Читать онлайн Няня для рябинки босса

Пролог.

Я думал, дочь еще спит, но голос, что раздается из детской, заставляет замереть в двери, не открывая ее. Знаю, что подслушивать нехорошо, но стою и слушаю, а у самого руки в кулаки от злости сжимаются от тона разговора.

– Мамочка, когда ты приедешь? – в голосе ребенка дрожат слезы. – Я так соскучилась.

– Стеша, ну, не капризничай, – в голосе бывшей жены нотки раздражения. Она всегда так говорила с дочкой, когда та начинала требовать к себе больше внимания, чем она хотела в тот момент дать. Ну или если отвлекала ее от важных дел, как маникюр, шоппинг или посиделки с подружками, такими же бездельницами, как и она. – Ты уже большая девочка и должна понимать, что у мамы куча дел. Вот подрастешь и все поймешь.

– Я люблю тебя, – шепчет моя дочь, а у меня сердце кровью обливается. Что ж ты за тварь, Маринка, что не можешь выделить время на собственную дочь? Зачем же ты ее рожала тогда? Хотя глупый вопрос. И ежу понятно, зачем ты забеременела. Чтобы женить меня на себе. А когда поняла, что никто не будет мириться с постоянными загулами с подругами по ночным клубам и надо хоть иногда выполнять обязанности жены и матери, нашла спонсора, отдала мне дочь и свалила в туман. Если точнее, не в туман, а на острова с каким-то пузатым папиком. Но сейчас у нее вроде какой-то новый любовник. Правда, какой по счету, я не знаю. Сбился считать, да и не интересна мне ее личная жизнь. Для меня сейчас главное – это дочь, ее спокойствие и благополучие.

– Стешенька, я тебя тоже очень сильно люблю. Но и дядю Тимура я тоже люблю. И ты знаешь, я хотела сделать тебе сюрприз и сказать потом, но у тебя скоро появится братик или сестричка, – выдает моя бывшая жена новость. – Ты рада?

– Значит, я тебе больше не нужна? – слышу, что дочь плачет. И если бы была эта стерва здесь, то размазал бы ее по комнате за то, что из-за нее Стеша думает, что нелюбимая и ненужная.

– Ну, у меня будет много забот, когда появится малыш. Я ему буду нужна больше, чем тебе. Ты ведь уже большая, – говорит какой-то бред Марина, и я слышу всхлип ребенка. Все, я больше так не могу! Хватит!

Громко стучу в дверь комнаты и захожу. Стеша сидит на кровати и держит перед собой планшет, который я не так давно ей подарил. Она хотела свой личный гаджет, и я купил. Я думал, чтобы играть или смотреть мультики, но девочка просто хотела звонить матери и использовала его только для этих целей, полностью игнорируя игры или какие-то развлечения на планшете.

– Мам, тут папа пришел, – говорит дочь и виновато смотрит на меня. Я просил звонить матери в моем присутствии, но, видимо, дочь делает это самостоятельно. И слова Марины подтвердили мою догадку.

– Здравствуй, Марина, – я беру планшет и целую зареванную дочь. Хоть та и пытается скрыть слезы, но я-то вижу красные глаза. – Стешенька, иди умывайся и чисти зубки, а я с твоей мамой поговорю.

– Хорошо, папочка, – соглашается ребенок, однозначно чувствуя себя виноватой, что ослушалась и позвонила матери без меня.

Дочь ушла из комнаты, щелкнув дверью ванной, а я перевел хмурый взгляд на Марину.

– Степушка, я же просила не звонить мне каждый день! – налетает на меня с претензиями бывшая жена.

– А я просил не называть меня “Степушка”, – я зло сверлю взглядом эту тварь. – Она твоя дочь и, к сожалению, любит тебя. Вот и звонит. А ты могла бы и выделять время для общения с ребенком. Я не прошу встречи, хотя бы телефонные звонки.

– Твое имя ужасно грубое. Словно молотом о наковальню стукнули. Ты же знаешь, оно мне никогда не нравилось, – недовольно морщится Марина. – А со временем у меня полная беда. И еще я хотела бы тебе сказать, что выхожу замуж.

– Схема, я вижу, старая и рабочая, – я усмехнулся.

– О чем ты? – Марина хлопает глазами, делая невинное лицо. Скорее всего, ее будущий муженек рядом. Или она просто так вжилась в роль, что играет ее и без зрителей.

– Залет – замуж, – мне плевать, если ее Тимур услышит. Может, у мужика хоть глаза откроются на эту меркантильную тварь.

– Так, значит, ты слышал? – было видно, что Марина недовольна, но она тут же разгладила появившуюся между бровей морщинку. Или, может, это сделал вколотый туда ботокс. – Даже хорошо, что ты все знаешь.

– Кому хорошо? – я хмуро сверлю взглядом экран планшета.

– Сделай так, чтобы Стефания ограничила свои звонки мне. Давай выделим время. Скажем так, раз в месяц будет достаточно. Каждую первую субботу месяца.

– Договорились, – бросаю отрывисто. Слышно, что дочь уже скоро выйдет из ванной.

– Я надеюсь на твое благоразумие, – бросает Марина и нажимает кнопку отбоя вызова.

– Папочка, я готова, – выходит Стеша и, видя черный экран планшета, расстроенно надувает губки. – Мама уже занята?

– Да, у нее дела, но мы ей скоро позвоним, – пытаюсь я отвлечь ребенка. Я встаю с кровати и словно нечаянно роняю планшет. Он падает и, ударившись углом об пол, разбивается.

– Как же мы будем звонить маме? – расстраивается ребенок. У нее снова чуть ли не слезы на глазах.

– Не расстраивайся, будем звонить с моего телефона, – успокаиваю дочь. К сожалению, ради спокойствия ребенка и сохранения детской веры в светлый и любимый образ матери пришлось пожертвовать планшетом. – А сейчас нам пора собираться в детский сад, – говорю нарочито весело, чтобы отвлечь Стешу от разбитого планшета.

– Ты сам меня отвезешь? – детские глазки загораются радостью.

– Конечно, – обнимаю дочь. Ты же извела уже третью няню за последние полгода, – Последняя даже месяца не выдержала, сбежала. Я прекрасно понимаю, что делает ребенок, но не могу ничего с этим поделать. Няня нам нужна, потому что мне нужно работать, а оставлять ребенка предоставленным самому себе я не могу, как и таскать ее постоянно к себе в офис.

Глава 1.

Элла.

– Элла, ты снова опоздала! – директриса магазина смотрит на меня с ненавистью. Что я ей сделала такого, что она так меня ненавидит? В магазине покупателей нет, открывать его должна не я. В чем проблема? Она считает каждую минутку, что я хожу в туалет, пью чай или обедаю, но в упор не видит и забывает о тех часах, что порой приходится оставаться сверхурочно. При этом к Карине, например, она так не цепляется. Хотя та и опаздывает чаще, и болеет. А я, между прочим, еще ни разу больничный почти за год не взяла, хотя были случаи недомогания.

– Еще две минуты, – я киваю на часы, что висят на стене.

– Ты должна приходить на работу за пятнадцать минут до открытия магазина, – чеканит каждое слово Антонина Сергеевна. – Как ты можешь выйти к покупателям взмыленной, красной и когда от тебя разит потом? – после ее слов я даже принюхалась, но ничем таким от меня не разило, зато руководительница сморщила нос, словно перед ней стою не я, а бомж с помойки.

– А кто мне это время оплачивать будет? – я неконфликтный человек. Я вообще ни разу не конфликтная, но даже у таких людей с ангельским терпением есть предел. Я просто банально устала от придирок и претензий.

– Штраф тысяча рублей, – директриса не спорит, она просто делает так, что я за сегодняшний день ничего не получу. – Так лучше?

– Вы не имеете права! – я задыхаюсь от возмущения.

– Еще пара слов, и ты уйдешь за этот день вообще в минус, – женщина вопросительно приподнимает брови. Да, мне есть что сказать. И не пару слов, а даже больше. Но я молчу. Наступаю себе на горло и молчу, потому что завтра зарплата, а послезавтра мне платить за комнату, что я снимаю. Денег и так в обрез, а мне еще надо отправить бабушке с сестренкой хоть немного. Саше надо купить одежду в школу, а то она так вымахала за лето, что ей все мало. Бабушкиной пенсии хватило, только чтобы купить все самое необходимое. А она ребенок, ей хочется быть как все, а не хуже всех. Я сглатываю ком в горле и с ненавистью смотрю на Антонину Сергеевну, а та довольно улыбается. – То-то же! – усмехается директриса и смотрит на часы. – Ну вот, я же сказала, что ты опоздала, – на часах ровно девять ноль одна. – Иди работай, сегодня остаешься сверхурочно, отрабатывать опоздание.

– Но сегодня очередь Карины! – я опешила от такой наглости. – У меня планы на вторую половину дня, – я готова чуть ли не плакать.

– Подождут твои планы, – отбривает меня женщина. – В следующий раз опаздывать не будешь. Или ты хочешь еще со мной поспорить?

– Нет, – отвечаю, повесив плечи. Боже, как же я мечтаю уйти из этого магазина! Но пока я не нашла ничего лучше. Если уволиться и пойти работать в другой магазин, даже в этом же торговом центре, то не факт, что там не окажется такой же стервы, как Антонина Сергеевна. И потом там тоже будет испытательный срок, где будут платить три копейки. А мне надо и за комнату платить, и бабушке с сестрой отправлять хоть немного, да и самой на что-то жить надо. Я, как переехала в город, и так похудела на восемь килограммов, и большинство одежды теперь висит бесформенным мешком. Но я не могу позволить купить себе что-то другое, так как банально у меня нет денег. Я разослала резюме во все фирмы, где зарплата была выше, чем в этом чертовом магазине, и где я хоть немного подходила под требования. Да, у меня нет высшего образования, а всего лишь колледж, но я закочнила двухмесячные курсы секретарей. Сегодня на четыре часа у меня назначено собеседование, и смена у меня сегодня должна была быть до двух. Но по правилам, что ввела эта неудовлетворенная жизнью грымза, за каждую минуту опоздания на утреннюю смену продавец-консультант задерживается на час. То есть моя смена продлится до трех. Ехать мне около часа, и то это при самом идеальном раскладе. То есть если я успею на собеседование, то это будет просто невероятная удача. Но я в удачу не верю. Она отвернулась от нас с сестрой давным-давно. Будучи детьми, мы попали с родителями в аварию. Мы с сестрой остались жить, родители погибли. Нас воспитывала бабушка, за которой за самой уже нужен уход. Начиная с подросткового возраста, я работала. Днем училась в школе, вечером шла мыла полы в деревенский клуб, где была устроена бабушка на полставки уборщицей. По документам значилась она, но мыла полы я. Весной я ходила и резала ветки березы в лесу, а после того, как сделаю уроки, садилась и вязала веники для бани. Их бабушка продавала по пятьдесят рублей оптовику, который в городе сдавал их в специализированные магазины по двести пятьдесят. Летом был огород, и от того, какой будет урожай, зависело то, что мы будем есть зимой. Осенью начинался сезон сбора ягод и грибов, и я вставала в три-четыре утра и шла в лес. А в восемь утра возвращалась, чтобы к девяти быть в школе. А бабушка шла сдавать собранные мной ягоды и грибы. От леса зависело наше благосостояние и то, пойду ли я в новой куртке в школу или в той, где рукава короткие и наполнитель сбился в комки от стирок, так как она – единственная верхняя одежда, что у меня была. Но, несмотря на такое детство и юность, я была счастлива в деревне с бабушкой и сестрой. У меня были самые теплые воспоминания о том месте, которое я считала и считаю своим домом. Я не хотела уезжать учиться, но бабушка настояла. Она хотела для меня лучшей жизни, чем перебиваться с копейки на копейку, и считала, что в городе больше возможностей. И я рискнула. И вот чем обернулся мой риск. Я так же встаю ни свет ни заря, потому что мне ехать до работы надо в другой конец города, а квартиру ближе снять я не могу. У меня просто-напросто нет денег, да и найду ли я еще такую дешевую – неизвестно. Я искренне надеялась, что удача все-таки повернется ко мне лицом и я смогу найти себе место получше, чем это, и смогу уволиться из ненавистного мне магазина.

Глава 2.

Степан и Стефания.

– И почему я узнаю об этом только сегодня? – стою и смотрю на воспитателя детского сада и чувствую себя полным дураком.

– Мы же все пишем в родительском чате, – женщина средних лет, что работает воспитателем у моей дочери в частном детском саду, смотрит на меня осуждающе. Она одним взглядом вгоняет меня в ступор и вызывает дичайшее чувство неловкости. На меня так деловые партнеры не смотрят, как эта командир в юбке. Хочется виновато опустить голову и идти искать угол, куда надо встать. Неудивительно, что у нее в группе железная дисциплина и порядок.

– Вы думаете, у меня есть время, чтобы читать родительские чаты?! – моему возмущению нет предела. Не люблю чувствовать себя дураком, очень не люблю.

– Ну а я чем вам помочь могу? – Марта Фридриховна поджала губы. – Простите, но писать каждому родителю об утреннике – это уже в наши обязанности не входит.

– Я уже понял, – хмуро смотрю на дочь, а та пожимает плечами, мол, она вообще ни при чем.

– Пап, я тебе говорила, – на лице Стеши скорбное выражение, словно она любимого щенка сейчас хоронить будет. Вот же маленькая актриса! Я уверен, она мне ничего не говорила.

– И не забудьте: сегодня короткий день, а завтра выходной в честь праздника, – добивает меня Марта Фридриховна дополнительной информацией.

– В смысле “короткий день”? – я все больше и больше чувствую себя отвратительным отцом.

– Мы работаем до шестнадцати часов, так что сразу после сна можете забирать Стефанию, – воспитатель проявляет изрядную выдержку, но я никак не могу унять внутреннее возмущение. Я плачу бешеные деньги за этот детский сад, чтобы с моим ребенком занимались специалисты, подготовили ее к учебе в такой же платной школе, а чувствую себя последним маргиналом, который не сделал ничего ради своего ребенка. Вот как это все работает? – А что завтра за праздник?

– День дошкольного работника, – и бровки так вверх приподняла. – Стеша, иди, мой руки и иди в группу, – командует женщина и таким тоном, что даже моя своенравная дочь послушно выполняет и даже не думает возражать.

Дочь уходит, и мы вместе с Мартой Фридриховной провожаем ее взглядом. И, убедившись, что девочка ушла из зоны нашей слышимости, женщина поворачивается ко мне и, понизив голос, говорит:

– Стеша хорошая девочка, но она сейчас в таком возрасте, когда остро нуждается в материнском внимании, – сообщает Марта Фридриховна.

А то, можно подумать, я не в курсе! Да вот только этой кукушке она не нужна. Не могу же я заставить Маринку общаться с дочерью. У нее сейчас новый ребенок появится, так что старого можно в утиль сдавать, так как слишком много от него хлопот.

– Я понимаю, – киваю. Ну не вываливать же мне на эту холодную строгую тетку всю свою подноготную? Я привык все свое держать в себе.

– Мы все понимаем, что у вас новая семья, и вы скоро женитесь, и у Стеши будет новая мама, как говорит девочка. Но и препятствовать ее общению с родной матерью не стоит, – продолжает лезть не в свое дело воспитатель. А вот от этой фразы я вообще чуть в осадок не выпал. Я препятствую? Да с чего она это взяла? В смысле “женюсь”? Вот так сходишь в детский сад и узнаешь много нового и о себе, и о своей личной жизни. При том от кого? От воспитателя.

– Это вам Стеша все это сказала? – я решил не подрывать авторитет дочери, но вечером ее ждет серьезный разговор.

– Что-то рассказала сама, – продолжает разговор воспитатель, – о чем-то мы сами догадались.

– Вы хотите мне что-то посоветовать? – сдерживаюсь из последних сил, чтобы не послать к чертям собачьим эту Марту Фридриховну. И чем этот сад отличается от муниципального, если воспитатели также суют свой нос туда, куда им совать не стоит, только я еще отваливаю за него ежемесячно кругленькую сумму?

– Это не мое дело, и я не могу вам ничего советовать, но наймите ребенку няню. Раз ни вы, ни ваша будущая жена не хотите вникать в жизнь дочери, – и Марта Фридриховна назидательно так на меня посмотрела.

– А знаете что, Марта Фридриховна? – я понял, что мое терпение сдулось. – Вы правы, – на лице женщины появилась снисходительная улыбка, но она моментально исчезает, когда я продолжаю фразу: – Это не ваше дело!

– Ну, как знаете, – воспитатель оскорблена в лучших чувствах. – Не забудьте, девочке надо на завтра костюм рябинки. Завтра будет только утренник. Имейте в виду, после него дочь надо забрать из сада. Да и самому желательно присутствовать на мероприятии. Ребенок танцует и поет песню.

– Благодарю, буду, – я киваю и выхожу из раздевалки. Можно, конечно, до бесконечности огрызаться на воспитателя и разговаривать по душам со Стешей, но няня нужна. И не потому, что я дерьмовый отец, а просто потому, что я не успеваю. И как женщины умудряются совмещать все в себе, когда неудачно выходят замуж? Они и добытчицы, и воспитатели, и подружки для своих детей. Минут двадцать занимает дорога до офиса. Люблю сам быть за рулем, так что водителей у меня нет. Секретарь вскакивает и несется ко мне со стопкой документов.

– Все это потом, – я забираю стопку писем, документов и отчетов. – Обзвони все кадровые агентства, разошли приглашения всем, кого найдешь на сайтах по подбору персонала.

– Кого ищем? – удивленно приподнимает брови девушка.

– Няню, – на выдохе произношу и вижу, как брови секретаря поднимаются еще выше. – Для дочери, конечно.

– А-а-а-а, – протянула девушка, словно подумала, что в няньках нуждаюсь я.

Глава 3.

Элла.

Время – это такая эфемерная штука. Оно то несется, то еле ползет. Сегодня до какого-то момента оно неслось. Я раскладывала и вывешивала одежду. Этот бесконечный круговорот одежды по магазину было невозможно остановить. То она в примерочной свалена кучей после очередной примерки и я аккуратно развешиваю по вешалкам и отношу все на свое место, то достаю из коробок новые вещи и, также развесив их, уношу в зал. Смена так и закончилась незаметно. Но было же еще дополнительное наказание. Оно пришлось на стояние за кассой, что я больше всего не любила. Вот именно этот час показался мне ужасно долгим.

Внимание привлекла девочка лет пяти, что с важным видом расхаживала между рядами. Я бросила взгляд в зал, но ни одного взрослого, кто мог бы быть ее родителем, не нашла. Просто родителей всегда видно. По крайней мере, адекватных. Они даже когда выбирают одежду, то и дело ищут взглядом по залу, находят свое чадо, после чего снова принимаются за свое. И так все время, пока находятся в магазине. Девочка же прохаживалась совершенно одна. Потерялась? Да не похоже. У потерявшегося ребенка паника во взгляде, а эта маленькая женщина ходит и выбирает. Вижу, что ей приглянулась красная фатиновая юбка-пачка, но она не может ее снять со стойки. Слишком высоко расположена вешалка, не для пятилетки.

– Карина, – обращаюсь к девушке-коллеге. – Иди помоги, – и я киваю на девочку.

– А ты что командуешь? – Карина смерила меня презрительным взглядом. Удивительно, но она ходила в любимицах у Антонины Сергеевны. Удивительно, но факт. Видимо, стерва стерву видит издалека и помогает продвинуться по карьерной лестнице. – Соплячке, что ли? – Карина все же снизошла до того, чтобы посмотреть на покупателя, на которого я указала. Ее губы скривились в презрительной усмешке. – Тебе надо, ты и помогай. Или думаешь, малявка тебе дневную выручку сделает или на чай оставит? – рассмеялась Карина. Я колебалась, идти к ребенку или нет. Нет, вопрос в том, помогать или не помогать, не стоял. Просто чтобы выйти из-за кассы, мне нужно ее закрыть. А чтобы снова открыть под своим паролем, нужен будет ключ, а он у Антонины Сергеевны. Наврать ей и сказать, что я отходила в туалет, я не могу, так как меня выдаст Карина. Да и директриса сразу же проверит, сколько времени я была в туалете. И если, по ее мнению, я слишком долго позволила себе уединение, то мне грозит очередной штраф. И на собеседование я точно не успею. Эх, была не была. Не блокирую кассу, все же я далеко не ухожу, да и Карина здесь и присмотрит на крайний случай. Иду в зал и подхожу к ребенку.

– Тебе помочь? – я присаживаюсь перед ребенком, а девочка с любопытством смотрит на меня.

– Не могу достать, – показывает девочка.

– Сейчас, – я снимаю со штанги вешалку и прикладываю к ребенку. – Мне кажется, тебе нужен размер поменьше, – беру другую вешалку и повторяю манипуляции, смотрю на этикетку. “Пять-шесть лет”, – написано на ярлычке. – Тебе сколько лет? – спрашиваю, чтобы свериться с этикеткой.

– Пять, а что? – девчушка подозрительно прищурилась.

– Здесь на этикетке возраст указан, я решила уточнить, – я показываю ребенку этикетку, и она с серьезным лицом смотрит на нее. Не знаю, знает ли она цифры, но кивнула она с важной моськой.

– А ты здесь одна? – я снова окидываю взглядом магазин, но никого нового в нем не появилось. Просто в магазине далеко не демократичные цены, так что здесь не бывает толп покупателей. А у тех, что приходят, порой бывают очень высокие требования как к одежде, так и к обслуживанию, словно консультант попадает к ним в личное рабство на время нахождения их в конкретно взятом магазине.

– Папа там. Сказал, чтобы я все выбрала, пока он делами занят, – и девочка указала на вход в магазине, где около него действительно стоял мужчина с телефоном. Он что-то жестикулировал, и, видимо, разговор был такого характера, что не должен доноситься до детских ушей, вот родитель и отправил малышку на самостоятельный шопинг.

– Тебе еще что-то нужно подсказать или подать? – если честно, мне очень понравилась девочка. Чем-то напоминала мне мою сестренку. Она тоже была очень самостоятельной и все время твердила, что она взрослая. Я-то понимаю, что все это вызвано тем, что ребенок рано остался без родителей. Может, у этой девочки получилось все так же? Попыталась отогнать от себя дурные мысли. Пусть уж лучше мама этой девочки будет очень занята, чем ее вообще не будет.

– Мне в садик нужен костюм рябинки. Я там буду песенку петь и танцевать, – рассказывает девочка. – Я подумала, что эта юбка подойдет.

– Конечно подойдет, – я одобрительно кивнула. – Идем, я знаю, что тебе предложить, – и я повела ребенка к дальней стойке. Там были футболки с принтом, очень похожим на грозди рябины. Девочка одобрительно кивнула, и мы подобрали ей футболку. Я принесла ей гольфики и красный ободочек. Получился красивый образ, и я думаю, она будет очень озорной рябинкой.

Мы направились на кассу, и я пробила все покупки. Карина смотрела на нас снисходительно.

– А деньги у тебя есть? – язвит моя коллега. Не магазин, а серпентарий. Ожидаемо, что я хочу поскорее отсюда уволиться и найти нормальную работу.

– Есть, – девочка отвлекается от разглядывания какой-то игрушки и высыпает на прилавок пригоршню монет из игры в монополию. – Вот.

– На эти деньги ты ничего не сможешь купить в нашем магазине, – усмехаясь, отвечает Карина. Во взгляде ликование, словно хочет сказать: “Смотри, ты столько с ней возилась, а она тебе игрушечными деньгами хочет заплатить”. – Это реальная жизнь, детка, а не игра. Деньги надо брать у родителей, они-то у тебя есть вообще? – вижу, как на глаза ребенка набегают слезы. И откуда столько злости у коллеги? Не знаю почему, но мое сердце дрогнуло. Хоть я не так много зарабатываю и меня штрафуют постоянно, но футболку ребенку я куплю. Я уже хочу достать кошелек, чтобы вынуть из него карточку, как девочка словно спохватилась и стукнула себя по лбу. Она вытаскивает из кармана свернутые в трубочку пятитысячные купюры и кладет две из них на прилавок.

– Этого хватит? – интересуется ребенок, глядя на меня.

– Хватит, – я пробиваю покупку и стараюсь сдержаться и не растянуться в довольной торжествующей улыбке. Отец, конечно, не прав, что дает ребенку такие деньги, но как же было приятно утереть нос Карине с ее высокомерием.

– Ты проверь-то деньги, – влазит девушка. – Может, это банк приколов вообще.

– Это настоящие, не переживайте, – вдруг появившийся мужчина за спиной у девочки застает нас врасплох. – Ты все выбрала? Купила?

– Да, мне вот эта девушка помогла, – и ребенок показывает на меня. Мужчина же словно рентгеном меня сканирует. У меня даже мурашки по коже пробежали, и стало зябко, таким холодным и пронизывающим был взгляд.

– Ты ей сказала спасибо? – мужчина забирает у Карины пакет с покупками девочки. Когда успела коллега сориентироваться и сложить все в пакет, не знаю, но она явно быстрее пришла в себя, нежели я. Или это меня так сильно пробрало от вида этого мужчины?

– Ой! Нет! – и девочка вдруг подскочила ко мне и положила передо мной пятитысячную купюру. – Спасибо, – Щеки залила краска смущения.

– Не нужно, – я отодвинула деньги. – Я просто так помогала.

– Каждый труд должен быть оплачен, особенно тот, который делают бескорыстно, – усмехается мужчина. И, взяв девочку за руку, вышел из магазина.

Глава 4.

Степан и Стефания.

– Стеша, а ты почему не подождала меня? – с любопытством смотрю на дочь. – Это что сейчас было?

– Ну, ты же был занят, – дочь делает невинные глазки.

– А откуда у тебя деньги? – я, когда увидел у дочери в руках стопку банкнот, сперва даже не поверил своим глазам. Я, конечно, пытаюсь ее обучить ценности денег и что сколько стоит, но не даю пятилетнему ребенку триста тысяч на карманные расходы. Я так-то из ума еще не выжил.

– Они в копилке лежали, – продолжает ломать комедию Стефания, понимая, что я не ругал ее в магазине, исключительно чтоб не позорить ее.

– В какой еще копилке? – я недоуменно смотрю на ребенка. У меня лет с десяти копилки не было уже.

– Ну, помнишь, у тебя в кабинете лежат в шкатулке деньги, – объясняет мне ребенок. – Ты сказал, что копишь на черный день. Я и подумала, что это копилка, – у меня брови наверх полезли от ее слов. Дело в том, что я верю в банковскую систему, но и историю нашей страны я знаю неплохо, поэтому всегда имею наличные деньги. Не миллионы, конечно, но энные суммы денег у меня есть дома в сейфе, и в тайнике, и на работе в сейфе. Только на днях я доставал эту самую копилку, как выразилась моя дочь, чтобы добавить туда буквально тысяч двадцать-тридцать. И тогда-то и увидел мой любознательный ребенок эту шкатулку. Именно тогда я и сказал ей, что это на черный день. Но девочка тогда больше заинтересовалась не деньгами, а выражением и все допытывалась, что же такое “черный день” и когда он наступит.

– А почему ты решила их взять? – по факту не произошло ничего критичного. У меня даже взыграла какая-то отцовская гордость, что Стеша такая самостоятельная, что и наряд себе выбрала, и смогла все оплатить.

– Ну, я подумала, что “черный день” – это плохо. А ты вот как к нему готовишься. И если у тебя не будет денег в той копилке, то и день этот не придет, – рассказала ребенок свою логику размышлений.

– Все немного не так, – я улыбнулся дочери и присел перед ней. Какая же она у меня умница рассудительная. – Черный день наступит вне зависимости от того, есть у папы в копилке деньги или нет. Но если денег не будет, то пережить этот день будет значительно сложнее.

– Значит, я зря их оттуда взяла? – и ребенок расстроенно протянул мне свернутые в трубочку деньги.

– Да, Стеша, зря, – киваю дружелюбно, так как вижу, что в глазах дочери начинают скапливаться слезы. – Давай ты не будешь больше так делать.

– Давай, – кивает ребенок. – Я не специально.

– Я знаю, – обнимаю дочь. У нее такой возраст сейчас сложный. Она учится проживать свои эмоции, учится понимать, что она чувствует. В общем, она учится жить. И мне становится порой так горько оттого, что я не могу оградить ее от всего. Не могу сделать так, чтобы ее не касались все эти житейские невзгоды.

Дочь немного успокоилась, и мы сели в машину. Я долго думал, заводить ли тему, что затронула сегодня воспитательница, и решил осторожно спросить. Вроде как с шуткой.

– Я тут утром разговаривал с Мартой Фридриховной, – вижу в зеркало заднего вида, как дочь напряглась. Я сперва не хотел говорить, откуда узнал информацию, но потом решил, что скажу. – Она мне сказала, что ты говоришь, что я скоро женюсь, и у тебя будет новая мама, – смотрю, как Стефания смущенно отводит взгляд. Ей стыдно, а значит, разговор такой был и она понимает, о чем речь. – Ты не хочешь меня тоже посвятить в подробности моей личной жизни? А то все знают, кроме меня, – и я улыбнулся дочери.

– Папочка, не сердись, – начинает дочь, делая умильное личико. Губки бантиком, бровки домиком, взглядом может айсберг растопить. Ну как на такую прелесть можно сердиться? Но я держусь и стараюсь не показывать виду,что, что бы она ни сделала, я не буду сердиться и порву за нее любого и любую. – Просто Есения сказала, что я маме своей не нужна. А я сказала, что у меня скоро новая мама появится. Вот и все, – вижу, что дочь явно не договаривает, но суть проблемы я понял.

– А Есения – это дочь Маргариты Алексиной, да? – я снова бросаю взгляд на дочь.

– Да, это тети Риты дочь, – кивает ребенок и делает скорбное выражение лица.

– Не обращай внимания на эти слова, – я бы очень хотел заверить дочь, что она очень нужна своей матери, и та ее любит больше всего на свете, но, к сожалению, язык не поворачивается это сказать. – Ты нужна своей маме.

– А у меня точно новой мамы не появится? – дочь смотрит с надеждой на меня. – Или ты еще с мамой помиришься, если она дядю Тимура бросит?

– Нет, малышка, – у меня от перспективки даже мороз по коже пробежал. – Дело не в дяде Тимуре, а в том, что мы с мамой разлюбили друг друга, – ох, как же сложно ребенку объяснять все эти взрослые заморочки тогда, когда даже взрослый человек не всегда способен все понять и разобраться. – И я пока жениться не собираюсь, – признаюсь как на духу. После развода я не рассматриваю женщин как спутниц жизни, только как эскорт на мероприятие и не более. Марина отбила желание к чему-то большему и серьезному. К сожалению, бывает и так.

– Хорошо, папочка, я больше так не буду, – кается дочь, но тут же ее личико просветлело. – А я теперь каждый день после сада буду к тебе на работу ездить?

– Нет, родная, – я усмехнулся. – Сегодня мы найдем тебе няню, и ты будешь проводить время с ней.

– А мне так нравится у тебя на работе, – мечтательно говорит ребенок.

– Мне тоже у меня на работе нравится, но мне не мешало бы еще и работать, – улыбаюсь дочери, и та понимает, что уговорить меня оставить все как есть невозможно.

Глава 5.

Элла.

Стою и кручу в руках купюру. Может, в кассу их положить, пока не закрыла еще? Но тогда в кассе будет излишек. Я же не обманула никого, не украла. Девочка сама мне их дала, а значит, они мои, правильно? Я словно с совестью пытаюсь договориться. И только я решаю, что можно оставить деньги себе, и защелкиваю кассовый ящик, как ко мне практически подскакивает Антонина Сергеевна.

– Ты что делаешь? – она видит закрытый кассовый ящик, видит пятитысячную купюру у меня в руке и зло прищуривается. – Решила обчистить магазин, дрянь?

– Нет, – я в шоке и от обзывательств, и от обвинений. Я слово вставить не успела, как Карина вставляет свои пять копеек.

– Воровка, – усмехается коллега и отворачивается. Ее слова – словно приговор мне, и Антонина Сергеевна расценивает их как-то по-своему. Она выдергивает у меня из рук купюру и отталкивает от кассы.

– Мы сейчас проверим, – шипит на меня змея в виде директрисы. Ей только раздвоенного языка не хватает для точности картины. Я растерянно хлопаю глазами, но отчего-то спокойна. Нет, я, конечно, в шоке от ее поведения и того, что мне не дали ни слова сказать в свое оправдание. Но я-то знаю, что ни копейки никогда не брала из кассы. Блин, да я даже воду в пятилитровых фляжках покупала, потому что из-под крана вода даже после кипячения отдавала тухлятиной и из нее чай было невозможно сделать. Покупала воду я, а чай пили все. Это если не говорить об остальных мелочах, которые я делала, но не выпячивала напоказ. Я вижу, что она выбивает чек по наличке в кассе и берет деньги, чтобы пересчитать. Вот сейчас она увидит, что там с деньгами ровно, и я наслажусь ее растерянным выражением лица. Уверена, что она прощения не попросит, но я хотя бы немного получу моральное удовлетворение.

– Так и есть. Недостача! – произносит торжествующе Антонина Сергеевна.

– В смысле? – я растерянно таращусь на женщину.

– В коромысле! – язвит директриса. – Ты настолько тупая, что не понимаешь таких простых вещей. Или в своем задрипанном ПТУ, где ты училась, такого не рассказывали?

– Но там не может быть недостачи, – я смотрю на деньги в руках Антонины Сергеевны. – Эту купюру мне дала девочка в качестве благодарности, – и я показываю на ту пятитысячную, что лежала отдельно.

– В кассе не хватает ровно пять тысяч, – и женщина при мне начинает считать вслух, и я вместе с ней проговариваю сумму, шевеля губами. Окончив пересчитывать деньги, она мне показывает чек, что выдала касса, и вопросительно приподнимает брови. – И ты по-прежнему будешь мне утверждать, что ты не брала ничего?

– Буду, – я чувствую, что на глазах от несправедливости ситуации начинают скапливаться слезы. – Я не брала ничего. Можете у Карины спросить. Она видела, что девочка вместе с отцом дали лишние пять тысяч за то, что я хорошо обслужила девочку и подобрала ей одежду, пока отец был занят.

– Меня не приплетай, пожалуйста, – Карина скривилась и замахала руками. – Я не участвую в твоих махинациях, и я своими делами занималась и не прислушивалась к твоим разговорам с покупателями, – открестилась Карина.

Я стою и хлопаю глазами от неожиданности. Я ведь ничего не брала из кассы, а кроме меня и Карины за кассой никого не было. И то у нас у каждого своя касса. Я на первой работаю, а когда приходит время мне идти в зал, я блокирую компьютер и кассовый аппарат, а Карина открывает вторую кассу. Я же не отходила от кассы ни на минуту, кроме… Кроме времени, когда обслуживала девочку, потому что Карина отказалась помочь ребенку.

– Ну так что делать будем, полицию вызывать? – Антонина Сергеевна смотрит на меня, зло прищурившись.

– А и вызывайте! – я злюсь. И зачем я терпела эти унижения? Молчала, когда меня притесняли? Надо уважать себя, в конце-то концов!

Щеки горят, понимаю, что меня сейчас пропесочат по полной, но мне надо держаться. Надо держаться. Не плакать и не выглядеть жалкой. Хочет повесить на меня всех собак? Ну и пусть! Я не прогнусь. В магазине, в конце-то концов, есть камеры. Пусть по ним посмотрят и поймут, что я ничего не трогала из кассы. Ни копеечки, ни рубля, и уж тем более пять тысяч.

– Сиди здесь, я сейчас позвоню руководству магазина и обсужу все, – поджимает губы, недовольно окинув меня взглядом и взяв чек, деньги из кассы, те пять тысяч, из-за которых возник весь сыр-бор, ушла в свой кабинет. – Карина, открой свою кассу, – бросила через плечо директриса.

– Карин, это же ты взяла деньги, – я не спрашиваю, а утверждаю. – Зачем?

– Я ничего не брала, – девушка хлопает глазами и откровенно потешается надо мной. Даже на губах играет довольная улыбка. – Но тебя сейчас уволят.

– А какой тебе от этого плюс? – я не понимаю, чем именно, каким поступком или словом вызвала непрекращающийся поток негатива в свою сторону.

– Мне на тебя вообще плевать, – Карина развернулась к кассовому аппарату и сделала вид, что занята своими делами.

Я стою как неприкаянная около кассы, словно вердикта суда жду. Да пошло оно все к чертовой матери! Пошла в подсобку и переоделась в свои вещи. Я ничего не крала. И пусть они там советуются, хоть обсоветуются, а я поехала на собеседование.

Когда я уже вышла в своей одежде из служебного помещения, то из кабинета выскочила Антонина Сергеевна. Видимо, Карина настучала, что пошла переодеваться.

– Что, сперва магазин хотела обчистить, а как за руку поймали, решила сбежать? – женщина смотрит на меня с лютой ненавистью.

– Я ничего не крала и не собиралась, – чеканю каждое слово. – Если что, у вас есть мои контакты. А если так интересно, то просмотрите камеры и выясните, кто на самом деле взял эти деньги.

– Посмотрю, ты не переживай, я посмотрю, – кивает Антонина Сергеевна.

– Ответьте мне на один вопрос, – я смотрю в упор на директрису, – что я вам такого плохого сделала, что вы так меня возненавидели?

– Я терпеть не могу таких выскочек, как ты, – отвечает женщина. – Имей в виду, если сейчас уйдешь, я вызываю полицию.

– До свидания, – я кивнула Антонине Сергеевне и направилась на выход из магазина.

– Ну ты еще об этом пожалеешь! – зашипела мне женщина вслед. – Ох, как пожалеешь.

Глава 6.

Степан и Стефания.

– Пап, мне не нравится эта няня. И та, что была до нее, и та, что была еще до той, что была до нее, и та… – дочь загибает пальцы и показывает кривляниями женщин, что успели посетить мой кабинет.

– Да я понял уже, что тебе ни одна не понравилась, – я устало потер виски. Мне, если честно, тоже. Но няня нужна. У меня скоро важная сделка, мне надо уделить все внимание работе, а не решать, в каких колготках идет дочь в сад. Выбор колготок, конечно, тоже важен и нужен, но от этого выбора не зависит благополучие компании и и нескольких сотен ее сотрудников.

– Вредные они, – вынесла вердикт моя дочь.

– Тебе нужна нормальная няня, чтобы я мог на нее полагаться, – я так устал от этих бессмысленных собеседований. Я не могу наплевать на мнение ребенка, потому что знаю, что если она решит, то сживет со свету няню, которая ей не по душе. Снова женщина просто уволится и будет еще и требовать компенсацию за седые волосы, испорченную одежду и подорванную нервную систему.

– Но с этими же тетями ни поиграть, ни пошалить, – дочь залезла ко мне на колени и заглядывает в глаза. – Папочка, ты же знаешь, как важно ребенку пошалить?

– Откуда ты этого всего набралась? – я хмурюсь и смотрю на дочь.

– В саду няня, что с нами сидит в сон-час, смотрит ролики в интернете, – со вздохом кается ребенок. – Там еще сказали, что дети в саду ведут себя хорошо, а дома плохо. Это нормально и даже хорошо.

– Да ладно? – я все больше и больше понимаю, что ребенком надо заниматься, а не сбагривать ее в детский сад. Воспитатель сует нос во все сферы жизни детей и родителей, няни ролики смотрят, да еще и не в наушниках, и дети слышат все. – А ты почему не спишь в сон-час?

– Ну так я же уже взрослая, – ребенок разводит руками и делает большие удивленные глаза. – Я даже умею говорить “Рр-р–р-рыба”.

– Ты неподражаема! – умеет дочь поднять настроение. У этой истории про “Р-р-р-рыбу” ноги растут еще с тех времен, когда дочь посещала логопеда. Оказывается, что у логопедов тоже есть последовательность постановки звуков у детей. И вот звук “Р” они ставят одним из последних. И логопед довольно часто говорила, что когда Стеша правильно скажет слово “рыба”, то она станет совсем взрослой. Ребенок запомнил и сделал соответствующий вывод, что как только она произнесет это слово без ошибок, то это будет означать ее полное взросление.

– Да, – согласилась дочь и слезла с моих колен. Она вообще была лишена ложной скромности. К примеру, я говорил: “ты моя красавица”. Она неизменно отвечала мне: “да”. Согласием она отвечала на любой комплимент или похвалу, вроде как подтверждая прописную истину. – А можно я похожу немного по коридору и в холл схожу? – все в офисе знали мою проблему с няней, и все знали мою дочь.

– Сотрудникам не мешать, никого не отвлекать, с этажа не уходить, – перечислил я предупреждение.

– Само собой, – дочь снова сделала глаза как блюдца, а я закатил глаза. Вот же актриса малолетняя!

– Позови мне следующую кандидатуру, я пока побеседую с ней, – я думал, что смогу без детских комментариев поговорить с кандидаткой, но каково же было мое удивление, когда дочь выглянула в приемную и сообщила, что никого больше нет. – Ты всех распугала? – в этой шутке была лишь доля шутки, так как я свою дочь знаю очень-очень хорошо.

– Нет, папочка, – ребенок смотрит на меня невинным взглядом. – Как я могла? Я же здесь была.

– Прости, я уже стал параноиком, – качаю головой разочарованно. – Ну, может, еще придут попозже.

– А кто такой параноик? – Стефания заинтересовалась новым словом.

– Это человек, который всех во всем подозревает, – попытался объяснить ребенку значение слова.

– А я думала, это шизофреник, – задумчиво бормочет ребенок, а у меня глаза увеличились в размерах.

– Стефания Степановна, откуда вы знаете это слово? – хмуро смотрю на дочь.

– Я гулять, папочка! – дочь рванула из кабинета и чуть с ног не снесла секретаршу, которая несла мне кофе на подносе.

– Ваш кофе, – осторожно ставит чашку на стол Анастасия.

– Настя, к нам что, больше никто не пришел? – я с надеждой смотрю на девушку, но та отрицательно покачала головой.

– В запросе в кадровые агентства вы указали довольно высокие требования, и это были все кандидатуры, что подошли. Тем более это все так срочно, – развела руками девушка. – А хорошие няни на дороге не валяются.

– Да ни один хороший специалист на дороге не валяется, – усмехнулся я, попивая кофе.

– Может, вы хотя бы возраст измените в требованиях? – с беспокойством интересуется секретарша. – Я ничего не имею против вашей дочери, но она очень смышленый ребенок. А наши сотрудники, особенно отдел маркетинга и айти, не зайчики-одуванчики. Там мат стоит порой такой, что у меня уши горят, когда я им документы отношу. У меня дочь неделю у деда с бабушкой пробыла и приехала матерщинницей. У меня отец любит красиво выругаться.

– Я знаю, Настя, но разве может девушка в двадцать-двадцать пять лет найти подход к такому сложному ребенку? – я помнил, что в требованиях я указал возраст няни: от тридцати пяти лет.

– Я уверена, что именно молодая девушка найдет подход к вашей дочери, потому что она еще сама помнит свой детский возраст, – не соглашается секретарша. Она-то как раз бы и подошла на роль няни и по возрасту, и опыт у нее есть – все-таки двое своих детей. Но это же не выход. Она мне как секретарь нужна, я без нее как без рук.

Вдруг на пороге кабинета появляется моя дочь, которая тащит за руку какую-то смутно знакомую девушку.

– Папа, я нашла себе новую няню! – и ребенок тычет в кандидатку пальцем. Девушка, кажется, тоже удивлена такому повороту событий и растерянно хлопает глазами, смотря то на меня, то на мою дочь.

Я окидываю девушку сканирующим взглядом и прищуриваюсь. Ей на вид лет двадцать плюс-минус год, и она совершенно не тянет на роль няни.

– Может, мы найдем кого-то посерьезнее и опытнее? – предлагаю, с надеждой глядя на дочь. – Нормальную няню.

– Нет, я хочу ее! – и ребенок топает ногой, складывает руки на груди и надувает губы.

Глава 7.

Элла

Если я скажу, что не волновалась и думала, что все будет хорошо и полиция во всем разберется, то я совру. Я несколько раз порывалась вернуться и попытаться поговорить, но вовремя останавливала себя. Что даст этот разговор? Меня посчитали виноватой, даже не посмотрев камеры и не выяснив ничего. Я только увижу довольную улыбку этих двух змей и больше ничего. Нет, если уж решила, то отступать нельзя.

Я ехала и всю дорогу успокаивала себя. Нельзя показать свое нервное состояние на собеседовании. Всем нужны стрессоустойчивые сотрудники. Я шла устраиваться в отдел маркетинга в строительную компанию. Зарплата, судя по объявлению, должна быть приятная и значительно выше, чем та, что я получала сейчас. Правда, есть испытательный срок, в период которого будут платить сущие копейки. Но ничего, затяну поясок потуже и перекантуюсь как-нибудь два месяца. Поищу дополнительную подработку, чтоб свести концы с концами.

На то, что мне выплатят хоть что-то при увольнении из магазина, я уже не рассчитывала, поэтому судорожно соображала, где же взять деньги на оплату жилья. Квартирная хозяйка, хоть и производила впечатление бабушки божий одуванчик, на самом деле такой не являлась. Эта акула столичного квартирного бизнеса. У нее есть еще две квартиры под сдачу. Она из них общагу сделала. Она предлагала мне место в одной из них. Две комнаты, и живут там пять девочек. Представляете, пять человек! В одной маленькой комнате две, а во второй – три. И правила такие, что я сразу поняла, что не смогу. К примеру, при осмотре жилья мне на полном серьезе рассказывали, как пользоваться унитазом. Я сперва подумала, что это неудачная шутка, но нет. Эта дама на полном серьезе мне сказала, что знает нас, деревенских, которые ходили всю жизнь в уличный туалет и не умеют ни ершиком пользоваться, ни смывать за собой, ни другую элементарную гигиену соблюдать. На кухне, так вообще, перед тем, как приготовить еду, нужно застелить пол газетой, чтобы жир не брызнул на пол. А еще чистота должна была быть на уровне стерильности. Я не против чистоты, но не когда ее настолько сильно навязывают и не когда это доведено до абсурда. Тогда при осмотре жилья я гордо отказалась. Но время шло, и найти мне квартиру не удавалось. А все из-за довольно скромного бюджета, выделенного на ее съем.

В общем, я переступила через себя и позвонила Надежде Дмитриевне, потому что на вокзале ночевать я не хотела, а хостел выходил дорого. Но и тогда мне не повезло. Место, что мне предлагалось, уже было сдано, но женщина предложила мне альтернативу. Пожить у нее, так сказать, по доброте душевной. Нет, не бесплатно, конечно, но за символическую плату. Я согласилась и, лишь когда приехала по указанному адресу, поняла почему. Комната была из разряда “ощути себя мальчиком под лестницей со шрамом на лбу”, потому что мне предложили для проживания кладовку. Да-да. Самую обычную кладовку, в которую поставили узкую кровать, но я на ней помещалась, тумбочка и штанга для одежды с полочками. Даже полноценный шкаф нельзя было поставить, так как дверцы бы не давали мне вообще развернуться. Хотя у меня и вещей-то было немного, так что мне хватило и этого.

Я согласилась, дав себе клятвенное обещание, что найду жилье и съеду, что это моя временная комната. Но моя бабушка говорила еще давно, что нет ничего более постоянного, чем временное. Она это говорила, когда призывала меня всегда доводить до конца все начатое и доделывать как следует, а не кое-как. У меня так вышло с жильем. Я практически не питалась дома, да и приходила только помыться, постираться и поспать. Стирала я во время душа и руками, стирать и мыться приходилось очень быстро, потому что если я чуть задерживалась в ванной, то Надежда включала на кухне воду, и меня или кипятком обдавало, или ледяной водой. В зависимости от того, какой кран ей захочется открыть. Это был ее негласный знак, что мое время на водные процедуры вышло. Также квартирная хозяйка трепетно берегла мое зрение. Просто я очень люблю читать, но так как расход электроэнергии тоже жестко учитывался, как и расход воды, то тетя Надя просто выключала свет в моей комнате, говоря, что я чтением испорчу себе зрение. К слову, называть эту скупердяйку “тетя Надя” она просила меня сама, как и говорить соседям, если те, конечно, поинтересуются, что я ее племянница, приехавшая поступать в институт в Москве. Тот факт, что я не учусь, а работаю, никто узнать не должен был, так как уезжала я рано, возвращалась поздно, а работала на другом конце города. В общем, вероятность совпадения практически равна нулю.

К слову об экономии, которая доходила до абсурда. Телефон, к примеру, я заряжала на работе. А готовить есть я перестала и в основном питалась овощами, кефиром и хлебом, потому что в первый месяц мне выставили такой счет за газ, что я была в шоке, так как всего лишь пару раз сварила себе супчик. После этого я предупредила, что газом пользоваться не буду. Тетя Надя хоть и была не в восторге, но спорить не стала. Сегодня же из-за неприятной ситуации на работе я забыла зарядить телефон, и теперь он напоминал мне о том, что может разрядиться в любую минуту, красным значком батареи.

В общем, заряда батареи хватило, чтобы дойти до нужного мне здания с офисами. А вот дальнейшую инструкцию я не успела скачать и запомнить. Телефон сдох, и потому я стала действовать интуитивно. Спрошу в холле у охраны, уверена, там у них есть список фирм и на каком этаже какая находится.

Я зашла в здание из стекла и металла и сразу же почувствовала себя букашкой. Смотрю на снующих мимо людей и понимаю, что и одета я не так, и вид у меня слишком простенький, и вообще не вписываюсь. Но мне надо попасть на собеседование. И я даже скажу больше, мне очень надо, чтоб меня взяли на работу.

– Добрый день. Простите, а вы не подскажите, на каком этаже находится строительная фирма? – обращаюсь с самым вежливым видом к охраннику.

– А название? – мужчина недовольно поджимает губы, но отшивать меня не спешит.

– Ой, – и тут я поняла, что название не запомнила. – Я не помню.

– Ну что ж вы, девушка, – укоризненно смотрит на меня мужчина.

– А у вас здесь много строительных фирм? – задала вопрос и по реакции охранника поняла, что он прозвучал как минимум с наездом. – Простите, я хотела просто посмотреть названия, может быть, вспомню, как называется та, что мне нужна.

– У меня в списке только названия организации и этаж. А строительная это компания или риэлтерская, я не знаю, – отвечает собеседник, нахмурившись.

– А как же мне узнать? – я растерянно хлопаю глазами и смотрю на часы, что расположены у охранника как раз за спиной. – Я уже опаздываю.

– Езжайте сверху вниз на лифте, останавливайтесь на каждом этаже и спрашивайте, чем занимаются фирмы, которые там расположены, – советует мужчина. – По-другому никак.

– Спасибо, – я киваю и спешу к лифту.

– Подождите, мне пропуск вам выписать надо, – останавливает охранник, спохватившись, что забыл что-то сделать, потому что я его заболтала.

Я раздосадованно остановилась и, порывшись, вытащила паспорт, протянула его мужчине. Теряю драгоценное время на бюрократию и крючкотворство. На все про все ушло не более пяти минут, но мне они показались вечностью. Я забрала пропуск, паспорт и снова метнулась к лифту. По совету мужчины я решила начать сверху вниз. Но на самом верхнем этаже на меня посмотрели как на дуру, чуть ниже – как на городскую сумасшедшую. Видимо, чем выше к небу, тем люди более высокого мнения и о себе, и об организации, в которой они работают. Если честно, я даже обрадовалась, что нужной мне фирмы там не оказалось. Все-таки я бы не хотела работать с такими же ведьмами и змеями, с которыми я трудилась в магазине. Я искренне надеялась, что мне повезет с коллективом.

Моя третья попытка и третий этаж сверху удивили меня. Когда двери лифта открылись, передо мной стояла девочка и внимательно и с любопытством смотрела на меня.

– Привет, – я сразу же узнала мою новую знакомую. Девочка-рябинка.

– Привет! – ребенок явно тоже меня узнала. – Ты на собеседование?

– Да, – я радостно закивала. Вот это удача! – А ты знаешь, где оно?

– Ага, – ребенок с важным видом машет рукой. А когда я выхожу из лифта, то хватает за руку и тянет меня дальше по коридору. Упираться я не стала, закралась мысль, что если я приду на собеседование с таким сопровождением, то получаю некое преимущество. Но что меня заведут в приемную, а потом и в кабинет… Я успела только прочитать часть таблички, которая начиналась со слов “генеральный директор”. Кажется, я влипла. Мамочки. Он же меня никуда не возьмет и беседовать даже не будет именно из-за того, что меня завела сюда его дочь, а еще он меня видел в магазине. Я же знаю, что во всех крупных фирмах и компаниях очень предвзято относятся к продавцам-консультантам из обычных магазинов.

В кабинете стоит тот самый мужчина, от взгляда которого хотелось судорожно сглотнуть, так как в горле резко пересыхало, и довольно миловидная девушка, но однозначно постарше меня. Хотя из меня плохой физиогномист, и определение возраста на глаз мне никогда не удавалось.

– Папа, я нашла себе новую няню! – и ребенок тычет в меня пальцем. А я удивленно таращусь на нее и пытаюсь переварить услышанное. Няню? Меня? Значит, здесь не то собеседование, на которое я рассчитывала. Вот черт!

Мужчина переводит взгляд то на меня, то на ребенка. И столько у него сомнений во взгляде, что мне даже захотелось ему сказать, что из меня выйдет классная няня, но я вовремя одернула себя. Какая няня? Окстись! Ты идешь на собеседование в крупную компанию, а не за чужим ребенком присматривать. И потом, сколько там эти няни получают? Уверена, что сущие копейки. А мне еще себя содержать, платить за комнату в кладовке и сестре с бабушкой высылать.

– Может, мы найдем кого-то посерьезнее и опытнее? – мужчина обращается к ребенку, и в его тоне столько надежды, что мне его на секундочку становится жаль. Но лишь на секундочку. Всю жалость убивает фраза, сказанная следом: – Нормальную няню.

– Нет, я хочу ее! – и ребенок топает ногой, складывает руки на груди и надувает губы. А я , если честно, хочу сделать так же. Что это значит “нормальную”? Я самая нормальная из всех возможных нормальных, между прочим.

– Так, может, она не хочет быть твоей няней? – и теперь уже строгий взгляд прожигает во мне дыру, а мне становится сложно дышать. Все ждут ответа. Мужчина, девочка и даже женщина, что уже была в кабинете, когда я туда пришла.

Глава 8.

Степан и Стефания.

– Малышка, я шла на собеседование, но в строительную компанию, не няней, – девушка присела перед моей дочерью и заглядывает в ее личико, мягко улыбаясь ей. Вижу, что ребенок сдерживается из последних сил, чтобы не заплакать, но не справляется с эмоциями. И сперва одинокие слезинки скатываются по щекам, а через секунду это уже потоки слез. Выражение лица девушки меняется, и у нее у самой заблестели глаза. У меня же сердце щемит от жалости к дочери, злости на бывшую жену и отчего-то на эту девушку. Умом понимаю, что она-то как раз таки ни при чем, но она здесь, и фактически из-за ее отказа плачет мой ребенок. Хотя я своим вопросом сам подвел ее к тому, чтобы она дала отрицательный ответ. Но что мне мешает вынудить ее согласиться, тем более что для Стеши это так важно? Чем ей приглянулась эта девушка, понятия не имею. Но если ребенок хочет ее в качестве няни, значит, она будет ее няней. Хотя бы на время, пока я не найду более взрослую и опытную женщину, на которую смогу рассчитывать и полагаться.

– Не плачь, пожалуйста, – вдруг девушка обняла ребенка. Дочь плакала, прижимаясь к совершенно чужой ей девушке, и что-то лепетала про утренник, и что все придут с мамами, а она нет, и про Есению, которая что-то сказала про ее маму. Я не все понял и расслышал, но девушка кивала и гладила моего ребенка по голове и плечикам, кивала и вытирала ей слезы, успокаивая.