Читать онлайн Звезда столицы

Я знал, что рождён для больших дел и великих свершений. В том северном месте, откуда я родом, в основном преобладали борцы и нефтяники. И те, и другие были ребятами смуглыми и зачастую суровыми. У одних был акцент, у других говор. А я со своим дипломом инженера жаждал эстрады и шальных денег.

Мой педагог по вокалу как-то сказала мне:

– Икар, эта теснота тебя погубит. Пора двигаться наверх. Разбежавшись, прыгнуть со скалы. Понимаешь? Но для этого тебе понадобятся деньги.

Недолго думая, я продал свой честно заработанный в кредит автомобиль перекупу из Когалыма. А затем разослал свои демо по всем московским продюсерским центрам. И стал ждать. Спустя два месяца тишины и поездок на общественном транспорте я догадался, что последовательность не мой конёк. Ещё через месяц у меня осталась половина из вырученных от продажи денег и твёрдая уверенность в том, что я бездарность. Хотя провинциальная натура нашёптывала мне другое: «Просто в ихних Московиях всё через ЖКТ».

– Точнее, через голубое лобби, – поправляла моя эрудиция.

В ту же ночь мне приснился Киркоров. В роли перекупа из Когалыма. В стразах и с домкратом:

– Икар, я могу расширить размах твоих крыльев. Ты доберёшься до самых вершин шоу-бизнеса. Тебе поможет мой домкрат. Поверь, редкий билан долетит до середины большой эстрады без моего домкрата.

Я проснулся в холодном поту. И увидел в телефоне сообщение:

«Мне понравилась одна ваша песня. Позвоните мне завтра.

Генеральный продюсер Геннадий Филиппс».

На следующий день я позвонил Геннадию. Сначала он долго кашлял в трубку, затем какое-то время вспоминал, кто я такой, а потом напел какую-то левую песню:

– Вот эта песня мне понравилась у тебя.

– Но это не моя, – возразил я.

– У тебя есть 250 000 рублей?

– Да, я продал машину.

– Тогда приезжай.

– Куда?

– В Москву!

– Но я не могу так сразу.

– Тогда просто отправь деньги.

– Как это?

– Дистанционно. Я скину реквизиты.

Настолько дистанционно в 2014 году Москва ещё никого не кидала.

Я попросил гарантии:

– Клянусь, – пообещал Геннадий.

– Базару нет, – согласилась провинциальная натура.

Это был тот самый шанс. Но призрачный.

Спустя две недели самолёт приземлил меня в Шереметьево. Мне был 31 год. Я был здоровым, молодым, безработным алиментщиком. Со мной была гитара, два чемодана и фляжка с отцовским самогоном. Я трепетал при виде величественного города и терял сознание при ускорениях в метро. Моя эрудиция питалась, а провинциальная натура ссалась.

Вскоре мы встретились с Геннадием. На его груди висел такой большой крест, что мне захотелось ему исповедаться. Но, взяв себя в руки, я подписал договор с его продюсерским центром. Кровью (шутка). По договору, в течение трёх месяцев должны были быть записаны пять моих песен, снят клип и всё это время я мог выступать на разных площадках как артист продюсерского центра Геннадия Филиппса.

Спустя три месяца я понял, что, разбежавшись, рухнул со скалы. Молниеносного успеха не случилось. Мы записали всего одну песню, а редкие выступления проходили в обеденный перерыв в заблёванном караоке-баре на Тульской. Я выступал ярко, гибко, под фанеру. Мутная публика реагировала жидкими аплодисментами, плавно переходящими в молчание. А Москва тем временем щедро дарила мне надежды, перспективы и голод. Поняв, что придётся играть вдолгую, я был вынужден устроиться на работу. Надев бейдж и красный галстук, я пошёл продавать телефоны и прочие сим-карты. Меня уволили спустя две недели. Оказывается, нельзя выходить к покупателям с сигаретой за ухом, лёгким амбре и делать подобные замечания:

– Женщина, не лапайте казённое имущество! Это же сложный технический прибор, а не бигуди вашей покойной мамы.

Напоследок я обещал их засудить. Когда разбогатею.

Вскоре мы записали ещё одну песню и сняли клип. Я чувствовал, что успех уже близко, буквально за углом.

Однако моим следующим углом стала комната в Черноголовке. Ежедневный путь в Москву превратился в отдельное приключение. Это как будто добираться из республики Чад на соседний континент на самокате. Незабываемое время.

Меня приютила моя хрупкая тётушка по папиной линии. Тётушка – Божий одуванчик. Каждое утро она начинала с зарядки, двух сигарет и созерцания каланхоэ, цветущего на её балконе. Но оставим тётушку в покое. Ей и так досталась незавидная участь быть гражданином Черноголовки.

Во время ежедневных трёхчасовых перемещений моей худой звёздной задницы из глубокого Подмосковья в столицу я постоянно находился в поисках универсальной формулы успеха. И пришёл к закономерному выводу: голод – ничто, имидж – всё! И сделал пробор на голове. Сам. Моя провинциальная чёлка из модных девяностых канула в лету так же, как карьера Сергея Челобанова после расставания с Примадонной. Я взял самый надёжный псевдоним, который мне подсказывала моя провинциальная натура – Арсен Незабываемый.

– Ну всё, Москва, держись! – радостно восклицал я в набитой под завязку подмосковной маршрутке. На голове гордо отсвечивал сантиметровый пробор, похожий на Гранд-Каньон. Местные жители стали меня сторониться.

Тем временем наш клип набрал много просмотров. Но только по черноголовским меркам. Основную часть просмотревших составляли мои однофамильцы, остальные просто сочувствовали их горю. Иных заслуг клип не имел.

Чтобы продолжать свою яркую звёздную карьеру, мне пришлось устроиться в такси. Пассажиры чувствовали мой творческий потенциал ещё на стадии оформления заказа. Ещё бы, ведь с экрана телефона на них смотрел Арсен Незабываемый, с улыбкой на миллион белорусских рублей. В ярко-жёлтом Солярисе всегда звучали мои песни и абсолютно правдивые истории об успешной карьере музыканта. (Ну, вы знаете эти рассказы: «Брат, такси – это так, для дущи, врэменно. Так-то я бизнесмен, у меня свой завод в Сибири жи есть, просто я пока оборудование жду. Из Гренландии».) Все искренне восхищались моими песнями, историями, но до места просили ехать в тишине. «Очевидно, не наша аудитория», – говорил я себе.

Однажды дождливой ночью ко мне в машину прыгнули четыре носителя кавказских кровей с оплатой поездки наличными:

– Прамо едь, – угрожающе скомандовал самый худой, севший сзади посередине. Он тут же закурил, не спрашивая разрешения. А рядом со мной сел не просто шкаф, а целый человек – кухонный гарнитур. Казалось, что это ожил злодей былинных сказок Челубей. Сразу после его 40-дюймовой головы, минуя шею, начинались горские плечи, на которых можно было свободно расселить два аула. Кресло под ним заскрипело, машина накренилась вправо. На приборной панели одновременно загорелись все иконки – ABS, ESP, EBD и Ангела-Хранителя. Пока все четверо дышали перегаром, я начал дышать на ладан. От горючей смеси затянуло стёкла, и мы поехали.

Конкретного адреса не было. Было только:

– Я тебе конкрэтно гаварю – суда повэрни, туда повэрни. Ыщо повэрни. Чо ты, где ты, как ты, – и прочие междометия.

Мы подъехали к каким-то гаражам, стоящим в лесополосе. Вокруг мрак и ни одной православной души. Челубей вышел из машины, чтобы вручную открыть электрошлагбаум. Тот с хрустом поддался. В это время худой опять скомандовал:

– Заэзжай.

В нос ударил запах мученической смерти. Я вспомнил сына, первый поцелуй и Отче Наш.

– Тут жди. Щас расплатимся, – по его глазам я понял, что здесь меня ждёт расплата за все мои грехи.

Они вышли из машины и закурили. Худой скрылся в чёрном гараже. Казалось, его глаза светились в темноте. И вдруг в зеркале заднего вида я увидел, как один из них направился в мою сторону. Что-то металлическое зловеще блеснуло в его руках.

– Эщкере, – прошипел он.

«Ну, уж нет», – сгруппировался я и с криком «Господи, помоги!» вдавил в пол педаль газа. Корейский Солярис рванул с места, как велосипед, подорванный на противотанковой мине. Из колонок грянула «Ночь перед Рождеством» Сектора Газа, и я на своем жёлтом коне ворвался в лесополосу.

Спустя пять минут истерических метаний я смог наконец вырулить на дорогу. Каким-то чудом мне удалось не повредить арендованную машину. На улице закончился моросящий дождь, а на автомобильной панели мягко светила икона Ангела-Хранителя. Я выдохнул.

С такси я расстался без сожаления. Вообще, вся моя жизнь в Москве учила меня расставаться без сожаления. За время работы в такси я заработал плюс 5 кг на боках, межрёберную невралгию и двенадцать штрафов. Денег не заработал. Зато мы записали ещё одну песню. Теперь в моём арсенале было три песни и клип. Уже кое-что.

Однако моя провинциальная натура требовала справедливости:

– Гена, доколе? – кричал я в трубку своему престарелому продюсеру. – В конце концов прошло уже девять месяцев! За это время можно было зачать, выносить и родить целого человека! А ты не можешь записать обещанные пять песен!

– Икар, пойми, в мире шоу-бизнеса изменились обстоятельства.

– Какие ещё обстоятельства, Гена?

– Меня бросила жена.

– Она тебя бросила пять лет назад!

– А болит, как вчера, – и, закашлявшись, бросал трубку. Потом перезванивал и в качестве извинений за задержку обещал записать ещё одну песню дополнительно.

– Обещаешь?

– Слово пацана.

Я злился, психовал, но делать было нечего. Филиппс был моим единственным выходом на отечественную эстраду. А ведь ради этого я и приехал в Москву. Значит, мне нужно было задержаться в столице во что бы то ни стало.

Тем временем желудок требовал пищи, а судебные приставы алиментов. Чтобы далеко не ходить, я продолжил развиваться в московском автобизнесе. Мне помог диплом о высшем образовании, который на самом деле не имел никакого отношения к предлагаемой вакансии. Но сам факт его существования не раз позволял мне стать частью новой команды.

В этот раз это был модный московский стартап. По должностной инструкции я назывался менеджером по выкупу автомобилей. По факту – перекуп в законе. В обязанности входило всё. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Мне выдали зелёную спецодежду, толщиномер лакокрасочного покрытия и инструкцию, как варить все виды кофе.

Уже через месяц я мог на глаз определить, какую часть машины перекрашивали, какой кофе предпочтёт клиент и сколько на самом деле стоит его корыто. Задача была только одна – убедить собственника, что его годовалый 6-литровый Мерседес Гелендваген такой же неликвид, как и новые песни Аркадия Укупника. А влажные мечты о цене в 25 000 000 рублей – такая же глупость, как и история Нефтеюганского ренессанса.

Я неплохо поднаторел в этом деле и стабильно получал честную зарплату. Шестьдесят пять тысяч рублей в месяц. Были, конечно, и серые схемы заработка среди находчивых менеджеров. Но кто я такой, чтобы выдавать фартовых людей? Два года я засовывал свой толщиномер под капоты чужих красавиц. Чего я только не повидал. Однажды смог выкупить розовый лимузин, собранный, казалось, из стиральной машины, холодильника и обломков летающей тарелки. Снаружи он уже покрывался ржавчиной, а внутри сиял хрустальными рюмками и отверстиями от женских шпилек на потолке. После осмотра я так и сказал собственнику:

– Этот розовый уже дырявый.

– Дайте нормальную цену. Он повидал кучу звёзд на своём веку. Он пропитан шоу-бизнесом, – сказал хозяин звездолёта.

– Двести тысяч налом за твой космический мусор.

– Триста и резина в подарок, – не сдавался он.

– Сто пятьдесят или отправляй его обратно на орбиту Венеры, – я тоже был неумолим. В конце концов это мой «хлеб» и оплата ежедневного проезда до Черноголовки.

– Ладно, – согласился он, – но рюмки я оставлю себе. Из них пил сам Влад Сташевский!

Он забрал рюмки, а я вновь убедился, что нахожусь на верном пути. Шоу-бизнес был всё ближе и ближе, а Москва умело заставляла терпеть любые невзгоды ради звёздной цели.

Моя карьера в автобизнесе подошла к концу по естественным причинам. В какой-то момент я не досчитался своей честно заработанной премии за выкупленные авто. Потом ещё раз. И ещё. Как выяснилось позже, сидящие наверху руководители тоже не брезговали серыми схемами. Только в отличие от «полевых» менеджеров они это делали с нашими зарплатами. В общем, все подворовывали друг у друга. Непобедимый порок родного менталитета. Или, если хотите, монументальная справедливость. Однако я уже был закалён столичными испытаниями и не собирался без боя отдавать свои кровные. Я позвонил товарищу – настоящему русскому грузину из Западной Сибири, который по совместительству был адвокатом. В своё время мы работали в одной организации и знатно кутили на корпоративные деньги газодобывающей промышленности. Суровый тюменский тимбилдинг связал нас навеки:

– Будэм рэзать, кацо.

– Кого резать, генацвале?!

– Их доходы. Записыуай, – скомандовал он, и я покорно склонился над бумагой.

Спустя месяц мне выплатили три оклада и всё, что причиталось по закону. Я забрал трудовую, завистливые взгляды и непривычно потяжелевшую банковскую карту. А мой грузинский друг ещё не раз приходил мне на помощь. И никогда не брал с меня денег. Но не потому, что я ни разу ему их не предлагал (а я и не предлагал). Просто вы не представляете, как крепко связывает людей сибирский тимбилдинг. Ну, и ещё потому, что на пути становления моей звёздной карьеры у меня просто этих денег никогда и не было.

Он попросил лишь об одном, чтобы я написал для него песню. И я написал. Друг был в восторге! Я так и назвал её – «Адвокат». На радостях я отправил песню Гене и сопроводил наивным комментарием, мол, людям нравится.

– Ты не шаришь за поп-музыку, – коротко ответил Филиппс.

– Ты не прав, – возмутился я.

– Тогда надевай свитер с оленями, разводи костёр в своём лесу и пой эти песни местным дровосекам.

В ответ я тоже вспылил:

– Гена, прошло уже почти три года! За это время ты мог стать крёстным дедом моих неродившихся детей! А ты по-прежнему не можешь записать обещанные шесть песен!

– У тебя мозги провинциальные, – резюмировал Филиппс и отключил телефон. После этого он неделю не отвечал на мои звонки и сообщения.

Ох, как я злился… Но ничего не мог поделать. При всём юморе повествования мне было не до смеха. Возникало стойкое ощущение, что жизнь катится под откос. Я приехал в Москву почти три года назад, чтобы максимум за шесть месяцев стать звездой столицы. А стал тридцатитрёхлетним нахлебником у одинокой тётушки в бесперспективной Черноголовке. Нет, я, конечно, всегда где-то работал. Но мои скромные доходы охотно съедали старые кредиты, тянущиеся из бестолковой молодости, алименты и успокоительные средства из КБ.

А песня и вправду получилась совершенно не попсовая. Я сочинял её для друга, от чистого сердца. Поэтому и писалась она хрустально звонко и легко. Первый куплет звучал так:

Действительно, какая тут эстрада…

Как спасти одинокого мужчину от неизбежного угасания в серых буднях? Позволить ему влюбиться. Хотя бы частично. Хотя бы в некоторые части женского тела. Я встретил её на бескрайних просторах Тиндера ещё в пору работы автомобильным перекупом. Вице-мисс Бобруйского района. Братские славянские корни ненадолго связали нас. Она с успехом пародировала бацьку Александра Грыгорыча и пила наравне со мной. Так мы спелись. Хотя могли и спиться. В какой-то степени она тоже приехала в Москву в поисках счастья. Просто каждый человек вкладывает свой смысл в это бескрайнее определение. Однажды, ещё на заре наших встреч, когда мы прогуливались по широким московским проспектам, разыскивая дешёвое вино в тетрапакетах, перед нами выскочила старая иномарка с белорусскими номерами. Прямо на тротуар. Я коротко взглянул на свою спутницу:

– Ничего не делай. Это бывший, – нервно сообщила она.

Из машины вышел брат-белорус с огромным букетом роз. Я сильно проигрывал ему в плечах и был ниже на две белорусские головы. Преодолев двумя шагами расстояние в пять метров, он встал над нами, как Эйфелева башня над Парижем:

– Поехали, поговорим, – сказал он, к счастью, не мне.

Она воспротивилась, он всучил ей розы. Бросив розы на тротуар, виновница скандала пошла прочь. Мы с соперником двинулись следом. Неожиданно его длинная телескопическая рука схватила её за плечо, и она упала на свежую московскую плитку. Я понял, что пора действовать. Прыгнув, как лилипут перед Гулливером, я звонко ударил его в скулу. Однако великан не упал, а лишь разозлился. Завязалась драка. Глупая, бессмысленная, славянская междоусобица. Как говорят французы – Шерше ля фам. Я ничего не мог поделать ни с его длинными руками, ни с огромным ростом. Поэтому стойко испытывал боль. Вдруг я услышал в своём теле незнакомый доселе хруст и оказался на земле. Моя левая рука неестественным образом вывернулась назад. Брат-славянин сыграл на мне ещё несколько финальных аккордов и остановился. Нашу дуэль я покинул в карете скорой помощи. Разумеется, вместе с бобруйской вице-мисс. Невольница чести впоследствии сопроводила меня и до Черноголовки.

Кто бы что ни говорил, но – Слава Богу и бесплатной отечественной медицине! Я мог залететь на операцию на плечевом суставе, но толковый травматолог сделал своё гиппократовское дело на пятёрку! В общем, в тот раз мне повезло.

Спустя два месяца меня перестало беспокоить плечо, а бывший возлюбленный больше не беспокоил мою зазнобу. Всё устаканилось, и я заскучал. Пришлось признаться себе, что мы, как блудливые грешники, встречались исключительно для «здоровья». На этом оправдании мы протянули год. А вместе с окончанием моей карьеры в автобизнесе закончились и наши «оздоровительные» отношения.

На память мне остались пожизненные щелчки в плечевом суставе, вкус белорусского зефира и чувство вины. Всё-таки она смотрела на меня с восхищением и женской надеждой, а я был самовлюблённым подлецом, искавшим славы.

Из всего спектра смертных грехов мне более или менее удавалось побеждать уныние. Иначе я бы давно вернулся в Сибирь под тёплые крылышки своих родителей. Но я был твёрдо убежден, что своё счастье нужно выстрадать. И с воодушевлением безумца регулярно погружался в ночные страдания и самоедство. В этом мне не было равных.

Но днём… Днём я был главным героем приключенческого блокбастера под названием «Стать звездой за три месяца» или «Как успешно просрать время своей жизни». Я строго следовал принципу героини киношедевра «Москва слезам не верит»: полюбить – так королеву! Проиграть – так миллион! Хотя мне самому до короля было, как Сергею Лазареву до традиционных семейных ценностей.

С момента моего судьбоносного переезда прошло уже три года. Мы записали пять песен и тот самый клип. Геннадий регулярно давал слово пацана, что мы вот-вот запишем последнюю, обещанную песню:

– Клянусь подолом тверской сводницы Клавки Помидорихи. Скоро сделаем финалочку, – затем, покашляв, добавлял:

– У тебя не будет пары тысяч рублей до четверга?

Мне стало ясно, что такой продюсер утянет меня на самое дно околоэстрадной пучины…

Шестую песню, обещанную Филиппсом в качестве бонуса, никак не удавалось закончить. Меня категорически не устраивала аранжировка и качество записи моего вокала. Упрёки престарелого продюсера про мои провинциальные мозги больше на меня не действовали. Я слишком многое поставил на карту, чтобы выслушивать его умозаключения. Хотя раньше слушал его, раскрыв рот. Очевидно, за три года в Москве я сильно изменился. Во время нашей последней встречи Гена дал мне, как ему казалось, мудрый совет:

– Найди себе бабу. Богатую москвичку. И живи припеваючи. Ты молодой, красивый. Вот у меня приятель. Живёт с одной, уже пять лет. Правда, она немного старше его. Лет на двадцать. Но зато собственный дом в Подмосковье, тачка, губы, чужие внуки. Кайф! – и опять закашлялся.

В тот раз мы выпили пива и посидели в каком-то кафе. Очень по-дружески. На прощание я пожелал ему бросить курить, и мы обнялись. Последнюю песню он так и не записал. Позже выяснилось, что я был не единственный «покоритель Москвы», кто заплатил Гене и не дождался полного выполнения всех обещаний. Но я не держу на него зла. А скорее, даже благодарен и теперь вспоминаю о нём с некоторым теплом. В конце концов, если бы не его задержка длиною почти в три года, я бы давно уехал обратно, поджав хвост. Так и не узнав, для чего мне всё это было нужно. Наверное, так Бог учил меня терпению.

С Геной мы больше никогда не виделись. Ещё какое-то время он звонил мне пьяными вечерами и жаловался, что его бросила жена. Но вскоре и эта связь прекратилась.

В Москве я впервые столкнулся с тотальным одиночеством. Это оказалось для меня полной неожиданностью. В самом крупном мегаполисе страны я остался наедине с собой. В первый год меня ещё поддерживали старые друзья. Они писали сообщения полные искреннего восхищения:

«Брат, какой ты красавчик! Смог всё бросить, оставил работу инженера в нефтегазе, снял костюм с галстуком и уехал за своей мечтой! Без жилья, без работы! И вот уже записал там клип, песню! Ещё немного и ты станешь настоящей звездой! Мы гордимся тобой!» Затем описывалась моя смелость, отвага и будущее, звенящее попсовой славой. Помню, как всё это я читал, сидя на вокзале в два часа ночи, где должен был остаться до утра. Ведь идти мне было некуда. В окружении таких же бедолаг, некоторых бездомных и полиции. Потому что я банально не успел на последнюю электричку, а денег на такси у восходящей звезды, разумеется, не было. Поэтому я купил себе чекушку привокзального коньяку и, перечитывая полные восторженных возгласов сообщения друзей, закутался в куртку и забылся сном.

Ближе к концу третьего года моральная дружеская поддержка сошла на нет. У друзей рождались дети, их повышали на работе, они брали ипотеки, а я на этом фоне как будто застыл во времени и пространстве.

Так я остался один на один со своим выбором. Это оказалось очень непросто. Дольше всех меня поддерживала сестра (и родители, конечно). Она верила в мой успех больше, чем я. И в самые тяжёлые моменты высылала мне деньги. А тяжёлых моментов было очень много.

В первый раз предприимчивые московские аферисты кинули меня, когда я только приехал в столицу. Ещё до встречи с Геной Филиппсом я собирался снять комнату в коммуналке. С объявления на меня смотрела не просто комната с индивидуальным санузлом, а целые однокомнатные апартаменты в районе станции Таганской! Кругом было золото и лепнина. Казалось, что ремонт делали армяне для цыганского барона. А цена… цена была просто песня. Но песня для наивного провинциала, у которого на лбу висела табличка «Доверчивый идиот к Вашим услугам». Я внёс оплату наличными, и мне дали номер телефона риелтора, который уже завтра, непременно, передаст мне ключи от однокомнатного армянского замка! Я помню, как следующим вечером стоял в условленном месте у станции Таганской и ловил ртом снежинки. Прождав два часа, я заподозрил неладное. Телефон риелтора не отвечал. Я подождал ещё час. Абонент стал окончательно недоступен. Униженный и оскорблённый, я позвонил сестре. Она тут же возместила мне мою финансовую утрату и подбодрила фразой: «Держись, брат. Москва не сразу строилась».

На следующий день я попытался восстановить справедливость и вернулся в тот злосчастный офис, где накануне добровольно передал свои кровные скользкой бабе с глазами ящерицы. Но дом пресмыкающихся был закрыт на амбарный замок. Ни вывесок, ни объявлений, ни извинений.

Следующий кидок, по сути, был похож на предыдущий, но по-военному замаскирован. Через неделю после фиаско с коммуналкой я снял комнату в двушке в районе Свиблово. Сожителем по квартире стал мой ровесник Драгош. Когда-то он отслужил срочную службу в молдавском спецназе (если такой существует) и теперь смотрел на каждого незнакомца, как на потенциальную угрозу молдавской безопасности. Драгош был высоким, стройным, спивающимся молдаванином. При нём всегда была початая банка Балтики 7 и сигаретная дымовая завеса.

– Какое странное у тебя имя – Икар, – сказал Драгош и крепко затянулся.

Я отдал ему оплату за месяц и залог. Он сказал, что всё переведёт хозяйке квартиры, которая живёт в Крыму и общается только с ним и только по скайпу. Ещё в квартире проживал его чёрный кот. Клички у кота не было. Только позывной – Демон. Каждую ночь Драгош вызывал к себе в комнату Демона. В это время я молился за стенкой. Проходя мимо моей двери, кот шипел и брызгал струёй. Спустя месяц молдавский спецназовец навсегда растворился в дымовой завесе. Больше я его не видел. А вместо него в комнату заехала его мамаша, которая продолжила сатанинскую традицию. Вскоре пропала и она с котом. Окропив квартиру святой водой, я связался с хозяйкой квартиры. Выяснилось, что мой залог за комнату растворился в дымовой завесе вместе с молдавским спецназовцем. Сестра опять перевела мне денег. После исчезновения всего сатанинского семейства ко мне пришли коллекторы и сказали, что я им должен.

– Вы меня с кем-то спутали, – возмутился я.

– Ты здесь снимаешь комнату? – они вели себя крайне нагло.

– Да.

– Тебе 31 год?

– Да.

– Ты Драгош?

– Я Икар.

– Ты нам должен 150 000 рублей.

Я закрыл дверь, они воткнули в неё топор. «Квартира проклята», – решил я и вскоре съехал. После этого я и оказался у тётушки в Черноголовке. Тогда же я был уволен из мест по продаже телефонов и мобильной связи.

Но мы отвлеклись, мой читатель.

Пока весь прогрессивный мир предлагал раскрыть в себе внутреннюю женщину и очертить её личными границами, я окончательно принял в себе гуманитария. Спустя три года вне привычной нефтегазовой среды я наконец понял, что я такой же инженер, как Волочкова – президент. И устроился машинистом сцены во Дворец культуры. Раз уж не получается зайти через парадный вход, то можно попробовать и с чёрного. Став чернорабочим работником культуры, я вновь воспрял духом.

В ту же ночь со словами «Мы с тобой одной крови» мне во сне явилась Алла Борисовна Пугачёва. Жизнь заиграла новыми красками. Первые полдня я перемещал штанкеты с декорациями и одеждой сцены, вторую половину дня сопровождал концерты и спектакли. Кого я только там не повстречал! Я робко фоткался с Катей Лель и по-щенячьи тискал котов Куклачёва. Подмигивал звёздам телесериалов и нежно обнимал Марию Аронову. Мой телефон наполнился фотографиями с семейством Газмановых, с цветущей Жасмин, с артистами театра и кино и даже с любящим до слёз Александром Серовым! А однажды поздней ночью во время подготовки к спектаклю мне удалось пожать руку реинкарнации Есенина/Высоцкого/Пушкина, в миру – Сергею Безрукову!

И всё бы хорошо, но зарплата была, как за грехи расплата. Выгодней было только встать в подземном переходе с гитарой. Днём мои соцсети пестрили звёздной жизнью, а ночами я рыдал в черноголовскую подушку. Я устал, у меня больше не было сил. На этом фоне я стал писать стихи. Тяжёлые, с надрывом, местами с сексуальным подтекстом:

или

Спустя полгода меня, если так можно сказать, повысили до звукооператора. Вернее, я стал совмещать обязанности рабочего сцены со звукорежиссурой. Зарплаты стало больше ровно на две шаурмы в неделю. Но Господь услышал мои мольбы, и вскоре я смог устроиться в московскую школу. Карьера в бюджетной сфере резко рванула вверх. Я не бросил родной ДК и остался там на подработках. Двойной фарт, бинго! Наконец я смог вернуться обратно в Москву! Прощай заплаканная черноголовская подушка, здравствуй съёмная комната в московской трёшке. Спасибо, тётушка, за всё! В школу меня взяли, как раз благодаря опыту работы в ДК. Они выиграли приличный грант на обустройство актового зала, который превратился в достаточно неплохой концертный зал с дорогостоящим оборудованием. Там я стал главным по концертам и репетициям. Весь свой черноголовский скарб я перевёз буквально за один присест. Два чемодана, гитара и фляжка из-под папиного самогона. Москва, я вернулся.

Новые силы бурным потоком хлынули в моё измученное тело. Я по-прежнему был горячим молодым алиментщиком. Регулярные занятия на турнике и отжимания от пола обманчиво поднимали мою самооценку. Я избавил голову от широкого, как Ла-Манш, пробора и по совету своего барбера стал использовать воск средней фиксации. У меня появились короткие зауженные брюки и замшевые мокасины с Садовода. Я перестал носить носки летом. В конце концов, как мне казалось, я стал настоящим столичным денди. Правда, перемещающимся на общественном транспорте и работающим на двух работах. В ту пору фразу «Быть, а не казаться» я понимал по-своему.

И вот на пике моего жизненного тонуса раздался телефонный звонок:

– Алло, здравствуйте, Икар. Это программа «Давай поженимся».

Ещё в первый год своего переезда я, как и положено каждому «покорителю» Москвы, посещал всевозможные кастинги. И благодаря своей провинциальной чёлке и готовности на любые эксперименты сразу запомнился режиссёрам. С тех пор стабильно раз квартал я играл подлецов, обманщиков и спившихся футболистов в ток-шоу для бабушек и домохозяек. Я был истцом, ответчиком, мебелью. За съёмки платили 2000–3000 рублей. Однажды для канала «Че» меня заживо закапывали в свежевырытую яму с голодными дождевыми червями. Позже я узнал, что многие телезрители верят в правдивость этих «ТВ-судов». Как-то мне написала старая знакомая из Сибири:

– Икар, ты что, опять развёлся? И зачем ты это сделал через телевидение? Фу, как некрасиво, выносить сор из избы! – и отписалась от меня в соцсетях.

«Кажется, кому-то нужно выносить сор из головы», – подумал я.

Были и другие высказывания, полные искреннего удивления, от людей, которых я ошибочно считал разумными:

«А что, ваш сын правда японец?»

«Зачем ты ограбил магазин нижнего белья? Тебя же посадят!»

«Ты правда потомок Ивана Грозного?»

или

«Я всегда знала, что в прошлой жизни ты был собакой».

Я отнёсся к этому философски, как к плате за растущую популярность.

В ту жаркую пору я и отправил заявку на «Давай поженимся». И, разумеется, давно про это забыл. Однако мой час всё-таки пробил. Спустя несколько лет все кармические пути сошлись воедино. Я уже предвкушал, как Василиса Володина скажет на всю страну:

– Луна в третьем доме, Икар, а это значит, что завтра вы проснётесь знаменитым.

И тут в кадре появляюсь я. С гитарой и сразу в свадебном костюме.

Невеста, Мисс Горячее-бикини-всех-пляжей-Москвы-2018, при виде меня теряет сознание, а её пышные груди колышутся в такт моим дерзким гитарным аккордам. Роза Сябитова встаёт на одно колено и просит стать её зятем. А Лариса Гузеева уступает мне место ведущего. На следующий день мне предлагают главные роли в телесериалах, Виктор Дробыш уговаривает меня заключить с ним контракт, а в правительстве Москвы для меня освобождается кресло заместителя мэра по культуре.

«Ты всё это заслужил, Икар», – говорил я себе, когда ехал в Останкино на съёмки. Моя рука трепетно сжимала алую розу.

В гримёрке меня слегка припудрили и познакомили с остальными участниками. Невеста была скрыта от глаз до самого начала съёмки («Внимание, вам достаётся кот в мешке!»). Все пришли с группами поддержки, и только я был в гордом одиночестве. Вскоре мой администратор Володя (к каждому герою был приставлен личный админ) отвёл меня в сторонку для финальных установок:

– Почему ты пришёл один? – он смотрел на меня как на кусок… пластилина, из которого нужно срочно слепить то, что требуется для шоу.

– Да мне некого особо звать, – оправдался я.

– Ублюдок, – негромко выругался он.

– Что, простите?

– Обидно, говорю. Ладно, слушай внимательно и запоминай. В комнате жениха ты будешь слышать мой голос. Я буду говорить тебе, что и когда делать. Да, вот ещё что, подпиши контракт. Тебе за съёмку заплатят. Совсем немного, но по закону мы обязаны.

– Сколько?

– Тыщи три.

Последняя новость меня особенно обрадовала, и я направился в свою комнату жениха. Моими конкурентами были молодой грузинский бизнесмен и московский ювелир. Смутные догадки об отведённой мне роли на этом празднике жизни заползли в мой кишечник. Но как говорила мне когда-то педагог по вокалу:

– Икар, ты можешь всех вертеть на своей харизме.

Когда вышел молодой грузин, Гузеева, казалось, резко скинула лет двадцать. Кавказский ходок вручил каждой по огромному букету цветов. Моя одинокая роза стыдливо склонила бутон. Грузин был балагуром с горящим глазом и, похоже, с криминальным прошлым. Он задорно рассказал о своих бизнес-делах, а затем его приятель в качестве подарка от жениха исполнил песню. Оказалось, что приятель профессиональный вокалист и бывший участник «Голоса» на Первом. Моя гитара нервно задрожала, а роза съёжилась, как пенис на морозе. «Как я буду петь после этих блатарей?» И в этот напряжённый момент раздался голос свыше:

– Икар! Они все недостойны тебя. Грузин явно врёт про свой бизнес. И что это за подарок такой – песня, которую исполняет другой? Ты единственный, кого обязана выбрать невеста! Скажи об этом! Будь смелым! Не стесняйся в выражениях.

– Кто это, Господи, кто это? – заикнувшись, я поднял голову наверх и застыл в молитвенном призыве.

– В камеру смотри, придурок, в камеру!

– Володя?

– Володя, Володя. Говори всё, что я тебе сказал. Грузин – врёт, подарок – говно. Давай, не тормози! Пять, четыре, три, два, пошёл!

От неожиданности я выпучил глаза и вслух сказал, что, как правило, грузины хорошие вокалисты.

Спустя минуту молчания я вновь услышал голос свыше:

– Идиот, твою мать! Какие ещё «хорошие вокалисты»? Они твои кровные враги! Конкуренты! Я же сказал – слушать меня и делать, что я скажу!

– Да, я извиняюсь. Давайте ещё раз попробуем.

Следующим в студию вошёл собственник ювелирной мастерской. Коренной москвич. Молодой, симпатичный, тщедушный. Он подарил всем по кулончику.

– Так, слушай меня внимательно. Сейчас ты скажешь в камеру, мол, конечно, он богат, она выберет его из-за ювелирной мастерской. Всем им только одно и надо. А сам-то он какой-то несуразный, скучный и вообще неинтересный. Не то что я. Понял, кретин?

– Что, простите?

– Я говорю, понял, Константин?

– Но я Икар.

– Да плевать. Главное, повторяй, что я говорю.

Тут я окончательно понял, зачем меня позвали, и возмутился:

– Да не буду я нести эту ересь! Почему я должен наговаривать на них? Вы решили отвести мне роль озлобленного завистника и неудачника? Я буду говорить то, что считаю нужным.

– Так ты и есть неудачник! Посмотри на них и на себя! Где ты, а где они?

После этого голосом свыше были подробно описаны все сексуальные путешествия, в которые меня отправляет администратор Первого канала Володя. В конце он безнадёжно сказал:

– Я тебя последний раз прошу, Эрнста ради. Пять, четыре, три, в камеру смотри, придурок! Два, пошёл.

– Мне кажется, ювелир нормальный толковый парень.

– Ганд. н!!!

И тут объявили мой выход. Я взял сморщенную розу, дрожащую гитару и шагнул в студию. Последняя до краёв была заполнена зрителями. Яркий, ослепительный свет центрального телевидения ударил мне в глаза. Я подошёл к столу. «Бог мой! Живая Гузеева!» – всё внутри меня ликовало и тряслось. Отдав поникшую розу невесте, я уселся на своё место. Собственно, про невесту многого сказать не могу. Как писал выше – кот в мешке, типаж не мой. Но это совершенно неважно, не будем обманываться. 99 участников из 100 приходят сюда для чего угодно, но только не для поиска своей любви. И я не исключение. Хотя, конечно, в глубине души кому не хочется сорвать джек-пот. Так сказать, и рыбку съесть, и в кадре светануться. Завязался диалог – я, Лариса, Роза, Василиса. В целом всё спокойно. Я даже шутил, сияя звёздной улыбкой самоназванного денди, безуспешно пытаясь выдать себя за состоявшегося москвича. Про жильё я приврал, про зарплату соврал. Достаточно гладко, как мне показалось. Меня смутил только отец предложенной невесты. Это был вылитый мой бывший тесть. Видно, что он сразу срисовал моё истинное материальное положение. Папаша. Хотя я и не лгал безбожно. Скорее слегка приукрашивал, так сказать, для яркости повествования. Но оставим в покое несчастное семейство. Похоже, они действительно пришли сюда за новым родственником.

Мне же оставалось сделать только одно – вручить свой сюрприз невесте. Я взял гитару, расправил струны и с горящими глазами Андрея Губина спел свою песню. На Первом канале! Зрители в студии распознали во мне своего парня и щедро поддержали моё выступление бурными аплодисментами. Даже больше, чем поющего грузина из «Голоса». Забрав свои вибрации и повышенное давление, я вернулся в комнату жениха. Спустя пять минут тщедушный ювелир вместе со своими потенциальными родственниками был отправлен программой «Давай поженимся» в свадебное путешествие. Их всех ждал однокомнатный номер в Крыму. Так сказать, для уплотнения внутрисемейных связей. Молодой грузинский бизнесмен, приняв что-то «для блеску глаз» отбыл в ближайший ночной клуб, а мой администратор Володя написал мне следующее сообщение:

«Ты самый ужасный гость за всё время моей работы в программе! Желаю тебе больше никогда не жениться. Козёл».

До сих пор гадаю: «козёл» – это подпись или обращение?

Разумеется, мне не заплатили.

Спустя две недели, в день выхода в эфир выпуска с моим участием, случилась отмена. Во второй половине дня на Первом канале была пересмотрена сетка вещания. Поэтому выпуск со мной успели показать только в часовом поясе моей малой Родины – в Сибири.

Единственное доброе слово я услышал от оператора, снимавшего меня в «комнате жениха». Он сказал, что камера меня любит. Но снял почему-то с нерабочей стороны лица.

Звёздная судьба вновь вертела меня на шее эфиопского жирафа. Но, по крайней мере, я сохранил достоинство.

Спустя полгода размеренной жизни моя творческая натура снова заскучала. Хотя после всего пережитого за четыре года можно было и не суетиться, передохнуть. В конце концов в моей съёмной комнате в районе Хорошёво-Мневники стояла огромная кровать и имелся выход на собственный балкон. С 17-го этажа открывался головокружительный вид. До работы в школе я добирался пешком за семь минут. Не это ли мечта среднестатистического жителя столицы? Но, наверное, этим и отличаются москвичи от понаехавших. Последним всё время неймётся. И я не стал исключением. Каждое утро меня будило одно и то же чувство – пора, пора что-то менять, двигаться дальше! Не знаю, покрасить волосы, принять иудаизм, прочесть наконец школьную программу по литературе.

Но моим следующим движением стала женитьба. И не в шоу на Первом канале, а по-настоящему.

Так как я совмещал работу школе с работой в ДК, у меня появилась финансовая возможность раз в месяц ходить на свидания. Желательно, в парк. Желательно, со своим. В моей бутылочке из-под колы, вместе с последней, незаметно бултыхался недорогой вискарёк. Я был сильногруд, худоног и всё ещё талантлив. Поэтому очаровывал спутниц обтягивающими рубашками и слезоточивой жизненной прозой. А если случалось совместное утро, то и песнями. Так мы и встретились. Летом в парке.

Я сразу предложил ей остаться в моей комнате. Она отказалась. И предложила остаться в её жизни. Уже через два месяца я стал жителем подмосковной Балашихи. Будущая жена проживала там в собственной двухкомнатной квартире. Из-за сложной логистики пришлось оставить подработку в ДК. Так я потерял часть своего и без того небольшого дохода. Новоиспечённая невеста была в крайней степени очарована моими песнями и мечтами о большой сцене. Настолько сильно, что решила материально поучаствовать в этом процессе:

– Икар, я верю, что у тебя всё получится. Твои песни достойны популярности!

Мы договорились, что раз в месяц будем записывать по одной моей новой песне. Я подумал, что это судьба. Источник творческого изобилия неиссякаемым потоком хлынул из всех моих музыкальных чакр. Я чувствовал себя по-настоящему счастливым. Она смотрела на меня, как на героя романа, и плакала, когда я пел ей свои песни. Мы вертели дни недели, словно в детстве карусели. Субботы безразмерно удлинялись в ущерб воскресеньям. Мы отдались страсти и приняли призрачные надежды за реальность. И спустя полгода поженились.

Есть женщины, которые маниакально жаждут непрерывного развития своего мужа. Такие, с горящим глазом и «заведённым моторчиком». И если муж, по мнению этой жены, «застыл», то для неё он практически остыл. И тогда жди беды. То есть развода. В итоге каждая такая, по собственной воле свежеразведённая женщина уверена, что теперь-то она не промахнётся, уж теперь-то она знает, кто ей нужен и зачем. В крайнем случае, как в песне Алёны Апиной – слепит и полюбит. Вот только жизнь не песня. К слову, бывший муж моей новой возлюбленной был каким-то руководителем в МТС и получал очень и очень приличную зарплату. Но у него не было мечты и грандиозных планов. Только две квартиры, новая машина и стабильность. А у меня никакой недвижимости, но зато есенинские страсти, алименты и величие замысла. В общем, мы с ней были достойны друг друга.

Молодая жена с напором пожарного гидранта взялась за мою финансовую прокачку. Я прошёл курсы ведущего в Москве, балашихинские кулинарные мастер-классы и марафон желаний Блиновской. На Али-экспресс я заказал три цветных бабочки, научился делать веганскую шаурму и стал видеть знаки Вселенной.

Уже через месяц я стоял с микрофоном в руках и впитывал корпоративный дух Люберецкого ЖЭКа. На мне была жёлтая бабочка и проклятие заказчиков. Я понял, что быть ведущим – это не моё. Оказалось, мне очень сложно улыбаться гостям через силу и не реагировать на пьяные выходки сантехника Степаныча, решившего помочиться прямо на моего диджея. Но я продолжал убеждать себя в том, что мне просто не хватает опыта и что со временем моё отношение к ведению праздников изменится. Тем более, жена мягко угрожала. Поэтому случились ещё несколько раз. После каждого такого «заработка» я чувствовал себя изнасилованным. И вскоре отказался от этой затеи.

За время брачного периода нам удалось записать три песни. Но чуда не случилось. Очередь из продюсеров не выстроилась перед дверью балашихинской квартиры. Тогда же, как назло, уменьшилась моя зарплата в школе. А жену тем временем повысили до начальника отдела… Обстановка накалилась. Семейная лодка сбилась с курса. Разлада добавляло и присутствие в судьбе моей супруги того самого «стабильного» бывшего мужа. Мы стали ругаться. Однажды в порыве гнева жена упрекнула меня в том, что мои мечты и планы до сих пор не осуществились:

– Ты же говорил, что эта песня обязательно станет известной!

– Я не говорил так! Я говорил, что всё это лотерея. Но чтобы узнать, выигрышная она или нет, нужно попробовать.

– Тогда хотя бы соври, что всё получится! Просто скажи!

Я не смог этого сказать. Тогда она призналась:

– На самом деле, я никогда не хотела, чтобы ты прославился и жил жизнью артиста.

Я опешил:

– Зачем же ты мне помогала? Странное вложение собственных денег…

– Я просто ошиблась.

– В чём?

– Я просто ошиблась, – опять повторила она и с сожалением покачала головой.

На следующий день жена подала на развод.

В моей душе наступил мрак. Она сказала, чтобы я съехал как можно быстрее. Пришлось спешно искать себе жильё. Жильё, соответствующее моим доходам. Я снова проклял свою беспечную молодость с её долгосрочными последствиями – кредитами. Это была середина января 2020 года. А уже в начале февраля я заехал в комнату в старой трёшке. Пятиэтажный дом в Кунцево. Потолки под три метра. Через щели в огромных деревянных окнах можно было запускать воробьёв. Дом уже стоял в какой-то многолетней очереди на снос. Мои верные спутники – два чемодана и гитара – заняли своё новое место. Москва, я опять вернулся…

Мы развелись, прожив в браке всего полгода.

Чтобы не потерять остатки самообладания и помимо гречки кушать ещё и рыбные консервы, я срочно устроился на подработку гардеробщиком. В ресторан бельгийской кухни. Недалеко от центра Москвы. С утра до вечера я работал в школе, а с 18:00 до 00:00 принимал пальто и куртки у счастливых обладателей денежных знаков. Периодически я забивался с головой в пуховики Tommy Hilfiger, плащи Versace, норковые шубы Felicci и горько плакал. Затем принимал в виде чаевых 100-рублёвые купюры и покупал на них сайру в собственном соку.

Вскоре остатки рассудка покинули меня.

Думаю, ни для кого не секрет, что при наступлении сложных, тяжёлых жизненных обстоятельств перед человеком возникают примерно два пути: алкогольного забвения или духовного просветления.

Моё алкогольное забвение пришлось на первую волну ковида. В марте 2020 я заболел и, не приходя в себя, нырнул на дно бутылки. Дистанционный вид работы и невозможность свободного перемещения по Москве благоволили моему моральному разложению. В первый раз я пришёл в себя в июне. Я ощущал себя небритым Гошей (он же Гога, он же Юра и т. д.), который накинул плащ на голое тело и закрылся в коммуналке. Я тоже жил в полупустой страшной комнате в окружении бутылок и неблагонадёжных соседей. Зимой там был страшный холод, а летом невыносимая жара. На общей кухне стояла газовая плита времён голосования за Брежнева. Для согрева своих посиневших конечностей я зажигал все четыре конфорки и открывал духовку. И пока тепло сохранялось в руках, бежал под одеяло, чтобы заснуть. Моё сердце вело себя совершенно бестактно, то и дело сбиваясь с нужного ритма. Особенно, перед сном. Мысли о разводе и загубленной жизни беспощадно били по сердечно-сосудистой системе. Чтобы забыться сном, я был вынужден пристраститься к дешёвым алкогольным коктейлям. Смесь валокордина, корвалола, боярышника, пустырника и солёных слёз ненадолго отключала меня. По ночам в комнату стройными рядами проникали братья наши мерзкие – рыжие тараканы. Было ощущение, что у них там проходят регулярные парады. Общий унитаз постоянно забивался и протекал. Стабильно раз в неделю во всём доме пропадала вода и отключалось электричество. «Ну, а чего ты хотел за пятнадцать тысяч рублей в месяц, да ещё и недалеко от метро?» Я оказался на дне. Спустя пять лет после переезда в Москву я сидел в эпицентре уныния и разочарования. Своему новому жилью я дал говорящее название – МИГ. Место искупления грехов.

Развод не просто «больно ударил по моему самолюбию». Он показал мне истинное положение моих дел. Моего места в жизни. Моей катастрофической несостоятельности. И так как быстро решать свои жизненные проблемы я не умел, то в поисках ответов на вопросы с головой окунулся во всевозможные восточные, мистические и прочие эзотерические учения. Так я ступил на путь, как мне казалось, духовного просветления. По утрам я медитировал, а вечерами заливал неутихающую сердечную боль дешёвым купажированным виски. Я прочёл кучу книг и прослушал массу аудио. Научился заговаривать водку и предсказывать будущее (которое никогда не сбывалось). Дошло до того, что в августе я совершенно бросил пить. А затем научился разбираться в сортах авокадо и шастать по коридорам затмений. Я уже был близок к тому, чтобы бросить есть мясо несчастных убиенных животных и воздвигнуть в комнате памятник священной корове. Свой день я заканчивал салатом из сырых овощей. У меня появились соответствующие знакомые. Всех нас терзала несправедливость мира, ношение антиковидных масок и отсутствие достаточных материальных благ. Все ответы мы искали у Вселенной, Зеланда, Джона Кехо и иногда в прошлых жизнях. В моей голове постоянно звучали положительные аффирмации: «Денежный поток золотым дождём льётся мне на грудь», «Я живу на роге изобилия» и «Вселенная исполняет все мои страдания». В ту сказочную пору и подарки были соответствующими: консультация таролога, предсказание астролога, заговор нумеролога и впоследствии лечение у невролога. По утрам от невыносимой тоски я писал стихи. Иногда песни. Некоторые из них были полны желчи и обиды:

Вдумчивый читатель спросит – что же держало меня в Москве, в этих страданиях? Что мотивировало столько лет идти в сандалиях по болоту? Чей пример заставлял забыть о том, что кроме макарон по-флотски бывает и мясо по-французски? Я отвечу. Это были они – простые рабочие парни – Сильвестр Сталлоне и Стас Михайлов. Каждый раз, когда судьба хватала меня за курдюк, я вспоминал рот Сталлоне, искривлённый с самого рождения. «Человек с парализованной половиной лица смог сняться в главной роли в порнофильме! А чем я хуже?!» – убеждал я себя, отправляя заявку на Дом-2. Ради достижения цели Сильвестр семь лет оббивал пороги продюсерских домов, продал любимого пса, убирал за львами в клетке и работал вышибалой в кабаке. Что ж, и мне незападло раздевать людей за деньги в ресторане бельгийской кухни. А пахарь Михайлов! Сколько он пел в приморских кафе, сколько таскался по съёмным углам с бедняжкой женой, которая написала ему его первые песни? А потом – бац, и познакомился с супругой футболиста «Манчестер Юнайтед», которая успела очароваться начинающим музыкантом. Последняя оказалась не промах – развелась с футболистом, отхватила куш и знатно расширила бюджет начинающего музыканта. И впоследствии стала его женой. Я был близок ко всем описанным испытаниям, а значит, и к аналогичному успеху! Оставалось потерпеть, ещё немножко потерпеть…

Но алименты, кредиты и желудок не имели такого терпения, как моя мечтательная натура. А зарплаты в школе едва хватало, чтобы сводить концы с концами. И осенью я повадился менять ламинат в московских МФЦ. Работа была пыльная, ночная, сдельная. Мы начинали с 22:00 и заканчивали к 6 утра. Моим напарником был реинкарнированный Курт Кобейн. Коренной москвич, самостоятельно освоивший написание аранжировок и укладку ламината. Мало того, что он реально был копией легендарного рок-музыканта, так он ещё и жил соответственно. Текст, аккордики, димедрол. Но чаще – секс, экзотика, трихопол. В общем, 25-летний рокер старой закалки. Как-то он услышал мою новую песню, которую я написал в своей комнате для страданий, и очень ей вдохновился. Песня называлась «Карантин». Это был гимн моего разбитого сердца:

– Икар, я помогу тебе записать песню. Бесплатно. Во-первых, это актуально, во-вторых, мы сделаем её модно. В стиле «Ласкового мая».

– Спасибо, Аркадий! – так звали моего напарника.

Мы действительно записали песню, а потом ещё одну. «Карантин» взбудоражил мой упавший дух, а также публику, преимущественно её женскую часть. Возбуждённый мимолётным успехом, я, словно стахановец, начал выдавать по стихотворению в день и по песне в неделю! И однажды во время медитации ко мне пришёл инсайт – я должен выпустить сборник стихов! Вот оно! Наконец-то мне всё стало ясно! Спасибо Шри-Ганеша, дай Бог тебе здоровья! Оставалась самая малость – найти деньги, чтобы не ходить на работу и заниматься только своим творчеством. Этим желанием я нахально приравнял себя к великому Чехову, написавшему однажды: «Мне нестерпимо хочется есть, пить, спать и разговаривать о литературе, то есть ничего не делать и в то же время чувствовать себя порядочным человеком».

Однако путь к славе был тернист и приводил меня в дурные закоулки.

Чтобы чувствовать свою значимость и нужность миру, я регулярно вёл соцсети. С выражением лица глубокого драматического артиста мытищинского театрального любительского кружка я записывал свои стихи на видео. Вот я Пьеро с разбитым сердцем, вот герой-любовник с напряжённой грудью, а вот я дерзкий повеса – внебрачный племянник Сергея Есенина. И в первом, и во втором, и в третьем случае я был пьян. Но это была не зависимость. Того требовало искусство! По крайней мере, так я успокаивал себя. Мои волосы снова блестели воском средней фиксации, а глаза ощущением своей исключительности. В ту пору я ещё не понимал, что всё это было самолюбованием чистой воды и делалось для подпитки своего тщеславия. А тщеславие, как тебе известно, мой высоконравственный читатель, плохой путеводитель.

Как-то в одном запрещённом ныне приложении мне написал известный актёр. Не могу сказать, что меня это прям очень удивило. В конце концов у меня в друзьях числились сёстры Зайцевы, Дмитрий Дибров и папа Леонида Агутина. А сыгравший главную роль в сериале «Легенды о Круге» Юрий Кузнецов в личном сообщении поздравлял меня с днём рождения! Поэтому я относительно спокойно отнёсся к дружескому обращению ещё одного известного человека. Тем более, он не раз ставил реакции на мои стихи и песни. Это был преимущественно театрально-сериальный артист возрастом ближе к пятидесяти. Моя мама сразу бы его узнала. В сообщении он приглашал меня на юбилейную постановку легендарного мюзикла, в котором играл сам. Мюзикл с мировым именем проходил в одном из лучших театров Москвы! Как же ликовало моё самолюбие. Как вознеслась моя гордыня! «Вот оно – признание! Высокая оценка моего таланта! Со мной хотят общаться знаменитые артисты!» – думал я, грея свои посиневшие конечности у газовой плиты на общей кухне. Но, посмотрев на сайте стоимость билетов, я поблагодарил доброго человека и вежливо отказался. Тогда он написал, что билет в партер уже ждёт меня и мне всего-то нужно приехать и усадить свою задницу в мягкое кресло четвёртого ряда. «Очередной знак, что я на верном пути! Вселенная слышит меня! Наверное, мне суждено стать великим артистом!» – в общем, чего ожидать от человека с такими мыслями? Когда любимыми инструментами для познания жизни являются коридоры затмений, ретроградный Меркурий, вещие сны и «неслучайные» знаки Вселенной, то никакой адекватности и критического мышления быть не может. Сплошная бесовщина.

Спустя две недели я вышел из дому и направился в сторону того самого театра. На мне был дорогой шарф из «Снежной королевы», пальто с воротником из искусственного меха, купленное там же в рассрочку и ощущение непонятной тревоги…

«Ну, а чего тревожиться?» – спрашивал я себя. «Сейчас пред моим взором предстанет легендарная рок-опера! А потом я сделаю селфи с известным актёром! И непременно начну с ним общаться, а там, глядишь, и вольюсь в актёрскую тусовку Москвы! Мне ведь тоже есть чем похвастаться – моё творчество нравится людям! Тем более, последний раз на мюзикле я был примерно никогда».

Пока метро несло меня к нужной станции, мой благодетель несколько раз уточнил, буду ли я. Я ответил, что уже близко. Он сказал, что билет от него на моё имя ждёт меня в кассе. Удивившись такому беспокойству, я, однако, по-прежнему не придавал этому значения.

Добравшись до места и приземлившись в своё кресло по блату, я застыл в ожидании театрального действа! Что ж, мой читатель, возможно, ты в отличие от меня искушённый театрал и прожжённый искусствовед, понимающий разницу между бенуаром и гранд-кокетом, например. Я же просто сидел с открытым ртом. Иногда я начинал плакать, отчего впадал в совершенное смущение и от стыда прятал свою бедняцкую физиономию под шарф из «Снежной королевы». А иногда я ловил взгляд со сцены. Пригласивший меня смотрел прямо в упор. Точно в глаза. И улыбался. Я всеми силами старался разглядеть в этих жестах дружеские, безобидные начинания. Но внутренний голос и подмигивания гримированного мужчины упорно твердили о другом. Однако на сцене разворачивались евангельские события, и я отказывался думать о плохом. За время представления моя сложносочинённая творческая натура испытала весь спектр возможных эмоций. Когда опустился занавес, я ещё минут пять сидел взбудораженный и невесомый. В чувство меня привёл телефонный звонок:

– Икар, встречаемся на ступенях у центрального входа через десять минут.

Через десять минут он протянул мне свою долговязую руку:

– Гарася, – представился он, – очень приятно, – глаза его по-прежнему блестели софитами.

– Икар.

Обменявшись рукопожатием и любезностями, он предложил зайти в кафе напротив. Я согласился. В конце концов меня вело желание приобщиться к звёздной жизни, прославиться (зря что ли я почти семь лет отдал Москве?). А тут такая возможность!

В тёмном полупустом кафе он рассказал о своей жизни. О том, что недавно развёлся с женой, с которой они прожили много лет, о взрослых детях, о работе. И что только сейчас, уже в зрелом возрасте, он наконец-то понял, как он хочет жить и что на самом деле ему нужно. Теперь все эти сопли я бы уложил в одну лаконичную фразу – седина в бороду, бес в ребро. Но тогда я и сам охотно делился перипетиями своей жизни и, в общем-то, в чём-то его понимал. Он сразу предложил выпить чего покрепче, но я на всякий случай отказался.

– Икар, помоги мне. Я никак не могу разобраться в мобильном приложении. Мне нужно отыскать один файл, но, похоже, в силу возраста я уже не так быстро соображаю, – он протянул мне свой телефон.

И в этот момент разведённый театрально-сериальный артист раскрылся. Передавая трубку, его ухоженная ладонь непростительно долго застыла на моей руке, произведя при этом короткие манипуляции похожие на случайные поглаживания. А на лощённой физиономии замаячила та же улыбочка, которой он приветствовал меня со сцены.

«Мать твоя, в сибирских казематах!»

Мягко говоря, толерантно выражаясь, я офонарел.

Вообще, я достаточно воспитанный и где-то даже интеллигентный мужчина. Но если в моей крови появлялись 1,5 промилле, то «я с пелёнок знал понятия в делах и с ворами я законными дружил». Однако на нашем столе стоял облепиховый чай, а внутри меня исправно работало врождённое чувство такта. Подавив в себе отвращение, я сделал вид, что ничего не понял. Но внутри меня всё сжалось. Пора было валить. Не артиста, конечно, но хотя бы самому. Только тогда я обратил внимание на редких посетителей, сидящих за соседними столиками. Ни одной девушки среди них не было. Зато большинство не сильно отличалось от представительниц слабого пола.

Я сказал, что мне пора, он засобирался тоже. Какое-то время мы шли по улице в одном направлении. Но содомит не унимался:

– А поехали ко мне? Что этот чай облепиховый? Дома у меня картошечки пожарим! Да под вискарёк, да под гитарку!

«Чувствую под вискарёк у тебя жарится не только картошечка», – подумал я, а вслух сказал, что не ем жареное и не пью виски.

У метро мы попрощались, и я уехал. Дома я впервые задумался, до чего может довести тщеславие и как один смертный грех легко перетекает в другой. А ещё, что моё врожденное чувство такта требует корректировки. Тактичность тоже должна иметь свои пределы. На моей малой родине в период моей юности чайник с облепиховым чаем оказался бы на его голове.

Но всё равно я ещё оставался наивным еретиком, следующим за своей мечтой. Хотя голос совести начинал звучать всё громче.

Проще всего в сети аферистов ловятся натуры мечтательные, ранимые, люди с нереализованным творческим потенциалом. Ищущие себя где угодно, но только не в работе, не в труде. Одним словом, жертвы обстоятельств. А по-честному – тунеядцы.

В ту пору всё это в полной мере описывало меня самого. После всех моих эзотерических исканий я стал чувствительным и наполненным, как звенящий кедр. Из меня регулярно извергались стихи и, как мне казалось, гениальные умозаключения. В любом плевке на асфальте я мог распознать фундаментальный знак Вселенной и последовать за внезапно возникшим внутренним голосом.

Она пришла на мой первый творческий вечер. Спустя год жизни в МИГе (как ты помнишь, мой внимательный читатель, МИГ – это место искупления грехов) я понемногу стал выходить в свет. Сублимируя свои страдания и нереализованность в стихи и песни, я смог собрать целую программу из своего комнатного творчества. В одном подвальном кафе набралось аж десять почитателей моего космического таланта. В конце она подошла ко мне и предложила организовать совместный вечер.

– Привет, я Марго.

Это был знак! Вне всяких сомнений, это был знак. Моя многолетняя мистическая любовь к роману «Мастер и Маргарита» проявилась в реальности. Марго, Москва, Мечта. Всё сошлось. Она, словно ваучер МММ, сулила безответственность и лёгкие деньги. Её тонкую руку обхватили вызывающе дорогие часы неизвестной фирмы. Я, не раздумывая, согласился. И спустя два месяца мы сделали совместное мероприятие. Восторг! Успешный успех захватил меня в свои цепкие лапы. Весь сценарий я написал сам. Зрители рукоплескали и фотографировались с нами, а вечер так и назывался – «Мастер и Маргарита». Бес тщеславия радостно потирал свои волосатые ладони о мою ржавую корону на голове.

Отмечая наше совместное мероприятие, мы заговорили о работе. Со мной всё было понятно – я в двух словах смог объяснить, где работаю и чем конкретно там занимаюсь. Но вот с Марго всё оказалось сложней. Она так и сказала:

– В двух словах не объяснить. Так сразу и не поймёшь. Но с каждым месяцем доход становится всё больше и больше.

Как однажды сказал Александр Генис: «Шарлатаном является всякий, кто не может объяснить шестилетнему ребёнку, чем он занимается».

Эх, знать бы раньше этого Александра Гениса и на этом моменте остановить своё любопытство. Но она продолжила сама:

– Тебе же не нравится твоя работа? Ты же хочешь работать на себя, а лучше просто иметь доход, чтобы свободно заниматься своим творчеством, записывать песни, выступать. Ни от кого не зависеть. Самому планировать время своей жизни. Ведь так? Слетать наконец на море, в Таиланд. А через два года купить себе квартиру. Представляешь? И я знаю, что для этого нужно сделать. Всё это гораздо ближе к тебе, чем кажется, – она смотрела не просто в упор. Казалось, она изучает лобные доли моих гайморовых пазух.

Чувствуешь, мой смышлёный читатель, как запахло кромешным разводиловом? Как червячок сомнения аккуратно трётся о твою опустившуюся печень? И я почувствовал. Но не нужно недооценивать мою глупость. Ибо тщеславие идёт бок о бок со сребролюбием.

– Рассказывай, – сказал я, с ощущением будто заключаю сделку с дьяволом.

В ответ она пригласила меня на «презентацию» в офис этой чудесной международной компании. Компания называлась незамысловато – Кью. вет. Словно кювет, в который попадает задремавший в пути водитель. Мне предлагалось стать партнёром и членом большой команды. Она предупредила, что всё строго и нельзя опаздывать. Я примчался, как сойка влюблённая. Офис располагался в большом бизнес-центре в районе Кунцево. Мысли об успешном будущем и влажные фантазии о творческой карьере полностью отключили моё критическое мышление. Я уже видел, как бросаю на стол директора заявление по собственному. Как переезжаю в двухкомнатную квартиру недалеко от станции метро. Как мама с гордостью рассказывает соседям о моей звёздной карьере. А в центральном магазине «Читай-город» для меня устраивают встречу с поклонниками, ибо сборник моих стихов пробил потолок в миллион экземпляров.

Я поднялся на 3-й этаж, где меня встретила сияющая Марго. Мы подошли к большой железной двери, за которой нас ждали свободные от бюджетной сферы люди. Марго, не переставая улыбаться, начала звонить по телефону и интересоваться – можно ли входить. И вот с третьего раза нам согласовали проход в мир богатства и лёгких денег. Дверь отворилась, и нас встретила милая девушка с синтетической улыбкой. Странно, но она была совершенно одна, хотя за минуту до этого я отчётливо слышал голоса и топот. Похоже, что помещение состояло из нескольких кабинетов и одного зала. Все двери были закрыты, но толпа богачей явно где-то притаилась. Искусственная хостес направила нас в таинственный кабинет, напоминающий ШИЗО, только с обоями в цветочек и одним сидельцем. Помещение было душным, безоконным, с шелкографией на стенах. За столом сидел улыбчивый дядя в костюме-двойке с дешёвым отливом и в туфлях из магазина «В последний путь». Тупые носы нагуталиненной обуви подёргивались в такт его словам. Поломанный нос и южная «гэ» выдавали в нём ростовскую шпану времён Советского Союза. Он открыл цветной каталоХ и представил продуХцию трансатлантической компании миллионеров. На его руке вызывающе болтались дорогие часы неизвестной фирмы, а лобные морщины смазывала стекающая капля пота. Собственно, продажа часов, путёвок и украшений из Малайзии и являлась топливом, двигающим бывших провинциальных колхозников к вершинам списка Форбс. Центральный офис самой конторы располагался там же – в далёкой Малайзии. Ростовский спикер рассказал, как за два месяца избавился от туберкулёза и всех кредитов. Разумеется, благодаря компании. Марго сидела рядом и одобрительно кивала. В их довольных рожах я распознал потомков Гербалайфа. Своё яркое выступление он закончил фразой:

– Поздравляю! Сейчас в твоей жизни настал решающий миХ! Пришло время сделать правильные выборА!

После первой сессии меня перевели в другую камеру-одиночку тоже без окон и с цветастыми обоями на хлипких стенах. Там нас встретила рыжая девушка с откровенно злыми глазами. Никакая улыбка и истории о финансовом успехе не могли скрыть от моего эмоционального интеллекта её внутреннюю черноту. Там, где у неё не получалось открыто и честно ответить на мой вопрос, она говорила:

– Зачем мне тебе что-то доказывать? У меня всё получилось, я довольна своей жизнью. Я ушла из найма и теперь сама себе хозяйка. А вот ты, видимо, нет, раз здесь оказался. Тут нечего объяснять, это рабочая тема.

Злые, очень злые глаза.

А тема была такая. Чтобы начать там зарабатывать, нужно было открыть виртуальный магазин. А лучше сразу три. Так доход будет больше. Для открытия трёх магазинов нужна была самая малость – купить себе продукции на полмиллиона рублей! Те самые дорогие часы неизвестной марки, путёвки в 5-звёздочные отели или ювелирные украшения. Так ты становился участником «клуба будущих миллионеров». Часы, путёвки и рыжьё оставались в твоём личном пользовании (разумеется, их стоимость была завышена). А дальше нужно было привлекать таких же хомячков, как ты сам, доказывая им, что жизнь пролетит мимо, если они не впишутся в малазийскую историю. С каждого привлечённого ты получаешь доход. Вновь прибывшие в твою команду приобретают статус – «нижестоящие». А ты становишься их лидером. Ну, или господином. Как пойдёт. В общем, всё, как у любителей БДСМ: нижестоящий, вышележащий, наглосмотрящий, сверхунассавший. Для начала нужно было самостоятельно найти двоих последователей, а потом уже помочь им найти своих последователей и т. д. Сраная пирамида по прямым продажам с малазийским душком.

Так как пирамидальное строение было очевидным, они придумали удивительное оправдание:

– Смотри, – говорили они, рисуя очередную схему, – в любой организации есть руководитель, под ним есть замы, под каждым замом есть начальники отделов, в отделах есть сотрудники и т. д. Понимаешь? Любая компания – это пирамида. Что ж в этом плохого? Просто у человечества был негативный опыт, который привёл к отрицательной реакции. Но даже школа, в которой ты работаешь, тоже является пирамидой: директор получает больше всех, под ним есть замы – они получает поменьше, под ними учителя – зарплата ещё ниже и т. д.

Такой нехитрой логикой они ставили знак равно между общеобразовательной школой и МММ.

Поначалу я категорически отказывался. Вообще, выйдя оттуда, я отчётливо ощущал внутреннее беспокойство и противление. Вот бывает же «не по себе»? Вот так и было. Но уже на следующий день я находил какие-то аргументы и доводы в пользу этой деятельности. Я прекрасно осознавал своё материальное положение. Всегда плачевное. Мне хотелось вырваться из этого проклятого круга и забыть, как страшный сон, свою съёмную тараканью нору. Но я не видел альтернативы, а Божий промысел принимать не умел. Пусть от конторы и пахло обманом, но он был чудесным. А чудо это всё, что мне было нужно. Как, впрочем, каждому неверующему.

Через день Марго вновь напомнила о себе. Предложила встретиться и обсудить моё решение. На встрече в кафе она рисовала мне те же пирамиды, что и рыжая на презентации. По итогу я всегда оказывался в баснословном выигрыше. По крайней мере, на её схемах. Однако разговор закончился на повышенных тонах, так как она давала очень спорные гарантии того, что я быстро закрою потенциальный кредит. Гарантии из разряда – «Уж если я смогла, то ты точно сможешь» или «У нас нет ни одного человека, кто не смог – даже Гангрена Семёновна, видевшая царя вживую, собрала свою команду из выживших белогвардейцев» – меня не убеждали. Тогда я задал один единственный вопрос:

– Хорошо. Если ты гарантируешь, что эта схема рабочая, и я 100 % в течение шести месяцев выплачу кредит в полмиллиона рублей, то давай я займу их у тебя? Ты ведь давно закрыла свои долги и уже получаешь прибыль. Ты же сама сказала, что у тебя целая команда из «нижестоящих».

На мгновение мой вопрос закрыл её незакрывающийся рот. Похоже, для неё это было впервые, и такие возражения она ещё не отрабатывала. Но я думаю, после этого они вписали его в свою пирамидальную методичку. Собравшись с мыслями и сменив тактику, она ответила:

– Мне это не нужно. У меня и так всё хорошо. Мы вроде как подружились, и я решила тебе помочь, пригласив в компанию. В конце концов туда не каждый попадает.

– Так помоги. Давай я стану членом твоей команды. Готов написать расписку в получении пятисот тысяч рублей. И если у тебя всё хорошо, то зачем ты продолжаешь привлекать новых участников? Разве этим не должны заниматься твои нижестоящие, пока ты почиваешь на лаврах?

– Слушай, не хочешь и не надо. Только пока ты будешь сидеть в своей школе с зарплатой в 50 тысяч рублей, я выпущу альбом со своими песнями и буду жить на островах. Я устала уже с тобой. Всё, достаточно.

И ушла. Но через день позвонила опять. Видимо, очень тревожилась за моё финансовое будущее. Я понимал, что это манипуляции, но почему-то продолжал общаться. После этого мы встречались ещё дважды. И дважды я отказывался. И дважды со скандалом. Однако сомнения буйным цветом разрастались в моей душе. «А что, если она права?», – говорил я себе, проталкивая в оконную щель очередного жирного таракана. «Я ведь общительный, умею располагать к себе людей, очаровывать, в конце концов. Неужели я не найду несколько таких же ищущих финансовую свободу?» В итоге ощущение упущенной выгоды взяло верх. Когда Марго в очередной раз позвонила узнать, как мои дела (с чего вдруг такая забота?), я сказал, что согласен.

Бес уныния, всегда работающий на перспективу, включил обратный отсчёт.

На самом деле, у меня ещё был шанс не ввязаться в новую кабалу и не вступить в ряды малазийской паствы. Банк запросто мог отказать мне, так как я уже был полон кредитами и алиментами. И для меня бы это стало знаком. Однако банк в течение десяти минут всё одобрил и с распростёртыми объятиями принял меня в большую семью своих должников. Марго ликовала. Я был тревожно спокоен. Как написал однажды Антон Павлович Чехов: «Замечательный день сегодня. То ли чаю выпить, то ли повеситься».

Мне дали три дня на осознание своей будущей жизни и назначили дату первой обучающей лекции. Я стал счастливым обладателем дорогих часов и путёвки в 5-звёздочный тайский отель с двухгодичным сроком действия. Правда, стоимость перелёта не входила в стоимость путёвки.

Что ж, дело сделано, и давать заднюю было поздно. Как говорят свердловские карманники, глаза боятся, а руки бегают. Спустя три дня, с блокнотом в руках, я прибыл в тот же бизнес-центр для прохождения курса золотого тельца. Теперь богачи не скрывались от меня. Офисная жизнь кипела, как пельмени из Ашана. Запах вроде бы тот самый, а по вкусу, как полынь.

Свои лекции я посещал по графику в свободное от работы время. Новичков сопровождали их наставники. Что меня поразило в первый же день, так это то, что нам показывали видеолекции на видеокассетах! На видеокассетах, Карл! В 2021 году на этой фабрике по выпуску миллионеров использовали видеокассеты и передавали информацию от отца к сыну, рисуя треугольные фигуры на пергаменте формата А4. Казалось, что лекции снимались в павильонах сериала «Санта-Барбара» – в то же время, той же съёмочной группой. Одежда на говорящих с экрана была точно такая, какую носил Сиси Кэпвл в свои лучшие сериальные годы. А, между прочим, на записи вещали основатели трансатлантической пирамиды, которую ни в коем случае нельзя было называть этой геометрической фигурой. Два остроумных азиата с шутками от Геннадия Ветрова и с широкими, как у Незнайки, галстуками.

Пересекая порог офиса, все члены команды обязаны были улыбаться и не нести негатив. И пусть ты просрал последние деньги и тебе нечем платить за кредит, но даже под страхом лечения пульпита без анестезии, ты не должен говорить об этом своим нижестоящим. Ибо пирамидка может зашататься.

Спустя неделю я попал на ежеквартальную мотивирующую встречу с лидером, достигшим каких-то невероятных высот по впариванию часов и путёвок. Офисный зал был забит под завязку. Марго сказала, что такое пропускать нельзя. Как пишет талантливый продюсер Николай Картозия в своём разборе инфоцыганства: «Жизнь в инстаграме[1] нужно жить так, чтобы лох цепенел».

Вряд ли часовые гуру читали Николая Борисовича, но принцип был именно этот – нужно было регулярно являть миру хомячков видимость успешного успеха. На импровизированной сцене появился молодой мужчина ростом ниже среднего, одетый в удобное (а миллионеры иначе и не одеваются). Он аккуратно положил на стол ключи от дорогой иномарки и улыбнулся. С этого момента улыбка не сходила с его пастырского лица. Рядом с ним встали две девушки – лидеры поменьше (для него нижестоящие или рядомлежащие, кто их там разберёт). Вместе они смотрелись, словно Лещенко и бэк-вокалистки. Он начал с приветствия, которое было подхвачено дружным блеянием паствы. Его истории напоминали мне сюжет фильма «Красотка», только адаптированные под отечественный менталитет (Хотя, чего там адаптировать? Мечта любой московской проститутки 90-х.) Будучи для всех «своим парнем» он, однако, создавал стойкое ощущение ущербности у вновь прибывших пирамидостроителей. Мы были словно Дэу Нексии, попавшие в мир Мерседесов. Но при этом он давал каждому слово, мол, смотри, ты не один, здесь полно таких же ржавых корыт, которые мы непременно починим и превратим в S-klasse. Но ответь, мой технически грамотный читатель, где ты видел 5-литровую Дэу с AMG обвесом? Может быть, в Малайзии? Как известно, азиатская сторона славится различными трансформациями. Но в основном, половыми.

Несомненно, парень умел выступать на публике. Но, очевидно, и другое: всю эту пургу можно было впарить только определённым людям. Готовым. Тёпленьким. Я же прогревался плохо.

Спустя ещё неделю я увидел свой первый заработок. Так как я приобрёл сразу три виртуальных магазина (гулять, так гулять!) мне пришёл кэшбек – по двести баксов за каждый и плюс сто бонусных. Сдуру я даже обрадовался, забыв, что с процентами должен банку почти семьсот тысяч рублей. Однако на моей руке болтались котлы за сто пятьдесят тысяч и приятная лёгкая дрожь от первого «заработка» накрывала моё грешное тело.

Тем временем бес уныния уже стоял у моих дверей и терпеливо ждал.

Потом началось интересное. Марго стала водить нас, нижестоящих, по московским кабакам и барам. Не за свой счёт, разумеется. Каждый платил сам за себя. Но это было не праздное времяпрепровождение (хотя было похоже на работу мечты). Там мы искали новых хомячков для прожорливой пирамиды. Хотя чаще наша «вышестоящая» сразу приглашала потенциальных клиентов на свои гулянки. Преимущественно это были заблудившиеся по жизни люди. Впрочем, как и я. Доходило до того, что она звала к себе в гости меня и своих старых товарищей или подруг, которые и не догадывались, чем она промышляет. Дружеские посиделки под гитару и вино. Что может быть безобидней? Но цель была совсем другой. Прощупать, подготовить, предложить. Мне это было не по нутру: