Читать онлайн Топь

Глава 1

Дорога в село «Высокие дубки» напоминала путь в забытый богом край. Старый автобус, скрипя тормозами, высадил меня на пыльной обочине. Тут даже остановка была больше похожа на покосившийся сарай, чем на место ожидания. Грустное зрелище, однако. Водитель, недовольно кряхтя, выгрузил мой рюкзак, бросил: «Держись подальше от реки» – и уехал, оставив меня одну среди бескрайних полей и тяжёлого летнего зноя.

Я стояла и смотрела на «деревню», раскинувшуюся впереди.

«Высокие дубки».

Название села звучало крайне иронично – никаких «высоких» мест тут отродясь-то и не было. Только плоская, унылая равнина, подёрнутая дымкой влажного воздуха, и река, чёрная, как нефть, медленно ползущая между гнилыми камышами. Дома, большей частью старые, с провалившимися крышами, стояли вдоль единственной улицы, утопая в зарослях крапивы и лопухов. Кое-где виднелись следы жизни – дымок, валивший из трубы, выбеленное крыльцо. Однако, в целом вся деревня казалась какой-то вымершей.

«Ну и место…»

Я взяла рюкзак и пошла вперёд, чувствуя, как пот медленно стекает по спине. Сотовой связи в селе не было: по-видимому, технологии «Высокие дубки» обошли стороной. Однако, пока я шла в сторону села, то пыталась себя успокоить, что в отдыхе без интернета тоже есть своя прелесть.

Бабушка жила на краю деревни, в доме, который когда-то был крепким и ухоженным, но теперь походил на старую развалину. Серые брёвна почернели от времени, ставни висели на одной петле, краска на них давно облупилась, а крыльцо скрипело так, будто вот-вот рухнет.

– Оленька! – Бабушка вышла на порог, улыбаясь, но глаза у неё были усталые, с глубокими морщинами. – Наконец-то! А я уж думала, ты передумала ехать.

Я обняла её, ощутив запах сушёных трав и старого дерева.

– Нет, бабуля, я же обещала.

Она потрепала меня по плечу, забрала рюкзак и повела внутрь.

В доме пахло печкой, мёдом и чем-то ещё – может, сыростью, а может, временем. Всё здесь было знакомым с детства: выцветшие занавески, икона в углу, массивный дубовый стол. Но теперь, впервые за много лет, я заметила, как сильно всё обветшало и от этого становилось грустно. Время было беспощадно.

– Садись, чай пить будем, – бабушка поставила на стол глиняный кувшин. – Как дорога?

– Долгая, – я опустилась на табурет, чувствуя усталость в каждой мышце. – И жарко.

– Да уж, у нас этим летом вообще духота, – бабушка налила чай, тёмный, с травами. – И река что-то ведёт себя странно.

– Что с ней?

Она помолчала, потом махнула рукой.

– Да ничего. Просто старая я, всё, мне кажется, – но в её глазах мелькнуло что-то тревожное.

После чая я решила прогуляться, размять ноги. Бабушка предупредила:

– Не ходи к реке.

– Почему?

– Топи там. И… – она запнулась. – Местные говорят, что вода нынче нечистая.

Я хотела спросить, что это значит, но она уже отвернулась, занявшись печкой.

***

«Высокие дубки» встретили меня тишиной. Деревня словно замерла под палящим солнцем. Ни детей, ни собак, ни даже кур, бегающих по дворам. Только изредка доносился скрип колодца или шорох зарослей.

Я шла по главной улице, разглядывая дома. Некоторые были давно покинуты – окна заколочены, двери распахнуты, как чёрные рты. Видимо, новых хозяев для них не нашлось. В других же теплилась жизнь: занавески, цветы на подоконниках. Но люди не показывались, будто прятались.

– Ты новенькая?

Голос заставил меня вздрогнуть. Из-за плетня выглядывала девочка лет десяти, с бледным лицом и тёмными глазами.

– Я в гостях у бабушки, – ответила я.

– У Варвары Николаевны? – девочка кивнула. – Она знает.

– Что знает? И кто такая Варвара Николаевна?

– Про них.

Она показала пальцем в сторону реки.

– Про кого?

Но девочка вдруг испуганно дёрнулась и скрылась в доме, хлопнув дверью. Я только изумленно подернула плечами и пошла дальше.

Сама того не заметив, я дошла до реки. Она лежала впереди, тёмная и неподвижная, будто зеркало из чёрного стекла. Берега заросли камышом, и там, в тени, вода казалась совсем чёрной.

Я подошла ближе. Тишина. Ни птиц, ни стрекоз, ни даже комаров. Только лёгкое дрожание воздуха над водой.

И запах. Сладковатый, тяжёлый, он был похож на запах гниющего мяса.

Я наклонилась, разглядывая воду. И тогда увидела в отражении, кроме моего лица, было ещё одно. Бледное. С тёмными, слишком большими глазами. Я резко отпрянула. Отражение в тот же миг исчезло.

Но в воде что-то шевельнулось…

– Ты чего тут делаешь?

Я обернулась. На берегу стоял мужик лет сорока, в рваной рубахе и сапогах.

– Просто смотрю, – ответила я.

– Место нехорошее, – он подошёл ближе, и я почувствовала запах табака и водки. – Особенно сейчас.

– Почему?

– Русалки, – он усмехнулся, но в глазах не было смеха. – Шутка. Хотя…

Он посмотрел на воду, потом на меня.

– Дед Ермолай пропал.

– Кто это?

– Местный алкаш. Вчера ночью у реки был. А утром – только шапка на воде плавала.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, хотя даже намека на прохладный ветерок не было.

– Может, утонул?

– Может, – он плюнул в воду. – А может, они его взяли.

– Кто?

Но мужик уже повернулся и пошёл прочь, бросив на прощание:

– Не ходи сюда ночью.

Я так и осталась стоять одна в недоумении. Солнце клонилось к закату, окрашивая воду в кровавый оттенок.

А где-то в глубине, казалось, что-то шептало…

Глава 2

Утро началось с непонятно откуда доносившихся криков.

Я проснулась от того, что за окном метались голоса – взволнованные, резкие. Бабушка уже стояла на крыльце, кутаясь в платок, хотя солнце только поднималось над лесом.

– Что случилось? – спросила я, выбегая босиком во двор.

– Марина пропала, – ответила бабушка, не поворачиваясь.

– Кто это?

– Дочь лесника. Вчера вечером ушла к реке и не вернулась.

Я тут же вспомнила девочку за плетнем, её странные слова: «Она знает…»

По улице бежали люди – мужики с палками, бабы с перекошенными лицами. Кто-то звал Марину, кто-то крестился.

– Пойдём, – неожиданно сказала бабушка.

– Зачем?

– Чтобы ты поняла, куда попала…

***

Марину я видела пару раз до этого – мельком, на улице. Высокая, стройная, с длинными чёрными волосами, всегда заплетёнными в тугую косу. Лицо бледное, глаза – зелёные, как у лесной кошки. Говорила мало, больше молчала, но, когда улыбалась – казалось, будто солнце выглядывало из-за туч.

– Она странная была, – шептала мне бабушка, пока мы шли к реке. – С рождения. Говорят, лесник нашёл её младенцем в камышах.

– Как это в камышах? Да ладно?! – я тут же подумала, что это явно шутка

– Русалки так детей подбрасывают. Чужих забирают, а своих оставляют.

Я хотела было рассмеяться, но в голосе бабушки не было ни капли шутки. Она говорила очень серьезно.

Мы пришли к реке, когда тело Марины нашли на отмели. Она лежала лицом вниз, руки раскинуты, будто девушка пыталась ползти. Волосы, обычно такие аккуратные, теперь растрёпаны, слиплись от тины.

Но самое страшное было, когда её перевернули. Её кожа побелела, как у рыбы, выброшенной на берег. Глазницы пустые – словно кто-то вычистил их ложкой. Губы синие, разорванные в оскале, а изо рта торчали… водоросли.

– Господи помилуй… – ахнула одна из старух.

– Это они, – прошипела другая, крестясь. – Русалки отметину оставили!

– Какие ещё русалки? – рявкнул участковый, толстый мужчина с красным лицом. – Утонула и всё.

– Да вы только гляньте на неё! – закричала женщина в платке. – Глаза-то где? Кто глаза-то выел? Раки что ли?! Да у нас тут их отродясь не водилось!!!

Участковый наклонился, скривился.

– Рыбы, может. Или все-таки раки.

– Раки, конечно, – фыркнула бабка Варвара. – Это они, утопленницы. Ищут себе подружек.

Я стояла и смотрела на Марину. На её тонкие пальцы, с ногтями, почерневшими от воды. На шею, на которой виднелись синяки – будто кто-то держал её, не давая выплыть к берегу.

И вдруг мне показалось, что её губы дрогнули. Будто она что-то хотела сказать.

***

В тот день деревня замолчала. Люди разошлись по домам, но в их глазах читался ужас. Бабы стали шептаться у колодца:

– Уже третья за месяц…

– Сначала дед Ермолай, потом Степаныч, теперь Марина сгинула…

– Надо святить реку.

– Да не поможет это! Надо уезжать, пока всех не забрали!

Я слушала и чувствовала, как по спине ползёт холод. Бабушка шла и молчала всю дорогу. Только у дома сказала:

– Не ходи к воде. Ни днём, ни ночью.

– Ты же не веришь в эту чушь?

Она посмотрела на меня так, что я съёжилась.

– Я верю в то, что вижу, милая.

Но я всё-таки пошла, ослушавшись бабушку.

Не к реке – нет. Туда, после такого я себя не могла заставить пойти. Поэтому я пошла в лес, где, как сказали, Марина часто собирала травы.

***

Лес замер в гнетущем оцепенении. Воздух был густым и спёртым, словно сама природа затаила дыхание. Ни птичьего щебета, ни шороха листвы под лапками зверьков – ничего. Только назойливый гул комаров над болотной жижей да треск сухих веток у меня за спиной. Каждый мой шаг по влажному мху отдавался в ушах неестественно громко, будто кто-то нарочно повторял мои движения в полушаге позади.

Внезапно между корнями раскидистой ольхи мелькнул бледный лоскут. Я раздвинула папоротник дрожащими пальцами – там лежала плетёная корзинка, наполовину заполненная увядшими травами. От них исходил сладковато-гнилостный запах, от которого першило в горле. А рядом…

Рядом сидела кукла. Грубо сшитая из мешковины, с руками-жгутами и пуговицами вместо глаз. Одна пуговица отсутствовала, и из чернеющей дыры торчала пучком серая вата. Её рот, стянутый грубыми стежками, растягивался в неестественно широкой улыбке.

Я потянулась к ней, и в этот момент земля под моими коленями хлюпнула. Наклонившись, посмотреть, куда я провалилась, мой взгляд упал на следы.

Они явно не принадлежали человеку – слишком длинные, с неестественно вытянутыми пальцами. Но страшнее всего были промежутки между ними – глубокие, чёткие вмятины, будто оставленные перепончатыми лапами. Они вели чёткой цепочкой… прямо к чёрной глади реки.

Кровь ударила в виски, превратив дыхание в прерывистые хрипы. Я резко обернулась, впиваясь ногтями в ветку, за которую схватилась, чтобы не потерять от страха равновесие.

Тишина. Абсолютная, пугающая до дрожи, тишина.

И тогда, в далеке, раздался плеск. Чёткий, намеренный, будто кто-то только что вошёл в воду.

А за ним – смех. Высокий, звенящий, разрывающий тишину, как стекло. Девчачий. Знакомый.

Тот самый, каким могла смеяться только молодая девушка. Только теперь в этом звуке слышались нотки, от которых стыла кровь – мокрые, булькающие, будто смеющийся рот был полон речной воды.

Глава 3

От страха я не помнила, как оказалась на тропинке. Тело действовало на чистом адреналине, ноги сами несли меня прочь от этого места, спотыкаясь о выступающие корни, скользя по мокрой хвое. Ветки хлестали по лицу, оставляя на коже жгучие полосы, но я даже не чувствовала боли – только леденящий страх, сжимающий горло тугой петлёй.

Тот смех всё ещё звучал у меня в ушах, навязчивый, чужой и такой неестественный. Мокрый, булькающий, будто исходящий из полного воды рта. Он преследовал меня, сливаясь с шумом крови в висках и моим прерывистым дыханием. Иногда мне казалось, что он звучит совсем рядом – прямо за спиной, и я бросалась вперёд с новой силой, не разбирая дороги.

Сквозь слёзы и пот я едва различала тропу. Тени между деревьями шевелились, принимая зловещие очертания – вот там мелькнуло бледное лицо, там чьи-то длинные пальцы схватились за ствол сосны. Но когда я оборачивалась, там ничего не было. Только лес, слишком тихий, слишком настороженный, будто затаившийся перед прыжком. Эти ощущения будто толкали меня в спину, заставляя бежать еще быстрее и быстрее.

Когда впереди наконец показался край леса, я чуть не закричала от облегчения. Последние метры преодолела почти падая, цепляясь руками за стволы, чувствуя, как под ногтями застревает влажная кора. И вот уже кусты сменились высокой травой на окраине деревни, под ногами хрустнула сухая ветка – такой знакомый, такой человеческий звук после той жуткой тишины.

Добежав до бабушкиного двора, я влетела в калитку, чуть не сломав её на бегу. Только когда за спиной захлопнулась дверь дома, когда я почувствовала под ногами твёрдые половицы, а не зыбкую лесную подстилку, сердце начало успокаиваться. Но пальцы всё ещё дрожали, когда я пыталась стянуть с себя, насквозь промокшую от пота, рубашку, а в ушах стоял тот самый плеск – будто кто-то только что вышел из воды и теперь стоял под окном, качая мокрыми волосами…

Бабушка сидела на кухне чистила картошку к ужину. Взглянув на меня, ее лицо вдруг сразу стало каменным.

– Где была?

Я хотела соврать, но язык не повернулся.

– В лес ходила. Нашла там… следы.

Она медленно отложила нож и вытерла руки о фартук.

– Садись-ка за стол.

Оглядев меня с ног до головы, бабушка продолжила:

– Оля, ты не должна была туда ходить.

Бабушка поставила передо мной кружку горячего чая, но руки у меня дрожали так, что я не решалась её взять.

– Со мной в лесу какая-то чертовщина произошла. Кто-то ходил вокруг и смех такой жуткий всюду, неестественный. Что это было, бабуля?

Она долго молчала, смотрела в окно, где уже сгущались сумерки, а день постепенно подходил к завершению.

– Русалки.

– Да брось! – я засмеялась нервно. – Их же не существует! Они же только в книжках есть! Это, видимо, просто шутки чьи-то, неудачные!

– Тогда кто оставил следы? Кто смеялся? – её голос стал резким. – Марину кто убил?

Я замолчала. Откуда бабуля могла узнать, что было в лесу?

– Ты думаешь, мы тут все дураки? – бабушка налила себе чаю, рука не дрогнула. – Мы знаем. И о русалках знаем, и о нечисти всякой, обо всем знаем. Просто молчим.

– Почему?

– Потому что они нас слушают.

Я почувствовала, как по руками побежали мурашки.

– Пойдём к Варваре.

– Кто это?

– Знахарка местная. Она тебе всё расскажет.

***

Мы вышли из дома в темноту. Солнце давно спряталось за лес и ночь уже стояла у порога. Деревня казалась совсем вымершей – ни огоньков в окнах, ни голосов. Только луна, холодная и бледная, освещала дорогу.

Дом Варвары стоял на отшибе, почти у леса. Старый, покосившийся, с пучками сухих трав, висящих над дверью. Мои ноги будто приросли к земле: возвращаться так близко к лесу мне совсем не хотелось, но деваться, видимо было некуда. Когда мы подошли к дому, бабушка первой поднялась на порог и постучала – три раза, с паузами.

Дверь, спустя минуту, скрипнула и открылась. В проёме стояла высохшая, как ветка, старуха с мутными глазами.

– Ждала тебя, – сказала она, глядя на меня. – Проходите.

Мы прошли в дом. Внутри пахло травами, воском и чем-то ещё – горьким, как полынь. На столе горела свеча, отбрасывая дрожащие тени.

– Садись, – Варвара указала на лавку.

Я села, чувствуя, как под кожей бегают мурашки.

– Ты видела их, – это было явно не вопрос.

Я медленно кивнула. Хотя все еще сомневалась в том, что видела. И видела ли вообще? Наверное, больше ощущала.

– Они возвращаются, – старуха взяла мою руку, её пальцы были холодными, как у покойника. – Каждые сорок лет. Приходят за своим.

– За чем? – мой голос предательски дрогнул. Может от страха, а может потому, что где-то в глубине души я отказывалась верить, что вся эта ересь с русалками – правда.

– За сестрами.

Я попыталась отдернуть руку, но Варвара держала крепко.

– Они берут девушек. Тех, кто похож на них. – Она пристально смотрела мне в глаза. – Маринка была первая.

– Почему именно она?

– А потому что она не наша.

Повисла гнетущая тишина. Бабка Варвара как будто давала мне осмыслить все то, что она только что сказала.

– Её нашли в камышах, – продолжила старуха. – Младенцем. Лесник принёс, вырастил. Но она всегда тянулась к воде.