Jason Rekulak
THE LAST ONE AT THE WEDDING
Copyright © 2024 by Jason Rekulak
This edition is published by arrangement with Sterling Lord Literistic, Inc. and The Van Lear Agency LLC
© Г. В. Соловьева, перевод, 2025
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025
Издательство Азбука®
I. Приглашение
1
На экране высветилось: «номер неизвестен», что обычно обозначало спам, но я был не прочь поговорить, так что нажал «ответить».
– Алло.
– Папа?
Я подскочил, ударившись коленями о кухонный стол, расплескал кофе.
– Мэгги? Ты?!
Ответа я не разобрал. Плохо было слышно, в трубке шуршало и потрескивало, будто голос вот-вот пропадет.
– Погоди, милая, я тебя почти не слышу.
С кухни у меня разговаривать – хуже некуда. Сигнал – одна-две палки. Я вынес телефон в гостиную и споткнулся о доски, которые подравнивал, полировал и красил. Обычное дело, если столярничаешь, чтобы убить время по ночам, вечно выходит кофейный столик. Только я никак не мог собраться и закончить, так что по всему ковру валялись инструменты и опилки.
Я проскакал через этот развал и кинулся в коридор перед детской спальней Мэгги. Из ее крохотного окошка виднелись наш задний двор и старая Лакаваннская железнодорожная линия[1], – когда я прислонился к стеклу, сигнал показал три палки.
– Мэгги? Так лучше?
– Алло!
Все равно казалось, будто до нее миллион миль. Будто из-за океана звонит. Или из хижины в глухом лесу. Или из кузова старой машины, забытой в подземном гараже.
– Папа, ты меня слышишь?
– С тобой ничего не случилось?
– Пап, алло! Ты слушаешь?
Я притиснул телефон к уху и гаркнул:
– Да! Где ты? Тебе нужна помощь?
И линия заглохла.
«Разговор прерван».
Первый разговор за три года не продлился и минуты.
2
Зато теперь я знал ее номер. Наконец, наконец у меня был способ с ней связаться. Я нажал «перезвонить» – занято. Попробовал еще, второй, третий, четвертый раз: занято-занято-занято. Это она мне звонила. Я так разволновался – руки дрожали. Заставил себя больше не набирать, а дождаться звонка. Сел в ногах ее кровати, нетерпеливо оглядывая дочкину спальню.
Все ее вещи так здесь и остались. Я не звал гостей с ночевкой, так что повода все это повыбрасывать не было. Постеры, которые она налепила в старших классах: «One Direction», «Братья Джонас» и ухмыляющийся с ветки ленивец. А еще большая полка спортивных наград и большая плетеная корзина с мягкими игрушками. Я редко открывал сюда дверь и старался забыть об этой комнате. Но время от времени – неохота признаваться, как часто – заходил, садился в гигантское кресло-мешок и позволял себе вспомнить времена, когда мы все были в сборе и походили на семью. Вспоминал, как мы с Коллин втискивались на узкую двуспальную кровать, а Мэгги плюхалась между нами и мы читали «Спокойной ночи, Горилла» и ржали как дураки.
Телефон снова зазвенел.
Тот же «номер неизвестен».
– Пап? Так лучше?
Теперь я хорошо ее слышал. Как будто она сидела рядом, переодевшись перед сном в пижамку с Королем Львом.
– Мэгги, ты в порядке?
– Прекрасно, пап. Все отлично.
– Ты где?
– Дома. То есть в своей квартире. В Бостоне. И все отлично.
Я ждал продолжения, но она молчала. Может, не знала, с чего начать? Я и сам не знал. Сколько раз я воображал, как это будет. Сколько раз, стоя под душем, репетировал этот разговор. А теперь только и сумел выжать из себя:
– Ты мои открытки получила?
Господи, сколько открыток я послал этой малышке: на день рождения, на Хеллоуин, просто так. К каждой прикладывал долларов десять или двадцать на карманные и маленькую записочку.
– Получила, – ответила она. – Я, вообще-то, давно собиралась позвонить.
– Извини, Мэгги. Так вышло…
– Не хочу об этом говорить.
– Ладно. Хорошо.
Я чувствовал себя как те переговорщики из службы 911. Главное, чтобы она не бросила трубку, чтобы продолжала разговор, так что я переключился на безопасную тему:
– Ты по-прежнему в «Кепэсети»?
– Да, как раз три года отпраздновала.
Мэгги безумно гордилась этой работой. Ее взяли в «Кепэсети», как раз когда у нас пошли нелады, – о них тогда и не слышал никто. Тогда это был один из тысяч кембриджских стартапов, сулящих изменить мир новой сверхсекретной технологией. Теперь у них восемьсот сотрудников на трех континентах, а совсем недавно они провели «Суперкубок» с Джоржем Клуни и Мэттом Деймоном. Я читал об их компании все, что мог найти, – искал, не мелькнет ли имя дочки или хоть намек, как она и где.
– Их новые «шеви» потрясающе смотрятся, – сказал я ей. – Когда пойдет вниз цена…
Мэгги перебила меня на полуслове:
– Пап, у меня новости. Я… замуж выхожу.
Она не дала мне времени переварить услышанное. Защебетала, выкладывая все подробности, будто больше не могла молчать. Жениха зовут Эйдан. Двадцать шесть лет. Его семья примет гостей у себя дома, в Нью-Гемпшире. А меня словно снарядом контузило.
Она выходит замуж?
– И что бы там ни было, – продолжала Мэгги, – я очень хочу, чтобы ты там был.
3
Меня зовут Фрэнк Шатовски, мне пятьдесят два года. С тех пор как стал взрослым, я большей частью водил машину «Единой службы доставки». Знаете, те большие коричневые грузовики, громыхающие по округе с заказанным через Интернет добром. «Служба» их называла «почтовиками», хотя, строго говоря, это просто большие фургоны. Я стал водилой смолоду, сразу после армии, и недавно зачислен в «Круг почета» – водительскую элиту, двадцать пять лет без аварий.
Я прилично зарабатывал, и работа мне всегда нравилась, хоть и становилась все тяжелее. В конце девяностых, когда я только начинал, доставлять приходилось посылочные ящики не тяжелее компьютера. Нынче об этом и вспоминать нечего. Каждую смену таскаем футоны, картотечные шкафы, искусственные елки, плоские экраны и даже столы для пинг-понга. И еще, матерь божья, автомобильные шины – это хуже всего. Вы знаете, что шины можно купить онлайн? Эту чертовщину высылают по четыре штуки, связав и упаковав в картонную коробку, так что даже закатить нельзя.
И все-таки, если не пренебрегать переработками, обычно выходит чистыми по сто штук. За свой джип я уже выплатил, за дом почти, и на Visa и MasterCard ни пенни долга. Мне осталось три года до досрочной пенсии с приличными деньгами и недурной медстраховкой. Неплохо выходит для парня, который в коллежах не обучался. Пока была жива жена и не начались нелады с Мэгги, я любил называть себя счастливчиком. Считал, что удачливей меня в целом свете нет.
А теперь послушайте, что творится!
– До свадьбы три месяца, – сказала мне Мэгги. – Двадцать третье июля. Понимаю, что звоню в последнюю минуту, но…
– Я приеду, – проговорил я надтреснутым голосом, потому что расплакался. – Конечно же я приеду.
– Хорошо, отлично. Потому что мы завтра рассылаем приглашения, а мне… я решила сперва позвонить.
И тут разговор застопорился. Мэгги как будто ждала от меня каких-то слов, а у меня горло перехватило. Я кулаком ударил себя по груди – три раза подряд хорошенько врезал, чтобы не расхныкаться.
«Брось, Фрэнки, соберись. Что ты как младенец!»
– Пап? Ты здесь?
– Расскажи мне про Эйдана, – попросил я. – Про будущего зятя. Ты где с ним познакомилась?
– На костюмированной вечеринке. Еще на Хеллоуин. Я оделась Пэм из «Офис»[2], Эйдан – Джимом. Он как вошел, нас сразу поставили вместе. Мы стали разыгрывать сценки, он все время попадал прямо в точку…
Мне трудно было уследить за рассказом, потому что я пытался подсчитать.
– Вы познакомились на этот Хеллоуин? Полгода назад?
– А кажется, знакомы целую вечность! Он прямо мысли мои читает. Телепатия какая-то. У вас с мамой так бывало?
– Пожалуй, бывало. Когда мы только познакомились.
А потом, когда стали старше и умнее, сообразили, что это просто юношеские бредни. Об этом я не стал говорить. Приятно было слышать Мэгги такой счастливой – не голос, а сладостная музыка надежд и упований.
– А чем твой Эйдан зарабатывает на жизнь?
– Красит.
– Он в профсоюзе?
– Нет, он не маляр. Художник.
Я твердо решил во всем ее поддерживать, но этот мяч пропустил.
– Он картинами зарабатывает на жизнь?
– Ну, парочку уже взяли у него в галерее. Но пока что он создает себе имя. Наращивает репутацию. Без этого никак. И еще преподает, ведет классы в «Масс-арт».
– И сколько за это платят?
– Извини?
– Сколько он получает?
– Не скажу.
Я не понимал, почему бы и не сказать, но расслышал, как она набирает воздуха, чтобы обидеться, и решил не нажимать. Может, Мэгги права. Наверное, доходы ее будущего мужа-художника – не мое дело. К тому же у меня хватало других вопросов.
– У него это первый брак?
– Да.
– Детей нет?
– Детей – ноль, долгов – ноль, можешь не волноваться.
– А его мать?..
– Я от нее без ума. Сейчас она нездорова – мигрени мучают. Но она принимает новое лекарство, и оно уже помогает.
– А отец?
– Невероятный! Просто не верится.
– Он чем занимается?
Мэгги запнулась:
– Это довольно сложно.
– В чем сложность?
– Да ничего не сложность. Просто долго рассказывать, а мне сейчас некогда.
Как это, черт возьми, понимать?
– Это же простой вопрос, Мэгги. Чем он зарабатывает на жизнь?
– Одним словом: я выхожу замуж и жду тебя на свадьбе двадцать третьего июля в Нью-Гемпшире.
– А нельзя ли сказать, кто его отец?
– Сказать можно, но ты будешь дальше выспрашивать, а мне пора. Мне к десяти на примерку, а портниха просто психованная. Опоздаю на минуту – придется заново записываться.
Ей явно хотелось закончить разговор, но я не удержался, нажал еще разок:
– У твоего Эйдана отец в тюрьме?
– Да нет! Ничего плохого.
– Он знаменитость? Актер?
– Нет, не актер.
– Но знаменитость?
– Я же сказала, не хочу вдаваться в подробности.
– Ты просто назови имя, Мэгги, я погуглю.
В трубке вдруг стало тихо. Как будто звонок сброшен или она зажала микрофон, чтобы с кем-то посовещаться. А потом вернулась:
– Думаю, это можно будет обсудить за ужином. Мы с тобой и Эйдан. Ты доедешь до Бостона машиной?
– Конечно доеду.
Я бы до Северного полюса доехал, если Мэгги этого надо. Она назначила на семь часов вечера в субботу и назвала ирландский паб на Флит-стрит у Старого Капитолия. А потом твердо заявила, что ей надо заканчивать и собираться на примерку.
– Увидимся на выходных. Я буду ждать.
– Я тоже, – ответил я и, прежде чем завершить разговор, еще раз попробовал извиниться. – И послушай, Мэгги. Я знаю, что виноват, понимаешь? Я ужасно жалел все эти годы. Понимаю, что сам все испортил. Мне следовало быть умнее, и я хотел бы…
Меня прервал тихий щелчок.
Мэгги уже повесила трубку.
4
Моя жена умерла от мозговой аневризмы – это такая мина замедленного действия. Коллин работала в лавочке, торговавшей ремесленными и художественными изделиями. Только что искала для какой-то учительницы клей с блестками. И вот уже лежит замертво на полу. Умерла в машине «скорой помощи» по дороге в больницу Святого Искупителя. В тридцать шесть. Трагедия по любому счету, если подумать обо всех ужасах, о которых я вам буду рассказывать. Потому что жена моя мерзавцев чуяла за милю. Она бы распознала беду много раньше меня.
Мэгги тогда было десять лет. На пороге пубертата и созревания, хуже нет времени осиротеть. Помню, я жалел, что аневризма не убила меня вместо Коллин, – жена бы прекрасно вырастила Мэгги, а жили бы на мою Тимстеровскую пенсию[3]. А так мне пришлось обходиться помощью сестры Тэмми. Она жила за шесть миль от нас и здорово помогала: всегда подвозила Мэгги к врачам, дантисту, дерматологу, подбирала контактные линзы, устраивала гинекологические осмотры и много чего еще делала, так что мне оставалось только оплачивать счета и следить, чтобы на столе была еда. Трудное было время, и я первым признаю, что наделал до черта ошибок. Поневоле поймешь, что напортачил, когда единственная дочь перестает с тобой разговаривать, три года молчит. Но об этом я после расскажу. Сначала надо поведать историю ее прежнего, так сказать, увлечения, и хочу объяснить, почему сразу проникся подозрениями насчет нового парня.
На следующий день после главного сюрприза Мэгги позвонила, чтобы сказать, что планы меняются.
– Мы решили, что лучше посидим у нас. Там и поедим.
Это она впервые упомянула, что они с Эйданом уже поселились вместе, но я не так уж удивился. Аренда квартир в Бостоне зверски дорогая, и Эйдан, подселив соседку, сэкономил, наверное, уйму денег. А Мэгги свою прежнюю квартиру терпеть не могла. Тесная сырая студия в подвале мрачного викторианского дома, и к тому же там кишмя кишели серебрянки – длинные волосатые букашки, похожие на гигантскую бровь. Они валились ей в ванну, когда Мэгги принимала душ, и ей приходилось плясать вокруг этих тонущих тварей. Дочь уверяла, что проводит выходные в «Кепэсети», просто чтобы вырваться из этой промозглой дыры. Она наверняка счастлива была разорвать договор аренды и переехать к Эйдану.
Но я все-таки попробовал отстоять ресторан:
– Случай-то особый. Не хочу, чтобы тебе пришлось готовить.
– Не буду я готовить.
– Эйдан приготовит?
– Мы все устроим, пап, ты только приезжай.
Я решил, что понял. Решил, что, когда на горизонте свадьба, ребята заглянули в счета и взялись урезать расходы. Я уже погуглил «Сколько получает учитель» и скажу вам: не много. В среднем сорок кусков, а в таком городе, как Бостон, на этом далеко не уедешь. За сорок штук получишь разве что пару банок печеных бобов.
Я заверил Мэгги, что оплачу любой ресторан, какой она выберет.
– Китайский, итальянский, выбирай любой. Давайте кутить.
Но она уперлась:
– Приезжай на квартиру. Это на Девяносто третьей. У моста Закима[4].
– Вы живете у моста?
– Не то чтобы совсем, но из окна он виден.
– А там безопасно? Мой джип не угонят?
– Все будет хорошо, пап. Эйдан три года там живет, и никаких проблем.
Ей, похоже, казалось, что я глупости спрашиваю, но, право, в наше время, стоит включить радио, услышишь об очередном убийстве, угоне или стрельбе. А у самой Девяносто третьей автомагистрали – район не из лучших. Эта трасса весь день забита, человек с деньгами выбрал бы другое место.
Но эти мысли я придержал при себе и попросил Мэгги выслать мне адрес текстом. Я решил мыслить шире. Ради встречи с дочкой я бы куда угодно приехал.
5
Не считая четырех лет в армии США, я всю жизнь прожил в пенсильванском Страудсберге – это городишко на шесть тысяч душ в горах Поконо. Нас любят туристы – у нас тут и лыжи, и плаванье, и конные прогулки, и мили пешеходных маршрутов, и еще симпатичный центр с ресторанами и магазинчиками. Зимой мы все это наряжаем в мигающие гирлянды, и получается прямо рождественское кино. В марте празднуем день святого Патти с фейерверками, волынками и шествием школьных оркестров. А в июле у нас Страудфест – гигантский фестиваль под открытым небом с живой музыкой и танцами на улицах. Я не собираюсь вас убеждать, будто мы туристский объект мирового класса, – конечно, Вольфганг Пак[5] здесь в ближайшее время ресторана не откроет, – но Страудсберг чистый и недорогой городок, и школы в нем хорошие. Все говорят, что маленькие города вот-вот вымрут, но мы как-то держимся.
До Бостона от нас далеко, так что я постарался выбраться на трассу пораньше. На полпути через Коннектикут стала попадаться реклама новых «Крайслер-реакторов» и «Чудо-батареек» – на них «Кепэсети» и сделала себе имя. Они добились лучшей по Штатам дальности – восемьсот миль на одной зарядке, даже если на полную мощность гонять музыку и кондиционер. На всех билбордах один девиз: «Будущее за чистой ездой», и я, проезжая мимо них, замечал за собой горделивый трепет. Ведь Мэгги работала у них в отделе маркетинга, и мне хотелось думать, что она помогает с этими плакатами или хоть знакома с теми, кто их делает. Эту гигантскую дорогущую рекламу каждый день видели миллионы водителей, а моя дочь принимала участие в ее создании. Жаль, что ее мать этого не увидит.
После двух я остановился в Вустере, примерно в часе езды западнее Бостона, подыскать дешевый отель. У самой трассы нашелся «Супер-эйт»[6] со свободными номерами по шестьдесят девять долларов, и менеджер охотно позволил мне раннюю регистрацию, так что больше я и выбирать не стал. Номер был обшарпанный, с пятнами протечек на потолке и сигаретными ожогами на мебели, зато матрас не провисал и в ванной чисто, так что я счел это выгодной сделкой.
У самого города я заехал в «Сэмс-клаб» купить цветы. У них всегда есть симпатичные букетики прямо у кассы. Заодно, раз уж заехал, купил печенье «Пепперидж-фарм Милано», Мэгги всегда его любила. И еще пару маленьких огнетушителей – они распродавались по десять долларов, а запас никогда не лишний.
Немножко дороговаты подарки? Может быть. Но я еще не забыл, каково быть молодым и пробивать себе дорогу, и решил, что Мэгги с Эйданом оценят помощь.
К шести я добрался до реки Чарльз и запутался в бостонской дорожной сети. Через мост Закима переползал долго и мучительно, но на другой стороне дорога расчистилась. Я свернул на первом же съезде и милю катил вдоль реки, пока не уперся в огромную башню из стекла и стали – Бикон-тауэр. GPS сказал, что я прибыл в пункт назначения, но я сразу понял, что он ошибся. Башня походила на небоскреб из «Крепкого орешка». Мои фары высветили список главных съемщиков: «Аксенчер», страховая компания «Либерти мьючуэл», банк «Сантандер» и еще какие-то, судя по названиям, юридические фирмы. Вечером субботы большая часть этажей не была освещена. Но в окно вестибюля я увидел женщину и, оставив свой джип в погрузочной зоне, зашел спросить дорогу.
Будто в собор вошел – огромное гулкое пространство из стекла и полированного камня. Легко представить, что в будний день здесь полно спешащих на работу служащих. А так только я и одинокая девушка посреди комнаты, за высокой, похожей на алтарь стойкой.
– Мистер Шатовски? – спросила она.
Я ушам не поверил.
– Вы меня знаете?
– Маргарет нас предупредила. Мне только нужно глянуть на документ с фотографией. Водительские права вполне подойдут.
Это была хорошенькая маленькая блондинка в изящном синем платье. Я вытащил бумажник – большой кожаный кошель, чуть не до дыр протершийся на швах.
– Это жилое здание?
– Смешанное. Большая часть под офисами. Но в верхних этажах, где живут Эйдан с Маргарет, остались квартиры.
Я протянул ей свои пенсильванские права, и Оливия (вблизи я разглядел табличку с именем) приняла их с великим почтением. Будто оригинал Декларации независимости, написанный на пергаменте.
– Спасибо, мистер Шатовски. Лифт D направо, он доставит вас наверх.
– У меня машина в погрузочной зоне, – объяснил я. – Нет ли здесь…
Слева словно из воздуха материализовался молодой человек.
– О вашей машине я позабочусь, мистер Шатовски. Здесь подземный гараж, – сообщил он.
Я не знал, чему больше дивиться: что все здесь знали меня по фамилии или что произносили ее без ошибок. Если у вас есть польские корни, вы знаете, что «sz» в ней произносится как «ш»: Шатовски[7]. Но обычный человек все равно пытается выговаривать каждую букву, и меня обзывают «мистер Сзатоуски», если не хуже. Каждый коверкает на свой лад.
Он протянул руку за ключами, но у меня в джипе остались подарки, так что я вышел за ними вместе с парнем. Молодой человек вручил мне карточку с номером своего телефона и велел позвонить, когда соберусь уезжать, чтобы он подогнал мне машину. Я вытащил из бумажника доллар, хотел дать ему, но он так попятился, будто от моих денег било радиацией.
– Рад был помочь, сэр. Хорошего вечера.
Я вернулся в вестибюль, где Оливия снова растопила мое сердце улыбкой. Не знаю уж, с какой стати такая женщина торчала за стойкой в субботний вечер. Ей бы предварять выступления НХЛ или выступать на подиуме на Виктория-стрит.
– Хорошего вам вечера, сэр.
– Спасибо.
Я вошел в лифт D – узкую черную коробку с гладкими металлическими стенками. Впервые попал в лифт без кнопок – панели управления вовсе не было, и я не понимал, как его запустить. Но двери закрылись сами собой, и лифт тронулся. Над дверью ожил маленький экранчик, который стал отсчитывать этажи: 2-3-5-10-20-30-ПХ1-ПХ2-ПХ3. Тут он замедлил ход, остановился, открыл двери, и передо мной оказалась Мэгги – на фоне заходящего солнца, в черном свитерке с воротом-хомутом и черных брючках, с бокалом белого вина на длинной ножке – на самой вершине мира.
– Папа!
Уж не мираж ли? Я-то думал, попаду в коридор с рядом квартирных дверей и цветочных горшков. А телепортировался прямо в чью-то гостиную, светлую, со стеклянными стенами, за которыми открывался вид на весь город. Это кружило голову, сбивало с толку и… выглядело каким-то поддельным, словно я попал в декорации телешоу.
– А где квартира?
– Это она и есть! – засмеялась Мэгги.
– Ты здесь живешь?
– С февраля. С тех пор, как мы обручились. Эйдан пригласил меня перебраться к нему.
Двери лифта стали закрываться, она придержала их рукой.
– Ну, пап, ты выходишь?
Я нерешительно шагнул вперед – не очень-то верилось, что этот пол меня выдержит. Я с трудом узнавал дочь. В детстве Мэгги была, что называется, «мальчишистой». Носила комбинезоны, спортивные джемперочки и мои фланелевые рубашки, завязывая их узлом на поясе, чтобы не болтались. В старших классах ее качнуло в обратную сторону, к пышным юбкам, цветочным орнаментам и безумным находкам из лавок старья. А теперь она выбрала новый образ – чистая кембриджская Лига плюща[8] – изящество, тонкий шик, изысканность. Мэгги отрастила волосы – до середины спины и такие пышные, будто она вложила в прическу немалые деньги. И глаза горели, как бывало только в детстве. Он походила на диснеевскую принцессу – того гляди, запоет. Или все проще – моя дочка казалась влюбленной по уши.
– Мэгги, ты потрясающе выглядишь!
Она отмахнулась от комплимента:
– Ой да брось!
– Я серьезно. Что ты с собой сделала?
– Это от освещения. Здесь все выглядят супермоделями. Ну дай я тебя обниму.
Дочка обхватила меня за пояс и ткнулась лицом в грудь – я чуть не расплакался от счастья. Было время, когда эта малышка каждый день меня обнимала. В шесть лет она придумала игру в чудище-обнималище: с рычанием подползала по ковру, обхватывала меня за коленки, и оставался единственный способ превратить ее снова в девочку: подхватить на руки, так что руки и ноги болтались в воздухе. Я лет десять не вспоминал этой игры, а тут вдруг всплыло откуда-то.
И горло у меня снова перехватило. Я испугался, что, если попробую заговорить, голос сорвется и я расхнычусь, как большой младенец. Так что я просто высвободился и отдал ей пакет с подарками. Огнетушителям она удивилась, зато цветам явно обрадовалась.
– Какие красивые! Давай поставим их в воду.
Я впервые попал в квартиру из лифта, так что понадобилась минутка, чтобы разобраться, что тут где. «Гостиная» оказалась частью просторного помещения, огибавшего угол здания. Все наружные стены были стеклянные и открывали панораму города. Все внутренние – заняты лицами мужчин и женщин разного возраста, все фоткались в черно-белом и смотрели прямо на зрителя. Никого из них нельзя было принять за супермодель: слишком много на лицах морщин, бородавок, обвисших век, кривых зубов, пролысин и острых подбородков. Другими словами, они смотрелись самыми обычными людьми, из тех, кого встретишь в магазине на углу или в автобусе после работы.
– Это все Эйдан, – с гордостью сказала Мэгги. Присмотревшись, я сообразил, что это не фотографии, а портреты, искусно выведенные черно-белым и оттенками серебристого с серым. – Парочку он продал, но эти его любимые, так что мы их развесили. Что скажешь?
Если по-честному, я бы сказал – жутковато. Все они смотрели так холодно, будто их насильно заставили фотографироваться. А с другой стороны, если пара жутковатых рож оплачивает шикарную квартиру в пентхаусе, я, честное слово, готов потерпеть.
– Невероятно, Мэгги! Он настоящий талант.
Она провела меня за угол через «столовую» в очень современную кухню с двумя мойками, мраморным кухонным столом, панелями из нержавейки и множеством крошечных компьютерных экранов. Над плитой, помешивая что-то в кастрюльке, стояла невысокая темноволосая женщина – она оторвалась от работы, чтобы меня поприветствовать.
– Здравствуйте, мистер Шатовски. Я Люсия.
– Пожалуйста, зовите меня Фрэнк. Рад знакомству.
– Люсия потрясающе готовит, – сказала Мэгги. – Я так многому научилась, глядя на нее.
Люсия сразу вспыхнула – она была еще совсем молода, – но я все не мог понять, кто она в этой семье.
– Вы сестра Эйдана?
Она закраснелась еще ярче, будто от комплимента.
– О нет. Просто сегодня вечером мне выпало удовольствие для вас готовить.
Мэгги объяснила, что Люсия училась в «Карино» – одном из редких бостонских ресторанов, получивших престижную звезду Мишлен, а теперь ушла на вольные хлеба, готовить еду для гостей в частных домах. Только тогда я сообразил, что Эйдан нанял ее приготовить нам ужин.
– Принести вам что-нибудь выпить? – спросила Люсия. – У нас есть пиво, вино, коктейли, минеральная вода…
– Как вам угодно, – ответил я.
Люсия терпеливо улыбалась, не зная, что делать, и я сообразил, что только осложнил ей работу.
– Как насчет пива? – предложила Мэгги.
– Превосходно.
Люсия попросила нас устраиваться с удобствами – сказала, что займется цветами и сейчас же принесет пиво. Мэгги увела меня обратно в гостиную и предложила подождать Эйдана в открытом патио.
– Он застрял в пробке, но скоро будет.
Одно из больших окон в стеклянной стене оказалось дверью, которая от легкого прикосновения Мэгги скользнула в сторону, открыв нам проход. Патио, как и сама квартира, огибало угол дома, и в нем нашлись всевозможные диванчики, кушетки, столики и жаровни. Но меня, конечно, притягивал вид – никогда не любовался городом с такой высоты. Отсюда открывался совсем новый Бостон: так, наверно, Господь Бог видит Фенуэй-Парк, Фанейл-холл, трехмачтовые корабли в гавани – как на миниатюрном макете.
– Господи, Мэгги, – начал я, – ты не говорила, что твой Эйдан… – Я запнулся на слове «богач». Не хотел спешить с выводами. – Сколько же вы за это платите?
– Эйдан считает, что аренда – пустая трата денег. Он купил квартиру как инвестицию в недвижимость.
– Каким образом двадцатишестилетний учитель инвестирует в недвижимость?
– Ну, понимаешь, я потому и хотела, чтобы ты сам его увидел. Его фамилия – Гарднер. Его отец – Эррол Гарднер. Знаешь такого?
Я последние три года читал про «Кепэсети» все, что мог найти, и, конечно, все знал про Эррола Гарднера. Это он стоял за «Чудо-батарейками»: исполнительный директор компании и главный создатель ее чудес. Только за последний год о нем писали «Уолл-стрит джорнал» и «Вашингтон-пост», и еще он побывал в Белом доме как гость президента Байдена. Может, имя не такое узнаваемое, как Джефф Безос[9] или Илон Маск, но для всякого, кто следит за американской автомобильной промышленностью, – большой человек.
– Ты выходишь за сына Эррола Гарднера?
– Он тебе понравится. На самом деле он совсем земной.
– Эррол или его сын?
– Оба! – засмеялась она. – Оба потрясные.
Я, чтобы не упасть, вцепился в перила. До этой минуты я думал, что вполне представляю будущее Мэгги – традиционное восхождение по карьерной лестнице, когда приходится метаться между работой, домашним хозяйством, заботами о ребенке, машина вскладчину, уроки танца, тренировки и без конца счета, счета, счета. Я прикидывал, как смогу помогать Мэгги с Эйданом – посылать им время от времени сотню долларов. Но сейчас, глядя с высоты сорокового этажа на реку Чарльз, я увидел ее будущее совсем по-новому. Словно высадился на Марс, в ста миллионах миль от дома.
– Невероятно, Мэгги! Что же ты мне раньше не сказала?
Она махнула рукой на город, на сотни высоток, тысячи людей, на перемигивающиеся огоньки внизу.
– По телефону этого не опишешь. Тебе надо было самому увидеть.
Я вспомнил ее прежнюю квартирку – сырой темный подвальчик с серебрянками в ванной.
– После той дыры на Толмидж-стрит – перемена явно к лучшему.
Я просто шутил, но Мэгги почему-то смутилась.
– Никакая там не дыра. Тесновато только немножко.
– Ты ее терпеть не могла, – напомнил я. – Называла тюремной камерой.
– Преувеличила, – пожала плечами она. – Не так уж там было и плохо.
Люсия принесла мне пинтовую кружку ледяного пива и мгновенно скрылась. Мэгги подняла бокал с белым вином:
– За новое начало!
Мы чокнулись, выпили, и я снова не удержался от извинений:
– Я так рад, что ты позвонила, Мэгги. Все, что между нами вышло, – ты должна знать, я всю вину принимаю на себя.
Она оборвала мою речь взмахом руки:
– Папа, давай, чтобы тебе было проще, сотрем начисто все, что было. Мы оба ошибались. Но я не собираюсь целую ночь оплакивать прошлое.
– Я хотел извиниться.
– А я приняла извинения. Не будем об этом. Все улажено.
Мне так не казалось. По-моему, хорошо было бы обсудить то, что было, и выложить все карты на стол, но Мэгги думала о будущем.
– Я лучше тебе про свадьбу расскажу. Давай поговорим об этом. Ты не против?
Конечно, я был не против. Меня интересовала каждая мелочь. Мэгги сказала, что Гарднеры твердо решили все оплатить, потому что хотели устроить прием в своем «летнем лагере» в Нью-Гемпшире, а список гостей подбирался к тремстам. Мать Эйдана наняла специалиста по обустройству свадебных торжеств распоряжаться логистикой, но предоставила Мэгги свободу творчества: оформлять приглашения, рассаживать гостей, выбирать скатерти и украшения – тысяча мелочей требовали ее внимания, и она теперь, как никогда, сбивалась с ног.
– Могу я чем-то помочь?
Дочка улыбнулась, явно показав, что практической помощи от меня не ждет.
– Вообще-то, нет. Ты просто будь там. – Тут она, верно, заметила своего жениха за окном и, наклонившись поближе, понизила голос:
– Вот и Эйдан. Он волновался, как ты его примешь, так что будь поласковей, ладно?
– Конечно буду.
– И про синяки не заговаривай. Его недавно ограбили, но он не хочет об этом говорить.
– Недавно ограбили?
Мэгги не успела объяснить – стеклянная дверь уже открылась, пропустив к нам Эйдана Гарднера. Мне первым делом подумалось, что парень слишком молод для своей чудесной квартиры. У него была широкая грудь и по-взрослому широкие плечи, но лицо еще мальчишеское. А всклокоченные каштановые волосы он, пожалуй, причесывал пятерней. Одевался небрежно, но видно, что дорого – голубой спортивный пиджак на белый джемпер с треугольным вырезом. Такие наряды любили в молодежных группах, которыми моя дочка увешала стены своей спальни.
Он был, бесспорно, хорош собой – если не замечать синяка под левым глазом.
– Наконец-то! – Мэгги встретила жениха объятиями и поцелуем. – Мы уже вечность тебя дожидаемся.
– Мистер Шатовски, рад с вами познакомиться, сэр.
– Прошу вас, зовите меня Фрэнк.
– Извините за опоздание. Авария на трассе – даже отсюда видно. – Он указал на ленточку шоссе за городом – на ней мигала полоска тормозных огней. – Пробивался с боем.
– Не переживайте, Эйдан. Я любовался зрелищем. Отсюда потрясающий вид.
– Хотите, поужинаем под открытым небом? – Он повернулся к Мэгги. – Если ты не озябнешь.
Мэгги с восторгом подхватила идею, и Эйдан постучал по стеклу, вызывая Люсию. Та поспешно выскочила.
– Да?
– Мы будем ужинать здесь, – сказал Эйдан.
– Как пожелаете.
– Я буду пить «Манхэттен олд форестер» с сухим вермутом. – Он кивнул мне. – Фрэнк, вам еще пива?
Я в волнении и не заметил, как почти прикончил первую кружку.
– Конечно, но я могу сам принести, если так проще.
– Люсия принесет. Давайте располагаться.
Мы перебрались за столик на четверых на краю балкона. Пока рассаживались, я украдкой разглядывал его лицо. Только теперь заметил еще и порез под линей волос на лбу – и Эйдан понял, что я это увидел.
– Увы, – вздохнул он, показывая на свои синяки. – Понимаю, видок жуткий.
– Ничего, милый. – Мэгги сочувственно похлопала его по плечу. – Не будем об этом.
– Первое знакомство с твоим отцом, а у меня вид, как после боев без правил. Придется все же объяснить.
– Только если вы не против, – предупредил я. – Мэгги сказала, напали грабители?
Эйдан объяснил, что пять его полотен выставлены в чикагской галерее и он слишком задержался на открытии. Собрался к себе в отель уже за полночь и очутился на темной пустынной улице. К нему подошли трое, один с пистолетом. Потребовали бумажник. Эйдан сразу отдал, без вопросов. И все равно один его ударил, сбил с ног, а остальные стали пинать.
– Ужас, Эйдан! Очень вам сочувствую.
Люсия подала напитки, и Эйдан от души приложился к «Манхэттену». Как видно, выпивка успокоила ему нервы.
– Могло обернуться много хуже. Я валялся на мостовой, пытался прикрыть голову и тут услышал проезжавшую машину. Таксист увидел, что происходит, стал сигналить и спугнул их.
– Полиция их задержала?
Эйдан смутился:
– Я в полицию не обращался. Понимаю, что следовало бы. Но было уже поздно, а у меня рано утром самолет. Мне хотелось домой.
– Как же вы улетели без бумажника?
– О, паспорт оставался в номере. А оплачиваю я все через телефон. Слава богу, существует «Эппл-пэй».
Мэгги взяла его руку, положила себе на колени и повернулась ко мне:
– Ну вот теперь ты все знаешь, так что давай поговорим о другом. О чем-нибудь повеселее.
Я рад был сменить тему. Похвалил работы Эйдана и спросил, чем он вдохновляется. Он сказал, что находит натуру, гуляя по Бостону, – школьных учителей, таксистов «Юбера», барменов, вышибал, санитарок, кассирш. Сказал, что у него исключительная память на лица. Минуту присмотреться, и лицо впечатывается в память, а потом он не один день переносит образ на холст.
– Невероятно, Эйдан!
– Благодарю. – Он приветственно поднял бокал.
– Я серьезно. Сходство как на фотографии.
Он улыбнулся, но губы поджались, а Мэгги неловко заерзала.
– Пап, это, вообще-то, не комплимент.
– Как же не комплимент?
– Ты ему наступил на любимую мозоль. Эйдан слышать не может, когда его работы сравнивают с фотографиями.
– Но они похожи!
– Ничего подобного. Фотоаппарат такого не даст. И еще подумай, как твой комплимент звучит для Эйдана. Зачем тратить столько часов на холст, когда можно добиться того же, щелкнув камерой?
– Все нормально, – успокоил ее Эйдан.
Я попытался загладить свой промах:
– Просто я хотел сказать, что они очень реалистичные, Эйдан. Мне кажется, вы ухватили душу каждого.
– Я понимаю, Фрэнк. И вовсе не обижаюсь. Отлично понимаю.
Он допил свой «Манхэттен» и сквозь стекло дал Люсии знак принести еще. После второго он немножко расслабился, но я все же удивился, когда он попросил третий. Не знаю уж, от нервов или просто его раздражала перспектива ужина в моем обществе.
6
В семь часов Люсия принялась расставлять тарелочки с едой, накрывая «по-семейному». Столько было перемен, что я сбился со счета. Мэгги с Эйданом испытывали веганскую диету, так что настоящего мяса на столе не было, только грибы, баклажаны, свекла, жареная тыква, морковь и прочее – и приготовлено все так, как я раньше не пробовал. Трудно поверить, что человек может наесться большой тарелкой овощей, но после шестого или седьмого блюда я отвалился.
– Люсия, вы волшебница, – сказал я ей. – Если бы вы всегда мне готовили ужин, я бы мигом завербовался в веганы.
– Спасибо, Фрэнк. – Она снова покраснела. – Не забудьте оставить место для сладкого.
За ужином говорила большей частью моя дочка. Она показала мне обручальное кольцо – огромный, ограненный «грушей» алмаз на резном золотом ободке – и объяснила, что это фамильное наследство, осталось от бабушки Эйдана. И о предстоящей свадьбе она толковала с огромным волнением. Предполагался «сельский» загородный прием со множеством полевых цветов и забавами на свежем воздухе. Я все поглядывал на Эйдана, пытаясь разобрать, как он к этому относится, но, кажется, он только радовался, что нареченная взяла весь разговор на себя. Походило на то, что стрелок тут Мэгги, а он в запасных. Должно быть, многие молодые мужчины так себя чувствуют перед свадьбой, но мне захотелось втянуть в разговор и его.
– А медовый месяц? – спросил я. – Куда-нибудь собираетесь?
– Еще не решили, – ответил он. – У вас есть предложения?
Я рассказал, что мы с Коллин всегда были большими поклонниками круизов «Карнивал»[10]. Взяли шестидневный тур на Багамы, и вся команда обращалась с нами как с важными особами. Я попытался описать невиданные удовольствия: водные лыжи, парный массаж, театр не хуже бродвейских – но, верно, заболтался, потому что в конце концов заметил, что Мэгги не слушает. Она просматривала сообщения на своих часиках «Эппл» – эта зараза весь ужин позвякивала и попискивала.
– Извините. – Она вдруг встала. – Надо кое-кому позвонить. По работе.
– Полдевятого, – удивился я. – Вы так поздно работаете?
– «Кепэсети» никогда не спит, – продекламировал Эйдан, явно цитируя один из лозунгов компании с трансляции «Суперкубка». – Давай, Мэгги, за нас не волнуйся, мы с твоим папой не пропадем.
– Пять минут, – пообещала она и, прежде чем шмыгнуть в дом, чмокнула его в лоб.
Эйдан добил свой последний «Манхэттен» и дал Люсии знак подавать следующий. Четвертый, если я не сбился.
– Мэгги всегда такая? – спросил я.
– Только семь дней в неделю. – Он благодушно пожал плечами – видно, уже примирился с ее рабочим графиком.
А дальше разговор завяз. Я пару раз попытался его расшевелить – задавал вежливые вопросы о семье и преподавании в «Масс-арт», но он отвечал коротко, отрывисто – явно предпочел бы молча потягивать свой коктейль. Помнится, я огорчился, что он меня ни о чем не спрашивает: надеялся, что ему захочется немножко со мной познакомиться или хоть про детство Мэгги послушать.
Но Эйдан просто молча взирал на линию городских крыш, пока на балкон с новым бокалом вина не вернулась Мэгги.
– Честное слово, больше не буду отвлекаться.
Эйдан спросил, все ли в порядке, а она просто упала в кресло.
– Все уладится.
– Не хочешь обрадовать отца?
У нее в глазах мелькнула паника – а потом она очень обдуманно покачала головой:
– Рано.
– Но это же твой папа…
– Знаю, но мы ведь договорились пока молчать.
Я успел смекнуть, чем она могла меня порадовать. Обычно, если мужчина и женщина после полугодового знакомства торопятся к алтарю, тому есть одна причина. Я, приложив руку к сердцу, поклялся, что никому не скажу, а потом наклонился к Мэгги, чтобы она шепнула новость мне на ухо.
– Что за секрет?
Дочка глубоко вздохнула:
– Понимаешь, «Кепэсети» открывает новый отдел в аэрокосмическом секторе. И меня берут в команду.
– Не просто берут, – вставил Эйдан. – Это немалое повышение. У нее будет свой штат и все такое.
Должно быть, у меня был совершенно обалделый вид, потому что Мэгги принялась объяснять, что все это значит. Сказала, что главное препятствие для перехода на полностью электрические воздушные суда – большая масса традиционных литиевых батарей. Настоящее чудо в «Чудо-батарейках» – не емкость, а невероятно малый вес. Они задумали начать с малой авиации, а потом распространиться на большие пассажирские лайнеры.
– А вот что тебе особенно понравится! – воскликнула Мэгги. – Уже идут переговоры с ЕСД. Месяц назад мы встречались с Армандо Кастадо – он целиком за.
Святая матерь божья! Весь вечер был полон сюрпризов, но этот – просто бомба. Армандо Кастадо работал в ЕСД с девяностых годов – начинал упаковщиком и водителем доставки, а продвинулся до главного управляющего. Никто из моих знакомых его лично не знал.
– То есть ты разговаривала с Армандо Кастадо? Сидела с ним в одной комнате?
– Да, и рассказала ему, что ты в водительском «Круге почета». Его это впечатлило. Сказал, что запомнит твое имя. – Мэгги щелкнула пальцами. – Слушай, у меня же есть снимок! – Она достала телефон и, пролистав галерею, показала мне картинку. Да – моя дочь с Армандо Кастадо среди дюжины сияющих директоров.
– Ушам не верю, Мэгги! – Я вдруг почувствовал, что успел немало выпить. – Даже не знаю, что сказать.
– Скажи, что рад за меня, – подсказала она. – Потому что я очень-очень рада, пап. И рада, что ты будешь на нашей свадьбе.
Дочка обошла вокруг стола, чтобы меня обнять, и я не удержался, пролил еще пару слезинок. Эйдан вежливо отвел взгляд, пока я утирал глаза, а потом Люсия вынесла кофе и, разумеется, лучшего кофе я в жизни не пробовал.
Вечер так бы и закончился на высокой ноте, если бы я перед уходом не заглянул в уборную. Туалет заняла Люсия, так что Мэгги провела меня по короткому коридорчику в главную ванную, куда можно было попасть и из коридора, и из соседней спальни.
– Я упакую тебе, что осталось, – предложила она. – Встречаемся на кухне.
Ванная была до смешного большой, как в макмэншне[11]: с двумя раковинами, огромной душевой кабиной и ванной, рассчитанной на баскетболиста вроде Джеймса Леброна[12]. Я отошел от унитаза вымыть руки. На полочке стояла всяческая косметика: «Целебная глина ацтеков», зубная паста с ароматом угля, зубная нить из бамбукового волокна… Я минуту-другую все это разглядывал, соображая, с какой стати кому-то надо переплачивать за итальянский гель для бритья «Аква ди фарма», когда есть старый добрый «Барбасол». Впрочем, решил я, в новой жизни Мэгги для меня многое будет странным и непривычным – как вот эта шедевральная электрическая зубная щетка, заряжавшаяся от USB на краю раковины.
Решив не совать нос куда не просят, я собирался уже выйти, когда заметил, что вода из бака все течет. Подождал минуту – не перестала. Я довольно перечинил сантехники на своем веку, чтобы понять, где может быть неисправность. Либо надо менять прогнившую прокладку, либо (будем надеяться) достаточно просто прижать поплавок. Я поднял фарфоровую крышку, отставил ее в сторону и увидел, что проблема в наливном шланге – тонкой резиновой трубочке, что подключена к клапану. Она почему-то слетела, и я поставил ее на место, сэкономив ребятам сотню долларов на водопроводчика.
Я уже ставил крышку на место, когда заметил на дне бачка черный пластиковый пакет, старательно закрепленный полосками липкой ленты. Обычный пластиковый мешок для кухонного мусора, только подрезанный, чтобы получился небольшой пакет. Ткнув в него пальцем, я нащупал внутри что-то твердое, размером и формой как моя чековая книжка.
Тут в дверь громко, настойчиво застучали.
– Пап? – крикнула Мэгги. – У тебя ничего не случилось?
7
Утром в воскресенье, доехав домой в Пенсильванию, я нашел на крыльце субботнюю почту. В ней ярко выделялся кремовый конверт на мое имя и адрес, надписанный изящным каллиграфическим почерком. Внутри лежала карточка с таким посланием:
Эррол и Кэтрин Гарднер
рады пригласить вас на бракосочетание своего сына Эйдана Гарднера с Маргарет Шатовски, дочерью Фрэнка и Коллин Шатовски,
которое состоится
в субботу, 23 июля, в 3 часа пополудни,
«Бухта скопы», Стейт-роуд, 1,
Хоппс-Ферри, Нью-Гемпшир
Едва я дочитал приглашение, пискнул мой сотовый. Сестра, Тэмми, пропела, перевирая мотив:
– Едем в церковь мы венча-а-аться, никогда не разлуча-а-аться! Фрэнки, я прямо не верю. Ты, надеюсь, в восторге?
– Ты получила приглашение?
– Да, и Мэгги только что звонила. Сказала, что вы с ней все уладили и снова разговариваете – наконец-то!
Тэмми желала в подробностях услышать, как я поужинал в Бостоне, а я не знал, с чего начать. Из головы не шел тот черный пакет в туалетном бачке. Заглянуть внутрь, не порвав, не получилось бы, так что я оставил все как было, вернул крышку бачка на место и поспешно вышел. Но всю обратную дорогу я думал об этом пакете и его содержимом. Решил, что там деньги. Я рассудил, что держать на всякий случай запас наличных под рукой – вполне здравая мысль. Но ради бога, Эйдан, почему же в туалетном бачке? Куда проще спрятать купюры в книжке. Или в банке с мукой. Или в кармане старой куртки, которую больше не наденешь. Единственное объяснение – если он прятал деньги от Мэгги. Потому что всякий, кто хоть немножко знаком с моей доченькой, знает, что она в жизни не откроет туалетный бачок и пальцем к нему не притронется.
– Ну и каков приговор? – спрашивала Тэмми. – Одобряем парня?
– Конечно, Тэм, смотрится он нормально.
Она захихикала:
– Фрэнк, нормально смотрится замороженная пицца из «ШопРайта». А это будущий муж Мэгги!
– Он зовет ее Маргарет.
– Ей «Маргарет» нравится. Более профессионально звучит. Она работает в области, где господствуют мужчины.
– Его не так просто раскусить. Вежлив, но очень молчалив. Не поручусь, что я познакомился с настоящим Эйданом.
– А может, и познакомился. Может, настоящий как раз вежлив, но очень молчалив. Могло быть хуже, Фрэнки. Уж точно он получше Доктора Смартфона.
Доктор Смартфон (он же Оливер Дингем) у нас с сестрой больное место, мы никак не можем сойтись, что он значил для Мэгги.
– За Доктора Смартфона Мэгги замуж не собиралась.
– Именно! Тем больше причин оценить Эйдана. Спорим, он тоже волновался из-за встречи с тобой. С виду ты довольно страшен – а бедняга собрался жениться на твоей дочери. Поставь себя на его место.
– Он меня не боялся, Тэмми. Просто… ему было неинтересно. Я пробовал рассказать ему про мать Мэгги – он страшно скучал.
– Или ты его неправильно понял, – сказала она.
Тэмми выскочила замуж в девятнадцать, развелась в двадцать один, и своих детей у нее не было. Но за последние десять лет она воспитывала дюжину приемных, так что считала себя знатоком детской психологии. Хотя ни один воспитанник у нее дольше пары лет не задерживался, а уж с девицей двадцати четырех лет она точно не имела дела. Но считала себя вправе давать мне мудрые советы.
– Фрэнки, вот что я тебе скажу. Ты всегда был недоволен ее парнями. С тех пор, как Мэгги, еще девочкой, стала с кем-то встречаться. Все они были недостаточно хороши для твоей крошки. Но лучше этого парня нам не найти. Хорош собой, умен, художник, и восемьдесят тысяч паев «Кепэсети» в кармане.
– Это тебе Мэгги сказала?
– В сети нашла. Я прогуглила все семейство. Что хочешь меня спроси про Эррола Гарднера…
– Она выходит за Эйдана Гарднера.
– Ну, яблочко от яблони недалеко падает. А Эррол Гарднер опекает всю семью. Поддерживает сестер и десяток племянников и племянниц. Частные школы, наряды, каникулы на Карибах. Прямо семейство Кардашьян!
– Нехорошо, что ты за ними подглядывала.
– Да они все есть на «Тик-Токе».
– Мне все равно, как это называется. Если попадешься, мне будет неловко.
– Да ты что, Фрэнки! У меня столько никнеймов – ни за что не поймают. Просто хотела убедиться, что о нашей девочке позаботятся. Вот ты, например, знаешь, подписала ли она добрачный контракт?
Признаться, мне этот вопрос приходил в голову, но я так и не собрался с духом спросить.
– Не знаю.
– Ну а я знаю, потому что спросила!
– И?..
Тэмми выдержала драматическую паузу. Мою сестру хлебом не корми, а подкинь ей большую, жирную, завлекательную сплетню. Она часами будет ею упиваться, разбирать по косточкам, разглядывать со всех сторон, как собака целый день возится с косточкой.
– Попробуешь угадать?
– Догадываюсь, что не подписала, а то ты бы так не волновалась.
Сестрица протяжно замычала, будто я промахнулся с ответом на загадку из телешоу.
– Ошибаешься! Подписали – пока предварительный, но лучшего договора и пожелать нельзя. В случае развода, независимо от обстоятельств, все имущество делится пятьдесят на пятьдесят!
– Не может такого быть, Тэмми.
Я не знал, чего стоят восемьдесят тысяч акций «Кепэсети», но представлял, что сумма астрономическая.
– С чего бы ему на такое соглашаться?
– С того, что он влюблен. Сражен насмерть. Начисто потерял голову!
У сестры это звучало как дивная, фантастическая новость, а вот мне совсем не понравилось. Я помнил, что они знакомы всего полгода.
– Что это они так поспешили с женитьбой?
– Прикуси язык, Фрэнки. Этого вопроса не задавал ни один отец в мировой истории. Она выходит за него, потому что возраст самый подходящий, и парень самый подходящий, и за свадьбу платить не надо. Ты представляешь, сколько родителей ради такого убить готовы?
Вскоре после звонка Тэмми прислала мне длинное электронное письмо со ссылками в подтверждение своих слов на разные технические веб-сайты, газетные статьи, соцсети и видео в «Ютубе». Прочитав это все, я мог бы написать семейную историю Гарднеров. Кэтрин Гарднер (урожденная Риджинс) родилась в Хьюстоне, внучка преуспевающего техасского нефтяника. Росла в мире белых перчаток, котильонов, балов для дебютанток, затем поступила в колледж Уэллсли, изучала историю. Влюбилась в Эррола Гарднера и в Новую Англию – и с тех пор числилась знаменитой гражданкой Бостона, разматывая свое наследство на всяческую филантропию. Входила в советы дюжины разных благотворительных и некоммерческих организаций от Бостонской детской больницы до Аквариума Новой Англии.
Эррол Гарднер родился и вырос в «синеворотничковом» Лоуэлле штата Массачусетс (согласно его биографии на веб-сайте «Кепэсети») и два года проучился в Гарварде, но бросил его в 1987-м, чтобы основать «Аполло» – один из первых интернет-провайдеров. Поначалу это дело финансировала молодая жена, а через семь лет компанию перекупила «Америка-онлайн» – по слухам, за сто миллионов. С тех пор Эррол возился с новыми технологиями – от коммерческих сайтов до медицинских приборов. «Кепэсети», конечно, числилась у него на сегодняшний день самой успешной, и он был не только исполнительным директором, но и крупнейшим держателем ее акций.
Меня все это дело, разумеется, устрашало. Эррол и Кэтрин Гарднер были очень шикарными и очень успешными, и я испугался, что меня сочтут нахлебником, ведь я не платил своей доли свадебных расходов. Я, понятно, никак не мог бы устроить прием на триста человек, но все больше и больше проникался мыслью, что должен что-то сделать, чтобы моя гордость не пострадала.
Так что на следующий день я созвонился с Мэгги и попросил у нее номер Эррола Гарднера. Она сразу забеспокоилась:
– Зачем это тебе его номер?
– Хочу представиться. Раз уж ты выходишь за его сына. Разве не разумно?
– Разумно, но…
– И еще хочу сделать свой вклад в свадьбу. Думаю, я смогу заплатить за спиртное.
Не одна Тэмми умеет рыться в Интернете. Я позаглядывал на веб-сайты, посвященные свадьбам, и все они предупреждали, что главная статься расходов на свадебных торжествах – алкоголь. Я нашел онлайн-калькулятор, ввел количество гостей (триста), и он выдал бюджет – от 5600 до 8000. Основательный удар ниже пояса, но я уже давно не брал отпуска, так что вполне мог себе это позволить. Я решил, что не пожалею 8000, чтобы явиться на свадьбу, высоко держа голову. «Эй, гости, за выпивку платит Фрэнк Шатовски, давайте пожмем ему руку».
– Папа, ты не сможешь оплатить напитки!
– Должен же я хоть что-то вложить. По традиции за все платит отец невесты.
– Нынче не девятнадцатый век! Эррол Гарднер ни цента у тебя не возьмет.
– Почему?
– Потому что знает, какое у тебя положение с финансами.
– Это как понимать?
– Не лезь в бутылку. Просто он знает, что у нас никогда не было денег.
– Я возил тебя в Диснейленд!
– Да, конечно…
– Мы останавливались на их территории, Мэгги. Ты хоть представляешь, сколько там стоит завтрак с персонажами?
– Пап…
– И за твой колледж я заплатил. У тебя ни гроша студенческого долга. Почему ты ему сказала, что у меня нет денег?
– Потому что деньги – вопрос относительный. В сравнении с Эрролом Гарднером у тебя денег нет. Я так и сказала.
– У меня есть деньги, и я хочу потратить кое-что на эту свадьбу. А теперь дай мне его телефон. Пожалуйста.
– Ну, понимаешь, есть еще одно. Эрролу Гарднеру просто так не звонят. У него все расписано на двадцать четыре часа в сутки без выходных. Даже у его секретарей есть свои секретари. А на этой неделе он в отъезде. В Йокогаме. Совещание с «Исузу».
Я понял, что, если ее не остановить, она найдет еще тысячу причин, почему мне никак не возможно связаться с Эрролом Гарднером.
– Мэгги, я отниму у него всего десять минут. Потому что его сын женится на моей дочери. А теперь либо ты даешь мне номер, либо я звоню в «Кепэсети», объясняю ситуацию и прошу сам.
Тут она всполошилась и поклялась в пределах сорока восьми часов связать меня с Эрролом. В тот самый вечер, когда я сидел в темной гостиной, попивал «Курс-лайт» и смотрел, как «Филлисы» продувают «Даймондсбэксам», зазвонил телефон – с закрытого номера. Эррол Гарднер извинился за поздний звонок – он звонил из аэропорта в Осаке. Должно быть, он услышал в трубку мой телевизор, потому что спросил, не Зак Галлен[13] ли подает. Ага, бейсбольный болельщик – у нас сразу нашлось кое-что общее, и мне стало спокойнее.
Он с большой похвалой говорил о Маргарет. Назвал толковой, уверенной в себе и восходящей звездой «Кепэсети».
– Я не устаю повторять Эйдану, что он сорвал банк. На эту девушку стоит только посмотреть. Ручаюсь, в старших классах в вашу дверь без умолку стучались парни.
– Хуже, когда даже не стучались, – признался я. – Подкатывали на машине и вызывали ее эсэмэсками.
Эррол расхохотался:
– Представляю, каково вам пришлось, Фрэнк! Мне бы точно не понравилось.
Я решил, что в ответ на все эти комплименты должен сказать что-то хорошее о будущем зяте, и назвал Эйдана талантливым художником с большим будущим. Его отец только посмеялся.
– Жуткий способ зарабатывать на жизнь. Я вам вот что скажу: назовите пятерых самых известных художников Америки. Ладно, хоть одного назовите.
Я признался, что с этим вопросом не ко мне, я со школьных лет в музеи не заглядывал.
– Так я о том и говорю, Фрэнк. Почитайте «Нью-Йорк таймс»: увидите сотни статей об искусственном интеллекте, генной инженерии, нанотехнологиях – обо всех этих меняющих мир новациях. А вот о живописи ни одной. Неприятно об этом говорить, но никому это не интересно. Безнадежное предприятие. Но что я могу сделать, если Эйдан говорит, что это страсть всей его жизни?
Я подумал, что Эррол слишком строг к сыну, и заметил, что смело с его стороны выбрать собственный путь, а не прятаться в тени отца.
– Я вам скажу, это самое трудное с детьми, Фрэнк. Рано или поздно наступает возраст, когда вы уже не можете ими управлять. Они пробуют наркотики, грабят банк или рисуют жуткие портреты, а мы ни черта не можем сделать. Либо принимай их такими, как есть, либо они от нас уходят. Верно?
Я гадал, рассказывала ли ему Мэгги, как мы разошлись на три года. Не понимал, то ли Эррол тактично касается этой темы, то ли у меня паранойя.
– А как чувствует себя миссис Гарднер? Мэгги упоминала о ее проблемах со здоровьем.
– Большей частью отлично. Но раз или два в месяц случаются ужасные мигрени. Чувствует себя, будто под грузовик попала. Только и остается лежать в темной комнате и ждать, когда все пройдет. Но мы на следующей неделе идем к новому специалисту в Маунт-Синай и, думаю, управимся с этой бедой до большой свадьбы.
Весь разговор занял пятнадцать минут, но мне хватило, чтобы составить впечатление. Эррол держался просто, был умен, остроумен и бесконечно щедр. Когда зашла речь о свадьбе, предложил мне приглашать сколько угодно гостей. Сказал, что в «Бухте скопы» (так назывался их лагерь в Нью-Гемпшире) можно устроить сотню гостей, а для остальных рядом хватает отелей. Решив, что это самый подходящий момент для моего предложения, я сказал, что с его стороны очень великодушно устроить прием у себя, но я настаиваю, чтобы внести свою долю.
– Я хотел бы оплатить бар.
– О, нет-нет, Фрэнк, не могу позволить. В нашей семье полно алкоголиков. Моя сестра вас разорит.
– Но я сам хочу, Эррол. Пиво, вино, «Лонг-Айлендский айс-ти» – или что там предпочитает ваша сестра.
– Это слишком дорого…
– Я настаиваю!
– Ни в коем случае!
Так мы ходили по кругу пару минут: два немолодых мужчины, каждый со своей гордостью и чувством собственного достоинства. Эррол твердил, что невозможно предугадать, сколько уйдет спиртного, а я говорил, что нашел онлайн-калькулятор. Я предложил сразу выслать ему депозит в 8000, а после свадьбы покрыть недостачу. В конце концов мы сошлись на восьми тысячах долларов, но больше ни пенни, и на следующее утро я выслал чек в его кембриджский офис. Сумма была крупная: самая дорогая моя покупка за много лет, но, подписывая чек, я до дрожи гордился собой. Понимал, что эти деньги потрачены не даром. Надежное вложение в будущее дочери.
8
Недели пролетали быстро. Хоть Гарднеры и Мэгги взвалили всю подготовку на свои плечи, у меня самого хватило дел. Пришлось вытащить с чердака старый фрак – в последний раз я надевал его на свою свадьбу двадцать восемь лет назад. Он стал мне мал, но я с удовольствием примерил и порылся в карманах. Нашел коктейльную салфетку с отпечатком помады Коллин и переложил в свой бумажник – на счастье.
Я отправился в «Дом мужской одежды» и взял напрокат светло-серый летний фрак с подходящим жилетом и галстуком. Продавец – молодой и на вид голодный, с розовыми волосами и пирсингом в брови. Он явно зарабатывал на комиссионных, так что я выслушал всю его болтовню и позволил всучить мне шикарный набор аксессуаров из девяти предметов, включая туфли, манжеты и платочек в карман. Моя малышка выходила замуж – я готов был обнять целый мир.
Я готовил свой свадебный тост – единственное, что мне оставалось подготовить к выходным. Все свадебные сайты утверждали, что идеальная речь занимает полторы минуты. «Говорите от души, – советовали они, – и тост сложится сам собой». Я попробовал сочинять от души и насочинял восемнадцать страниц. Так много хотелось сказать, никак не укладывалось в полторы минуты. Сколько я ни бился над черновиком, эта чертовщина только удлинялась.
Тем временем я искал подходы к будущему зятю – хотел с ним получше познакомиться. Хотел купить нам на двоих билеты на матч «Ред сокс», но Мэгги предупредила, что Эйдан спортом не увлекается, так что я предложил ему вместе сходить в Бостонский музей искусств.
– Можете меня поводить и показать свое любимое.
И Эйдан как будто одобрил предложение, только вот день мы никак не могли выбрать. Каждый раз, как я предлагал на выходных, у него находилась помеха или оправдание, и с третьей или четвертой попытки я сообразил, что ему просто неохота идти. Я постарался не принимать этого на свой счет. У Эйдана и так имелся отличный отец, второго ему не надо. А учитывая разницу в прошлом, вряд ли нам суждено было стать друзьями.
Но и у Мэгги времени на меня не находилось, а вот это по-настоящему беспокоило. Раз уж мы снова начали общаться, мне хотелось восполнить потерянное время. Я звонил ей наугад в надежде застать, но большей частью попадал на автоответчик. Да и когда она отвечала, разговор не затягивался дольше нескольких минут. Дочка говорила, что страшно занята – тут и подготовка свадьбы, и новые обязанности в «Кепэсети»…
– Но в Нью-Гемпшире у нас с тобой будет полно времени, – обещала она. – Ты же в четверг приезжаешь?
Так и было задумано. Празднество назначили на вечер субботы, но родных и близких друзей пригласили приехать в «Бухту скопы» в четверг – три дня угощений, забав и развлечений на озере. Мэгги вроде как рада была показать мне все, чем мог порадовать лагерь.
– Можно будет даже на каноэ поплавать, – сказала она. – Как в скаутском походе в детстве!
Я ответил, что это будет здорово, и свернул разговор, чтобы не отвлекать ее от работы. Это была уже середина июля, так что я рассчитывал скоро с ней увидеться. Обещал себе не цепляться к ней до свадьбы – и почти сдержал слово.
9
Накануне отъезда в Нью-Гемпшир я отправился в «Суперстрижки», чтобы Вики меня подровняла. Я всегда стригся довольно коротко, так что срезать было особенно нечего, но Вики работала тщательно и методично, и нам каждый раз хватало времени поболтать.
Мы с ней примерно ровесники, но, клянусь, она выглядит не старше сорока. У нее длинные темные волосы, теплые карие глаза и улыбка, которая освещает весь салон. Вики всегда держит на рабочем месте библиотечную книжку и обожает обсудить прочитанное. Больше всего она любит исторические романы и чего только не знает о Тюдорах, викингах и Клеопатре. Книжки у нее страниц по восемьсот, но каждый раз, как приходил, я видел у нее новую.
Вики дважды была замужем и дважды разводилась, а рабочее зеркало у нее украшено снимками двух улыбающихся детишек. Мальчик – Тодд, ее гордость и радость. Он жил с мужем в Бруклине и писал для «Уолл-стрит джорнал». А вот дочка Джанет разбила ей сердце. Пару лет назад она умерла от передозировки наркотиков. Но все равно красовалась на зеркале рядом с братом – в костюме для Хеллоуина, и на выпускном, и в рождественское утро, – потому что для Вики она была и осталась большой частью жизни.
За эти месяцы я все рассказал Вики о нашей размолвке с Мэгги, и о неожиданном примирении, и о грядущей свадьбе. Она по-настоящему умела слушать. Она не судила людей и задавала умные, внимательные вопросы. И, честно говоря, я подумывал уже пригласить Вики на свадьбу, но потом напомнил себе, что ни разу не видел ее за стенами салона, так что мысль показалась довольно глупой.
В тот вечер Вики особенно долго возилась с моими волосами, потому что знала, что я утром уезжаю в Нью-Гемпшир, и, как она сказала, хотела, чтобы я выглядел совершенством. Закончив со стрижкой, она отошла нагреть на пару полотенце и приложила его мне к загривку, так что я чуть не растаял. За эту услугу полагалось платить лишний доллар, но Вики никогда не ставила ее в счет, и я иной раз задумывался, как это понимать.
Она улыбнулась мне в зеркале:
– Хорошо выглядишь, Фрэнк. Ты отлично проведешь время на свадьбе, и я за тебя так рада, так рада!
Ужасно не хотелось выбираться из кресла, но я знал, что ее ждет следующий клиент, и прошел к кассе оплатить чек. Обычно получалось восемнадцать долларов, и я хотел, как обычно, оставить ей двадцать пять, но она отмахнулась:
– За счет заведения.
– Ох, ну как же…
– Подарок к свадьбе. Поздравляю!
Я положил деньги на прилавок, но Вики прямо впихнула их мне в руку. С ее стороны это было невероятно мило. Я еще раз поблагодарил и вышел на узкую парковку перед торговыми рядами. Рядом с парикмахерской располагался ресторан «Чипотле», и на мостовой выделывали всякие трюки подростки на скейтбордах – две девчонки в вязаных шапочках и фланелевых рубашках. Минуту я задумчиво смотрел на них, а потом вернулся обратно.
У Вики в кресле уже сидел следующий клиент – рыжий мальчуган лет семи-восьми. Она подставила ему дополнительную скамеечку и укутала в накидку с НЛО и летающими тарелками. Увидев меня в зеркале, она удивилась:
– Что забыл?
– Ты не хочешь поехать со мной?
– Куда?
– В Нью-Гемпшир.
– Завтра?
– Извини, Вики, понимаю, что в последнюю минуту. Я раньше бы позвал, да не хотел выставлять тебя напоказ.
– А теперь зовешь?
– У Гарднеров там большущий дом, тебе наверняка дадут собственную комнату. Мэгги сказала, там уйма места. И люди эти тебе наверняка понравятся – ручаюсь, они тоже глотают книги как сумасшедшие.
Мальчуган в накидке с неожиданным интересом ждал ответа Вики, наблюдая за ней в зеркало. Она открыла ящик с игрушками и сунула ему в руки пластмассового динозавра.
– Послушай, Фрэнк, я знаю, что для тебя это важное событие. И мне очень-очень лестно, что ты пригласил. Но у меня уже расписаны клиенты…
– Да-да…
– А ты все выходные будешь безумно занят.
– Конечно-конечно.
– Я не могу свалить свою работу на девочек.
– Ясно, что не можешь. Надо было мне раньше спросить. Извини, что так неловко вышло.
– Совсем не неловко. Я рада, что ты меня пригласил. И честное слово, Фрэнк, наверное, согласилась бы, будь у меня выходные свободны. – Минуту поразмыслив, она добавила: – И будь у меня подходящее платье. И туфли. И подарок для новобрачных.
– Понятно.
– Но вот что я тебе скажу. Когда вернешься, давай пообедаем вместе. Покажешь мне фотографии. Я хочу услышать полный отчет. – Вики взяла с подноса визитку и сунула мне в руку. – Там мой номер. Договорились?
У меня дома на холодильнике уже висели приклеенные магнитами пять ее карточек, но я взял и эту. Обещал позвонить, а она сказала, что будет ждать.
10
В тот вечер я подъехал к дому около восьми. По дороге от машины задержался у почтового ящика, вытряхнул обычный хлам: программу распродажи, приглашение вступить в Ассоциацию американских пенсионеров и множество просьб о благотворительных пожертвованиях. В доме, сбросив все это на кухонный стол, я заметил белый деловой конверт без обратного адреса. Мое имя и адрес, похоже, отпечатали на старомодной пишущей машинке с вытертой лентой. Никаких признаков отправителя. Только штемпель Хоппс-Ферри, Нью-Гемпшир с американским флагом.
Прежде чем его вскрывать, я прихватил из холодильника бутылку «Курс-лайт». Внутри был листок бумаги с фотографией пять на семь по центру. То есть фотография была распечатана на домашнем принтере, из этих дешевых, которые прилагаются при покупке нового компьютера. Цвета тусклые и размытые, но изображение отчетливое. Мужчина и женщина, оба молодые, стоят на фоне озера. Я мог и не узнать будущего зятя, потому что Эйдан там выглядел фунтов на пятнадцать тяжелее и улыбался легко и свободно, как ни разу не улыбнулся мне за ужином. Похоже, фотограф рассказывал ему что-то смешное. А женщина была совсем незнакомая. Молодая, ровесница Мэгги, в облегающих брезентовых штанах с обрезанными штанинами и черном открытом топе. Она смеялась чему-то, увиденному за камерой, прислонившись к плечу Эйдана, – он обнимал ее за талию, а другой рукой держал за руку. Внизу страницы было вписано от руки: «ГДЕ ДОН ТАГГАРТ???»
И все. Три слова печатными буквами, написаны черным «Шарпи». Я пошарил в конверте, расправил его пальцем, проверив, нет ли чего еще.
Ничего.
Я откупорил пиво, сделал хороший глоток и присмотрелся к фотографии. До той минуты у меня, может, были одна-две мелкие претензии к Эйдану. Я не очень-то поверил в байку про синяк под глазом, и тайник в туалетном бачке мне не понравился. Но до сих пор легко было толковать сомнения в его пользу. Я положился на выбор дочери. Мэгги – толковая, зрелая, ответственная женщина, и не мне оспаривать ее решение.
А теперь…
ГДЕ ДОН ТАГГАРТ???
Как я понял, Дон Таггарт – это та хорошенькая девушка, что смеялась на фотографии. Но что делал рядом с ней Эйдан?
И кто прислал мне этот снимок?
Я дотянулся до телефона и позвонил дочери. Как правило, мои звонки попадали на голосовую почту, но в этот вечер она почему-то ответила сама:
– Привет, пап. Что случилось?
– Как у тебя дела, Мэгги?
– Ну, три дня до свадьбы, – ответила она замученным голосом – мол, сам понимаешь. – А ты в порядке?
– В полном. Просто я получил по почте странное письмо. Собственно, даже не письмо. Кто-то прислал мне фото.
– Что за фото?
– На нем снят Эйдан. Стоит рядом с девушкой на фоне озера. А внизу кто-то подписал: «Где Дон Таггарт?»
Она долго молчала – так долго, что я уже подумал, нас разъединили.
– Мэгги? Ты здесь?
– Что еще там сказано?
– Это все. «Где Дон Таггарт?» Не знаю, кто отправитель, но на почтовом штемпеле Хоппс-Ферри.
– Немыслимо! – вздохнула Мэгги.
– Кто эта Дон Таггарт?
– Пап, у меня к тебе просьба. Возьми это письмо вместе с конвертом, положи в пакет с зипом и привези завтра в Нью-Гемпшир. Сделаешь?
– Зачем?
Мэгги глубоко вздохнула:
– Ладно, слушай. Надо было раньше рассказать. Потому что на свадьбе ты бы, наверное, все равно услышал. Звучит страшно? Но ничего страшного нет. Потому что Эйдан ни при чем. Он не имеет к этому отношения.
Я заставил себя молчать. Этой тактике меня научила жена, Коллин: если хочешь, чтобы ребенок с тобой поделился, не прерывай его вопросами. Заткнись и дай ему сказать.
– Эйдан в прошлом году встречался с девушкой, а потом она пропала. Ее звали Дон Таггарт. Она в ноябре ушла в пеший поход и не вернулась. А куда ушла, никто не знает.
Мэгги сказала, что добавить особенно нечего. Дон всю жизнь прожила в Хоппс-Ферри, когда пропала, ей было двадцать три года. Полиция нашла ее машину на стоянке нью-гемпширского лесопарка, рядом с общественным туалетом и выходом на тропу. Размывшие почву ливни задержали поисково-спасательную операцию. Никто не мог сказать, ушла ли Дон в лес или просто вскочила в другую машину и уехала.
– А при чем тут Эйдан?
– Я и говорю, ни при чем. Его полиция сразу исключила. В день ее исчезновения Эйдан был за двести миль, в Бостоне. Но мать Дон все равно обвиняет его.
– Почему?
– Потому что психопатка! Они и знакомы-то были едва-едва.
– Ты сказала, они встречались.
– Один раз! Одно свидание. Ничего серьезного там не было.
Я присмотрелся к фотографии на столе. Рука Эйдана на талии Дон, а ее рука у него на бедре. Похоже, чувствуют себя свободно, как бывает, когда неловкости первого ухаживания уже позади.
– Так кто мне это прислал?
– Скорее всего, мать Дон. Гарднеров она уже осаждала, теперь твоя очередь. Вот зачем я прошу тебя завтра все это привезти. Гарднеры передадут юристам как доказательство.
– И адвокатов подключили?
– А как же, пап? Это все ради денег затеяно. Мать Дон рассчитывает, что Гарднеры от нее откупятся.
– Это она сказала? Просила денег?
– Пока нет. Но адвокаты говорят, это будет финальным ходом. Поверь, пап, если бы ты посмотрел на эту женщину, то все бы понял. Она постоянно пьяна, целыми днями расхаживает в ночной рубашке. И красится оранжевой помадой, как соус к оладьям. Таких в «Доктор Фил»[14] показывают.
– Где?
– Знаешь это ток-шоу? В нем перед камерой ссорятся всякие чокнутые. Ей там самое место. Она живет в лесу. В трейлере.
Вот что забавно: Мэгги, по-моему, часто забывает, что я сам вырос в трейлере, и многие мои друзья выросли в трейлерах, и наши родители совсем не были похожи на чокнутых из реалити-шоу. Почти все наши соседи были честные, порядочные труженики, жили скромно и вовремя платили по счетам.
– Суть в том, – продолжала Мэгги, – что она думает только о деньгах. Так что захвати снимок и отдай Эрролу, ладно?
– Конечно, – пообещал я. Я не задавал лишних вопросов, чтобы она чувствовала – я ее поддерживаю. Если уж надо выбирать сторону, не хотелось бы сделать ошибку.
– А как к этому относится Эйдан?
– Ему тяжело. Вся семья ужасно переживает. Они даже наняли частного детектива. Чтобы он нашел Дон и все успокоились. И знаешь что? Детектив считает, что она нарочно сбежала. От матери. Детектив говорит, в США пропадают шестьсот тысяч человек в год и многие из них не хотят, чтобы их нашли. Он думает, Дон теперь, может, работает официанткой в Лас-Вегасе. Или в Ки-Уэст. За миллион миль от дома, но жива и здорова.
Мэгги говорила с полной уверенностью, словно все уже решилось и я должен принять ее версию как факт. Но я-то еще не забыл, как был влюблен и как страсть не давала увидеть в жене никаких недостатков. Я, к примеру, всегда хвалился, что Коллин умеет закончить начатую мной фразу, а после женитьбы мне уже казалось, будто она мне слова сказать не дает. И я опасался, что Мэгги сейчас не слишком ясно видит своего жениха, но перечить ей не хотел и оставил свои опасения при себе.
Закончив разговор, я сел к компьютеру, открыл «Гугл» и ввел «Дон Таггарт» плюс «Нью-Гемпшир». Нашел заметку в какой-то «Новости Хоппс-Ферри» – обстоятельства исчезновения более или менее совпадали с рассказом Мэгги. «Тойоту-короллу» Дон нашли на стоянке лесного парка, а ее местонахождение осталось неизвестным. Эйдана Гарднера в газете не упомянули – и нигде в Интернете, насколько я мог понять.
Так что я, как велела дочь, сунул фото и конверт в пакетик с застежкой. Потом отнес его в спальню и положил в чемодан. Я так волновался из-за поездки, что почти все вещи собрал заранее. Черные оксфордские туфли[15] начистил до блеска, фрак запаковал в чехол для одежды и даже новые плавки прихватил, поскольку Мэгги сказала, что на озере есть пляж. Я с нетерпением ждал встречи с новыми родственниками. С волнением представлял, как проведу дочку к алтарю, как подниму за нее бокал шампанского, как буду танцевать с ней. Мне хотелось поздравить ее с замужеством и пожелать новобрачным долгих счастливых лет. Так что я приказал себе поверить в объяснения Мэгги и заткнуть тихий голосок в голове, нашептывавший мне, что с Дон Таггарт что-то неладно.
II. Прибытие
1
В четверг я поставил будильник на пять утра, а проснулся в половине четвертого. С тех пор как мы с Мэгги разругались, я плохо спал – а когда ночью лежал без сна, на ум приходили наши беды и я вел счет всем ошибкам, из-за которых упустил дочь. Иногда я задумывался, занимаются ли этим другие родители. Вам случалось всю ночь ворочаться в постели, вспоминая худшее, что натворили с детьми? У меня такого набиралась сотня-другая.
Вроде того раза, когда мы ехали праздновать седьмой день рождения Мэгги в Буш-Гарденс и она оставила своего Мистера Панду в туалете на заправке. Пока спохватилась, мы проехали по федеральной трассе два часа, так что возвращаться значило потратить четыре лишних. И все-таки жена с дочкой умоляли меня вернуться, и у нас дошло до крика. Я не собирался портить весь день из-за шестидолларовой плюшевой игрушки. И пообещал Мэгги, что в Буш-Гарденс куплю ей нового Панду – больше прежнего! Я был уверен, что, увидев огромные горки, дочка мигом забудет игрушку. А она все выходные была сама не своя, волновалась, что бедного Мистера Панду выбросят в мусорный бак, что он задохнется под пропитанными жиром салфетками и заляпанными кетчупом обертками. Она два дня со мной почти не разговаривала, и вся поездка пошла наперекосяк. Думаю, Мэгги так и не простила мне того случая, а сам я точно себя не простил.
Но на каждую ужасную историю, как с тем Пандой, я мог бы рассказать дюжину таких, когда поступал правильно. Я пять раз помогал Мэгги перекрасить спальню – каждый раз, когда она открывала для себя новые краски и новый смелый образ. Я учил ее заклеивать окна лентой и пользоваться валиком так, чтобы краска не стекала. Я показал ей простейшие приемы самообороны, научил сжимать кулак для удара и позаботился, чтобы она усвоила, как сокрушителен для мужчины удар в мошонку. Я и сам зарабатывал вождением, поэтому, не сомневайтесь, уговорил Мэгги получить права. Она легко сдала с первой попытки, и принимавшая экзамен дама пошутила, что дочка вполне готова работать в «Службе доставки».
Я старался отвлечь себя счастливыми воспоминаниями и за ними уснуть. Вы не поверите, а ведь было время, когда Мэгги мне по-настоящему доверяла, делилась надеждами, мечтами и даже секретами. Вот вам отличный пример. В какой-то момент в девятом классе у Мэгги вдруг испортилось настроение. Она дулась за ужином, а когда мы убрали посуду, ушла в свою спальню, закрыла дверь и на всю громкость включила Лану Дель Рей[16] с песнями о смерти и разбитом сердце. Я спрашивал, не случилось ли чего, но Мэгги рта не открывала. Тогда я на следующее утро отвел ее в «Вафельный домик» и кое-как разговорил.
Завтрак в «Вафельном домике» был нашей с ней маленькой традицией. Там когда-то работала моя жена Коллин, все старые официантки ее помнили, так что со мной обращались как с ВИП-персоной и с Мэгги нянчились. Бесплатно давали добавку, приносили цветные карандаши и вообще все, чего пожелает.
В то утро мы, как обычно, заказали кофе, фермерский омлет для меня и клубничные оладьи со взбитыми сливками для Мэгги. Пока ждали заказ, мы больше молчали, а потом я потихоньку начал ее поджаривать.
– Как в школе? – начал я.
– Норм.
– На уроках порядок?
– Угу.
– Никто тебя не задевает?
– Не-а.
– Просто ты вроде как не в настроении.
Пожимает плечами.
– Точно тебя никто не достает?
– Ты достал! – выдала она. – Отвяжись уже, а?
Вот такого я никак не ждал. Поднял руки – мол, сдаюсь, и больше ее не допрашивал, но от наступившего молчания ей стало неловко.
– Все хорошо, пап. Расслабься. – Мэгги наклонилась ко мне через стол и шепнула: – Просто у меня месячные.
Я только тогда и узнал, что у нее уже начались месячные.
– Когда начались?
– Не помню. Кажется, с Рождества.
Я ушам не верил. С Рождества прошло четыре месяца. А ведь я два года ее к этому готовил. Приносил книжки с картинками, объяснявшими, как и почему такое происходит.
– Что же ты мне не сказала?
Она дала мне знак, чтобы говорил потише.
– Велика важность.
– Как раз велика! Ты хоть тете Тэмми говорила?
– Только подружкам.
– А где ты брала все необходимое?
– Как все люди, в аптеке. У всех моих подруг уже началось, так что я знала, что делать.
Вот в этом вся Мэгги. Я годами наблюдал, как она становится все более независимой, и вот вам – ворочает свой жернов, не зовет на помощь ни меня, ни сестру. Я удивлялся, но и очень ею гордился.
– Ты бери у меня деньги на оснастку, – сказал я ей. – Карманные не трать. Просто скажи, сколько это стоит.
– Ладно, только не говори «оснастка». Это называется «прокладки».
– Отведу тебя в «Уолмарт», – пообещал я. – И куплю самую большую упаковку прокладок, какая у них найдется.
Позавтракав, я махнул официантке, попросил счет. Мэгги смотрела, как я подсчитываю чаевые и пересчитываю свои деньги. Взрослея, она острее замечала, что сколько стоит, и, может, неспроста сама купила себе прокладки.
– Не много ли – двадцать пять процентов на чай?
– Много, но твоя мама всегда столько давала. Говорила, что официантки этого заслуживают. Я, бывало, ворчал, что она бросается деньгами.
– Зачем же сам столько даешь?
Я передернул плечами:
– А вдруг она на нас смотрит? Думаю, ей было бы приятно. – Я нацелил на нее кончик ручки. – А твоя великая новость ее наверняка осчастливила, Мэгги. Она бы так тобой гордилась.
2
Я говорил сестре, что хочу выехать пораньше, и она согласилась собраться к шести часам. Тэмми жила в большом многоквартирном комплексе под названием «Заповедник» на Сэддл-Брук-кроссинг. Там было чисто, тихо, жильцы все работали и спать ложились рано. У сестры была двухкомнатная квартирка со входом на первом этаже, прямо с парковки.
На мой звонок открыла девочка в футболке и шортах. Лет девяти или десяти, остриженная по-армейски, словно только что из учебки в Форт-Джексон.
– Здрасте, мистер Фрэнк.
Моя фамилия воспитанникам сестры часто не давалась, так что Тэмми советовала им называть меня просто мистером Фрэнком. Только этой девочки я раньше не видел. Выглядела она странновато: круглое плоское лицо и глаза слишком широко расставлены. Словно кто-то прокатал ей лицо скалкой.
– Ты кто?
– Абигейл Гримм, двойное «м».
Она открыла задвижку и отодвинула шторку на двери.
– Мисс Тэмми просила вас зайти. Она еще не совсем готова.
В квартире царил дух загроможденного товарами отдела в «Холмарк». Сестра уже зажгла свечи с ароматом то ли ванили, то ли тыквенного соуса, а стены были украшены множеством изречений в рамочках: «Ты лучше всех», «Здесь ты у себя дома», «За МОИМ столом всегда есть место!». Все это, чтобы приемные дети чувствовали себя родными. Но Тэмми не собиралась брать ребенка на все лето; она освободила время для свадьбы Мэгги.
Абигейл уселась на диван и уткнулась в телевизор. Шли местные новости с Аллентаунской студии. У ее ног стоял черный чемоданчик, такой же, как у меня. Это был чемодан моей жены, который я после кончины Коллин передал сестре. А Тэмми, как видно, отдала его Абигейл Гримм.
– Собираешься в дорогу? – спросил я.
– Это как?
– За тобой кто-то приедет? Отвезет в другую приемную семью?
Она почесала себе висок, как делают озадаченные персонажи комиксов.
– Про это мисс Тэмми ничего не говорила. Она сказала, мы вас ждем.
Она еще поскребла себе голову, потом стала разглядывать кончики пальцев, будто высматривала на них что-то. Я прошел через гостиную и крикнул на второй этаж:
– Эй, мисс Тэмми, вы не спуститесь к нам на минутку?
От ее тяжелых шагов потолок задрожал. Походило на то, будто сестра двигала мебель.
– Мне еще пять минуток, – отозвалась она. – Ты что так рано приехал?
– Совсем не рано.
– Нет, рано.
– Тэмми, я говорил, что хочу выехать в шесть. И не спешил, потому что так и знал, что ты опоздаешь. Уже четверть седьмого, а ты еще не готова.
Абигейл улыбнулась с диванчика, показав полный рот кривых желтых зубов.
– Выпей кофе, – сказала мне Тэмми. – Возьми на кухне.
Я не хотел кофе. Нам было ехать триста миль, и я не собирался останавливаться у каждого придорожного туалета. Так что я сел на диван и вместе с Абигейл Гримм стал смотреть местные новости. В Аллентауне случился пожар, два брата задохнулись в дыму. Корреспондент добавил, что ежедневно от случайных возгораний погибают девять американцев. Он взял интервью у единственной выжившей – немолодой женщины, укутанной в спасательное одеяло. Лицо у бедняги было все в золе и грязи, словно она выбиралась с пожарища ползком, и голос дрожал.
– Хуже дня в моей жизни не бывало, – всхлипывая, говорила она. – Ужасный, ужасный день!
Я поискал глазами пульт и обнаружил его в руках у Абигейл.
– Ты не могла бы выключить?
– Зачем?
– Затем, что это страшно. Не хочу такое видеть.
Женщина на экране повернулась лицом в камеру и беспомощно взглянула мне в глаза.
– С этого дня, – сказала она, – ничего уже не будет как прежде.
Абигейл выключила телевизор и, когда экран погас, вопросительно уставилась на меня. Теперь мне полагалось ее развлекать. Но я предпочел просто сидеть и ждать.
– Мистер Фрэнк, хотите пирога? – спросила девочка.
– Нет, спасибо.
– Чтобы вышло смешно, вам надо ответить «да».
– Что?
– Это такая шутка. Смешнее выходит, если ответить «ага».
– Ага.
Абигейл замотала головой, как будто я опять не понял.
– Давайте начнем заново, ладно? Вот послушайте. Мистер Фрэнк, хотите пирога?
– Ага.
– Тогда возьмите три рога и еще один-четыре-один-пять-девять – после запятой!
Она, еще не договорив, расхохоталась над собственной шуткой, опрокинулась на диван, обхватив себя за коленки и содрогаясь от смеха.
– Не надо ли число пи поточнее?!
– Тэмми! – прокричал я наверх, сестре. – Ты не могла бы спуститься?
– Я запомнила тридцать цифр после запятой, – объяснила Абигейл, – но смешнее выходит, если назвать только первые пять. Когда приедем в Нью-Гемпшир, я расскажу Мэгги.
– Расскажешь?
– Мисс Тэмми сказала, у Мэгги прекрасное чувство юмора.
По лестнице, переваливаясь, спустился чемодан Тэмми и чуть не врезался в стену, прежде чем Тэмми его догнала.
– Берегись! – с опозданием прокричала она.
Сестра моя маленькая, с фигурой «груша», темноволосая и кудрявая – и при этом приятнее и добрее ее людей я не встречал. Она работала в пансионате здоровья с целым курятником стариков и инвалидов, и платили ей за то, что Тэмми готовила им еду, переодевала, оттачивала им мозги, проверяла память, упражняла усталые мышцы и подмывала, когда они пачкали штаны. Тяжелая, грязная работа – я бы на такой и недели не продержался, да и вы тоже. И, сказать по правде, я не знал, сколько еще продержится Тэмми. После пятидесяти она стала все больше уставать, как будто эта работа в конце концов ее достала.
Но в то утро она сияла как солнце.
– Доброе утро, братишка!
На ней была синяя блузка с белыми бабочками, брюки карго цвета хаки и девственно-белые кеды – все новое, куплено специально для этих выходных. Тэмми всегда беспокоилась о своей внешности, так что я не забыл ей сказать, что она прекрасно выглядит.
– Спасибо, Фрэнки. Ну, ты уже познакомился с Абигейл. Она успела тебя обрадовать? Она едет с нами!
– Это еще надо обсудить. Поздновато добавлять в список новых гостей.
– Я бы тебя предупредила, но она только что приехала. И вот беда, служба опеки оставила ее мне без чемодана. Ни куртки, ни обуви, только то, что на ней. Так что вчера вечером мы три часа провели в «Уолмарте»… – Ее прервал тихий звяк с кухни. – О, это маффины!
– Какие еще маффины?
– Я приготовила нам завтрак. Пойдем, поможешь.
Я прошел за ней на кухню. Тэмми вытащила пару огромных рукавиц и полезла в духовку. Маффины испеклись в самый раз: хрусткая золотистая корочка, украшенная большими сочными черничинами. Тэмми ткнула в один зубочисткой и просияла, когда та вышла чистой.
– Мои малютки совершенно готовы, – объявила она. – Хочешь парочку?
Я, не отвечая, прикрыл дверь из кухни в гостиную.
– Тэмми, послушай меня. Нельзя везти эту девочку на свадьбу.
– У меня выбора нет, Фрэнки. Гортензия влипла и просто умоляла меня. Ее собралась взять другая семья, но те слились в последнюю минуту.
– Почему?
– Потому что дураки, Фрэнки. С Абигейл все в порядке. Она просто милый ребенок, попавший в беду.
Теми же словами сестра говорила про всех приемных детей, переступавших ее порог, даже про самых трудных. Вроде малютки Иммалу, которая какала мне в ванну, потому что в мужском туалете ей страшно. И Майкла Джексона (да-да, гениальные родители назвали ребенка Майклом Джексоном) – шестикласснике, которому нельзя было дать в руки ничего острого. Однажды ночью он добрался до коробочки с кнопками, в результате чего нам пришлось вызывать «скорую». Я к тому, что Тэмми никогда не брала «маленьких сироток Энни»[17], распевающих «завтра солнышко взойдет». Она берет тех, кому срочно нужен приют на небольшой срок, а это значит, что многие ее дети спасаются из по-настоящему опасных ситуаций. Дети наркоманов, преступников, белых супрематистов и хуже того. Многие росли в нищете, и страшно сказать, сколько из них пережили сексуальное насилие. Но Тэмми каждый раз уверена, что с ними все в порядке.
Я даже понимал, что она имеет в виду, но вы и меня поймите. Эта свадьба так много для меня значила, и совсем не хотелось, чтобы большая и бестолковая душа Тэмми все испортила.
– Пожалуйста, говори уж как есть, – попросил я. – Почему та другая семья от нее отказалась?
– У нее совсем небольшой педикулез. – Я вылупил глаза, и сестре пришлось объяснить: – Волосяные вши.
– О господи, Тэмми!
– Я ее уже обработала.
– Все равно. Мои будущие родственники…
– Гниды совсем засохли. Если вылупятся новые, я сразу замечу и намажу майонезом.
Я обхватил голову обеими руками, чтобы не лопнула.
– Тэмми, ты сама-то себя послушай! Пожалуйста! Не везти же майонез на свадьбу? Это невозможно!
– Сколько раз тебе повторять – у меня не было выбора. Она уже под моей опекой. Или я беру ее с собой, или не попадаю на свадьбу, а этой свадьбы я не пропущу. Мэгги – моя племянница. Мне она тоже родная.
Тут меня осенило. Святая Дева подсказала, не иначе.
– Но свадьба-то в Нью-Гемпшире. Разве закон не запрещает вывозить опекаемых детей за пределы штата?
– Вообще-то, да, но Гортензия получила особое разрешение. За подписью своего босса. Если мы вернемся в воскресенье, все сделают вид, что ничего не заметили.
– Но если что-то пойдет не так, тебе больше никогда не доверят детей. Ты потеряешь лицензию. Неужели ты готова так рисковать?
Сестра завернула маффин в бумажное полотенце и сунула мне в руку:
– Если бы ты знал историю Абигейл, ты бы понял. Бедняжка побывала в мясорубке…
Я махнул рукой, перебив ее:
– Не надо мне ее истории. Мы и так опаздываем.
– Тогда я скажу короче, Фрэнки. Я была рядом, когда умерла Коллин, не забыл? Я помогала, пока Мэгги училась в школе. Ты был занят, деньги зарабатывал, а я помогала девочке во всем, где нужно было. А когда вы с ней разругались, я ни на минуту в тебе не сомневалась. Всегда была на твоей стороне. А теперь вот я тебя о чем-то прошу. Для меня это важно. Пожалуйста, ты не мог бы согласиться?
Я почувствовал себя большим мерзавцем, что заставил ее просить. Конечно, я мог согласиться. Я вовсе и не собирался отказывать сестре. Она столько раз мне помогала, что мне до конца жизни не расплатиться.
– Хорошо, Тэмми. Извини. Я ночью почти не спал.
– Оно и заметно. У тебя такой усталый вид. – Она открыла холодильник и вручила мне банку майонеза. – А вот это сунь мне в сумку, хорошо?
3
У нас было все, что требуется для хорошей поездки: ясное синее небо, пухлые белые облачка, три быстро едущие полосы и джип «ранглер» с полным баком, только что после техобслуживания. Тэмми была хорошей попутчицей – умела читать карту, выбирала сносные – на мой вкус – радиостанции и брала с собой сумку-кулер с минералкой, закусками, энергетическими батончиками, тайленолом, мятными пастилками, бумажными носовыми платками, влажными салфетками – то есть все, что могло бы пригодиться.
Беда была с маленькой мисс Болтушкой на заднем сиденье. В общем и целом моей сестре достаются два типа воспитанников. Из первых и слова не вытянешь. Всяческие несчастья, плохие родители и разные травмы приучили их держать рот на замке, и заговаривают они, только когда к ним обращаешься. Сами ни о чем не спросят и ничего не скажут. Будто боятся, что лишний звук обернется катастрофой.
Абигейл явно попадала во вторую категорию. Это такие детишки, что говорят без остановки. Не умолкают, всем хотят поделиться, постоянно требуют внимания и любви. Такие кажутся более счастливыми, чем молчуны, но Тэмми меня предупреждала, что видимость может быть обманчива. Она уверяет, что болтушки пострадали не меньше, а может, и намного больше. Просто они лучше умеют скрывать боль.
У Абигейл нашлись тысячи вопросов про Мэгги и Эйдана. Сколько им лет? Как познакомились? Когда поняли, что им суждено всю жизнь быть вместе? Через час таких «вопросов-ответов» я протяжно вздохнул и спросил, не хватит ли, но девчонка не унималась. Сколько приглашено гостей? Какие будут подавать пироги? Будет ли живая музыка? Каждый ответ она сверяла с лежавшей на коленях толстой книгой: «Полное руководство по свадебному этикету от леди Эвелин». Сестра купила ее за доллар на распродаже библиотечных книг и подсунула Абигейл, чтобы та знала, как себя вести на церемонии. Невесту для обложки перетащили прямо из 1965 года, а от ломких пожелтевших страниц пахло кислым молоком.
– Вы поведете Мэгги к алтарю?
– Да.
– Вы встаньте от нее слева, мистер Фрэнк. Если справа, это к несчастью.
Я покосился на сестру:
– Правда?
Та пожала плечами:
– Раз леди Эвелин так пишет…
Абигейл склонялась над книгой, отточенным карандашом подчеркивая ключевые абзацы.
– Вам надо прочитать седьмую главу. Там целый список, что делать и чего не делать папе. Хотите послушать?
– Нет, спасибо.
Я потянулся включить радио, но Тэмми отвела мою руку.
– Я бы послушала, – сказала она. – Наверняка там есть полезные советы.
– Обязательно скажите дочери, что она красива, – стала читать Абигейл. – Будущего зятя не критикуйте. Постарайтесь сосредоточиться на позитивных чертах.
Я заикнулся, что так и делаю, но Тэмми на это фыркнула с большим сомнением.
– Поддерживайте умную дружескую беседу с новыми родственниками. Не касайтесь спорных тем, таких как положение негров.
– Господи, Тэмми, сколько лет этой книге?
– Душенька, этого слова теперь не произносят. Оно оскорбительно.
Однако Тэмми тут же принялась объяснять, что совет тем не менее в точку.
– Нам лучше держаться безопасных тем, вроде рецептов и гороскопов.
– Я вот чего не понимаю, – вклинилась Абигейл. – Если свадьбу устраивают родственники невесты, почему мы едем в Нью-Гемпшир, а не семья Эйдана к нам?
– Так захотела Мэгги, – ответила Тэмми. – Она у нас совета не спрашивала.
– Почему?
– Это долгая история, милая. Главное тут, что Гарднеры платят за все.
Я в зеркальце поймал взгляд Абигейл и вставил:
– Я оплатил алкоголь. Восемь тысяч долларов.
– Восемь тысяч?! Серьезно?
– Дорого, да? Алкоголь – самая расходная часть праздника. Но я ее взял на себя.
– Вы, значит, богатый, мистер Фрэнк?
– Вовсе он не богатый, – фыркнула Тэмми.
– Мне хватает.
– Послушай, детка, – заговорила Тэмми. – Эйдан богатый. А отец Эйдана супербогат. А мы с мистером Фрэнком… мы всего лишь средний класс.
– Средние?
– Именно. У кого-то больше нашего, у кого-то меньше. Мы как раз посерединке.
– Я бы хотела быть супербогатой, – объявила Абигейл. – А как отец Эйдана так разбогател?
– Хорошо учился в школе, – ответила Тэмми. – Получал хорошие отметки по естественным наукам и математике, затем поступил в Гарвард, а потом открыл свой бизнес.
– На деньги жены, – добавил я.
– Какая разница, Фрэнки. Вот зачем ты это сказал?
– Затем, что это правда. Все делают вид, будто он из триллионеров-самоучек, а по правде, он начинал на ее деньги. Вот ее семья безумно богата. Дед строил нефтяные вышки.
– Ладно, Фрэнки, пусть так. У Эррола с Кэтрин, как почти всегда у супругов, деньги были общие, а потом Эррол нажил на них еще больше.
– Больше – это сколько? – спросила Абигейл.
– Нулей не пересчитаешь, – отмахнулась Тэмми. – У всех наших знакомых, вместе взятых, столько нет. Но я хочу сказать, что, если хорошо потрудиться, ты получишь все то же, что и они. Не валяй дурака в школе, как мы с Фрэнки когда-то.
Сестра начинала действовать мне на нервы.
– Не валял я дурака в школе, Тэмми. Вот зачем ты это сказала?
– Я имела в виду, что для Гарварда ты никогда не годился.
– А я сгожусь? – спросила Абигейл.
– Да! Я о том и говорю. Надо только как следует постараться. – Тэмми вытащила из сумки упаковку крекеров «Золотая рыбка» и перебросила назад, Абигейл. – И не забывай заглянуть ко мне в гости, когда станешь богатой и знаменитой. Вспомни тогда, как я о тебе заботилась. И покатай меня в своем длинном лимузине, ладно?
4
Мэгги рассчитывала, что мы подоспеем к ланчу к половине двенадцатого, но мы только в одиннадцать проехали границу Нью-Гемпшира, и я понял, что надо поднажать. По Девяносто третьей мы проехали озерный край и свернули на двухполосное шоссе поменьше. Дорога шла красивыми лесами, мимо белых сосен, красных кленов, хемлоков[18] – и каждые десять минут попадались поселки. Заправки, спорт-бары, вейп-шопы, товары для туризма и рыбалки, выставленные на продажу фермерские продукты. Многие здесь держали на лужайках перед домом поленницы, предлагали купить по пять долларов за вязанку – плата на совесть покупателя.
Вскоре навигатор сообщил, что до пункта назначения сорок пять минут. Я вышел размять ноги. Не только потому, что устал, – я нервничал и рад был, что до цели еще далеко. Дальше нам попался на обочине поломанный мини-фургон: капот открыт, из него поднимается белый дымок, но ни водителя, ни пассажиров не видать. Как будто растворились в воздухе. Мне вспомнилась женщина из утренних новостей – та, что из-под спасательного одеяла рассказывала, как пожар отнял у нее все, что было.
Тэмми тронула меня за плечо:
– Не волнуйся.
– Я не волнуюсь.
– Ты ковыряешь под ногтями, Фрэнки. Когда спокоен, ты этого не делаешь.
Ну, может, я и правда чуточку нервничал. Все эти месяцы мысль о встрече с Эрролом, Кэтрин и тремя сотнями их друзей выглядела довольно абстрактной, но, когда она приблизилась по-настоящему, я почувствовал, что не готов.
– Утром в новостях говорили о пожаре, – рассказал я Тэмми. – У одной женщины дом сгорел до фундамента. Она стояла на груде развалин и произносила страшные слова: «Хуже дня в моей жизни не бывало. Ужасный, ужасный день! С этого дня ничего уже не будет как прежде». А как она смотрела в камеру! Казалось, прямо ко мне обращается. Похоже на дурное предзнаменование.
– Это у тебя предсвадебная лихорадка, – сказала Тэмми. – Самое обычное дело. Меня тоже трясет, Фрэнки. Я еще никогда не бывала в летнем лагере. Не представляю, как там с ночлегом. Не знаю, как у меня в такой сырости будет с волосами. Но наше дело просто приехать и быть самими собой. Ну что может случиться даже в самом худшем случае?
Я больше всего боялся сказать или сделать что-то такое, что Мэгги станет за меня стыдно, испортить ей особенный день и погубить надежду на примирение. Беспокоился, как впишусь в компанию, какое произведу впечатление на друзей и семью. А еще привез с собой приемного ребенка с кривыми желтыми зубами и вшивой головой.
Тут я глянул в зеркальце и увидел, что Абигейл ждет от меня объяснений.
– Не хочу больше об этом говорить.
– Ты прекрасно справишься, – приободрила меня Тэмми. – Отец невесты всем симпатичен. Тебе даже делать ничего не надо, ты и так важный гость. Просто улыбайся дочери и смотри на все затуманенным взором.
Как раз к половине первого мы въехали на высокий холм, откуда видна была вся округа. На горизонте стояла Белая гора, на искрящейся воде озера плавали парусные лодки, каяки и каноэ. Вырезанное на потемневших досках приветствие гласило, что мы въезжаем в историческую деревню Хоппс-Ферри, основанную в 1903 году. Мы проехали почту, парикмахерскую и несколько пустых витрин с грязными стеклами: «Сдается», «Аренда», «Свободно». Этот городок видал лучшие дни – не то что попадавшиеся раньше.
Тэмми опустила окно, чтобы оглядеться:
– Нет ли поблизости туалета?
– Нам десять минут осталось.
– Потому и прошу остановиться. Не хочется, приехав, первым делом мчаться в уборную. Это неудобно.
Но все магазины выглядели пустыми. Мы проехали пожарную станцию с рекламой: «В среду вечером окорок с бобами (ветеранам бесплатно, остальным 6 $)», мастерскую по ремонту лодочных моторов и наконец увидели у дороги ресторан с креслами-качалками и шахматными досками на веранде. Настоящий «Крекер Баррель». Назывался он «У мамы с папой» и обещал холодное пиво и свежие сэндвичи. Я въехал на забитую стоянку и выключил мотор.
– Мы быстро, – пообещала Тэмми.
Абигейл вслед за ней выскочила с заднего сиденья. Я проводил их взглядом через парковку и тоже вылез размять ноги. Хотел пройти под навес веранды, но заметил в одном кресле человека и передумал. Нервы совсем разгулялись, до встречи с новыми родственниками оставалось десять минут, и мне было не до болтовни с незнакомыми.
Так что я свернул к доске объявлений на краю площадки: она была залеплена листочками, а поверху шла надпись: «Местные новости». Продавались участки, старые машины, предлагали услуги няни, дешевую перезарядку картриджей, детскую мебель и массаж на дому. Почти в самом низу висело объявление о розыске женщины по имени Дон Таггарт. Двадцать три года, пять футов четыре дюйма, вес 105 фунтов, каштановые волосы, карие глаза. В последний раз видели 3 ноября. За сведения о ней предлагали награду в сто долларов. Нижний край листовки оторвался и трепетал на ветру. Я его прижал, чтобы рассмотреть фотографию – вырезку с лицом Дон. Хорошенькая, и смотрела гордо, с вызовом. Такую девушку без боя не возьмешь.
Я обернулся, услышав шаги. Тот человек спустился с веранды. Моего возраста – пятьдесят или пятьдесят пять, в джинсах и черной футболке с американским флагом. В свободной руке он нес открытую бутылку «Курс-лайта» с оранжевой наклейкой «оплачено».
– Видели ее?
Я покачал головой:
– Я не здешний.
– Понял по номеру. Но смотрите так, будто ее узнали.
– Нет, никогда не видел. – Строго говоря, так и было: живую Дон Таггарт я никогда не видел. – А вы ее знаете?
– Она моя племянница.
– Простите. Это ужасно.
– Правосудие бездействует, вот что я вам скажу. – Он вроде бы собирался объясниться, но запнулся и протянул мне руку: – Броди Таггарт.
– Фрэнк.
– Что вас привело в Хоппс-Ферри?
Я сказал, что приехал на семейное сборище. Было у меня неприятное чувство, что не стоит говорить ему всю правду.
– С женой и сыном?
– Вообще-то, это моя сестра. С приемной дочерью.
Броди помолчал, обдумывая услышанное, будто в нем что-то не складывалось.
– В наши дни каких только женщин не увидишь. Но вот Дон, моя племянница, – та носила длинные волосы. Классическая американская девушка. И не упускала случая принарядиться, хотя бы и в «Бургер-Кинг».
Броди поставил бутылку и принялся переклеивать объявления на доске. Сорвал устаревшее про пикник для прихожан, про благотворительную мойку машин, а потом дрожащими руками перенес плакатик с Дон на середину доски, чтобы сразу было заметно, и пригладил уголки. Он был заметно пьян, и это в половину первого.
– Когда в стране был порядок, – продолжал он, – такие дела решались в один день. Собрать друзей, постучаться в кое-какие двери, и правда мигом выйдет наружу. Но теперь ни на кого нельзя положиться. Слишком много денег переходит из рук в руки. Адвокаты, копы, солдаты удачи. И все в деле. Вы меня послушайте. В наше время, если у вас есть деньги, вам все сойдет с рук. Можете взять красивую, невинную девушку и… – Он щелкнул пальцами и предъявил мне пустую ладонь, словно фокус с исчезающей монеткой показал. – Пуф! И нет ее.
Дверь ресторана, тихо звякнув, открылась, вышли моя сестра с Абигейл. Они нас не замечали, пока не спустились по лестнице, а потом Тэмми свернула в мою сторону, взволнованно размахивая газетой.
– Фрэнки, ах ты боже мой, ни за что не поверишь! Смотри, что я там нашла. Я им сказала, кто я и зачем мы приехали, и мне ее подарили!
Она сунула мне местную газетенку – черно-белую, шестнадцать страниц на паршивой бумаге. «Новости Хоппс-Ферри». И на первой же странице красовалось фото помолвки Мэгги с моим будущим зятем под заголовком: «Эйдан Гарднер женится на Маргарет Шатовски».
– Наша малышка, – продолжала Тэмми. – А расписали как про Меган Маркл! Кто бы мог подумать! И тебя тоже упомянули. Смотри, Фрэнки.
– Я потом почитаю, Тэмми. Нам пора.
Я попытался увести ее к джипу, только поздно было. Броди встал на дороге, надвинулся так, что мне видна была перхоть в его волосах и красные жилки в налитых кровью глазах.
– Погоди-ка, ты знаешь Гарднеров?
– Никогда с ними не встречался.
– Уж ты не скромничай, Фрэнки, – не унималась Тэмми. – Мы практически их родственники! – Она развернула газету, чтобы Броди сам посмотрел, и ткнула пальцем в третий абзац. – Вот послушайте: «Невеста – дочь Фрэнка Шатовски, ветерана армии США, двадцать шесть лет проработавшего в „Единой службе доставки“».
Броди недоверчиво уставился на меня:
– Ты позволил своей дочке выйти за Эйдана Гарднера? Охренеть!
Абигейл с присвистом вздохнула. Наверняка она не в первый раз слышала это слово. Думаю, просто испугалась, потому что этот тип был явно не в себе. Я взял ее за плечо, осторожно передвинул к себе за спину.
– Ты хоть знаешь, что это за семейка? Знаешь, сколько мерзостей им сошло с рук?
– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – произнесла ошеломленная Тэмми. – Вы кто такой? По какому праву говорите так?
Броди сорвал с доски объявление о розыске и сунул ей под нос.
– Это моя племянница. Она была беременна от Эйдана Гарднера, и он ее убил.
– Беременна? – повторила Тэмми.
Открылась дверь ресторана, из нее показался крупный бородатый мужчина в грязном фартуке.
– Оставь людей в покое, Броди. Пусть себе едут.
– Мы в свободной стране! – огрызнулся Броди. – Говорю что хочу, черт меня возьми!
Здоровяк спустился с крыльца и принялся развязывать фартук.
– Только не на моей парковке. Я прошу тебя уйти и второй раз повторять не стану, понял?
Броди, вскинув обе руки, попятился по щебенке.
– Эй, поспокойней, остынь… – Уходил-то он уходил, а вот рта не закрывал. – Вы, люди, понятия не имеете, во что ввязались! Все думают, этот Эйдан – сказочный принц. Само очарование. Но вы уж мне поверьте, этот гад больше похож на Князя тьмы.
– Хватит, Броди…
– Вы объявление видели? – обратился он к Тэмми. – Гляньте в лицо моей племяннице. Она отправилась в лагерь просить Эйдана помочь, дать немножко денег, и больше ее никто не видел. Он ее убил…
– Нет… – выговорила Тэмми.
– И тело в лагере зарыл. Она где-то на их участке, гарантирую.
– Заткнись, Броди! Замолчи.
– Доверьтесь своим инстинктам, – продолжал Броди. – В глубине души вы и сами знаете, что с ним что-то не так. По глазам видно, что виноват…
Скрежет тормозов заглушил остальное – Броди обернулся вовремя, как раз увидел, как на него надвигается радиатор полицейского «лендкрузера». Заспешив убраться с дороги, он нечаянно ступил на дорожное полотно. Передний бампер в туче серого дыма остановился на палец от его коленей. Броди разразился безумным хохотом, словно у него на глазах сотворили недоброе чудо.
– Видал, Фрэнк? Вон как они торопятся! Минуты не прошло. Виданное ли дело, чтобы полиция приезжала за минуту?
Полицейский в форме открыл дверцу и вышел из машины.
– В чем дело? Почему расхаживаете по проезжей части?
Броди все отступал, пока не очутился на той стороне дороги, у широкой полосы белых сосен.
– Я вас предупредил, люди. Вы не представляете, во что лезете.
Полицейский направился к нему, и Броди, наконец-то повернувшись к нам спиной, захромал в лес и скрылся в ложбине. К этому времени за полицейским «лендкрузером» выстроилось несколько дожидающихся проезда машин. Офицер помахал нам рукой, вроде как извинился, вернулся в машину и уехал.
Тэмми не сводила глаз с перелеска, словно ждала, что Броди возвратится и продолжит свою тираду.
– О чем это все?
– Извините, что вам пришлось это выслушать, – сказал человек в фартуке. – Броди у нас вроде городского дурачка.
– Куда он ушел?
– Он живет в той ложбине. С сестрой. У нее трейлер на ручье Альпин.
В руках у Тэмми осталось объявление о розыске пропавшей девушки. Ни о полученной по почте фотографии, ни о разговоре с Мэгги я ей не рассказывал.
– Кто эта Дон Таггарт? – спросила она.
– Племянница Броди, – ответил бородач. – Я ее немного знал. Славная девушка. Очень милая. В ноябре ушла в поход и не вернулась. Ее машину нашли в двадцати милях к югу отсюда, в государственном лесопарке. Ужасный удар для родных, настоящая трагедия. Мне их жаль, действительно жаль. Но винить в этом несчастье Эйдана – попросту ошибка. Ни один разумный человек не связал бы его с этим делом.
– Ну конечно! – воскликнула Тэмми.
– Я вам скажу, в чем беда, мэм. У нас в городке есть несколько гнилых фруктов, которые склонны во всем винить Гарднеров. Дорожные пробки? Гарднеры виноваты. Дожди зарядили? Или долго нет дождя? Вы лысеете? Еноты шарят в мусорном баке? Все вина Гарднеров. Раз у них есть деньги, кому же еще за все отвечать, так ведь? – Бородач покачал головой, словно огорчаясь людской натуре. – А где благодарность за все хорошее, что они принесли в городок? Вроде нового центра для пожилых? И нового катка? Они строят библиотеку при начальной школе. Долго перечислять всех, кому они помогали, – хотя бы и мне самому. Спросил бы кто меня, я бы сказал, что с «Бухтой скопы» нам повезло, крупно повезло.
– Мы с вами полностью согласны, – сказала Тэмми и только теперь заметила, что Абигейл жмется к ней и цепляется за локоть. Видно, случившееся основательно потрясло девочку.
– Душенька, послушай меня. Я прошу тебя забыть все, что наговорил этот человек.
– Почему?
– Потому что он сумасшедший. С головой непорядок. Эйдан очень-очень милый человек и никогда никого не обижал.
Похоже, Абигейл она не убедила. Девочка смотрела на лист в ее руках, на фотографию Дон Таггарт.
– Что с ней случилось? С этой пропавшей девушкой?
Тэмми удивленно уставилась на фото – она и забыла, что держит листовку. Теперь она скомкала бумагу, показывая, что об этом и думать не стоит.
– Никто не знает, душенька. Мы точно знаем одно: что Эйдан тут ни при чем.
5
Городок остался в зеркале заднего вида, а мы еще милю или две следовали по шоссе. Ехали опять через лес, в густой тени деревьев. Потом навигатор предупредил о крутом повороте на узкую однополосную дорожку. Не было ни указателей, ни названия – ничего, что бы подсказало, что мы едем куда надо. Но компьютер в этом не сомневался и велел мне «следовать по необозначенной дороге 0,7 мили».
– Что-то тут не так, – усомнился я, но Тэмми уговорила ехать, как сказано.
Мы спустились по длинному пологому склону, уходившему все глубже в лес. Асфальт был щербатый, в трещинах и выбоинах. От всех этих ухабов моей подвеске основательно доставалось, так что я нажал на тормоза, снизив скорость до двадцати миль в час. Посреди дороги лежал гигантский каменюка, с баскетбольную корзину, – как нарочно, чтобы убить мне переднюю ось. Я вильнул, объезжая, и чуть не въехал колесом в яму.
– Не туда мы едем, – проворчал я. – Не могут Гарднеры жить на такой дороге.
– Богатые люди, скажу я тебе, не как все, – принялась объяснять Тэмми. – Не все, как какой-нибудь Элвис Пресли, скупают особняки среди города, чтобы люди рты разинули. По-настоящему богатые не выставляют свои деньги напоказ. Не хотят, чтобы ты знал, сколько у них есть. И уж точно не хотят, чтобы на них глазели. Так что найти их дом не так просто. Можешь мне поверить, я постоянно смотрю Эйч-джи-ти-ви![19]
Навигатор все сокращал расстояние до пункта назначения: восемьсот футов, шестьсот, четыреста футов – а ни домов, ни построек все не было. Насколько хватало глаз, густой сырой лес. Я остановил машину, и навигатор сообщил: «Вы прибыли в пункт назначения». Насмешил! Я-то уже ясно видел, что заблудился.
– Я же говорил, Тэмми. Не надо было сюда сворачивать. Теперь опоздаем к ланчу.
Я вывернул баранку для разворота, и тут Абигейл постучала по стеклу:
– Вон там! Видите?
Боже мой, запросто можно было проглядеть маленький разрыв среди сосен и узкую гравийную дорожку, которая, извиваясь, уходила еще глубже в лес. Такая могла бы вести к большой свалке – если бы не букет воздушных шариков. Единственный намек, что мы на верном пути.
– Ура! – выкрикнула Тэмми. – Острый глаз, Абигейл!
Гравийная дорожка была еще хуже той, что осталась позади. Она заросла кустами и деревьями, листья терлись об оконные стекла. Но время от времени на ней попадались связки золотых шариков, приглашая нас двигаться дальше. Я гадал, как тут ездят зимой, через снег и лед. И тут дорога расширилась, деревья расступились, и мы оказались на большом зеленом лугу чуть ли не с футбольное поле шириной. По обе стороны дороги тянулись ряды солнечных батарей – нацеленные в небо блестящие прямоугольники. На другом конце луга мы увидели маленький деревянный домик у подъемных ворот – такие бывают на въезде в государственные парки. Высокий, крупный мужчина с косматой седой бородой, держа в руках планшет, гостеприимно помахал нам рукой. Он был более или менее моего возраста, в синей морской фуражке и кремовом свитере крупной вязки – будто сейчас вернулся с моря.
– Добро пожаловать в «Бухту скопы», мистер Шатовски!
Я невольно рассмеялся. Повторяется история в доме у Эйдана.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Это моя работа, сэр. Я Хьюго, управляющий имением. – Говорил он с необычным, певучим акцентом. Швед? Швейцарец? Понятия не имею. – Хорошо ли доехали?
– Прекрасно, – ответил я.
– О, Хьюго, мы чудесно прокатились! – воскликнула Тэмми, перегнувшись через меня и повысив голос, чтобы он расслышал. – Такое дивное утро!
– Рад слышать, мисс Шатовски. – У него в правом ухе виднелась маленькая рация, – должно быть, она и подсказывала. Хьюго нагнулся внутрь и прилепил к ветровому стеклу маленькую голубую карточку. – Это пропуск на парковку. Мы будем очень благодарны, если вы не станете ее снимать.
– На парковку нужен пропуск?
– Чтобы мы знали, что вы член семьи. Гостей собирается много, много машин на стоянке.
В домике сидели еще двое мужчин – подтянутые мускулистые парни в черном. У одного на предплечье я заметил татуировку «semper fi»[20], но и без нее опознал бы отставного военного. У отслужившего много лет человека появляется что-то такое во внешности, что не исчезает, даже когда он переходит в службу безопасности или частную охрану.
Тем временем Хьюго продолжал приветственную речь:
– Кстати, вас предупредили о разнице во времени? Вам придется перевести часы на пятнадцать минут вперед. Мы называем это гарднеровским стандартным временем. Поскольку Эррол Гарднер любит на четверть часа опережать соперников.
Я решил, что он шутит, но он показал мне свои часы – и правда, на них было выставлено 12:53.
– Это нетрудно, уверяю вас. Вы легко приспособитесь, и главное достоинство – никакого джетлага![21]
Тэмми уже не терпелось ехать дальше. Она попросила помочь с переводом времени на айфоне, и Хьюго охотно обошел машину, чтобы ей помочь. Потом он протянул руку и за моим телефоном.
– Я свой оставлю как есть, – сказал я.
Хьюго предупредил, что я буду путаться.
– Многие так пытаются. Прибавлять пятнадцать минут в уме. Но рано или поздно забывают. А вы же не хотите опоздать на венчание Маргарет?
– Не опоздаю, – сказал я. – Уверяю вас, этого не будет.
Абигейл высунулась с заднего сиденья, протиснувшись между мной и Тэмми. У нее были дешевые часики с Микки-Маусом, какие продаются в автоматах вместе с жевательной резинкой.
– А мои кто-нибудь переведет?
– Это необязательно, – сказал я ей. – Только если хочешь.
– Очень даже хочу!
– Как же не хотеть! – подхватила Тэмми. – Тебе хочется всюду успеть и чувствовать себя своей в семье. – Она перевела минутную стрелку на крохотном циферблате. – А мистер Фрэнк решил застрять в прошлом.
– Это называется «восточное стандартное время», – сообщил я. – Насколько я знаю, по нему живет президент.
– Но мы-то не в Белом доме, а на свадьбе у Мэгги. И нечего портить веселье.
И то верно. У меня были цифровые часики, подаренные Коллин на пятнадцатую годовщину свадьбы, и я, повозившись с кнопками, все-таки поставил их на 12:53.
– Все довольны?
– Вы прекрасно проведете время, – пообещал Хьюго, вручая мне бумажную иллюстрированную карту имения, на которой были обозначены все домики и заведения. – Ну вот, Маргарет с Эйданом ждут вас в «Доме скопы». Прямо по этой дорожке до упора. Только мне еще надо прихватить у вас подписку о неразглашении.
– Какую подписку?
– Просто бумажку с обещанием считать конфиденциальной всю полученную здесь частную информацию. А то, понимаете ли, вдруг вы похитите секреты мистера Гарднера и вздумаете сами производить аккумуляторы. – Хьюго ухмыльнулся, радуясь собственной шутке, и сунул мне в открытое окно свой планшет. – Вместо подписи просто приложите палец к нижней графе.
– Мы на свадьбу приехали, – напомнил я.
– Понятно, мистер Шатовски. Это простая формальность. Все дают такую расписку.
Я уставился на экран – непролазные дебри юридического жаргона, страница один из пятидесяти шести – как пользовательское соглашение на беспроводной телефон или условия медстрахования. Я прокрутил тест – и ничего не понял.
«Положения настоящего Соглашения о неразглашении остаются в силе после прекращения действия настоящего Соглашения, и обязанность мистера Фрэнка Шатовски хранить конфиденциальную информацию в тайне остается в силе бессрочно или до тех пор, пока компания „Фонтейнхед 7 ЛЛС“ не направит мистеру Фрэнку Шатовски письменное уведомление об освобождении мистера Фрэнка Шатовски от действия настоящего Соглашения, в случае предварительного…»
– Что за «Фонтейнхед 7»? – спросил я.
– Ох, я сейчас заплачу. Дайте-ка мне. – Тэмми вырвала планшет у меня из рук и ткнула пальцем в экран. – Абигейл тоже должна подписать? Это моя приемная дочь.
– Нет, только взрослые, – ответил Хьюго.
– А можно, я подпишусь за брата? Чтобы время не тянуть. Мы опоздаем к ланчу.
– Сожалею, он должен подписаться сам.
– Просто я люблю знать, что подписываю, – сказал я обоим.
Когда я был мальчишкой, отец учил меня ни в коем случае не подписывать документов, которых не понимаю, – но в наше время с этим правилом не проживешь. Ни кабельного телевидения, ни дисконтной карты в супермаркете не получишь, пока не согласишься на тысячу правил и условий.
– Впервые попал на свадьбу с… как вы это назвали?
– Подпиской о неразглашении, – подсказал Хьюго.
– И зачем в ней пятьдесят шесть страниц?
– Не знаю, сэр. Честно говоря, по-моему, никто и никогда ее не читал.
В зеркале заднего вида появилась серебристая «тесла» и остановилась за мной. Не обращая на нее внимания, я сосредоточился на документе.
«Стороны соглашаются с тем, что любое нарушение или угроза нарушения настоящего Соглашения со стороны мистера Фрэнка Шатовски дает компании „Фонтейнхед 7 ЛЛС“ и/или членам семьи Гарднер право добиваться судебного запрета в дополнение к любым другим доступным юридическим или законным средствам правовой защиты в любом суде соответствующей юрисдикции».
Что должна означать эта чертовщина? И верещавшая над ухом Тэмми мешала собраться с мыслями. Она уже дозвонилась до Мэгги и собиралась нажаловаться.
– Да, милая, только что подъехали. Как раз у сторожки. Но твой отец уперся как осел насчет подписки. Нет, о неразглашении. На планшете. Вот именно! Понятно, понятно! Я ему и говорю. Но ты сама скажи. Тебя он послушает.
Она прижала телефон мне к уху.
– Пап, это совершенно нормально, – сказала Мэгги.
– Я как раз ее просматриваю. Если твоя тетушка на две минуты замолчит, успею дочитать.
– Пожалуйста, не раздувай это дело. Эта подписка вовсе к тебе не относится.
– Тогда зачем мне подписывать?
– Все подписывают. Без этого тебя не пропустят.
– Мэгги, я твой отец! И ты хочешь сказать, что Эррол Гарднер не пустит меня на свадьбу к родной дочери, если я не подпишу этого контракта?
– Это не контракт!
– Юристы насочиняли пятьдесят шесть страниц. И никто не может мне объяснить, что это значит. Мне бы хотелось кого-нибудь спросить.
– Серьезно? С этого ты хочешь начать праздник? Побеседовать с юристами «Кепэсети»? А не мог бы ты вести себя как все люди?
В зеркале заднего вида за «теслой» пристроилась черная «ауди». Хьюго с извиняющейся улыбкой помахал обеим, предлагая немножко потерпеть. Я старался читать побыстрее.
«Настоящее Соглашение является обязательным для меня, моих наследников, исполнителей, администраторов и правопреемников и действует в интересах Компании, ее правопреемников и цессионариев…»
Но это была только четвертая страница из пятидесяти шести, и я понимал, что дочитать никак не сумею, так что просто черкнул свою подпись и ткнул в квадратик с надписью «Принимаю».
Тэмми облегченно вдохнула и сообщила Мэгги, что все в порядке.
– Закончили, душенька. Через минуту увидимся.
Хьюго забрал свой планшет, убедился, что мы все сделали правильно, и улыбнулся:
– Прекрасно, сэр. Поезжайте теперь прямо по этой дороге. Мы ее называем Мэйн-стрит[22]. Вам будут попадаться маленькие коттеджи, но вы не останавливайтесь, пока не увидите большого.
– И откуда я узнаю, который из них большой?
– Думаю, поймете. Хорошего отдыха!
Ворота пошли вверх, и я заехал, не поблагодарив его, – что моя сестра сочла за оплошность.
– Не будь таким грубым, Фрэнки. Он просто делает свою работу.
– Не надо нам было подписывать. Мы понятия не имеем, на что согласились.
– Мэгги говорит, к нам это не относится.
– Так зачем было подписывать?
Она воздела руки в понятном каждому жесте: «Не желаю больше об этом говорить!»
По дороге я заметил еще двоих охранников в черном. В глубине леса они шли вдоль десятифутового металлического ограждения. Решетка как из «Парка юрского периода», чтобы динозавры на вырвались на волю. Я разглядел только маленький участок, но, по-моему, она уходила в лес в обе стороны.
Тэмми тем временем развернула карту и стала ее разглядывать. Такие карты с картинками выдают в парках развлечений. Все строения обозначены номерами, а внизу легенда, поясняющая, что есть что. Пять коттеджей смотрели на озеро, еще девять стояли поодаль от берега, и еще были игровые павильоны, оздоровительный/СПА-центр, лодочная станция и несколько маленьких строений, помеченных как «служебное». Каждое здание носило имя птицы – от крошечных однокомнатных бунгало «Колибри» и «Камышовка» до двухэтажных под названиями «Сокол», «Белоголовый орлан» и «Ибис».
Тэмми вслух зачитала историческую справку на обороте карты:
– «В тысяча девятьсот пятьдесят третьем году лютеранская церковь выкупила триста акров земли на озере Уиндем под „Бухту скопы“ – христианский летний лагерь, просуществовавший тридцать лет и закрывшийся в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом в трудные времена. Больше десятилетия лагерь бездействовал, пока в тысяча девятьсот девяносто девятом году его не купил Эррол Гарднер. Он вместе с женой Кэтрин и сыном Эйданом превратил «Бухту скопы» в место, где скрываются от мирской суеты передовые мыслители, лидеры, художники и предприниматели всего мира. Мы предлагаем вам прогулки в поисках хороших идей по шести милям пешеходных троп. Или отдых и перезарядку в просторных, комфортных коттеджах. И плавание в погоне за вдохновением вдоль берегов озера Уиндем». Ох, Абигейл, просто не верится, правда же?
Девчонка прижалась носом и ладошками к окну, завороженно рассматривая первые показавшиеся домики. Гарднеры, должно быть, снесли все старье, потому что эти бревенчатые домики выглядели современными, с большими панорамными окнами и с дорогой отделкой ручной работы. У передней двери каждого стоял деревянный указатель, наглядно иллюстрирующий название: зимородок, гагара, дятел, тупик…
– Который их дом? – спросила Абигейл.
– Все их, – ответила Тэмми. – Все, что ты видишь, принадлежит им. И все эти люди на них работают.
Мы повсюду видели служителей парка: они мыли окна, вытряхивали коврики, подрезали ветки, подкрашивали рамы, сметали с крылечек сухую листву. Мы разминулись с женщиной в синем халате уборщицы, она толкала перед собой корзину на колесиках, полную чистых льняных простыней. А дальше трое потных мужчин стояли у обочины на коленях, выкладывая мульчу на цветочный газон. Все были в одинаковых зеленых футболках поло и штанах цвета хаки.
– Вот попал! – вырвалось у меня.
– Что не так?
– Ты на них посмотри. А потом на меня.
Тэмми сообразила, что я и сам был в зеленой футболке поло и штанах цвета хаки.
– Ну, Фрэнки, у них наверняка найдется для тебя работа. Не хочешь здесь притормозить?
Абигейл от хохота расчихалась, забрызгав мне окно. Но не успел я проворчать, как Мэйн-стрит завернула и впереди открылся «Дом скопы». Мне сразу вспомнился отель «Старый служака» в Йеллоустоунском национальном парке: трехэтажная крепость – бревна, стекло и необработанный камень, широкие балконы, длинные перила из сучковатых, вручную обтесанных стволов.
Дорога закончилась разворотной площадкой перед зданием, и я, тормозя, увидел, как Эйдан берет мою дочь за руку. Мэгги была одета как вожатая скаутов – в розовую футболку, брезентовые шорты и маленькие кроссовки «Конверс». Едва я вылез из джипа, она бросилась обниматься.
– Как я вам рада! – воскликнула она. – Какие получатся выходные!
Эйдан был в свитере с длинными рукавами, в мешковатых штанах с мелкими кляксочками краски. Я сказал, что он, видно, усердно поработал, и он в ответ улыбнулся, но ничего объяснять не стал. Свадьба ожидалась только в субботу, но он, похоже, уже весь извелся.