Читать онлайн Мифы о мире мертвых. От Осириса и Хель до похищения Персефоны и «Божественной комедии»

The Metropolitan Museum of Art

Предисловие

В этой книге вы найдете популярный пересказ мифов о загробной жизни и загробном мире и авторский комментарий к ним. Здесь собраны мифы о селениях мертвых, о героях эпических сказаний – обитателях Вальхаллы и елисейских полей. В книгу включены и позднейшие христианские и буддийские представления о рае и аде, и «первобытные» мифы народов, которые до прихода европейцев жили как в каменном веке, – австралийских аборигенов, бушменов, папуасов и других.

Центральный сюжет мифов о загробном мире – путешествие героя на тот свет (как в античном сюжете об Орфее и Эвридике). Этот же сюжет – основа «Божественной комедии» Данте. В обрядах народов мира «специалистами» по странствиям на тот свет были шаманы. К древним традициям сибирского шаманизма принято возводить мифы о загробных путешествиях древних героев Индии, Ирана и Греции[1]: некогда, в бронзовом веке, предки народов Ирана, Индостана и Балкан вышли из Северной Евразии, античной Гипербореи. Приведены и рассказы о живых мертвецах – вампирах, или упырях в славянском фольклоре. Их жуткий образ сохраняют литература и киноиндустрия – достаточно вспомнить гоголевского Вия и графа Дракулу. Некоторые явления культуры, например появление театра и портретного искусства, тоже связаны с культом мертвых.

Автор, выпускник истфака МГУ, не может не упомянуть людей, которых связывали с ним не только ученые занятия, но и дружба.

Диссертацию автора, посвященную погребальному культу и непривычную для проблематики советского исторического ВУЗа, поддержал крупнейший знаток архаических традиций народов мира – Сергей Александрович Токарев (1899–1985), чьи книги стали классикой отечественной науки. Его исследования погребального культа как ранней формы религии предопределили подход автора к интерпретации археологических свидетельств этого культа[2].

В 1980-е Токарев стал главным редактором знаменитой энциклопедии «Мифы народов мира», объединившей цвет гуманитарной интеллигенции конца советской эпохи: автор был тогда сотрудником редакции археологии и этнографии издательства «Советская энциклопедия», участвовал в нашумевшем издании и подготовил статью «Загробный мир», надолго связавшую его с историографическими проблемами «того света». Структурные основы статей для энциклопедии создавали ведущие специалисты по сравнительной мифологии – лингвисты Вячеслав Всеволодович Иванов и Владимир Николаевич Топоров (сотрудники Института славяноведения РАН).

Структурный и исторический подходы в исследовании славянских древностей стремился сочетать Никита Ильич Толстой (1923–1996), в 1991 году пригласивший автора в Институт славяноведения для работы над этнолингвистическим словарем «Славянские древности».

Работа над энциклопедией способствовала развитию интереса к сравнительному исследованию и реконструкции древних верований и мифологических традиций: в этой работе принимал активное участие культуролог и знаток скифской культуры Дмитрий Сергеевич Раевский, сотрудничество с которым способствовало пониманию «немых» археологических свидетельств древних культов (1941–2004).

Славянский материал для книги по преимуществу почерпнут из фундаментального этнолингвистического словаря «Славянские древности».

В подборе оригинальных текстов для книги приняла участие моя жена Ирина Исаковна Соколова (1950–2010). Ее памяти посвящается это издание.

Введение. Мифы о загробном мире и становление культуры

Смерть и посмертное существование – вечные загадки мировой культуры. Собственно «мифов» о жизни за гробом – рассказов и легенд, как правило, уже не знают, но сохраняются обычаи, которым следуют родственники покойного, чтобы почтить его память.

Неизбежность смерти осознавали самые архаические общества, известные этнологам. Этот факт обрастал поверьями, потому что мифология была главным инструментом познания и освоения мира в первобытности. Смерть воспринималась как нечто противоестественное: она проникла в живой мир случайно, по ошибке или в нарушение божественного запрета, как свидетельствует Библия и сходные мифы, или из-за козней враждебных сил, злых духов, колдунов, иноплеменников, которые в примитивной культуре часто отождествлялись. Убеждение в действенности колдовства было настолько сильным, что человек, который узнавал, что стал объектом порчи или случайно нарушил запрет, мог действительно умереть[3]. Многочисленные обряды и мифы, о которых пойдет речь, были направлены на преодоление этих страхов.

Автор этой книги изучал разнообразные традиции и мемориалы, призванные беречь память о предках, – от древнерусских курганов и погребений степняков до практически заброшенных еврейских некрополей, которые на наших глазах становятся памятниками археологии, ибо их некому посещать: оберегавшие их люди не пережили холокоста. Современная культура нашла много новых способов хранения и передачи исторической памяти, но не отказалась и от древнейшей традиции – заповеданной нам тысячелетиями «любви к отеческим гробам».

Глава 1. Первобытные Орфеи

Стремление возвратить с того света любимого человека свойственно всем культурам. Жизненный опыт показывал, что это невозможно, но с первобытных времен люди искали магические средства, чтобы вывести умершего из преисподней. Такие опыты сохраняют популярность среди любителей оккультизма, вызова духов при посредстве медиумов и других подобных практик. В архаических культурах такими медиумами были шаманы, которые, как считалось, своими заклинаниями, сопровождаемыми ударами в бубен, могли вернуть с того света смертельно больного человека. Музыка (похоронные марши) и причитания вообще призваны были упорядочить отношения между живыми мертвыми, недаром арфы включались в состав погребальных даров в царских гробницах Месопотамии и Египта; даже в могилу русского вождя, умершего на Волге в начале Х века, положили музыкальный инструмент (наподобие лютни). В античной Греции знаменитым певцом и музыкантом почитался Орфей, способный заворожить даже владык преисподней – Аида, куда он направился, чтобы вывести свою возлюбленную Эвридику. Однако магия живых не могла пересилить магического мира мертвых: уводя за собой тень Эвридики, Орфей не должен был оборачиваться к возлюбленной, но певец не сумел сдержаться на самой границе мира живых и мертвых – он обернулся, и Эвридика навсегда исчезла во мраке преисподней.

Этот сюжет продолжает и «Божественная комедия» Данте, но при выходе из преисподней поэта покидает его языческий проводник – Вергилий; по райским кущам Данте водит уже его возлюбленная Беатриче, но она достигла райского блаженства и не мечтает о земной жизни.

Рассказывают, что некая австралийская юная пара договорилась о браке. Жених уже прошел инициацию, стал воином и пришел за невестой. Но ее убила гигантская змея, гнездо которой девушка опрометчиво разорила. Выяснив, что это было три дня назад и невеста не успела добраться до загробного мира на небе, жених посчитал, что ее еще можно вернуть (представление о том, что душа три дня после смерти не расстается с телом, широко распространено). Отец умершей засомневался, что девушка пойдет за женихом, который не отплатил за нее, и юный воин решился на месть. Он с товарищами нашел гнездо змей. Сначала охотники собрали смолу и соорудили над землей навес из сучьев, чтобы даже их тень не падала на землю: змеи были так опасны, что смерть наступала, даже если они укусят тень.

Охотники бросили в пасти змеям смолу, и пасти заклеились. Тогда устроили пир, поджарив вкусное змеиное мясо: погибшая девушка была отомщена, но миф ничего не говорит о попытке жениха вывести ее с того света. Зато чудовищные змеи после этого исчезли.

Нельзя нарушать запреты в ином мире: не слушаться его хозяев или оскорблять их.

У папуасов маринд-аним рассказывали, как вдовец долго горевал по жене и отправился к колдуну, чтобы вызвать душу умершей. Тот велел раскопать могилу женщины, достать ее череп и съесть мозг – тогда вдовец обретет способности духа и сможет увидеться с женой. Охотников за головами не мог смутить этот дикий ритуал, и тоскующий вдовец сделал, что было приказано. Но вместе с мозгом он съел лепешку, поэтому превратился в духа лишь наполовину.

Ночью к нему явилась душа жены, и они отправились в мир мертвых, за устье реки Дигул. В илистом устье не могут жить люди и не растут съедобные растения. Там обитают души мертвых. По ночам они летают на свои старые огороды и приносят себе еду.

Увидев новичка, духи собрались, чтобы отпраздновать его приход ритуальной пляской. Они забили в большой барабан, который принес первый мертвец Ворью, и принялись отплясывать так, что у них загремели кости. В пляс пустились недавно умершие – старики должны были сидеть, опираясь о пальмы, чтобы не рассыпаться в прах. Мнимый мертвец едва дождался конца праздника, который продолжался всю ночь.

Днем духи уснули, и герой стал просить жену, чтобы она отнесла его назад, к людям. Та поняла, что муж не настоящий мертвец, с наступлением темноты обратилась в журавля и в один миг перенесла мужа в мир живых. Односельчане поняли, что дух вернул их товарища в деревню. Узнав, что он чуть было не превратился в духа при жизни, они принялись лечить его: сделали кровопускание, чтобы вся дурная кровь вышла наружу, а потом дали волшебных зелий, и тот не мечтал больше о странствии в загробный мир.

Тем временем духи умерших узнали, что их празднество посетил живой, и пришли в ярость. Они принялись кидать на землю кости мертвецов, рассыпавшихся от старости. К счастью, они не попали в героя, но, когда на небе видны падающие звезды, люди знают, что это мертвецы из загробного мира бросают кости.

Способность путешествовать на тот свет – колдовской, шаманский дар: функции шамана заключались в том, чтобы возвращать умирающих с дороги в загробный мир. Австралийские колдуны поднимались на небо, чтобы выяснить, кто причинил смерть. Мифологические шаманские сюжеты о посещении загробного мира у людей южных морей и жителей тундры очень похожи.

Охотники тундры нганасаны рассказывают о двух братьях, стариках шаманах, которые отправились на поиски еды и заблудились. Олени, которые везли сани шаманов, вконец измучились и пали. С одними хореями – жезлами для управления упряжкой – братья отправились дальше в тундру, пока не набрели на маленький чум у дороги. В нем сидела девушка, а рядом лежал какой-то молодой человек. Братья попросили еды, но у девушки была лишь пригоршня прогорклого жира – младший поостерегся есть эту пищу, а старший жадно проглотил жир.

Младший брат спросил лежащего юношу, почему он не может подняться с земли. Тот рассказал, что он тоже шаман, который отправился за жертвой духа на тот свет. Девушка в чуме и была этой жертвой: ее отец умер и пришел с того света за дочерью, она занемогла и отправилась в иной мир на упряжке аргише. Шаман настиг ее у края загробного мира и своим хореем остановил упряжку, но тут силы оставили его, и ему осталось только ждать, когда девушка навсегда уйдет в землю мертвых.

У гостей не было сил пособить товарищу-шаману, и они решили сами добраться до земли мертвых, а по возвращении помочь хозяевам. Братья отправились дальше и увидели много чумов, возле которых было множество людей. Один чум стоял в отдалении от прочих, и шаманы зашли сначала в него. Там тоже оказалась девица: она узнала шаманов да еще напомнила, что в детстве они обещали ей игрушки, но так и не сделали подарка. Не было с ними обещанных даров и сейчас, они продолжали думать о еде. И эта девица тоже предложила им испорченный жир, и старший вновь не сдержался от голода.

Хозяйка рассказала шаманам, что она умерла и пришла к селению мертвых, где уже жили ее мать и отец, – и она присоединится к ним. Шаманы поняли, что эта девушка обречена навсегда поселиться в загробном мире, но они не могли ей помочь – они сами были едва живы. Только младший брат воткнул свой хорей в аргиш приютившей их девушки, чтобы задержать его на пути в загробный мир.

Наконец братья добрались до селения мертвых и вошли в большой чум, где было много народу. Но никто их не заметил – ведь живые невидимы для мертвых, как духи невидимы для живых. Старший шаман обратился к умершим, но никто не слышал его слов, лишь огонь в очаге вспыхнул, указывая, что в чуме выходцы из иного мира – мира живых. Младший брат уселся рядом с девушкой возле хозяина чума, но она его не видела. Он потянул соседку за руку, но та только закричала от боли. Тогда он потянул ее за волосы – девушка заревела, жалуясь на головную боль, и слегла. Мертвецы решили привести своего шамана, чтобы выяснить причину болезни.

Шаман мертвецов явился с бубном, чтобы начать камлание. На обод бубна не было натянуто никакой материи, но на магические свойства в потустороннем мире это не влияло: шаман обнаружил пришельцев и стал просить их освободить девушку от болезни. Младший брат потребовал у мертвецов, чтобы им дали двух крылатых духов – шайтанов. Получив помощников, братья покинули чум, и заболевшая хозяйка выздоровела. Мертвецы, толпившиеся возле чума, говорили, что их шаман начнет камлание, чтобы увести на тот свет девицу, которая жила рядом с селением мертвых. Братья заспешили к ее чуму и поспели вовремя, потому что шаман-мертвец уже начал бить в бубен и земля под их ногами стала двигаться к поселку мертвых. Братья пытались удержать почву под ногами, втыкая свои хореи в землю, но она продолжала уходить из-под ног. Тогда старики побежали что было сил к чуму девицы, и здесь колдовство кончилось. Шаманы предупредили девицу, чтобы она не слушала речей мертвецов. Они обещали, что попытаются ее выручить, когда вернутся в мир живых. Братья направились дальше, к чуму первой девушки, которую они встретили на пути в загробный мир. Их молодой товарищ все еще лежал без сил, шаманы соорудили ограду, отделяющую чум от того света, и пустились в обратный путь. Два шамана вернулись в свои чумы, но тут старший разболелся: камлание не помогало ему, ведь он отведал пищи мертвых. Младший шаман выручил из загробного мира девушку, которую они оставили у селения мертвых, и она стала женой его сына.

В карельской и финской мифологии в центре мира и одновременно на севере располагается мировая гора. У страны Севера, Похьёлы, были и другие названия: Сариола, Пиментола, Унтамола – «темное царство», «страна людоедов», «злая страна». Там же, на севере, где небосвод смыкался с землей, была и обитель мертвых – Туонела, или «подземная страна» Манала (от финского «маан алла» – «под землю»).

От мира живых эти страны отделяла река; ее воды – огненный поток или быстрый поток мечей и копий. Ворота Туонелы открывались только перед теми, кого родные оплакали специальными причитаниями. Через реку Маналы вел мост-нитка, а на другом берегу умершего поджидал чудовищный страж с железными зубами и тремя псами. Погружение в воды Маналы означало смерть; смерть заключалась и в напитке Маналы, который нельзя пить живым. В загробный мир вела гора с гладкими стенами – холм или скала Туонелы: чтобы взобраться на нее, нужно было всю жизнь собирать остриженные ногти.

Хозяином царства мертвых был Туони – воплощение смерти. У него были дочери, которые посылали лодку за покойником, чтобы он мог переправиться на тот свет. Сыновья Туони плели железные сети, чтобы покойник или шаман, явившийся за ним, не смог выбраться из царства мертвых. Дом Туонелы – гроб, его ковры – женские волосы, крышу подпирают мужские кости. В преисподней обитали змеи: их называли «червями Туони». Там же жили предки – «славные прародители Туонелы», «население Маналы». В Туонелу уносили с собой тайные знания колдуны и знахари. Самому Вяйнямёйнену[4] пришлось проникнуть туда в поисках магических слов.

Хозяйка Похьёлы – Лоухи, старуха-колдунья. Возможно, «Лоухи Похьёлы хозяйка» – эпитет Похьёлы, а не имя хозяйки: финское «лоухи» означает «скала», «камень», а Похьёлу называют «скалистая». Лоухи – главный противник карело-финских героев в эпических рунах.

Один из таких героев-неудачников – хитроумный Лемминкяйнен. Он предстает в рунах как заклинатель или сын первого заклинателя-шамана Випунена. Лемминкяйнен едет во враждебную страну Пяйвёлу (ее называют «Солнечная страна» – далекая страна в рунах). Лемминкяйнен требует, чтобы мать дала ему оружие для поездки. Мать предупреждает его об огненных преградах на пути: огненном орле на огненной березе; о волках и медведях, привязанных к воротам Пяйвёлы, или изгороди из змей. Но герой похваляется, что это не угрозы для мужчины – правда, он все-таки вешает гребень на стену своей избы: если с ним что-нибудь случится, из гребня потечет кровь. Лемминкяйнен обманывает орла, превратившись в березовую ветвь, пригоняет для волков отару овец и проникает в избу жителей Пяйвёлы не через ворота, а прямо через сруб, проявляя способности шамана. Хозяева встречают его негостеприимно – подносят пиво со змеями и червями. Герой проклинает хозяйку, она же создает озеро, чтобы утопить непрошеного гостя, а тот наколдовывает огромного быка, который выпивает всю воду. Наконец хозяин вызывает Лемминкяйнена на поединок, и герой убивает его. Мать советует Лемминкяйнену превратиться в можжевельник или щуку, чтобы укрыться от мстителей, но тот отказывается: это позор для мужчины. Тогда мать говорит ему отправиться на «остров женщин», где герой соблазняет сорок девушек (рассказы об островах женщин на Севере были известны еще раннесредневековым географам).

Согласно другим рунам Лемминкяйнен заклинанием превращает скупых хозяев в золото и серебро. Он жалеет только слепого дряхлого старца, который моет посуду после пира. Тот спрашивает героя, почему он пощадил убогого судомойку, и Лемминкяйнен наносит старцу страшное оскорбление: герой говорит, что в молодости тот «носил собак в утробе, лошадей всех перепортил». Оскорбленный старец заклинанием поднимает из воды змею, вонзает герою в сердце, расчленяет тело и бросает в черные воды Туони (в других вариантах мифа он поражает Лемминкяйнена побегом болиголова и швыряет тело в реку Маналы). Дома мать героя видит, как из гребня течет кровь, и понимает, что случилась беда. Она отправляется на поиски, но не может найти сына ни на суше, ни в море. Тогда она просит кузнеца сковать огромные грабли и идет в загробный мир Туонелу, где вылавливает тело сына из Туони, собирает его по частям и вопрошает сына, сохранилась ли в нем жизнь. Лемминкяйнен отвечает, что его нельзя вернуть к жизни – слишком много времени провел он в царстве мертвых, и превращается в рыбу в Туони.

Путешествие Лемминкяйнена в иные миры – Пяйвёлу и Туонелу, преодоление чудесных преград и превращение в рыбу обнаруживают шаманское происхождение героя. Эти руны можно понимать как этиологический миф о происхождении смерти. В эстонской песне Лемминг-Лемминкяйнен должен спасти от смертельной болезни своего отца Осмо. Прикованный к постели, Осмо напоминает Випунена, отца Лемминкяйнена в некоторых рунах. Чтобы излечить отца, Лемминг должен выловить в море чудесную рыбу. Исследователи шаманизма считают, что Осмо сам был первым шаманом: во время шаманского путешествия душа его отправилась в воду в виде рыбы и не смогла вернуться в недвижимое тело. Чтобы оживить отца, Лемминг отправился на поиски его души.

Мать Лемминкяйнена на берегу Туони. Рисунок Аксели Галлен-Каллелы. 1905 г.

Finnish National Gallery / Aleks Talve

В ином мире нельзя вкушать пищу мертвых и нарушать запреты: греческий Орфей мог вывести из Аида возлюбленную Эвридику, но не удержался и оглянулся на жену у выхода из преисподней. В мифе эскимосов нельзя оборачиваться, когда хочешь проникнуть в иной мир, – нарушившие запрет лишают себя удачи.

В эскимосском мифе рассказывается, как на берегу жили две семьи: муж с женой и молодым сыном и бездетные старики. Однажды юноша погиб на рыбной ловле. Горюющие родители покинули жилище, не дождавшись даже, когда пройдут положенные пять дней траура. Старики остались одни.

Они не могли прокормиться и в горе пошли к могиле юноши. Раскрыв тело, старики стали петь заклинания. Тело пришло в движение, и воскресший набросился на заклинателей, но старуха успокоила юношу и увела домой. Он стал добывать старикам пищу.

Тем временем вернулся отец воскресшего и удивился, что могила раскопана и кто-то кормит стариков. Он хотел расправиться с осквернителями могилы и не верил в воскресение сына, пока не увидел, как юноша подплывает на каяке к берегу. Воскресший опять не смог сдержать свой буйный нрав – ведь он был уже не настоящим человеком – и набросился на отца и приемных родителей.

Отец предложил юноше вернуться к настоящей матери, но сын не мог простить родителей за то, что они покинули его могилу. Он остался со стариками. Однажды, вернувшись с охоты странно молчаливым, юноша признался, что нашел себе невесту из чудесной страны. Старики огорчились уходом приемыша, и тот решил взять их с собой, но предупредил, что нельзя оборачиваться назад, когда они поплывут на каяке, – велел не сводить глаз с носа каяка. Когда они подплывали к скале, она вдруг раскололась, и внутри показалась страна изобилия, где прямо на прибрежной гальке лежали груды мяса. Изумленные старики оглянулись, и скала тут же закрылась. Нарушителям запрета пришлось расстаться с приемышем – они остались жить на берегу, мечтая, что жители страны изобилия позаботятся о них.

Глава 2. Земля мертвых в Океании

У народов окраин ойкумены, сохранявших быт каменного века, мифы о загробной жизни сводились, как правило, к инверсиям. Они считали, что на том свете умершие продолжали жить так же, как на земле, только пища их была ядом для живых, они принимали живых людей за духов – все было наоборот.

В Океании жили полинезийцы и другие племена, которые знали земледелие, имели культ вождей и развитую мифологическую концепцию сотворения мира, помнили о миграциях с одного острова на другой. У них легенды о загробной стране и ее месте в мифологической картине мира были более сложными.

В полинезийской мифологии По – тьма, изначальный хаос, но также царство духов умерших, подземный мир. Там господствует хозяин мертвых Миру или хозяйка Милу. Духи большинства умерших попадают в По и со временем погибают, но духи вождей и героев отправляются на запад, в край Пулоту (у западных племен), или возвращаются на легендарную прародину полинезийцев – Гаваики (у жителей восточных островов).

Пулоту иногда представляют островом, посреди которого растет чудо-дерево – его листья могут превращаться во все яства. Там есть озеро Вай-ола: если старик искупается в нем, то станет молодым. Попасть в Пулоту можно, скатившись в преисподнюю, по дну которой течет река – она переносит духов в загробный мир. Духи не должны озираться по сторонам и пытаться вылезти из реки, иначе не достигнут острова. По ночам духи могут возвращаться из Пулоту к своим земным жилищам.

Гаваики – рай с изобилием пищи и красивыми женщинами; чтобы туда проникнуть, духи должны пройти испытания, подобие земных инициаций. В дом Гаваики – жилище мертвых – ведут тропы со всех сторон света, но главный путь указывает заходящее солнце. Четыре ветра дуют по дорогам мертвых и доносят души до Гаваики. Из дома мертвых ведут лишь две тропы – вверх и вниз. Дух, проникающий в дом, проходит очистительные церемонии и выбирает дальнейший путь: те, что хотят остаться с матерью-землей, направляются вниз, в преисподнюю, а те, что хотят попасть в горний мир чистых духов, поднимаются вверх, где вскоре забудут о прошлом. На Новых Гебридах верили, что души умирают дважды или трижды, прежде чем умрут окончательно. Считалось, что духи предков продолжают существовать, только пока их связывает с живыми постоянная память и жертвенные дары.

Не только земные герои, подобно греческому Орфею, хотели вывести подруг из преисподней. Божества загробного мира, подобно греческому Аиду, напротив, искали подруг на земле, в мире живых.

Маори в Новой Зеландии рассказывали, что однажды Миру покинул свой нижний мир и пришел на землю, где влюбился в прекрасную девушку Хине-ранги. Ночью он проник в ее дом и произнес заговор. Влюбившись в неведомого мужчину, девушка понесла.

Ей пришлось признаться отцу-вождю, что ее муж – гость из иного мира и живые не могут увидеть его. Тогда родичи решили хитростью изловить божество – они заделали все щели в доме, и Миру не заметил наступления дня. Он пришелся по сердцу соплеменникам Хине-ранги и остался с ними. Вскоре у них родились дети, но Миру не мог забыть о своей стране. Он уговорил девушку и ее отца вместе с соплеменниками посетить нижний мир. Те добрались до деревни, где жил Миру и поселились в большой дом знаний, где можно было научиться разным умениям и забавам: игре в веревочку, искусству управления деревянными куклами, резьбе по дереву. Учителем был сам Миру.

Фронтон общинного дома маори. В общинных домах проходило большинство церемоний, таких как свадьбы и похороны.

Wellcome Collection

В обмен за науку вождь отдал Миру и младшую сестру Хине-ранги. Когда люди овладели искусствами преисподней, они вернулись в верхний мир, оставив младшую сестру в земле Миру. Она утешала мужа в разлуке с земной женой, а Хине-ранги оплакивала расставание. На земле люди построили дом знаний, обретенных в нижнем мире.

В Западной Полинезии и на архипелаге Фиджи верили, что Пулоту располагается под водой (реже под землей) на западе. Духи умерших вождей и героев следуют на тот свет на лодке: они доплывают до горизонта, ныряют в океан или плывут в Пулоту на волне. Прежде чем попасть в Пулоту, дух умершего проходит испытания: смерть – это такой же переход в иное состояние, как возмужание, которое требует инициации, чтобы юноша стал настоящим воином.

Хозяин Пулоту – Хикулео; он же правит лодкой смерти и доставляет умерших на тот свет, подобно греческому Харону. Хикулео родился от земных родителей, а в могущественного духа превратился после смерти или изгнания из мира людей. По другим мифам, он появился из сгустка крови, рожденного земной женщиной от союза с духом (пришельцем из-за океана). Нередко обитатели загробного мира – людоеды, и Хикулео не исключение: по одной из версий, он поедал своих братьев и сестер, пока младший брат не прогнал его в Пулоту. Из нижнего мира Хикулео посылает слуг за человечьим мясом; смерть человека – жертва для Хикулео. Стены его дома в Пулоту выложены остекленевшими глазами умерших, лодка на причале опирается на человеческие тела (схожим образом устроен дом мертвых в скандинавской преисподней Хель). Посыльным Хикулео служит попугай, иногда он считается воплощением божества. Другое его воплощение – морская змея. Хикулео – хозяин культурных растений на земле.

Пулоту – прародина культурных растений, домашней птицы, свиней. Из Пулоту ведут начало ремесла, искусство мореходства, изготовление алкогольного напитка – кавы. В одном тонганском мифе рассказывается, как три культурных героя добыли в Пулоту ямс. Они явились в дом Хикулео, когда его не было в жилище. Незваные гости попрятались, один из них даже превратился в камень, но Хикулео, хоть и был слеп, учуял человеческий запах, как русская Баба-яга. Хикулео велел жителям Пулоту найти пришельцев, но поиски были безуспешными. Тогда хозяин загробного мира приказал гостям явиться в своем облике.

Настало время испытаний, и Хикулео велел героям съесть все, что для них приготовлено. Задача была не из легких, настолько изобильны были припасы. Но одна гостья была так прожорлива, что съела не только весь ямс и свинину, но и даже корзины, в которых доставили пищу. Хикулео изумился и придумал другое задание: гостям нужно было собрать бесчисленные плоды со сливы. И здесь нашелся умелец, у которого было множество щупалец, так что он без труда обобрал дерево. Третье испытание было на выносливость – нужно было долго продержаться под водой. Но и это не составило труда для героя, обращавшегося в камень.

Тогда Хикулео велел им возвращаться в мир живых, потому что они устрашили всех в Пулоту. Но героям хотелось взять с собой что-то из богатств иного мира. Прожорливая героиня приметила гигантский ямс на берегу и проглотила клубень. Когда путешественники прибыли обратно, она выплюнула ямс на землю – так в Полинезии распространилась эта культура. В другом варианте мифа героиня забеременела от съеденного и родила ямс на земле.

Рассказывали также, что некогда жили супруги, у которых было девять детей. Старший внезапно заболел и умер. Только похоронили старшего, как смерть постигла следующего сына, и так черед дошел до седьмого. Он решил сам оставить свое тело и отправиться в Пулоту, чтобы узнать причину семейного несчастья, и велел не хоронить тело в земле, пока не вернется.

В нижнем мире он увидел дом Хикулео, где на костре готовился ямс. Юноша не удержался и отломил один отросток от клубня ямса. Когда Хикулео вернулся, он заметил, что отросток исчез. Когда пропали еще шесть отростков, по числу умерших братьев, пришелец открылся Хикулео и поведал хозяину о несчастье, постигшем его семью. Хикулео признал, что взял братьев к себе, а юноша пришел вне очереди – смерть была назначена не ему, ведь семья еще не похоронила шестого брата. Хозяин Пулоту отпустил гостя и пообещал, что люди избегнут внезапной смерти.

Юноша вернулся, но обнаружил, что его тело уже в могиле. Он заплакал и дал обет скитаться по разным землям, не заходя лишь в Пулоту. С тех пор он стал бродячим духом, и никто из живых людей не появлялся в загробном мире.

Рассказывали, что герой Хику некогда спустился с гор и вступил в связь с женщиной-вождем Кавелу. Со временем он соскучился по матери и оставил возлюбленную. Несчастная не пережила разлуки, и дух ее ушел в преисподнюю – Милу. Хику решил вернуть ее: с друзьями он отправился на лодке туда, где небо касается воды, а затем велел спустить себя в пещеру Милу на веревке. Обитатели преисподней удивились – живые еще не спускались туда. Милу отпустил дух Кавелу. Хику впустил его в тело через разрез на большом пальце левой ноги и массажем догнал дух до сердца, так что ход крови восстановился, а Кавелу воскресла.

Герой полинезийских легенд Кена почти повторил историю греческого Орфея. Сначала он был слугой у группы певцов и танцоров, которые выступали на праздниках и делали красивые татуировки. Кена должен был поддерживать огонь в их очаге, и его жизнь была похожа на жизнь европейской Золушки. Но Кена сам удостоился татуировки, и она была так прекрасна, что ни одна женщина не могла устоять перед ним. Кена же полюбил замужнюю красавицу Тафио. Когда ревнивый муж убил ее, Кена отправился за возлюбленной в загробный мир Гаваики и почти вывел дух на землю, но не удержался и заключил его в объятья. Дух Тафио не смог вернуться в тело, как дух Эвридики из греческого мифа. Мудрая мать успокоила удрученного сына: он уже знает дорогу в Гаваики и может попытаться еще раз. Кена вновь отправился в загробный мир и на этот раз был более осмотрителен – его возлюбленная обрела жизнь, а имя героя стало нарицательным и теперь означает преданного любовника.

Преданные жены в полинезийских мифах тоже мечтали о возвращении умерших супругов с того света.

В мифах острова Пасхи известен был герой Уре Аваи, который любил превращения. Соплеменники убили Уре за то, что он дурачил их. Уре не мог отправиться в рай Гаваики и принужден был скитаться как злой дух. Однажды ночью он добрел до огромного вулкана, на дне кратера которого было пресное озеро и росли банановые деревья. Дух не удержался и наелся бананов.

Наутро хозяин плантации решил убить злого духа. Сын хозяина был другом Уре Аваи и принялся бегать по острову с криками, чтобы предупредить духа о беде. Дух изумился жадности хозяина и обещал дать ему больше, чем взял, – заполнить весь кратер деревьями и съедобными растениями. В ответ хозяин угостил духа, приготовив ему белого петуха. Наутро жители увидели, что заросли бананов, ананасов и сахарного тростника покрыли все склоны вулкана.

Слухи о чудесах, творимых духом, дошли до его вдовы Рару и маленькой дочери. Они отправились искать его по всем пещерам и гротам и добрались до жилища старой колдуньи. Та сказала, что странницы должны приглядываться ко всем странным находкам, особенно к рыболовным крючкам – в крючок мог обратиться дух умершего.

Однажды Рару склонилась к источнику, чтобы напиться, и заметила крючок. Она запрятала крючок в корзину и на радостях пошла набрать цветов для праздника. Но любопытная дочка открыла корзинку, крючок выпрыгнул и исчез. Пришлось вновь обращаться к колдунье. Она велела присмотреться – нет ли чего необычного в месте, где пропал крючок? И правда, там выросло красивое растение пуа. Вдова посадила его возле дома, и растение уже начало разговаривать с дочерью, как вдруг опять исчезло… На этот раз Уре Аваи превратился в рыбку. Жена стала стеречь ее – преданность была вознаграждена, и на третий день дух превратился в ее мужа.

На Гавайях рассказывали также о некоем юноше, который заболел и потерял сознание. Его дух вышел из левого глаза в виде насекомого и отлетел в угол дома. Дух увидел собственное тело, и оно показалось ему огромным. От страха он укрылся на крыше. Люди заметили его, всполошились и принялись кричать – дух превратился в птицу и перелетел на пальму. Так он стал перелетать с дерева на дерево, пока не добрался до местности Кекаа, откуда открывался путь в преисподнюю на отдельном острове.

У входа в загробный мир дух встретил давно умершую сестру, которая умела возвращать души в покинутые тела. Сестра велела не входить по приглашению ее загробного мужа и, главное, ничего не есть: дом и еда – это лишь тени настоящих вещей, и вкусивший пищу того света уже не сможет вернуться к жизни (некогда целая лодка подплыла к острову мертвых; путешественники поели пищи духов и после этого не могли есть земную еду – погибли от голода). Сестра обещала, что, когда муж-мертвец уснет, она обойдет с братом весь остров духов и покажет ему их вождя.

И правда, она повела его посмотреть, как духи играют. Дух юноши увлекся было игрой – какая-то сила тянула его к умершим, но сестра оттолкнула брата: игра с мертвыми не менее опасна, чем их еда.

У группы народов майя – южноамериканских индейцев киче – тоже есть мифы об игре на том свете. Загробный мир у киче называется Шибальба, «исчезающее». Так же именуют богов преисподней. Шибальба насчитывала девять слоев или этажей, вход в нее находился на земле. Некогда владыки Шибальбы пригласили двух братьев поиграть в мяч и умертвили их. Некая девица чудесным образом забеременела от умертвленного и родила близнецов, культурных героев. Совершив множество подвигов, близнецы отправились в Шибальбу, где владыки преисподней подвергли их страшным испытаниям, а затем сожгли. Но герои воскресли на пятый день и снова отправились в загробный мир, переодевшись бродячими фокусниками. Они победили и убили владык Шибальбы, а сами превратились в солнце и луну. У индейцев майя каменные черепа окружали площадку для игры в мяч.

Бог смерти индейцев майя. Изображение на керамическом сосуде. VII–VIII вв. н. э.

The Metropolitan Museum of Art

Странствующий на том свете брат подошел к дому, где веселились духи, но сестра не пустила туда брата и подвела его к стене – за ней, на поле, были дома высоких вождей. Она показала проход, который охраняли три стража. Они пропустили странника, только когда он назвал имя вождя. Вход в дом вождя охраняли еще две чудовищные головы, которые хватали умерших и бросали в преисподнюю – По (или Милу). Юноше нужны были силы, чтобы оттолкнуть их и сказать, что он пришел увидеть «Священного».

Вождь духов отпустил странника на землю и велел рассказать обо всем, что он видел на том свете. Сестра довела его по побережью до отверстия в стене, и он оказался в мире живых. Воскресительница поместила дух брата в ноги у колен его тела и заставила достичь головы – юноша ожил и рассказал об увиденном.

Это распространенный у многих народов мотив о посещении того света, где умершего сопровождает могущественный покровитель (как Вергилий сопровождал Данте в «Божественной комедии»). В славянской традиции такая временная смерть называлась обмиранием. Попавшего на тот свет по раю и аду водил предок или сам Бог[5].

Удивительные приключения ждали и другого любителя бананов – о них повествует гавайский миф.

Сын благочестивого крестьянина Малуэ не удержался и съел бананы, которые росли в святилище богов на Гавайях. Боги умертвили преступника за нарушение табу и рассказали отцу, что его сын понес наказание – отправился на самое дно преисподней По. Малуэ обнаружил тело сына с бананами во рту и поместил его на ложе прямо в доме. Он собирался умереть вслед за сыном и помочь его духу перебраться в лучшие места преисподней.

Боги разрешили своему почитателю отправиться в По. Они наделили его «телом духа» и дали полую бамбуковую палку, в которой помещались еда, оружие и куски застывшей лавы для добывания огня. На пути в По умершие собирались на острове, где растет дерево духов – последнее растение, которое они видят. Они взбирались на это дерево, садились на гнилую ветку и ждали, пока она не обломится. Малуэ подкрепился, прежде чем лезть, и ветка под его весом сразу сломалась – он провалился в преисподнюю По. Малуэ справился со стражами преисподней и направился ко дну преисподней, по пути отбиваясь от духов воинов. На дне он обнаружил своего сына – в наказание за нарушение табу он должен был без конца есть бананы. Отец взял было дух сына, но обитатели преисподней не выпускали его. Пришлось Малуэ снова подкрепиться пищей богов и высыпать лаву – пожар испугал злобных мертвецов. Тогда Малуэ запрятал дух сына в полый бамбук и поспешил домой. Ему удалось соединить дух и тело умершего, и вместе с воскресшим сыном они принесли умилостивительные жертвы.

На острове Мангарева рассказывали историю о юноше, который отказался вступить в любовную связь с женой воспитателя. В отличие от библейского Иосифа юноша этот не был извлечен заезжими купцами из пустого колодца, символа преисподней, но происходил прямо из загробного мира – По.

Во времена первотворения, когда люди могли путешествовать на тот свет и обратно, земной человек усыновил юного обитателя преисподней. Он сам воспитывал и кормил сына, не жалея лучшей еды. Однажды он отправился на рыбную ловлю и велел жене накормить юношу.

Любопытная женщина не могла дождаться отъезда мужа и сразу принялась готовить. Проголодавшийся слышал, что готовится еда, но понимал, что стряпней занят не его приемный отец. Когда женщина принесла ему еду, она изумилась красоте юноши и предложила воспитаннику разделить с ней ложе из благоухающих листьев.

Юноша пришел в возбуждение, но сластолюбица почувствовала приближение мужа. Она велела воспитаннику сказать, что он так расчувствовался, потому что соскучился по своим близким в преисподней и хочет с ними увидеться. Воспитатель не мог отказать воспитаннику и повел его ко входу в По. Они миновали все горные хребты по пути на тот свет, а воспитатель не переставал выпытывать, что же произошло. У самого входа в По юнец признался, что женщина пыталась соблазнить его. На этом сходство с библейским мифом кончается: воспитатель посетовал, что воспитанник не воспользовался уроком, который хотела дать ему жена: они не были в родстве, значит, связь не означала самого страшного преступления в родоплеменном обществе – кровосмешения. Они зашли уже слишком далеко в пределы преисподней, и юноша не смог вернуться – так люди стали умирать окончательно.

Согласно полинезийскому преданию острова Мангайя, пышные похороны устроили для первого умершего – Веетини. Погребение прошло с церемониальными танцами в лучах заходящего солнца. Родители вглядывались, не вернется ли их сын, но он ушел по солнечной дорожке в океане. Поминальные обряды продолжились на юге и на западе острова, и вот на востоке с лучами восходящего солнца появился Веетини: ему разрешили на время вернуться из преисподней в верхний мир, чтобы успокоить скорбящих родителей и научить живых обычаю подношения еды умершим. Отпущенное время пролетело быстро, и солнце начало клониться к закату, но Веетини упросил бога Тангароа задержать солнце, чтобы побыть еще с родными. Но все же ему пришлось отправиться в обратный путь. Напрасно родители пытались задержать его в объятиях – они обнимали лишь тень… С последними лучами солнца Веетини исчез навсегда.

С тех пор родственники умершего должны в знак траура срезать волосы и чернить лица, а церемонии продолжаются от 10 до 15 дней, в зависимости от ранга и возраста покойного. На могилу помещают пять кокосовых орехов – пищу умерших. Пятый орех символизирует расставание: кладя его, последний раз выкликают имя покойного. Погребальная песнь подробно описывает путь умерших в преисподнюю: путешествие на лодке, затем пешком, по черным острым камням, вслед за заходящим солнцем.

Пять – символическое число. Поминальные обряды совершаются в пяти местах: с обращением к четырем сторонам света и у могилы – это центр всего действа и вход в преисподнюю. Действие погребального обряда и описание пути на тот свет охватывает все стороны света с ориентацией на заходящее солнце, где находится загробный мир.

В архаических верованиях вторжение смерти в мир живых затрагивает не только общество людей, нарушая его социальные связи, но и космос в целом, частью которого является человечество. Именно поэтому смысл погребального обряда, в котором участвуют все члены первобытного коллектива, – восстановить не только социальные, но и космические связи; даже погребальная песнь напоминает космогонический гимн.

Когда, возвращаясь из Батыевой Орды в 1263 году, умер князь Александр Невский, русский митрополит Кирилл причитал: «Зашло солнце земли Суздальской!» Расправа над Яном Гусом и крестная смерть Христа вызывали у славянских реформаторов похожие ассоциации – померкло солнце.