Читать онлайн Миела: Проклятая душа. Книга 1

Девочка Миела

Белые, как песок на морском берегу, волосы, всегда спадали на её плечи тонкими искрящимися струйками. Но сегодня они были собраны скромным желтым гребнем и скрыты под лазурным, сложенным втрое, платком. Голубые глаза, как и прежде, излучали внутреннее неподдельное счастье и душевный мир. А сейчас она прикрыла их для молитвы. Сухие губы, которые в это утро ещё не успели притронуться к еде и воде, зашевелились. Тихим шепотом оттуда стали литься хвалебные слова. Семнадцатилетняя Миела стояла в передней части храма, давно ставшего для неё домом. Праздничные белые одеяния с поясом и мантией цвета васильков были такими же, как и у диаконис, стоящих рядом с ней. Служба уже начиналась.

Небольшая, но образцовая церквушка была возведена два поколения назад. Тогда группа вольных крестьян обжилась на перекрестке трех лесных дорог и решили, что десятку семей пора возвести себе молитвенное здание. Те, кто тогда платили зодчим, кормили работников и вырубали окрестные леса, сегодня уже были почтенными стариками и старицами, сидевшими на задних лавках. Деревушка, что в их молодость теснилась вдоль одной дороги быстро разрасталась. Увеличилось как количество домов, так и число жителей. Четыре проселочные дороги соединились прямоугольником вокруг трех главных построек: общего амбара, куда по осени относились излишки урожая, глубокого родникового колодца, и здания церкви. По обеим сторонам четырех сельских улиц стояли разные по достатку и хозяйству избушки, сложенные из толстого сруба, с узкими вытянутыми двориками. Деревню назвали Февиль – доброе место.

Сегодня был большой праздник. Население деревушки, а это около сорока семей, собрались вместе в одном здании. Три сотни человек. Многие пришли с детьми, зятьями и невестками. Было и несколько приезжих гостей.

Церковь начиналась с притвора. Сегодня двери были широко распахнуты. Прошедшие через них прихожане попадали в среднюю часть церкви, где высокий купольный свод поддерживался четырьмя кирпичными оштукатуренными и расписанными колоннами. Между ними стояли ряды скамеек из темного дерева. Повсюду горели волшебные светильники. Шесть прекрасных витражей, по три на каждой стене, изображали могущественных Ангелов света. Стены так же были полны изображений.

К алтарной части храма вели широкие, от стены до стены, ступени, засланные махровым тёмно-синим ковром. Площадка, или солея1, которой заканчивалась невысокая лестница, напоминала сцену. Там стоял алтарь, курился ладан, а ещё дальше возвышалась золоченая ширма, украшенная священными полотнами. На них изображались прекрасные крылатые небожители. В праздничных одеяниях или боевых доспехах, золотых венцах или защитных шлемах, окруженные светом или охваченные очищающим пламенем. Только нижний ярус изображений предназначался людям: праведникам прошлого, мученикам, слугам небес, героям веры – тем, кого сами Ангелы ещё при жизни забрали в свои небесные обители.

А над центральным входом во внутреннее горнее место висел Ангельский меч Люм. Реликвия, выкованная из света и незаслуженно подаренная этому миру, была заботливо закреплена на лазурной ткани в золоченой рамке.

Подчиняясь ходу праздничной литургии, стоящие при алтаре служители, запели торжественный гимн, его быстро подхватили прихожане и к небу вознеслась хвалебная песнь. Миела тоже пела, исполненная благоговения и счастья, впервые ей доверили стоять у солеи на богослужении и, вместе с ещё пятью диаконами и четырьмя диаконисами, направлять общее поклонение. У входа в горнее место, позади алтаря, стоял глава церкви, священник Раймил Айивис приемный отец Миелы.

Прихожане знали, что Айивиса, не была родной фамилией Миелы. Церковь приютила девочку, когда ей было шесть лет, и прозвище закрепилось за ней. Она не помнила, почему её настоящих родителей не стало. Приемная семья священника, и сама знала немного. Рассказывали, что её нашли в не очень хорошем месте, у не совсем хороших людей, с которыми произошло что-то очень нехорошее. Пробовала расспрашивать жителей Февиля, но узнала только что она родом ни из этих мест. По рассказам нескольких стариц однажды Раймил оседлал лошадь и просто ускакал на несколько дней, а вернулся с маленькой девочкой, которую стал воспитывать как дочь. Никто не подумал ничего плохого, и все заключили что глава церквушки подобрал беспризорное дитя возвращаясь в деревню. В семье священника было еще четверо человек: супруга Раймила Лисея, двое старших дочерей Авила и Катань, и младший сын Келин.

Миеле всегда казалось, что настоящие родители любили её, а однажды просто исчезли, и вот, она попала под опеку Раймила. Но жизнь до Февиля была будто стерта, а потому она и не сильно думала о прошлом. Конечно, было странно что в отличие от своих сверстников, она не помнила своего детства до шести лет, но потерянную память юная девочка быстро замещала новыми друзьями и интересами.

В первый же месяц она освоилась в новой деревне и хорошо прижилась в церкви. С ранних лет она интересовалась верой в Того, кого в церкви называли Богом света Ирнаром, а также хотела побольше узнать о Его Трех Детях – Первозданных Ангелах: Сорэтии, Рафаэле и Силаре. Миела быстро научилась читать. С детским восхищением она зачитывалась историями о святых деяниях. Поначалу они казались ей просто сказками и детскими рассказами, но, когда девочке исполнилось тринадцать лет, она уверовала в Ирнара. Уверовала искренне, сама, всей душой.

По правилам церкви священник должен заботиться о благе прихожан и взращивать послушников – тех, кто решил посвятить жизнь вере и ожидают от Ирнара его святых даров. Тот, кто взрастил большое число послушников мог быть возведен до звания мастер Ирнара. Если послушников весьма много, и некоторые из них с годами заняли важные посты или сверх меры послужили церкви, то такого человека, по личному приказу Священной Цитадели поднимали до звания магистр Ирнара. Раймил никогда не гнался за этими званиями, он просто любил людей и уделял всё время учению и наставлениям. Иногда зажиточные князья, купцы и землевладельцы, приезжали в Февиль чтобы именно от него получить благословение или урок. Некоторые отдавали ему детей на воспитание, и всегда исправно платили за духовное обучение.

Дети Раймила всегда охотно дружили с детьми окрестной знати. В грамоте и манерах, семья священника мало чем уступала богатеям своей земли. Миелу, такую воспитанную и умную, всегда хорошо принимали и не обделяли вниманием. В церкви и за её пределами у девочки было много друзей и подруг, но мало кто из ровесников мог сравниться с ней в знании святых текстов и божественных законов.

Накануне её четырнадцатилетия священник Раймил отправился в столицу их большой и пространной людской Империи, живущей по законам, подаренным небесами. Город, заложенный две тысячи лет назад на вершине белой горы самими небожителями из книг, назывался Пиком-Ангела.

Когда три года назад Миела и Раймил прибыли в Священную Цитадель Пика-Ангела, их тепло встретили братья и сестры по вере. Там, под сводами Храма Вечности – главной святыни во всех семи провинциях, юную девушку благословили на обучение и сделали послушницей, а священника возвели до звания магистра Ирнара.

Величие Храма Вечности с его лазурными и золотыми росписями, мраморными стенами и искрящимися гобеленами поражало любого, кто входил туда. Каждый верующий мечтал хоть раз в жизни побывать в этом, священном и самом прекрасном здании на земле, затмевающем своим блеском даже расположенный в столице дворец императора.

Но здания были не самым потрясающим, что увидела Миела. Спустя неделю после их приезда, в праздник Вечности – один из трех главных праздников Империи – с небес на главную площадь города спустился Серафим в окружении ещё двух Офанимов. Настоящий живой Ангел с шестью белоснежными крыльями, в золотом венце и с большим мечом на поясе. Он беседовал с собравшимися на площади людьми. С тех самых пор девочка, которая сначала просто уверовала сердцем в то, чего не видела, получила видимое подтверждение, что её Бог реален и Ангелы существуют. Храм Вечности хоть и был прекрасен, но даже он был лишь жалким отражением небесного, Вечного Города, куда Ирнар призывает верующих в Него.

Вскоре после поездки она обнаружила в себе способности к духовной магии. Во время ночной молитвы её сложенные ладони начали испускать робкий молочный свет, и она поняла, что получила дарование свыше. Силы света нельзя было просить или требовать в молитвах, равно как и не использовать если тебя ими наделили. Но обычно Первозданная дочерь Ирнара Силара, давала Свой дар вскоре после обряда посвящения, когда верующий в Бога человек решался отдать свою жизнь вере и духовному росту, тогда он становился послушником при церкви и начинал своё обучение.

Потребовалось время, чтобы понять в чем её дар и как она может послужить им Ирнару. Обычно, благословенные небом люди служили либо своей общине, церкви или крепости-монастырю. Служители обычно были дьяконами, иереями, последователями учителей, либо уходили в монахи, и в каждом служении было много направлений и званий, которые к тому же можно было совмещать и умножать. Занимая места в церковной иерархии, они направляли силу света на собственное благочестие и умножение веры у прихожан, ораторское искусство или врачевания болезней, помощь в таинствах или заботу о слабых. С годами их звания становились длиннее, а дар Силары уже был незрим для других.

Но кроме созидающей магии была и боевая. Некоторые послушники становились воителями света, чтобы сражаться со злом и ересью. Воители, почти не имели разницы в названиях и титулах: делились на клириков, паладинов и священников – вот и все виды. Они защищали церковь с оружием в руках, а их сила, наводила ужас на врагов света. Отец Миелы Раймил, был из тех, кто направлял свои силы сразу на два пути, это было сложно, хотя и не являлось редкостью. Как священник, он боролся с ересями и злом внутри церкви используя мудрость и ограждающую боевую магию, владел волшебным посохом. Это мастерство он совмещал с должностью главы церкви. Вот и получалось что могущественный и опытный священник, так же был иереем Февиля и магистром Ирнара.

В Пятнадцать лет Миела решила стать дьяконисой, то есть, служительницей, а не воителем, и помогать прихожанам Февиля. Раймил сказал, что с её дарами Миела могла бы стать клириком, но девушке меньше всего хотелось связываться с оружием и обжигающим светом. «Магия Ирнара должна созидать, а не причинять боль» – возразила она тогда, и приемный отец больше не настаивал. Один и тот же дар и в правду можно использовать по-разному… Вскоре её духовная сила уже позволяла ей зажигать волшебные светильники в церкви и врачевать небольшие раны. Миела стала помогать пожилым, и рассказывала о Боге младшим детям в приходской школе, пока её приемная мать Лисея и другие диаконисы учили их вежливости и чистоте, чтению и пению, счёту и письму. Грамотность была не обязательно и даже почти бесполезной для сельских детей чьи семьи работали руками на земле. Но Раймил Айивис хотел, чтобы в Февиле каждый мог самостоятельно читать и изучать церковные книги, так он оберегал жителей деревни от заблуждений, бродячих лжепророков или просто от глупых суеверий.

Миела очень любила читать духовные книги. Больше сборников молитв, или книги церковных правил, она наслаждалась священной ангельской книгой, называемой «Истинный Свет» – большой сборник святых песен, данных Первозданной Сорэтией. Не забывала она изучать и поздние предания церкви, хотя и не с таким удовольствием. Но в текстах Сорэтии было что-то особенное. Каждый раз, открывая божественную книгу, Миела будто открывала сами небеса, Писание будто говорила с ней, обращаясь к её сердцу. Когда текст на последней странице подходил к концу, она закрывала книгу, но только для того, чтобы перевернуть её и начать чтение заново. Ещё бы, у любой прочей книги был известный смертный автор. Да, всегда это мудрый, и праведный человек, но, только человек. А Истинный Свет написан Божьей Дочерью, и ниспослан с небес человечеству, как избранному народу Ирнара.

Миелу невероятно впечатляла и будоражила истина о том, что самых верных Ирнар при жизни забрал к Себе в Город Света – вечную обитель, чтобы там поставить людей выше многих Ангелов. Такое даже вообразить трудно. Она, скромная служительница без семьи и прошлого, однажды могла стать повелительницей Ангельских легионов, а главное всегда находиться у Золотого Престола своего Бога, Которого она всё больше и больше любила.

К шестнадцати годам она уже не раз прочла весь Истинный Свет от обложки до обложки. Книга была собранием из ста пятидесяти песен Первозданной Сорэтии, которые она либо Сама спела для человечества, либо вторила гимнам Своих посланников. Сотни страниц, большая книга, но девушка, порой могла прочесть её залпом. И хотя она по памяти знала имена многих святых и заучивала наизусть целые отрывки, молитвы и песни, у неё всё же оставались вопросы, терзающие сердце.

Так в одной из песен Сорэтии, Миела нашла упоминания о «падших ангелах». Песнь, говорившая о прошлых, настоящих и будущих деяния Ирнара содержала странные слова:

И падших ангелов бес славы,

Кто не хранил своих даров,

Ожесточивших свои нравы,

И Первозданных как врагов

Оставив, и предав Ирнара,

Хранимых в тяжести оков,

В тиши, на время заключая,

Он призовет на суд судов.

Ужасные строки не могли уместиться у неё в голове. Как творение может предать собственного Творца?! Как Сыны света могут отвернуться от Отца света?! И ради чего?! Гордыня, страх или разочарование в своём Боге? А может, собственные ошибки или греховные амбиции? Ни одна из теорий не казалась ей убедительной.

Раймил тоже не знал ответа на её вопрос. Священник только поведал что Ангелы впервые пали почти пятьсот лет назад во время, первой войны с демонами, тогда небесное воинство сражалась с повелителем ада Ривербором и победило его, но уже во время битвы и после неё с небес стали срываться Ангелы с почерневшими крыльями. Этого не было в Истинном Свете, но люди сохранили тайну в хрониках. Дети света становились врагами Первозданных и в ярости уничтожали людские города, разрушали церкви и убивали верующих. Воители Ирнара могли с ними сражаться и побеждать, но каждое появление падших, всегда уносило много жизней, десятки клириков и Паладинов жертвовали собой чтобы поразить падших.

Этот рассказ напугал юную девушку, и наставник поспешил заверить: «За последние двадцать лет во все огромной провинции Денуй появился всего один падший серафим, да и того быстро одолел магистр-священник Келин и его клирики из Делия. Сорэтия не зря пишет, что падших ангелов Ирнар заключает во тьме, и большая их часть никогда не угрожала людям. Падшие теряют почти всю силу, которой обладали во славе, а главное они больше не бессмертны. В мир людей они не спускаются с оружием и планами, но израненные сбегают, еле вырвавшись из оков своих небесных братьев. Людям всего то и остается что добить этих униженных, небопротивников в которых от прежнего величия почти ничего не осталось». Услышав те слова, послушница Раймила успокоилась, и больше не боялась.

Ещё Миела не понимала, почему в последние четыреста лет Истинный Свет не пополнился ни одной новой песней. Ни один праведник не был взят от земли в сретение вот уже четыре с лишним века. И даже великих пророчеств всё это время не было слышно. Почему Ирнар не говорит с людьми, которые в Него верят?! Будто Сама Сорэтия отвернулась от мира. Впрочем, даже Серафимы теперь спускались на Пик-Ангела далеко не каждый год, а если и так, то спускались поодиночке. Последний Херувим бывал над столицей пятьдесят лет назад, а Великий Архангел – более трех столетий, да и то среди церковных иерархов велись споры о подлинности того события. Небеса будто умолкали, а вместо них начинали всё громче звучать людские ссоры и ереси, побежденные демоны Ривербора тоже осмелели и стали проникать в церкви. Уже не с огнем и мечом, но с хитростью и лукавством. Всё это пугало молодую Миелу.

Она не понимала, как Ангелы и Сам Ирнар допустили раскол церкви три сотни лет назад. Бессмысленный раскол создал две ветви верующих: Церковь Бога света Ирнара и серую церковь Сорэтии Первозданной. Серафимы, являясь людям на площади Пика-Ангела, всегда направляют верующих, не давая им впасть в заблуждение. Но, когда люди спрашивают их о Сорэтии, о молчании Ирнара, о падших сынах, о спорах двух конфессий, Ангелы отвечают туманно и уклончиво, после чего сразу спешат назад к Золотому Престолу.

«Да, это слишком странно и непонятно, но кто мы такие, чтобы полностью понять нашего Бога?! – наставлял Миелу Раймил – Разве мы можем описать или выразить Его свойства? И разве мы бы верили в Того, Кого полностью поняли и осознали? Нет. Мы всю жизнь можем постигать далекое прошлое и тайны вечности, изложенные в священных писаниях Сорэтии, но узнать не больше, чем о капле воды, взятой из бурного потока. И разве это так плохо?! Понять, что мы «ничто». Ведь это настолько же умаляет нас, насколько и прославляет Ирнара, и пусть будет так. А всякий кто любит Бога не должен бояться демонов, или падших ангелов. Тот, Кто за нас, сильнее тех, кто против нас. Любой враг церкви был однажды сотворен, а Бог света – вечен».

Иногда, темными бессонными ночами, Миелу всё же волновали вопросы. Кто же её настоящие родители? Как она их лишилась? Кем они были и почему она не помнит даже их лиц и имен? Единственное разумное объяснение, которое приходило ей на ум, – произошло нечто страшное, так что сознание само сожгло в памяти все мгновения из детства. А может быть, ей помогли забыть? Такую мысль нельзя было просто отбросить. В мире наверняка есть магия которой под силу вершить такие вещи. Но как бы там ни было, девочка всегда напоминала себе о том, что у неё есть сейчас и как в служении Ирнару она нашла и покой, и радость, и смысл жизни.

До семнадцати лет её вера только крепчала. Она видела Ангелов, и магия света в ней всё росла, а песни Истинного Света становились всё более и более понятными. Прихожане знали её как добрую, непорочную и целомудренную дочь священника Раймила, Айивису не по крови, но по вере, очень чуткую, верную служительницу, не по годам мудрую, но по-детски доверяющую все свои проблемы Богу света.

Ставшая послушницей два года назад, и с тех пор доказавшая свою любовь ко всем жителям деревни, она, накануне большого праздника получила благословение церкви, и сделалась диаконисой всего неделю назад. И вот сегодня была её первая литургия в новом звании, наступала новая глава её духовного пути.

Радостный день омрачало всего одно событие, произошедшее накануне, из Февиля сбежали почти все собаки, лошади сильно брыкались, козы и свиньи не находили себе места, птицы стаями покидали окрестные леса, а на опушке всего один раз проголосила кукушка – странное поведение, быть может, намечается сильная гроза?!

И всё же следующий день настал, солнечный и прекрасный. Этим теплым весенним воскресным утром Миела стояла у алтаря, являясь частью большой торжественной службы, исполненная радости и благоговения.

Падение ангела

После хвалебного гимна, начало торжественного собрания огласили звонкие удары золоченого колокола на вершине церковной башни. Музыка дивным эхом пронеслась по окрестностям и отразилась в сводах храма, заставляя трепетать не только людей, но даже стекла витражей и волшебные огоньки сотни светильников. Когда звонкое эхо почти утихло, священник Раймил, подняв руки к небу, стал произносить молитву. Его глубокий бархатный голос успокаивал мысли и сердца собравшихся, помогая позабыть домашние заботы, оставить все дела у порога церкви и направить мысли к Ирнару.

Но в последних отзвуках колокола родились новые звуки. Сначала отдаленная, но всё быстрее приближающаяся какофония откуда-то с улицы. Слова молитвы магистра церкви чудесными напевами отражались от стен и, казалось, эхом возносились к самим небесам. Они не давали возможности прислушаться к странному шуму, родившемуся за пределами церкви. Шуршание и жужжание, хлопанье и лязг – звуки повторялись с какой-то необязательной закономерностью, но не как музыка, а, может быть, как шаги неровной походки, но это были точно не шаги. Что-то большое и могучее, а, возможно, даже опасное, быстро приближалось, так что и прихожане стали невольно открывать глаза и тревожно оборачиваться к дверям храма.

Миела также с настороженностью подняла свой взгляд к притвору. Что за зловещее явление приближается к ним? Наконец священник, окончил молитву – последнее, что мешало ощущению скорой беды. Умолкли его слова, а вместе с ними будто бы иссякла сила в незримом барьере, защищающем церковь от внешнего бедствия. Конечно, такого барьера просто не существовало. В тот же миг в храм ворвалось ужасное зло.

Сквозь широко распахнутые двери притвора, цепляясь за углы каменных стен и снося подсвечники, широко размахивая черными крыльями и сверкая темными глазами, перед испуганными людьми в центре зала предстал падший архангел. Истинный Свет повествовал, что эти существа целиком состоят из света и не принадлежат смертному миру, но тот, кто против воли Отца покидает пределы рая, обязан облечься во плоть. Так мускулистое и полуобнаженное существо высотой почти в три человеческих роста предстало перед собранием. Враг расправил неестественно огромные, подобные грозовым тучам, крылья, с которых тут же упало несколько черных, с маслянистым отблеском, перьев, точно измазанных в грязной смоле.

Происходящее было подобно кошмару. Сердце девушки упало, когда она поняла, что вот-вот случится. Могучий враг, чьё появление случалось раз в несколько десятилетий, явился, и притом ни где-то у больших городов и оживленных дорог, но здесь в маленькой деревушке Февиле. Падший сын света, должно быть, услышал звон колоколов и ворвался в место, где собрались поклонники Ирнара.

Его некогда идеальное тело было покрыто бледной, почти белесой, кожей и изъязвлено сетью шрамов разной глубины и в разных направлениях, будто их оставили десятки плетей. Из них сочилась дымящаяся черная жижа, заменявшая существу кровь. Густые, в прошлом золотые, волосы были опалены и спутаны, в пепельных космах застряли осколки некогда золотого венца. На мускулистых запястьях не хватало одного золотого наручья, а другое было сильно помято и покорежено. Одеяния ангела, не считая серой набедренной повязки, были сорваны. Могучие ноги напоминали два столпа, на которых можно было без труда удержать гору. Лицо было в страшных ожогах и волдырях, будто не так давно к нему приложили раскаленную маску. Изо рта вырывалось тяжелое и громкое дыхание, и всего от одной одышки храм наполнился мерзкой вонью. Он окидывал собравшихся взглядом, полным ярости, это был самый дикий взгляд, который когда-либо видела Миела.

В одно мгновение полуангел-полусмертный напряг свою левую руку – и в ней материализовался огромный, больше человеческого роста, обоюдоострый меч. Лезвие равномерно сужалось к острию, отчего напоминало плоскую иглу. На лицах, собравшихся в храме, застыли удивление и ужас. Но не от того, что сын света пал во тьму, был схвачен своими святыми братьями, чудом выбрался из плена и низвергнулся на землю воплоти. Каждый знал, что это возможно. Но все удивились тому, что подобный ужас, каким бы редким по меркам человеческой жизни он ни был, происходит не в книгах, не в историях бродячих рассказчиков, но здесь и сейчас. Шансов на спасение уже не было.

Взгляд Миелы скользнул по лицам собравшихся. Впереди стояли две её старшие, сводные сестры Авила и Катань, а ещё младший братец Келин которому только исполнилось четырнадцать. Мать неосознанно прижала его к себе и отвернулась, точно прикрывая сына собой. Здесь были дети, которых она учила, девочки и мальчики по шесть восемь лет, такие же как она в день, когда только оказалась в Февиле. Рядом были дети местного князя, что уже полгода обучались у Раймила. Мейсон и Сильвена, брат и сестра, что так хорошо сдружились с Миелой и даже стали предполагать, что приемная дочь священника могла происходить из знатного рода. Пару раз они шутливо назвали её: Леди Айивиса – звучало странно, но ей нравилось. А сейчас, они больше не выйдут за стены церкви, и не увидят своё поместье.

Рядом с семьёй и гостями Раймила стояли странствующие паладины – два брата проезжавшие по округе и остановившиеся в деревушке на праздник. Переживут ли они этот бой?!

Дальше от алтаря стояла сельская молодежь, те с кем она дружила уже одиннадцать лет, вместе росла, играла, пела, праздновала великие праздники света. Там был и широкоплечий парень Миха, который неделю назад, подарил ей цветы, сразу после рукоположения на должность дьяконисы. Это было самое неловкое из всего что с ней происходило, и Миела тогда краснея ушла. Рядом стояли два его брата лесоруба, одному из которых она исцелила отрубленный палец всего месяц назад, а другому как-то вылечила волчьи укусы. Миела видела свою первую и лучшую подругу Элику, зеленоглазая смуглая дочка пахаря, которая учила её верховой езде пока мужчины уходили в поля во время посева.

Больше она не даст своим ровесникам повода смеяться или ревновать, шутить или сплетничать. С ними умрет и всё её детство, всё взросление до настоящего момента. Это были не просто друзья – всё её поколение, часть её самой. Все они были такими красивыми, такими взрослыми.

Дальше стояли многие мужчины и женщины, сорок семейств, сотни глаз. Столько судеб, историй и душ, столько не прожитых дней и несказанных слов. Люди, которых она знала по именам, которым служила и которые всегда были рады принять её в гости. Она видела, как женятся чужие дети и стареют чужие родители. Здесь был дядюшка Рабим со своим полным семейством из девяти детей. Дед Логуха у которых было семь дочек от чего он уже породнились с половиной деревни. Простые и трудолюбивые люди, те, кто только недавно засевали поля, обрезали вишню, вычищали по весне свои избушки. Они не увидят результат труда, не соберут урожай, не вернутся в жилища.

В самом конце зала на сколоченных скамейках сидели пожилые, согбенные старушки, ещё помнившие как строилось здание церкви, видевшие как расцветала деревушка Февиль. Сейчас они видели, как проклятие пало на этот край. «Они же все пока ещё живы!» – подумала девушка и её глаза заблестели. Разум Миелы отказывался принять что всех этих людей вот-вот не станет.

Падший ангел сорвался с места и стал размахивать своим оружием и неистово кричать. Его крик сотряс воздух и напомнил рев дикого зверя. Он убивал по десять человек за одно движение. Полетели головы и рассеченные тела. Брызги крови залили стены, лавки, пол, оштукатуренные колонны. Воздух наполнился запахом смерти. Хлопанье крыл валило людей на землю внезапными порывами. Алые струи обагряли меч и окрашивали бледные ноги падшего монстра. Крики ужаса, агония скорой смерти, отчаяние и давка, вот и всё чем могли ответить жители деревни. Ужасная бойня была подобна кошмару. Десятки лиц застывали в ужасных гримасах: с открытыми ртами и остекленевшими глазами. Никто не мог уследить за скоростью его движений. Вестник смерти пустился в полет, чтобы рассечь каждого, кто пытался сбежать. Огромные крылья громко хлопали и часто бились о стены. Заслонив собой выход и оскалив свои обожженные зубы, он будто пустился в смертоносный танец, превращая тела людей в бесформенное красное месиво. Визг детей мгновенно утихал, а люди валились как трава под взмахом косы. Упавших замертво он давил своими ногами, точно виноград в точиле.

Всё это действие, начиная от его появления в церкви и до смерти нескольких сотен прихожан, заняло всего несколько сердцебиений.

Оправившись от первого шока и ужаса, четверо одаренных магией клириков, стоящих у алтаря церкви, сорвав с себя праздничные мантии, разом устремились на падшего. Пятый дьякон подобно Миеле никогда не изучал боевой магии только в страхе пал на колени, и стал корчиться от боли. Два приезжих паладина обнажили свои мечи и сбросили нарядные рубахи. Лучи света и волны магических заклинаний полетели в сторону падшего. Жестокая тварь увернулась и, сократив дистанцию, стала сражаться с воителями Ирнара. В бой вступил и сам священник Раймил.

Дьяконисы бросились врассыпную, а Миела почувствовала, что её ноги подкашиваются, она пала на четвереньки и неуклюже, как будто во сне, спряталась за алтарем, стоящим в центре солея. Живот скрутило от боли, в сознании застряла картина рассеченных тел, и поднимающаяся в верх кроваво-красная дымка, девушка прикрыла рот дрожащими руками. Её магии было слишком мало: проявлялась она только после усердной молитвы и только, когда в душе царил мир. Даже если бы сейчас она могла показать всё, на что только способна, ей ещё никогда не приходилось использовать свои духовные силы для битвы.

Падший ангел двигался быстрее молнии, а его меч будто не замечал духовных щитов, которыми окружали себя воины света. Он пронзил одного из диаконов, и кроме крови из него потек черный маслянистый дым – убивая, монстр осквернял их души. Сильный взмах крыла, и приблизившиеся паладины повалились с ног. Тогда два сильнейших клирика высоко подпрыгнули, материализуя вокруг себя сияющие стрелы. Заклинание могло бы разом пригвоздить черные крылья к полу, но не вышло. Могучий хлопок грязных перьев, и волна вонючего воздуха отбросила назад, к солее храма, и воинов, и их оружие. Они пролетели над Миелой, и по церкви эхом разнеслись звуки хруста их позвоночников. Врезавшись в алтарные полотна и разбив своими телами великолепную ширму, мужчины упали наземь, а золоченые рамки и перегородки сложились как карточный домик, погребая под собой могучих клириков.

С глаз девочки градом катились слезы, вся её жизнь рушилась, ужас разрывал её душу, и она дрожала, обхватив голову руками. Перед глазами всё поплыло, разум застелила пелена. В нос ударил тошнотворный запах крови и человеческих внутренностей. От самого падшего будто разносились волны парализующего страха, и несчастная понимала, что её сил и близко не хватит на то, чтобы исцелить хотя бы одну из ран своих друзей.

Был верный способ различать Ангелов «чем больше крыл, тем меньше власти» все это знали. Так Офанимы были исполненными глаз огненными сферами, с двенадцатью крыльями, у Серафимов их был по шесть, а у Херувимов – по четыре, но самыми могущественными считались двукрылые Архангелы, выше их только Трое Первозданных которым не нужна была защита, чтобы предстать перед Ирнраром. Падший что по словам Раймила явился в Денуй двадцать лет назад был о шести крыл, его было бы даже смешно сравнивать с врагом что решил покарать жителей Февиля, к тому же падшие почти всегда являлись в мир людей без оружия, а у этого оказался меч.

Девушка была слишком слаба для такого врага и умерла бы уже от одного прямого взгляда этого небопротивника. Но вот золоченая ширма рухнула перед ней и ангельский меч, служивший главной реликвией храма, оказался у ног Миелы. Служительница всхлипнула. Небесное оружие точно оградило её от ужаса и избавило от боязни крови. Немногие выжившие, но не обладающие боевой магией прихожане, не могли даже пошевелиться и казалось, умирали от страха разносимого присутствием темного монстра. Но Миеле вдруг стало намного легче, и она даже смогла сделать несколько неровных вздохов, мир перед глазами перестал кружиться, тошнота ослабла.

Дьякониса вспомнила, что её Бог могущественнее любых вражеских сил. Его Святые Ангелы – воины, Его слова – острее клинков. С её губ сорвались слова, сказанные кем-то из героев веры прошлых веков: «Что эта жизнь – чтобы святым боятся её потерять?» Осознав и приняв свою скорую кончину, Миела перестала дрожать и плакать. Она твердо шепнула себе: «Как этот падший посмел войти в Божью церковь?! О Ирнар Всемогущий, дай мне сил, дай мне воли наказать его за эту дерзость!» Быстро концентрируя все скромные запасы своих магических сил, она уже решила, что направит их на одно маленькое заклинание света.

Раймил и в правду никогда не настаивал, чтобы его приемная дочь стала клириком, но он хотел показать ей каково это, и всего один раз помог сделать боевое заклятие. С тех пор прошло два года, но сейчас Миеле нужно было его вспомнить.

Тем временем Раймил призвал намоленное оружие из церковного склепа и скрестил два длинных сияющих кинжала с черным ангельским клинком. Священники редко прибегали к оружию, используя волшебные жезлы и магические посохи, но сегодня они остались в доме Айивисов, выбора у Раймила небыло. Он парировал несколько атак падшего, постоянно отступая, и каждый раз балансировал на грани смерти.

Но вот, баланс был потерян, и отвергнутый ангел выбил оружие из рук магистра. Он совершил ещё один быстрый замах. От края зала пронеслась тонкая полоска света, больше похожая на солнечного зайчика или на белоснежную иглу. Маленький, но горячий лучик вонзился в тыльную сторону бледной ладони, сжимающей черный меч. Мгновенный ожог заставил монстра дернуться и непроизвольно разжать руку прямо во время удара. Плоский клинок продолжил своё движение без хозяина и, сделав три оборота, вонзился в дальний угол церкви. Маленький лучик обжигающего света был создан девушкой, стоящей у алтаря. Она спасла магистра Ирнара и обезоружила падшего ангела. Раймил воздел руки, и из ладоней вспыхнул радужный свет. Священник выжигал монстру глаза и ладони, кричал и проклинал врага именем Ирнара.

Миела ощутила бессилие от потраченной магии и одновременно с ним великую силу Своего Бога, Которого она сейчас защищала и именем Которого сражалась. Да, больше ей не совершить ни одного чуда, но ведь намоленное здание церкви само по себе было могущественным оружием.

Вскочив на алтарь и расправив руки как для молитвы, она прочла живительные слова, высеченные на лепнине под ближайшим к ангелу витражом. Солнечный свет преломился сквозь цветное стекло, и в зал ворвался радужный столб яркого, осязаемого света, который попал на ангела и стал больно обжигать его. Черные смоляные крылья зашипели, а воздух наполнился вонью горелой плоти. Падший отшатнулся назад, не желая находиться под атакой магии, запечатанной в самом здании церкви. Миела обратилась к другому витражу и прочла слова, записанные под ним. Чтобы магия удвоила силу, оба луча света скрестились, как мечи дворцовой стражи. За одиннадцать лет жизни в этом здании девочка выучила наизусть все слова, начертанные на стенах храма. Юная послушница направила свои ладони вперед, произнося всё новые и новые животворящие молитвы, её слова превращались в сильные заклинания. Вера четырех поколений прихожан становилась разящей магией света. Искрящиеся радужные лучи нещадно жгли врага, всё больше наполняя храм и отрезая его от отважной девочки. В воздухе ощущался запах обожженного металла – волшебный свет одного из витражей испепелял лежащий на полу черный меч падшего.

– Проклятые смертные! – заревел враг света, его голос гремел точно раскаты грома.

Людям было известно, что Ангелы умеют говорить и что все их слова могут влиять на душу, обновляя её или проклиная. Бывалые паладины знали – если падший говорит с тобой, значит он измотан и пускает в ход свое последнее оружие.

Пока загорались новые радужные витражи, Раймил, понимая замысел своей приемной дочери, старался держать врага в центре зала, набрасывал на него ограждающие заклятия и атаковать самыми опасными заклинаниями света. Он так же придал духовных сил своим сбитым с ног товарищам, двое паладинов и последний клирик поднялись на ноги и стали окружать врага. Их мечи сверкали слепящим золотым светом. Но вдруг яростный взгляд падшего архангела встретился со взглядом Миелы – у бедной перехватило дыхание, ноги её подкосились, а тело против воли захотело преклониться перед темной силой. Магистр Раймил вовремя заметил это и наложил на свою дочь защитный барьер – темные чары спали.

– Мерзкая прислужница Ирнара! – прорычал ангел, понимая, что не может смирить девушку одним только взглядом.

Его злые слова не преодолели барьер Раймила, и не прикоснулись к осененной душе Миелы. Более того, выдержав взгляд и речь падшего, она дерзнула дать ему ответ.

– Да! Я служу Ирнару! – в нежном тоненьком голосе прорезалась необычная глубина и сила, слова многократно отражались от стен храма, само это место помогало Миеле. – И буду верна Ему до последнего вздоха, а затем и всю вечность! А ты пал и не имеешь власти в Доме твоего Отца! Именем Бога света Ирнара приказываю тебе: убирайся из этой церкви! – Она простерла руку, надеясь, что это возымеет силу, но ничего не произошло.

Падший хлопнул своими дымными крыльями так, что основания церкви задрожали.

– Замолчи, безвольная рабыня! Ты сама не знаешь, чему служишь! Ирнар лишь миф…

Грязные слова прервал Раймил и ещё трое воителей Ирнара. Они выскочили из радуги и разом призвали благословенные цепи, состоящие из чистого света. Магистр обвил кандалы вокруг запястья монстра, а церковный дьякон набросил сияющую петлю на шею падшего. Прочие кололи, пронзали и избивали. Кто-то догадался силой молитвы заставить качаться колокол, и гулкие раскаты стали оглушать противника света.

О если бы немногие выжившие или раненые люди церкви в тот момент бросились бежать и спасаться, но обилие крови сводило с ума и заставляло цепенеть. Ещё живые прихожане лежали без сознания в крови убитых и только их зубы глухо скрежетали.

Темный архангел, почти побежденный, израненный и связанный несколькими цепями, вдруг сильно закричал. Хриплым голосом он провозглашал богохульные имена темных сил, злых богов, имя побежденного короля демонов из древности и даже призвал древнюю как мир Ланошедень известную у людей как Хаккари. Облако густого и темного как бездна дыма окутало врага Ирнара. Обжигающая мощь оков ослабла. Разорвав их он закружился и резко хлопнул черными крыльями, подняв волну чудовищной силы. Порыв ветра опрокинул скамейки и поднял в воздух настоящее месиво человеческих тел. Видимый поток воздуха пронесся через весь храм, разбивая витражи, срывая со своих мест волшебные светильники и сдирая штукатурку с опорных колонн. Миела спряталась за алтарем, чтобы не быть сбитой с ног. Стены, пол и потолок церкви задрожали и покрылись россыпью трещин. Отражаясь тысячей шумов, мимо девочки пролетели древесные щепки, лоскуты одежды, битое стекло, фрагменты мозаик, пыль, крошка, песок, капли крови, человеческие зубы, даже два черных маслянистых пера пронеслись перед её взглядом со скоростью урагана.

Она снова высунула голову и увидела, что монстр растоптал оставшихся паладинов, затем схватил цепь обвивающую его шею и подбросил в воздух последнего дьякона, затем, используя оковы на руке, притянул к себе Раймила. Схватив священника за шею и талию, он, красной от крови рукой, оторвал его голову и снова устремил свой чудовищный дикий взгляд к Миеле. Позади падшего с хрустом разбился о пол последний дьякон. Сердце беззащитной девочки упало. Только что она лишилась всех друзей и магии этого места. Церковь была разорена и залита кровью её прихожан.

Монстр уже разрушил все, чем она дорожила в этом мире. В церкви не осталось ни одной живой души, те кто не был убит в первые мгновения уже погиб от собственного страха. Она даже успела позавидовать тем, кто умер первыми. Ограждающая магия Раймила рухнула, но не ограждающая аура ангельского меча. И Миела, смело, будто все небеса сейчас наблюдали за её делами, схватила меч Люм, упавший с алтарной ширмы. Сжимая двумя руками рукоять, она направила острие на падшего. Это выглядело глупо. Она понятия не имела как нужно держать меч, и только тряслась под его тяжестью. Но её голос был как никогда тверд.

– Я сражаюсь во имя Ирнара! А ты…

– Молчи, смертная!

Падший хотел наброситься на неё, но помедлил ещё мгновение, чтобы растоптать обезглавленное тело священника. Хрустящие и чавкающие звуки должны были навести ужас на Миелу. Черпая смелость из небесной реликвии послушница отважно отвечала:

– Если и я замолчу, то с тобой заговорят мечи Рафаэля Первозданного! Именем… – Она не успела договорить.

Архангел пронесся на черных крылах через весь зал и ударил девочку в живот своим гигантским, будто железным кулаком. Удар был смертельным, а в следующее мгновение Миела влетела в заднюю стену храма. Её кости раскрошились, ребра вылезли из плоти, все органы лопнули, а голова, болтавшаяся на переломанной шее, разбилась о стену, как сырое яйцо. Лазурный платок и желтый гребень слетели. Мгновение невероятной боли было милосердно коротким. Уже мертвое тело свалилось на пол в горнем месте храма. Она ушла без долгих мучений, с верой и словами Ирнара на устах. Шум исчез, наступила темнота.

Голос в темноте

Миела видела мир в бледных красках, вся земная жизнь пронеслась перед глазами, чтобы в следующий миг раствориться как сон. Как капля, падающая в океан, уже навсегда сливается с ним, так и она позабыла разом всё, что было с ней в прошлом. Но не позабыла свою веру.

Будто сквозь пелену тумана, она увидела своё тело, окровавленное и расплющенное, лежащее на каменном полу храма, а впереди ужасного черного ангела, который в ярости сокрушил четыре колонны, поддерживающие своды здания. Деревенская церковь, где она прожила последние одиннадцать лет, раскрошившись, разрушилась. Если бы она слышала звуки материального мира, то наверняка бы оглохла от грохота, но здесь, по ту сторону смерти, было тихо. Огромная башня с колоколом покосилась и упала внутрь, поднимая облако пыли и кирпичной крошки. Погибшие в ужасной бойне были разом погребены. Только горнее место, где лежало тело девочки, осталась не заваленным. Остатки задней стены храма ещё стояли уродливыми осколками. Всё это напоминало могилу великана. Гора кирпичей и камня лежала, как рыхлая земля, а горнее место было вместо надгробной плиты.

Ангела тоже не стало. Других душ она не видела. Мир вокруг неё уже давно потерял все краски и продолжал становиться всё мрачнее и страшнее. Её душа медленно поднималась от земли. Всё пропадало, а она не чувствовала ничего: ни тепла, ни холода, ни жажды, ни усталости, ни запахов, ни вкусов – ничего не слышала и уже совсем ничего не видела.

«Я мертва. Да, но мне нечего бояться. Я погибла с верой в сердце, с решимостью сражаться за своего Бога! Я справилась! Все небеса знают это! Сама Первозданная Силара помогала мне, направляя руки и молитвы. Сам Рафаэль держал за меня ангельский меч. А Сорэтия придавала сил моим заклинаниям. Церковь Иранра стала моим оружием! Я побеждала не силою, что во мне, но была сосудом для небесных сил! Сейчас я присоединюсь к ним. Я готова. Я достойна. Возьми же меня! Отец мой и Бог мой».

Она не сомневалась, что ещё мгновение и луч света пронзит темноту, а затем серафимы прилетят за ней, чтобы забрать в свою обитель. Забрать как равную себе. Она не жалела ни об одном своём слове или деле, за всю свою короткую жизнь она только и делала, что прославляла своего Бога: читала о Нем, молилась Ему, пела, учила детей, помогала бедным, ухаживала за больными и использовала свою силу только для добра. Она ожидала в вечности испытать какой-то стыд за свои ошибки или нерешительность, но испытала только спокойствие и удовлетворение. «Может ли быть большее счастье, чем предстать перед своим Богом и ощутить, что твоя совесть ни в чем тебя не обличает, понять, что твоя праведность достигла совершенства! Я свята и чиста, Ангелы точно придут за мной! Уже скоро… Ещё мгновение…»

Вдруг она почувствовала, как будто бы колыхнулся воздух, хотя здесь точно не было ни воздуха, ни вещества. Ощущать хоть что-то уже показалось для неё непривычным, но теперь Миела была уверена, что здесь она не одна. Дуновение повторилось ещё более явственно, и из тьмы кто-то прикоснулся к ней. Всё происходило как в заторможенном сне, только сознание наблюдало за каждым ощущением. Девочка стала оборачиваться, а её мысли занимало это самое прикосновение: её толкнули тонкие твердые пальцы, средний и указательный, а безымянный только чуть коснулся. Правая рука, большая и тянущаяся сверху. Прикосновение было нежным, подушечек на пальцах нет, кажется есть когти. Она ещё не видела потустороннего гостя, но уже понимала, что он не человек и не Ангел. Наконец она обернулась. Существо улыбнулось девочке и тысячелетним голосом произнесло:

– Не так ты представляла себе вечность, дитя. Это бывает. Просто сердце твоё ошиблось и не нашло истины. Оно нашло только Бога на небе.

– Кто… вы… такой? – ужас пробрал душу Миелы, происходящее показалось ей уловкой темных сил или страшным испытанием, образ существа был слишком переменчив, чтобы она могла так сразу осознать его или просто объять взглядом. Мрак скрывал его черты, оставляя девочку наедине с расплывчатым древним и бесформенным образом.

– Ты так пыталась разглядеть Бога в небесах, что не заметила бога в самой себе. Ты и есть та, кому всем следовало бы поклониться, Миела.

– Вы не можете знать меня по имени… Это ничего не значит… Кем бы вы ни были… Я, я… Кто вы такой?! – существо проигнорировало вопрос. – Где Ангелы света?

– Они далеко. И до тебя им нет дела. Дорога в рай вчера, сегодня и во все дни закрыта. Что до Бога, которого ты ждешь, оставь фантазии. Единственное подобие божества сокрыто в тебе самой.

– Я просто человек… А та немногая сила, что теплилась во мне, исходила от Ирнара, Отца света.

Существо рассмеялось и, как бы медленно, вышло из тени, хотя здесь не было ни света, ни теней. Огромный широкоплечий колосс, высотой в два роста Миелы, одетый в колдовскую мантию. Поверх неё были закреплены громоздкие шипастые наплечники и массивный кованый нагрудник. Вороненый металл переливался холодным блеском, а голову венчала черная корона, инкрустированная трупно-белыми жемчужинами. Миела видела его отчетливо, но не могла ни осмыслить, ни вместить той сущности, что скрывалось под одеждой и доспехом. Лицо, шея и руки – три образа будто наложились друг на друга: перед ней был живой скелет, прекрасный лицом эльф и могущественный темнокожий монстр. Три реальных лица и все ненастоящие, все разные и все одинаковые. Она не понимала кто или что перед ней. Попыталась взглянуть на руки, но и те были костлявыми веерами, утонченными дланями и когтистыми лапами одновременно. Единственное, за что сознание могло зацепиться, – колдовские одеяния собеседника и, конечно же, его всегда красные зрачки глаз, единые для всех образов.

В любом случае существо, по меркам церковной веры, не заслуживало уважительного отношения и наверняка было связано с темной или демонической магией. Миела даже упрекнула себя за вежливые обращения к нему, но быстро оправдала себя, что этот грех был совершен ею по незнанию. Существо дало ей немного времени, чтобы осмыслить увиденное. Затем снова обратилось:

– В тебе самой теплилась сила, и ты выдумала, что это в тебе Божий дух. Но ты не знаешь, что во всех молитвах сама себя молила, не понимаешь, что во всех бедах сама себе помогала. Ты восхищалась Ангелами и умерла от руки одного из них – ужасная ирония…

– Ты убеждаешь меня отринуть собственную веру! – воскликнула девочка, не желая больше слышать богохульные речи. Ей вспомнились те разговоры, которые вел Раймил с противниками церкви и вероотступниками, убеждая их не поносить имя Ирнара. – Ты хочешь разрушить всё, на чем я стояла, всё, в чем был смысл моей жизни! – громко сказанные слова обличения будто тонули во всеобъемлющей пустоте, превращаясь в неуверенный шепот. Миела продолжала говорить, будто под водой, и каждое слово отнимало силы:

– Зачем мне вообще тебя слушать?! Я не знаю, кто ты такой, зато я знаю, во что я верила. Это был мой выбор и решение моего разума – стать служительницей света. – В горле будто застрял ком, язык не слушался, но она продолжала: – Знай, в моём сердце не найдется места для других богов, кроме Ирнара.

– Что это за Бог у тебя, Которого предает даже собственное творение? Слуги Которого безнаказанно враждуют и убивают друг друга? Книга Которого вот уже четыреста лет молчит? Вспомни слова своего убийцы, – существо шагнуло вперед, опустилось на одно колено, оперев локти на второе, и нежно, и даже со странной любовью проговорило: – О Миела, Ты так свято верила в то, чего никогда не видела, но вот теперь перед тобой я. А где Ангелы? Оглянись по сторонам и поищи сама, зови их во всё горло. Может, они тогда услышат?! Где Ирнар, за которого ты сражалась?! И где небесный престол, о котором ты мечтала?! Да, я знаю все твои мысли и мечты, Миела. Я помню всё, что ты помнишь. Раньше ты могла верить и уповать, но теперь вера не имеет смысла, ты видишь всё сама, видишь меня. Конечно, это не твоя вина – тебе с детства внушали уверенность в невидимом и неосязаемом. Это была ложь. Одна из многих дешевых сплетен смертного мира! Люди из Серой Церкви ожидают встречи с Сорэтией, но и они ошибутся. Эльфы на востоке мира тоже верят, правда не в Ирнара и не в Первозданных, а в свою собственную богиню жизни и обновления Селестию, а темные эльфы избрали своей богиней Хаос Хаккари. Но и эльфы, и люди – все неправы, все сбились с пути, все выдумали себе богов. Теперь ты сама это видишь. Оставь веру живым, никогда не бывавшим за порогом смерти. Ощути сердцем то, что сама видишь своими глазами. Я говорю правду, горькую и даже, как сказать, богохульную, но правду.

Явна наигранная, но оттого не менее ядовитая нежность в голосе и будто бы родительская забота в словах действовали на слабую душу девочки лучше всяких угроз и убеждений. Что ещё хуже: каждое сказанное врагом слово застревало в её голове, отражаясь бесконечным эхом. Миела замолчала и какое-то время беспомощно оглядывалась. В темной пустоте были только они вдвоем. Маленькая девочка и её могучий потусторонний «отец», почему-то именно это слово приходило к ней на ум. Бескрайняя бездна сливалась с её собеседником, но не могла слиться с ней. Она чувствовала себя капелькой свечного воска, упавшего в чашу родниковой воды. Весь её жар и пылкая решительность, явленная в недавнем бою, теперь застывали и цепенели, но не могли раствориться или потонуть. Закрыв глаза, она опустилась в глубины своей души, чтобы найти достойные слова ответа. Её вера дрожала, как огонёк свечи в суровую метель, трясясь, точно от холода, она отчаянно мечтала согреться в тепле и свете истинного Бога. Она не знала, как долго молчит, но наконец ответила существу:

– Я не предам веру, которую избрала. Даже если я ошиблась и вся моя жизнь – это ложь, я всё равно хочу надеяться только на своего Святого Отца и Повелителя света, Бога Ирнара. Только эта вера успокаивает меня и наполняет мою душу миром. Мне не нужны доказательства, не нужны глаза, не нужны примеры других народов. Я избираю слепую веру, избираю Бога, Которого нашла сама. – Она снова замолчала, ослабшая и истощенная самой сутью того места, где сейчас находилась, захотелось присесть, но, не найдя куда, она привычным для себя движением упала на колени.

– Ха-ха-ха!!! Я ведь задумывал тебя именно такой! Несчетные годы назад я представлял, как ты родишься. Представлял твой характер, Миела. Ты даже не догадываешься, как я доволен этим разговором! – и вдруг он сменил свой веселый тон на холодный и бездушный, как это место, поднявшись с колена на обе ноги, он навис над ней тёмной гнетущей громадой и почти приказал: – Но я повторяю, оставь веру живым! И подумай о том, что ты никогда и не выбирала Ирнара, тебя отдали в церковь, когда тебе исполнилось шесть и весь твой выбор свели к одному варианту. Вопрос был только в том, когда ты примешь Бога в сердце, в этом году или в следующем. У тебя не было настоящего выбора тогда и его нет сейчас, перед тобой только один я, и, если понадобится, я могу подождать годы и века. Пойми, за порогом смерти только я могу успокоить твою душу и наполнить её миром, и я всё ещё не требую поклона, можешь избрать это сама. Всё равно изберешь.

– И что ты сделаешь со мной? – спросила Миела после паузы, длившейся целую вечность. – Чего ты хочешь от меня?

– Вернуть тебе жизнь. Дать второй шанс.

– Что?! – этого ответа она ожидала меньше всего. – Мне… мне не нужны вторые шансы. Я всё равно останусь верна церкви и своему Богу, наверное, – последнее слово будто вырвалось против её воли. Миела разозлилась на себя за то, что произнесла его, но тут же испугалась, ведь не могла наверняка отказаться от сказанного. Вера в этом месте и вправду казалась чем-то примитивным и ненадежным, разум путался и устало метался. Ей казалось, что она сама доводит себя до сумасшествия, отрицая правду и подменяя её фантазией.

– Так или иначе, но мои планы сбудутся, и когда ты снова получишь жизнь, ты уже не будешь Миелой, которая умерла в горнем месте своей церкви. Скоро ты поймешь, что была рождена, чтобы стать врагом своего Бога и кошмаром Первозданных. Я подниму тебя от смерти, и, когда ты восстанешь, сами Ангелы пожелают казнить тебя. Ведь ты не обычный человек, твоя душа – одно целое со мной.

– Как это возможно? Как твои слова? – она снова задумалась над формой обращения. Существо было чуждым для церкви, но говорить ему «ты» казалось даже большим почтением, чем «вы». – Как всё это может быть правдой? И кто же… ты?

– Как все Ангелы рождены детьми и слугами Ирнара, так ты, Миела, рождена моей дочерью, наделена моей силой и живешь ради моего предназначения! Так было задумано от начала. Ты сосуд совершенно другого бога! И в тебе есть великая сила, превосходящая ангельскую. И отныне ты будешь использовать её и пойдешь, куда я прикажу тебе.

– Нет, – девочка попыталась вскрикнуть, но получился только слабый, хриплый писк. Она схватила себя за горло.

– Ха-ха-ха… Не веришь мне?! Что ж, меня это не заботит, наоборот даже забавит. Тебе придется поверить собственным глазам и чувствам, когда ты снова очнешься в родном теле. Я бог мёртвых и повелитель смерти и, кому хочу, возвращаю жизнь! Я, не Ирнар, не Ангелы, и даже не Первозданные! Именно я воскрешу тебя! Ты поняла?! – собеседник, громко смеясь, взмахнул рукой, и Миела открыла глаза, будто проснувшись от ужасного кошмара.

Она взглянула на свою правую руку и увидела, как сломанные кости пальцев становятся на места. Раны на её теле стали стремительно заживать и затягиваться. Расплюснутый череп вернул свою прежнюю форму, и шейные позвонки снова выстроились в ряд. Она больше не чувствовала боли, только осколки битой черепицы измазали спину, и земля, на которой она лежала, была грязной, окровавленной и холодной. Миела поднялась на ноги и ещё раз в недоумении осмотрела себя: на ней не было ни царапины. Только церковная мантия цвета васильков была изорвана и почернела от запекшейся крови. Случилось самое ужасное: она была жива.

Жизнь

Облако пыли от разрушения церкви уже осело, и ясно стало видно место, где когда-то стоял храм. Теперь это была одна большая братская могила для всех тех, кого она называла своими братьями и сестрами. Груда камней, под которыми погребено кровавое месиво из трех сотен тел, и всех Миела знала по именам. Все мертвы, а она нет. Это казалось чудовищной ошибкой или злой шуткой, но, к сожалению, это была правда. Голубой платок нашелся быстро, но желтый гребень бесследно исчез.

А затем пришла боль, но не в её теле, нет. Болела будто сама душа, и сердце щемило тоской и разбитой верой. Чувство одиночества накатило на неё, будто Бог, который всю жизнь вел её за руку, вдруг оставил и бросив её исчез. Миела увидела в этом горький образ того, как неожиданно для неё исчезли родители, и теперь точно так же исчезала вся вера. Второй раз в жизни она почувствовала себя сиротой.

Монолитная скала её убеждений покрывалась глубокими трещинами. Все основания её жизни стали рассыпаться под действием всего одной темной сущности. Также, как и её церковь, в одно мгновение была уничтожена падшим ангелом. В тот день она не просто умерла. Погибло всё что она знала. Почили те, без кого она не была Миелой Айивисой. Может, её плоть снова целая, но это уже не она. В каком-то гадком смысле, темный отец был прав.

– И что теперь? – беспомощно и растерянно прошептала девушка, удивляясь звучанию собственного голоса.

– Теперь… Ты пойдешь, куда я прикажу тебе… – эхо знакомого голоса раздалось в её голове – темная сущность, воскресившая её, теперь была внутри, была частью её.

С криком отчаяния она упала на колени, моля о пощаде и прощении, о помощи и спасении, но уже не знала, к кому она обращает эти слова. В слезах она осознала, что такая молитва будет грехом и перед Ирнаром, и перед темным отцом. Так она и сидела у осколка храмовой стены, не зная, что ей делать. Не зная, кому она служит в действительности. Боясь сделать хоть что-то. Она была готова провести целую вечность в бездействии и забвении. Но смертное тело уже проголодалось. Именно голод отвлек её, заставляя подняться и начать заботиться о своём выживании и пропитании на день. Миела вспомнила всё, что знала из прошлой жизни, и уже совсем скоро родилось решение. Она знала, куда ей идти и что делать.

* * *

Лидии было девяносто два года, и она уже больше года страдала от сильной боли в ногах. Здоровье не позволяло ей посещать службу в церкви, а потому священник Раймил поручил Миеле навещать её каждую неделю. Лидия видела из окна своей скромной избушки, как рушилось прекрасное здание церкви и долго со слезами молила Ирнара о том, чтобы Он спас хотя бы одного её брата или сестру. Прошло много времени, прежде чем из-за развалин, вся грязная и обессиленная, вышла Миела. Старушка не сомневалась, что именно её долгая сердечная молитва вернула девушку к жизни. Было бы слишком жестоко разочаровывать её.

Следующие три дня Миела прожила в доме Лидии. Рваные церковные одеяния она сменила на скромную льняную рубаху с юбкой, легкие плетеные башмачки и расшитый голубой пояс. Она убиралась по дому, готовила еду и каждый день ходила к руинам храма, чтобы молотком и зубилом выбить на последней уцелевшей стене имена погибших людей. «Кто знает – говорила она себе – может именно для этого я и обучалась письму чтобы сейчас не дать моим братьям и сестрам быть забытыми». Работа была настоящей пыткой, на то, чтобы высечь одно имя уходило с пол сотни ударов молотком. Всё это время она вспоминала голос, смех, походку и характер того, кто превратился в неровное имя на обломке стены. Слезы текли градом, но по мере всё новых и новых имен боль притуплялась и к концу третьего дня, она заметила за собой что почти не испытывает боли. Перед её глазами снова пронеслись сотни смертей, слишком много чтобы изнемогшая душа не привыкла к этому.

Всё это время она продолжала слышать нашёптывающий голос мертвеца, колдуна и короля в одном обличии. Слышала, но не слушала. Или ей так только казалось. От новых и новых имен сердце грубело

«Почему именно сейчас? – спрашивала она себя морщась от того какой липкой стала вспотевшая шея – Этот праздник собрал под крышей храма даже тех, кого в другие дни было не видно в церкви. Верные и приближенные, ревнующие и легкомысленные, знающие и невежественные – все умрут одной и той же смертью, на одном месте. О Отец света Ирнар, почему? Чем эта церковь прогневала Тебя? За что Ты наказал моих папу и маму, братика и сестричек? Почему Ты спас именно меня?! Или в моей жизни уже нет Твоей воли?»

Помимо ухода за Лидией и работы зубилом Миела делала обходы по опустевшей деревне. В доме Айивисов она взяла фамильную книгу – Истинный Свет, оружие своего приемного отца – магический посох которого не было с ним в его последней битве. Она не выдержала и выбежала из дома, где росла последние одиннадцать лет. Всё в нем напоминало о Раймиле и Лисее, о Авиле, Катань и Келине, о Мейсоне и Сильвене. Сердце так сильно рвало от боли что Миела больше не смогла вернуться в свой дом.

На других дворах осталось множество домашних животных, за которыми девушка не могла ухаживать в одиночку. Отпустив на волю весь скот и собрав чужие запасы еды в доме у Лидии, она наконец дошла и до денег, которые никто не успел особо спрятать. Множество медяков и несколько мешочков серебра – таким был её улов, когда она обошла одну четверть домов.

Брать чужое было неприятно, в груди постоянно щемило странное чувство, но она понимала, что очень скоро в деревню нахлынут мародеры. Достаточно одному бродячему торговцу или случайному путнику войти в Февиль и пройти дальше, как слух уже невозможно будет остановить. Прихожане церкви лучше бы отдали своё добро Миеле, чем позволили бы разграбить его чужакам. По этой же причине она забрала посох Раймила, позолоченный и покрытый гравировками, с навершием в виде поднятых вверх шести чеканных крыл, кончики которых соприкасались. Артефакт обладал большей силой, и должен был быть передан другому священнику или уничтожен, чтобы не попасть в руки злых людей и не быть оскверненным.

Голос существа, живущего внутри девушки, постоянно шептал ей что-то, но звук не был громким и отвлекал не больше, чем навязчивые воспоминания. Приходилось постоянно занимать себя работой, чтобы не остаться наедине с собой и со своим демоном. Впрочем, Миела понимала, что жизнь уже никогда не будет прежней, а по ночам ей снилось, как на неё со всех сторон надвигаются нечистые силы. Скоро ей пришлось бы бежать. Понимая это, она привела к дому Лидии лучшую лошадь в деревне, а под кормушкой, которую она не забывала пополнять овсом, спрятала кожаную сумку, набитую серебряными и медными деньгами, парой хлебных лепешек, и несколькими варёными картофелинами. У стойла она подготовила и несколько факелов на случай, если вдруг придётся бежать ночью. Посох отца, пока решила закопать во дворе у самого основания дома.

За частоколами деревенских заборов начинались поля и луга, а ещё дальше зеленой стеной стоял старый лес, в котором терялись несколько дорог и тропинок. Три самые ровные дороги вели к трем соседним городкам: Нехо, Ресену и Лахишу – каждый в полудне пути, если ехать на телеге запряженной бодрой лошадкой. Селяне иногда отправлялись в них, чтобы продать излишки урожаев или изделий. А ещё, чтобы купить на вырученные деньги железных инструментов, бумаги, соли, украшений, и всего тог, что не могли сами сделать в деревне. Излишки денег оставляли на случай голода в деревне, тогда жители Февиля отправлялись на городские рынки за съестными припасами.

Миела смотрела за край деревни к ныряющим в лес дорогам и не могла представить как одна пойдет в эти города. Точно в насмешку над ней, светило теплое солнце, качалась мягкая травка, отцветали тюльпаны, ландыши и примулы, набухали соцветия сирени и люпина, жужжали пчелы и пели птицы. Природа будто шептала что ей нет дела до страданий девушки. Как и Богу, сотворившему солнце, цветы и птиц.

По вечерам работа заканчивалась и становилось страшно. В событиях её смерти и воскрешения таилась какая-то зловещая тайна, о которой ей было страшно даже думать. Если бы она вспомнила и записала все слова падшего ангела и темного существа на бумаге, она бы смогла разгадать не одну загадку, но для этого нужно было вспомнить тот ужас и отчаяние. «Только не это!»

Вечером третьего дня Миела, как и два вечера до этого, зажгла свечи в доме Лидии и стала читать вслух из Истинного Света. Псалом третий «Сотворение света»:

Было от вечности Слово Ирнара,

В лоне Оно почивало святом,

До сотворенья небесного рая

Было Оно, как и Он, Божеством.

Позже в Сорэтии – Дочери дивной,

Слово и суть воплотились, жили.

Была Она раньше всей прочей вселенной,

И только лишь с Ней дни и веки пришли.

Земли безводные Велидиана

Скованы безднами были тогда,

И наполняли тот мир от начала

Зла порождения и чернота.

В мир, сотворенный рукою нетленной,

Но пораженный хаоса тьмой,

Послана была Сорэтия первой,

Чтобы очистить те земли Собой.

Ангел-Воитель Она Первозданный,

Тысячи тысяч врагов одолев,

Тварей, от хаоса бывших созданий,

Прочь им от света бежать повелев.

Выковала на заре мирозданий

Меч и доспех, озаренный Собой,

Вложив в ремесло бесконечность познаний,

Имея в Себе исток силы святой.

Клинок, разделяющий день и грань ночи,

Меч, что отсек бесконечность ночей,

Из тел порождений, в ком зубы и очи,

Он выкован был, став спасеньем людей.

Доспех нерушимый в причудливых гранях,

Он «вуаль тьмы», и он ночь оградил,

От тела Сорэтии, и свет в Её дланях,

Искрился сиянием тысяч светил.

Благословенная Дочерь Ирнара

Столкнулась в бою с самой первою тьмой.

Отца благодать больше всякого дара,

Хранив, наполняла Свой меч полнотой.

Тот ужас был – ночь и отсутствием света,

Множество рук, хотя нет ни одной,

Без формы и граней, но мал, как монета,

И больше, чем сам Океан Голубой.

Шесть раз ударяя и трижды пронзая,

Великого зла порождения лик,

Была всё ж бессильна и, изнемогая,

Кружась среди бездн, задержалась на миг.

Подобия дьявола черные когти,

Что крылья согнули, почти победив,

Укутав в тенёта, набросив все сети,

Схватили Её, доспех с силой разбив.

Но в том у Сорэтии план был и мудрость,

Вуаль черноты закрывала весь свет,

Держали пластины сияния ярость,

Когда же распались, сам Хаос ослеп.

В той вспышке величия света Ирнара

Воительница крепко сжала свой меч.

Не выдержал мрак уж седьмого удара.

Став мягким и плавким, став воском для свеч.

В величье и славе исполнена силой,

Блистая, как солнце в объятиях льда,

Сорэтия тьму разрубила рукой молчаливой,

Хотя её меч раскололся на части тогда.

Так был побежден, ставши мифом из стари,

Мрак, закрывающий солнце и день,

Ей по-человечески имя – Хаккари,

Ну, а по-Ангельски – Ланошедэнь.

Жизни Ирнар есть источник нетленный.

Всё существа, оживляя Собой,

Так же всем людям Он Неизменный

Свет от Себя изливает живой.

В битве Сорэтии с хаосом древним

Светом любви нас Ирнар освятил.

И изобилье даров мы имеем

От полноты Его жизни, и славы, и сил.

Миела окончила чтение и, как учил её Раймил, сказала несколько слов о прочитанной истории. Получилось что-то вроде небольшой проповеди:

– Когда Отец света сотворил Велидиан, это было безвидное и пустое место. Земли наполняли осязаемая тьма и бездна, населённая ужасными бездушными порождениями. И тогда Ирнар решил подарить этому миру свет. Он послал нам Свою Дочь Сорэтию. Первозданная Сама ограничила Себя на время и заковала вечное тело во тьму черного доспеха. Броня и скорлупа одновременно надежно скрывала весь свет, чтобы потом Она ещё ярче воссияла и победила древнейшее зло. Она должна была позволить Хаккари схватить Себя, чтобы наверняка разрубить её. Вуаль тьмы – это название доспеха, скрывающего свет её дланей, Грань ночи – меч, чей взмах оборвал вековую ночь.

Девушка понимала, что сейчас время заключить несколько уроков из текста и помолиться. Неуверенно подбирая слова, она продолжила:

– Эта история… Она показывает красоту нашего Бога. Он вершит Свою волю не Сам, но через Своих слуг, которых посылает. Потому и в конце написано, что «мы имеем изабилье даров и светлой магии от Его полноты». И всякий человек, который пойдёт на миссию Ирнара, получит Его силу и благословение. А ещё мы видим здесь, что в победе Сорэтии прославился Её Отец. Вот и мы во всех наших победах должны славить Ирнара. Но не только это. Мы читаем, что Первый Ангел названа Его «дочерью», и Она была во всем послушна Ирнару, показав пример, как мы должны почитать родителей и старшее поколение. – К горлу девушки подступил ком, когда она стала делать последний вывод. – Наконец… Ещё эта история учит нас, что каким бы густым не была мрак вокруг нас, какие бы проклятья, сети или когтистые лапы нас не окружали, мы всё равно должны хранить сияющий в нас свет. Делать это так же, как научила Первозданная Сорэтия. Аминь.

Пожилая женщина прослезилась и поблагодарила Миелу за эти короткие благословенные слова. Она не догадывалась, что переживает и чем мучается девушка. После короткой беседы Лидия уснула, говоря, что благодарна за компанию в последние дни её жизни. Возможно, старушка чувствовала скорую смерть. Дьяконисса разрушенной церкви старалась не думать об этом.

Книга, которую она держала в руках, теперь казалась ей игрушкой из детства. Как ребенок может считать куклу своей подружкой, а подрастая, понимает, что это всего лишь тряпка, набитая соломой, так и Миела уже сомневалась в истинности того, о чем читала. По привычке она доверяла Истинному Свету, но детская, наивная любовь была в ней мертва. Книга не вызывала благоговения, только рой неотвеченных вопросов. Все слова были ей очень знакомы. В своей жизни она читала третий Псалом раз двадцать. Но теперь эта история казалась ей детской сказкой, которую она не хочет отпускать, чтобы не повзрослеть.

Миела без конца задавала себе вопрос: «Если Ирнар так велик, как о Нём пишут, то почему Он допустил всё то, что произошло со мной?!» Она пыталась услышать ответ, но в ушах шептал совсем не голос Силары Первозданной. «Во что мне теперь верить? – спрашивала она себя и, не находя ответа, уже в третий раз заключала: – Завтра я снова буду читать из Истинного Света для Лидии! Только бы она продолжала верить и умерла с миром».

Неспокойная ночь

Было уже поздно, Миела, как завороженная, не отрывала взгляда от пламени свечи. У Лидии не было своих свечей с подсвечником, и она всегда пользовалась замазанной жиром лучиной на подставке. Миела принесла дорогой источник света из другого дома. Но сейчас это было не так важно. Девушка смотрела на огонь и ей было страшно.

Пальцы подрагивали, а зубы предательски стучали. Легче ей не становилось, вопросы из головы не исчезали. Голос тоже. В её разуме всё ещё не умещалось произошедшее три дня назад. Она спрашивала себя: «Как за несколько мгновений я лишилась абсолютно всех, кого знала? Люди, здание церкви, спокойствие и даже свою… Нет! Веру я ещё не утратила. Она только немного пошатнулась. Ведь так?! Сейчас нельзя показывать, что мне больно и страшно. Пускай Лидия думает, что всё нормально, пусть умрет счастливо. Умрет… Сегодня старушка чувствовала себя хуже, чем вчера, а сейчас, вечером – хуже, чем утром. Скоро смерть придёт за ней…»

Ей казалось, что тьма в комнате сгущается вслед её мрачным мыслям. Невидимые пальцы ночи смыкались над огоньком свечи, того и гляди совсем погаснет. В том же положении была и её жизнь. Голос продолжал звать её за собой, в дорогу, в неизвестность, во мрак. Она размышляла: «Если это существо может взмахом руки воскрешать от смерти и исцелять самые смертельные раны, то тем более у него должны быть тысячи прислужников».

С каждой ночью ей было всё труднее уснуть. Но сейчас глаза просто отказывались закрываться. Нарастающее чувство тревоги и гнетущая тишина заставляли сердце беспокойно биться. Упражнения в магии помогали успокоиться и сконцентрироваться. Усилием воли она зажигала и гасила две соседние свечки трехсвечника, стараясь не навредить главной. Несколько раз получилось, но, к сожалению, сделать что-то большее она просто не могла – слишком мало сил, слишком мало веры. Пока Раймил был жив, он говорил, что её силы больше проявляются в намоленных стенах церкви или в близи божественных артефактов, но это значило что дар ослабевал, когда девушка остается одна. Она чувствовала себя муравьём, потерявшим дорогу домой, единственной звездочкой на мрачном ночном небе. Это было так неправильно, и так страшно

Миелу бросало в дрожь, когда она представляла себе, как огромен и опасен мир и как слаба и беспомощна она. «Идти за пределы родной деревни – нет, слишком опасно». Так сложилось что о внешнем мире она знала в основном из страшилок и предостережений старших селян: «Вестимо на западе и мертвецы подымаются со своих кладбищий!». Или «И к востоку не ходи, как кровушку из тебя всю выпиют и будешь мумлеть от света Божьего!» Взрослые всегда произносили эти слова маша пальцем. Миела тряхнула головой чтобы отвлечься от этих слов. «Сколько же суеверий было в Февиле пока сюда не пришел священник Раймил?! – задумалась она – Ох… Хорошо, что меня с детства учили церковному языку, а не деревенскому говору. Хвала Ирнару что всегда посылал друзей из богатых семей и знати. Когда мне придется уходить из деревни, я хоть не буду выглядеть как необразованная крестьянка». И она продолжила играть с пламенем свечи.

Лидия проснулась. Наверное, моргание света разбудило ее:

– Маетно тебе Миела? – спросила она, хотя это скорее походило на утверждение.

– Да, но я не хочу об этом говорить, – призналась девушка, не привыкшая врать. «Что толку?! Всё равно скоро начну… Как сказать другим что со всей деревни выжила только одна я? Ещё посчитают колдуньей, а как узнают о голосах в голове – точно казнят. Врать придется, и притом нагло и много».

– Вижу, что маетно. – покачала головой старушка – Ты чем чахнуть от горя и убиваться по спасенным, приклони лучше голову, раны на душе, они ни одной лишь работой, но и сном лечатся.

У старушки был усталый неспешный голос, она часто делала долгие паузы и остановки, но несмотря на медленную речь она всегда отличалась ясным умом, до этого дня.

– Знаю, что лечатся, – кивнула Миела и помедлила, прежде чем продолжить – и верю, что все, кто погиб в церкви сейчас у престола Ирана. Но я за нас переживаю. Мы ещё живы, и совсем одни.

– Не одна ты Мила – улыбнулась старушка – неужто Ирнар спасший тебя от вороных крыл, от пасынка заблудшего, и от меньшего не убережет?! Не одна ты, Ирнар всегда с тобой.

«Я в этом не уверена», – внезапно подумала Миела, отчего ей стало только печальней. В её жизни произошло чудо исцеления ран, воскрешения от смерти, а она даже не могла поблагодарить за это своего Бога. Вслух она произнесла наигранным благочестивым тоном:

– И с вами также, Лидия, – непорочная совесть тут же обличила её.

Время от времени из леса доносился вой волков и крики птиц. Не до конца закрытые ставни окон пускали в комнату весь букет ночных звуков. Стрекотали кузнечики во дворе, щёлкали летучие мыши на чердаке. Конечно, за ними легко можно было не заметить далекий скрип, родившийся в чаще леса и глухим эхом добравшийся до деревни. Миела бы в жизни не различила подобного звука, но то, как её внутренний темный голос вдруг оживился, стал снова и снова повторять далекое эхо и, как ей показалось, потирать руки, конечно, заставило девушку выйти во двор и разобраться, что происходит. У дверей взгляд снова устремился к горящей свече, что была единственным огоньком не только во всем доме, но и во всей деревне. «Если какая-то нечисть притаилась на улице, лучше будет её погасить…»

– Засыпайте, пожалуйста, – попросила она старушку, и немного помедлив добавила: – а я выйду на улицу немного помолиться, – всё же она соврала.

– Ты ж только не броди далеко впотьмах… – Миеле уже не хотелось отвечать и она, погасив свет, закрыла за собой дверь.

Скрип повторился. Девушке удалось определить, откуда он исходил, и она, ведомая то ли своим любопытством, то ли желаниями своего внутреннего демона, пошла на край деревни. Глазам понадобилось привыкнуть к полной темноте. Вдруг к эху звука прибавилось странное завывание, но всё это было настолько тихо, что Миела не заметила бы его без подсказок голоса внутри. «Похоже, связь с темным отцом имеет и свои преимущества, заранее предупреждая о близкой опасности, – подумала она и испугалась: – Неужели я рада, что он внутри меня?»

Ночь стояла звездная, а на востоке поднимался тонкий растущий серп. У основания чернеющей лесной чащи сгустилось маленькое черное пятнышко, бесформенное и безразмерное. Можно было решить, что ей кажется, но вдруг в сердце черного облачка сверкнули маленькие, еле различимые издалека, красные огоньки. Сначала она посчитала, что видит огромного вепря, вышедшего из леса, но звуки, издаваемые существом, заставляли цепенеть. Здравый рассудок подсказал Миеле, что она стоит на холме, и её силуэт может быть легко различим на фоне неба, которое даже в черную ночь выглядит светлее, чем земля. Она пригнулась, подползла к частоколу ближайшего дома и сквозь отверстия в древках стала наблюдать.

Огоньки поползли к холму, на котором раскинулась деревушка. Девушка припала ухом к земле, чтобы услышать шаги, а уловила явный стук копыт. Затем снова раздался знакомый вой со скрипом, но не со стороны леса, а уже за спиной Миелы. Кровь похолодела, когда она поняла, что её окружают. Нежить, кем бы она ни была, идет по двум, а может, и трем дорогам в Февиль, чтобы найти её. Мысленно она корила себя: «Иначе и быть не могло – они пришли за мной! Слишком долго я игнорировала шепот в голове. Знала же, что так будет, почему до сих пор не сбежала?!»

Про нежить в деревне ходило много слухов и басен, обычно ими пугали детей чтобы те не уходили далеко, но у каждой страшилки есть своя изначальная история.

Даже приемные родители Миелы говорили что ей что ходить на запад опасно, а ведь Раймил и Лисея были не из тех кто обманывает детей или верит в сказки. Отец рассказывал ей что к юго-западу от Февиля, раскинулись земли Рокрита, провинция с незапамятных времен принадлежала людской Империи, стелилась у южного склона Экваринских гор и доходила до берегов Голубого Океана. В древности там были порты, плодородные земли и населенные города, но однажды, поколений шесть или семь назад, на каменистый берег ступил великий колдун-некромант, темный и страшный, он проклял те края – седьмую часть людской Империи, и с тех пор умирающие в Рокрите не знают покоя и часто поднимаются из могил. Но всё это было где-то там, далеко, древнее проклятие никогда не доходило до земель Денуи, а от приграничных лесов до Февиля не меньше трех дней пути.

В том что умертвия забралось так далеко не было чуда, хотя такого никогда раньше не было. Слишком много совпадений для пары дней: падший ангел, а теперь и нежить – скорей бы в жаркий летний день Миела провалилась в снежный сугроб чем повстречала сразу два оживших кошмара.

Из рассказов гостивших у них паладинов, Миела узнала, что бывает много разных видов нежити, одни неповоротливы и глупы, другие не только ловки, но и владеют ворожбой. Рассказывали, что мертвяки могут наводить на людей чары и лишать их воли, что они часто воют или рыдают, созывая себе на помощь живых, а в ночи их пустые глазницы светятся зелеными или красными огоньками. У девушки не оставалось сомнений, что именно нежить приближается к ней. Подтверждал это и темный голос в её голове. С большим запозданием её поглотил страх. «Как же я справлюсь одна! Ни церкви, ни помощи! Что мне делать?!»

Почти ползком Миела поспешила к домику Лидии, всё прикидывая шансы пережить эту ночь. Но мысли путались, к горлу подступал ком, а сердце всё быстрее билось, для неё всё труднее было не поддаваться первобытной панике. Ужас от встречи с падшим был ещё свеж в памяти, и вот теперь опять, тот же страх. С третьей стороны донеслось долгое, явно призрачное завывание. «Вот и всё, бежать уже поздно», – осознала она и всё внутри похолодело. Мир перед глазами чуть не поплыл. Дорожки, выходящие из лесов, и петляли среди сенокосов и лугов, пока не заводили в деревню, так что у неё оставалось немного времени для принятия решений. «Первым делом нужно проговорить с Лидией», – подумала Миела. Войдя в дом, она увидела, что старая женщина была уже совсем бледной. Даже ночь не могла скрыть этот неестественный, белесый цвет лица.

– Лидия, милая, проснитесь, – нежно прошептала она. Голос дрожал.

– Ах… Это ты, Мила. Что наделалось-то, к чему не кимаришь? – раньше она так не забывалась. В разговорах с девушкой она старалась садиться на кровати, а сейчас только чуть заметно повернула голову, её речь казалась ещё более усталой чем обычно.

– На опушке леса показались чужаки. Идут к нам, чувствую: они несут с собой недоброе.

– Видать приблизилось к нам лихое. – протянула она даже медленней чем обычно – вот что дитя, не доглядывала бы ты меня здесь, сама уже чую как силы оставляют и душа выходит, не чаю уже дожить до зари. Но ты Мила, ты ещё молодая девка, поезжай-ка в город. Нет нужды тебе оставаться здесь одной в опустелом Феиле. – Она неподвижно лежала на кровати, только её губы и глаза казались ещё живыми.

– Как же я Вас брошу, Лидия? Кто же присмотрит за Вами, если не я? Да и не могу я ехать в город ночью! В лесу полно диких зверей. А чужаки? Похоже, они окружают нашу деревню. Нам бы двоим схорониться здесь и дождаться утра. Я погасила свет, может, они пройдут мимо?

– Может и так. – тихо простонала Лидия – но ты всё ж не седи без дела, пойди да умоли Ирнара послать нам Ангела-хранителя. А по утру убегай.

– Я боюсь, – наконец призналась Миела, – боюсь дороги и этого необъятного мира. За пределами Февиля у меня никого нет. Лидия, Вы последний человек в этом мире, кого я знаю. Не покидайте меня.

– Успокойся, дитя, – старушка взяла девочку за руку. Её сухие ладони были сухими и холодными. Казалось, даже снежинки не растаяли бы в её руках – Успокойся – повторяла она настойчиво хотя Миела и так казалась спокойной – Ирнар не покинет тебя и друзей в пути пошлет.

– А как я узнаю, кому стоит доверять? – она имела в виду совсем не людей, но голос в её голове, что так упрямо спорил с голосом сердца.

Бабушка опустила руку, теперь она снова была похожа на мертвеца и только в глазах и губах теплилась жизнь

– Ты ж только помни деточка: в каждом существе бывает как доброе, так и худое. Но каждый за собой замечает только лучшее, а всё недоброе ему должно с любовью растолковать. И дело это не священника, но всякого ближнего.

– Неужели даже противник Ирнара может быть хоть немного добрым? – спросила девушка, не ожидая серьёзного ответа.

– Конечно. Ирнар – Бог света, а свет просвещает. Кто ненавидит Ирнара, тот больше других нуждается в добром наставлении… Неси Его свет, Мила… Неси веру… Благословенная Айивиса…

Глаза Лидии медленно закрылись. На лице навсегда осталась спокойная улыбка. Миела боясь пошевелиться, последний близкий ей человек, покинул её, оставляя один на один с монстрами снаружи и темной сущностью внутри. Наконец воспитанница церкви, накрыла упокоенную одеялом и стала на колени, чтобы помолиться за её душу. Но молитва не получалась, мысли путались, она представляла, что, быть может, и Лидия предстанет не перед Ирнаром, но окажется наедине с этим «богом мёртвых». Одна ожидаемая смерть расстроила её не меньше, чем три сотни отнятых жизней накануне. Хотелось остановиться и вечно горевать о потере, но к деревне быстро приближался ужас.

«Может, пройдут мимо?! – дрожала девушка. – Ведь в деревне шесть десятков домов и с чего бы призрачным существам сразу идти именно ко мне?! Как они вообще узнали, что я в Февиле? Меня найдут! – слёзы покатились с глаз. Она бросилась прочь от тела Лидии уйдя в дальнюю часть дома, страх сковывал её, ноги подкашивались, а голова кружилась. Сев в угол и обняв руками колени она уже хотела молча дожидаться своей кончины, но вдруг что-то переменилось. Только несколько дней спустя Миела догадалась что неожиданный прилив сил, веры и смелости был вызван силой посоха что она закапала при стене. Так же, как и ангельский меч Люм, упавший к её ногам в церкви, артефакт, наделенный силой света, живил и обновлял Миелу.

На память пришли не только страшилки о живых мертвецах, но и то, как Раймил успокаивая свою впечатлительную и пугливую послушницу. Он пояснял что мертвецы, если и забредали в тихие земли, быстро попадались местным паладинам и охотникам, а лишенные связи с проклятой землей, они были слабы, медлительны, и почти не обладали чарами. Девушка сказала сама себе:

– Тогда в церкви я не бросилась сразу в бой, но стала молиться, из-за этого Раймил погиб. Я бездействовала, ожидая чуда. О, разве Ирнар создал наш мир, чтобы творить в нем чудеса?! Нет. Он дал людям способность бороться и наделил разящей магией света. Он Бог битв и Покровитель рыцарей. Его Ангелы сражаются божественными мечами. Неужели надеждой на чудо я прославлю Его больше, чем сражением за дарованную мне жизнь?! Я должна бороться!».

Но стоило ей решиться, как мысли пронзили воспоминания из загробного разговора: «Я ведь задумывал тебя именно такой! Несчетные годы назад я представлял, как ты родишься. Представлял твой характер, Миела…» В голове эхом повторялось замогильное: «Дитя моё…»

Стиснув зубы, она прошептала: «Может, я не знаю кто мой отец и во что я верю. Но Ирнар желал бы, чтобы я сражалась, а враг потребует, чтобы я покорилась. Может, я не права, может, сейчас я буду плохой дочерью тьмы и послужу придуманному свету. Пусть будет так! На эту ночь я всё решила! Сражаться, бежать от тьмы. Бороться».

Дуллаханы

Миела наблюдала сквозь щёлочку в плотных шторах, как четыре черные фигуры встретились неподалеку от её дома. Контуры их тел представляли зияющие пустоты, чернеющие и хорошо заметные даже глубокой ночью. Они были проклятыми трупами или подобиями призраков. Четверо были всадниками: кто безруким, кто безголовым, у кого-то от лошади оставался гниющий скелет, но у каждого существа в пустых глазницах сияли ужасные кровавые огоньки. Девушка невольно вспомнила красноватый взгляд темной древней сущности из её смерти.

Появился пятый темный приспешник, он сидел верхом на телеге, в которую было запряжено ничто. Шестой посланник смерти пришёл позже, передвигался на своих двух ногах, его глаза скрывал капюшон черного дождевого плаща с множеством рваных дыр. Через плечо был перекинут сломанный лук, а рядом с ним шли две призрачные собаки. С облезлыми черепами и неприкрытым оскалом, звери выглядели страшней любого вепря.

Проклятая нежить, не имевшая покоя за порогом смерти: путники, охотники и крестьяне, месяц, год или сотни лет назад сгинувшие в Рокритских лесах. Сейчас они восстали из мёртвых, чтобы найти её. И хотя от Февиля до пораженных порчей земель было пять дней пути, нежить могла передвигаться ещё и ночью, а значит прийти за несчастной Миелой на третий день после её воскресения.

Встретившись у деревенского амбара, они поклонились друг другу, осмотрелись и потом четверо всадников стали на краях деревни, а ещё двое, тот, что с телегой, и тот, что с собаками, принялись обыскивать каждый дом. Девушка со слабой верой затаив дыхание, наблюдая за нежитью и пугаясь шума собственного дыхания.

«Дуллаханы», – именно такое слово пришло Миеле на ум – внутренний враждебный голос сам дал существам название. Чёрные псы сразу привели их в ту часть деревни, по которой она весь день ходила. «Нет! Нечестно! Мёртвые не чуют запахи!» – испугалась она. Нежить не спешила с обыском, так что у девушки оставалось немного времени. Но для чего?

Миела напомнила себе, что решила сражаться, и стала выдумывать план. В доме через дорогу ещё три дня назад жило семейство дядюшки Робима. Они вместе с семьёй деда Логухи высаживали на своих полях лён. Рабим выжимал масло для всего Февиля, а семь дочек Логуха ткали льняные одежды для всех. Миела заходила в эти дома как раз этим днем и запомнила, что в правом углу от входа стояли несколько свечей, купленных неделю назад в церкви. Что ещё важнее, Рабимы держали у дверей несколько деревянных бочонков с отличным маслом холодного отжима. План был готов.

Она сосредоточилась для заклинания света, но голос в голове будто высасывал из неё силы. Никогда в жизни она не слышала Бога так отчетливо и ясно, как в последние три дня слышала своего врага. «Ирнар тут не поможет, «темный» их вызвал, значит, он может и отправить их обратно», – подумала она. Или это были не её мысли? Миела пригнулась у окна, но тело, будто по привычке, само стало на колени. Затем медленно свела вместе ладони, но сразу в ужасе отдернула их, будто пальцы рук обжигали друг друга. Она по-настоящему поняла весь абсурд и ужас того, что произошло: «Я молюсь демонам, чтобы они спасли меня от демонов! О чём я только думаю?! Что я твердила сама себе мгновенье назад?! Почему я не могу сражаться за Ирнара?! – но она не смогла себе ответить. – Почему ты не покидаешь меня? Все мои мысли метутся, но все стремятся к тебе. Лучше не обращаться ни к свету, ни к тьме. Лучше вообще забыть о великих силах, чем согрешить перед одной из них. Мне бы только жизнь спасти, мне бы только дождаться рассвета…»

Сущность внутри неё видимо обрадовалась очередной маленькой победе и чуть ослабило хватку. Осознав это, Миела мысленно потянулась к свечам в доме ткачей. Изо всех сил используя крохи данной ей магии, церковная послушница разожгла первую, потом вторую и третью свечи, стоящие в углу. В окошке вспыхнул свет, собаки-зомби тут же издали оглушительный призрачный лай и, прыгая через все заборы, помчалась к дому-приманке. Дуллаханы приблизились следом, все тени окружили дом с горящими лучинами и разом вломились в хижину. И тогда наблюдающая за картиной Миела усилием воли погасила свечи. Послышался грохот мебели и хруст древесины. Разозленная нежить думала, что девушка прячется в том доме и пыталась найти её.

Теперь оставалось последнее: использовать крупицы магии света и снова создать тонкий обжигающий лучик так же, как тогда в храме. Она уколом выбила меч из руки ангела. Если бы удалось поджечь часть дома маслобоев, разъяренные призраки сами изрубили бы бочки с маслом и отправились бы гореть в аду. Она перешла к другому окну, удаляясь от придающего силы посоха, и, сконцентрировавшись, применила магию света. Но тонкого лучика не получилось. Враг вернулся в её мысли, и её магия исчезла короткой вспышкой. Сзади послышалось ржание и топот копыт. Стерегшие деревню по четырем углам дуллаханы заметили свет и бросились к дому Лидии, но грохот в доме Рабима не утихал.

Миела отдернула шторы и распахнула ставни окна, топот призрачных копыт усиливался, страх, который раньше заставлял цепенеть, вдруг придал сил. Снова она простерла вперёд дрожащую руку и стала шептать молитву. Крохотная соломинка света, разрезая воздух, подожгла порог дома маслобоев. Затем она направила к дому обе руки и зажгла в нем церковные свечи, привлекая ночных призраков.

«Может, свечи собьют их с толку?! Не важно! Сейчас бы спастись от всадников. Выпрыгнуть через окно? Уже поздно. Спрятаться? Найдут… Весь дом перевернут. Не таких похорон заслуживала Лидия. Уж лучше предать тело огню. Что это? Тени мелькнули за окнами…» Вдруг из хаоса мыслей родились два слова: «Огниво. Чердак». Миела сорвалась с места, нащупав у печки огниво, она быстро влезла наверх по скрипучей стремянке. Мгновение – и с громким лязгом взорвались оконные рамы и затрещали стены. Дверь слетела с петель, несколько существ одновременно оказались внутри, разрушая всё, что видят.

Грохот мебели и лязг печного кафеля не стихал. Тихо, как мышка, Миела поползла по старым пыльным доскам чердака, высекая искры из своего огнива. Она уже решила, что сожжет этот дом, и, может быть, похоронит в нем дуллаханов. Маленькие огоньки стали быстро разрастаться, наполняя воздух едким запахом древесного дыма и палёной пыли. Хотя окон не было, с противоположной стороны дороги донеслись крики и завывания нежити. Похоже, часть дуллаханов купились на обманку со свечами, а затем бросились к выходу из дома маслобоев, чтобы помочь окружить дом Лидии. В резком движении, в полной темноте они наверняка задели и, может, даже разлили бочку масла у горящего порога и сразу вспыхнули, как пропитанные смолой факелы.

Чердак, где находилась девушка, уже во всю полыхал, а мертвецы, внизу судя по звукам нашли тело Лидии прикрытое одеялом и приняв его за девушку – изрубили. А увидев что ошиблись ещё яростнее стали громить всё что видят. Миела понимая что вот-вот задохнется в едком дыме подползла к стенке между двумя гранями крыш и попыталась надавить на них. Рассохшиеся ветхие доски скрипнули и несколько из них слетели со своих гвоздей создавая узкую дыру. Мужчина не пролез бы в такую щелочку, но Миеле легко удалось просунуть, ноги, потом бедра и узкие плечи, мгновение и она уже неуклюже, но уверенно висела на руках готовая спрыгнуть на землю.

И тут огонь чердака подточивший балки и перекрытия ворвался в дом Лидии, крыша с грохотом стала осыпаться, заваливая дуллаханов огненными бревнами. Пожар охватил всю хижину, а Миела, подгоняемая ужасом спрыгнула на землю и поспешила к привязанной лошади. С дрожью в руках, глубоко и прерывисто дыша, она перекинула через плечо спрятанную сумку, схватила факел и развязала поводья, кое как влезла на седло.

И тут из окна вывалилось охваченное огнем существо в ободранной одежде и с рассеченной головой, в пустых глазницах сверкали красные огоньки. Оно, умирающее, но не чувствующее боли посмотрело на Миелу. Прогнившим языком враг прошипел страшные несвязные звуки «Адалиананахалиа!» и с рыком бросился на сидевшую верхом девушку. Но охваченные пламенем ноги хрустнули и развалились, живой мертвец упал под копыта лошади. Перепуганное животное сорвалось с места и понесло Миелу прочь из Февиля. Послышался хруст гнилых костей.

Прыгая через частоколы заборов и топча намокающие травы, конь уносил её прочь, прямо в густую клубящуюся темноту за пределами деревни. А оглянувшись, Миела увидела, что два дома Лидии и Рабима полыхают двумя слепящими факелами. Ей показалось, что в свете двух ярких костров она заметила три черные фигуры: два дуллахана и один призрачный пёс. Но куда они смотрели? Заметили ли бегство? Смогу ли выследить её по запаху? Наверняка! Если пёс жив, то ей не уйти далеко.

Всё ещё напуганный конь, вбежал под своды дремучего ночного леса и поскакал по дороге, ведущей к одному из городов. Миела не разобрала какому именно. Вскоре животное немного успокоилось и галоп сменился быстрой рысью, а затем и совсем остановился. Миела тоже оправилась от первого шока и сразу же горько заплакала. Чувство, что её преследует, не покидало девушку, но и двигаться во мраке она не могла. Использовав огниво, чтобы зажечь факел, она не увидела ничего, кроме дороги под ногами. Нужно было двигаться вперед, храня отчаянную надежду, что зло, обитающее в ней, не призовет новых приспешников.

Проблески тьмы

Догорающий факел она использовала, чтобы поджечь следующий. Старую обожженную палку она выбрасывала в темноту чащи, не опасаясь, что устроит пожар. Ночной воздух был прохладным и влажным, а весенние деревья и кусты набрали от земли много влаги. Сухостой перегнил, покрылся молодой порослью, и огонь лесу не грозил.

Её лошадь по началу нервничала от горящего рядом с ней факела, но дорогу видела лучше и ступала уверенней. Только Миела не знала, что такого света ей хватил в лучшем случае на пол стражи, а руки, держащие перед собой огонь быстро затекут. Поэтому использовав два из трех факелов она решила отказаться от этой идеи и дать глазам привыкнуть к темноте. Огниво она всё же держала наготове, если нежить нападет на её след или из чащи выйдут дикие звери, огонь будет ей защитой. А может и уловкой.

Вскоре глаза девушки стали различать пятна неба, мелькавшие между раскидистых веток и хвои. Конь двигался вперед, но не от того, что Миела была умелой наездницей, а потому что помнил живых мертвецов, вошедших в деревню.

Страх перед чернотой леса, конечно, был, но и она уже была не маленькой девочкой, чтобы вздрагивать от каждого скрипа деревьев и шорохов птиц. Дикие звери были не такими голодными как в начале весны и редко кидались на людей, даже по ночам. А значит бояться особо нечего. Главное сейчас было не думать о мертвых которые могли идти по её следу. Стараясь отвлечься, девушка сталась представлять как уже с первыми лучами солнца, она въехала бы в город, купила бы себе новой одежды, заплатила бы за место в гостинице и позавтракала городской стряпни.

Прошло ещё время, и вот впереди, среди высоких еловых веток, уже виднелась утренняя голубизна. Но она ещё была слишком далекой и не различимой, а здесь, под покровом леса, царил всё такой же непроглядный мрак.

Вдруг сзади послышался быстрый топот копыт и хруст гнилых костей: два всадника галопом скакали по дороге. Девушка стала размахивать поводьями, торопя своего, но сельской лошади было не убежать от быстрых ездовых коней, не знающих усталости и движимых магией. Миела тоже не была умелой наездницей, в деревне ей всегда помогала Элика, и без её подсказок команды получались неуверенными и непонятными. Спасло то, что почувствовав опасность позади, конь сам припустил и поскакал быстрее.

Погоня продолжалась. Когда дорога выпрямлялась, можно было видеть, как из-за поворотов выскакивали темные фигуры, но чаще лесная дорожка петляла по холмам и среди вековых деревьев. Понимая, что ей не уйти от всадников, девушка решила скрыться в густой темноте леса. Она зажгла факел, и кое-как прикрепила его на седле, дождалась ближайшего поворота и спрыгнула с лошади на пологий склон холма. Конь поскакал дальше и, прежде чем скрыться за новым поворотом, на дороге появились три тени – пес с облезлым черепом несся перед двумя всадниками. Снова завидев свет факела, они только больше припустили, не оглядываясь по сторонам. А Миела уже спряталась в густом кустарнике, растущем в темной низине.

«Что будет, когда догонят коня? – спрашивала себя девушка. – Вернутся назад? Начнут искать? Скоро собака возьмет след? Думай, думай… Я же с детства ходила играть в этот лес. Я должна узнать его… В какой город я ехала? Если судить по поворотам и деревьям, это похоже на путь в Ресен. И если я проделала большую часть пути, то тут совсем рядом расположена небольшая речушка. Если бы успеть туда и пройти вниз или вверх по воде, то можно сбить пса со следа. Главное – дождаться утра. С восходом солнца нежить теряют силу».

Вскоре она уже сидела под небольшим деревянным мостом, выжимая намокшее до колен платье и тяжело дыша. Чтобы не попасться своим врагам, она пробежала тысячи шагов. В церкви не бегают, и ей никогда не приходилось спасаться от погони. Сердце колотилось, голова кружилась, отдышаться всё не получалось. Миела не могла сдвинуться с места и мечтала только о восходе. А в лесу то и дело эхом разносился призрачный лай, ржание и наводящие дрожь завывания. Но умертвий всегда было трое. Выходило, что в деревне ей и вправду удалось сжечь часть нежити.

Но не только близость врагов пугала её. Во время бегства к реке случилось ещё одно страшное событие: уставшая и обессилевшая, девушка оперлась на толстый ствол явора. От прикосновения её хрупких пальцев кора обратилась трухой, опали на лету гниющие листья, и дерево за мгновение высохло. С верхних веток замертво упало несколько птиц. А затем мертвый ствол обратился пеплом.

Служительнице церкви не верилось, что она сама могла обладать темной магией. Сейчас, прячась под мостом, она в недоумении рассматривала свои бледные ладони. «Темный говорил, что я рождена его дочерью, наделена его силой и живу ради его предназначения. Так может у меня есть оружие посильнее горящего факела?! Что будет, если я прикоснусь к человеку или зверю? А если коснуться дуллаханов? Как же мне это контролировать? Или, может, лучше подавлять? Нет! Как можно использовать ночь против ночи?! О чем я только думаю! Нельзя использовать магию тьмы!»

Миеле вспомнились и другие обрывки замогильных слов: «В тебе самой теплилась сила», а ещё «ты и есть та, кому всем следовало бы поклониться». Она не была уверена, что сама вспомнила эти речи, последние дни её разум больше был похож на тетрадь, в которой два автора пишут две разные истории. Манящая идея выйти и разом уничтожить всех дуллаханов парой заклятий всё настойчивее звучала в голове. Невероятным усилием воли она смогла объяснить себе, что это неправильно.

Девушка несколько раз очень близко слышала топот копыт. Было ясно, что всадники мечутся в её поисках. Стараются успеть до рассвета. Почему-то Миела точно знала, что древнему существу внутри неё достаточно только помыслить об их месте – и нежить найдёт её. Весь её план держался на наивной надежде, что слуги не попросят своего владыку о подсказке.

«Он же указал им деревню, где я жила. Почему бы не указать ещё раз на мост?! Это же так просто, нежить ищет её в чаще пока она по неглубокой воде вернулась к дороге на Ресен. Глупо было вообще прятаться от них. Темная магия – грех против Ирнара, но у меня же не остается выбора… Ведь не остаётся?! Не могу же я отвлекать его разговорами и тянуть время?! А может, мне удастся подчинить врага? Показать ему, что я сильнее. Ведь если он действует через приспешников, значит, не имеет власти в мире живых. Нет, глупости! Дожить до рассвета – вот большее, на что я надеюсь.»

Вскоре мыслей у неё не осталось, рассуждение уступило место эмоциям, а настороженность страху. Миела всё больше жалела себя, считая слабой и беззащитной перед дуллаханами. Но другая часть её горделиво считала себя сильнее врага и даже говорила, что она сможет обратиться к черной магии, но не поддаться ей. Холод бежал по спине, а сердце бешено колотилось. Девушка ещё раз взглянув на синеющее небо и прислушавшись к утренним лесным звукам. Решение было принято. Она успокоилась, и, собравшись с мыслями, сурово и уверенно обратилась к существу внутри своей души.

– Кажется, я увидела, что ждет покорившихся тебе людей, – прошептала она. – Ты уготовил мне особый замысел или судьбу этих теней?

Эхом, пришедшим отовсюду, прозвучал насмешливый ответ:

– Лукавство, ложь, гордыня, первые убийства невинных птиц, и вот уже ты молишься мне, а не Ирнару! Ха-ха, как же быстро ты учишься у меня… Хочешь попросить о помощи послушница?! Проси, и я дам. – Стоило ей открыться вражьему голосу, и она уже не могла укрыться от него, не могла отвлечься или неверно понять. Каждое слово, подобно божественному пророчеству, крепко впечатывалось в её сознание, запомнившись навсегда.

– Мне нужны только ответы. Тени меня не пугают, – она не была уверена, что существо не чувствует её лжи, но старалась не идти на поводу тьмы.

– А мне нужно твоё повиновение! – пригрозил он так громко, что в глазах Миелы потемнело. – Третий день и третью ночь ты не слушаешь моих повелений! Только трудности подтолкнули мою непокорную дочь к разговору. Ну так слушай: твоя судьба сильно отличается от прочей нежити. Тенями и живыми трупами становятся лишь те, кто отказался от моей помощи и силы. Ты должна последовать, куда я прикажу тебе. Согласись же прославить меня, или мои слуги найдут тебя ещё до рассвета. Будут отгрызать от тебя куски, пока ты не склонишься или не потеряешь волю, – испуганная девушка почувствовала, как враг копается в её мыслях и желаниях, страхах и эмоциях. – Ха-ха…Ты же не думаешь всерьез убить их моей силой?!

Этот разговор был грехом, ещё одним из многих которые она уже допустила в эту ночь. От вранья пожилой старушке до мыслей о тьме. Темный голос был прав. Было стыдно и страшно. «Только бы дожить до рассвета!» – вот и всё, о чем она могла мечтать. Она пыталась продолжать разговор, надеясь, что «темный» не вызовет своих слуг к ней. Растеряв всю уверенность, девушка, запинаясь отвечала.

– Бог света не зовёт своих детей в неизвестность. Я не боялась следовать за Ним, ведь знала, чем всё кончится. Мне был обещан вечный город и жизнь во свете, радость у золотого престола. Ты же пугаешь меня. Пугаешь своей таинственностью. я не знаю, можно ли тебе доверять. Разве можно? Твоя нежить чуть меня не убила!

– Мы оба видели, как Ирнар «исполняет обещания». Ты лжёшь самой себе, Миела. Кто ты такая, чтобы понять волю своего Бога? Разве ты можешь описать или выразить свойства, намерения и облики Ирнара? Тем более не сможешь и мои. Я твой повелитель! Твой бог! Разве ты верила бы в того, кого полностью поняла и осознала? Но я говорю тебе: доверься мне, иди за мной, и я научу тебя метать черные молнии и вознесу выше Ангелов! Открою все свои замыслы и видения. Возведу в число великих. Приведу в место, где нет смерти и боли. Я дам тебе то, что не смог дать Ирнар.

Было страшно осознавать, что существо в точности повторяет её мысли, рожденные несколько лет назад. Будто оно и вправду всегда было с ней. Будто был чем-то большим. В голове зазвенели, сказанные им ранее слова: «Я бог мёртвых и повелитель смерти, и кому хочу возвращаю жизнь!», «Подобие божества сокрыто в тебе самой». В ещё недавно светлой душе появились первые проблески тьмы. Так же, как Миела мечтала о рассвете, враг желал её поклона и покорности.

В последней попытке не проиграть она почти закричала:

– Я не собираюсь быть безвольной куклой! Скажи, слуга тьмы, куда ты меня зовёшь и что хочешь сделать со мной? – слова отозвались болью в её голове, Миела почувствовала, что «слуга тьмы» стало сильным оскорблением для этой сущности. Из носа и глаз потекла кровь.

– Спросила, бунтарка, чтобы повернуться и идти в другую сторону. Чем ты заслужила моё расположение?! Разве ты уже задала мне не больше вопросов, чем своему выдуманному Ирнару?! Как слепо ты служила Тому, о Ком ничего не знала, кроме одной книги. Твоя старая вера давно умерла вместе с тобой – теперь твой Бог я! Повелеваю: хватит прятаться под мостом.

Бревна, травы и земля тотчас покрылись инеем. Узкая полоска речки разом промерзла до дна. Неестественный холод, точно из самой суровой зимы, вошел в её тело, пронизывая мышцы до костей. Стуча зубами и стараясь не кричать от боли, она выползла из укрытия, пытаясь обнять теплую землю и корни деревьев. А затем так же быстро, точно по волшебству, пришло тепло. От осознания произошедшего, Миелу объял настоящий ужас. Она поняла, что существо в ней имеет власть убить её и без темных слуг, колоссальная и неистовая сила в ней могла просто сжечь несчастную. Надежды не осталось. Её дыхание срывалось, тело покрылось липким потом, сердце учащённо забилось. Она поняла, что ей не выстоять против зла. Лошадь, дорожная сумка, планы о побеге, всё теперь казалось ей жалкими, бессмысленными попытками выжить. Как размахивая веером нельзя остановить бурю, так и ей нет смысла бороться. Сил не осталось. Она вышла на дорогу повинуясь не воле или разуму, но фанатичному желанию умереть за веру, как три дня назад в храме. Желая, чтобы черные всадники услышали её, а злодей внутри испепелил ослабшее тело и душу, она вскрикнула:

– Всё сравниваешь себя с Ирнаром?! Претендуешь на Его титулы. Тебе никогда не сравниться с Ним в терпении, твоя вспыльчивость свидетельствует против твоей божественности. Ты просто жалкий, прислужник тьмы, ненавижу тебя! – в то же мгновение ноги подкосились и она упала на спину, корчась от боли. Голос в её голове звучал громче тысячи громов, заставляя её страдать. Во гневе существо кричало на неё с по-настоящему божественной мощью. Не вынося такого громкого голоса, она и сама истошно закричала.

– Тогда, где твой Бог сейчас?! Путь же явится и спасет тебя! Кто из нас обладает властью убить тебя и воскресить?! Кто может лишить тебя глаз и вернуть зрение?! Кто, обитая внутри тебя, говорит к твоему сердцу?! Не я ли?! Ирнар лишь слово, записанное на пыльных страницах лживой книги! Но я не плод твоих фантазий. И мне нет дела до божественных качеств, выдуманных людьми! Слепая вера не станет твоим щитом! Она не станет твоей живительной водой или освещающим сиянием! Ты и сама видишь, как глупы твои попытки спорить со мной, как зажатая в угол крыса ты пытаешься найти выход! Глупая, наивная девчонка! Когда ты наконец смиришься со своей судьбой?! – С каждым словом голос становился всё громче, пока не разнесся над лесом подобно грому, а затем, тон стал безразлично ровным – Я бы убил тебя прямо сейчас, обратив в безвольную нежить. Но ты же сама хочешь быстрой смерти за веру. Дуллаханы сделают это больнее и медленней. Даю тебе двадцать ударов сердца, прежде чем всё кончится. Склонись.

Голос замолчал, оставляя за собой звенящую в ушах тишину, когда Миела открыла глаза, то поняла, что лежит посреди дороги, окруженная двумя черными всадниками, а в стороне лаял уродливый черный пёс. Небо совсем посветлело и налилось предрассветной синью, но здесь, в тени густых ветвей и высокой хвои был полумрак. Сердце предательски билось, отсчитывая последние мгновения её жизни. Девушка поднялась на ноги.

«И с чего я вообще взяла, что в Истинном Свете написана истина?» Тело содрогнулось, и она открыла в себе бесконечное желание склониться перед тем, кто так безраздельно царствует в её душе, мыслях и жизни. Темный рассвет её сердца уже наступал. Разум оправдывался: «Только бы не быть съеденной заживо! Только бы не стать нежитью, подобной им! Потом. Потом разберусь во что верить. Мне бы только жизнь спасти». Отчаянно и беспомощно она склонила голову к земле, как маленькая виноватая девочка.

Но затем, на двадцатом ударе перепуганного сердца, сквозь листву деревьев прорезался первый яркий луч настоящего утреннего солнца. Затем подул восточный ветер, и на мгновение наклонившиеся от порыва ветви впустили на дорогу целый поток живительного света. Обозлённые всадники отшатнулись и в испуге попятились назад, из их мёртвых тел посыпался серый пепел. Костлявая лошадь одного из дуллаханов встала на дыбы, сбрасывая хозяина. Другой вроде выстоял, но свет полоснул по костлявым ногам и копытам его коня. Хрустнули лишенные магии кости, мертвое животное рухнуло как подкошенное и ударившись о землю, облезлый скелет рассыпался. Всадник так же рухнул на землю. Пес сердито лаял, но пятился назад. Мгновение, и дуллаханы скрылись в густых мрачных зарослях хвои, подальше от восходящего солнца.

Девушка бросилась по дороге на встречу свету и вскоре выскочила на лесную проталину, где уже во всю царствовал восход и утро. Облака окрасились в победные, розовый и молочный цвета. А три слабые и жалкие тени, так и притаились в чаще позади. Двигаться дальше они не могли ещё и потому что лес здесь перестал быть густым и заросшим, городские свинопасы водили своих животных в леса для выпаса, и те уничтожали все кустарники и траву на тысячу шагов от города, обгладывали даже молодые деревья. А потому остаток пути можно было идти не боясь.

Миела распростерла руки и первый раз за три дня и три ночи с настоящей благодарностью прославила Бога света Ирнара, давшего ей спасение в это раннее утро. Никогда ещё она не была так рада живительным лучам, посылаемым Творцом. Она не победила: её спасли, когда надежды не оставалось.

Когда страх и питаемые им темные желания совсем отступили, она немного поразмыслила и сама того не планируя совершила важнейшее открытие. Миела вспомнилось четверостишие из Истинного Света:

Бог не человек, чтоб Ему сокрушаться,

Не плоть, чтоб во гневе великом судить,

Порывы души рядом с Ним усмирятся,

Покой свой силён Он другим подарить.

Она поняла, что Божеству, настоящему Божеству, будут чужды страсти и эмоции. Но её собеседник при всей своей мощи испытывает эмоции: гнев, обиду, гордыню, разочарование. «Это не бог и не божество. Нет нужды склоняться перед ним». Теперь она знает. И пусть его сила непомерна, пусть он повелевает мертвецами, пусть даже темная сила хлещет через неё убивая деревья и замораживая воду – это сила смертного, а не бога смерти. Пусть он твердил что Ирнара нет, а старые книги лгут, но в минуту отчаяния рассвет победил, а тьма сбежала.

Ресен

Ресен был небольшим, уютным городком к востоку от Февиля. Миела очень редко бывала за пределами деревушки, одна поездка в столицу и в соседние города не чаще чем раз в год. Иногда для церкви был нужен воск, бумага, беленые ткани и Раймил мог взять с собой всю свою семью. Для детей каждый такой раз был как первый. Она поняла, что никогда не трудилась запоминать направлений улиц и расположений домов. Всё что она знала о Ресене, это далекие детские впечатления, когда её со сводным братом и сестрами, угощали пряниками и леденцами, покупали новую красивую одежду и книги. А ещё помнила большей храм Святого Хранителя Кайландана, куда они с семьёй неизменно заглядывали в каждую поездку.

«Пора взрослеть Миела» – прошептала она сама себе, представляя, как войдет в город. Память подсказывала что за деревянным мостом и проталиной начинается редколесье и заросли дикой малины, а там уже и город близко. Можно было дойти и пешком. Девушка съела небольшой запас еды, который несла в своей кожаной сумке: сухой виноград, орехи, хлеб, немного солонины и ломтик сыра. Дождалась, когда утро наберет силу и тронулась в путь, но уже пешком.

Путешествие всё ещё пугало её, голос в голове не ослабевал ни днем ни ночью, а постоянно требовал от неё отправиться в путь. Она не была уверена, что идет по своей воле, только хотела поскорее добраться до Ресена. Местами в лесу ещё клубились сумерки, несколько раз ей казалось, что тени рядом. Но вот солнце поднялось выше и показался город.

Только войдя на мощеные улочки, она заметила, как ужасно выглядит. В грязном, как лужа, платье, измазанном пылью чердака, сажей пожара, грязью леса, травяными пятнами кустов, илом реки и дорожной пылью, она была похожа на нищенку. В волосах запутались не только листья и комочки грязи, но даже несколько мелких насекомых. В таком виде она вошла на просыпающийся городской рынок и постучалась в первую открывшуюся лавку с одеждой. Нужно было срочно привести себя в порядок.

Наспех закрепленная деревянная табличка раскрывала название «Три нити». Хозяйка лавки по имени Фива, хмурая и ворчливая женщина, дважды её чуть не выгнала. Вид у девушки был такой, словно она пришла воровать, а не покупать. Увидев серебро, она всё же обслужила девушку, даже впустила в свою комнату наверху, где подготовила небольшой таз с водой. Приняв ванную и одевшись в новое алое льняное платье, с широкими рукавами белой и шнуровкой вдоль талии, Миела собиралась щедро расплатиться с женщиной. Тогда гостья вдруг заметила, что владелица дома почти ни разу не посмотрела ей в глаза и всё время воротила от неё нос. «Я ей не нравлюсь? – подумала она. – Нет, зачем же она впустила меня и помогла? Похоже, дело не в деньгах». Тут же родилась другая идея: «Она не нравится себе и оттого отворачивается».

– Вы в порядке? – окинув её взглядом, церковная целительница отметила излишнюю худобу и бледность лица.

– Да, – буркнула Фива, сидя в углу комнаты и скрестив на груди руки. – Оставь деньги здесь и ступай.

– Я заплачу Вам больше, если посмотрите мне в глаза, – предложила девушка.

– Мне не нужно больше, – процедила та после паузы. – Иди уже.

– Что у вас с лицом? Вы как-то странно произносите слова, – женщина всё время наклоняла голову, давая волосам спадать на грудь.

– Какое тебе дело, девчушка? – огрызнулась женщина. – Проваливай, – раздался хрипящий, свистящий кашель.

Миела сделала несколько шагов назад.

– Ваша болезнь называется «нома», где-то месяц назад вы обнаружили язвы во рту. Сначала вам было трудно есть и глотать, поэтому Вы, состоятельная хозяйка лавки, так похудели. Сейчас у Вас крутит губы и обнажаются зубы, Вы говорите на одну сторону, речь изменилась.

– Зачем! – Фива встала со стула и повернулась к Миеле, уставившись на неё точно такой гримасой, как описывала девушка. – Зачем говорить то, что я сама знаю? Я уже полгода лечу эту болезнь, прошу целителей из церкви помочь, но стоит вернуться домой, как нарывы возвращаются. Стала принимать микстуры, чтобы замедлить болезнь. Приходя в церковь второй раз, я слышу, что язвы у меня из-за грехов. Они начинают требовать от меня покаяний и прочего. Я сыта по горло. Только и остается, что терпеть, и когда всё совсем плохо, идти в новую церковь, где ещё меня не видели.

– Я – диакониса церкви в Февиле, послушница магистра Ирнара Раймила Айивиса. Меня обучали целительной магии. Я могу попробовать вам помочь. Бесплатно.

– У меня сейчас нет времени ехать в Февиль.

– Все жители Февиля мертвы! Не спрашивайте почему. Выжила только я. А чтобы вас исцелить, мне не нужны стены храма. Попробую прямо здесь.

Сделав несколько уверенных шагов, она приложила свои холодные ладони к бледным и даже дряхлым щекам Фивы, под которыми ощущались огромные кровавые язвы. Закрыв глаза Миела, воззвала к силам, которые были сильнее болезней и порчи. Исцеление требовало веры и смирения, необходимо было открыться Первозданным и подавить свою волю. Мысли она направляла в верх, а себя предоставляла как инструмент для небес. Свой дар целительницы девушка направила в кончики пальцев. Затем она молила чтобы Силара воспользовалась ей и её силой, распорядилась даром и исцелила другого человека. Так соль стоит у кипящего котелка ожидая, когда её применят в дело, так свеча темной ночью ожидает чтобы её зажгли.

Чтобы правильно направить просьбу к небесам Миела использовала заученные наизусть стихотворные молитвы. Опытные священники могли составлять и записывать для других молитвенные заклинания для разных случаев и проблем. Девушка использовала слова которым её научил Раймил Божественное прикосновение случилось, она ощутила, как магия света течет дальше, срывается с пальцев и впитывается в раны Фивы. Но исцеления не происходило. Миела старалась как могла. Повторяла свою медитативную певчую молитву и старалась не терять концентрацию, но её сила омывала язвы и нарывы как вода омывает речные камни, не смывая их и не разрушая. Всё было бес толку. Через пять или семь повторений молитв, множество усилий и боли Миела с тяжелым вздохом отдернула руки.

– Похоже, твоя магия слишком слаба, – разочарованно буркнула женщина. – Лучше тебе уйти, пока сама не заразилась от моего дыхания.

– Дело не в моей силе, – прошептала целительница, – а в Вашей. Если в церквях Вас могли полностью вылечить, то только потому, что стены храмов не впускают зло. Вы кем-то и чем-то прокляты.

– Хамка! Я не колдунья, которой меня считают в вашей церкви! Убирайся!

– Нет, нет. Вы не так поняли, – Миела, извинясь, выставила вперёд ладони. – Конечно, Вы здесь ни при чем! Но как Вы сказали о болезни: «Стоит вернуться домой, как нарывы возвращаются»? Значит, источник порчи или другой магии находится здесь, в вашей лавке. Думаю, к Вам могла зайти какая-то ведьма полгода назад.

– И она могла меня проклясть? – по удивленному лицу женщины было ясно, что она никогда раньше не думала об этом.

– Нома – страшная болезнь, но, чтобы наложить проклятие, зло должно было коснуться Ваших губ, зубов или языка… – слова Миелы были неуверенной догадкой, только один раз в жизни ей доводилось видеть настоящую порчу.

– Я не прикасалась языком ни к чему, кроме пищи. А если бы меня угостили яблоком или пирогом, я бы не приняла его, – покачала головой Фива и убрала в карман серебряные монеты Миелы.

– Монеты! Точно! Скажите, а полгода назад, перед появлением болезни, у Вас не расплачивались серебром или золотом?

Чуть призадумавшись и походив по комнате, Фива вспомнила:

– Приходила одна девушка, мне показалось, что монашка, она прятала волосы под платок, но её личико, взгляд… Она больше походила на куртизанку… Помню: она купила у меня дорогой, но безвкусной одежды, которая ей была совсем ни к месту, и, кажется, я тогда неудачно пошутила над ней. Она вынула из кармана золотую монету и, поцеловав её, протянула мне, ехидно посмеиваясь. Помню: я тогда заподозрила, что монета фальшивая, иначе от чего ей смеяться? Проверила на зуб – чистый драгоценный металл, грани не срезаны. Точно! Она, ещё уходя, пожелала мне здоровья, и скоро началась болезнь.

– Она прокляла монету поцелуем – и Вас поразила нома, – воскликнула девушка. – Пока Вы не избавитесь от неё, болезнь будет возвращаться. Отнесите Ваше золото кузнецу или чеканщику, пусть расплавят и снова выплавят вам деньги. Огонь очищает любое зло.

– Ах, Миела! Спасибо вам огромное! Кто знает, сколько бы ещё я мучилась от этого проклятия! Я так и сделаю! – нелюдимость и ворчливость женщины как рукой сняло, она снова казалась живой, доброй и даже милой.

Девушка улыбнулась, а затем справилась о городе и о местах, куда ей лучше не заходить и которые, наоборот, стоит посетить. Конечно, она узнала, где находится церковь и когда её можно посетить. На этом они распрощались с Фивой, договорившись увидеться снова, уже к вечеру, для повторного исцеления от номы.

Когда она вышла, рынок уже кипел жизнью. Вдоль посыпанных щебенкой улиц теснились похожие двухэтажные деревянные домики с дощатой или глиняной черепицей и высокими дымоходами. Второй этаж почти всегда был оштукатурен в светлые цвета, а первого толком и не было видно за расставленными прилавками и вывесками, натянутыми ткаными навесами и распахнутыми дверями и ставнями. Фива дала хороший совет как не заблудиться в Ресене. Над одинаковой застройкой всегда возвышались четыре громады – городские Соборы Ресена. Куда бы не забрела девушка, став на перекрестке и оглянувшись, она могла заметить хотя бы одно из церковных зданий, а обычно видела сразу три. Места поклонения были возведены в городе треугольников и один самый древний храм располагался в центре.

Впереди показался ещё один перекресток. Вот здания расступились и из узких рыночных улочек она вышла на широкую городскую улицу с мощеным центром и гравийными краями, по ровной и почти без ям дороге, ездили повозки, всадники, пары и тройки людей, разодетых в пестрые наряды, ходили что-то обсуждая. Стоял приятный и быстрый городской гул, сулящий новому дню много встреч и событий. На центральных улицах было просторней и чище, а окна домов здесь были не только оснащены ставнями, но и хорошо остеклены. Всё чаще попадались дома в три этажа и больших размеров, бани, пекарни, гостиницы, ангары, постоялые дворы и дома знатных купцов только увеличивались по мере приближения к высоким каменным церквям.

Миела перешла улицу вдыхая запахи печного дыма, утренней сырости, и подаваемой на столы свежеиспеченной еды. Кое-где пахло весенними травами, влажной известью, мылом, хлебом, лошадьми, пылью, но чего точно не было в Ресене, это свойственной городам вони. Закон Империи Света запрещал умножать грязь на дорогах, выливать или выбрасывать отходы в людных местах, а специальные рабочие с рассветом чистили отхожие и мусорные ямы вывозя всё за город на так называемых «вонючих упряжках». В провинции Денуй этот закон тщательно выполнялся, к этому горожан обязывали торговые тракты, пролегающие с севера на юг. Стоило торговым улицам заслужить репутацию грязных и вонючих, как торговцы теряли деньги. Вот почему уборщикам и выгребалам, были готовы платить по все огромной провинции.

Миела снова вошла в узкие торговые переулки. Она шла, беззаботно разглядывала всякие товары и изделия. Спокойствие нарушилось внезапным рычанием. Миела обернулась и увидела большого злого черного пса. Животное скалило зубы и гневно лаяло на неё. «Разве я злодейка, чтобы зверям ненавидеть меня?» – спросила она себя и тут же догадалась что собака может чувствовать зло внутри неё. Городские жители не спешили на помощь, точно не замечая её. «В Февиле у людей не было такого равнодушия!» – подумала она.

Мгновение, и пёс прыгнул на неё, готовый сбить с ног и вцепиться в горло. Девушка ахнула и в испуге выставила вперёд руки. Маленький призрачный огонек родился между её ладоней, а затем мгновенно сжег зверя, не оставляя за собой ни дыма, ни пепла. Собака просто исчезла на глазах у нескольких десятков человек. Теперь на девушку обратили внимание. Кто-то из торговцев уже спешно искал оружие. Понимая, что у неё большие неприятности, Миела побежала вдоль рынка. Толпа расступалась: никто не хотел, чтобы странная фокусница хотя бы прикоснулась к нему, тем более врезалась. Свернув за угол, она посмотрела на своё алое платье и поняла, что нужна маскировка. Бросив серебряную монетку одному из торговцев, она схватила с прилавка первый попавшийся плащ-накидку и, спрятав глаза под капюшон, ушла с рынка.

Она знала, что такое магия, знала эти ощущения и потому сильно удивлялась своим новым силам, никаких покалываний или внутренней усталости, будто вызвать всепожирающий призрачный огонь для неё не стоило и малой части усилий. То же чувство собственного всемогущества она испытала ночью, уничтожив могучее дерево. Нужно было срочно идти в церковь, пока от её магии не пострадали люди. Но было страшно представить, что будет дальше.

Внутренне Миела сопротивлялась и спорила: «Это существо смертное. Может, демон или отпечаток падшего ангела. Тогда именем Бога света ему можно приказать покинуть мое тело. Нужно просить об обряде очищения или изгнания. Но что если не выйдет?! Даже могучим дьяволам не под силу вот так воскрешать мёртвых и повелевать нежитью. Может, он и не бог, но его сила божественна и безгранична! Что если Истинный Свет написан не Первозданной Сорэтией, а людьми? Может, моя вера всё же ложь, а темный отец и вправду сотворил меня для себя? Утром я видела, как ветер наклоняет ветки и как пробиваются лучи солнца. С чего я вообще решила, что это чудо? Дуллаханы были реальны, я чувствовала их мертвое дыхание. Но присутствие Ирнара сродни совпадению. Может, я и вправду сосуд для темных сил? О нет, это точно так! Тогда лучше было мне не рождаться! А коль родилась то держаться подальше от церкви».

Размышления прервало странное и пугающее открытие, пришедшее ей на ум. Почему-то она знала, что в ней достаточно темной магии, чтобы испепелить весь город Ресен, стоило только пожелать. Ужасаясь этому открытию, она всё же решила податься в церковь.

Предстояло выбрать один из четырех Соборов. Старинный пятиэтажный «Собор рыцарей света», квадратный в основании, сложенный из ровных отшлифованных камней и увенчанный пятью малыми куполами, был, по-видимому, сделан из старой сторожевой крепости, возведенной при главной дороге Ресена ещё до того, как это место разрослось в большой город. Другие два Собора были куда меньше и только своими высокими колокольнями соперничали с центральной церковью города. Двускатные крыши, маленькие купола, разноцветные витражи, кирпичные стены и притворы, смотрелись современно и напоминали разрушенный храм в Февиле. Миеле не хотелось разбудить незажившие раны на душе, и она остановила свой выбор на четвертом, самом новом и большим Соборе в городе, называемым: «Храм Святого Хранителя Кайландана». Чтобы попасть в него, нужно было пройти весь Ресен стараясь не выплеснуть на других темную магию.

Церковный совет

Уставшая от блуждания по городским улицам, Миела нашла неплохую харчевню, а рядом скромную, но уютную гостиницу, где заказала комнату. Там же она оставила и сумку с серебром. Настоятель гостиницы рассказал ей о Соборе в который она хотела зайти.

Храм Святого Хранителя Кайландана управлялся тремя священниками, старший был поставлен на должность иерея, а двое других назывались викариями. Двое имели звание мастеров Ирнара, а значит в своих силах и умениях уступали Раймилу, только магистр-священник Сефан мог сравниться с приемным отцом Миелы.

Здание, вмещавшее в себя свыше тысячи прихожан, управлялось так же двенадцатью диаконами. В правом и левом крыле храма располагались комнаты двух святых орденов, где жили молодые монахи и монахини. Многочисленные послушники церкви проходили здесь обряды посвящения и вступали в ордена. Обучаясь за святыми книгами, они росли в вере и проникались духом монашества, прежде чем отправиться в уединенные крепости-монастыри Денуи и быть допущенными к занятию с боевым освященным оружием. Кроме послушников и адептов ордена в храме всегда были группы клириков, странствующие и нанятые проповедники, а ещё одинокие паладины, искавшие отдыха. Службы проходили по несколько раз в день всю неделю.

Миела приблизилась к величественному Собору, возведенному из резного камня, множеством маленьких башенок и с огромным куполом, венчавшим жилой притвор. Боковые пристройки так же были возведены из камня и накрыты изящной блестящей на солнце черепицей. Над входом искрился круглый витраж, изображающий Ангела света, покровителя Ресена Кайландана. Притвор был обращен на восток.

Молодой светловолосый юноша лет шестнадцати в чистой церковной мантии вышел навстречу девушке. Попросил снять плащ и затем предложил синий платок для головы.

– Спасибо, Ирнар с тобой, – улыбнулась Миела. – Скажи, есть ли в церкви кто-то из служителей? Возможно, сам священник Сефан? Мне нужна помощь.

– Конечно, проходите в здание, – и юноша повел девушку. – Вы исповедаться или по другому поводу?

– Исповеди будет мало, мне бы провести обряд, – послушник испуганно отшатнулся от неё. – Не бойся. Это для моей знакомой. Позови кого-нибудь, кто силен в магии света, я расскажу ему обо всем. Предупреди, что случай тяжелый. И лучше пусть это будет Сефан.

– Хорошо, вы можете постоять здесь, а я скоро приведу вам помощь.

Службы сейчас не было, и в церковном нефе замерла таинственная тишина. В большом вытянутом пространстве терялись бесчисленные голоса, доносившиеся из других комнат, притворов и капелл. На стенах висели гобелены с вышитыми сюжетами. Мозаичные витражи искрились таинственным светом. Ровно горели свечи, тонкими струйками дымился ладан у алтаря. Повсюду было много позолоты и росписи самыми дорогими красками. Негласной традицией церкви Ирнара было разделение святых цветов: белый – набожным прихожанам, синий – рукоположенному священству, золотой – славным небесам.

Здесь было хорошо и спокойно, место располагало к тому, чтобы благоговеть и верить. Миела подошла к одному из витражей «Херувим Кайландан побеждает демона древности своим мечом Лэмом». Девушка склонила голову, будто бы в молитве. Но молитва опять не получалась.

Голос в голове шепнул: «Оглянись, посмотри на эти стены, витражи, алтари, лики святых и ангельские крылья, но где же твой Ирнар? Ни человек, ни небожитель не знает, как выглядит Отец света, будто Его и нет вовсе. Мысленно убери своего Бога из церкви и скажи, что изменится? Они построили культ, чтобы люди наделяли силой Рафаэля, а отделившаяся от них Серая Церковь служит Сорэтии. Почему бы Херувимам не спуститься с небес и не разрушить святыни отступников?! Если только земля не отражает небеса, если только Первозданные Брат и Сестра не ведут борьбу между Собой. Ту же борьбу, которой Серая Церковь воюет с Церковью света. Но где же Их Отец? Почему допускает всё это, почему не слышат вопли простых людей, таких как ты? Разве в Истинном Свете не написано: «К тем, кто воззвал, ответ не медлит». Не лучше ли верить мне?»

Чувство божественного у Миелы совсем ослабло, и даже в церкви она больше не испытывала радости и благоговения. Но зато усилились другие ощущения. Прикрыв глаза, она услышала, как у противоположной стороны медленно шли два человека и возбужденно шептались. Слова были такими четкими, будто она шла рядом с ними:

– Говорю вам, это не к добру! Великое зло приблизилось к городу. Пламя в нашем Вечном фонаре снова пошатнулось и затрепетало.

– Кварт, мы уже говорили об этом. Пять дней тому назад, когда падший ангел начал бушевать в окрестностях Февиля.

– Да, знаю. Там пламя только чуть качнулось, но сейчас оно задрожало, как бывает, когда рядом со свечой хлопает дверь. Трепет огня повторился дважды, перед рассветом и в разгар утренней торговли. Близится что-то намного хуже темного ангела. Понимаете, о чем я, Сефан?

– Понимаю… Тогда нам не обойтись без помощи Сериона, он величайший паладин в округе. Месяц назад он разогнал ведьмин шабаш в северном лесу, а всего три дня назад низвергнул падшего ангела, найденного между Лахишем и Февилем! Даже не знаю, что бы мы без него делали. Нам нужен Серион.

– Сперва нужно собрать церковный совет. Как считаете? Им следует знать о том, как сильно трепетало пламя нашей вечной свечи. Я должен всё рассказать, как рассказал вам. Не знаю, отчего у меня такое чувство, но, возможно, даже Сериону одному не справиться.

– Не переживай, Кварт, доверяй Ирнару и нам, священникам, магистрам и клирикам Ресена.

– Отец Сефан, прошу прощения! – Миела сразу узнала голос юноши, встретившего её у входа в церковь. Судя по его обращению, парень был послушником священника. – Тут пришла одна девушка. Говорит, что нужна помощь сильной магии света. И ещё говорит, что случай тяжелый и никто кроме вас не справится.

Миела готова была поклясться, что уловила не только их слова, но даже движения голов и хлопанье глаз, должно быть, священник Сефан переглянулся со смотрителем Квартом. Девушка и сама удивилась тому, как легко она вникает в суть вещей, которых даже не видит. Зрение будто мешало ей использовать другой, более совершенный орган чувств. В ужасе от этого она открыла глаза и обернулась, не желая использовать удобную магию в святом храме. Священник в бархатной мантии, стоящий не меньше чем в сорока шагах от неё, что-то сказал юноше и смотрителю, но Миела не слышала их слов, даже далекого эха, ничего.

Вскоре состоялся разговор с мудрым служителем церкви. Девушка сразу попросила об обряде изгнания, но не смогла признаться до конца и только прибавила: «Это для моей знакомой». Сефан сказал, что подготовит всё к субботе, а до того рекомендовал девушке молиться за эту «знакомую» и вместе с «ней» ответить на пару вопросов о живущем внутри её злобном духе. Выслушав все советы, Миела пообещала привести «ту, кто нуждается в помощи» в назначенное время и попросила о присутствии и самого Сериона.

– Откуда ты узнала о Серионе?

– Так ведь… я… слышала в городе разговоры о его подвигах. А разве в этом есть какая-то тайна?

– Нет, всё в порядке, – успокоился священник. – Ступай, увидимся с тобой послезавтра.

– Я ещё побуду здесь. Хочу помолиться прямо сейчас, пока ещё нахожусь в доме света.

На том и распрощались. Миела уже догадывалась, что это она источник великой угрозы и причина волнения того, второго собеседника, Кварта. В мысли снова ворвались воспоминания: «Скоро ты поймешь, что была рождена врагом Своего Бога и кошмаром Первозданных!» Второй раз в своей жизни она почувствовала опасность в стенах храма. Но на этот раз угрожали не ей, а она. «Неужели сила во мне многократно превосходит мощь падшего ангела?! Раймил не справился с ним, но Серион смог. О хватит ли ему веры, чтобы изгнать темного бога внутри меня?!»

Скоро к высоким дверям одной из боковых комнат храма стали стягиваться служители и священники разных санов. Они были одеты в белые и синие цвета, сильно спешили и постоянно перешептывались друг с другом. Девушка не знала точно, но предположила, что они пришли из других Соборов. Затем двери закрылись – церковный совет начинался. «Нельзя подслушивать их разговоры, – твердила она себе. – Это неправильно. Но люди на рынке видели, как я пользуюсь силой. По городу точно ползут слухи. Даже если никто из церковного совета этого не видел, возможно, им уже рассказали прихожане…» Она мысленно потянулась к дверям, закрывая глаза.

– Спасибо, братья, что так быстро собрались. Хотя наша встреча не может называться Малым Советом Силары, всё же попросим Ирнара о присутствии Его Дочери среди нас. Все вы знаете про вечную свечу Ресена. Что её свету без малого пятьсот лет и что его зажег сам Херувим Кайландан во времена, когда нечисть и демоны особенно угрожали живым. Её свет должен был предупреждать город в темные времена и ни тогда, ни после ещё ничто не загасило этого волшебного, небесного пламени. И поэтому мы вас собрали. Символ Божьей защиты и покрова нашего города снова дрогнул! Мы должны приготовиться.

– Спасибо, что так быстро предупредили нас, диакон Кварт. К нашему общему счастью, уже известно от кого исходит эта угроза. Сегодня утром около одной стражи какая-то девушка на рынке использовала темнейшую магию: всего одним прикосновением она убила лошадь.

«О нет, что творят городские сплетни!» – подумала Миела. Она боялась, что на совете узнают про неё, а вышло даже хуже – узнали и то, чего нет и не было.

– Мне говорили, что вспыхнул яркий факел всепожирающего огня и не стало ни коня, ни седла, ни узды. Даже подков не осталось! И как раз в это время, по словам Кварта, во второй раз трепетала свеча. Думаю, сомнений быть не может. Это та девушка. Осталось только найти её, а может быть, выманить?!

– Не спеши, – видишь Сефан поднял руку. – Дайте ему сказать.

– Незадолго до нашего совета ко мне пришла девушка лет семнадцати. Сказала, что её знакомая одержима великой темной магией и слышит голос темного существа в голове. Она утверждала, что может привести её к нам для обряда изгнания. Возможно, речь идет о той самой колдунье с рынка и Ирнар Сам предает врага в наши руки.

– А как выглядела колдунья? – у Миелы всё внутри похолодело, захотелось бежать из храма.

– Говорят, у неё красные зрачки, трупная кожа лица, седые волосы, корявые ногти и кровавое платье!

«Хоть какая-то польза от городских сплетен», – улыбнулась Миела.

– Горожанам свойственно всё преувеличивать, – раздался чей-то глубокий и сильный голос. – Вполне возможно, что умер не конь, а всего лишь небольшая дворовая собака. Что до колдуньи, судя по рассказу Сефана, она и сама ещё не понимает, что делает. Слишком глупо применять темную магию на рынке. Сначала нужно объяснить ей, как управлять и подчинять зло, а затем провести обряд изгнания. Я пойду разыщу её, пока своей небрежностью она и впрямь не убила людей.

– Подождите, Серион! Вы же даже не знаете, кого ищите? – «Серион!» – мысленно повторила Миела и у неё перехватило дыхание. Она всё гадала кому принадлежал этот уверенный и мудрый голос. Смесь восхищения и страха нахлынули на девушку. Пока прославленный паладин подтверждал свою репутацию.

– Разве?! Я знаю о ней достаточно. Это девушка, думаю, ровесница той семнадцатилетней особы, с которой беседовал Сефан. А может это она и есть, кто знает. Стыд и страх перед церковью вполне могли вынудить её соврать. Свеча не трепетала раньше, значит наша колдунья – приезжая. Проверю местные гостиницы, буду искать молодую даму в красном платье, миловидной внешности со светлыми волосами, ярким взглядом и грязными ногтями, как у крестьянок, – именно так нужно понимать сплетни горожан. А раз её больше не видели, то к образу девушки в красном платье прибавим неприметный плащ с капюшоном.

Миела поняла, что Серион, этот мудрый и внимательный паладин, сейчас выйдет из дверей и увидит её. Боясь того, что может произойти, сжигаемая страхом расправы и наказания, девушка побежала прочь из храма. Вернув платок, она постаралась скорее укрыться плащом и исчезнуть в толпе.

Вернулась в гостиницу, только чтобы забрать сумку с деньгами. После догадки Сериона оставаться здесь было небезопасно. Любое место, где мог остановиться путник, теперь было не безопасным. Она поспешила спрятаться в единственном неподозрительном месте, которое знала в Ресене – в лавке Фивы. Хуже всего было то, что Миела не знала, как выглядит этот Серион, и от того, видела великого паладина едва ли ни в каждом ерпеком мужчине. Казалось, что её преследуют и что ей угрожают. Девушка много раз сворачивала и пыталась затеряться в тесных улочках города. Только пройдя весь город и сильно устав она добрела до знакомой лавки «тир нити». Солнце к тому времени уже стало клониться к закату.

Фива с радостью приняла девушку, похвасталась перед ней новыми очищенными монетами из золота и серебра. Затем, сосредоточившись на светлой магии, Миела исцелила болезнь женщины и попросила о ночлеге, сказав, что в гостинице у неё неприятности. Благодарная хозяйка согласилась, переодела девушку в практичное зеленое платье и постелила место в своей кладовой. Рассудили, что в другой одежде будет легче избежать подозрений, а в маленькой комнатушке будет проще спрятаться от преследователей. Жестковатая постель разместилась у маленького окна, выходящего на север, к скучному грязному лазу между думя домами. Гостья была рада и такому ночлегу.

Вечер она провела в размышлениях и молчаливо просидела под окошком, совсем не двигаясь, подобно каменной статуе. На её лице застыла тревога. Мысли погрузились в воспоминания. «Серион на церковном совете не угрожал мне, не хотел убить, он сочувствовал, желал помочь мне победить зло, а ещё защитить других людей. Он добрый и рассудительный. Тогда почему я так боюсь? Существо во мне много могущественнее падшего, обряд изгнания может сильно разозлить его, и тогда городу точно придёт конец! Нет, больше всего меня пугает другое: Серион очень умен и, даже ни разу не общавшись со мной, видит насквозь. Что если он догадается с чем столкнулся?! Божественная тьма, способная оживлять мертвых. Что если он поймет что темного не победить, а вот меня убить не сложно. Если придется выбирать между мной и всеми жителями Ресена? О нет, он точно убьёт меня! Я не должна показываться в церкви. Лучше спрятаться, схорониться здесь. Но что потом?»

Мысли окончательно запутались. Поначалу девушка не сомневалась, что проклята. Все в её деревне умерли, за ней охотится нежить, горожане боятся её, даже вечная свеча дрожит перед ней, как перед демонами древности. Природа от её прикосновений умирает, а теперь за ней будет охотиться ещё и церковь. «Нужно бежать из города. Нет, нельзя. Во внешних лесах бродит нежить. О Святые Первозданные! Что мне делать?! Не уйти, ни остаться – я в ловушке!».

«С другой стороны, – вдруг подумала Миела, – может эта сила не такая и плохая? Разве существо, говорившее со мной, не относится ко мне с любовью, как к дочери? Да, он не бог – просто могучий смертный. Да, он противник Ирнара, используя его магию, я грешу перед Богом света, но что я знаю об Ирнаре кроме старой книги из Церкви?! Разве Он дал мне второй шанс?! И эти слова, сказанные падшим: «Ты сама не знаешь, чему служишь! Ирнар лишь миф…» Что же он имел в виду? Откуда же спустился ангел, как ни от небесного престола?! Как сотворенный Отцом света может отрицать своего Творца?! Почему они падают с небес? Может, также теряют веру в Ирнара?! И почему совершенный Бог допустил раскол церкви в прошлом? А если ни Богу, ни Ангелам нет до меня дела, как мне вообще понять, что хорошо, а что плохо? «Тёмный» не бог, но он реален, и он не злится на меня. А что Ирнар? Реален ли Он?! А если и так, кто я Ему?! О, как же всё запутанно! О, если бы только небеса не молчали! Если бы ответили или показали будущее!»

Мысли в её голове переменились: «Что за чушь! Миела как ты можешь так думать! Тёмный чуть тебя не прикончил там в лесу, он желал моего подчинения или моей смерти. Был не против, чтобы нежить разорвала меня на куски. Какой он мне «отец»?! Мерзкий, лживый слуга тьмы! Нужно срочно найти Сериона и вместе покончить со злодеем! Вместе… Это будет так здорово. Я буду не одна. Воитель Ирнара будет бороться за меня! Вот бы меня нашли и…»

– Ужинать будешь? – Фива постучалась в дверь каморки, где неподвижно сидела Миела. – Не церковный стол, но есть немного хлеба, зелени и жаренная на огне рыба.

Девушка вздрогнула от неожиданности, первый раз за несколько часов она моргнула и пошевелила затекшими руками и ногами, а затем пересохшим языком выдавила из себя:

– Д-да, конечно. Сейчас приду на ужин.

Приёмная дочь

– Так что ты говорила случилось в Февиле? – невзначай спросила хозяйка во время ужина.

– Я ничего не говорила про Февиль, – робко ответила девушка.

– Ну как же! Помнишь, сегодня утром ты сказала, что все жители деревни погибли, выжила только ты. Не каждый день вымирают целые деревни. Что же там случилось? И почему ты такая особенная?

– Я… Мне трудно вспоминать это. – Фива пристально сверлила Миелу взглядом, пытаясь понять, не врёт ли она. – Злая сила. Несчастье. Магистр Раймил был мне как отец. Не хочу думать и вспоминать, как он погиб, защищая меня.

– Ладно, захочешь сама скажешь, – отмахнулась хозяйка лавки и решила сменить тему. – Предупреждаю сразу, я рано ложусь и рано просыпаюсь. Как только лавка откроется, а будет это сразу с восходом, можешь забыть о крепком сне и тишине. Уж извини, Миела, – Фива запила еду сильно разведенным вином.

– Ничего, мне не привыкать мало спать. Если хотите, я даже помогу Вам завтра с клиентами, – улыбнулась девушка и продолжила есть вкусную хрустящую рыбу. Белое сочное мясо скрывалось под черной обгоревшей на огне чешуёй. Фива тоже уплетала за обе щеки, впервые за много недель болезнь не мешала ей наслаждаться пищей.

При мыслях о сне Миела вдруг поняла, что последнюю неделю спала очень мало. В доме Лидии её вечно мучили кошмары и ощущение опасности, прошлую ночь она вовсе не сомкнула глаз, но сейчас её совсем не клонило ко сну. «Снова он! Ещё одна незаметная способность от этой воплощенной тьмы, этого древнего как мир зла… А, может, сон мне и совсем не нужен? Нет. Даже если и так, я должна спать, просто чтобы не казаться странной, и чтобы время тянулось не так медленно. Да, буду спать или лежать, уставившись в потолок.

– По городу ходят странные слухи, что у нас объявилась какая-то ведьма, – осторожно обмолвилась Фива. – Какой-то паладин всё расспрашивает прохожих, не видели ли они подозрительную девушку. Ты сегодня весь день ходила по делам, может, слышала что? – повисло гнетущее молчание.

– Я… Слышала, как утренние слухи к полудню раздули до самых смехотворных небылиц. Думаю, жители города преувеличивают, – Миела казалась спокойной, но её пальцы судорожно сжимали деревянный кубок со слабым вином. Наверное, это было заметно.

– Скажи это церковным клирикам, они проверили все гостиницы, а завтра думают осмотреть рынок. Спросят всех, кто продает одежду, не знает ли кто про девушку в алом платье…

– Вы подозреваете меня? – прямо спросила девушка, опасаясь ответа.

– Совпадений слишком много, особенно если вспомнить, что из всего Февиля выжила только ты и не хочешь говорить, что там случилось. – Миела невольно привстала и нервно стиснула кулаки. – Но! – осадила её Фива. – Я видела, как ты исцелила мою болезнь. Даже если в тебе и есть какая-то ведьмина сила, ко мне ты добра и используешь магию света.

– Это вы ко мне добры, – благодарно ответила девушка и села на место. – И, если возможно, прошу вас не выдавайте меня паладинам церкви.

– Хорошо, думаю мы неплохо помогли друг другу. Но мне было бы спокойней спать, если бы ты рассказала свой секрет, который так взбудоражил город.

– Если бы я сама знала, – прошептала она, – в церкви мне сказали подготовиться к обряду изгнания демона. Возможно, это поможет мне. Я пытаюсь понять существо, обитающее внутри меня, но не могу. Священник Сефан сказал: «У всего должна быть причина, источник, первоначало». Возможно, меня, как и вас, кто-то проклял. Та ведьма, пришедшая полгода назад, наверное, и подумать не могла, что обречет вас на такие долгие муки, чего можно ожидать, когда даешь деньги торговке? Наверняка того, что она пустит их в дело. То, что казалось настоящим проклятием, с которым не могли справиться клирики, задумывалось как почти безобидная ведьмина шутка. У моего проклятия тоже должна быть причина, и я хочу её найти. До тех пор мне остается только жить в страхе и ужасе, а иногда в порыве страха оно вырывается из меня, – женщина заметно насторожилась, и девушка поспешила её успокоить. – В одном я уверена, что не причиню вам зла. Я не хожу по ночам и не теряю контроль над собой. Только слышу разные злые голоса, всего-то. Но если бы вы дали мне свечей, перо и записную бумагу, может, к утру мне бы удалось понять ещё что-то о себе.

– А мы с тобой и вправду очень похожи, – усмехнулась Фива. – Что ещё тебе сказал священник?

– Что мне нужно ответить на три вопроса, – женщина вопрошающе промолчала, – Как я, в прошлом, сама того не зная, могла подготовить себя к проклятию? Как зовут того, кто внутри меня? И почему я хочу избавиться от него?

– Да-а-а… – задумчиво протянула Фива. – Не просто тебе. Но за меня можешь не переживать. Я тебя не выдам и дам всего, о чем попросишь. Конечно, я рассчитываю на благодарность звонкой монетой, и ты мне должна за своё второе платье, но об этом позже, а на сегодня хватит болтовни, я пойду спать. – она встала из-за стола и умыла руки, «книга вежливости» которой учили всех детей по всей Империи предписывала что умывать руки нужно до и после еды, в специальном тазу или чаше. Вытерев ладони, Фива обернулась к Миеле: – Но ты же пойдешь на этот свой обряд изгнания?! Странно получается, что сегодня ты прячешься от паладинов, чтобы завтра сдаться им.

– И вправду… – только сейчас Миела поняла, что совсем не хочет переступать порог церкви.

Святые стены, покрытые витражами и барельефами, воздух, пропитанный ладаном и запахом свечей, льняные хитоны небесных цветов и отбеленные ризы священников – больше всё это не вызывало добрых воспоминаний. Печальное сравнение пришло на ум девушке: «Нищему ребёнку, выросшему в трущобах, но позже добившемуся успеха и богатства, ни за что не захочется возвращаться в грязный переулок своего детства. Жизнь в храме давно стала забытым призраком из прошлого, хотя я и была там всего полдня назад. Темный был прав: ничего не изменится, если из намоленных залов убрать Ирнара. Обряды, таинства, песнопения – всё останется. Вера – это глупость. Одиннадцать лет, проведенных в церкви меркнут перед бесчисленными воспоминаниями и тысячелетней мощью того существа, что сейчас обитает во мне и делит со мной одно сознание».

Когда она отвлеклась от своих мыслей, то поняла, что Фива уже спит в своей комнате. Бумага и свечи стояли на столе рядом с ней. Наверное, это выглядело жутко – то, как она неподвижно сидит, глядя в пустоту. Миела зашторила все окна, чтобы не привлекать внимание светом, и стала тщательно записывать то, что знала о темной личности. Сначала она попыталась, как можно точнее изобразить три темных облика, а потом подумать над их природой и происхождением. Всю ночь в мыслях и на бумаге в ней боролись надежда очиститься от зла и желание примкнуть к нему. «Хватит ли у Сериона сил? Стоит ли вообще пытаться?» – спрашивала она себя, а три вопроса оставались безответными.

«Как я подготовила себя к проклятию? Жила свято и непорочно?! Или всё так как сказал Тёмный и я до рождения задумана им? Как его имя? Существо, игнорирует вопросы о себе и ничего не расскажет. Раймил говорил, что тот, кто знает имя злобного духа обладает властью над ним и может легко его изгнать. Тут я ничем, не помогу Сериону. Зачем мне от него избавиться? Хочу просто жить!»

Она продолжала рисование: Мертвец, принц, демон. Но образы столь тесно сплетались и перетекали один в другой, что она вновь и вновь рвала неудачные, неправдоподобные и жуткие эскизы. В какой-то момент она поняла, что трепещет перед одним лишь видом этого трехликого. Дрожащей рукой она снова стала выводить жирные линии, изгибы брони, жилистые мышцы, полы мантии, чешую, страшный оскал, корону с бледными жемчужинами. Снова рисунки получились невероятно жуткими, гротескными и пробуждающими самые неприятные воспоминания. Всё внутри желало порвать бумагу, но Миела убедила себя, что должна быть сильнее внутреннего монстра. Тогда в храме Сефан сказал ей и ещё одну важную вещь: «Помни, мы лишь поможем твоей знакомой, придадим ей сил и направим их. Но чтобы победить демона, она сама должна этого пожелать. А больше всего этого должна желать Силара».

Скоро трёхликий образ существа уже не вызывал ужаса. Девушка сама не поняла, когда её трепет вдруг сменился благоговением. Изображение стало ценным, словно икона. Не понимая, что творится в её мыслях, она спрятала рисунки в свою сумку. Сделала пару записей. В основном это были бесчисленные вопросы без ответов. Тем временем в углах комнаты клубился и сгущался мрак. Миелу постоянно пугали странные звуки: скрежет, шёпот, хруст, похожий на трение дерева о дерево. Девушка старалась быть взрослой и не бояться ни темноты, ни того, что в ней. Но ужас и беспокойство всё нарастали. Темные пятна словно начинали медленно двигаться вдоль стен, но так медленно, что легко можно было спутать это с игрой взволнованного воображения. Мрачный образ загробного существа отпечатался в её памяти и теперь мерещился ей повсюду, будто в самом внешнем виде трехликого, уже было скрыто какое-то темное, наводящее страх заклинание.

Тени ползали по комнате, издавая скрежет и веяние, подобное тихому дыханию. В её записях появились страшные слова и угрозы, а рисунки снова пробуждали глубинный ужас перед непостижимым. Стены мрачной комнаты будто бы начинали сжиматься. Под покровом ночи зло обретало силу, и внутренний голос начинал звучать особенно громко. Впрочем, от этого ужаса ей не хотелось убегать. «Как мне называть тебя?» – за немым вопросом пришёл и немой ответ: «Зови меня своим богом». «Ни за что», – мотала она головой. «Тогда можешь называть отцом», – продолжал настаивать голос. Миела снова попыталась отделаться от него и отвлечься, но сделать это в темноте было непросто. «Нет у меня отца! Кроме, может быть, Раймила и Ирнара…». От этой мысли стало холодно и больно. «Тут ты права», – протянул голос в голове.

Невидимое нечто пронеслось у неё за спиной с топотом быстрого гигантского паука, эхом разнеслись тихие хриплые вздохи явно призрачной природы. Оглянувшись, она ничего не заметила и больше не услышала. А ведь, судя по звуку, нечистая тварь приближалась к ней сзади и исчезла во мгновение, когда уже должна была коснуться её. Девушка так и не поняла, что произошло в тот миг.

Вдруг она начала догадываться, как мыслят духи, стала чувствовать их движения и желания. Темнота, сгустившаяся по углам, была ничем иным, как порталами, через которые призраки пытались проникнуть в дом. В мире теней всё извращено и перевернуто: там, где живые видят прямую линию, нежить напротив замечает искривление, там, где для живого глухая стена, для них узкая дверь, и, если духам покровительствует живая тьма, они будут пытаться войти в мир через темные углы, вылезти из шкафа или из-под кровати. Сидя в слабо освященной комнате, Миела всё сильней чувствовала, как её окружает кольцо нечисти и нежити. В прежнее время она бы стала молиться Ирнару, но опыт последних дней научил её надеяться на себя, а не на высшие силы. Мысли, которые раньше показались бы ей грешными и богохульными, сейчас стали почти привычными. Она забывала свою любовь к свету и даже начинала радоваться тем замечательным способностям, которые получила вместе со своим воскресением. Вторила внутреннему голосу, который за эти дни становился для неё всё более родным.

Отдернув себя от этих мыслей, она приказала себе выступить против подступающихся злых сил. Взяв в руки подсвечник, Миела стала расхаживать по дому, освещая темные уголки, заглядывать под стол и под кровать. После обхода дома всё стихало, а мрак рассеивался легкой прозрачной дымкой. Она повторяла обходы каждый час, когда скрежет и шипение снова усиливались. А в перерывах между обходами она снова возвращалась к записям. К утру, убедившись, что мрак больше не чернеет по углам и между прилавками, девушка погасила свечи и попыталась хоть немного поспать. Сон пришел, но не от усталости, а скорее от скуки и безделья девушки. Проснувшись от громких разговоров Фивы с клиентами, Миела поняла, что уже день, захотелось помочь хозяйке лавки, но взгляд упал на исписанный вчера листок бумаги. Это были её записи.

«Он злится, любит и повелевает одновременно. Единый, но в трех лицах. Его образ страшен, но манящ и кажется мне родным. Когда я смотрю на него, то не сомневаюсь, что всю жизнь была связана с ним. В нем вечность для меня, во мне мгновение для него. Вера в Ирнара слабеет, а образ небесного престола сменяется образом мертвого города. Думаю, я просто чужая небесам. Приемная дочь церкви, нашедшая свою темную семью. Я вижу его забытые, как сон, воспоминания, слишком тусклые, чтобы понять их, но достаточно ясные, чтобы узнать их, если увижу сама. У нас на двоих одни мысли. Я уже не боюсь. Не хочу причинять ему вреда. Ради него мне больше не хочется смотреть на лики Ангелов – они ему противны. Церковь причиняет боль, в её стенах мы вспоминаем о нашей смерти».

От ужаса у неё перехватило дыхание. В утреннем свете Миела возненавидела свои ночные мысли, в которых дрожащее «он» под конец сменилось родным «мы». «Что должно было случиться, чтобы вчерашняя послушница церкви, дьякониса и служительница Ирнара назвала демона родным себе?» – вслед этой мысли пришла и другая. – «Но он же ни демон, ни монстр, ни нежить, ни плоть…» – мысли сбились и оборвались. Побежденная, она замолчала.

Но что хуже всего – каждое написанное ей слово было правдой, от которой ей уже было не отказаться. Теперь Миела поняла, что не хочет участвовать в изгнании. Лучше бежать подальше от церкви и от Сериона. Подальше от жгучего света Ирнара, туда, где они вместе смогут поговорить, примириться и простить друг друга за все обиды. «Мы не чужие, просто ещё слишком мало знакомы», – заключила она.

Записка была во гневе сожжена, а рисунок, ставший милым сердцу, аккуратно спрятан в сумку. Миела и сама подметила в этих действиях какую-то странную непоследовательность, через пару мгновений она жалела, что не сделала на оборот. Бесконечные качели двух желаний продолжались. Казалось им не будет конца пока одна из сторон не победит, и девушка уже понимала, кто одержит верх.

Серион

Фива не обрадовалась решению Миелы покинуть город, позабыв об обряде изгнания, но ещё меньше она хотела спорить с одержимой девушкой или пытаться ей проповедовать. Всё, что удалось опытной торговке, так это уговорить гостью помочь ей всего один день по лавке, а взамен та подскажет ей, куда ехать и с какими полезными людьми стоит познакомиться.

В лавке Миела протерла пыль, разгладила одежду на прилавках и подмела полы. За день пришло несколько покупателей, и там девушка в основном просто не мешала Фиве задирать цену. Несколько раз хозяйка уходила на улицу, чтобы обсудить какие-то «деловые вопросы» с владельцами соседних лавок, тогда Миела «оставалась за старшую». Наивную, рассеянную, но главную.

Казалось, что в этом дне не произойдет ничего интересного, как вдруг, когда солнце уже давно перекатилось за полдень, дверь лавки открылась и на порог вошел молодой мужчина, может лет двадцати пяти, в одежде паладина.

– А где Фива, хозяйка лавки? – глубоким добрым голосом спросил гость, и девушка сразу узнала этот голос.

Отрывистый вздох сорвался с её губ. Миела не ожидала что Серион окажется красавцем. Такую благородную внешность обычно изображали на портретах великих героев. Высокий, стройный, жилистый. Лицо гладко выбрито, густые темные волосы, роскошно спадали до плеч, внимательные глаза сияли двумя чистыми голубыми озерами.

Рыцарь церкви был облачен в серебряную боевую кольчугу, надетую поверх синей рубахи. У него были сверкающие наплечники, а у левого бедра мерцал благословенный меч. По другую сторону на ремне крепилась тканая сумка, наверняка с какими-то волшебными предметами и стеклянными флаконами. Высокие кожаные сапоги, наручи, пояс – всё превосходной ручной работы. На шее поблескивал волшебный медальон. На пальце красовалось магическое кольцо-щит, с шестиконечной рассветной звездой серафимов.

Рассвет – то, чем Сорэтия стала для Хаккари, то, что победило дуллаханов в лесу, то, что сейчас нужно было Миеле. Но нужно ли?

– Она отлучилась, но если хотите что-то купить, то можете спросить у меня, – неуверенно ответила девушка после слишком долгой паузы.

Серион окинул Миелу оценивающим взглядом, она так же не отрывала взгляда от него. Лицо мужчины выражало сильнейшую волю и великую мудрость, какую многие приобретают лишь в глубокой старости. Этот прекрасный благородный человек вызывал у неё страх, какой бывает у хулигана, пойманного суровым хранителем порядка. Но как девушке, ей хотелось испытывать восхищение перед этим героем.

– М-м… нет, я бы хотел осмотреть лавку и кладовые, думаю хозяйка не будет против, когда ты дашь ей это. – Паладин приблизился к девушке, протянул ей несколько серебряных монет и прибавил. – Мы с Фивой хорошие знакомые, прошу попридержать мои деньги до её прихода, это важно.

Холодный металл обжег руки, но Миела не подала виду, только неуверенно кивнула. «Проверка, – поняла она. – Наверняка решил, что это я говорила с Сефаном. И уже догадывается, что нет никакой одержимой знакомой, есть только я. Дал денег, потому что демоны не переносят церковное серебро. Только бы он не узнал. Только бы не увидел моих любимых бесценных рисунков».

Серион осмотрел лавку, постоянно поглядывая на ладони девушку. Бледные тонкие пальцы всё ещё сжимали серебро. Когда паладин вошел в кладовку, воцарилась гнетущая тишина. Миела думала только о сумке: «Не нужно ли мне бежать? Церковных монет, что он мне дал, хватит на покупку еды и лошади? Или нет?! Сколько вообще стоит лошадь? Не важно! Я поскачу в другие города, где меня не знают и не найдут. А может прислушаться при помощи тьмы?» Мимолетная мысль, подкрепленная шепотом в голове, превратилась в единственно возможное решение. Вот она слышит его медленные шаги, сильные пальцы сжимают кожаное изделие, шелест бумаги, удивленное хлопанье его ресниц, замирающее дыхание. Он нашел! Он пытается осмыслить увиденные им образы! Он удивлен, и он тоже внимательно прислушивается к моим движениям.

Миела уже собралась бежать, как раздались резкие шаги паладина. Выскочив из кладовки, он крикнул:

– Покажи моё серебро! Быстро! – в его властных словах будто была скрыта магия.

Миела испуганно протянула вперёд ладонь, и сама ужаснулась увиденному: металл сильно потемнел, точно проклятый. Монеты упали на пол. Серион в три больших шага приблизился к девушке и бесцеремонно схватил её за горло. С его напряженных губ сорвались слова стихотворной молитвы, которую он начал быстро провозглашать. Их взгляды соединились. Девушка думала прощаться с жизнью, но в чистом взгляде Сериона не было ненависти или желания убить, он был спокоен и даже добр, не она, но существо внутри неё вызывали жгучий гнев у мужчины. И рыцарь церкви её спасал, а не губил.

Миела слышала, как голос паладина касался её разума и сердца, слова, исполненные силы, говорили о свете Ирнара, о проведении Силары, Венце Рафаэля и Разбитом Мече Сорэтии, о золотом престоле, Белоснежном Пике‑Ангела и вечном Городе света. У сердца девушки что-то закололо, затем задергалось и заметалось, с неописуемой болью, точно из неё вылазили могильные черви, из груди показалась призрачное восьминогое создание, в нем она узнала ночного духа, которого она слышала, но так и не разглядела. Тварь успела вселиться в неё и помогала тёмному, шептать ей всякие мерзости. Теперь она поняла, почему так легко перешла от ужаса к благоговению, почему соблазнилась этой наглой ложью и пожелала тьмы больше, чем света.

Серион продолжил чтение молитвы. Паукообразный призрак размерами с тыкву вырвался на свободу, при этом тело Миелы содрогнулось, а ноги подкосились. Как только на горле ослабла железная хватка мужчины, она мешком рухнула на пол. Доблестный паладин, обнажив благословенный меч, и всего одним косым взмахам рассек сгусток восьминогой тьмы, и тот испарился. Затем Серион подобрал с пола серебряные монеты и очистил их своим дыханием. Наконец рыцарь церкви помог юной девушке подняться.

– Что это было? – задыхаясь, спросила Миела.

– Для начала, прости меня. – тихо и нежно сказал Серион – я не хотел причинить тебе боль или напугать, но тебя нужно было спасти, мне жаль, что пришлось действовать так грубо. Прости. – он выдержал паузу, не отрывая от неё внимательный взгляд, а затем спокойно ответил на вопрос – Существо, которое было в тебе, зовется злобным духом. Иногда их путают с демонами, но они намного слабее и не так хитры. Можно даже сказать, что оно не разумно, в обычном понимании, но имеет волю и особое устремление. Такие существа появляются в мире всякий раз, когда могучие колдуны и чернокнижники начинают усиленно чего-то желать. Их темные мысли и жестокие желания обретают форму, обычно подобную насекомым или гадам, реже хищным грязным созданиям. Порождения темных мыслей вселяются в разум того, кто их вызвал, или бросаются на беспечных людей. Они долго остаются незамеченными для носителя. Делают его связь с миром теней куда прочнее, веру в свет они ослабляют, а в качестве платы за своё присутствие поедаю его душу. Тебе повезло, что серебро выявило угрозу так скоро. Но нет дыма без огня, если злобные духи преследуют тебя, то есть и тот, кто наводит их.

– Вы же не знаете ничего о Фиве?! – переспросила Миела, направляемая темной интуицией.

– Я её никогда не видел. Знаю о ней только то, что мне сказали на рынке. Немолодая женщина, хозяйка этой лавки. Но собрав воедино все рассказы я узнал, что вчера, рано утром к ней зашла оборванка с тяжелой кожаной сумкой, а через пару часов вышла молодая девица в новом алом платье, и сумка её стала намного легче». С тех пор девушку видели на рынке использующей темную магию. А ещё в гостинице и даже в церкви она беседовала со священником Сефаном. А потом какая-то женская особа, прикрываясь плащом, зашла к Фиве и так и не выходила оттуда…

– Для вас будто не существует тайн, – прошептала Миела, не зная, что будет с ней дальше, но по-настоящему восхищенная проницательностью гостья.

– На самом деле есть одна тайна, – паладин вынул из кармана сложенный трижды лист бумаги. – Миела сразу узнала свои рисунки, а Серион мягко, но напористо сказал: – Уверен, что и простые клирики, и даже опытные паладины не найдут сказать что-то стоящее об этих существах. Их образы стерты даже из людской памяти и внушают ужас лишь своей непознаваемой сутью. Даже я не уверен, что вижу. Скажи мне, кто эти трое?

– Я не знаю, – с виноватым видом прошептала девушка, она чувствовала себя обнаженной, её самый страшный и темный секрет не только узнали, но и пристально разглядывали. Было больно, было стыдно, было мерзко.

– Верю, – кивнул мужчина, немного расслабившись. – Как давно это явилось тебе?

«Зачем мне говорить с ним? – спрашивала себя Миела. – Даже Серион не уверен в том, что видит. Всё равно конец понятен: церковь не справится, и они не поймут, не смилуются. Они назовут меня колдуньей и захотят убить, но и этого не смогут. Единственное, что им удастся, – это разозлить нас… его… он уничтожить весь город руками хрупкой девушки». Миела чувствовала, как по её телу пульсирует и перетекает великая темная сила – её богоподобная сила, которая была в ней всегда.

– Он со мной достаточно времени, чтобы мне потерять всякую надежду на спасение, – робко, будто защищая друга, прошептала она.

– Ты кое-что не поняла, дорогая. Мы изгнали злобного духа, который нашептывал тебе ложь. Прими, как истину, что всё, что ты слышала и о чем думала в последние дни, было неправдой. Лукавство тьмы, наваждение зла – одним словом, ложь. Вижу, ты не хочешь говорить и доверять мне, это нормально, так иногда бывает после изгнаний, человек по привычке считает церковь врагом, а тьму союзником и лучшим выходом, хоть и рад, что от неё избавился, но я не враг, – он тепло улыбнулся, и сердце девушки затрепетало.

– Вы можете помочь мне оградиться от его влияния? – спросила Миела после паузы, длившейся половину вечности.

– Могу. Тебе нужно срочно поверить в Ирнара, если хочешь спастись… – начал Серион, но девушка его перебила.

– Поверить?! – она не выдержала и дала волю своему языку. – Я верила больше многих! Нет закона, который я бы ни исполнила и заповеди, какую нарушила бы. Десятки раз прочитала «Истинный Свет», меня благословили на служение в Священной Цитадели Пика-Ангела, своими глазами я видела Серафима и больше года использую исцеляющую магию света. Спросите Фиву, когда она вернется, «кто исцелил её от болезни?» Вы узнаете, что это была я. Перед вами приемная дочь иерея Февиля, магистра-священника Раймила, семьдесят пятая из его послушников, десять дней назад я была рукоположена на служение диаконисы в своей церкви. Дела праведности всегда были моей жизнью и смыслом. Я не только служила Богу света, но и сражалась за Него!

– Ого! – Серион был по-настоящему удивлен, ему казалось, что перед ним далекая от церкви заблудшая девчонка, и вдруг такие титулы и такой духовный путь. Он потер подбородок и медленно повторил за ней – Дочь Раймила из Февиля?! Послушница и диакониса? Сражалась за Ирнара? Единственной угрозой этой деревне, о которой мне известно, был павший с небес черный архангел.

– Д-да… – Миела не ожидала что к горлу сразу подступит ком и ей будет так тяжело говорить об ангеле – Мы, он, я, это было страшно… Он перебил всю церковь, я помогала в битве, делала что могла, зажигала витражи, отвлекала его словами изгнания. А потом Раймил, и все, кого я знала погибли. Церковь рухнула. Я чудом выбралась из-под обломков. А потом стала видеть это существо с рисунка.

– Соболезную. И, выходит, я обязан тебе жизнью. – паладин почтительно поклонился девушке – Я услышал о падшем и поспешил в окрестности Лахиша, встретил его под вечер воскресения, он уже успел разрушить с десяток домов и убить под пол сотни человек. Когда мне удалось выманить его на равнину перед городом меня поразили две вещи. Это был двукрылый архангел, выше его в небесном воинстве только Первозданные, но он был невероятно слаб и изможден. Оружия нет, глаза еле видят, руки и шея обожжены, ноги изрезаны мечами. Я был уверен, что до меня он повстречал настоящую армию с магистром-священником во главе.

– Это были служители моей церкви – печально кивнула Миела.

– Вы его победили – провозгласил Серион – вам всего чуть-чуть не хватило сил, чтобы добить монстра и это сделал я. Всё гадал кто же так помог мне?! Думал служители Лахиша сложили головы в битве, но нет. Провел там пару дней и направился в Ресен. Если бы только я знал о подвиге служителей Февиля. О подвиге Раймила. Теперь я ещё больше хочу помочь тебе.

– Но как? – девушка чуть не расплакалась – Сефан говорил, что в сердце, наполненном верой, нет места духам и демонам. Но во мне тот, кто древнее их, и мы с ним одно. Я всем сердцем верую в Ирнара, но всей душой одержима и не свободна! Вы не можете меня спасти. Может ли приемное дитя стать родным по крови? Я чужая церкви, враг свету, противник Ангелам. Но, если знаете средство, помогите контролировать эту силу, чтобы мне не убивать людей целыми городами. Помогите или отпустите меня, пока я не уничтожила Ресен.

– Эй-эй, спокойней! – Серион явно не поверил словам девушки. Стараясь успокоить её, паладин говорил, как можно нежнее. – Я верю тебе и рад, что мы так похожи. Оба воспитаны церковью и хотим служить одному Богу. Какие бы монстры не скрывались в тебе, я всех одолею. А если не я, то Сам Ирнар через меня победит их… В детстве и мне приходилось быть под контролем нечисти: неверующие родители носили меня к шептухам, чтобы излечить от болезней. Это кончилось множеством страхов, а по ночам ко мне из-за темных углов ползли дымящиеся существа похожие на жаб, несколько даже вселились и жили внутри. Священник Келин очистил меня от проклятия и сделал своим послушником, когда мне было двенадцать. Тогда он только получил звание магистра-священника. Освободившийся от скверны, я с юных лет, как могу, стараюсь бороться со злом. К шестнадцати годам стал Паладином, и вот почти девять лет служу свету. Я не считаю тебя злой. Но чтобы тебе помочь, мне нужно узнать, кто ты и в чем причина твоей одержимости. Ты сможешь мне довериться? – Серион протянул руку.

– Это ничего не изменит, – нервно выдавила девушка. Она была сбита с толку. Между ними и прям было много общего, но это «общее», касалось только послушницы церкви, а не побывавшей за порогом смерти проклятой и одержимой девушки.

– Как тебя зовут?

– Миела Айивиса.

– А я просто Серион, фамилии нет.

– Я поняла кто вы.

– Хорошо, Миела. Я спрошу по-другому. Ты доверишься Ирнару, Который послал меня? – и он повторно протянул руку, его теплая улыбка обезоруживала.

Мимолетная дрожь и нерешительность. И затем девушка с наивной, даже детской верой ответила на жест рыцаря света. «Может быть, Сам Ирнар, молчавший до этого момента, послал мне защитника и спасителя?! – подумала она – Может, я не чужая для церкви, может, злобный дух просто обманул меня? Может, монстра возможно победить?» Её маленькую хрупкую ладонь сжала крепкая и теплая мужская рука. А вскоре вернулась Фива. С разрешения хозяйки Серион повёл Миелу в церковь, только сумка девушки осталась в лавке. По пути в Собор Кайландана он дал ей несколько серебряных монет и убедился, что те не утратили блеска и не обожгли нежные ручки девушки – это было странно.

Он вел её через город, как старший брат, нашедший потерянную сестричку. В груди Миелы снова вспыхнула прежняя вера. Впрочем, напрасно. Обостренный темной магией слух уловил слова, брошенные кем-то из горожан: говорю тебе, я видел живых мертвецов на краю леса, если бы клирики Ресена не остановили их, к утру нежить вырезала бы всю улицу.

Он ввёл её под свод знакомого ей Храма Кайландана. В главном зале храма уже вовсю велись приготовления к обряду. По приказу Сериона на полу чертилась пентаграмма, в переплетения узоров, подобных ангельским крыльям, вписывались святые имена, и расставлялись свечи. Печать была пятнадцати шагов в поперечнике и сорока семи в окружности. Около десятка священников и диаконов со всего города устраивали все элементы будущего обряда и после каждого даже самого простого действия использовались духовные знаки и манипуляции. Горел ладан, послушники исполняли волшебные гимны. И без того намоленные стены храма пропитывались и заполнялись самой сильной магией света. Всё это предназначалось ей, готовилось ради неё. Миела поразилась тому, насколько сильно церковь желала ей помочь. Двери храма были закрыты на целые сутки, службы отменены, занятия у послушников прерваны. Целый день и целая ночь, в которые священники оставляют своих прихожан ради одной потерянной про́клятой девчушки. Она прослезилась.

– Я недостойна такой чести.

– А я решил, что достойна – Серион тепло улыбнулся ей – Миела, я понимаю как силен монстр в тебе. Пламя вечной свечи подсказывает что оно по опасней падшего архангела. Но это не значит, что мы казним тебя как ведьму. Мы отдадим все силы, чтобы спасти твою жизнь и твою душу. Ты поможешь нам?! Поможешь мне?!

– Да – с благодарностью прошептала Миела.

Вскоре её рисунок был отдан церковному библиарию, чтобы тот подобрал благословений и молитвенных речей под этих трех существ. И пока другие работали и исследовали, Серион передал Миелу диаконисам и монахиням. Девушку омыли, осмотрели её тело, чтобы на коже не было колдовских знаков и темных меток, одели в церковную мантию и вывели назад к паладину. Тот успел расспросить священников и узнал, что у Раймил на самом деле воспитывал приемную девочку со светлыми волосами. Вместе с Серионом они сели в одном из боковых кабинетов церкви и неустанно общались до глубоких сумерек.

– Итак, ты говорила, что сражалась с падшим. Выходит ты клирик?!

– О нет, я, я никогда не использовала боевой маги. Раймил предлагал мне ей научиться, но я развивала только навыки целителя и хотела стать диаконисой. Если честно, я даже толком не знаю, чем отличаются паладины, священники и клирики друг от друга.

– Это не сложно, давай объясню. – неожиданно предложил он – С кого мне начать?

– Со священников – предложила Миела после паузы – когда Раймил сражался с падшим я и не думала, что он обладает такой сильной магией. Он создавал твердые предметы прямо из света.

– Да, и поверь это мала часть того, что они умеют. – начал Серион – Они борются с ересью и злом, внутри церкви, и используют для этого силу слова, знания и конечно же магию. Свой путь и борьбу они часто совмещает с должностью главы церкви, иерея, викария, диакона в большом приходе, так же становятся учителями и Голосами Пика-Ангела. В церковных правилах закреплено, что именно они обучают новых послушников и через это берегут империю от расколов и ересей. Они редко становится монахами или капелланами2. В бою накладывают лечебные и усиливающие чары на союзников и их оружие, используют дальние магические атаки. Обладают большим запасом мощной магии и могут использовать сразу несколько заклинаний. Самые великие из их числа способны не просто благословить оружие, но создать его прямо из света. Их боевые посохи метают белые молнии, вызывают образы ангелов и излучают яркое сияние. Мастерски использует святые реликвии, часто готовят поле битвы заранее. Но они куда слабее без посоха и уязвимы в ближнем бою. Думаю, именно это и не позволило Раймилу победить темного архангела.

– Он был великим человеком – прошептала Миела – бес посоха и с духовным оружием в руках, сражался на ровне со всеми, чтобы спасти жизни хотя бы некоторых прихожан.

Серион дал ей время ещё раз мысленно вернуться к человеку, который её воспитал, и почти смог защитить. Наконец девушка вернулась в настоящее и с любопытством посмотрела мужчине в глаза:

– А что насчёт паладинов? Расскажи про себя и про таких, как ты! – она с интересом захлопала ресницами.

– Паладин – полная противоположность священника. Он борется со злом за пределами церкви, использует для этого оружие и реже магию. На своём пути обычно сражается один, в группе или вместе с монашескими орденами. Паладин в строю – лучшая гарантия тог что строй не дрогнет, а, исполнившись смелости и веры, победит. Священник может развеять сомнения, но паладины, просто своим примером и волей, зажигают сердца других верой. Мы можем вести за собой, и всё же мы очень редко занимаем церковные должности, не становимся ни диаконами ни иереям. Но я знаю тех, кто стали младшими настоятелями при монастырях. Чаще мы странствуем по далеким и диким местам, охотимся на нежить или культистов. Защищаем церковь Ирнара, стоя снаружи, вне её. Мы свет во тьме, сияем там, где надежда почти угасла. Что касается моей магии, её запас быстро иссякает, обычно к сложной битве нужно готовиться или устраивать засаду. Иногда повезет и можно просто надеяться на священника или клирика, который будет рядом и умножит мои силы. Без подготовки и напарников, я использую только одно заклятие: «божественную кару». Направляю силу в оружие делая его более опасным и быстрым. Иногда во время передышки в бою, могу наложить на себя ауру защиты. Я способен лечит раны, снимать болезни и яды, но только через наложение рук, а не как священник – на расстоянии. Зато хорошо держу сильные удары и быстро поднимаюсь после ран. Могу вызвать праведный огонь или лунную стрелу, но это меня изматывает, надежней полагаться на меч. Самая опасная способность, дарованная паладинам, проявляется перед нашей смертью, или в присутствии очень сильного зла. Тогда наша силы на короткое время возрастает, позволяя совершить подвиг веры.

Когда он закончил девушка поняла, что вся, превратившись в слух, сидела, не отрывая от его взгляда. Поморгав, она протянула:

– Быть паладином опасно…

– Да, это правда. Когда Священник Келин обучал меня, он советовал избегать одиночества, найти напарников, которые могли бы прикрыть.

– А что насчет клириков? Расскажи о них! – Миела и не заметила, как перешла на «ты» и уже наслаждалась общением с Серионом.

– Клирики – нечто среднее между священниками и паладинами. Не самые слабые телом, но и не сильнейшие духовно. Они равно используют магию и оружие, короткие жезлы, заговоренные стрелы, и мечи с кинжалами. Борются со злом и ересью, как внутри церкви, так и за её пределами. Редко становятся монахами, часто бывают диаконами или даже капелланом. Но главное их преимущество в команде. Они отлично усиливают способности других клириков, а ещё их делают сильнее великие святыни, благословенные артефакты, церковные здания и молитвы других. Магия у них быстро восстанавливается, а её сила и предел зависят от святых мест и тех, кто рядам с ними. Есть даже известная шутка, что самые великие клирики собраны в Пике-Ангела, а самые жалкие в землях Рокрита.

– Я поняла – искренне усмехнулась Миела – На самом деле, это Рокрит и Пик-Ангела делают их сильнее или ничтожней. А какими заклинаниями сражаются клирики?

– Оглушают врагов, ослепляют, обжигают их светом, лечат раны и укрепляют союзников, даже на расстоянии, создают круги силы и ауру исцеления. Благословляют стрелы и клинки. Вот почему Келин советовал мне выбрать в напарники именно клирика. Я рядом, а значит он сильнее. Он со мной, и потому питает меня и ослабляет врагов. Мне остаётся лишь добить их. Вместе мы бы дополняли друг друга.

– Раймил говорил мне, что я могу стать сильным клириком. – сказала девушка, а потом поняла, как это странно звучит и покраснела. – Я… ни в этом смысле…

– Эй! Всё хорошо. – успокоил её Серион, говорил он это нежно, почти шепотом, а потом спокойно продолжил наставления: – Расскажи, как ты пыталась пользоваться боевой магией. Если хочешь стать клириком, и твои дарования для этого подходят то никогда не поздно.

– А ведь они и в правду, подходят. – задумалась Миела – В церкви я всегда ощущала прилив сил. Когда ворвался падший, только пряталась за алтарем и дрожала, но когда к ногам упал святой меч Люм страх отступил, и когда нежить вошла в город, я боялась, а потом села у стены, где закопала жезл Раймила и страх опять отступил.

Паладин улыбнулся:

– Хочешь научу тебя одному приему из арсенала клириков?

– Да… – кивнула она с плохо скрываемым волнением – думаю это будет полезно – Миела не сразу поверила, что её, такую опасную и одержимую будут учить заклинаниям света.

– Есть один боевой трюк, который я часто использую, – продолжал свой урок Серион, – этот прием был придуман Первозданной Сорэтией ещё до создания мира. Когда первозданный хаос Хаккари расколол почерневший ангельский доспех, оттуда вырвался яркий свет, который Старшая Дочь Ирнара копила всю битву. Ты можешь так же сжать кулак и незаметно для врага собирать в своей ладони весь свет. Когда пальцы раскроются, тьма ослепнет перед твоей вспышкой. Попробуй, ты в святом Соборе, обратись к молитвам и песнопениям, что звучали и звучат в этих стенах, почувствуй их и направь силу в кулак. Думая о Сорэтии и о том, как это сделала Она.

После небольшой тренировки девушка сумела производить свет прямо из своих ладоней.

– Раймил был прав, у тебя очень хорошо получается – порадовался за неё Серион – я бы даже сказал блестяще!

– Спасибо – девушка невольно усмехнулась, пытая осмыслить то, что с ней происходит. Прославленный и такой красивый паладин, легко и спокойно общается с ней, шутит и обучает. Такой уверенный, решительный, взрослый, знающий всё и обо всём, и видящий в ней человека, а не монстра.

– Хочешь расскажу секрет? Есть один удивительный хоть и не совсем честный способ усилить это заклинание. Положив в кулак небольшой драгоценный камень, тогда вспышка будет многократно ярче и приобретет радужный окрас, твой свет будет обжигать зло как прошедший сквозь церковный витраж. Именно с помощью этого секрета мне удалось в своё время разобраться с ведьминым шабашем.

– Удивительно! Откуда ты узнал обо всём этом?

– Я долго борюсь со злом – с улыбкой ответил Серион – приходится постоянно учиться чтобы не погибнуть…

Впервые после разрушения её церкви, девушка чувствовала себя защищенной. Вскоре Миела поняла, что ей хорошо, она улыбается и посмеивается, чувствует, что начинает доверять Сериону больше, чем тьме внутри неё. Обряд изгнания ещё не начался, а зло уже теряло свою власть, паладин наверняка именно этого и добивался. Сердце Миелы наполнялось решимостью бороться и победить монстра внутри.

Тайна проклятия

– Что ж я рассказал тебе то, что ты хотела узнать. – подметил Серион – А теперь давай поговорим о тебе и твоем странном проклятии. Расскажи о тех трех существах. Как давно ты их слышишь?

– Думаю, оно было внутри меня всю жизнь, – выдохнула Миела, и точно камень упал с её души, теперь она знала, что её не убьют за правду.

– Всю жизнь?! Это невозможно. Ты используешь магию света. Серебро в твоих руках не жжется и не чернеет. От тебя нет трупного запаха, нарывов, гноя и крови, нет искривленных конечностей, и мне точно сказали, что у тебя нет ни единой метки на теле. Ничего, что бы произошло, будь в тебе те рисунки…

– Всё не совсем так, – решила поправить Миела, – это не три существа, внутри меня они все – одно.

– Это странно – Серион потер подбородок – в тебе ни демоны и не духи, а что-то совершенно иное. Ты выглядишь чистой, невинной и внешне здоровой, у тебя нет ни одного признака одержимости, если только… – И Серион остановился, как будто что-то вспомнил или догадался: – Кто твои настоящие родители?

– Я не знаю, Раймил подобрал меня, привел в церковь, когда мне было шесть, и с тех пор воспитывал меня как свою дочь. Мне казалось, что он сам толком ничего не знает.

– А может он знал правду, но боялся говорить? – Миела промолчала – Расскажи, что было до того? Каждый помнит своё детство уже с двух или трех лет.

– Я не помню ничего, туман. Даже лица и образы стерты из памяти.

– Думаю, твой разум что-то повредило, магия или обычный страх. – Серион стал нервно постукивать пальцами – Я могу помочь тебе. Исцелить голову и вернуть прошлые воспоминания. Так мы узнаем была ли ты связана с этим темным существом до жизни в церкви. Но ты должна довериться мне. Сможешь?!

Девушка кивнула, и Серион приложил пальцы к её вискам, попросил сосредоточиться и закрыть глаза, не отвлекаться и в деталях рассказывать всё что она видит. В темноте что-то замерцало и задрожало, а затем снегом осыпалось вниз и с памяти спала завеса. Свет медленно растекался по её давно забытому прошлому. Миела начала вспоминать…

* * *

Меня ведут по коридору темного замка. Мне четыре. Я держу руку моей матери. На стенах горят магические факелы – это ясно, потому что на рукоятках мерцают рунические письмена, а от огня не поднимается дым. Стены покрыты черной лепниной причудливых форм, а в рельефных рамках висят портреты неизвестных мне людей. Нет. Там изображены не только люди, не совсем они. Некоторые существа на портретах имеют неестественные оскалы или подобие чешуи вместо кожи, уши других заостренные, как у эльфов, а глаза, глаза тоже другие. Фиолетовый, красный, зеленый или желтые окрасы, а у нескольких даже кошачьи зрачки и ушки, неправильный цвет кожи или форма рта. Это странное место.

Меня дальше ведут за руку. Мы несколько раз поворачиваем, и вот входим в залитый дневным светом зал. Пол из мрамора, крыша провалилась и обожжена, каменные стены в черных разводах. Остановились у изогнутой лестницы ведущей наверх. Вдруг стены затряслись и задрожали. С пугающим скрежетом ступени приходят в движение, и вот уже лестница ведет не к верхнему балкону, а устремляется в темный мрачный подвал.

Я крепко держу маму за руку, а другой рукой прижимаю к себе куклу. Игрушка искусно выполнена, в платьице, расшитом золотом и мелкими кружевами, волосы из овечьего руна – дорогая игрушка. «Аккуратнее, не споткнись», – сказала мне мать. У неё сильный и добрый голос. Вместе мы спустились в подвал.

Подземные коридоры кажутся даже больше верхнего замка. Повсюду горят зловещие голубые огоньки свечей на кованых подсвечниках. Хозяева замка явно богаты, но используют свои деньги не для роскоши и излишеств, но чего-то темного и страшного. Вот меня приводят в комнату, обставленную для какого-то ритуала, повсюду страшные предметы, но маленькая я не боюсь. С детской наивностью и любопытством разглядываю мерцающие на полу руны, и мне не страшно заглядывать в древние, как мир, резные шкатулки. Там разложены открытые книги, – темные трактаты с демоническими начертаниями и рисунками…

Ко мне обратился нежный голос матери: «Ничего не бойся, Миела. Сейчас комарик укусит». Укол в палец сделан каким-то ритуальным кинжалом. Сейчас меня ужасает его рукоятка в форме летучей мыши, но тогда фигурка животного казалась мне даже забавной. Бордовые капельки моей крови стекают на желтый искрящийся кристалл. Тот же добрый голос продолжает: «Вот видишь, совсем не больно. Зато теперь тебя никто не тронет, и ты будешь жить». Я смотрю на ту, кто меня родила. Лицо женщины скрыто гладкой, как зеркало, серебряной маской, глаза зеленые, с почти округлившимися щелочками вместо зрачков, как это бывает у змей, а на висках и под челкой угадывались похожие на змеиные, чешуйки телесного цвета.

* * *

Новое воспоминание. Мне шесть. Двое человек, мужчина и женщина, обнимают меня. Я их тоже очень люблю и крепко обнимаю. Лица размазаны, а может скрыты мраком, отец – человек, высокий и мрачный, а в матери есть и ещё что-то не от людей, страшный отпечаток магии или чего другого. Потом родители, быстро надевают одинаковые серебряные маски, явно отчеканенные по одному образцу. Мне дают новое ожерелье из зачарованного жемчуга. Это сейчас я понимаю, что жемчуг был волшебным, но тогда я просто видела необычное яркое мерцание и по-детски радовалась своему подарку. Подбегаю к зеркалу. Смеюсь и кривляюсь. В отражении мелькает образ мужчины в маске и кожаном обмундировании. Дорожный плащ перекинут через шею и покрывает правое плечо. На пояс он вешает зловещий черный меч.

Рукоять с перекладиной, эх, не знаю, как это называется, они выполнены в виде когтистых крыльев летучей мыши, между которыми сияет алый, как закат, кристалл формы правильной слезы. На конце рукояти чернеет зубастый полумесяц с демоническим оскалом. Лезвие пронизывают тонкие черные жилки, похожие на пораженные болезнью сосуды. Но будучи ребенком я не ужасаюсь всего этого. «А почему твой меч говорит шепотом?» – спрашиваю я. От клинка со зловещими символами, явна слышны далекие призрачные звуки. «Потому что внутри его живёт душа нашей помощницы. Её не нужно бояться», – отвечает мне отец. Стоит ему отправить клинок в ножны, как гипнотический шепот прекратился.

В кожаной дорожной сумке, висящей на плече матери, звенят склянки с зельями. В суете, нервозности и подобии предвкушения родители готовят какое-то таинство. В глазах нет страха, только трепет или настороженность, такую проявляет змеелов к дикой ползучей твари.

Будучи ребенком, я не предаю значения и другим наполняющим комнату вещам – все они противны церкви. На столе раскрыты оккультные книги, на полу начертана руническая пентаграмма. В углу комнаты лежат многочисленные смятые изображения какого-то древнего демона. Страшное мускулистое существо с красной кожей, четырьмя крыльями, косматой головой, с семью рогами, когтистыми медвежьими лапами и чересчур длинным мечом в руке.

Родители заводят меня в центр магического круга и раскладывают по углам разноцветные камни. Вдруг тишину разрывает их крик. Я не понимает, о чем они кричат. Злость ли это? Страх или удивление? Но маленькая я и сама поднимаю детский плач. Стены начинают дрожать, свечи гаснут одна за другой, а мрак со скрежетом ползет ко мне по потолку множеством темных ниточек. Отец произносит какое-то темное заклинание, и печать подо мной активируется. Изогнутые рунические линии пронизывают меня! Мать взмахнула рукой, от чего моё тело покрылось обездвиживающей кристаллической коркой. Обжигающие лучи чужой магии сильно колются. Мне больно! Мне страшно! Слёзы льются, но я не могу пошевелиться. Странная сила пропитывает меня, а жемчужное ожерелье будто наполняет вены кипящим маслом.

Все прочие источники света гаснут. Залитыми от слез глазами я вижу, как всё вокруг поглощает пучина осязаемой тьмы. Отец начинает размахивать демоническим мечом, а мать, прищурив свои зеленые змеиные глаза, начинает настороженно оглядываться, высматривая невидимую сущность. В руках женщины возникли кристаллические сосульки. Затем их двоих поглощает тьма, крики отчаяния становятся тише, как если бы они падали с обрыва в бездонную пропасть. Воздух наполняется запахом гнили, крови и гари, будто мертвецы совершают страшное жертвоприношение. Я закрываю глаза. Льются слезы, пузырятся сопли, я рыдаю и не понимаю, что происходит, а сердце наполняет неистовый необъятный ужас. Мои молочные зубы так и скрипят от боли. Скрежет, рык, скрип чешуйчатой кожи на массивных мышцах, свист клинков, эхо человеческих воплей, крики, треск углей, хруст костей, клокотание какой-то вонючей жижи. Неясно что означают все эти звуки, в круговороте которых я оказалась. Мой мир разрушен, и детский разум не может вместить или понять всего того, что с ним происходит. Я думала, что умру, начала представлять маленький гробик из черного метала. Но вот звуки замедлились, мой взгляд затянуло туманом, запахи исчезли, уступив место тошноте. Бешено стучащее сердце почти остановилось.

* * *

Когда я в следующий раз открыла глаза, то уже не помнила ничего. Только увидела лицо священника Раймила. Я лежу на полу. В комнате страшный бардак, как после урагана. «Ох! Так ты жива, Миела! – воскликнул служитель церкви. – Слава Ирнару! Как же я рад, что Он уберег тебя от этого зла! Поднимайся, я отведу тебя в новый дом. Больше тебе ничего не будет угрожать».

Меня опять ведут за руку. На этот раз Раймил. Мы навсегда покидаем страшный темный замок, лишивший меня родителей, детства и памяти. Вместе многие дни мы скачем по одинаковым унылым редколесным равнинам, пока не достигаем церкви в Февиле.

Монстр в обличии девочки

Придя в себя Миела долго, не могла отдышаться. Ошарашенная, сбитая с толку и будто страдающая от боли что прошла одиннадцать лет назад, она пыталась унять дрожь в своих руках. Серион молчал, уставившись на девушку, его лицо выдавало смесь сочувствия, и замешательства. Мудрый и опытный паладин пытался разгадать тайну её проклятия.

– Ты всё слышал. – наконец выдавила она – Что это было?

– Трудно судить по воспоминаниям шестилетнего ребенка, – медленно протянул Серион. – Но это больше всего похоже… На обряд инициации. Твои родители либо были слугами демонов, либо их повелителями. Скорее второе – душу демона клинка они назвали «помощницей».

– А что они сделали со мной? – увиденное воспоминание не укладывалось в голове девушки. – И что там стало с ними?

– Сама не поняла?! – спросил мужчина, плохо скрывая своё волнение. – Тебя использовали как сосуд. Существам из ада не так-то легко попасть из своего мира в наш, иногда они используют живое вместилище, чтобы действовать среди людей. Зло поглотило твоих родителей, но не поглотило тебя. Может вселилось?! Может, забрало душу?! Портреты на стенах, которые ты видела, – это явно колдуны. Члены культа или их предки. Судя по твоим словам, на лицах каждого угадывался отпечаток темной ворожбы. Твоя мать, если это и вправду мать, судя по её глазам, – полукровка, получеловек-полунага. Отец, видимо, отобрал клинок у одного из демонов и заключил старого хозяина внутри предмета, потому меч шептал. Это всё темная магия, черные книги, руны на мертвом языке. А то существо с их рисунков, думаю, именно его они и хотели вселить в тебя, но их перехитрили и души вместе с телами забрали в другой мир. Проще говоря, в ад.

– Значит, они мертвы?

– Нет. Они в местах, что похуже любой смерти. И ты рискуешь повторить их судьбу.

– Я хочу служить Богу света и вечно обитать у небесного престола! Помоги мне, прошу! – Взмолилась Миела перед Серионом.

Паладин так же не сдержал эмоций. Приблизившись, он взял девушку за маленькие, хрупкие плечи и, посмотрев ей в глаза, прошептал.

– Буду честен с тобой Миела, я не знаю, что за тварь они в тебя поместили. Но будь это демон, дьявол, или темный божок – не важно, я спасу тебя! Порой у меня нет плана, что именно я должен делать, и в такие моменты я принимаю единственно верное решение – не сдаваться. Твой мучитель перехитрил чернокнижников, значит он очень силен. Но с нами Тот, Кто больше нечисти и сильнее ада. Мы изгоним то существо властью Ирнара и магией света! Завтра, на рассвете, в час, когда добро особенно торжествует над злом.

С глаз Миелы потекли благодарные слезы. Честность этого молодого человека не просто подкупала, но даже завоёвывала её. Он не скрывал своей слабости и невежества, и всё равно оставался таким смелым и мудрым. Глядя в его чистые голубые глаза, девушка не сомневалась, что Серион сделает всё для её спасения.

Вскоре молодому паладину пришлось уйти, чтобы подготовиться к вечернему дозору. Вот уже вторую ночь к Ресену подбирались ходящие мертвецы, зомби, призраки, дикие животные, скелеты, темные духи. Вторую ночь Серион не мог спать и был обязан защищать покой города. Священники из храма Кайландана попросили о помощи Собор рыцарей света. Отряды клириков стали обходить леса ещё до заката, а паладины, были последним рубежом обороны города.

Миела оставалась в здании церкви. Вскоре её вызвал к себе главный библиарий и по совместительству священник и викарий Крискен Тарон. Лысый мужчина лет сорока пяти был слегка упитан и потому носил просторную мантию с вышивкой. Голос его был на удивление высоким для почтенного возраста. Он, согнувшись сидел за столом обложенный старыми книгами. Сборники легенд и страшилок, были перемешаны с геральдическими каталогами и бестиариями. В центре стола лежал её рисунок, и лист бумаги, исписанный несколькими версиями четверостиший.

– Вы составили молитвенное заклинание для меня?! – Крискен кивнул и Миела с любопытством подалась вперед. – Значит вы что-нибудь узнали о существе с рисунка?

Священник выпрямился и принял важный вид будто ему предстоит длинная и монотонная проповедь, которая утомит любого слушателя. В ровном и даже монотонном темпе, он стал пояснять для девушки её рисунки.

– Да, рисунки мне кое-что, рассказали, я конечно, считал их неточными и неумелыми, но Серион просил отнестись к ним так будто всё в них идеально, как если бы нечисть сама направляла твою руку. Я получил небольшие подсказки и намеки, и составил молитву,

– И кто же это? – Миела указала на образы.

Крискен немного поворчал себе под нос и принялся объяснять. Девушка решила, что старый библиарий очень не любит, когда его перебивают, и умолкла:

– Эльфийский принц – первая из трех личностей, нарисован в очень древней, нетипичной манере. Его венец, одежда, ни одно из эльфийских колен не используют такое. Видимо ответы скрыты от нас в утерянных семьях древности. Сейчас, наверное, не осталось ни одного живого представителя этих оборвавшихся родословий. Ума не приложу как вообще можно было нарисовать представителя эпохи о которой нет ни свидетельств не описаний. Но я подобрал слова молитв против эльфийской магии, селестийских чар и элементаллей стихии. Думаю, это поможет. – он уставился на Миелу и та утвердительным кивком показала, что всё поняла, Крискен чуть заметно улыбнулся и продолжил.

– Скелет в колдовской мантии – это скорее всего король-лич…

– Лич? – девушка повторила незнакомое слово и тут же встретилась с раздражённым взглядом библиария. Ему и в правду не нравилось, когда его перебивают…

– Да, лич. Название берется от слов личина, то есть, маска. В самых старых редакциях бестиария есть чудище с таким прозвищем. Чтобы такое существо возникло, колдун некромант должен в страшном ритуале убить себя, а затем повторно вселить проклятую душу в мертвое тело. Библиарии жившие двести лет назад и составлявшие первый бестиарий, утверждают, что дабы скрыть своё разлагающееся тело личи часто использовали личины чтобы не быть похожими на живые скелеты. Но вот уже многие сотни лет в Империи Света не появлялись столь темные существа. Со времен проклятия Рокрита некроманты не беспокоили нас, и только старые слухи говорят, что в северных землях, за Мерединскими горами и на Костовых островах, могли сохраниться темные культы. Чтобы помочь тебе, мы будем изгонять духов нежити, некромантии и трупную порчу. Надеюсь, это подействует. – он снова сделал паузу дождавшись пока девушка молча кивнет.

– Рогатый и когтистый монстр не похож ни на одного известного демона, но имеет много общего со всеми ужасами ада. Я предполагал, что он полукровка – помесь человека и дьявола, хотя это и невозможно. Тогда мне стало думаться, что он что-то вроде смертного принявшего демоничество, но церковь и это считает невозможным. Тогда я предположил самое худшее, что он, может быть, прародителем всех дьяволов. Но известно, что Рафаэль уничтожил его. И тогда я совсем запутался… Хотя я и не смог найти все ответы, но изгонять его мы будем как существ, с которыми в старину сражались Ангелы света и Херувим Кайландан, хранитель Ресена. Надеюсь, Его покровительство поможет нам и сейчас. Серион будет взывать к мечу Рафаэля и свету небес, думаю, это сработает, – Миела в третий раз молча кивнула показав, что всё поняла.

У Крискена и в правду было мало ответов. Темная сила, обитавшая внутри неё, исчезла из мира по меньшей мере четыреста, пятьсот и тысячу лет назад. Десятки и десятки человеческих поколений, не удивительно что памяти о злодее не осталось. Главный библиарий ещё расспросил не может ли она дополнить эти рисунки какими-то деталями, но всё что вспоминала Миела только ещё больше запутывало. Девушка поделилась и двумя своими главными открытиями относительно существа: оно точно не бог, и оно точно не демон, первое доказывают его эмоции и потребность в слугах, а второе ясно потому, что церковное серебро в её руках не чернеет. В конце разговора она спросила:

– Почему изгнание будет делать молодой паладин, а не вы? Разве это не задача магистров-священников?

– В изгнании ты предстаёшь пред духовным миром… – пояснил библиарий – не остаётся больше санов, званий или уважения, твоя нагая душа против порочной темной силы, и каждый будет искать уязвимости в другом… Моя совесть говорит мне что я не достоин изгонять этого демона, а Серион сможет, его сердце горячо и наполнено верой, а священники Ресена успели запятнать себя перед Ирнаром.

– Вы говорите о взятках? – догадалась девушка благодаря темному чутью – торговые пути, идущие с севера на юг, озолотили церковь Кайландана.

– Сама догадалась или оно подсказало?! – с печальной улыбкой переспросил Крискен.

– Думаю вы уже знаете ответ. – кивнула Миела.

Крискен внес последние изменения в стихотворную молитву и передал её Сериону тем же вечером. Сумерки сменились клубящимся ночным мраком, когда священник и паладин стояли вне церкви и беседовали. Миела не удержалась и подслушала их слова:

– Если завтра у нас не получится изгнать зло – переживал Серион – то от Рокритской нежити, близь города, не будет покоя, нам придется разбиваться на смены и стражи и поочерёдно дежурить в лесу. Клирики сейчас работают с первыми двумя ранеными.

– Я всё ещё думаю, что мы не знаем с чем столкнулись.

– Вы же составили молитву, а Сефан предпринимает все приготовления, чтобы наполнить зал магией света.

– Знаю, но ты Серион, сейчас похож на случайного прохожего, что завидел в чужом окне огонь, и без разбору схватил ведро воды и вылил его в дом. Если горели дерево или ткань, то конечно вода поможет, но что, если горит вскипевшее масло?! И мы не знаем какую силу задумали окотить святой водой завтра по утру.

– Вы хотите что-то предложить Крискен? Или пришли посеять зерно сомнения в мою душу? – тон Сериона сделался напряженным и даже грозным.

– Я предлагаю тебе использовать ночь, чтобы совершить ещё одно приготовление Серион. Ни для кого не секрет, что ты в своих странствиях научился уникальному заклинанию лунных стрел. Сейчас, когда восходит луна, создай оружие света, столько сколько сможешь, если завтра не справишься, и её придется убить, у тебя будут наготове запасной план.

– Магистр-священник Келин учил меня что мы не можем готовиться и к победе над злом и к поражению от него. Подумайте Крискен, что это будет говорить о нашей вере? Я должен быть верным проводником Божественной воли, никакое зло не должно прочесть во мне ни тени страха!

– Я взываю не к твоей вере Серион, меня волнует недостаток твоей мудрости. Может твоя совесть и почище моей, но я повидал больше чудес и проклятий чем ты. Рассудительность – вот что я хочу посеять в твою душу. Подумай над моими словами пока светит луна. Если эта, Миела, окажется сильнее завтрашней магии рассвета – тебе не удастся убить её благословенным мечом. Подготовь стрелы. А мы – священники – благословим их на ещё большую мощь.

– Я подумаю над вашими словами пока буду защищать жителей Ресена. А вы лучше потратьте ночь на очищающие обряды для себя.

Миеле вдруг стало противно от того, что она подслушивает секреты тех, кто старается ей помочь, поддавшись уколу совести она прошла к дверям церкви и дала себя заметить.

– Простите меня – прошептала она – темная сила обостряет мой слух, но Дух Силары обличает.

– Всё хорошо – спокойно кивнул Серион и снова обернувшись к священнику-библиарию предложил: – Поговорим об этом перед рассветом.

Крискен поспешил уйти. Он невольно обошел Миелу по широкой дуге, когда входил в двери церковного притвора. А девушка приблизилась к паладину и задала главный вопрос, который её беспокоил.

– Почему я вообще существую? Если во мне существо, что темнее демонов, то почему я использую магию света, верю в Ирнара и исполняю Его заповеди? Как один сосуд может вмещать враждебные силы? Может ли из одного источника течь сладкая и горькая вода? Как может быть, что ладони излучают свет истины, но одним прикосновением убивают могучие деревья? Такого существа как я, как то, что во мне – просто не бывает!

– Я всё время думал о том же, – признался Серион, – больше всего меня волнуют те воспоминания, которые ты описала, и слова о том, что три существа суть одно. Мой наставник учил что каждый враг имеет слабые и сильные стороны, а ещё что разные виды зла могут добровольно или по желанию одного из них, заключать выгодные союзы. Может, те люди, что тебя родили, создали в тебе нечто новое. Те обряды, что ты заключала в четыре года: кровь на кристалле, ты связывала свою жизнь и кровь с чьей-то ещё. Может, три существа с рисунка когда-то были самостоятельными, но обрели единство внутри тебя? Не знаю. В твоей одержимости слишком много противоречий и странностей. Но если есть шанс, то завтра на рассвете мы получим все ответы, – он взял девушку за руку и шепотом добавил: – Обещаю, что бы за тварь не сидела в твоей душе, я вытащу её на свет. Главное, чтобы в твоём теле было хоть что-то от твоей души, от той девочки, прошедшей инициацию в шесть лет.

– А если нет?!

– Значит ты только выглядишь как человек, но настоящая Миела вот уже одиннадцать лет страдает в аду. Девочку родили и вырастили только, чтобы поселить в ней монстра, – он встретился со взглядом одержимой, на её лице застыл неописуемый ужас. – Но это маловероятно, слишком явно ты осознаешь себя, и воспоминания у тебя человеческие. А значит, мы поможем. Я помогу. Не терпится познакомиться с настоящей Миелой, а не той в которой сидит нечто чужое.

– Это ужасно, – кивнула девушка. – Что за родители могут так поступать с ребенком?!

– Родители, не верующие в свет Ирнара, – ответил Серион обычным церковным тоном, но одержимая почувствовала через тьму, что за этими словами неумело прятались неуверенность и даже опасения.

Кто-то вышел из-за поворота держа в руке горящий факел. Один из клириков, принадлежащих другой церкви, сигнализировал Сериону что они что-то обнаружили в лесу, наверное, новых живых мертвецов пришедших с Рокритской земли. На этом разговор был окончен, воин церкви поручил девушку монахиням и диаконисам, чтобы те провели её в гостевую комнату бокового крыла церкви, а сам обнажил меч и ринулся в ночь.

Ночь, как и все последние ночи, была бессонной. В оживших воспоминаниях девушка находила всё больше противоречий. Трудно было осознавать и саму мысль, что её родители являются злодеями, чернокнижниками. Миела спрашивала себя: «Почему мать и отец так старательно надевали на себя амулеты, кольца и волшебные кристаллы? Зачем накидывать на себя дорожный плащ? Почему так по-доброму разговаривали с ней и так нежно обнимали? Но зачем прятать лица под серебряными масками? Почему демон с рисунков родителей не похож на мои наброски, ни на один из трех? Да и разве под силу бесу или какой другой нечисти вот так, взмахом руки, воскресить мертвое тело? Может, с помощью трех темных существ, они пытались создать одно новое? Могучее порождение живой тьмы, лишенное слабостей и запечатанное в маленьком ребенке. Может, я и вправду умерла тогда в шесть лет? Может, я лишь монстр в обличии девочки?»

Затем её мысли переменялись и устремлялись к Сериону. Думая о нем, молодая девушка почему-то успокаивалась. «Там, где священник развеивает заблуждения, паладин зажигает веру» – ах это было правдой. Миела спрашивала себя было ли это доверие воителю Ирнара, продиктовано магией, особым духовным благословением, или здесь было нечто большее? «Он так откровенен со мной, так добр и вежлив, что будет если завтра Серион погибнет?»

Чем дольше она размышляла над этим, тем яснее понимала, что существо, которое внутри неё, намного больше, возвышеннее и страшнее всех предположений Сериона. Никто во всей церкви не понимает, с чем они столкнулись. Никто даже в худших опасениях не может вообразить и долю силы этого древнего «темного». Крискен был прав. Там, где есть непонимание, будут и невежественные ошибки, и смертельные просчеты, и боль. Много боли по её вине. Миела с ужасом думала о завтрашнем обряде, боялась, что заря принесет не облегчение её душе, но страдания жителям Ресена. Невольно ей вспомнилась вечная свеча в часовне церкви, которая так сильно трепетала со дня её появления в городе. Она уже не надеялась, что служители церкви выживут, но ещё робко верила, что горожане не пострадают.

Но вот снова перед её глазами предстал образ Сериона, то, как они впервые увидели друг друга и те первые слова, которые она услышала от него на церковном совете. Миела спросила себя: «А если у него получится?! Он останется рядом или уйдет за новыми приключениями? Серион так добр со мной, а как же хорошо было с ним общаться. Что он думает обо мне? Видит ли во мне только несчастную жертву или разглядел девушку? Нет. Глупая. Разве сейчас это важно?! А разве нет? Если мне удастся начать новую жизнь, то я хотела бы изучить боевую магию под руководством Сериона. С чего ему соглашаться?! Но может мы будем иногда видеться и дружить?»

Она спрятала руку под одеялом и попробовала сделать вспышку так как её учил паладин. Концентрация, несколько попыток и вот свет моргнул – несмотря на пульсирующую по жилам тьму в ней ещё было место для добра.

* * *

Одна из церковных служительниц разбудила её ещё до рассвета. Девушка и не помнила, как заснула. В предутреннем мраке Миела не увидела лица монашки, но ощутила в женщине сильную тревогу и усталость.

– Ночью что-то случилось? – её вопрос был скорее утверждением и почти приказом рассказать ей всё, что она пропустила.

Оказалось, что порождения тьмы, злобные духи, каким-то образом проникли в церковные стены, начали ползать по её коридорам, запрыгивать в темные углы, прятаться под кроватями, рыскать среди книжных полок и завывать в крипте храма. Их никто не видел, только ощущали. Темнота сама по себе была сущностью, голодной и неконтролируемой. В нескольких верующих послушников и хористов, оставшихся в храме на ночь, тени успели вселиться, и безумные вопли разносились среди святых стен и коридоров. Крискен отлучался за прославленным паладином, но и Серион не сразу разгадал секрет появления тварей. Обнажив свой меч, он несколько часов выслеживал, подкарауливал и рубил темные сущности, спасал от одержимости тех, кто был рядом, пока прочие обитатели церкви дрожали от страха и пугались каждого шороха. Образы были в форме жаб, кошек, змей, скорпионов, крыс, псов, летучих мышей и много кого ещё. Наконец священники догадались, что источник зла – это сами рисунки Миелы. Бумагу сожгли в волшебном огне.

Паладин предположил, что в сплетениях линий на эскизах девушки были зашифрованы рунические символы или даже целые пентаграммы, что-то вроде рунического заклинания, вызывающего темных сущностей. Где бы не находилась бумага и кто бы на неё не смотрел, она звала к себе призраков, как выброшенная еда собирает голодных собак или жужжащих мух. Это было ужасное открытие. Священники церкви были напуганы и шепотом спрашивали друг друга: «Какой силы должно быть существо, если одно его изображение уже является заклинанием, искажающим грань реальности и разрывающим защитную магию церковных стен?»

Миеле ни рассказали и половины этих происшествий, она сама всё поняла по обрывкам слов, сказанных женщиной. Гостья церкви послушно надела ритуальную голубую мантию, волосы спрятала под синим платком. Про себя девушка отметила, что «первая часть изгнания – это узнать имя демона, но какой же силой могло обладать произнесенное вслух темное прозвище? Кто бы из клириков или паладинов осмелился на это?»

В назначенный час она вошла в главный зал. Два десятка людей встретили её усталыми от бессонной ночи взглядами, но быстро отвели глаза, чтобы даже не смотреть на ту, в ком могла быть их погибель. Присутствие девушки заставило их настороженно отшатнуться назад. Каждый, кроме Сериона, боялся даже предполагать, что будет, когда они начнут обряд изгнание, когда столкнутся с мощью трёхликого «нечто», чему никто в целом мире не ведает названия, и чья природа почти божественна в своей неистовой мощи.

Невозмутимый Серион напоминал клирикам и монахам, что Ирнар сильнее любого зла. Одним своим видом он поддерживал в служителях огонь веры и свет надежды. А его слова, эхом отраженные от намоленных стен точно кузнечные меха поддерживали сердца горячими в своей вере. В утреннем свете он показался Миеле ещё моложе чем обычно, почти юноша, в сравнении с опытными священниками. И всё же, именно он был тем, кому девушке хотелось довериться.

Сняв у входа свою повседневную обувь, Миела заскользила по каменному полу беззвучными шагами. Холод неприятно щипал её стопы. Стоило ей переступить порог главного зала Собора, как свеча на высокой часовне храма Кайландана качнулась и затрепетала сильнее, чем когда-либо в истории города. Смотритель Кварт обомлел и в ужасе схватился за грудь, но не потерял самообладания. Происходило это в закрытой комнате колокольной башни храма. Никто не видел ужас, объявший церковного диакона, только Миела сквозь стены и расстояния чувствовала и слышала его своим темным слухом и зрением.

– Мне рассказали о ночных происшествиях, – тихо сказала Миела, приблизившись к паладину. – Простите, что доставила вам столько неудобства.

– Рано извиняться, – ответил Серион, и девушка мысленно упрекнула себя за неуместные слова. – в прощании с иллюзиями мало приятного, но это необходимо. Чтобы в рисунке появилось зашифрованное заклятье, демон должен был направлять твою руку, каждая черта, линия и штришок должны быть на своём месте. Этой ночью мы узнали как велико влияние зла на тебя.

– Все вы боитесь, – заключила Миела.

Напряжение и неотвратимость скорого ритуала не просто давили, они буквально сводили с ума всех присутствующих. Каждый смотрел на девушку с тенью ненависти и отвращения. Обряду – быть. Но проводят его не из любви к несчастной, а как бы из самозащиты. Шепот в голове утих, но присутствие зла в себе Миела ощущала очень явно. Черная сила растекалась по венам теплыми густыми ручейками. «Трёхликий» также ожидал рассвета.

– Я никогда и не был смелым, – напряженно улыбнулся паладин. – Вся моя отвага и вера исходят от Бога света Ирнара, Которому я служу.

– Я сделаю всё, что в моих силах! – по-настоящему смело и твердо ответила Миела, вдохновленная такими словами. – Всей душой хочу избавиться от этой сущности! Надеюсь, сегодня никто не умрет, а Ирнар победит! – с последними словами её уверенность иссякла, но никто этого не заметил. Она ещё хотела спросить паладина, что ждет их после успешного изгнания, останется ли он защищать её? Но поняла, что вопрос будет слишком неуместен.

– Тогда приступим, – выдавила она и Серион жестом велел ей пройти в центр зала, где была подготовлена пентаграмма.

Рассвет был близок. Обряд изгнания начался.

Изгнание

Дымился ладан. В ритмичном перезвоне три серебряные кадильницы стали наполнять зал звонким монистовым эхом. Трое священников церкви продолжали совершать воскурения и держали наготове жезлы клириков. К небу вознеслись молитвенные песнопения десятка монахинь и десятка монахов, стоящих за золоченой ширмой солея. На обширной пентаграмме была разложена ангельская символика, в семи плоских золоченых блюдах искрилась святая вода, а над свечами трепетали языки волшебного огня. Эхом звучали божественные заклинания.

На этом этапе внутренний демон обычно уже начинал злиться и метаться, но только не в этот раз. Серион активировал пентаграмму, и Миелу пронзили волшебные потоки света и чистоты, одновременно причиняющие боль и усиливающие её собственный свет. Она закрыла глаза и стала шептать бессвязную молитву, стараясь не думать о жалящей её боли. По босым ногам побежали мурашки. Происходящее напомнило одержимой, как с ней поступили родители. Печать, заклятья, своды каменных стен, на левом бедре паладина также висит меч, а позади священников начинает сгущаться тьма – всё было до боли знакомым. «Неужели и итог будет тем же?» – спросила она сама себя. Приоткрыв глаза и подняв их к небу, она заметила, что под сводом храма застыли, как на картине, два или три десятка бледных стрел, состоящих из чистого холодного света. Сердце девушки упало, душой она ощутила боль похожую на боль предательства.

«Должно быть, Серион после ночных событий решил прислушаться к словам Крискена и боясь, что не справится со мной создал орудие убийства». Но Миела не могла решить, как ей быть. Боль и внутреннее жжение, вызванное магией света, отвлекали, заставляли страдать и сковывали всё тело. «Я дала церкви ещё один шанс, пусть продолжают», – заключила она в своих мыслях.