Нулевой пациент
Екатеринбург, 12 октября 2025 года.
Всего пара капель заражённой крови во время вскрытия лабораторной мыши, мельчайшая царапина на запястье, которую он не заметил. Ни лихорадки, ни боли – только лёгкая усталость, списанная на переработку.
Через три дня он стоял в толпе торгового центра «Гринвич», сжимая в потных пальцах пакеты с подарком для дочери. Голова гудела, но он думал, что это просто мигрень.
Первая кровь пролилась у фуд-корта.
Он упал на колени, скрючившись в судорогах, а когда поднял голову – уже не был человеком. Глаза налились кровью и осталась только чистая ярость. Первую жертву он схватил за руку, впиваясь зубами в мягкую ткань между большим и указательным пальцами. Женщина закричала, но её голос потонул в гулком рёве, вырвавшемся из его горла.
А потом начался ад.
Люди метались между витринами, давя друг друга, но заражённые были быстрее. Они не бежали – они *падали* на людей, хватали за волосы, вцеплялись в шеи, рвали кожу ногтями. Кровь хлестала по кафелю, смешиваясь с пролитой газировкой.
– *Они кусаются! Боже, они кусаются!* – кто-то орал у эскалатора, но его тут же стащили вниз, прямо под ноги обезумевшей толпе.
Охранник выхватил пистолет, выстрелил в одного из заражённых – тот дёрнулся и продолжил ползти.
Дети плакали, прижимаясь к родителям, но те уже не могли их защитить. Мать с окровавленным лицом, которую только что укусили за плечо, судорожно обнимала дочь – и через минуту её пальцы впились в детские волосы.
**Вирус расползался по городу со скоростью панического слуха.**
Кто-то транслировал происходящее в прямом эфире – последние кадры: трясущаяся камера, чьи-то ноги в кедах, мелькающие в дверном проёме, и чей-то хрип:
– *Это не люди… Это не люди!*
Потом экран погас.
Уже через неделю город полностью погрузился в хаос.
ГЛАВА 1: ТОЧКА СБОРА
Екатеринбург. Шесть месяцев после заражения
Радио хрипело в углу, как умирающий старик.
Лера сидела на корточках перед стареньким транзистором, крутя ручку настройки. Эфир гудел пустотой, изредка прорываясь обрывками шифрованных переговоров военных или безумными проповедями каких-то сектантов. **Интернет, телефоны, телевидение – всё это умерло в первую же неделю.** Остались только волны, блуждающие в эфире, как призраки.
– **Опять ни черта**, – проворчала она, ударив ладонью по корпусу.
Радио внезапно ожило.
**Резкий щелчок, и голос – слишком официальный, слишком чёткий, будто запись:**
– *«Внимание! Гражданам, оставшимся в зоне карантина! Организованы пункты эвакуации…»*
Лера замерла, сжав кулаки.
– *«…Точки сбора: ТЦ „Мега“, бывший штаб МЧС на Малышева, школа №67. Автобусы отправляются в 08:00 и 16:00. Имейте при себе документы. Вооружённые лица будут отстреляны на месте…»*
Запись оборвалась, эфир снова захлебнулся белым шумом.
Из кухни донёсся приглушённый спор. Голос отца, низкий и усталый:
– **Мы не можем тут сидеть вечно. Консервы на исходе, вода протухла. Если есть эвакуация – надо рискнуть.**
Голос матери, резкий, как пощёчина:
– **А если это ловушка? Ты слышал, что творилось в Москве? Там военные просто сжигали кварталы!**
Лера вздохнула, потянулась за ножом, лежавшим рядом. Провела пальцем по лезвию – остро. **Как и её мысли.**
– **Ну что, семейный совет?** – громко бросила она, спрыгивая на пол. – **Решайте быстрее, а то пока вы тут претесь, какие-то ублюдки уже растащили всё, что можно сожрать в радиусе пяти километров.**
Родители замолчали, обернувшись. Отец сжал кулаки, мать нервно провела рукой по волосам.
– **Лера…** – начал отец.
– **Всё просто,** – перебила она. – **Либо мы идём на точку сбора и надеемся, что там не окажется пулемётов вместо гуманитарки. Либо остаёмся и через месяц начнём грызть обои. Я лично за первый вариант.**
– **Ты не понимаешь рисков!** – мать резко встала, стукнув ладонью по столу.
– **Понимаю,** – Лера оскалилась. – **Но если мы сдохнем, то хотя бы быстро. А не так, как тётя Катя из пятого подъезда – помнишь, пап? Когда у неё кончился инсулин, и она…**
– **Хватит!** – отец рявкнул.
Тишина.
Лера закатила глаза, но внутри всё сжалось. **Чёрт, опять переборщила.** Она не хотела их злить – просто ненавидела эту игру в «может, пронесёт».
– **Ладно,** – наконец сказал отец. – **Собираемся. Но только самое необходимое. И проверяем каждый шаг.**
Лера кивнула, разворачиваясь к своему рюкзаку.
Если это ловушка – они умрут первыми.
А если нет…
Эпилог…
Тишина в Екатеринбурге была обманчивой.
Первыми сорвались те, кто до последнего верил, что власть их спасёт. Когда эвакуационные автобусы перестали приходить, когда военные кордоны рухнули под натиском заражённых, а последние радиопередачи сменились белым шумом – **что-то щёлкнуло в головах у людей**.
И началось.
Магазины, аптеки, склады – всё, что ещё можно было разграбить, было разграблено в первые недели. Но теперь грабили уже не еду и лекарства. **Теперь брали то, что хотели.**
– *«Это моё!»* – кричал мужчина в рваной куртке, вырывая золотую цепочку из рук старухи.
– *«Нет, это моё»* – отвечал ему другой и всаживал нож между рёбер.
**Закон умер.** Его заменило **право сильного**.
Женщины стали добычей. Их прятали, за них торговались, их убивали, если не могли увести с собой. Лера видела, как на площади перед бывшим ТЦ «Гринвич» банда «волков» устроила **аукцион**:
– *«Две банки тушёнки за рыжую!»*
– *«Она слишком худая! Даю пачку сигарет!»*
Девушка в рваном платье, с лицом, залитым слезами, вырвалась и побежала.
Не добежала.
Выстрел. Хохот.
Кто-то объявил себя **новым мессией**. Кто-то – **королём**.
– *«Мы – чистые! Вирус не берёт нас!»* – орал лысый мужчина в окровавленном халате, ведя за собой толпу. Они сжигали «грешников» на кострах, **считая, что так спасутся**.
Другие просто резали всех подряд, утверждая, что лучше убить десять невинных, чем пропустить одного заражённого.