Читать онлайн Князь полозов

Глава 1

В детстве, меня как остальных ребят не пугали свирепыми чужеземцами и лесными разбойниками. Вместо этого там, в глухой чаще, куда боялась ступить нога даже самых отважных воевод, обитала страшная нечисть. По крайней мере так мне рассказывали няньки, опасаясь, что убегу со двора.

О тёмном лесе я слышала много былин и сказаний, но ни разу не довелось увидеть ничего подобного, даже облик русалки в здешних речках.

Я открываю глаза, стараясь проморгаться, чтобы быстрее привыкнуть в оседающей липкой темноте, что застелила глаза.

– Ну как? Ты держишь? – шепчет девичий голос за моей спиной.

– Да! И ничего не вижу. Зажги свечу, мне страшно, – отвечаю я и ставлю перед собой зеркало, ощупывая рукой банный полок.

Втягиваю воздух полной грудью. Повсюду витает яркий аромат берёзовых листьев и мелиссы, что лежит на каменке.

Почти привыкнув к потёмкам, теперь вижу очертания своей дружки Софьи. Она резко чиркает камнем о кресало, и отлетающая искра, растлеваясь падает на высушенный мох. Вторая дружка, что стоит позади, боязливо зажимает руками губы и дрожа бормочет:

– Девки, может не надо? Вдруг увидят нас? То и дело высекут…

– Ты давай не причитай, Наталка, лучше помоги свечку зажечь.

Софья подносит пламя ближе, и теперь я могу увидеть хоть что-то перед собой. Всё так же тускло, но с приходом света, здесь стало менее жутко.

В баню в такое время никого и силком не затащить, но сегодня – в ночь на Ивана Купалу, тайком ото всех мы решили ворожить на суженого. Это последнее моё незамужнее лето. С первым покровом снега меня обещают сыну дружинника – Олегу. Сын княжеского воеводы частенько оглядывает меня, улыбается в мою сторону, а один раз мы даже столкнулись лбами, когда я заходила в конюшни проведать подаренного отцом коня. Тогда он запомнился мне васильковыми глазами, так ярко выделяющимися на фоне облачного неба, и связанной на затылке копной пшеничных волос. Всё, зачем я пришла сюда, это увидеть Олега в отражении зеркала.

По правде говоря, я никогда не гадала, а от нянек Аннушки и Марфы сбежала впервые, оставив их на костре на опушке леса, где сегодня собралось много городских.

– А теперь надо раздеться до нага, – спешит Софья, спуская с себя сорочку, с шалостью глядя на меня.

– Ну прям уж! Останусь одетой! Лишнее это, – возражаю я, сдвигая брови.

Баня курлыкает смехом. Мы волнуемся, прикрываем рты, со страху быть обнаруженными, но сдержать в себе смешки сейчас очень сложно.

– Ты первая, Марьяна, – озабоченно продолжает дружка. – В конце концов это тебя первую замуж выдают.

А и правду ведь говорит. Я убираю распущенные белокурые пряди за плечи, чтобы не опалить их о свечу и наклоняюсь ближе к зеркалу.

Дух захватывает, что есть сил, а по ногам бегают мурашки. Сжимаю кулаки и ещё немного мешкая, всё-таки произношу дрожащим голосом:

– Суженый-ряженый, приходи покраснеть, на меня поглядеть. Зеркало, покажи мне моего милого.

Позади я слышу хихиканье дружек, но мне почему-то совсем не до смеха. Пальцы немеют, сжимая крепче мягкую тёплую свечу. Вдумчиво всматриваюсь в зеркало, но никого не наблюдаю. Видимо правду говорил отец: глупости вся эта ворожба.

– Ну, – шепчет мне на ухо Софья. – Увидела уже своего Олега?

– Никого нет, – с отчаянием бормочу я. – Может, мы делаем что-то не так?

Едва ли успеваю я задать вопрос, как по ту сторону запотевшего от частого дыхания отражения мне являются два жутких блестящих глаза, а затем по стенам бани расходится тихое шипение.

– Вы слышите? Здесь кто-то есть! Ой девки, пойдёмте, а? – кусает костяшки Наталка.

Опьяняющий кисловато-свежий запах мелиссы кружит голову, и я с трудом проталкиваю зудящий комок в горле, но не перестаю смотреть сквозь зеркало. Там внутри всё окутывает серой густой дымкой. Через неё я наблюдаю мужское лицо с острыми грубыми чертами. Он смотрит прямо на меня. Пронизывает чёрными, холодными, как сталь глазами. Отскакиваю от зеркала прочь, кинув его на полок. Не могу поверить в то, что вижу и дружки тоже дрожат, только совсем не поэтому.

В углу за печкой во мраке слышатся шорохи, а затем мы видим очертание маленького существа. Вот тебе и погадали на суженого. Кажется, сейчас меня хватит удар.

Темный силуэт полностью выправляется, поднимая косматую голову, и девки, с визгом похватав одёжу, выбегают из бани. Я же не могу пошевелить и мизинцем цепенея от страха. Ноги не слушаются, будто вросли в дубовый пол. Я теряюсь, впиваясь сильнее ногтями в ладонь. Что же сейчас будет? Кто предо мною предстанет?

– Это банник, банник! – кричат где-то вдалеке напуганные до смерти девки.

– И никакой я не банник, – пищит голосок в темноте.

На лунный свет, отражающийся в крохотном оконце, выходит маленькая девочка. Прижимаю ладонь к груди, чтоб с облегчением выдохнуть. На счастье богам это всего лишь моя сестрица, Даринка. Ещё раз сглатываю, сдержанно пряча вырывающуюся наружу панику:

– Что ты тут делаешь, да ещё и одна? – мельком поглядывая в зеркало бурчу я. – Ты всех напугала.

– Я хотела с вами погадать на суженого! Марьяна, не рассказывай тяте, он выпорет меня.

– Если он узнает – выпорет нас обеих. Как ты сбежала из дому, непослушная?

Она крепко обхватывает меня за талию, цепляясь за юбку.

– Нянькам там совсем не до меня было, вот я и решила – за тобой пойду. Посмотреть хотела, как гадать станете, – утирает она себе щёку, шмыгая носом. Вся строгость в голосе моментально вянет на моих губах, как только я вижу её округлившиеся глазки и наигранно выкатившуюся нижнюю губу. Обнимаю сестру, поглаживая её по распущенным волосам.

– Эх… и взять то с тебя нечего, с несмышлёной. Идём домой. Хватит на сегодня приключений.

Как назло, в эту ночь мне не спится. В голове засел образ молодого мужчины в отражении. Я отчётливо помню его тёмные, будто по ветру растрёпанные волосы с небрежным чупом на одну сторону, а взгляд такой надменный, режущий. Знаю, что он точно не привиделся мне. Стоило бы удивиться, ведь это было настоящее чудо, но сейчас меня больше всего беспокоит не то, что я смогла увидеть что-то сквозь зеркало, а то, как заворожённо смотрела в его чёрные, с отблеском металла глаза.

Глава 2

В наших местностях рассвет берёт силу летом очень рано. За узорчатым окном доносятся трели жаворонка, а рабочий люд уже галдит вовсю.

Я пролежала в постели, зарываясь носом в льняные подушки, так и не сомкнув глаз. Стоило хоть на минуту их закрыть, как мне виделись мрачные обрывки сражений и укрытая чешуёй девушка, лежащая посреди верескового поля. Чешуя будто давила её, прижимала к земле, укутывая наглухо под собой.

Редкий лучик солнца, что так упорно прорывается через стекло, ласково заставляет меня открыть сонные глаза, целуя щёки.

Я вновь размышляю о грядущей свадьбе. Об Олеге. Каким он будет мужем? А какой я женой? Придусь ли я ему по душе?

Слово «любовь» мне знакомо. Я люблю своего отца, сестру и мачеху Ксенью. Люблю котят, которых кошка Муха принесла этой весной, но возможно ли полюбить того, с чьим взглядом за всю жизнь ты сталкивался всего пару раз? Да, Олег красив и статен. Он завидный жених…

Тонкую нить мысли обрывает отец, зайдя без стука в мою спальню. Отсюда я понимаю: состоится серьезный разговор. Его светло-серые сапоги, бережно вышитые серебром, грубо клацают по половицам, натаптывая дорожку. С суровым видом он обходит мои покои вокруг, становится возле кедрового сундука с нарядами и, хмуро супя седые брови, заводит руки за спину. От распахнутой настежь дверцы по ногам потянуло прохладой, и я невольно вжимаюсь в подушку. Ещё некоторое время отец выдерживает немую паузу, чтобы чувство вины сожрало меня до костей, и только потом всё же начинает разговор. Мягко и тихо, как того требуют приличия.

– Как ты провела вчерашний вечер, Марьяна? Всё ли понравилось тебе на празднике?

Даже не знаю, что ответить. Солгать отцу – немыслимая наглость, но и сказать правду духу не хватает. Эх, была не была, придётся врать.

– Хорошо, отец, – обмолвливаюсь я тихо. – Все прыгали через костёр… Марфа и Аннушка пускали венки в реку…

– А ты? Чем занималась вчера?

На это мне нечего сказать, и я опускаю глаза в пол. Наверняка он уже всё знает, и деваться теперь некуда.

– Отец, я…

– Марьяна, ты княжна! – строго перебил он меня. – Не престало будущей невесте по баням в ночь бегать! Что люди подумают?! Вон, уже молва пошла, что княжья дочь по ночам шатается…

– Но мы с дружками…

На его лице за секунду вспыхивает пламя, и весь жар своих глаз он направляет прямо на меня.

– Невеста должна сидеть дома, прясть, ткать и ждать свадьбы, но не более! – прикрикивает он краснея.

– Как это я должна? Кому должна и сколько? – дичаю вдруг. – Не было ещё на мне венца да платья белого, и от этого я никому не должна! – подскакиваю с перины.

– Забываешься, дочь! – громогласно гуторит отец, но тут же будто приходит в себя, и тон его голоса меняется на гудящий шёпот – Не хочу, чтобы слухи дурные до Олега дошли. О тебе забочусь! – отвернувшись, с обидой бормочет он.

Я очень люблю тятю, и сама не понимаю, что на меня нашло. Видимо, что-то внутри никак не даёт смириться с тем, что через пару месяцев мне придется подчиняться не только отцу. Я стану женой, а это значит, что о свободе и вольном решении мне придётся и вовсе забыть. Сколько себя помню, отец всегда излишне оберегал меня. Я никогда не выходила со двора одна, меня не пускали в лес без нянек и стражи, мне даже запрещено ходить по нашему городу без них. Возможно, кому-то подобное по душе, но для меня такая опека только в тягость.

Я подхожу ближе и легонько касаюсь рукой его плеча.

– Прости, – бормочу я, а в душе скребёт ковшом. Это откликнулась задремавшая совесть. – Не серчай на меня.

– Тебе нужно готовиться в свадьбе, дочка, – оборачивается тятя1 и нежно берёт мои пальцы, перебирая их словно бусы. – Найми прялок, займи работой себя и ваших с Даринкой нянек. Вплети, наконец, ленты в косы. Пусть все видят, что дочь князя Игоря женою стать готовится! Сваты уже не раз обращали внимание, что без лент ходишь – оскорбляются.

Отец с нежностью очерчивает моё лицо ладонью, и я вижу, как краснеют его глаза, наполняясь слезами.

– Мама смотрит на тебя сверху и радуется! Такая красавица выросла. Ты очень… очень на неё похожа, Марьяна.

Мне ничего не хочется говорить в этот момент. Вижу, что отец чтит любое воспоминание о матушке, которую я, к сожалению, совсем не помню. Он целует меня лоб и, крутя золотые пуговицы на кафтане, выходит из моей опочивальни.

О матушке я не знаю ровным счётом ничего, разве что о её скорой смерти после моего рождения. Тятя с большой неохотой разговаривает о прошлом и все мои вопросы отсекает на корню. К тому же сейчас он не одинок. У него есть Ксенья.

Говорят, мачехи бывают суровы к своим падчерицам, но все эти разговоры точно не про неё. Она понимает меня лучше, чем кто-либо. Я думаю, это из-за небольшой между нами разницы в возрасте. Ксенья добра и спокойна, покладиста и трудолюбива. Её упорству и усидчивости позавидовала бы каждая дворянка в наших краях. А ещё у неё золотые руки. Ковры, сотканные ею, заморские купцы разбирают, как горячие пирожки. От маленьких до огромных. Резные, с узорами и вкраплениями, в жемчугах и самоцветах. Всё это умеет делать Ксенья. Я люблю, когда она приходит ко мне по вечерам, рассказывает небылицы и сказки о былых богатырях, русалках и других обитателях Тёмного леса. Он, кстати, существует на самом деле, неподалёку от наших окрестностей. Но Ксенья говорит: люди обходят его стороной только потому, что кроны у тех деревьев настолько высоки, что солнце совсем не попадает в чащу, и когда светило утопает в горизонте, людской глаз покрывает колющая темнота; они вынуждены блуждать в нём, пока не придёт их кончина или древний старец Чертополох не выведет их из лесу. По древним преданиям Чертополох – хозяин этого места. Он следит за порядком и чистотой, а помогают ему различные силы и создания. Опасно и в тоже время жутко интересно. Мне бы хотелось взглянуть на лес лишь одним глазком, но, боюсь, моя мечта обречена – стражники князя следят за мной день и ночь, не выпуская из виду.

Вскоре после ухода отца ко мне прибежали няньки. В основном они приносят больше хлопот, чем помощи. Марфа на десяток лет старше Аннушки. Крупная, уже седовласая и чуть морщинистая. Она всегда ходит с покрытой головой, хотя замужем никогда не бывала. Вероятно, старается скрыть этим свои лета2.

Аннушка же отличалась от неё: худощавая, но пышногрудая красавица с волнистыми, цвета пасмурного неба косами. Она раскована и говорлива, чем очень утомляет. Признаться, прялка из неё что надо, а вот нянька она никудышная: долго спит и вечно занята своими делами.

Не успеваю я открыть рот, как Аннушка, взяв меня за рукава, пищит, топчась на месте:

– Сегодня начну прясть для тебя. Будешь невеста с самым шикарным приданным! А сейчас вплетём тебе ленты…

– Нет! – обрываю я. Кажется, это прозвучало слишком резко, потому как няньки, вытаращив глаза сморщили лбы. Главное теперь найти причину своего поведения. – Я… просто… – перехватываю ртом воздух. – …хочу, чтобы это сделали мои дружки, сегодня вечером, – чего только не скажешь, лишь бы оттянуть это дело ещё хоть на чуть-чуть. Няньки же подозрительно переглянулись, но всё-таки после кивнули головами, низко прижав их к плечам.

– Как пожелаешь, княжна, – кланяется Аннушка. – Ещё мы тебе платьев принесли разных, сегодня гулять пойдём, на ярмарку. Стоит купить ткань и нити для преданного.

Что ж, ярмарка, значит. Я не в восторге, но выбор как-всегда невелик: либо душная спальня, либо глоток свежего воздуха, пусть и с няньками. В конце концов, какая разница, где они будут надоедать мне.

***

Я не из тех девиц, кто любит ходить в толпе, толкаясь плечами, урывая последний кусок лисьего меха. Покой и уединение мне больше по душе.

Хоть на дворе и середина лета, оно выдалось весьма дурным. На улице стоит прохладная сырая погода, и я надеваю под хлопковую сорочку рубашку до пят, расшитую жемчужными зарукавьями3. А поверху примеряю платье из парчи4, расписанное белокрылыми лебедями на подоле, и серебристый воротник из шёлка в тон.

Волосы бликуют, отражаясь в зеркале, а в глазах стынут ледники. Одежда сидит на мне в пору, и, мягко жмурясь, вытягиваю руки вверх, ловя на себе вновь прошмыгнувший в мою спальню солнечный лучик.

– Вот теперь ты выглядишь, как настоящая Княгиня! – гуторит5 Аннушка, покрывая мою голову очельем6, украшенным диковинными самоцветами и бусинами в форме северных ягод, мерцающими на всю комнату.

– Княжна, пора!

Глава 3

Стоит только показаться на улице, как небо снова затягивает тучами, а на головы сыплет мелкий противный дождик. Ненастная погода абсолютно не пугает народ. Наоборот, с каждым часом людей становится всё больше. Они стягиваются с близ лежащих деревень и городов, кто для торговли, а кто для покупки. Особенно в этом году ценится хлеб и зерно. Из-за холодного дождливого лета урожай погибает. Пшеница, рожь, горох в полях затоплены, ухаживать за скотом и домашней птицей стало трудно. Люди опасаются голода и поэтому сбегаются на ярмарки, скупая бочками засоленную щуку или обменивая её на мешки с прошлогодним зерном.

Больше всего наживаются охотники и купцы, но в этот год они терпят огромные убытки, ведь не столь важно спать в шкурах, сколько съесть лишний кусок хлеба в теплой избушке суровой зимой.

Такая дерзкая погода из года в год, как чума поражает эти земли. Вместо знойного солнца теперь слякоть и грязь, а на смену увеселительным купаниям в озёрах пришли банные посиделки с хмельными напитками.

Я шлёпаю сапогами по густой рыжей грязи, пробираясь вперёд. В ушах стоит ярморочный гогот. Как стая жадных грачей, зазывалы выкрикивают поговорки и нелепые стишки, заманивая посмотреть свой товар.

– Эй, красавица! Подходи! У меня лучшие самоцветы и бусы на всю округу! А какой жемчуг?! Из заморских глубин достал!

– Шелка, нити, парча, хлопок!

– Подходи, не зевай! Торопись, покупай! Венцы, очелья, кокошники! Ночами вот этими руками для тебя шила, девица! Будешь краше здешней княжны, – воскликнула женщина, укутанная в шушун7, обитый заячьим мехом.

С моего лица невольно соскальзывает мягкая улыбка, и я подхожу ближе к палатке с головными уборами. Няньки отстают от меня, задерживаясь возле соседней лавки с шёлком.

– Ну раз краше княжны… – краснею, игриво облизывая нижнюю губу, и тянусь рукой к мягкому жемчужному кокошнику в форме пятиконечной звезды. Холодные костяшки моих пальцев задевает мужская ладонь и тут же, будто ошпаренная, отскакивает прочь.

– Очень красивая, – произносит воин, стоящий подле моего плеча. Он игриво наблюдает за мной. Его веки расслаблены, а глаза синие и глубокие, как бездонная горная река. Боги мои, это Олег! Мой жених! Прикусываю язык посильнее, чтобы скрыть напирающую от волнения тошноту. Он выдержано смотрит, вероятно ожидая, что я отвечу, но на ум мне приходит лишь одно:

– Кто? – с провалом задаю я. Какой леший меня дёрнул открыть рот? Моё напуганное лицо и этот дурацкий вопрос ничуть не смутили Олега. Он широко заулыбался, быстро найдя ответ.

– Звезда, – указывает он на расшитый кокошник. Если бы я могла сейчас зажмурить глаза и убежать подальше от этой нелепицы, непременно бы так и сделала. Чтоб мне провалиться на месте.

В его глазах я вижу своё отражение и совершенно не могу подобрать ни единого слова, утопая всё глубже в них. Ещё некоторое время он причудливо глядит, надеясь на разговор, но от стыда мои щёки загораются пламенем, и я отвожу взгляд.

– Нравятся кокошники? – натягивает он улыбку.

– Нравятся, – еле удаётся вымолвить мне.

– Эй, хозяйка! Я хочу купить его. И заверни в лучшую обёртку, это для княжны Марьяны – моей невесты! – неожиданно прикрикивает на всю округу Олег.

«Ну зачем? Перестань кричать!» – норовит вырваться у меня из груди, но я молчу, сжимая губы.

Тут же отовсюду выглядывают стражники, человек семь, не меньше. Они старательно сливаются с народом, но мне и присматриваться не нужно – я знаю, что люди отца ходят за мной по пятам. Обменявшись с Олегом взглядами, признав здесь своего, дружина вновь срастается с толпой.

От громкого заявления моего жениха люди вокруг кинули пристальные взгляды на нас, а хозяйка шатра и вовсе плюхнулась в грязь, нащупывая сердце: – Ой ма… молодая княжна… будет носить мой кокошник.

С моих щёк не сходит жар. Кажется, если на них сейчас вылить стакан воды – они непременно зашипят, точно на раскалённой печи, настолько неловко я ощущаю себя здесь.

– Вовсе не нужно было… – цежу я.

– Марьяна! Пойми меня правильно. У меня будет жена, краше которой во всём свете не сыщешь, и я хочу кричать об этом на каждом шагу! Вот, держи, – протягивает он завернутый жемчужный кокошник, вкладывая его в руку, и вжимает меня лицом прямо в свою грудь, облачённую холодной кольчугой. Ярко выраженный запах металла и сыромятной кожи ударяет в нос, и я морщусь в надежде, что Олег не увидит этого. – Мне пора, – бросает он на меня ещё один слегка томный взгляд и скрывается за шатром.

Промозглый дождь набирает обороты, переходя в ливень, охлаждая мои мысли и приводя их в чувства.

В стороне я слышу, как хихикают няньки, как причитает женщина из шатра. Набираю в грудь воздуха побольше и сжимая кулаки подлетаю к двум ненормальным, которых я раньше называла Аннушка и Марфа.

– Это всё ваших рук дело? Нарочно меня сюда позвали? Знаете, что будет, если отцу доложат об этом?

– Конечно, знаем, – пищит Аннушка – Он сам попросил, чтобы вы наконец познакомились поближе.

– За эти пять минут «поближе» я так опростоволосилась! – хмурюсь, упирая кулаки вниз, но нянькам моя злоба только на забаву, совсем меня слушать не хотят, надрывая животы со смеху. Отвернувшись, дёргаюсь домой, оставляя неуёмных в покое.

***

Дождь косыми каплями не перестаёт бить в окно моей спальни. На улице становится всё темнее, не видно даже ароматных яблонь из сада, что находятся напротив. И дружки всё никак не идут. Видимо, после вчерашней выходки, что мы в бане затеяли, они, как и я, в немилости теперь. По телу проходит холодная, но приятная волна, когда я мельком вспоминаю о том, кого видела вчера в зеркале. Кто он такой? И почему он, а не Олег, явился мне? Признаться, от первого знакомства со своим женихом я совсем не в восторге, но смотрины уже прошли, и дата нашей свадьбы назначена, поэтому никого другого отец и близко ко мне не подпустит, да и не осмелится никто. Из любопытства решаюсь ещё раз позвать, подойдя со свечой к своему отражению. Вглядываюсь в него, прищурившись от подрагивающего огонька, и тихонько шепчу:

– Покажи мне моего суженного.

Сердце сжимается, когда воющий ветер порывами стучит ко мне в окно, дёргая ставни, всё больше раскачивая их. Со скрипом те ударяются и скребут по деревянной стене, точно медвежьи когти. Укрощаю свой страх и не отрываюсь от зеркала, ведь он может появиться. Мгновение, ещё одно – и ненастье стихает так же спешно, как началось, оставляя привычные глазу дождевые капли, тикающие по оконному выступу. Коротко шмыгаю носом, улавливая запах остывшего леса, хвойного или елового, а затем тот же тихий шёпот. Нет, даже шипение. Точно ли мне не кажется всё это? Всматриваюсь глубже, готовая увидеть снова…

– Добрый вечер, – поскрипывает просевшей дверью Ксенья, отчего я сжимаюсь как ёжик, пряча собственный визг где-то совсем глубоко. – Не хотела напугать тебя, княжна.

– Перестань называть меня княжной. Я – Марьяна, – наконец удаётся ответить ей, сглатывая последний испуг.

– Да. Марьяна. И дочь нашего князя! Говоришь так, будто стыдишься чего-то.

– Не стыжусь. Просто не уверена, что всё это для меня. Смогу ли стать достойной… княгиней. Кажется, что эта жизнь вовсе не та, которую я хочу. Будто прожить её за меня должен кто-то другой, а моя… она не такая.

Ксенья оставляет свечу на столе и подходит ближе, вытащив из кармана белые атласные ленты. С особым пониманием глядит на меня.

– Я знаю-ты волнуешься. Когда я была на твоём месте, каждый день только и думала о предстоящей свадьбе. Ты должна собраться, должна отпустить лишние мысли в твоей голове и перестать надумывать! Садись, я помогу вплести ленты в косы.

Я покорно усаживаюсь на табурет и протягиваю Ксенье волнистый перламутровый гребень из морской ракушки с розовым самоцветом, безупречно вырезанным в форме веточки вереска. Он был когда-то мамин. Ксенья мило улыбается, слегка потерев его пальцами.

– Не сердись на отца. Он знал, что добровольно ты не согласишься на встречу с Олегом, но пойми: он хочет, как лучше! Пора тебе перестать противиться свадьбе и попытаться узнать своего будущего мужа, хоть вам на это и отведено совсем немного времени.

– Что можно узнать от человека за пять минут? Как можно понять его? Сколько ты знала отца прежде, чем выйти за него замуж?

Ксенья делает неловкую паузу. Отсюда мне становится ясно, что они были знакомы не один день и уж никак не пару часов за всю жизнь.

– Олег очень занятой воин, и отец переживает за ваше счастье. А вообще знаешь, иногда хватает и пяти минут, чтобы всё понять. Главное, какие они, эти пять минут, – улыбается мне княгиня, а я с тихим разочарованием гляжу сквозь зеркало, видя там только её отражение. – Расскажи уже, как тебе Олег? По душе ли пришёлся? Что говорит твоё сердце?

В густых потёмках глазами я нахожу кокошник, что лежит на столе. Он правда очень красивый. При взгляде на него у каждой девицы в округе в груди разразился бы пожар, но моё сердце безропотно молчит. А между делом Ксенья ждёт ответа.

– Ну-у… он… он несдержанный… – второй раз за день говорю я не подумав.

– Несдержанный? – по лицу мачехи ползёт не скрытое удивление, которое было невозможно не разглядеть.

– …заносчивый, – продолжаю я и поджимаю губы до боли. Почему? Почему я не умею закрывать рот на замок? Ксенья смотрит на меня очень серьёзно, а затем растягивает уголки губ и звонко хохочет, ни капли не стыдясь.

– Ох и насмешила же ты меня, Марьяна! Увидеть жениха, первый раз заговорить с ним и так отозваться? Ну ты… даёшь!

– Прости, Ксенья. Я перестала понимать себя. Мне страшно, и от этого я лишнего болтаю.

Княгиня не туго затягивает объёмный бант, закончив с косами и перекинув их на плечи, прислоняется виском к мочке моего уха, уверенно смотря на меня.

– Теперь ты невеста, Марьяна! И я хочу, чтобы ты была мудрой и сильной! Слушай своё сердце – оно не обманет, – произносит она, целуя меня в макушку. – Знаешь, а ведь ночь сегодня волшебная… – как в сладкую негу вновь затягивает меня в сказку – …по старинным преданиям папоротник семижильный уже расцвёл. Это явление происходит очень редко, примерно раз в восемнадцать лет… – я всегда взахлёб слушаю, как Ксенья рассказывает подобные небылицы. Она берёт меня за руку, и мы перемещаемся на перину, а затем ласково укрывает тяжёлым одеялом и садится рядышком. – Говорят, этими ночами из тёмного царства выползают огромные, голодные змеи. У них есть всего одна ночь, чтобы найти желанный цветок, и они ищут, ищут его повсюду, не щадя никого на своём пути. А командует ими жестокий князь – горный полоз! Ночами его воины забирают не только папоротник, но и незамужних дев, противящихся свадьбе, – с усмешкой разводит она руки в стороны, будто колдует надо мной. – Не трогают они лишь тех, у кого ленты вплетены парой, как я тебе повязала. А ежели нет… стоит полозам только раз сверкнуть глазами, как тот, на ком оставлен был их взгляд, навсегда потеряет власть над собой, – резко хватает она меня за ногу. Я испуганно визжу что есть сил и слышу, как в сенях скрипят полы. Это несётся дотошная нянька, вероятно думая, что в такой час мы с дружками задумали проказничать:

– Княжна! Вы почему ещё не спите? Время позднее. Батюшка бранить будет.

– Не переживай, Марфа, заболтались мы с княжной, – лебединым голоском роняет Ксенья.

– Ой, Княгиня, и вы здесь? Не смею мешать, – зевает беспокойная и скрывается прочь в темноту.

Ксенья ещё раз окидывает меня печальным, немного тревожным взглядом.

– Мне пора. Надеюсь, эта сказка поможет тебе принять правильное решение и впредь носить ленты, не снимая их до самой свадьбы, пока их не расплетёт… твой муж.

– Погоди, постой! – хватаю её за край рукава платья. – Скажи: зачем полозам нужен папоротник?

– Х-м, даже не знаю… может они охраняют его от чего-то… или кого-то, – задумывается княгиня напоследок. – Мне нужно идти.

– Спокойной ночи, Ксенья.

– Спи крепко, Марьяна.

Провожаю взглядом её силуэт, беру со стола кокошник и ещё некоторое время рассматриваю его в кровати, гладя большим пальцем жемчужину, пришитую к наконечнику звезды: – Обязательно примерю тебя завтра, – обращаясь к головному убору уговариваю саму себя. Кого я обманываю – моё замужество неизбежно. Отсюда мне не сбежать, да и бежать-то некуда. Ксенья права: мне нужно выкинуть дурные мысли, особенно те, что мужчин в зеркалах касаются. Надумала сама себе, накрутила и поверила – вот как было, не иначе. Откладываю кокошник в сторону и, приобняв подушку, погружаюсь в глубокий сон.

***

Ночь. Холодный мокрый мох впивается мне в ноги. Я чётко ощущаю запахи остывшего леса после дождя и ярко выраженный терпкий аромат. Чувствую, как в сжатой ладони прячу что-то бархатное, влажное. Слух мой обострён, точно у орлицы, и нет никакого страха, только животное желание бороться, нападать, защищаться и защищать. Но кто мой враг? Кто противник? Я не могу разглядеть его, я словно под тёмной мантией, лишь слух, как давний друг, помогает ориентироваться. Капли с веток деревьев ударяются о мои щёки, таят на волосах и ресницах. Постепенно ко мне возвращается зрение, зубы от холода барабанят чёткими ударами. Вокруг тёмный, выстланный туманом лес и громадные кусты папоротника. Сердце пропускает удары, когда я слышу многоликое шипение в кустах. Ещё минуту назад я горела бесстрашием, сейчас же леденею, стоя босая в одной сорочке. Всё это меньше и меньше походит на сон. Щипаю себя, пытаясь проснуться. Шипение усиливается, а шорохи становятся всё ближе. Страх окутывает, и я решаю податься в бегство с головой ныряя в резные листья.

– Проснись, проснись! – паникую, стараясь сдерживать частое дыхание, дабы не быть обнаруженной. – Я сплю, это только сон, дурной сон – бормочу себе в ладонь и тут же обращаю внимание на цветок, который держу мёртвой хваткой второй рукой. Приближающаяся тень отвлекает меня, доводя до исступления, а затем из темноты прямо к моим ногам вырывается исполинских размеров чёрная змея. Мой крик прорезает лес насквозь, я поневоле цепенею. Змей тоже замирает на миг, сверкая стальными глазами, медленно приближается, и вот уже его мерцающая в лунном свете чешуя становится настолько близко, что на ней я могу разглядеть капельки дождевой воды.

Кровь шумит в ушах, я хочу бежать, кричать до хрипоты от ужаса, но не могу! Не могу пошевелиться-под гипнозом его взгляда. Я уже видела этот взгляд.

Он смотрит так глубоко, так проницательно, но я не наблюдаю угрозы в его глазах, скорее он любопытно изучает меня становясь всё ближе. Через мгновение чувствую, как холодным, мокрым хвостом он обхватывает ноги и талию, скручивая сильнее в свои объятья. Дышать становится сложнее. Я теряю сознание.

Глава 4

Всё так же темно и тяжело дышать. Мои ноги волокутся по гладкому полу, а руки болят от чьих-то сильно сжатых ладоней, тянущих меня вперёд. Глаза не завязаны, но на голову надето что-то вроде мешка. Он пахнет землёй и когда-то давно полежавшими там овощами.

Куда я попала? Как это возможно? Я всего лишь легла спать! Может, это ужасный бесконечно тянущийся сон? Или я умерла, и теперь духи будут мучать меня вечность? Страх, что я испытываю сейчас, не сравним ни с чем, и тело начинает сопротивляться от сжимающей в руках боли, но от моих дёрганий нет никакого толку. Плечам становится только больней. Ещё пару мгновений, и муки заканчиваются. Конвой, что ведёт меня, останавливается, с головы снимают пыльный мешок, а в лицо ударяет тусклый свет, режущий глаза.

Я нервно дёргаюсь между двумя крупными здоровяками, уже не держащими меня так сильно, но и не дающими мне пройти вперёд. Кажется, я в замке. Да! Мраморные полы, в котором видно собственное отражение, огромные люстры с бесчисленным количеством свечей, отлитые из золота колонны и величественная свита возле трона. Только вот окон здесь совсем нет. Как далеко они утащили меня от дома?

Наконец тот громила, что стоял по правую руку от меня, торопея, отчитывается, стыдливо уткнувшись себе под ноги:

– Ваша светлость! Мы нашли его. Но он был варварски сорван этой девицей! – воин толкает меня вперёд, ноги не слушаются, и я предательски падаю на пол, сбивая колени. В зале эхом рокочет гогот здешних солдат, но одним лишь жестом тот, кто сидит сейчас на золотом троне заставляет их замолкнуть. Перчатка на его руке скрипит, сжимаясь в кулак. Он смотрит на меня с презрением, будто узнал во мне давнего врага. Вероятно, это князь или здешний король. Он похож на моего отца: седовласый, с ровно выстриженной, ухоженной бородой. На его голове сияет корона, обрамлённая драгоценными красными камнями, а на плечах красивый алый плащ, обитый мехом горностая. Его светлость внимательно оглядывает меня, а после задаёт вопрос:

– Кто ты такая? Зачем тебе сердце папоротника?

Чьё сердце? Я не ослышалась? И ночи не прошло, как я узнала о нём, а уже успела вляпаться в неприятности. Подождите-ка! Получается, я нашла его быстрее, чем… чем… О нет! Я попала в логово к… ЗМЕЯМ!

В голову пришло осознание! Острый ком, что застрял колом в горле, было не протолкнуть. Я точно не сплю! Это не кошмар, это ЯВЬ! Соберись! Соберись, Марьяна! Но что, если они узнают, что я дочка князя? Они убьют меня!

– Я дочь мельника. Живу в Мирграде, – отвечаю я, заикаясь. Князь явно смутился, скривившись в лице, будто увидел вместо меня слизняка или гусеницу. – Я просто заблудилась и, бродив по лесу, наткнулась на цветок. – Молодец, Марьяна! Искусно врёшь, только коряво.

– Х-м…интересно, – недоверчиво косится на меня князь, с пристальным любопытством осматривая мои одеяния. – Как же тебя зовут, чумазая чужеземка? – ухмыльнулся он.

– Марьяна, – сглатываю я на весь зал.

– Марьяна. Марьяна… дочь мельника, значит.

– Покажите мне её руки! – выкрикивает дама, стоящая по правое плечо от его сиятельства.

Меня силком подтягивают ближе и настойчиво выпрямляют мои ладони. Женщина в красивом шёлковом платье спускается ко мне со ступеней пьедестала неспешной высокомерной походкой, брезгливо оглядывая меня с ног до головы.

– Х-м! Её пальцы хоть и грязны, но ухожены, а волосы пахнут сладкой мятой. Она лжёт!

От её уничижительного взгляда прижимаю голову к шее ниже. Жуткая энергия, что сбивает с ног, исходит от каждой клеточки её кожи.

– Ваша светлость! – выкрикивает один из солдат. – Разрешите доложить! Недалеко от девицы мы нашли вот это. – Он достаёт из плотно сидящего на нём зипуна жемчужный кокошник. Тот самый, что подарил мне Олег.

Вот же засада! И кокошник с собой прихватила для прогулки по ночному лесу! Да какая муха меня укусила туда ринуться?

– Это подарок! – выкрикиваю я, лишь бы не дать князю принять скоротечных решений. Танцую с огнём на тончайшем волоске от смерти, но боле не вру, лишь умалчиваю ту часть, о которой этим людям знать не надо.

Дама скалиться, с отвращением приподняв грязный рукав моей сорочки.

– И кто же подарит дочери мельника такой головной убор? Ты не только воровка, но ещё и лгунья?!

– Нет! Нет! Это подарок, клянусь!

– Ты глуп, Горан! – со свирепым видом поворачивается она к князю. – У неё серебристые волосы, глаза точно стекло! Это лазутчица с Заморья! – бунтует неуёмная, сжимая мои скулы тонкими, холодными, как лёд пальцами – Она вторглась в наши земли и пыталась украсть цветок! Убить воровку!

– Довольно, Велимера! – осекает женщину князь. – Я сам решу её участь! Не тебе решать такое! Возвращайся на своё место и будь там, где тебе и положено – подле своего князя, – грозно произносит он и тут же вновь переводит свой взгляд на меня. – Есть ли у тебя мать, Марьяна?

– Нет. Она умерла очень давно, – доживая последние минуты своей жизни, полагается отвечать честно. Так и делаю.

– В каких ты летах? – продолжает допрос князь.

– Мне семнадцать.

На скулах у его светлости забегали желваки, он громко выдыхает, печально отводит глаза, будто на минуту вспоминает что-то, а затем разборчиво чеканит каждое слово, обращаясь к слугам:

– Девицу отмыть, подобающе одеть и подготовить к ритуалу.

– О духи! – дёргаюсь с места.

Меня сожгут на костре!

– К какому ещё ритуалу? – разоряется Велимера. Её ненависть я чувствую за версту. Ох и не добрая эта женщина.

– В первое же полнолуние она станет женой Фрея!

– Ни за что, Горан! – настойчиво визжит дама, нарочно снося ладонью золотые кубки с небольшого столика, что находится перед всей свитой.

– Нет! Это ошибка! Я уже невеста! Так нельзя! – парирую я, вспоминая последние слова Ксенье о полозах в надежде, что это хоть кого-то остановит.

– Ты слышал, она невеста! Нельзя отдавать эту дрянь за нашего сына! Опомнись, Горан! – не унимается Велимера, и, должна признать, сейчас я с ней согласна.

– Да. Мы тоже чтим правила и забирать девиц на выданье нам не позволит наша честь, – не задумываясь над мольбами своей жены, продолжает князь. – Однако, в твоих волосах я не вижу вплетённых лент, а это значит, что мы не можем быть до конца уверены, что ты честна.

Нервно ощупываю свои волосы и не нахожу в них ни лент, ни кос, только спутанные колтуны да комки земли от мешка, в котором меня сюда приволокли.

– Прошу вас! Поверьте, мне! Отправьте своих солдат, они должно быть остались где-то в лесу…

– Это лишнее, – последовал спокойный ответ его светлости. Он кивнул головой слугам, и те снова больно похватали меня за плечи, а змеиный князь скинул с себя плащ, швырнув его на престол, и меланхолично покинул мраморную залу.

Я же не готова сдаваться. Меня захлестывает волна паники. Стараюсь выбраться из мёртвых тисков солдат, как вдруг один из них наклонился ко мне и железно пробасил:

– Эй, блоха! Хочешь, чтобы я сломал тебе руку?

Я замираю на месте, смотрю исподлобья на этого крысобоя.

– Пусти меня! Я пойду сама! – он ухмыляется, сжав мою руку до невыносимой боли. Ну и сволочь, как же больно. Сейчас самое время перебороть в себе желание пустить слезу. – Если оставишь хоть один синяк на моей коже – поплатишься! – скривилась и выдавила я.

– С чего бы это?

– Ты ведешь будущую княгиню в свои покои! Кому понравится лицезреть изуродованное тело своей жены? Начнутся допросы, и я без угрызений скажу о том, как ты обращался со мной! Пусти, говорю! – Его хватка слабнет, и, вырвав руки из тяжёлых пут, я гордо следую за ним, будто ведёт он сейчас отнюдь не узницу.

Коридоры в замке – змеиные ходы, а свет блёклый, поддельный. Не уж-то не увижу больше света, и не вдыхать мне свежего мирградского воздуха. Не взгляну в глаза отца и своих дружек…

Меня заводят в убранные покои для невесты. После свадьбы мне придётся делить эту спальню с «мужем». Нет! Это насилие, преступление!

Бессилие ползёт по мне, всё ближе подкрадываясь к сердцу. Я остаюсь наедине с собой. Одна в этой пустой, мрачной комнате. Наконец, даю волю чувствам, что щекочут душу, оставляя слезинки на полу, превращая их в солёную лужицу.

Глава 5

Я вновь открываю глаза после прерывистого сна. Всё та же душная спальня, из которой меня не выпускали уже пять дней. Мне противен каждый угол этой комнаты, каждая падающая здесь пылинка. Коленом с размаху пинаю дутый сундук, чтоб выместить скопившуюся злобу, но деревянный даёт отпор, и, рыча от боли, я сажусь за стол, нависая над чашей для умывания. Она и чайничек полностью сделаны из малахита, что зелёной дымкой разделяет посуду на две части. Та, что ярче и насыщеннее, кажется мне бурной неукротимой речкой. В ней бурлит жизнь, к ней не подступиться. А сторона, что в дымке прячется – тиха и скрытна, будто тайны свои в глубине держит, а не на поверхности. Но всё же эти два разных рисунка неразлучны, они смогли ужиться в одном минерале. Как жаль, что камни в этом совсем не похожи на людей… не все могут сотворить красивый рисунок. Так же и я: всем сердцем не хотела свадьбы с Олегом, и что? Духи услышали меня, но невестой от этого я быть не перестала…

В это мгновение доносится тихий, еле слышный стук в дверь. Любопытно прислушиваюсь, будто кто-то мягко бьёт пальчиками по проёму.

– Кто здесь? – задаю вопрос я, но стук этот только усиливается. – Кто там балует? – прикрикиваю снова.

– Марьяна, вас ведь так зовут? – полушёпотом говорит он по ту сторону.

– И что с того?

– Я Юст.

– Что вам нужно от меня?

– Я пришёл лишь сказать, что сегодня у вас состоится аудиенция с князем и… и вашим женихом.

– А почему шёпотом? Вы кого-то боитесь?

– Нет, думаю боитесь вы.

А ведь и правда, я не знаю, что будет со мной, не знаю, на что способны эти варвары. «Вашим женихом». Х-м, слишком громко сказано! Это не замужество – это насилие! Убегу. Нужно лишь спланировать как.

– Ещё увидимся, Марьяна, – как-то мягко и искренне проговаривает он мне. Остаётся только слушать, как скоро удаляются его шаги. Юст, кажется, дружелюбно настроен, чего не скажешь больше ни о ком здесь.

Подхожу к своей кровати и надеваю шёлковое однотонное платье изумрудного цвета кроем, доселе мне незнакомым. Что ж, аудиенция, значит. Хорошо. Быть по сему.

Через пару часов за мной является стражник и направляет меня в другую залу, что поменьше той, в которую меня приводили в прошлый раз. По виду она не отличается от предыдущей, разве что там нет свиты и ядовитой жёнушки, которая так и норовит вцепиться в моё лицо.

Здесь меня оставляют, захлопнув на засовы двери. Не лучшее начало. Спустя какое-то время появляется и сам князь.

– Почему не соблюдаешь правила? – подходит он к своему трону бросая на меня колкий взгляд. – Ты являешься гостьей в моём замке – следует поклониться, – каменным басом заявляет он, но и я совсем не промах – отвечаю ему дерзостью на дерзость.

– Гостью не удерживают насильно в своих владениях, изначально похитив, и не отдают замуж против воли. Я никогда не буду здесь гостьей, ровно, как и женой вашего сына!

– Дерзкая, значит. Ты теперь наша! Прими этот факт с гордостью и честью! – А в прошлый раз он был куда благосклонней. – Я мог отправить тебя чистить чешую наших солдат после схватки! Но вместо этого ты, дочь мельника, выходишь замуж за будущего князя горных полозов! Я удостоил тебя неслыханной щедростью, а взамен прошу лишь поклониться мне в знак приветствия! Поклонись!

– Нет! – настаиваю на своём, притопнув каблуком сапога.

– Я сказал, поклонись! – с этими словами его зрачки сверкают опасным желтым цветом, а моё тело, перестав меня слушать, склоняется в глубокий, принудительный поклон. – Духи всевидящие, он колдун! – Вот и славно, – продолжает Горан. – Не вынуждай меня применять силу, будь покорной. Это лучшее, что ты можешь сделать для мужа! А вот, кстати, и он. Как раз вовремя. Познакомься, Марьяна, это твой будущий муж – Фрей.

Из бархатной шторы показывается высокая фигура с курчавым чупом и тяжёлыми графитовыми глазами. На миг забываю, как дышать, прикусив язык со всей силы. О нет! О нет! Это он! Тот, кого я видела в отражении зеркала. Не врала ворожба – видела всё наперёд. Неужто суждено мне погибнуть здесь?

За Фреем следуют ещё несколько мужчин. Они останавливаются и держатся на небольшом расстоянии. Видимо, это его личные солдаты. Все они одеты с иголочки: в тёмно-зелёных чешуйчатых плотных рубахах и штанах, а на груди сияют начищенные до блеска медные жилеты, покрытые чёрной кожей. Сам же Фрей в сплошь тёмных одеяниях, даже нитки и пуговицы на кафтане в цвет. Петлицы да высокий воротник выстланы чёрной шпинелью. Этот камень, словно смоляное пламя завороженно бликует при малейшем его движении.

Он невозмутимо проходит мимо, не соприкоснувшись со мной и взглядом, сдержанно целует перстень своему отцу, тихо приветствуя его.

– Доброго здравия, отец. Рад видеть тебя в приливе сил.

– Здравствуй, сын мой! Папоротник вновь с нами, и все мы можем вновь насладиться его дарами. Полюбуйся-ка лучше, какая девица станет тебе женой!

Фрей не ведёт и усом, продолжая делать вид, будто меня здесь вовсе нет. Вот же наглец.

– Я уже видел её, отец. Сам её поймал. Всё ли готово к ритуалу?

– Не переживай за это, – уверенно хлопает Горан сына по плечам – Ну, я оставлю вас. Будь с ней поосторожнее, она может… больно укусить, – сдержанно приподнимает уголок верхней губы князь.

– Со мной она будет нежна.

О! Будь уверен! Я задушу тебя своей нежностью, змеюка! Сама того не замечая, морщусь и в этот момент вижу, как Фрей встаёт совсем близко возле меня. Все подданные топчутся у выхода – торопятся оставить нас наедине. Полоз пристально оглядывает меня сверху вниз, вновь изучает колким взглядом. Я вижу, как в его глазах сверкает холодный металл, и этот холод отражается мурашками по моей спине.

В ту же минуту змей бросается на меня, жмёт ближе к стене, грязно навалившись. Дышит так часто прямо над моим ухом.

– А ну пусти! – кричу и ногтями впиваюсь в его лицо.

– Дрянь! Не дёргайся! – ещё крепче прижимает он меня своей грудью, удерживая двумя руками за запястья.

– Пусти, пусти меня!

– Ш-ш-ш, тихо! – шипит этот гад в моё ухо, а когда я перестаю буйствовать, то отстраняется, чтоб посмотреть ещё раз. От него исходит аромат свежего тархуна и розмарина. Как это мерзкое чудовище может так приятно пахнуть?

– Что, наглядеться не можешь? Не смей трогать меня! – стискиваю зубы до скрипа.

– Я видел… это ты звала меня сквозь зеркало. Зачем украла наш цветок? – цедит Фрей, упираясь коленом мне между бёдер. Жмусь как могу, ведь чувствую животную опасность от него. Как бы не произошло беды, ведь мы здесь совсем одни, и он может сделать со мной всё что захочет, нас не услышат за этими толстенными дверями. – Я всё равно узнаю это, воровка.

– Я не воровка!

– Замолчи, замолчи, – продолжает он шептать, обжигая мои щёки дыханием. Так близко ко мне не приближался ни один мужчина. – Человечек. Что ты скрываешь, м-м?

– Ничего, – не в силах сопротивляться, шепчу я.

– Ложь. Хотя знаешь, теперь это не важно. Ты здесь только для ритуала, не более. Но если начнёшь разнюхивать – я стану твоим личным кошмаром! – его колено разводит мне ноги всё шире, а сам он, не стыдясь опускает нос от моей шеи к груди, наигранно втягивая ноздрями. Обнюхивает, как добычу.

Из моих глаз брызжут слёзы, но не от обиды, а от злости. Сколько ещё мне придётся терпеть унижений от него? Сквозь нутро пробивается ярость, и мне есть что сказать этому скользкому червю.

– Можешь забрать меня, мою душу, но вот мою честь ты забрать не посмеешь!

Змей угрюмо приподнимает бровь и на секунду мне даже, кажется, он сам задумывается, что его поведение через край сочится похотью и неоправданным отвращением ко мне. Скованные его руками запястья ослабевают, прижатая мужским телом, точно тисками, я теперь могу вздохнуть.

– Не беспокойся, – бросается ухмылкой полоз напоследок. – Мне не нужно твоё тело! Оно не интересует меня ровным счётом, как и ты сама. Хотел проверить кое-что.

С этими словами он оставляет меня одну, скрывается за бархатными шторами, что вероятно прячут выход из залы, а я ещё некоторое время остаюсь одна, ожидая, пока конвой вновь явится за мной.

***

Падаю на перину, утыкаясь лицом в гусиную подушку, и взываю о помощи. О каком ритуале они так рьяно переговариваются? Что они сделают со мной? Нечистый бы побрал это место!

Закатываю рукава платья выше. Кожу противно жжёт после принуждённых объятий Фрея. Этот гад ядовит не только внутри, но и снаружи. Но одно от него я узнала точно: он тоже видел меня тогда сквозь зеркало. Почему только никому не сказал об этом? Эти вопросы не имеют ни конца, ни края, они сводят с ума, но перестанут иметь вес, когда я выберусь от сюда…

– Тук-тук – слышу я, как голосом стучат в дверь, не касаясь её, и с улыбкой подкрадываюсь к замочной скважине, заведомо зная, что это Юст.

– Снова ты?

– Да, Марьяна.

– Зачем ты пришёл на этот раз? – украдкой улыбаюсь я, стараясь скрыть обмякший голос.

– Узнать, как всё прошло. Как Фрей повёл себя? – от его имени у меня отнимаются конечности.

– Он просто животное!

– Не то слово… ужиться с ним сложно.

– Как вы можете служить такому… такому…

– Он мой брат, вообще-то… но ты права. Здесь и правда все будто только ему и служат.

Леший меня раздери! Я говорю с его братом!? Глупая, глупая Марьяна! От скуки уже не знаешь, кому бы пожаловаться, и трещишь первому встречному на ухо. А если он сюда пришёл, чтобы втесаться в моё доверие?

– Ты чего молчишь? – забеспокоился Юст. – С Фреем довольно трудно поладить, родственные узы мало когда тревожили его. Мы разные.

Больше не нахожу что сказать и просто вздыхаю, всё ещё раздумывая, стоит ли доверять тому, кого даже ни разу не видела.

– А ты красивая… – украдкой роняет он.

Прижимаю к плечам голову, ощущая, как приятное тепло покрывает мою кожу. Мне ещё никто не говорил таких слов, кроме Олега, но его слова адресованы были скорее не мне в тот день.

– Откуда ты знаешь, если никогда не видел меня?

– Я видел! И вчера, и сегодня. Находился среди этой толпы. Просто ты не замечала. Меня мало кто замечает здесь.

Воспоминания врезаются обрывками, и среди них помимо Фрея больше всего мне запомнился высокий белокурый парнишка в сверкающем светло-сером плаще. По виду он полная противоположность своего мерзкого братца. Они как чёрное и белое, как ночь и день. Только эти двое особенно выделяются среди остальных, словно вечно соперничая друг с другом.

– С грядущей луной состоится обряд, а затем и ваша свадьба. – Замираю от услышанного. Не хочу и представлять всё это. – Я подумал, ты должна знать. После обряда ты станешь одной из нас.

Я опешила! Кровь в жилах стынет от волнения.

– Как же это может быть? Такой же мерзкой тварью, как и вы? – вырывается у меня как на зло.

– Ну… – тянет Юст.

– Прости, – чувствую, что эти слова саданули обидой по моему собеседнику. Язык мой – враг мой.

– Мы не выбирали этот путь, – раздосадовано продолжает он.

– Как это?

– Нас прокляли.

Глава 6

С отсутствием окон время в этом замке идёт как-то по– своему и совершенно непонятно, уже встаёт солнце или поднимается луна! Я внимательно слушаю Юста, стараясь не пропустить ни единой детали.

– Когда-то давно наш богатый и знатный род жил по ту сторону ледяного моря, в Заморье. Молодой и импульсивный князь взял себе в жёны королевну, но та оказалась злобной колдуньей и прокляла весь его род. С этого дня мы вынуждены искать себе в жёны невинных девушек и сплетаться с ними в коварном обряде.

– В чём суть этого обряда, Юст?

– Ни один наречённый не сможет быть полноправным владыкой, пока не женится. Принимая девушку замуж, он обязан отдать ей небольшую часть своей магии, а она взамен жертвует ему себя.

На лбу проступил холодный пот, а руки боязливо затряслись, ища, за что облокотится. От колючей в груди боли мне приходится присесть на пол. Обхватываю лицо руками, не могу поверить во всё это.

– Значит, я умру?

– Да ты что?! Нет! Ты не умрёшь, пока жив твой возлюбленный, и не умрёт он, пока ты будешь жить. Во всяком случае так говорится в проклятье.

Фух, по крайней мере меня не сожгут на алтаре и не отрубят голову в качестве жертвы. Но быть женой этого мерзкого слизня Фрея мне тоже не хочется.

– Какой дурак придумал это мракобесие? Нельзя ли этой королевне было просто убить, а не проклинать, чтоб никто потом не мучился?

– Тс-с, кто-то идёт! Мне пора! Я найду способ ещё увидеть тебя, Марьяна!

Не успела я и рта открыть, как лёгкие шаги под звуки развивающегося плаща покинули коридор.

Как же я попала. Хватаюсь за голову, опуская её вниз. Что это значит? «Пока не умрёт твой возлюбленный». Его убьют и тогда я умру вместе с ним? Чушь какая! Зачем вообще это нужно?

Много лет назад:

Над ясным небом, скрывающем в себе шапки вересковых гор, скрывалось королевство Озис. Найти его незнающему человеку было невероятно сложно. Оно пряталось в густых облаках меж каменных скал по другую сторону Заморья. Круглый год над Озисом светило особенное солнце, даря своим обитателям плоды и процветание.

И вот, на одной из полян, усыпанных различными пахучими цветами и травами, под гладкими увесистыми листьями ивы играла девочка. Её серые глаза напоминали здешний хрусталь, а волосы и кожа были подобны снегу.

Собрав в свою корзинку немного еды, она часами напролёт могла проводить здесь время, смотря на замок издалека. Лучше всего его было видно, когда она взбиралась на верёвочную качель, обвитую ароматными белыми цветками вьюнка. И вот сейчас, оттолкнувшись ногами от земли как следует, она взмывала над обрывом, хохоча от счастья и ветра, что игриво обдувал ей колени.

– Что ты делаешь здесь одна, девчонка? – проголосил позади незнакомый девочке голос. Она ловко развернулась к мальчишке лицом и, встав ногами на качелю, спрыгнула с неё, приземлившись в пряную траву. Перед ней стоял незнакомый ей ранее мальчишка с детским мечом в ножнах, немного старше неё по возрасту. Пуговицы на его расстёгнутом кафтане небрежно болтались, открывая вид на вышитую золотом рубаху.

– Я часто провожу здесь время. Это моя любимая поляна. – поспешно отвечает девочка.

– Ты из замка?

– Да. А что ты тут делаешь? Уж не заблудился ли?

– Нет. – горделиво отвечает он. – Я сбежал от отца!

– Должно быть он уже ищет тебя!

– Он слишком занят сейчас за чаем со здешней королевой. Он уже давно пытался попасть на эти земли, поэтому мою пропажу не заметит.

– Откуда ты? – улыбается девочка, подходя к нему ближе.

– Мы с отцом из горной части Заморья, он приехал, чтобы обсудить важные дела с Озисом. Говорят, у ваших земель имеется наследница. Отец намерен объединить соседские земли, женив меня на этой наверняка высокомерной девчонке.

Девочка немного изменилась в лице, но всё же старалась не выдавать непомерное удивление.

– С чего ты взял, что наследница именно такая? В Озисе не приняты непозволительные эмоции, и мы не ставим себя выше других!

– Знаешь её лично?

– Видела… пару раз, – промямлила она, смущённо опустив глаза. – А хочешь, я покажу тебе настоящую красоту?

– Чем же ещё сможешь удивить меня?!

Она взяла парнишку за руку и повела ближе к обрыву. Перед ними открылся невероятный вид. Все горы сплошь были обсыпаны сиреневым вереском, а между двух ущелий блестело озеро с такими кристальными водами, что рыбу здесь можно было ловить голыми руками. Девочка пальцем указала чуть выше, и их глазам открылся и сам замок, спрятанный между двух скал. Не большой, но величественный, с огромными каменными воротами и остроконечными куполами, над которыми развевались узорчатые флажки с белыми орлами – символом свободы этого королевства.

– Нравится? – с доброй улыбкой глядит она на своего нового знакомого.

– Когда мы ехали сюда, всё было покрыто густым туманом, а небо грозило тучами. Как такое может быть?

– Люди бывают злы и коварны, это место защищает его обитателей и скрывает здешние красоты от дурного глаза. В этом нам помогает сердце папоротника.

– Сердце папоротника? Что это? Колдовство какое-то?

– Не совсем. Скорее это особенное явление природы. Цветок этот зацветает примерно один раз в восемнадцать лет. Мы охраняем его от лихого, и за это он одаряет нас плодородной почвой и здешними красотами.

– Волшебство… я никогда не видел волшебства.

– Ты видишь его сейчас. Вокруг себя.

Мальчик мягко улыбнулся и дёрнулся назад:

– Я ведь совсем не представился тебе. Я Дион, сын Вериха – владыки южных гор Заморья!

– Тогда я послужу вашему примеру, Дион, – низко поклонилась девочка, опустила голову так, что её распущенные волнистые волосы, струясь, упали, скрыв ей колени. – Лея, принцесса вересковых гор.

В растерянности Дион попятился назад:

– Так ты и есть королевна? – краснея от стыда произнёс он.

– Прости меня за мой обман. Я подумала, ты       испугаешься, если я скажу тебе сразу.

– Что я трус, по-твоему? Девчонок бояться не для моей чести! – он поднял голову выше и улыбнулся. – А ты интересная, Лея!

Глава 7

Этой ночью я плохо сплю. Горло спирает, а грудь сдавливает от частого дыхания. Я вижу бескрайние вересковые поля и беспамятно бреду по ним, наступая в лужи крови, бьющие ключом прямо из земли. Крики и стоны вокруг. Я мотаю руками что есть сил и прихожу в себя, рухнув с кровати на пол.

Вокруг тихо и темно. Дрожь пробирает липкое тело. Как же холодно здесь ночью. Приходится наощупь искать блюдце со свечой, и стоит мне только усесться на перину, как в дверях я вижу мужской силуэт. Замираю, стараясь вглядеться в него, и леший меня раздери, он стоит уже напротив меня, прямо как вкопанный, но я не вижу лица, лишь сильнее стискиваю зубы, решаясь спросить:

– Что тебе нужно? – он молчит. – Оставь меня! – он протягивает мне руку и рассеивается, словно дым, едва успевая коснуться моих пальцев ладонью. Я улавливаю яркий аромат розмарина с тархуном и точно знаю, кто посетил меня этой ночью.

***

Наутро в мои покои заходит незнакомая мне дама в бежевом платье из восточного шёлка с поверху надетым силуэтным жилетом из золотой чешуи. В руках она держит корзинку с завтраком и новый наряд. Взгляд её не добр и холоден, но она всё же, будто через силу, выплёвывает пару фраз в мою сторону.

– Наденешь сегодня это, – небрежно швыряет она платье мне на кровать и ставит корзинку с едой на столик. – С сегодняшнего дня можешь свободно покидать эти покои.

– С чего такая щедрость?

– Одевайся, – откидывает она толстенную русую косу назад и выходит за дверь, лихо ей хлопнув.

Хороший разговор получился. Моё появление никому не по душе. Будто мне больно здесь нравится.

Отведав парочку ещё тёплых пирожков с ежевикой из корзинки, я спешу переодеться и покинуть опочивальню, которая являлась темницей для меня последнюю неделю.

Я слоняюсь по коридорам, стараясь изучить все ходы, встречающиеся мне на пути, и оказываюсь в широком помещении с колонами. Здесь, как и везде, тускло горят свечи, а по периметру расставлена стража. Стало быть, это место особенно охраняется, значит, есть что-то очень ценное, например выход.

Мысль проследить за охраной и проверить каждую подозрительную дверь в этом месте приходит почти молниеносно, но не успеваю я ступить и шагу, как мощные руки, затянутые металлическими наручами, утягивают меня в темноту, зажимая рот. Я вздрагиваю с тихим писком и вижу перед собой Юста. Да, сомнений нет: миловидные черты лица и серый плащ вырисовываются в тени колонн.

– Т-сс! Это я. Не кричи, – держит он указательный палец у моих губ, а затем крепко схватив ведёт за собой, и я всё глубже проваливаюсь во всепожирающую темноту.

Наконец, Юст выводит меня к месту, где совсем нет стражников, но есть алтарь со змеем, вылепленным из обожженной глины.

– Мы в зале для обрядов. Именно здесь завтра пройдёт твой, – грохочет словами Юст.

– Что со мной будет?

– Это как обменяться клятвой, только без слов… Послушай! – Юст берёт меня за плечи. В его карих глазах горит тревога. – После всего этого ты уже никогда не станешь прежней. Некоторые сходят с ума. Обряд уже завтра. Тебе надо бежать! Я помогу, но один я не справлюсь.

Бежать! Я будто ждала этих слов. Не хочу оставаться здесь ни минуты!

– Чем я смогу помочь? – замираю я в предвкушении удрать отсюда прямо сейчас.

– Сегодня перед сном служанки отведут тебя в купель. Вели отпустить их тотчас, как зайдёшь. – Его мягкий голос и глаза цвета терновника поглощают меня, точно ворожат над разумом. Меня кидает в жар. Что это я?

– Марьяна, ты меня слушаешь? – где-то тихо слышу отголоски голоса Юста.

Ничего не могу с собой поделать, осматриваю его лицо: тонкий прямой нос и пухлые алые губы так маняще приковывают к себе. Я облизываюсь в желании поцеловать их. Юст сдвигает брови и выводит меня ближе к свету.

– Твои зрачки… Ты сегодня ела что-нибудь?

– Да, пирожки с ягодой, – опомнившись, бормочу я, не отводя прикованного взгляда от молодца, что кажется мне необычайно красивым.

– Кто принёс их тебе? Служанка?

Я теряюсь с ответом, стук сердца отдаёт звоном в ушах.

– Нет, то есть да. Не знаю. Она не заходила раньше. Видела её впервые.

– Сколько пирожков ты съела?

– Не помню, – сжавшийся комок внутри трясётся всё сильнее, готовый вот-вот выпрыгнуть из груди, и я начинаю рвано хватать воздух. В горле пересыхает. Кажется, я сейчас задохнусь, но не могу обмолвиться и парой фраз, чтоб сказать об этом Юсту, который хватает меня на руки и несётся куда-то вдоль коридоров. Шаги его становятся всё шире, пролёты короче и, наконец, в глаза ударяет яркий ослепительный свет, что застилает их будто пеленой. Воздух меняется, будто становится чище. Я прижимаюсь крепче к груди Юста и щекой чувствую, как бешено колотится его сердце, как шаги сменяются на бег.

Во рту появляется горьковато-сладкий привкус и напирающая тошнота.

– Отравлена! – Кричит Юст позади стоящему мужчине и с лёгкостью укладывает меня на осиновый стол, скидывая с него плошку с яблоками.

– Клади её, чай не померла. Ух и злые же бабы нынче развелись, – слышу я от коренастого старца, роющегося в дальних полках звеня склянками.

Он подходит ко мне, протягивая пузырёк с мутной жижицей. На неё и смотреть-то больно, не то что пить. Внутри плавают ошмётки, издалека похожие на личинок с прозрачными крупицами на дне. От вида этой жидкости я чувствую себя ещё дурнее, но выбора нет.

– Разевай устыни8, милая! А то совсем зачахнешь!

Я покорно открываю рот и глотаю содержимое. Язык вяжет, как от горсти черёмухи, а после я понимаю, что тело моё немеет и моргать становится всё труднее. Перестаю чувствовать напряжение и дрожь, пронизывающую меня ещё минуту назад. Веки тяжелеют, и последнее, что я слышу, это тёплый голос Юста на фоне шелеста листьев. Похоже, мы не в замке сейчас.

***

Придя в себя, не тороплюсь открывать глаза. Надо мной идёт суровый мужской разговор:

– Нельзя проводить обряд, отец! Она слаба и может не выдержать! Сила Фрея выше, чем у всех нас вместе взятых! – сразу узнаю Юста.

– Что с ней случилось? – этот мне тоже знаком. Напористый и властный, но сейчас я слышу обеспокоенность. Будто князь боится.

– Её отравили дурман-ягодой. Яким чудом успел дать противоядие. Уж стоит ли мне говорить о том, что только у одного из нас имеется полный запас этих ягод?

– Х-м, теперь из-за девчонки ты станешь подозревать всех подряд? – Они не вдвоём. Здесь есть третий, жутко барабанящий, острый как лезвие голос. К тому же витающий аромат розмарина выдаёт его уже не впервой. Даже незрячий, единожды впитавший в себя этот запах, узнает его обладателя с первой попытки. Большое количество этого растения оставляет холодок на губах и кончике носа. Это Фрей.

– Нет, – сквозь зубы зло отвечает Юст. – Подозревать не стану. Знаю наверняка.

– Довольно брани! – ударил чем-то похожим на посох об пол князь Горан. – Ритуал случится. Якима сюда. Пусть поставит её на ноги до завтрашнего дня. Как оклемается, Фрей отведёт её в купель – проследит, чтоб не убежала. Больно шустрая она, а там единственное окно.

– Т-ц! Зачем же говорить, эта лисица давно в сознании, – цокает языком Фрей. Вот же бес курчавый! Глумится надо мной. Слышу, как его тяжёлые шаги удаляются за дверь, и открываю глаза. За ним в напряжённом безмолвии, громко дыша, удаляется и его светлость.

– Марьяна, как чувствуешь себя? – волнуется Юст.

Поднимаю ладонь и со всем усилием стараюсь сжать руку, но мои попытки тщетны.

– Никак! Никак не получается…

– Не трать силы зря. Скоро придёт Яким. Он поможет окрепнуть, – бережно обхватывает моё запястье Юст.

Вновь я чувствую приятное тепло внутри от его прикосновений. Его заботу.

– Что со мной было?

– Это дурман-ягода! На вкус не отличить от ежевики, но спустя час приходит чувство радости, влюблённости, а затем удушья. Далее яд обездвиживает…

– Спасибо. Достаточно, Юст, – прерываю увлёкшегося змея. Он улыбается, немного крепче сжимая моё запястье.

– Уж думал, потеряю тебя, – аккуратно, почти не касаясь, убирает прилипший к моей щеке локон. Он пахнет так, словно я стою на лугу в горькой полыни знойным днём. Этот запах притягивает меня ближе, пальцами Юст еле-еле касается моего подбородка.

– Марьяна, ты…

Скрипя проёмом, в который широкие мужские плечи пролезают с натугой, со звонким скрипом вклинивается крепкий целитель Яким, стараясь не разбить целый короб снадобий.

Нам ужасно неловко. Мысленно бью себя ладонью в лоб, и мне ничего не остаётся, как отстраниться, но Юст опережает меня в этом.

– Это… яд. Ещё действует… – хрипло произносит он и, подорвавшись с табурета, проносится мимо знахаря, вылетая из проёма.

Я отвлекаюсь на лекаря. Надо признать, он сильно отличается от здешней манеры одеваться. Его одёжа скорее похожа на жителей нашего Мирграда или Волхолецка – соседнего города.

Обычная рубаха, сделанная из коноплянки, порты на верёвке да безрукавка из овчины – вот вся его одежда. Наречье Якима из самых простых, деревенских. Отсюда меня начинают терзать смутные мысли. Что если мы совсем близко к дому? Но откуда тогда в наших краях жители с другими обычаями и нарядами?

– Ну ’с! – хрипит Яким, сбивая меня с толку. – Будем тебя с одра поднимать!

Спустя несколько упорных часов врачевания я наконец смогла встать сама. То ли от лекарств, то ли от большого нежелания посещать купель с мерзким змеем. Я собираюсь идти туда, не дожидаясь его.

– Спасибо вам! Вы спасли меня сегодня, – подхожу ближе к Якиму, болезненно поднимая уголки губ.

– Рано тебе, дочка, помирать! Ты вот что, ток’м запомни як скажу. – Он тихонько наклоняется над моим ухом. – На тебе бремя тяжкое! Пытает тебя судьба-то. А ты не страшись! Волю в кулак, а косу за пояс! – умалишённо глядит он на меня.

– О чём вы?

– Скоро узнаешь. Чем шибче хочешь сбежать отсюда, тем туже затянет тебя это место. А теперь иди куда собиралась, – добрым жестом отправляет меня старик.

Я с опаской потираю лоб и покидаю покои, не выдавив больше ни слова. Дрожь снова продирает до косточек. Жутковато слышать такие слова от здешнего знахаря. А может он тоже колдун?

Долго слоняясь в лабиринте ходов, я всё-таки нахожу купель. Сюда я ходила только со служанками и совсем другим путём. За тёмной витражной дверью, что сотворена из разных кусочков стекла, выстланного в три ряда, я вновь наблюдаю самую светлую комнату всего замка. Пол и стены покрывает разноцветная мелкая мозаика, а вместо привычного мне дубового ушата, в котором я привыкла мыться, медная ванна, стоящая на плоском гладком камне. Подле неё котлище с носиком для набора воды. Мне же эта приспособа напоминает гигантский гостевой самовар.

В купели тепло и чем-то она даже похожа на баню. По полу стелится пар, а ванна набрана до краёв и всегда горячая. Нахожу на полке возле широкого зеркала мятное масло и букет из свежих трав. Ставлю полотняную ширму перед собой и, обнажившись, погружаюсь в ванну.

Вода приятно обволакивает и расслабляет моё тело. Являясь узницей этого места, я будто привыкла уже находиться здесь.

Любопытно оглядываюсь вокруг, но не нахожу окна, о котором обмолвился князь… как же выбраться от сюда?

– Предаёшься бренным размышлениям? – прозвучал издевательский голос в гробовой тишине.

Замираю на месте, отвернувшись к стене. Явился, мерзавец. Я трясусь от стыда, прикрывая грудь мокрыми волосами, стараясь быстрее собрать вокруг себя лепестки мяты.

– Что тебе надо? Тебе нельзя входить! Нельзя смотреть до свадьбы на…

– Тебя? Да там и смотреть то не на что. Тощая.

Тощая? Его голос, как и его появление, раздражают меня с каждым мгновением всё сильнее. Оборачиваюсь на запотевшее зеркало и встречаюсь взглядом с Фреем. Его нахальный вид пошло рыщет по мне.

– Отвернись! – тон мой исходит на крик.

– Не престало мужа стесняться!

– Ты мне не муж!

– Это пока… – он делает шаг, другой, и вот я всем нутром чую, как его дыхание жгуче разливается по моей влажной спине. Закрываю глаза, цепенея на месте. – Боишься меня? – издевается Фрей, убеждаясь в собственных словах. – Боишься. – Тело предательски дрожит, но я накрепко держу рот на замке. Тон его меняется со змеиного шёпота на дружелюбный, но всё же непристойный. – Как я уже говорил ранее: твоё тело меня не интересует. Однако я не говорил, что не буду на него смотреть.

Не могу больше терпеть это. Бью рукой по водной глади и, повернувшись, смотрю ему прямо в глаза. Он сдвигает брови и скалится белоснежными зубами, играет со мной.

– Злись. Воровка.

– Уходи!

– А то что? – я молчу, вцепившись в него бычьим взглядом. – Ну, что ты сделаешь?

На что надавить? Чего больше всего боится тёмный чародей? Потерять власть! Я немедля бью по зеркалу наотмашь. Осколки отлетают на пол и в воду, оставляя небольшие порезы и царапины. Хватаю один из них и сквозь рассекающую кожу боль подставляю его к запястью. Жадно гляжу в чёрные, вязкие очи и вижу промелькнувшую в них эмоцию. Он явно не ожидал такого исхода. Надо признать, я тоже.

– Глупая! И что мне до твоей смерти? – едко улыбается змей.

– Давай проверим! Я бы хотела увидеть это! Как молодой перевёртыш ищет себе новую невесту для обряда, без которого князем ему не стать! Поди-найди другую! – Улыбка на нём тлеет, взамен показывается злобный румянец. То-то же! Почти срывается с моих уст, но сказать получается только: – Прочь!

Фрей кивает на разбитое зеркало, потом на меня и тихонько пятится назад, растворяясь за витражами.

– Как отчаянно, глупая воровка. Ты всё-таки нашла то, зачем пришла сюда. Но тебе всё ровно не выйти, – слышу я эхом его почти исчезнувший голос.

Из последних сил дожидаюсь, пока его дух окончательно покинет это место, а после выпрыгиваю из ванны, глазами ища полотенце, чтобы туго перетянуть сочащуюся из ладони кровь. Замечаю, как на месте разбитого зеркала находится туннель. Ровный, во весь рост. Он похож на окно, за которым уже давно опустилась беззвёздная ночь: «Так вот о каком окне идёт речь?» – проговариваю я в слух и спешу вернуться в покои.

Глава 8

Много лет назад:

Королевство Озис расширялось и процветало. Вместе с ним росла и Лея.

Беззаботное детство сменила осмысленная юность. В замке от Леи ждали мудрых и выдержанных поступков. Часами она штудировала утомительные государственные дела, изучала своды правил и все прилегающие действующие указы своего королевства.

За дождливым запотевшим окном орлиной башни Лея услышала курлыканье белокрылой птицы, настойчиво бьющей клювом в стекло. Это орлица-почтальон. К её шершавой лапе привязан маленький свёрток. Торопливые руки королевны поспешили освободить озябшую птицу и развернуть долгожданное послание.

«Жду тебя на месте нашей первой встречи».

Губы растянулись в милую улыбку, а клочок оборванной бумаги тотчас же придался огню, растлеваясь синими огоньками.

Сию же минуту Лея отложила все дела. Дождавшись, пока уставшее солнце спрячется за свинцовый горизонт, а безлюдные улочки затуманят сумерки, она поспешила набросить на хрупкие плечи тёмный плащ с удлинённым капюшоном и отправилась в подвал замка, где исчезла за потайной дверью, ведущей в город. Эти ходы как кротовые норы, но Лея знала каждый их угол наизусть. Она могла бы выйти на утёс не обходя город вокруг, но, чтобы отбить от себя даже малейший намёк на слежку, она неспешно прогуливается по утомлённому беседами рынку, забегает в сырную лавку к старику Отису и только потом уносится прочь из города, к звёздным холмам на утёс плакучей ивы.

Дождь почти закончился, упавшие на гладкий плащ капельки скользили по нему от ветра, становясь на ходу крошечными льдинками. Ночами здесь становится холоднее; щёки и кончик носа Леи остывали всё больше, но жар от предстоящей встречи согревал грудь.

Принцесса обошла гранитные скалы, спустилась к озеру, что в своей глади отражало блистающее небо в ночи, и наконец сквозь звёздные холмы показался утёс. Круглая, огромная луна освещала ночными лучами навесистые ветви ивы и мужской силуэт, стоящий рядом с плетёной качелей.

Лея сбавила шаг, наслаждаясь мгновениями этого вечера. Сердце уже не стучало так дико.

– Луна сегодня очень близко, – произнёс терпкий спокойный голос. – Могу поспорить, ты тоже…

Она смутилась, притаившись за весьма возмужавшей с их последней встречи спиной. Без сомнения королевне хотелось наброситься на эту спину, обнять её так сильно, насколько могла. Улавливать каждый дрожащий мускул, каждое встречное движение, но вместо этого она лишь сдержанно поклонилась в ожидании, пока собеседник явит ей свой лик.

– Здравствуй Дион. – скромно, придерживаясь правил опустила она глаза.

– О Лея, – он взял её тонкие замёрзшие пальцы в свои ладони. – Прошу, никакого официоза! Я так устал кланяться… будь со мной не королевной. Будь со мной моей Леей.

Она молчала, задерживая сбитое от чувств дыхание. Почти год она не смотрела в эти тёмные глаза, не гладила его курчавые волосы. Коснуться сейчас его щеки своей было пределом её мечтаний всё это время.

Дион возмужал. Черты лица приобрели зрелую остроту. На подбородке появилась тёмная, но ещё мягкая щетина. Он стал почти на голову выше Леи, хотя ещё какой-то год назад ему приходилось вставать на цыпочки, чтоб сравняться с ней.

– Где ты пропадал так долго? – вжавшись в его грудь протяжно выдыхает она.

– Я не мог, – шепчет Дион. – Сразу после моего приезда домой отец приказал отдать меня в стрелковую школу, что посреди ледяного моря на скале «Бесов лик». Это обязаны пройти все мальчики с пятнадцати лет в нашем краю, включая знатных. Прости, но там нет даже птиц, чтоб отправить письмо, – на миг задумался он, отведя взгляд. – Мы через многое прошли за это время… ещё многое предстоит…

– Ты снова уедешь?

– Да! Возможно, на год, может больше.

Принцесса замолчала, ослабив хватку. Было сложно даже слышать такое, не то, что мириться. Дион был прав: ещё многое предстоит. То было целое испытание на прочность для них обоих.

– Лея, послушай! – встревоженно роняет Дион. – Народ, где я живу, очень жесток и груб! Чтобы сбить спесь со своих сыновей и не сохранить в них ни капли любви и доброты, они оставляют их, обрекают на смерть на том острове. Выживают только сильные. Мой брат вернулся оттуда еле живым. Если сбегу, то опозорю честь отца, и все забудут обо мне как о наследнике. Если умру там – значит был слаб.

– Не говори так, – прижимает она Диона всё сильнее. – Ты вернёшься с почестями. Я буду ждать тебя.

Дион сжал её ладони в своих руках сильнее, а затем, едва коснувшись подбородком её щеки, без труда нашёл и бархатные губы.

Лея почувствовала, как тепло оставленное им на её устах, расходилось по всему телу, сменяя ощущения приятной дрожью.

Это был её первый поцелуй. Оттого и такой долгожданный. Со дня их знакомства Лея больше не могла спокойно есть и спать, но также и не могла с кем-то поделиться этим чувством. Заводить подруг она не умела и днями напролёт проводила в орлиной башне словно узница, считая дни до их с Дионом новой встречи.

Густой серый туман уже почти укрыл собой все холмы и постепенно подползал к утёсу. Расстелив меховую накидку, они изучали мерцающую звёздную синеву, вскинув руки вверх. Время для них сейчас потеряло значимость, лишь только они вдвоём и небо.

Дион развернулся к Лее, проводя по воздуху очертания её лица.

– Я не имею права пока даже прикасаться к тебе. Но когда я вернусь с острова, мне будет уже девятнадцать, и мы поженимся.

– Давай сбежим? – испуганно прикрикнула она, сжимаясь от тревоги.

– Что с тобой? – наблюдает он, как сквозь пальцы, что держат её скулы, сыплются хрустальные крупицы. – Ты плачешь?

И она плакала. Плакала так, что кровь шумела в ушах. Так, что сердце грохочущими ударами раздавалось по всему телу. Лея знала: каких бы женихов ни сватали с ней, её никогда не выдадут замуж ни за одного из них.

Её мать – Алира, как и другие советницы Озиса, с особым трепетом правила своим королевством. Она не брала налогов, отправляла всех живущих ныне детей в школы, чтобы обучить их грамоте, платя за них из личных средств. В Озисе рабы не гнули спины, а прислуги и работяги с полей получали достойное своей работе жалование. Свобода в этом королевстве не пустое слово, поэтому все жили здесь в гармонии и достатке.

Завистливые слухи об этом расползлись по Заморью, как чума. Многие, преисполнившись алчностью и излишним любопытном, пытались проникнуть в замок – разведать и разнюхать тайну их счастливого существования, кто-то пытался даже напасть. После этого Алира не закрыла вход для путников, но с тех пор добраться до королевства стало крайне сложно. То непроходимая вьюга затягивала места въезда, то густой туман ослеплял дорогу.

По всему Заморью начали считать Озис заколдованным и боялись ступить туда ногой, но некоторым всё же удавалась добраться до замка. Одним из таких когда-то был Дион со своим отцом. Алира тогда отказала Вериху в союзе их детей и попросила впредь не возвращаться горным князьям в эти места, поэтому все встречи Диона и Леи были тайными, но и они были мелкими провинностями по сравнению с тем, что королевне приходилось скрывать и от самого Диона.

Глава 9

Я нехотя надеваю на тело ритуальную рубашку из выбеленного хлопка и смотрю сквозь отражение, как тётка, назвавшая себя повитухой, плетёт мне косу, наматывая в неё большое количество шёлковых лент, туго затягивая их в бант. Это происходит в безликой тишине, и я понимаю всю неизбежность дальнейших событий. Подбородок дрожит сам собой, нарочно вытесняя предательские слёзы, что мерцают в уголках глаз. Свожу губы и сильно жмурюсь, чтоб скрыть это чувство.

– Ну полно тебе слёзы-то лить! – грубит повитуха. – Княжной будешь! Радоваться надо.

Громко всхлипнув, закусываю щёку так сильно, что чувствую, как солоно стало во рту. Сквозь губы просачивается тонкая струйка крови. Повитуха вновь меняется в лице и сильно дёргает меня за косу.

– Ишь, чего удумала, мерзавка?! Увечья себе наносить в такой день! Ты из ума выжила, девка?

Не успевает она боле ничего сказать, как в дверях показывается запыхавшийся Юст.

– Пойди вон! – мрачно обращается он к тётке, та кланяется и молча выходит, собрав пожитки, с которыми пришла. Юст выжидает в молчании ещё пару секунд после её ухода и резким рывком сдёргивает с себя плащ, оборачивая им меня.

– У нас мало времени. Бежим.

Всё моё нутро разом покрывается мурашками и немеет. Я не верю этим словам, но Юст уже тащит меня прочь из покоев, и мы проносимся вдоль бесконечных коридоров, а когда достигаем малого приёмного зала, он прислоняет перст к губам и тихо шипит:

– Здесь могут быть наши солдаты, но в другом крыле их нет. Они заняты подготовкой к обряду, и выход отсюда никто не охраняет сейчас. Надень капюшон – и станешь не видимой на какое-то время. Постарайся не ёрзать и не дышать, они могут почуять твоё дыхание.

Я послушно выполняю все указания и в какой-то момент понимаю, что вновь стою босая, а мраморный пол буквально вытягивает из меня всё тепло. Переминаясь с ноги на ногу, я готова бежать сейчас куда угодно и за кем угодно, босая или нагая, лишь бы покинуть скорее эти места.

Наконец Юст подаёт знак, я задерживаю дыхание и от страха впиваюсь в его руку сильней, когда вижу прямо перед собой трёх солдат, облачённых в чешую. Он проходит мимо них, те низко кланяются в приветствии и удаляются, ничего не заподозрив.

Юст ускоряет шаг, толкает огромную кованную дверь, та грузно отворяется, впуская лёгкое, обволакивающее дуновение ветра. Яркий свет ударяет в мои глаза так, что приходится сощурится чтобы увидеть серое, но такое родное небо. Решаюсь обернуться назад, чтоб взглянуть на это место в последний раз, но не наблюдаю ничего, кроме ветхой лачужки с неподходящей под неё громадной дверью, из которой мы вышли мгновение назад. Всё это время мы и правда были под землёй!

– Колдовство! – вырывается из моих уст.

– Да! И очень сильное. Идём, – торопит меня Юст, притягивая за собой.

– Но как? Почему никто проходящий не замечает этого?

– Кому надо, тот заметит. И Марьяна, мы в Тёмном лесу. Сюда не часто заходят гости. Нужно уходить, они скоро поймут, что тебя нет.

***

Ноги онемели от острого обледеневшего мха и сырой земли, по которой мы идём, не останавливаясь на передышку. Подол моей рубахи до середины промок, а плащ прилипает к лодыжкам. По дороге я успеваю набрать немного ягод брусники и всё-таки уговариваю Юста остановиться.

– Разожгу небольшой костёр, – супится младший змей.

– Хорошо, тогда принесу воды из ручья, что был неподалёку.

– Марьяна! – останавливает меня Юст. – Это Тёмный лес! Чистой воды ты здесь не найдёшь.

Из его ладони замерцало синеватое пламя, и уже через мгновение в ней показался небольшой кожаный бурдюк с водой. Дух захватывает, приоткрываю рот от удивления, ведь подобное вижу впервые. Юст протягивает мне сумочку с водой, глядит на меня, затем на мокрый подол плаща.

– Ты совсем босая. Тебе нужно согреться.

Уже через полчаса я сижу возле костра, грея на нём чарку с брусничной водой. Маленький танцующий огонёк, потрескивая, отражается в карих глазах Юста. Он молчаливо смотрит на языки пламени.

– Что с тобой будет, когда ты вернёшься в замок? – тревожусь я.

– Ничего. Всё, что они хотели, уже давно сделали, – монотонно произносит он. – Допивай и пойдём.

Но я не собираюсь сдаваться. Хочу знать больше о замке, о полозах и их силе.

– Как вы научились колдовать?

– Эта сила у нас в крови, но её легко исчерпать. И как только последняя его капля использована, человеческая плоть погибает, а облик навсегда остаётся полозом.

– Должно быть, сложно держать в себе столько силы и не иметь возможности выплеснуть её полностью?

– Мы выплёскиваем, но, когда они на исходе, нам помогает папоротник. Он поддерживает магию внутри нас, но без него легко перестараться, – Юст прерывается, оглянувшись назад. – Хватит вопросов.

Не успеваю сделать и шагу, как перед моим носом проносится стрела и до середины вонзается в близстоящую сосну.

– Бежим! – кричит он, на ходу срываясь с места.

Страх сводит желудок, в лицо ударяют колючие ветки дикого шиповника. Они больно цепляют мои волосы, рвут пряди. Устало хватаюсь за стволы деревьев, морщусь от бессилия, держась за живот, который, кажется, набили камнями. Юст дёргает меня вниз за собой, и мы падаем на землю, а затем точно ящерицы ползём по склизким острым булыжникам, раня колени. Даже когда я понимаю, что мы зашли в самую чащу Тёмного леса и погоня приостанавливается, то всё равно бегу в страхе, опасаясь, что следующая стрела ударит мне прямо в спину. Лес меняется вновь. Теперь мы выходим в осиновый бор, усеянный валунами и гигантскими папоротниками. Я смутно узнаю это место. Именно здесь меня поймали полозы той ночью. Юст осматривает всё вокруг, а после хорошенько встряхивает меня за плечи.

– Марьяна, слушай меня! Впереди всё чисто, ты почти выбралась! Беги только прямо и никуда не сворачивай. Не снимай мой плащ, он защитит в случае, если нарвёшься на стрелу! Как увидишь озеро, значит, ты уже дома, и опасность позади. Главное не оглядывайся и беги со всей силы! Поняла?

Мотаю головой. В горле сухо, а сердце, кажется, выпрыгнет сейчас из груди.

– Иди, – толкает он меня вперёд и сквозь покрасневшие от бега глаза я замечаю нотку печали, зависшую на его лице. – Иди! – крикнул он уже более настойчиво.

– Не оборачивайся! – сбивчиво бормочу себе под нос и слышу, как вдалеке трещит тетива. – Не оборачивайся! – свист и промах. – Не оборачивайся! Не оборачивайся! – снова промах, затылком чую опасность. Меч Юста с характерным звуком покидает свои ножны. Он готовится к атаке, враг уже близко. Любопытство съедает меня, и я оглядываюсь назад, чтоб убедиться в том, что он тоже успеет убраться от сюда.

– Беги, Марьяна! – надрывается мой спаситель и тотчас, пропускает стрелу, врезающуюся ему чуть ниже сердца. Рука над его мечом слабнет, и со свистящим выдохом он теряется в листьях папоротника.

Глава 10

Удар в грудь. Я чувствую его так, будто сама поймала эту стрелу. И всё же он ранен. Понимаю, что если вернусь за ним, то возможно не увижу свой дом уже никогда.

Я не знаю, выживет ли он, не знаю, на сколько опасна его рана, но одно знаю точно, что не могу стоять и смотреть, как он умирает. Не могу бросить его здесь. Ноги подкашиваются, но смело бегут к Юсту. Его белый тугой кафтан испачкан грязью вперемешку с багровой кровью, что толчками сочится из груди. Юст хрипит, теряет сознание, а я ищу хоть что-нибудь, любой знак, дающий малейший шанс на спасение.

– Сейчас миленький, сейчас. Только не умирай, только не умирай! – дрожащий голос вырывается у меня из уст. Стирая рукавами рубахи его кровь, я краем уха слышу, как ломаются ветки под грузными сапогами приближающихся к нам солдат.

В этот момент меня пронизывает невиданное доныне чувство. Ладони горят, и я сдёргиваю с себя плащ Юста, надеваю невидимый капюшон и укрываю им нас обоих. Шаги становятся невыносимо близко, прямо возле моего носа:

Странно. Мне показалось, что я попал.

– Найди остальных и приведите сюда собак! Он наверняка ранен. Далеко не уйдёт, – наклоняется голос прямо надо мной и через тонкую щель между землёй и плащом я вижу краешек серых кожаных сапог со свежей вышивкой, стежки которой делает только одна красавица на весь Мирград.

– Слушаюсь, ваше сиятельство! Мы обязательно найдём её.

– Ты один из лучших воинов в моей гвардии. Так найди же свою невесту! Я надеюсь на тебя, Олег.

Стиснув зубы, продолжаю лежать не двигаясь, дожидаюсь, пока шумы растворятся среди деревьев. Это был отец. Это точно был он. Теперь я знаю, что они ищут меня. Но стал бы слушать, увидь он раненного Юста? Отпустил бы его или добил?

Отец никогда не отличался суровостью и жестокостью, но повышенное чувство справедливости играло в нём, не уходя на сон. Спроси он меня, как бы я поступила на его месте с тем, кто украл мою дочь, и ответ был бы один – казнила. Но всё это сейчас не имеет для меня значения. В груди единственного близкого за эти дни для меня человека глубоко засела стрела. Я должна вернуться назад.

Откидываю плащ прочь и вновь смотрю в глаза Юсту. Они тускнеют, а лицо всё больше приобретает синеватый оттенок.

– Вытащи её, – морщится он, глядя на торчащую стрелу.

– Ты ведь… ты чародей! В тебе много магии, ты исцелишься!

– Эта… – с трудом шипит раненный. – Эта стрела отравлена. Ты не поможешь мне. Иди домой, Марьяна.

– Ну уж нет! Помирать собрался?! Мы идём обратно, к полозам.

– Я сказал, иди домой! Ты не нужна мне здесь, – будто собрав последнюю силу, зло выкрикнул Юст и снова повалился на землю, сбито дыша.

Его поведение меня раздражает. Издаю недовольный рык, крепко хватаюсь за его шиворот и тяну сквозь сучья и камни.

***

На лес ложится полутьма, заледеневшие ноги по колено застилает липкий туман, и мне всё труднее разгибать пальцы рук, таща за собой лежак, который я смастерила для Юста из веток сосны.

– Сейчас. Ещё чуть-чуть, и ты дома, – бормочу, закашливаясь. В груди всё больше сжимается маленький комок, мне тяжело дышать.

– Марьяна, – полушёпотом зовёт меня Юст. Я наклоняюсь к нему чуть ниже. – Я должен сказать… обряд… от него можно избавиться. Есть способ…

С этими словами он падает в забытьё, а на меня налетают толпы змеиных воинов и, звеня снаряжением, заламывают и без того обессилившие руки.

Они вновь тащат меня в большой зал, ставя на колени, и первое, что я замечаю, это злобное лицо Велимеры. Она подобно коршуну налетает на меня и, хорошенько замахнувшись, врезает мне пощёчину. В голове звенит, на мгновение опускаю голову, сжимая скулы, но затем вновь смотрю исподлобья, показывая, что не боюсь ничего, что может случиться со мной.

– Мерзавка! Тебя повесят сегодня. Я лично перерублю верёвку! – сквозь зубы шипит Велимера.

– Довольно, матушка, не стоит марать руки об неё, – пусто чеканит Фрей, с особым отвращением выплёвывая эти слова. – Воровке хватило смелости, чтоб вернуться… – потешается он, хлопнув в ладоши.

Я знала, что не стоило возвращаться, знала, чем это может закончиться, и всё же я поступила правильно. Безрассудно, но правильно. Смотрю на их лица и продолжаю держать язык за зубами, дожидаясь слова князя Горана.

– Я требую самого жестокого наказания для этой дряни! Пусть сгниёт в чертогах этого замка, в назидание всем девам, попытавшимся сбежать!

– Стрела Юста была отравлена рутовым молоком. Есть подозрения, что северные птицы покинули Заморье, – перебирает пальцами ту самую стрелу Фрей.

– И что? Пойдёшь и попросишь у них противоядие? – встрял появившийся в зале Горан в сопровождении с девушкой из восточного шёлка. Той самой, что приносила мне “ежевичные пирожки”. Вероятно, она личный страж князя или княгини.

– Нет, – отречено вздыхает Фрей. – Юста не спасти. Никто из нас не станет рисковать ради этого мерзкого предателя! Никто не пойдёт, – холодно вынес он приговор, словно палач, заведомо вознёсший топор над головой смертного.

– Я пойду, – уставляюсь прямо в чёрные, похожие на ягоды бузины глаза змея, но тот лишь продолжает свою издёвку.

– Ты? Дочь мельника, воровка и замарашка собралась перейти ледяное море ради спасения змея, семья которого пленила тебя насильно?

– Этот змей приятнее всех присутствующих в этой зале, – мои слова больше не походят на шутку.

– Быстро же ты нашла его приятным, воровка, – супится змей, недовольно щурясь от моих слов, но я нарочно пропускаю этот выпад ревности.

– Я принесла его сюда через весь Тёмный лес не для того, чтобы дать ему умереть.

Вижу, как серьёзно смотрит на меня князь. Он почесывает бороду стуча каблуком своего сапога.

– Хорошо, – на удивление легко соглашается Горан. – Неспроста вернулась, значит. Но одной тебе всё равно не добраться до Заморья. Пойдёшь с Фреем, хотя бы для того, чтобы глупо не умереть. – Мне вспоминается малахитовая чаша в здешних покоях, что сочетает в себе два оттенка одного цвета. По отдельности они совсем обычные, не способные сделать рисунок на камне удивительным, но, если их соединить… – Но для начала закончим начатое, – он дважды хлопает в ладони, и из ширмы выходит пара девиц-служанок, низко прижимая головы к шее. – Приготовить девицу к обряду.

Глава 11

В приёмном зале вновь возродилась тишина. На лицах обитателей замка появляется негодование, а Велимера и вовсе сейчас лопнет от гнева. Спокоен только Фрей. Он наверняка понял, что данная сделка будет ему только на руку, так как жажда поскорее получить заветный трон не унимает его сердце, а поиски новой невесты могут затянуться надолго. Его время явно поджимало. Хотела бы я знать почему. Однако я иду на огромный риск, делаю хитрый шаг в надежде, что от проклятья действительно можно избавиться. В противном случае я приговариваю саму себя. Князь окидывает меня тяжёлым взглядом:

– Не будешь даже просить о милости? Ты ведь не хотела замуж за моего сына, с чего такая покорность?

– Мне не нужна ничья милость, – обрывисто рычу я, будто верю в собственные слова. – Юст хотел спасти мою жизнь. Я хочу отплатить ему тем же.

– Дерзка, но честна, – щурится он, приглаживая усы. – Ступай, приведи себя в порядок и будь готова к полуночи. Для нас обряд важнее всякой свадьбы.

Кидаю князю резкий небрежный поклон, от которого он дёргает головой, намекая мне выйти вон, и самостоятельно покидаю залу.

***

Меня омывают масляной водой лунных цветов, что оставляют на коже пьянящий аромат. Косы плетут снова две, а вплетённые в них шелковые ленты украшают хвостики пышными бантами. На этот раз нет никакого липкого страха, только проложенный путь к своей цели.

Очень странно, но после того случая меня больше не пугает Фрей. Теперь я знаю его больное место. Ему нужна власть, а мне свобода, и в этом мы можем помочь друг другу, но сначала я помогу Юсту.

От усталости я закрываю лицо ладонями, а когда открываю, вижу перед собой ту самую стражницу.

Своим неприятным взглядом она выпроваживает служанок, и те ныряют за дверь одна за другой.

Недобрый настрой этой девушки приводит моё тело в боевую стойку. Я напряжена как металлическая струна, готовая вот-вот разорваться и ударить. Но она лишь выше поднимает голову и произносит сквозь зубы:

– Меня будешь называть советница Дора.

– С чего бы будущей княгине оная9приставка? – нагло проговариваю я, скрещивая руки.

Дора недовольно глядит, исходя в стыдливом румянце, ведь до этого я не смела хамить.

– Уж больно складно ты чешешь для дочки мельника, – напрягает та скулы, но всё же протягивает мне рубаху с серебряной вышивкой. На зарукавьях мерцает аквамарин, он даёт яркости седым нитям, играющим на ткани. В её другой руке наблюдаю кафтан до пола с широкими укороченными рукавами.

– Господин изменил решение проводить обряд в традиционной рубахе. Хочет, чтобы ты надела это.

Тянусь к вещам, но Дора вцепилась в них как следует. В её взгляде я читаю нечто яростное, нечто завистливое. То, что невозможно прикрыть никакими масками. Становлюсь к ней чуть ближе.

– Да вы, советница, не прочь это платье и сама надеть, – намеренно язвлю я. Тем временем зрачки Доры, как полная луна в затмение, почти закрывают синеву радужки, а лицо наливается кровью. Она отбрасывает одежды в сторону и хватает меня за грудки, как следует подтягивая вверх.

– Замолчи, слышишь?! Надо было убить тебя ещё до появления в замке, грязная тварь! – скалится Дора, теряя капельки пота с лица.

– То-то ты побрезгала сделать это после! От ревности отравить решила?

Её смятению нет предела. Советница отталкивает меня прочь и выбегает из спальни, не сказав боле ни слова. Угадала я, значит.

***

До обряда остаётся ещё немного времени. Я примеряю на себя одёжу, подаренную Фреем. Драгоценные камни на рукавах переливаются, бликуя на стенах и полу, а парча, из которой сшит кафтан, делает меня чересчур величественной и статной.

– Ну вот и не дочка мельника уже вовсе! – хихикаю я, подшучивая сама над собой.

Странно получать такой подарок от этого аспида, но уж это во всяком случае лучше, чем хлопковая нагая рубаха.

Чуть позже я решаю навестить Юста.

Длинные коридоры, повороты наугад, и наконец я набредаю на здешнего стражника, который хмуро указывает на княжьи покои. Тихо стучу трижды и слышу знакомый говор.

– Проходи, Марьяна! – бормочет Яким.

– Как ты понял, что это я? – осторожничаю, входя внутрь спальни.

– Ох, да кому бы здесь ещё появится? Всем плевать на господина, он теперь в немилости здесь. К тому же, чует моё нутро, что не протянет он долго.

Мой взгляд падает на лежащего поодаль от меня Юста. Его тяжелое дыхание разносится по всем покоям, на лбу поблёскивает испарина, а обнажённая грудь обтянута жгутами вокруг чернеющей рытвины, на месте которой ранее торчала стрела.

– Яд поедает его… нужно змеиное зелье, чтобы остановить хворь, – с особой печалью признаёт Яким.

– Сколько у меня есть времени?

– Несколько дней, может чуть больше. Я дал ему снадобье, оно приостановит распространение по телу, но доза очень велика, Марьяна! Нужно поспешить.

– Сделаю всё, что в моих силах…

Яким кладёт свои руки мне на плечи и смотрит с особой надеждой.

– Ты очень храбрая девица, Марьяна! Пусть Духи помогут тебе в этом пути, что уготовила для тебя судьбинушка.

– Спасибо Яким.

– Мне пора варить отвар. Буду у себя в каморе.

Киваю ему вслед и подхожу к Юсту ближе. Стоит только взглянуть на чёрную, похожую на раскаты молнии рану, как ладони мои потеют, а в горле появляется сухой ком. Это ком вины перед человеком, который был готов отдать свою жизнь ради любопытной девчонки. Я беру его обмякшую холодную руку, сжимаю её крепче. В этот момент Юст поворачивается ко мне, резко дёрнув к себе. Его голос осип, а частое дыхание то поднимает грудь, то рвано опускает её, но говорит он внятно, без капли на бред.

– Марьяна! Что ты делаешь здесь? Они подбивают тебя на вещи, на которые до ныне тебе делать не доводилось! Почему ты не убежала…

– Убежать отсюда я всегда успею, сначала только найду зелье и подниму тебя с одра!

– Ты идёшь прямиком на погибель. Этот обряд, – закашливается Юст. – После него уже ничего не будет, как прежде! Он опасен для тебя… мой брат.

– С ним я разберусь, – уверенно проговариваю я. – найду решение, как освободить себя от этих уз. Сейчас я хочу, чтобы ты поправился! Тебе надо отдохнуть…

Юст ухватывается за моё запястье ещё крепче. И напористо, но уже полушёпотом, продолжает:

– Послушай меня! Ты не просто так попала сюда, -вздрагиваю, смачивая сухое горло слюной. Руки исходят в дрожи, мне не послышалось? Юсту, кажется, известно больше остальных. – Я не знаю, что именно им нужно от тебя, но знаю, кому точно не следует доверять здесь. Моя матушка наверняка пугает тебя столь же сильно, как и отец, одержимый своими бредовыми идеями. А их прислужница Дора? Она темна, как полночный мрак, и без зазрения совести убьёт любого, кто встанет у неё на пути, но в ней с самого детства теплится чувство, с которым она не вольна бороться…

– Она влюблена во Фрея, – опережаю его я.

– Быстро же ты догадалась. Но даже Дора со свирепым характером ничто по сравнению с Фреем! Его тебе надо бояться больше всего. Он самый тёмный, самый сильный из нас и способен колдовать много и безжалостно, не подпитываясь папоротником. Мой брат – твой самый страшный враг! Он выпьет из тебя до дна всё то, чего так жаждет! Он поцелован самой смертью, и та явится, чтобы забрать все долги, отнять и уничтожить всё, что захочет! Она бессонна и ненасытна, – Юст вновь трепыхается от боли и обессиленно припадает к подушке. – Я смогу избавить тебя от обряда, только не давай Фрею коснуться твоей… чести… – шипит он и вновь проваливается в сон, роняя горькую белёсую слезу. Я отскакиваю от него прочь, будто меня ошпарили, и покидаю покои Юста.

Бреду вдоль коридоров, заваливаясь на широкие каменные откосы. Кровь приливает к ушам и вискам, я слышу её бурлящий шум. Прислоняю руку ко лбу, похоже у меня жар. Должно быть, разволновалась не на шутку. Нужно спешить вернуться к себе, пока меня не хватились. Через силу выпрямляюсь, отталкиваюсь от шершавой стены, но краем уха слышу голоса и притаиваюсь на месте.

– Ты можешь всё это прекратить, мой мальчик! Ради меня!

– Слишком поздно! Где ты была пятнадцать лет назад, когда маленький Фрей умолял тебя остановится? Время быть хорошей матерью уже прошло. Я уже не тот мальчик!

– То было необходимо! Мы бы все погибли, не сделай я этого.

– Теперь пожинай плоды. Тьма скоро явит свой лик.

– А твоя загнанная девка? Что будешь делать с ней?

– Какое тебе дело до неё?

– Именно ты позволил ей вольно разгуливать по замку. И как эта дрянь отплатила тебе? Сбежала и обрекла на смерь твоего брата!

– Юст слабак, за это и поплатился. Что касается Марьяны… помнится, ещё недавно вы желали моей женитьбы, матушка?!

– Да! Но на то была уготована другая невеста!

– Ах да, жениться на “советнице” и личной служанке по исполнению твоей грязной работы – отличная партия!

– О чём ты, Фрей?

– Подложить моей невесте дурман-ягоду, стало быть, тебе самой не с руки, и ты поручила это той, что каждый раз вздыхает при виде твоего сына и заморит хоть сотню таких простолюдинок? – по ушам режет щелчок, похожий на цепкую хватку и угрожающий шёпот. – Не нужно принимать меня за идиота. Это ты отравила Марьяну. Знай своё место, ведьма. Боле этого не спущу.

Послышались удаляющиеся шаги, и я рвусь в свою спальню, но уже подле неё меня настигает Велимера.

– А ну стой! – хамски тормозит она меня, презрительно оглядывая с ног до головы. – Надо же, Фрей разрешил тебе одеться на обряде. То и к лучшему. Никому дурно не станет, не увидим твоё уродливое тело. – Она наклоняется над моим ухом. – Ещё несколько лет назад таких дев, как ты, привязывали нагих к столбу и брали силой у всех на глазах в знак смирения к своему мужу. Жаль эти времена прошли, – наигранно расстраивается Велимера. Надо признать, шипит она не хуже всякой змеи. Соблазн открыть рот сейчас немыслимо велик.

– Так вот как вы стали женой Князя Горана?

Возмущение и гнев вспыхнули пожаром на лице у этой бесовки.

– Ах ты паршивка…

Смотреть на ту потугу, в которой исходит сейчас Велимера, было бы лучшим подарком на свадьбу, но вместо этого я безразлично поворачиваюсь к ней спиной и закрываю дверь на засов прямо перед её носом.

Когда гроза за моей дверью стихает, за мной являются придворные девицы, клоня головы.

– Всё готово, госпожа. Ваш жених ждёт вас.

Глава 12

Лёгкое шарканье обтягивающих кожаных туфель о натёртый до блеска мрамор всё очевиднее приближает меня к алтарю. Чем короче становится расстояние, тем сильнее я чувствую волнение, но страха нет! Он остался там, в лесу, когда я решила вернуться обратно, когда захотела навсегда освободить себя от оков, которыми была опутана ещё задолго до того, как попала к полозам.

Что меня ждёт в Мирграде? Насильное замужество – те же путы. По крайнем мере сейчас мне не приходится врать Фрею о наивной любви. Наше отвращение друг к другу вполне взаимно, и это даже радует.

Слышится скрип громадных ворот, с тяжестью отворяющих мне путь во что-то новое.

Во рту горит, мои губы пересохли. Жар до сих пор бродит по телу. Делаю глубокий вдох и подхожу ближе к каменному змею. Свечи притушены, здесь царит дымный полумрак и ни одного человека, лишь облачённые в чешую полозы. Воздух пропитан плотным ароматом мирта и сладкой ипомеи. Обстановка отнюдь не свадебная – ритуальная, тёмная. Благо хоть стены не кровоточат для пущей страсти.

В зале появляется обнажённый по пояс Фрей. В своих руках он держит кубок из золота, обрамлённый изумрудами. Он медленно приближается ко мне, с его груди дождём стекают масла. Я сглатываю, увидев сию картину. С ним что-то не так.

Он упирает на меня непристойный взгляд-пожирающий, немыслимо волнующий. Фрей сейчас другой, явно не в себе. Вижу, как он сжимает губы, как его напряжённая грудь частит коротким дыханием. Эта энергия, что режущими ударами хлещет из него, заставляет меня забыть о плохом самочувствии. Я снова в его власти, как тогда, в первую нашу встречу, когда он украл меня, заключив в удушающие объятия.

Фрей протягивает мне бликующий золотом кубок. Молча. Медленно. Покорно. Будто делает это сейчас вовсе не для собственной выгоды. В отражающем свет сосуде я наблюдаю жидкость, похожую на травяной чай, и тут же теряюсь. Но не успеваю я и словом обмолвиться, как будущий князь возносит левое запястье над кубком, а правой рукой делает ровный надрез заточенным костяным ножом. Капли багровой нитью стекают в кубок, а после в зале разносится тягучее шипение. Так змеи реагируют на пролитую кровь своих собратьев.

Меня бьёт озноб, пальцы леденеют от жути. Я в растерянности, но назад дороги нет, и я продолжаю вкопано стоять, с ужасом пытаясь предугадать дальнейшие действия.

Когда кровь заполнила четверть чаши Фрей макает в неё пальцы, окрашивает ею мои глаза и щёки, рисуя какие-то символы, а затем проделывает то же и с собой. Шипение полозов становится всё яростнее, всё требовательнее. Они с нетерпением ждут завершения ритуала. От неясности в голове мне на ум кидается наша последняя перепалка с Велимерой и прилюдные бесстыдства, которым раньше уподоблялись эти животные. По ногам всё выше пробирается холод. Свожу ноги лишь от одной только мысли о дурном посягательстве.

– Пей, – Вдруг звучит вязкий голос Фрея. Немею, не зная, как реагировать. – Пей! – Повторяет он.

Я не буду, не хочу пить это, но не смею сказать вслух. Глаза змея вспыхивают дикими, безумными от желания огнями. Он накрывает своими ладонями мои пальцы и вынимает из них кубок, делает пару глотков, но после останавливается, набрав в рот побольше жидкости. Смотреть на это невыносимо. Тело больше не слушается меня, и я снова цепенею. Фрей подходит ближе, я зачарована его туманным взглядом, его плавными движениями. Сосуд нарочно падает из его рук, пачкая мой наряд алыми брызгами. Звон от удара разносится вибрацией по полу. Наконец он хватает, прижимает мою талию к себе впритык и закрывает мои губы своими, кусая до пронзительной боли, проталкивая содержимое мне в рот. Солёная, тягучая кровь вперемешку с отваром заставляют почувствовать накатывающую тошноту. Я жмурюсь, не в силах смотреть на это безумие, пытаюсь вырваться, но Фрей намертво впился в меня не только руками. Его губы не дают воздуха, мне приходится сглотнуть часть омерзительного пойла. Во рту по-прежнему присутствует металлический вкус, и я понимаю, что ощущаю уже свою сочащуюся от укуса рану. Теперь Фрей не просто сдерживает меня, он целует. Целует порывисто, смело. То, что сейчас происходит, больше не является частью ритуала. Это его прихоть, его желание. Скулы сводит что есть сил, виски раздирает шум. Меня покрывает незнакомая пульсация. Это не просто желание томящегося поцелуя. В этот момент я открываю глаза, ведь окружающие звуки для меня меняются. Слышу, как доводящее меня до мурашек шипение этих гадов теперь приобрело смысл. Они ликуют, торжествуют приветствуя меня. Фрей наконец отклоняется, на удивление нежно завершая поцелуй, проведя языком по месту своего укуса.

– Кровь с кровью, – мягко произносит он, сжимая мои пальцы до ломоты. – Ритуал ты чуть не сорвала. Могла бы подыграть. Впереди первая ночь. Посмотрим, как ты выдержишь её.

***

Сердце в трепете вот-вот выпрыгнет наружу, ноги выкручивает из суставов. Я провожу ладонью по груди, стирая из ложбинок собравшийся липкий пот. Дышу неровно, через раз. Он должен прийти, явиться мне. Он не шутил на счёт первой брачной ночи. Теперь я принадлежу ему и не смею сопротивляться, как раньше. Что со мной? Я будто в бреду, не способная разделять явь от наваждения. Глаза открываются с трудом. Вокруг всё плывёт, меня мутит, будто я пьяна. Собираю последние силы и пытаюсь встать с кровати, опёршись на угол сундука, что стоит возле кровати – не выходит. Изнурённо откидываюсь обратно на влажную подушку, попутно ощущая приятное сжатие внизу живота. В эту минуту чувствую Фрея. Он покинул свои покои и шаг за шагом становиться ближе. Его плащ глухим шелестом развевается, вздымаясь вдоль тёмных коридоров. Я глотаю воздух открытым ртом и знаю, что он идёт за мной. Через мгновение всем телом осязаю его за закрытой дверью. Слышу, как скрипит его кожа, надавливая на дверную ручку, как спокойно и ровно бьётся сердце. Чую неподдельный, несравнимый хвойный аромат. Собрав в кулак льняную простынь, готовлюсь к неизбежному. Резкий щелчок двери, спешный стук сапог. Он врывается в мои покои, и я протяжно выдыхаю крик, освобождая груз из лёгких. Оглядываюсь по сторонам и никого не нахожу.

– Привиделось? – прислоняю пальцы к разгорячённым щекам и тяжело дыша всматриваюсь в темноту. – Похоже это был сон…

***

О страсти.

Этой ночью в глубоких рвах змеиного замка не спится и новоиспечённому князю. Он мечется по комнате, скрипя зубами, стягивая добела костяшки в кулак. Он не может ничего поделать – не властен над собой этой ночью. Его влечёт к той, что стала сегодня его змеицей. Фрей сводит скулы, вдыхая через нос, будто находит её аромат в своей опочивальне.

– Треклятый напиток! Не могу больше… – на выдохе произносит он и дёргается с места, через мгновение прорезая собой ход к ней.

Перед его глазами предстаёт деревянная дверь – единственная преграда, отделяющая его невыносимое желание. Кровь кипит в нём, но сердце спокойно. Фрей замирает на месте, щурится, сдавливая пальцами переносицу, и за миг до свершённого отскакивает прочь, уносясь во мрак.

Блуждая в немой тишине, он изо всех сил старается забыть, вытащить облик Марьяны из своей головы.

Отвлекает доносящееся совсем рядом шарканье сапог. Оно прячет все его постыдные желания, все мысли, связанные с девицей.

– Дора, – вытягивает он из темноты её за плечи. – Что ты тут шатаешься?

– Я несла воды на ночь госпоже Велимере. Она весьма расстроена потерей сына.

– Юст умер? – сжимает губы Фрей.

– Нет. Она имела в виду… вас.

Змей брезгливо вздрагивает чуть отшатнувшись, хватает её запястье прислоняя к своей груди – Что за чушь? Я ещё жив. Чувствуешь? Бьётся.

Дора задевает косой ворот его ферезя, еле касаясь тканых пуговиц, а после поднимает взгляд на своего господина. Тот нервно сглатывает, вновь вспоминая о дочери мельника, которую украл той злосчастной ночью. Нутро вскипает, а тело предательски требует одного.

– Бьётся… – выдыхает она, когда змей сжимает её шею цепкими пальцами и тянет в привычную темноту, подальше от колких глаз тех, кому не спится этой ночью.

– А ну, иди сюда.

Глава 13

Ослепительно серый свет вновь выедает глаза после пребывания в подземной крепости. Мой взгляд падает на зеркально блестящую листву, что растёт в этих местах. Она напитана водой, будто лощёная воском. Это говорит о нескончаемых дождях и холодных ночах. Всё это заставляет меня вспомнить о горожанах Мирграда и близлежащего Волхолецка. О предстоящем голоде, что коснётся всех в нашем краю. Доброго лета не было уже очень давно. Ещё когда я была маленькая, отец говорил о хвори, что пришла на эти земли. Но настолько ненастная мокрядь постигла нас впервые. Хотелось бы узнать, отчего нас так бранит погода.

Запоминаю это мрачное место, глубоко вдохнув свежего воздуха, но сгибаюсь пополам от спирающего кашля. Внутрь будто насыпали битого стекла. Хватаюсь за грудь, будто это как-то поможет мне унять боль. Бес меня раздери, надеюсь, никто не заметил моего припадка. Князья ещё не почтили нас своим выходом после вчерашнего пиршества, а стражники заняты подготовкой лошадей и обеспечением провизии.

Даю себе слово, что в пути попробую найти листья подорожника, чтобы сделать отвар и унять боль. Подавляю в себе ещё один подступивший приступ и подхожу ближе к лошадям. Меня всегда привлекали эти животные. Они чисты и непорочны, никогда не предают и не осуждают. А самое главное – они верные хранители тайн, так как молчаливо везут на себе не только человека, но и скопившийся на его плечах груз, с коим он вынужден жить.

Из битой кожаной сумки я достаю зелёное яблоко и протягиваю его на ладони одной из кобыл, стоящих впереди меня. Та приветливо подходит ближе, любопытно обнюхивает ворот моего плаща, немного его пощипывая:

– Милая! Какая ты милая, – поглаживаю её длинную седовласую гриву и подставляю лакомство ближе к вельветовой мордочке.

– Её зовут Буря, – цепким голосом произносит Фрей подкравшийся сзади. Я вздрагиваю, поджимая плечи. Змеюка скалится. – Как же ты собралась пересекать Ледяное море, если боишься даже меня – своего князя. А, воровка?

Я стискиваю зубы что есть сил. Как же хочется врезать ему.

– Я не воровка! А ты, кажется, ещё не князь!

– Дело времени, воровка! Дело времени, – с его губ сползает надменная улыбка, он поднимает одну бровь и осматривает меня, как интересную вещь, явно ищет к чему бы ещё прицепиться. – Выглядишь бледной, плохо спала? – так и не скажешь, что ещё вчера эта гадюка с загребающим жаром целовал меня, подминая под себя. Сейчас же от него несёт трескучим морозом. Впрочем, я уже привыкла к его грубости и всегда найду ответ для него. В этот момент за воротами показывается князь Горан вместе со своей свитой из слуг и мерзкой жёнушки. Но я решаю продолжить кислотный диалог с Фреем, будто пропускаю их появление мимо ушей.