Читать онлайн Джемма

Глава 1. Запах заката

Огненный диск завис над черной горой, и у Джеммы было такое ощущение, что она распята на оранжевой траве, или нет – скорее она просто маленькая глупая букашка, которая выскочила из теплого уютного цветка, решив пересечь огромное, бесконечное поле, и заблудилась, потеряла направление, и это страшное солнце упало с неба, придавив ее к горячей земле.

В их городке всегда так было. Радостный, легкий и светлый день начинался жутковатым рассветом, когда светило размером с гору выползало натужно из-за черной гряды, меняло оттенки, переливаясь тяжелым светом, а потом, как будто сбрасывало с себя что-то, и уже легко и свободно двигалось по небосводу, даря тепло и живительный свет. Но к вечеру это снова откуда-то бралось, набрасывало на солнечный диск что-то огненно-свинцовое, и светлый день убивало тяжелым закатом, от которого хотелось спрятаться, забившись куда-нибудь.

Все жительницы их городка так и делали. Никто не любил эти часы, когда душа, как будто расставалась с телом, все старались уйти с улицы, и даже великая Рамона разрешала своим девочкам оставить работу, переждать страшное, а потом снова, когда тяжелый закат сменится ласковым вечером, продолжить работу, ну, или если нет желания, просто гулять по улицам, вдыхая аромат гор и моря.

И только Джемма в эти минуты не пряталась. Она, наверное, одна единственная выходила в это время на улицу. Ее тянула эта страшная сила, она упивалась этим ощущением – беспомощности и восторга, ей хотелось, чтобы ее затянуло в водоворот страсти и страха, и чуть разбавило мерный и скучный ритм их жизни. Рамона знала эту особенность Джеммы. Впрочем, она знала все про каждую из своих девочек, с момента зарождения их жизни в тонком, прозрачном стекле изящной колбы у них не было секретов от великой матери и от ее приближенных. Может быть потому, что все жительницы их городка были творением их рук – Рамоны, Румии и Рафаэллы. А может быть потому, что иметь секреты здесь не было смысла – вся жизнь их была похожа на мерный, текучий прозрачный ручей, текущий по раз и навсегда проложенному руслу.

…

Солнце меняло цвет, как хамелеон, в одну минуту перед глазами Джеммы, молитвенно прижавшей руки в груди, пронеслись сотни оттенков сначала красного, потом фиолетового, и, наконец, черного, диск потускнел и погас, и теплый пахучий ветерок ласково и успокаивающе коснулся обнаженных плеч девушки. Опустившись на влажную траву, которая шелково приняла в свои объятия ее обнаженные бедра, Джемма утерла слезы. Она всегда плакала в этот момент. Как будто чувствовала что-то. Вот только не знала что…

– Ты опять плакала, девочка? Мать будет недовольна, она хоть и терпит эту твою привычку, но она ей не нравится. Оденься, ветер становится холодным. Да и дежурство твое в инкубаторе, ты забыла?

Румия всегда была ласкова с Джеммой. Особенно с ней, хотя в их среде не приветствовались такие вещи – выделять кого-то из жительниц Матери не имели права. Но эта высокая, худая, как скелет женщина, с носом, похожим на клюв и узкими сухими губами не могла справится со своей любовью к маленькой, хрупкой девочке с круглыми, голубыми и совершенно детскими глазами. Эта любовь вспыхнула тогда, в тот жуткий день, когда Румия проспала сигнал системы о сбое, в инкубаторе резко выросла температура и все зародыши погибли. Все, кроме одного… И первая Мать простила свою недотепистую помощницу, и даже разрешила попытаться спасти выживший эмбрион. И Румия ее спасла. Полюбив навсегда, как дочь…

Джемма подчинилась жестким сухим рукам третьей Матери, позволила себя поднять, укутать шарфом из нежной, шелковистой ткани, и отвести к дому. Она знала, что не подчиниться Румии не получится – та в состоянии поднять ее на руки, как пятилетнего ребенка и отнести туда, куда она посчитает нужным. Уже у крыльца Румия отпустила неразумною девчонку, стащила с нее шарф и хлестко хлопнула по маленьким ягодицам.

Обнаженной чтобы тебя больше не видела. Ты шутишь с Закатом, а он непредсказуем. Были уже случаи, зачем рисковать. Да и Рамона узнает, мало не покажется. Иди! На дежурство не опоздай.

… Джемма долго полоскалась в душе, смывая со своей белой, как сметана кожи порочный запах Заката. Она всегда явно чувствовала этот терпкий аромат – воздух в эти минуты был напитан запахом дурмана, полыни и пачули, смешанными с ночной фиалкой – той, которая тоненькими свечками цветет с предгорьях и называется смешно и сладко – Любка. Если бы этот запах разлить в черные хрустальные флаконы – таким духам не было бы цены, но его мало кто чувствовал, кроме нее, наверное, больше никто. И этот томный, почти болезненный аромат Джемма просто отдирала со своей кожи, иначе работать было бы невозможно, мысли становились странными и вязкими. А в инкубаторе надо было мыслить ясно.

Выпив две чашки кофе, даже не выпив – махнув их разом, как алкоголик водку, Джемма натянула костюм, гладко причесала свои белокурые кудряшки, стянув волосы на затылке в тугой кокон, плотной белоснежной повязкой утихомирила выбившиеся пряди. Внимательно рассмотрев свою стройную фигурку в зеркале, согнала назад все складочки своего ярко-голубого костюма, сидевшего на ней, как влитой. С сожалением окинула взглядом комнату – эх, с каким бы удовольствием она сейчас бы легла на свою любимый серебристый диванчик, подоткнула бы под голову маленькую, пышную подушечку, раскрыла бы толстую и тяжелую, как кирпич книгу (новое издание сказок на днях ей подарила Татта, милая толстуха-подружка) и заснула бы только перед рассветом. Но…

Вздохнув, Джемма резким движением распахнула зеркальные двери в коридор, и быстро пошла по узкому проходу в лабораторию.

Глава 2. Работа

Ключом, который открывал двери лаборатории были тепловые токи, исходящие от раскрытой ладони пришедшей дежурной. Ладонь надо было поднести к улавливателю, похожем на выпученный глаз, и токи эти должны были быть особыми – спокойными, ровными, даже равнодушными, иначе глаз прикрывал свое веко – блестящую металлическую шторку, и дежурная вынуждена была уйти, сообщив о своей несостоятельности главной ответственной – Рафаэлле. А Рафаэлла таких штук очень не любила, виноватая назначалась на черную работу, а по вечерам необходимо было посещать психолога – выравнивать психику. Джемма раз попалась на эту удочку, в тот день она поругалась с Мицуни – противная узкоглазая девчонка, похожая на коротконогого черного таракана, донесла Третьей Матери, что Джемма на закате пересекла залив на втихаря отвязанной у пирса лодке, и осталась в сосновом бору до рассвета, не вернувшись домой с гонгом. Румия рвала и метала, и ладонь Джеммы поутру дрожала потная, она даже не могла поднести ее точно к улавливателю. И тогда Рафаэлла, презрительно выпятив красивую, пухлую ярко-розовую губку идеально очерченного рта, тряхнула шикарной золотистой шевелюрой и указала Джемме на дверь.

– Три дня в канализационной, мыть трубы и каналы. И три дня в блоке утилизации, драить контейнеры. По вечерам – шесть сеансов у Иларии. Проверю сама.

Эти работы были ерундой, по сравнению с сеансами. Хотя – драить контейнеры, в которых маленькие не сформировавшиеся трупики насмерть прилипали к стенкам, страшные и расползшиеся, как раздавленные лягушки было удовольствием сомнительным, особенно, когда объекты были уже семи-восьмимесячными. Тогда Джемма с ужасом счищала размягченные ткани, стараясь не смотреть в полуприкрытые стеклянные глаза и клялась себе никогда больше не выходить из рамок спокойствия и равнодушия. А Илария…

Джемма разом запретила себе эти воспоминания, постояла, мерно подышав, потом закрыла глаза и покачалась из стороны в сторону. По совету Иларии призвала к себе черный свет, нырнула в него, поплавав в теплых плотных волнах, и уже совершенно спокойная протянула руку к улавливателю. Дверь чмокнула, как подавившийся бегемот и открылась. Джемма, мысленно поблагодарив страшную Иларию проскользнула в дверь, пока та не передумала, и, прислонившись к стене в первой секции пропускника постояла, глубоко дыша. Потом скинула с себя костюм, распустила волосы и вступила в звонко журчащую синевато-мертвенную струю, которая жадно поглотила ее ноги почти до колена. Кожу щипало, но Джемма терпела, ткнув кнопку таймера она ждала окончания цикла. И после щелчка, когда открылась дверь дезинфектора, она уже совершенно спокойно вступила в его хрустально-голубые струи, полностью отдалась их настойчивому трепету, чувствуя, как кожа становится чистой до хруста и практически стерильной.

Комбинезон тоже хрустел, как сделанный из целлофана, он и выглядел так – прозрачная ткань не скрывала тела, да и прозрачные стены лаборатории тоже не позволяли ничего скрыть. Джемма, морщась от касания грубоватой ткани к раздраженной коже, прошла к первой линии, взяла планшет и коснулась перчаткой клавиатуры.

В первой линии инкубировались эмбрионы сразу после оплодотворения, с ними было немного проблем, надо было только отобрать брак, скинув его в контейнер. Здесь Джемма работала легко, в этих округлых образованиях, даже при разглядывании в мощный микроскоп еще нельзя было найти человека, надо было только быстро и ловко работать пинцетом с жутковато изогнутыми острыми браншами, стараясь сжать их посильнее, чтобы у эмбрионов не осталось даже маленького шанса.

Хуже было в последних линиях. Там отбраковывались пяти, шести, а иногда и семимесячные – уже почти младенцы. Джемма каждый раз с трудом брала себя в руки, подносила шаблон к ячейке, и облегченно вздыхала, когда содержимое совпадало с эталоном. А вот если нет…

Тогда, с ужасом отводя глаза, чтобы не видеть судорог объектов, Джемма отключала системы обеспечения и смотрела в сторону, считая до двадцати. И потом, так же стараясь не смотреть, укладывала еще теплые тельца в длинные, похожие на гробики контейнеры, нажимала на удлиненные, как фасолины кнопки, и ждала. Мысль о том, что мощное давление творит с содержимым, так и лезла в ее горящий мозг, и когда процедура была закончена, Джемма дрожащими пальцами нащупывала таблетку антипамяти, с облегчением ощущая, как мягкий ластик стирает образы в ее голове.

– Нервная ты больно. Их тут тысячами расплющило, может быть для них это и неплохо.

Йолана шустро укладывала контейнеры в здоровенную тележку, она работала в блоке утилизации уже очень много лет, и в ее сморщенном, как печеное яблоко лице не отражалось никаких эмоций. Когда-то стройное тело стало угловатым, как старая этажерка, костлявые бедра, обтянутые брюками темно-серого костюма при движении напоминали костыли, но осанка гордая, как у королевы крови, осталась. Она была, когда-то лучшей из вновь рожденных. Шикарная брюнетка, высокая и тонкая в талии, как оса, с нежной фарфоровой кожей – таких было мало и таких разбирали сразу. Во многих ареалах, особенно в южных ценили такую красоту и Матери брали немалые деньги за таких девушек. А Йолана осталась. Уж слишком острым был ее язык, слишком независимым ум, слишком свободолюбивой натура. Рафаэлла молча следила за “этим моральным уродцем”, а потом отправила ее в вечную ссылку, и там, в свинцовых подземных коридорах утилизатора женщина и состарилась. Всем она была хороша, но у нее не было этого – бессмертия и вечной молодости.

– Почему неплохо?

– Так все не соответствующие эталону случайно и по ошибке выжившие остаются здесь пахать. Рабски пахать, как ты или я. Вечно пахать. У нас нет жизни, да, впрочем, нас тоже нет. Мы тени. Уроды, потому что.

Джемма подошла к сияющей стальной пластине, отделяющей первую линию от второй, внимательно посмотрела на свое отражение. Она не видела тех, кто соответствовал эталону взрослыми. Они жили за рекой, за тем самым сосновым бором. где она по воровски встречала рассвет, там, на холме виднелось шикарное здание, похожее на дворец, и туда им не было ходу. Но, маленькая куколка, отражающаяся в пластине уродом не была. Хотя, эталоном, видимо, тоже…

– А они куда уходят? Там есть жизнь?

Йолана вздрогнула, по тощей спине пробежала судорога, как у старой кошки, которую замучили блохи, и, глянув напуганной мышью, она быстро покатила свою телегу к воротам. И по жалко трясущейся голове старухи Джемма поняла – вопрос она задала плохой.

Глава 3. Илария

Если бы Джемма не знала, что эта жуткая квадратная спина принадлежит их штатному психотерапевту, то она никогда бы не поверила, что такое тело может быть женским. Даже мужским – вряд ли, ну, если только этот мужчина рожден гиппопотамихой. Огромные, не широкие, а именно огромные жирные плечи нависали над столом, их свинцовая тяжесть была, похоже настолько неподъемной, что спина Иларии с ней не справлялась, выгибалась мощной дугой. Сутулость женщины была настолько сильной, что из-за опущенной вниз, неожиданно маленькой, очень коротко стриженной головы, был виден горб, возвышающийся над затылком. Джемма всегда чувствовала себя раздавленной, распластанной, как лягушка в восковой ванночке перед этим страшным туловом, а мутноватый взгляд узких змеиных глаз пришпиливал ее к стенке, на которую она опиралась похолодевшей от страха спиной, не хуже булавок. Сегодня был последний сеанс, Илария ее и так выпотрошила, как ту вспоротую лягушку, и все, что Джемма ей выложила, было аккуратно записано в тонкую тетрадь с жесткой, стального цвета обложкой убористым мужским почерком – психотерапевт компьютеров не любила. Сегодня ее взгляд уже не был таким пронизывающим, все, что хотела, она узнала, сделала выводы, а Джемма уже почти не помнила, что она ей говорила.

– Ты, детка, относишься к тем немногим, кто не успокоится никогда. Нет такого инструмента, который бы заставил тебя жить в нашем мире спокойно и радостно, трудиться на благо Матерей, прожить назначенное, оставив о себе добрую память. Я это подозревала давно, теперь я это поняла окончательно.

Илария встала, вернее то, как она выросла над столом огромной черной горой назвать вставанием было сложно. Она вспучилась, надулась страшным пузырем над столом, и сейчас стала похожа на уродливого снеговика, которому скатали два невероятных размеров снежных кома, а на третьем, который должен был означать голову, устали, кое – как слепили неровно и грязно и влепили сверху. Джемма вжалась в стену, чувствуя, как ледяной пластик превращает ее в мумию, зажмурилась и замерла, ожидая приговор.

– С такими, как ты сложно. Они мешают, детка. От вас ведь нужно немного – работа и яйцеклетка, а ты не можешь дать качественно ни того, ни другого. И работаешь ты без огонька, и наследственность у тебя сомнительная. Потом девочки, зарожденные из твоего материала тоже будут с дефектом. А это вредит фирме.

Джемма видела, что Илария уже не стесняется, говорит прямо, и это было плохим признаком, она даже боялась думать, каким…

– Я ничего плохого не делала. Я просто люблю смотреть на закат…

Илария вздохнула, полистала тетрадь, ткнула корявым толстым пальцем в какую-то строчку, прозудела, как осенняя муха

– И запах Заката рождает в моем животе сладость и томление… Твои слова?

Джемма не помнила… Нет, то, что сейчас прочитала мерзкая тетка было правдой. Но чтобы она это ей сказала!!! Это просто глупость. Этого не может быть!

– Я … не знаю…

– Твои! Твои, детка! Закат уже забрал у нас пару – тройку таких, как ты. Этого допускать нельзя. Потеря генного материала, который является главной ценностью Матерей, утечка его на сторону – беда, которую я должна предотвратить. Это моя главная работа. Я же здесь тоже не зря хлеб ем… Поэтому!

Илария переместила свое тулово к старинному дубовому буфету, у нее в кабинете вся мебель была такой, достала тоненькую фарфоровую чашку, которая почти полностью утонула в ее лапе, подумала, вытащила вторую.

– Кофе у меня отличный. Угощу. Да сядь ты нормально, прямо вот сейчас тебя никто не тронет, успокойся.

Змеиная головка Иларии чудно затряслась, и Джемма поняла, что она смеется. Страх не отпускал, но она постаралась расслабиться, глубоко вздохнула пару раз, опустила поднятые плечи. Илария подтолкнула к ней поближе чашку, завозилась около маленькой, почти игрушечной электрической плитки, а когда плеснула в чашку темную, густую, как расплавленный шоколад, жидкость, потрясающий аромат разлился по комнате, поглотив страх и боль. И уже после первого глотка стальные тиски в горле Джеммы разжались, и ей стало легче дышать

– Я тебе могу предложить три варианта. Вот честно – на выбор. Мне так проще, я же не садистка, вы сами выбираете свой путь.

Джемма глотнула еще, у нее совсем пропал страх, и Илария вдруг показалась ей нормальным человеком, понимающим и добрым

– Илария, я не виновата ни в чем. Я просто хотела немного подышать воздухом, он там – за рекой – совсем другой. Он пахнет нежно и тепло, там птицы поют. Ты была там?

Козья морда Иларии вдруг сжалась, как будто кто-то натянул ее изнутри и внутрь, квадратные зрачки сузились и она с силой долбанула рукой по столу. От удара ее мощной длани подпрыгнула чашка, и Джемма поняла, как она ошиблась.

– Короче! Первый – я стираю в тебе тебя, заменяю испорченную программу на новую, и ты становишься простой делалкой – счастливо и тупо выполняешь свои функции. На мой взгляд тебе это подходит – ты будешь счастливой. И у тебя больше не будет болеть твоя беспокойная душа. А материал от тебя будут брать, правда он будет проходить специальную обработку – на всякий случай.

Джемма молчала. Она вдруг поняла, что ее действительно распяли, прикололи булавками руки-ноги, и теперь думают что бы такое интересное сотворить с ее телом и душой.

– Второе! Тебя стерилизуют во избежание заболеваний, и ты уйдешь в нижние этажи. Там лаборатории, много всякого, те кто там работает почти никогда не поднимаются наверх. Это ЭЛИТА! Потребуется обучение в течение пары лет, и ты станешь уникальной – золотом нашей фирмы.

Джемма молчала. Ей сейчас предстоял выбор, но страшнее этого ничего не было в ее жизни пока.

– Ну, и третье… Есть у нас такие девочки – они посредники. Они работают на перемещении готового продукта через Закат. Они ни там, не здесь, они снуют, как челноки, у них отдельный лагерь в лесу. Их не стерилизуют, а почему – это отдельная история. Но они почти свободны. Если не считать нюансы…

Илария странно похрюкала, отломила от пышного батона, невесть откуда взявшегося на столе, больше половины и затолкала кусок в рот. И когда она жевала его, то Джемме показалось, что она жует человеческую плоть, только вот кровь у этого несчастного превратилась в бесцветные крошки.

Глава 4. Третья группа

– Я вообще удивляюсь, что тебя так просто отпустили. От этой гадюки всегда всякие неприятности, а ты пролетела. Вот везунчикам всегда так – все с рук. Ну и слава Богу. Давай поедим, смотри, какие я пирожки принесла.

Джемма грустно смотрела на стол, который Татта накрыла к ужину, нарядно, аппетитно и чистенько, так, как всегда. Джемма очень любила вот эти вечера с подружкой, пухлая, ласковая, всегда веселая девчонка с легким, летящим взглядом прозрачных серых глаз и пышной гривой темно-русых волос умела сделать даже из простого ужина праздник, успокоить, снять напряжение и усталость. Вот и сейчас, услышав, что подруга шерудит около своей двери, Татта выскочила в коридор, уцепилась сильной, горячей ручкой в ладонь Джеммы и втащила ее к себе – благо двери их квартир были рядом. А потом налила ей рюмку клубничной наливки, всунула в руки пушистый мягкий халат и подтолкнула в сторону ванной.

– Ты пока поплавай, расслабься, мне там гидромассаж новый поставили, а я ужин налажу. Давай…

Татта была лучшей у них в городке. Матери ценили ее биоматериал на вес золота – из него получались потрясающие экземпляры и почти без брака. Как так природа умудрилась распорядиться, какие тайные наборы хромосом причудливо соединялись при оплодотворении, но из ее толстого, неповоротливого тела извлекали идеальные яйцеклетки, из которых росло идеальное потомство. И за последние годы не было ни одной осечки. Может, поэтому, Татте многое позволялось, она была особенной, почти неприкосновенной.

Джемма долго лежала в ванной, набитой до краев плотной ароматной пеной и слушала сквозь неплотно закрытую стеклянную дверь, как напевает Татта. Она очень хотела с ней посоветоваться. Но чертова Илария запретила выносить сор из избы, велела молчать и не вякать. Наконец, Джемма собралась с силами, вылезла из воды, накинула халат и села на краешек стула, уставившись на пышный румяный пирожок в поджаристую корочку которого кто-то искусно вбил ажурную маковую дорожку.

– Твои любимые. Еле нашла, разбирают сразу. Какао хочешь со взбитыми сливками? Или кофе тебе?

Татта с удивлением понаблюдала, как подруга неопределенно качает головой, налила ей какао, украсив его взбитой шапкой сливок, потрогала слегка кончиками прохладных пальцев бледную кожу на ее лице, вздохнула и села напротив.

– Не обошлось, похоже. Ну, давай, дорогая, выпей какавки, закуси пирожком и махни еще рюмашку. И рассказывай!

Джемма вдруг послушалась, быстро слупила пирожок, нежная, слоистая, молочно-сахарная серединка, которого таяла во рту, чуть не захлебнулась какао, и только, прислушавшись, как острый клубничный огонек растекается у нее в груди, согревая, всхлипнула и рассказала все. Татта слушала внимательно, потом жалостливо погладила ее по руке.

– Это у тебя, Вареничка, три дня есть. Через три дня тебя призовут и потребуют ответа. Ты сама-то чего думаешь? Куда хочешь?

Джемма справилась с нахлынувшими слезами – это прозвище, которое дала ей подруга, всегда грело ей душу, а теперь она вдруг поняла, что может не услышать его больше. И вся ее уютная, привычная жизнь полетит в тартарары, ломая и калеча ее тело, душу и судьбу.

– Я не знаю, Татуш. Мне страшно!

Татта присела рядом, крепко обняла подругу, и от тепла ее пышного тела Джемма расслабилась, слезы ушли.

– Слушай сюда. Я знаю всех из этих трех групп, вернее знаю о них, как они живут. Там везде хрень, но лучше все же переходные.

– А я хотела вниз. Там все же наука, интересно…

Татта встала, вытащила телефон, покопалась внутри, сунула тяжелую, чуть вибрирующую коробочку Джемме. С экранчика на них смотрело серое, вытянутое вниз, как морда лошади, лицо. С лица, как из старого таза дырки пучились равнодушные глаза, но взгляд был острым, умным, злым.

– Эска! Она там за главную, фотографироваться любит, попросила. Матери узнают, сожрут меня живьем. Видишь, какая рожа? Рожа ладно, они там все, как пустые футляры, у которых на место башки присобачен комп. И морды у всех одинаковые, вроде у них вместе с яичниками личность вырезают, потом никого не узнать. Жутковатые твари. Не советую…

Джемма с ужасом смотрела в пустые глазницы Эски, из которых, откуда-то из черепа светил острый яркий огонек.

– Они там по алфавиту, как лошади в фермерском стойле. Айка, Биска, ну, и так далее. А ты станешь Данкой, наверное. Там двух букв не встретишь, если появляется повтор, первая исчезает. Вот так вот!

– А переходные? Про них ты знаешь?

Татта странно посмотрела на Джемму, усмехнулась краем пухлого рта.

– Не очень. Знаю только, что они живут отдельно, у них свой лагерь в лесу. И от них…

Джемма замерла, почувствовав, что подруга сейчас скажет что-то важное

От них пахнет Закатом. И чем-то еще запретным и тайным. Их не пускают сюда, вновь рожденных выводят к ним Матери. Туда, за ворота, к переходу, выводят сами. Нам их видеть нельзя.

…

Дома Джемма долго сидела у окна, вглядываясь в фиолетовую ночь. Теплый ветерок шевелил серебристые от луны листья черешни, растущей перед их домом, а гроздья уже начинающего поспевать винограда переливались перламутром. Запах далекого леса, который только что был густым и теплым, потихоньку редел, расходился, оставляя после себя аромат свежести и чистоты.

Джемма больше не думала ни о чем. Она знала, что она скажет Рамоне. И этот выбор, который она сделал, заставлял ее сердце сжиматься – тревожно и горячо…

…

Утренняя прохлада чуть охладила горячую кожу Джеммы, она, вздрогнув, открыла глаза, поняв что так и сидит у открытого окна, почти голая, лишь в накинутом на плечи полупрозрачном халатике. Хотела было встать и задернуть занавески, но внизу, гордо откинув голову назад, как будто ее тянули тяжелые косы, уложенные замысловатым узлом, стояла Рафаэлла. И ее точеное, смуглое лицо с азиатскими раскосыми глазами было бесстрастно -внимательным, как будто она рассматривала подопытную зверушку.

Глава 5. Подготовка

– Зайду, не против? Или предпочитаешь, чтобы тебя вызвали?

Взгляд Рафаэллы всегда был странным, так, наверное бы смотрела домашняя кошка, у которой ее хозяева- домочадцы вдруг чудесным образом уменьшились во много раз, став не больше мыши. И кошка никак не может решить для себя – она теперь хозяйка? Или все-таки нет… Настороженно-острый, хищный, но все-таки осторожный взгляд раскосых, непроницаемо-черных глаз второй Матери касался тела и лица, как будто щупальцами, шарил, искал чего-то, и было непонятно, находил ли. Джемма стянула на шее почти не ощутимую, легкую, как воздух ткань халатика, кивнула.

– Конечно, не против. Заходи.

Джемма понимала, что разрешение Рафаэлле совершенно не требуется, надо ей – зайдет, не спрашивая, но тоже сыграла в эту игру, Мать спросила – она разрешила.

Рафаэлла вошла, вернее прокралась в комнату Джеммы, у ее тела длинного, изящного, точеного была грация хищного зверя, и даже запах, который она принесла с собой был хищным. Так пахнет, наверное, в диких джунглях – влажной пряной травой, пьяной росой и кровью. Джемма поставила второй стул к своему изысканному журнальному столику, постояла, пока Мать не сядет, села сама. Рафаэлла долгим, колючим взглядом потрогала ее лицо, потом поправила выбившиеся волосы, вздохнула.

– Татта наговорила тебе, я думаю, всякого. Слишком много ей позволяет Великая Мать, распустила девочку. Ты поверила всему, говори?

Джемма молчала, опустив веки. и соглашаться и отрицать было бы глупо, у Рафаэллы на все было всегда свое мнение, изменить его еще не удавалось никому.

– Ну да. Поверила… Впрочем, это неважно, мнение и желание твое, конечно, учтется, но Мать окончательное решение примет сама. Ты мне вот что скажи…

Рафаэлла вытащила небольшой, тонкий, как бумажный лист, планшетик, потрогала длинными тонкими пальцами экран, напряженно свела темные брови, а потом насмешливо улыбнулась, снова вцепившись взглядом в лицо Джеммы

– Ты и вправду чувствуешь запах Заката? Это мало кому дано… И как он пахнет?

Джемма осторожно посмотрела на Мать. От нее можно было ждать чего угодно, говорить ей правду было опасно, а врать бессмысленно.

– Да. Он пахнет чем-то, от чего сводит внутри.

Рафаэлла снова усмехнулась, встала, подошла поближе, потянула Джемму за локоть, заставив приподняться, и горячей маленькой ладонью провела по ее животу.

–Так?

Джемму скрутило жгутом от непривычного, острого, больного ощущения, она отпрянула, отбежала к окну

– Так… Ну да. Илария, как всегда права. Тебя не успокоить и не переделать. Ты переходная по сути. Думаю Великая это тоже поймет. А пока – вот!

Джемма только сейчас заметила, что Рафаэлла пришла не с пустыми руками. Она принесла маленький чемоданчик – плоский, пластиковый, глянцевый. Щелкнув блестящим замочком, она выложила на стол штук десять стеклянных баночек с разноцветными таблетками, длинную косметичку из блестящей ткани и такой же планшет, как у нее, только поменьше.

– Завтра к тебе придет инструктор, ты будешь учиться быть не рабочей лошадью, а истинной женщиной. В планшете закачено кое-что для тебя – немного приоткроешь завесу над нашей жизнью. А таблетки будешь пить по инструкции, она тоже закачана отдельным файлом, пропускать нельзя – это важно. У тебя пять дней. За это время ты не будешь выходить из комнаты, не будешь работать, готовься. На пятый день пойдешь к Великой Матери. Но думаю, решение уже ясно.

Джемма с опаской открыла косметичку, но там не лежало ничего страшного. Просто косметика – крем, тушь, помада, еще какие-то флакончики, целый арсенал.

– Рафаэлла… А ты как думаешь? Куда меня отправят?

Рафаэлла потянулась, как хищная кошка, выгнула спину, Джемме даже показалось, что она мурлыкнула

– Можешь даже не сомневаться. Ты рождена переходной.

…

Девочкам не разрешалось держать открытыми занавески в ночное время, еще до заката они должны были их задернуть, переждать, и лишь потом открыть, при желании ненадолго. Но перед сном опять закрыть – чтобы Рассвет не прокрался в открытые окна. Джемма часто не принимала во внимание этот запрет, но сейчас не решилась ослушаться. И сквозь закрытые плотную, как сукно, ткань не проникали ни звуки, ни свет, поэтому она даже не проснулась, когда там, с другой стороны окна зашебуршились. И уже, когда круглая, как шар, одышливая Мадлен вкатилась к ней в комнату, Джемма почувствовала себя застигнутой врасплох. Но Мадлен быстро изменила вокруг себя ситуацию, ее ясный, спокойный, всегда жизнерадостный голос развеял неловкость, и Джемма облегченно вздохнула.

– Ну что? Узница совести? Попалась? Ну ничего, не тушуйся, закрытая дверь позади всегда означает открытую впереди. Смотри-ка, что я принесла!

Мадлен шарахнула на стол здоровенную корзинку, из которой хитро торчало горлышко шампанского.

– Там еще пирожные и конфеты. У нас с тобой четыре дня свободы и беспредела. Так что – вперед!

Джемма залпом махнула бокал шампанского и вдруг поняла, как прекрасны и точны слова инструкторши. Дверь впереди зазывно приоткрылась. И то, что было за ней и пугало и тянуло.

…

– Переходные, птичка моя – это не просто выросшие яйцеклетки, как мы тут все. Это другое! Я всего тебе объяснить не смогу, мне это не разрешено, но ты должна понять главное. Ты станешь другой. Функция твоя пока будет заключаться в сопровождении вновь родившихся ТУДА. Ты будешь их провожать и передавать с рук на руки. Но фикус в том, что ты будешь общаться с ТЕМИ. А это уже иной уровень. Смотри!

Мадлен аккуратно зачесала назад волосы Джеммы, закрутила их на затылке затейливым узлом, потом чуть подтянула белокурые локоны, заставив выбиться двум шелковистым кудряшкам у висков. Потом поколдовала с ее лицом, сунула ей зеркало. И оттуда на Джемму глянуло совершенно незнакомое лицо – яркое, красивое, нежное.

– Это я слегка. Потом ты поймешь, как надо, и поймешь почему это надо. И вот!

Мадлен чуть тронула стеклянной палочкой кожу Джеммы за ушами и у ключиц, и ее окутал аромат счастья – запах иного мира.

– Лишь чуть-чуть! Молекулы… На ощущениях. Те, которые будут вас встречать не любят чрезмерности. Этому надо учиться. Тем более, что вновь родившихся к переходу тоже готовят переходные.

Через пять дней Джемма по-прежнему так ничего толком и не поняла. Но она стала другой. У нее изменилась походка, изменился взгляд, кожа волосы. И даже запах… В чистом, легком аромате ее тела стал вплетаться запах Заката.

Глава 6. Рамона

Планшет мерцал успокаивающе, картинки сменяли друг друга, приоткрывая то, что было скрыто от Джеммы раньше. Он именно приоткрывал, лишь слегка, стеснительно, поверх, но Джемма со страхом и недоверием разглядывала даже это немногое. Мир, как оказалось, состоял не только из их уютного тихого городка, и даже не только из таких городков, как этот. Такие тоже были, они выглядели серыми вкраплениями в огромной цветной вселенной, состоящей из чего-то совершенно непознанного. Причем, такие поселения на карте назывались просто – “Лаборатория №1”, “Лаборатория №2”, “Лаборатория №3”, и так далее. Джемма насчитала из штук пятьдесят, не больше, и эти серые точки тонули в переливающемся атласе карты, как мухи, засидевшие шикарное зеркало. Мадлен внимательно смотрела, как Джемма ошалело водит пальцем по экрану, шевелит губами, прищуривается, как будто хочет что-то рассмотреть получше, но это что-то ускользает, теряется. Наконец, у нее лопнуло терпение, она подсела к подопечной, пощелкала клавишами, и одно из широких цветных пятен увеличилось, превратившись во что-то совершенно потрясающее. Это был сказочный мир… На белоснежный песок ласково накатывали прозрачные изумрудные волны, у самой воды стояли легкие парусиновые кресла, и здоровенный зонт бросал на них кружевную тень, а на небольшом столике с изогнутыми ножками красовалась плетеная ваза с какими-то румяными фруктами. Чуть дальше от берега ажурный заборчик из черненого металла с натугой сдерживал яркую зелень незнакомых деревьев с пурпурными цветами, которые, как будто рвались к воде. Джемме даже показалось, что до нее донесся аромат этих цветов, они пахли нежно и чуть сладко, почти так же, как пах Закат.

– Ну да… У них так неплохо… Это Алиставия, довольно красивый небольшой городок у моря. Он относится к нашим, у нас еще таких около тридцати. Ты станешь переходной туда, каждая из вас прикреплена к одному из них. Плюс надзиратели и инструкторы, в лагере живет пятьдесят девочек вместе с обслугой. Смотри.

Мадлен пощелкала клавишами снова, и Джемма не успела рассмотреть странного человека, спускающегося к морю по узкой лестнице из сада. Она просто отметила, что женщина совсем не похожа на них. У нее широкие плечи, узкие бедра, сильная шея и коротко подстриженные темные волосы. И движения – быстрые, чуть резкие, мощные.

Мадлен тем временем уже увеличила следующее пятно, и оно превратилось в небольшую полянку, спрятавшуюся среди густого леса. Ее видно было, как будто с птичьего полета, инструкторша не приближала картинку, зато хорошо просматривались все здания. Длинный, серый одноэтажный дом под темно-зеленой крышей, ровные, мощеные светлой плиткой дорожки, несколько совсем небольших строений, больше похожих на избушки, небольшой округлый, как ванна бассейн, окруженный чем-то разноцветным, скорее всего цветниками и какая-то галерея, отсвечивающая на солнце радужным стеклом витражей. И чуть в отдалении, как будто спрятавшийся в перепутанных густых ветках деревьев гордо высился особняк. Красивый, похожий на сказочный замок, но совсем небольшой, аккуратный.

– Это твой лагерь, Джемма. В сером здании комнаты переходных, в домиках обслуга, в особнячке – вновь родившиеся, готовые к переходу. Там хорошо. Спокойно, радостно, все дружелюбные, тебе понравится. Будет много работы, но интересной, разной. Короче, увидишь сама.

Мадлен разом выключила планшет, погладила теплыми пальцами руку Джеммы, вздохнула.

– Короче, все, что я могла, я сделала. Ты теперь – куколка, вести себя умеешь, десертную вилку от столовой отличаешь. Остальное получишь там. У тебя будет три месяца стажировки, и только потом тебе доверят переход. Все будет хорошо.

Джемме вдруг стало грустно. За эти дни она совершенно изменилась, не только внешне, но и внутренне. То ли все эти таблетки сделали свое дело, то ли просто настало время – но у нее внутри стало тепло, уверенно и спокойно. И лишь изредка, когда аромат Заката становился особенно сильным, в животе разливалось горячее щекочущее желание – ей хотелось закрыть глаза, оттолкнуться и прыгнуть в вязкую гущу этого чертового наваждения.

– Во-во… Вот это держи в себе. А то будет беда, бывало такое. Как нахлынет, зажмурься, представь себе, что ты ныряешь в ледяную ванну. Храни себя от беды.

Джемма прижалась к уютной пышной груди Мадлен, тихонько вытерла откуда-то взявшиеся слезы, кивнула.

– Когда мне идти?

– Через три дня. Завтра к Великой, потом два дня на сборы, и вперед. А пока отдыхай, попрощайся с подругами, соберись с духом и силами. Ты готова, девочка!

…

– Ну да… Мне говорили, что от тебя идут токи порока. Это очень странно и будоражит – внешность ангела, а аура страсти. Закат не зря тебя тянет, такие, как ты рождаются раз в несколько лет. Тебе там будет несложно, но у меня на тебя много планов. Встань напротив!

Джемма послушно встала у стены, ровно туда, куда указывал длинный, прямой, как спица палец в черной перчатке. Рамона так же, как всегда была в темно-фиолетовой накидке, которая скрывала ее фигуру, а свободный широкий капюшон прятал голову и лицо. И лишь отсвет белоснежной фарфоровой кожи на какое-то мгновение озарил ткань изнутри, как будто там, в таинственной глубине почти монашьей одежды взошла луна. Рамона постояла так минуты три, обжигая Джемму черным пламенем глаз, потом вдруг скинула капюшон и провела ладонью по струящимся вдоль щек прядям черных волос. Джемма вздрогнула. Рамона оказалась молодой и дьявольски прекрасной. Вот только ее красота вызывала страх.

Глава 7. Прощание

– Я ее боюсь, Тат… Она похожа на волчицу – знаешь, такую – юную, хищную, безжалостную. Вроде, такая красивая, ангел просто, а как будто вот-вот клыки покажет. И в горло вцепится.

Татта слегка вздернула уголки полных губ, но улыбка не получилась, так – странная гримаса. Она плеснула в бокалы немного вина, быстро и ловко закрутила желтый, дышащий слезой сыр в тончайший, как лепесток лаваш, сунула в получившуюся трубочку пару колотых и почищенных орехов, тоненько нарезала инжир.

– Больше ничего нет, Вареничка. Не ждала я тебя, соскучилась страшно. Поверить не могу, что ты завтра уедешь навсегда. Вот не могу поверить!

Джемма пригубила вино, кинула в рот пластинку инжира, куснула лаваш. Ее не покидало ощущение ирреальности происходящего, это ощущение мучило, и вино показалось спасением. Оно чуть затуманило голову, приостановило скачущие, как зайцы мысли, остудило горящие мозги. Татта тоже потягивала вино, чуть-чуть, еле касаясь губами краешка бокала, она смотрела куда-то мимо подруги в сторону окна.

– Знаешь, что говорят? Что им по двести лет. А, может и больше. Что Матери какое-то средство принимают, и они бессмертны… Я не верю, конечно, но чем черт не шутит. Великая – точно что-то принимает, она вообще не меняется, только молодеет. Кстати, не болтай!

Джемма допила бокал, налила себе еще немного, повернулась к Татте, поймала ее взгляд, прошептала

– Ты видела здесь таких странных людей? Высоких, широкоплечих, совсем не похожих на нас? Ты ведь вхожа везде, знаешь больше. Здесь такие появлялись?

Татта вздрогнула, ляпнула бокалом о стол так, что взвизгнула, чуть не лопнув ножка, зашипела

– Что ты несешь, Вареник? Какие еще широкоплечие? Ты кошмар, что ли увидела? Или вино в голову шибануло?

Джемма удивилась – Татта никогда не была грубой с ней, хотя она видела пару раз ее такой, правда издалека.

– Не знаю, Татуш. Может, показалось. Не знаю.

–А я знаю! Нет здесь никаких высоких. Все одинаковые, не неси ерунды. И, знаешь… Пока ты здесь, не говори никому об этом, я тебе советую. Ты и так наделала дел.

Джемма уходила от Татты с тяжелым сердцем. Да еще она перед самым уходом подруги вдруг бросилась к ней, обняла, плотно прижавшись тугим полным телом, всхлипнула.

– Прощай, Вареничка. Не увидимся больше с тобой, прощай… Ты мне пиши. Здесь переходные иногда передают записочки своим, Матери знают, похоже, но смотрят сквозь пальцы. Хотя, думаю, они знают, от кого можно передавать, а от кого нет.

Джемма гладила подругу по крутой спине, и чувство, что ее жизнь, как ручеек, путь, которому перегородил упавший камень, остановилась, замерев, и потекла дальше, прокладывая себе новое русло…

…

Ты пойдешь с переходной, которая поведет вновь родившихся на ту сторону. Ее зовут Бэлла, она и станет твоим Учителем. Эта высокая роль, переходные гордятся ею, это означает, что их уровень – высший. А ты, детка, слушайся ее во всем, тебе станет проще, а там это нужно. Господи, маленькая моя, зачем тебе был нужен этот закат?

Румия была похожа на грустную черную птицу, ее длинный нос как будто клевал густой воздух этой теплой, последней для Джеммы ночи дома. Она молча слушала Мать, и думала, что она любила ее. Никого не любила, даже Татта не была ей так близка, как эта странная печальная женщина. Джемма прижалась лицом к худым, острым коленям Матери, помолчала, потом подняла лицо, попыталась поймать ее взгляд.

– Не надо было меня спасать, мама. Мы же таких, как я утилизируем. А ты спасла…

– Ты крошкой была, настоящая Дюймовочка, нежная, воздушная, невесомая. Разве я бы могла тебя убить? А генный материал оказался поврежден, впрочем так всегда рождаются переходные.

Румия помолчала, вытерла слезы, встала.

– И не только они… Все! Тебе пора. Видишь, нахлынула волна влажного аромата? Это Рассвет.

…

Небольшая вереница девушек, одинаковых, как кегли – стройных, высоких, белокурых выстроилась перед воротами, которые еще были закрыты. Закат еще не вошел в полную силу, впрочем здесь, за огромной каменной непроницаемой стеной его было и не видно, но аромат свежести и цветов уже щекотал ноздри. От девушек тоже пахло цветами, и у Джеммы было ощущение, что она в каком-то радужном сне, сказочном и тревожащем. Она стояла у ворот, держалась, как маленькая за холодную, костлявую руку Румии, и изо всех сил старалась справится с дрожью внутри.

– Мама, почему они одинаковые, как куклы? Их специально подобрали, у нас же вновь родившиеся разные, я то уж знаю. И рыжие есть, и брюнетки. А эти все, как выцвели.

– Заказ такой, Джемма. Впрочем, ты пока в эти дебри не лезь. Рано. Вон, смотри, Бэлла!

Вдоль ряда блондинок шла женщина. Она была огромной и неуклюжей, не толстая, а какая-то мощная, плотная, сбитая. Ростом на голову выше тоже не маленьких блондинок, она производила просто устрашающее впечатление, и Джемма аж присела от неожиданности. Но у Бэллы оказалось на удивление доброе, полное лицо, румяные щеки, на которых при улыбке мягких, немного бесформенных губ, играли ямочки, и небольшие неясного цвета глаза, добрые и ласковые. Румия отняла руку, коснулась поцелуем макушки Джеммы и подтолкнула ее вперед.

– Иди. Пора…

Глава 8. Алиставия

Берег был залит рассветом, молочно-перламутровые тона легкой дымки превращали яркую голубизну воды в нежную, скрытную, но было предчувствие, что встающий из -за леса огненный меч вот-вот сорвет эту вуаль, сорвет уверенно и немного грубо, но это насилие реке понравится. Джемма закат здесь встречала не часто, но те несколько раз она запомнила навсегда. Яркие лучи были безжалостны и горячи, они проникали прямо в сердце, поджигая в нем адский огонь, и это чувство было настолько прекрасным, что его хотелось повторять снова и снова. Тогда Джемма пряталась в высоких, пышных кустах у самой воды, замирая касалась прохладной глади голыми ступнями, и прикосновение реки тоже было чувственным, но спокойным, ласковым.

– Ты, дорогая, на Рассвет не засматривайся. Не готова ты еще к Закатам и Рассветам, опусти глаза. Многое еще пройдешь, пока я тебя отдам этой стихии, но время наступит, немного подожди. А теперь смотри.

Бэлла подождала пока вереница вновь родившихся подтянется к полосе воды, выстроится вдоль берега, прекратит щебетать. Прошла вдоль строя, как вояка на параде, остановилась около одной, тронула ее шелковистые кудри.

– Мэри! Ты будешь главной. Смотри, я тебе доверяю, следи за подругами, упустишь кого, будет беда.

Девушка пристально посмотрела в глаза переходной, улыбнулась розовыми губками, кивнула. И вышла из строя, встала чуть позади, напряглась от старания.

Бэлла снисходительно улыбнулась, повернулась к Джемме

– Они очень бестолковы. А честнее – полные дуры. Особенно эти – такие фарфоровые блондинки получаются из особенных клеток, их отбирают очень тщательно, модифицируют и хранят, как зеницу ока. В том мире такие женщины очень ценятся.

Джемма молчала, кивая в лад словам Учителя. Она понимала все меньше и меньше, в том файле, который ей скачали во время обучения таких вещей не говорилось, там все было елейно и шоколадно – искусственное оплодотворение идеальных клеток рождает идеальных женщин, и это путь в прогрессу этого мира. А тут… Тупые…

Пока она обдумывала свои мысли, из за дальнего холма показалось странное сооружение – корабль – не корабль, больше похож на подводную лодку. Он резал речную гладь не спеша и вальяжно, и его плоское, отливающее стальных блеском узкое тело, приближалось не быстро, но неумолимо. Бэлла удовлетворенно кивнула, сдвинула ряд белокурых, бестолково топчущихся кур, образовав из них очередь, вздохнула

– Снова стадо, над которым работать и работать. Но красивые, заразы. Ты, кстати, студентка, знаешь, что материал для создания этих кукол твой?

Джемма поежилась, вспомнив последний и очень неприятный забор материала, но послушно встала в хвост очереди – туда, махнув сломленной с ближайшего дерева веточкой ей указала Учитель. Ей было жаль этих девчонок. Но она пока не знала почему.

…

Штука, похожая на подводную лодку уже подошла. Вломилась прямо на берег, пропоров узким носом песок, в стене открылся люк и Белла погнала девушек внутрь.

…

Внутри лодки было чудесно. Изящные удобные кресла, серебристые стены, небольшие экраны, мерцающие тихим светом, столики, на которых стояли вазочки с фруктами и конфетами. Девушки расселись по местам, Мари гордо осмотрела свое хозяйство и подобострастно поклонилась Бэлле.

– Садись, садись. Отдыхай. Все хорошо, поехали.

…

Дорога была длинной. Лодка плыла не быстро, поэтому в длинных, щелевидных проемах-окнах можно было рассмотреть берега. И Джемма не могла оторваться от окна -там, на берегах вдруг резко расширившейся реки красовался шикарный город. Мелькали изящные небоскребы, светились разноцветно огромные рекламные щиты – Джемма такое видела только в фантастических фильмах, которые им позволяли смотреть по выходным. А потом городские кварталы сменились частным сектором, и глазам открылась истинная пастораль. Небольшие дома, окруженные садами, изумрудные газоны, разноцветное кружево цветников, зеленые склоны, на которых паслись белоснежные овцы и козы с длинными ушами, почти касающимися земли. И женщины! Очень красивые, все юные, они ходили по тропинкам, легко, как стрекозы перемещались с места на место, как будто не касаясь земли.

Бэлла внимательно следила за лицом ученицы, И Джемме казалось, что взгляд Учителя касается ее кожи, как будто настойчивыми, прохладными пальцами.

– Это, моя дорогая, не самый богатый квартал. Но люди здесь достаточно состоятельные, именно они и заказывают вновь родившихся. Видишь, сколько здесь наших?

Джемма молчала, жадно глядя в окно. Потому что она увидела тех! Те самые, высокие, широкоплечие, мускулистые, с молодыми, загорелыми лицами, веселые и красивые что-то делали в своих дворах и палисадниках, ездили по идеально ровным дорогам на трехколесных небольших машинках, похожих на крытые велосипеды, и именно к ним радостно и звонко щебеча, бежали женщины-стрекозы.

– Что это, Белла? Это и есть тот самый мир, о котором я читала в файле? Мы сюда везем вновь родившихся?

Белла странно покачала головой, чуть отвернувшись к окну, как будто думала, что стоит говорить, а чего не стоит.

– Этих сюда. В Алиставии разные кварталы, и в этих кварталах абсолютно разный мир. В этом что-то типа муравейника, они пашут, едят и … Ну, это ты позже узнаешь. Но есть и другие. Но об этом тебе знать рано совсем.

…

Лодка миновала яркие берега, где-то далеко мелькнула и пропала изумрудная даль моря, и река нырнула в глубокое ущелье между зеленых крутых холмов. И мир стал темным и призрачным, как будто не было той промелькнувшей мимо сказки.

– Скоро приедем. А ты, красавица, не грусти. Все еще будет, ты узнаешь каков он – истинный мир…

Глава 9. Лагерь

– Здесь есть и леса, и долины, природа сродни сказке, но нам, переходным, сказка эта доступна редко. Мы тут пашем, дорогая, пашем много и напряженно. Всех этих личинок, которых доставляют сюда для дозревания, необходимо довести до кондиции, они же умственные младенцы, хотя по возрасту они младенцы и есть.

Бэлла задумчиво смотрела на плывущие мимо берега, говорила тихо и немного печально, как будто она о чем-то сожалела. Ее мощные плечи немного опали, как будто сдулись, все тело помягчело, было видно, что она расслабилась. Джемма с удивлением слушала рассказ новой знакомой, и у нее постепенно в голове складывались элементы мозаики, в которой было куча недостающих элементов, и от этого картина была чумной и призрачной.

– В смысле? Эти куклы? Ты их имеешь в виду?

– Ну, естественно. Ты правильно их назвала – куклы! Это не самый качественный материал, они подверглись ускоренному вызреванию и росту, для кварталов, где живет обслуга это самое то. Но совсем ведь идиоток не передашь, вот наша функция в этом и состоит – довести их до ума.

Еще один ромбик мозаики встал на свое место – Джемма поняла, каким образом ее материал попал в этих женщин – это были скороспелки. Про них говорили в лаборатории, говорили пренебрежительно и с усмешкой.

– А они что? Здесь все такие?

Бэлла вдруг оживилась, ее усталый взгляд вдруг стал светлым и ясным, она подтолкнула Джемму под локоток, звонко сказала

– Вон смотри! Мы дома! Ну, наконец! Успели до заката.

Джемма смотрела, как среди пустых, поросшей высокой травой берегов вдруг вырастает маленький, уютный городок. То длинное здание, которое при просмотре файла ей показалось похожим на казарму, оказалось милым, нарядным и очень уютным. Серые стены на самом деле оказались мастерски расписанными тонким и нежным кружевным рисунком, большие окна, в которых отражался разгорающийся закат были украшены изящными рамами, и в их распахнутых створках струились тонкие шелковые занавески. Лодка подошла к причалу, спрятавшемуся среди пышных, усыпанных розами кустов, из небольшого домика, похожего на нарядный скворечник вышла пожилая женщина в платочке и кружевном фартуке, и Джемма вдруг подумала, что сейчас следом за ней появится Красная Шапочка. Бабуся ловко накинула толстый канат на круглый буй, и подтянув петлю, отпрыгнула в сторону, как молодая козочка.

– Галисия. Я не знаю, сколько ей лет, но думаю не меньше ста. Она у нас тут и ведьма, и гадалка, и знахарка. Все знает. мудрая, как сова. С ней надо дружить!

Джемма не успела ничего ответить – Галисия протянула ей руку, и вцепившись неожиданно крепко помогла сойти на причал. Джемма близко- близко увидела ее глаза – наверное, такие бывают у старой змеи. среди тяжелых немигающих век пронизывающие острые точки…

– Красивая… Дитятко, игрушка. Ой, не простая ты девочка, в переходных не удержишься. Ласточка летучая. Добро пожаловать в наш дом.

Джемма так и замерла около старухи, как замороженная, просто стояла и смотрела, как Бэлла выводит свой выводок, выстраивает их ровной чередой, считает по белокурым головам, как кур.

– Учись, малышка. Сегодня они дуры пустые, а через месяц такие красотки получатся, даже на пианинах играть будут. Давай, иди с Бэллой, посмотришь, где живут девочки.

Джемма кивнула, пошла было следом, но ее тело вдруг сковало сладкими тисками – на землю пал Закат… Такого с ней никогда не случалось, она не могла идти, села прямо на белую, мощеную ровными булыжниками дорожку, застонала от необъяснимой тоски. Галисия подошла, положила обе руки ей на голову, чуть сжала, и тоска отступила, освободив тело Джеммы от неожиданного захвата.

– Ну… Я не ошиблась, Бэлла! Зачем они ее в переходные, она же готовая гурэль. Чуть подучить и туда!

Бэлла покачала большой головой, ухватила Джемму за плечи и толкнула в строй блондинок.

– Посмотрим. Гурэль – так гурэль, не нам решать. Хотя, ты, похоже, права, как всегда…

…

То, что Джемма увидела в замке. куда они привели блондинок, было похоже на сказку. Она даже не думала. что бывает такая обстановка – так, наверное, живут принцессы крови. Все – мебель, занавеси, посуда, одежда, мелькающих мимо женщин. все было абсолютно прекрасным, изысканным, почти идеальным. Джемма шарила глазами по сторонам, касалась кончиками пальцев надраенной поверхности перил и шелка портьер, вдыхала аромат духов и дорогого мыла, щурилась от уже угасающих лучей заката и прятала в себе неуверенность и восторг.

Ладно! Рассовываем их по две в комнаты и идем отдыхать. Утро вечера мудренее, а на тебе лица нет.

Глава 10. Айрин

Бэлла глянула на неуверенно взбирающуюся на высокие ступени крыльца Джемму, ободряюще кивнула головой, указав мощным подбородком на дверь.

– Не смущайся. Теперь это твой дом, по крайней мере на ближайшие полгода. Так что, расслабься, привыкни к этой мысли, и с завтрашнего дня начнем работу. Пошли.

Она открыла тяжелые двери подъезда – это был именно подъезд, к нему напрямую вела хорошая дорога, и такой вход в этом длинном доме-бараке был не один. И Джемме показалось, что двери похожи на пасть какого-то хитрого и хищного зверя – распахнулись гостеприимно, но в глубине душистого прохладного нутра опасно блеснули белые зубы красивой лестницы, еще немного и перекусят, как хворостину.

– Твоя комната там, в конце коридора, последняя налево. Она открыта, ключ в дверях, постель застелена, ужин на столе. И постарайся выспаться, завтра у нас трудный день.

Бэлла пропустила Джемму вперед, коснувшись ее теплым плотным животом, и прошептала вслед так тихо, почти прошелестела, что Джемма не услышала этот шелест.

– Очень трудный…Очень…

…

Это здание и внутри не было похоже на казарму, Джемма поняла, что ее то, первое впечатление оказалось ошибочным. Узковатый, но нарядно обшитый светлыми деревянными панелями, коридор прямой стрелой пронзал пространство длинного строения и прятался в полумраке еле тлеющих ламп. Но и в коридоре все было не просто – шикарные светильники, пара кресел, обитых бархатной тканью, узкие столы с прямыми, покрытыми резьбой ножками, на которых лежали планшеты и книги. Легкая, почти порхающая тишина помноженная на такой же невесомый аромат полевых цветов навевали покой и тихую грусть, сразу захотелось лечь в уютную постель и видеть сказочные сны. Джемма прошла по коридору почти до конца, но тут одна из дверей приоткрылась и длинный любопытный нос по мышачьи засканировал пространство

Джемма от неожиданности отпрянула в сторону, но существо из двери не спряталось, вслед за носом показались остренькие любопытные глазки и пара косичек, торчащих в разные стороны. Глазки поймали удивленный взгляд Джеммы и существо, оказавшееся кругленькой девчонкой в кружевной смешной пижаме звонко пропищало.

– Это я косички для кудрей на ночь заплетаю. А ты кто? Новенькая? Класс! Я тоже недавно здесь, меня Айрин зовут. Будем дружить?

Джемма растерялась от такого напора, но, почему-то с удовольствием кивнула головой.

– Ну и отлично! Ты переходная будешь? Или тебя дальше поведут?

Джемма подошла поближе к девчонке, вдохнула свежий аромат какой-то травки, пожала плечами

– Про гурэль какую-то говорили… Не знаю…

Девочка аж выскочила из своей комнатки, ухватила цепкой горячей лапкой Джемму за локоть, пискнула.

– Гурэль??? Ну, ты даешь!!! Чтобы гурэлью стать годами учиться надо, да и выбрать должны. У нас за год одна только ушла, ну, может две, это не афишируют. Ко мне зайдешь? Тебя как зовут, кстати?

Джемма покачала головой, аккуратно отняла руку у девочки, сама чуть коснулась ее плеча.

– Джемма. Я устала очень, Айрин, давай завтра. Не обидишься?

Девчонка снова спряталась за дверью, как будто мышка в норку, выглянула оттуда, сверкнув глазками

– Ага. Отдыхай. До завтра.

…

Комната, в которой теперь должна была жить Джемма была не закрыта. Она чуть толкнула ее кончиками пальцев, и прохладное нутро коридора дохнуло свежестью и уютом, как будто приглашало побыстрее войти. Свет включился сам, как только Джемма шагнула за порог, и простая, но милая обстановка маленькой прихожей удивила и обрадовала новую жительницу. Небольшой столик, изящное зеркало, легкое плетеное кресло, высокий светлый шкафчик с открытой вешалкой – все было очень простым и стильным, подобранным до мелочей, идеально новым и чистым. Светло-бежевый коврик с готовностью принял усталые ступни Джеммы, она прошла по его прохладной мягкости к комнате, и застыла от удовольствия.

Комната была чудесной. Двуспальная кровать с кучей маленьких подушек лишь слегка прикрытая покрывалом цвета молочного шоколада отражалась многократно в стекле огромного окна – штора была открыта и там, за окном в темноте ароматной ночи лишь слегка угадывался темный лес. Мягкое кресло, высокий торшер, книжная полка уставленная толстыми томами неизвестных книг, столик, накрытый кружевной салфеткой, на котором хрустальная мисочка, полная клубники светилась алым в свете неяркого торшера. Фужер с янтарной жидкостью, тонкий бутерброд с сыром, печенье – вот и весь ужин. И Джемма вдруг почувствовала такой голод, что бросилась к столу, даже забыв помыть руки, в один присест заглотила еду, и после глотка довольно пьяного вина без сил опустилась в подушки, утонув в мягком матрасе уютной кровати.

Глава 11. Марк

По лицу ползало что-то, покалывало когтистыми лапками, и Джемма, пару раз с ужасом попытавшись скинуть с себя эту мерзость, открыла глаза. В полутьме комнаты она никак не могла сосредоточить взгляд, все странно плыло и мерцало, но, наконец, у нее это получилось, и она разглядела кукольное личико девушки, сидящей на стуле около ее кровати. Айрин уже не трясла косичками, ее золотистые, как спелая пшеница волосы вились вдоль лица руном, и эти крутые волны очень красили ее. Глаза с подкрашенными ресницами были совсем не детскими, хотя девушка оказалась маленькой, как ребенок, но очень симпатичной, почти красивой. Она водила по лицу Джеммы тоненькой соломинкой, нежные губки дрожали, удерживая смешок

– Гурээээль. Ой не могууууу…. Соня.

Айрин тянула слова и звонкие переливы окончательно разбудили Джемму, она встала на кровати, чувствуя, как чугунно гудит голова, и поняла, что она провалилась вчера почти без памяти, даже не разделась

– Коль ты гурэль, так тебе и спать некогда. С рассветом встаешь, и лишь перед рассветом ложишься. И все – для Него!

Девушка многозначительно ткнула острым розовым коготком куда-то в сторону потолка, потом дернула Джемму за ногу, торопливо зашелестела.

– Давай-ка! Быстро в душ! Это они, паразиты, в вино что-то добавляют. То ли для того чтобы спалось лучше, то ли чтобы новенькая сбежать не пыталась. Мне тоже фигово было, только к вечеру прошло. Пройдет! Иди и поторапливайся.

Джемма с изумлением рассматривала свою ванную комнату. Белоснежная сантехника светилась снежной чистотой, по нежно голубовато-зеленым кафельным стенам как-будто стекали хрустальные потоки воды, и кафель был так искусно сделан, что Джемма даже не удержалась, потрогала пальцем капельку, с изумлением отметив, что они не настоящие. С высокого потолка свисал светильник, напоминающий кувшин, извергающий потоки вдруг остановившейся воды, зеркало в почти незаметной раме казалось хрустальным. Но самое прекрасное – это был бассейн! Совсем небольшой, размером с небольшой столик, но, явно глубокий, не бассейн, а маленький, ручной омут, он вольготно лежал прямо под ногами у Джеммы, и, как будто подбадривал ее – иди, мол, не бойся! Джемма скинула с себя, вдруг ставшую ей неприятной одежду, и, раскинув руки, почти упала в теплую ароматную воду, уцепилась рукой за поручень, идущий вдоль края, повернулась лицом к потолку и прикрыла глаза.

– Некогда плавать, через полчаса сбор. Сегодня господин Марк приезжает, инспектировать будет. И новых смотреть, он каждую проверяет сам.

Джемма всей кожей почувствовала, как эта прохладная, хрустальная вода возвращает ее к жизни – снимает тяжесть, расправляет усталую кожу, и тело наливается упругой силой.

– Айрин. Вода тоже на чем-то замешана? Здесь что – все алхимики что-ли? У меня как свинец из крови откачали, хочется взлететь.

Айрин подошла, заботливо потрогала прохладное от купания плечо, кивнула.

– Травки всякие. Есть тут умелицы. Давай я тебе волосы уложу, да одеваться надо.

…

Легкое, свободное, как туника платье, совсем не стесняло движений, и, казалось, не касалось кожи. Распущенные по плечам волосы, подхваченные тоненькой ленточкой, парусиновые туфельки – вот и весь наряд, почти так же была одета и Айрин. Впрочем на всех остальных девушках одежда тоже не слишком отличалась – ну может, чуть-чуть, на уровне ощущений – тона, ароматы, структура ткани. И лишь некоторые, буквально единицы, отличались от всех, как экзотические бабочки от моли, яркие, одетые изысканно и немного странно, они держались чуть в стороне и вместе. Айрин подтолкнула Джемму, шепнула с явно заметной завистью

– Стажёрки. Их уже выбрали, пройдут курс, будут сдавать экзамен. А те, кого выберут они сами, даже без сдачи экзаменов уйдут. Счастливые.

Закончить рассказ им не дали, серое марево влажной ночи вдруг начало рассеиваться, меркнуть, и взамен темноте из-за леса стал подниматься Рассвет. Он не просто освещал все вокруг, он все, полностью стирал тот сонный покой, в который еще был погружен лагерь, поджигал небо, подобно разгорающегося пламени, заливал все странным ароматом, превращал людей в видения. Джемма снова почувствовала сладкую истому в теле, сердце затрепетало, а Айрин вдруг отошла от не на пару шагов, молча постояла, разглядывая новую подружку, покачала головой.

– Ты бы сейчас видела свои глаза! Они у тебя бесстыдные! Горячие такие, а руки обжигают. Тебя, наверное, сразу заберут.

Договорить им не дали, подскочила откуда не возьмись, Бэлла, заворчала что-то недовольное, и быстро потолкала их в сторону небольшого нарядного и очень торжественного здания, спрятанного в густых зарослях незнакомого широколистного кустарника. Двери там уже были открыты, и на крыльце стояло существо, которое уже много дней не давало Джемме покоя. Высокий, мощный человек, одетый в узкие брюки, свободную рубашку навыпуск, вырез которой открывал загорелую грудь, стоял, облокотившись на резную стойку крыльца и курил. А смотрел так, что Джемме показалось, что на ней нет ничего – даже этой полупрозрачной туники.

Глава 12. Зал

Когда Джемма проходила мимо этого человека, ее кровь превратилась в кипяток. Она подожгла все у нее внутри, и Джемма, наверное, сгорела бы дотла, но взгляд Марка – равнодушно спокойный, холодный и оценивающий, быстро привел ее в чувство, да еще и Бэлла колюче вцепилась в ее локоть, как будто вонзила в кожу свои острые коготки. Одернув себя, опустив глаза Джемма быстро прошла мимо, стараясь не замечать ледяной взгляд темно-синих глаз.

Внутри здание оказалось не менее красивым, чем снаружи. Большой зал, в который, как ручейки в реку вливались группки девушек, был похож на бальный зал. Именно такой – с высокими узкими зеркалами от потолка до пола, с торжественным сводчатым потолком, по которому летели, похожие на стрекоз нежные, нарядные женщины, с узорчатым паркетом, натертым так, что в нем можно было отразиться, почти, как в зеркалах, с изящной утонченной мебелью – старинной, с изогнутыми ножками и обивкой цвета пыльных роз, вышитых этими же розами – Джемма видела в одном из старых фильмах, которые очень любили смотреть Матери, и которые были скачены в планшеты девочек. Рамона считала, что такое кино развивает внутренний мир и гасит низменные порывы, смотреть их вменялось в обязательную программу ежедневного отдыха, и таких фильмов было немало. Многие девочки смотрели их из-под палки, а Джемма любила… Она, как будто, вдруг попадала туда – в этот странный, незнакомый мир, в котором чистые, как слеза, женщины проживали свою странную, бабочкину жизнь.

– Новенькие идут к окнам, рассаживаются там на кресла, тихонько ждут. Стажирующиеся, пожалуйста, занимайте центр зала, вставайте в ряд, старайтесь не заслонять друг друга. Остальные занимают места за столами, можно пробовать фрукты, ждем терпеливо и радостно.

Джемма послушно прошла к креслам, с облегчением увидев Айрин, которая пробиралась к ней. Девушка куда-то пропала, но, к счастью появилась снова, и у Джеммы отлегло от сердца, все таки она была не одна.

– Садись сюда, здесь не будет отсвечивать, и они нас хорошо рассмотрят. А то бывает, светит солнце в окна, их слепит, они раздражаются и смотрят невнимательно. А эти кресла видно хорошо.

– Слушай, Айрин! А они кто?

Айрин с изумлением глянула на новую знакомую, прошипела еле слышно.

– А ты что? Не читала это все при первом обучении? Или тебе не давали об этом читать?

Джемма пожала плечами. В ее текстах не было ничего конкретного. Все обтекаемо и ничего не понятно.

– Ну, ты даешь. Мы существуем для них! Они – высшая раса, они руководят миром. А мы для их удовольствия.

Айрин что-то еще хотела сказать, но в их сторону направилась Бэлла, грозно насупив кругленькие, лысоватые брови, Айрин виновато прикрыла руками рот, глянула на Бэллу, как нашкодившая собачка.

– Тсс. Ждем…

…

Зал замер в ожидании. Джемма тихонько рассматривала женщин, удивляясь тому, насколько они разные. Всех можно было разделить на две большие группы, причем это разделение было настолько четким, что даже если бы их не развели бы по разным углам зала, то они все равно бы не смешались между собой – так не смешивается вода и масло. Да и охарактеризовать разницу между ними можно было просто. Они были красивые и некрасивые. Джемма раньше не обращала внимания на этот маленький нюанс, там, в их лаборатории, это было совершенно не важно, там они делились очень просто – на стандарт и нестандарт, а вот теперь поняла. Стандарт и красота – совершенно разные вещи. И красота – редкость. Как бриллиант чистой воды.

Те женщины, которые сидели сейчас за столами, о чем-то тихо щебетали между собой, нарезая маленькими ножичками фрукты, и отпивая из высоких фужеров что-то янтарное, были некрасивыми. Нет, конечно, уродливыми их нельзя было назвать – просто они были обычным. Кто-то высоковат, кто-то полноват, кто-то слишком щекаст или длиннонос, ну или просто – серые мышки. Удивляли они только взглядами – умными, проницательными, чуть печальными.

– Это переходные. С опытом, элита наша. А те…

Айрин тихонько, стараясь, чтобы Бэлла, с видом надсмотрщицы выхаживающая по залу, не обратила на них внимания, ткнула горячей ладошкой Джемму по шее, заставив повернуть голову на шеренгу женщин, застывших в центре.

– Стажерки. Марк выбирать пришел, похоже. Тсс.

Джемма молча разглядывала девушек, стоявших по стойке смирно в ровной, как будто подогнанной по линейке, шеренге. Они были похожи на экзотических стрекоз. Нежные, изящные, стройные, все удивительно красивые, в ярких платьях, обнажающих плечи, с распущенными волосами. Особенно поразила Джемму одна. Черноволосая, как цыганка, такую она однажды видела в фильме, с талией, которую можно было обхватить ладонями, с большими угольно-черными глазами, над которыми трепетали пушистые ресницы, с чуть влажным ярко-красным ртом.

– Ага. Это Нидла. Лучшая из них, красивей, нет, наверное. Говорят, капризная, вроде. Ой. Идут.

Джемма вздрогнула – дверь зала распахнулась настежь, и в нее вошла группа. Теперь она знала, что это мужчины – совершенно отдельный, иной вид, живущий в своем ареале, мало доступном для них. Первым шел Марк. За ним катился шариком кругленький толстяк с сияющей лысиной, в которой отражался сводчатый потолок. Двое других были очень похожи между собой – одинаково квадратные, здоровенные и грубые. Компания подошла в шеренге стажерок, встали напротив, выстроившись в такую же шеренгу, только короткую. Кругленький подошел вплотную к Нидле, привстал на цыпочки, ткнул толстым пальцем прямо к ее красивую, округлую грудь.

– Ты!

Глава 13. Проверка

Глаза Нидлы чуть округлились, в них плеснулся страх, перемешанный с восторгом, но, перехватив острый, как разящий меч взгляд Бэллы, она опустила ресницы, и от этого движения показалось, что на ее нежные щеки упала тень. Она послушно вышла из строя, толстяк осмотрел ее со всех сторон, как цыган лошадь на базаре, даже чуть похлопал по спине ниже талии и удовлетворенно кивнул. Двое, стоящие позади, синхронно тронулись с места, встали с обеих сторон побледневшей девушки, и вся эта компания во главе с толстяком вышла из зала.

– Теперь она гурэль. Это высшая каста, вернее, есть и выше, но я никогда их не видела.

Айрин шипела, как змеюка, которой наступили на хвост, и в ее красивых, подкрашенных глазках металась зависть. Даже зверский взгляд Бэллы и холодный Марка не остановили ее, она хотела было еще что-то сказать, но не успела. Марк быстрым шагом подошел к их группе, прощупал, как щупом глазами их лица, остановился на Джемме. Он стоял так близко, что Джемма разглядела усталые морщинки на его загорелом лице, тяжелые складки у квадратного подбородка, нависшие складки синеватых век. Стало понятно, что он очень не молод, и, может быть даже не здоров.

– А эта почему здесь? Не понял!

Бэлла птицей подлетела, и по ее позеленевшему лицу было видно как она испугалась.

– Это же смесь, Марк. Они новенькие, их потом сортировать будем. Но она непроста…

Марк еще раз внимательно глянул на Джемму, пожал плечами, буркнул

– Некрасива. Ну,может, переходной будет неплохой, глаза умные.

…

Все, что происходило дальше, Джемма наблюдала со стороны – новеньких держали в том же углу, куда загнали изначально, и на них никто особо не обращал внимания. Впрочем, ничего особенного и не происходило – Марк немного походил вдоль шеренги стажерок, довольно покивал, пару раз что-то спросив у Бэллы, потом присел к первому столику переходных. Выпил предложенное вино, кинул в рот пару ягодок винограда, перекинулся парой фраз с одной из них – высокой, широкоплечей, коротко стриженной блондинкой в больших круглых очках, дернул подбородком, как будто приглашая ее с собой, и пошел к дверям.

– Что-то он сегодня слабовато. Обычно тут перья летят, все ему не так. Может случилось чего?

Айрин встала, ткнула в бок Джемму, пошли мол, но у дверей что-то произошло, какое-то непонятное оживление. Выглянув, на сколько у нее это получилось, из-за спины девушек, Джемма разглядела – что. Дверь распахнулась, и в нее влетел человек. Ростом с Марка и похожий на него, как две капли воды, высокий парень в странной, немного мешковатой одежде, совершенно лучезарно улыбался, сверкая идеально-белыми зубами, что-то говорил Марку и Бэлле, говорил быстро и суматошно. И Марк тоже расплылся в улыбке, и ее наблюдать на его застывшем, как будто превратившемся в маску лице, было очень чудно. Айрин подпрыгнула, как коза, которую укусила оса, и даже слегка боднула головой, поддав вперед, выскочила перед Джеммой, загородив ее спиной. Но человек совершенно не обращал на женщин внимания. Он что-то весело говорил Марку, теребил его за руку, явно куда-то звал.

Айрин разочарованно вздохнула, повернулась к Джемме, скроила кислую мину

– Нуууу всееее. Концерт окончен, даже к вновь родившимся не пойдем похоже. Вот тебе и на!

Джемма сделала шаг вперед, встала на цыпочки, чтобы разглядеть гостя, и у нее получилось. Парень вдруг поймал ее взгляд, задержался на нем, и его глаза, только что смеющиеся, посерьезнели, внимательно вгляделись. Джемма смутилась, спряталась за Айрин и даже присела

– Это Эдванс! Сын Марка! Он чудной, не похож на других. И он не любит здесь бывать, редко появляется. Красивый, правда?

Джемма с удивлением смотрела на Айрин, девушка вдруг изменилась, засуетилась как-то, взгляд стал бегающим и масляным. Она никогда не видела, чтобы кто-то их них так смотрел, и ей стало неприятно и стыдно.

– А сын, это что значит? Я не знаю такого слова.

Айрин справилась с собой, посмотрела на закрывшуюся дверь, за которой скрылись мужчины, вздохнула

– Узнаешь. Сын – это сын! На обед не опоздай, у нас этого не любят.

Джемма задумчиво смотрела на раскрытый шкаф с одеждой. В принципе, разнообразия особенного и не наблюдалось – пара свободных платьев, вроде такого, в котором она ходила на это странное собрание, несколько туник в комплекте с шелковистыми штанами – шароварами, черное платье по колено, почти незаметно переливающееся серебристым, скрытным блеском, три длинные юбки, несколько свободных блузок, голубой свободный брючный костюм. Она не знала, что положено здесь надевать к обеду, а Айрин почему-то дулась, спряталась в своей комнате.

– На обед у нас надевают туники. Тебе пойдет вот та – бирюзовая. Под цвет глаз.

Джемма, вздрогнув, повернулась. Позади стояла Бэлла и прищурясь смотрела на ученицу.

– Сегодня ты еще отдыхаешь, завтра за работу. Хватит прохлаждаться.

Глава 14. Сын

Солнце еще светило ярко, но уже клонилось к закату, оно казалось таким огромным, нереальным, что у Джеммы защемило в груди. Она всегда так себя чувствовала в это время, предвкушение Заката возмущало все у нее внутри, еще немного и он ворвется, затопив все. Джемма шла по красивой, ровной, как будто ее выверяли по линейке, мощеной дорожке, вжав голову в плечи, и даже боялась посмотреть по сторонам. Все было странно – и этот прекрасный мир, в который она попала, и эти чудные люди, о существовании которых она не подозревала, и даже эта туника, яркая, шелковая, в которой она стала совсем не Джеммой, а кем-то еще. И это вызывало в ней сладкий трепет, и сердце замирало и срывалось в галоп от ожидания.

Миновав аллею из мощных цветущих деревьев, тяжелые, темно-пурпурные и фиолетовые гроздья которых свисали почти до земли, чуть не задохнувшись от их нежного, терпкого, насыщенного аромата, Джемма попала на небольшую площадь, окруженную кипарисами, острые верхушки которых терялись в густеющем перед закатом небе. У подножия каждого стояла чугунная лавочка с мягкими, покрытыми велюровой тканью сиденьями, и низкий светильник, похожий на большую свечу. Все это образовывало очень точно очерченную окружность, и только в одном месте она прерывалась – отходила тропинка в сторону низкого, чуть приземистого здания. Здание было ослепительно белым, правда в свете уже розовеющего солнца, эта белизна впитывала его цвет и переливалась красноватыми оттенками, еле заметными, но нарядными.

– Столовая! Там внутри красота! А ты что так нарядилась? Скромнее надо для начала.

Айрин взялась неизвестно откуда, она смотрела немного мимо, как будто еще прятала обиду, но уже улыбалась. Ее туника оттенка сильно разбавленного молоком какао, казалась скромной, но очень шла ей.

– Мне Бэлла сказала ее надеть. Сама выбрала.

– Странно. Обычно она советует не выделяться для начала. Но она, наверное, поняла, что ты не гурэль. Марк же сказал – некрасивая.

…

Столовая была не похожа на ту, к которой Джемма привыкла там, в своей лаборатории. Это даже была не столовая, это было похоже на салон. Отдельные столики, накрытые кружевными скатертями, стояли в разных углах огромного зала, и почти терялись бы в полутьме, если бы не мерцание светильников, тоже похожих на свечи, только небольшие. Тяжелые занавеси прятали столовую от закатного света усталого солнца, и здесь царила почти ночь. Кругленькая женщина в смешном колпаке сунула Джемме в руку пластиковую карточку, ткнула пальцем в сторону колонны, около которой стоял одинокий столик – чуть на отшибе, в стороне. Джемма послушно прошла туда, села, больше к ней никто не подсел.

– Вам рыбу или птицу, у нас на выбор. Вы новенькая?

Милая девочка с курносым носом и смешной рыжей челочкой, выглядывающей из-под плотно повязанной голубой косынки смотрела ласково, чуть улыбаясь. Джемме показалось, что она немного жалеет ее, покачивает головой, и она, нахмурившись буркнула

– Рыбу.

– А то у нас еще молочное можно заказать на обед. Например, творог с медом и йогурт. Не хотите?

Джемма покачала головой, ее отпустило, и она уже спокойнее глянула на девочку, улыбнулась в ответ

– Нет, спасибо. Все-таки рыбу. Если можно.

И тут ее вдруг осенило. Она уже видела такие курносые носики, рыжие волосики, которые шли на той линии, как стандарт. Она тогда еще удивилась, странности этого стандарта, а Рафаэлла, равнодушно подняв малыша из ячейки и покрутив его из стороны в сторону, бросила.

– Заказ такой. И внимательно смотри на веснушки. Они должны быть. Не пропусти пустые носы. Внимательнее.

А Джемма тогда совершила почти преступление. Последняя малышка оказалась без веснушек. Крошечный милый, очень курносый носик был девственно чистым, но экземпляр смотрел на нее такими ясными и такими небесными глазками, чуть блестящими от накипающих слезок, что Джемма выключила планшет с осточертевшим стандартом, поставила плюс на экране, светящимся у ячейки и вышла из лаборатории.

… Джемма была почти уверена, что эта девочка тот самый экземпляр. Потому что взгляд этих небесных глаз не изменился. Он по-прежнему был таким же – сияюще голубым и детским.

– Я Нарейна. Можно Нара. А ваше имя?

Девочка расставляла тарелки и приборы на столе Джеммы, улыбалась и щебетала.

– Впрочем, я уже посмотрела его на вашей карте. Вы Джемма!

И, налив ей стакан апельсинового сока, на секунду зависла над столом

– И знаете… Мне, почему-то кажется, что я вас знаю.

…

Рыба таяла во рту, овощи, которые подали к ней были сказочными – упругими, но нежными, чуть острыми и ароматными. Джемма наслаждалась едой, такой вкусной у них не было никогда. Мороженое тоже оказалось выше всяких похвал, а кофе – просто произведение искусства. Джемма совсем впала в нирвану, расслабилась, этот мир вдруг показался ей уютным и дружелюбным, как будто она жила здесь всегда

– Не помешаю? Я только кофе, долго отнимать ваше время не буду. И я уже знаю, что вы – Джемма!

Джемма вздрогнула. Напротив нее сидел, обхватив чашку не маленькими, сильными ладонями сидел человек. Именно тот – сын. Печальный, усталый и немного потерянный.

Глава 15. Кофе

Джемма совершенно не знала, как себя вести. Она вцепилась двумя руками в чашку, и, не замечая того, что она жжет руки, потихоньку отхлебывала кофе, вернее даже не пила – клевала. Касалась губами горячей жидкости, опустив глаза, рассматривала там, в непроницаемой ароматной глубине что-то невидимое, и сжимала руки все крепче, стараясь не показать, что они дрожат. А еще она чувствовала, как у нее раздуваются ноздри, трепещут, как у собаки, и это было еще одной задачей – держать лицо. Но ее захлестывал запах Заката. Казалось, что он шел от Эдванса, но, конечно, это только казалось, потому что закат уже пал на поселок, затопив его горячим золотом. Эдванс с легкой тревогой смотрел на ее руки, и Джемма еще сильнее стиснула пальцы и сделала это зря. Потому что чашка выскользнула, прыгнула, как лягушка, выплеснув уже к счастью чуть подостывший кофе прямо ей на грудь.

Вскочили они с Эдвансом одновременно, синхронно, как сиамские близнецы, парень сумел поймать взбесившуюся чашку, и остатки кофе потекли по его светлой рубашке, похожей на балахон. Джемма испугалась до потери сознания, да так, что осела на стул, стараясь справится с чернотой, вдруг застлавшей ей глаза.

– Да Бог с вами, Джемма! Не стоит того! Подумаешь, пара пятен, у нас прачечная стирает, как дьявол, любые пятна ей по зубам. Лучше скажите, как ваши ладошки? Не обожгли?

Уже пришедшая в себя Джемма испуганно смотрела, как Эдванс водит по ее покрасневшим рукам непривычно большими пальцами, и снова не знала, что делать. Отнять у него руки, или нельзя этого делать, но главное, что отнимать их ей совсем не хотелось. Потому что от каждого его прикосновения огненный лучик проникал в ее тело и поджигал в нем пожар.

– Что тут у вас произошло? Вот ужас! Эдванс, вы уж простите недотепу, она здесь второй день, неуклюжа и глупа крайне. Сейчас я пришлю Мирру, она заберет вашу одежду, простите еще раз. А ты – пойдешь со мной!

Бэлла кипела. Она была похожа на громоздкий раскаленный чайник, который подпрыгивал на плите, плевался кипятком, угрожающе приподнимал крышку, как будто она вот-вот слетит от бурного кипения. От этого сравнения на Джемму напал неудержимый смех, она попыталась справиться, но все-же хихикнула. И, глядя на нее, прыснул в ладонь Эдванс, потом еще, и уже через пару секунд они смеялись вместе, даже не смеялись – хохотали, и Джемма даже не помнила, когда такое было в ее жизни еще.

– Иди к себе! Быстро! Я приду через пару минут, Жди!

Бэлла совсем взбеленилась, толкнула Джемму в бок, повернулась к Эдвансу, подобострастно наклонив голову.

– Простите, пожалуйста. Еще раз – простите. Вам ужин подадут в комнаты, у вас есть особые пожелания?

Эдванс странно хрюкнул, стараясь унять смех, покачал головой

– Нет, спасибо. Не беспокойтесь, Бэлла. У меня есть фрукты и печенье. Все хорошо.

Джемма быстро шла к дверям, но чувствовала его взгляд – между лопаток ее жгло тем самым горячим лучиком.

…

– Ты еще никто! Ты понимаешь это? Гурэль ты никакая, Марк ясно сказал – некрасивая! Он некрасивых не терпит, там должны быть гены отборные, иначе их дети окажутся совсем не теми, каких они ждут. А до переходной тебе, как мне до балерины, теория, практика, с год пройдет, пока ты освоишь это дело. Тебе сейчас тише воды, ниже травы надо быть, всех учителей глазами есть, а ты уже глазки САМИМ строишь. Забракуют – спустят в трап, перемелят через мясорубку. Они не шутят, отходов не оставляют. Ты понимаешь это?

Бэлла говорила зло, но в маленьких круглых глазках у нее зла не было, была лишь жалость. Правда, немного брезгливая, так крупный пес смотрит на крошечного задрипанного котенка, выползшего из грязной лужи. Джемма так и чувствовала себя, поэтому сжалась в комок и тихо мяукнула

– Понимаю… Я не хотела, Бэлла, это случайно. Он сам ко мне сел.

Бэлла помолчала, потом подошла к Джемме, задумчиво посмотрела ей в глаза. Приподняла светлую гриву ее растрепавшихся волос, закрутила их пышным узлом, заставила стать боком.

– А ведь бес их знает… Фантазии неуемные, не поймешь, какие экземпляры им подходят. А в тебе есть что-то. Ты похожа на хрустальную куклу.

Она отпустила Джемму, толкнула ее в плечо, от чего та упала на стул, стукнувшись затылком о высокую спинку, резко сказала.

– С утра изучишь структуру мира. Расскажешь мне в подробностях – все категории опишешь, как с нашей стороны, так и со стороны САМИХ. Это первое задание. И еще. К одиннадцати будь готова, пойдем к вновь родившимся. Там тоже для тебя будет много интересного.

Всю ночь Джемма изучала схемы, которые ей переслали уже к полуночи. И то, что она узнала было не просто потрясением. Это было взрывом, перемешавшим в ее голове все, что там сложилось годами.

…

– Ты, небось, в цирелии наметилась? Так забудь! У Эдванса была цирелия, говорят, она умерла. С тех пор он один, и ни с кем быть не собирается. Так что зубки не востри.

Айрин бежала вприпрыжку за Джеммой по коридору, и ее голос был похож на лай маленькой собачки. И Джемма вдруг поняла, почему так изменилась Айрин. Ей казалась очень глупой и странной эта причина. Но однозначно – причиной был Эдванс.

Глава 16. Записка

– И мы… В женском мире нет справедливости, это так? Мы живем, чтобы обеспечить их. Всем! Хлебом и удовольствиями, водой, светом, продолжением рода. Разве это правильно?

Бэлла молча сидела напротив Джеммы, и было ощущение, что она не слушает ее, а читает по губам. Она внимательно вглядывалась в лицо своей ученицы, ощупывала ее кожу, и у Джеммы было полное ощущение, что у нее не глаза, а щупальцы. Но зла в них снова не было, наоборот, лицо у Бэллы было мягкое, расслабленное, она просто изучала это распоясавшееся насекомое, следила куда оно поползет. А Джемма сама не знала зачем она это говорит, ее несло, как ком с горы, и остановится она не могла, уж больно потрясла ее воображение несправедливость этого мира. Бэлла встала, походила туда – сюда по комнате, и Джемма вдруг подумала, что дом ее наставницы очень подходит ей – такой же мощный, огромный, неуклюжий. Здоровенный стол с толстыми ногами, такие же стулья, плоский широкий шкаф, и что-то еще, то ли тумба, то ли комод – вот и вся обстановка в зале, а тяжелые деревянные двери, ведущие куда-то вглубь были закрыты, и что там за ними лишь угадывалось. Наконец, Бэлла перестала слоняться, открыла шкаф, который оказался буфетом, вытащила высокие бокалы и коричневую, похожую на глиняную бутылку.

– Айвовая наливка. Сама делаю. Будешь?

Джемма неуверенно кивнула, она уже приготовилась к самому худшему, но наставница не спешила ее убивать.

– И сухарики ореховые с инжиром. Тоже сама. Очень подходят, попробуй.

В толстых мужских (теперь Джемма хорошо изучила это слово) лапах Бэллы маленькая тарелка из почти прозрачного фарфора выглядела скорлупкой, но она аккуратно все расставила на кружевной салфеточке бережно вытащенной из буфета, кивнула головой

– Не захмелей, только.

Джемма растерянно поднесла к губам бокал – наливка была ароматной и воздушной, таяла во рту, как будто она вдохнула душистый газ, а сухарики нежными и ломкими, враз растаяв во рту придали наливке особый вкус. Бэлле махнула свой бокал до дна, налила снова и опять выпила.

Потом задумчиво пожевала сухарик, снова встала, открыла свой комод, вытянула большие глянцевые фотографии

– Смотри. Это – ваши лаборатории. Видишь, они тянутся по дуге с одной стороны моря, охватывают скобой Алиставию. Весь городской комплекс, а в нем сотни километров. А с другой стороны – глянь. Видишь? Это тоже лаборатории, только там производят мужчин.

Джемма смотрела на карту – и там, действительно, была другая скоба – линия состоящая из населенных пунктов, и на той карте, которую она изучала раньше, ее не было.

– И что? Там тоже работают женщины? А зачем нужно производить ИХ? Разве их много?

– Вот видишь, сколько у тебя правильных вопросов возникло. Я тоже раньше их задавала, но мир мужчин, как мир Богов, трудно поддается осознанию. Да и зачем это тебе? Твоя задача привести в Алиставию вновь рожденных, обучить их и передать ИМ. Вот и все. Запомни это, и убери лишнее любопытство из своего характера, оно здесь не приветствуется, а часто и губит. Ладно!

Бэлла осторожно поставила бокалы на поднос, ткнула пальцем с обгрызенным ногтем в зеленую, похожую на крошечную сосновую шишку, кнопку, спрятавшуюся среди книг на столе, сказала сварливо и громко

– Пойду полчаса вздремну, а ты читай дальше. А потом пойдем к новым девицам, покажу что и как.

Бэлла ушла, по слоновьи ступая широкими ступнями, утопая в пышном, явно не простом ковре, и Джемма облегченно вздохнула, решила плеснуть себе еще, но не смогла открыть бутылку.

– Тугие пробки у нее. Наливка зреет три года, поэтому плотно укупорена.

Чья-то маленькая ручка ловко выкрутила пробку, налила немного наливки в бокал, и Джемма с удивлением узнала – Нара! Девушка сновала по огромной комнате, и была похожа на мышку, крошечную, верткую, с детскими синими глазами.

– Вам надо аккуратнее с Бэллой, она не всегда так спокойна. Бывали переходные, которых она уничтожала. Я слышала об этом.

Джемма молча смотрела, как Нара убирает комнату, тщательно трет столешницу, смахивает пылинки. Потом, наконец, разлепила спекшиеся то ли от волнения, то ли от сладости наливки, губы спросила

– Скажи мне… А цирелии – это кто? В моих материалах об этом ничего нет.

Нара чуть вздрогнула, приподняла плечики, осторожно повернула голову, и в ее глазах плескался испуг и грусть.

– Цирелии… Это любимые. Их здесь мало. Почти нет…Джемма, у меня для вас есть это!

Она протянула тонкую ручку, разжала ладонь и Джемма увидела небольшую белую трубочку. Она взяла ее – это была записка. “Я хочу, чтобы ты пришла ко мне вечером, в восемь. Нара проводит тебя”.

Глава 17. Эферены и Гианы

Джемма судорожно сжала руку в кулак, скатав записку в тугой комок, она не знала почему она так сделала, но что-то внутри тенькнуло, как натянутая струнка, выстрелив незнакомым чувством – чувством стыда и опасности. Джемма даже не поняла почему ей стало стыдно, но щеки опалило огнем, да так, что заслезились глаза.

– Я поняла, что вы знаете от кого это… Отказать нельзя, здесь опасно противится ИМ. Жду вас половина восьмого у манговой рощицы. Той, что около озера. Вы знаете где это?

Джемма, наконец, справилась с собой, сумела уже спокойнее посмотреть в бесстрастное лицо Нары, покачала головой.

– Нет… Это где дома ИХ?

Нара тихонько, еле не касаясь кисти Джеммы подвела ее к окну, отдернула тяжелую занавеску, показала куда-то в сторону холмов

– По этой дорожке совсем недалеко, метров триста. Там будет поворот, маленький виноградник, потом фонтан. Вниз ступеньки – справа обрыв, слева кипарисовая аллея. И увидите – манговая роща окружает озеро, а на берегу небольшой особняк. Там живет Эдванс. Он одинок, там бывает только прислуга, и та приходящая. Я буду там, провожу в дом. Только опаздывать нельзя, это не принято.

Джемма молча слушала девушку, пытаясь в ее глазах уловить хоть какое-то отношение к происходящему. Но сейчас ее глаза были похожи на блестящие эмалированные пуговицы, в них можно было поймать только свое отражение, и отражение облаков, спокойно плывущих в почти фиолетовом небе за окном.

– Нара, а зачем я туда иду? Туда еще кто-нибудь пойдет, или я одна?

Нара окончательно отгородилась от Джеммы, опустив густые, пушистые ресницы. Пожав худенькими плечами, она опустила голову и, глядя на носки своих крошечных туфелек, шепнула

– Я ничего не знаю… Жду.

…

Бэлла вылезла из спальни, как медведь из берлоги, ее свободная рубаха чуть вздернулась на полном животе, обнажив круглые, неожиданно красивые колени. Зевнув, она показала розовый язык и мясистую глотку, проследила за взглядом Джеммы, ухмыльнулась

– Думаешь, я всегда была такой тумбой? Неее. Всякое было, я, между прочим, в гурэлях пять лет пробавлялась, лучшей была. Ну, а потом… Ладно, некогда. Сейчас соберусь, выходить пора.

Уже через пять минут Бэлла была готова. Строгое платье до щиколоток чуть уменьшило ее мощную полноту, высокий ворот был оторочен тонкими кружевами, и шея пряталась в их легкой пене, чуть приоткрывая подбородок. И от этого лицо наставницы вдруг стало уже и нежнее, лет на десять моложе, и особенно красила его прическа – недлинные, пшеничного оттенка волосы были приподняты чуть вверх и завернуты небольшой ракушкой, из под которой на затылок и виски выбивались смешные и беспомощные мягкие завитки.

– Ну ты, вроде в порядке, на первый раз пойдет. Пошли, первая экскурсия у тебя обзорная, подберем экспериментальную группу для тебя, будешь пробовать.

…

Дворец, в котором жили вновь родившиеся, или как их здесь называли – гианы, плыл во вдруг упавшем тумане, как корабль по волнам. Высокие деревья, верхушки которых стирались этим туманом, как ластиком, плотно сгрудились вокруг, как будто защищая своих подопечных телами, как преданные солдаты. Джемме на секундочку стало жутко, она вдруг подумала, что сейчас эти стражи, подумав, что гостья несет с собой зло, накинутся на нее, захлещут черными ветвями, задавят толстыми, черными стволами. Джемма жалась к Бэлле, но та шла уверенно, не сомневаясь, и неуверенность враз растаяла, Джемма почувствовала себя, почему-то хозяйкой, и пошла следом, расправив плечи и откинув голову, как будто подбадривая сама себя. У дверей Бэлла остановилась, внимательно осмотрела ученицу, довольно кивнула

– Вошла в струю. Молодец! Ты неординарна, я в тебе это почувствовала сразу. Вот это ощущение – уверенности в том, что ты тут главная – держи, не отпускай. Эти девахи чуют слабость, как стайные зверушки, силу, кстати, тоже чуют. Гианы… Сучки!

Джемма последнего слова не знала, но по презрительному тону и по едкости, с которой Бэлла сплюнула куда-то в сторону, поняла, что слово так себе, и что наставница гиан любит не очень. Во всяком случае, не уважает.

– Гианы – это уроды. Ты читала, но вряд ли в материалах это прописано четко. Перед знакомством ты четко должна уяснить – они не ты, не я, не Айрин, и даже не Нара. Мы все выросли естественно, в нужное природе время – они нет. Они вылупляются, как бабочки, и жизнь проживают тоже бабочкину, сгорают быстро. Живут пару лет, потом их приходится менять.