Лайнер бесконечно долго бежал по взлетной полосе. Казалось, его тяжелое тело никогда не оторвётся от бетонки. За стеклом ускорялось мелькание разноцветных самолетов, выстроившихся в очереди на взлет. Паша, расположившийся у иллюминатора, держал наготове камеру в ожидании того момента, когда под крылом Боинга откроется вид на Бангкок.
Место у прохода в его ряду занимала Таня, так и не избавившаяся за время поездки от приобретённого десять дней назад прозвища Подержи-Кокос. Она сидела с закрытыми глазами, глубоко откинувшись в кресло, но её поджатые губы выдавали пережитую недавно обиду.
Ничего, танина обида такая же лёгкая, как и сама Таня.
Трансфер в аэропорт напоминал выезд из пионерского лагеря. Изнуренные ночным бдением, сонные участники ознакомительного тура группировались по интересам и привязанностям. Серафима, сдержанно ответившая на моё приветствие в холле отеля, демонстративно отдала свой чемодан кому-то из алтайских мальчиков и также отстранённо в автобусе проследовала мимо занятого мною «нашего» места – сразу над лестницей центрального входа в салон. Устроившись у окна через пару рядов от меня, она с наигранной восторженностью (по крайней мере, именно так казалось мне) разглядывала фотографии на планшете своего оруженосца.
Так глупо эта история не могла завершиться. Просто не имела права. Хотя…
Боинг всё-таки оторвался от полосы и начал стремительно набирать высоту. На дисплее, расположенном в подголовнике предыдущего кресла, высветилась картинка, на которой маленький самолетик, развернувшись над побережьем Сиамского залива, взял курс на северо-запад. В левом нижнем углу экрана зажглись цифры 9:28, запустившие обратный отсчёт нашего путешествия.
Мой эксперимент завершается. Собственно говоря, ему остаётся только девять с половиной часов – время лёта от Бангкока до Москвы.
Накануне в автобусе по пути в Бангкок, в предвкушении последнего вечера в Таиланде, участники тура перестали скрывать свои симпатии, обменивались телефонами, адресами электронной почты и аккаунтов в соцсетях.
– Какие планы на вечер? – почти непринуждённо спросила Серафима, разглядывая свои длинные ноги, привычно закинутые на ограждение над подъёмом в салон автобуса.
– Встретиться с другом, – я старался, чтобы мой ответ прозвучал как можно нейтральнее.
– То есть? – чуть ли не испуганно воскликнула Серафима.
Тон моей спутницы моментально изменился. От непринуждённости, пускай и напускной, не осталось и следа.
– Мой лучший друг прилетает на один день из Сеула.
– Лучший друг, – полувопросительно протянула она.
– Лучший, – подтвердил я. – Мы не встречались с ним два года.
Серафима погрузилась в состоянии грогги. На лице её застыли растерянность и разочарование, перемешанные с изначальным испугом. Такое выражение имеет лицо ребёнка, которому только что отменили долгожданный поход на новогоднюю ёлку.
– И ты так просто уедешь? – спросила она после продолжительной паузы.
– Конечно. Он приземлится через час, – ответил я, взглянув на часы.
– А если я тебя попрошу? Очень.
– Это мой друг. Он летит ко мне.
Серафима втянула ноги в кресло и развернулась к окну.
Признаться, для меня её реакция оказалась неожиданной. Встреча с другом была делом давно запланированным, само собой разумеющимся, а потому не обсуждаемым. Я вообще никого не собирался посвящать в свои планы на последний вечер в Тае. Конечно, кроме герра Думлера, который должен был прикрыть моё отсутствие на прощальном ужине, организованном принимающей стороной.
Серафима продолжала сосредоточенно смотреть в окно.
– А потом, ты же знаешь, – как мог я попытался отыграть ситуацию, – я не могу отказать только своей кошке.
– Знаю, – не оборачиваясь, кивнула она и, по-прежнему глядя за стекло, добавила: – Тогда я напьюсь сегодня.
-Твоя воля.
В оставшиеся полтора часа пути мы обменялись лишь несколькими ничего не значащими фразами. По приезду в отель я получил ключи, забросил вещи в номер, взял такси и уехал на встречу с другом.
Погасли световые указатели, призывающие застегнуть ремни. Сима подняла разделяющий нас подлокотник, и, глядя на меня своим невинно-обескураживающим взглядом, спросила:
– Ты не против?
– Не против, – внутренне улыбнувшись, ответил я. – Приваливайся.
Иначе зачем я пересаживал Таню Подержи-Кокос?
В аэропорту Суварнабхуми, после того, как участники тура прошли регистрацию, герр Думлер получил на всю группу посадочные талоны, и вокруг него моментально образовалась толчея из желающих выбрать место…
– Возьми на нас посадочные, – крикнул Павел вслед устремившейся на раздачу Тане и, доставая сигареты, обернулся ко мне:
– Пойдём, подышим Таиландом. Напоследок.
… Мы стояли у входа в аэропорт. Паша курил, я дышал Таиландом, попутно ища выход из сложившейся ситуации, когда в разъехавшихся дверях образовалась Подержи-Кокос. Она подбежала к нам с довольным выражением лица. Так молодая овчарка, бескорыстно виляя хвостом, приносит брошенную хозяином игрушку.
– Я взяла вам места в среднем ряду, в хвосте. Четыре кресла на двоих, а себе в этом же ряду у окна, – и с надеждой посмотрев на Пашу, добавила. – Но, сели ты хочешь у окна, можем поменяться.
– Да он мне за поездку надоел, – великодушно подыграл ей Паша. – Я сяду к окну. Хоть виды поснимаю.
– Хорошо, – обрадовалась Таня. – Тебе тоже не скучно будет. Кресло B – пустое, а на С полетит одно длинноногое создание.
Она с чувством превосходства, ничем, с моей точки зрения, не обоснованным, кивнула за стекло в сторону Серафимы, скучающей в окружении алтайских мальчиков.
«Вот оно решение», – осенило меня.
– Таня, ты супер! Давай талоны.
И пока Подержи-Кокос не успела опомниться, я забрал у неё квитки и нырнул с ними в терминал.
Наконец-то стюардессы с пледами, одетые в национальную униформу жёлтого цвета, украшенную бордовой вышивкой, добрались до последних рядов. Таня живо открыла глаза, взяла плед для себя и на Пашу, попутно на своём жутком английском запросила стакан томатного сока и дольку лимона, поставив стюардессу в тупик, как содержанием своей просьбы, так и качеством её изложения. Мы с Таней уже в третьем или четвёртом зарубежном пресс-туре. Пора бы привыкнуть, но меня постоянно удивляет её лёгкое отношение к вопросам межнациональной коммуникации. Если кто-то не понимает её английский, то это проблемы собеседника, а никак не Тани.
Мы тоже получили пледы. Я накинул его на себя – от плеч до ступней, высвобожденных из обуви и вытянутых под впередистоящее кресло. Сима, поджав ноги, замоталась в свой, как в кокон.
– Ты будешь спать? – спросила она игриво-капризным тоном, глядя на мою расслабленную позу.
– Наверное. Нам же лететь девять часов.
– Ну да. Я такая скучная, что со мной сразу спать хочется, – сказала Сима и решительно разместила голову у меня на коленях, утянув мою ладошку под пухлую щёку.
– Надеюсь, я не нарушаю твоё прайвиси, – пробормотала она, не глядя на меня.
А если и так? Поднимать её после рокировки с Таней было бы глупо. Да и абсолютно не хотелось. Я смотрел на безмятежно устроившуюся у меня на коленях девушку и пытался вспомнить, с чего это всё завертелось.
Десять дней назад на прилёте в Бангкоке, пока вся группа в ожидании багажа толпилась у траволатора, мы с Павлом – владельцем регионального медиа-холдинга – приступили к знакомству с аэропортовой инфраструктурой. Точнее с той её частью, которая предназначена для удовлетворения наиболее актуальных потребностей пассажиров.
– Собираемся на выходе после досмотра под табличкой Министерство туризма Таиланда, – напутствовал нас герр Думлер.
Разумеется, никакой он не герр, просто сотрудник представительства тайского министерства туризма в Москве, направленный в эту поездку лидером группы. Интеллигентный, эрудированный человек, периодически испытывающий дискомфорт от необходимости не только принимать решения, но и – о, ужас! – требовать их исполнения…
По возвращении мы обнаружили два вращающихся на ленте чемодана – наших! – и одиноко стоящую девушку. Выглядела она довольно грустно – как растерянный ботан. (Как будто ботаны бывают иными!) Длинное чёрное в белый горошек ситцевое (вообще-то я не разбираюсь в тканях, но почему-то был уверен, что оно ситцевое) платье доходило до щиколоток. Из сандалий выглядывали тонкие пальцы с аккуратными, естественно розовыми ногтями без малейших следов педикюра.
Большие круглые очки в тонкой оправе придавали глазам девушки – растерянным и безмерно печальным – налёт доброй провинциальности.
– Вы из нашей группы? – не преминул уточнить Паша.
– Из пресс-тура, – подтвердила девушка.
– А зовут вас как?
– Серафима, – негромко произнесла она и подняла глаза, очевидно, с целью увидеть нашу реакцию.
– Как-как-как? – не разочаровал её Паша.
– Серафима, – с некоторым вызовом повторила девушка.
– А позвольте поинтересоваться, Серафима, чего вы ждёте здесь одна, и такая грустная?
– Чемодан.
Глаза Серафимы снова наполнились печалью.
– Не приехал?
– Нет.
– А вы в Москве его точно сдавали? – продолжал резвиться Паша.
Девушка взглянула на него всё также грустными зелёными глазами и снова опустила взор.
– Ждать бессмысленно, пойдёмте искать, – прервал я диалог. – Думаю, герр Думлер нам поможет.
Мы провели её через таможню и передали лидеру группы.
– Странная девушка, вся такая несуразная, – пожалел я новую знакомую.
– Неправда, – азартно возразил мне Паша. – Эта девочка – огонь! Под этими очками чертей больше, чем лошадей под капотом Феррари. А грудь, ты видел, какая у неё грудь?
– Да нет, я видел глаза.
Сима подняла голову и открыла глаза. Такие же зелёные, как и десять дней назад.
– Понесут напитки, возьми мне колу, – попросила она, улыбнулась и снова сомкнула длиннющие ресницы.
Тогда, в Суварнабхуми, она меня точно не зацепила. Сейчас, глядя на безмятежно лежащую на моих коленях девушку, я вспомнил, как, возвращаясь на катере с прогулки на один из островов в Андаманском заливе, Паша, кивнув, в её сторону, сказал мне: «Ты сильно-то не увлекайся. Она – охотница».
А даже, если и так – я уже принял эту игру.
Когда это произошло? Да в тот же день. Первый официальный ужин проходил в ресторане на берегу реки Чаопрайя с замечательным видом на Ват Арун – Храм рассвета. Кстати, именно на его ступенях пару часов назад Таня получила своё прозвище. Но сейчас не об этом.
Вечерело. Венчающие пирамидальный силуэт гигантская башня – пранг и две из четырёх её сестёр, образующих каре у основания храма, ближних к реке, подёрнулись нежно розовым светом в лучах заходящего Солнца. Две другие – дальние – наоборот, прятались в тени величественного сооружения. Мерцающее отражение Ват Аруна тянулось к нашему берегу по серой дрожащей ряби Чаопрайи, но, не добежав до него, обрывалось на середине реки.
Утомлённые интенсивным дневным знакомством с Бангкоком мы с Пашей, навалившись на металлические ограждения, в предвкушении ужина наслаждались свежестью, накатывавшей с реки. Народ разбрёлся по террасе – кто-то фотографировал Бангкок, кто-то себя на его фоне. А кто-то, выбрав место за столиком с видом на ночной мегаполис, переваривал впечатления от бесконечно длинного дня.
– Такую красоту нельзя похерить, – многозначительно произнёс Паша, добавив: – надо и нам запечатлеть себя.
Взор его пал на Серафиму, одиноко сидевшую за ближайшим столиком.
– Девушка, а снимите нас, – обратился он к ней.
Сима удивлённо подняла взгляд.
– В смысле, сфотографируйте, пожалуйста, – уточнил я.
Девушка неспешно поднялась с места, элегантно подошла к нам. Длинное, чёрное в белый горошек платье проплыло по-над террасой. Но это была уже другая Серафима – в ней и следа не было от утренней растерянности. Слегка раскосые глаза – вечером она была без очков – открыто смотрели на собеседника, уголки губ выдавали её позитивный настрой.
– Куда нажимать? – мило спросила она, принимая протянутый фотоаппарат.
Выполнив процедуру, Серафима вернула его и неспешно повернулась к своему столику. Но эта дополнительная доля секунды оказалась не лишней.
– А-а-а-дну минуточку, – перехватил её Паша. – А теперь давайте с нами.
Он передал мне аппарат и, не дожидаясь разрешения, обнял девушку за плечи и привалился к заборчику, не выпуская из свободной руки сигарету. Серафима не протестовала. Тряхнув головой, она рассыпала по открытым плечам рыжеватые волосы, заигравшие на закатном Солнце яркими тонами. Девушка улыбнулась, и на её скуластом лице задорно обозначились ямочки. В зелёных глазах, открыто смотрящих в объектив, вспыхнули огоньки. В тот же момент я нажал на спуск камеры.
– А теперь с моим другом, – потребовал Паша. – Кстати, не думайте, что он такой же скромный, как выглядит. Он притворяется. К тому же у него очень богатый внутренний мир. Он философ-задира и чуть-чуть поэт.
Серафима внимательно и, как мне показалось, с интересом, посмотрела на меня.
– Вы же не против? – мило улыбнувшись, уточнила она.
Что за вопрос?! Конечно, я был не против.
Серафима, повернулась ко мне вполоборота, плотно прижалась, зафиксировав меня выше локтя сразу двумя руками. Её волосы засыпали моё плечо и шею, обдав безумно жарким ароматом. Попавшая в плен рука запылала то ли от ладони, ушедшей вверх по её тыльной стороне, то ли от обжигающего осязания девичьей груди – упругой и такой близкой.
– Ну всё, можете разъединиться, – из нереального далека прозвучал голос Паши.
– Обед проспите, – сиплый голос Паши выдернул меня из состояния дремоты. Приятель ехидным взглядом оценил нашу идиллию и направился в хвост самолета.
Обедом ещё и не пахло. Наши тётушки повставали со своих мест и, держась за спинки кресел, разминали затёкшие спины, ноги и прочие элементы опорно-двигательной системы. Впереди алтайские мальчики, скучковавшись в центральном ряду, рассматривали и бурно обсуждали фотографии из поездки. Как красиво они испарились в первый вечер.
В отеле, по возвращении с велком-ужина на берегу Чаопрайи, герр Думлер предупредил всех о завтрашнем раннем выезде и отдельно обрадовал Серафиму новостью о том, что её багаж нашёлся. В течение часа чемодан должны подвезти в гостиницу.
Пара из шумной группы барнаульских турагентов, прозванных Пашей «алтайскими мальчиками» – они действительно были на одно лицо и внешне, и манерами – вызвались помочь ей в получении багажа, а заодно и скоротать ожидание.
Паша тем временем предложил прошвырнуться по окрестностям в поисках сигарет и текилы. Ни то, ни другое мне не было нужно, но прогуляться по ночному мегаполису я согласился с удовольствием. Таня увязалась с нами.
Стемнело. Бангкок погрузился в электрический свет – пёстрый и яркий неоновый на центральных авеню и выцветавший до бледно-жёлтого по мере удаления от них. Мы гуляли по наитию, сворачивая с магистралей в боковые улицы. Некоторые из них неожиданно заканчивались жилыми тупиками, вынуждая нас возвращаться уже пройденным путём.
… Часа через полтора мы вернулись к отелю. У входа возле брендированной машины стояли Серафима и два тайца – оба в форменной одежде. Один из них был швейцаром отеля, другой – водителем. Последний, активно жестикулируя, что-то доказывал Серафиме, швейцар переводил с тайского на английский. Сима растерянно кивала.
– Чемодан привезли, – догадался Паша.
– Похоже, у них проблемы, – предположил я.
– Сами разберутся, – мудро решил Паша и направился в отель. Таня проследовала за ним.
«Красавцы», – подумал я и подошёл к автомобилю.
– Мадам, Вам нужно заплатить за доставку, – наверное, в сотый раз швейцар вежливо информировал Серафиму.
Увидев меня, она искренне обрадовалась. Было видно, что общение с туземцами давалось девушке нелегко.
-Проблемы? – неожиданно дрогнувшим голосом спросил я.
– Он просит пятьдесят долларов за доставку, – с ужасом пролепетала Серафима.
– А где ваши спутники?
– Ушли за Думлером минут двадцать назад.
Водитель вновь разразился эмоциональной тирадой, периодически указывая на часы.
– Ему нужно ехать. Его накажут за задержку, – мило улыбаясь, перевёл швейцар.
Варианта было два. Вслед за алтайскими мальчиками уйти на поиски герра Думлера или…
– Вы сказали пятьдесят долларов? – уточнил я и достал бумажник.
Серафима одарила меня восхищённо-благодарным взглядом…
– Ты просила колу