Читать онлайн Туллия начинает и выигрывает
- Автор: Илона Якимова
- Жанр: Стихи и поэзия
Дизайнер обложки Анна Тимушкина
Фотограф Илона Якимова
© Илона Якимова, 2025
© Анна Тимушкина, дизайн обложки, 2025
© Илона Якимова, фотографии, 2025
ISBN 978-5-0065-9884-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Эта история, как и все прочие истории мира, началась случайно, с неосуществленного замысла. В жизнь писателя персонажи приходят и уходят самовольно, так поражает молния, так поражает финский нож. Так получилось и теперь.
Туллия д’Арагона, которой посвящена эта книга, – римлянка, куртизанка, поэт и писатель эпохи итальянского Ренессанса.
Почему она?
Казалось бы, можно было выбрать для диалога сквозь века какую-нибудь женщину поприличней, подостойней, поддерживающую традиционные семейные ценности. В пьесах ее современника, злоязыкого Пьетро Аретино (который и сам не являлся в смысле ценностей употребительным образцом для подражания, что уж, зато изъяснялся громогласно, на всю Европу) всякая «грязная куртизанка» имеет нарицательное имя Туллия. Плоские умом и завистливые мужчины беспощадны к умным и красивым женщинам, особенно если желают ими воспользоваться. Объектность – общее место в женской судьбе что тогда, что пятьсот лет спустя. Яркий характер основан на противоречии, жемчужина нарастает на боли – того и другого в жизни куртизанки довольно. Мало любить, надо любить красиво; мало любить красиво, нужно иметь достаточно ума, вкуса, образования, чтобы свою любовь выразить; наконец, порой совсем не надо любить – просто чтобы выжить.
От рождения к расцвету дара и красоты, от любви до одиночества, от искушенности обратно к нежности, наивности и ранам влюбленности, от потери ребенка до материнства, от зрелости к старости, увяданию, смерти лежит наш путь, ее и мой, и каждой из женщин, и тянется жизнь, ее и моя, вневременная, пропущенная, как золотая канитель, сквозь шершавую ткань сонета, а то и верлибра, отнюдь ей не свойственного, но привычного мне. Что общего у нас, разделенных пятью веками? Смертная женская природа и поэзия. Первое рассеется мгновенно, от второго останется, возможно, пара строк, воплощающих вечную женственность.
Мне хотелось, чтоб она вновь обрела голос – не тот, к которому еще надобно пробиться сквозь заросли итальянского сонета или трактата – а живой, горячий, понятный во все времена. Голос женщины, изначально поставленной современным ей обществом в позицию достаточно унизительную, на поле внебрачной дочери и проститутки, откуда она выросла до поэта, куртизанки, советницы века по вопросам любви, восхваляемой обожателями и очерняемой недругами.
О ней известно немного, но больше, чем об иных ее подругах, также упоминаемых здесь. Ренессанс фиксирует подвиги мужчин, пренебрегая женщинами – о чем там говорить? Ренессанс даже отказывает женщинам в праве на подлинность: и стихи, и трактат Туллии «О бесконечности любви» приписывают – хотя бы отчасти, а то и полностью, – ее покровителю, видному гуманисту Бенедетто Варки. Получив огромное удовольствие от социальных и интеллектуальных игр этой пары на страницах книги, я, тем не менее, по умолчанию считаю автором женщину. И цитирую трактат без указаний на персонажа, произносящего конкретную реплику – ради иллюзии живого разговора.
Мне хотелось говорить с ней, говорить через нее, говорить ею. Говорить так, чтоб она вновь была услышана. Возможность жить в строке – то единственное, что мы можем противопоставить смерти, она и я.
Быть женщиной – это вневременное. Поэтому дальнейшее посвящаю
Туллии д’Арагона (1510 -1588), прожившей так, чтоб было, что вспомнить.
….и да возместят недостаток моих познаний и суждений ваши ученость и любезность.
Туллия д’Арагона «О бесконечности любви».
Туллия начинает и выигрывает
Пока любишь, не перестаешь любить, а кто перестал, тот не имеет отношения к нашему разговору.
Туллия д’Арагона «О бесконечности любви»
Я в юности была прославлена Ронсаром…
Пьер де Ронсар
1.
- Туллия начинает и говорит
- О том, что у нее горит,
- Ибо то, чем она теперь говорит —
- Уже не горит.
- У нее горит на дворе трава
- И растущие в ней слова.
- Пламя перекидывается на дом,
- Пламя перекидывается на сад,
- Все мужчины ее помещаются там с трудом,
- Вот они оттуда и голосят.
- – Туллия, – говорит один, прижимая руки к груди. —
- – Не уходи!
- – Туллия! – истошно страждет другой. —
- – Я объят тоской!
- А последний молчит и холодно смотрит вслед,
- Вот к нему она и оборачивается в ответ.
- У него голова есть, и руки, и торс, а сердца как будто нет,
- У него на месте сердца дыра в груди.
- Туллия, уходи!
- Туллия, берегись, от него не будет толку в любви, вообще ни в какой любви,
- Он не знает, что это – не на чем уловить.
- Жестом втуне пленяя, тщетно соприкасаясь плечом,
- Для него ты кусок изящной словесности – более ни о чем.
- Но пропала уже, сгорела, неуязвима прежде для стали, яда, свинца,
- Ранена под любой личиной —
- Босая, по углям ты пройдешь до конца
- Ради ясных глаз прикинувшегося мужчиной
- Живого, живого,
- А все-таки мертвеца.
– Но что означают ваши стихи, в которых вы рассуждаете о любви и без особого почтения? Вы не философ, коль пишете стихи.
– Тот, кто пишет сонеты, помимо прочего, считается неспособным ни к чему другому; и его называют «поэтом», полагая, что это имя пристало каждому, кто слагает вирши, и обозначают им человека ободранного и вздорного, чтобы не сказать нищего да не в своем уме.
– Почему же тогда вы все же пишете стихи?
– Потому что я понимаю это иначе.
2.
- Покуда матушка в потугах родовых
- Страдала, двое встали у постели.
- – Зачем ей дух мужей в столь хрупком теле? —
- Спросил один.
- Стон роженицы стих.
- – Зачем ей дар? – спросил другой. – Могучий,
- Мужам лишь закаленным по плечу?
- Ты не удержишь.
- Я не излечу.
- Они мерцали оба – странный случай —
- Прозрачные, подобные лучу.
- Ты, Дант, услышал первым – я кричу.
- А ты, Вергилий, дал в уста мне лучший
- Язык, достойный крови и любви.
- Истаивая, молвили: живи.
– Называйте вещи своими именами: что вы хотите сказать?
– Хочу сказать, что многие по случайности полагают, что она в них влюблена, я же думаю, что они заблуждаются.
– Почему вы так думаете? Я, по своему разумению, считаю ее более других способной вызывать любовь.
3.
- У Туллии сотня платьев в кипарисовых сундуках,
- В ее присутствии гульфики не лопаются с трудом.
- Туллия хохочет и разрушает банковский синдикат,
- Как ребенок – карточный дом.
- Туллия некрасива.
- Но сила ее в том, что она жива,
- В отличие от деревянных кукол – сестер, любовниц и жен —
- Способных есть, пить, гадить, рожать, говорить пустые слова.
- И каждый с ней обнажен
- Не телом одним, но самым нежным, доспешным обычно нутром.
- Туллия улыбается, достает вертела
- И нанизывает печень шипящую, розовый ливер, трепетные потроха,
- Прожаривает с кровью, ест – ничего личного, питательные дела.
- И занимает трон.
- В мире мужчин можно только иметь мужчин,
- К этому у разумной женщины миллион причин.
- Каждый из тех, кто сверху, думает: ты – его,
- В этом твое торжество.
- В этом его уязвимость, хрупкость его жезла,
- В вечном павлиньем празднике, в кобелиной интриге: дала – не дала.
- Ну, убила.
- Но обронила и миг бессмертья, такое любая ль даст?
- Ибо что пред любовью смерть?
- Пепел.
- Тлен.
- Песнь песней.
- Екклесиаст.
– Скажите мне, по-вашему, что такое «любовь»?
– Кажется вам, что приличествует задавать такие вопросы даме столь быстро и неожиданно? А мне в особенности?
4.
- Туллия молчит, есть, о чем помолчать.
- У нее на устах печать и тут, на сердце, печать.
- Есть о ком молчать и о ком изнутри кровить.
- Они это называют «любить».
- Любовь поэта похожа на мед, а на деле – гадючий яд,
- Туллия это знает не понаслышке, так все о ней говорят.
- И ее уста изрыгают чеканную медь
- Проклятий тому, кто сумел посметь
- Быть таким недоступным, непревзойденным, нагим
- В своем совершенстве, как тот Давид, еще не ставший царем,
- Но уже стоящий на площади Флоренции, где над ним —
- Только небо, исполненное дождем.
- Боже, благослови любовь, ибо она одна
- Еще держит мир на бесчестных своих плечах.
- И горит звезда Вифлеема, цветет горячка сердец, горит Рождеством очаг.