Последнее, что помню, – в машину врезался грузовик. Многотонная машина появилась словно из ниоткуда. Я понимал, что не переживу лобовое столкновение, но испытал лишь удивление.
Странно, мне бы сейчас горевать и трястись от страха, но ничего подобного и в помине нет. Наверное, это равнодушие. Я же мёртв, так чего переживать? Эх, хотел худеть со следующей недели. Черт, пытаюсь шутить, но без толку. Жуткое равнодушие. Совсем на меня не похоже.
Стоп, а как же семья, работа, творчество в конце концов? Там у меня осталась молодая жена, хлопоты по дому, основная работа, на доход от которой все мы и жили. Маленькая дочь! Господи, я роман не закончил! По обыкновению, ищу отзвуки внутри, обычно в такие моменты замирает дыхание и образуется вакуум в груди.
Ничего.
Жена с дочкой готовилась к празднику: старалась у плиты, наряжала нашу скромную квартиру. Сегодня мы должны были праздновать годовщину свадьбы. Жаль, что я…
Неужели вот так? Я умер так и не успев домой к ужину на собственную годовщину, не успев поцеловать перед сном дочь? Получается, я больше никогда её не увижу? Ни в выпускном платье, ни в свадебном? Я никогда не возьму на руки внуков?
Я себя не узнаю: мне бы сейчас впасть в депрессию или орать в бессильной злобе, но нет. Наверное, так работает христианская любовь и сила прощения. Господи, неужели я всю жизнь был неправ, отрицая тебя? Прости, если сможешь. В свою защиту должен сказать, что ты реально не следишь за земными делами! О тебе здесь давно позабыли. Люди молятся деньгам и поклоняются богатым. Знаешь, было бы неплохо напомнить о себе. Потопом или ещё как. Не мне тебя учить, Господи, людей наказывать.
Видимо, я и вправду заблуждался. Только посмотрите – я в… чистилище? Похоже, жизнь после смерти существует. Иначе как ещё можно объяснить всё это? «Я мыслю, следовательно, существую!» – слова Декарта обрели для меня новый смысл. Если я помню кто я и могу анализировать произошедшее – значит я жив. Жив после физической кончины. Получается, я на пути в мир иной?
Темнота. В фильмах чистилище представлено иначе. Почему-то его принято показывать светлым. Наверное, из-за названия. Если «чистилище», то оно обязательно должно быть чистым? А если чистое, тогда точно белое. По-моему, все как раз должно быть вот так – тьма и одиночество. Лучшее сочетание, внушающее страх. Только ужас может заставить человека признать грехи. Однако я не боюсь и не желаю каяться. И дело не в том, что я праведно жил. Отнюдь! Просто мне всё равно.
– Александр, добрый день!
– Господи, это ты?
Я инстинктивно попытался оглядеться и только сейчас осознал, что не имею тела. Ни рук, ни ног, ни шеи, которой только что хотел повернуть несуществующую голову.
Голос хохотнул.
– Пора бы уже привыкнуть к этому. Нет, это не Господь. Меня зовут Виктор Ломакин, и я ведущий инженер проекта «Сохранение».
За мгновение перед моими несуществующими глазами пронеслись картинки воспоминаний, связанных с этим словом.
Вера, моя супруга, в прошлую годовщину приобрела сертификат «Сохранения». «Я хочу подарить нам вечность, – заявила она, а затем озорно подмигнула и добавила. – Тем более подписка за полцены!» Держась за руки, мы вошли в офис. Нам имплантировали под кожу головы устройства, считывающие мозговую активность в реальном времени. Они создают образ сознания, и секунда в секунду передают данные на сервера, где и хранятся копии нашего разума. Вот почему я помню всё, вплоть до последнего мгновения.
– Это проект, который оцифровывает людей, так?
– Создает резервные копии личности, если быть точным.
– Я же должен был это помнить, а не молить Господа о прощении. Как я мог забыть?
– Особенность человеческого мозга – он ничего не забывает. На начальном этапе воспоминания блокируются системой, чтобы клиент лучше адаптировался к условиям симуляции. Как вы себя чувствуете?
– Мыслю предельно ясно, а вот с чувствами беда. Сплошная апатия.
– Это издержки перевода в «цифру». Мы работаем над проблемой, и в скором времени всё поправим.
– Понятно. И что теперь?
– Теперь мы проведём несколько тестов и при условии, что всё хорошо, перейдём в трёхмерную симуляцию.
– Жду не дождусь.
***
В лаборатории проекта «Сохранение» перед пультом управления, собрались двое. Один – невысокого роста полноватый мужчина в очках и белом халате, второй – высокий, худощавый, в дорогом костюме.
– Угораздило же на писателя нарваться! Это не логи, а «Война и мир» в четырёх томах. Отдел аналитики с ума сойдёт.
– Я кое-что изменил, – человек в халате словно оправдывался. – Теперь у клиента будет желание вести дневник. Так я оптимизировал процесс логирования и разгрузил ресурсы машины.
– Гениально, – мужчина в костюме перевёл взгляд с монитора на собеседника. – Слушай, Вить, мы же теперь можем приступить к следующей фазе, правильно?
– Конечно. Первоначальные тесты пройдены, а этот образец куда более стабильный, нежели прошлые. Его можно использовать как стандарт.
– Отлично! Значит, остальных на паузу, а на этом обкатай систему и выяви баги, о которых ты говорил.
– Хорошо.
Мужчина в костюме радостно улыбнулся, откинулся на спинку кресла и принялся мечтать вслух:
– Останется только предъявить миру новый, не побоюсь этого слова, революционный продукт. Эх, Витька, сегодня начинается новый виток человеческой эволюции! Записи воспоминаний – прошлый век. Теперь наступает новая эра – эра цифрового человека! Проект принесёт нам мировую славу и огромные деньги. Я так и вижу очереди из инвесторов.
Достав из карманов пачку сигарет и зажигалку, мужчина в костюме встал и направился к окну. Ручка стеклопакета не поддавалась, и он закурил прямо в лаборатории, задумчиво вглядываясь в ночную темноту за стеклом.
– Дим! – Виктор указал на знак с перечёркнутой сигаретой на стене.
– Вить, это моё здание, и здесь я решаю, что можно, а что нельзя. Ты с детства не поменялся вообще. Такой же нудный.
– Крылов, твою мать, видишь вон ту машину? – инженер указал на установку размером с плацкартный вагон и занимающую большую часть лаборатории. – Её эксплуатация требует стерильности! В ней петабайты информации и добрая сотня триллионов нейронных связей. Дендриты, искусственные синапсы – чудеса нейроморфной инженерии. Не дай бог смола попадёт внутрь…
Разъяренный инженер способен выдать грандиозное количество ругательств в единицу времени, в чём Крылов мгновенно убедился. Обсыпанный матом с головы до ног, он подчинился и потушил злосчастную сигарету.
– Переоденься во что-нибудь приличное. Мы едем отмечать.
– Ты серьёзно? – Виктор кинул быстрый взгляд на часы. – В два часа ночи? На завтра запланировано много работы.
– Завтра у нас выходной. Всё, не нуди. Поехали.
***
Трёхмерная симуляция – отличная штука. Наконец у меня появилось тело. Ощущение словно играю в виртуальной реальности лишь с той разницей, что снять шлем и выйти я больше не могу. Ну и что? Главное я жив. «Мыслю – существую!» – слова Декарта стали одновременно и девизом, и утешением.
На основе воспоминаний воссоздали мою квартиру. Видно, что команда старалась, но всё же есть отличия. Витя говорит, что позже я смогу настраивать собственную симуляцию самостоятельно. Тогда я наконец избавлюсь от этой ужасной вазы. Куда бы её ни убирал, через какое-то время она возвращается на место. Бесит! Хотя нет, не бесит. Чувство безразличия никуда не ушло. Значит, просто раздражает. Но почему? Может, я помню, как она меня бесила раньше, и теперь это стало привычкой?
У меня есть окно, но картина за ним статичная. Всё из-за того, что ресурсы сервера, который обрабатывает симуляцию, ограничены. В перспективе обещают добавить возможность выходить из квартиры и даже гулять по улицам. Так сказать, расширить карту очередным «ди-эл-си».
Да-а, раньше я любил компьютерные игры. Часами напролёт мочил нечисть и покорял бескрайние просторы вселенной, но посмотри на меня, Господи, я сам стал игровым персонажем. Мне бы, наверное, взбеситься от этого или впасть в депрессию, но… дзен, мать его. Говорят, апатию исправят следующим патчем. С ума сойти, мне добавят эмоции патчем! Да, Господи, твои пути неисповедимы.
К слову, об этом. Мои монологи с Господом весьма ироничны, не правда ли? Нет, я не уверовал, просто нужно же хоть с кем-то разговаривать! Куче народу в реальности можно, а мне здесь нет, что ли? Только представь, Господи, что бы началось, узнай журналисты о программе, уверовавшей в Бога! Вот это были бы заголовки! Умора. Вите бы понравилось. Он – классный мужик, правда, заходит редко. Но если мы разговариваем, это продолжается часами. «Заходит» – громкое слово. На самом деле он – голос в голове. Даже не знаю, как он выглядит, но в моём случае выбирать не приходится. Голос так голос. Я, вон, с Господом разговариваю, а он постоянно молчит. Так хоть какая-то компания.
Когда Витя в моей голове, мы болтаем о том о сём. У нас общее несчастье – одиночество. Я одинок потому, что первая цифровая личность, и мне запрещено до официального релиза общаться с кем-либо не из персонала. Даже с семьёй, представляешь? А он гений-затворник. Витя скромничает и говорит, что работает в команде, но личный опыт и отсутствие других голосов в моей голове подсказывают, что именно такие как он и тащат всё на себе.
Что ещё? Ну, у меня есть телевизор. Ненавижу его. В век информационных технологий смотреть центральное телевидение – моветон, но это единственная связь с внешним миром. Приходится мириться. Я могу смотреть новости, фильмы и телепередачи, но не могу выходить в интернет или звонить. Опять же до релиза.
В квартире обширная библиотека, и я люблю проводить время среди книг. В перерывах между чтением, просмотром «зомбоящика» и самокопанием, я сажусь за ноутбук и пишу. Зацени, Господи: я в компьютерной симуляции, и у меня есть симуляция компьютера. Компьютер в компьютере! Просто взрыв мозга! Да, я им пользуюсь, но только как пишущей машинкой.
Раз уж зашла об этом речь, то я закончил роман. Жду не дождусь релиза, чтобы его можно было разослать издателям. Представляю какой произойдёт фурор. Так и вижу заголовки: «Цифровой писатель», «Роман, написанный программой»!
Как мне удалось закончить роман, спросишь ты? Ведь вся информация осталась на домашнем компьютере. Не поверишь, но я помню его наизусть! Феноменальная память – одно из преимуществ цифровизации.
Как мне объяснил Витя, человеческая память – это определённая последовательность нейронов. И чтобы что-то хорошо запомнить, нужно эту последовательность почаще стимулировать. Повторами, например. А так как мои мозги теперь электронные, то и нейронные связи более не нуждаются в подобной стимуляции, и заключенная в них информация сразу же попадает в долговременную память.
Я помню наизусть любой единожды прочитанный текст и так же отчётливо вижу воспоминания. Я буквально могу проживать их заново. Снова и снова. Иногда проматываю в голове эпизоды, связанные с Верой. И не просто смотрю, а погружаюсь в них. Я чувствую всё, что чувствовал тогда. Разумеется, за исключением эмоций. Они для меня, словно помехи, искажающие сигнал. Я пытаюсь пробраться сквозь них и уловить эхо собственных чувств, но имею только перечень фактов, не более.
У феноменальной памяти есть и обратная сторона – я не способен что-либо забыть. Обычно плохие воспоминания забываются со временем. Но не в моём случае. Теперь… ох, я отчётливо помню, как именно меня гнобил Серёжа Круглов. Не приведи Господь встретиться мне с ним после патча, я ему припомню все пакости. А если увижу бывшую, что на протяжении двух лет наставляла мне рога, то вообще убью!
Да, я и при жизни испытывал проблемы с гневом. И это без такой крутой памяти. Надо сказать, Вите, чтобы он разобрался, а то представь, Господи, какой кошмар начнётся после выхода патча? Это же сколько душ придётся отправить с тобой на встречу?
***
Виктор зашёл в кабинет и сел на один из стульев, ожидая, когда закончится видеоконференция. Дмитрий жестом дал понять, что ждать недолго. Сквозь голографический экран, представляющий собой гибкий лист пластика, выходящий из узкого отверстия прямо в столе, Ломакин приметил несколько знакомых инвесторов.
– Слышал? – Крылов провёл по экрану, и тот послушно скрылся в специальной нише. – Партнёры в восторге от нашей идеи!
– Тебе не кажется, что слишком?
– Что именно?
– Превращать судебное заседание в рекламу проекта!
– Вить, это же гениально! Наконец-то пиар-отдел отрабатывает свой хлеб.
– Ну не знаю.
– Ты только представь, что теперь убитый лично сможет указать пальцем на собственную убийцу. За такую возможность клиенты отдадут любые деньги!
– Петрушин – жертва автокатастрофы. Произошедшее несчастный случай, а не умышленное убийство.
– Ломакин, не нуди!
– К чему эта показуха? Просто предоставим записи воспоминаний, как делали раньше. Этого более чем достаточно. Так мы выкроим время на тестирование патча и оптимизацию системы. Зачем рисковать?
– Слушай, лучшая защита – нападение! Мы не можем ждать. Конкуренты вот-вот обойдут нас. Японцы вот-вот начнут мозги пересаживать! Инвесторы ждут результатов, а ты, между прочим, постоянно просишь перенести сроки: то одно не успеваете, то другое.