Читать онлайн Когда небеса наклонились ко мне

© Диана Козел, 2025

ISBN 978-5-0067-0318-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда небеса наклонились ко мне

Придерживая воротник пальто, я старалась защититься от колючего морозного ветра, сегодня особенно противного. Его завывания напоминали злобный смех, он потешался над людьми, которые осмелились выйти на улицу. В такую погоду только сидеть дома с любимой книгой да пить горячий шоколад. Именно это я собиралась сделать, как только переступлю порог дома. Хотя я бы предпочла поменять книгу на живое общение, но его сегодня не будет. Как и нет уже почти два года с момента страшной аварии.

Резкий порыв ветра, сбросив капюшон, прервал унылые мысли. Ну и холод, давно уже такого не было!

Первый, второй, третий подъезд – я всегда считаю их, когда иду вдоль дома. Странная привычка. А еще смотрю в свои окна. Будто надеюсь там увидеть жизнь. На фоне соседних окон, где горел свет, мои смотрелись мрачно. Одиночество ледяной клешней впилось в меня… и холод, разрастающийся внутри, не мог сравниться даже с двадцатиградусным морозом на улице.

«Господи, помоги мне не думать об этом… я так устала…»

На скамейке возле моего подъезда сидел человек. Ссутулившись, он опирался локтями о колени и покачивался вперед-назад. «Пьяница», – подумала я тогда, глядя на него. Что он уселся в мороз-то, окоченеет ведь в считанные минуты. Жаль таких людей, жаль его близких.

Обходя скамейку, я почувствовала его взгляд и обернулась.

«Нет, не пьяный… – мелькнула мысль, – взгляд не такой».

Его темные глаза кричали. И была в этом какая-то обреченность.

У меня внутри все содрогалось от ударов сердца, которые, казалось, добрались до горла. Этот взгляд… Никогда раньше не видела такого.

Я будто попала в фильм с замедленной картинкой. Даже ноги переставляла с трудом – они превратились в стокилограммовые гири. Холодными пальцами нащупала в кармане ключи и вытянула их. От мороза чип не сразу сработал, но потом все же пискнул и раздался щелчок – дверь открылась. Схватившись за ледяную металлическую ручку, я дернула ее на себя и в этот момент услышала, что этот странный человек поднялся со скамейки и направляется ко мне.

Меня накрыла волна ужаса. Я постаралась быстрее закрыть дверь, но он успел просунуть руку между дверью.

Что делать? Бежать наверх? Кричать?

И в то мгновение, когда наши взгляды пересеклись, я обомлела… снова эта мольба в глазах…

Я никуда не побежала, не закричала, а стояла и смотрела на странного человека. Грязные серые лохмотья в несколько слоев вряд ли могли согреть его в такой холод. Что-то напоминающее сумку перекинуто через плечо. На одной руке, которая держала дверь, была натянута порванная перчатка, точнее то, что от нее осталось. Из-под старой черной шапки торчала копна волос, которую уже давно не мешало бы помыть и постричь. Заросшее лицо говорило о том же.

Хриплый сломанный голос вывел меня из оцепенения:

– Разрешите войти.

До меня не сразу дошел смысл его слов, и я осталась стоять неподвижно, все еще сжимая металлическую ручку входной двери.

– Пожалуйста…

Он закашлялся. Покачнулся и, чтобы не упасть, оперся головой об приоткрытую дверь. Было видно, что кашель отбирает у него последние силы.

– Я только погреюсь, – слова превратились то ли в хрип, то ли в стон.

Моя рука соскользнула с дверной ручки. Я прикрыла глаза, чтобы не видеть, чтобы забыть эту картину. Резко развернулась, растаявший снег на плитке скрипнут под подошвой, и бросилась к лестнице.

– Спасибо.

Я остановилась. Оглянулась. Он тоже смотрел на меня. Он смотрел так, будто я была ангелом, мне даже показалось, в его глазах блеснули слезы.

– Оставайтесь… Это единственное, что я могу для Вас сделать.

Мой голос сорвался, и я как рыба судорожно вдыхала воздух, а произнести ничего не могла.

Я побежала наверх. «Это единственное, что могу… единственное… единственное…» Мне казалось, что стук этих слов слышит весь подъезд.

С третьей попытки вставила ключ в замок и оказалась в своей квартире, которая обняла меня теплом. Я прислонилась к двери и закрыла глаза. Сумка с грохотом упала возле ног, и от бессилия я и сама сползла вниз.

Единственное, что могу…

Единственное?..

А перед глазами стоял он, жалкий и измученный, с глазами, полными мольбы. А ведь он точно такой же человек, как и я: он также чувствует, также переживает, также на что-то надеется и чего-то ждет. Интересно, о чем он сейчас думает?! Почему, в такую погоду, когда жаль даже бездомную собаку, ведь она живое существо, этот человек не может найти для себя теплого угла?

«Господь, что я могу еще для него сделать?»

«А если бы ты была на его месте, чего бы хотелось тебе?»

Я замерла от голоса Бога во мне. Конечно же, я хотела бы оказаться в теплом доме, покушать, отдохнуть.

«Господи, Ты не можешь от меня требовать такого. Я одинокая женщина и совершенно не знаю этого человека. Вдруг он какой-нибудь преступник.

Перед глазами всплыл его взгляд. Нет, это не взгляд преступника. Это взгляд обреченного человека… обреченного на смерть. Я вздрогнула. Если я хоть чем-нибудь не помогу ему сейчас, если я отвернусь от него, как это делают все, как это делала я всегда… если с ним что-то случится – в этом будет часть и моей вины, ведь бездействие – это то же действие.

Я встала, сбросила пальто и сапоги. Еще не знала, что буду делать, но точно знала, что что-то должна сделать. Вымыв руки, я заглянула в холодильник и достала то, что приготовила на ужин. Быстро разогрела еду, переложила ее на одноразовую бумажную тарелку, налила стакан теплого молока и решительно вышла из квартиры с полными руками. Вышла прямо в домашних тапочках, торопилась.

Он лежал на полу у батареи. В первое мгновение я подумала, что он спит, но потом услышала какое-то бормотание. Подойдя ближе, смогла расслышать лишь отдельные слова: «Катя», «Боже», «холодно». Я подошла ближе и позвала его. Он вздрогнул и открыл глаза, но, увидев меня, успокоился, видимо чувствовал, что я не собираюсь его прогонять.

– Кое-что вам принесла, – я подошла к нему ближе и протянула тарелку, – съешьте.

Трясущимися руками мужчина взял ее, поднес к самому лицу и прикрыл глаза. Он медленно вдохнул теплый аромат еды. Затем еще раз. А потом опустил руки и поставил тарелку на пол, будто это был тяжелый груз. Я поняла, что у него просто нет сил, чтобы поесть.

– Тогда хотя бы выпейте это, – и протянула ему стакан с теплым молоком.

Он сделал пару глотков, но стакан не отставил, а продолжал сжимать в своих грязных руках.

– Спасибо, – он сказал это так тихо, что я не уверена, правильно ли расслышала его.

Он плакал. А, может, это просто слезились его глаза.

В следующее мгновение начался удушающий приступ кашель. Я стояла и думала, что делать дальше. У него, скорее всего, пневмония, да и букет других болезней. Ему нужно в больницу.

Этот кашель лишил его последних сил. Он лежал передо мной, такой больной, несчастный и одинокий.

– Вам нужно в больницу.

Он смотрел сквозь меня.

– Я бы лучше предпочел умереть.

– Не стоит так говорить.

Теперь он сосредоточил взгляд темных глаз на мне.

– Мне слишком больно жить.

«Должно быть это образованный человек» – промелькнула мысль. Не пьяница, который превратился в бомжа, не уголовник. Вовсе нет. В этом человеке даже в таком жалком состоянии чувствовалось благородство. Что-то в его жизни произошло, что сломало его.

Дверь в подъезде хлопнула, и с ними поравнялась соседка с первого этажа.

– Что, опять бомжи повадились в подъезде греться? – пренебрежительно бросила она. А потом глянула на тарелку с едой возле него и фыркнула. – Гнать надо таких. А то устроят здесь притон.

Такая бессердечность ужасала.

– Ему нужно в больницу.

– Ой, Камилла, всем не поможешь. – Женщина поднялась по лестничному пролету и, тяжело дыша, обернулась. – Такой и умрет – не жалко.

Она достала из сумки ключ. А я почувствовала озноб от ее слов, до того они были ледяные и колючие, хуже ветра на улице.

Когда мужчина закашлялся, соседка театрально подняла руки вверх.

– Мало ли какая зараза у него. Камилла, ты как хочешь, а я вызываю полицию.

– Ольга Степановна, подождите, я сейчас наберу в скорую, пусть заберут его в больницу.

Соседка недовольно буркнула и скрылась в квартире номер семьдесят три. Я посмотрела на мужчину – он прислонился к стене и отвернул голову, только плечи вздрагивали. Неужели плачет?

Через пятнадцать минут к подъезду подъехала машина скорой помощи. Я открыла им дверь домофона из своей квартиры и спустилась вниз. Мужчина лежал на том же месте и не двигался. Мне стало даже не по себе.

– Бомж? – спросил врач.

– Не знаю. Но он не пьяный. Я с ним разговаривала. У него сильный кашель.

Врач толкнул мужчину, как мне показалось, слишком небрежно, и тот застонал.

– Просыпайся!

Приоткрыв глаза, он снова закашлялся.

– Документы есть? – не отставал доктор.

Из внутреннего кармана тот извлек паспорт. Я обрадовалась – если у него есть документы, это уже не плохо.

Доктор просмотрел паспорт и передал медсестре.

– Мы его забираем.

– В какую больницу? – поинтересовалась я.

– В десятую.

Доктор заметил, что я кивнула и улыбнулась.

– Вы медик?

– Да. Я медсестра по физиотерапии в десятой больнице.

Когда они уже выходили из подъезда, я подошла к медсестре и поинтересовалась, как зовут мужчину.

– Колосов Роман Михайлович, – бросила та на ходу, застегивая куртку, и вышла из подъезда.

Не чувствуя земли я поднялась в свою квартиру. В висках болезненно пульсировали три слова. Колосов Роман Михайлович. Возможно, это просто однофамильцы. А если нет?

В аварии, когда погиб мой муж и сын, погибла еще одна женщина с фамилией Колосова. Я попыталась вспомнить, видела ли мужа этой женщины. Но воспоминания тех дней напоминают черную бездну, поглотившую людей, события, помню только боль, рвавшую меня изнутри. Тогда я не видела и не слышала никого.

В реальность меня вернул звук кофемашины. Одной рукой я взяла чашку с некрепким кофе, а второй добавила сливки, и не удержалась, чтобы сразу не отпить коричневую кофейную шапочку. Тепло разлилось внутри. Я съела свой одинокий ужин, убрала посуду и с книгой устроилась на кровать. Книга оказалась лучшим способом не думать о прошлом и настоящем. Но изредка мои мысли возвращались к сегодняшнему вечеру и имени. Колосов Роман Михайлович…

* * *

Во время первого перерыва на работе вместо привычного кофе с конфетой я решила узнать о судьбе моего вчерашнего знакомого из подъезда, если его можно так назвать. Я позвонила подруге из церкви, которая работала медсестрой в терапии. Оказалось, что вчера к ним привезли некоего Колосова.

– Он довольно тяжелый.

– Пневмония?

– Да. А еще переохлаждение. Ты его знаешь?

– У меня сейчас перерыв, я подойду к тебе.

Преодолев больничные лабиринты, через пару минут я уже шла по светлозеленым коридорам терапевтического отделения с Дариной. Работа в одной больнице сблизила нас. Когда совпадали смены, мы вместе пили кофе из автомата или бегали в кафетерий на первом этаже. Сейчас я тоже захватила нам обеим капучино без сахара.

– Знаешь, что не дает мне покоя? Его имя.

Дарина посмотрела на меня, нахмурив брови. Она всегда так делала, когда думала.

– Что такого особенного в его имени?

Мы остановились у окна в конце коридора.

– Колосов Роман Михайлович. Понимаешь, в той аварии, – я не стала уточнять в какой, потому что знала, что Дарина поняла меня, – погибли не только мой Саша и Арсений, но и еще женщина. Она ехала во второй машине, за нашей. Кажется, за рулем был ее муж, а она на переднем сидении. Но удар пришелся на ее сторону. Так вот, я запомнила, что ее фамилия была Колосова.

Дарина даже перестала пить кофе и теребила бумажный стаканчик.

– Ты думаешь, это может быть ее муж?

Я пожала плечами и отпила глоток.

– Скорее всего совпадение. Но… все же, а вдруг. Ты не знаешь, сколько ему лет?

– Пойдем к девочкам в реанимацию. Там будет история болезни.

Мы прошли в соседнее крыло. Дарина в двух словах обрисовала ситуацию медсестре, и та разрешила посмотреть историю болезни.

– Тридцать четыре, – Дарина ткнула пальцем в одну из строчек.

– Вполне, – я по привычке закусила нижнюю губу, соображая, какая еще информация мне поможет.

А Дарина продолжала.

– Не женат. Никаких номеров телефонов нет. Но есть…

И Дарина молча ткнула пальцем в графу «прописка». Там значился город Малореченск, улица Казимировская, 5.

Про себя я повторила адрес, но фотографировать или записывать здесь не решилась, потому что мы стояли под бдительным взглядом медсестры этого отделения. А речь идет о личной информации пациента.

И прежде чем вернуть историю болезни, я успела выхватить взглядом имя мамы: Колосова Ирина Чеславовна.

Мы вернули историю болезни, и через стекло я попыталась рассмотреть, кто именно из пяти человек, Роман.

– Возле окна, – подсказала медсестра. – Он спит. Но в сознании. Хотите подойти к нему? Вообще-то, он вам обязан жизнью, – улыбнулась эта на вид строгая женщина. – Я ему это еще скажу.

Мы переглянусь и тоже улыбнулись.

– Не думаю, что он станет благодарить. Вчера он мне заявил, что не очень-то хочет жить.

– Сложно сказать, что он за человек и почему оказался на улице. Если бы он был уголовником, мы бы уже это знали. А так… – медсестра пожала плечами. – Сегодня утром ставила ему капельницу, и он поблагодарил меня. Я чуть не упала там. Вот уж совсем не ожидала. Есть в нем что-то благородное.

– И я вчера это заметила.

Мы подошли к его кровати. Чистый, побритый, на фоне светлого белья он выглядел совсем по-другому, намного моложе, чем показалось вчера. И снова всплывал в сознании один и тот же вопрос: что произошло с этим человекам?

Поблагодарив медсестру, мы с Дариной вышли в коридор. Время перерыва заканчивалось, и нужно было возвращаться к себе.

– Как думаешь, это он? – спросила Дарина, пока мы шли к лифтам.

– Не знаю.

– Кстати, ты запомнила адрес, который указан в истории болезни?

– Да, – я мысленно повторила его.

– Там еще было имя мамы. Может, это ее адрес?

Мы остановились возле лифтов, и я нажала на вызов. Дарина прикоснулась к моей руке и заглянула в глаза.

– Если ты все же хочешь выяснить, тот ли это человек, найди по адресу телефон его мамы и позвони ей. Заодно и расскажешь про сына, вдруг они ничего не знают.

– Думаю, с больницы ей уже позвонили.

– Ну, не знаю, было ли у кого-то время и желание этим заниматься.

На этом мы расстались, потому что приехал мой лифт. Я шла к своему отделению и думала о словах Дарины. Во мне боролись два голоса. Один требовал все бросить и не причинять себе лишней боли. А второй тихо шептал, что, может, Бог не зря послал Романа именно тебе на встречу, именно в твой подъезд. Но вдруг это совпадение и они просто однофамильцы? А даже если нет, и Роман муж той погибшей женщины, что с того? Я зажмурилась на несколько секунд и снова открыла глаза.

«Господи, помоги мне. Избавь от всех мыслей».

Решила, что подумаю об этом потом, сейчас нужно работать.

* * *

Большая кружка с горячим шоколадом дымилась на столе, а рядом лежал клочок листа из блокнота с наспех написанными цифрами. Телефон мамы Романа. Я устроилась в синем кресле, подтянув под себя ноги, и думала, когда позвонить. Горячий шоколад сладким ароматом манил к себе, но проглотив слюну, я взяла в руки телефон и быстро набрала нужные цифры.

Гудок.

– Алло, – это был мягкий женский голос.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, а в голове крутилась мысль, не слишком ли эта женщина молодая для мамы Романа. – Могу я поговорить с Ириной Чеславовной?

– Я вас слушаю.

Все же мама.

– Роман Михайлович ваш сын?

– Да, – я почувствовала, как в ее голосе натянулась струна. – Вы его знаете? Что с ним? Он жив?

В этих вопросах было такое отчаяние и страх, что по моему телу пробежали мурашки. Что произошло в этой семье?

– Не волнуйтесь, пожалуйста, он жив. И, даст Бог, будет жить. Роман в больнице.

Когда первый шок прошел, и женщина на том конце провода стала дышать спокойнее, я рассказала ей всю историю. Как увидела его в мороз сидящего на скамейке, как впустила в подъезд, как вызвала скорую и как сегодня видела в больнице. На некоторых подробностях я не останавливалась, чтобы не ранить еще глубже материнское сердце, и без того израненное.

– Спасибо, – всхлипывала Ирина. – Спасибо, что спасли моего сына и позвонили мне. Как вас зовут?

– Камилла. Слава Богу, что так получилось.

Но оставалась еще одна причина моего звонка.

– Ирина Чеславовна, можно я спрошу у вас об одном обстоятельстве?

– Зовите меня просто Ирина, так проще. Конечно, спрашивайте.

– Ваш сын попадал два года назад в аварию?

Ирина прерывисто вдохнула воздух.

– Да. В той аварии погибла его жена.

Хотя я и предполагала этот ответ, в голове зазвенело. Я откинула голову на высокую спинку кресла.

– А почему вы спрашиваете про аварию?

– В этой аварии погиб мой муж и сын, – мой голос хрипел и я откашлялась.

– Мне очень жаль. Я помню, что тогда кроме нашей Кати, погиб еще мужчина с ребенком.

– Когда скорая забирала Романа, и я услышала его фамилию, почему-то сразу вспомнилось, что фамилия погибшей девушки тоже была Колосова. Знаете, иногда какие-то незначительные вещи врезаются в память навсегда.

– Да.

На несколько секунд между нами образовалась тишина, я не торопилась расспрашивать Ирину. Но она заговорила сама:

– Эта авария разбила нам жизнь. Рома тогда был за рулем. Фура перед ними… – она запнулась и всхлипнула, – это вы и сами все знаете, не буду повторять. Удар пришелся именно на Катю, и она погибла мгновенно. Рому доставили в больницу. Ему придавило ногу, делали операцию. Рома не смог пережить смерть жены и сына. Да, Катя была беременная. Он умер вместе с ними. Знаете, это когда физически ты жив, но дух мертв. Мы с отцом пытались ему помочь, записывали к лучшим психологам – ничего не помогало. Он музыкант. Так вот после этой аварии он ни разу не взял гитару в руки и не сыграл ни одной песни.

– Мне так жаль.

– Камилла, вы ведь понимаете его? Вы сами потеряли там мужа и сына.

– Мне помог Господь, точнее каждый день помогает.

– Вы верующая? – за весь разговор я впервые услышала приподнятые нотки в голосе Ирины. – Мы с мужем Виктором год назад тоже пришли к Богу. Эта трагедия и нас заставила искать Бога, искать ответы и смысл. Мы пытались Роме говорить про Бога, но он ничего не хотел слышать. Он был сломлен внутри и не принимал помощь. Где-то полгода назад он перевез вещи со съемной квартиры к нам, а сам ушел. Сказал, не искать его. С тех пор мы не виделись. Но мы всегда молились за него. Я верила, что Бог не даст ему погибнуть.

Все это Ирина говорила срывающимся на плач голосом.

– Камилла, как отблагодарить вас? Вы наш ангел. Ангел для Ромы.

– Благодарите Бога. Кажется, Он дал шанс вашему сыну.

Когда мы попрощались, я взяла со стола кружку с холодным шоколадом и отпила. Получается, нас с Романом объединяла одна трагедия. Каждый справлялся с ней сам, или не справлялся. Я чувствовала, как внутри меня сжимается кольцо, как тени той трагедии снова нависают надо мной.

– Господь, зачем Ты мне послал этого человека? Пусть бы кто-то другой ему помог? У Тебя ведь много детей. Почему я?.. Мне очень больно.

Один вид этого человека будет напоминать о моем горе. Да и ему общение со мной принесет только боль. Я почувствовала, как слезы потекли по моим щекам. Дышать становилось все тяжелее. И мне так отчаянно в это мгновение захотелось услышать голос Бога, что я поставила кружку с недопитым шоколадом на стол, а сама укуталась в плед и сползла на колени.

– Господи, поговори со мной. Мне так плохо…

Уткнувшись в кресло, я безмолвно взывала к Творцу. Плакала. Рыдала. Сжимала зубы, когда сердце заходилось от новой волны боли.

А потом я устала. Силы просто ушли, и все, что я могла делать, это сидеть на полу, облокотившись о кресло. Внутри стало тихо-тихо. Ушли все мысли и вопли, стоны и слова. Тишина. И я не знаю, сколько времени прошло, но внутри раздался голос:

«Не бойся! Это от Меня! Я посылаю тебе исцеление».

Сердце забилось быстрее в миллион раз. Со мной говорил Господь. О, я точно в этом уверена! Столько раз Он так утешал меня, сколько раз говорил со мной?! Это Его голос: мягкий и нежный, который говорит в тишине после бури. По моему лицу снова текли слезы. Когда Бог прикасается, внутри зажигается огонь, и вся внутренность расплавляется.

* * *

На следующий день снова наступило мое дежурство в больнице. Я пришла на час раньше, чтобы зайти к Роману. Мы договорились с Ириной, что я позвоню и расскажу, когда можно ей приехать в больницу.

Мне разрешили зайти к Роману. В палате он лежал один. Я подошла к его кровати. Он не спал, но смотрел куда-то в окно и не собирался поворачивать голову в мою сторону. Что ж, пришлось привлечь его внимание.

– Здравствуйте, Роман.

Он нехотя повернул голову. Мгновение мы смотрели друг на друга, и в его глазах вспыхнула искра.

– Здравствуйте. Я где-то вас видел?

– Да. Не при самых приятных обстоятельствах мы с вами повстречались. Но я рада, что сейчас вам лучше.

– И все же, где?

– В подъезде моего дома.

Роман заметно сник. Его худое осунувшееся лицо еще больше вытянулось. Он хотел что-то сказать, но приступ кашля скрутил его.

– Зачем вам это было нужно? – выдавил он из себя, старясь унять кашель.

– Вы имеете ввиду, почему я не прошла мимо.

– Да. Многие… хотя нет, все так делали. Но мне и не нужна была помощь. Может, меня все устраивало.

Я сразу вспомнила слова медсестры отделения, что еще вопрос, поблагодарит ли он за спасение. Похоже, она оказалась права. Что-то не слышно благодарности в его словах и тоне. Но это не повод развернуться и уйти, ведь не он меня просил о помощи, а Бог послал помочь. Так я ему и сказала:

– Меня Бог послал к вам.

– Бога не существует.

– Вы ведь сами не верите в свои слова.

Весь его вид говорил о том, что он возмущен моими словами. Он набрал побольше воздуха в легкие, но вместо того, чтобы выдать яростную тираду, снова согнулся в приступе кашля. Обессилев, с испариной на лбу, он откинулся на подушку. Голос у него был слабый, и я подумала, что не стоит мне так волновать его.

– Если Он и есть, то Он злой, жестокий. Знали бы вы, что Он сделал со мной, – каждое слово давалось ему с трудом.

Хотелось многое ему сказать, нет, даже прокричать, но я молчала. Сейчас не время. У него еще нет сил.

– У меня есть для вас история. Но оставим ее на следующий раз. А сейчас я пойду. Отдыхайте.

Он приподнял руку.

– Подождите. Как вас зовут?

– Камилла.

– А меня Рома.

– Будем знакомы.

– Спасибо, – услышала я, когда уже закрывала дверь.

На этом аккорде мы расстались.

Я зашла к нему еще раз после смены. Он спал. Понимая, что сейчас ему это жизненно необходимо, не стала будить. Тем более наш разговор вряд ли приближает его к выздоровлению. Он еще сердится, да и на борьбу с болезнью уходит много сил. Прежде чем выйти, я на минуту задержалась рассмотреть его. На выбритом лице синяки и отеки под глазами казались еще больше, чем в их первую встречу в подъезде. А коротко постриженные волосы совсем не шли ему.

«Надеюсь, когда он увидит себя в зеркало, его волосы хоть немного отрастут», – мелькнула мысль, и мои губы дрогнули в улыбке.

Я попыталась представить его в нормальном состоянии. Интересно, какой он был? Ирина говорила, что он музыкант. Решила вечером поискать в интернете, возможно, удастся найти его песни или музыку.

В коридоре я села на диван, вытянула блокнот и печатными буквами написала записку. Эти слова крутились у меня в голове весь день, но я сомневалась, смогу ли сказать ему их. Поэтому то, что он спит, очень даже не плохо. Написать легче, чем сказать.

«Бог благ, даже когда мы не понимаем этого. Эти слова я твердила себе в самые мрачные времена, когда сердце отказывалось верить. Но это так: Бог благ. И что бы вы, Роман, не сказали мне в ответ, я могу ответить лишь снова и снова: Бог благ.

Если вы сейчас думаете, что мне легко это говорить, то поверьте, вы ничего не знаете обо мне. Камилла».

Я вырвала исписанный листок с блокнота, сложила его в два раза и на цыпочках прошла через всю палату. Роман спал в том же положении. Оставив записку на прикроватной тумбочке, скорее вышла.

Пока шла к остановке, набрала Ирину.

– Добрый вечер! Это Камилла. Сегодня была у Романа. Ему значительно лучше, но он еще слабый. Кстати, к нему можно приходить. Поэтому если хотите, запишите палату.

Ирина от волнения забыла, где ручка, и пока искала, не переставала повторять:

– Девочка моя, как я благодарна тебе. Мы с мужем до сих пор не можем прийти в себя. Все, что происходит сейчас – настоящее чудо.

Когда она записала больницу, отделение и палату, мы попрощались. Я сунула телефон в карман и подбежала к автобусу, который приехал на минуту раньше обычного. Усевшись возле окна, я облокотилась о мягкую спинку, а голову положила на замерзшее стекло. Мыслей было настолько много, что они громоздились в голове, толкались и перебивали друг друга.

«Как хорошо, что Роман сейчас в больнице. Ему не холодно, он не голодает. Интересно, как встретятся завтра родители и сын? Захочет ли он с ними говорить? Не рассвирепеет ли окончательно на меня, что я так бесцеремонно лезу в его жизнь? Господи, продолжи делать чудо!..»

В потоке мыслей, которые мелькали куда быстрее фонарных столбов за окном, я словила себя на том, что внутри улыбаюсь. В моих глазах стало светлее, будто. Осознав это, я постаралась вернуть себя в привычное меланхоличное состояние, убеждая, что на самом деле все плохо и в этот день ничего для меня не изменилось. Но не вышло. Что-то незримое проникло внутрь и согревало мягким светом.

Вечером я ввела в поисковик «Колосов Роман» и получила внушительный список фотографий и людей. Футболистов, актеров и военных отсеяла сразу, остальных проверяла. После десяти минут, в соцсетях я нашла нужного мне Романа. В шапке профиля значилось «музыкант». В ленте много видео, где он играет на гитаре, несколько фотографий большого оркестра и его с трубой, и пару фотографий с красивой светловолосой девушкой. Я всматривалась в лицо, и не понимала, как может быть этот успешный мужчина и тот, который сейчас лежит в больнице, истощенный и больной, одним и тем же человеком?! На такое сравнение больно смотреть. Я все думала, сможет ли он снова вернуться к прежней жизни, не упустит ли шанс, подаренный ему Богом, и вообще, повернется ли он к Богу?

И напоследок я обратила внимание на волосы – судя по фото, короткую стрижку он не любил.

* * *

Чем бы я ни занималась на следующий день, мои мысли улетали в больницу. Сегодня вечером Ирина с мужем должна прийти к Роману. Я вспоминала нежный мягкий голос в трубке и молилась, чтобы их встреча прошла хорошо.

А когда в восемь вечера на экране высветился телефон Ирины, я внутренне сжалась. Какие новости принесет этот звонок?

– Камилла, добрый вечер, – голос был все такой же бархатный, это вселяло надежду. – Мы едем из больницы, и я решила позвонить вам.

– И как прошла ваша встреча?

– Только, Камилла, если я вам докучаю и у вас свои заботы, скажите, я не буду беспокоить. А то мне как-то неудобно. Мы для вас чужие люди, и зачем вам наши проблемы.

– Нет, что вы, Ирина. По правде говоря, я весь день о вас думала. Так как вы сходили?

– Очень волновались. Мы не знали, как Рома примет нас. Но вы бы видели это. Когда он нас увидел, то расплакался. Да что там говорить, мы с мужем тоже рыдали. Я обнимала и целовала его как маленького. Сказала, что с больницы он едет к нам, и больше я его не потеряю.

– А он?

– Сказал, что подумает, – по голосу я чувствовала, как Ирина улыбается. – Но я уже чувствовала, что это не тот гордый человек, который полгода назад ушел в неизвестность. Потом мы с ним еще разговаривали. Знаете, Камилла, мне хотелось спросить у него, почему он так поступил с нами, почему причинил такую боль, но я сдержалась. Пусть пройдет время, пусть он сам все поймет. А мы будем просто его любить и поддерживать.

– Это мудрое решение.

– Еще Рома спросил, откуда мы узнали о нем. Я рассказала про тебя.

– И как он отреагировал?

Ирина замялась, я чувствовала, что она старается подобрать слова.

– Немного резко.

– Вы можете рассказать, я не обижусь.

– Мне бы, конечно, не хотелось это говорить. Но он сказал, что вы уж слишком лезете в его жизнь.

Я ожидала такого, но все же услышать это оказалось неприятно. Внутри во мне все сникло – погас слабый фитилек.

– Камилла, только ты не принимай его слова близко к сердцу. Рома всегда был довольно вспыльчивым человекам, а сейчас нервы совсем сдают. Он потом говорил, что благодарен тебе за доброту, за то, что не закрыла перед ним дверь, за стакан теплого молока.

– О, он помнит про молоко?!

– Да, помнит. Поверь, он благодарен тебе. Его разозлила записка, которую ты оставила. Я прочитала ее и поняла, что должна ему объяснить, почему ты так написала.

– Как он это воспринял?

– Ничего не сказал. Вообще.

– Ирина, я рада, что вы встретились с сыном. Пусть Бог благословит вас и его.

Положив трубку, я заварила себе горячий шоколад, накинула на плечи рождественский плед и забралась на диван с ногами. Вот и все. Моя миссия в этой истории закончилась. Я решила, что больше не буду заходить к Роману в больнице – не хочу навязывать свое общество, не хочу вмешиваться в его жизнь. От чего-то мне было грустно и холодно. Я еще плотнее укуталась в плед и отпила тягучий сладкий напиток.

* * *

Вечером следующего дня позвонил неизвестный номер.

– Алло. Камилла? Это Рома.

Неожиданно.

– Добрый вечер! – я отложила тряпку, которой протирала зеркала, и села.

В мыслях пронеслось: «Неужели скучно, когда никто не вмешивается?» Но я быстро отогнала эту мысль и сосредоточилась на разговоре.

– Я хотел поблагодарить тебя. Ты ведь спасла меня.

– Ты уже благодарил, все хорошо, – я вспомнила его «спасибо» на выходе из палаты.

– Так себе благодарность, – хмыкнул Роман. – У меня сейчас много времени, чтобы думать. Вспоминая всю череду событий, я понимаю, что почти в каждом моменте обязан тебе.

– Я не могла поступить иначе. – И решилась спросить: – А ты рад этому спасению? Ой, вы.

Мне стало неловко, что с незнакомым человеком я перешла на «ты».

– Все хорошо. Вообще-то, это я первый начал. Ты не против?

– Нет, – а сама подумала, что так куда легче общаться. – Ты не ответил. Ты рад спасению?

Роман шумно вдохнул в трубку и медленно выдохнул.

– Да. Я рад. Впервые за два последних года мне захотелось жить дальше. По правде говоря, я боюсь этого чувства, кажется, я предаю свою Катю и малыша. Но…

Его голос сорвался, и он закашлялся. Я понимала, что сейчас нужно сказать что-то, что поддержит его, какие-то правильные слова, но проблема в том, что я не знала этих слов. Совсем. Ни одного.

– У меня… тоже так. Стоит засмеяться, я внутри одергиваю себя. Как я могу веселиться, если мои родные мертвы…

Я зажала рот рукой, чтобы рыдания не вырвались в трубку.

– Мне кажется, – Роман прочистил горло, – и ты, и я проходим через похожие переживания. Каждый по-своему. Ты лучше держишься, по крайней мере, с виду. А я сдался. Не выдержал.

– Если бы не Бог, я бы тоже сдалась, – я знала, что с размаху прыгаю на тонкий лед, но не могла это не сказать.

– Может, мы сможем друг другу помочь? – голос у Романа был обессиленный от приступа кашля. – Хотя бы просто поговорить об этом. Если ты захочешь, конечно.

В памяти всплыли слова Господа:

«Не бойся! Это от Меня! Я посылаю тебе исцеление».

– У меня завтра выходной…

Мы обсудили, в какое время удобно приехать, чтобы не было процедур и капельниц, и попрощались. Отключив телефон, я еще долго сидела и смотрела в одну точку. Как же легко дышится! Будто воздух стал невесомее. Взгляд упал на соседний дом, половина окон в котором моргала разными огоньками. Через две недели Рождество. Я подошла ближе к окну и отодвинула тюль. Темную улицу украшал белый пушистый снег. Он сегодня шел весь день, а сейчас только одинокие снежинки летали в воздухе.

В порыве неведомого или давно забытого чувства, я распахнула окно и вытянула руку вперед. На ладошку приземлились несколько снежинок, через мгновение ставшие каплями.

– Мой Господь, я хочу снова жить…

* * *

Перед тем, как войти в палату, я остановилась и сделала глубокий вдох. Меня охватило странное волнение. Что происходит? Но долго я об этом не думала, а просто нажала на ручку и вошла. В отличие от предыдущего раза, Роман сразу же повернулся в мою сторону. Ждал.

– Привет! Не обедал?

– Нет, ты же приказала ничего не есть.

– Правильно. Я тебе лучше еду принесла. А то на больничной еде будешь еще полгода поправляться, – я достала из сумки банку с наваристым куриным бульоном с зеленью и пластиковую коробочку с тушеными овощами и мясом.

– Мне этой еды на два дня хватит, – улыбнулся Роман.

– Прекрасно, оставишь на завтра. А я еще пирог испекла и сейчас сбегаю в кафетерий нам за кофе.

– Прости, но я не могу отказаться.

– Даже если бы ты пытался, ничего не получилось бы. Так что ты пока ешь, а я скоро.

Через пять минут я вернулась с двумя бумажными стаканчиками самого вкусного мягкого кофе.

– Тебе повезло, что ты один в палате, – я обвела палату взглядом. – Правда, она маленькая, вдвоем здесь было бы тесно.

– Ну, я не совсем один, а со своими мыслями, – это была шутка, но после Роман уже серьезным голосом добавил: – Я так долго не разрешал себе думать ни о чем, что связано с прошлой успешной жизнью, с аварией. Просто гнал эти мысли. А потом привык – не думать. Но было больно, – он легко постучал кулаком по груди.

– Может, если бы ты разрешил себе прожить эти чувства, эту боль, стало бы легче?

– Не знаю. Мысли сводили меня с ума. Буквально.

Роман потер пальцами переносицу, затем глаза. В этом жесте я увидела глубоко уставшего человека. И про себя попросила у Бога сил говорить с ним, ведь я и сама не до конца пережила свое горе.

– А сейчас? Ты разрешил себе вспоминать?

– Немного. Я боюсь, – Роман посмотрел прямо на меня, и его карие глаза показались мне черными от глубины боли в них. – Поэтому я попросил тебя прийти. Возможно, если я буду не один, смогу пройти этот путь.

– Мне этот путь тоже нужно пройти.

В этот день, в этой палате мы открыли дверь в прошлое и несмело шагнули туда, зная, сколько там боли для нас двоих. Каждый из нас обнажал те моменты, которые эти долгие два года рвали душу на шматки.

– Что для тебя было самое тяжелое? Что преследует тебя до сих пор?

Интересно, что Роман не спрашивал меня, есть ли такое обстоятельство. Он не сомневался, что есть. И был прав.

Самой глубокой болью я делилась только с двоими: сестрой и пастором. Но они не могли до конца понять меня, а моя боль так и осталась неисцеленной. Сейчас же я решила открыть сердце почти незнакомому человеку. Но внутри была уверенность, что он поймет.

– Я не могу принять то, как они умерли. Каждый раз прокручиваю в мыслях, как это могло произойти. Пытаюсь представить каждую секунду до удара. Что чувствовали Саша и Арсений? Испугались? Успели закричать? Осознали ли, что сейчас погибнут?

Без слез я не могла об этом даже думать, не то, что говорить. Когда пальцы рук стали мокрые, я натянула рукава синей кофты пониже и промокнула ими глаза. Роман протянул бумажную салфетку.

– Спасибо. Врачи после вскрытия сказали, что смерть наступила мгновенно. Но если не так? Понимаешь?! Я всегда об этом думаю… Если они страдали? Если малыш сильно испугался, а ему никто не мог помочь… а кругом мрак и ужас. Что они испытали в свои последние мгновения?

Даже не пытаясь вытереть слезы, я заламывала руки, как каждый раз, когда думала об этом.

– Я спрашивала об этом у Бога. Но Он скрыл это от меня.

В темных глазах Романа отражалась моя боль. Он понимал. Он еще ни сказал ни слова, но глубокий взгляд уже исцелял.

– Я думаю, что если бы они умерли не такой страшной смертью, мне было бы легче это пережить. А так…

Больше я не могла говорить. Не осталось ни слов, ни слез. Я просто сидела на стуле, и понимала, что из меня ушли все силы.

– Я был там, – Роман прочистил горло. – Мы ехали следом. У нас было больше времени, чтобы испугаться, запаниковать, прощаться с жизнью. Но ничего этого не было. Услышь меня сейчас. У твоих родных было еще меньше времени. Все произошло слишком быстро… А малыш спал.

Меня окатило ледяной водой.

– Спал? Откуда… откуда ты знаешь?

– Мы несколько раз опережали друг друга. И я заметил, что ребенок в кресле на переднем сидении спит. А мужчина, я тогда еще Кате об этом сказал, по-видимому, подпевал любимой песне.

Я не могла вымолвить ни слова. Так и сидела несколько минут, уставившись в окно на деревья. Роман не мешал мне, не пытался что-то говорить – просто ждал.

– Саша любил петь в машине. А Арсений всегда так крепко спал, что песни папы ему совсем не мешали… Мальчики мои драгоценные… – я прерывисто вдохнула и постаралась взять себя в руки. – Спасибо… Спасибо за эти воспоминания. Я буду хранить их в сердце всю жизнь.

Мы еще немного помолчали, и я сказала скорее самой себе:

– Меня утешает только то, что они у Господа.

Роман заговорил не сразу. Он прочистил горло и сел поудобнее.

– Катя ходила в церковь, она стала ходить, когда забеременела. Вообще, ее бабушка была верующей и молилась за нее. Я не очень обрадовался новой вере, но не запрещал. Думал, родит ребенка и это пройдет, ей будет некогда бегать в церковь.

«Господи, – молилась я внутренне, – как непостижимы Твои пути в нашей жизни. Как удивительно Ты переплетаешь нити судеб. Дай мне сейчас мудрость. От Тебя. Особую».

– Расскажи теперь ты о самом сложном.

– Это ведь я убил Катю, а с ней и ребенка.

Такого заявления я уж точно не ожидала.

– В смысле?

Роман закрыл глаза и выдохнул, это скорее походило на стон.

– Чтобы избежать столкновения, я вывернул резко руль. Машина стала неуправляемой, ее закрутило. И удар пришелся на Катю, – я видела, как Роман сжал кулаки. – Но если бы я этого не сделал, погиб бы я, а не они. Не могу себе этого простить.

Рассказ Романа был по-мужски краток. Только сейчас я начала понимать, с каким грузом он живет.

– Ты кому-то это говорил?

– Да. Родителям. Но они убеждали меня, что это не так, что я не специально это сделал, а хотел увернуться. И все в таком духе.

– Тебе становилось легче от их рассуждений?

Он замотал головой и ничего не сказал.

– Потому что ты не получил тот ответ, который успокоил бы сердце.

Роман посмотрел на меня долгим взглядом.

– И я никогда его не получу, – он отчеканил каждое слово, отчего по моим рукам пробежал холодок.

И я отчаянно, но безмолвно взмолилась: «Боже! Дай Ты ответ!»

– Твоя жена верила в Бога?

– Да, – выдавил из себя Роман. Видно было, что эта тема ему неприятна.

– Значит, она молилась за тебя, когда жила на земле. И еще, это значит, что она и ваш малыш сейчас у Господа на небе, – я боялась, что Роман вспылит, но он сидел, опустив голову. – Тебе нужно дойти до них.

Больше я ничего не говорила. Кто-то положил ограду моим устам. Мы сидели в тишине, и только разговоры с коридора доносились до нас. На улице стемнело, и зажглись фонари.

– Можно, я буду молиться за тебя? Пожалуйста.

Роман только чуть заметно кивнул.

– Мне нужно побыть одному. Не обижайся…

– Понимаю. Конечно.

Я взяла сумку, собрала пустые контейнеры от еды и бумажные стаканчики.

– Спасибо, что пришла.

– Ты хочешь, чтобы я пришла в другой раз?

– Да, – он на меня не смотрел, а устало откинулся на подушку, вглядываясь в уличный моргающий фонарь.

По дороге домой я вспомнила слова Бога ко мне, когда я просила его избавить меня от новой боли. Он сказал:

«Не бойся! Это от Меня! Я посылаю тебе исцеление»

– Исцеление, – прошептала я и улыбнулась.

В этот момент мне было все равно, что сидящая рядом женщина в зеленом пальто удивленно смерила меня взглядом. Я думала только об одном: Бог всегда верен Своим Словам!

Возможно, когда-нибудь я смогу об этом сказать Роману. Ну а пока это моя тайна с Богом!

* * *

Спустя два дня я снова пришла к Роману. Два стаканчика кофе из аппарата в холле больницы помогли начать встречу с улыбки.

– Ты не думай, я считаю, сколько кофе я тебе должен.

– Судя по тому, как быстро ты выздоравливаешь, ждать мне осталось недолго.

С каждым разом наши разговоры становились непринужденнее и легче. Меня это волновало. Проверяя сердце, я уже не могла сказать, что просто хочу помочь несчастному отчаявшемуся человеку. Нет. Что-то другое незаметно вкралось внутрь. Мне нравилось говорить с Романом, нравилось слушать его, хотелось делиться с ним своими мыслями. Я часто говорила ему о Боге. Не потому, что поставила себе цель покаять Романа, просто Бог настолько глубоко в моем сердце, что я не могу разделить себя и Его.

За два дня до Рождества Романа выписали из больницы. Его забрали домой родители, Ирина и Виктор. Я зашла, когда он они уже собирались уходить. Роман представил меня родителям.

– Камилла, дорогая, – Ирина тепло обняла меня, и глаза ее выражали любовь и благодарность. – Какая же вы красивая молодая девушка.

– Можно на «ты», а то как-то неудобно, – смутилась я.

Виктор тоже по-отечески обнял меня сильными руками, и мы поговорили еще пару минут и вышли в коридор. Ирина пригласила меня в гости и пообещала позвонить на днях. Мы расстались у лифта. Когда дверь кабины захлопнулась, мне вдруг стало грустно. Будто закончилось что-то светлое, и есть ли у этого продолжение – не известно. Но осознав на самом деле эту мысль, я одернула себя. Так не правильно. Я не должна позволять чувствам снова приходить в мою жизнь. Это нечестно по отношению к Диме. Мы так сильно любили друг друга. И почувствовав что-то к другому мужчине, я ужаснулась. Ужаснулась, когда осознала, что это произошло. Мне казалось, я предала своего дорогого и любимого мужа. Предала того единственного, которого я хотела любить всю жизнь.

У меня разболелась голова. Пришлось выпить таблетку, потому что впереди еще было половина смены.

В четверг двадцать третьего декабря позвонила Ирина.

– Камилла, мы хотим пригласить тебя завтра на сочельник. Наша дочка с мужем и внуками в этом году не смогут приехать. Поэтому будем только мы с Виктором и Рома. Если у тебя нет никаких планов, то мы будем рады разделить праздник с тобой.

Планов-то у меня не было, потому что родители сочельник не отмечают. И перспектива провести праздник в кругу компании казалась заманчивой. Только интересно, что об этом думает Роман? Он тоже хочет, чтобы я пришла?

– Спасибо за приглашение. Я с радостью.

– Мы живем в Малореченске, но к нам ходят городские автобусы.

Ирина рассказала, с какой остановки лучше садиться на автобус.

– Думаю, доеду. Тогда с меня праздничный медовик.

– О, ну раз ты избавляешь меня от торта, то я сделать больше салатов.

Мы поговорили еще пару минут и попрощались.

Через три часа в кармане моего медицинского халата снова завибрировал телефон.

– Кто уже нам мешает пить кофе, – Дарина закатила глаза и улыбнулась. Она сегодня первый день вышла с длительного больничного и мы, наконец, выбрались в кафетерий.

– Сейчас гляну, – я вытянула телефон, и мое сердце подпрыгнуло – звонил Роман. – Прости, я минутку.

– Привет, – ответил на мое «алло» Роман. – Если я не ошибаюсь, у тебя перерыв?

– Не ошибаешься. Пью кофе в кафетерии.

– Я не буду тебя долго задерживать. Хотел только сказать «спасибо», что ты согласилась завтра прийти к нам.

– Это вам спасибо, что пригласили.

– Могу завтра приехать за тобой, если ты не против.

Мы договорились созвониться и на этом закончили разговор. Я спрятала телефон обратно в карман. Дарина отправила в рот очередной кусок масляного заварного пирожного и спросила:

– Кстати, я же все хотела спросить про того бомжа. А то на следующий день я ушла на больничный, и ничего не знаю про него.

– И тебе еще никто ничего не рассказал? – улыбнулась я, зная с какой скоростью распространяется информация в женском коллективе. А ее поведение уж точно дало повод поговорить.

– Нет. А должны были? Сегодня уйма работы, и одна девочка не вышла. Так мы в запаре с утра.

– Просто я к нему слишком часто приходила, думаю, это не осталось не замечено.

– А-а, – протянула Дарина и улыбнулась. – Но он же бомж, какие могут быть разговоры.

У меня внутри неприятно кольнуло от ее слов.

– Роман не бомж. Хотя он и жил последние месяцы на улице. Я же тогда по твоему совету позвонила его маме и все выяснила.

– И что?

– Это его жена погибла в аварии с моим Сашей и Арсением. Он с женой ехал в следующей машине. Его жена Катя была беременна.

– Наверное, это сломало его, – Дарина поднесла чашку с кофе к губам и сделала долгий глоток. А потом резко подняла глаза на меня: – Это случайно не он тебе сейчас звонил?

Мои щеки порозовели – показалось, что в кафетерии стало как-то жарко.

– Он.

– Прости, может, ты не хочешь об этом говорить.

Я только пожала плечами, потому что и сама не знала, хочу ли об этом говорить. Все произошло неожиданно. Чашка кофе в такой момент была весьма кстати, она могла заполнить собой паузы в разговоре. Я видела, что Дарина хочет что-то сказать, но не решается.

– Говори, – улыбнулась я.

Дарина накрыла мою руку своей.

– А тебя не смущает, при каких обстоятельствах вы познакомились? – И быстро добавила: – Прости, милая, я не хочу этим сказать…

– Все хорошо. Я понимаю твой вопрос. Согласна, знакомство так себе. Даже никому и не расскажешь. Иногда и так случается. – Но в ту же секунду я себя поправила: – Постой, но между нами ничего нет. Это просто знакомство…

Я запнулась, когда посмотрела в глаза Дарине. Кого я обманываю? Ее или себя? Роман для меня стал больше, чем знакомый. Может, это чувство появилось потому, что я помогала ему, молилась за него, может, нас объединило общее горе и незаживающая рана внутри? Мне не безразлична судьба этого человека. Мне не все равно, что с ним произойдет дальше. Но я старалась не слушать свои чувства, потому что этот человек не верующий. Это самое главное препятствие, хотя есть еще много других, по которым я должна просто захлопнуть дверь своего сердца.

– Нужно идти в отделение, – голос Дарины вернул меня в действительность.

До конца смены я все думала, как же я привыкла все мысли и чувства держать в себе. И когда я впервые захотела о них рассказать, даже нет, просто намекнуть, я почувствовала себя неловко. И вся эта история мне показалась очень странной. Как же я отдалилась от людей! А ведь у меня есть сестра, мама, подруги. Я настолько закрылась от них за два последних года, что теперь и не верится, что они были в моей жизни. До конца года еще целая неделя. Целая неделя, чтобы вернуть сердца любимых.

* * *

Утром двадцать четвертого декабря я вошла в кухню с твердым намерением испечь медовик. Все продукты вчера были куплены в магазине, и даже тесто я нашла в себе силы замесить вечером после работы. Последний раз медовик я делала три года назад, тоже на Сочельник.

Чтобы было веселее работать, я включила старый рождественский фильм «Эта замечательная жизнь». Сколько же лет я его не смотрела?!

Утро промелькнуло, и к обеду я уже прослоила все двенадцать коржей. Довольная результатом, отправила торт в холодильник.

До вечера я хотела успеть сделать еще одно важное дело. Поэтому оделась потеплее, натянула шапку и замотала большой шарф, который Саша подарил мне еще до свадьбы. Теплый и родной шарф. Я шла по улице, уткнувшись в него, и дышала прошлой жизнью, такой спокойной и счастливой.

Когда водитель объявил в микрофон, что автобус прибыл на конечную остановку, немногочисленные пассажиры нехотя натянули шапки и варежки и поплелись к выходу. Мороз ослабил свою хватку, и минус пять, после недавних минус двадцать и ледяного ветра, казались чуть ли не теплом.

Выйдя на конечной остановке двадцать девятого маршрута, я пошла в другую сторону от жилого микрорайона, в микрорайон мертвый. Хотя нет, это не микрорайон, а целый город. К кладбищу вела вымощенная красной плиткой дорожка. «Почему красной?» – каждый раз думала я. Может, чтобы отвлекать посетителей от горьких мыслей?

Две дорогие мне могилы располагались на западной части кладбища. Я шла по центральной аллее и вдыхала прелый запах хвои, смешанный с тишиной. Вдоль дорожки располагались могилы известных людей, красивые памятники и ограды. Дальше могилы становились попроще, где-то и вовсе заросшие с торчащими сухими палками.

Через пять минут я уже смахивала перчаткой снег с портретов моих мальчиков, выгравированных на сером мраморе. Я и сама не знала, почему решила сегодня прийти сюда. Мне хотелось поговорить. Да, я знала, что здесь только тела, да и тех уже давно нет. Но это единственное место на земле, где я ощущала близость с Сашей и Арсением. Они у Господа, но именно с этого места я будто прикасалась к ним, прикасалась к их душам.

В одно мгновение на меня снова навалилась вся тяжесть утраты. А еще это ужасное чувство вины, что я снова улыбаюсь, что я снова что-то чувствую, что я снова хочу жить. Обхватив высокий памятник, под которым покоился муж, я прижалась щекой к холодному камню, и почувствовала, как изнутри поднимается волна. Сдавило горло. Из груди вырвался стон. А потом слезы.

– Прости, дорогой… Я всегда буду любить тебя…

Я плакала, пока не кончились слезы, и говорила, пока не кончились слова. А потом просто стояла, обхватив себя руками, и не могла отвести взгляд от могил.

– Господи, как мне жить дальше? – шептала я в пустоту.

И тут мне на нос упала снежинка. Подняв глаза вверх, я увидела и другие. Они тихо опускались на землю. А я стояла, открыв рот, и наблюдала. И все это время какие-то слова крутились у меня в голове. Но, какие? Они мелькали, но я не могла их поймать.

«Он услышал из чертога Своего…»

Меня пронзило. Это же слова, которые я сегодня читала в Библии и по которым молилась. Не может быть. Дрожащей рукой я достала телефон из сумки, стянула перчатку и провела пальцем по экрану. В приложении с Библий открыла второе Царств двадцать вторую главу. И с жадностью впилась в слова.

«В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал, и Он услышал из чертога Своего голос мой, и вопль мой дошел до слуха Его… Наклонил Он небеса и сошел…»

Я перечитывала снова и снова. Слезы застилали глаза, но это уже не были слезы отчаяния. Бог прикоснулся ко мне. Бог говорил со мной. Он услышал меня из Своего чертога и наклонил небеса ко мне. Еще никогда в жизни небеса не были так близки ко мне, как сейчас.

Прямо там, посреди могил, я упала на колени и подняла руки к нему, с которого парили снежинки. И моя молитва состояла только из одного слова: «Господи… Господи…» – все остальное говорило сердце. Я таких слов не знала.

С сердца и духа Кто-то Своей рукой сдвинул могильный камень, придавивший меня два года назад. В сердце по-прежнему была любовь к моим драгоценным мальчикам, и я знала, что она будет там до конца моих дней. Но в тоже время я почувствовала, что мое сердце способно вместить новых людей. Это настоящее рождественское чудо, Божий подарок мне.

Я посмотрела долгим взглядом на портреты Саши и Арсения. Они улыбались. И мои уголки губ дрогнули вверх. Я смогла тоже им улыбнуться. Впервые за последние два года…

Назад я шла медленно – сердце все еще трепетало. Но внезапная вибрация телефона вернула меня на заснеженную землю.

Роман.

– Алло.

– Привет! Как… дела?

Что-то странное. Почему у меня ощущение, что я слышу голос Романа и в трубке, и так? Я резко посмотрела вправо. В конце дорожки стоял Роман и смотрел на меня. Я вначале замерла, потом улыбнулась и сделала шаг навстречу. Он тоже.

– Это странно, слышать твой голос и в трубке, и где-то рядом, – Роман все еще стоял с телефоном в руках.

– После всех потрясений, я подумала, что у меня уже… – я прикоснулась рукой к голове, и не договорила. – Ты…

– Я был у Кати.

– А я у Саши и Арсения.

– Значит, и тут мы встретились.

– Получается.

Мы уже шли к выходу, как Роман спросил:

– Про какие потрясения ты говорила?

– Не знаю, поймешь ли ты меня. Это связано с Богом.

– Постараюсь.

– Он говорил со мной. Бог сейчас говорил со мной…

* * *

Спустя два года. 24 декабря.

Я потянулась в теплой кровати и поняла, что все мышцы затекли от неудобной позы. Шестимесячные близнецы за ночь перебрались к нам в кровать, несомненно с нашей помощью, и чувствовали себя здесь полноправными хозяевами. Я раньше не представляла, как можно справляться с двойней, теперь же ничего не изменилось, я по-прежнему не представляю, как с ними справляться. И если бы не муж, его родители, мои родители, сестра да несколько подруг, которые периодически наведываются к нам, я бы уже перестала связно мыслить. Но Бог благ: посылая трудности, посылает и помощь.

Рома повернулся на бок и во сне коснулся моей руки. Мне захотелось прижаться и слушать его дыхание, пока он не проснется. А потом в полголоса разговаривать, заваривать кофе и наслаждаться неспешным завтраком в пижамах. Так проходили наши выходные до появление Миры и Луки. И я, по правде говоря, скучала по этому времени. Но представить нашу семью без близнецов уже не могла.

Медленно, чтобы никого не задеть, чтобы не скрипнула кровать, чтобы ничего не упало, я выскользнула из этого сонного царства.