Он долго сидел с закрытыми глазами, полностью избавившись от мыслей, что получалось редко. Удалось не задремать, разум оставался ясным и пустым, как и обещал доктор Верба. Если заснуть – опять начнётся тот же самый сон. При мысли о том сне ясность и пустота, наполнявшие голову, рассыпались и исчезли, вернулась осознанность. Он постарался не открывать глаза, и у него получилось. Вокруг было темно, и усилием воли он постарался вытеснить воспоминание о сне этой темнотой, но снаружи послышались шаги. В дверь постучали.
– Артур, пора.
Только благодаря доктору Вербе Артуру разрешили перед полётом несколько минут посидеть в тёмной комнате. Верба пошёл к Главному и объяснил, что после всех событий Артуру нужно как следует настроиться перед полётом, и он, Верба, берёт всю ответственность на себя. Главный подумал и разрешил. Особого выбора не было, после гибели Мальцева и того, что позавчера произошло с Ловчим, Артур остался последним дублёром, а в отряде космонавтов никакой разницы между основным пилотом и дублёром не было.
Артур встал и открыл дверь. В коридоре толпились военные и люди в штатском. Увидев Артура, все расступились. Ни на кого не глядя, он пошёл к открытой двери, где уже ждал автобус. Он старался не слушать шёпот за спиной, но слова сами собой проникали в голову:
– Нашли в квартире.
– Да, повесился на трубе отопления.
– Тише, тише, услышит, они же дружили.
Сейчас не было времени задумываться, о ком шепчутся за спиной. Ходить в скафандре было не очень удобно, нужно было сосредотачиваться на каждом движении, на каждом шаге. Через два часа море ревущего огня поднимет его в небеса, ракета прошьёт тропосферу, стратосферу и мезосферу. За несколько минут достигнув высоты в триста километров, двигатели последней ступени выключатся, и космический аппарат выйдет на заданную орбиту. Потом три десятка витков и возвращение на землю. Через десять часов он вернётся домой. При этой мысли он испытывал смутное непонятное беспокойство, но сосредоточенность и пустота внутри одолели эту мысль. Лучше думать о чём-то приятном. Когда перед глазами возникала картина звёздного неба, чёрного космоса и маленького голубого шарика, болтающегося в пёстрой пустоте где-то у его ног, внутри разливалась приятная теплота. В одну из их встреч доктор Верба рассказал ему, что в восточной философии есть такое понятие – застава без ворот. Чтобы достичь просветления, человек должен миновать эту заставу, препятствие, которое находится внутри сознания, преодолеть самого себя. Доктор Верба был уверен, что, полетев в космос, человечество достигнет просветления, потому что там, среди пустоты, человеческому разуму способна открыться истина, но каждый вернувшийся будет подобен немому, увидевшему прекрасный сон. Он будет всё знать, но ни о чём не сможет рассказать. Но мы же не можем абсолютно всех отправить в космос, сказал тогда Артур. Ещё десять-пятнадцать лет, ответил доктор Верба, и полёт на Луну будет так же привычен, как поездка на автобусе.
Салон автобуса пропах бензином. Артур сел впереди, в одиночестве, остальные сели сзади. На плоской жёлтой поверхности пустыни на фоне синего неба виднелся пункт назначения – серебристая ракета, прижавшаяся к башне обслуживания.
– Поехали, – тихо сказал кто-то за спиной, и водитель повернул ключ зажигания.
От запаха бензина снова заболела голова. Он говорил об этих участившихся приступах мигрени доктору Вербе, но сейчас того не было рядом. К счастью, предстартовый медосмотр он прошёл, а на головную боль можно не обращать внимания.
Артур закрыл глаза, но спасительная пустота не приходила, вместо неё навалились воспоминания о том самом сне. Вспоминать о нём – это как будто смотреть телепередачу в своей голове, только в голове у Артура не получалось переключить канал.
Голоса за спиной смолкли. Видимо, его сосредоточенность передалась остальным пассажирам. Двигатель гудел, автобус покачивался на ходу, как колыбель. В колыбели нужно спать, и сон возник из глубины памяти, как пузырёк воздуха от подземного источника поднимается со дна озера на поверхность.
Там, во сне, тоже было озеро и рыбалка, но до них было ещё что-то. Артур вспомнил – то детское лето было богато на звездопады. Гораздо позже, уже в старших классах, Артур прочёл книгу по астрономии, где объяснялось всё про метеорные потоки – Леониды, Ориониды, Персеиды. Больше всего ему понравилось название Дракониды, потому что при взгляде на рой ярких метеоров можно было представить, что к Земле несётся стая маленьких огнедышащих драконов.
Много лет назад он выходил из дома, чтобы взглянуть на ливень ярких огней, рассекающих ночное небо. То воспоминание было очень живо во сне, и этот сон почти невозможно было отличить от реальности. Артур не помнил, сон ли это, или всё действительно происходило с ним в детстве. Яркая точка оторвалась от стаи себе подобных и начала падать под другим углом. Кажется, на долгие секунды зависла над головой, превратившись в безымянную звезду неизвестного Артуру созвездия, а потом рухнула вниз и потухла где-то в лесу за рекой. Кажется, земля под босыми ногами чуть дрогнула, как шкура лошади, если пощекотать её хворостиной.
Автобус дёрнулся, и Артур открыл глаза. Руки под перчатками начали чесаться. Если о головной боли он рассказывал доктору Вербе, то о зуде – никому. Никаких внешних изменений на руках Артур не замечал – ни пятен, ни точек, ни изменения плотности кожного покрова. Зуд начался за неделю до полёта, и приступы проходили за несколько минут. Вернусь на Землю, и потом разберёмся, думал Артур. У него хватало силы воли, чтобы не расчёсывать зудящие места.
Вот и сейчас зуд прошёл, пока Артур вышел из остановившегося автобуса. Снаружи было жарко и пыльно. Ракета и башня обслуживания отбрасывали длинную тёнь, а солнце только едва показалось над крышей монтажно-испытательного комплекса.
Оставалось пройти лишь несколько десятков шагов до лифта, который поднимет его на вершину ракеты, где под обтекателями скрыт космический корабль.
Возле автобуса стояли несколько человек.
– Готов? – спросил Артура человек в военной форме с большими золотыми звёздами на пыльных погонах. Он сегодня был за главного. Сам Главный неделю назад попал в больницу с острым аппендицитом.
– Всегда готов, – ответил Артур и через силу улыбнулся.
Маршал похлопал его по плечу.
– Не подведи, сынок, – сказал маршал, – на тебя смотрят все…
Он закашлялся, и Артур так и не узнал, кто именно на него смотрит.
– Служу советскому народу, – сказал Артур.
Заученная фраза вызвала улыбку на лице маршала, как звонок колокольчика вызывает повышенное слюноотделение у подопытной собаки. Солнце сверкнуло на золотом позументе, и среди этого сияния за плечами маршала появились новые улыбающиеся лица.
Маршал пожал руку, но из-за перчатки Артур ничего не почувствовал. Вслед ему ещё неслись слова ободрения, но он уже ждал, пока техник вручную откроет двери кабины лифта. Лица, которые он видел сотни раз, казались незнакомыми. Один из инженеров нёс большой белый шлем, похожий на детский надувной мяч, как будто для того, чтобы сыграть с Артуром в интересную подвижную игру. На шлеме были нарисованы большие красные буквы СССР, и Артур вспомнил, что Гагарину их рисовали наспех, прямо перед посадкой в ракету. Артур поднимался вверх с закрытыми глазами. Молится, сказал кто-то из техников у него за спиной. Пол под ногами дёрнулся, и Артур открыл глаза.
Жёлтая степь растекалась до самого горизонта. Кое-где по ней были рассыпаны кубики зданий полигона и жилого городка. Артур чуть нагнул голову, чтобы на неё надели шлем и соединили с остальным скафандром. Люк был уже открыт, и Артур забрался в тесное пространство корабля, где он проведёт ближайшие несколько часов. Техники подключили шланги и кабели телеметрии. Последний обернулся и показал Артуру большой палец. Люк закрылся, и в кабине остался неяркий верхний свет и свет от табло и ламп приборов.
В шлеме зашуршало, и голос произнёс:
– Проверка связи, как слышите меня, Сокол?
– Слышу отлично, – сказал Артур.
– Приступайте к проверке скафандра.
– Вас понял, приступаю к проверке скафандра.
Потом настал черёд проверки связи в КВ и УКВ диапазонах, проверки положения тумблеров на пульте управления, проверка атмосферных показателей в кабине, проверка систем автоматической и ручной ориентации, а потом контроль давления в системе тормозной двигательной установки. Всё было в норме, Артур заученно называл цифры, которые видел на шкалах приборов. Часовой готовности всё не было, вместо разговоров наземный пункт управления включил ему музыку. Артур знал, что в ожидании старта может пройти несколько часов. Карташов ждал старта с восьми утра почти до полудня и всё-таки взлетел.
Руки опять начали зудеть, и головная боль вернулась. Вместо популярных эстрадных песенок в наушниках заиграла классика. Видимо, кто-то из знакомых инженеров подсказал оператору на пульте связи, что Артур больше любит Чайковского и Моцарта, чем Магомаева и Кристалинскую.
Артур выключил освещение кабины, закрыл глаза и оказался в полной темноте. Можно было представить, что он снова оказался в сурдокамере, когда во время многодневных тренировок привыкал к изоляции от внешнего мира и однообразности обстановки. Такая же темнота, которая через несколько часов становится безграничной, заполняет не только внешний мир, но и проникает внутрь. Главное – не сопротивляться темноте, а раствориться в ней, найти в абсолютном мраке источник силы, потому что все мы явились из мрака и уйдём во мрак, и весь мир был создан из темноты, и из неё же родилась первая искра большого взрыва.