Читать онлайн Баба

Моей маме посвящается.

БАБА

Слышится крик у соседней полосыньки,

Баба туда – растрепалися косыньки, —

Надо ребенка качать!

Что же ты стала над ним в отупении?

Пой ему песню о вечном терпении,

Пой, терпеливая мать!..

Некрасов Н.А. из стихотворения

"В полном разгаре страда деревенская…"

– Лилька, вставай, – кричала мать из кухни, – Вставай, негодница!

– Ну, мам. Я ещё только чуточку…

– Вы посмотрите на неё, а кто брату снидать в поле понесёт?

– Надька пусть несёт или Любаша.

– Надя ещё мала, а Люба уже в школу ушла, у неё сегодня экзамен. Вставай, вставай, не будешь с парубками до полночи по улице носиться! В кого у нас эта девчонка растёт, никакого слада с ней нет, – ворчала мать на кухне, перебирая котелки.

Лилька нехотя слезла с кровати, оделась, подошла к рукомойнику брызнула на лицо воды, так и умылась.

– Ой, мамочка, у нас пироги? Что за праздник?

– Да, так без праздника, решила ещё вечером опару поставить, – ответила ей мать. – Помнишь перед пасхой в прошлом году, ты у меня просфору стащила, пока я с паляницами возилась и ходила потом к батюшке, прощенья просить.

– Помню, – буркнула Лилька, – а батюшка дома гуся жареного ел.

– Цыц, у меня, ещё кому не расскажи. Ешь, давай и отправляйся, отнесёшь Ванюшке пироги и молоко.

Лилька умолкла, и начала есть пирожок с картоплей, запивать его тёплым молоком. Наевшись, взяла корзинку с пирожками, надела фуфайку, натянула на голову старую шапку и вышла из хаты.

Была весна! По улице села Эсмань бежала худенькая, бойкая девчонка восьми лет от роду. Для весенней поры, она была тепло одета.

– Что, Лида, брату в поле обед понесла? – спросила её соседка.

– Да, тетя Глаша, понесла Ваньке обед.

– А где Люба? Тебя малую в лес отправили?

– В школе она, экзамены сдаёт, – ответила Лида и добавила, – некогда мне, побегу я.

– Ну, беги, беги…– тётка Глаша задумалась и долго смотрела в след убегающей девочки. – Как быстро у Кати с Демьяном выросли дети, а давно ли на свадьбе у них гуляли, мой Миша играл на гармошке, – она вздохнула и, вспомнив о своих делах, пошла дальше.

Лида, выйдя из залитого солнцем села, бежала вдоль поля, где-то там, на дальних полях, работал её старший брат Ваня. Он в этом году закончил девятый класс и пошёл помогать в колхоз.

Лилька присмотрелась, впереди, на меже, у самой кромки леса, что-то лежало. "Интересно! Потеряли что-то или положил кто, да забыл?", – подумала Лилька и решила посмотреть. Подойдя ближе, она увидела лису, которая спала на солнце. Казалось, лиса даже не заметила девочки, Лилька решила поймать лису.

Поставила корзинку с пирожками под куст, сняла фуфайку, чтобы рыжая не укусила и тихонько, пригнувшись, стала подбираться всё ближе и ближе. Быстро накинула лисью мордочку фуфайкой, Лилька навалилась на неё всем телом, мотузок (веревка, бечевка) у Лильки, на всякий случай, всегда был в кармане.

Замотанная в фуфайку и связанная плутовка лежала спокойно, только дрожала. Лиса была напугана, она потеряла всякую надежду на спасение.

"Странно! Лиса совсем не сопротивлялась", – думала Лилька, – Куда теперь тебя тащить, рыжая? До деревни далеко, дома мамка бранить будет. Ладно, я крепко тебя связала, пока здесь полежи, я за братом сбегаю.

Она подхватила корзинку с пирожками и побежала вдоль межи. Лида неслась сломя голову, не замечая ничего вокруг, не цветущих уже деревьев, не птиц, которые трезвонили на все голоса, ей даже казалось, что птицы её благодарили за то, что она поймала лису.

– Ты откуда, Лилька? Дома что-то случилось? – удивился брат. – Да ещё и раздета! Влетит тебе от мамки, на улице холодно, весна очень ранняя, хоть солнце и пригревает, но ветер сильный, продует.

– Ты, Ванька, опять со своими наставлениями, быть тебе учителем, – затараторила Лилька. – Вот, принесла тебе пирожки и молоко, а была я в фуфайке. – Лилька выдержала паузу, и хитро посмотрев на брата, добавила. – Я лису поймала и в фуфайку её замотала.

– Какую лису? Где она?

– Да там, на меже, отсюда совсем недалече.

– Насочиняла ты всё! В кого ты у нас такая, фантазерка?

– Я сочинила? – Лилька насупилась, – ну и ладно, принесу домой, увидишь. Потом тебе, братец, стыдно будет.

– Ну ладно, пойдем, показывай свою добычу, – согласился Иван.

Он отпросился у бригадира и они с сестрой пошли домой. Про лису, которую поймала сестра, говорить не стал, ещё мужики на смех поднимут, он самый молодой в бригаде. Сказал, что матка просила помочь дома, управиться с птицей, отец уехал в Глухов. Оставив мамины пирожки товарищам, они с Лидой весело пошагали домой.

– Вот это да! И, правда, лисица, – удивился Ваня, увидев на меже фуфайку, с торчащим из неё рыжим хвостом.

–Что я тебе говорила!

– Удивительно, как плутовка тебе далась?

– Сама не знаю, она была еле живая.

– Может больная, заразная, – брат нагнулся, чтобы поближе рассмотреть добычу.

Поначалу лиса пыталась выбраться из ловушки, грызла фуфайку, но верёвки достать не могла. Потом успокоилась, казалось, смирилась со своей участью.

Ваня нагнулся к лисе, она не оказывала никакого сопротивления, только тихонько скулила.

– Да ведь она тяжёлая, с "пузом", – прошептал Ваня и, обернувшись к сестре, добавил, – лисят ждёт твоя добыча. – Ваня проверил верёвки и поднял лисицу. – Тяжёлая, как понесём?

– Я помогу…

– Давай, помощница, помогай, коли поймала…

Вдвоём они понесли рыжую домой. Лида всеми силами старалась помогчь брату, но у неё плохо получалось, она лишь изредка придерживала лису, чтобы брат мог немного отдохнуть. Хорошо, что в селе, в это время, почти никого не было. Только редкие бабушки сидели у своих хат и грелись на солнышке. Они жадно и тяжело вдыхали весенний воздух, смешанный с запахом цветущих садов и прелой травы.

Проснувшись от зимы, природа щедро дарила свою силу и радость, всему живому на земле.

– Ваня, а что ты так рано с поля? – увидев в окно сына, спросила мать. – Тебе Лилька обед унесла, а ты сам домой пришёл.

– Я, мама, отпросился у бригадира. Наша Лилька лису поймала!

– Какую лису? – спросила Надя, которая недавно встала с постели и была на кухне вместе с матерью.

– Да, яку ещё лису? Зачем нам лиса? Кому мать адресовала вопрос, было не понятно. Она задумалась.

– Меня бабы на ферму звали помочь, идти пора, а тут лиса! Что делать-то с ней будем? Ума не приложу!

– Отец из города вернётся, решит, – деловито ответил, Иван.

Когда не было отца дома, он был за "старшего" в семье.

К слову сказать, в семье у них было три дочери и сын.

Лису посадили в старую, но прочную клетку. Лилька с Надей, сбегав на кухню, принесли воды и молока.

– Вы ей курицу лучше дайте, – засмеялся Ваня.

– Ага, курицу. Что отец скажет, когда приедет, – пробурчала Лилька. Она уже жалела, что поймала лису, куда теперь девать находку.

Мать ушла на ферму, она не отказывалась помочь бабам на ферме и в колхозном саду, хотя хлопот по дому и с детьми хватало.

Лилька и Надя крутились возле лисички. Иван занялся домашней работой. Вскоре пришла из школы Люба, сказала, что очередной экзамен сдала на пять, ещё осталось два. Поздно вечером мать вернулась с фермы, сели ужинать.

Поев, дети легли спать, а мать ждала отца.

Отец вернулся ночью, он работал в сельсовете, им с председателем часто приходилось ездить по району.

– Демьян, ты, снова пьяный? – спросила его мать.

– Цыц, Катерина, – буркнул отец. – Мы с председателем заезжали в гости к куму, ну и выпили чуток.

Всё это слышала Лилька. Девочки уговорили мать, и она разрешила им спать на печке.

Лилька решила, что спать не будет, а дождется отца, и расскажет ему о своей находке. Она слышала, что родители ссорятся на кухне и не решилась заговорить с отцом.

– Садись ужинать, я пироги испекла, – сказала мать, она не хотела слушать его оправданий. Муж всё чаще задерживался на работе и приходил домой пьяным. На ферме бабы судачили, да и ей не раз говорили, что у Демьяна есть любовница, что видели его с молоденькой секретаршей.

Катерина не верила сплетням, ведь она любила Демьяна, да и он тоже, дети родились. Как взрослым детям объяснить, что происходит с нами?

Демьян угрюмый и не довольный сел за стол. Он налил себе молока и стал молча есть.

Катерина сидела напротив, и смотрела на мужа, стараясь увидеть в его лице ответы на мучившие её вопросы, но не находила.

– Лида с Ваней сегодня лису из леса принесли.

– Какую лису?

– Обыкновенную, рыжую, – усмехнулась она.

– Что ты усмехаешься? Я понимаю, что лиса рыжая. Где они её взяли?

– Лида в лесу поймала.

– Завтра позвоню в район, там скажут, что с лисой делать.

– А с нами что делать? – вдруг спросила Катя.

– Что тебе делать Катя? Не знаешь чем заняться? Ты, нигде не работаешь, живешь в моём доме. Этот мой дом! Отец строил! Ему Тарас Шевченко помогал, я рассказывал или забыла?! Они с ним на каторге были, а потом он приезжал к нам в гости!

– Тише, Демьян, тише, дети спят. Я ничего не забыла… А на работу ты меня не пускаешь, сам говоришь, чтобы в доме всё было в порядке: дети досмотрены, и пироги на столе.

Катя медленно поднялась.

– Я, Демьян, всё помню. И о "Кобзаре" Тараса Григорьевича, подаренном твоему отцу и что Катенькой любимой меня называл, ты сам уже всё забыл.

– Пошли спать, поздно уже, – лишь сказал Демьян.

Отец отодвинул тарелку, и вышел из кухни, а мать, убрав со стола, тоже ушла в комнату.

Лида лежала, притаившись, она боялась даже пошевелиться, и привлечь внимание родителей. Девочка жалела, что не уснула раньше.

"Всё из-за этой лисы", – думала сквозь дрёму девочка.

Глаза её сами собой закрылись, и вот она уже бежит по цветущему лугу, потом, расправив руки, летит над не ведомой страной…

Ночью сменился ветер, погода резко изменилась, пришло тепло, оно разлилось по всем улочкам села и вылилось, как морской прилив, на поля и небольшие рощицы. Вместе с восходом солнца и новым днём на Украину пришло настоящее лето.

Утром, когда Лида проснулась, отца и Вани уже не было дома, они ушли на работу. Ничего не напомнило ей о ссоре родителей, её волновала лишь лиса и Лида побежала проверить свою находку…

– Да на месте твоя рыжая, увидев её, сказала мать. – Отец обещал в район позвонить и узнать, что с ней делать. Иди в хату, я вас накормлю, и отправляйтесь с сестрой пасти птицу.

– Опять с Надькой, лучше я одна.

– Сказано с Надей, что ей одной дома сидеть. Мне некогда будет с ней заниматься, я стирку затеяла.

Лида и Надя, в меру своих сил и возраста, помогали матери по хозяйству, ухаживали за множеством птицы, помимо гусей и уток, ещё куры и индюки.

Птицы в то время держали много, не только у них, но и в каждом дворе.

Рядом с их селом когда-то выкопали глубокие ямы, в них морили (выдерживали) в воде брёвна, прежде чем строить хату, эти ямы с водой называли – "копани", со временем морить лес перестали, а копани с водой остались, поверхность у края подёрнулась ряской, в них и плавали утки и гуси.

Вот и сейчас, позавтракав вчерашними пирогами, матушка всегда пекла много, как на "Маланьину свадьбу" Лида и Надя выгнали уток и гусей со двора и направили их к ближайшей от хаты копани.

Сёстры пасли птицу и вспоминали историю, которая приключилась прошлой осенью.

Мать готовила домашнее вино, а жмых от перебродивших ягод и фруктов, велела Лиде выбросить за сараем.

– Зачем добру пропадать,– по-своему решила Лида и высыпала весь жмых в птичий лоток. Птица, которая была в загоне, дружно набросилась на корм.

Через некоторое время мать, закончив дела в хате, вышла во двор посмотреть, чем заняты дети, увидела, что птица лежит на земле, без признаков жизни. Только индюки, очевидно не захотев Лидиного угощения, важно прогуливались, среди лежавших гусей, кур и уток.

– Ой, батюшки! Да, что же это делается, люди добрые, – запричитала она. – Что с птицей случилось, мор напал или лихой человек сглазил. Чтоб его глаза "повылазили"! Да кто же это сробив?

Немного успокоившись, мать решила ощипать пропавшую птицу.

– Возьмем хотя бы перо, – думала она.

Старшие дети Ваня и Люба вернулись из школы.

Ваня перетаскал всю птицу в сарай. Он решил дождаться отца и пусть отец решает, что с птицей делать. Но мать не послушала сына и стала ощипывать птицу. Люба помогала ей. В это время пришла и Лида, уроков у неё сегодня не было, учительница болела, и девчонка бегала с одноклассниками по улице.

Отец вернулся поздно и, узнав, что произошло днём, распорядился: "Павшую птицу, утром зароем в огороде. И чтобы все молчали о происшествии, мало ли что"!

Ночной холод и легкий осенний заморозок добрался до пьяной птицы, "похмелье" прошло, и очнувшиеся гуси, куры и утки подняли во дворе шум.

– Вот те на! Ха… Ха… Ха… – захлёбывался от хохота отец, он уже встал и вышел на улицу. – Ну, хозяюшка, кто птицу вчера напоил? – спросил он мать, выбежавшую из хаты.

– Это я велела Лиде жмых от ягод, выбросить подальше, а она что же девка наробила, – стала оправдываться жена, увидев во дворе ощипанную живую птицу.

– Ну, Екатерина Петровна, – отец в особых случаях называл свою жену по имени отчеству. – Я на работу, а ты эту "срамоту" ощипанную, сегодня на улицу не выпускай, а то люди засмеют, а вечером решим, что делать.

– Да что ж, Демьян, я не понимаю, куда её такую выгонишь? Я думала, что хоть перо взять, в хозяйстве пригодится. Ванька говорил тебя подождать, да не послушала я его. А всё Лида, твоя любимица.

– Вы у меня все хозяйственные, вот и Лида решила, зачем добру пропадать. Дело сделано, теперь что руками махать, а Лида пусть сегодня дома сидит, нечего ей с пацанами по селу без дела летать.

Вечером отец пришёл с работы, они решили часть птицы забить на мясо, а часть, из-за наступающих холодов, зимой держать в хате.

Как в селе узнали эту историю, осталось загадкой для всей семьи. Может случайно зашедшая соседка, а может Лида в школе рассказала друзьям, только сельчане долго, смеясь, поминали Кате и Демьяну о происшествии.

Через некоторое время у птицы, оставленной на зиму в хате, появился легкий пушок, как у маленьких птенцов, от этого она выглядела ещё смешнее.

Эту историю снова и снова вспоминали односельчане.

Теперь и девчонки, вспомнив её, заливались весёлым смехом.

Через неделю, после того как Ваня и Лида принесли из леса лисицу, она ощенилась и принесла пять красивых лисят. Дети даже просили отца оставить одного из них дома, уж очень они были забавные, но Демьян Васильевич не согласился.

"Ещё чего, лесного зверя дома держать? Это же не ёжик! Нельзя лисятам с людьми" – отрезал отец.

Через два дня отец увёз лисий выводок в соседний район, в лесничество. Ему выдали за лису и лисят небольшую премию, и он купил подарки: Лиде красные сапожки, Наде фарфоровую куколку, на ней было красивое платье, и выглядела кукла, как маленькая дама. Не забыл отец и о Ване и Любе. Демьян извлёк из сумки большой красивый платок с кистями, – Это тебе, дорогая, женушка, – сказал он и накинул платок на плечи.

– Вот Лилька, твоя добыча оказалась богатой, всем подарки купил, и ещё денег немного осталось, – говорил отец, сидя важно за столом. – Дети у нас с тобой, Екатерина Петровна, замечательные. Ваня, будущий математик не меньше. Любаша учится на одни пятёрки. Не заметишь, как и Лильку с Надей замуж будем выдавать.

Младшие дочери от слов отца и полученных подарков развеселились и залились веселым смехом, радость заполнила собой все углы их большой хаты.

– Тятя, не говори, загодя, – возмутилась Люба, – завтра ещё один экзамен, последний. Тут она не сдержалась, заразительный смех сестёр, заставил и девушку засмеяться.

– Да, всё будет хорошо, доча. Я в вас всех верю, вы моя семья, моя опора.

От этих слов Лиде стало так хорошо и тепло на душе, радостно и весело. Она уже не вспоминала ночной разговор родителей на кухне.

Девочке казалось, что все дорогие, родные люди рядом, так будет всегда и никакая сила не сможет их разлучить.

Наступивший день не предвещал ничего плохого, всё было как обычно.

Люба утром ушла сдавать последний экзамен, Ваня и отец на работу.

Лильку мать отправила в соседний хутор Студёное к своей сестре, Надя караулила у копани гусей и уток. Она не расставалась со своей красивой фарфоровой куклой, вот и сейчас, девочка сидела на берегу и разглядывала красивое, кружевное платьице.

Родители не разрешали детям купаться в копанях, вода была очень холодная, ещё не успела прогреться под летним солнцем. Надя решила искупать свою любимую куклу.

– Сейчас я тебе платьице сниму, не бойся, никто нас не увидит, только любопытные гуси, а уткам и дела нет, вон как они быстро плавают. – Надя ловко сняла с куклы платье и опустила её в воду, неожиданно кукла выскользнула из рук девочки и пошла ко дну.

– Моя кукла! – закричала Надя. – Помогите! Моя кукла! Утонула…

Надя сидела и плакала, но её никто не слышал, гуси уже давно потеряли к ней интерес и теперь важно плавали, занимаясь своими делами. Они ныряли в водоем и что-то доставали и совсем не обращали на девочку внимания.

– Ты что ревешь? – вдруг кто-то спросил девочку, ей показалось, что это гуси смеются над её горем. Она подняла заплаканные глаза и увидела Любу.

– Любаша… Ты откуда здесь? – удивлённо спросила Надя, все ещё всхлипывая..

– Из школы. Сегодня последний экзамен сдала, на пять! Директор школы сказал, что на торжественной линейке, мне вручат грамоту и подарок, не смогла скрыть радость девушка. – Отец прав оказался! Через неделю у меня выпускной!

– Тебе радость, а у меня горе, – всхлипнув, сказала Надя.

– Что-то случилось с утками?

– Да ну их, этих уток, – отмахнулась Надя, – вон плавают, все тут, да ещё и гуси гогочут…

– Да в чём дело, говори ты толком, – не выдержала Люба.

– Мой подарок! Моя кукла любимая, в копани утонула, я её только искупать хотела. – Надя опять заревела. – Вот только платьице и осталось…

– Эта беда, не беда! – засмеялась Люба. Она быстро сняла с себя легкое, почти как у куклы воздушное платье и нырнула в воду.

– Глубокая! – сказала Люба, выныривая из копани. – Достану я твою куклу, не реви.

Люба набрала больше воздуха и снова нырнула. Наде казалось, что время остановилось и даже испуганные утки и гуси притихли.

– Вот твоя кукла, – сказала Люба, выныривая из копани, – еле её нашла на дне, – и протянула куклу радостной сестре.

Уже через пять минут сёстры весело шагали домой, они всю дорогу вспоминали эту историю и звонко смеялись.

– Любаша, вы с Надей? И птицу пригнали, а я сама уже собралась идти? – спросила мать, выйдя из хаты. – Как сдала экзамен, доча?

– Мамочка, экзамен сдала на пятёрку! Директор грамоту и подарок обещал! Помнишь и тятя про это говорил.

– А почему у тебя волосы мокрые?

– Купалась. На экзамене ух как жарко было!

– Купалась, доню? Да как же, Любаша? Ещё вода холодная, двух недель тепла не було, а ты купаться. – Всё говорила и говорила, не умолкая, встревоженная мать.

Все зашли в хату. Время было обедать, мать уже накрыла на стол. Люба что-то взяла со стола и стала есть.

– Люба, обедать сейчас будем. Скоро отец с Ваней придут, Ваня сегодня на ближних полях, – сказала мать.

– Я проголодалась, мамочка, и устала, – ответила Люба.

К обеду вся семья собралась, и даже Лида вернулась из Студёного.

– Тётка Параша, просила всем кланяться, – тараторила, Лилька, – Вот ещё гостинцы отправила и мёд!

– Мёд это хорошо, а травку, свечи? Зачем я тебя отправляла?

– Всё принесла, всё! Вот в газету завернуто!

После обеда Надя рассказала Лиде историю про куклу и как Любаша доставала куклу из копани.

– Только родителям не сказывай, – сказала Надя, – а то попадёт. Мама шибко расстроилась, когда увидела Любу с мокрыми волосами.

Солнце уже коснулось горизонта, окрасив небо зловещим красным цветом, словно где-то за небесной чертой полыхал пожар.

К вечеру у Любаши разболелась голова, она сначала молчала и ходила по дому, стараясь успокоить боль.

– Что ты, доню?

– Голова болит, – ответила Люба.

– Это все твои купания в холодной воде. Там, поди, в копани, и ключи совсем холодные есть, – ворчала мать. – Ложись в постель, я молока с мёдом согрею, благодаря пчёлкам быстро на ноги поднимешься.

Люба выпила теплое молоко с медом, но голова болела всё сильнее и сильнее, словно океанские волны пытались вылиться из головы наружу и этот шторм всё бушевал и бушевал, боль стала нестерпимой, она не стихала, ни на минуту.

Вернувшийся с работы отец, отправил Ивана за доктором. Врач долго сидела у кровати Любы, поставила ей укол, спустя некоторое время второй, но боль не стихала.

– Демьян Васильевич, нужно срочно из Глухова вызывать врача, – сказала она.

– Простудилась она, – сказала мать, – удумала в копани купаться.

– На простуду не похоже, – ответила врач. – Вот номер телефона идите в сельсовет и звоните срочно в Глухов, а я с Любой останусь.

Отец ушёл, через некоторое время врач снова поставила Любе укол, девушка только тихонько стонала.

– Глухов! Алло, это Глухов, больница! – кричал в трубку отец. – Мне нужен врач-невролог, как уже дома?! Дайте домашний номер! Как не даёте? – отец на секунду замолчал. – У меня дочь умирает!

В трубке всё стихло, отцу казалось, что время растянулось, как резина, и остановилось.

– Вы откуда звоните? – спросил в трубке уже другой голос.

– Из Эсмани, из сельсовета, – почему-то добавил отец. В трубке что-то всхлипнуло и замолчало:

– Что у вас произошло?

– Говорю же вам, у дочери сильные головные боли.

– Вы ничего не говорили. Своего врача вызывали? – почему-то спросили на том конце провода.

– Конечно, наш доктор и сказала звонить в Глухов, а сама с дочкой осталась, уколы не помогают.

– Как не помогают?

– Да, не знаю я, – отец замолчал. – Сделайте уже что-нибудь…

– Хорошо-хорошо, мы сейчас к вам выедем, – в трубке раздались звонкие гудки, как удаляющийся поезд, звучали они в голове отца.

Демьян положил трубку, вышел из сельсовета, закрыл дверь на замок. Силы словно покинули его, своей Любаше он не мог больше ничем помочь, а смотреть, как она страдает, не было сил. Впереди ждала беспокойная и полная ожиданий бессонная ночь. Ближе к рассвету из Глухова приехали врачи, они поговорили с местным врачом, потом попытались поговорить с Любой, но она плохо понимала, что происходит.

– Я ей морфин поставила, – стала объяснять им врач, – надеялась, что уснёт.

– Сейчас мы тебя посмотрим, девочка,– сказал седой мужчина, – Смотри на молоточек. Голову можешь повернуть или приподнять? Посмотри вправо, тебе плохо? Видишь молоток? – он долго осматривал Любу. – Устала? Хорошо, отдохни.

Все ждали, что скажет доктор. Врач, медленно поднялся и отошёл от постели больной, он достал сигареты, но подержав пачку в руках, сунул её обратно.

– К сожалению, вы правы, голубушка, – обратился он к местному врачу, – всё указывает на острый менингит. В город её везти нельзя, думаю, и не имеет смысла, девочку лишний раз мучить.

– Как нет смысла, – заволновался отец. – Надо из Сумм вызвать врачей!

– Тише, ей сейчас любой звук доставляет боль. Вы курите? – неожиданно спросил врач. – Пойдёмте во двор, я вам всё объясню.

Они вышли из комнаты, за ними вышли, все приехавшие из Глухова врачи и местный врач тоже поспешила на воздух.

Около Любы остались мать, Лилька и Надя.

– Это ты виновата, Надька,– сказала Лилька, – ты, растяпа, утопила свою куклу.

– Тише вы окаянные, – прикрикнула мать. – Какую куклу?

Девочки замолчали.

Наконец Надя со слезами и всхлипыванием, стала рассказывать, как всё было. Как она сидела у копани и решила искупать куклу, а гуси загоготали, она отвлеклась и обронила её в воду. Люба шла из школы, увидела сестру в слезах и решила достать из копани куклу, полезла в воду.

– Люба никому не велела сказывать, – всхлипывала Надя, – я только Лильке рассказала, по секрету, а она, она.... Я не виновата и кукла эта мне больше не нужна.

– Никто не виноват, так уж Господу угодно. Любаша у нас добрая, всех любит и всегда спешит на помощь, – вздохнув, сказала мать.

Она украдкой посмотрела на старшую дочь, ей показалось, что Люба уснула.

В это время на крыльце стоял отец и врачи, мужики нервно курили, женщины в ожидании стояли рядом.

На крыльцо вышел Ваня и услышал разговор:

– Врачи из Сумм, вашей дочери уже не помогут. У неё, судя по симптомам, острый менингит. Эта болезнь, очень быстро развивается, и остановить её современная медицина не может. Всё что возможно в наших силах, это облегчить боль.

– Это что за медицина, если не может спасти мою дочь? – отец скомкал в руках не затушенную сигарету и даже не почувствовал боли.

– Мы не всесильны, голубчик.

– Какой я вам "голубчик"?!

– Извините, папаша, вредная привычка, ещё с гражданской войны осталась. Вам лучше успокоится, ваше состояние чувствует и дочь, попытайтесь не показывать ей своего горя.

Мать с девочками вышла из хаты.

– Какого горя? – спросила она.

– Вот, Екатерина Петровна, врач говорит, что Любашу нам не спасти.

– Это как? – слова застряли в горле матери…

Девчонки заревели в голос, по щекам Вани тоже потекли слёзы, а мать застонав, рухнула на деревянную скамейку. Врачи подбежали к ней и дали что-то понюхать.

– Кто-нибудь, принесите ей воды!

Доктора из Глухова уехали, местный врач, как показалось Лильке, обращаясь в пустоту, сказала:

– Каждые три часа я буду приходить ставить уколы, теперь только ждать, уже всё не в наших силах.

Село гудело, как пчелиный улей, люди обсуждали и пересказывали случившееся в доме Демьяна Васильевича и Екатерины Петровны. Многие приходили к ним и предлагали помощь, но чем они могли помочь?

День незаметно скатился к вечеру. И даже птица молчала, хотя просидела весь день во дворе. За беспокойным днём наступила вторая бессонная ночь, потом ещё один такой же бесконечно тянущийся день, но и он не принёс облегчения Любаше. К вечеру Любы не стало…

Лида не понимала, как такое могло случиться, почему не стало их доброй старшей сестры! Именно Любаша придумала называть её Лилькой: "Ты у нас красивая, как лилия, – говорила Люба сестре. – Вот только бегаешь с пацанами! Смотри, вырастет из тебя не "красна девица", а Лилька-разбойник!" И Любаша весело смеялась, сейчас, вспоминая эти слова, Лилька горько плакала.

На похороны собрались друзья и родственники, ближние и дальние, из ближних деревень и даже из Киева и Харькова. Народу было столько, что большая хата не могла всех вместить, поэтому часть гостей разместили у соседей.

Приехал и батюшка, но его отец в хату не пустил.

– В моей хате попов не будет, ишь, чего удумала Екатерина Петровна!

– Демьян, как же так? Ведь отпеть надобно…

– Я сказал нет, чем бог помог моей доченьке? И чем теперь поможет? Дочка наша – комсомолка!

– Так ведь крещёная она, – возразила мать.

– Что было, то было, забудь! Сама, как хочешь, а детей в свою церковь не води!

Из Студёного приехала сестра Екатерины, Прасковья с мужем, а с ними "вредная старуха". Маленькая, казалось совсем высохшая старушка с тёмным морщинистым лицом и тёмными, узловатыми руками, на ней была одета чёрная шаль, отчего она казалась ещё страшнее.

"Всё эта бабка ходит, всем указывает, – думала Лида. – Даже с отцом поругалась, он не разрешил свечи в хате зажечь. Ну и противная, опять что-то бормочет себе под нос".

Лида выскочила из комнаты, где стояла домовина, она нашла во дворе Надю и они пошли подальше от этого страшного места.

Наде старуха тоже не понравилась, она её сильно боялась.

Любу хоронили всем селом, из Глухова приехал духовой оркестр. Когда домовину опускали в землю, плачь людей, разговоры и музыка слились в одну непонятную аморфную массу, все вокруг затопило нестерпимым горем, наступили жуткие минуты пустоты и беспомощности.

Бабушка из Студёного и на погосте не промолчала, её слова врезались в память Лильки на всю жизнь.

– Люди, что вы ревёте? – вдруг спросила она, бросив горсть земли в могилу. – Да Любаша, ушла от нас, но она, быть может, самая счастливая! Любонька не узнает горя, которое предстоит всем узнать! По себе рыдайте, а Любу сам Господь в свои чертоги принял и сбережёт, нечего её оплакивать!

Бабушка всё говорила и говорила, не унималась. К ней подошёл муж тети Параши и отвёл её в сторону:

– Успокойся, мама, народ смотрит! – чтобы её успокоить, вдруг добавил, – это тебе не с пчёлами воевать.

– Что пчёлки? Они, твари божьи, везде летают, всё про всех знают, и мне рассказывают, – ответила она, и голос её стал глухим и тихим.

– Мама, ты сильно разволновалась, пойдём обратно в хату.

– Да, сынок, – бабушка вдруг согласилась. – В храм надо зайти. Люди, люди, мне не верят, но скоро сами всё узнают и месяц ещё не успеет закончиться, вспомните мои слова!

Вся округа была залита солнцем, на небе ни одной тучки! Только чернее тучи были лица людей. Народ стоял вокруг могилы и, как и Лида не понимали, как могло случиться, что молодая, цветущая, красивая девушка так рано закончила жизнь.

После смерти Любы, казалось, и счастье покинуло их хату.

Отец всё время ездил по району. Ваня работал на дальних полях и дома бывал крайне редко. Надя зарыла свою куклу где-то в огороде.

Всё переменилось, и уже даже мама перестала называть свою среднюю неугомонную дочь Лилькой, то Лидой, то Лидушкой, то Лидонькой, то просто доченькой, но не Лилькой.

Перед самым днём рождения Лиды, отец с утра уехал в Глухов, вернулся, как обычно, поздно ночью. Родители о чём-то долго разговаривали на кухне. Лида, снова лежала на печке и слушала их разговор.

Её день рождения уже наступил. Ей очень хотелось выглянуть из-за занавески и спросить, какой подарок отец ей привёз, но она боялась. Лида не могла разобрать, о чём говорят взрослые, но понимала, что разговор их серьезный.

Завтра, точнее уже сегодня, Лиде исполнится девять лет, это произойдет 22 июня 1941 года.

Начнётся война, фашисты будут бомбить Украину, но об этом ещё она не знала, они мирно спали с сестрой на печи.

Какой подарок, в канун войны, привёз отец на день рождения, Лида не помнила.

Много лет спустя, она пыталась это вспомнить, но в память врезались лишь воспоминания о начале войны.

Отца на третий день забрали на фронт. Ваня тоже просился с ним, но был ещё слишком мал.

– Сейчас ты хозяин в доме, – сказал ему отец, – мы с фашистами сами управимся.

Очень скоро, по улицам села пошли незнакомые люди. Лиде казалось этот людской поток, никогда не закончится, он затянет и их семью и понесёт вместе со всеми дальше на восток. Люди всё шли и шли, даже наступившая ночь не могла остановить этот бурлящий поток человеческого горя.

– Нам идти некуда, – сказала мать детям. – Куды я с малыми?

– Я не маленький? – возразил Ваня.

– Да, Ванюша, ты уж слишком быстро повзрослел, – сказала мать. – Все вы, мои детоньки, стали взрослыми и детства не побачили, – она вздохнула, и добавила. – Как оставить хату, хозяйство? Я так думаю, детоньки, что не пустят наши мужики фашиста энтого до нас, да и отец скоро вернётся.

Этому долго не суждено было случиться.

Уже осенью в село вошли чужие солдаты, которые сначала забрали всю птицу и поросят, а спустя месяц увели и корову.

– Вот и хозяйство наше закончилось, – причитала мать, – уходить надо было, что же я глупая баба наробила.

Вскоре после этого в их хате поселился важный офицер, семье осталась только кухня, мать с детьми теперь спали на печи.

Хата у них была знаменитая, ещё прадед Лиды строил её из морёного дуба вместе с Тарасом Шевченко, который приезжал к нему в гости, а встретились и познакомились они с ним, когда-то на каторге.

Русская печь, как добротная баба, была огромной, её тепла хватало всей хате. На печи легко могли спать пять человек, а в подпечек дров входило на целую неделю.

В этом подпечке жила "Катя-дурочка", которую мать приютила у себя по доброте душевной, а куда её босую и почти нагую денешь.

– Лидка, ты в хате?! – вдруг кто-то постучал в окно.

– Та в хате, сейчас выйду. – Лида стала одеваться.

– Ты куды собираешься? – спросила мать, которая с начала войны не разрешала сёстрам отлучаться далеко из хаты.

– Да, там это… Валька ко мне пришёл, одноклассник мой.

– Какой ещё Валька?

– Так деда Миколы внук, ну рыжий такой…

– Пойдём побачим, что за Валька такой. – Они с дочерью вышли из хаты, парубок стоял у крыльца, ждал Лиду, – тебе для чего Лида понадобилась?

– Тёть Катя здравствуйте, я за Лидой прибежав.

– Зачем тебе моя доню нужна? – допытывалась мать.

– Разве не слыхали, нашу учительницу забрали немцы, сегодня её повесят на площади у Совета? – парнишка шмыгнул носом. – Ну, я побёг.

– Как же это? – охнула мать и тяжело опустилась на ступеньку крыльца. – Ох, детоньки мои, да разве это можно робить и для ваших ли глаз это? Не пущу! – прижала она Лиду к себе, а паренёк, не дождавшись, уже бежал по улице.

Вскоре после того, как Валька убежал, в их хату вломился полицай, не из их деревенских, он приказал всем через час быть на площади. Делать было нечего, мать собрала детей, и они пошли, по дороге к ним присоединился Ваня, который был у своих одноклассников.

На площади было установлено странное сооружение, люди останавливались в нерешительности, одноклассники Лиды, стояли отдельно, среди них был и Валька. Дети жались друг к другу, страх и непонимание переполняли детские сердца.

Вот вывели их учительницу с завязанными руками, она была избита, одежда разорвана, лицо и тело в кровоподтеках. Дети притихли, и стали ещё сильнее прижиматься друг к другу, словно стая голодных, напуганных воробьёв, которые вдруг разучились летать.

Учительницу завели на это странное, страшное сооружение. Она, окинув односельчан взглядом, увидела своих учеников.

– Дети, я вас учила добру, – вдруг сказала учительница, – любите и берегите нашу Родину!

Полицай, который стоял рядом, ударил учительницу по лицу и что-то зашипел, потом накинул на шею женщины верёвку…

Испуганные дети заплакали. Что было потом, Лида не помнила, через некоторое время к ней подошла мать и увела её домой.

В декабре 1941 года жители Эсмани, услышали совсем рядом с селом звуки боя, а потом в их село вошли партизаны. Где была Лида, девочка не запомнила, но когда она вернулась домой, увидела усатого дядьку, в расстегнутом тулупе, он сидел за столом. Лиде показалось, что закончилась война, и батя вернулся домой.

– Это кто? – спросила она тихонько у брата.

– Да это же сам Ковпак! Самый главный командир у партизан, – ответил ей брат. – Я с ними дальше пойду, не останусь больше дома!

– Это кто за печкой шумит? – вдруг спросил Ковпак. – А ну идите сюда!

Ваня с Лидой вошли в комнату. Лиде показалось, что главный командир партизан Ковпак, такой огромный, он словно занял всю их комнату, девочка спряталась за брата.

– Подойди поближе, я тебя рассмотрю, – сказал Ковпак.

– Зачем на меня смотреть? – испугалась Лида и даже хотела заплакать.

– Что вы там, в кухне с братом не поделили?

– Ванька с вами собрался, а мы как же? – сказала Лида, забыв про слёзы. – Нашу учительницу фашисты повесили, так мы целую неделю, на улицу боялись выйти, а Ваня у нас смелый он ничего не боится.

– Да, брат у тебя молодец.

– Вот и детки мои собрались воевать, – сказала мать, зайдя в комнату. Она, пока Лида разговаривала с Ковпаком, хлопотала на кухне.

– Да, наши дети с нами в партизанском отряде, воюют на равнее со взрослыми, а ты, Ваня, сейчас здесь в Эсмани нужнее, – он на секунду задумался. – Будь моя воля я бы всех детей, которые сейчас бьют фашистов, к наградам представил. И я обязательно это сделаю! Это будет особая награда, вот только закончим начатое дело, прогоним фашистов с нашей земли, и ни один юный герой не будет забыт! Пусть не велики они возрастом и ростом, но великое дело делают! А пока вот, – и Ковпак протянул Лиде плитку шоколада.

– Смотри не загордись героиня, – сказал брат.

– Да уж постараюсь, а ты Ваня дома останешься! Слышал, что дядя Ковпак сказал, что ты здесь нужнее!

Очень скоро партизанский отряд ушёл дальше и в их село снова вернулись фашисты и полицаи. Даже в хате Лиды снова поселился прежний офицер. Вот только отношение к жителям сильно изменилось. С этого времени жизнь у селян закрутилась, словно в кровавом колесе.

Откуда-то в селе снова появилась "Катя-дурочка", она опять поселилась в Лидиной хате под печкой.

Лиде казалось, что тот усатый дядька в расстегнутом тулупе в их избе и плитка шоколада, которую она честно поделила между всеми, просто сон.

В конце января жену парторга колхоза, избитую до полусмерти, обезумевшую от пыток водили по улицам, час назад полицай на её глазах посадил её маленького сына, которому не было и года, на кол плетня. Женщина упала, перед хатой Лиды. Второй сын долго лежал на застывающем теле матери, рядом стоял полицай, кутаясь в тулуп, он ждал, когда ребенок замёрзнет, Он не разрешал женщинам забрать ребёнка.

– Хотите вместе с ней лежать! – орал он. – Всех коммунистов и их "отродье" истребим! Всех кто партизанам помогал и помогает тоже!

– Сам ты "отродье", как земля такого изверга носит, – сказал кто-то из женщин.

– Да я сейчас вас всех к стенке! – заорал полицай, и испуганные женщины побрели по своим хатам.

Лида всё это видела из окна кухни, она запомнила это на всю жизнь.

Кровавая карусель всё крутилась и крутилась.

Наступившая весна не радовала жителей села, бабушки уже не сидели, как прежде бывало, на лавочках перед хатами, да и как может радовать солнце, если на сердце тучи и страх сковывает холодом всё тело.

– Лида, – позвала её мать.

– Да, мама…

– Надо тебе в лес сходить за хворостом.

– Так Ваня намедни принёс.

– Надо ещё принести.

"Странно", – подумала Лида, мать уже отпускала её из хаты, да и где удержишь такую егозу, но чтобы вот так в лес за хворостом, одну!

– Ты дядьку Копу помнишь, он с отцом в сельсовете робил?

– Ага…

– Что "ага", если в лесу его побачишь, так узнаешь чи нет?

– Да як же, обязательно узнаю, что нужно – то, мам?

– Вот пойдешь на поле, где лису поймала, там встретишь дядю Копу и передай эту записку. Всё поняла, доню?

– Ага…

– Опять "ага", – мать задумалась, – нет уж лучше я сама.

– Что ты, мама! Я дядю Копу помню, они с отцом у нас в хате часто бывали. И место, где лису поймала, хорошо помню, да и к Ване сколько раз в поле ходила.

– Тогда войны не було. Ну ладно, – согласилась мать, она протянула записку Лиде. – Только спрячь хорошо, да не потеряй.

– А хворост, нужен?

– Конечно, нужен, зачем же ты в лес пошла? Пану офицеру скажешь, что надо баню топить.

– Кому что сказать я поняла.

Потом поручения матери Лида стала выполнять часто.

В лесу всегда что-то надо было то зелень, то дикоросы, то орехи, которые раньше в лесу никто не собирал, а теперь всё шло в пищу.

Однажды, вернувшись из леса, Лида услышала разговор Вани с денщиком офицера, который жил в их хате.

– Зачем мне нужна эта война? – говорил немец Ване. – У меня в Германии своя ферма, дома остались жена и дети. Как же сейчас они там.

– Вы откуда русский знаете?

– У нас на ферме работали интернационалисты, они меня и научили. Я тебя тоже научу "Интернационал" на немецком петь.

Благодаря этому старому солдату Ваню не угнали в Германию. А ещё иногда он приносил семье Лиды еду. "Помои русским свиньям", – обычно говорил он полицаям, если кто из них его видел с ведром. На дне ведра в мешке лежал то хлеб, то крупа, а то и банка тушёнки.

Продуктами мать делилась с семьёй Вальки и деда Миколы.

Родители и старший брат Вальки были на фронте. Перед самой оккупацией у них остановилась дальняя родственница, она бежала от самой границы вместе с четырьмя детьми, да одному из детей в дороге стало плохо, вот и настигли их фашисты в Эсмани.

Совсем плохо и голодно было им, что могли из вещей, обменяли на продукты, даже лишней пары тёплых носок не осталось. Припасы деда Миколы, с такой оравой, быстро подъели.

Ещё зимой Лида стала носить Вальке еду, сначала тайно от матери и брата. Да где такое утаишь, если в хате каждая крошка на счету. Мать конечно это заметила, но не стала Лиду бранить. Она сама начала посылать семье деда продукты: то варёную картоплю, то кашу, а то и хлеба из того самого ведра. Дед Микола отказывался и даже бранил Лиду и Вальку, да как же тогда прокормить голодных детей.

Не все фашисты были такие как этот солдат, что жил с офицером в хате Лиды. Были среди фашистов настоящие "звери", эти легко могли избить и даже убить человека на улице и особенно лютовали, после нападения партизан. Не так посмотрел – расстрел, просто идешь по улице с подозрительным предметом – выстрел.

Маленькой Лиде казалось тогда, что хуже этих фашистов были только полицаи, они как черви вылезли наружу с начала войны. Из западных областей Украины вместе с фашистами в село пришли бандеровцы и бывшие бандиты, которым Советская власть была костью в горле. Эта "новая власть" с повязками на рукаве, рыскала по хатам и забирала всё, они издевались над жителями села и запросто могли сжечь хату со всеми домочадцами.

Лето 1942 года на Украине было жарким не от того, что палило солнце, а от того что земля горела под ногами мирных жителей, но она горела и под ногами фашистов.

Всё чаще жители в селе обсуждали новости, что где-то партизаны подорвали железнодорожные пути или устроили засаду на дороге, фашисты и полицаи боялись по одному ходить в лес.

В их село уже несколько раз приезжал важный офицер из Глухова в чёрной страшной форме и полицаи особенно старались выслужиться перед ним.

Останавливался он всегда в хате Лиды, и подолгу общался с жившим у них офицером.

Мать с детьми в это время выгоняли из хаты, и они жили в бане, в которую лишь иногда заходил старый немец.

Прошел год, как в село пришли фашисты. Долгий год оккупации, горя, лишений.

На улице было холодно, зима пришла злая, ветреная, словно хотела выдуть из жителей тепло, накопленное за лето, а вместе с ним остатки жизни. Лида, одетая в старую фуфайку, закутанная в ветхую шаль шла из леса. Она собрала немного хвороста.

– Стой, ты откуда? – остановил её полицай и схватил за плечо.

– Из леса дяденька, – испугалась девочка.

– Что ты там робила?

– За хворостом ходила. Дяденька, мне домой надо, мамка ждёт, – жалобно стала просить Лида.

– За яким таким хворостом? А брат твой где? – полицай не отпускал девочку – У вас в хате господин офицер живёт, а у вас дров нет?

– На растопку и для бани, – заплакала Лида, – Ваня с утра ушёл с дяденькой немцем.

– Да ты к партизанам ходила! – начал трясти Лиду полицай.

– Нет, дяденька, нет, мамка за хворостом отправила.

Полицай не унимался, он сильнее схватил Лиду за руку, и потащил её за собой. Вязанка хвороста упала и рассыпалась,

В комендатуре в это время снова был офицер из Глухова. Услышав шум на улице, он вышел на крыльцо, Лида подумала, что он прикажет отпустить её, и она побежит домой.

– Что происходит? – окликнул он полицая, – Кого ты привёл?

– Вот партизанку поймал, – ответил полицай. – Она в лес ходила.

– Партизана! – офицер засмеялся, и Лиде казалось, что он лопнет от смеха. – Да твоему партизану годов десять!

Офицер не лопнул, а, продолжая играть тростью, зло посмотрел на полицая и девочку, закутанную в какие-то лохмотья, резко развернулся и ушёл назад в комендатуру.

Полицай, как змея, зашипел на Лиду.

– Я всё равно получу за тебя вознаграждение и докажу офицеру, что ты с партизанами связана!

Лида не понимала, какое вознаграждение хотел получить полицай, да и что могла понимать испуганная девочка. Она решила, что нужно молчать, полицаю надоест, и он её отпустит. Лида дрожала от холода и страха.

– Что холодно? Раздевайся! – заорал полицай.

– Что же он делает? – услышала Лида. Никого не было рядом, редкие прохожие плотнее кутаясь в свою немудреную одежду, быстро пробегали мимо страшного места, словно не замечали, что происходит во дворе комендатуры. Да и чем они могли помочь девочке, оказавшейся в руках отморозка.

Полицай сам начал стаскивать с испуганной девочки одежду. Лида ревела, а полицай уже буквально сдирал с неё платье.

На крыльце топтались другие полицаи, они наблюдали за происходящим и весело смеялись.

Раздев испуганную девочку, оставил на ней только тонкую ночную рубаху, он вытолкал испуганного ребенка на улицу и куда-то погнал её.

"Мама, мамочка", – прошептала Лида, и как сноп повалилась на обочину дороги. Полицай попытался поднять девочку, а потом начал пинать её.

Лида уже не чувствовала боли, она была далеко от разъяренного полицая, от комендатуры, от этой, когда-то родной улицы. Дивный цветущий яблоневый сад окружал девочку, вокруг пели яркие птицы.

– Вставай, что лежишь?! – Полицай ещё сильнее, начал пинать замерзающую девочку. Мимо проехала чёрная машина, и он сразу потерял к девочке интерес, – Подохнешь сама! – он зло плюнул, закутавшись плотнее в тулуп, быстро пошёл в комендатуру.

" Офицер из Глухова уехал и мужики, – думал полицай, – уже достали бутыль с самогоном, выпьют и ему не оставят".

Лида очнулась в полумраке, она подумала: "Я, наверное, умерла, как Любаша! Но почему нет яркого света, про который все говорили?"

Лида ещё немного полежала и решила, что это просто страшный сон, девочка обрадовалась, что полицай ей приснился, сейчас она откроет глаза и побежит помогать маме.

Лида медленно открыла глаза, пошевелила рукой и даже ущипнула себя. "Больно, значит, я не сплю, но почему ноги совсем не чувствую?"

– Мама, мама, Лида очнулась!

– Ой! Слава тебе, Господи! Что же они, с тобой сробили, девонька моя, – стала причитать мать.

– Мама, где я? – спросила Лида.

– У ридной хате, мы с Ваней тебя с улицы принесли, он топчан сделал. На печку тебя не положить, упадешь ещё.

– Топчан сделал? Это сколько же я сплю?

– Лидонька моя, доню ридная. Уже третий день с того дни, как мы тебя нашли и принесли в хату.

– Значит полицай не сон, – Лида заплакала.

– Який же сон? Ридная моя, – мать с сестрой, тоже заплакали. – Мы тебя и живой не чаяли видеть.

– Мамочка, я им ничего про записки не сказала, – стала шептать Лида. – Можно я ещё немного полежу, и тогда встану? Вот тильки ноги меня не слухают совсем, наверное, отлежала.

– Отдохни доню, отдохни.

– А братик где? – спросила Лида.

– Ваня в Студёное пошёл к бабушке Пане. Да ты её помнишь, на похоронах у Любы была.

– Зачем, я же не умерла? У меня и не болит ничего, тильки ноги не чувствую…

– Як зачем? Она же знахарка, она всю округу лечит, все её знают. Может бабушка Паня, поможет, мне тебя ридная на ноги поставить. Вот тильки как она к нам доберётся, стара она совсем стала? Ничего Господь не оставит нас сирых.

После обеда из Студеного приехали Ваня и бабушка Паня.

Привёз их на лошади хуторской мужик, он даже в хату не зашёл, сразу поехал обратно, чтобы засветло, вернуться домой.

Бабушка долго щупала и ворочала Лиду, своими костлявыми, но сильными руками. Она что-то ворчала себе под нос.

– Вот что, Кать, у вас навоз есть?

– Навоз? – удивлённо переспросила её мать.

– Да, навоз, – бабушка Паня, поднялась с топчана, на котором лежала Лида. – Навоз нужен.

– Есть. Скотину всю забрали, а он кому теперь нужен. Нынче в огороде ничего не сажали, так что весь за сараем лежит.

– Скажи парубку своему, пусть завтра таскает его весь обратно в сарай, надо девку греть, а то боюсь, не поднять мне её будет.

Мать больше не расспрашивала бабушку, а утром с Ваней начали таскать навоз обратно в сарай, и даже Надя им помогала. Они уже почти весь навоз перетаскали и сложили большую кучу в сарае, из хаты вышла бабушка Паня и сказала:

– Хватит таскать, утопчите его плотнее и полейте тёплой водой. Будем в нём девку греть.

Затопили баню и нагрели воду, полили навоз, а вечером, когда всё сделали, Ваня вынес Лиду из хаты.

Женщины сделали в навозной куче большую дыру, раздели Лиду и посадили её в приготовленную яму. Девочку вокруг плотно обложили навозом, как обычно сажают молодые деревья в лесу.

– Ничего Катя не бойся, девка у тебя молодая, сильная, сердце крепкое, – приговаривала бабушка Паня. – Ну, что ты Катя слёзы льёшь? Смотри Лилька твоя молодец, ни единого слова не проронила, а ей сейчас чай вовсе не сладко.

Лида действительно всё время молчала. По праву сказать, она всё ещё боялась бабушки Пани, но очень быстро она привыкла и к ней, и к запаху навоза. И вот пошли своей чередой дни болезни и лечения. Некоторые из них тянулись словно, густая смола, а иные, наоборот, спешили как горный ручей.

Новый 1943 год Лида встретила сидя в навозной куче. Сначала девочка ничего не чувствовала, потом ей стало казаться, что ноги словно кто-то колет иголками, или на них напали злющие рыжие муравьи. Спустя несколько дней ноги стали гореть как в огне.

Бабушка Паня не отходила от Лиды ни на шаг, она кормила её, мыла в бане, натирала мазью, которая вкусно пахла травами и мёдом. Мама и Ваня были у неё в помощниках, как поварята у шеф-повара. Принести, подать, убрать, помочь донести до бани и обратно.

После очередной бани и растираний маслами, бабушка Паня вывела Лиду за руку.

– На всё воля Божия и всё в руках Его. По милости Своей не оставит Он нас убогих и сирых в молитвах наших. Я тебе, Катя, говорила, поставим мы Лиду на ноги, доня твоя молодец, как стойкий оловянный солдатик всё вынесла и мороз, и жару.

Мать, Ваня и Надя стояли и изумлённо смотрели на измотанную болезнью Лиду, она стояла, ухватившись за свою спасительницу, и улыбалась.

– А вы её хоронить думали, – сказала бабушка Паня. – Да мы у Лиды ещё на свадьбе спляшем!

– Яка свадьба? Война, будь она не ладная…

– Война, Катя, закончится, мы обязательно прогоним фашиста проклятого с нашей земли, а жизнь продолжается. Нам всем надо жить, назло врагам, надо жить.

Весной Лида, на сеновале увидела странный деревянный ящик, он был сделан из не струганных досок.

– Это, что за ящик? Откуда он взялся? – спросила она Надю, которая за эти годы стала не по-детски рассудительной.

– Это Ваня сделал.

– Для чего, ему такой странный ящик?

– Так это для тебя… Мама!.. – Надя позвала мать на помощь.

– Для меня!? – Лида снова и снова допытывала сестру. Надя не дождалась мать и нехотя ответила сестре.

– Это твой гроб, Лида, – девочка всхлипнула, – когда зимой на улице тебя нашли, думали, что ты помрёшь, как Люба. Вот Ваня вместе с топчаном и смастерил его, а сжечь забыл.

Этот ящик напомнил Лиде, топчан на котором она очнулась зимой за печкой. Лида снова вспомнила полицая, который гнал её раздетую по улице.

– Вы что там робите? – спросила мать и, увидев гроб, всё поняла. – Лида, ты уже совсем взрослая у меня, сама доню всё понимаешь. Знаешь, люди говорят, что кто при жизни свою домовину увидит, живёт потом долго и счастливо.

В этот же день Ваня разбил гроб, что мастерил для сестры и сжёг его в бане.

1943 год принёс освобождение Украине. Перед самой Эсманью шли ожесточённые бои, наши войска пытались прорваться на мост, а потом когда подошли наши танки, всё было кончено.

Наши танки вошли в родное село Лиды, а встретил их этот гад полицай. Фашисты, сбежав, оставили их блюсти порядок в селе. Бабы услышав, что бой стих тоже вышли из своих убежищ. Последнее время все жители села пряталась, кто в погребе, кто в подполье, а кто и в овощных ямах на огороде, в которых во время оккупации прятали наших раненых солдат.

Бабы, измученные страхом, кто с тяпкой, а кто с цепом, схватили полицая, который пытался спрятаться за сараями, и повели его по селу. Они припомнили ему всё и детей посаженных им на кол, и жену парторга, и Лиду…

Наши солдаты попытались остановить самосуд, но решили не связываться с разъярёнными бабами, а те забили фашистского прихвостня до смерти и бросили тело в овраг за селом.

Мать Лиды с другими женщинами, после того как фронт ушёл дальше на запад, помогали хоронить солдат, погибших на мосту. Мост перед селом был завален нашими бойцами и фашистами.

– Вот так всегда, торопятся командиры награды получать, ребят наших родных не жалеют, вон сколько на одном мосту положили. А сколько их у них на дороге было этих мостов, кто считал? – ворчала одна из баб .

– Ты что, Галю, такое гутаришь? – спросила мать Лиды.

– А то и гутарю, что кому ордена да медали, а кому и крест на чужой стороне! Ох, бабоньки, где наши с Вами мужики, да дети, может они лежат уже в чужой земле родные, ведь сколько времени весточки нет?

– Не говори так Галя, живые они! – отрезала мать Лиды.

– Тебе Катя хорошо говорить, хоть сына сберегла рядом с собой! А мои три сыночка с мужем все на войне, может, и лежат родные, уже на каком мосту!

– Что ты, такое говоришь? У нас дочку, чуть до смерти не замучили и Ваня самим Ковпаком в селе оставлен для связи с партизанами. А ведь он так просился на фронт.

– Твой Ваня, на побегушках у старого фашиста был, он его и от Германии спас.

– Да, ты сама Галя не знаешь, что несёшь. Не могу я тебе всего рассказать и сына моего попусту обидела.

– Прости, ты меня Катя, ох прости. Как увидела наших солдатиков, что здесь на мосту лежат, так и своих сыночков вспомнила…

После этого разговора мать отправила Лиду в Студёное за листами из старых школьных тетрадей, чтобы написать на фронт письма мужу и Ване, который ушёл вместе с нашими солдатами дальше, к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать.

Лида обратно вернулась, только поздно вечером, Надя уже спала, а мать ждала возвращения дочери.

– Мама, есть что поесть? – спросила она. – Я весь день ничего не ела, там в Студёном такое было!

– Так я твою картоплю и лепёшку беженке с детьми отдала, – сказала мать. – А тебя разве тётка в Студёном не накормила?

– Ни. – Лида уже хотела заплакать, ну как же так её обед мать отдала чужим людям, но подумав о том, что там были голодные дети, смахнула с лица уже набежавшую слезу и начала рассказывать, что произошло в Студёном.

– Через их хутор фашисты гнали женщин с малыми детьми, – начала она свой рассказ.

– Откуда они?

– Да я не знаю, только тётка Параша говорила, будь-то из лагеря они, – ответила Лида и продолжила свой рассказ. – Так вот в хуторе фашисты отобрали у женщин детей и сбросили их в колодец.

– Як же так, чем детки виноваты?

– Наши когда пришли в Студёное сначала и понять не могли, почему кони шарахаются от колодца.

– Разве никто из жителей не бачив, что ироды проклятые сробили?

– Да ни, они, как и мы прятались, случайно кто-то бачив, что женщин гнали и всё.

– Ой, Господи милостив! Як же ты, попустив такое? Что же это робится на белом свете, – мать ещё долго причитала и всхлипывала, ворочаясь на кровати, а Лида уже давно спала.

В 1945 году при форсировании Одера Ивана тяжело ранило в голову, он долго лежал в госпиталях и Лида с матерью даже ездили к нему в госпиталь. Там он познакомил их с военврачом Катей, которая вытащила его с того света.

В этом же году умерла бабушка Паня, не дожив до Дня Победы меньше месяца. Бабушку привезли отпевать в Ивановскую церковь в Эсмань. Лида стояла с матерью в душном от чада свечей и ладана Храме и под успокаивающее и не понятное ей пение батюшки вспоминала, как поначалу боялась бабушки Пани, как она ей не понравилась, но потом болезнь Лиды сблизила их, они стали родными и близкими.

После многочисленных госпиталей вернулся домой брат, он приехал с женой Катей. После ранения у него стояла пластина в голове.

В школе после войны не хватало учителей, и Иван пошёл работать учителем математики, как ему и предсказывал отец.

Лида больше в школу не вернулась, она работала вместе с матерью в колхозе и на уговоры брата, продолжить учебу не соглашалась.

Отец домой вернулся уже в пятидесятых годах, когда Лида была совсем взрослая, а у Вани подрастал свой сын. Однажды ночью, проснувшись, Лида услышала разговор родителей на кухне.

– Так вот, – говорила мать отцу, – скотину и птицу всю фриц побрав, а что не нашёл, так полицаи забрали, ох и звери же они были. У нас в хате жил, какой-то важный офицер, благодаря этому офицеру и его денщику Ваню не угнали в Германию.

– Ты этого ещё кому-нибудь не скажи, я в сельсовете сейчас работаю, мало ли люди узнают, – перебил её отец.

– А как было выживать, Демьян, при фашистах? Вон и дочь нашу чуть не "угробил" полицай, он ведь её на морозе по улице в одном исподнем таскал.

– За что?

– Она в лес партизанам, носила записки от Кати. Ване тогда совсем, опасно стало, вот я девку-то и отправила.

– От какой такой Кати?

– Так ты слухай, Демьян, мы во время войны, тоже воевали, как могли партизанам и нашим раненым солдатам помогали. У нас под печкой в хате жила Катя, её все знали как "Катю-дурочку", постоянно она ходила по селу, как Золушка вся чумазая в саже. Так вот эта Катя была с нашими войсками связана, связная она была или разведчица.

– А ты откуда это знаешь?

– Однажды она меня попросила записку в лес отнести для Копы, да он с тобой работал в сельсовете, а во время войны партизанил здесь. Я сама куда пойду, за взрослыми-то полицаи следили, да и немцев не обманешь, вот и отправляла сначала Ваню, а потом Лиду, когда что-то очень важное было для партизан. Вот и в этот день в лес с запиской пошла Лида, а полицай поймав Лиду когда она из леса возвращалась. Она мала деточка ничего ему не сказала, як она выжила до сих пор ума не приложу. Так что у нас Демьян, здесь была своя война, а детей мы с тобой хороших вырастили – подвела итог мать.

– А Катя куда делась?

– Так, як фашист с села побёг, она вслед за ними и ушла.

– Лучше молчать про всё это надо, а то знаешь, как оно бывает.

– Как бувает?

– Так ты что глупая, вы жили на оккупированной территории, и никто сейчас не будет разбираться, кто прав был тогда, а кто виноват, все виноваты и всё. Ладно, меня хоть в сельсовет обратно взяли на работу и даже председателем обещают назначить.

– Да як, же так Демьян, а Катя? Сам Ковпак у нас в хате говорил, что всех детей кто партизанам помогал, наградят особыми наградами. Кого тогда награждать, коль не Лиду или Ваню, за что они всё это терпели?

– Ну и где сейчас твоя Катя? Наверное, Ковпак уже и не помнит, не только про вас, но и про то, что был в Эсмани. Сколько всего было за время войны, и даже дядька Копа погиб, кто подтвердит твои слова? Так что лучше молчать, а жизнь сама разберётся кому награды, а кому ещё чего.

Жизнь в селе, после войны, потихоньку налаживалась, но вот только не торопилась она с наградами, поэтому в селе про оккупацию старались не только не говорить, но поскорее забыть это время, как страшный сон.

На семью Лиды, после ночного разговора матери и отца, кто-то посмотрел косым взглядом или позавидовал чему, поэтому счастье не хотело возвращаться в их хату.

Однажды придя с работы, вечером Лида снова увидела на кухне мать в слезах. Она слышала в селе разговоры о том, что отец после назначения на должность председателя сельсовета, загулял с Галькой Купатой, она работала в сельсовете секретарём.

Лида выскочила из хаты, так и не раздевшись, и побежала в сельсовет. "Ну, я вам задам, гады!"– думала она.

Подбежав к зданию сельсовета, Лида увидела в одном из окон свет, она подняла камень с дороги и бросила в окно, на порог выбежал отец в расстегнутой рубахе, за ним стояла Галя.

– Что же ты нас, батька, позоришь! – кричала Лида. – Да лучше бы тебя на войне убили! И ты, Галька, не зыркай на меня, за отца я тебе эти глаза выцарапаю!

– Да я тебя на зону! – заорал отец на Лиду. – На власть покушаться! Не посмотрю, что ты моя дочь, Галина Власьевна, вызывайте милицию!

– Да звоните! Звоните! – кричала Лида. – Я ведь тоже молчать не стану, расскажу как себя Советская власть, на работе ведёт! Ты выбежал даже ширинку забыл застегнуть, не только рубаху!

– Стерва, ты Лидка! Ох, и стерва выросла!

– За что же это ты меня так, Демьян Васильевич, величаешь?! Может Галька – подстилка твоя – стерва, ты спроси у неё, зачем к ней полицай частенько в гости захаживал? Может это она сдала ему жителей села и жену парторга, ведь полицай не местный был, из бывших бандеровцев!

– Замолчи! Иди с глаз долой и чтобы я больше тебя в своей хате не бачив!

– И не побачишь, уезжаю я с ребятами на шахту работать!

Лида действительно ездила в райком комсомола, где ей вместе с Валькой и другими ребятами дали путёвки на работу на шахты в Ворошиловоградской области. Отцу дела не было, что делает и чем занимается Лида, поэтому эта новость буквально "ошарашила" его.

Отец в это день домой так и не вернулся, а утром Лида собрала нехитрые пожитки в деревянный чемодан.

– Это как же, доню?

– Мама, я уже давно так решила, – ответила Лида. – А вчера отец, из-за своей шлюхи, пригрозил в тюрьму меня отправить. Да и из хаты велел выметаться!

– Да як же?

– Явится домой, сама у него спроси. Я так жить не буду!

Мать вздохнула, закрыла лицо платком, ушла в другую комнату, там спала Надя.

Лида уже выходила из хаты, мать остановила её, она вынесла небольшой свёрток и протянула его дочери.

– Это что?

– Икона, я её завернула в шаль бабушки Пани, тебе на память.

– Зачем она?

– Как же, доню, без веры на свете жить, возьми. – Мать вытерла слёзы. – Вот ещё моё благословение, здесь молитва Пресвятой Богородицы, пусть хранит тебя Дева Милостивая и моё благословение.

– Да что же ты, мама, будь-то со мной, навсегда прощаешься? – вскрикнула Лида. – Я обязательно вернусь домой!

– Вернёшься…– мать вздохнула. – Вернёшься, но не бачить мне тебя, доню, на этом свете. Прости ты меня за всё и что с записками тебя в лес отправляла, и что сейчас защитить от отца не могу.

– Мама, что ты, мамочка? За что мне тебя прощать, родная, а хочешь, я дома останусь?

– Нет, раз решила, дочка, поезжай, это я всю жизнь в этой хате прожила, да так видно хозяйкой так и не стала.

– Что тут происходит? – из комнаты вышла заспанная Надя.

– Лида поехала на шахты робить.

– Лидка, ты могла, уйди и не проститься со мной?

– Что прощаться? Ты сама приезжай к нам, когда школу закончишь.

– Да ни, я потом дальше учиться буду.

Лида положила свёрток с иконой в чемодан, простилась с сестрой, обняла мать и вышла из хаты. По дороге она зашла к брату в школу.

– Прощай, Ваня, – сказала она. – Может, и не свидимся больше.

– Да, ты что, Лидка, из-за отца решила из дому уехать? – брат стал отговаривать сестру. – Переезжай к нам с Катей, места всем хватит. С сыном Кате поможешь, а то она всё в госпитале, а я в школе. Хорошо хоть мать помогает и Надя.

– Вот они тебе и помогут. Нет, братик любимый, я всё решила, еду.

– Ну и характер у тебя Лида, надо уметь прощать.

– Кого мне прощать, мама и вы с сестрой мне ничего плохого не сделали, а отец пусть сам себя сначала простит.

– Трудно тебе сестрёнка будет!

– Ничего, я не одна еду, с Валькой и другими ребятами.

– Я не об этом.

– Да, поняла я, Ванька, что ты мне занозы в душу суёшь? – Лида взяла в руки чемодан и уже собралась уходить, брат схватил её и крепко обнял.

Понесло Лиду из родного дома, как осенний листок, который оторвал от дерева злой, холодный ветер и закружил его и полетел он по белу свету не находя себе пристанища.

Валька вначале, пытался как-то поладить с Лидой, ведь приехали на работу все вместе, и много что их объединяло в жизни: и школа, и война, и дни, проведённые в оккупации. Но скоро он понял, что жизнь их разошлась на разные пути-дороги.      Валька остался для Лиды хорошим другом, который всегда спешил на помощь, вот только Лида этого не замечала, она жила по-своему, не принимала ничьей помощи, ей хотелось быстрее забыть всё, что оставила позади себя.

На работе Лиду сразу приметили, да и как не приметить, бойкую девчонку, которая никому не давала спуску, не шла ни с кем на компромисс и с себя спрашивала в полной мере. Поэтому скоро с отгрузки угля её перевели помощником забойщика в шахту.

Дядя Вася уже давно работал в шахте, казалось, что угольная пыль навсегда въелась в его смуглое лицо. Характер у него и до войны был не сахар, а вернувшись с фронта и узнав, что всю семью сожгли фашисты, он стал угрюм и молчалив. Никто из молодых ребят, не хотел идти к нему в помощники, а кто и работал с ним раньше, так давно уже перешли к другим.

Лида с самого начала просилась работать в забое, и когда мастер предложил ей работать с дядей Васей, в надежде, что девчонка откажется, и отстанет от него, напротив, не раздумывая ни минуты, согласилась.

– Ну и что же и по мне война прошлась, характер и у меня не сахар, – ответила девушка. – Да, не переживайте вы за меня, найду я общий язык с этим дядей Васей.

– Смотри Лида, вся надежда на тебя, а то он уже месяц без помощника спускается в шахту, а если что случится или проверка, сама понимаешь.

Утром Лида довольная, вместе со всеми, спустилась в шахту, наконец, долгожданный день настал! Дядя Вася, увидев своего нового помощника, хмыкнул в усы и сказал:

– Наверное, уж точно всех мужиков на войне поубивали.

– Не всех! Да только они с тобой працювати не хочуть, – ответила Лида, стараясь не показать испуга.

– Хохлушка что ли?

– С Украины мы, с ребятами по путевке комсомола, да вы не смейтесь, я и сама как "заправский мужик".

– Ну, ну… Посмотрим.

Спустя совсем немного времени они хорошо сработались вместе, дядя Вася с Лидой за смену всегда выдавали две нормы, а то и три, но надо было больше! Дядя Вася спорил и доказывал начальству, что так работать нельзя, но его никто не слушал…

Лида за это время уже не только сработалась с дядей Васей, но успела, как ей казалось, с ним подружиться.

Но вот однажды в шахте случился обвал…

– Лидка, берегись!… – крикнул дядя Вася и толкнул девушку дальше в шурф.

Лида упала, ударилась головой, когда очнулась, вокруг была кромешная тьма.

"Всё, конец!"– подумала Лида. Она пошевелила руками и ногами, все было в порядке, тогда ощупала тело, на голове похоже была шишка.

"Каска, где же? Главное цела, ну тогда ещё повоюем!"

– Дядя Вася! – позвала Лида, своего спасителя.

– Жива доченька, слава Богу!

Глаза Лиды начали привыкать к темноте, она стала осматриваться, неподалёку от себя увидела расплывающиеся очертания человека.

– Дядь Вася, это ты? – спросила она, хотя понимала, что в этом шурфе никого кроме них и нет.

– Я, кто же ещё?.. – прозвучал тихий голос из темноты.

– Я сейчас, скоренько, – ответила Лида и поползла к силуэту. – Всё нормально? – спросила она, добравшись до своей цели.

– Похоже, доченька, ноги мне придавило.

Лида стала откидывать уголь в сторону, пытаясь освободить ноги из-под завала, но у неё плохо получалось, в шахте было душно и очень хотелось пить.

– Воды бы глоточек, – сказала она.

– Да, воды бы не помешало, – согласился дядя Вася. – Лида, ты внимательно послушай или мне кажется старику, или где-то совсем близко капает вода.

– Откуда ей здесь быть?

– Тихо, сама послушай.

И они стали внимательно вслушиваться и вглядываться в темноту, надеясь на своё спасение. Действительно где-то недалеко оба услышали, что капает вода.

Лида взяла у дяди Васи каску и поползла на звук воды. В конце шурфа она нашла, струйку воды, которая стекала по стене.

Лида напилась и, набрав в каску воды, поползла обратно к дяде Васе.

– Живём, дядя Вася, я воду нашла.

– Хорошо. Очевидно при обвале, случился разлом или образовалась трещина в пласте, поэтому мы с тобой и живы. Сейчас остаётся только ждать помощи.

Напившись воды и отдохнув, Лида, снова стала освобождать дядю Васю из-под завала. Наконец ей это удалось. Чем ещё можно помочь она не знала, если был перелом, то его лучше не трогать, а крови не было видно. Лида, сняла с себя куртку и осторожно подложила её под ноги дяди Васи.

Казалось, время ползет очень медленно или вовсе остановилось. Лида уже не раз ползала за водой. Они с дядей Васей уже рассказали друг другу про свои жизни, но помощь так и не приходила.

– А ты девонька с отцом помирись. Он конечно не прав, но отца судить грех. Я когда узнал, что всех моих девочек, трёх дочек, и жену сожгли немцы, что я всех потерял на этой войне, а сам живой вернулся домой, такая тоска на меня навалилась, что жить не хотелось… Хорошо, встретил добрых людей и они меня в Храм привели. Вот там, наедине с Господом, и отошёл немного от своего горя.

– Мне мама икону с собой дала и на листке, что-то про сон Пресвятой Богородицы написано.

– Так ты и молитв, не знаешь?

– Нет, немного смутилась Лида. До войны отец мать крепко ругал за то, что она в церковь ходит. Так она нас всех, тайком, крестила и только иногда на праздники с собой в церковь брала. Бабушка Паня, когда меня выхаживала, всё под нос что-то бубнила, наверное, молитвы читала, Господа поминала и просила его.

– Вот она тебя у Господа и вымолила! Что же ты её не слушала, да не запоминала?

– Дядя Вася, до того ли мне было в навозной куче, когда не знаешь жива ли завтра будешь…

– Ох, и дурёха ты, Лидуха, коли бабушкины молитвы не запомнила! Знай, что Господь всех нас к себе приведёт, только разными путями и дорогами. Вот нас с тобой свёл, так я тебя научу молитвам, которые сам знаю.

– Да не надо мне, что хорошего сделал мне Господь ваш?

– Он сына своего за очищение наших грехов нам отдал, да и страна наша страдает оттого, что от Господа отвернулась и на неверный путь свернула. Ты иногда про себя твори молитву, вот Бог тебе и поможет.

– Ладно, учите вашим молитвам, – согласилась Лида. – Время хоть быстрей пойдёт, а там и нас найдут.

И дядя Вася рассказал Лиде про жизнь Иисуса Христа. Научил он и некоторым молитвам: "Символ Веры", "Отче Наш" и другим.

– Сколько дней прошло? – вдруг спросила Лида.

– Да думаю, что дня три, а, то и все четыре.

– Что же нас не найдут никак?

– Найдут, не переживай, найдут, – уверенно сказал дядя Вася.

Когда их нашли, то оказалось что под завалом они пробыли пять дней и спасатели не надеялись обнаружить их живыми.

– Вот видишь, доченька, Бог нам и помог, – сказал тихонько дядя Вася.

Лиде поставили какие-то уколы, накормили и отправили домой, а дядю Васю увезли в больницу.

Дорога до дома, где Лида снимала угол, шла около дома культуры. Проходя мимо, Лида увидела траурные чёрные ленты и рядом с входом лежали венки. Лида подошла к дому культуры, она хотела узнать, кого ещё завалило в шахте?

– Кто погиб в шахте? – спросила она у стоящего рядом с клубом Вальки. – Ты что смотришь на меня как шальной?

– Ты! – Валька на миг оцепенел и не мог сказать ни слова, а потом заорал. – Ребята, Лидка жива! Лидка жива, слышите!

– Вот шальной! – сказала Лида.

Из клуба выбежали ещё какие-то люди, они обступили Лиду и стали трогать её, и даже кто-то ущипнул.

– Да что вы, ошалели все? – Лида старалась вырваться. – Что случилось? Пустите меня!

– Точно Лидка, жива и здорова!

– Да как ты, а дядя Вася живой?

– Я нормально, меня домой почти сразу отпустили, а дядю Васю в больницу увезли, ноги ему придавило в шахте.

– Да, как же вы, без воды столько дней?

Лида хотела им всем сказать, что Господь её спас, но вспомнив слова дяди Васи о том, что в России ещё не готовы принять и вернуть утраченную веру, и верующим людям, нелегко приходиться, ответила.

– Вода у нас была, там трещина в пласте образовалась, по ней она и бежала.

–Значит, вы нас с дядей Васей здесь хороните? Гробы я видела, они там, в конторе стоят, получается наши? Я думала, что ещё кого с нами завалило.

– Долго жить будешь, Лидка! Кто при жизни свой гроб видел, живёт долго!

– Видела уже!

– Как же так?

– Пусть Валька вам расскажет, а я домой пошла, меня на неделю домой отпустили, да и дядя Вася, когда поправиться не известно.

– Нет, Лида, я с тобой пойду, – сказал Валька. – Провожу тебя.

– Ну, пошли, а не боишься, что женихом кликать будут?

– Ну и пусть кличут.

Скоро после этого случая, Валька нашёл свою Валентину, и Лида поздравила его от всей души.

– Вот как бывает Валька и Валя, – смеялась Лида. – Меня до дому провожал, а полюбил другую.

– Её встретил, как кипятком ошпарило, сразу решил моя судьба. Мы с Валей решили вернуться обратно домой в родное село, ведь моя Валя из Глухова.

– Ну, вот стоило тебе сюда приехать, чтобы свою Валю встретить. Соберётесь домой, передавай приветы брату и сестре, а маме низкий поклон.

– Может и ты с нами, Лида домой?

– Нет, я на шахте останусь и дяде Васе помощник нужен.

– А отцу поклон? Или ты его всё ещё не простила?

– Да не за что мне его прощать и кланяться ему не за что.

Комиссия, которая разбиралась в причинах обвала, Лиду до работы в шахте больше не допустила.

Она ещё работала какое-то время техничкой в конторе, но дав, мокрой тряпкой, по "роже" начальнику, чтобы не распускал свои паршивые ручонки, собрав свои нехитрые пожитки уехала.

Ещё одна причина тогда была для её отъезда. Лида, когда приехала на шахту, не поселилась с ребятами в общежитии, а решила снять угол в частном доме. Сейчас она жалела о своём решении, но характер не позволял ей просить общежитие и переехать к ребятам. Жить на квартире было очень тяжело, девушка терпела хозяйку дома, как могла.

Елена Аркадьевна Багалюк – женщина с крутым характером, она сразу обозначила место девчонки в своём доме. Готовить ужин, Лида могла только на крохотной плитке в своей комнате или, в редкие дни, на летней кухне, когда самой хозяйки не было дома. Только в воскресенье Лида была свободна от её надзора, все выходные Елена Аркадьевна торговала на рынке.

В рабочие дни Лида дома быстро завтракала и бежала на работу, обедала в рабочей столовой. Вечером заходила на рынок, покупала что-то на ужин, либо выпечку, либо овощи для салата.

Вот и сегодня, возвращаясь с работы, она, как обычно, зашла на рынок и купила себе у знакомой торговки на ужин беляши с мясом.

– Беляши вкусные, сочные. Тёлочка была молоденькая, да живот распорола, – тараторила торговка. – Бери, девонька беляши не прогадаешь, у меня завсегда выпечка свежая, всё вкусное.

Лида уже взяла у неё три беляша и хотела уходить, но торговка нахвалила ей и котлетки, а поскольку завтра был выходной, Лида взяла у неё пару котлет.

"Завтра сварю себе картопли, у меня ещё и сало осталось. С малосольными огурчиками, с котлетками, да с картоплей. Аж, слюньки потекли" – думала Лида. Она достала горячий беляш, и начала его есть, как вдруг на зубах что-то хрустнуло.

"Это ж надо, одни хрящи да кости в беляше, я ещё и котлеты у неё купила",– думала Лида. Она выплюнула на ладонь, хрящ и обомлела, на её ладони лежал фаланг детского мизинца с крохотным ноготком. Она даже и не помнит уже, как не закричала на всю улицу, быстро, завернув находку в носовой платок, побежала в милицию.

– Тебе что, гражданка? – спросил её дежурный.

– Это, что же у нас в городе твориться?!

– Да ты говори толком, не морочь мне голову. Что произошло?

– Да как, что произошло? На рынке в беляши, да и котлеты детей проворачивают, вместо говядины! Ведь я всякое за войну ела, даже собаку мы свою съели, но вот чтобы так детей в беляши!

– Тише ты, не шуми! С чего ты это взяла?

– Да, вы сами побачте! Не шуми! Як не шуметь? – Лида стала снова путать русские слова с украинской мовой.

Она протянула дежурному платок с находкой и бумажный свёрток с котлетами и беляшами. Дежурный отодвинул свёрток, сначала развернул платок и посмотрел находку Лиды.

– Погодь, – сказал он Лиде. – Начальник ещё не уходил домой, я сейчас приду.

Лида сначала села на скамейку в дежурке, потом вскочила как ошпаренная.

"Ну что он так долго? Не могла же я ошибиться? А может просто уйти"– мелькнула мысль. "Дежурный меня даже не спросил, как зовут. Уйду и всё. Нет, надо ждать".

Наконец спустились дежурный и начальник милиции, Лида его видела на митингах на площади.

– Это вы нашли детский фаланг в котлете?

– Да не в котлете, а в беляше, – ответила Лида. – Котлеты на выходные купила, я ещё и до дома дойти не успела. Вот по дороге решила беляш съесть.

– Пойдёмте в мой кабинет. Всё расскажите подробно, когда и у кого купили.

– Лучше я домой пойду, я всё дежурному рассказала, – попыталась отговориться Лида.

– Пойдём! – приказал начальник милиции.

"Делать нечего, раз такую кашу заварила, иди теперь расхлёбывай", – думала Лида, она вошла с начальником в его кабинет и снова всё рассказала, и даже вспомнила, как зовут торговку, у которой беляши купила, и что та говорила.

– Вот что, Лидия Демьяновна! О том, что ты здесь рассказала, о своей находке и вообще что у меня была молчок, никому не говори ни подружкам, ни даже родной маме.

– Да нет у меня подружек, а мама далеко на Украине.

– Вот и хорошо, нет, это конечно плохо, что у тебя нет подружек и друзей.

– Я о друге ничего не говорила. Мы с Валькой из одного села приехали, так с ним дружбу не бросаю. Да он уже обратно уехал вместе с женой Валей, а я осталась, хоть в шахту меня после обвала и не пустили.

– Так это тебя с дядей Васей в шахте завалило?

– Меня.

– Счастливая значит ты девушка, коль после стольких дней живой осталась, – начальник закурил и продолжил. – У нас в городе давно люди пропадают, а твой беляш, вернее находка, будет ниточкой, за которую можно потянуть.

– За что потянуть?

– Да это я так фигурально. Не забывай, о нашем разговоре и молчок.

– Поняла я.

На улице уже стемнело, по пустынному городу Лида возвращалась домой, навстречу попадали лишь редкие прохожие.

"Вот как всё обернулось, может в городе орудует целая банда и благодаря мне её найдут" – думала она.

– Опять где-то шаталась? – встретила на пороге хозяйка. – Завтра на рынок рано, а ты ходишь допоздна! Вот откажу тебе в жилье, и живи, где хочешь!

– На работе задержалась, – ответила Лида.

– Что-то в шахте не задерживалась, а в конторе задерживаться стала. Шашни с кем-то завела из женатиков!

– Не ваше дело, Елена Аркадьевна! – Лиде не хотелось ссориться и спорить с хозяйкой.

– Не моё? Ты у меня в доме, девка, живёшь, а перечишь!

– Девки при барине были, – огрызнулась Лида, это получилось у неё как-то очень комично. – Я вам за жильё деньги плачу!

– Вот ты себе барина в конторе и завела, – хозяйка засмеялась, – Ладно, поздно уже, иди спать и не шуми мне там.

Лида слышала, как за стенкой хозяйка долго ворочалась, не могла уснуть, она ворчала: "Зачем я девку с таким норовом на постой пустила, не надо было пускать, да всё деньги проклятые. Помру, кому они достанутся? Никого у меня нет. Да ещё связалась с торговлей, будь она не ладна".

Наконец хозяйка угомонилась, наступила тишина.

"Да, такой тишины в общежитии нет",– подумала Лида, а сон уже тяжелил её веки, день сегодня был очень длинный.

Не прошло и месяца с того дня, как Лида принесла свою находку в милицию, как весь город забурлил и зашумел. Все только и говорили о банде, которая пряталась в старой заброшенной шахте и о том, что там даже шёл бой, как во время войны. После когда всё стихло, из шахты вывозили на машинах спрятанное добро.

– Военные помогали милиции, не один десяток бандитов убили, а ещё, столько же поймали. Люди в соседних домах такой стрельбы с войны не слышали. Потом из шахты одних денег целый грузовик вывезли и добра не на одной машине! – без умолку тараторила секретарша в конторе.

– Ты откуда знаешь? – спросила её Лида.

– Весь город только об этом и говорит.

Лиду несколько раз вызывали в милицию на допрос и проведение не понятных для неё следственных действий.

Однажды поздно ночью в дом вошли милиционеры, произвели обыск и арестовали хозяйку, она торговала на рынке вещами убитых бандитами людей.

После ареста Елены Аркадьевны Лида осталась жить в доме, в котором во время обыска нашли много денег и драгоценностей, а так же вещей, которые хозяйка не успела продать на рынке.

У Елены Аркадьевны не было детей, а дальние родственники, очевидно узнав об истории с бандой, не явились за наследством.

Уже состоялся суд, и большая часть банды была осуждена, а Лиду почему-то снова вызвали в милицию.

– Вот что, – сказал ей начальник милиции, – большую часть банды мы ликвидировали и это благодаря тебе, и твоей находке, но не все бандиты обезврежены, я боюсь, что им станет известно, с чего всё началось, а охрану я тебе обеспечить не могу.

– Ну и что мне делать?

– Ты лучше уезжай из нашего города. Девушка ты молодая, трудолюбивая найдёшь себе работу по душе.

– Да, как же? У меня и с жильём вроде всё налаживается, мне часть дома обещали отдать, а другую часть инженеру с шахты.

– Уезжай, а то, не дай Бог, кто узнает о тебе.

– Ладно, а по морде, начальнику отдела кадров, если заеду, мне ничего не будет?

– За что? – удивился начальник милиции.

– Да, больно свои руки распускает.

– Ничего не будет, – засмеялся начальник милиции, – ты у нас героиня!

– Герой, невидимого фронта.

– По моему ходатайству, – начальник достал из стола конверт, – тебе выписали премию за помощь в поимке банды. Вот эти деньги, возьми.

– Не возьму! Вы мне свои решили отдать?

– Да, нет. Бери и не рассуждай, они тебе в дороге и на новом месте пригодятся.

– Есть у меня.

– Я приказываю взять деньги, хорошая ты девушка, Лида, огромное тебе спасибо, что не испугалась придти в милицию, сколько бы ещё бед эта банда натворила.

Лида взяла деньги и в этот же день написала заявление на увольнение. Начальник отдела кадров долго уговаривал её, но она настояла на своём.

Забрав трудовую книжку, Лида ударила со всего размаха по его противной роже, как и обещала.

Колёса уже не один день отстукивали своё монотонное "Тук, тук, тук…", а за окном пролетали просторные степи, редкие перелески сменились высокими елями и маленькими полустанками с полуразвалившимися деревянными домами. И снова "Тук, тук, тук…" Лида снова задремала, но вдруг сквозь сон услышала незнакомую песню.

В вагоне, кто-то из "новых" пассажиров пел под гитару: "Вот мчится поезд по уклону, сибирской по тайге густой. А машинисту молодому кричит кондуктор тормозной".

Лида встала и пошла на звук песни, ей очень захотелось посмотреть на человека, который так пел. Оказалось, что пел мужчина средних лет, с седыми волосами, не по годам, как показалось Лиде. Рядом с ним сидели два молодых парня, примерно её возраста и внимательно слушали.

– Что девушка, песня моя понравилась? – спросил мужчина.

– Да, понравилась, – ответила Лида. – Да, не уж то твоя песня?

– Моя песня, стихи и музыка моя, значит и песня моя!.. – засмеялся мужчина. – Сомневаешься?

– Да, нет. Я, ни разу, таких песен не слышала. Да и автора в первый раз живым увидела.

– Живым!..– мужчина снова засмеялся. – Да что ты в проходе стоишь, проходи в купе, присаживайся. Или нас боишься?

– Что мне вас бояться? – села на диван рядом с мужчиной, сидящие напротив парни начали внимательно её рассматривать.

– Чего глазеете? – спросила Лида. – За погляд, деньги мне, что ли брать?

– Далеко ли едешь? – спросил у неё один из парней.

– Далеко, далёко отсюда не видать! – теперь уже и Лида засмеялась.

– В гости, едешь? Для работы на севере, слишком ты молодая, – не унимался один из парней.

– Тебе какое дело, куда я еду, вот ещё старый дед нашёлся? Куда надо туда и еду!

– Может, я на тебе жениться хочу!

– Жениться!.. – Лида задумалась. – Один песнями девиц завлекает, а другой жениться собрался.

– Так Виктор Иванович женат, опоздала ты лет на двадцать, а я свободен. Не понравился что ли?

– Подумать надо с женитьбой? Сами-то куда едете?

– На Север в края далёкие, – наконец вставил слово и второй парень.

– Что к девушке пристали? – мужчина посмотрел строгим взглядом на своих попутчиков. – Мы на работу, на заготовку леса едем. Собрали бригаду, меня бригадиром выбрали.

– Что-то бригада у вас из трёх человек всего.

– За то, каких парней, боевых, – не унимался парень. – А звать величать тебя как?

– Как мама с батей, меня назвали, так и величают с тех пор, – ответила ему Лида. – Тебя самого как звать?

– Сашка и по батюшке я, тоже Сашка, то есть Сан Саныч.

– До Сан Саныча, ты ещё не дорос, больно молод и пороху ещё не нюхал.

– Все мы порох нюхали, – сказал Виктор Иванович. – Нас война всех вместе собрала, кого разбросала в разные стороны, а нас вот собрала. Ты одна едешь или с родными, друзьями?

– Друзья и родня далеко на Украине остались, одна я еду. В конце вагона на боковушке у туалета, уже не один день еду. В купе у меня бабушка с дедушкой да малыми внуками к детям едут, в Москве сели. Уж сколько народу-то поменялось, зашли и вышли, а я всё еду.

– Да как, же так?

– Я билет купила, чтобы подальше, до конечной станции.

– Зачем?

– Да я и сама не знаю зачем?

– Все ближе к югу тянуться, а ты наоборот, подальше едешь. Знаешь что, а ты перебирайся к нам в купе, нас здесь всего трое едет.

– А проводник?

– А что проводник, он в пути следования, если кто и сядет в его вагон, посадит на свободное место. Урал проехали, уже недолго ехать осталось. Да вот и проводник идёт.

К купе подошла женщина в форме.

– Может ещё чайку? – спросила она.

– Можно и чайку, – ответил Виктор Иванович. – Разрешите этой девушке в наше купе перебраться, а то место ей не удобное досталось у туалета?

– Такой красавице можно,– улыбнулась проводница, – Чай принести?

– Спасибо, тогда четыре стакана. Петька вам поможет.

Проводница и Петька ушли за чаем, а Лида с Сан Санычем за её вещами.

Петька освободил Лиде нижнюю полку, ещё один день дороги подошел к концу и вскоре все легли спать.

Лида ворочалась и не могла уснуть, не спал и Виктор Иванович, вскоре они оба сели и сначала стали смотреть в ночное окно, парни на верхних полках уже крепко спали.

– Так как тебя звать? – спросил Виктор Иванович.

– Лида.

– А по батюшке?

– Да, молодая я ещё, по батюшке, – сначала ответила она, но потом добавила, – Демьяновна.

– Стало быть, Лидия Демьяновна, а я вот значит Виктор Иванович Очиров.

– Да я уже знаю, что Виктор Иванович.

– А откуда ты родом, если не секрет?

– Какой это секрет, с Украины я, из Сумской области. Потом на шахте работала, да в шахте меня с забойщиком завалило и после этого случая больше в шахту не пустили, вот и решила ехать на Север.

– Так ты в оккупации была?

– Была и что?

– Да, нет ничего, – ответил Виктор Иванович. – Я на Украине в окружение попал, а когда выходил, встретил этих парней в лесу и самому деваться не куда, а их как одних оставишь. Они во время бомбёжки из детдома сбежали, думали на фронт к своим, а тут попали в такую переделку. Вот вместе с ними из окружения выходили, и благодаря этим ребятам я жив остался. Они и себе и мне пропитание в деревнях добывали, так вместе и выбрались. А дальше нас с ребятами в особый отдел, а потом меня на фронт, а их по малолетству хотели в тыл отправить.

– В какой такой особый отдел?

– Так всех кто из окружения вышел, всех проверяют. Хорошо, что встретил я своего командира, а то и посадить могли.

– Посадить вас? За что?

– Много ты девушка про войну не знаешь, да и всего тебе не расскажешь, не надо тебе это знать. Так вот хотели ребят этих в тыл отправить, а потом так и оставили при хозяйственной части.

– К кухне поближе, – улыбнулась Лида.

Да, вот только у кухни поближе, мои ребята недолго были. Меня к тому времени назначили командиром отделения разведки, тогда и вспомнил про ребят, как с ними из окружения выходил. Пошёл к командиру полка за них просить, нечего им в хозчасти делать, а в разведке от них большая помощь может быть.

– Якая с малых помощь на войне?

– Ты это не скажи, где мужика взрослого сразу заметят, на ребёнка и внимания не обратят. С тех пор я вместе с ними много раз в разведку ходил. Доверять им можно, Сашка с Петькой проверенные разведкой бойцы.

– Да, война всё по свои местам расставила. Такое время було, что и вспоминать страшно.

– Вот только Сашка весельчак и балагур, а Петька молчун, слова лишнего не скажет.

– Я заметила.

– После войны, ребятам возвращаться было некуда, я их к себе домой привез. Было у меня своих детей двое, да ещё двое фронтовых добавились. Василиса моя приняла их как родных, так и жили вместе, дружно и весело.

– А у нас, как-то не получилось после войны, чтобы дружно и весело, – Лида вздохнула.

– Услышал я в районе, что набирают бригады на Север лес валить, страну нашу большую, после войны отстраивать надо, и деньги большие обещают платить. Посовещались с домашними, и решили с ребятами ехать за хорошей жизнью.

– Где она, эта хорошая жизнь? Наверное, только где нас нет.

– Не скажи, жизнь хорошая, когда люди рядом хорошие. Вот Саша и Пётр хорошие ребята выросли, уже совсем взрослые, им самостоятельную жизнь надо строить, семьи создавать, а у нас в деревне какая работа только ферма, да поле, выбор не большой, да и невест не осталось, после войны быстро девушки замуж повыскакивали.

– А у нас в селе, наоборот одни девушки, да бабы вдовые, ведь через хату, то и в каждой, домой с войны мужики не вернулись.

– О чём же это я? Вот и собрали мы свою бригаду. Мы с ребятами первые поехали, на разведку, остальные позже приедут. Василиса с хозяйством разберётся и тоже с детьми приедет.

– А я вот одна и ждать мне не кого, – Лида вздохнула и невольно зевнула.

– Что-то я тебя девонька заболтал совсем, да ты уже спишь. Я привык ночами не спать, а ты молодая тебе спать надо. Давай ложись, долго еще ехать, успеем наговориться.

Пассажиры в вагоне уже давно угомонились и крепко спали под стук колес, только старый вагон от старости кряхтел и скрипел, тяжело вздыхал, словно устал от долгого пути.

Вот и Лида уснула под убаюкивающий скрип и вздохи старого вагона, уснул и Виктор Иванович. Каждому из них снились свои сны, кому цветные и весёлые, а кому грустные и чёрные, как ночь за окном.

Виктор Иванович снова и снова ходил в разведку. Ему снилось, что он совершил ошибку и его с ребятами окружили фашисты.

Лида видела отчий дом и родную Украину, поля залитые солнцем, детская память не хотела вспоминать плохие события. Ей снилось довоенное детство, когда отец, привёз из города им всем подарки, время, когда старшая сестра Люба была живой и весёлой. Лида улыбалась во сне.

Утром встали рано, умылись и стали выкладывать на стол немудреные припасы, взятые в дальнюю дорогу.

– Ну, вот и перекусить можно, – сказал Виктор Иванович. – Петя, сходи за чайком и будем завтракать.

– Угу!

– Что угу? Да не забудь и Лиде принести.

– Хорошо! Хорошо! Уже иду!

– Значит, звать тебя Лида, – сказал Сашка, Лилька значит!

– Какая я тебе Лилька?

– Лилька, значит Лилия, – парировал Сашка. – Ну что, Лилька, решила?

– Что решила? – ответила Лида вопросом на вопрос.

– Пойдешь к нам в бригаду поварихой.

– Вот ещё, я в шахте помощником забойщика работала.

– В шахте? Забойщиком? Почему уволилась? – спросил Виктор Иванович.

– Я вам ночью рассказывала, очевидно, заспали и забыли. Не по своей воле я из шахты ушла, – Лида вздохнула, ей не хотелось ворошить прошлое, хотелось поскорее забыть события последних месяцев. – Завалило нас в шахте с дядей Васей, забойщиком моим, почти пять дней искали, уже хоронить нас собрались, а мы выжили…

– Забыл, ты уж меня прости старого.

– Какой же Вы старый? Я и сама это не хочу вспоминать.

– Вот чаек, свежий, горячий – Петька держал в руках четыре стакана в подстаканниках.

После завтрака, когда уже посуда была убрана со столика и остатки еды сложены в мешки, Виктор Иванович спросил:

– Лида, ты пойдешь работать в нашу бригаду?

– В бригаду пойду, но поварихой работать не буду.

– Ну, вот и хорошо.

– А замуж за меня пойдёшь? – вставил Сашка.

– Пойду, что мне в девках сидеть, – засмеялась Лида.

– Вот те на! – воскликнул Василий Иванович.

Петька открыл рот, но так и не смог, что-то сказать они с Сашкой онемели от изумления, стремительно развивающиеся события удивили всех. Наверное, сказанные слова удивили даже саму Лиду, но от решений своих она не привыкла отказываться.

В воздухе повисла пауза.

– Ну, вот хорошо, – сказал Виктор Иванович. – Приедем на место, дождёмся остальных и первым делом сыграем свадьбу.

"Тук, тук, тук…", но это уже не стук колёс, это ходики на стене в комнате, где живут Лида и Саша. Ходики, со странным звуком им подарили на свадьбу.

Уже три месяца молодожены работают в Салымском ЛЗУ в лесу, Саша помощником вальщика, а Лида "клеит" сучки. Спустя шесть месяцев их бригаду перевели на Бобровский лесоучасток.

В этой забытой Богом деревне на далёком Севере у Лиды родился первенец, сын, которого они с мужем назвали Толей, в честь командира полка, в котором воевали ребята.

Толя родился слабым ребёнком, он часто болел, Лиде и Саше предлагали переехать в Ханты-Мансийск, но они отказались. Больше года они возили Толю по больницам, лечение помогало ненадолго, иногда казалось, что болезнь отступила, но вскоре всё вновь повторялось. Молодая мать все время была дома с больным ребёнком.

Лида познакомилась с местными женщинами, хантыйками, которые жили рядом с лесоучастком. Ходили слухи, что они лечат людей травами и заговорами. Однажды, после очередной поездки в больницу, Лида решила нести больного сына к ним.

– Холод, ох уж этот холод. Север, – бормотала старая хантыйка, женщина сидела в середине чума у огня. Она, задрав шкуры, ловко расстряпывала лепёшки прямо у себя на ноге.– Табак нужен! Чеснок нужен! Твоего сына я вылечу, хорошо вылечу, хворь из его тела и холод выгоню.

Лида слушала, она была согласна на всё, лишь бы Толя выздоровел.

– Скажите, почему вы в деревню не переезжаете, для вас новые дома построили? – робко спросила она у хозяйки.

– Зачем? Здесь наш дом, – она обвела глазами чум, – мы давно здесь живём и дед мой жил, и прадед. Ни какие дома нам не нужны, – женщина замолчала. Она сняла с огня котелок, разгребла жар и поставила в него другую ёмкость, похожую на казан. – Сейчас хлеб испеку, а там глядишь, муж с братом, из тайги вернутся.

– А сына, когда же лечить?

– Лечить? Пока лепёшки пекутся, буду лечить.

Из-под вороха тряпья и шкур, лежавших в чуме, хантыйка достала пучок травы и бросила в котелок. Потом добавила жир, размешала всё деревянной ложкой, и снова бросила какую-то травку. Долго всё это мешала и что-то тихонько бормотала.

– Хорошо бы табак и чеснок хорошо, – много раз повторяла она, – ребёнок мал ещё, поправится, и всё будет хорошо. Сила тайги и сила воды войдёт в него и одолеет силу холода и болезнь уйдет.

Она взяла малыша, раскутала его и стала натирать крохотное тельце приготовленным взваром. После женщина укутала малыша в тряпку, с непонятными узорами, и завернула в шкуры.

– Мужчины с охоты идут! Сейчас есть будем, пусть ребёнок спит.

– Я лучше домой…

– Брезгуешь? Или моей стряпни не хочешь? – с подозрением спросила её хозяйка.

– Да нет, что вы, – спешно ответила Лида.

– Хорошо, что нос от нас не воротишь. Мужики придут, ты молчи и ешь.

Спустя несколько минут в чум вошли трое мужчин, укутанных в заиндевелые шкуры, они, молча, сняли верхнюю одежду, и только тогда один из них сказал:

– Гость у нас, однако.

– Да, и у меня гостья, – ответила ему хантыйка.

Все расселись вокруг очага и стали есть, приготовленные хозяйкой лепёшки и строганину из рыбы. Мужчины понемногу выпили, им сегодня ещё предстояло идти в тайгу. Ни один из них не проронил за обедом ни слова.

Только когда мужчины одевшись, вышли из чума, Лида словно, проснулась от сна, или вышла из оцепенения, сказала хозяйке:

– У меня родители на Украине, я им напишу, чтобы прислали табак и чеснок.

– Хорошо, это очень хорошо!

Лида стала раскутывать Толю, чтобы переодеть.

– Ты что делаешь, так бери со шкурами, – остановила её хантыйка, – холстину только потом вернёшь, она дороже всех шкур, это память о родителях, матушка сама вышивала.

– Спасибо тебе, – поклонилась Лида и протянула хантыйке деньги.

– Не надо, – резко сказала, как отрезала хозяйка. – Ты у меня теперь частая гостья будешь.

– Сын будет долго болеть?

– Зачем будет болеть? Выздоровеет! А ты просто ко мне в гости приходи.

– Хорошо.

– Вот тебе, – хантыйка протянула Лиде банку с взваром. – Надо ещё три дня ребёнка натирать и укутывать в холстину и шкуры, тогда тепло придёт – холод из тела уйдёт.

Лида вернулась домой с надеждой, положила Толю на кровать, присела к столу. "Это как же так? Надо домой писать, а как? Отцу значит повинится и в ноги поклониться… Ну, нет! Напишу лучше маме".

Лида достала тетрадь и вырвала из неё двойной листок, положила его перед собой, снова задумалась и, взяв ручку, начала писать:

" Уважаемая, Екатерина Петровна! Пишет вам с далёкого Севера ваша дочь Лида".

– Ух! – Лида вытерла испарину со лба, поправила платок. – О чём писать-то, столько времени уже прошло? – она задумалась и продолжила:

"За всё-то время, что мы с вами не виделись, я уже и в шахте успела поработать, а сейчас вот на Севере в лесу работаю.

Жизнь меня свела с хорошими людьми. Я познакомилась в поезде с Сашей, и теперь он мой муж. Живём мы хорошо, мой Саша герой – разведчик…

В письме всего и не расскажешь. Времени много прошло, чай не один год пролетел, как я уехала из дома.

Недавно я родила сына Толю, он сильно болеет, много врачей лечили и смотрели мальчика, ничего не помогало. Сейчас его лечит хантыйка, это местных жителей, так называют, они здесь на Севере "спокон веку живут".

Если затаили на меня обиду, что покинула родной дом и оставила вас, то прошу меня, непутёвую дочь, простить, а я уже всех давно простила и обиды ни на кого не держу.

Прошу, родная матушка, по возможности выслать мне табак и чеснок, это хантыйке за лечение сына надо отдать, а ещё сухофруктов. Свежие, боюсь, не дойдут, замерзнут. Морозы здесь лютые бывают, зима не в пример нашей.

Как вы жили всё это время, как сейчас живёте? Как там Надя и Ваня, всё ли у них хорошо?

Ваша дочь Лида"

– Ну, вот и всё, – Лида с облегчением выдохнула. – Как булыжник с души упал.

– Какой ещё булыжник? Что ты пишешь? – спросил Саша, он только что пришёл с работы и стягивал унты, сидя на пороге.

– Ой, Саша? – удивилась Лида. – Я не заметила, как ты вошёл, а я вот домой письмо матери пишу, написала уже.

– Домой!? Письмо домой написала!? Завтра весна придёт, и снег растает! – пошутил муж. – С отцом решила помириться, а я тебе давно об этом говорил.

– Нет нужды мне с ним мириться, я на него уже давно обиды не держу и простила, а что отец держит в сердце, так это его дело. Матери родимой написала, как она там.

– Ну и характер у тебя, жена, больно крутой. Ох, и трудно тебе жить будет.

– Зачем, такую в жёны взял, коли о её характере не узнал?

– Из-за характера и взял.

Только сейчас Саша увидел сына, завёрнутого в шкуры. – Шкуры откуда здесь взялись?

– Ходила сегодня к хантыйкам, Толя опять расхворался, вот и решила сына им показать. Одна надежда у нас осталась.

– Надо к врачам в Ханты-Мансийск везти, а ты вот что придумала.

– Да, Саша, придумала! Мы его месяц назад к врачам возили и что толку? Тебя уже скоро с работы не будут отпускать. Хорошо, что бригадиром Виктор Иванович. – Лида задумалась, она не хотела ссориться с мужем, но подумав, продолжила. – Меня на больничном, столько времени держат. Если ребёнок болен "все средства хороши", – подытожила она.

– Ты права, моя Лилия, все средства хороши! Да поможет ли лечение сыну?

– Я уверена, поможет! Вот сам посмотри, как от хантыйки Толю принесла, он родимый всё спит и дышит так спокойно.

– Хорошо, ну давай ужинать и тоже спать ложиться.

– Садись за стол, всё готово, сегодня баба Маша пекла шаньги с картошкой и нам сказала, чтобы ели не стеснялись. А я борщ успела сварить.

Они сели ужинать, в соседней комнате спала баба Маша, которая сдавала им угол в своём доме, вернее сказать светёлку, а сама ютилась в спаленке.

– Баба Маша обещала за Толей присматривать. Хорошая у нас хозяйка, не то, что у меня когда-то была. Саша, я на следующей неделе выйду на работу, а свой больничный, отдам мастеру, пусть он его закроет и сдаст в бухгалтерию.

– А если не подпишет?

– Да что ты, Саша, ему план нужен, подпишет…

Лида с Сашей поели холодец, и шаньги бабы Маши, борщ уже не захотели. Лида сняла кастрюлю с печи и поставила на пол, чтобы борщ не закис.

– Он завтра ещё вкуснее будет, – улыбнулась Лида. – Саша, ты бы позвал в выходные ребят и Виктора Ивановича к нам, а то с рождения сына мы не встречались. Я вот холодца, много наварила и пельменей налепила.

– А как же хозяйка, что она скажет? Да и повод, какой, чтобы гостей звать?

– А ты Саша так без повода позови, и баба Маша с нами посидит. Тяжело ей век одной коротать, а с нами веселей будет.

– Хорошо, завтра же скажу ребятам, пусть приходят в воскресенье к нам.

Два дня, оставшиеся от рабочей недели, прошли не заметно. Сын пошёл на поправку, малыш бегал по дому, вот только не разговаривал. В субботу вечером, родители сидели за столом, Толя вдруг громко и отчетливо сказал:

– Мама…

– Ты что сказал? – Лида подняла на руки сына и мальчуган повторил:

– Мама, мама…

– Баба Маша! Толя заговорил!

– Вот радость, так радость! Я тебе давно говорила сходить к хантыйке. Да ты меня старуху не слушала.

– Да что вы, баба Маша! Какая вы старуха? Дура я была, что не слушала. Вот радость то у нас, а Саша говорил, что для гостей повода нет. Да как же нет, если сын выздоравливать начал.

В воскресенье вечером пришли гости: Виктор Иванович с женой Василисой и Петька молчун с подругой, все удивились, где Петька в тайге мог её найти, да вот нашёл или судьба свела их вместе, а ещё ребята из Сашиной бригады, народу набралась, полна изба. В тесноте, как говорят, да не в обиде, всем места хватило, Саша с ребятами принесли из чулана старый дощатый стол и лавку.

– Вы хоть сына у меня не затопчите, – смеялась Лида. – Ну что прилипли к печке, рассаживайтесь.

Наконец все расселись за столом, накрытым белой простынею. Стол богат был не мудрёными разносолами, а обычной деревенской едой: картошкой и холодцом, пирогами и соленьями и сибирскими пельменями! Гости молчали.

– Ну что все затихли или особого приглашения ждём? Саша, наливай гостям!

– Да они что сами бутылку не видят?

– Кто у нас в доме хозяин? Кавалеры поухаживайте за дамами!

– Кавалеры, ха, ха, ха,…

– Чем вы, ребята, не кавалеры? Если вы не кавалеры, значит и мы не дамы?

– Дам, да не вам…

– Вот же охальник ты Колька, сразу видно из "бывших" городских.

– Да плюнь ты на него Лида, сама садись за стол, – сказал Виктор Иванович.

– Сейчас, сейчас, пельмени сварю и сяду.

– Ещё успеешь, сваришь, и так закусок на столе много.

Лида, раздвинув на лавке Кольку и Сашку, уселась между ними.

– Да ты меня с лавки столкнёшь, хозяйка!

– Ага, такого, столкнёшь! Плесни-ка мне красненького вина, муженёк.

– Значит за нас, за всех нас! – Виктор Иванович, поднял рюмку, – за нашу бригаду! – он залпом выпил и сел.

– А мы? Мы не ваша бригада, – сказала его жена.

– Вы самая лучшая часть нашей бригады! И ты, дорогая, и невеста Петра!

– Ну, вот парня в краску вогнал.

– Да ладно, все свои…

Виктор Иванович сел за стол, ребята стали накладывать в тарелки закуски и потихоньку жевать, чтобы прервать паузу, повисшую в комнате, Лида сказала:

– Виктор Иванович, давно я уже твоих песен не слышала!

– Да и я Лида давно не слышала, – сказала жена Виктора Ивановича.

– Что ж можно и спеть. Он взял гитару, принесённую с собой, и спел песню, которую Лида слышала в поезде.

– Вот мчится поезд по уклону, сибирской по тайге густой. А машинисту молодому кричит кондуктор тормозной.

Лида думала: "Вот ведь как бывает, вся жизнь человеческая в одной песне поместилась, без остатка".

– Я здесь на Севере ещё одну песню написал, вот только унылая она какая-то получилась, как ветер за окном.

– А вы спойте, – попросила Лида.

– Спойте, Виктор Иванович, – стали просить ребята.

– Спой, Витя, – сказала жена, – все тебя просят.

– Да, что вы меня уламываете, как девку! – засмеялся Виктор Иванович, он снова взял в руки гитару запел.

– Север, Север далёкие страны.

Север, Север метель и пурга.

Кто не видел тот Север далёкий

Тот и горя не знал никогда.

Мать родная посмотрит на Север

И слезою зальётся она…

– Где же ты моя матушка? – всхлипнула баба Маша, сидевшая вместе со всеми за столом. – Ох уж этот Север, всю душу мою вымотал, очи бы его мои не видели.

– Так, что же вы здесь живёте? – удивился Петька.

– Я, милый, не век здесь живу. Из раскулаченных мы, с мужем и детьми сюда нас сослали, только матушка моя и отец где-то в дороге сгинули. Даже не знаю, где похоронены, их выгрузили из другого вагона на каком-то полустанке, когда сюда ехали.

– Ох, баба Маша, а я и не знала, – сказала Лида, она уже стояла у плиты и ждала, когда сварятся пельмени.

– Война началась, муж и трое сыночков в первых рядах, чтобы "грехи" кровью смыть. – Маша замолчала, вытерла слёзы. – А какие грехи? За то, что корова с лошадёнкой у нас была и хозяйство справное?

– Где же они сейчас? – спросил Сашка.

– На мужа со старшими Петей и Васей хоть похоронки пришли, а на младшего Ванечку ни одной строчки, ни от него, ни от военного начальства, где сгинул, в какой земле лежит, не знаю.

Лида с Сашей были поражены услышанным, второй год они живут в избе бабы Маши и она никогда не рассказывала о своей жизни.

Что же такое сейчас произошло за столом?

Эта тихая, забытая страной женщина, просто перестала бояться?

Ей просто давно надо было кому-то излить свою душу и она, увидев молодых парней в своём доме и услышав песни Виктора Ивановича, вспомнила своих сыновей и решила всем рассказать о своей не лёгкой судьбе. А сколько таких семей разбросало по стране, сколько погибло людей в страшную годину, не сосчитать…

– Что же я, вас своими разговорами в грусть-тоску ввела, – спохватилась баба Маша. – Давайте я вам ребята тоже спою!