Читать онлайн В середине апреля

Пролог

– У нее нет сестры.

– Ну как же! – сказала Леля. – Посмотрите, пожалуйста, внимательно.

Медбрат в сотый раз просмотрел какие-то бумажки, особо в них не вчитываясь. Леля понимала: он делал это показушно, просто чтобы она от него отстала.

Маленькая голубая шапочка смотрелась на медбрате комично – у него были широкие плечи и мощная нижняя челюсть. Таким пристало людей калечить, а не спасать.

– Нет. Ничего. У нее нет сестры, и никогда не было… Если верить документам. Хотя, не спорю, вы очень похожи.

Леля стискивала зубы до боли. Обычно она себя так не вела, но сейчас ей хотелось закричать, сказать, что медбрат дурак, что Яна ее родная сестра – значит, ей можно зайти к ней в палату. Она почти решилась на это, но тут Сема стукнул ее мохнатым хвостом по ноге. Видно, почуял, что Леля бесится.

Леля дернула ногой. Она думала просто отмахнуться от Семы, но тот вдруг взвизгнул от боли. Леля не чувствовала, что коснулась его, но наклонилась и заговорила:

– Прости-прости-прости, Семочка, я не хотела.

Сема улыбнулся, насколько это могла сделать собака, и лизнул нос Лели. Тут она поняла, что и вправду не ударила Сему. Он слукавил, чтобы Леля отвлеклась.

– Просто скажите, как Яна, – попросила Леля.

Медбрат качнул головой.

– К сожалению, я имею право разглашать информацию о пациентах только ближайшим родственникам.

Леля могла поспорить: ближе нее у Яны никого не было. Но медбрата убеждали лишь документы, которые врали. А тех, что не врали, у Лели не было. Когда ты бог – паспорт незачем. Все и так тебя знают.

– Ладно, – сказала Леля. – Спасибо. До свидания.

– Не за что, – сказал медбрат, но Леля уже его не слушала.

Хотелось перекривить медбрата, это «не за что» Леле жутко не понравилось. Она нахмурилась и плотнее стиснула зубы. Но в больнице было мало народу, поэтому стояла тишина. Если Леля скажет хоть слово – медбрат ее услышит.

На улице Леля завернула за угол. За ней скользнул большой мохнатый пес с буро-серой шерстью, похожий на медвежонка. Леля сложила руки на груди. Смотря вперед, она видела коридоры серых зданий с потолком небом, розоватым из-за закатного солнца. И ни единой живой души. Леля стиснула предплечья и сказала:

– Неужели даже документы забывают нас?

– Похоже на то.

Слова раздались через мгновение после невнятного шороха. Потом Сема положил ладонь на плечо Лели. Та вздрогнула от неожиданности, и Сема отнял ладонь, хотя Леле было приятно ощущать такой вот физический эквивалент поддержки.

Вдохнув теплый весенний воздух – была уже середина апреля – Леля почувствовала, как внутри нарастает тревога. С чем-то похожим на ужас Леля осознала, что здесь, в мире людей, ей неуютно. Когда-то этот мир был ее домом. А теперь ощущался чужим, как комната, в которую редко заглядываешь, или остановка, которую всегда проезжаешь.

– Ты знал?

Леля обернулась, все еще стискивая предплечья. Сема пожал плечом. Ветер взъерошил его волосы непонятного оттенка – коричнево-серого. У людей такого цвета не бывает, хотя выглядел он обычным.

– Предпочитаю об этом не задумываться.

– Ты о чем-нибудь серьезном задумываешься хоть иногда?

Голос Лели прозвучал зло, будто она оскорбилась, хотя на самом деле просто расстроилась. До Яны не добраться. Она в коме, то есть почти что в Прави. А Леля тут, в Яви. И несмотря на то, что она богиня, Яне помочь не может.

Несмотря на тон Лели, Сема улыбнулся, но лишь уголком рта, словно старался заглушить улыбку, чтобы не выводить Лелю еще больше.

– Что есть на ужин – это серьезно?

– Нет!

– Тогда не задумываюсь.

Леля вроде хотела злиться, хотела кричать и плакать. Но в душе было лишь равнодушие, какое возникает, когда понимаешь, что ничего не можешь сделать. Хорошо, что вслед за таким равнодушием приходит решимость. Леля спасет Яну. Она пока не знала, как, но она сделает это. Даром, что ли, она богиня?

– Не понимаю, – сказала Леля, посмотрев на Сему. – Ты же не такой дурачок, каким хочешь казаться.

Сема смотрел на нее, чуть склонив голову. Его брови поползли вверх и улыбался он теперь как обычно.

– Я никем не хочу казаться, – сказал он. – Знаешь, если все вокруг дурачки, то, вероятно, дело не во всех вокруг, а…

– Просто помолчи, – сказала Леля, усаживаясь на парапет. – Часто лучшее, что ты можешь сделать, это промолчать.

Сема сел рядом. Он держал руки в карманах застиранных джинсов, отчего подогнулся подол серой фланелевой рубашки. Леля задавалась вопросом: Сема хоть иногда переодевается? Или он, как персонаж мультика, всю историю будет ходить в одном и том же?

Правда, она и сама редко меняла образ. Еще в марте она наигралась с бесконечным количеством одежды, которая вываливается из шкафа по твоему велению. Поэтому сейчас почти всегда она носила белые штаны и светлую блузку.

Хорошо, что сейчас такой наряд по сезону. Весна в разгаре. Казалось, даже сирень зацвела раньше срока. Любимое растение Яны – белая сирень. Надо будет принести букетик в ее палату. И пусть потом этот амбал-медбрат думает, что сошел с ума, раз сирень появилась сама по себе.

Сема широко зевнул, не прикрывая рот, и положил голову Леле на плечо.

– Ну что? – сказал он. – Идем?

– Куда?

– Домой.

Леля покачала головой. Она понимала, что ничем не может помочь Яне, но хотелось хотя бы увидеть ее.

– Я просто хочу посмотреть на нее. Убедиться, что она все еще дышит.

Леля испытывала дикую вину перед Яной. Это из-за нее душа сестры висит где-то между Явью и Правью, миром людей и миром душ. Если бы она пришла чуть раньше, Чернобог не добрался бы до нее, и Яна была бы в сознании. В сознание, которое не помнит Лелю. Но это ничего. Главное – что она была бы жива.

– Ну так сделай это, – сказал Сема.

Леля сжала губы. Все у Семы легко и просто.

– Ты же видел, меня не пускают к ней. Я в этом мире больше не существую.

Сема поднял голову и, дождавшись, когда Леля на него посмотрит, сказал:

– Если знаешь, что не разрешат, зачем спрашивала?

– А как мне иначе попасть к Яне в палату?

Леля хотела вскочить и пойти прочь. Хотя это было бы глупостью. Без Семы она не сможет переместиться в Навь, а скитаться по Яви ей хотелось так же сильно, как видеть Яну в коме.

Но не успела она додумать эту мысль, как раздался хлопок. Тьма. А потом полумрак больничной палаты. На улице пахло свежестью, едва уловимо цветением, и надеждой. А здесь – фенолом, чем-то затхлым, и тоской.

Пока Леля хлопала глазами, Сема перестал касаться ее ладони, и медленно прошелся по палате, сунув руки в карманы. Он так рассматривал голые стены, словно на них висели какие-то картины или плакаты, которых Леля не видела. Сема дотронулся пальцем, кажется, до всего, что в этой палате было неживого: стойки капельницы, стопки белых простыней на тумбе, самой тумбы, пустой вазы для цветов, изголовья койки и стекла двери. Потом он сел в кресло, у которого от кресла были только подлокотники, и закинул нога на ногу.

А Леля все это время боялась шевельнутся. Словно любое ее движение потревожит Яну, которая с закрытыми глазами лежала на больничной койке. Будто спала.

Наверное, в вены Яны из капельницы затекла треть колбочки с мутноватой жидкостью, прежде чем в палате раздалось:

– Дышит.

Сема все это время смотрел на Яну. А потом перевел взгляд на Лелю, которая, казалось, ждала разрешения заговорить.

– Нельзя было сразу сюда переместиться? – воскликнула она. – Почему я должна была позориться перед этим тупым медбратом?

Леля кричала, но шепотом. В сумеречной тишине Сема хорошо ее слышал.

– Ты же сказала перенести тебя к больнице. Ты не говорила, что нужно к Яне в палату.

– А разве это было не очевидно?

Сема не ответил, может, подумал, что Леля не к нему обращалась, ведь она смотрела на Яну. Странно было видеть ее неподвижной. Яна никогда не сидела на месте дольше минуты. Только если заснула или замечталась. А сейчас лежала спокойно, как… мертвая. Ее губы были бледными, и все равно выделялись на лице легкой краснотой.

– Она не мертва? – сказала Леля, просто чтобы убедить себя в этом. Но в голос все-равно проник вопрос.

– Дышит, – повторился Сема.

Леля медленно подошла к койке. Она хотела сесть рядом с Яной, но забоялась, что это ей навредит. Руки Яны лежали сверху простыни и были почти такими же белыми. Леля коснулась ладони Яны и тут же отдернула руку. Ладонь оказалась холоднее, чем Леля ожидала.

– И сколько это будет продолжаться?

Леля не оборачивалась на Сему, но знала, что он пожал одним плечом.

– Нормальная кома длится до пяти недель. А потом…

Сема не договорил и Леля была ему за это благодарна. А потом ее сестра умрет. Отключат ее систему жизнеобеспечения. Леля сомневалась, что Яна в ней нуждается, ведь ее кома вызвана богом, значит «работает» как-то иначе. Но Леля все равно должна поторопиться. Хотя пока она не понимала, как может помочь Яне, решимость сделать это с каждой неудачей лишь крепла.

– Сколько уже прошло? – сказала Леля.

Она знала ответ: три недели. Просто Сема мог нарочно просчитаться и назвать меньший срок, чтобы успокоить ее. Но вместо этого он сказал:

– Это не нормальная кома. Поэтому и лекарств от нее люди не придумали. В эту кому Яну ввел бог, значит, и вывести может только бог.

– То есть нам это по силе? – сказала Леля с тощей надеждой.

– Мне нет, – сказал Сема. – И тебе нет. Никому из наших нет. Это под силу либо тому, кто наложил проклятие, то есть старому Чернобогу, который уже и не бог вовсе. Либо богу смерти…

– …но в Нави такого нет, – закончила Леля.

Она вздохнула и обхватила себя руками. Но тут же воспряла – в голову залетела чудесная мысль.

– Но вообще есть боги смерти, ведь так? – сказала Леля.

Сема рассеянно кивнул, не отрывая замыленного взгляда от Яны.

– Тогда нужно попросить… – продолжила Леля, чувствуя, как приятное осознание растекается по телу.

– Нет! Богов смерти нельзя ни о чем просить!

Сема сказал это так резко, что Леля вздрогнула.

– Они ничего не делают просто так.

– Но ради Яны я… – начала Леля.

Она и вправду была готова ради Яны почти на все… Нет, вообще не все! По Лелиной вине Яны страдает. Значит, справедливо будет, чтобы Леля страдала ради ее спасения.

– Нет, Леля, – сказал Сема. – Ты не понимаешь, о чем говоришь. Они не будут делать тебе одолжение… Даже если будешь смотреть так, как смотришь на меня сейчас.

Леля отвернулась и поджала губы. Она отошла от койки и теперь стояла в середине палаты.

– Вот бы поговорить с ней… – сказала Леля. – Хотя бы пару слов сказать.

Затем Леля встрепенулась. На эти мгновения она забыла, что не одна в палате, и ей стало стыдно за такое проявление чувств. Однако Сема выглядел так, словно ничего не слышал. Он молчал, а потом, внезапно для Лели и, кажется, для самого себя, сказал:

– Я бы тоже хотел с ней поговорить.

Он сказал это тихо, но Леля хорошо услышала каждое слово. Тем не менее она подумала, что ошиблась, и переспросила:

– Почему? Что тебе от нее надо?.. Вы же, вроде, не были знакомы.

Сема молчал. Леля подумала, что не дождется ответа. Она подошла к нему, собираясь попросить вернуться в Навь. Но тут Сема сказал:

– Хочу у нее спросить, больно ли умирать.

Леля успела только нахмуриться. Сема, не вставая с кресла, схватил ее за руку. Хлопок, тьма, и наконец-то Навье лето.

Глава 1

– Давай, Леля, ты сможешь! Еще раз!

Леля не смогла. Она напрягла руки, но бицепсы отказались подчиняться. Еще пару секунд Леля висела на турнике, прикрепленном к стенке избушки, а потом она разжала ладони.

– Слабачка, – сказал Сема.

Он слишком сильно поджимал губы и качал головой, так что Леля понимала – он не сердится.

Сема взялся ее тренировать. Леля сама его об этом попросила и теперь жалела, что ввязалась в эту авантюру. Лучше не говорить Семе, что тебе нечем заняться. Он, как мама, найдет тебе тысячу дел, и хорошо, если хотя бы десять из них будут приятными. Но Леля уже так маялась со скуки, что хотела занять себя хоть чем-то.

– С такими слабенькими ручками далеко не убежишь, – сказал Сема, когда Леля посмотрела на него.

Леля подтянулась два раза. На два раза больше, чем обычно.

– А я ногами бегаю, – сказала Леля.

Ей было не смешно, а Сема почему-то рассмеялся.

У Лели покраснели ладошки, а еще они вспотели, так что пришлось вытереть руки о штаны. Плохое решение, если штаны белые, но Леля другие не носила. В Яви, еще будучи человеком, Леля носила разную одежду. Чаще темные штаны и какой-то легкий верх. А здесь, в Нави, ее тянуло на белую одежду. Только недавно она поняла, что это сущность богини весны и лета ее к этому склоняет. Как, например, сущность богини зимы и осени склоняет Морану носить черные закрытые платья в пол.

– А теперь побежали!

Сема хлопнул Лелю по плечу и понесся вдоль бревенчатой стены. Леля не сдержала всхлипа, а потом нехотя потрусила за ним.

Вдох – левая нога, правая; выдох – правая нога, левая. Леля сосредоточилась на дыхании. Иначе она бы не пробежала и одного фасада избушки. Затем, вздохнув, Леля сумела сказать:

– Сколько стен?

– Одну!

Сема, казалось, прогуливался. Он улыбался и бежал легко, дышал спокойно, его лоб не блестел от пота. В отличии от Лели. Ей бег никогда не нравился. Ни в Яви, когда она была человеком, ни сейчас в Нави.

– Один? – выдохнула она, чувствуя, что задыхается.

Слишком мало. Неужели Сема ее пожалеет и не будет гнать до тех пор, пока она легкие не выплюнет? Леля нахмурилась – что-то здесь было не так. Однако переспрашивать не стала. А то знала она Сему: тот удивится, что она такая разговорчивая и накинет еще кругов. Так что лучше молчать.

Бежали долго. Леле казалось, что избушка выросла в длину. Потому что угла дома не было видно, хотя чувствовалось, что бегут они слишком долго.

Потом Леля догадалась:

– Ты сейчас думаешь, чтобы стена никогда не заканчивалась, да?

Относительность расстояний в Нави была Леле давно известна. Сколько пожелаешь идти до объекта – столько и будешь. Леля не определяла расстояние до угла избушки, потому что думала, что оно постоянное. А вот Сема, кажется, определил. Бесконечностью.

Сема остановился и хлопнул в ладоши. Леля тоже остановилась, уяснив, что права.

– Молодец! – сказал Сема и после того, как Леля его стукнула, добавил: – Это была проверка на дурака.

– Отлично, я ее прошла, – сказала Леля, когда отдышалась.

Она хотела еще раз стукнуть Сему, больно довольным он выглядел, но пить хотелось больше. Леля прошла еще несколько метров и вышла к долгожданному углу избушки, за которым стоял длинный обеденный стол.

Леля подошла к нему и стукнула кулаком по белой скатерти с красной вышивкой. На столе появилась бутылка с водой, покрытая конденсатом, что странно смотрелось под ярким Навьем солнцем. Леля взяла бутылку, откупорила крышечку и выпила сразу половину.

Сема протянул руку. Но Леля вместо того, чтобы дать ему бутылку, поставила ее на стол, хлопнула по скатерти, и бутылка исчезла. Сема покривлялся ей, она покривлялась ему, а затем он сам достал себе воду.

– Ну наконец-то! – услышали они из-за угла избушки, откуда только что выбежали. – Сколько вы загадали расстояние?

К столу вышел Хорс. Он тяжело дышал, как некогда Леля, и прижимал к боку руку. Полы его черного халата угомонились только когда он остановился.

– Ну километр был, – сказал Сема, отпивая из бутылочки и задумчиво глядя вдаль. – А ты за нами бежал?

– Да! – сказал Хорс и было видно, что удовольствия он в этом не нашел.

Сема виновато улыбнулся, но, кажется, не раскаялся. Леля уже сидела на лавочке и грустным взглядом смотрела на свои ступни. Шевелиться не хотелось. Хотя тренировка Семы длилась не долго, Леля утомилась, и всего, чего ей сейчас хотелось, это сходить к Нимфее, постоять под водопадом.

– Чем обязаны? – спросил Сема.

Хорс вскинул брови.

– Вы что, забыли? – сказал он. – Скоро пятнадцатое число.

– И что? – сказал Сема.

Остаток воды он вылил себе на волосы и за шею, а потом задергал головой, как пес, который только вышел из воды.

– Середина апреля! – крикнул Хорс.

Он переводил взгляд с озадаченного лица Лели на спокойно-равнодушное лицо Семы и сам жутко недоумевал.

– Забыли?

– Конечно… – начала Леля.

Она хотела сказать «конечно, нет», а потом напрячь извилины, чтобы вспомнить, что такое важное они с Семой забыли. Но Сема все испортил, закончил «конечно» Лели простым:

– Да.

Хорс покачал головой. Потом нехотя добавил:

– Или я вам не говорил?.. Впрочем, не суть. Объясняю. Ты, – он показал на Лелю. – И Морана, как старшие среди славянских богов отправляетесь на ежегодное собрание богов. Сема идет с вами как проводник.

Леля молчала, не зная, что сказать. Ежегодное собрание богов? Это что-то очень важное, да? Зачем это собрание? Что там обсуждают? И почему едет она, Леля?

– Я старшая? – сказала Леля.

Хорс посмотрел на нее и сказал:

– Да. Ты и Морана. Вас люди придумали первыми, поэтому вы старшие боги. Так что вы представляете Навь на ежегодном собрании богов всех культур…

– Всех культур?

Леля встрепенулась, только начав сознавать, что все это значит.

– Ну да, вроде так и сказал, – Хорс почесал макушку, провел рукой по голове, коснувшись крошечного хвостика у самой шеи, и добавил. – Не переживай. Думаю, там все будет просто.

– А где в этом году собрание? – сказал Сема.

Вода не просохла на его волосах, поэтому пряди казались темными, почти черными. Леля нахмурилась, не понимая, почему пахнет мокрой псиной.

– На Олимпе. – Сказал Хорс и быстро добавил: – Ничего такого. Ничего интересного. Гора как гора.

Сема улыбался, мечтательно уставившись куда-то вверх. А Леля наконец-то сообразила, что к чему.

– Олимп? – проблеяла она. – Это там, где…

– Да, Леля – сказал Хорс. – Там, где Зевс, Аид и вся компашка, которую люди в Яви любят больше, чем тех, к чьей культуре принадлежат. Мультики про них рисуют, книжки пишут… Я тоже хочу в книжку!

Леля наблюдала за Хорсом, бросая взгляды на Сему. Как они могут быть такими спокойными? Ежегодное собрание богов всех культур. Это что-то очень величественное. Не повезло же ехать ей, Леле, которая стала богиней всего месяц назад.

– А что там надо будет делать?

– Не переживай, – Хорс махнул рукой. – С тобой будет Морана. Она там уже тысячу раз была.

– Ну не тысячу…

Все трое обернулись. Морана сидела у противоположного от них края стола, подперев подбородок кулаком. Она скучала, зевала, и была чем-то ужасно недовольна. То есть выглядела, как обычно.

Первым очнулся Сема. Он нахмурился и сказал:

– Как ты здесь оказалась?

– Ногами притопала, вот этими…

Слева от Мораны взвилась ее черная юбка, под которой, верно, была нога.

– Я не про то, – сказал Сема. – Почему мы тебя не видели?

– Я вышла с другой стороны избушки, – сказала она. – Как увидела, что вы с Лелей побежали, так поняла, что сотней метров не ограничитесь. Поэтому решила обойти избушку с другой стороны, чтобы самой задать расстояние… И не прогадала.

С последними словами Морана кивнула на Хорса, который все еще дышал прерывисто.

– Сколько раз ты была на собрании? – спросил тот.

Морана призадумалась, стуча пальцем по губе. А потом сказала:

– Не помню… Сколько я здесь лет? Столько и ходила.

– Больше тысячи? – сказал Хорс.

Леля усмехнулась, ведь Хорс так серьезно об этом говорил.

– Может, больше, – ответила Морана совершенно серьезно.

Теперь Леле было не до смеха.

– Больше тысячи? – воскликнула она. – Ты богиня больше тысячи лет?!

Морана смотрела на Лелю, но не отвечала. Словно ее вопрос был настолько тупым, что не заслуживал даже кивка.

– Это вторая Морана, – сказал за нее Хорс.

– В смысле вторая? – Леля не понимала.

– Вторая человеческая оболочка, которая приняла в себе божественную сущность Мораны, богини зимы и осени, – сказал Сема, и Леля глубоко призадумалась.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Морана.

– Умею разнюхивать, – сказал Сема с самодовольной улыбкой и Морана перекривила его.

У нее получилось забавно, поэтому Леля усмехнулась. Но тут же встрепенулась и сказала:

– То есть как это вторая?

– Ну вот Лели, например, часто меняются… – сказал Сема. – Какая она по счету, Хорс?

Тот нахмурился. Почесав бороду, опрятную, словно он каждый день ее подстригал, Хорс сказал:

– Две тысячи сто десятая.

– Две тысячи сто десятая?! – взвизгнула Леля. – А Морана всего-то вторая?

Леля перевела на нее взгляд.

– Ну да, – сказала Морана. – Ты, конечно, не Стрибог, но тоже весьма ветреная богиня.

– А Стрибог какой? – сказала Леля.

– Честно говоря, – сказал Хорс. – Не помню… Давно сбился со счета. Надо в таблицу глянуть.

– Ну, конечно, у него есть таблица и на этот случай… – сказала Морана, жмурясь от солнца, которым, конечно, была недовольна. – А где Ярило? – продолжила она. – Может ему кто-то сказать, чтобы прикрутил свою печку?

Никто не обратил на нее внимания.

Леля была в шоке. Две тысячи сто десять Лель. Через столько людей прошла божественная сущность Лели. И она, нынешняя Леля, хотела снова уйти.

– А собрание когда-нибудь проходило в Нави? – сказал Сема. – Ну, на твоей памяти?

Хорс скривился, как кривятся, когда воспоминания не приносят удовольствия.

– Да, – сказал он.

И без пояснений, по одному этому «да», Леля поняла, что прошло оно так себе. Правда, зная Хорса, самого ответственного бога… точнее единственного ответственного бога во всей Нави, можно было сказать: все прошло хорошо, а Хорс со своей манией контроля сам себя накрутил.

– Так, уважаемые! – сказал он на тон выше. – Пятнадцатое апреля это понедельник. Чтобы к тому времени вы все разобрались со всеми своими делами…

– Ты серьезно? – сказала Морана. – Все уже давно разобрались со своими делами, потому что в этом омуте скуки заняться больше абсолютно нечем.

И снова на нее не обратили внимания. Это было полезно для нервов – игнорировать Морану. Если по-настоящему вслушиваться в ее речи, выработка серотонина прекратится, возможно, навсегда. Или понадобятся антидепрессанты, а на богов человеческие медикаменты не действовали.

– И чтобы утром в понедельник все с третьим петухом стояли на поляне перед входом в избушку!

– Тут есть петухи? – сказала Леля.

– Да, сер, есть, сер! – сказал Сема, прислонив вытянутую ладонь ко лбу, а потом развернулся и добавил. – Идем, Леля, финальный забег на сегодня!

Сема побежал и тут же скрылся за углом избушки. Пока он не понял, что никто за ним не бежит, Леля шустро скользнула за другой угол.

Глава 2

Леля боялась пропустить третьего петуха, поэтому не выспалась. Она то проваливалась в некрепкий сон, то подскакивала, тревожась, что проспала.

Всеобщее собрание богов всех культур. Что там происходит? Решаются какие-то важные вопросы? Если это правда, то как Леля может принимать в них участие, если со своими вопросами еле разбирается? Не может спрятать цветок папоротника без Семы. Да и Морана уступает ей весенние дни лишь потому что хочет себе меньше работы.

Одна она бы точно пропала. Но с Семой и Мораной будет не так страшно. Или даже весело. По крайней мере не грустно.

Через шесть часов после середины апреля Леля встала с кровати. Она больше не могла просто лежать. Ей казалось, словно она что-то забыла. Что-то важное и нужное. Леля собрала рюкзачок, но переживала, что его недостаточно. Собрание продлится неделю. Не так уж много. Но Леля не знала в какие условия попадет, поэтому старалась предусмотреть все.

Подхватив рюкзачок, Леля вышла из комнаты. Она нуждалась в совете. Леля не хотела лишний раз просить Морану об одолжении, но лучше разгневать ее, чем оплошать перед богами других культур. Поэтому Леля подошла к двери со снежинками и осторожно постучалась.

Как и всегда, ответа не было. Недолго думая, Леля нажала на ручку, затем толкнула дверь и очутилась в комнате Мораны.

Ее настигло дежавю. Морозный воздух вихрями проникал в комнату из открытого окна, за которым вилась снежная буря. Темный балдахин затрепетал от сквозняка. Когда Леля очутилась в этой комнате в свое первое утро в Нави, она не знала, что Морану, если она не на виду, надо искать в кровати. Но сейчас Леля уверенно подошла и приподняла балдахин.

Морана спала. Вот-вот пора отправляться на Олимп, а она спала!

– Морана! – крикнула Леля, от удивления позабыв, с кем имеет дело.

Спящая Морана была милой. На ее умиротворенном лицо сияла легкая улыбка. Но потом она открыла глаза. Целую секунду после этого ее лицо оставалось милым. А затем Морана скривилась и заорала:

– Леля! Какого черта?!

Леля отскочила, уверенная, что сосульки, которые висели на оконной раме, сейчас полетят в нее. Она пятилась, пока не врезалась в кого-то.

– И Черт теперь здесь! – продолжала Морана. – Ну просто замечательно!

Она натянула повыше белое одеяло, на котором ее черные волосы выделялись резко, как трещины в сухой земле.

Леля обернулась. Из-за того, что Морана искренне произнесла слово «черт», сам он явился в ее комнату.

– Доброе утро, дамы, – сказал Черт с невозмутимым видом. – Что-то вы сегодня рановато проснулись.

Он зевал так, что Леля, если б захотела, смогла бы увидеть какой неестественно острый кончик его языка. Но она отвернулась, потому что, в отличии от Черта, смущаться умела и делала это часто.

Черт, как всегда, был в черных одеждах. Нечесаная копна волос сегодня была настолько неряшлива, что не были видны даже его маленькие рожки. Леле очень хотелось их потрогать, но, разумеется, она не признавалась в этом даже самой себе.

– Середина апреля, черт бы ее побрал! – сказала Морана, переползая на другую сторону кровати.

Она так прижимала к себе одеяло, что Леля вспомнила: Морана привыкла спать обнаженной. И сейчас, кажется, искала на полу свою одежду.

– Не смогу, – сказал Черт. – Середина апреля не материальна.

Морана жестом показала Черту заткнуться и тот, к удивлению Лели, послушался. Затем Морана закопошилась и взяла с пола что-то черное и длинное. Она начала одеваться, хотя делать это под одеялом было не очень удобно. Но упрямства Моране было не занимать. Какое-то время она мучилась, а потом все же воскликнула:

– Черт! Можешь отвернуться! Мне надо переодеться!

Морана не просила отворачиваться и Лелю, но та сделала это по доброй воле. Потому что нагота Мораны смущала ее гораздо больше, чем саму Морану.

– Да что я там не видел, – сказал Черт, но встал к Моране спиной.

– Ты же с Нимфеей водишься, – сказала Морана. – Так что, могу поспорить, много чего не видел.

Черт хотел что-то ответить, но Морана крикнула, что можно оборачиваться.

Леля развернулась. Морана, теперь уже в длинном черном платье на бретельках, суетилась у комода.

– Где моя лента для волос? – спросила она.

Никто не ответил.

– Я не могу уехать без своей ленты…

– Кстати! – сказала Леля, пока не заговорил кто-то другой. – Что нужно с собой брать? Я вот собрала вещичек, но, чувствую, что-то забыла, поэтому хотела уточнить…

Леля присела рядом с рюкзачком и расстегнула его, чтобы перечислить, что она с собой взяла. Однако Морана ее остановила.

– Леля! – сказала она. – Это не Эверест. Это Олимп. Не нужно столько всего брать с собой… Вообще ничего брать не нужно. – Морана на миг замолчала, но тут же снова закричала: – Леля! Ты же богиня! Ты можешь любую вещь достать в любое время! Выкладывай свои трусы-недельки и поехали налегке!

Черт хохотнул, а Леля пожелала провалиться сквозь землю.

– Хорошо, – буркнула она.

– Да где эта лента дурацкая! – орала Морана.

Леля поплелась к выходу, чтобы не терять время. Еще надо бы успеть перебрать вещи до третьего петуха.

– Отдашь ей, когда приедете, – шепнул Черт и сунул что-то в ладонь Лели.

Прежде чем Леля спросила, о чем он, Черт исчез. Она посмотрела на ладонь и увидела черную ленту. «Ну пакостник», – подумала Леля. Затем сунула ленту в карман и вышла из комнаты.

Когда Леля очутилась на поляне перед входом в избушку, Хорс и Сема уже были там. Хорс, как всегда, с какими-то бумагами. Леле казалось, что он носил их с собой только чтобы казаться солиднее. Иначе его совсем перестали бы всерьез воспринимать.

Утро в Нави Леля заставала редко – предпочитала подольше поспать. Все-равно заняться было нечем. Леля закончила готовить лето еще в марте, когда собралась покидать Навь. Так что сейчас она постаралась запечатлеть мгновение. Роса на сырой траве, холодящая ступни даже сквозь балетки, нежное солнце у самого горизонта на бледно-розовом небе, и совсем спокойные березы у кромки леса.

– Доброе утро, – сказала Леля, попытавшись улыбнуться.

– Ты опоздала! – сказал Хорс, не здороваясь. – Скоро четвертый петух!

– Извини, – сказала Леля, чувствуя себя неуютно. – Я не слышала…

– Кажется, никто кроме Хорса их не слышит, – вмешался Сема и, спохватившись, добавил: – Привет.

Они обнялись и встали рядом. Леля, как первоклассница, надела на плечи обе лямки рюкзака и встала по стойке «смирно». Она уставилась на Хорса, чтобы не упустить ни единого слова. Верно, сейчас он будет говорить что-то важное. Может, как вести себя на переговорах с другими богами. Есть же у богов какой-то свой этикет? Или, например, какой стороне придерживаться ей, посланнице Нави, когда речь зайдет о политике?.. Она же зайдет, верно? Леля смыслила в политике не больше, чем в футболе. Поэтому стала переживать еще больше. Как можно правильно отвечать на вопросы, в которых ничего не понимаешь?

– Все-равно Морана еще не вышла, – сказал Сема.

Он был расслабленным, чему Леля завидовала.

– Она хоть проснулась? – сказал Хорс.

– Проснулась! – воскликнула Леля. – Я ее разбудила.

Хорс вскинул брови и, глядя на Лелю, сказал:

– Молодец.

Леля не уточнила, что сделала это не для общего дела, а в корыстных целях. Да и не успела бы. Морана вышла из избушки и, на ходу ругаясь, стягивала волосы какой-то палочкой. Прежде, чем Хорс стал ругаться, она сказала:

– Моя лента для волос пропала! И я уверена, без Черта не обошлось!

– И он здесь… – вздохнул Хорс, с опаской глядя на деревянную дверь избушки.

Но Черт оттуда не вышел. Видно, умчался по своим пакостным делам. Тогда Хорс встал перед Семой, Лелей и Мораной, которая все еще боролась с волосами, и торжественно заговорил:

– Дамы и господа! Боги и богини! Рад отправить вас на всеобщее собрание богов всех культур в это прекрасное весеннее утро…

– Да ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – воскликнула Морана, когда хрустнула палочка, которая держала ее волосы.

Пряди ночным водопадом рассыпались по плечам, спине, а их кончики едва не коснулись земли.

Леле стало стыдно за Морану, Сема еле сдерживался, чтобы не засмеяться, а Хорс глухо застонал.

– Вы можете хоть раз побыть серьезными? – спросил он.

– Почему «вы»? – воскликнул Сема. – Мы с Лелей молчали!

Хорс не ответил. Он подождал, пока Морана закончит с волосами, а ее лицо из разъяренного сделается хотя бы злым. Затем он продолжил, но теперь благоразумно решил не тянуть.

– В общем, легкой вам дороги! Жду через неделю! Сема, доставай тетрадь.

– Я уже записал.

– Ну хорошо. Достань и покажи, – сказал Хорс.

– Да зачем?

В равнодушии Семы Леля слышала какой-то подвох.

– Сема, – сказал Хорс теперь строго.

Сема несколько секунд просто смотрел на него, а потом полез в рюкзак. Вскоре он швырнул тетрадь в Хорса и, пока тот ее раскрывал, схватил за руку Лелю и Морану.

Леля успела услышать только встревоженное:

– Последняя строка?

А затем наступила тьма.

Глава 3

Леля ожидала чего угодно, но не морского ветра, который стал терзать ее лицо ее же волосами.

Сема отпустил руку, как только Леля открыла глаза. Море. Бескрайнее, как… да как любое море. Оно переливалось нежным голубым оттенком, какой бывает только утром. И волны моря были утренними, мелкими, едва слышными. Если бы вода врезалась в каменный пирс, а не в песок, как на этом берегу, то ее совсем не было бы слышно. Тихое, спокойное море. Леля любила его таким… Да и любым другим.

Но что-то было не так. Леля знала, что в горах есть водоемы, речушки и озера. Но моря…

– Ой, Сема, спасибо большое! – услышала Леля Морану. – Хоть на пару часов меньше торчать на этом клятом Олимпе!

Тут Леля наконец-то развернулась. Справа стоял Сема, сжимая лямку рюкзака, и глядя вперед на вывеску деревяной лачуги, где значилось «У Догоды». По другую руку от него стояла Морана. Она заправила волосы за уши и, подобрав юбку, двинулась к лачуге.

– А ну-ка, – сказал Сема, посмотрев на Лелю. – Бывший студент-мифовед, расскажи, что знаешь, про Догоду.

– Догода – богиня приятного вечера и ясной погоды…

– Ну за погоду она не отвечает, – сказал Сема. – Сейчас это обязанности тебя и Мораны.

Он подождал немного, думая, что Леля что-то спросит, но она молчала, соображая. Так что Сема неспешно двинулся к деревяному зданию. Только когда он прошел десяток метров, Леля отмерла. Она бросилась за ним – но не быстро, потому что по песку не побегаешь.

– Догода славянская богиня, но живет на Олимпе? – спросила Леля, когда нагнала Сему.

– Нет, – Сема улыбался, глядя себе под ноги. – Мы в Яви.

Леле стало дурно. А как же собрание?!

– Но мы…

– Ничего страшного, если мы придем на Олимп чуть позже. – Сказал Сема. – Там все-равно в это время делать нечего. А я обещал Догоде кое-что принести.

Сема ускорился, говоря этим: «на остальные вопросы сама ищи ответы». Леля тоже хотела пойти быстрее, но справилась с этим лишь когда песок сменился сухой травой. Ступив на каменную брусчатку, продавленную колесами автомобилей, Леля услышала, как хлопнула дверь – Морана зашла в помещение. Леля побежала и проскользнула перед Семой, так что он открыл ей дверь, а сам зашел последним.

Первым, что ощутила Леля, когда оказалась в помещении, был запах жареного лука. Затем возникла мысль о том, что «У Догоды» – это кафе, кафе богини приятного вечера.

Кафе было небольшим, хотя, может, так лишь казалось из-за кучи столов, стульев, ковров, бутылок, бочонков и бочек, выстроившихся у стен, и густого воздуха, который пробирал до корней волос. Леля хотела не дышать глубоко этим тяжелым воздухом. Однако, вздохнув несколько раз поверхностно, Леля не сдержалась и сделала нормальный вдох.

Окна пропускали мало света – они выходили на закатную сторону. Поэтому горели свечи в огромной металлической, местами ржавой люстре, которая висела на потолке двухэтажного здания. Второй этаж был вполовину меньше первого. Туда вела деревяная лестница с ненадежными перилами.

По свечке горело и на каждом столе, а еще с десяток пылали за баром.

Было слишком рано для гостей, но в углу зала сидел один. Леля вгляделась в него, не осознавая пока, что так пялиться – грубо.

Это был мужчина неопределенного возраста с узкими глазами. Его золотистые волосы под пламенем свечей отдавали рыжиной, а верхняя половина прядей стягивались на затылке. Но не этим волосы выделялись. Некоторые пряди были черными. Как у тигра. Леля задумалась над тем, как же сложно делается такое окрашивание. Правда, тут же в голове мелькнула другая мысль: что, если это натуральный цвет?

Хотя мужчина сидел за столом, Леля хорошо видела, как крепко он сложен. Она рассматривала его не из эстетических соображений. Просто что-то в незнакомце было странное, и Леля пыталась понять, что именно.

Но когда он глянул на нее, Леля быстро отвела взгляд, и так же быстро о нем забыла.

Кроме него в зале находилась еще одна женщина, полноватая и улыбчивая. Едва Леля зашла, она прищурилась. А когда узнала гостей, ее лицо разгладилось.

– Морана! – сказала она.

Женщина выбежала из-за бара, на повороте опираясь на него руками, чтобы не занесло.

– Сема! И… Новая Леля!

Леля выдавила вежливую улыбку. Ей было не по себе, когда ее узнавал кто-то, кого она видела в первый раз.

Теперь Леля поняла, что перед ней Догода, богиня приятного вечера. У Догоды были подвернутые к ушам волосы цвета промокшей соломы, круглое лицо, словно у маленькой девочки, и румянец, какой бывает, если долго простоишь перед камином. Она была крупной, высокой женщиной лет сорока. Догода улыбалась лучезарно, словно приезд Мораны, Семы и Лели – лучшее, что случилось с ней за последнее время.

Догода обняла Морану, затем – в разы крепче Сему, а потом и Лелю. Леля сомневалась, что стоит обнимать Догоду, ведь они по сути не знакомы. Но Догода ее не спрашивала – сжала в объятьях крепко, хотя, наверное, не так крепко, как Сему. И как у него ребра не хрустнули?

Леля в полной мере ощутила запах топленого масла и чего-то сладкого, а потом Догода отстранилась. Она не отпустила плечи Лели – вытянула руки и держала ее, как куклу. Догода рассматривала Лелю, улыбаясь, а потом сказала:

– Новая Леля. Добро пожаловать!

Леля не успела спросить, про что она, про кафе, или про Навь. Догода отпустила ее и тут же заговорила:

– Не ждала вас! Так что, извини, Морана, не налепила вареников с вишнями…

– Да в смысле?! – взвизгнула Морана. – Ну все тогда! Я ухожу!

Морана и вправду развернулась и зашагала к двери. Леля хотела броситься к ней, умолять остаться, ведь без Мораны она пропадет на собрании богов. Но тут Морана… засмеялась! Немыслимо! Точнее она хохотнула. Ей вторили и Догода, и Сема, а Леля почувствовала себя лишней.

Зачем они сюда пришли? Почему Сема так беспечен? Вряд ли всеобщее собрание богов всех культур – это то, с чем можно играться. Ладно Морана, ей вечно ни до чего нет дела. Но Сема?..

– Но есть с картошкой, с луком…

– Фу! – одновременно сказали Сема и Морана.

Они захихикали и Леля попыталась хихикнуть вместе с ними, но у нее не получилось.

– А с мясом есть?

– Сема! Ну конечно! – Говорила Догода.

Она уже стояла возле большой каменной печи – наливала воду в ведро. Ведро было из темного дерева, как и все здесь. Сема подошел к ближайшему к печи столу и развалился на стуле, отбросив свой рюкзак на соседний. Морана села рядом, сложив руки на груди. Леля тоже подошла, но свободных стульев не осталось. Она глянула на стулья за соседним столиком. Садиться туда было бы тупо, поэтому Леля осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Какими судьбами? – спросила Догода, когда отправила в печь ведро.

– Середина апреля, – напомнила Морана.

– Ох, точно! – Догода подошла к столу и, опершись на него руками, продолжила: – Чем больше времени проводишь в Яви, тем больше забываешь все эти вещи…

– Правда? – Морана удивилась и добавила, задумавшись. – Здорово…

Сема открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут заметил Лелю. Она так и стояла, переминаясь с ноги на ногу. Когда Сема поймал ее взгляд, Леля смутилась. Ей страшно было двигать стулья. Вдруг нарушит какое-то правило?

– Вообще я закваску тебе принес. – Сказал Сема.

Затем он, не глядя, потянулся за ближайшим стулом. Стул казался совсем легким, по крайней мере Семе не было трудно придвинуть его одной рукой и поставить рядом с собой.

– Настоящую, Навью закваску, – продолжал Сема. – Помнишь, ты просила?

С этими словами Сема полез в рюкзак.

– О, правда? – Догода заулыбалась шире, хотя, казалось, шире некуда. – Спасибо большое! Честно говоря, нет сил пить этот жуткий сладкий квас… С пузырьками такой, как будто забродивший… Я так давно не пила квас из настоящей закваски! В Яви такой нет… Только в Нави настоящая! Как я ее люблю!..

Пока Догода говорила, Сема копался в рюкзаке. Леля смотрела на него, поэтому Сема поймал ее взгляд, как только поднял глаза. Он вскинул брови, словно удивился. А затем кивнул на пустой стул рядом с собой. Тогда Леля прокралась к нему и аккуратно села. Стул выглядел хлипким, поэтому Леля не спешила расслабляться.

– Спасибо огромное! Спасибо! – Сказала Догода, когда Сема протянул ей пакетик.

– Пожалуйста, – сказал Сема. – Мы потому-то и пришли.

– Неправда, – сказала Морана. – Я пришла из-за вареников с вишней.

– А я думала, что соскучились по мне!

Догода все улыбалась. Леля так и не поняла, шутила Морана или нет. И переспрашивать не стала, чтобы ее не обсмеяли. Правда, тут же Леля отвлеклась. Что-то заскрипело. Леля обернулась и увидела, что по старой лестнице спускается мужчина. Возрастом он был ближе к деду, чем к мальчику, и улыбался так широко, что в уголках глаз залегло много-много морщинок.

– Сема, Морана и Леля! – сказал он. – А я думаю, что баба раскудахталась?

Догода на «бабу» не обиделась. Либо просто не заметила, занятая пакетиком от закваски.

– Коля, глянь! – воскликнула она. – Сема закваску принес!

– Спасибо, Сема, – сказал Коля сдержаннее, чем Догода, но в его голосе слышалась серьезная благодарность. – Этот «Ярило» просто невозможен…

– Да! – сказала Морана. – Меня он тоже задрал! Никогда в Нави такого яркого солнца не было! Я прошу его прикрутить, а он говорит, что я выдумываю.

Коля хмуро глянул на Морану и сказал:

– Я про квас в Яви.

Теперь хмурилась Морана. Леля редко видела ее озадаченной. Но не успела запечатлеть в памяти это редкое зрелище, потому что сама озадачилась.

Откуда здесь этот Коля? Откуда он знает про нее, Сему и Морану? Неужели Догода рассказала смертному о том, кто она, и кто они все? Разве так можно? Леля была уверена, что свою нынешнюю сущность она, и все боги, должны держать в тайне.

Или если смертный становится близким, ему или ей можно все рассказать? Но как близкими могут стать такие разные существа, как бог и человек? Ведь бог бессмертен, а век человека – короткий, как миг в бесконечности.

Наверное, переживания Лели отразились на ее лице, потому что Сема вдруг склонился к ее уху и прошептал:

– Как ты называешь меня Сема, хотя я Семаргл, так Догода называет Колей Коляду. А теперь скажи ответ на мой следующий вопрос.

Сема замолк, но не отстранился. Леля повернулась к нему и быстро прошептала:

– Бог застолий.

Сема улыбнулся и наконец-то отпрянул от Лели. А она ощутила, как ей не по себе, и это не было неприятным чувством.

– Все верно! – сказал Коляда. – Бог застолий. Если спросишь, какие мои обязанности, скажу: не знаю! Поэтому я тут, в Яви, скучаю… Но не так сильно, как в Нави.

Леля поняла, что шептала не так уж тихо, раз все ее услышали, и смутилась. Она хотела бросить «извините», но вовремя спохватилась.

Коляда подошел к столу и встал, расставив ноги и уперев руки в боки. Но даже в такой позе он не выглядел хозяином. Заправляла здесь всем явно Догода. Несмотря на то, что она была болтушкой-хохотушкой, Леля чувствовала в ней силу и твердость. Да и по названию кафе можно было догадаться, кто в доме главный. Все-таки оно называлось «У Догоды», а не «У Коляды».

Волосы у Коляды и Догоды были одинаковой длины и одинакового цвета. Только у Догоды пряди ложились в прическу, а у Коляды – куда захотят. Еще волосы Коляды отличались от Догоды тем, что росли в неаккуратной эспаньолке. Коляда то и дело приглаживал усы, но лучше они от этого не выглядели.

– Знаешь, я бы не подумал, что ты новая Леля, если бы с месяц назад…

– Точно! – воскликнула Догода, не сознавая, что перебила Коляду. Впрочем, тот не возражал. – С месяц назад знаете, кто приходил?

– Конечно, знаем, – сказал Морана, не отрывая взгляд от ногтей.

– Правда? – Догода удивилась и даже улыбаться перестала. – Откуда?

– Да не знаем мы! – воскликнула Морана. – Откуда нам знать?

Догода, разумеется, не обиделась и продолжила щебетать с прежней улыбкой. А вот Коляда, который стоял как раз за спиной Мораны, отвесил ей щелбан. От возмущения Морана забыла, как разговаривать. Она подскочила и гневно глянула на Коляду. Тот вину не признал, и Морана медленно, злостно щурясь, опустилась на место.

– В общем, ребят, это просто что-то с чем-то! Вы же знаете, людей много захаживает… Ничего странного, ведь место хорошее. Видели море сегодня утром? Это же просто красота!..

Тут Коляда коснулся ладонью спины Догоды и сказал мягко:

– Давай ближе к делу.

– Ой, да! Конечно! – Догода покивала и с прежним воодушевлением продолжила: – В общем, мы, вот, сидели, как сегодня. Обеденная передышка, гостей не много было. И тут дверь открывается!..

Догода затихла на пару мгновений, словно поразительным было то, что двери открылись. А потом на одном дыхании произнесла:

– И зашла Леля! Ну, предыдущая Леля, представляете! Под руку с каким-то парнем… Его я не знала, конечно!

– Не может быть, – резко сказал Сема.

Он так хмурился, что Леле захотелось взяться за сидение стульчика обеими руками, и отпрыгать от него.

– Клянусь! – сказала Догода. – Это была наша Леля! Ну, предыдущая…

Леля хотела вмешаться, сказать, что не стоит постоянно добавлять «предыдущая», что и так ясно, о ком речь. Но в речи Догоды сложно было вклиниться.

– С двумя длиннющими, но тонкими косичками! Волосы светлые, как у… Как, вот, у Лели!

Догода показала на Лелю, и та еле сдержалась, чтобы все же не упрыгать на стульчике. Желательно за дверь. Но внимание Догоды на чем-то одном долго не держалась. Она посмотрела на Сему и словно начала его умолять:

– Я тебе говорю, Семочка! Это была она!

Сема едва заметно качал головой.

– Я ее сразу узнала, – говорила Догода. – Только сперва что-то меня смущало. Я не понимала, не понимала… А потом поняла! Она была в джинсах! Представляете! Наша Леля и в черных джинсах!..

– Вот наша Леля, – сказал Сема, дернув подбородком в сторону Лели. – А то обычный человек.

Догода немного смутилась холодного тона Семы, но продолжила:

– В общем, я у нее спросила, она как обычно будет. А она посмотрела на меня, как на придурочную! Но мне не страшно! Не впервой ведь!..

Леля не понимала, почему Догода так веселится. Ей от таких слов было жутко. Прошлая Леля не помнила ничего о Нави, о богах, о том, кем была раньше. Сколько она была богиней, прежде чем вернулась в Явь? Наверное, совсем не долго. Хотя если Догода, которую в Нави не застанешь, знала ее, то не так уж мало… Интересно, когда открылось кафе? И с каких пор Догода и Коляда живут в Яви, словно обычные люди?

– … я ей даже скидку сделала, только она, наверное, не заметила этого. Чаевых не оставила! Это так на нее не похоже…

Вдруг Сема прервал Догоду:

– Она вас узнала?

По тому, как резко с лица Догоды сбежала улыбка, Леля поняла ответ. Вместо нее ответил Коляда:

– Ты сам как думаешь?

Сема не ответил. Он стиснул губы, отвернулся и уставился в пол. Недолго все молчали. Казалось, скорбели, поэтому Леля старалась не издавать ни звука.

Затем все услышали что-то неясное. Словно дракон плевался. Коляда опомнился первым.

– Догода, стряпня твоя.

– Точно! Точно-точно! – Сказала она, вскакивая. – Уже бегу! Извините!

Не понятно было, перед кем Догода извинялась: перед теми, кто сидел за столом за то, что отлучается, или перед варениками за то, что забыла про них.

– А пить кто что будет? – сказала она.

Голос Догоды теперь слышался отдаленно, словно она из печи кричала. Но когда Леля обернулась, то увидела, что Догода копошится под баром.

– А где меню? – сказала Морана.

Здесь, в этом странном кафе, которое открыли Догода, богиня приятного вечера, и Коляда, бог застолий, все выглядели какими-то домашними.

Морана словно стала младше, ее белоснежное лицо не прорезали морщинки, какие проявлялись, когда она хмурилась… То есть всегда в Нави. Она заправила волосы за оба уха, и Леля смогла разглядеть ее лицо. Скулы у Мораны острые, но подбородок – мягкий. Вместе это смотрелось гармонично. Из гармонии, верно, была вся красота Мораны. Кнопка-нос, но тонкие строгие брови, узкие, будто вечно прищуренные глаза, но ресницы длинные, с мягким завитком.

Сема медленно моргал, словно вот-вот заснет, и зевал широко, не прикрывая рта. Он выглядел расслабленным и домашним всегда, так что сейчас не сильно изменился. Только сделался чуть более утомленным. Хотя, может, это не синяки под его глазами, а тени так падают. Его зрачки почти сливались с радужкой карего цвета и Леля не могла понять, куда Сема смотрит. Наверное, как всегда, его взгляд не задерживается надолго на чем-то одном: ладонь Мораны на столе, свечка на баре, перило лестницы, завиток соломенных волос Коляды, глаза Лели.

Леля отвернулась. Интересно, она тоже поменялась? Ей казалось, что она ровно такая же, какой была в Яви. Но недавно Леля пристально вгляделась в зеркало и поняла, что изменилась. Не сильно. Словно только оттенки усилились: глаза зазеленели изумрудами, хотя раньше зеленели травой позднего лета, и волосы… В Яви Леля не могла отрастить такую длину. Сейчас волосы доставали до пояса. Еще немного и придется их состригать, иначе будет неудобно. Леля не понимала, как Морана ходит с такими длинными волосами. Причем они всегда выглядели у нее опрятными, словно Морана расчесывалась каждые полчаса.

– А можно квас из закваски Семы? – сказала Морана и с поджатым носиком оттолкнула меню.

– Нет, конечно! – сказала Догода радостно. – Он же так быстро не готовится, нужно…

– Это не кофе 3-в-1, – сказала Коляда. – Нужно время, чтобы квас забродил.

Догода и Коляда постоянно перебивали друг друга, но никто ни на кого не обижался.

– Я тогда ничего не буду, – сказала Морана.

Она произнесла это так, что Леле захотелось уговорить ее выпить хоть что-нибудь. Но Леля уже разгадывала манипуляции Мораны. Не понимала Леля лишь того, делает их Морана специально, или у нее это получается неосознанно.

Сема забрал меню у Мораны и стал с интересом глядеть в него. Леля не поняла, почему он ждал, пока Морана отложит меню, почему не взял другое из стопки? Леля сама так и сделала.

Меню было большим светло-коричневым листом, исписанным темно-коричневыми буковками. Леля щурилась, пытаясь вчитаться в них, но не могла прочитать ни слова. Только спустя полминуты Леля поняла, в чем проблема: меню было на неизвестном языке. Кажется, даже несовременном.

Тогда Леля взяла из стопки другое меню. Правда, и оно было нечитаемым. Но по закорючкам Леля опознала японский язык.

– Хочешь ролов? – спросил Сема. – Лучше не надо. Они долго готовятся, а мы здесь не на весь день.

Леля не заметила, как он перегнулся через ее плечо, и тоже стал смотреть в японское меню.

– Зачем оно здесь? – спросила Леля.

– Для таких, как он.

Сема кивнул в сторону. Он так и не глянул на незнакомца с тигриными волосами, но Леля поняла, о ком речь. Получается, она не ошиблась с его национальностью. Единственным гостем Догоды в этот ранний час был японец.

– Но ты, если хочешь, можешь заказать что-то отсюда, хоть ты и не японская богиня.

Леля недолго вглядывалась в меню. Она не хотела напрягать Догоду лишними хлопотами. Раз все будут вареники, то и она будет. Но сколько Леля ни смотрела на меню, не могла найти вареников и начинок, с какими они тут бывают.

– А где вы нашли вареники? – шепнула Леля Семе.

Он протянул ей меню, которое досталось ему от Мораны. Леля взяла его и в отличии от остальных меню сразу поняла, что написано. Лишь некоторые слова оставались неясными. А еще в них было слишком много твердых знаков.

– Старославянский? – спросила она.

Сема кивнул. Он вместе с Лелей тоже словно в первый раз изучал меню.

– В это кафе часто наведываются люди, но еще чаще боги. Для каждой культуры свое меню, где язык и кухня зависят от того, какой национальности бог… Вот, смотри.

Сема взял охапку и стал перечислять:

– Славянское, понятно… Японское… Древнеегипетское… Скандинавское… Германское…

– Понятно, понятно, – перебила его Леля, заметив, что заканчиваются меню медленно, значит, Сема до вечера будет перечислять культуры. – Я буду вареники.

– А из напитков? – спросила Догода.

Глядя на меню, она лучилась довольной улыбкой. Верно, Догода сама их составляла. И если это так, то она проделала большую работу.

Леля хотела попробовать квас из настоящей, как сказал Сема, закваски. Но раз его нет, то Леля решила, что ничего не будет. С утра ей редко хотелось есть. Так что сейчас и вареников будет много.

– Ну вы как хотите, – сказал Коляда. – А я буду пиво.

– И я! – сказал Сема.

Он застучал стопкой меню по столу, чтобы выровнять ее, а затем отложил.

Леля не обращала внимания на расслабленность Семы и Мораны, на их равнодушие, если не сказать пофигизм. Но она не могла пропустить мимо ушей желание Семы напиться прямо перед таким важным событием, как всеобщее собрание богов всех культур.

– Что? – воскликнула она. – Никакого пива! Ты совсем сдурел?!

Она не хотела орать, запрещать что-то, словно строгая мать. Но как Сема мог додуматься до такой глупости?

Он глянул на нее с удивлением и улыбкой. Леля ненавидела это его выражение и потому взбесилась еще больше.

– Я на нервах с того самого дня, как Хорс рассказал про это дурацкое собрание! А вам с Мораной хоть бы хны! Как вы можете быть такими?! Неужели не понимаете всю важность?..

Когда Леля закончила, по лицам тех, кто смотрел на нее, поняла, что не улавливает какую-то важность она сама. Все держались пару секунд. Леля не успела спросить, что такого она сказала, как захихикала Морнана. Вслед за ней прорвало остальных. И чем дольше они смеялись, тем хуже Леля себя чувствовала. Сема положил руку на спинку ее стула, но Леля от нее отмахнулась.

– Во-первых, – сказал Морана, которая первой и успокоилась. – Собрание – это полная хрень. Там никто ничем важным не занимается… По крайней мере на Олимпе так заведено.

– А во-вторых, – перебил Коляда, отчего получил от Мораны гневный взгляд. – На богов не действует алкоголь. И наркотики. И другие лекарства… Если бы действовал…

Коляда не стал заканчивать, так что Леля не узнала, что случилось бы. Она молчала, ковыряла ногти и пялилась на свои руки, чувствуя, что заливается румянцем.

– Так что пиво для богов это как лимонад для смертных, – сказал Сема во всеуслышанье, а потом склонился к уху Лели и добавил. – Так что не волнуйся, я никогда не буду приставать к тебе по-пьяни.

Леля хотела огрызнуться, сказать, что и на трезвую голову не позволит ему это делать. Но не была уверена на сто процентов, поэтому промолчала.

К тому же настроение было такое: выскочить из-за стола, потом из кафе, а потом пойти в море… ну, не утопиться, но хотя бы поплавать. Но этого не произошло, потому что Лелю отвлекли.

Чей-то стул проехался по полу с характерным громким звуком, а потом Леля услышала:

– Можно счет, пожалуйста?

Только Леля была уверена – сказано это было не на русском. Какой-то другой язык, который Леля поняла, как родной.

На стол незнакомца обернулись сразу все.

– Секундочку! – сказала Догода и понеслась к бару.

Японец, кажется, понял ее. Он кивнул и слегка улыбнулся. Улыбка ему не шла – казалось, он скалится, как дикий зверь, хотя по глазам читалось, что ни о чем плохом он не думал.

Пока Догода не вернулась, все молчали. И лишь когда за странным посетителем закрылась дверь, тишина ускользнула.

– Кто этот япошка? – сказала Морана, с прищуром глядя на дверь, словно гость мог вот-вот вернуться.

– Мне он не понравился… – сказала Догода. – Молчаливый какой-то.

Коляда хохотнул и добавил:

– Догода, по сравнению с тобой все молчаливые.

– Нет, правда! Он ни слова не сказал… Даже не глянул! Он кому-то из вас хоть на секундочку посмотрел в глаза?

Леля промолчала.

– Мне нет, – сказала Морана. – Но я и не смотрела в его сторону.

Сема тоже промолчал, но причина была не той же, что у Лели. Просто Догода наконец-то принесла вареники, и Сема набросился на них, как голодный пес.

Остальные тоже ели. И даже умудрялись при этом разговаривать. Морана ела с вилочкой и ножом, Догода и Коляда просто вилкой, а Сема порывался есть руками. Но Леля под столом, так чтобы не видели остальные, наступила ему на ногу. Сема глянул на нее с удивлением и капелькой раскаяния. А потом все же взялся за вилку.

С вареников валил пар, наполняя кафе вкусным запахом и влажностью. Вареники блестели маслом. С каждой секундой маленький кусочек становился все меньше, увеличивая желтую лужицу. Хотя это были самые аппетитные вареники, которые Леля когда-либо видела, она вдруг поняла, что совсем не голодна. Несмотря на слова Мораны о том, что собрание – это полная ерунда, Леля не могла прекратить нервничать.

– Извините, – буркнула она. – Мне нужно отойти.

Не поднимая головы, Леля встала из-за стола. Она не хотела смотреть на лица других, боясь увидеть в них обеспокоенность, или, что гораздо хуже, равнодушие.

Быстро, чтобы никто не успел ее остановить, Леля прошла ко входной двери, толкнула ее, и оказалась на улице.

Быстрым шагом Леля прошла сначала по асфальту, потом по траве, а затем наконец-то вышла на песок. Она стянула балетки, чтобы идти было удобнее. Песок оказался неприятно холодным.

Леля утопала при каждом шаге, но быстро добралась до кромки воды. Она присела и протянула к ней руку. Море тут же намочило всю ладонь. Леля отшатнулась. Вода тоже оказалась холоднее, чем она думала. Леля привыкла, что в Нави все-все теплое круглый год: песок, вода, солнце. Поэтому сейчас Леля удивилась. Хотя ничего странного – всего-то середина апреля. В такое время вода в море не может быть теплой.

Леля села на песок, уже не чувствуя холод. Море успокаивало. Леля смотрела на горизонт и слышала тихий плеск волн. Догода права – место и правда замечательное. Странно, что вокруг нет ничего кроме скал и шума воды. Наверное, добираться сюда не просто. Но для тех, для кого это кафе было возведено, расстояние – не проблема. Ведь любой бог может перемещаться внутри Яви в мгновение ока. Леля пыталась овладеть этим навыком, Сема учил. Тогда у нее получилось, но она боялась, что снова уже не получится. Хотя это, наверное, как кататься на велосипеде – один раз научишься и никогда не разучишься.

Леля не знала, сколько она так просидела. Уходить не хотелось. Но и оставаться тоже. Она понимала, что Хорс часто нервничал чрезмерно. Но ведь почему-то он отправил их на Олимп с самого утра. Может, Морана не права, и собрание действительно важное мероприятие? Просто она сама ничего не считает важным… Но ей можно. Наверное, если проживешь больше тысячи лет, абсолютно все становится неважным и скучным.

Вдруг справа от Лели упал ее рюкзак. Испугавшись, Леля вздрогнула. Откуда рюкзак? С неба свалился? Глянув на него, Леля мельком заметила чью-то руку с серым манжетом, а потом слева от нее сел Сема.

– Зря, – сказал он, подперев кулаком подбородок.

Сема с таким видом уставился на водную гладь, что Леля подумала, будто пропустила что-то очень важное.

– Что зря? – сказала она.

Сема с таким же меланхоличным видом, не отрывая взгляд от водной глади, сказал:

– Зря ты не поела вареников. Очень вкусные.

Леля едва не застонала. Вечно она думает, что Сема вот-вот что-то важное скажет, а он, как всегда, ерунду морозит.

Но Леля промолчала. Она смотрела, как Сема роет ямку. Когда песок стал попадать на Лелю, та схватила Сему за руку, и не отпускала, пока он не перестал копать.

– Когда появилось кафе? – спросила Леля, пока Сема отряхивал руки.

Сема пожал плечом.

– Недавно. Когда я пришел, Догода и Коляда как раз уходили, так сказать, на фриланс.

Леля хохотнула, но тут же осадила себя, вспомнив, что вообще-то недовольна Семой.

– Я помню, Хорс был недоволен этой идеей. А сейчас рад, что у богов Нави появилась в Яви… ну, штаб-квартира, получается.

– Интересно, – сказала Леля.

Она притянула к себе колени и положила на них подбородок. Бессонная ночь дала о себе знать. Хотелось спать, но слушать Сему хотелось больше.

– Что еще скажешь? – спросила Леля.

Сема глянул на нее. Теперь он пересыпал песок из одной ладони в другую. Леля поражалась тому, как он каждый раз умудрялся находить себе занятие, когда ничего занимательного в округе не было.

– Почему Догода и Коляда решили переселиться в Явь?

Сема качнул головой.

– Ровно по той же причине, по которой остальные боги делают то, что не связано с работой… Да и люди тоже.

– Не поняла, – Леля нахмурилась и приподняла голову.

– Со скуки.

Пока Леля осознавала это, Сема принялся ссыпать песок ей на штанину. Леля отмахивалась от него, словно от комара. А осознав, что это не комар, и что песок не сам по себе сыплется, пнула руку Семы так, что тот пошатнулся – не ожидал удара.

– По крайней мере мне так кажется, – добавил он.

Леля не знала, что ответить. Наверное, она не понимала до конца то, что услышала. Не удивительно. Ведь она в целом жила не так долго, и в частности с божественной сущностью внутри. Ей пока не понятно было, как можно скучать в этом мире, где так много интересных занятий. Но Сема, скорее всего, прав. Когда существуешь бесконечно, единственной твоей проблемой становится скука.

– Если что, – сказал Сема шепотом, выводя пальцем на песке какие-то узоры. – Встречаемся здесь.

– Что? – Леля смотрела на узоры Семы, но, кажется, никакого смысла они не несли. – О чем ты?

– Ни о чем. – Сема поднял голову и заглянул Леле в глаза. – Морана права, собрание это просто фарс. Но, знаешь, нужно быть готовым ко всему. Если что-то случится… Ищи меня здесь.

С последним словом Сема ткнул пальцем в середину узора, который стал темно-серым, чем отличился от остального песка. Леля так и не поняла, о чем он, и что все это значит. Но она кивнула, просто чтобы Сема уяснил, что она его услышала.

Затем Сема встал, струсил песок со штанов и, подав Леле руку, сказал:

– А теперь идем. Пора на Олимп.

Глава 4

В этот раз Леля ожидала ощутить ветер. Но не настолько сильный.

Теперь в воздухе не было солоноватого запаха моря со сладким, но мерзким привкусом тины. Нынешний воздух был сухим, но это едва замечалось за сильным ветром, который подсовывал Леле под нос порцию воздуха, и тут же ее забирал.

Когда Сема отпустил руку, Леля бросилась ее искать. Открыв глаза, она увидела небо. Бескрайнее. Наверное, такое оно видится космонавтам через иллюминатор, когда они поднимаются в космос. Только приглядевшись, Леля поняла, что внизу небо – не небо, а море. Кое-где даже виднелась суша. А Леля стояла высоко-высоко над всем этим, словно смотрела на землю с вершины высокой горы.

Осознав, что стоит на самом краю огромной каменной скалы, которая непонято как держится в небе, Леля отшатнулась. Со скалы можно было упасть. Легко. Испугавшись, Леля не вспомнила бы, как перемещаться, и разбила бы свое человеческое тело о водную гладь.

Чтобы не представлять этого и вообще не думать эти жуткие мысли, Леля развернулась. Раньше она высоты не боялась, но, похоже, лишь потому что не была на по-настоящему большой высоте.

Как Леля и думала Олимп оказался горой. Высокой горой – это хорошо было видно, ведь Леля стояла у подножья на старой каменной кладке, трещины которой поросли жухлой травой. Солнце светило теперь со спины и Леля хорошо могла разглядеть лестницу, ведущую, кажется, в облака. С широкими ступенями, выложенными грязно-серым камнем, лестница казалось надежной. Перила у нее тоже были – целых три. Два по бокам и одно в центре. Зачем перило в центре Леля не понимала. Лестница была не такой уж большой, чтобы делить ее пополам.

Если бы не обрыв и не лестница, утопающая в облаках, все вокруг казалось бы обычной скалистой местностью. И все же чувствовалось тут что-то волшебное.

– Ваши имена? – сказал молодой человек со светло-каштановыми, почти русыми волосами.

И снова Леля поняла, что сказал «иностранец», хотя языка его не знала. Видно, божественная сущность давала ей понимать любые языки. По крайней мере те, на которых говорили боги.

Одет молодой человек был в синюю тогу. Сандалии завязками уходили под нижний подол, а на его голове красовался шлем с перышком в цвет тоги.

– Ваши имена? – тут же сказал второй молодой человек.

Он был почти полной копией первого парня. Те же волосы, каскадом обрезанные повыше плеч, тот же высокий рост. Только, кажется, нос у него был чуть бо́льшим, «римским»… Или Леле это лишь показалось из-за его тяжелого взгляда.

Одет второй юноша был так же, как и первый, только его тога и перо в шлеме были не синими, а красными, как спекшаяся кровь.

Леля растерялась. Кому отвечать? Они же заодно, поэтому неважно, да?..

Впрочем, отвечать Леле не пришлось. Сема вышел вперед и со смехом обнялся сначала с одним парнем, потом со вторым. Причем, когда он обнимался с одним, второй смотрел на него недовольно. И наоборот.

– Гермес! Меркурий! Кто вас так вырядил?

Сема засмеялся, и Морана тоже прыснула со смеху. Леля пока не понимала, с чего смеяться. Примерно такую одежду она и представляла на богах, которые живут на Олимпе.

Меркурий, парень в красном, с недовольным видом стянул шлем. Ясно было – он бы стянул и тогу, только бы не позориться в ней. Но тут были дамы, поэтому он не стал.

– Не смешно, – сказал он.

– Это Зевс приказал так вырядиться, – сказал Гермес. – Типа у нас почетная роль: встречать гостей.

– Ну мы же не в цирк приехали, – сказала Морана. – Зачем нас встречать клоунам?

Меркурий застонал, бросил шлем на каменную кладку, и пнул его. Леля отскочила, хотя Меркурий в нее не целился. Шлем пролетел мимо Лели и канул в небытие. Точнее свалился с Олимпа. Леля ужаснулась. Вроде понятно было, что ограждения там нет. Но Леля все еще надеялась, что есть хоть какой-то невидимый барьер.

– Замечательно, – сказал Гермес. – А если он по голове кого-то стукнет?

– Божья кара, – ответил Меркурий и Сема хохотнул.

– Дурак, – сказал Гермес и быстро, пока слово было за ним, добавил: – Так что, ваши имена?

– Ну что за фарс? – сказала Морана. – Первый раз что ли на Олимпе?

Она щурилась от солнца, хоть и сложила ладошки козырьком над глазами.

– Такие правила, – сказал Меркурий. – Вы должны выбрать, где вас поселят: в Пантеоне или Парфеноне?

– Давай к тебе, – сказала Морана. – В Пантеоне я в прошлый раз была.

– Согласен, – добавил Сема. – К тому же сейчас у Меркурия шутка смешнее.

Меркурий показал Гермесу язык и записал что-то в свитке, который взялся из ниоткуда.

– Дорогие гости, – сказал Меркурий с широкой улыбкой, спрятав свиток за спину. – Прошу подниматься по правой стороне лестницы. Увидите строение, зайдете в правые двери и повернете направо. Если заблудитесь…

– Да не заблудимся мы, – сказала Морана, отталкивая Меркурия, чтобы добраться до лестницы. – Я тут дольше тебя бывала. Так что это ты у меня дорогу спрашивай, если че.

Подобрав юбку, она стала подниматься по лестнице. Меркурий просто кивнул ей вслед, а потом обернулся к Леле и Семе, которые так и стояли у подножья.

– Правила не напоминать, да? – сказал он, боясь, что Сема отчитает его так же, как Морана.

– Напомни. Леля у нас новая.

Сема кивнул на Лелю, и та попыталась улыбнуться. К нынешнему дню она уже отбила у себя привычку знакомиться со словами «меня зовут Леля». Все ее знают. Это она никого не знает, как Гарри Поттер в первый день в Хогвартсе.

– Мы же не опоздали? – спросила она, все еще за это переживая.

– Что ты? – воскликнул Меркурий. – Вы одни из первых.

Сема усмехнулся и пихнул Лелю плечом, пока Меркурий продолжал:

– Честно говоря, меня так давно не просили рассказать правила, что я их уже и не помню…

– Нельзя телепортироваться внутри Олимпа! – вмешался Гермес.

Сейчас он, недовольный, сидел не предпоследней ступеньке, облокотившись на колени.

– Это я помню, – сказал Сема.

– Точно, да… – сказал Меркурий. – Ну, значит… Не крушить ничего, не ломать…

– Меркурий, – перебил его Сема. – Ну нам же не по пять лет. Переходи к более важному.

– Да все правила такие! Ты сам попросил напомнить…

После Леля и Сема выслушали еще несколько правил, которые Меркурий и Гермес взяли из «классного уголка» кабинета первоклассников. Через пару минут Меркурий замолчал и нахмурился, но почти сразу его лоб разгладился.

– Вспомнил еще важное! Если будете кормить Цербера, то, пожалуйста, все три головы. А то они завидуют друг дружке и… да, глотки рвут. Прозерпина задолбалась его лечить…

– Персефона тоже!

– В прошлый раз, – начал Меркурий на повышенных тонах. – Персефона твоя только одну голову лечила! А Прозерпина – две!

Гермес вскочил и, оправляя тогу, заговорил так же громко:

– А в позапрошлый раз…

– Так, ребят, ладно, – вмешался Сема. – Мы пойдем. А то под этим солнцем… Не понимаю, как вы его выдерживаете.

Ни тот, ни другой не заметил, что Сема заговорил. Они ссорились, словно так уж важно было, кто, когда и сколько голов вылечил.

Сема протянул Леле руку, но отпустить ее пришлось уже на лестнице. Ополовиненная, она была слишком узкой, чтобы идти вдвоем рядом. На первом десятке ступеней Леля то и дело оглядывалась на Гермеса и Меркурия. А когда решила, что они ее не услышат, сказала Семе:

– Не очень они дружные.

– Здесь все такие, – сказал Сема, не оборачиваясь.

Он шел впереди, да так быстро, словно они спускались, а не поднимались. Леля тоже торопилась, потому что хотела поскорее попасть в тень.

– Какие? – спросила она. – Недружелюбные?

Леля не могла этого видеть, но знала, что Сема улыбнулся, как улыбался всегда, если она задавала глупенький вопрос, каковым сама его не считала.

– Понимаешь, – сказал Сема. – Как-то так издавна завелось, что древнегреческие боги и древнеримские хоть и вместе всегда, но недолюбливают друг друга. Особенно своих… двойняшек.

Леля весело хмыкнула.

– Почему?

Сема остановился, так что Леля едва не врезалась в него. Затем он обернулся и сказал:

– Ты опять спрашиваешь меня, почему боги что-то делают?

– Извини, – сказала Леля, но с улыбкой.

Сема кивнул и продолжил подниматься.

Ко времени, когда Леля добралась до вершины лестницы, ей уже ничего так не хотелось, как лечь. Можно прямо на эту сухую траву. А вот Сема лишь слегка запыхался.

Они не разговаривали, пока не зашли в тень разлапистого дерева со светло-серой корой и листиками с одной стороны нежно-зеленого цвета, а со второй – мятного. Тут же находился питьевой фонтанчик в виде невысокого столба, который венчался пучеглазым лицом, изо рта которого тонкой струйкой текла вода.

– Не канализация? – спросила Леля, которая в новом месте боялась абсолютно всего.

Сема не ответил – он уже пил из фонтанчика, потом умывался, а потом и вовсе подставил затылок под струю. Тогда Леля отпихнула его и сама стала пить.

Вода была вкусной. Хоть и принято, что вода вкуса не имеет, эта, из недр самого Олимпа, была в меру соленой, холодной, но такой, что зубы не сводило, и как будто ароматной, но в то же время кристально чистой, значит, без примесей.

– Они тут ориентированы на туристов, – сказала Леля.

Она шутила, но Сема спокойно сказал:

– Олимп вообще туристическое место.

Леля хохотнула.

– Нет, правда. Сюда боги приезжают на экскурсии.

Леля плюнула водой. Но не потому, что обнаружила, что она канализационная, а от удивления.

– Серьезно? – сказала она. – На экскурсии?

Сема не шутил. Он кивнул со всей серьезностью и сказал:

– Идем. А то Морана, как всегда, лучшую кровать себе заберет.

Это значило, что спать они будут в одной комнате. Лелю это напрягло, хотя она обдумывала и тот вариант, что они все втроем будут спать в одной кучке, в палатке, во время бурана, на снежной вершине неизведанной горы.

Покидать тенек оливкового дерева не хотелось, но Леля решилась помечтать, что в храме будет кондиционер. Это ее ободрило, и она зашагала по дорожке из серого булыжника.

Вид на храм открылся, едва Леля ступила на последнюю ступеньку бесконечной лестницы. Но хорошо разглядеть его она смогла только сейчас.

Храм был цельным, но состоял словно из двух половинок. Их отличия не бросались в глаза, но они были. Например, с левой стороны дюжина колон крыльца были рифлеными, но их верхушки почти ничем не украшались. А справа колоны были гладкими, но с обильным украшением там, где колона держала потолок. На торце левого ската крыши толпились вырезанные из камня фигуры людей, а справа – находились буквы, складывающиеся в неизвестные Леле слова.

В тени крыльца храма, среди этих высоченных колон, было приятнее, чем под тенью дерева. Словно каменный пол и стены не нагрелись под солнцем, и дышали холодом.

Дверь, высокая, широкая, в общем, величественная, как и все тут, была двустворчатой. Слева трещинки резьбы заполнялись синим, справа – красным.

Сема толкнул правую створку и дал Леле зайти первой.

Внутри храм был таким же половинчатым, как и снаружи. Каменная плитка пола с замысловатым узором была одинаковой. Но если слева на ней перемежались белый и синий, то справа – белый и красный.

Подняв голову, Леля увидела, что фойе храма небольшое. Ну, как для дворца. У противоположного от входа конца фойе находилась широкая лестница, раздваивающаяся на половине своей высоты. С обеих сторон она заворачивала, так что Леля не видела второго этажа, как бы ни наклонялась.

Без Семы Леля не решалась ступать вглубь фойе, хотя прохлада манила пройти по плитке медленным шагом, рассматривая узоры на стенах. Но когда Сема уверенно двинулся вдоль правой стены, Леля натянула лямку рюкзака и бросилась за ним.

В зале находилось несколько богов, но никто не обращал внимания на Лелю и Сему. Все они были чем-то озадачены, к чему-то готовились. Но понять, что к чему, Леля не успела, ведь вместе с Семой подошла к широкой лестнице.

– Стоять! – крикнула им высокая женщина и Леля с Семой послушно замерли.

Ее густые каштановые волосы были уложены в такие аккуратные волны, что Леля залюбовалась, не заметив, что женщина злится.

– Вы откуда? – спросила она.

– Навь, – ответил Сема.

– У кого записывались?

– Да правильно мы идем, Юстиция…

Юстиция сжала губы в тонкую белесую линию. Прежде, чем она успела ответить, от противоположного перила лестницы до них долетело:

– Если в синей тоге…

Это была девушка лет тридцати пяти, казавшаяся сестрой Юстиции, настолько они были похожи. Только ее волосы были уложены в низкий узел. Впрочем, такой же аккуратный и гладкий, как волны Юстиции.

– Нет! – крикнула та, напрочь не так величественно, как обращалась к Леле и Семе.

– Он сказал, что у Меркурия!

– Не правда! Он еще ничего не сказал!

– Меркурий! – заорал Сема, так что Леля и Юстиция вздрогнули.

Девушка с узелком передернула плечами и уставилась на вход. Леля подумала, что, кажется, она обидела ее и Гермеса тем, что решила придерживаться римской стороны.

– Идемте, – сказала Юстиция, прошагав мимо Лели и Семы обратно ко входу. – Я вас провожу.

Шаг Юстиции был шире, чем даже у Семы, и Леля за ними едва не бежала.

Они свернули на боковую лестницу и Юстиция, глядя в свиток, сказала:

– Из ваших уже кто-то заселялся, да?

Леля прослушала вопрос – следила, как бы не наступить на подол ее узкого серого платья. По фигуре оно стягивалось то с одного бока, то с другого, так что на нем залегали складки. И лишь подол тянулся по полу. Ненамного – но достаточно, чтобы Леля могла на него наступить.

Забравшись на второй этаж, Леля попала в коридор, пол которого застилал красный ковер без узоров. Потолок в коридоре был невысоким, словно в обычном отеле. Хотя после грандиозного фойе этого храма Леле подумалось, что все здание будет таким вычурным.

– Да, – сказал Сема. – Морана. Она уже…

– А, точно, – перебила Юстиция и перестала смотреть в свиток.

Хотя Юстиция была высокой, каблуки ее туфлей тоже были немаленькими. Получалось, что Юстиция возвышалась над Семой и Лелей на полторы головы. Леле она сразу внушила какой-то благоговейный страх. А вот Сема глядел на нее со спины как-то насмешливо. Глядел, а потом стал вышагивать, как она, виляя бедрами. Леля хихикнула и тут же Юстиция замерла.

Леля подумала, что сейчас этим мощным свитком ее будут бить по голове, а Сему – по ногам. Но Юстиция сказала:

– Пришли, – и указала на дверь.

Стены в коридоре до середины покрывали дубовые панели, выше – темно-бордовые, шершавые обои. Из-за панелей двери не бросались в глаза. Так что издалека Леле казалось, что это такой настенный декор.

На двери была табличка с надписью «Навь». Она слегка накренилась и Юстиция, заметив это, нахмурилась и поправила ее.

– Спасибо, Юстиция, – сказал Сема.

– Спасибо, – пискнула Леля.

Юстиция лишь кивнула и, задрав подбородок, продефилировала обратно к лестнице. Леля смотрела ей вслед, не в силах оторвать взгляд. Вот кто настоящая богиня. Такая величественная, серьезная. Леля такой никогда не будет. Она совсем другая – робкая, скромная и спокойная. И хотя спокойные люди часто бывают решительными, а это качество богу необходимо, Леля не могла себя такой назвать. Поэтому часто, и сейчас особенно сильно, ей показалось, что всего этого она недостойна. Недостойна называться богиней, находиться в этом прекрасном месте, и даже того, чтобы Сема ей дверь открывал.

– Прошу, – сказал он. – Дамы вперед.

Едва Леля зашла в покои, мимо пронесся черный ураганчик.

– Вот вы где! – сказала Морана. – Чего так долго? Только не говорите, что заблудились.

Не дав слова вставить, Морана прижала указательный палец к носу, и сказала:

– Чур я сплю соло!

Затем она бросилась вглубь покоев. Леля ничего не успела ответить. Она пока что не осознавала масштаб проблемы.

Покои были большими. Даже для троих. Узкий коридорчик тянулся от входной двери влево и вправо на равные расстояния. Правее от входной двери находился арочный вход в общую комнату.

Леля сразу зашла в нее. Вся противоположная стена комнаты состояла из панорамных окон. Вид открывался на небо и немного на скалы, но солнце так слепило, что их было почти не видно. В любом случае Леля не успела бы больше ничего разглядеть – Морана закрывала шторы, приговаривая:

– Попадись мне только этот Гелиос…

– С этой стороны скорее Сол, – сказал Сема.

– Абсолютно все равно.

Морана искала, чем бы скрепить шторы, но ничего не нашла и отпустила их. Толстая полоса света упала на бежевый ворсистый ковер. Шторы хорошо справлялись с солнцем, поэтому в комнате стало почти темно.

– Почему здесь такое яркое солнце? – спросила Леля.

Но тут же пожалела об этом, ведь вопрос был тупым. Она же в средиземноморье. Какое еще здесь может быть солнце?

Тем не менее ответ ее удивил:

– Потому что их тут два, – сказал Сема.

Леля тут же подбежала к окну. Но чтобы открыть шторы, предстояло сперва сразиться с Мораной, которая крикнула:

– Э-э-э! Куда обутая?

Увидеть два солнца было не так жизненно важно, как спасти себя от осуждения Мораны. Поэтому сперва Леля разулась и лишь потом вернулась в комнату.

Лели не было всего дюжину секунд, но в комнате заметно похолодало и стало темнее. Порывы холодного воздуха, возникающие непонятно откуда, запахивали шторы. А рядом Морана, довольно улыбаясь, струшивала руки.

– Красота, – сказала она и пошла к кровати.

– Ну холдрыга… – сказал Сема.

До этого он осматривал каждый шкафчик, каждую полочку, словно на них было что-то, кроме пыли. А теперь подошел к шторам и разогнал руками ветер Мораны.

Та уже успела пройти к кровати. Но почувствовав, что в комнате теплеет, она обернулась и, поняв, в чем дело, заголосила:

– Ты издеваешься? Тебе что, эта жара нравится? Зачем ты испортил мой ветер?

Морана пошла колдовать новый, но Сема схватил ее за руку, не давая приблизиться к шторам.

– Пусть будут открытыми, – сказал он.

Морана пыталась вырваться, но у нее не получалось. Наконец она сдалась, и сказала:

– Я хотела поспать!

– Но сейчас полдень, – сказал Сема.

– Отлично! Я как раз вписываюсь в полуденную дрему. Пусти!

Сема отпустил, потому что теперь Морана рвалась не к шторам, а к кровати. Уже через пять секунд она лежала, прижимая к лицу подушку. Она бы казалась мертвой, если бы не носок левой ноги, которым Морана дергала как-то недовольно.

– Отлично, – сказал Сема, уперев руки в боки.

Леля не поняла, о чем он, ведь причин сказать это было много. Например, в комнате было прохладнее, чем в холле, и уж тем более на улице. Если бы Леля знала, что Морана – это переносной кондиционер, то не стала бы отпускать ее одну взбираться по лестнице.

Но не только это вдохновляло Лелю. Олимп ей уже нравился. Покои для жителей Нави были шикарные, хоть и однокомнатные; сил вдруг стало много, хотя Леля не выспалась; и Морана молчала, значит, не портила никому настроение.

– Пойду спрошу, когда обед, – сказал Сема и вышел из покоев.

Леля осталась одна, если не считать Морану, которая впала в анабиоз.

Леля прошлась по комнате. Справа от входа находилась односпальная кровать, где лежала Морана, в том же углу стоял большой платяной шкаф, отделанный резьбой так богато, что не было видно, где у него ручки. Потолок был высоким, белым, и таким светлым, что иногда казалось, будто его нет вовсе. В центре комната была пустынной. Если б пол был устелен паркетом, а не мохнатым ковром, то Леля подумала бы, что это бальный зал.

Стена слева от двери тянулась гораздо дальше, чем стена справа. Торцом к ней стояла огромной кровать, двухспальная, но уместнее сказать трех, если не пятиспальная. Леля восхищалась ею ровно до того мига, как поняла, что их трое, а кроватей две.

– Надо будет уговорить Сему спать на однушке, – сказала Леля сама себе.

Но и Морана услышала это. Она мигом очнулась, будто ждала приглашения к разговору.

– Он согласится.

– Отлично, – сказала Леля, не понимая, почему Морана такая хмурая.

– Подвох в том, – сказала она. – Что я не соглашусь.

– В смысле, – Леля нахмурилась. – Ты боишься спать одна? Вы будете вдвоем?

Леля понимала, в чем ошибается. Но не хотела это осознавать.

– Нет, – сказала Морана, приподнявшись на локтях и глянув на Лелю. – Вы будете спать вдвоем.

– Нет! – сказала Леля.

Наверное, уж слишком встревоженно, так как Морана довольно заулыбалась.

– Я сразу сказала, что буду спать одна. Помнишь?

Морана приложила палец к носу, и Леля вспомнила.

– Это нечестно, – сказала она. – И вообще неправильно. Мальчики с мальчиками, девочки с девочками.

– Мы же боги, – сказала Морана. – Бесполые существа.

Морана перевернулась на бок, лицом к стене. Последние ее слова потонули в зевке.

– Ну не скажи.

Впрочем, Леля не сомневалась: Морана не только бесполое существо, но и бессовестное.

– Вечером еще поговорим, – сказала Леля.

– Удачи, – ответила Морана.

Глава 5

Леля не знала, куда пойдет. Она просто хотела выйти из покоев, потому что Морана стала ее угнетать. Не словами, а просто своим присутствием.

Вероятно, Леля тут же вернулась бы назад, увидев этот бесконечный коридор. Секундочку она с ужасом сознавала, что забыла даже, с какой стороны пришла.

Но тут из-за поворота на лестницу, невидимого с ракурса Лели, выскочил Сема. Он едва не вприпрыжку бросился к Леле и неожиданно печальным голосом сказал:

– Есть плохая новость и очень плохая. С какой начать?

Леля похолодела от ужаса, хотя Сема не унывал. Что случилось? Их отчитали за то, что они опоздали? Вряд ли, ведь храм полупустой. Тогда, может, кто-то нарушил какое-то правило? Например, Морана, которую Леля ненадолго упустила из виду, пока поднималась по лестнице. За это время она бы успела оскорбить Гелиоса за яркость его солнца или, например, почесать за ушком только одну голову Цербера.

– Давай с очень плохой, – сказала Леля.

Что еще могло пойти не так? Они ведь тут совсем недолго…

– Обед будет только на ужин.

Леля захныкала. Сема не обратил на это внимания и продолжил:

– А плохую хочешь узнать?

– Теперь не особо, – сказала Леля и двинулась вдоль коридора.

– Ну я все-равно скажу, ладно?

Сема обогнал Лелю, развернулся и пошагал задом наперед. Леля не ответила, но Сема сказал:

– Лучше не спускаться сейчас в холл, потому что Клио и Эгерия устроили состязание: кто больше несчастных соберет на экскурсию по Олимпу. Так что лучше им на глаза не попадаться. Идем домой…

Сема остановился и хотел взять Лелю за локоть, чтобы оттащить к покоям. Но Леля, услышав слово «экскурсия», замерла. Увидев, как ее губы расплываются в мечтательной улыбке, а глаза загораются, Сема сказал:

– О нет, нет, нет… Мы не пойдем на экскурсию, слышишь?

– Пожалуйста! – воскликнула Леля. – Это вы с Мораной тут были! А я ни разу не была! Пожалуйста-пожалуйста! Давай пойдем!

– На улице плюс пятьдесят, – сказал Сема, продолжая тянуть Лелю к покоям. – А ближайшая вода в триллионах километров свободного падения.

Леля сопротивлялась, хоть и сложно было противостоять Семе. Все-таки он был сильнее.

– Ну умоляю тебя! – сказала Леля. – Что угодно для тебя сделаю!

Аргументов у нее не было, поэтому пришлось унижаться.

Сема замер и прищурился.

– Прям что угодно? – сказал он.

Леля знала этот прищур, поэтому уточнила:

– Что угодно приличное, не вульгарное, не связанное с позором, едой или Мораной.

– Тогда мне от тебя ничего не надо.

Леля вырвала локоть из хватки Семы и прислонилась к стене, чтобы восстановить дыхание после этой неравной борьбы.

– А надо что-то платить за экскурсию? – сказала Леля, впрочем, не сомневаясь, что не нужно.

Тем не менее Сема сказал:

– Да. Плата – позировать для других муз и камен, чтобы им было с кого потолок в бальном зале разрисовывать. – Увидев, что Леля вот-вот согласится, Сема добавил: – Обнаженной.

– Ой. Нет. Я тогда не пойду, – Леля испугалась по-настоящему.

– Это шутка, – сказал Сема.

Ну, конечно. И снова Леля повелась.

– Не смешная, – сказала она, скривившись.

– Ты еще скажи, как и все мои шутки.

– Говорю: не смешная, как и все твои шутки.

Леле не приходилось строить из себя глубоко несчастную, чтобы разжалобить Сему. Просто потому что Леля уже выглядела глубоко несчастной, а Сема уже разжалобился. Он вдруг сказал:

– Почему ты одна не хочешь идти?

Леля не знала, что ответить, поэтому сказала, как есть:

– Стесняюсь.

– Ну что за глупости? – сказал Сема. – Ты же уже большая девочка.

Леля кивнула с поджатыми губами и сказала:

– Но там будет так много незнакомых взрослых дядь и теть…

– Там будешь одна ты.

Сема казался недовольным. Но уже через дюжину немых перемигиваний, он сдался и сказал:

– Ладно, идем…

– Ура! – воскликнула Леля.

Еще полминуты назад она чувствовала себя старой и выдохшейся. А тут вдруг силы умножились, так что Леля даже подпрыгнула и в ладоши хлопнула: так рада была.

– … только не в этом виде.

Леля уже проскакала полкоридора. Она хотела переспросить, что это значит, поэтому обернулась. И увидела большого лохматого пса.

– В такой шубе, наверное, пятидесятиградусную жару легче переносить.

Пес не ответил и промчался мимо Лели.

На лестнице Леля слышала, как клацают по мрамору его когти. Сделать замечание, что их пора бы постричь, она не успела. У подножия лестницы ее за руку поймала девушка.

– Вы хотите на экскурсию? – спросила она и так заискивающе улыбнулась, что Леля захотела, даже если бы до этого не хотела.

– Да, – сказала Леля, пытаясь понять, что с этой девушкой не так.

– Отлично! Тогда записываю вас! Начало через… – девушка глянула на тонкие часики, напоминающие какой-то странный стебель. «Водоросль, – потом поняла Леля». – Через семь минут! Ожидайте возле колон со стороны красной резьбы.

Девушка тут же перехватила кого-то другого и стала втолковывать ему про экскурсию. То был хмурый бог с бледной кожей и рыжими волосами чуть ниже плеч. Он прикрикнул на нее, и девушка отстала. Это ее нисколько не обидело, и она напала на следующего. Леля наблюдала за ней и наконец поняла, что ее нервировало: волосы у девушки были не темно-каштановыми, как казалось сперва, а темно-зелеными.

Точно такой же переполох происходил у противоположной лестницы, которая вела в гостевые покои парфенона. Леля подумала, что отличаются они лишь цветом ковра в коридоре. Там он наверняка синий. Решив, что заглянет туда попозже, Леля посмотрела на девушку, которая суетилась в той стороне. У нее были мелкие каштановые кудряшки, перетянутые лентой чуть ниже шеи.

– Ты сказал: «Клио и Эгерия». – Произнесла Леля так, чтобы слышал только Сема. – Клио точно не связана с водой, она бы не носила часы в виде водорослей. Значит, та, что записала меня – Эгерия… не помню кто она. А у дальней стены – Клио, муза истории… Гавкни один раз, если «да».

Сема посмотрел на нее умными карими глазами. В таком его виде разницы между зрачком и радужкой совсем не было, так что Леля не понимала, куда он смотрит.

Сема не кивнул и не гавкнул, ни один раз, ни два, ни сколько-нибудь. Он прикусил Леле голень, и та ойкнула. Наверное, обиделся на приказ «гавкни». Впрочем, Леля и так знала, что не ошиблась.

– Дурак, – сказала она и пошла на выход.

Дурак увязался за ней.

На улице было так же жарко и душно, как и полчаса назад. Но не так пустынно. На крыльце, меж колонн, кто ближе к правой стороне, кто к левой, стояли не меньше дюжины богов.

Конечно, такое количество богов Леля и раньше видела. Навь считалась не густо заселенной, но десятка три жителей там было. И это не считая Нимфеи, Черта и прочих, кто богом не назывался. Но чего Леля раньше не встречала – это такого разнообразия.

Всеобщее собрание богов всех культур не зря таковым называлось. Леля находилась на Олимпе совсем недолго, но уже успела увидеть больше культур и разнообразных лиц, чем за всю свою человеческую жизнь. Леля очень старалась не пялиться, но получалось плохо. Каждое лицо было таким занятным, что не рассмотреть его было бы кощунством. Это было бы также нелепо, как если бы Леля приехала в музей на другой конец света и вместо того, чтобы изучать экспонаты, смотрела бы в окно.

Сема лег на холодную плитку у стены, и Леля встала рядом с ним. Она обняла себя. Леля всегда чувствовала неловкость, если стояла в толпе и ни с кем не разговаривала. Последнее время это решалось тем, что рядом был Сема, который фонил, как поломанное радио. Леля думала, что ее это выводит. Но оказалось, что это успокаивало.

Едва Леля приняла то, что в таком относительном одиночестве ей не плохо, как к ней подошла какая-то девушка. Казалось, она не идет, а порхает, как мотылек или бабочка. Девушка была очень худенькой, с тонкими ручками, ножками и шеей. Одета она была страннее всех. На большинстве богов была обычная одежда. Кто-то выглядел наряднее, как Юстиция. Кто-то ходил в толстовке, сунув руки в карман-кенгуру. А одежда этой девушки состояла из прутиков, листиков, стеблей и пластинчатых полупрозрачных крылышек каких-то насекомых. В общем, в отличии от остальных, выглядела она… волшебной.

– Привет! – сказала она Леле.

Голос у девушки был звенящий, как рой мошек.

– Привет, – сказала Леля, выдавливая вежливую улыбку.

Сперва она подумала, что эта девушка как-то связана с весной, как сама Леля. Это ее приободрило. Кто бы еще наряжался в листики и веточки, как не богиня весны? Только вот культуру, из которой эта богиня могла родиться, Леля не припоминала.

– Здесь замечательно, правда? – сказала девушка и Леля подавила желание обернуться в поисках мошки, которая словно бы гудела прямо на ухо. – Прохладненько! Не то, что в Тамоанчане.

– Ага… – сказала Леля.

Тут она глянула на Сему. Вот сейчас не хватало его уроков мифологии. Леля понятия не имела, с кем говорит, и откуда она пришла. Правда, и Сема, судя по его морде, был озадачен.

– Я так давно хотела познакомиться с кем-то из Нави! – сказала девушка. Прыснув со смеху, она добавила: – Честно говоря, я хотела познакомиться хоть с кем-нибудь! В Тамоанчане бывает одиноко. Нас там не так много.

Леля постаралась сделать пошире свою искусственную улыбку. Кажется, получилось. И, кажется, эта девушка не заметила подвоха.

– Вы же Леля, правильно?

Леля кивнула.

– Какое странное имя! – сказала девушка и снова засмеялась.

Только в этот раз посильнее, так что даже руку поднесла к лицу, чтобы рот прикрыть. От этого звякнули толстые браслеты на ее тонком запястье. Ее кожа была такой прозрачной, что Леля могла видеть переплетения сосудов.

Решив, что с каждой секундой мгновение для этого вопроса становится все менее подходящим, Леля сказала:

– А как тебя зовут?

– Ой! – воскликнула девушка. – Извини! Да, я не представилась… Просто, знаешь, я так привыкла, что меня заранее все знают, что разучилась представляться!

Леля подождала, пока девушка отсмеется, а потом услышала:

– Меня зовут Ицпапалотль! Я богиня судьбы и растений у ацтеков!

Она так не походила на Мокошь, богиню судьбы у славян, что Леля невольно поморщилась. Раньше она думала, что, если боги властвуют над одним и тем же, то и внешность у них примерно одна и та же. Но эта девушка не напоминала Мокошь. Хотя она вообще ни на одного знакомого Леле бога не напоминала. Тонкая, с длинными лапками, как комарик, она и лицом сильно отличалась от привычной Леле славянской внешности.

– Че? – сказала Леля.

Тут же она поняла, что прозвучала грубовато, и поспешила исправиться, но девушка ее опередила:

– Понимаю, ты привыкла к примитивным именам. И сейчас даже не запомнишь мое полностью… Тогда можешь звать меня Ица! Или папа!.. Но не как «отец», а как па-па… по слогам, одинаковое ударение на обе «а»… Или можешь называть меня Лотль! Почти как «Леля»! Класс!

– Хорошо, – сказала Леля. – Ица. Пойдет?

Ица закивала. Она стала жужжать непонятно о чем. А Леля подумала, что лучше в толпе молчать, чем вежливо слушать лишь бы кого. Эгерия не начинала экскурсию, хотя время вроде уже подошло. Леля посмотрела на Сему, ища поддержки, но тот наслаждался своей немотой.

– Какая милая собачка! – воскликнула Ица.

Она постоянно что-то восклицала, но эти слова выделились из ее речи. Сема приподнял морду, но Ица ничем его не зацепила, поэтому он снова опустил ее на лапы.

– Можно погладить? – спросила она у Лели.

Леля хохотнула, а Сема недовольно тявкнул, и глянул на нее, прищурившись. Наверное, это означало, что он против того, чтобы его гладили чужие женщины. Но Лелю так позабавило, что Ица посчитала ее хозяйкой Семы, что не смогла отказать себе в удовольствии немного позлорадствовать.

– Конечно, можно! – сказала она. – Он у нас ласковый!

– У нас? – спросила Ица, присаживаясь на корточки рядом с Семой.

Она тянула руку Семе меж ушей, а тот отводил морду так далеко, как мог. Но в конце концов Ица до него добралась.

– В смысле, у богов Нави. Он наш…

Леля не договорила. Едва дотронувшись до шерсти Семы, Ица вскрикнула и отшатнулась. Словно ошпарилась.

– Проводник, – закончила Леля.

Ица тяжело дышала и прижимала к себе руку, которую словно бы поранила. Когда она перевела взгляд на Лелю, та испугалась.

– Что случилось?

– Почему ты не сказала, что он тоже бог?! – от милого до оскомин тона Ицы не осталось и следа.

Леля растерялась. Она глянула на Сему, который вскочил, и, медленно переставляя лапы, шел к Ице.

– Я же сказала, что я богиня судьбы! – продолжала Ица. – Я вижу судьбу, когда касаюсь чужого тела!

Хоть в этом они с Мокошью походили друг на друга. Только легче от такого знания Леле не стало. Она не знала, как успокоить Ицу, которая теперь походила на раздразненную осу.

– Извини я…

Ица не перебивала, просто Леля не договорила. Она не знала перед чем извиняться, потому запнулась и молча уставилась на Ицу.

– Ну раз уже коснулась, – сказала Ица. Сема был в прыжке от нее. – То могу рассказать. Ему грозит…

Сема громко гавкнул, так что несколько богов обернулись на перепалку. Леля всем бы помахала, улыбнулась, сказала «извините», но сейчас ей было не до этого. Сема вдруг прыгнул на Ицу. В прыжке он казался ростом с саму Ицу и Леля испугалась, что он может переломить ее хрупкие косточки, которые почти что просвечивались сквозь кожу.

– Сема! – сказала Леля.

Она едва не бросила «фу!» или «брысь!» Но это было бы совсем унизительно.

Да и Сема не пытался калечить Ицу, а лишь страх нагонял. Что получилось у него с лихвой. Ица еще раз испуганно вскрикнула и бросилась бежать. В толпе раствориться у нее не получилось, ведь толпа была не плотной. Сема ошибся, когда сказал, что Леля одна пойдет на экскурсию. Но и Леля ошиблась, подумав, что народу будет много. Ица теперь маячила у рифленых колон пантеона и с опаской поглядывала на Лелю и Сему.

Сема тоже на нее поглядывал, но с угрозой. Его хвост торчал под сорок пять градусов, но взвился, когда Леля его позвала. Только ничего радостного она говорить не собиралась.

– Что ты устроил?

Сема сел и стал вилять хвостом по полу. Леля не понимала, раскаивается он или балуется. Поэтому на всякий случай прикрикнула:

– Не делай так больше! Ты же разумное существо!

Сема кивнул. Потом он подошел к Леле и лизнул ей руку. Это определенно было извинением и Леля смягчилась. Она присела, чтобы погладить Сему по голове. В таком виде Леле казалось, что и отношения у них другие, словно более близкие.

Собаки были ее любимыми животными. Но не эта конкретная. Этот конкретная была самой мерзкой и невоспитанной собакой во всей Нави и даже во всей Яви. О чем Леля ей и сообщила. Сема коротко скорбно взвыл. А потом наконец-то вышла Эгерия.

– Добрый день, боги и богини! – сказала она.

Ее мощный голос вмиг заставил всех замолчать. Эгерия открыла рот, чтобы продолжить, но тут отворилась створка двери с синей резьбой, и вышла Клио.

– Добрый день, боги и богини! – сказала она.

Тишины после этого не возникло, потому что она и так стояла. Слышно было лишь недовольное дыхание Эгерии.

– Я уже поздоровалась, – сказала она.

– А я еще нет, – прошипела Клио.

Сразу ясно стало: если не разнять их, то народ получит не экскурсию, а по давней традиции хлеб и зрелища. Леля сама бы не решилась встревать между Эгерией и Клио, но этого и не потребовалось.

Какой-то дядечка со смешной прической, бубликами у шеи из черных волос, сказал:

– Дамы! Давайте двумя группами пойдем! Одна начнет с первой достопримечательности, вторая – со второй, и тогда мы не будем мешать друг другу.

– Справедливо, Форсети, – сказала Эгерия с издевкой.

– Разрешил спор, Форсети, – сказала одновременно с ней Клио с той же интонацией.

Секундочку длилась тишина, а потом богини так же в одно мгновение заговорили. Эгерия сказала:

– Кто желает получить нескучную экскурсию, идемте за мной!

Клио сказала:

– Кто желает получить не занудную экскурсию, идемте за мной!

Толпа забурлила. Леля записывалась к Эгерии, поэтому к ней и пошла. Сема поплелся следом. Леля уже винила себя за то, что ввязалась в эту авантюру. И Сема напрягся после неурядицы с этой чокнутой ацтекской богиней.

Правда, шагая по тропинке вместе с остальными богами-туристами, Леля забыла о плохом. Пейзажи Олимпа завораживали. Леля любила средиземноморский климат, любила море и любила скалы. Но не больше, чем пресные речки с запахом торфа, березы и бесконечные луга пшеницы. Навья природа была родной и близкой. Она никуда не денется, Леля может любоваться ею от заката до рассвета. А на Олимпе она бывала не каждый день. Поэтому все здешнее казалось более чудесным, необычным, и оттого прекрасным.

Эгерия говорила о климате. Леля слушала вполуха. На любых экскурсиях ей больше нравилось смотреть, а не слушать. Услышать что-нибудь интересное можно где угодно и когда угодно. А вот увидеть – только в определенных местах.

Сема плелся сзади и скулил. Что он хочет, Леля не понимала. Наверное, внимания. Но Леля не велась на эту манипуляцию. Она рассматривала окрестности и дышала полной грудью. Воздух был хоть и сухой, но пропитанный запахами хвои и морской соли.

Тут Сема гавкнул и помчал куда-то, вывалив язык. Леля хотела снова обратиться к нему, как к питомцу, сказать, чтобы прилично себя вел. Но подняв голову, сама чуть не гавкнула.

– Зоопарка у нас нет, – говорила Эгерия. – Потому что питомец в нем был бы лишь один. Поэтому решили, путь гуляет сам по себе… Хоть и не кот. К тому же Аид ненавидит заточения любого характера… Так что знакомьтесь, это Цербер.

Буквально команду знакомиться воспринял только Сема. Остальные наблюдали со стороны.

Леля испугалась, что Сема и Цербер начнут приветствоваться по-собачьи. То есть нюхать под хвостом. Леля уже достаточно хорошо знала Сему и была уверена, что он сделает это не из интереса, а просто чтобы посмотреть, как Леля на это отзовется. Но Цербер оказался приличной псиной. Он не обращал внимания на виляние хвостиком Семы. Он лишь высокомерно глянул на него и сел спокойно, хотя его хвост метался по земле, вздымая клубы пыли.

Цербер был трехголовой собакой. Большой трехголовой собакой. Может, доберманом, может, мастифом, может, немецким догом. Но в то же время он не попадал ни под одну породу на сто процентов, как и Сема. У Цербера была черная шерсть, которая дымилась. Сперва Леля подумала, что рядом кто-то что-то готовит и это что-то подгорает. Но тут же она поняла, что горелым несло от Цербера, что весь он дымился. Ошейника у него не было. И хотя Цербер не походил на домашнего песика, вероятно, разум у него имелся. Ведь обычные собаки не имеют три головы и не живут на Олимпе. Разум Цербера, конечно, не такой, как у Семы-оборотня, но хоть какой-то имеется.

Правда, глядя на то, как Сема бегает вокруг невозмутимого Цербера и радостно лает, казалось, что разума нет как раз-таки у Семы. Леле стало за него стыдно, но, кажется, никто не задавался вопросом, чья эта бешеная собака.

Эгерия продолжила экскурсию, и боги последовали по тропе за ней, а Сема все скакал. Леле неловко было звать его вернуться, поэтому она терпеливо ждала. Когда ей этот цирк надоел, надоел он и Церберу. Одна его голова вдруг рыкнула и клацнула в миллиметре от хвоста Семы. Тот взвизгнул, прижал уши и вдруг взмыл в небо.

Леля тяжело выдохнула. Она и забыла, что Сема так умеет. С минуту она пялилась в небо, но Сема не собирался приземляться. Лелю радовало лишь то, что это существо хотя бы угрозу Цербера всерьез воспринимало.

Потом Леля бросила:

– Извините.

Но Цербер не ответил. Даже ни одной головой не качнул. Тогда Леля понеслась догонять Эгерию и остальных.

К группе она подбежала, когда те уже уходили с точки.

– Сейчас Дион закрыт на реконструкцию. Поэтому, если желаете пройти по нему, приходите… – Эгерия запнулась. Она глянула в сторону древних развалин, и сказала: – Хотя на самом деле это не так уж интересно, так что вообще туда не ходите.

Никто не спорил и вместе с Эгерией все двинулись дальше.

Леля задержалась, чтобы рассмотреть развалины. Никаких табличек она не обнаружила, поэтому сама попыталась вспомнить, что они значат. Но ничего в голову не приходило. В человеческой жизни Леля зналась на славянской мифологии. А вот с древнегреческой и древнеримской была знакома поверхностно. Поэтому название Диона ничего ей не говорило.

– Они и его сюда перенесли.

Леля вздрогнула. Она обернулась и увидела Сему. Человека. Тот щурился и, уперев руки в боки, смотрел на развалины.

– Что ты устроил? – спросила Леля, впрочем, вся ее злость уже давно растаяла.

– Я просто хотел дружить! – воскликнул Сема. – А это хамло…

Сема провел рукой по ягодицам, словно его до сих пор преследовало эфемерное чувство надкушенного хвоста.

– Пришлось улетать, чтобы он на мой след не напал.

Леля спорить не могла и не хотела. Она кивнула в сторону разрушенного селища и сказала:

– О чем ты?

– Дальше по экскурсии лабиринт Минотавра…

– Что?! – воскликнула Леля и добавила: – Но он же на острове Крит находится!

Леля не сомневалась, что раз лабиринт есть на Олимпе, то это настоящий, а на острове – подделка. Но Сема сказал:

– Это реконструкция. Как и Дион. Настоящий, кстати, находится неподалеку, у подножия Олимпа.

– Но зачем они здесь? – сказала Леля.

Семе она верила, но его слова звучали как выдумка.

– Для туристов.

Леля фыркнула.

– Нет, правда. На Олимпе и в обычное время, когда нет собрания, довольно много… иноземцев. Местные боги просто решили сделать из Олимпа туристическую достопримечательность. Поэтому многие сюда приезжают просто так, понимаешь? И, собственно, мифология древнего Рима и древней Греции процветает. О ней не просто помнят. Ее хорошо знают.

Сема умолк, и Леля тоже молчала, пялясь на развалины. Она не знала, что ответить. Что-то ей все это напоминало.

– Не представляю, чтобы в Навь кто-нибудь приезжал на экскурсию. Хотя и у нас есть на что посмотреть.

Леля сказала последнее и задумалась. Что у них есть посмотреть?.. Хотя что было посмотреть на Олимпе до того, как здешние боги решили возвести «реплики» настоящих исторических мест?

– Да. – Сказал Сема. Он услышал в голосе Лели сомнения и потому добавил: – Например, как Нимфея, презирающая одежду, забывается и откидывает все-все волосы за спину.

Леля встрепенулась.

– Ты видел?

– Нет!

– Но мечтаешь?

– Отнюдь, – сказал Сема, но прозвучало не так уверено, как «нет».

Леле безумно хотелось продолжить пытать Сему. Даже она не видела Нимфею с полностью откинутыми волосами, хотя они подружились, едва Леля пришла в Навь.

Но Сема вдруг резко втянул воздух. Он принюхивался долго, и чем дольше, тем напряженнее выглядел. Леля молчала, чтобы не мешать. Как это может помочь распознавать запахи, Леля не знала.

– Что такое? – наконец спросила она.

– Какой-то запах…

Сема снова принюхался и снова замолчал.

– Ну скажи, – попросила Леля.

Ей не было интересно, что там такое. Но раз Сема так нервничает, то это определенно что-то достойное внимания.

Но тут порыв ветра со стороны обрыва обдал их свежим морским воздухом, и Сема качнул головой:

– Нет, ничего… Просто показалось. Идешь?

Он развернулся в сторону пантеона-парфенона, а не туда, где скрылась экскурсионная группа. Но Леля все-равно кивнула и двинулась за ним. Идти дальше с экскурсией не хотелось. Она устала, голову напекло солнце, хотелось воды, и чтобы попить, и чтобы смыть пот. Да и после рассказа Семы о том, как искусственно сюда приманивают туристов, Леле не сильно хотелось мучиться ради этих «достопримечательностей».

– Иду, – сказала она.

Тем не менее природа Олимпа Леле нравилась. Дышалось здесь свободно, хоть и не было знакомого, уже такого родного Навьего запаха тины. На секундочку Леля подумала, что, может, ей стоило родиться где-то в Европе и попасться прошлому обличию Флоры, чтобы самой ею стать. Такой расклад Леле был по душе, и она сама не заметила, как заулыбалась.

Но тут Сема обернулся и Леля ускорилась, чтобы нагнать его.

Внезапно вспомнились слова Мокоши о судьбе, поездах и колеях. «Какое-то время ты идешь по одной колее, потом делаешь выбор, который переводит тебя на другую дорожку. Ты не можешь изменить колею, но ты можешь выбрать, по какой тебе идти».

Леля не выбирала колею, ведь это прошлая Леля почти что обманом заставила встать на нее. Но вдруг Леля осознала, что сворачивать с нее не хочет. Она наконец-то догнала Сему и схватила его за руку, сжав ладонь. Сема, если и удивился, то виду не подал, и сжал в ответ руку Лели.

Глава 6

Леля была уверена, что ужин будет торжественным. Ведь это первый вечер собрания! Но Морана сказала, что в первый день обычно гости лишь собираются, отдыхают с дороги, располагаются. А торжественный ужин пройдет завтра. Причем, судя по приготовлениям, мероприятие будет грандиозным. Леля ждала его с нетерпением и немного с опаской. Подумать только – избранные боги и богини всех культур соберутся в одном зале.

Кроме Лели никто трепета не испытывал. Морана бурчала, что ей нечем себя занять, а Сема молча умирал от голода. Ужин принесли за мгновение до того, как он отбросил коньки. По крайней мере он сам так сказал.

Поев, Леля поняла, что, в отличии от Мораны, спать еще не хочет.

– Куда Сема ушел? – спросила Леля, тщетно пытаясь вытянуть Морану на светскую беседу.

Морана слишком долго зевала, потом уставилась на Лелю и, приподняв бровь, сказала:

– Я похожа на справочное бюро?

– Нет, – сказала Леля, расстроившись.

Зря она думала, будто путешествие их объединит. Морана не становилась ласковее, как бы Леля ни пыталась ее задобрить. Так что Леля отчаялась с ней подружиться. Решила, что дотерпит эту неделю, и перестанет общаться с Мораной. А в следующий раз обратится к ней лишь при подготовке весны через много месяцев.

Леля несколько раз прошлась по комнате, посмотрела в окно на ночной Олимп, и полежала на кровати, раскинув руки. Уяснив, что не заснет в ближайшие пару часов, Леля решила пройтись.

– Куда ты? – крикнула Морана, когда Леля обувалась.

– Тебе и правда есть дело?

Наверное, Морана заметила, что голос у Лели обиженный. Только глухой не заметил бы.

– Нет дела, – сказала Морана. – Просто интересно.

Леля не ответила. Да, грубо. Но разве Морана другого заслуживала?

Покинув покои, Леля шла по коридору и дулась. На Морану, что она такая грубиянка, на Сему, что он ее бросил, на себя, что не знала, чем заняться.

Вообще-то было дельце, которое Леля хотела провернуть. Она думала сделать это за ужином. Но раз его отменили… Леля на миг замерла, кусая губу. Она решалась. А потом зашагала уверенно и, быстро минув лестницу, оказалась в холле пантеона-парфенона.

Время было относительно поздним, но, конечно, здесь еще были боги и богини. Одни тихо беседовали, другие медленно бродили, рассматривая помещение, третьи суетились, заканчивая последнее приготовления к завтрашнему банкету.

Леля почему-то думала, что ее остановят, будто кто-то догадается, что она собирается сделать. Ничего запретного или опасного Леля не замышляла. Но сердце колотилось быстрее от одной только мысли о задуманном. Дерзко, самоуверенно, наивно. Но ради Яны Леля была готова на все. К тому же, как она может не воспользоваться тем, что оказалась в месте, где собралось так много богов?

Леля пробежала холл и замерла рядом с лестницей, которая вела в гостевые покои парфенона. Потом она осмотрелась так, словно делала что-то незаконное. Леля испугалась, что может встретить Сему. Он отговорит ее делать то, что она задумала. Стопудово отговорит. Уже пытался.

Отогнав эти мысли, Леля юркнула по лестнице вверх. Если выбирать между Семой и Яной, то, конечно, победит Яна.

Коридор и вправду был таким же, как в гостевых покоях пантеона. Только здесь ковер был темно-синим, как морская пучина, и обои навевали мысли о море, а не о море крови. Леля шла медленно, осматриваясь. Она не знала, куда идти, поэтому читала табличку на каждой двери. Может, она вообще не в ту сторону шла. Ей нужен, так сказать, коренной житель Олимпа, а не приезжий. Вряд ли среди приезжих есть хоть один бог смерти.

Леля понятия не имела, что ей теперь делать. В пустынном коридоре ей сделалось жутко. Она завернула за один угол, за другой… Потом Леля остановилась, осознав, что так легко потеряется. Она не Сема, ориентироваться в пространстве – не ее конек. Леля даже в Навьей избушке, бывало, не знала, куда сворачивать. Конечно, путь от своей комнаты до выхода она уже выучила. Но, бывало, забредала куда подальше и потом еле выбиралась. И никогда без чужой помощи.

Только сейчас помощи просить было не у кого. То есть, теоретически, было. Но Леля сгорит со стыда, если попросит какого-то незнакомого бога помочь ей. Она уже поняла, что собрание и вправду просто повод для богов разогнать скуку. Но все-равно не хотела, чтобы у кого-то было единственное представление о Нави такое, что их богиня заблудилась в трех поворотах, и пришлось ее выручать.

Леля завернула за еще один поворот. Здесь было темнее, и как-то… пыльнее? Леля задрала голову в поисках светильника, но, как и в Навьей избушке, такого здесь не было. Свет шел словно из ниоткуда. Но удивилась Леля не этому. Под потолком была паутина. Тогда Леля поняла, что окончательно заблудилась.

Она вернулась в предыдущий коридор и побрела вдоль стены, пытаясь вспомнить, куда поворачивать. Конечно, можно было попросить помощь… Но Леля уже решила, что сделает это лишь в крайнем случае.

– Если плохо слушал ты правила Олимпа, то легко заблудишься в коридорах длинных.

Леля замерла. Она могло поспорить – этот стишок прозвучал не в голове, а откуда-то снаружи. Потому что раньше его Леля никогда не слышала, значит, не могла случайно вспомнить.

Она огляделась. Вроде никого нет. Но эти слова… Откуда они?

– Правило одно гласит: не броди сама. Даже если Леля ты, и в душе весна.

В этот раз Леля оказалась расторопнее. Она быстрее повернулась на звук и смогла заметить что-то белое и клубящееся. Какой-то дух? В любом случае хорошо, что это не в голове Лели голоса, то есть она не сходит с ума.

Леля призадумалась, но не смогла вспомнить никого белого и клубящегося из древнегреческой или древнеримской мифологии. Впрочем, белое и клубящееся оказалось кое-чем вполне реальным.

– Если вдруг забыла ты, что такое кучевое в небе высоко парит, словно надувное, я скажу тебе ответ, но в обмен лишь на секрет.

– Какой секрет? Секрет, чтобы ты сказал ответ… на загадку? – Нахмурилась Леля, но тут же сообразила и добавила: – Облако! Белое и клубящееся это облако!

– Ну вот! Я идиот!

По интонации и, собственно, по словам было слышно, что загадочный собеседник Лели утомился играться. Тогда Леля в последний раз обернулась на голос и увидела наконец-то, кто водил ее за нос.

Но сперва она увидела облако. Маленькое облачко, которое парило чуть выше середины стены. Впрочем, облачку, хоть оно и висело в помещении, Леля совсем не удивилась. Удивил ее мальчик, который на облаке сидел. Взгляд у него был тяжелый, как у старика, а голос низкий и немного хриплый. Одет он был в белую тогу, которая смотрелась на нем еще более комично, чем на Меркурии и Гермесе.

– Тебя тоже заставили вырядиться для гостей? – улыбнулась Леля.

– Ничего я не имею против тоги. Главное в такой одежде – избегать дороги. Кто-то быстро пробежит! Фьють! И тога улетит!

– Рифмуешь на глаголы, – скривилась Леля.

Но тут же рассмеялась. Мальчик был смешным, хоть и не хотел таким казаться. Он спрыгнул с маленького облачка. Оно исчезло с тихим хлопком, но возникло в сантиметре от пола, за секунду до того, как мальчик на него приземлился.

Леля сразу поняла, кто это. По желтоватым курчавым волосам, румяным щечкам и похабной шуточке. Но убедилась в том, что видит Амурчика, лишь когда заметила в его руке лук, а за спиной – колчан стрел.

– Слушай, – сказала Леля с опаской наблюдая за тем, как Амурчик берет стрелу и глядит то на ее кончик, то на Лелю. – Не мог бы ты сделать мне одно одолжение… Подскажи, пожалуйста, где можно найти Аида?

Амурчик опустил уже заряженный лук, и, хитро прищурившись, сказал:

– Помнишь я уже сказал, что ответ тебе я дам, только если за ответ выдашь мне любой секрет.

– Любой?

Леля была уверена: Амурчик не так прост.

– Глупо было спрашивать. Ну, раз так, допрашивать мне придется о другом. Расскажи-ка в чей же сон, ты залезла б без помех, если б это был не грех?

– Залезать в чужой сон это грех? – нахмурилась Леля. – То есть…

Интересовало ее не это. Ей просто нужен был Аид. Но Амурчик явно не делал бесплатных одолжений. Ему нужен от Лели секрет. Просто один маленький секрет.

Амурчик тяжко вздохнул, давая Леле понять, что не доволен ее умственным развитием.

– Понимаешь, рифмы – не моя стезя. Делаю я это, вовсе не любя. Просто я хочу узнать… будет мне полезно знать, с кем хотела б вновь и вновь говорить ты про любовь.

Полезно знать? Леля нахмурилась еще больше. Она глядела на Амурчика. Тот, ни сколько ни смущаясь, глядел на Лелю скучающим взглядом. Потом будто случайно Амурчик почесал спину хвостовиком стрелы.

– Ты хочешь меня заколдовать, да? – сказала Леля. – Выпустить стрелу, чтобы я в кого-то влюбилась… Не стыдно так прямо об этом спрашивать?

Амурчик усмехнулся.

– Стыдно? Мне? Ты шутишь что ли? Это чувство незнакомо мне и всем моим друзьям. Впрочем, друг один – я сам.

Леля хотела возмутиться. Но Амурчик продолжал:

– Ты не так все поняла. Я спросил тебя любя. Ведь могу свою стрелу запустить я в Фурию. Но девчонок ты не любишь, и ты правильно поступишь, если мне сейчас шепнешь от кого по телу дрожь.

– Амурчик, пожалуйста!.. Ты даже не представляешь, как важно мне сейчас встретиться с Аидом!

Амурчик сложил руки на груди, не отпуская лук. Он выжидающе смотрел на Лелю, при этом топая ступней по облаку, отчего от него отлетали небольшие завитки белого дыма, мигом рассеивающегося в спертом воздухе коридора.

– Я не буду говорить, с кем… хочу любовь крутить.

Леля усмехнулась собственной рифме. Наслушалась Амурчика и теперь сама стала стихи слагать. Но тут же она помрачнела, увидев, что Амурчик разворачивается и будто хочет уйти прочь по коридору. При этом он сказал:

– Что ж, твой выбор так сказать… Где Морфей? Хочу я спать!

– Стой! – воскликнула Леля прежде, чем поняла, что делает.

Амурчик замер, словно совсем не ждал, что Леля его остановит. Он медленно развернулся и, явно сдерживая улыбку, сказал:

– Что ты хочешь мне сказать? Про того, в кого стрелять?

Амурчик с миленькой улыбочкой потряс луком. Он терпеливо ждал, пока Леля решалась, что ей делать.

С одной стороны, ей совсем не хотелось, чтобы этот наглый кудрявый юнец знал, как он сам выразился, «от кого по телу дрожь» у Лели. Что он станет делать с этой информацией? Леля вообще не была уверена, что не соврет сама себе, если скажет.

А с другой стороны, что оставалось делать? Выходы из гостевых покоев парфенона она найдет. Но как ей пробраться к Аиду? Храм она совсем не знает, и карты его нигде не видела. Спрашивать об этом у Мораны и Семы – значит получить в ответ кучу вопросов о том, зачем Леле бог смерти. К тому же Леля не сомневалась, Сема сразу все поймет. И тогда не даст ни одного шага Леле самостоятельно ступить за пределами покоев. То, что сейчас они не вместе, большая удача. А большими удачами надо пользоваться.

– Ладно, – шепнула Леля, не сомневаясь, что Амурчик ее услышит. – Говорю секретик, а ты ведешь меня к Аиду, а потом обратно к покоям для жителей Нави… И не используешь эту информацию мне во вред!

– Что-то много ты условий мне сейчас сказала… Впрочем, ладно. По рукам. Ну, давай, направо!

Амурчик спрыгнул с облачка, которое тут же рассеялось. Он свернул направо и Леля последовала за ним. Амурчик одного с ней роста, но шаг у него был будто бы шире. Леля едва поспевала за ним и уже через пару поворотов запыхалась. Но жаловаться не стала. Вдруг тогда от нее потребуется еще один секретик?

По ощущениям Лели не прошло и пяти минут, как они очутились в коридоре, который разительно отличался от гостевых покоев. Здесь было светлее и пахло как-то по-домашнему.

Амурчик остановился у черно-белой двери. Точнее сама дверь была черной, а белым ее оттеняли нарисованные цветы и черепки. Затем он сказал:

– Что же, вот и твой ответик. А теперь ты мне секретик!

Леля последний раз закусила губу. Но делать было нечего – уговор есть уговор. Она наклонилась к уху Амурчика и шепнула имя. После этого Амурчик даже в лице не изменился.

– Ожидаемо. Логично…

– Логично? – Леля нахмурилась.

Неужели со стороны так видно? Или в деле снова людские байки? Интересно, до Олимпа долетают сплетни из Нави? Вряд ли, конечно. Леля не думала, что здешним богам есть до этого дело.

– Леля ты, а он…

– Молчи!

– … не такой, как ты: он нагл.

– Это точно, – сказала Леля, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Все, я пошла. Жди здесь.

– Все как скажешь, истеричка. Лишь прошу, держись прилично!

Леля хотела поспорить с Амурчиком, сказать, что никакая она не истеричка. Но, наверное, она и вправду слишком громко воскликнула «молчи!» и на истеричку очень даже походила.

А держаться с Аидом прилично… Что же, это она и так хотела. Вряд ли кто-нибудь в здравом уме и доброй памяти будет плохо себя вести с богом смерти.

Леля глубоко вдохнула и постучалась.

Краешком сознания она надеялась, что ей не ответят и она уйдет ни с чем. Все-таки страшно просить об одолжении самого Аида. Но услышав «Войдите!» Леля собралась с силами и, закрыв глаза, толкнула дверь.

В следующий раз открыв глаза, Леля увидела только тьму. Но потом кто-то щелкнул пальцами, и зажглись несколько десятков свечей. Леля проморгалась – к такой резкой смене света нужно привыкать, даже если ты богиня.

Комната, в которой Леля теперь стояла, была довольно большой. Просторный зал, заставленный изысканной мебелью, золотого или черного цвета. Зеркала, стол, шкафы – все здесь было таким броским, что Леля, рассматривая мебель, не сразу заметила обитателей комнаты.

– Добрый вечер, – сказал мужской голос. – Не ожидал увидеть гостя… Вы из Нави, верно? Точно не Морана. Значит, Леля.

Леля повернулась на голос, который, конечно, принадлежал Аиду. Леля его себе таким и представляла: мужчина средних лет с волосами такими темными, что нельзя было разглядеть по отдельности ни одной волосинки. У Аида были тонкие губы, которые он сжимал так плотно, что они становились почти белыми, под цвет его кожи.

Единственное, чего Леля не угадала, это того, что Аид был довольно никого роста. Кажется, ниже самой Лели. Так что она боялась слишком близко к нему подходить, и потому отошла от двери лишь на полметра.

– Чем обязан? – спросил Аид.

После его губы дрогнули. Наверное, пытался вымучить улыбку. Леля на миг испугалась, что сделала что-то не так. Нужно было принести черного жертвенного козла? Мел, чтобы начертить на полу пентаграмму? Сема точно знал, как являться к богу смерти. Но спрашивать его Леля не стала бы в любом случае.

– Не бойся, – вдруг услышала Леля женский голос. – Он не кусается. Для этого у него есть Цербер.

Леля обернулась. Оказалось, помещение было еще больше, чем Леля сперва подумала. В углу стены с окнами стоял туалетный столик. Сперва Леля похолодела от ужаса, решив, что столик сделан из человеческих костей. Но, приглядевшись, поняла, что это просто такая резьба.

За столиком сидела женщина средних лет. У нее были слегка волнистые рыжие волосы – длинные, как и ее ноги, выглядывающие из разреза черного халата. Женщина пилила ногти, которые были такими же длинными, как и все ее части тела, которым пристало быть длинными.

– Надо же, – сказала она, обращаясь к Аиду. – Феминизм уже настолько захватил мир смертных, что даже Леля ходит в брюках.

Леля и без Семы поняла, кто перед ней. Персефона. Леля почему-то не ожидала встретить здесь и ее. Хотя это было логично.

Тут Леля поняла, что так и не сказала ни единого слова, хотя находилась в покоях Персефоны и Аида уже с минуту.

– Да! – воскликнула она. – Я не боюсь! Просто… Да. Добрый день!.. Ой, то есть вечер. Добрый вечер!

Леля замолчала. Было так волнительно, что она тяжело дышала. Аид и Персефона молча ждали. А Леля надеялась, что они как-то сами догадаются, что ей нужно, только бы не произносить этого вслух.

Но оба смотрели на Лелю и едва заметно улыбались.

– Я бы хотела… – сказала Леля и тут же запнулась.

Вот так просто взять и вывалить свою просьбу? Это сложнее, чем кажется.

– Что же? – сказал Аид.

Персефона даже отложила пилку. Но лишь для того, чтобы взять расческу.

– Я хотела… – Леля втянула воздух и на одном дыхание произнесла: – Я бы хотела попросить вас об одном одолжении!

– Каком?

Аид ответил слишком быстро – Леля еще не успела дух перевести после своей первой, такой смелой фразы. Она снова вдохнула, чувствуя, как бешено колотится сердце, и продолжила:

– Понимаете, в Яви… Ну, в мире смертных, у меня осталась сестра, Яна. Она… В общем, она пострадала. Пострадала из-за бога, он… Это долгая история, поэтому я, наверное, не буду рассказывать… Да, не буду.

Леля умолкла и посмотрела на Аида, а потом на Персефону. Неужели так и не догадались, о чем Леля хочет попросить? Кажется, нет. Аид стоял, как и до этого, опираясь на стену плечом. Персефона расчесывалась.

– Я хочу, чтобы вы спасли ее, вытащили из комы. Понимаете, эта кома не обыкновенная. На Яну наложил проклятие бог, которого больше нет, поэтому невозможно это проклятие снять, кроме как… вернуть душу Яну из Прави. Понимаете? Она почти мертва и помочь ей теперь может только бог смерти.

Леля закончила свою речь совсем тихо, но, конечно, все ее хорошо услышали. Аид вдруг совершенно внезапно сказал:

– Хорошо.

– Что? – воскликнула Леля. – Вы согласны?

– Отчего бы не согласиться? – сказал Аид, пожав плечами.

Леля не верила своему счастью. Неужели так просто будет вытащить Яну из комы? Но, разумеется, все было не так легко.

– И в обмен на чью жизнь ты хочешь обменять жизнь своей сестры? – сказал Аид.

Леля перестала лыбиться, как дурочка. Ну, конечно. Снова сделка. Получается, все-таки надо было тащить козла. Сейчас как раз пригодился бы в качестве жертвы.

Заметив, что Леля сбита с толку, Аид сказал:

– На свою?

– Что? Нет, конечно! – воскликнула Леля.

Тут же ей захотелось зажать рот руками. Она была так уверена, что ради сестры пойдет на все. Но когда дело реально дошло до жертвенности, Леля сдала назад.

Она предполагала, что за Яну придется страдать, мучиться. Но оказалось, что сделка гораздо проще.

– Жизнь за жизнь, – сказал Аид. – Неужели ты не знала этого простого правила?

Жизнь за жизнь. Да, и вправду проще некуда. Леля переводила испуганный взгляд с Персефоны на Аида и обратно.

– А можно мне… скидочку? – сказала Леля.

В глубине души она все еще надеялась втюхать Аиду за Яну черного козла. Конечно, животных Леле тоже было жалко, но не так, как людей.

Но уже в следующую секунду Леля поняла, что не стоит даже думать о подобном. Если доселе Аид был вежливо-дружелюбным, то сейчас эта маска слетела с него. Он нахмурился и в комнате затухло несколько свечек.

– Ты смеешь со мной торговаться?

Леля врать не умела, поэтому быстро залепетала:

– Да. Но поняла. Не надо. Больше так не буду.

Она отступила на шаг и уперлась в стену. Стало страшно, хотя Леля понимала, что ничего плохого здесь с ней случиться не может.

– Я не против заключить с тобой сделку, – сказал Аид. – Но мне плевать на жизнь твоей сестры и на твои чувства тоже. Я не собираюсь рисковать равновесием миров только чтобы одна смертная девчонка пожила еще несколько десятков лет.

Леля кивала почти на каждое слово, поэтому к концу речи Аида у нее разболелась шея.

– Так что принимай мои условия. Приведи любого человека, смерть которого станет жизнью для твоей сестры. Либо перестань надеяться, что твоей сестре можно помочь.

Леля кивнула последний раз – ниже всех предыдущих, почти с поклоном.

– Поняла, – сказала она. – Спасибо. До свидания.

Кажется, получилось резковато. Персефона вскинула брови и сказала:

– Вот так просто сдаешься?

– Нет, – сказала Леля опуская взгляд на руки. Она принялась ковырять ногти, только бы не смотреть в глаза богам, и продолжила: – Я не сдаюсь. Я просто… Я придумаю что-то другое. Яна должна быть спасена. Она по моей вине попала в такое состояние, поэтому я обязана ее из него вытащить. Я готова жертвовать собой. Но не другими людьми… нет.

– Ты же богиня, – сказал Аид. – К тому же добрая. Что тебе стоит заманить человека и…

– Нет! – воскликнула Леля.

Она почти оскорбилась. За кого они ее держат? Почему решили, что она может так просто отвести невинную смертную душу на погибель? Причем ради ее, Лелиных, корыстных целей. Ну, конечно, цели у нее не прямо корыстные. Очень даже благородные. Но жертвовать кем-то невинным?.. Нет, нет и нет! Леля никогда на такое не пойдет. Иначе всю свою бесконечную жизнь ее будет мучить совесть.

– Что же, – сказала Персефона. – Это похвально. Нет, правду говорю… Только я тебя расстрою: не существует другого способа. Это тебе любой бог смерти скажет. Раз не существует того, кто наложил на твою сестру проклятие, то помочь может лишь тот, кто владеет смертью. Но просто так эти боги никогда ничего тебе не сделают. Помни об этом.

Леля вздохнула. Даже кивать уже не хотела. Пусть они боги, пусть живут в несколько раз… может даже в несколько сотен раз дольше Лели, но они тоже могут заблуждаться. Леля найдет способ вернуть Яну. Пока что он ей не очевиден. Но, Леля была уверена, у нее получится.

– Спасибо, что выслушали, – сказала Леля последний раз за этот вечер глянув на Аида и Персефону. – До свидания.

Глава 7

Жизнь за жизнь. Элементарно. Очевидно. Так просто!

Леля захотела пнуть что-нибудь, но под ногу ничего не попалось. Так что она просто сложила руки на груди и уставилась в противоположную стену. Леля и вправду не собиралась сдаваться. Но если доселе у нее был план, то сейчас она совершенно не представляла, что делать.

Еще досаднее Леле стало, когда она поняла, что Амурчик исчез. Глупо было думать, что этот балбес ее дождется. У него явно были дела повеселее, чем торчать в пустом коридоре и ждать ее.

Леля уже забыла, с какой стороны Амурчик ее вывел, поэтому посчитала на считалочке, что пойдет направо и уверенным шагом двинулась вдоль стены. Только свернув несколько раз, Леля поняла, что заблудилась. Досада накатила с новой силой. Как можно так плохо ориентироваться? Впрочем, было бы проще, если бы Леля, когда шла с Амурчиком, запоминала дорогу, а не рассматривала интерьеры, которые слабо отличались от коридора к коридору.

Теперь Леля шла медленно. Она прислушивалась, словно это помогало найти путь. Но ничего не слышала. Амурчик, наверное, снова в части пантеона, ловит несчастных, чтобы сразить их своими стрелами или хотя бы стихами. Леля поймала себя на мысли, что соскучилась за ним. С Амурчиком было не скучно. А сейчас…

– Ничего, ничего… – вдруг услышала Леля.

Она только повернула и потому находилась в начале коридора. В это же время в середине его открылась дверь. Леля тут же бросилась обратно за угол. Она испугалась, хотя должна была обрадоваться. Ведь нашелся наконец кто-то, кто мог ей помочь. Конечно, Леля в любое мгновение могла постучаться в какую-нибудь дверь, попросить, чтобы подсказали дорогу. Но она еще не настолько отчаялась.

Впрочем, тут ей пошли навстречу. Буквально – и Леля предпочла спрятаться. Она прижалась спиной к стене и постаралась не дышать.

– Не переживай, – говорил голос. – Ничего не случится… Все пройдет хорошо.

Голос явно принадлежал женщине. Улепетывая, Леля успела заметить, как взметнулись ее светлые длинные волосы. Эта девушка говорила в комнату, но ее голос хорошо слышался и в коридоре.

Недолгая тишина, а потом девушка повторилась:

– Я знаю, что всегда что-нибудь да пойдет не так. Но давай не будем об этом думать. Ладно?

Затем дверь захлопнулась. Сердце Лели застучало быстрее. Надо было сразу дать себя обнаружить! А теперь очевидно, что Леля подслушивала.

Леля закусила губу. Может, девушка пойдет в другую сторону? Завернет не за тот угол, где Леля стояла, а за противоположный?

Но тут же Леля услышала ее шаги. Они приближались. Тогда Леля, стараясь ступать неслышно, как кошка, понеслась по коридору.

Кажется, минула тысяча пролетов. Куда бы Леля ни свернула, девушка с золотыми волосами шла за ней. В какое-то мгновение Леле показалось, что девушка услышала ее и уже специально догоняла, чтобы пытками выбить из Лели то, что она услышала.

Леля хотела сдаться – остановиться, сказать, что услышала весь коридорный разговор, сказать, что все уже забыла, и разрыдаться. Но без веской причины останавливаться было глупо. А бунтующие легкие – не веская причина.

Леля дышала поверхностно и вот-вот готова была потерять сознание, как все же остановилась. Перед ней распахнулась одна из дверей. Леля почти уже зарыдала, как увидела, кто вышел из этой комнаты.

– Леля? – сказал Сема.

– Сема? – сказала Леля.

– Что ты тут делаешь? – хором сказали оба.

После Леля могла только опереться на колени и тяжело дышать. Может, ей стоило нырнуть в дверь, откуда только что вышел Сема, чтобы девушка-преследовательница сбилась со следа. Но встретив его, Леля так удивилась, что забыла о погоне.

Так как Сема последние несколько минут ни от кого не убегал, значит, с дыханием у него все было в порядке, первым заговорил снова он: