В мае необычайно красивые и душистые вечера. Солнце заходит поздно, и в молочных сумерках на город спускается долгожданная прохлада. Идешь с работы и слышишь говор людей, детский смех, ощущаешь густой аромат черемухи. Все буквально пропитано умиротворением и какой-то сладкой истомой.
В тот вечер я очень спешила. У меня был ночной поезд до Питера, и я никак не могла опоздать. Однако, когда, ведомая толпой, я вышла из метро, не удержалась и остановилась на площади. Оттуда открывался замечательный вид на город. Москва медленно погружалась в сумерки, повсюду зажигались фонари и подсветки. Запруженная желтыми такси улица сигналила и медленно ползла под мост. Меня обгоняли люди с чемоданами, туристы громко восторгались и фотографировали Сталинскую высотку. И было в этой суете какое-то странное умиротворение.
Я мотнула головой, отгоняя излишнюю задумчивость, и взглянула на часы. Я опаздывала.
– Черт! – подхватив тяжелый чемодан, я бросилась в вокзал.
Вскочила в поезд всего за пару минут до отправления. Проводница покачала головой и показала, где мое купе. Сегодня я ехала в Питер не развлекаться, а работать, и потому нахально пользовалась тем, что билеты оплачивает работодатель.
– Добрый вечер! – радостно поздоровалась я, отодвинув дверь. В купе было светло. Моим попутчиком оказался худой дедушка в сером костюме. Он сидел на своей полке и читал книгу, рядом на крючке висел светлый плащ и старомодная шляпа. Увидев меня, дедушка встал и пожал мне руку.
– Добрый вечер! – у него был приятный глубокий голос, а руки – шершавые и очень загорелые с большим количеством венок и выпирающими костяшками. Он улыбнулся и седые аккуратные усы качнулись в такт. – Евгений Павлович, геолог.
– Марина, журналист, – отозвалась я. Евгений Павлович указал на столик и предложил мне чаю с бутербродами. Я согласилась. – Весь день ничего не ела!
– У-у! – всплеснул руками Евгений Павлович и принялся разливать чай из термоса. В купе сразу же запахло травами и стало очень уютно. Я стянула плащ, плюхнулась на свою полку и с наслаждением прислонилась спиной к стенке. За весь день я, наверное, ни разу не присела. Евгений Павлович протянул мне бутерброд с колбасой и стакан душистого чая. Я накинулась на еду, как будто была с голодного края! В глазах моего попутчика мелькнули искры смеха, но он дипломатично промолчал и тоже принялся за чай.
– Спасибо! Вы просто спасли мой желудок. Сегодня такой день суматошный был… – доев, я прислонилась к подушке и внимательнее рассмотрела своего попутчика. Усталый мозг быстро выявил противоречие. Геолог был слишком интеллигентного вида и скорее напоминал академика, чем человека, работающего в полевых условиях. – А знаете, я бы не подумала, что вы геолог. Вы мне преподавателя из института напомнили!
Евгений Павлович улыбнулся седыми усами.
– А я и есть преподаватель из института. Кафедра геологии, уже десять лет читаю лекции, пишу научные работы… Все таки наша профессия, хоть и на природе, а для здоровья вредновата. Это в молодости – снег, град, холод, дождь – все ни по чем. Под любым кустом тебе дом, а лежанка из еловых веток – лучшая постель! А с годами – суставы ломит, радикулит, опять же, развивается. Словом, тут уж не побегаешь по долам, по горам, – Евгений Павлович задумчиво посмотрел в голубое окно. – В институте среди молодежи, конечно, интересно. Они все полны жизни, фонтанируют идеями, совершают безумные поступки. Смотришь на них – радуешься, вспоминаешь себя. Но иногда такая тоска берет – хочется воли, леса, гор. Чтоб как раньше – с рюкзаком и верным товарищем по нехоженым тропинкам продираться сквозь тайгу, идти навстречу неизведанному.
Я устроилась на подушке поудобнее и подперла щеку кулаком.
– Как интересно… А расскажите что-нибудь? Вы же, наверное, пол-России объехали, и историй у вас много накопилось.
Евгений Павлович снова улыбнулся усами. Он подсел поближе к окну и открыл его. В купе тут же ворвался свежий, сладко-горький от черемухи, холодный воздух. Оказалось, что мы уже покинули столицу, и теперь неслись сквозь белоснежные от цветов деревья.
– Вы не возражаете, если я закурю?
Я развела руками, мол, ничего не имею против. Евгений Павлович достал старинный портсигар и медленно, степенно раскурил сигарету. Выдохнутое им облачко дыма улетело за окно. Я улыбнулась, терпеливо ожидая продолжения его речи. Что-то мне подсказывало, что мой попутчик очень любит поговорить. И судя по тому, как задумчиво он смотрел на вечернее небо с крошкой звезд и как медленно курил, рассказать он хотел что-то особенное. Я притихла, предвкушая новую историю, и приготовилась запоминать все в деталях.
– Удивительно, в 1987-м был такой же май! – в опускающихся сумерках черты лица Евгения Павловича еще больше заострились. Он медленно курил, выдыхая сизые облачка в ночь. – Вы знаете, сейчас посмотрел в окно – и везде черемуха! Деревья словно покрыты снегом!
– Невероятно красиво! – согласилась я.
– Да! Но еще больше печально. Эти белые свечки – они все напоминают невест, согласитесь?
– Да. Когда черемуха зацветает, мне кажется, что весь лес принарядился к свадебной церемонии!