Читать онлайн Глубоко между строк

Глава 1 «Осколки успеха»

Престон Рейнольдс стоял у панорамного окна своей квартиры в высотке на берегу Ист-Ривер, сжимая в руке чашку кофе, от которого уже давно перестал чувствовать вкус – только горькую терпкость. За стеклом, в утреннем тумане, мерцали мосты и силуэты доков – не Манхэттен, но почти. Вид был красивым, даже слишком. Он купил эту квартиру четыре года назад, когда его маленькое издательство «Black Quill Press» внезапно взлетело на волне скандального успеха.

Он помнил тот день, когда в груде рукописей – тоннах безликих, напыщенных, претенциозных текстов – наткнулся на потрёпанную папку с надписью «Красные пески». Помнил, как первые же страницы заставили его забыть о трёх остывших чашках кофе и сломанном принтере, который он так и не починил. Это была не просто книга. Это был нож, завернутый в пергамент. Мрачный, душный вестерн о предательстве, написанный никому не известным Марком Тейлором – парнем из Небраски, который десять лет рассылал свои рассказы по журналам и издательствам, получая в ответ либо молчание, либо шаблонные отписки.

Но Престон увидел в этом тексте то, что не разглядели другие. Может, потому что сам когда-то неплохо писал, – он знал, как выглядит настоящий бриллиант в груде булыжников. Он вложил в «Красные пески» почти все деньги, поставил на эту книгу всё – переступал через гордость, умолял дистрибьюторов выставить роман на лучших полках, спорил с маркетологами о раскрутке книги, скупал рекламные стенды на всех ключевых литературных площадках. А потом… Потом книга разорвала чарты. The New York Times назвала Тейлора «новым Хемингуэем noir», голливудские агенты осаждали их тогда еще крошечный офис, а тираж перевалил за миллион.

Вторая книга трилогии, «Красные пески: Пыльные ангелы», только закрепила успех. Критики рыдали, фанаты требовали автографов, а Престон впервые за долгие годы позволил себе выдохнуть. Его издательство, которое он начинал с нуля, стало одним из самых успешных в Нью-Йорке.

Теперь, спустя четыре года, он сжимал в руке черновик третьей части – «Красные пески: Сквозь время»– и в тридцать седьмой раз безрезультатно пытался дозвониться Тейлору. Автор, который когда-то выдавал по двадцать страниц в день, теперь неделями пропадал в запоях, называя это «творческим процессом». Слава, деньги, бесконечные вечеринки – Тейлор решил, что успех будет длиться вечно. И теперь его безответственность грозила разрушить репутацию издательства, которую Престон создавал годами.

А рукопись… Рукопись была катастрофой. Герои говорили шаблонными фразами, словно заимствованными из второсортного телешоу. Сюжет блуждал по страницам, как заблудившийся в пустыне путник – то бесцельно кружа на месте, то внезапно сворачивая в неожиданном направлении, оставляя за собой лишь следы недосказанности. Кульминация напоминала плохой фанфик – наспех слепленный, без души, без того самого огня, что превращал «Красные пески» в шедевр.

Престон сжал кулаки. Пять месяцев – срок, за который обычные издательства даже не начинали подготовку к релизу, а у него уже всё было запущено. Блестящие плакаты с тревожным слоганом "Финал, который перевернёт всё" красовались на билбордах Манхэттена, в витринах книжных от Сохо до Бруклина. В соцсетях хэштег #КрасныеПескиФинал набирал миллионы просмотров – фанатские паблики ежедневно публиковали анализы персонажей, инфографики с хронологией событий, даже фанфики о возможных концовках. Крупные литературные блогеры выпускали часовые подкасты предвкушая финал, а тиктокеры ставили сценки по мотивам – весь интернет жил в предвкушении.

И вся эта идеально отлаженная машина промоушена работала вхолостую. Потому что за глянцевой обложкой, за громкими обещаниями и восторженными ожиданиями скрывалась жалкая правда – финальной книги не существовало. Была лишь груда сырых, противоречивых набросков, которые даже отдалённо не напоминали тот шедевр, что обещали анонсы.

Телефон завибрировал. Моника из HR.

Он поставил на стол чашку с кофе – чёрным, как его настроение, – и ответил:

– Я нашла пятнадцать стресс-редакторов. В том числе пару новичков, как вы просили. Все будут к девяти в офисе.

– Подготовь тринадцатую главу для тестового задания, – сказал Престон, глядя на город, который вдруг показался ему чужим.

Его взгляд скользнул по приглашению на творческую встречу с Тейлором – золотые буквы на плотном картоне, стилизованное изображение раскрытой книги, обещание "эксклюзивного рассказа о творческом процессе". Горечь подступила к горлу. Пока маркетологи Black Quill Press бронировали престижные литературные площадки и готовили презентационные материалы, сам автор проводил дни в полутемных барах, принимая творческий кризис за законную передышку. Вся эта тщательно спланированная кампания – интервью, подкасты, автограф-сессии – висела на волоске из-за его беспробудных запоев. И самое страшное, что Тейлор, кажется, даже не понимал: гений – это не только божественная искра, но и ежедневный, кровавый труд у письменного стола.

Ключи от BMW звякнули в его кармане, когда он выходил из квартиры. На улице стояла ранняя весна – воздух был свеж, почти прозрачен, но Престон не чувствовал его. Последние недели он спал урывками, просыпаясь с одной мыслью: «Как это исправить?»

Он сел в машину, глубоко вздохнул и на секунду закрыл глаза. Сегодня предстояло найти того, кто сможет спасти не просто книгу – а всё, что он строил семь лет.

Глава 2 «Работа или коробка»

8:15

Амели вскочила с кровати так резко, что подушка с грохотом слетела на пол, а простыня коварно обвилась вокруг её ног, устроив настоящее препятствие. "О нет, только не сейчас!" – мысленно завопила она, балансируя на одной ноге, пока другая безнадёжно запуталась в ткани. Её сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Цифры на будильнике – 8:18— смотрели на неё с явным издевательством. "Как? Как можно было проспать в самый важный день?!" – мысль пронзила её, как удар тока. "Амели, ну почему ты такая дура!" – ругала она себя, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Ладонь впилась в лоб с такой силой, будто она пыталась физически выдавить из головы эту досадную оплошность. Надо было лечь пораньше чтобы не проспать, боже, именно в такой важный день! В голове мелькнула мысль о вчерашнем "ещё пять минуточек", которые растянулись на час. "Быстро, надо всё сделать быстро", – паниковала она, уже представляя, как опаздывает.

Ванная комната встретила её традиционным хаосом. Зубная щётка оказалась во рту раньше, чем она успела выдавить на неё пасту – капля мятной пасты упала на её любимую футболку, оставив бледно-голубое пятно. Она умылась одним движением и, против воли, взглянула в зеркало. "Отличный вид для важного собеседования", – с сарказмом сказала она своему отражению. Длинные волосы торчали в разные стороны, как будто её только что ударило током, глаза были красными и бешеными от недосыпа. Она быстро прогоняла себя из ванной, не в силах больше смотреть на это зрелище.

Джинсы, наконец, нашлись на диване, заваленные под грудой других вещей. Она спешно начала натягивать их, балансируя на одной ноге, и в конце концов потеряла равновесие, грохнувшись на пол. "Чёрт возьми!" – выругалась она, потирая ушибленное колено. Блузка. Она спешно начала выкидывать вещи из шкафа, создавая ещё больший хаос. Шёлковая чёрная блузка – единственная приличная вещь в её гардеробе – наконец-то была найдена. Она натянула её так быстро, что даже не заметила, что надела её наизнанку. Швы торчали наружу, но в панике она этого просто не увидела.

– "Если тебя не возьмут, концы с концами не свести", – прошипела она себе под нос, спотыкаясь о стопку книг, сложенных у двери.

Её крошечная квартирка в Бушвике представляла собой идеальный хаос творческого человека. Книги валялись повсюду – стопками на полу, разбросанные по кухонному столу, заваленные под кроватью. Пустые пакеты от еды на вынос создавали дополнительный декор – следы вчерашнего ужина (или позавчерашнего?). Кофейные стаканы с засохшими коричневыми кольцами стояли на каждом свободном сантиметре, как памятники её ночным бдениям. А на подоконнике пылилась её собственная рукопись – та самая, которую она когда-то гордо назвала "Шедевр". Сейчас её главное достоинство заключалось в идеальном весе для подпирания двери. «Я знаю, что когда-нибудь напишу что-то стоящее! – мысленно пообещала она себе, глядя на пожелтевшие страницы. – А сейчас главное – фильтровать каждое слово. Улыбаться ровно настолько, чтобы сойти за адекватную, но не настолько, чтобы заподозрили в неестественности. Кивать, даже когда внутри всё протестует. Играть роль идеального кандидата – собранного, лояльного, абсолютно надежного. В конце концов, ты же здесь не правду рассказывать пришла, а работу получать.

Не для этого я заканчивала факультет английской литературы с отличием, чтобы править описания мужских трусов для каталога!» – мысленно кричала она, хватая сумку. Мысль о последнем унизительном фрилансе – правке текстов для интернет-магазина мужского нижнего белья – заставила её сжаться. "Эти трусы – как личный секретарь для ваших причиндалов: всё на месте, ничего не потеряется!» – фраза, которая теперь преследовала её в кошмарах. Но заказчик требовал «креатива». Последние месяцы она перебивалась случайными заказами, а всё из-за Беллы. Её бывшая начальница из Silver Page Press. Та самая, которая уволила её после её "правок" нового романа жены мэра, где она зачеркнула весь текст и лишь добавила красной ручкой: "Это вызывает желание выколоть себе глаза, только чтобы не дочитывать". Амели, и почему ты не можешь держать язык за зубами? – ругала себя она. – 'Молчание – золото' – ты же много раз слышала эту фразу, которую тебе надо чаще использовать!

Белла не стала церемониться – вызвала её в кабинет и вручила то самое рекомендательное письмо: "Слишком резкая. Слишком дерзкая. Слишком… много". С такими рекомендациями она могла не рассчитывать на что-то приличное.

Ирония судьбы заключалось в том, что – именно это рекомендательное письмо привлекло внимание Black Quill Press. Они искали стресс-редактора, и каким-то чудом она получила приглашение на собеседование. С такими рекомендациями ей светило разве что место дегустатора кофе или, в лучшем случае, мойщицы окон. Она знала это издательство, как и все приличные издательства Нью-Йорка, в которые она отправляла свою рукопись, но так и не получила ответа. "Ну, может, хотя бы повезёт устроиться редактором со стабильной зарплатой, а не перебиваться грошами на фрилансе", – подумала она, переступая порог.

"Это шанс. Ты справишься", – прошептала она, завязывая шнурки на белых кедах, которые уже давно потеряли свой первоначальный цвет.

Светлые волосы кое-как собрались в пучок – одна упрямая прядь выбилась сразу, создавая эффект "я не старалась". На самом деле она старалась хоть как-то выглядеть прилично, но времени не хватило даже на кофе, не то что на макияж.

Лифт, как назло, снова не работал. Семь этажей вниз пешком. Просто праздник какой-то, – пробормотала она, спускаясь по лестнице, которая пахла чужими несбывшимися мечтами.

Улица встретила её привычным нью-йоркским хаосом: сладковатый аромат жареных каштанов из уличной тележки смешивался с кисловатым душком переполненных мусорных баков, таксисты, перекрывая друг друга, матерились на странной смеси испанского и какого-то восточноевропейского языка, а в двух кварталах дальше пьяный в доску бродяга, прислонившись к фонарному столбу, с пафосом античного мудреца доказывал ему теорию относительности, периодически пошатываясь и сплевывая под ноги. Где-то за спиной раздавался настойчивый гудок такси, сливающийся с общим гулом города.

"Мне надо получить эту работу, а то скоро мне придётся ночевать в коробке из-под холодильника под мостом", – подумала она, ускоряя шаг.

Её кеды отбивали дробь по асфальту, пока она спешила в метро пробираясь через толпу, как будто все эти люди тоже торопились вместе с ней. В голове стучало только одно: "Только бы не опоздать. Только бы не опоздать…"

Глава 3 «Кофейный апокалипсис»

Амели выбежала из метро, бежала, как только могла. Волосы растрепались, резинка слетела – где-то между метро и этим проклятым перекрестком у небоскреба "Blackwell Tower", где располагался офис издательства Black Quill Press. Целых четыре этажа сверкающего здания занимало издательство. Еще десять минут. Целых десять минут! Светофор был невыносимо долгим, и она уже подумывала перебежать дорогу на красный, когда увидела кофейню "Starbucks".

"Слава богу! Мне нужен спасительный кофе!" – мелькнуло в голове.

И конечно же, перед ней выстроилась очередь из десятка сонных офисных планктонов, которые копошились у стойки с той скоростью, с какой улитки участвуют в марафонах. А времени ждать у нее не было, и тогда она решила идти напролом, как танк через минное поле.

– Пропустите, пожалуйста! – Амели протиснулась вперед, не обращая внимания на недовольные взгляды и ворчание. – У меня собеседование через десять минут! Самое важное в моей жизни! Я молю вас! – она сложила руки в мольбе, изображая самое жалобное выражение лица из своего репертуара. – Мне безумно нужен этот кофе, иначе мой мозг отключится, а вместе с ним – все мои шансы на трудоустройство!

Молодой парень в очках, стоявший у стойки, устало улыбнулся и жестом уступил ей место, явно пожалев это странное создание с дикими глазами.

– Вы настоящий джентльмен! – выдохнула она. – Если бы все мужчины были такими, может быть, в мире осталась бы хоть капля здравого смысла… и свободных мест в кофейнях по утрам.

– Спасибо! – Амели чуть не прыгнула к бариста, чуть не опрокинув стойку с салфетками. – Двойной эспрессо. Нет, тройной! И чтобы он был крепче моей воли к жизни!

Бариста – лысый мужчина с татуировкой змеи на шее, которая, казалось, с интересом наблюдала за этим цирком – кивнул и, не задавая лишних вопросов, налил ей чашку черного, обжигающего кофе, от которого даже ложка могла бы согнуться. Она схватила стакан, даже не подождав сдачу (в конце концов, время дороже денег), и рванула к выходу, на ходу отпивая обжигающий напиток, который буквально выжигал ей пищевод.

БАМ.

Она подняла голову. Он был выше ее на две головы, с плечами, которые явно не помещались в стандартные двери, а его безупречная белая рубашка с логотипом "Brioni" кричала "я стою дороже, чем твоя жизнь".

Горячий кофе выплеснулся прямо на эту рубашку… "О да, Амели, это в твоем репертуаре", – мелькнуло в голове. Коричневое пятно начало расползаться по белоснежной ткани, как ее шансы успеть на собеседование – стремительно и необратимо.

– Вы серьезно?! – его голос прозвучал так, будто исходил прямо из морозильной камеры. Он поднял руки, разглядывая пятно. Горячая жидкость явно обожгла кожу, и он нервно оттягивал ткань от тела, будто пытаясь спасти то немногое, что еще можно было спасти.

– О, простите, я не заметила вас за вашими габаритами, – выпалила Амели, еще не осознавая, что ее рот уже включил режим "самоубийство карьеры". – Может, вам стоит повесить предупреждающий знак: "Осторожно, движущаяся гора"? Или хотя бы мигать фарами?

Он окинул ее взглядом, заметил блузку, надетую наизнанку (ярлык торчал сзади, как флажок "я проиграла в жизни"), и его губы дрогнули:

– Понятно. Вы из тех, кто сначала надевает одежду, а потом удивляется, почему все вокруг странно на нее смотрят.

– А вы из тех, кто сначала наращивает мышцы, а потом не может почесать свою широченную спину без помощи строительного крана, – парировала Амели. – Кстати, поздравляю, вы теперь официально участвуете в моем перфомансе "Абстрактное искусство на дорогих рубашках". Вход свободный, выход – в химчистку.

Он посмотрел на пятно, затем на нее:

– И что мне теперь с этим делать?

– Дааа… – протянула Амели, театрально закатив глаза. – Какая трагедия. Мир рухнул. Надо срочно звонить в ООН.

Доставая из кармана два доллара, она размахнулась и хлопнула купюрой по его груди:

– Вот, купите себе новую. Хотя… – она резко забрала один доллар обратно, – знаете что? Лучше возьмите влажные салфетки. – И сунула оставшийся доллар ему в карман рубашки, прямо под пятном. – Для особо ценных клиентов. Скидка на следующий перфоманс.

Не дав ему опомниться (а его лицо в тот момент напоминало компьютер, который пытается обработать слишком сложную команду), Амели выскользнула из кофейни, оставив его стоять с пятном кофе и выражением человека, который только что проиграл словесную дуэль с гиперактивной белочкой в кофеине.

Он медленно достал телефон. "Ближайшая химчистка", – набрал он.

Амели же мчалась к офису, чувствуя странное удовлетворение. В конце концов, если ее не возьмут на работу, она всегда может устроиться уличным художником – создавать абстрактные рисунки кофе на дорогих рубашках мужчин.

Идеальное начало дня.

Глава 4 «Испытание чернилами»

Амели ворвалась в офис как ураган, опоздав ровно на шестьдесят секунд – ровно столько, чтобы все заметили, но недостаточно для формального отказа. Ее грудь вздымалась от быстрого бега, а светлые волосы раскинулись по плечам, запутавшись в цепочке от ключей, которая теперь безнадежно застряла где-то у ворота блузки.

– Добрый день, – встретила ее у входа строгая секретарь с идеально уложенными пепельными волосами, перебирая список тонкими пальцами с безупречным маникюром. – Мисс…?

– Алдер, – выдохнула Амели, одной рукой поправляя сбившуюся блузку, другой пытаясь расправить спутавшиеся волосы – Амели Алдер. На собеседование к…

Пока секретарь с холодным выражением лица искала ее фамилию в списке, девушка успела окинуть взглядом интерьер, и ее глаза округлились.

Пространство дышало дорогим минимализмом – холодные серые стены, отполированные до зеркального блеска, черная мебель с четкими геометрическими линиями, казалось, выточенная из цельного куска ночи, и лишь несколько кроваво-красных акцентов, расставленных с хирургической точностью: угловой диван в зоне ожидания, напоминающий лужу крови, абстрактная картина, где красные мазки рвались из серого фона, как внутренности из раны, и пара изящных ламп с алыми абажурами. Каждая деталь кричала о безупречном вкусе и серьезных деньгах, но при этом напоминала операционную.

– Вот ваше задание, мисс Алдер, – секретарь протянула несколько листов бумаги такой белизны, что они казались стерильными. – Помимо собеседования, это небольшой тест. Вам нужно отредактировать этот текст. Проходите в конференц-зал.

В просторном помещении за длинным черным столом, напоминавшим катафалк, сидело не меньше пятнадцати претендентов. Амели узнала среди них Джейсона Барроуза, чья работа над "Тенями над заливом" получила восторженные отзывы в Times Literary Supplement, и Эмили Кларк, известную своей дотошностью – ходили слухи, что она могла три часа спорить о правильной расстановке точки с запятой в сложноподчиненном предложении. Увидев конкурентов, она на мгновение замерла, почувствовав ком в горле, но тут же встряхнулась – ее волосы совершили еще один побег из остатков прически – и взяла текст.

Господи.

Она узнала этих персонажей сразу. Это же Марк Тейлор! Они искали редактора для его новой книги! Сердце Амели бешено заколотилось. Это была работа ее мечты. Она обожала "Красные пески", могла цитировать целые страницы наизусть, но то, что лежало перед ней… Это было написано ужасно.

Амели прикусила губу до боли и схватила свою верную красную ручку – ту самую, с которой не расставалась со времен университета, когда подрабатывала редактором в студенческой газете. Чернила моментально ожили на странице, как кровь на свежей ране:

"Нет, так начинать нельзя, это же не техническое руководство по сборке шкафа!" – она вычеркнула целый абзац, оставив лишь несколько ключевых фраз, которые теперь висели в воздухе, как обрубки пальцев.

"Диалог мертвый, – шептала она, исправляя реплики так яростно, что бумага начала рваться. – Герои должны звучать как живые люди, а не как учебник по этикету для андроидов!"

Ее ручка летала по странице, оставляя за собой кровавый след из замечаний и исправлений. Иногда она даже хихикала себе под нос, вызывая недоуменные взгляды соседей.

"О, вот так уже лучше! Теперь сцена заиграла! Нет, подождите… – она вдруг замерла, как охотник, учуявший добычу, затем снова принялась писать с удвоенной энергией. – Добавим немного напряжения здесь… и щепотку саспенса там…"

Постепенно зал пустел. Когда секретарь позвала ледяным голосом: "Мисс Алдер?", Амели вздрогнула, словно вынырнув из глубины текста, где провела последние три часа. Она торопливо дописала последнюю правку – "Это не кульминация в действиях главы, а литературная катастрофа. Давайте перепишем!" – и встала, случайно задев локтем остатки своего кофе, который оставил коричневое пятно на идеально белом столе.

Перед ней был кабинет Престона Рейнольдса, владельца "Black Quill Press". Амели глубоко вдохнула, поправила блузку (о боже, она все еще была наизнанку!) и…

Кабинет дышал сдержанной роскошью, как гангстер в дорогом костюме.

Пространство с панорамными окнами, открывающими вид на город, лежащий у их ног как покоренная добыча, было обставлено черной кожаной мебелью с хромированными деталями, холодной на ощупь, как экран смартфона. На стене – единственная картина: "Красный квадрат" Малевича, но не оригинал, а его ироничная интерпретация – кроваво-алый прямоугольник на сером фоне с выгравированной внизу цитатой Ницше: "Когда ты долго смотришь в бездну, бездна начинает смотреть в тебя".

Стеклянный стол с подсветкой, напоминавший ледяную глыбу, идеально вписывался в хай-тек эстетику помещения. На его кристально чистой поверхности, отражающей потолок с встроенными светодиодами, располагались лишь ультратонкий Mac Pro с золотистым логотипом, стальная ручка Montblanc с гравированными инициалами "P.R." и стопка рукописей, подрезанных лазером до идеально ровных краев. Каждый предмет лежал на строго рассчитанном расстоянии друг от друга, будто экспонаты в музее современного искусства. Даже пыль не осмеливалась нарушить эту безупречную геометрию.

Амели застыла на пороге, пальцы впились в папку с правками так, что костяшки побелели, а бумага смялась, как труп в детективе.

«Тот самый мужчина

В безупречной рубашке… которую я…»

"Господи, Амели, ну почему ты такая дура?!" – пронеслось у нее в голове, пока она стояла, чувствуя, как пот стекает по спине. Лицо горело, будто ее поджаривали на медленном огне, она опустила глаза и закусила губу, чувствуя себя провинившейся школьницей, особенно вспоминая, как сунула ему тот злополучный доллар…

Он неспешно обошел кабинет, его тень скользила по стеклянной стене, как тень гильотины. В закрытом пространстве он казался еще более массивным, чем утром. Высокий, с резкими чертами лица – будто высеченный из гранита скульптором, ненавидящим человечество. Глаза – черные, бездонные, изучающие, как прицел снайперской винтовки.

– Интересно, – его голос звучал как лезвие по шелку. – Мисс Алдер, если я не ошибаюсь?

Амели кивнула, внезапно ощутив себя школьницей, пойманной на списывании на экзамене.

– Какая… занятная случайность, – он взял ее резюме двумя пальцами, как берут улику с места преступления. – Сегодня утром вы облили меня кофе, а сейчас претендуете на работу в моем издательстве.

– Я… – Амели сглотнула, чувствуя, как ее голос предательски дрожит.

– "Я"? – бровь Престона поползла вверх, как курок пистолета. – Пару часов назад вы были куда красноречивее. Куда делась ваша фирменная дерзость?

Жар разлился по ее щекам, как расплавленный свинец.

Престон сел в кожаное кресло, которое вздохнуло под его весом, развернул ее резюме:

– Так… Факультет английской литературы. "Silver Page Press". – Его пальцы постукивали по полированной поверхности стола, как пальцы следователя по допросу. – И рекомендация… О, да: "Слишком резкая. Слишком дерзкая". Как точно подмечено.

Он откинулся в кресле, и солнечный свет из окна выхватил его профиль – резкий, как лезвие.

– Позвольте угадать: назвали чью-то рукопись "литературным мусором".

Амели сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, оставляя полумесяцы.

– Нет. Это была рукопись жены мэра. Я сказала, что это читается как инструкция к микроволновке. Потому что это так и было.

Тишина повисла между ними, нарушаемая только тиканьем стальных часов на стене, отсчитывающих последние секунды ее карьеры.

Престон медленно улыбнулся.

– Наконец-то. Я уже думал, утренняя фурия превратилась в испуганную мышку.

Он швырнул на стол ее правки к тексту Тейлора, которые приземлились с глухим стуком.

– Объясните вот это, – ткнул пальцем в самый язвительный комментарий, оставивший дыру в бумаге. – Вы вычеркнули целый абзац. И убрали ключевой диалог. Почему?

Что-то щелкнуло в Амели.

– Потому что здесь нарушены все принципы построения нарратива! – она вскочила, забыв про смирение, как забывают про зонтик в ураган. – Этот абзац – чистый инфодемпинг, он убивает динамику сцены, как топор убивает напряжение в плохом триллере. А диалог? – ее пальцы дрожали, когда она переворачивала страницу, которая затрещала по швам. – Посмотрите! Реплики абсолютно плоские, без подтекста, как блин без начинки. Где характер героя? Где его уникальный голос? В "Красных песках" каждое слово Тейлора било точно в цель, как снайперская пуля, а здесь…

Она размахивала руками, ее растрепанные волосы (никакого макияжа, боже, она же даже не посмотрела в зеркало выбегая утром из дома) летали вокруг лица, как медузы в шторм.

– Герои Тейлора в "Красных песках" дышали! Их мотивы были ясны, как крик в тишине, поступки – логичны, как математическая формула. А здесь? – она ткнула пальцем в страницу, оставив вмятину. – Персонажи двигаются по сюжету, как марионетки с перерезанными нитями. Нулевая психологическая глубина, предсказуемые реакции. Это не развитие персонажа – это его литературная казнь!

Престон наблюдал за ней, подперев подбородок пальцами, сложенными в пирамиду. Его взгляд скользил по ее взъерошенным волосам, размахивающим рукам, горящим щекам, как скальпель по живому. Уголки его губ дрогнули – первый признак жизни.

– Продолжайте, – сказал он тихо, как палач, предлагающий последнее слово.

– И я продолжу! – Амели вдохнула полной грудью, чувствуя, как легкие горят. "Будь что будет", – промелькнуло в голове, как предсмертная мысль. – Сюжетные дыры, которые можно проехать на грузовике! Кульминация, которая не кульминирует, а тихо сдувается, как проколотый воздушный шарик! И этот стиль… Боже, где его фирменная плотность, эта способность сказать многое немногим? Если это вообще он писал!

Она тяжело дышала, осознавая, что только что похоронила свои шансы глубже, чем герои в романах Тейлора.

А Престон…

Престон улыбался. По-настоящему.

Глава 5 «Вино и возмездие»

Амели дрожала, шагая по весенним улицам Нью-Йорка, где майский вечер разливал по асфальту золотистые блики заката. Ветер кружил у ее ног, шуршал оберткой от сэндвича из "Katz's Delicatessen" – той самой легендарной закусочной, где когда-то снимали сцену из "Когда Гарри встретил Салли". Она сжала бумажную упаковку так крепко, что соус проступил сквозь бумагу. Лишь сейчас, когда все было кончено, она купила пастрами на ржаном с двойной порцией острого соуса "Дьявольский огонь" – сегодня ей хотелось, чтобы жгучий вкус перекрыл горечь поражения.

"Ну конечно, именно так и должен был закончиться этот день", – мысленно хохотала она, разжевывая резиновый хлеб, который внезапно показался ей точной метафорой ее карьеры. "Только мне могло так не повезти – облить кофе именно владельца издательства! И не просто облить, а устроить ему кофейный душ, да еще и сунуть доллар! Один чертов доллар на салфетки! Как будто я чаевые оставляю! Конечно, он и так не взял бы тебя – там были редакторы куда опытнее, те, что не путают "ноль" и "нуль" в корректуре. Но после такого – личная неприязнь гарантирована. Теперь мое резюме в Black Quill Press лежит в папке с пометкой "Только через мой труп".

Она шла, спотыкаясь о трещины в асфальте, словно сама жизнь подставляла ей подножки. В витринах дорогих бутиков отражалось ее перекошенное от ярости лицо – растрепанные волосы, уставшее лицо без макияжа. Амели корчила себе рожи, шепча проклятия, представляя, как ее отражение плюется в лицо Престону Рейнольдсу.

"Идиотка! Неудачница! Кому вообще нужна такая редакторша, которая не может донести чашку, не устроив потоп? Которая надевает блузку наизнанку и считает, что "командный дух" – это когда все дружно пьют в баре после работы?"

Ее щеки снова вспыхнули от стыда. Она перешла дорогу, проклиная свои дерзкие манеры и врожденный талант превращать любую ситуацию в фарс. Теперь придется соглашаться на любую дурацкую работу – редактировать инструкции к тостерам: "ВНИМАНИЕ: не пытайтесь сушить в нем кошек, даже если они мокрые и жалобно мяукают", биографии сомнительных инфоцыган "Как я заработал первый миллион, продавая воздух" или, того хуже, бюджетные детективы, сюжеты которых можно предсказать по аннотации.

В метро ее взгляд снова наткнулся на рекламный плакат новой книги Марка Тейлора – того самого автора, которого она мечтала редактировать. "Книга, которую я могла бы спасти", – подумала она, сжимая кулаки. – Потому что даже одна глава, что она прочла, была ужасна – персонажи плоские, как блины, а сюжет двигался со скоростью улитки с похмелья."

Дома Амели налила себе полный бокал дешевого красного вина, этикетка обещала "нотки дуба и разочарования", включила настольную лампу с треснутым абажуром – подарок бывшего, который, как и их отношения, давно перестал работать правильно. Лампа мигнула, будто в последний раз пытаясь напомнить ей о былых временах, когда она еще верила в успех. Впервые за долгие месяцы она открыла ноутбук не для фриланса, а для собственного текста. Пальцы дрожали над клавиатурой, но стоило ей сделать первый глоток терпкого вина, как…

И случилось чудо.

Слова лились сами собой, герои оживали, сюжет закручивался в тугой узел интриг. Она писала о редакторе-неудачнице, которая случайно спасает мир от литературного апокалипсиса. И вдруг она с ужасом осознала – главный антагонист, которого она только что описала, был точной копией Престона Рейнольдса. Эти широкие плечи, пронзительный взгляд, манера говорить сквозь зубы, будто каждое слово ему физически противно… Даже его фирменный жест – постукивание пальцами по столу, словно он отбивает "Вам конец".

«Отлично, – подумала она, допивая вино до дна, включая горький осадок. – Хоть в романе я могу сделать его злодеем. И убить. Медленно. С подробностями. Пусть подавится собственной ручкой Montblanc.»

Часы показывали семь вечера. Она машинально обновила страницу фриланс-биржи – никаких новых заказов, только предложение "написать 50 000 слов за 10 долларов (опыт работы от 5 лет, знание 10 языков, готовность работать 24/7)". Еще один бокал. Еще одно обновление. Еще одно разочарование.

И тут…

Новое письмо во входящих.

«От: [email protected]

Тема: Ваше трудоустройство»

Она не дышала, читая:

«Мисс Алдер,

Ваш сегодняшний перформанс был столь же впечатляющ, сколь и разрушителен. Однако, вопреки здравому смыслу (и моей испорченной рубашке), я склонен дать вам шанс – исключительно потому, что ваша работа с текстами вызывает меньше отвращения, чем ваши навыки обращения с напитками. С понедельника вы заступаете на должность редактора. После подписания NDA (о неразглашении) вы получите рукопись и приступите к работе. Явка в мой кабинет – 9:00. Не опаздывайте. И, ради всего святого, оставьте кофе за дверью.

P.S. Стоимость моей рубашки Brioni (полностью испорченной, как и мое представление о профессионализме) будет вычтена из вашей зарплаты."

Бокал выпал у нее из рук, оставив на полу кроваво-красное пятно, похожее на карту ее будущих мучений.

– ЧТО?!

Она перечитала письмо трижды, затем одним глотком осушила остатки вина (вместе с осадком и случайной мушкой, утонувшей на дне) и запрыгала на кровати, как сумасшедшая, рискуя провалиться к соседям снизу.

– Я всегда знала, что моя дурость доведет меня до вершины! – закричала она в пустую квартиру, размахивая ноутбуком, как знаменем. – Ну или до психушки. Но сегодня – точно до вершины!

Схватив телефон, она набрала номер Дэна – своего бывшего одногруппника, который работал ничем не примечательным журналистом в не слишком популярной газете Нью Йорка. Он не был звездой, но умел узнавать любую информацию, будто у него были связи во всех офисах Нью-Йорка. Амели не раз этим пользовалась. "Дэн, выясни, кто этот новый автор? Он правда бывший морпех или просто качает бицепсы для фото? И проверь, правда ли он развелся или это пиар? "

– Ты не поверишь! – выпалила она, едва он взял трубку. – Я угощаю тебя выпивкой! Лучшей выпивкой в твоей жалкой жизни! Ну, кроме той, что ты пил на той вечеринке, где познакомился с той официанткой…

И начала рассказывать про этот безумный день, пока за окном зажигались огни ночного Нью-Йорка, а в ее стакане – уже без вина – отражалась улыбка.

«Черт возьми, – подумала она, разглядывая пятно от вина, похожее на очертания Бруклинского моста. – А что, если это начало чего-то большего?.. Или хотя бы начала зарплаты, которой хватит на вино получше. И на химчистку для рубашек Brioni»

Глава 6 «Не по правилам»

9:03. Офис.

Амели ворвалась в холл, едва успев поймать дверь лифта плечом – её ладонь скользнула по холодному металлу, оставив влажный отпечаток от нервного пота. Ветер на улице растрепал её длинные светлые волосы, потому что она опять потеряла резинку, пока бежала в офис, споткнувшись о бордюр в самом эпичном стиле. Её простенькие голубые джинсы, немного потертые на коленях, и футболка с надписью "Edit or Die" в готическом шрифте делали её вид слегка… несоответствующим людям, работавшим в Black Quill Press.

«Боже, куплю себе что-то приличное с первой зарплаты, – подумала она, – хотя бы блейзер. Или рубашку. Или… нет, сначала кофе.»

Она резко остановилась, переводя дыхание лёгкие горели, как после марафона, и огляделась.

Офисные кабинеты были именно таким, каким его описывали в статьях о «самых стильных местах для работы»: стеклянные перегородки, отражающие свет так, будто всё пространство было вырезано из одного гигантского алмаза, черные кожаные кресла, в которых, казалось, никогда никто не сидел (или сидели, но так аккуратно, что не оставили ни морщинки), полки с идеально расставленными книгами – будто их выравнивали по линейке с помощью лазера.

И запах…

Кофе. Не тот дешёвый, который варят в её любимой забегаловке, а тот, что пахнет деньгами и экзотическими странами. Дорогая бумага – лёгкий оттенок ванили и дерева. И что-то ещё… что-то премиальное, возможно, аромат дорогой кожи или духов, которые здесь, наверное, разливали вместо воды в кулере.

«Вау, это то, о чем я мечтала все несколько лет, как выпустилась из университета. Наконец что-то приличное. А не эти вечные подработки, где редактура стоила дешевле латте. Настоящая работа. Так что, Амели, засунь свой характер подальше и веди себя мило!»

9:15. Кухня.

– Кофе? – Амели ухватила первую попавшуюся кружку (с логотипом компании – чёрное перо на алой подложке) и уже тянулась к кофемашине, которая выглядела как нечто среднее между космическим кораблём и алтарём священного напитка, когда услышала сзади смешок.

– Ты та самая, которая облила Престона кофе? – Девушка в идеально скроенном блейзере, без единой складочки, будто его только что сняли с манекена, засмеялась, поправляя идеально гладкий пучок. – Я в шоке, что после этого он тебя вообще нанял.

– Ну… – Амели фальшиво улыбнулась, наливая себе кофе так поспешно, что капли разлетелись по столешнице, оставляя тёмные пятна, как следы преступления. – Видимо, мой уникальный подход к редактуре впечатлил.

Рядом стояла другая коллега, брюнетка с идеальным маникюром (как будто её ногти покрыли жидким серебром).

– Я Лора, кстати, а это Эшли. Мы из отдела маркетинга.

– Амели, – кивнула она, чувствуя, как атмосфера становится чуть теплее.

– Раз уж ты теперь с нами, – Лора понизила голос до шёпота, будто делилась государственной тайной, – вот тебе совет: если он называет тебя по фамилии, значит, ты влипла по уши. Опаздывать – смертный грех.

– Поняла, – Амели сделала глоток кофе, который оказался на удивление хорош. Отлично, её новый босс – тиран. Но хотя бы кофе здесь божественный.

10:00. Её стол.

После всех формальностей, подписание NDA, которое было длиннее, чем её дипломная работа, и клятва верности компании, которую, кажется, забыли озвучить, но она подразумевалась, она увидела свой стол.

Ей выделили место у окна – неожиданно хороший знак. Солнечный свет падал на клавиатуру, делая её почти дружелюбной. Компьютер, новенький, блестящий, стопка бумаг – безупречно ровная – это и была рукопись Марка Тейлора, та самая книга, которая сейчас красовалась на всех рекламных щитах Нью-Йорка.

Она выдохнула и принялась за работу.

Сюжет был неплох, но текст… текст был написан как будто за час где-то за чашкой кофе. Это было так не похоже на его прежние работы – те, что заставляли её перечитывать страницы по три раза, просто чтобы насладиться каждым словом.

Она погрузилась в правки.

Сначала она достала цветные ручки, красную пришлось заменить на розовую, потому что в правилах было чётко записано: «Не делать пометки красной ручкой»– видимо, чтобы не травмировать чьи-то чувства. Синяя – для структуры, зелёная – для бессмысленных восторгов, которых, увы, не нашлось.

Потом начала вносить правки в компьютер, параллельно чертя на листах схемы персонажей, соединяя их стрелочками, как детектив, раскрывающий заговор. Она так увлеклась, что не заметила шум рядом.

Она даже не увидела, как за её спиной возникла тень.

– Мисс Алдер.

Голос Престона прозвучал так резко, что Амели вздрогнула, и зелёная ручка выскользнула у неё из пальцев, покатившись по столу, как сбежавший преступник. Рядом лежала схема персонажей, линии от которых тянулись одна к другой, образуя паутину взаимоотношений…

Престон засмотрелся, изучая её заметки.

Она медленно подняла голову.

Он стоял, скрестив руки, в рубашке-поло от Tom Ford (конечно же), которая подчёркивала его плечи так, что это было почти неприлично. Как хорошо, что рядом нет кофе, – промелькнуло у неё в голове. Его взгляд был таким же холодным, но всё равно каким-то… странно добрым – это было не описать словами.

– Я просил зайти в мой кабинет в 9:00, чтобы обсудить детали.

– Я… – Амели сглотнула, чувствуя, как её горло пересыхает.

– Я правильно понимаю, что вы проигнорировали просьбу работодателя?

Она хотела ответить, но вспомнила, что обещала себе быть паинькой… Кивнула.

– Вы самостоятельно вносите правки в франшизу, которая приносит компании основной доход? – Он произнёс это так, будто она лично пыталась поджечь офис. В его руках были её листы, исписанные правками.

Она могла бы извиниться. Пообещать больше так не делать. Она пообещала себе быть паинькой.

Но вместо этого…

…она посмотрела ему прямо в глаза.

Её взгляд – зелёные глаза с коричневым ободком, которые в лучах солнца становились лишь светлее, – встретился с его. На секунду ей показалось, что в глубине этих холодных глаз что-то дрогнуло.

Он протянул руку… за остальными правками.

– Вот правки, – она протянула ему листки, исписанные цветными пометками. – Я успела внести только первые пару глав. Всё есть в электронном виде, и я бы хотела передать мистеру Тейлору несколько предложений по изменению сюжета, если это возможно. Это просто идеи, и мне кажется, они могли бы оживить… – она начала судорожно искать среди бумаг нужные пометки, чувствуя, как её пальцы дрожат.

Престон наблюдал за ней, разглядывая её записи, и удивлённо отметил, сколько она успела сделать за пару часов.

– Вы… переписали половину диалогов.

– Да.

– Без согласования.

– Да.

Он посмотрел на неё. Она смотрела на него.

Где-то в офисе зазвонил телефон.

– Зайдите ко мне через час, – наконец произнёс он. – И… возьмите с собой всё, что успели сделать.

И развернулся, унося её правки с собой.

Амели выдохнула.

А потом заметила, что он забыл на столе свою ручку.

Чёрную. Дорогую. С гравировкой «P.R.»

«Он ненавидит, когда кто-то берёт его ручку», – вспомнила она слова Лоры на кухне утром.

«Ага», – улыбнулась она про себя и аккуратно положила ручку под стопку своих бумаг.

Очень глубоко.

Глава 7 «Неформальные правила»

Амели зашла в кабинет ровно в шесть, как просил Престон. В его кабинете, выдержанном в строгом стиле, на столе со стальной окантовкой сложной формы лежала гора рукописей – некоторые стопки выглядели настолько древними, что, казалось, вот-вот рассыплются в пыль. В помещении царил полумрак – единственным источником света была тусклая лампа в стиле хай-тек, причудливой формы, отбрасывающая резкие тени на резкие черты лица Престона.

Он сидел, склонившись над бумагами, его фигура четко вырисовывалась в слабом свете. Темно-синяя поло идеально облегала его торс, подчеркивая рельеф мышц на широких плечах и спине. Рукава были слегка закатаны, обнажая сильные предплечья с проступающими венами – руки человека, привыкшего к работе.

Он даже не поднял головы, когда она вошла.

– Садись, – холодно бросил он, указывая на кресло напротив.

Амели осторожно опустилась на кожаную поверхность, чувствуя, как сердце учащенно бьется. Престон отодвинул в сторону одну из стопок и выложил перед ней ее первые правки.

– Тут так, – начал он, тыкая пальцем в страницу, – здесь, я думаю, нужно сделать иначе. А это что вообще такое? Пишешь, как курица лапой.

Когда он успел перейти на «ты»? – мелькнуло у Амели в голове.

Она намеренно медленно достала его забытую ручку – ту самую, с гравировкой P.R. – и, водя ею по тексту, указала на спорный момент.

– Вот здесь я оставила авторский стиль, потому что Тейлор всегда использует короткие фразы для напряжения, – объяснила она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри все дрожало. – А здесь я просто исправила логическую ошибку, иначе сюжет рассыпается.

Она уже знала от коллег, как он ненавидит, когда кто-то трогает его ручки. Но сейчас ей хотелось его позлить – ведь язвительные фразы нельзя было произносить вслух, приходилось быть пай-девочкой.

Игра стоила свеч.

Она водила ручкой по правкам, про себя улыбаясь, чувствуя на себе его взгляд. Затем заправила прядь за ухо, делая вид, что полностью поглощена работой.

К ее удивлению, уголок его губ дрогнул.

– Эти страницы одобряем, – сказал он и протянул руку, чтобы забрать у нее ручку.

Их пальцы соприкоснулись на секунду дольше, чем нужно. Тепло его кожи обожгло ее, и Амели почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Он не сразу отпустил ручку, будто давая ей понять – он знает, что она делает.

– Я согласен, это свежо и лучше, – произнес он тихо, и в его голосе вдруг появились нотки чего-то нового. Не привычной жесткости, а чего-то глубокого, почти интимного.

– Ждем финальный вариант от Тейлора по этим правкам. И… – он сделал паузу, – ты молодец, Амели.

Она замерла.

– Кстати, – добавил он небрежно, продолжая делать пометки, даже не поднимая на нее глаз, – у нас тут довольно неформальная атмосфера в издательстве. Можешь обращаться ко мне просто «Престон».

Амели кивнула, но ее взгляд скользнул по груде бумаг на его столе. Среди них она заметила толстую папку с пометкой «Рассмотрение».

– Я… тоже отправляла свою рукопись, – неожиданно сказала она. – Правда, так и не получила ответа.

Престон поднял бровь.

– О чем она?

– О физике, который изучил Вселенную и сравнил ее с человеческими чувствами – любовью, болью, страхом. Он полетел в космос, чтобы исследовать… Да не важно.

В кабинете повисла тишина.

– Надеюсь, однажды напишу что-то стоящее, – прошептала она.

Престон откинулся в кресле, изучая ее. Его взгляд был таким тяжелым, что Амели стало трудно дышать.

– Может, тебе стоит начать с реальных событий? – его голос звучал странно мягко. – Например… с того, как новоиспеченный редактор облила своего босса кофе в первый же день.

Амели закусила губу, чтобы не рассмеяться, но улыбка все равно вырвалась.

– Это было бы слишком банально.

– Или… слишком правдиво, – он ухмыльнулся и посмотрел на нее. По-настоящему. Впервые за весь вечер.

Их взгляды встретились, и в его темных глазах она увидела что-то неожиданное – не холод, не раздражение, а интерес.

За окном уже сгущались сумерки, но в кабинете, освещенном лишь тусклым светом лампы, время будто остановилось.

– Так что, Престон, – спросила она, – я могу продолжать в этом темпе и без предварительных согласований каждой страницы?

– Если ты продолжишь работать в таком же духе… – он потянулся к следующей стопке бумаг, но его пальцы на секунду задержались в воздухе, будто он хотел сказать что-то еще. – …то кто знает. Может, даже успеем обсудить твою рукопись.

Она улыбнулась ему самой искренней улыбкой, а глаза заблестели от внезапного воодушевления. Впервые за долгое время она почувствовала – что-то меняется.

Тем же вечером, вернувшись домой, Амели стерла все, что написала пару дней назад. Налила бокал мерло, пристроилась на подоконнике с ноутбуком и, вдохновленная сегодняшним днем, начала печатать заново:

"Она пролила кофе на его белоснежную рубашку, и в тот момент, когда горячая жидкость растеклась по ткани, их взгляды встретились. Всего на долю секунды, но ей хватило этого мгновения, чтобы рассмотреть его – высокий рост, широкие плечи, спортивную фигуру, которую не скрывала даже рубашка. Острые скулы, милые ямочки на щеках, когда он улыбался (редко, но метко), и очень темные, почти черные глаза, глубокие, как космос. В них было что-то первобытное, дикое, что заставило ее сердце бешено заколотиться. Его губы – чуть полноватые сжались в тонкую линию, но в уголках глаз заплясали смешинки. И в этот миг она поняла: этот человек – опасность. Та самая, от которой хочется бежать и к которой неудержимо тянет одновременно…"

Тем временем Престон уже час переворачивал кабинет вверх дном, пытаясь найти ту самую распечатанную рукопись.

Ее рукопись.

Он должен был ее прочитать. Не просто из профессионального интереса – ему нужно было понять ее. Ее мысли, ее душу, то, что скрывалось за этой внешней уверенностью.

В ящиках стола – только договоры. В шкафу – архивные папки. Он знал, что рукопись была у него, потому что даже спустя семь лет работы в издательстве он лично просматривал все входящие материалы.

– Черт возьми, – прошептал он, проводя рукой по волосам.

И тут его осенило.

Почта.

Он сел за компьютер, зашел в общий почтовый ящик издательства и начал листать историю переписок. Вбил имя Амели Алдер.

И вдруг – нашел.

Вложение с названием: "Уравнение вечности".

Он замер, затем медленно нажал кнопку "Печать".

Принтер зажужжал, выдавая первую страницу. Престон взял ее в руки и начал читать, не замечая, как по его лицу расползается улыбка…

Отрывок из романа Амели:

«Он проводит пальцами по ее щеке, смахивает слезу.

– Ты знаешь самое красивое уравнение в физике, Джейн? – Его голос дрожал. – Это уравнение Дирака. Оно описывает квантовую запутанность – когда две частицы, однажды встретившись, остаются связанными навсегда, независимо от расстояния. Я провел десять лет, изучая это. Десять лет, чтобы понять…

– Понимать что? – прошептала она.

– Что любовь – это не эмоция. Это фундаментальное свойство Вселенной. Такое же, как гравитация или свет. Когда я смотрю на тебя, я вижу не просто женщину – я вижу свою вторую частицу. Мы запутаны, Джейн. На квантовом уровне.

– Но ты же говорил…

– Я ошибался. – Его пальцы впились в ее плечи. – Мы не можем просто расстаться. Даже если разнесемся по разным концам галактики. Даже если… – голос сорвался, – даже если один из нас умрет. Потому что в какой-то параллельной реальности мы все равно будем вместе.

– Это же просто уравнение! – закричала она, и слезы брызнули из глаз.

– Нет. – Он прижал ее ладонь к своей груди. – Это единственная правда, которую я знаю. Ты чувствуешь? Это не мое сердце бьется. Это наше. Одно на двоих. Навсегда.»

Он закрыл главу, и на мгновение в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем старинных часов на стене. Пальцы Престона непроизвольно сжали страницы, будто пытаясь удержать ту странную смесь восхищения и недоумения, что поднялась в его груди.

Физика и человеческие чувства… Казалось бы, что может быть более далеким друг от друга? Формулы и эмоции, расчеты и страсть. Но Амели каким-то образом удалось соединить эти противоположности, показав их неразрывную связь. Престон задумался: ведь действительно, разве законы притяжения между людьми не подчиняются тем же фундаментальным принципам, что и гравитация? Чем сильнее сопротивление – тем мощнее притяжение. Чем больше расстояние – тем невыносимее разлука.

"Уравнение Дирака…" – прошептал он, проводя пальцем по строчкам. Квантовая запутанность – когда две частицы остаются связанными независимо от расстояния. Разве не так происходит с людьми? Эти невидимые нити, что соединяют души вопреки времени и пространству…

Он откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. В голове всплывали образы: Амели, нервно кусающая губу во время совещаний; Амели, яростно спорящая за каждую запятую в тексте; Амели, случайно облившая его кофе в тот первый день… И эта же Амели написала такие проникновенные строки о вечных связях между людьми.

Престон открыл глаза и снова взглянул на рукопись. Это было не просто хорошо написано – это было что-то большее. Каждое слово дышало такой искренностью, такой глубиной понимания человеческой природы, что он буквально физически ощущал это. Как будто Амели нашла способ выразить те чувства, которые все испытывают, но никто не может описать.

"Кто ты на самом деле?" – подумал он, перебирая страницы. Талантливый редактор, оказавшийся талантливым писателем? Или, может быть, все было наоборот – писатель, временно работающий редактором?

Он посмотрел на часы. Рассвет уже размывал ночные тени за окном. Где-то в этом просыпающемся городе спала женщина, способная превращать сложные научные концепции в поэзию человеческих отношений. Женщина, которая, сама того не зная, только что перевернула его представление о себе.

Глава 8 «Скелеты в шкафу»

Дни летели незаметно, работа продвигалась хорошо, плодотворно – Амели казалось, что она наконец-то на своем месте! Они с Лорой из отдела маркетинга быстро сблизились. Она была классная: веселая, остроумная и на удивление простая, без той показной холодности, которой часто страдали сотрудники издательства. Они болтали в перерывах, делились сплетнями и каждый день ходили в кафе напротив офиса на ланч.

Сегодня Амели ковыряла вилкой листья салата в прозрачном пластиковом контейнере, ловя каждое слово Лоры. Кафе, как всегда в обеденный перерыв, было переполнено, но их столик в углу оказался относительно тихим. Они обсуждали последние офисные новости: новый проект отдела дизайна, слухи о возможном повышении зарплат и, конечно, личную жизнь коллег.

– Джеймс из отдела продаж опять засматривается на тебя, – хихикнула Амели, подливая масла в огонь. – Вчера в коридоре так улыбался, будто ты единственный источник света в этом сером офисе.

Лора закатила глаза, но щеки ее слегка порозовели.

– Да брось, он просто вежливый. Хотя… – она задумчиво покрутила вилкой, – в прошлый раз он принес мне кофе без повода. Может, и правда что-то задумал?

Они смеялись, представляя, как застенчивый Джеймс пытается завязать разговор, но тут Лора внезапно притихла, потом коварно улыбнулась и ткнула Амели локтем.

– Ладно, хватит про меня. Давай лучше про тебя. Слушай, тебе нравится Престон?

Амели чуть не поперхнулась соком.

– Что? Нет! То есть… почему ты вообще…

– Ой, да брось, – Лора засмеялась. – Ты на него так засматриваешься, что это уже все заметили.

Амели почувствовала, как жар разливается по лицу.

– Я просто… восхищаюсь им как профессионалом.

– Ну да, ну да, – Лора ловко накрутила пасту на вилку. – Наш босс, конечно, еще тот красавчик, но даже не рассчитывай. Предупреждаю сразу. Он – неприступная крепость. Каждая новенькая сначала строит глазки, но быстро понимает, что зря.

– Почему? – не удержалась Амели.

Лора замерла, потом медленно опустила вилку. Ее глаза загорелись азартом сплетницы, знающей что-то сочное.

– После той истории… – она понизила голос, – мне кажется, он либо вообще не заводит отношения, либо мы просто ничего не знаем. Хотя…

Амели резко подняла глаза, забыв про скучный салат.

– Какую историю?

– Ты правда не в курсе?

Лора отодвинула тарелку с пастой и наклонилась вперед, как заговорщик.

– Престон очень рано хотел жениться. Первая любовь, все дела. У него еще в университете была девушка – Лиза Морган. Они встречались несколько лет. Он тогда только начинал писать, публиковал короткие рассказы – и у него получалось, черт возьми, очень даже неплохо.

Лора сделала паузу, наслаждаясь вниманием Амели.

– А потом он взялся за большую работу… Это должен был быть его главный роман. Он писал его около года, практически в одиночку, не показывая никому, кроме Лизы. Говорят, он мечтал женится сразу, как только закончит книгу.

Амели машинально сжала стакан с апельсиновым соком так, что пластик хрустнул.

– Я не знаю, насколько это правдиво, но в наших кругах эту историю все знают. Говорят, он написал книгу… – Лора сделала эффектную паузу, – знаешь «Тени Версаля»?

Амели чуть не поперхнулась.

– Это же…

– Да-да, – Лора перебила, довольная реакцией, – тот самый бестселлер, который получил «Грэмми» в номинации «Лучший дебют». Только вот издана она была под именем Картера Бейна и Лизы Морган.

Амели почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Его невеста, как оказалось, была той еще стервой. Не знаю точно, что там произошло. Может, она не хотела подписывать брачный контракт, или он просто жестокий тиран, который довел бедняжку до такого поступка.

Лора вздохнула, размахивая вилкой.

– Ходят слухи, что она забрала его труды и исчезла. Подробностей я не знаю.

– Боже… – прошептала Амели.

– Доказать он ничего не стал. Вернее, не захотел. Это было давно, он только закончил Йель, даже не думал об издательском деле тогда.

– В Йеле? – Амели не смогла сдержать удивления.

– М-м, на самом престижном литературном факультете. История была в СМИ, но ее быстро замяли. Деньги, связи, ты понимаешь. А книга… книга стала бестселлером.

– И… что было потом?

Лора хмыкнула.

– Потом он стал тем, кем стал. Говорят, он лично выкупил права на «Тени Версаля» через пять лет и сжег весь тираж. Но это, конечно, легенда.

Амели взглянула на часы – обеденный перерыв подходил к концу. Они поспешно расплатились и направились к выходу.

– Слушай, – Лора вдруг остановила ее у дверей, – я тебе этого не рассказывала, если что.

Амели кивнула, но в голове уже крутились обрывки мыслей.

Весь оставшийся день Амели не могла сосредоточиться. История Престона не выходила у нее из головы. Она представляла его молодым, влюбленным, полным надежд… и преданным самым близким человеком.

Теперь его холодность и отстраненность обрели новый смысл.

Амели украдкой посмотрела в сторону его кабинета. Дверь была приоткрыта, и она могла разглядеть его профиль – сосредоточенный, непроницаемый.

Кто же он на самом деле? Жертва или тиран?

Она вздохнула и вернулась к работе, но мысль о том, что за его маской безразличия скрывается глубокая рана, не давала ей покоя.

Вечером, вернувшись домой, Амели сбросила туфли у порога и, не переодеваясь, сразу уткнулась в ноутбук. Ее пальцы дрожали, когда она набирала в поисковике: "Картер Бейн и Лиза Морган". На кухне закипал чайник, но она даже не обратила на это внимания.

Первые результаты поиска выдавали скупые строчки из литературных энциклопедий. "Соавторы бестселлера "Тени Версаля", лауреаты премии Грэмми за лучший дебют…" Амели добавила слово "скандал" и нажала Enter.

Экран осветился десятками ссылок. "Плагиат или совместная работа?", "Тайна исчезновения рукописи". Она кликнула на первую попавшуюся статью из литературного журнала пятилетней давности.

На экране мелькали размытые фотографии: молодой Престон на ступенях Йельской библиотеки с папкой бумаг в руках; тот же Престон, но уже на каком-то литературном вечере – его лицо было напряжено, глаза смотрели куда-то в сторону. Амели увеличила изображение, пытаясь разглядеть детали. На заднем плане угадывался силуэт девушки в красном платье – Лиза?

Прокручивая страницу вниз, она наткнулась на интервью Лизы Морган. Датировано оно было как раз тем периодом, когда "Тени Версаля" получили премию. Фотография показывала улыбающуюся пару: Лиза в элегантном черном платье держала за руку улыбающегося Картера Бейна. На ее безымянном пальце сверкало массивное бриллиантовое кольцо.

"Иногда два талантливых человека создают что-то прекрасное вместе, – гласила цитата под фото. – А потом жизнь расставляет все по местам. Мы с Картером… о, это была настоящая алхимия творчества. Когда сливаются воедино два взгляда на мир, рождается нечто большее, чем сумма частей."

Амели почувствовала, как в груди защемило. Она прокрутила дальше и нашла крошечное упоминание о Престоне: "Бывший «соавтор» проекта отказался что-то комментировать."

Пальцы сами потянулись к клавиатуре. "Тени Версаля", – вбила она в поиск и, не раздумывая, нажала "Купить". Теперь она должна была узнать правду.

За окном начал накрапывать дождь, первые капли застучали по подоконнику. Амели машинально потянулась к чашке. Дождь усиливался. Капли теперь били в стекло с настойчивой регулярностью, создавая странный ритмичный аккомпанемент ее мыслям. Амели подошла к окну и прижала ладонь к холодному стеклу. Городские огни за окном расплывались в водяных разводах, как и ее представления о Престоне.

Она вдруг представила его – не начальника издательства, а того молодого писателя, чью мечту растоптали. Как он смотрел на женщину, которую любил, зная, что она предала его самым страшным образом – украла его слова, его мысли, его душу, в конце концов?

Ради чего? Ради денег? Славы? Или… он сделал что-то плохое? Амели вздрогнула от внезапной догадки. А если Лиза действительно верила, что это их общее творение? Если она искренне считала себя соавтором?

На столе ноутбук тихо потрескивал, остывая. Амели вздохнула и отдернула руку от окна – стекло оставило на ладони влажный холодный след. Но почему тогда он не стал бороться? Все же можно было легко доказать. Почему просто ушел в тень, позволив другим пожинать плоды его труда?

Дождь за окном превратился в настоящий ливень. Амели закрыла глаза, слушая его шум, и вдруг поняла: она обязательно узнает правду. Не ту, что печатают в газетах. Не ту, что передают из уст в уста в кулуарах издательства.

Настоящую.

Глава 9 «Резонанс»

Тем временем в своей квартире Престон сидел в кресле из черненой стали, окруженный холодным блеском хай-тек интерьера. Стеклянные поверхности отражали приглушенный свет интеллектуальной системы освещения, настроенной на "ночное чтение" – искусственный рассвет, никогда не переходящий в настоящий день. За окном мегаполис пульсировал огнями, но ни один из них не проникал сквозь тонированные панорамные стекла. В руках он держал распечатанную рукопись Амели, страницы уже потерлись на сгибах от бесчисленных перелистываний, их углы слегка завернулись от постоянного контакта с нервными пальцами. На ультратонком столе из закаленного стекла стоял полупустой бокал бордо, его темно-рубиновый оттенок казался почти искусственным в этой стерильной обстановке, как капля крови на хирургическом инструменте.

Он читал текст снова и снова, впитывая каждое слово, словно пытался декодировать скрытое послание. Его взгляд методично скользил по строчкам, выискивая между строк те нюансы, что ускользали при первом прочтении – микроскопические трещины в тексте, через которые мог просочиться настоящий автор. Губы едва заметно шевелились, когда он беззвучно повторял особенно пронзительные строки, будто пробуя их на вкус. Иногда он задерживал дыхание на середине фразы, как будто боясь спугнуть хрупкую мысль, застрявшую между буквами.

"Ты когда-нибудь замечал, как камертон отзывается на нужную частоту? – робко начала Джейн, опустив голову и проводя пальцем по краю стакана, заставляя его тихо звенеть. – Это называется резонансом. Когда две системы – даже очень далёкие – вдруг начинают вибрировать в унисон. Так и люди… – её голос дрогнул, – мы встречаем тех, чьи "частоты" совпадают с нашими. Не случайно. Просто… физика. А в термодинамике есть закон… – Джейн сделала паузу, собираясь с мыслями, – энергия не исчезает. Она только преобразуется. Если тебе кажется, что ты уже знал меня в другом времени… – её взгляд дрогнул, – возможно, так и было. Частицы, из которых мы состоим… они существовали всегда. В звёздах. В ветре. А случайности… – она подняла глаза, и в них отразился холодный блеск научной ясности, – это просто фазовые переходы. Вода становится льдом ровно при нуле градусов. Не на градус больше или меньше. То, что кажется нам внезапным поворотом судьбы… – её пальцы сжались в замок, – это всего лишь момент, когда все переменные наконец достигают критической точки. Просто… законы физики. Ничего личного."

Престон медленно провел пальцем по строчкам, будто пытаясь ощутить эмоции, спрятанные между букв. Его подушечка пальца задержалась на слове "фазовые переходы", оставив едва заметный след на бумаге – микроскопическую метку, невидимую стороннему наблюдателю. В глазах мелькнуло что-то неуловимое – может быть, понимание, а может, болезненное узнавание, как будто текст касался чего-то глубоко спрятанного под слоями профессионального равнодушия.

– Джейн… недостаточно раскрыта, – прошептал он, делая пометку на полях красной ручкой. Чернила легли на бумагу с какой-то особенной тщательностью, почти с благоговением, как будто он не правил текст, а проводил священный ритуал. – Она глубже, чем кажется…

Его правки были точными, почти хирургическими, как будто он вскрывал текст скальпелем, чтобы добраться до самой сути. Он продолжал писать. Каждое замечание попадало точно в цель, рассекая повествование до тех пор, пока не обнажалась структура – скелет, на котором держалась вся история. Но чем глубже он копал, тем больше понимал, что под слоями текста скрывается не структура, а бездна.

Престон откинулся на спинку кресла, подняв бокал и заметил, что вино оставило на стекле следы, похожие на кровавые отпечатки – странный контраст с безупречной чистотой всего вокруг. Он сделал глоток, ощущая, как терпковатый вкус растекается по языку, и снова погрузился в чтение. Страница за страницей он тонул в ее мире, где каждое слово было пропитано чем-то неуловимо знакомым, как запах, который невозможно вспомнить, но невозможно забыть. Время от времени он проводил ладонью по лицу, как бы стирая усталость, но не мог оторваться – текст держал его крепче, чем любая физическая сила.

И где-то в глубине души, в том месте, которое он давно запер на ключ, что-то шевельнулось. Это было похоже на пробуждение – странное, почти забытое ощущение, как будто давно молчавший детектор вдруг зафиксировал частицу, которой не должно было быть.

С последним глотком его рука снова потянулась к красной ручке. На этот раз он писал дольше, тщательнее, будто ведя безмолвный диалог с автором, которого никогда не видел по-настоящему. Слова ложились на поля гуще, образуя сложные узоры – может быть, шифр, который могла бы понять только сама Амели. А за окном, за тонированными стеклами, город продолжал жить своей жизнью, не подозревая, что в этой стерильной квартире происходит что-то важное – критическая точка, за которой уже не будет возврата.

Глава 10 «Мисс, ой, я случайно»

Утро. Десять часов. Офис издательства «Black Quill Press» постепенно оживал, наполняясь тем особенным хаосом, который предшествует настоящей работе. Мягкий свет из высоких окон заливал пространство, смешиваясь с мерцанием экранов и тихим гулом разговоров – где-то обсуждали последние правки, где-то спорили о шрифтах, а в углу кто-то отчаянно пытался оживить принтер, который упорно жевал очередной важный документ. Кто-то пил кофе из огромных керамических кружек, оставляя на столе темные кольца, похожие на годичные кольца деревьев – только вместо лет здесь были часы, проведенные за работой. Кто-то перекусывал круассанами, рассыпая хрустящие крошки на клавиатуры с таким безразличием, будто это был особый ритуал посвящения в издательское дело. А кто-то торопливо листал свежие макеты, сверяя их с пометками в блокнотах – эти пометки, кстати, выглядели так, словно их оставил не редактор, а взбешенный криптограф, пытающийся зашифровать собственную ярость.

Престон шел по коридору, деловито просматривая заметки на планшете, его пальцы быстро скользили по экрану, отмечая важные пункты с точностью хирурга, делающего надрез. Наконец-то удалось договориться о встрече с Марком Тейлором – автором, который последние три месяца игнорировал все звонки и письма, словно растворившись в собственном высокомерии. Этот человек вел себя так, будто его рукописи были не текстами, а священными свитками, а издательство – всего лишь скромным храмом, удостоенным чести их печатать.

Он направлялся к рабочему столу Амели, чтобы сообщить ей о встрече и проследить, чтобы все материалы были готовы – или, по крайней мере, существовали в каком-то узнаваемом виде. Но когда он подошел, то замер на месте, застыв в дверном проеме, будто наткнулся на арт-инсталляцию под названием «Творческий процесс во всей его красе».

Стол Амели напоминал поле битвы после сражения: повсюду были разбросаны бумаги – одни аккуратно исписаны пометками, другие смяты в порыве творческого отчаяния, третьи выглядели так, будто их пытались съесть, передумали и выплюнули обратно. Цветные ручки валялись в беспорядке, словно после попытки создать радугу, но что-то пошло не так. Пустые стаканы из-под кофе с темными подтеками на дне свидетельствовали о бессонной ночи – или, возможно, о нескольких. Несколько смятых стикеров, прилепленных к монитору, кричали яркими буквами: «ПЕРЕПИСАТЬ!», «ПРОВЕРИТЬ!», «НЕ ЗАБЫТЬ!» – последний, кстати, был перечеркнут и дописан: «…слишком поздно».

А в центре этого хаоса… спала сама Амели.

Она сидела, склонившись над столом, уткнувшись лицом в стопку черновиков, словно они были единственной подушкой в этом мире – если, конечно, твоя идея комфорта включает в себя вдыхание бумажной пыли и риск проснуться с текстом, отпечатавшимся на щеке. Ее длинные волосы, обычно собранные в небрежный хвост , сейчас рассыпались по плечам, образуя водопад, скрывающий часть лица – и, судя по всему, служащий идеальным укрытием от дневного света и начальства. Одна рука бессильно свисала со стула, пальцы слегка подрагивали во сне, будто даже в бессознательном состоянии она продолжала печатать. Губы шевелились, бормоча что-то невнятное – возможно, спор с воображаемым редактором или диалог с персонажами, которые отказались вести себя так, как задумано. Она сладко посапывала, издавая тихие, почти детские звуки похожие на мурлыканье.

Престон остановился, скрестил руки на груди, разглядывая ее. Его губы растянулись в улыбке, он едва сдерживал смех, наблюдая за этим нелепым, но удивительно милым зрелищем. Разглядывая ее, он ловил себя на мысли, что в ней не было ни капли фальши – она была настоящей, как страница, еще не испорченная правками, как первое издание редкой книги, которое ценится именно за свои несовершенства.

Он наклонился ближе, почувствовав легкий аромат ее шампуня – что-то сладкое, с нотками ванили. И с улыбкой произнес ей на ухо:

– Амели… – позвал он тихо, будто боясь разрушить хрупкое очарование этого момента.

Тишина. Только легкое посапывание в ответ.

– Амели…

Снова никакой реакции, только легкое движение ресниц – возможно, ей снилось, что она редактирует текст, и сейчас она мысленно вычеркивала его голос.

В голове мелькнула мысль: "Она даже спит так, будто ей плевать на то, что о ней подумают."

Решив действовать более радикально, он громко кашлянул, нарочито шумно и демонстративно.

– Мисс Алдер!!!

Амели вздрогнула, резко подняла голову – и тут же схватилась за шею, скривившись от онемевших мышц. Ее волосы почти полностью скрывали лицо, глаза были мутными от сна, а на щеке красовался забавный отпечаток от скрепки, очертаниями напоминающий миниатюрный шедевр абстрактного искусства.

– Вы что, решили, что «Black Quill Press» теперь еще и отель? – заметил он, едва сдерживая смех. – Или вам просто нравится спать в самых неожиданных местах? В следующий раз могу предложить шкаф для документов – там, говорят, очень уютно.

– Я… – Амели сглотнула, пытаясь привести мысли в порядок, ее голос звучал хрипло от недавнего сна и, вероятно, от того, что она только что во сне вела жаркую дискуссию. – Я просто… закрывала глаза. Чтобы лучше сосредоточиться.

– На сновидениях?

Она фыркнула и нарочно уронила на него стопку свежих правок, которые всю ночь доводила до ума. Бумаги рассыпались, как осенние листья, и он едва успел поймать несколько листов в воздухе.

– Вот. Все готово. Глава шесть, и, прежде чем ты спросишь, – да, я проверила орфографию. Нет, я не использовала слово «плоско» в каждом предложении. И да, я готова поклясться, что это последняя версия.

Престон пролистал страницы, одобрительно хмыкнул – этот звук можно было интерпретировать как «неплохо» или «я все равно это перепроверю», – затем деловито сообщил:

– Сегодня в четыре встречаемся с Тейлором. Будь готова. Подготовь структурированный файл по главам 5, 7 и 14 – это сейчас самое важное.

Амели замерла на секунду, глаза ее расширились, будто она только что услышала нечто невероятное. Ее рука, которая только что поправляла волосы, застыла в воздухе – видимо, мозг настолько перегрузился, что забыл подать сигнал конечностям.

– С… Марком Тейлором? – переспросила она, и в голосе ее прозвучало что-то между восторгом и паникой, словно она одновременно мечтала и боялась этой встречи.

– Да, – он развернулся и пошел, оставив ее сидеть с открытым ртом.

Амели смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом коридора, закусив губу до боли. Ее пальцы судорожно сжались в кулаки, оставляя на ладонях полумесяцы от ногтей.

«Отлично, Амели, в каком еще виде ты ему покажешься? – мысленно ругала она себя, с яростью хватаясь за компактное зеркало, которое тут же выскользнуло из дрожащих пальцев и с грохотом упало на стол. Увидев в отражении отчетливый след от скрепки, она чуть не вскрикнула – АМЕЛИ, ТЫ ИДИОТКА! Ну конечно, он должен был увидеть тебя именно с узором на щеке, словно ты пятилетний ребенок, уснувший на раскраске!»

Она начала лихорадочно поправлять волосы, запустив пальцы в беспорядочные пряди, пытаясь хоть как-то привести их в порядок. Рука автоматически потянулась к запястью за резинкой, но вспомнила, что, как всегда, потеряла ее утром, когда в панике неслась в офис, как всегда, опаздывая на десять минут.

«Почему именно этот мужчина постоянно видит меня в таких нелепых ситуациях? – думала она, чувствуя, как жар стыда растекается от щек к ушам и дальше по шее. – Ну почему он не может увидеть меня собранной, элегантной, уверенной? Хотя бы раз! Нет, он видит тебя со следом скрепки на щеке!!» – внутренний голос злорадно подчеркнул, и Амели чуть не стукнула лбом о стол.

Но времени на самобичевание не было. Впереди ждала встреча с Марком Тейлором, и нужно было срочно приводить себя и материалы в порядок.

Она моментально оживилась, судорожно схватила клавиатуру и начала яростно печатать, бормоча себе под нос сквозь стиснутые зубы:

– Так, глава пятая – переписать этот дурацкий диалог, глава седьмая – усилить кульминацию, чтобы он не заснул на середине, глава четырнадцатая… о боже, глава четырнадцатая… – ее пальцы замерли в воздухе, – которую я обещала переработать еще в прошлый вторник…

Она кивнула сама себе, с решимостью расставив бумаги перед собой в строгом порядке, и потянулась за недоеденным сэндвичем с курицей, который уже успел потерять презентабельный вид. Откусив слишком большой кусок, она даже не успела насладиться вкусом, как огромная капля ядовито-красного острого соуса с предательским плюхом растеклась по ее белоснежной рубашке, оставив яркое пятно прямо на груди – такое броское, что, казалось, светилось в темноте.

– Черт! – Амели чуть не заплакала, отшвырнув злосчастный сэндвич. "Ну почему?! Опять! Как ожидаемо, мисс Алдер. Я даже не удивляюсь! Это просто идеальный финал к этому ужасному утру! Номинация Сэндвич-диверсия: лучший удар по собственной репутации— моя сильная сторона!"

Она схватила салфетку и начала яростно тереть пятно, но оно лишь размазалось, превратившись в огромное розовое пятно, которое теперь напоминало либо след от пулевого ранения, либо последствия неудачного эксперимента с краской.

– Лора! – Амели уже набирала номер, прижимая телефон к уху так сильно, что аппарат буквально впивался в кожу. – Ради всего святого, скажи, что у тебя в кабинете есть запасная блузка! Любая! Я только что устроила кулинарную катастрофу на своей рубашке, а у меня встреча с Марком Тейлором, понимаешь?!

Лора захихикала в трубку, ее смех звучал как колокольчик, но для Амели в этот момент он был скорее похож на зловещий хохот судьбы, насмехающейся над ее неудачами.

– Конечно, подруга, не переживай! Тут как раз есть одна блузка… с прошлого корпоратива. – Она многозначительно замолчала, явно наслаждаясь моментом. – Ты же не против, если на ней остались «воспоминания»?

Амели закатила глаза так сильно, что увидела собственный мозг.

– Мне плевать, откуда она, даже если ты достала ее из мусорного бака! Ты меня так выручишь!

– Тогда заходи! Но предупреждаю – она немного… экстравагантная.

Амели вздохнула так глубоко, что у нее закружилась голова.

– Спасибо, Лора! Ты лучшая! – выдохнула она, уже представляя, как будет выглядеть в этой "экстравагантной" блузке.

Глава 11 «Никто»

Кафе «Gilded Page»

Сдержанная элегантность царила в этом месте: минималистичные серые стены, лаконичные черные стулья, на каждом столе – небольшие вазы с белыми пионами. Стильные золотые приборы сверкали под мягким светом подвесных ламп, а за окнами мерцал город, будто специально приглушивший шум для этого разговора.

Престон и Амели подошли к столику у окна. Он галантно пропустил ее вперед, слегка коснувшись ее спины, словно направляя. Она почувствовала тепло его пальцев сквозь тонкую ткань блузки и едва заметно вздрогнула. Они сели.

Шелковая блузка сидела на Амели… слишком уж откровенно, буквально обтягивая каждый изгиб ее фигуры. Разница в размерах груди дала о себе знать с первых же минут: верхние пуговицы упорно отказывались застегиваться, образуя соблазнительный треугольник выреза, который обнажал гораздо больше кожи, чем она планировала, ее пальцы нервно тянулись к груди тщетно пытаясь прикрыть то, что так настойчиво стремилось вырваться на свободу.

Но настоящим испытанием оказалась юбка. Она теперь казалась ей откровенной насмешкой. Облегающая черная ткань поднималась на опасные сантиметры вверх, заставляя Амели постоянно контролировать положение ног. Каждый раз, когда она меняла позу, чувствовала, как холодок воздуха касается кожи бедер выше, чем ей хотелось бы. Этот вызывающий ансамбль заставлял Амели смущаться до дрожи в коленях, а щеки пылать.

Престон, сидя напротив, медленно поднял бровь. Его взгляд, привыкший к её мешковатым футболкам с дурацкими принтами, теперь с неприкрытым интересом скользил по обнажённым ногам, заставляя Амели судорожно одёргивать юбку. Он видел, как дрожат её пальцы, хватающиеся за подол, как безнадёжно коротка оказалась эта проклятая вещь. Он поднимал взгляд выше – к тонкой талии, подчёркнутой обтягивающим шелком, затем к груди, от которой она поспешно прикрылась ладонью, вызывая у него непроизвольную улыбку.

Эта новая Амели – смущённая до дрожи в коленях, краснеющая как первокурсница на первом свидании, беспомощно мечущаяся между попытками прикрыть то ноги, то декольте – казалась ему поразительно… трогательной. Такой контраст с её обычной едкой уверенностью, с тем острым языком.

Его взгляд задержался на её пухлых губах, слегка прикушенных от смущения, и в груди что-то болезненно сжалось. Он с усилием отвел глаза, стиснув кулаки под столом. "Держись, черт возьми", – прошипел внутренний голос, но образ её растерянности уже въелся в сознание, вызывая странное тепло в самой глубине груди.

Он выпил воды, слегка улыбнулся. Его глаза, обычно такие собранные и деловые, теперь медленно скользнули вниз, задерживаясь на особенно "выразительных" деталях ее образа чуть дольше, чем следовало бы.

– Мисс Алдер, – начал он с едва заметной улыбкой, намеренно делая театральную паузу, – вы так отчаянно хотите произвести впечатление на Тейлора? – Губы его дрогнули, когда он добавил с притворной серьезностью: – Своими… выдающимися аргументами?

Он намеренно сделал акцент на последнем слове, позволив взгляду на мгновение – совсем на мгновение! – задержаться на ее декольте. В его обычно таком строгом голосе звучала непривычная игривость, эта опасная смесь профессионального тона и скрытого подтекста, от которого Амели вдруг стало душно.

Яркий румянец залил ее щеки, но она быстро собралась, не желая проигрывать в этой странной игре. Подмигнув с преувеличенным кокетством, она провела пальцем по краю стола:

– Аргументами? – повторила она, делая пальцами воздушные кавычки. – Мне кажется, тут есть кто-то, кому мои… аргументы… – она намеренно запиналась, – тоже пришлись по душе.

И в этот момент их взгляды встретились.

Что-то промелькнуло в его глазах – что-то теплое, почти неуместное в деловой обстановке. Его черные глаза, обычно такие глубокие, сейчас смотрели на нее с мягкой улыбкой, такой нежной, что ее сердце неожиданно забилось чаще.

Он открыл рот, чтобы сказать…

Но в этот момент к их столику подошел Марк Тейлор – его появление словно грозовая туча накрыла легкую игривую атмосферу, что витала между ними секунду назад. Воздух вокруг сразу стал тяжелым, пропитанным раздражением и алкогольными парами.

Высокий, одетый в потертые джинсы и явно дорогую, но мятою футболку мужчина лет сорока, с трехдневной щетиной и явным перегаром. Он тяжело плюхнулся на стул, даже не удосужившись поздороваться, лишь презрительно фыркнув в сторону Амели.

– Виски, – бросил он официантке, затем, будто вспомнив что-то, добавил с нарочитой важностью: – Самый приличный у вас. И давай живее, – резко отмахнулся он, словно его оторвали от крайне важных дел ради какой-то глупости.

Его налитые кровью глаза скользнули по Амели с таким выражением, будто она была последней помехой в его и без того тяжелом дне. Не говоря ни слова, он грубо схватил со стола папку с правками, начал листать страницы, морщась, словно перед ним был не его собственный текст, а что-то отвратительное. Каждый переворот страницы сопровождался громким шуршанием и недовольным сопением.

Амели почувствовала, как веселая искра, что только что светилась в ее глазах, угасла под этим тяжелым взглядом. Она сделала незаметный глубокий вдох, собираясь с мыслями, когда Тейлор вдруг швырнул папку на стол с таким видом, будто это был мусор, а не плод его же труда.

Собравшись, она начала уверенно объяснять изменения – ее голос звенел искренним энтузиазмом, розовая ручка с забавным перышком на конце выписывала в воздухе акценты, словно она дирижировала невидимым оркестром слов. Она наклонилась вперед, ее глаза горели профессиональным азартом.

– Видите, здесь мы усилили характер героя, – она указала пальцем на конкретный абзац, – добавили глубины его мотивации через новую сцену с его детством. А вот здесь, – перевернула страницу, – мы предлагаем убрать второстепенного персонажа, потому что он только распыляет внимание и мешает основному конфликту. Вместо этого мы усилили линию главного антагониста, вот смотрите…

Она быстро пролистала несколько страниц, ее голос становился все более оживленным:

– А в этой главе мы полностью переработали кульминацию! Это будет так мощно, читатели просто…

Тейлор внезапно хлопнул ладонью по столу с такой силой, что бокалы подпрыгнули и звякнули, прерывая ее на полуслове. Виски в его стакане расплескалось, оставив мокрое пятно на страницах рукописи.

– Кто ты вообще такая, чтобы указывать мне, как писать? – прошипел он, его налитые кровью глаза сверкали чистой яростью. Слюна брызнула из уголков его рта. – Мои книги – бестселлеры. А ты – никто. – Он презрительно скривился. – Мне плевать, как тебя зовут – Стейси? Либби? Ты просто мелкая редакторша, которая даже не смогла написать свою книгу.

Его пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.

– Ты думаешь, твои жалкие правки что-то значат? – Он наклонился через стол, и Амели почувствовала волну перегара. – Ты – пыль под моими ботинками.

Амели замерла. Ее губы дрогнули, но она намеренно медленно подняла подбородок, не опуская взгляда. Ее пальцы сжали ручку так крепко, что казалось, пластик вот-вот треснет, но внешне она оставалась спокойной – только легкая дрожь в уголках губ выдавала потрясение.

Престон взорвался.

Точнее, не взорвался – его голос остался ледяным, но каждый звук в нем звенел, как заточенная сталь, будто каждое слово было выковано в горниле его ярости. Было заметно, как он сжал кулаки, и желваки забегали на его скулах, словно под кожей шевелились тени его гнева.

– Контракт, Тейлор. – Он швырнул на стол папку, которая приземлилась с громким шлепком, как пощечина. – Подписан тобой. Пункт 4.7: "Издательство оставляет за собой право на редактуру текста без согласования с автором в случае, если это необходимо для сохранения коммерческой валидности проекта".

Он перевернул страницу, ткнул пальцем в другой пункт, и этот жест был резким, как удар кинжала.

– И пункт 8.3: "В случае срыва сроков сдачи автор обязан возместить издательству упущенную прибыль в размере 200% от аванса"

Тейлор побледнел, его пальцы сжали стакан так, будто он пытался раздавить в руках собственную беспомощность.

– Ты не можешь…

– Могу. – Престон наклонился вперед, его тень накрыла Тейлора, словно предупреждение, как туча перед бурей. – Все права на трилогию «Красные пески» принадлежат мне. Ты забыл, кто сделал из тебя миллионера? Кто вытащил твое имя из помойки литературных неудачников?

Тейлор зарычал, но Престон уже встал, его мощная фигура подавляла одним своим видом, как скала перед хрупкой лодкой.

– Твоя последняя книга – дерьмо. И если мы выпустим ее в таком виде, она потянет за собой не только тебя, но и репутацию моего издательства. А я не позволю этому случиться.

Он резко повернулся к Амели, указал на нее пальцем, и этот жест был резким, как выстрел.

– И никогда – никогда— не разговаривай с ней в таком тоне.

Глаза Престона горели. Он выглядел так, будто готов был убить Тейлора на месте – не кулаками, а одним взглядом, словно сам воздух вокруг него сгущался от ненависти.

Амели завороженно смотрела на него, не отводя глаз, будто перед ней был не человек, а стихия, которую невозможно игнорировать. Даже если это было слишком. Даже если это выдавало ее с головой.

Тейлор, в конце концов, сдался.

– Ладно, черт с вами, – пробормотал он, откинувшись на спинку стула, словно его воля была выжата досуха. – Делайте, что хотите.

Престон холодно кивнул.

– Умное решение. Жду исправленный вариант до понедельника.

Когда Тейлор ушел, Престон повернулся к Амели.

Ее глаза слегка блестели от слез, которые она не пролила, будто маска цинизма, которую она всегда носила, наконец спала, обнажив что-то хрупкое и беззащитное.

Она сидела, опустив глаза, и прошептала, но он услышал:

– Он… он такой идиот, – разочарованно сжав губы, будто разбивая последние иллюзии. – Я представляла его совсем другим. А он… просто урод.

Она надула губы и злобно хмурилась, но, когда ее взгляд встретился с Престоном, что-то в его выражении заставило ее вздрогнуть. Он смотрел на нее так… странно, будто видел не только ее, но и что-то за пределами этого момента.

– Будем считать, я только что убил для тебя дракона. Он больше тебя не обидит. Никто не обидит.

Он замолчал, но, словно осознав, что сказал слишком много, добавил, смягчая интонацию:

– Ты вдыхаешь жизнь в эту книгу.

Амели покраснела еще сильнее. Его слова звучали в голове: «Тебя никто не обидит»

Их взгляды снова встретились. На этот раз – без слов.

Глава 12 «Тени псевдонима»

Амели наконец ехала домой в метро в час пик, стиснутая со всех сторон толпой, как сардина в консервной банке. Воздух был густым от смеси дешевого парфюма, пота и металлического послевкусия тормозов поезда. «Эта чертова блузка!»– мысленно скрипела она зубами, чувствуя, как грубый шов ворота впивается в шею, а все вокруг пялятся на пуговицы, которые вот-вот лопнут под напором ее груди. Каждый вдох давался с трудом – казалось, еще немного, и ткань не выдержит, разойдется по швам, обнажив кружевной бюстгальтер, который она так неосторожно выбрала сегодня утром.

Как же она мечтала снять эту душащую ткань и надеть что-нибудь свободное, вроде футболки оверсайз с надписью «Не трогайте меня, я творю».

Мужчины в вагоне так откровенно разглядывали ее грудь, что ей хотелось закричать: «Да это просто молочные железы, Карл! Биологический механизм, а не приглашение к ужину!». Один лысый тип в дорогом пиджаке, от которого пахло дорогим виски и наглостью, даже демонстративно облизался, будто перед ним была не женщина, а свежеиспечённый круассан с хрустящей корочкой. «О боже, Амели, ты выглядишь как женщина с панели», – мысленно усмехнулась она, прижимая папку с правками к груди в тщетной попытке прикрыть то, что так и норовило выпрыгнуть наружу. Папка была холодной, и ее уголок неприятно давил на ключицу, но это было лучше, чем ощущать на себе десятки голодных взглядов.

«Хотя… с таким видом я могу рассчитывать на бесплатную еду и вино в любом баре. Ну этот классический сценарий: томный взгляд, случайно уроненная салфетка – и вот уже какой-то идиот заказывает тебе ужин, а сам сидит, мечтательно смотрит и думает, что у него есть шанс. Ха! Если бы он знал, что после третьего бокала я начинаю смеяться так громко, что люди за соседними столиками сначала морщатся, а потом невольно улыбаются, и выдаю похабные анекдоты, над которыми сама же и хохочу до слёз. А ещё непременно требую картошку фри с трюфельным соусом.»

Но тут же она ухмыльнулась, закусив губу. В очередной раз вагон дёрнулся, и мужчина в грязных кроссовках, пахнущий чесноком и безысходностью, чуть не упал лицом прямо ей в грудь. Его ладони впились в поручень рядом с ее плечом, и она почувствовала, как его дыхание, горячее и тяжелое, обожгло ее кожу. Быстрей бы оказаться дома…

Она скользнула взглядом по своему декольте, и должна была отдать ему должное, потому что, черт возьми, иногда быть объектом желания – это единственный способ напомнить себе, что она все еще жива. А потом вспомнила, как он смотрел на неё сегодня в кафе – будто она была не просто женщиной в тесной блузке, а загадкой, которую ему не терпелось разгадать. Он намеренно пропускал её вперёд, придерживал дверь, а его взгляд… он аж поджигал её изнутри. Он горел, но не так, как у этих метро-ловеласов, а… будто читал её, как рукопись, в которой каждое слово – намёк, каждое движение – предложение.

Конечно, она заметила. Но сделала вид, что ничего не поняла.

Хотя он и прятал это за шуточками, за этой маской, но она видела – в глубине его глаз что-то шевелилось. Что-то настоящее.

«Интересно, что он за человек? – промелькнуло у неё в голове. Стало так интересно узнать о нём больше… – Как он стал тем, кто он есть? О чём молчит? Что его бесит? Что заставляет смеяться до слёз? Хочу видеть его суть, его глубину… Хочу знать, о чём он думает, когда остаётся один.»

И тут в её сознании пронеслись его слова: «Тебя никто не обидит» Почему он это сказал? Почему так смутился после? Это было не свойственно ему… Столько «почему», а ответов – ни одного. Тепло разлилось по телу, будто её обернули в мягкий плед, и она невольно расплылась в улыбке.

«Точно, Лора!» – резко оборвала себя Амели. «Точно!!! Она же говорила, что Престон писал рассказы, когда учился до «Теней Версаля», а это значит, она сможет их найти.»

Дома Амели поставила на стол бутылку красного— крепкого, терпкого, такого, от которого щёки розовеют, а мысли становятся смелее. Бутылка со звонким "чпоком" рассталась с пробкой, и аромат спелых ягод с нотками дуба заполнил комнату. В руках болтался пакет с едой: двойной острый ролл с говядиной, двойной чеддер и да-да, побольше перца! – как она настойчиво просила у продавца в магазине, куда частенько заскакивала по пути, едва не споткнувшись о порог в предвкушении вкусного хаоса.

Она разложила перед собой «ужин» – бокал вина, уже наполовину пустой, и ролл, обильно политый острым соусом, который теперь угрожающе сочился сквозь бумажную упаковку. «Боже, как это вкусно… слюни просто текут! – подумала она, глядя на эту неаппетитно-аппетитную красоту, где сыр уже начал слипаться с мясом в один идеально несовершенный комок. – Тебе далеко до идеальной девушки, которая ест салат с идеально ровной осанкой и безупречными манерами. Ну,той, что откусывает ровно один помидор черри и потом три часа жуёт, будто это последний приём пищи в её жизни – а потом гордо выкладывает в инстаграм сториз с идеальной едой.»

На секунду – ровно на то время, пока делала глоток вина – она попыталась сохранить видимость приличия: взяла тарелку, вилку и нож, аккуратно отрезала маленький кусочек и изящно поднесла ко рту, изображая из себя ту самую девушку с салатом.

«Ой, Амели, да кого ты обманываешь?»

С этими мыслями она швырнула столовые приборы обратно в раковину схватила ролл руками, широко открыла рот – и откусила огромный кусок, наслаждаясь взрывом вкуса: перец обжигал язык, сыр тянулся нитями, а соус предательски капнул прямо на стол, оставив жирное оранжевое пятно.

«Мммм», —застонала она, закрыв глаза.

«Да плевать!»– мысленно махнула она рукой, вытирая салфеткой пятно, которое только размазалось в еще большую маслянистую кляксу. Надо завязывать есть что-то с соусом…– и засмеялась сама над собой, вспомнив, почему оказалась сегодня в этой несчастной блузке.

Но это уже не важно. Важно было только то, что вино – холодное, ролл – острый, а вечер – её.

Удобно устроившись на диване, открыла ноутбук. Подушка мягко провалилась под её спиной, а ноутбук, слегка нагретый от предыдущего сеанса, ожил с тихим жужжанием. Она налила очередной бокал вина, тёмно-рубиновая жидкость с лёгким звоном наполнила хрусталь до середины. На столе лежала её рукопись – та самая, что она начала в день их знакомства, страницы слегка помяты по краям от частого перелистывания. Амели улыбнулась самой себе, лёгкая ирония скользнула в уголках губ, и подумала, что надо бы дописать пару глав, но пальцы будто сами собой начали печатать в поисковой строке:

"Престон Рейнольдс. Рассказы".

Ничего. Только пара упоминаний в университетских архивах.

"Престон Рейнольдс, ранние работы".

Ничего. Пустота, будто их и не существовало.

"Литературные публикации Престон Рейнольдс

Тоже ничего. Разве что сухие отчёты о конференциях, где его имя мелькало среди прочих.

Она перебирала запросы, меняя формулировки, пока наконец не решила зайти на его страницу в Фейсбуке. Страница загрузилась медленно, будто нехотя раскрывая тайны. Листая фотографии, будто страницы чужого дневника, она впитывала каждую деталь, каждый оттенок эмоций, застывших в пикселях.

Вот он с семьёй – обнимает племянников. Они висят на нём, как обезьянки, цепляясь за его широкие плечи, а он улыбается. Солнце светит им в спины, отбрасывая длинные тени на зелёную траву.

Вот маленький Престон, лет десяти, между родителями. Отец – он его точная копия, потрясающее сходство, только у Престона ещё эти ямочки на щеках, которые появляются, когда он улыбается по-настоящему… Мать смотрит в камеру с мягкой улыбкой, её рука лежит на плече сына.

И тут её сердце сжалось.

Подпись к фото:

"9 лет без тебя, папа. Каждый день помню твои слова: 'Будь сильным. Будь собой'. Ты научил меня вставать, даже когда падаешь, идти вперёд, даже когда не видишь пути. Ты показал мне, что честь – не в громких словах, а в тихих поступках. Что правда – это не то, что удобно, а то, что важно. Я стараюсь. Каждый день. Надеюсь, ты гордишься мной".

Горло сжало так, будто невидимые пальцы обхватили его. Амели провела пальцем по экрану, будто могла стереть эту грусть, смягчить боль, которая сквозила в каждой букве. Она не ожидала таких слов – таких глубоких, таких… настоящих. В них не было пафоса, только чистая, незащищённая правда.

"Боже…" – прошептала она, и голос дрогнул.

Она представила его: совсем юного, потерянного, стоящего у могилы отца. Сжатые кулаки, стиснутые зубы, слёзы, которые он, наверное, не позволил себе пролить. "Будь сильным".

И он был.

Она видела это в его глазах на других фото – в том, как он смеётся с братом и сестрой, как целует маму в щёку, как качает на руках маленькую племянницу. Он был сильным. Но в этой силе не было жестокости – только тепло.

Дальше – пляж, волейбол, смех. Престон в шортах, мокрый от моря, застывший в прыжке. Они большой семьёй играют в мяч, песок летит из-под ног, а в воздухе висит звонкий смех. Мускулы его спины напряжены, капли воды сверкают на коже, как бриллианты под лучами солнца. Она задержалась на этом кадре дольше, чем стоило, и тут же одёрнула себя: «Амели, хватит глазеть, как голодная рысь! – но всё равно не могла отвести взгляд. Ладно, пять секунд – и хватит. Одна… два… три… Блин, он вообще реальный?»

Фото за фото – он почти всегда с семьёй: все счастливые, радостные. На одном снимке они все в пижамах, с попкорном, перед гигантским телевизором. Потом – Рождество. Вся семья в одинаковых свитерах с оленями. Она рассмеялась: "Я бы тоже так хотела…" Как же это мило! Амели на секунду почувствовала себя странно. Будто заглянула в чужой дом через окно и увидела то, о чём иногда мечтала в тишине, когда ночь была слишком длинной, а одиночество – слишком громким.

Но рассказов не было. Ни намёка. Только семья, работа, редкие рецензии на книги.

Судя по отсутствию фото с девушками, Амели сделала приятное для себя открытие: "Ага, вероятно, девушки нет." Почувствовала облегчение, которое тут же попыталась заглушить. «Хотя, даже если бы она была, то какая-нибудь изящная особа, которая не заказывает острый двойной ролл с говядиной в круглосуточном магазине»

Она посмотрела на вино, его тёмный оттенок напомнил ей цвет его волос при определённом освещении, и добавила: «Да ещё и запивающая всё это красным». Долила остатки бутылки в бокал, наблюдая, как жидкость играет в свете лампы.

В голове всплыл его образ: идеальный, в безупречно отглаженной рубашке нежно-голубого оттенка, под которой угадывалось спортивное тело – не накачанное до неестественности в спортзале, а созданное на теннисном корте, где он, вероятно, играл с аристократической страстью, или во время утренних пробежек по осеннему парку. Эти чёртовы ямочки на щеках, глубокие и выразительные, которые появлялись только когда он улыбался искренне, по-настоящему, а не из вежливости – тогда его глаза становились теплыми, как солнце в янтарном вине…

Она стиснула челюсти так сильно, что в висках застучало, вспоминая, как уснула за столом перед ним – на щеке красовался нелепый отпечаток от скрепки, волосы торчали в разные стороны, словно её только что протащили сквозь куст боярышника, а эта несчастная блузка… "Амели, ну какой же позор, – мысленно застонала она, – он наверняка решил, что ты просто дура, неуклюжая, нелепая дура!" Губы сами собой скривились в горькой гримасе, пока она листала его фотографии. Наверняка в университете на него вешались все девчонки. Еще бы! – мысленно фыркнула она, разглядывая его снимки.

И вдруг – озарение, как удар тока. «Йель Литературный факультет."

Её пальцы залетали по клавиатуре, будто одержимые. Архивы, списки выпускников, студенческие публикации в малотиражных журналах. Минуты превращались в часы, вино закончилось, оставляя на дне бокала лишь тёмно-рубиновые следы, а она копала глубже, как археолог, ищущий потерянный город, как детектив, распутывающий сложное дело.

И нашла.

Псевдоним. Короткий, но литературный, с намёком на изысканность – P. S. Reyne (из букв имени и фамилии, но зашифрованный, как тайное послание посвящённым). Будто он играл в прятки с миром, оставляя лишь намёки на своё творчество.

Список рассказов: "Последний поезд на Бруклин", "Тени в библиотеке", "Человек, который боялся тишины". Каждое название звучало как обещание, как дверь в другой мир.

Она скопировала название первого, пальцы дрожали, когда вбивала в поиск…

И мир остановился.

Перед ней был его текст. Настоящий. Тот, что он написал. Рука дрогнула, курсор замер над ссылкой. Сейчас я погружусь в его душу… Узнаю, кто же он такой на самом деле. Ведь строки всегда говорят о человеке больше, чем слова. Они вырываются из души, когда разум спит.

Амели нажала читать, первые же строки захватили её, обволакивали, затягивали в водоворот эмоций, которые он когда-то вложил в эти предложения. И с каждой прочитанной строчкой он становился ближе, понятнее, роднее… и одновременно ещё более загадочным.

Глава 13 «Текст, в котором бьётся сердце»

Было уже так поздно, что ночь за окном стала густой, почти осязаемой, как чернила, разлитые по бумаге. Амели читала текст на ноутбуке, и экран был единственным источником света в комнате – холодным, мерцающим, подчеркивающим каждую морщинку усталости вокруг ее глаз. И вдруг она замерла – будто между строк спряталась молния, и теперь она била её прямо в грудь, заставляя сердце колотиться с непривычной силой. Она не ожидала, что Престон способен на такую откровенность, что за его внешней сдержанностью, за этим безупречным фасадом успешного человека, скрывается целая вселенная чувств и мыслей, которые он так бережно хранил от всех.

Он писал о жизни и смерти, о постоянном диалоге между ними – не как о противоположностях, а как о танцующих партнерах, чьи шаги переплетаются в каждом нашем вздохе, в каждом ударе сердца. "Мы умираем каждую ночь, засыпая, – размышлял он, – и рождаемся вновь с каждым рассветом".

«Боль и радость равноценны – они разные грани одного и того же алмаза человеческого опыта, – пояснял он. – Как две стороны монеты, которую мы подбрасываем каждый день, не понимая, что сама монета – и есть чудо. Слезы после смеха и смех сквозь слезы – вот единственные подлинные эмоции, – отмечал он где-то между строк. – Одиночество – не просто отсутствие людей вокруг, а таинственная встреча с самым глубоким, самым неизведанным собой. Только в тишине собственной компании мы слышим шепот своей души, – размышлял автор. – Все остальное – просто эхо». Его мысли были так просты и сложны одновременно, что Амели приходилось перечитывать каждую фразу по несколько раз, будто разгадывая шифр к его душе, к тем потаенным уголкам, куда он никого не пускал.

Она продолжала читать, хотя на часах было уже три часа ночи, и веки наливались свинцовой тяжестью. Но она не могла остановиться – это было как падение в бездну, где каждое слово тянуло ее глубже, заставляя забыть о времени, о себе, о том, что завтра рано вставать.

Амели почувствовала, как в груди что-то сжимается, будто невидимая рука сжала ее сердце. Она говорила вслух, словно пытаясь осмыслить его слова, вложить их в себя, понять до конца:

– Как интересно… Он отрицает линейность бытия, – шептала она, проводя пальцем по экрану, где замерли его слова. – Для него прошлое и будущее – не прямая линия, а спираль, где всё важное повторяется, обретая новые смыслы. Как в том сне, где ты снова и снова поднимаешься по лестнице, но с каждым разом ступени становятся то выше, то ниже… А смерть – не конец, а новая точка отсчёта, место, где все эти спирали наконец-то распрямляются…

Она замолчала, осознавая, насколько глубже его восприятие мира по сравнению с её собственным. Она всегда думала о жизни как о книге, где каждая глава – новый этап, который нужно просто перелистнуть. А для него это была музыка, где темы повторялись, варьировались, сплетались в единую симфонию – и теперь она слышала эту музыку в его словах, будто кто-то наконец настроил её слух на нужную частоту.

А потом её глаза наткнулись на фразу, от которой перехватило дыхание, и мир вокруг на мгновение перестал существовать. Тут герой возвращался к своим мыслям о любви, к рассуждениям, которые, казалось, были вырваны прямо из её собственного сердца, будто он подслушал её самые потаенные мысли.

"Однажды я спросил умирающего старика в хосписе, куда меня забросила студенческая практика, – писал Престон. – 'Что ты понял слишком поздно?' Он долго смотрел на меня мутными глазами, а потом прошептал: 'То, что смерть – не конец. Концом было молчание, когда я не говорил 'люблю' той девушке на вокзале в 52-м… Когда не обнял отца в последний раз, потому что 'были дела'… Когда не ответил матери, что её пироги самые вкусные на свете… Вот это и есть настоящая смерть – все эти немые сцены, которые мы таскаем с собой как ненужный багаж…"

Амели закрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Она почувствовала, будто наконец-то нашла то, что даже не осознавала, что искала. И в этот момент она поняла: она не просто читает его текст. Она читает его душу.

Он не говорил о страсти или идеалах – он описывал любовь как что-то неизбежное, как воздух. Не громогласное признание, а тихое осознание – без этого невозможно дышать, невозможно существовать. За его внешней сдержанностью, за этой кажущейся холодностью, скрывался человек, для которого чувства были не просто красивыми словами, а самым фундаментом существования, корнями, уходящими глубоко в почву души. Амели задумалась: сколько же в нём было накопленной боли, сколько невысказанных слов, сколько ночей, проведённых в молчаливых размышлениях, если он мог писать так… так пронзительно, что каждое предложение прожигало душу?

Она прижала ладонь к горлу, словно пытаясь удержать внутри что-то горячее и живое – этот комок эмоций, который подкатывал к горлу. Это было не про страсть, не про восторженные признания под луной – это было про тихое, непреодолимое знание, что другой человек стал частью тебя. Как воздух, который ты не замечаешь, пока он есть. Как биение собственного сердца, о котором вспоминаешь только когда оно вдруг замирает от волнения.

Потом она наткнулась на его рассуждения об отношениях – нежные, но лишённые слащавости, пронизанные таким пониманием женской природы, что ей стало трудно дышать:

"Я ненавижу, когда её называют 'хрупкой'. Потому что хрупкое – ломается. А она – гнётся. Как сталь в руках кузнеца – податливая в огне, но от этого не менее прочная. Я видел, как она выдерживает то, что сломало бы многих. И я молюсь, чтобы мои руки были достаточно тёплыми, чтобы не дать ей закалиться окончательно. Чтобы в её гибкости оставалось место для мягкости, чтобы в её силе оставалось пространство для уязвимости."

Он видел в женщине не слабость, а удивительную, почти магическую гибкость – способность выстоять под ударами судьбы, не сломавшись, но и не ожесточившись. И его забота заключалась не в том, чтобы спрятать её от мира за своей спиной, а в бережном сохранении её внутренней силы – той самой, что позволяет гнуться, но не ломаться. Это не была "романтика для галочки", не показное рыцарство – это был осознанный выбор любящего мужчины, который понимал, что истинная сила – не в доминировании, а в способности быть опорой, не подавляя; защитить, не ломая; любить, не ограничивая.

И она читала дальше, уже не в силах остановиться, как будто эти слова были наркотиком, от которого невозможно отказаться. Слёзы лились непрерывно, оставляя солёные дорожки на её щеках, а в груди странным образом смешивались пустота – от осознания, как много она сама себе запрещала в чувствах – и наполненность – от того, что кто-то смог выразить это так точно. Она не верила, что это писал он – тот самый человек, который обычно ограничивался короткими, почти телеграфными фразами и скупыми, едва заметными улыбками. Тот, кто казался таким недоступным, оказался способен на такую пронзительную откровенность, что ей хотелось одновременно и бежать прочь, и читать эти строки снова и снова, пока они не впечатаются в память навсегда.

Она вдруг представила его – его крупные, грубоватые руки, которые могли так бережно касаться страниц, словно боялись повредить хрупкие слова. Его привычку молчать, когда другие говорили лишнее. Его взгляд, который видел не только её лицо, но и всё, что скрывалось за улыбкой.

И тогда до неё дошло.

Она впервые за долгое время чувствовала себя понятой. Не просто замеченной – а прочитанной, как книгу, которую перелистывают бережно, страницу за страницей, не пропуская ни слова.

Она не заметила, как уснула, а ноутбук соскользнул на пол. Но сегодня она узнала не просто его слова – она узнала его душу. Он будто открылся перед ней, как раскрытая книга, страницы которой показывали его мироощущение

Глава 14 «Семь этажей вверх»

Амели проснулась с ощущением, будто всю ночь парила между сном и явью, его слова все еще звучали в ней, как сладкое эхо, согревающее душу. Его строки – те самые, пронзительные и нежные – крутились в голове, как навязчивая мелодия, от которой невозможно и не хотелось избавиться. Она улыбнулась, потянулась, и к своему удивлению, впервые за долгое время проснулась вовремя, будто его слова, как солнечные лучи, зарядили ее новой энергией и теплом.

Надела свое единственное летнее платье – легкое, воздушное, с едва заметным цветочным узором, которое вдруг показалось ей особенно красивым, словно созданным именно для этого утра. Ткань нежно обнимала тело, когда она кружилась перед зеркалом, ловя свое отражение с тайной надеждой. Вышла на улицу, и солнце ласково коснулось ее кожи, словно одобряя ее выбор, шепча что-то доброе на ухо. В метро она ловила себя на том, что улыбается без причины, и от этого улыбка становилась только шире, наполняя сердце теплым светом. "Как глупо…" – подумала она, но улыбка не исчезала, будто внутри играла тихая, радостная музыка, которую слышала только она.

Открыла на телефоне рассказ Престона под названием «Невысказанное» и снова перечитывала строки, которые вчера задели ее так глубоко, оставив в душе сладкий след. Каждое слово будто прожигало душу, оставляя не боль, а приятное тепло, как от первого весеннего солнца. Слова заставили ее сердце трепетать, как крылья бабочки, пойманные в ладони.

Она переступила через порог станции, завернула в кофейню рядом с офисом – сегодня приехала даже раньше, впервые за последние месяцы, будто неведомая сила тянула ее вперед. Заказала свой обычный кофе и, пока ждала, погрузилась в мысли, перебирая в голове его слова, будто драгоценные камни, которые хотелось рассмотреть со всех сторон, ощутить их тепло.

– Эй… Эй, Амели.

Знакомый голос вырвал ее из раздумий, заставив сердце забиться чаще. Она обернулась – перед ней стоял Престон, его глаза светились теплым смехом, в котором читалось что-то большее, чем просто дружелюбие.

– Ты, кажется, задерживаешь очередь, – улыбнулся он, его пальцы нежно коснулись ее локтя, и по коже побежали мурашки, будто тысячи крошечных искр пробежали по телу.

Она моргнула, осознав, что действительно застыла у стойки, завороженная своими мыслями, его присутствием, этим утром, которое казалось таким особенным.

– Витаешь в облаках? – пошутил он, мягко отодвигая ее от кассы, его рука на мгновение скользнула по ее талии, оставив после себя приятное тепло, которое разливалось по всему телу.

Наконец она очнулась, посмотрела ему в глаза – глубокие, теплые, словно обещающие что-то хорошее, такие, в которых можно утонуть и забыть обо всем на свете, – и в тот же момент, не осознавая силы, слишком крепко сжала стаканчик. Пластик прогнулся под ее пальцами, крышка слетела с легким щелчком, и горячий кофе широкими темными струями расплескался по ее пальцам, оставляя на коже мгновенное жгучее тепло.

– А-ау! – вскрикнула она, отдернув руку, лицо мгновенно покраснело от досады и смущения.

Престон даже не пошатнулся, лишь поднял бровь, но в его глазах читалось не раздражение, а какая-то теплая забота.

– Видимо, решила испортить еще одну мою рубашку, – усмехнулся он, оглядывая себя с преувеличенной серьезностью, будто оценивая ущерб после битвы. Его ямочки на щеках стали глубже от смеха, отбрасывая легкие тени на скулы и делая его лицо еще более обаятельным, таким живым и открытым, что устоять перед этой улыбкой было невозможно. – Хотя, кажется, в этот раз пронесло, – добавил он, проводя ладонью по ткани, проверяя, не осталось ли следов, и бросил ей лукавый взгляд, полный теплой насмешливости

Она покраснела еще сильнее, но он лишь покачал головой, будто говорил: «Ну что с тобой делать?». «Боже, Амели, ну опять ты в своем репертуаре», – подумала она, кусая губу, но в груди сладко защемило от его снисходительной улыбки, от того, как он смотрел на нее.

– И, кстати, сегодня ты даже не опоздала, – добавил он, поднимая бровь и смотря на часы, его голос звучал мягко, с легкой ноткой удивления. – Что, главу 22 уже начала редактировать?

Они неспешно зашагали к офису. Она с увлечением рассказывала свои мысли, руки ее то и дело взмывали в воздух, чертя невидимые схемы, подчеркивая важные моменты. Он шел рядом, внимательно слушая, и каждый его кивок казался вовремя поставленной точкой в ее горячей речи. Его взгляд не отрывался от ее лица – будто в каждом ее слове, в каждой смене интонации таилось что-то крайне важное, что нельзя упустить.

Она машинально сжала в пальцах пустой стаканчик, и вдруг – легкое движение запястья, быстрый взмах – пластиковая емкость, сверкнув на солнце, попала точно в урну. Неожиданно даже для себя, она рассмеялась этому маленькому успеху, и в тот же миг встретила его взгляд. В его глазах читалось одобрение, смешанное с едва уловимой теплой усмешкой, от которой у нее невольно участилось сердцебиение. На мгновение их взгляды встретились, и время будто остановилось. Он потянулся, чтобы убрать прядь волос с ее лица, и тихо сказал, его голос звучал как ласковый шепот:

– Кстати, платья тебе идут куда больше, чем эти огромные футболки.

Она улыбнулась, почувствовав, как тепло разливается по щекам, сделала шаг – и вдруг споткнулась. Престон мгновенно подхватил ее, но не удержал равновесие. Они оба повалились на асфальт, она оказалась сверху, слишком сильно держа его за рубашку. Платье слегка задралось, обнажая ее ноги.