсс! – Мамалиева прижалась к нему.

В молчании лучше ощущалось, как она напряжена. Запланированное бегство меняло акценты, было понятно, преступившая черту повторно женщина на этом не остановится, и сама того не желая, многих посвятит в их тайну. Перед глазами встала загадочная Лиана, которая так и не поняла, какая угроза её миновала. Спустя время он оделся, заодно сменив верх на чистую рубашку, и покинул комнату не столько для восполнения потребностей организма в никотине, сколько ради удобства женщины. Прежде чем зажечь сигарету, выключил постоянно горевшую в секции лампочку, чтобы она смогла спокойно помыть руки – туда немного попадал и дневной свет.

Тишина давала возможность издалека следить за её передвижением. Поняв, что покинула комнату, он пришёл обратно. На душе было не легче, чем в предыдущий раз, с ощущением, что её приход ускорит его сборы, встал у окна лицом к улице.

Чуть приоткрыв дверь, Мамалиева ради забавы произвела трехкратный стук. Выглядела смущённой, и довольной одновременно. Она опустилась на кровать, взяла со спинки его безрукавку, приложив к носу, глубоко вдохнула запах и вернула на место. Далее молча притянула к себе принесённый пакет и вытащила из него тёмно-синего цвета коттоновую куртку с подстёжкой и штаны. Отдельно в тряпичной сумке находились чёрные кроссовки.

– Я набрала тебе чего надеть, – сказала она, но смотреть в его глаза не осмеливалась. – Мне будет приятно думать, что ты ходишь в них.

Сложившиеся личные отношения и ближайшие планы не предполагали отказываться от своевременного подношения. Лучше одежды у него ещё не было, но в долгу себя перед ней не ощущал. Он стал к ней спиной и снял спортивные штаны, чтобы натянуть на себя подаренные, следом надел и куртку.

– То, что надо! Спасибо, я не забуду твою доброту.

– Мелочи, носи на здоровье.

– Помню, как непросто было купить джинсовый костюм. На рынке он стоил как целая зарплата. При мне заводчан дважды одевали в них по госцене, во второй раз – с каким-то налогом в пять процентов. Бывало, и носки выдавали, и сигареты, и консервы.

– И еженедельные мясные пайки… муж рассказывал. Померь и обувь. Если что не так, можно поменять.

– Всё нравится, особенно куртка, даже в морозы можно будет носить. Но как принять такое? – Гадаев всматривался в зеркало.

– Это не обсуждается. Мне не терпится заглянуть в твоё прошлое. Целиком и с подробностями.

– Подряд интересно не бывает, хватит с того самого периода, как вляпался в историю, – сказал он и присел.

– Не знаю, как у мужчин, но мне не забыть тебя. Своё поведение объяснить не смогу… Я уже немного принадлежу тебе и хочу знать, как твоё отчество.

– Азимович я, но без надобности не надо применять.

– Так и знала, что удачно сочетается с именем. Заман Азимович, начни, откуда хочешь!

– Всё-таки со времени возвращения из армии. Дом родной находится в посёлке городского типа, и долгие месяцы прозябал в нём. То водился со спортсменами, то оказывался в компаниях любителей праздного образа жизни, то к тем, кто стоит им поперёк.

– Поясни!

– Появились люди в бородах, которые через слово обращались к высшим силам. До этого вроде не было, а тут нашлись ещё последователи из числа юнцов, и облюбленное ими место сбора. Всё это не моё было, ничего не смог обещать и подруге, которая ждала предложение. Многие парни той поры устраивались в больших городах, и я решил попробовать.

– Чуток отматывай назад!

– Девушка как девушка, разу три виделись на расстоянии не ближе вытянутой руки. Сюда я попал после новогодних праздников и с пустыми карманами – умудрился поспорить в поезде с попутчиком, деталей не помню.

– Они же и определили ход твоего дальнейшего пребывания?! – Мамалиева проявляла максимальный интерес к его рассказу.

Кроме всего прочего, он помнил даже черты лица мужчины, который стал в некоторой степени виновником его приключений. Заодно и нового знакомства, определившего его дальнейшее пребывание в городе. Признаваться в том, как подвергся обману, было неловко, но рядовой на первый взгляд случай стоял наряду с другими ключевыми моментами его жизни.

– Малоприятные моменты проще отбросить. С вечера я был в купе один, утром подсел попутчик, потом – ещё двое. Путь скоротали игрой в карты на подкидного, что сопровождалось всякого рода трепотнёй. Было весело и интересно, последние ещё вином баловались. В какое-то время один из них положил на стол своё водительское удостоверение и спросил, на каком языке на нём надпись сверху? Забавная беседа переросла в спор с интересом. Я со школьной поры обходил стороной всякие пари, понимая, что разгадка может быть заложена самым коварным образом.

– А я любила всякого рода розыгрыши, загадки, а одна из девчонок собирала их. Найти бы её номер!..

– У нас заводилой всегда выступал ловкач один маленького роста. Он мог дурачить кого угодно. Я с трудом терпел его, потому и не полюбил разные штучки. В тот раз я и сам не понял, как ввязался. Вроде начинал с безобидного пятака, но ставки под шутки-прибаутки другого участника стремительно раздулись. Иностранный я плохо учил, но разумом понимал, что должно быть на английском или по-латыни, а оказалось, на французском. Кто бы подумал!

– Как доказывали свою правоту-то? Ты мог настоять на своём до конца поездки, и наплевать на мнение остальных. Правда моя, и точка!

Было ещё одно обстоятельство – второй товарищ обладал суровой внешностью. Неокрепший нравом молодой человек спустя время понял, что попутчики были неслучайными. Он долго не мог об этом забыть, вспомнил и после освобождения, почувствовав, что железная дорога отрывает от реальности – в монотонных стуках рельсов есть что-то необъяснимое. Значительное расстояние он преодолел, упражняясь ничего не держать в мыслях и допустил, что контроль над собой при этом ослабевает, о чём не могли не знать опытные пассажиры.

– Он вёз с собой несколько книг, среди которых отыскался словарь, – ответил он, сделал небольшую паузу и пошёл дальше. – Устроился на завод и ждал заселения. Но после четырех дней жизни на вокзале я раздумывал бросить всё и вернуться домой.

– Я слышала истории про оставшихся в пути без денег людей. И теряют, и вытаскивают, и обманывают, а доехать надо, ещё покушать… Представляю, что они испытывают.

– Со мной не так критично было. Я два раза в день ел в заводской столовой по талонам, вечером пешком возвращался на вокзал и продолжал на что-то надеяться. Чудо свершилось там же, на исходе четвёртого дня: мне встретилась она.

– Толпы людей, большие сумки, поезда, девушка мечты… Прямо, живая картина!

– Для полноты можно добавить снег, фонари, голос дикторши, – сказал он в прежнем невесёлом тоне. – Я периодически покурить выходил на улицу. Отъезжавшие поезда вызывали скуку, прячась из вида, как безвозвратно уходящее время. Это потом задаёшься вопросом, а правильно ли я поступал, проводя целые дни на заводе. Мог бы найти источник ежедневного дохода и место для ночлега.

– Пропуск уже был на руках, что ли?

– Нет, в седьмом часу утра не проверяли, а на выходе охранники вглядывались в глаза на предмет трезвости. Ещё заборы… Настала пятница, на последующие два дня у меня и мыслей не было, куда податься. Дело шло к тому, что предстоит обратная дорога. Я поинтересовался у проводников, как уехать без денег, оказалось, что можно.

Мамалиева вопросительно посмотрела на него, и тот уточнил.

– Заходишь в пункт милиции при вокзале и заявляешь, что тебя обокрали – там же подсказывали. Видимо, это не редкость на дорогах, если обязаны тебя посадить на первый же поезд, но белья не дадут и не накормят. Ещё успел соскучиться по родной речи. Это я понял, услышав её вдруг: молодая пара прошла мимо меня, что-то эмоционально обсуждая. Первым желанием было заговорить с ними, но тональность общения не дала мне сделать шаг. Сигарета была выкурена, сам озяб, и найти свободное кресло в зале ожидания нелегко, но что-то держало меня. Спустя несколько минут я снова увидел ту самую девушку – она одна возвращалась к зданию вокзала. В это время к решётчатому забору, который отдалял перрон от привокзальной площади, подъехала машина, и фары освятили лицо незнакомки. Заметив слёзы на глазах, я не мог оставаться на стороне. Она дрогнула, затем ответила, что ей немного нездоровится. Первым делом спросила, как меня зовут, как будто это важнее всего. Сама назвалась Руной, а с возникновением недоразумений опровергла это. Я виноват в её гибели, за что и отсидел. Я в суде узнал, что её полное имя было Румина, а фамилию и дату рождения не зафиксировал в памяти.

– Опять забегаешь вперёд, – заметила Мамалиева.

– Она попросила проводить её, и мы сели в трамвай. Несмотря на поздний час, народу было немало. Руна села на появившееся свободное место, и я видел, что глаза её по-прежнему мокры и полны грусти. Снимаемая ею комната в небольшом старом частном доме на окраине города была скромной. Я продолжал дрожать от холода, поэтому попросился в ванную и постоял под горячей водой, пока пот не пробьёт. Она оставалась в подавленном состоянии, и практически молча напоила меня чаем с бутербродами. Время перевалило за полночь, в комнате стоял диван, на чём можно было спать. А как? Раскрыли и прилегли одетыми по краям, отгородившись одеялом, потом пришлось укрыться. Мы, это…

– Здесь лучше пропустить. Вот что значит встречаться не в первый раз: немного краснеем, и опять люди.

Череда советов женщины походили на то, что она руководит им, чего Гадаев не любил. Сейчас он с удовольствием воспользовался её подсказкой и перевернул страницу, которая начиналась с того, как наутро отправился на завод без надобности в этом, если не учесть использование талона на обед, забыв о дне недели. На проходной люди встречались, но молодой человек не попал на территорию. Он был безмерно рад, что после нескольких дней мучений встретил прекрасную девушку. О себе она ничего не говорила, а им интересовалась в меру, заводя речь по большей части о работе, о планах. Вскоре он получил комнату, но наслаждался жизнью у неё. Руна выразила желание посмотреть общежитие и пришла в негодование общим бытом мужчин. Держалась отчуждённо, при каждом удобном случае прижималась к нему – так удобно было прятать взгляд. На обратной дороге посоветовала не обосновываться здесь, а уйти на квартиру. Он оставил без внимания то, что она порознь видит их дальнейшую жизнь. Блаженство закончилось утром за завтраком с просьбой Руны не приходить после работы. Само собой, успевший строить планы молодой человек возмущался, а она не давала и слово сказать, показывая своё умение бормотать без остановки. В образовавшейся суете донесла до него, чтобы ждал её в выходные. Накануне об этом и намёка не было, будто ночью ей нашептали. Выбора нет, взял сумку с вещами и ушёл, а вернулся на предоставленную заводом жилплощадь. Совершенно не хотелось расставаться с ней, и даже при полном неведении её внутреннего мира, тяжело проводил дни без неё. В воскресенье, в первой половине дня Руна пришла и начала разговор со свадьбы, и эта тема у них возникла впервые. Он, пусть и немного замешкался, ответил, что будет тебе и свадьба, а она напомнила о его девушке на родине. Гадаев старался объяснить, что вместе им хорошо, всё остальное не имеет значения, а она, мол, полюбить не успели, привязанность скоро пройдёт, и махала рукой, как положение, утратившее свою актуальность.

– Опиши её внешность, – попросила Дарина. – Хочу всецело вникнуть в то, что произошло.

– Я с трудом храню её образ. Ну, стройная, среднего роста, волосы тёмные, цвет глаз точь-в-точь как у меня, а сама была светлой, будто местная. Такая подвижная, всё время чем-то занималась, нередко – танцующе. Чего ещё? Необыкновенная, как и любая, кто дорога тебе. Забегу вперёд и скажу, что она оставалась слаженной и после рождения ребёнка. Мне запомнилось, как она бровями могла что-то изобразить, а губы…

– И родить успела? – Женщина не могла скрыть своё удивление.

Ответ не последовал, но изменившийся его взгляд говорил, что тема, болезненная, и следует обращаться деликатно.

– Руна приезжала сюда за большой любовью, – продолжил Гадаев и снял с себя верхнюю часть костюма. – Она со школьной поры была без ума от одного молодого человека, который учился в институте. Отца не было, а мамин брат помог с приездом, решив, что любимая племянница хочет получить образование. Парня отыскала быстро, но не сразу добилась его внимания. «То, что хотела и то, что произошло, не одно и то же», – сказала она и запрятала свой взгляд. Она мне нравилась настолько, что и откровение её не могло бы остановить меня. Я начал было рассказывать о своих чувствах на выбор, но Руна успела выложить ключевые слова, что тот является отцом её будущего ребёнка. Дальше, язвя делилась секретом, что в тот самый день с вокзала он уезжал к матери за советом, и я понял, что её любовь к нему не такая уж неземная.

– Или остыла от нескладности, – заметила она.

– Выходит, приехал с нужными для неё новостями. Мне непросто было осознавать, что происходит, и всё подряд не помню. Но был такой эпизод, я протянул к ней свою руку, а она дернулась, мол, буду принадлежать ему одному, что напоследок подчеркнула жестом. В этот миг она не очень походила на саму себя.

Гадаев замечал, что Мамалиева пропускает через себя все тонкости случившегося. Он закрыл глаза, надеясь ощутить рядом с собой Руну, и впервые вслух произнёс:

– Куда там, забыть такую девушку! Я с ней разговаривал, советовался, выходит, и мне не чуждо лёгкое помешательство. Увидеться не пытался, и обходиться было непросто, а другая уже ничего не значила для меня.

– Ты-то не страдал от отсутствия женского внимания?!

– Я любил постоянство. Целый год жил с одной дамой, но расстались со скандалом. Всё шло хорошо, пока не надумала расписаться. Потом была ещё одна, из завода, разбежались по той же самой причине. Но эта отнесла заявление в милицию, соврав, что я избил её.

Заметив, что он безрадостно поник, спросила:

– Ты ведь не всё рассказал? Иди, покури ещё раз, я кофе сделаю.

Две стоявшие на подоконнике одинаковые белые кружки были в равной степени с налётом. Пока вода кипела, она привела их в порядок. Гадаев обратно занял своё место, а она положила в посуду, которая стояла ему ближе, ложку сахара и две – кофе. Наполнив кипятком, пододвинула к нему, а себе сделала чуть слабее и слаще.

Ключевое событие жизни долго не отпускало его. С повторным появлением на горизонте того самого очаровательного создания началась тёмная полоса в его жизни. В меру приветливая, она приобняла недолгого в прошлом друга и жалостливо рассказывала, как несладко ей живётся одной, какие чувства питает к нему. Болезненно перенёсший разлуку Гадаев не понимал, радоваться ему или нет, уткнувшись носом в её волосы, он глубоко дышал и не слушал её. Продолжилось это недолго, и она внесла шокирующую ясность: родила его ребёнка, дословно – второго Замана, и меньше, чем через год рассталась с мужем. Дважды приходила в общежитие и оставляла записки, где он показывался редко. Соскучившаяся после долгой разлуки Руна всё крепче прижималась к молодому человеку, что стало его раздражать. В памяти промелькнули неудачи, особняком стояла неразрешённая неприятность с последней подругой. В какой-то момент он наступил на её ногу, и это совпало с его старанием освободиться. Она упала на спину и обрушила на себя массу его тела. От испуга он не понимал, что нужно делать, помог побледневшей девушке подняться и лечь на кровать.

– До сих пор не могу забыть, – сказал он с подкатившимся к горлу комом. – Взял её на руки и спустился вниз, тем самым совершил роковую ошибку. По сей день не понимаю, как оставлять лежать человека в беспомощном состоянии. На вахте она держалась, я вызвал врача и вышел во двор. До скамейки донёс на руках, она села и положила голову на моё плечо. Я не донимал её вопросами, одной рукой придерживал за талию, а другой – кисть руки. Ни о чём плохом не думал, беспокойство доставляли разве что прохожие, коих с приездом скорой заметно прибавилось. По каверзным вопросам врача я понял, что он меня винит в случившемся. Руну увезли, а мне надо было избегать общения с людьми в погонах, и поехал на базу отдыха завода, к своему приятелю. Первые дни вроде ничего, к тому же я находился в отпуске, а на четвёртый – проснулся в тревоге. Я возненавидел себя, что оставил её одну, ни разу не проведал, не поинтересовался состоянием. Не найдя с кем уехать, отправился на остановку. Предстояло сделать пересадку, чтобы приехать сюда, а там стоит таксофон. Звоню в диспетчерскую больницы, дословно не помню, что мне ответили, но к чему-то должен был успеть, остановил такси, поехал, а меня уже ждали.

Любительница киносериалов принимала за очевидность то, что их создатели не стараются придумывать счастливый конец для заблудших героинь, с которыми сравнила ту несчастную, невольно – и себя. Но она нисколько не жалела, что оказалась на одной дорожке с человеком, который долгие годы провел в заключении. В бедствиях Гадаева была целиком на его стороне и выразила недовольство сроком, определённым судом.

– Почему так много? – спросила она. – Случайно не сам усугубил?

– Было учтено заявление от прежней подруги. Некоторые моменты я узнал от следователя. Руна, оказывается, по дороге в больницу впала в кому и больше не приходила в сознание. В своё оправдание я ничего не говорил, был готов отбывать, сколько бы ни дали. Глупо, но я так не думал. О ребёнке мне ничего неизвестно: ни имени, ни пола. Я вспомнил его, можно сказать, в тюрьме – меня не отпускала сама Руна. Временами кажется, что, попав за решётку, сам всё выдумал.

– Погоди, может, она оставила, допустим, у соседки, а та заявила в милицию и забрали в детдом? – предположила женщина.

– В таком случае всплыл бы в суде. Думаю, что была общая знакомая с её бывшим мужем, который и увёз, скорее, к её матери. Заодно с ней, или отдельно – не так важно. Мои родственники мало что знают, я через год написал брату, что попал в тюрьму за драку, а мать до сих пор не в курсе. Оттуда только раз смог связаться с ней, но на той неделе позвонил и обещал приехать летом, не исключено, что уеду на днях. Понятно, что я не оправдал её ожидания; она именно во мне видела свою опору.

Упоминание предстоявшей разлуки начало тревожить, считавшую себя вдвойне грешницей, женщину. Недавние мстительные идеи тоже даром не проходили. Она не понимала, почему выпавшие на её долю счастливые минуты должны иметь буквальный смысл, почему нельзя взять и уйти на каникулы!

– Найдёшь меня, если понадобится помощь. Общими усилиями легче утрясти сложные вопросы.

– Я непрестанно ломаю голову, но это тот самый случай, что нет ни единой нити. Я не знаю, за кем она была замужем, какую носила фамилию, что дала ребёнку. Свет могла бы пролить хозяйка того дома, но там сейчас уже стоят высотки.

– Руки не опускай, – сказала она, – долгие поиски что-то должны дать. В жизни случаются чудесные совпадения, и гораздо чаще, чем нам кажется.

– Надежда всегда остаётся, пока не обнаружится. Постараюсь найти человека с доступом в архивы. Я уверен, что в моём деле есть сведения о Руне. Задача не из лёгких, но я надеюсь. Нет, так буду искать на югах, как говорится, село за селом, дом за домом. Объеду вероятные места, откуда она могла быть родом.

– Ты правильно сделал, что открылся мне, это увеличит шанс на успех. Считаю ошибкой добровольно отказаться от комнаты, – повторила Дарина свои слова, за которыми читалось нежелание расставаться с ним.

– Притом выселять меня право не имеют, но сам не хочу оставаться. Я чувствую надвигающуюся угрозу, и мне следует уходить от неё. Комната, прописка… не должны связывать меня по рукам и ногам.

– Мысли есть, куда податься, что делать?

– Понятно, что сперва нужно найти чем заняться, – сказал Гадаев, – и не забывать о личной стороне жизни. Само собой, постараться не допустить повторения ошибок.

– На всякий случай я буду держать свою комнату для тебя, вдруг ситуация изменится. Дашь о себе знать, где бы ни остановился.

Он поднялся, повторно надел куртку и отошёл от стола, демонстрируя своё новое одеяние во весь рост.

На прощании она по-родственному пожала ему руку и ушла, отведя прослезившиеся глаза. Точка в отношениях вроде была поставлена, какую сама хотела, но легче не стало. Дойдя до конца коридора, вернулась обратно, без слов с полминуты крепко прижалась к нему и повторно покинула комнату. Его не удивило такое поведение, и мысли оставались одного порядка: найти другое жильё и готовиться поехать к матери, или делать упор на что-то третье.

В контейнере находились плоские пирожки с ладонь с ореховой начинкой, откусив, понял, что ему, проголодавшемуся, не остановиться перед отменным вкусом. Но, съев две штуки, включил чайник и устроил перекур, чтобы перебить аппетит. В новом одеянии ему не терпелось выйти на многолюдные улицы города, но было ещё очень рано. Он неспешно спустился в подвальное помещение и принял душ. Убив ещё какое-то время, покинул дом. Вновь не оставлял без внимания встречавшихся представительниц противоположного пола определённого возраста, но обращавших на него внимание не встречались, точно был не его день. Пару раз он безуспешно принимал попытки познакомиться, трижды останавливался в пассивной стойке и с взглядом готовности погулять вместе, но всё никак. Он побывал на мини-рынке с желанием заговорить с кем-либо, в гастрономе попытался заигрывать с кассиршей, то же самое и на скамейках в сквере возле железнодорожного вокзала. Сочтя всё это ребячеством, решил, что неплохо бы ещё раз увидеться со Светланой. Гадаев покопался в памяти в поисках названия её магазина, и на прославленный проспект вышел с убеждением, что выбор у него небольшой. Оставалось узнать адрес, и он допускал, что это будет нетрудно. Несмотря на крайне низкую вероятность увидеть желаемый набор букв, взоры его устремились к витринам встречавшихся магазинов по обе стороны улицы. Отношение к комнате в общежитии, чем был богат, сменилось, положение дел склоняло не принимать скоропалительных решений. С включением уличных фонарей он свернул на перпендикулярную улицу. Рядом с первым встретившимся остановочным пунктом находился киоск с прессой и канцелярскими товарами. Внутри была девушка с золотистыми волосами в светлой кофте. Он подошёл поближе, чтобы попытаться навести справку, но черты её лица показались ему знакомыми.

– Девушка, мы не могли увидеться лет двенадцать тому назад? Не правда ли, вопрос более чем странен? Это было в студгородке, отмечали чей-то день рождения, а девушки сидели за отдельным столом.

– Вероятность тому имеется, поскольку праздники проводили там не один раз. Но тебя я не помню, словно впервые вижу, – ответила она и встала, демонстрируя стройность своей талии.

«Стоит сильно захотеть!» – подумал он, забыв, на чём останавливался. Её стойка с упором в одну ногу, улыбчивое лицо со сверлящими глазами давали повод пересмотреть свой взгляд на вещи.

– Времени прошло тоже немало. Я там оказался случайно, точнее, меня чуть ли не силой затащили. С именинником не был знаком, Габи, кажется, звали. С юности вроде придерживаешься правил не заглядывать туда, куда не следует, а тебя даже узнал. При каких условиях пресекались глазами, конечно же, не вспомню. Женская красота притягивает к себе внимание холостых ребят и через преграды.

– Наверное, ты с середины ушел, поскольку во второй части обычно устраивали танцы, и все оказывались на виду. Габи мой муж, я – Лейсан, и у нас счастливая семья с двумя детишками. Каждый вечер он приходит за мной, и идём вместе домой.

– Я рад за тебя, за всех вас, и берегите друг друга. Наш возраст кажется мне более уязвимым для сохранения семейных отношений.

– Столько лет прошло, пять из них стою на виду у людей, а мы не виделись, или не замечали. Ты не похож на мужчин, которые боятся своих жён, и могу предположить, что брак тоже удался на славу.

– К сожалению, не всем везёт в этом деле, иначе бы проходил мимо. Наверное, я далеко не первый, кто пытался завести с тобой знакомство. Внешность твоя приметная и очень притягательная, особенно для приезжих, что может доставлять неудобства.

– Ты прав, но случай немного другой. Редко встретишь людей, с которыми приятно общаться с первой секунды. Ответил бы, как обстоят твои дела в личном плане. На этом строятся контакты с малознакомыми людьми, и вообще.

– Я отстал от жизни. Точнее будет сказано, что меня сняли с эстафеты, отняв шанс быть на равных с остальными. Теперь произвольно заглядываешь в лица прохожих в поисках неизвестно чего, и радуешься удачным стечениям обстоятельств.

– Есть, о чём жалеть?

– О ком. – Он коротко поделился своей историей с акцентом на ребёнка, о сложностях поиска подруги.

И эта женщина с интересом выслушала его, стояла корпусом чуть вперёд и глазом не моргнула. Гадаев говорил в открытое окошко, немного наклонив голову, и был склонен полагать, что она соврала об идиллии в своём доме, что пауза нужна была ей, чтобы приглядеться к нему. Он бы с радостью послушал подобное «признание» красивой женщины, и в ожидании с любопытством озирал её.

Лейсан вернулась в исходное положение и сказала:

– Заман, несмотря на нехорошую историю, ты мне понравился, и только как друг. Имя твоей давней возлюбленной мне ни о чём не говорит. Отчасти я живу в книжном мире, и мне хочется обращаться к тебе как «друг мой». Не смешно ли будет выглядеть моё предложение?

– Смешно, мне и без того сделает чести знаться с тобой. Я с удовольствием поприветствую при случайных встречах, могу периодически и показываться. С какой частотой случится, зависит от тебя. Готов пригласить в кино, и попрошу не отказывать мне.

– Извини, я в самом деле замужняя, и действительно счастлива в браке. Сделай одолжение и загляни ко мне завтра к семи часам, хочу познакомить вас. Можно в любой день, наверняка ты узнаешь его. Я поинтересуюсь, в случае чего посодействую тебе с ребёнком, а с подругой – извини, сводничество в любом виде не в моих правилах. – Она покачала головой, продолжая пристально смотреть на него.

Общение было завершено, и как бы на вполне понятной ноте, но горящие глаза женщины словно не отпускали его, и даже приглашали вовнутрь. Прервать общение не хотелось, но пришлось из-за покупателей: вначале в лице мальчика школьных лет, следом и двух женщин, которые в шаге от него вели себя несколько привольно. Гадаев продолжал сомневаться в искренности слов Лейсан, но с другой стороны и Габи что-то мог знать.

– Покажусь завтра, лишним не будет знакомство с разными людьми, – сказал он. – А насколько удобно, виднее тебе.

– В противном случае я не смогу рассказать ему о тебе. Земляк земляком, а личное – врозь.

Одного поля ягоды

Крышка сахарницы соскальзывала с пальцев рук, и Юлдашев нашёл, что делать: на выступавшую часть посуды вкруговую нанёс клей и оставил сушиться на подоконнике кухни. Единственный стул в доме со спинкой сильно шатался, он принялся его укреплять, насколько возможно. Заодно удлинил его ножки, чтобы ребёнок мог сидеть с ними за одним столом, но исполнение подручными средствами в виде четырех брусочков и прозрачной клейкой ленты было далеко от идеала. Мазель оценила затею и взялась обматывать ножки стула цветной бумагой. Жестяную баночку со всякими гвоздиками, винтиками, шайбами он привёз из прежнего места жительства, высыпав содержимое на стол, отыскал, чем прибить оторвавшуюся заднюю планку тумбочки. Выдвижной ящик до конца не закрывался по причине того, что был не родным, и приспособить его для заделавшегося хозяйственным мужчины оказалось не по силам. Задвинув обратно, приложил ладонь одной руки к краю столешницы, а другой рукой сгрёб рассыпанную мелочь обратно в баночку. Далее отстриг свои ногти и таким же образом поступил, предварительно пройдя глазами на предмет того, всё ли на месте. Мазель вытерла поверхность стола, не забыв и о похвалах в его адрес. В целом была довольна им, её радовало отношение мужчины и к ребёнку.

Полного взаимопонимания дни миновали один за другим, и ещё до наступления холодов она стала Юлдашевой. Количество по случаю приглашенных гостей было минимальным, но на яства для двух семей она не скупилась. Самым говорливым оказался сын Наяры, который производил впечатление на всех присутствующих короткими смешными историями, а самым молчаливым – его отец. Первый между порциями шуток потягивался к очередной трубочке из слоеного теста с икрой; а тот с тарелкой перед собой с мясом индейки и грибами периодически отпивал глоток из кизилового компота. Наяра, естественно, всё держала под контролем и могла с лёгкостью отлучиться на кухню. За вечер она успела разбить две тарелки для плова с золотистыми узорами, а больше всех движений совершала её дочь.

Ночью после знаменательного события выпал первый снег, вид из окна будто бы подчеркивал изменение социального положения молодых. Ещё сутки их оставили вдвоём, четверть из которых они провели в городе, в частности, в кинотеатре. В следующий полдень она поехала за ребёнком к подруге, а вечером вновь занялась столом. На нём помимо белоснежного торта и сладостей, появились фруктовый салат и ставшее их любимым блюдо с мясной начинкой. Посередине стола на небольшом подносе находились принадлежности для чая с заварочным чайником.

Оба костюма мужа были тёмных тонов, Мазель подала ему белую рубашку с галстуком золотистого цвета. Сама надела светлое платье, нацепила малозаметные серьги, тонкую цепочку и серебряное колечко с блестящим камушком, и занялась дочерью. Основного символа бракосочетания не было – после того, как он увидел содержимое её шкатулки, отложил его до лучших времён. Самым заметным был кулон с бриллиантом, рядом с ещё одним, намного проще, пяток разных колец, ещё серьги, цепочки… и в повседневной жизни она нередко что-то брала оттуда. Их наличие в доме не доставляло им неудобств: «Наступит день, и сменим их подарками от тебя, – говорила она, – я готова отнести их в ломбард».

Советов он не давал и не торопил избавиться от них. Сам оставался в числе тех, кто никогда драгоценностей не носил, и желания такого не имел. Ещё в детстве слышал историю о пропавшем женихе в день бракосочетания с дорогущим кольцом, которого в итоге лишился.

– Праздник продолжается, – сказал глава новой семьи и сел за стол. – Столько всего накупили, и холод за окном кстати. Полагаю, что ты зарядилась дня на три.

– На долгие годы, с перерывами на повседневные заботы. Без них быстро приестся. Слышала, что одни периодически заправляют отношения различными приправами, в том числе жгучими, чтобы не опостылело.

– Это лишнее, а мелких недоразумений избежать нереально. Вот, соуса не вижу, солений, но не постучать же за это кулаком по столу?!

Она с улыбкой на губах пододвинула к нему небольшую сахарницу с торчащей из-под крышки ложкой. На небольшой продолговатой тарелке находился очищенный от шкурки и разрезанный на четыре части огурец, посолила его и тоже подала.

– Соус есть, сладкий. Сегодня обойдёмся без острых и горьких приправ. Пусть бессмысленно, вкус важнее предрассудков, но в такой день хочется плыть по течению.

– Я с тобой заодно, и не только по причине события. Непонятно, как рождаются толкования, но в них есть чему поучиться. Вероятно, что мы знаем самую малость.

– Чтобы не отставать от жизни, надо ходить на вечеринки или устраивать самим, – сказала она и стала наполнять чашки горячим напитком, – а у нас друзей пока нет, возможности тоже ограничены.

– Одно переплетено с другим, придётся пока обойтись одной Наярой. Для организации компании лучше неё не сыскать, умение хозяйничать на кухне тоже на уровне.

Мазель удивило, что нередко лишённая собранности и сообразительности женщина – это выражалось и в приготовлении пищи, и в её одеянии, и в общении, смогла показать свои исключительно положительные стороны. Сама дружбой с ней не то, что не дорожила, но год за годом оставалась единственной, с кем могла посекретничать о самом сокровенном.

– Ты её плохо знаешь, вроде держится простушкой, а сама полна эгоизма. Те, кто за порогом, – она показывала в сторону дороги, – посторонние для нас люди. Мой скромный жизненный опыт шепчет мне, что правильнее быть закрытыми для посторонних, оставив немного просвета. Насиб от шампанского отказался, и жена нашла повод его не открывать. Сегодня исправим это.

– Стоило налить ему немного коньяка, – сказал Юлдашев. – Как-никак пришёл на праздник, а всё прошло мимо него. Погулять на свадьбе подразумевает выпить за молодожёнов, произнести тосты, танцевать.

– Наяра объясняла ему условия, и немногим такого не успокоишь. Она рассказывала, как меняется его настроение от одного запаха, словно впечатлительному показали коробку с леденцами, что обожал в детстве.

– Больные люди, я всяких встречал. В такой день не хочется о всяком ненужном. Сама чего не ешь?

– Вечер долгий, сперва чай допью. Я не такой его ценитель, как ты, но налитого не хочется оставлять на столе.

Он потянулся за шампанским и принялся знакомиться с информацией на этикетке. Не вышло: было написано очень мелко. «Не хотят – не будем» -сказав, зацепил ногтем мизинца фольгу и снял её. Дальнейшие действия собирался совершить по сигналу.

Маленькая Соня сидела лицом к телевизору, где шёл красочный мультипликационный фильм с домашними животными, и не требовала к себе отдельного внимания. Мазель вытерла ей испачканные кремом от торта ручки и ротик. Поправив свои волосы, присела обратно и с интонацией спросила:

– Как ты чувствуешь себя, супруг мой драгоценный? Что на душе творится в этот день, что в ближайших планах, о чём мечтаешь? Доволен ли переменами, чего нам не хватает?

Театральность жены вначале вызвала улыбку, затем ему и самому захотелось отличиться. Он считал, что в красноречии не уступает ей, но в течение разумеющихся пару секунд не нашёл подходящую тему.

– Благодаря тебе всё у меня хорошо, и нет сомнений, что будет ещё лучше. В планах что: жить и непрестанно работать над улучшением уровня благосостояния, чтобы мы были в числе довольных собой семей.

– Что положить на тарелку, что приготовить на утро? Во что бы ты предпочел, чтобы я одевалась по вечерам?

– Я во всём признаю твои вкусы, – ответил он. – Как говорил дедушка, хорошая женщина и в одежде из мешковины останется такою же.

– Куда бы ты предпочел поехать на отдых летом? Пожелания какие имеются?

– Не то, чтобы определённые какие. Хочу, чтобы мы оставались вместе на долгие годы.

– Действительно, банально. – Она вернулась в свой привычный облик. – Мысли о здоровье, о собственном уголке, о наследнике… должны быть на кончике языка. Можно добавить, что пусть этот праздник станет самым скромным, что годовщину встретим в ресторане.

– Зачтётся ведь, если не выпускать из головы, нет?

– Лучше вслух. Сегодня вечер мечтаний, и я уверена, что часть изо всего того, что будет сказано, исполнится. Будем снимать на камеру. Давай продолжим поиски подходящих нам пунктов.

– Без подготовки искреннее получится, – сказал Юлдашев и встал, чтобы настроить устройство для видеозаписи.

В детстве на весеннем равноденствии они с братом загадывали желания и отмечали символами на видневшемся конце одного из столбов, а суть держали каждый при себе. Однажды сбылось – ему купили велосипед для взрослых, на котором тем же летом научился кататься ещё задом наперёд. О чём попросить судьбу в первую очередь было очевидно, и он ненадолго покинул расположение жены.

Мазель не забывала и о необходимости выхода в люди в новом составе. Выпущенный много лет назад утюг австрийского производства оставался как новый, она подумала, что мужчины от случая к случаю берут в руки один из самых востребованных приборов в быту. Включив его, спросила:

– Ты доверяешь только этой марке? Что овощерезка, что миксер, одной и той же фирмы.

– Их получал один из моих знакомых вместо расчётных из завода, но достались мне. Я пользовался одним утюгом, и не так часто. Брюки со стрелкой надеваешь не ежедневно, так же, как и обычные рубашки.

– Неплохая техника, не уступает новым моделям других фирм ни по качеству, ни по внешнему виду.

– Год за годом всё меняется, усовершенствуется, – сказал он. – Жизнь вынуждает нас нередко совершать недорогие покупки, а это, как правило, идёт в разрез с качеством. Можно обращаться аккуратно, чтобы не попадать на лишние расходы. В школе я учился средне, но на книги сразу надевал обложки, и в конце года сдавал их без единого намека на то, что были в употреблении.

Новый муж отличался от предыдущих её спутников бережливым отношением и к своей одежде, не встречались ни торчавшие нитки, ни болтающиеся пуговицы. Закончив глажку, Мазель вытащила на стол содержимое сумки, чтобы переложить в другую. Жестяная банка чая, коробка конфет и кулёк развесных, фруктовый набор, включая огромный гранат и кисть розового винограда были приготовлены для похода в гости.

– Дорогое удовольствие знаться с непростыми людьми. Для безработных это разорение. Что-то вроде того, что, пробуя деликатес, будешь думать не о вкусе.

– Приходится соответствовать, – ответила она и сняла с вешалки полосатый галстук. – На, надень этот.

– Почему ты не хочешь познакомить меня с мужем подруги? – спросил Юлдашев, завязывая подаренный женой аксессуар. – Могли бы приехать, когда Камал дома. В некоторых вопросах он может, не любит суетиться, захочет попользоваться услугами постороннего человека, таким образом я мог быть вовлечён в его дела.

– Сильно наперёд думаешь, такая вероятность равна нулю. Подстраиваться под неприметного адвоката и пытаться не стоит. Сумел прибиться к нужным людям и оказался в недосягаемой для нас высоте.

– Что с того? Вокруг полно удачливых, здоровых людей.

– Посторонние мне не интересны, и не хочу видеть такого рядом с тобой. Я его выношу с трудом, а жена приходится Соне тётей, пусть и неродной. Азиза любит мою дочь, и с удовольствием играется с ней. Понятно, что со временем изменится.

Разумеется, нелюбовь Мазель к Садыковым была вызвана не только огромной разницей в благосостояниях, что определяло её поведение. Она всегда испытывала неловкость рядом с обеспеченной со всех сторон парой, а себя видела типичной приезжей в поисках лучшей жизни. С первой попытки её изменить она избегала Камала, но посчитала, что обязана отметиться на пару с новым мужем.

– Азиза не назначила время, – говорила она, находя в этом проявление равнодушия по отношению к себе, – значит, выбираем, когда нам удобно. Ты там ничему не удивляйся, у них заграничная мебель, дорогая посуда и всё такое. Сама целыми днями в нарядной одежде ходит, если даже одна дома.

Несмотря на ненастную погоду, людей на улице было немало, так же, как и машин, которые все как один имели грязный вид. Юлдашев стоял ближе к проезжей части в ожидании включения зелёного сигнала светофора и оставил без внимания мчавшийся на скорости автобус, который тянул за собой тучу влаги. И жена заметила его поздно. По той стороне дороги она с помощью влажных салфеток помогла ему привести себя в порядок.

Углубляясь в расположенный между двумя заводами жилой квартал, Юлдашев окидывал взором старые, невзрачного вида двухэтажные здания из чёрного материала. Каждый второй дом пустовал, встречались и в аварийном состоянии строения с выбитыми окнами. Замедлив шаг, он сказал:

– Ощущение такое, что мы попали из большого города в заброшенный посёлок. Тротуаров, палисадников нет, одни коробки домов да дикорастущие деревья и кустарники.

– Сезон закончился, тут некоторые выращивают под окнами цветы. Уверена, что пользуются урожаем фруктов и ягод.

– Без этого скучнее. Как пройти мимо, когда вокруг много всего вкусного, сладкого растёт?

– Дома эти были построены на скорую руку как временное жильё и будут сносить. Наяра говорила, что уже не разрешают сделки с ними. Жить в таком районе можно разве что от безысходности.

– В отсутствие заработков свой угол лучше любой съёмной квартиры. Достаточно помыкался по чужим углам.

Каждый раз, когда заходила речь о прошлом, он закрывался, поэтому Мазель практически ничего не знала о судьбе принадлежавшей ему комнаты. Тема возникала, но поверхностно. Вспомнив, что предстоит потребовать объяснений, она стала раздражённой.

– Забыл, где были? Благополучие создаётся при условии, что в семье царит мир и согласие.

– Нам до их уровня как до звёзд, – сказал Юлдашев. – Ни здоровья, ни работы. Мечтать даже не выходит, что и нас ждут большие дела.

– Я тоже не ощущаю перед собой прямые пути-дороги, и ты знаешь моё мнение, почему.

– Не всё так просто. Смысла не вижу гнаться за улетевшей птицей, проще новую поймать. Мы найдём свою дорожку, с твоей нацеленностью быстро проложим её.

– Пора бы начинать думать в этом направлении. Мы пришли. – Женщина показывала на трехэтажное здание.

– У Наяры дом хоть кирпичный. Его, наверное, не в числе первых сломают.

– Деревянный, кирпичом он обложен, – поправила она. – Только на их примере узнала, что это такое. Живут на первом этаже, и квартира вполне сопоставима с нашим домом. Но комнат на одну больше.

Подруга далеко не всегда следила за своей внешностью, и гостей она не ждала. Прямые, средней длины волосы были завязаны в хвост, потерявший свою привлекательность после первой стирки горчичного цвета халат, привычная улыбка, с которой приняла гостей, были на месте. Так же, как и прямота: она пожала Юлдашеву руку и не по-женски потрясла её.

– Лучше! Или уже привыкла. В моём окружении ещё не было таких стройняшек. Я блинчики испекла, сгущёнку к ним сама научилась делать. Сегодня же и почувствуешь, как набираются силы.

– Быть упитанным – не его, – сказала Мазель. – Он являет собой эталон слаженности, рядом с ним я и сама немного подтянулась.

– А мне нравится быть толстушкой. – Та указала на свои бока и коротко похохотала. – Отказаться от всяких вкусняшек невозможно же?! Пока сюда не приехала, тоже была худой, и многое не знала. Сильно отставала в молочке, в рыбах разбиралась ещё меньше.

– У меня масса ограничений, – сказал он и посмотрел на жену.

– Парочку можно – у Наяры они сытные получаются, – ответила та и обратила на себя её взгляд. – Ещё парочку с собой заберём.

Помещение, предназначенное для готовки и приёма пищи, было также небольшим, двухкомфорочная старая газовая плита подчеркивала общую обстановку квартиры. Мебели было мало, для трехуровневой сетки для посуды нашли место на подоконнике. Наяра предложила Юлдашевым сесть и сказала:

– Лучшее не предвидится, а годы проходят, дети растут… Такова доля приезжих.

– Не у всех, мы с чаепития у Азизы, – ответила Мазель. – Дочку оставила, и ей, само собой, там больше нравится.

– Они не в счёт, они слеплены из особого теста. Порой не знаешь, позавидовать им, или посочувствовать. Боишься держать дома зарплату мужа, а что говорить о целом состоянии?

– Не переживай, дорогая, будем биться до конца. Нам с вами предстоит прожить нескучную жизнь, не то, что у некоторых. И обязательно придём к цели!

– Наши с тобой мечты совпадают, проснуться в собственных квартирах. Как думаешь, дождёмся?

– Хотела бы красиво ответить, что и года не пройдёт, но реальнее два.

– Надеюсь, что твои слова окажутся пророческими. Будем ждать, два тоже рядом. Кто знает, может нам суждено жить по соседству.

Возня в замочной скважине входной двери насторожила Наяру. Находившийся в подпитии Карабалаев был в старой чёрной куртке. Покачиваясь немного, вглядывался в Юлдашева, будто бы видел впервые. Своим появлением он вызвал недовольство и Мазель. Присутствие другого мужчины сдерживало Наяру от проявления соответствующей для таких случаев реакции, но те вышли одеваться.

– Вы-то куда собрались? – недовольно спросила она.

– Так надо, – ответила гостья. – Подумает ещё, что мы рады ему. Мне самой по барабану, но при нас ты будешь нервно реагировать на каждое его слово.

– Попили бы чаю, а то не знаю, что я с ним сделаю. Не будь здесь брата Юлдаша!.. Придётся заправиться под завязку. Ну как тут не расползтись?

– Мы попьём дома, а ты возьми себя в руки. Накорми его блинами, сладкой беседой.

– Съест он с моих рук, – сказав, озлобленная женщина закрыла за ними дверь.

Голос её доносился до улицы. Живший в какой-то период в коммунальной квартире Юлдашев не всегда с понимаем относился к женщинам, которые при малейшей возможности демонстрируют своё превосходство. И здесь придерживался мнения, что ей не стоило так раздувать, что Насибу оставалось дотянуться до дивана и забыться.

– Ничего страшного не произошло же?! – недоумевал он.

– Неугомонный, всех бы достал, – сказала Мазель и ускорила шаг. – С нетрезвым человеком лучше не иметь дел. Ему без разницы, что жена испытывает, что дома есть ещё люди.

– Она преувеличивает, взяла выставила его типичным обормотом.

– У неё аллергия на него пьяного, чего нам не понять. Один вид такой её злит.

– Возможно. Что ты так заторопилась? – спросил он, подумав, что жена ускорилась впоследствии всплеска эмоций. – Прогулялись бы себе потихоньку.

– Он может выйти за нами, по-другому ему не вырваться. Он не отдаёт отчёт своим действиям. Противно убегать от неизвестно чего!

Юлдашев решил, что реакция Мазель на нетрезвых людей связана с её прошлым, что она по себе знает. Дальше проглядывалась непаханая поляна её прошлого, и вопросы могли раздражать, в том числе его самого.

– Мне бы Насиб не действовал на нервы, – сказал он, – при мне бы он за пять минут отошёл ко сну. Похоже, что жена заводится по привычке.

– Мы правильно сделали, что ушли, – повторила Мазель и вспомнила, что была расстроена ещё при сборах к предыдущей встрече с размышлениями о своём месте по жизни.

Мама Валя

Дачный сезон был позади, и в садовом товариществе мало кого можно было встретить. В будке для охранников играла музыка, а киоск рядом был закрыт до весны. В памяти Гадаева дача Терликовых сохранилась как участок в девять соток с деревянным сараем, где доводилось даже ночевать. Войдя вслед за Ириной и её отцом за калитку, он подумал, что самостоятельно не нашёл бы нужный дом. Здесь красовалось двухэтажное строение бело-оранжевого цвета, а на месте сарая стоял гараж. Забор представлял собой сварную конструкцию из отходов штамповки в виде полосок с равноудалёнными одинаковыми проколами, указывая на отношение владельца к заводу. Подобная картина наблюдалась и у соседей.

Ирина поспешила к матери, а мужчины остались снаружи. Везде стоял порядок, газон был ухожен, в палисаднике под окнами дома разноцветные хризантемы продолжали радовать глаза. Соседние участки были практически не видны, с двух сторон вдоль заборов обзор прикрывали высаженные различные деревья и кустарники, а торцовый был охвачен виноградником.

– Образованная женщина с отшельническими наклонностями, – сказал Терликов, которому при постороннем человеке стало не по себе от её уклада жизни. – Понимаю, иногда хочется отдохнуть от всего, но не так радикально! За пару недель в санатории можно и восстановиться, и заскучать по родным, по дому.

Гадаева волновала предстоявшая встреча с матерью девушки с другой точки зрения, но не реагировать на замечание давнего знакомого было нельзя. Для него дача продолжала ассоциироваться с мужским пристанищем, соответственно, тоже был далёк от понимания поведения женщины.

– Выходит, взяла себе долгосрочный отпуск. Насколько помню, тоже у нас работала, – сказал он.

– В плановом отделе, и ушла до начала преобразований. Что-то необычное в её поведении было и раньше – чересчур трепетно относилась к тому, что едим, пьём, как говорим. Особенно, что касается здорового питания, и вывела на новый уровень выращивания урожая без химии. У неё есть и свои покупатели, ещё занимается сбором грибов, ягод, трав на поляне, но с арестом сына сильно сдала.

– Люди стареют по-разному, она заслуживает того, чтобы относились с пониманием. Обнаружение отклонения у одного из членов семьи должно быть заботой всех домочадцев.

– Так-то оно так, возможно, могли бы сделать больше.

– Знать, куда подстелить соломку, нереально. Честно, мне всё ещё не верится, что прямо так сдала.

– Со стороны это не так-то и заметно. Я бы понял её, если б завела себе друга. Отсутствие контактов усугубляет ситуацию, что отражается на нас всех. Приедешь, в первые минуты может нести такую чушь, что не будешь знать, что ответить. Затем то ли проходит, то ли уже сам подстраиваюсь.

– Ирина говорила, что всё разрешится, как надо. Я до конца не понял, как она относится к матери.

– Вынести её выходок непросто, но обновление жизненных ориентиров влияет на женщин особым образом. Вам двоим никто не станет препятствовать, вопрос касается одной Вали. Видишь, и встречать не выходит!..

– Шепчущимся женщинам сейчас банально не до нас. Неплохо бы самим уважить, только не рановато ли? – Минуты ожидания давались Гадаеву нелегко.

Терликов нашёл разумным его предложение.

– Подождём ещё минут пять, не больше, – сказал он, растопырив пальцы. – Ты только не сиди, набравши в рот воды, она этого не любит. Не бойся и перескочить с темы на тему, но юмор перестала понимать. С этим было непросто и раньше. Скажешь что-нибудь лёгкое для возобновления диалога и пожалеешь.

– А чего мне говорить-то ей?

– Найдёшь! Налаживать отношения с будущей тёщей тебе же и предстоит. Может, перспективы пополнения в семье подействуют на неё отрезвляюще. Но ты расслабься, просить руки Ирины будешь не сегодня и не здесь.

Молодой человек взял из машины букет роз и присоединился к Алексею Павловичу у входа в дом. Широкий коридор на первом этаже служил, в том числе кухней. С левой стороны были расположены две комнаты, а с правой – выходившее на огород большое окно, у которого стоял неширокий самодельный стол. В конце коридора находилась лестница, которая вела на верхний этаж, а под ней виднелся вход в погреб.

Обеденный стол с четырьмя стульями стоял в одной из комнат, Ирина в платке и в фартуке была занята им. Стройная женщина среднего роста была в вязаном синем джемпере поверх цветастого платья красных оттенков и с прикрытыми косынкой волосами. Она тоже суетилась здесь, и с появлением Гадаева остановилась.

– Здравствуйте, Валентина Юрьевна, это вам, – сказал тот и протянул ей цветы. – Сразу узнал, вы если и изменились, то совсем чуть-чуть. Как поживаете?

Женщина приняла букет и продолжала пристально смотреть на друга дочери. Она всего несколько минут назад была поставлена в известность о грядущих переменах в её семье. Сформулировать своё отношение ещё не успела, и до прихода мужчин держалась замкнуто.

– Изменился так, что не вспомнить. Заман, дорогой, рада видеть тебя на свободе и в добром здравии! Отныне, чтобы беды обошли тебя стороной!

– Спасибо, очень постараюсь впредь не делать необдуманных шагов. И в ваш дом пусть в скором времени вернётся полный покой!

Довольная тем, что мать ведёт себя адекватно, Ирина, не отвлекаясь от дел сказала:

– Мам, он мало изменился. По нему видно, что не так страшно очутиться по ту сторону забора. Там у людей, видимо, забот меньше, потому и выглядит моложе своих лет.

– Не везде одинаково. Сердце не обманешь, мальчику моему приходится туго. Я по телевизору видела, как разрисованные мужики гоняют молодых.

– Кино есть кино. Игорёк веселый и общительный, обязательно найдёт общий язык со своими новыми друзьями. Папа навестит его на днях. Вообще-то самой пора перестать дуться и делать что-нибудь полезное для него.

– Предлагаешь мне отправиться к нему вместо папы?

– Мам, ты опять забываешься!.. Съезди тоже и обними его. Вне всяких сомнений он нуждается в твоих ласках, прикосновениях. Он каждый раз спрашивает тебя, что прикажешь ему ответить на этот раз?

– Может, я лишний здесь? – сказал Алексей Павлович, не дождавшись отдельного внимания к себе со стороны благоверной.

Валентина Юрьевна заставила себя улыбнуться, что выглядело не очень убедительно. Попытка прижаться к его плечу тоже вышла нелепо. Она как-то дочери признавалась, что он стал ей чужд, от него идёт запах постороннего мужчины. Но в присутствии будущего родственника старалась казаться доброй женой и приветливой хозяйкой.

– Ты наша опора, всё в доме держится на тебе. Каждый кирпич, каждый гвоздь здесь тоже твоих рук дело. Но у меня будет ещё с тобой отдельный разговор.

– До тебя не дозвониться, а проделать лишнюю дорогу неразумно. Ты выглядишь лучше, чем когда-либо. Дай команду, что нам делать.

– Меня не надо возвышать, и командиром я никогда не была. Как надолго приехали?

– Завтра уедем, а сегодня праздник устроим. Накрывай на стол, распоряжайся.

– Его и столом не назовёшь, когда без предупреждения. Иди, вытащи пару банок с грибами, чтобы разные были. Из тех, что на верхней полке. Сам смотри, что ещё взять.

Еда в основном была привезённой с собой. Ирина впервые испекла пахлаву с половинками грецкого ореха на поверхностях пирамидок, и была довольна, что получилось, как на картинке. Пока мужчины неспешно выполняли порученную им работу и по очереди помыли руки, она закончила с салатом из свежих овощей из огорода.

За столом доминировали выжидательные настроения. Гадаев искал подходящий момент, чтобы завести речь об их с Ириной планах, но испытывал трудности с этим. Девушка опередила его и ещё до начала приёма пищи объявила:

– Мама, папа, я намерена наладить свою личную жизнь и выйти замуж. Я хочу, чтобы всё происходило в мире и согласии. Как говорится, прошу любить и жаловать.

– Дочь, стоило ли так спешить? Люди месяцами дружат!.. – Валентина Юрьевна выглядела озабоченной.

– Шок твой пройдёт, найденным друг друга людям помешать не получится. Меня больше волнует ваше поведение: ты коротаешь свои дни здесь, отец дома один. Это нормально?

– Я не из семьи ушла, и не навсегда. Мне пока здесь хорошо, наступит день, и я почувствую, что пора.

– Или не наступит! Выглядит так, что ещё немного, и окончательно закроешься. Люди и после полного разрыва отношений, бывает, восстанавливают их, но твой случай особый. Поглядишь, та самая лучшая мама на свете, а ночевать в одном доме побоишься.

– Дочь, ты перегнула, бояться оставаться с матерью, знаешь?..

– Это я, чтобы ты взяла себя в руки. От твоих капризов мы тоже страдаем.

Сложившееся положение в семье больше всех волновало Алексея Павловича. Ухудшения состояния жены не замечал, на первых порах он боялся, что и полгода не продержится, как её определят в лечебницу для лиц с психическими расстройствами. Сегодня она дважды непроизвольно дёргалась, что не могло его не тревожить. Сын, на которого возлагал надежды, не успел ни в чём проявить себя, Ирина оставалась его единственной радостью.

– Одна ты меня понимаешь, – сказал он, – не переживай за нас, всё образуется. Мы поможем ей, и она сделает правильный вывод.

Валентина Юрьевна не признавала своё поведение ущербным, и на фоне новостей была вся во внимании. Для дочери, естественно, пожелала бы другую партию, и история его являлась не основной причиной. Ей за столом представился сын, и в очередной раз подёргала головой с одновременным закрыванием глаз.

– О нас потом, сейчас важен твой вопрос, – сказала она. – Заман хороший человек, я тоже переживала за него. Но вы из разных миров?!

– Мама, мы хотим быть вместе, и это не обсуждается. Ты приглядись к нему и поймёшь, что он один из нас. Я уверена, что наш союз будет крепким.

– Когда ты успела полюбить его? Первый порыв обычно проходит. Ещё разница в возрасте, привычки, вера, в конце концов.

– Мне двух встреч хватило, а некоторые влюбляются и не увидевши. Возраст его вполне подходит, на счёт веры… ты сама держишься на стороне от всего закоснелого.

– Дочь, я тебя не отговариваю, просто стараюсь привыкнуть к неизбежностям. – Она перевела взгляд на Гадаева. – Дорогой, ты плохо не подумай обо мне. От внезапности потеряла голову, ничего против не имею.

– Валентина Юрьевна, вы более чем достойно держитесь и спасибо за такую чудесную дочь, – ответил он. – Постараемся не разочаровать вас.

Ожидаемый союз стал возможен благодаря стараниям Ирины. Идею она вынашивала с первой их встречи, и укрепила во время второй. Своими мыслями вначале поделилась с отцом, который косвенно подтолкнул её сделать первый шаг. Она отправилась к нему и застала с иголкой в руке: он штопал носок, и это помогло ей с помощью улыбки преодолеть своё смущение. А он своё – поцелуем её в руку, приобняв талию. Девушка выразила дружелюбное расположение и предложила выйти погулять. Во время просмотра фильма в кинотеатре поняла, что он тот, кого искала, и приложила свою руку к его. По окончании отправились в торговый центр, где они вместе выбрали для него недостающие предметы для обновления гардероба. Как она предполагала, он согласился и дома погостить, и остаться. С жизненным опытом, в то же время отставший от реалий человек по многим параметрам оправдывал её ожидания, будто бы ждала его освобождения.

Осмелевшая девушка была в центре внимания и чувствовала, что её избранник не против этого. От избытка чувств она поправила приборы перед собой и сказала:

– Мы уйдём в старую квартиру, а ты завтра же вернёшься домой вместе с нами. Хватит смешить людей, подавай молодым, пожалуйста, хороший пример. В одиночестве ты наверняка вспомнила, или выдумала всяких разных историй, поделись, послушаем.

– Доченька, зачем ты так при посторонних? – Валентина Юрьевна взглянула на мужа.

– Здесь все свои, – сказал Алексей Павлович и поднял свою стопку с наливкой. – Заман был нашим другом, теперь станет членом семьи. Ирин, ты не мучай её, это мне всегда есть, о чём рассказывать. Мать, мы голодны, ждём команду.

Неудачный повод

На просьбу унылого вида мужчины проехать несколько остановок бесплатно, водитель автобуса мрачно промолчал. Приняв это за отказ, тот с извинением вышел обратно. Просящимся являлся Мукаилов, который иногда прибегал к подобному способу решения вопроса. По городу он обычно передвигался либо, не на так давно начавшем функционировать по различным направлениям, «Народном маршруте», либо пешком. В сторону нового места жительства Юлдашева бесплатные автобусы не ходили, а дойти он посчитал неразумным: и силы организма были на пределе, и ресурс обуви. Со второй попытки ему удалось уехать. Автобус был полупустым, и безбилетный пассажир расположился на одиночное сиденье на задней площадке. За поворотом дорога была свободна, мимо него стремительно проскакивали дома частного сектора. На нужной остановке повторно поблагодарил водителя, пересёк дорогу и быстрым шагом углубился в частный сектор.

Одновременно с нажатием кнопки вызова в окне показался Юлдашев, и через минуту впустил его. Выглядел бодрее, чем обычно, что подтвердил и словами:

– С прибытием в деревенский дом! На отцовский он, конечно же, ничуть не похож, но удобств больше. Был бы своим, много бы чего переделал.

– Нам с тобой хоть в глушь уезжай, хоть поселись в современный район, всё одно и то же. Способность увидеть в оба зависит от уровня благосостояния.

– Достаточно и почувствовать себя на новом месте, как начинаешь меняться.

В комнате, куда его повели, на тумбе стоял работающий телевизор со знаком отключения звука в углу. По сравнению с квартирой, откуда тот съехал, здесь было менее комфортно: при низком потолке дверь с окном казались хлипкими, как и предметы мебели.

– Как обосновались, что со здоровьем? Давно не видел тебя со дня переезда. Всё собирался наведаться.

– Без особых изменений. – Другой рукой указал куда присесть и нажал на кнопку электрочайника. – Самочувствие неважное, в кармане пусто, заняться нечем.

– То же, что и у меня – не зря я братом тебя зову. Слишком разным людям обычно по пути и не бывает. С подругой чего? С виду ладная женщина, хотел бы услышать, что вы вместе.

– Даже расписались. В этой части нормально, но лучик света и нам не освещает дорогу. Надежды на лучшее мало, пока не поправлюсь.

– Ещё ближе. – Мукаилов протянул ему руку. – Здоровья и достатка вам полные реки, чтобы от брызг и я по случаю мог утолить жажду.

– Оригинально, но пусть у каждого будет свой ключик.

– В мою молодость его часто произносили и в различных вариациях. Помню, что-то было с шампанским, со звездочками на небе.

– Словоохотливые люди встречаются на каждом шагу, особенно за большим праздничным столом. Не вспомню, когда в последний раз отдыхал в большой компании.

– Меня и не спрашивай! Летом ты говорил об обнаруженной в кошельке поддельной купюре. Куда она делась? Я бы попробовал использовать её. Со вчерашнего дня во рту нет ни крошки.

– Так это твоё обычное состояние, – без стеснения отметил квартиросъёмщик и пододвинул к нему сахар и небольшую стеклянную банку с растворимым кофе. – Если ты это использовал как повод для встречи, то куда не шло, в противном случае я не буду знать, что и думать.

На его замечание Мукаилов реагировал молчаливым глотком горячего напитка. Выражение лица Юлдашева было неспокойным, давая понять, что ему есть, что сказать. В доме запах еды не ощущался, на столе ничего съестного не было, и предложить не спешили.

– Я не сам выбирал такую дорожку, и она не даёт покидать себя, – сказал он. – День за днём становится сложнее, повсюду над головой чёрные тучи, и однажды ливанёт так, что отведать что-нибудь домашнее напоследок не успеешь.

– Простых смертных должны волновать реальные проблемы. За моим режимом питания строго следят, и я лишний раз не захожу на кухню. Поэтому не очень хочу, чтобы ко мне приходили. Купюры уже нет, я избавился от неё. С подделкой связываться глупо в любом случае, ещё глупее передавать другому.

– Тебя не узнать! Необычные находки попадаются многим, и я обнаружу её во дворе дома. Могу нарисовать схему.

– На тебя будет достаточно посмотреть глазами дознавателя, чтобы забыл своё имя. Вероятность того, что попадёшься, велика, в голодном виде сам себя можешь обличать.

– Ты хорошо подкован… Помню ещё твои нотации о силе единства, кое в чём я даже не соглашался с тобой. Возможно, был сыт, но вместе с тем.

– Перепутал меня с кем-то. Я такой же агитатор, какой и ты, – сказал Юлдашев и понял, с какой целью тот склонен обратиться к теме земляков. – Вырезанные из контекста фразы не в счёт, только не говори, что для проверки моих слов ты встал на скользкий путь. Ничем не хочешь заниматься, кроме того, как добывать себе средства известным путём. Ходишь по кругу, выклянчиваешь… находишься в грязи по самое не хочу, а намереваешься погрузиться ещё глубже.

– Понимаю, временами тебе становится неприятно находиться рядом со мной, – сказал Мукаилов. – Я знаю, что обо мне думаешь ты, другие люди, но выхода нет, конец близок. Едва ли дотяну до весны.

– Чего ты мне изливаешь в каждом удобном случае? – возмутился Юлдашев и налил себе немного воды. – Ты изматываешь меня, будет лучше, если уйдёшь.

Чувствовавшему себя то обманщиком, то обманутым мужчине не чуждо было принять другой облик, включая бессмысленное выражение лица. Обычно срабатывало, но сейчас Юлдашев не был похож на состоявшегося семьянина, на самого себя.

– Мне что, больше не рассчитывать на руку друга? – фривольно спросил он, чтобы вернуть ему хорошее расположение духа. – Поделиться, как раньше, излишками продуктов, утяжеляющими и рвущими карман монетами. Это же благородное дело, к тому же мы друзья?!

– Тебе невыгодно дружить со мной. Между нами имеются некоторые долги, надо бы периодически обнулить. Я уже не свободен в своих действиях.

– Люди банкротятся, лишаются сбережений, и жизнь на этом не заканчивается. Списание долга куда полезнее не только с моральной точки зрения. Суммы незначительные, согласен, не следует забывать и их, но плюс заработаешь полновесный. В глубине души я волонтёр и великодушный человек, а доказать не могу. Не на чем, ты поймёшь меня, потому как стоишь неподалеку.

– Не прокатило. Закроешь тему, и мы сможем поддерживать отношения. Тебе следовало учесть моё состояние и изменившееся положение.

– Брат, ты меня зря не стыди, и не все мои движения отмечай. С тобой я начинаю чувствовать себя на цепи.

– Не язви, угощение и всё такое я задним числом не записываю в тетрадку. Как видишь, разговор сегодня не складывается.

– Я давно не практикую полноценную жизнь, и тебе это известно, – сказал Мукаилов и поставил чашку на стол. – Жизнь пошла не по тем ноткам, времена такие, что если нет своего угла, то и не выкарабкаться.

Услышав звонок в дверь, Юлдашев вышел, а другой взял пульт от телевизора, переключил несколько каналов и остановился на новостях. В них говорилось об установившейся непогоде в ряде регионов. Мукаилов взглянул на часы, которые показывали начало третьего, и понял, что интересное позади. Надежда иссякла, что знакомый протянет руку помощи и размышлял, как ему быть.

– По старому месту жительства мне приходилось сталкиваться с тем, как мужики стоят возле магазина и у прохожих по монетке выклянчивают себе на выпивку, – сказал пришедший обратно Юлдашев. – Сперва не поверил, что такое возможно, но понял, что метод более чем действенный. Где ещё за полчаса набрать необходимую сумму? Есть обратная сторона: такие люди вынуждены терпеть любые унижения, женщины, у которых на иждивении подобная проблема, не церемонятся в оскорблениях в их адрес, и ясно, что добром никогда не заканчивается. В своих бедах мы сами и виноваты, за чужой счёт не каждому дано существовать.