Читать онлайн Протокол Тишины

Глава 1

Иван стоял перед выходом из аэропорта имени Кеннеди, щурясь от холодного нью-йоркского ветра. Небо нависало тяжёлой серой плитой, словно хотело придавить его к асфальту. Последний отрезок пятнадцатичасового перелёта измотал окончательно, но внутри пульсировало нервное возбуждение – он наконец оказался за океаном, вдали от всего, что хотел забыть.

Взгляд зацепился за глянцево-чёрный автомобиль с тонированными стёклами. Робототакси ждало его, как и было обещано. Иван приблизился, проводя ладонью по холодному боку машины. Лаконичный электронный голос поприветствовал его по имени, предлагая занять место пассажира.

«Машина с возможностью отключения автопилота, как я просил?» – Иван постучал по крыше, словно проверяя на прочность.

«Подтверждаю. Функция ручного управления активирована по вашему запросу. Передняя панель трансформируется в классическую систему управления».

Иван усмехнулся. Первая маленькая победа на американской земле. Он скользнул на водительское сиденье, ощущая под пальцами приятную прохладу кожаной обивки. Руль выдвинулся из приборной панели плавным движением, педали поднялись из пола.

«Режим гоночного разгона доступен по двойному нажатию на акселератор», – проинформировала система.

Выехав на трассу, Иван глубоко вдохнул и дважды вдавил педаль газа. Машина рванула вперёд, вжимая его в сиденье. Ноль-сто за две секунды. Мир за окном размылся. На мгновение ему показалось, что он смог оторваться не только от асфальта, но и от прошлого.

Но холодный расчёт возвращал его к реальности. Он приехал сюда не за острыми ощущениями. Не для того, чтобы восхищаться архитектурой Манхэттена, возникающего на горизонте. Он здесь ради денег – больших денег, которые ему предложили в «Заслоне». И ради возможности забыть. Стереть из памяти карие глаза, пахнущие лавандой волосы, звонкий смех Алёны.

Иван сбросил скорость, возвращаясь в реальность. Пальцы стиснули руль до побелевших костяшек. Нью-Йорк должен стать новой точкой отсчёта. Новым началом. Даже если это начало выстроено на пепелище сгоревшего прошлого.

Когда дорога превратилась в лабиринт манхэттенских улиц, Иван нехотя отпустил руль, позволяя автопилоту взять управление на себя. Машина плавно скользила между потоками транспорта, подчиняясь невидимому дирижёру городского движения.

– Маршрут до офиса «Заслон» займёт восемь минут при текущей загруженности дорог, – сообщил искусственный интеллект.

Иван молча кивнул, разглядывая каменные джунгли за окном. Небоскрёбы тянулись к небу, словно соревнуясь в высоте и дерзости архитектурных решений. Среди них вскоре показалось здание, к которому направлялось такси – стеклянный монолит, отражающий облака и соседние строения. Здание выглядело как технологический призрак, надменно возвышающийся над суетой улиц.

Машина остановилась у входа. Иван расплатился, подхватил свой чемодан и вошёл в просторный холл. Внутри царила атмосфера стерильной эффективности – минималистичный дизайн, приглушённые тона, безупречно чистые поверхности. Люди двигались целенаправленно, почти не разговаривая.

– Мистер Мелихов? – раздался женский голос. – Добро пожаловать в «Заслон».

Перед ним стояла стройная женщина лет тридцати, с собранными в тугой пучок волосами и профессиональной улыбкой на лице. Её взгляд казался одновременно приветливым и оценивающим.

– Я Джоан Кларк, менеджер по адаптации иностранных специалистов.

Иван протянул руку, внимательно разглядывая собеседницу. Под маской корпоративной доброжелательности он пытался разглядеть настоящего человека.

– Откуда вы приехали? – неожиданно спросила она на русском с заметным акцентом.

– Из «Заслона», – ответил Иван, удивлённый её знанием языка.

Джоан широко улыбнулась.

– Из-за слона? – переспросила она, делая вид, что не расслышала. – Какого слона?

Уголки губ Ивана дрогнули в намёке на улыбку. Он оценил попытку разрядить атмосферу, хотя шутка была откровенно слабой.

– Да, точно, я прямиком из московского зоопарка, – парировал он. – Работал там смотрителем слонов, но решил сменить профиль.

Джоан рассмеялась, и в её глазах мелькнуло что-то искреннее, выбивающееся из общей корпоративной атмосферы.

Джоан повела Ивана по длинному коридору, стены которого были оформлены в серо-голубых тонах. Освещение было ровным, без теней – будто специально созданным, чтобы не отвлекать сотрудников от работы.

– Перед началом сотрудничества нам необходимо оформить несколько документов, – произнесла Джоан, открывая дверь в небольшую переговорную. – Стандартная процедура.

В комнате их ждал стол из тёмного дерева, несколько стульев и планшет с уже открытыми документами. Иван сел, взяв в руки устройство. На экране светилось название первого документа: «Соглашение о неразглашении».

– Сорок три страницы? – Иван приподнял брови. – Что тут можно написать на сорока трёх страницах?

– Юристы, – Джоан пожала плечами. – Они бы и «Войну и мир» переписали, добавив туда пункты об ответственности сторон.

Иван быстро пролистал документ, задерживаясь на ключевых моментах. Стандартное NDA, хотя и с необычно жёсткими штрафами. Он поставил цифровую подпись.

Следующим было «Согласие на биометрическую идентификацию».

– Отпечатки пальцев, сетчатка глаза, голосовой профиль, – перечислял Иван, скользя взглядом по пунктам. – Анализ походки? Серьёзно?

– Безопасность прежде всего, – ответила Джоан без тени улыбки. – У нас работают лучшие умы планеты над проектами, которые могут изменить будущее человечества.

Иван подписал и этот документ, мысленно отметив, что уровень паранойи здесь зашкаливает даже по меркам российских оборонных предприятий.

Третий документ заставил его замереть. «Соглашение о недопустимости использования сарказма в переговорах с партнёрами и клиентами компании».

– Это последняя – шутка? – Иван поднял глаза на Джоан.

Её лицо оставалось непроницаемым. Ни один мускул не дрогнул, взгляд был пустым и профессионально отстранённым.

Иван выдержал паузу, ожидая, что она не выдержит и улыбнётся. Но Джоан продолжала смотреть на него всё с тем же каменным выражением лица.

Значит, будет весело, – подумал Иван, ставя подпись под документом, запрещающим ему быть собой.

Джоан проводила Ивана через несколько уровней охраны. Каждый раз двери открывались после сканирования их биометрических данных – отпечатки, сетчатка, распознавание лица. С каждым новым барьером коридоры становились уже, освещение – тусклее, а ощущение секретности – плотнее.

– Добро пожаловать в сердце нашей исследовательской программы, – произнесла Джоан, когда последняя дверь с шипением отъехала в сторону.

Перед ними открылась просторная лаборатория с высокими потолками. Десятки людей в белых халатах двигались между рабочими станциями, голографическими проекторами и стендами с прототипами. В центре помещения возвышалась трёхмерная проекция какого-то аппарата, вокруг которой столпились несколько человек.

– Это доктор Рамирес, руководитель проекта, – Джоан указала на высокого седеющего мужчину с острыми чертами лица. – Он ждёт вас.

Рамирес оторвался от голограммы и направился к ним, протягивая руку.

– Мелихов! Наконец-то. Ваша репутация опередила вас.

Иван пожал руку, ощутив сильное, но не демонстративное рукопожатие.

– Идёмте, – Рамирес повёл их к центральному столу. – Мы хотим показать вам то, над чем работаем последние три года.

Голографическая проекция увеличилась, демонстрируя детализированную модель капсулы обтекаемой формы с ракетным двигателем.

– Проект «Капсула», – с гордостью объявил Рамирес. – Одноместная суборбитальная система, способная доставить человека из Нью-Йорка в Москву за тридцать минут.

Иван медленно обошёл вокруг проекции, изучая каждую деталь. Остальные инженеры и учёные наблюдали за ним с нескрываемым любопытством.

– Потрясающе, – произнёс один из них. – Представляете масштаб? Межконтинентальное путешествие быстрее, чем поездка на метро через весь город!

– Мы рассчитываем, что это произведёт революцию в транспортной системе, – добавил другой. – Первая в мире персональная ракета.

Иван продолжал молча изучать проекцию. Его лицо оставалось непроницаемым, только глаза двигались, анализируя каждую деталь конструкции. Инженеры переглянулись. Рамирес нахмурился.

– Что вы думаете, Мелихов? – спросил он наконец.

Иван поднял взгляд от проекции и спокойно спросил:

– А как она будет тормозить?

В лаборатории воцарилась тишина. Рамирес открыл рот, но не произнёс ни слова. Инженеры застыли, глядя друг на друга.

– Именно поэтому вы здесь, доктор Мелихов, – после неловкой паузы произнёс Рамирес, проводя рукой по воротнику рубашки. – Мы… столкнулись с некоторыми техническими сложностями в системе торможения. Наши инженеры предложили несколько решений, но все они либо слишком громоздкие, либо недостаточно надёжные. Мы надеемся, что ваш нестандартный подход и опыт работы с нелинейными системами помогут нам найти элегантное решение этой проблемы.

Иван ещё несколько минут рассматривал голограмму, мысленно перебирая возможные решения проблемы торможения. Инженеры вокруг начали негромко переговариваться, возвращаясь к своим рабочим местам. Джоан тактично отошла в сторону, давая Рамиресу возможность обсудить с новым специалистом детали проекта.

Внезапно двери лаборатории бесшумно разъехались, и в помещение вошёл высокий мужчина лет пятидесяти в простом сером свитере и джинсах. Ни охраны, ни помощников – он появился один, словно обычный сотрудник, зашедший поинтересоваться ходом работ. Но реакция присутствующих выдала его статус мгновенно: разговоры стихли, спины выпрямились, а Рамирес оторвался от консоли и двинулся навстречу вошедшему.

Мужчина, однако, жестом остановил Рамиреса и направился прямиком к Ивану. Его походка была лёгкой и уверенной, а на лице играла открытая улыбка, лишённая показной вежливости.

– Здравствуйте, Иван Александрович, – произнёс он на чистом русском с едва заметным акцентом. – Рад наконец познакомиться лично. Я Ричард Блейк.

Иван не смог скрыть удивления. Брови поползли вверх, а на лице отразилось неподдельное изумление. Блейк – миллиардер, основатель «Глобал скай» и главный инвестор проекта «Капсула» – не только знал его отчество, но и говорил на русском без переводчика. Это было неожиданно – один из богатейших людей планеты, технологический визионер, чьё имя не сходило с обложек деловых журналов, обратился к нему так, словно они были давними знакомыми. Иван слышал, конечно, что Блейк славится своим умением находить общий язык с людьми разных культур, но такой уровень внимания к деталям впечатлял. Особенно учитывая, что русский язык вряд ли был в списке повседневных приоритетов человека, чьи технологические империи простирались по всему миру.

– Не ожидали? – Блейк улыбнулся ещё шире, протягивая руку. – Я изучал русский в университете. Всегда считал, что лучший способ понять чужую культуру – это выучить язык.

Рукопожатие Блейка было крепким, но не демонстративным – просто уверенное прикосновение человека, привыкшего брать на себя ответственность.

– Впечатлён, – честно признался Иван. – Не каждый день встречаю американцев, говорящих по-русски без акцента из фильмов про шпионов времён холодной войны.

Блейк рассмеялся – искренне, без малейшего намёка на снисходительность.

– Я слышал, вы уже нашли нашу ахиллесову пяту, – он кивнул в сторону голограммы. – Проблема торможения. Сорок лучших инженеров бьются над ней шесть месяцев, а вам хватило пяти минут, чтобы указать на неё.

Иван ощутил странное чувство. В словах Блейка не было ни сарказма, ни упрёка – только неподдельный интерес и какая-то почти детская радость от встречи с человеком, способным увидеть то, что другие пропустили.

– Я не знаю решения, – честно признался Иван. – Пока что.

– Но вы его найдёте, – в голосе Блейка звучала абсолютная уверенность. – Именно поэтому вы здесь.

Блейк повёл Ивана в сторону небольшой переговорной комнаты, расположенной в углу лаборатории. Стеклянные стены создавали иллюзию открытости, но стоило им войти внутрь, как стекло моментально затемнилось, обеспечивая полную приватность. Рамирес и остальные инженеры остались снаружи, понимая, что их присутствие не требуется.

– Знаете, Иван, – Блейк опустился в кресло, жестом приглашая Мелихова сделать то же самое, – я всегда считал, что самые большие проблемы человечества – это не войны или бедность. Это барьеры.

Он сделал паузу, словно давая собеседнику возможность осмыслить сказанное.

– Барьеры языка, культуры, расстояния… и времени. Особенно времени. Мы живём в мире, где информация преодолевает планету за миллисекунды, но физическое перемещение всё ещё занимает часы и дни.

Иван внимательно слушал, отмечая странное сочетание делового прагматизма и почти поэтической возвышенности в словах миллиардера.

– Моя цель – соединить мир, – продолжил Блейк, подавшись вперёд. – Убрать время как барьер. Представьте мир, где расстояние между Нью-Йорком и Москвой – это не одиннадцать часов полёта, а тридцать минут. Где деловая встреча на другом конце света – это не вопрос планирования на неделю вперёд, а вопрос получаса.

Иван кивнул, но внутри шевельнулось странное чувство. А разве не любовь должна этим заниматься? – мелькнула непрошеная мысль. Соединять, сближать, преодолевать барьеры? Образ Алёны на мгновение всплыл в памяти, но он тут же отогнал его.

– Проект окупится практически сразу, – продолжил Блейк, не заметив мимолётного изменения в выражении лица собеседника. – Путешествие будет стоить дешевле, чем полёт на частном самолёте, при этом мы сократим время в двадцать раз. И что особенно важно – это намного лучше для экологии. Никаких тонн углекислого газа, выбрасываемых в атмосферу.

– Звучит убедительно, – ответил Иван, хотя в глубине души лёгкий скепсис никуда не делся. Он слишком хорошо знал, как самые благие намерения могут обернуться неожиданными последствиями. Особенно когда речь идёт о технологиях такого масштаба.

– Но главное – это время, – Блейк произнёс это с особенным акцентом, словно время было для него чем-то личным, почти священным. – Мы подарим людям время. Самый ценный ресурс на земле.

Через два часа после встречи с Блейком Иван уже сидел в просторном конференц-зале на тридцать втором этаже. Панорамные окна открывали захватывающий вид на Манхэттен, но никто из присутствующих не обращал внимания на городской пейзаж. Все взгляды были прикованы к большому голографическому экрану, где сменяли друг друга технические схемы и расчёты.

Инженерная команда состояла из восьми человек – молодых, энергичных специалистов с идеальной осанкой и уверенными движениями. Они по очереди выходили к экрану, представляя свои части проекта. Каждый говорил чётко, без лишних слов, как будто все они прошли один и тот же тренинг по презентациям.

– Система запуска оптимизирована для минимизации перегрузок, – докладывал худощавый инженер с короткой стрижкой, демонстрируя анимацию взлёта капсулы. – Мы используем многоступенчатое ускорение, чтобы сделать процесс максимально комфортным для пассажира.

Иван внимательно следил за презентацией, изредка делая пометки в электронном блокноте. Его лицо оставалось непроницаемым, но внутри нарастало смутное беспокойство. Что-то в этих безупречных расчётах и глянцевых анимациях казалось ему оторванным от реальности.

– Траектория полёта рассчитана с учётом оптимального расхода топлива, – продолжал другой инженер, азиат с аккуратно уложенными волосами. – Наш алгоритм постоянно корректирует курс, учитывая атмосферные условия и магнитные аномалии.

Слайды сменялись один за другим. Графики, диаграммы, уравнения. Всё выглядело безупречно, каждая деталь была продумана. По крайней мере, на экране.

Наконец, очередь дошла до системы торможения – той самой проблемы, которую Иван выявил с первого взгляда. Высокая женщина с рыжими волосами, собранными в хвост, уверенно вышла к экрану.

– Для решения проблемы торможения мы разработали систему воздушного сопротивления с изменяемой геометрией, – она продемонстрировала, как капсула трансформируется при входе в плотные слои атмосферы. – Наши расчёты показывают, что это позволит снизить скорость до приемлемой для финального этапа посадки.

Иван наконец не выдержал и прервал презентацию.

– На бумаге красиво, но так не полетит.

В конференц-зале воцарилась абсолютная тишина. Инженеры переглянулись, а докладчица замерла с открытым ртом. Иван почувствовал, как воздух в помещении словно сгустился.

– Он всегда такой? – шепнул один из инженеров своему коллеге, явно не рассчитывая, что Иван поймёт.

– Нет, обычно я более дипломатичен, – ответил Иван по-английски, заставив инженера вздрогнуть от неожиданности. – Но система с изменяемой геометрией не решит проблему торможения при тех скоростях, о которых мы говорим. Это как пытаться остановить поезд, выставив руку в окно.

Рыжеволосая женщина, представившаяся как доктор Нгуен, прищурилась.

– Доктор Мелихов, мы провели десятки симуляций…

– Симуляции основаны на моделях, – перебил Иван. – А модели хороши ровно настолько, насколько точны их допущения. Вы учли эффект Шрамма при входе в атмосферу?

В комнате повисла тишина. Рамирес, сидевший в углу, заинтересованно подался вперёд.

– Эффект Шрамма считается теоретическим, – наконец произнесла доктор Нгуен. – Нет экспериментальных данных…

– Потому что никто не пытался тормозить объект, движущийся с такой скоростью, в верхних слоях атмосферы, – закончил за неё Иван. – Но если вы ошибаетесь, ваша капсула превратится в метеорит.

Рамирес объявил перерыв, когда напряжение в комнате достигло критической точки. Инженеры разбрелись по конференц-залу, собираясь небольшими группами и негромко переговариваясь. Иван направился к столику с кофе, чувствуя на себе взгляды коллег – смесь раздражения, любопытства и, возможно, уважения.

Он как раз добавлял сахар в чашку, когда к нему подошёл молодой инженер с азиатской внешностью.

–Добрый день, – обратился он к Ивану с дружелюбной улыбкой. – Заслон… is that something about elephants? Что-то про слонов, верно?

Иван поднял взгляд от чашки и, не моргнув глазом, ответил:

– Если вы слон – мы за вас. Полное прикрытие.

Инженер недоуменно моргнул. Несколько человек, стоявших рядом, обернулись, пытаясь понять, что происходит. Тишина длилась несколько секунд, пока кто-то из стоявших рядом – кажется, это был Рамирес – не фыркнул от смеха. За ним рассмеялся ещё один инженер, потом ещё один, и вскоре весь конференц-зал наполнился смехом.

Азиатский инженер протянул Ивану руку:

– Джин Ли. Кажется, ты не такой уж и страшный, как о тебе говорят.

Иван склонился над рабочим столом, вглядываясь в схемы системы торможения. Цифры и графики плыли перед глазами – уже третий час он пытался найти решение проблемы, которую команда Рамиреса не могла преодолеть месяцами. Краем глаза он заметил, как Джин Ли подключает к диагностической панели небольшое устройство цилиндрической формы с характерным синим индикатором на торце.

Что-то знакомое мелькнуло в сознании. Иван оторвался от расчётов и пристальнее посмотрел на прибор. Тонкий корпус из серебристого металла, асимметричные разъёмы, синий светодиод, мигающий с интервалом в три секунды – ни с чем не перепутаешь.

Модуль квантовой синхронизации. Точно такой же, как тот, что разрабатывали в «Заслоне» два года назад.

Мир вокруг внезапно поплыл, растворяясь в накатившем воспоминании.

…Лаборатория в Москве. Запах кофе и озона от перегретой электроники. Приглушённый свет. Алёна сидит за столом, сосредоточенно записывая что-то в блокнот. Очки съехали на кончик носа, она машинально поправляет их указательным пальцем, не отрываясь от формул. Светло-русые волосы собраны в небрежный пучок, несколько прядей выбились и падают на лицо.

– Если интегрировать функцию по всему диапазону, получим стабильную синхронизацию, – бормочет она себе под нос. – Иван, глянь, пожалуйста…

Она поднимает глаза – глубокие, серые, с тем особенным блеском, который появляется, когда она близка к разгадке очередной научной головоломки. Тонкие губы изгибаются в полуулыбке.

– Ты опять витаешь в облаках?

Иван моргнул. Лаборатория «Глобал скай» вернулась в фокус. Джин Ли стоял рядом, держа в руках тот самый модуль, так похожий на российскую разработку.

– Всё в порядке? – спросил Джин. – Ты как будто призрака увидел.

Иван потёр переносицу, прогоняя наваждение.

– Да, всё нормально, – ответил он, кивнув на устройство. – Интересный модуль. Где вы его взяли?

Вечерний Нью-Йорк раскинулся за панорамными окнами апартаментов, которые компания выделила Ивану. Сотни огней отражались в тёмных водах Гудзона, создавая иллюзию звёздного неба, опрокинутого в реку. Мелихов стоял у стекла, механически потягивая кефир из тяжёлого хрустального стакана, который нашёл в безупречно организованном баре.

Квартира поражала своей функциональностью. Умный дом среагировал на его появление мягким светом и идеальной температурой. Холодильник был заполнен продуктами, о которых Иван никому не рассказывал, но которые предпочитал. Кто-то проделал серьёзную работу, изучая его привычки.

– Приветствую, доктор Мелихов. Чем могу помочь? – прозвучал мягкий женский голос из динамиков, вмонтированных в потолок.

– Ничем, – буркнул Иван. – Отключись.

– Конечно. Активируйте меня, если понадоблюсь.

Он подошёл к кровати – огромной, застеленной бельём цвета слоновой кости. Сел на край. Матрас идеально прогнулся под его весом – ни слишком мягкий, ни слишком жёсткий. Разумеется, эргономический, с памятью формы и ещё десятком технологических наворотов.

Внезапно Ивана накрыло волной усталости. Не физической – душевной. Он не замечал её весь день, погружённый в новые впечатления, встречи, информацию. Теперь же, оставшись один в этой стерильной, идеально настроенной квартире, он почувствовал, как внутри разливается тяжесть.

Сколько прошло с момента вылета из Москвы? Двадцать часов? Тридцать? Он потерял счёт времени. Но дело было не в джетлаге. Дело было в пустоте, которая окружала его в этом технологическом совершенстве. Ни одной личной вещи. Ни одной мелочи, говорящей о том, что здесь живёт человек.

Иван достал телефон. Палец завис над контактами. Кому звонить? Родителям? Старым друзьям? Алёне?

Имя бывшей невесты отозвалось тупой болью где-то под рёбрами. Иван отбросил телефон на кровать и лёг, глядя в потолок. За окном продолжала сиять ночная панорама Нью-Йорка – города, который никогда не спит и, кажется, никогда не задумывается о прошлом.

Иван хотел уже отключить телефон, когда экран внезапно вспыхнул уведомлением. Имя отправителя заставило его нахмуриться – Эмиль Абдулов. Странно. Они никогда не были особенно близки, хотя и работали в одном отделе в «Заслоне». Эмиль всегда держался в тени, предпочитая общаться через код и алгоритмы, а не напрямую с людьми.

Сообщение было коротким, почти телеграфным:

«Ты знаешь, что они запустили протокол без полной калибровки? Сбой был. Она работала с ним.»

Иван перечитал текст трижды, пытаясь расшифровать скупые строки. О каком протоколе шла речь? И кто такая «она»? Впрочем, последний вопрос был риторическим – Эмиль мог иметь в виду только Алёну. Они часто работали вместе над различными проектами.

Палец завис над клавиатурой. Что ответить? Спросить напрямую? Отшутиться? Проигнорировать?

Часы на телефоне показывали почти три часа ночи по московскому времени. Странное время для рабочих сообщений. Особенно от человека, который почти никогда не писал ему раньше.

Иван отложил телефон, не ответив. Усталость наконец взяла своё, мысли путались. Что бы ни происходило в Москве, это могло подождать до утра. Он позвонит в «Заслон», узнает, над чем работает Алёна, выяснит, что за протокол запустили без калибровки. Всему есть логичное объяснение.

Иван прикрыл глаза, но сон не шёл. Воображение рисовало Алёну, склонившуюся над терминалом, с тем самым сосредоточенным выражением лица, которое появлялось у неё в моменты интенсивной работы. Интересно, она всё ещё носит то тонкое серебряное кольцо, которое он подарил ей на годовщину? Или давно сняла, как только он улетел в Нью-Йорк?

Телефон снова вспыхнул – на этот раз системным уведомлением о низком заряде батареи. Иван подключил его к зарядке и отвернулся к окну. Завтра. Он разберётся со всем завтра.

Тьма накрыла Ивана мягким одеялом. Комната растворилась в сумраке, а мерный гул ИИ-шумоподавления, встроенного в систему кровати, создавал странный эффект – словно он опускался на дно океана, где звуки внешнего мира становились всё глуше и отдалённее. Веки отяжелели, мысли начали путаться, переплетаясь с образами прошедшего дня – Блейк с его проницательным взглядом, инженеры над голограммами, синий индикатор устройства, так похожего на разработку «Заслона».

Сознание Ивана балансировало на грани сна и яви, когда мир сновидений распахнул перед ним свои двери. Он оказался в длинном коридоре без окон. Серые стены уходили вдаль, сливаясь с темнотой. Пол под ногами ощущался странно – твёрдый и одновременно податливый, как будто состоящий из плотного тумана.

– Иван, – прозвучал голос Алёны откуда-то спереди. – Иван, ты слышишь меня?

Её голос звучал иначе – без привычной твёрдости и уверенности. В нём слышалась тревога, почти страх. Иван попытался откликнуться, но слова застряли в горле. Он двинулся вперёд, ускоряя шаг.

– Помоги мне, – снова донёсся голос Алёны. – Я не могу выбраться.

Иван перешёл на бег. Коридор, казалось, удлинялся с каждым шагом. Тени на стенах сгущались, принимая причудливые формы – то ли цифры, то ли символы незнакомого алфавита.

– Где ты? – наконец смог выкрикнуть Иван, но его голос прозвучал глухо, словно сквозь толщу воды.

– Я здесь, в тишине, – ответила Алёна, и её голос стал едва различимым шёпотом. – Они запустили протокол… Я не могу…

Впереди показался слабый свет. Иван рванулся к нему, протягивая руку. Пальцы коснулись чего-то холодного – не стены, не двери, а чего-то похожего на стекло или лёд. За этой прозрачной преградой он увидел силуэт Алёны, окружённый странным голубоватым сиянием.

– Я вытащу тебя, – пообещал Иван, надавливая на преграду.

Поверхность подалась, растекаясь вокруг его руки, как жидкое стекло. Он сделал шаг вперёд – и внезапно ощутил, как пол исчезает под ногами. Падение было беззвучным и бесконечным. Иван летел сквозь пустоту, абсолютную и всепоглощающую.

И вдруг – тишина. Полная, абсолютная тишина. Даже его собственные мысли, казалось, затихли, растворившись в этом бездонном молчании.

Глава 2

Иван проснулся резко, как от толчка. Открыл глаза и замер, прислушиваясь. Вокруг царила абсолютная тишина. Никакого шума кондиционеров, гула лифтов, криков сирен или далёкого гудения транспортного потока. Ни единого звука.

Он повернул голову, глядя на часы. Девять утра. Иван моргнул, не веря своим глазам. Он не просто проспал всю ночь – он спал глубоко, без сновидений. Вернее, без тех, что он мог бы вспомнить. Странное ощущение – словно на несколько часов его сознание полностью отключилось от реальности.

Солнечный свет просачивался сквозь автоматические жалюзи, создавая на полу узор из золотистых полос. Иван продолжал лежать, вытянувшись на широкой кровати. Тело ощущалось отдохнувшим, но разум никак не мог стряхнуть остатки какого-то смутного беспокойства.

Последний раз он так спал… Когда? В детстве? В деревне у бабушки, где единственными звуками по утрам были пение птиц и шелест листвы? Или в экспедиции на Байкале, когда после дня изнурительных исследований падал без сил в палатке?

Он провёл рукой по лицу. Щетина. Часы на прикроватной тумбочке показывали не только время, но и дату. Прошли сутки с момента его прилёта.

Телефон мигал индикатором непрочитанных сообщений. Иван потянулся к нему, но остановил руку на полпути. Что-то удерживало его от немедленного погружения в поток информации. Хотелось продлить это состояние покоя, безмятежности. Ощущение, что весь мир подождёт ещё пять минут.

Система "умного дома" тихо загудела, запуская утренний цикл. Жалюзи медленно поднялись, впуская больше света. Где-то в глубине квартиры включилась кофеварка. Иван лежал неподвижно, наблюдая, как солнечные лучи медленно перемещаются по комнате, освещая стерильно-белые стены и минималистичную мебель.

Впервые за долгое время он проснулся без головной боли. Без тяжести в груди. Без мыслей об Алёне.

Иван наконец поднялся с кровати, потянулся до хруста в позвоночнике и направился к панели управления на стене. Он провёл пальцем по сенсорному экрану, активируя интерфейс. Комната мгновенно ожила – проекционный дисплей развернулся в воздухе, показывая схему квартиры и все подключенные системы.

– Интересно, – пробормотал он, пролистывая меню до раздела "Акустический комфорт".

Перед ним развернулась трёхмерная схема звукоизоляционной системы. Иван присвистнул. Не просто звукоизоляция – активное шумоподавление, интегрированное в саму структуру помещения. Микрофоны, вмонтированные в стены, потолок и пол, улавливали любые внешние звуки. Нейросеть анализировала их частотные характеристики и генерировала противофазу, создавая эффект полной тишины.

Он увеличил изображение кровати. По периметру матраса располагались миниатюрные акустические излучатели, формирующие локальное поле. Система даже не требовала наушников – она создавала "пузырь тишины" непосредственно вокруг спящего человека.

– Гениально и просто, – Иван покачал головой, изучая алгоритмы предиктивного анализа. Система не просто реагировала на шум – она предугадывала его появление, анализируя звуковые паттерны улицы.

Пальцы быстро скользили по виртуальной клавиатуре, вызывая дополнительные схемы, технические спецификации, историю патентов. Американская разработка, внедрённая всего год назад. Прорыв в области акустического комфорта.

Иван почувствовал знакомое чувство – смесь восхищения и досады. Он улыбнулся, но улыбка вышла кривой.

– За державу обидно, – тихо произнёс он, разглядывая имена разработчиков. – Почему не у нас? У нас что, мозгов не хватает?

Он вспомнил свою лабораторию в Москве. Талантливые ребята, интересные идеи… и вечная нехватка финансирования, бюрократические преграды, устаревшее оборудование. Здесь же – полная свобода творчества, подкреплённая миллиардными инвестициями.

Иван закрыл технические спецификации и направился на кухню. Утренний ритуал требовал кофе, и умный дом уже предвосхитил его желание. Стоило ему только переступить порог кухни, как кофемашина тихо загудела, завершая приготовление идеального американо. Одно прикосновение к панели – и напиток готов, настроенный под его предпочтения: крепкий, с минимумом сахара, температура ровно семьдесят пять градусов.

– Всё слишком просто, – пробормотал Иван, забирая чашку.

Он сделал глоток и поморщился. Кофе был безупречен – и в этом заключалась проблема. Никаких неожиданностей, никаких отклонений от заданной программы. Даже случайность здесь казалась просчитанной.

В ванной комнате зеркало мягко засветилось, когда он вошёл. Система определила его присутствие и автоматически отрегулировала высоту отражения под его рост. Освещение плавно изменилось, подстраиваясь под утреннее время и его биоритмы. Не слишком яркое, чтобы не раздражать глаза, но достаточное для комфортного бритья.

Иван провёл рукой по щетине. Умное зеркало тут же отобразило меню с рекомендациями: "Хотите видеть, как будете выглядеть после бритья?" Рядом появились виртуальные кнопки с вариантами щетины разной длины.

– Нет, спасибо, – ответил он пустоте.

Зеркало послушно погасило меню. Но через секунду предложило новый вариант: "Рекомендуемые средства для чувствительной кожи". Иван раздражённо махнул рукой, отключая все подсказки.

Он смотрел на своё отражение и видел человека, окружённого невидимой клеткой комфорта. Всё здесь подстраивалось под него, предугадывало желания, устраняло малейшие неудобства. И оттого каждый жест, каждое действие казались фальшивыми, заранее запрограммированными кем-то другим.

Иван ощущал себя гостем в чужом спектакле. Актёром, которому выдали роль, но забыли объяснить смысл пьесы. Он двигался по сцене, произносил реплики, а невидимый режиссёр услужливо подсвечивал его путь, не давая сбиться с намеченной траектории.

Иван открыл голографический экран и начал просматривать расписание. Перед ним развернулась трехмерная проекция с плотной сеткой встреч, совещаний, дедлайнов. Все разложено по часам, выстроено в идеальном порядке. Он скользил пальцем по воздуху, перелистывая виртуальные страницы календаря, делая вид, что вникает в суть каждого пункта.

– Десять тридцать – презентация концепции тормозной системы, – пробормотал он, уставившись на мерцающую надпись. – Четырнадцать ноль-ноль – совещание с отделом безопасности. Шестнадцать пятнадцать – тестирование прототипа.

Слова звучали пусто. Глаза механически считывали информацию, но мозг отказывался её обрабатывать. Иван щелкнул пальцами, переключаясь на проектную документацию. Перед ним возникли сложные диаграммы, графики, уравнения. Он попытался сосредоточиться на схеме энергетического контура капсулы, но мысли упрямо разбегались в разные стороны.

Где-то на периферии сознания мелькнула формула, требующая проверки. Иван попытался ухватиться за эту мысль, но она ускользнула, растворилась среди других, более настойчивых. Воспоминание о московской квартире. Звук каблуков Алёны по паркету. Запах её духов.

Он раздраженно провел рукой по голограмме, переключаясь на следующую схему. Трехмерная модель тормозной системы повисла в воздухе, медленно вращаясь вокруг своей оси. Красные точки обозначали критические узлы, требующие доработки. Иван смотрел на них, не видя.

Звук входящего сообщения вырвал его из оцепенения. На экране появилось напоминание о встрече с Рамиресом через пятнадцать минут. Иван резко выключил голограмму. Комната мгновенно потемнела, словно кто-то выкрутил регулятор яркости до нуля.

– Да чтоб тебя, – процедил он, глядя в пустоту.

Всё вдруг начало раздражать – идеально выверенное расписание, безупречная система оповещений, предсказуемость каждого следующего шага. Даже воздух в комнате казался искусственным, очищенным от всего живого, настоящего.

Иван сидел перед голограммой, но его мысли витали далеко. Вместо сложных схем и графиков перед глазами возникла совсем другая картина – залитый солнцем московский офис, белые стены с синими акцентами, логотип "Заслона" над входом и она – Алёна, склонившаяся над проекционным столом.

Это было год назад. Их команда работала над системой аварийного торможения для высокоскоростных поездов. Проект подходил к завершению, но оставалась критическая проблема – алгоритм реагирования на непредвиденные препятствия.

– Твоя система слишком резкая, – Алёна постукивала стилусом по краю стола. – Ты оптимизировал всё под скорость реакции, но забыл про стабильность.

Иван стоял напротив, уперев руки в бока.

– А твой вариант слишком осторожный. Пока система проверит все параметры, поезд уже врежется.

– Лучше плавное торможение, чем опрокидывание на полной скорости, – парировала она, поправляя выбившуюся прядь волос. – Пассажиры не выдержат такой перегрузки.

– Я заложил компенсацию. Смотри, – Иван быстро переключил проекцию, вызывая графики. – Вот расчёт демпфирующих элементов. Система сначала гасит инерцию, потом уже тормозит.

Алёна подошла ближе, наклонилась над голограммой, прищурившись.

– Красиво на бумаге. А теперь покажи мне модель отказа первичного контура.

Иван ухмыльнулся.

– Решила загнать меня в угол? – Он щёлкнул пальцами, вызывая нужную симуляцию. – Вот, пожалуйста.

Они стояли плечом к плечу, разглядывая трёхмерную модель. Алёна качала головой, но в глазах плясали смешинки.

– Ты опять полагаешься на теорию. А я говорю о реальных условиях. Когда температура минус тридцать, металл ведёт себя иначе.

– Я учёл коэффициент температурного расширения.

– Да, но не учёл усталость материала после пятисот циклов.

Иван театрально закатил глаза.

– Алёна Михайловна, вы просто невозможны. Давайте сразу учтём влияние солнечных пятен и фазы луны.

Она легонько толкнула его в плечо.

– Смейся-смейся. А потом будешь объяснять комиссии, почему твоя идеальная система сработала как попало.

В их споре не было настоящей злости – только азарт, только желание найти идеальное решение. Глаза Алёны смеялись, даже когда она хмурила брови и называла его подходы "авантюрными". А он не мог оторвать от неё взгляд, даже когда она безжалостно критиковала его расчёты.

Иван моргнул. Воспоминание рассеялось, словно утренний туман под лучами солнца. Перед ним снова возникла пустая комната его нью-йоркской квартиры. Запах свежесваренного кофе, который раньше вызывал удовольствие, теперь казался чужим, искусственным.

Он резко провёл ладонью по воздуху, закрывая все окна на голографическом дисплее. Виртуальные схемы, диаграммы и графики исчезли одно за другим – будто он стирал не только данные, но и сами воспоминания. Пальцы двигались с неожиданной злостью, почти судорожно, словно каждое прикосновение к проекции причиняло физическую боль.

Последним исчезло окно календаря с расписанием встреч. Комната погрузилась в полутьму. Система умного дома, воспринявшая его жест как команду, приглушила освещение до минимума.

На лице Ивана появилась лёгкая тень – не просто игра света и тени в затемнённом помещении, а отражение внутренней борьбы. Его губы сжались в тонкую линию, между бровями залегла морщинка. Он медленно опустился на край кровати, сжимая в руках чашку с остывающим кофе.

Система кондиционирования тихо шуршала, поддерживая идеальную температуру. Иван сделал глоток кофе и поморщился – напиток остыл, потеряв свой вкус. Он поставил чашку на прикроватную тумбочку и провёл ладонями по лицу, словно пытаясь стереть невидимую маску.

– К чёрту, – прошептал он в пустоту комнаты.

Его взгляд упал на часы. До встречи с Рамиресом оставалось двенадцать минут. Двенадцать минут, чтобы собраться с мыслями и снова надеть маску уверенного в себе специалиста, которого не тревожат призраки прошлого.

Иван сидел на краю кровати, глядя в пустоту. Воспоминания накатывали волнами, и каждая новая была сильнее предыдущей. Он не хотел вспоминать, но образы возникали сами – яркие, почти осязаемые.

Московская осень. Конец октября. Серое небо, нависшее над городом тяжёлым свинцовым куполом. Иван вышел из здания института, на ходу застёгивая пальто. В руке – чёрный складной зонт, купленный неделю назад после того, как предыдущий вывернуло ветром наизнанку.

Дождь усиливался с каждой минутой. Капли барабанили по асфальту, превращая лужи в миниатюрные озёра с расходящимися кругами. Иван раскрыл зонт и замер, увидев знакомый силуэт под козырьком соседнего корпуса.

Алёна стояла, прижавшись спиной к стене, и смотрела на стену дождя перед собой. Без зонта, в лёгком плаще, явно не рассчитанном на такой ливень. Она не заметила его – взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно она видела что-то за пеленой дождя, недоступное другим.

Иван направился к ней, перешагивая через лужи. Подошёл и молча встал рядом, протягивая зонт так, чтобы укрыть их обоих. Алёна вздрогнула от неожиданности, повернула голову. Их взгляды встретились.

– Забыла зонт? – спросил он, хотя ответ был очевиден.

Она кивнула, не произнося ни слова. В её глазах мелькнуло что-то – то ли благодарность, то ли смущение. Иван заметил, как она поёжилась от холода.

– Пойдём, – сказал он, делая шаг вперёд. – Я провожу.

Они шли по мокрым улицам, прижавшись друг к другу под одним зонтом. Молчали – не потому что нечего было сказать, а потому что слова казались лишними. Дождь усиливался, превращаясь в настоящий ливень. Порывы ветра бросали косые струи под зонт, но Иван только крепче сжимал ручку, наклоняя его против ветра.

Алёна шла рядом, почти касаясь его плеча. Её волосы пахли дождём и чем-то неуловимо свежим, как первые весенние листья. Иван украдкой бросал на неё взгляды, замечая, как капли дождя блестят на её ресницах.

Иван сидел неподвижно, забыв о встрече, о проекте, обо всём на свете. Воспоминание захватило его полностью, утянуло в прошлое с такой силой, что настоящее перестало существовать. Комната с её идеальной температурой и приглушённым светом растворилась, уступив место московскому ливню.

Он вспоминал то ощущение – тепло её плеча сквозь тонкую ткань плаща и холод дождя, барабанящего по куполу зонта. Их маленький мир под чёрным нейлоновым небом. Укрытие от хаоса стихии.

Но что было дальше? Иван напряг память, пытаясь восстановить разговор, слова, которыми они обменялись, идя по мокрым улицам. И не смог. Воспоминание обрывалось, словно кто-то вырезал кусок плёнки из старого фильма. Он помнил только ощущения – тепло, холод, запах дождя в её волосах, звук их шагов по лужам.

Эти три минуты под зонтом, эта случайная встреча под проливным дождём – именно тогда что-то изменилось. Именно тогда, сквозь панцирь повседневности, сквозь маску циничного учёного, он почувствовал себя живым. По-настоящему живым – с бьющимся сердцем, с кровью, пульсирующей в висках, с дыханием, сбивающимся от волнения.

Иван провёл ладонью по лицу, словно стирая наваждение. Сколько времени прошло с тех пор? Год? Полтора? Почему именно сейчас, в стерильной квартире на другом конце света, это воспоминание ударило с такой силой?

Система умного дома тихо пискнула, напоминая о встрече. Иван не шелохнулся. Он всё ещё был там – под дождём, рядом с ней, в тот момент, когда мир вдруг стал ярче, острее, настоящее.

Иван резко поднялся с края кровати. Его движения стали отрывистыми, почти механическими. Он подошёл к стене, где располагалась сенсорная панель управления квартирой, и несколько секунд изучал интерфейс мультимедийной системы.

– Музыка, – скомандовал он. – Что-нибудь… громкое.

Система послушно развернула меню с рекомендациями, основанными на его предыдущих предпочтениях. Иван скользнул взглядом по названиям и выбрал первый попавшийся плейлист. Комнату мгновенно заполнил звук – ритмичный, пульсирующий, с резкими переходами и искажённым вокалом.

Он выкрутил громкость до максимума. Басы ударили по ушам, заставив вибрировать воздух. Иван стоял посреди комнаты, окружённый волнами звука. Электронные ритмы бились о стены, отражались от потолка, создавая физически ощутимое давление.

– Громче, – процедил он сквозь зубы.

Система вежливо сообщила, что достигнут максимальный уровень громкости, рекомендованный для жилых помещений.

– Перезаписать ограничения, – Иван практически кричал, перекрывая музыку. – Код доступа: 4-9-7-1-Зета.

Звук усилился ещё больше. Теперь он проникал не только через уши – он вибрировал в грудной клетке, отдавался в костях. Искусственный, синтетический звук без души, без настоящих инструментов. Просто математически выверенные частоты, рассчитанные на максимальное воздействие.

Иван метался по комнате, словно зверь в клетке. Музыка била по нервам, но не могла заглушить мысли. Они продолжали кружиться в голове, как осенние листья в водовороте – образы прошлого, воспоминания, которые он пытался похоронить под грудой работы и расстояния.

Он схватил телефон и быстро набрал сообщение Рамиресу:

"Нужно перенести встречу на час позже. Работаю над критическим расчётом тормозной системы."

Ответ пришёл почти мгновенно: "Без проблем. 11:30 в моём кабинете."

Иван швырнул телефон на кровать и снова принялся мерить шагами комнату. Музыка грохотала вокруг, но не приносила облегчения. Она лишь подчёркивала пустоту внутри, становясь фоном для парада призраков, которые он так старательно пытался изгнать.

Музыка внезапно смолкла. Иван не помнил, когда отключил её – возможно, система сама распознала его состояние и прекратила звуковую атаку. Тишина навалилась на плечи тяжёлым одеялом. Он тяжело опустился на стул перед рабочим столом и открыл ноутбук.

Экран мягко засветился. Иван машинально ввёл пароль и запустил программу моделирования для расчёта тормозной системы. Пальцы автоматически набирали команды, пока сознание блуждало где-то далеко. Он переключился на облачное хранилище, чтобы загрузить последние данные испытаний.

Курсор замер над папкой "Архив_2046". Иван не собирался её открывать – в ней хранились старые проекты, завершённые ещё в Москве. Но палец сам скользнул по тачпаду, и папка развернулась, показывая десятки вложенных директорий.

"Проект_АСУ_23.04" – гласило название одной из них. Апрель прошлого года. Система автоматического управления для высокоскоростных поездов. Их совместный проект с Алёной.

Иван задержал дыхание. Разум кричал закрыть папку немедленно, но рука уже щёлкала по иконке. Внутри – сотни файлов: чертежи, расчёты, презентации. И папка "Фото_команда".

Он открыл её. Десятки снимков с испытательного полигона, технических совещаний, корпоративов. Иван быстро прокручивал миниатюры, когда взгляд зацепился за одну из них.

Алёна сидела на полу своего кабинета, скрестив ноги. Вокруг неё – хаос из распечатанных листов, схем, графиков. На ней – старая серая кофта с растянутыми рукавами, которую она надевала только в самые напряжённые рабочие дни. Волосы небрежно собраны в пучок, несколько прядей выбились и падали на лицо. Она смотрела прямо в камеру – не позируя, а словно оторвавшись на секунду от работы. В глазах – усталость и какая-то отчаянная решимость.

Иван помнил этот момент. Система дала сбой при тестировании, и они искали ошибку всю ночь. Алёна рассортировала все данные по полу, пытаясь увидеть закономерность. Он зашёл принести ей кофе и, увидев этот творческий беспорядок, не удержался – сделал снимок.

Иван резко захлопнул крышку ноутбука, словно обжёгся. Но было поздно – фотография уже вспыхнула в сознании, отпечаталась на внутренней стороне век. Он зажмурился, но образ только стал ярче – Алёна, окружённая бумагами, смотрит на него с экрана через время и расстояние.

Иван отбросил ноутбук и потянулся к телефону. Пальцы автоматически разблокировали экран, открывая список последних сообщений. Письмо от Эмиля, полученное вчера вечером, висело непрочитанным – точнее, прочитанным лишь мельком, без должного внимания.

"Иван, данные по проекту выглядят странно. Что-то происходит в московском офисе. Ты не пробовал связаться с кем-нибудь оттуда? Может, Алёна знает…"

Эмиль – единственный из коллег, кто знал об их отношениях. И единственный, кто осмеливался произносить её имя в разговоре с Иваном.

Он перечитал сообщение, вглядываясь в каждое слово, словно между строк мог обнаружиться скрытый смысл. Внутри росло смутное беспокойство – не просто тревога, а ощущение неотвратимости. Будто события уже начали разворачиваться, и его бездействие только ускоряло их ход.

Иван открыл список контактов и медленно прокрутил до буквы "С". Саликов Дмитрий Викторович – руководитель центра, где работала Алёна. Хмурый мужчина с военной выправкой и холодным взглядом. Они никогда не были близки, но поддерживали уважительные рабочие отношения.

Палец завис над номером. Что он скажет? "Здравствуйте, я тот самый Мелихов, который бросил всё и сбежал в Штаты. Как там Алёна поживает?"

Иван поморщился от собственных мыслей. Он представил недоумение Саликова, его колючий взгляд через толстые стёкла очков, сухое "чем обязан?" вместо приветствия.

Телефон в руке казался неожиданно тяжёлым. Иван прокручивал номер вверх-вниз, не решаясь нажать на кнопку вызова. Разум выстраивал логические цепочки: если позвонить Саликову, тот наверняка расскажет Алёне. А ей не нужны его звонки, его беспокойство, его внезапное возвращение в её жизнь.

Он бросил телефон на кровать, словно тот обжигал пальцы. Нет, он не готов. Не сейчас. Возможно, никогда.

Иван посмотрел на часы – до перенесённой встречи оставалось всего двадцать минут. Он медленно поднялся, разминая затёкшие плечи. Мысли о звонке Саликову не отпускали, но сейчас было не время. Проект, расчёты, встреча с Рамиресом – реальность требовала его присутствия здесь и сейчас.

– Завтра, – произнёс он вслух, словно закрепляя обещание. – Позвоню Саликову завтра.

Это решение принесло странное облегчение. Не отказ, но и не немедленное действие – компромисс между прошлым и настоящим. Отсрочка, которая давала время собраться с мыслями, подготовиться к разговору.

Иван быстро переоделся, выбрав свежую рубашку и тёмно-синий пиджак. Несколько раз провёл расчёской по волосам, пытаясь придать им приличный вид. В зеркале отражался человек с настороженным взглядом и плотно сжатыми губами – профессионал, готовый к работе, но что-то в выражении лица выдавало внутреннее напряжение.

Он собрал документы, закрыл ноутбук и сунул его в сумку. Всё это время в голове крутились формулы и схемы тормозной системы – мозг словно пытался переключиться в рабочий режим, оттеснив личные переживания на второй план.

Перед выходом Иван ещё раз взглянул на телефон, лежащий на кровати. Странное чувство шевельнулось внутри – не тревога, не страх, а какое-то предвкушение. Ожидание. Словно решение позвонить завтра запустило цепную реакцию событий, которые неизбежно должны были произойти.

Он подхватил телефон и сунул в карман пиджака. Завтра. Не сегодня, но завтра он узнает, что происходит в московском офисе. Узнает, как она. И эта мысль, удивительным образом, придала ему сил.

Выходя из квартиры, Иван почувствовал, как внутренняя пустота, преследовавшая его последние месяцы, начинает заполняться чем-то новым. Не радостью, не надеждой – просто ожиданием. И этого, пока, было достаточно.

Глава 3

Иван вошёл в стеклянное здание нью-йоркского подразделения «Заслона» быстрым, целеустремлённым шагом. Часы показывали, что до назначенной встречи оставалось почти двадцать минут, но его походка создавала впечатление человека, опаздывающего на важное совещание. Каждый шаг отдавался гулким эхом по мраморному полу вестибюля.

Сканер у турникета считал биометрические данные, и система приветствовала его стандартным «Доброе утро, мистер Мелихов». Иван поморщился от механического акцента, но промолчал.

В зеркальной поверхности лифта отразилось его лицо – бледное, с залегшими под глазами тенями. Внешне спокойный и собранный, внутренне он продолжал метаться между прошлым и настоящим. Желудок сводило от голода – утренний кофе был единственным, что он употребил за последние сутки.

На тридцать втором этаже Иван прошёл через просторное помещение с рабочими станциями. Несколько инженеров подняли головы от мониторов, кто-то махнул рукой в знак приветствия. Мелихов кивнул в ответ, не останавливаясь для разговора.

В отражении стеклянных перегородок он заметил, что узел галстука съехал набок. Машинально поправил его, хотя обычно избегал этого элемента одежды. Сегодня галстук казался необходимой броней – чем формальнее вид, тем меньше вопросов о его состоянии.

Иван свернул в коридор, ведущий к лабораториям. Каждый шаг приближал его к текущим задачам проекта, к цифрам и расчётам – к миру, где всё подчинялось логике, в отличие от хаоса эмоций, бушевавшего внутри.

Иван сел за свой терминал, ввёл пароль и открыл рабочую панель. Трёхмерная схема капсулы развернулась перед ним голографическим облаком формул и чертежей. Пальцы застыли над сенсорной клавиатурой. Он не просматривал проект, не анализировал, просто уставился в схему невидящим взглядом.

Голубоватое свечение экрана отражалось в его зрачках, но мысли блуждали далеко от инженерных решений. В голове настойчиво крутилось имя – Алёна. Алёна, которая всегда первой замечала ошибки в его расчётах. Алёна, чьи тонкие пальцы порхали над клавиатурой быстрее его собственных. Алёна, которая…

Мелихов резко откинулся назад, кресло скрипнуло под его весом. Одним движением руки он свернул голографический проект, словно отрубил воспоминание топором. Экран потемнел. Тишина рабочего пространства давила на барабанные перепонки.

– Всё в порядке, Айвэн? – голос Рамиреса возник неожиданно, заставив Ивана вздрогнуть.

– Да, просто пересматриваю концепцию тормозной системы, – соврал он, не глядя на коллегу.

Рамирес постоял ещё секунду, затем пожал плечами и отошёл к своему рабочему месту. Иван выдохнул. Снова активировал экран и заставил себя сосредоточиться на цифрах. Только цифры. Только формулы. Никаких имён, никаких воспоминаний.

Пальцы начали механически вводить параметры, корректировать расчёты. Работа – единственное, что могло заглушить пульсирующую боль в висках. Работа не задавала вопросов, не требовала объяснений, не напоминала о прошлом. Работа просто была – конкретная, осязаемая, не окрашенная эмоциями.

Утреннее совещание проходило в обычном ритме. Рамирес представлял результаты последних тестов тормозной системы, иллюстрируя их голографическими диаграммами. Джоан делала пометки в планшете, время от времени задавая уточняющие вопросы. Блейк, подключившийся по защищённому каналу, слушал с видимым нетерпением – миллиардер ценил только конкретные результаты, а не процесс их достижения.

Иван сидел в углу конференц-зала, молча наблюдая за происходящим. Его взгляд метался между экраном и собственными заметками. Внезапно он поднял руку, прервав монолог Рамиреса на полуслове.

– У меня есть предложение, – произнёс он твёрдо.

По залу прокатилась волна удивления. Несколько инженеров переглянулись.

Джоан приподняла брови:

– Мы вас слушаем, мистер Мелихов.

– Мне нужно пятнадцать минут и доступ к демонстрационной панели.

Блейк на экране подался вперёд:

– Это касается тормозной системы?

– Это касается всего проекта, – ответил Иван, поднимаясь с места.

Рамирес нахмурился, но отступил от панели управления. Иван двигался с неожиданной уверенностью, словно давно ждал этого момента. Его пальцы быстро коснулись сенсорной поверхности, активируя интерфейс.

– Разрешите доступ к базовым алгоритмам, – обратился он к Джоан.

Она колебалась лишь секунду, затем ввела свой код авторизации. На главном экране развернулась трёхмерная модель капсулы в разрезе. Иван увеличил сегмент энергетического модуля.

– Мы зациклились на симптомах, игнорируя причину, – начал он, не глядя на присутствующих. – Проблема не в тормозной системе. Проблема в том, как распределяется энергия при переходе между состояниями.

Его руки двигались над панелью, перестраивая элементы схемы. Голографическая модель изменялась, подчиняясь новой конфигурации. Инженеры подались вперёд, заинтригованные неожиданной трансформацией проекта.

– Вот что произойдёт, если мы перенаправим энергетический поток через дополнительный контур, – продолжил Иван, запуская симуляцию.

Голографическая модель завращалась, демонстрируя красные участки в тормозной системе – точки критической нагрузки при замедлении. Иван увеличил один из сегментов и спокойно продолжил:

– Проблема не в самой концепции, а в физике гиперзвуковых скоростей. При текущей конфигурации мы создаём сопротивление, которое преобразуется в тепло. Слишком много тепла.

Он повернул модель, подсвечивая критические узлы. Его голос звучал уверенно, без тени сомнения.

– На скорости выше восьми Махов материалы начинают вести себя иначе. Молекулярная структура не выдерживает температурного градиента.

Несколько инженеров обменялись встревоженными взглядами. Джоан нахмурилась, делая пометки в планшете. Рамирес сложил руки на груди, его лицо выражало скептицизм.

– То есть вы утверждаете, что текущая концепция нежизнеспособна? – спросил он с едва заметным вызовом.

Иван не ответил сразу. Он запустил симуляцию торможения капсулы с гиперзвуковой скорости. На экране появилась визуализация – красные и оранжевые вспышки вокруг корпуса, затем критические точки начали мерцать тревожным пурпурным.

– Мы не сможем посадить её с такой скоростью, – произнёс Иван, глядя на модель. – Это не вопрос инженерного решения в рамках существующей парадигмы. Это вопрос физических ограничений.

Один из молодых специалистов в дальнем углу комнаты тихо присвистнул. Другой что-то прошептал коллеге. Блейк на экране подался вперёд, его взгляд стал острым, как лезвие.

Иван развернулся к аудитории, словно только сейчас заметил их реакцию.

– Надо дать ей сопротивление без разрушения, – сказал он, будто читая мысли всех присутствующих. – Нам нужно переосмыслить сам принцип торможения. Не бороться с физикой, а использовать её.

В конференц-зале повисла тишина. Только голографическая модель продолжала вращаться, демонстрируя все критические точки системы.

Иван жестом отправил трёхмерную модель в центр зала. Голографическая капсула зависла над столом, медленно вращаясь, демонстрируя критические точки перегрева.

– Вместо того чтобы бороться с нагревом, мы можем использовать его, – сказал он, подходя к голограмме. – Представьте материал, который не разрушается при экстремальных температурах, а трансформируется.

Пальцами он раздвинул проекцию, увеличивая внешний слой капсулы до молекулярного уровня. На экране появилась сложная полимерная структура с переплетёнными цепочками.

– Этот полимер меняет свою конфигурацию при достижении определённой температуры, – продолжил Иван, активируя симуляцию. – Смотрите.

На голограмме внешняя оболочка капсулы начала реагировать на виртуальный нагрев. Из гладкой поверхности медленно выдвинулись аэродинамические стабилизаторы, формируя тормозные плоскости.

– При взаимодействии с атмосферой на гиперзвуковых скоростях температура поверхности достигает критических значений. Наш полимер использует эту энергию для структурной трансформации, – Иван провёл рукой по воздуху, замедляя симуляцию. – Видите? Капсула сама формирует необходимые тормозные поверхности именно там, где нужно, и именно тогда, когда нужно.

Рамирес подошёл ближе, его скептицизм сменился профессиональным любопытством.

– Такой материал существует?

– Прототип разрабатывался в московском филиале, – ответил Иван, стараясь говорить ровно. – Мы называли его адаптивным полимером. Основа уже есть, нужна доработка для наших скоростей.

Блейк на экране подался вперёд:

– Насколько это реализуемо?

– Теоретически обоснованно, – Иван развернул дополнительный экран с формулами. – И первые лабораторные тесты базовой версии были успешны. Не для таких экстремальных условий, но принцип доказан.

Джоан быстро делала заметки в планшете:

– Кто руководил этой разработкой в Москве?

Иван на мгновение застыл. В конференц-зале повисла тишина.

– Доктор Зорина, – произнёс он наконец. – Алёна Зорина.

Тишина в конференц-зале стала осязаемой. Имя Алёны Зориной повисло в воздухе, словно призрак, материализовавшийся среди голографических проекций и цифровых диаграмм. Иван почувствовал, как взгляды всех присутствующих обратились к нему – с любопытством, удивлением, а у некоторых даже с сочувствием. Слухи о его прошлом, видимо, просочились даже через океан.

Джеффри Коулман, инженер по материаловедению, прервал неловкое молчание. Он потёр подбородок, изучая голографическую модель полимера, висевшую в центре зала.

– Но полимер же экспериментальный… не проверен в реальных условиях, – произнёс он с нотками сомнения в голосе. – Мы говорим о материале, который должен выдержать температуры, способные расплавить большинство известных сплавов.

Иван посмотрел на Коулмана – не с раздражением, а с каким-то внутренним огнём, который внезапно разгорелся в его глазах.

– Не проверен – потому что никто не рисковал, – ответил он твёрдо. – А мы рискуем каждый день, даже просто моделируя капсулу. Каждый расчёт, каждая симуляция – это уже риск. Риск ошибки, риск неверного направления.

Его слова эхом разнеслись по комнате. Никто не перебивал, даже Рамирес, обычно готовый оспорить любое смелое заявление.

– Разница между теоретиком и инженером в том, – продолжил Иван, обводя взглядом присутствующих, – что инженер понимает: в какой-то момент нужно перестать моделировать и начать строить.

В комнате воцарилась тишина. Инженеры переглядывались, словно осмысливая услышанное. Блейк на экране изучал Ивана с едва заметной улыбкой – то ли одобрения, то ли любопытства.

– Откуда этот материал? – спросил Рамирес, скрестив руки на груди. В его голосе звучало профессиональное любопытство, смешанное с едва заметным недоверием. – Я не припомню публикаций о подобных полимерах в научных журналах.

Иван выдержал паузу, глядя на вращающуюся голограмму. Свет от проекции отражался в его глазах, придавая им странный блеск.

– Разработка московского офиса, – ответил он наконец. – Прототип засветился только в одном докладе. И то – под грифом, который Блейк снял.

По комнате прокатился приглушённый шёпот. Несколько инженеров обменялись взглядами. Джоан нахмурилась, делая пометку в планшете.

– Вы имеете в виду, что это засекреченная разработка? – уточнил один из молодых специалистов, сидевший в дальнем углу.

– Была засекреченной, – поправил Иван. – Теперь она здесь, перед нами.

Блейк на экране слегка наклонил голову, изучая реакцию присутствующих.

– Проект «Протей», – произнёс он спокойно. – Так назывался исследовательский вектор, в рамках которого разрабатывался этот материал. Я снял гриф с части документации три месяца назад, когда стало очевидно, что наши проекты движутся в схожих направлениях.

Рамирес повернулся к экрану, его брови поползли вверх:

– Вы знали об этой разработке? И не сообщили команде?

– Я знал о существовании проекта, но не о всех деталях, – ответил Блейк с лёгкой улыбкой. – Именно поэтому мистер Мелихов сейчас с нами. Он был частью московской команды, работавшей над этими полимерами.

Все взгляды снова обратились к Ивану. Он почувствовал, как стена, которую он так тщательно выстраивал между своим прошлым и настоящим, начинает трескаться. Проект «Протей» и проект «Капсула» – две части одной головоломки, которые он пытался держать разделёнными в своём сознании, теперь соединялись на глазах у всей команды.

Совещание закончилось в атмосфере возбуждённого профессионального интереса. Инженеры и техники, покидая конференц-зал, сбивались в небольшие группы, оживлённо обсуждая предложенную Иваном концепцию. Голоса отражались от стеклянных стен коридора, создавая гулкое эхо.

Иван собрал свои заметки, медленно выключил планшет и направился к выходу, намеренно задержавшись, чтобы дать остальным возможность уйти вперёд. Он не любил становиться центром внимания после презентаций – предпочитал, чтобы идеи говорили сами за себя.

Проходя мимо группы инженеров, столпившихся у кулера с водой, он невольно замедлил шаг. Коулман активно жестикулировал, объясняя что-то коллегам.

– Если это работает так, как он описывает, мы решаем проблему не только с торможением, но и с перегревом внутренних систем, – произнёс он с нескрываемым воодушевлением.

– Москва всегда была сильна в материаловедении, – отозвался кто-то из группы. – Но чтобы настолько опережать график…

Иван прошёл дальше, стараясь не прислушиваться, но следующая фраза настигла его у самого поворота коридора.

– Он, оказывается, не просто "приблудный учёный из Москвы"…

Иван замер на мгновение, словно прирос к полу. Эта пренебрежительная кличка – "приблудный учёный из Москвы" – резанула слух, хотя он должен был уже привыкнуть. За спиной послышался приглушённый смех.

– А вы знаете, что в России нас называют "засланцами"? – произнёс кто-то с деланным акцентом. – Типа засланные казачки. А мы их – "заслонцами", от их конторы "Заслон".

– Я думал, их называют "засранцами", – подхватил другой голос, и группа разразилась смехом.

Иван сжал кулаки в карманах, но продолжил движение, не оборачиваясь. Эта дешёвая игра слов была не первой и явно не последней. Глупо реагировать на подобные выпады – только подтвердишь стереотип об угрюмом русском. Он заставил себя расслабить плечи и ускорил шаг, направляясь к лифтам.

Плечи Ивана едва заметно напряглись, но он не обернулся. Фраза резанула слух своей обыденной небрежностью – так обычно говорят о предметах, а не о людях. "Приблудный учёный" – значит, именно так его воспринимали всё это время. Странный элемент, занесённый из далёкой России, чужак в слаженном механизме американской лаборатории.

Мелихов продолжил движение, не меняя темпа шагов. За спиной продолжался разговор – теперь уже приглушённый, словно говорившие осознали, что могли быть услышаны. Иван не стал вслушиваться. Он толкнул дверь в свой кабинет и закрыл её за собой, отсекая гул голосов.

Внутри было тихо и прохладно. Иван опустился в кресло, положил планшет на стол и откинулся назад, глядя в потолок. Сегодня он впервые публично связал свою работу здесь с прошлым в Москве. С проектом "Протей". С Алёной.

Иван вышел из кабинета, держа в руках планшет с последними расчётами. Коридор был почти пуст – большинство сотрудников разошлись по своим рабочим местам после совещания. Мягкий свет из панорамных окон падал на светлый пол, создавая причудливые тени от редких растений в кадках.

Звук быстрых, уверенных шагов нагнал его у поворота. Иван не обернулся, но замедлил ход – он узнал эту чёткую поступь.

– Мистер Мелихов, – голос Джоан звучал сдержанно, но с отчётливой ноткой интереса.

Иван остановился и повернулся к ней. Джоан была безупречна, как всегда – строгий костюм, идеальная осанка, внимательный взгляд. Её каштановые волосы были собраны в аккуратный пучок, подчёркивающий тонкие черты лица.

– Вы выбрали странный момент, чтобы блистать, – произнесла она, держа в руках планшет, на котором мерцали графики и формулы с презентации Ивана.

Мелихов посмотрел ей прямо в глаза – без вызова, но и без привычной отстранённости.

– Лучше странный, чем поздний, – ответил он спокойно.

Их взгляды встретились и задержались на секунду дольше, чем требовал простой рабочий диалог. В глазах Джоан мелькнуло что-то, похожее на уважение – не просто профессиональное признание, а более глубокое понимание. Словно она впервые увидела за маской "приблудного учёного" настоящего человека со своей историей, болью и талантом.

Иван заметил эту перемену, но никак не отреагировал внешне. Только чуть заметно кивнул, принимая этот безмолвный знак признания.

Город за окном гудел неумолчным потоком автомобилей, людей, вечерней суеты. Огни небоскрёбов разрезали темноту, словно световые мечи, пронзающие черноту космоса. Иван вошёл в квартиру и щёлкнул выключателем. Электрический свет залил помещение холодным, стерильным сиянием, отразившись в стеклянных поверхностях и хромированных деталях мебели.

Не снимая пальто, он медленно пересёк гостиную и опустился в кресло у панорамного окна. Портфель соскользнул с плеча на пол. Иван не потянулся к холодильнику, не включил телевизор, не проверил почту. Просто сидел, глядя на мерцающий город внизу, который жил своей жизнью – равнодушный к его существованию.

В голове не крутились формулы адаптивного полимера, не мелькали чертежи тормозной системы. Вместо этого он видел зонт. Обычный чёрный зонт с деревянной ручкой, потёртый на сгибах. Её зонт? Его? Память услужливо подбрасывала картинку: Алёна стоит под этим зонтом у входа в институт, капли дождя разбиваются о натянутую ткань, стекают по краям. Она улыбается, протягивая руку: "Иди сюда, здесь сухо".

Но было и другое воспоминание. Тот же зонт, но в его руке. Московский ливень, переход между корпусами, Алёна прижимается к нему под узким пространством защиты от дождя. Её волосы пахнут лавандой и дождём. "Твой зонт слишком маленький для двоих", – смеётся она.

Чей же это был зонт? Почему именно эта деталь застряла в памяти, всплыла сегодня, после презентации? Иван потёр виски. Память играла с ним злую шутку – выхватывала случайные фрагменты прошлого, превращая их в болезненные осколки.

Город за окном продолжал жить своей жизнью. Тысячи окон, тысячи судеб. Сколько таких же одиноких фигур сидело сейчас в темноте, разглядывая чужие огни? Сколько людей вспоминало что-то, чего уже не вернуть?

Иван не включил свет в гостиной. Сидел в полумраке, освещённый только отблесками города за окном. Зонт. Такая незначительная деталь. Такая болезненно важная.

Город за окном потемнел, словно кто-то накинул на Нью-Йорк тёмное покрывало. Иван продолжал сидеть в кресле, погружённый в воспоминания, которые теперь накатывали волнами, не спрашивая разрешения.

Сколько времени прошло с той первой измены? Два года? Два с половиной? Он помнил тот вечер до мельчайших деталей, хотя много раз пытался стереть его из памяти.

Конференция в Сингапуре. Жаркий, влажный воздух, пропитанный запахами специй и моря. Алёна осталась в Москве – у неё был важный этап экспериментов, который нельзя было прервать. "Привези мне что-нибудь необычное", – попросила она перед отъездом, целуя его в щёку.

А он привёз ей ложь. Упакованную в молчание, перевязанную оправданиями.

Иван сжал подлокотники кресла. Та девушка из сингапурского бара – как её звали? Линда? Лиза? Лицо расплывалось в памяти, но он отчётливо помнил её смех, запах экзотических духов и прикосновение прохладных пальцев к его руке.

"Всего одна ночь", – убеждал он себя тогда, заходя с ней в номер отеля. "Это ничего не значит. Просто физиология. Алёна никогда не узнает".

Она действительно не узнала – тогда. Он вернулся в Москву с дорогой шёлковой шалью для неё и тяжестью на сердце для себя. Алёна встретила его в аэропорту, обняла крепко, прижалась всем телом. "Я скучала", – прошептала она ему в шею.

А он ответил: "Я тоже", – и это не было ложью. Он действительно скучал. И одновременно предал её.

Иван встал с кресла, подошёл к окну вплотную. Его отражение в стекле смотрело на него с немым укором. Он думал, что первый раз будет самым трудным, что потом станет легче. Но стало только хуже. После Сингапура была командировка в Берлин, потом конференция в Праге. Каждый раз – другой город, другая женщина, другая ложь. И каждый раз он возвращался к Алёне, убеждая себя, что это последний раз, что больше никогда.

Почему он делал это? Страх близости? Боязнь серьёзных отношений? Или просто потому, что мог – и думал, что сойдёт с рук?

Сейчас, глядя на ночной Нью-Йорк, Иван впервые честно признался себе: он не считал, что делает что-то по-настоящему плохое. Для него это были просто эпизоды, не связанные с их отношениями. Физическая близость без эмоциональной привязанности. Ничего такого. Просто одна ночь.

Каким же наивным и эгоистичным он был.

Иван отвернулся от окна. Город продолжал мерцать своими огнями, равнодушный к его внутренней борьбе. Он медленно прошёл через гостиную к рабочему столу, на котором лежал его телефон. Экран загорелся от прикосновения, высвечивая время – 23:47. Почти полночь, а он всё ещё полностью одет, даже не снял пальто.

Пальцы зависли над экраном. Саликов. Его бывший руководитель в московском офисе. Человек, который знал о проекте "Протей" всё – включая ту часть, которую Иван сегодня опустил во время презентации. Часть, связанную с Алёной и её исследованиями.

Иван открыл приложение календаря и нажал на иконку нового напоминания. В поле ввода медленно набрал: «Позвонить Саликову. Завтра.» Его палец завис над кнопкой "Сохранить". Одно касание – и он запустит процесс, который может перевернуть всё. Открыть шлюзы памяти, которые он так старательно держал закрытыми.

Эти шесть слов на экране телефона казались не просто напоминанием – они были похожи на код активации чего-то опасного. Иван смотрел на них, как на кнопку самоуничтожения. Один звонок Саликову – и придётся говорить об Алёне. О проекте. О том, что случилось после его отъезда.

Он нажал "Сохранить". Напоминание установлено на 9:00 утра.

Иван закрыл блокнот с заметками, который лежал рядом с телефоном. Медленно снял пальто и повесил его на спинку стула. Подошёл к окну и задёрнул шторы, отсекая мерцающие огни города.

И только тогда, в темноте своей квартиры, он наконец позволил себе сделать глубокий глоток воздуха – первый за весь вечер. Словно всё это время он сдерживал дыхание, боясь, что любое движение груди может спровоцировать лавину чувств, которую он так старательно сдерживал.

Глава 4

Иван стоял у окна, невидящим взглядом смотря на панораму Нью-Йорка. Телефон в его руке казался тяжелее обычного. На экране высвечивался номер Саликова – комбинация цифр, знакомая до автоматизма. Когда-то он набирал этот номер почти каждый день, иногда по несколько раз. Теперь же палец завис над зелёной кнопкой вызова, словно натолкнувшись на невидимый барьер.

Солнце медленно поднималось над городом, окрашивая стеклянные фасады небоскрёбов в золотисто-розовые тона. Напоминание, установленное вчера, сработало ровно в девять, но Иван был готов к этому звонку задолго до сигнала. Он не сомкнул глаз всю ночь.

Время в Москве – четыре вечера. Саликов наверняка ещё на работе. Вечно задерживающийся трудоголик, просиживающий в офисе до последнего. Эта мысль вызвала у Ивана болезненную улыбку. Некоторые вещи не меняются, даже когда весь мир переворачивается с ног на голову.

Иван сделал глубокий вдох. Номер Саликова мерцал на экране, словно маяк в тумане. Позвонить сейчас – значит открыть дверь в прошлое. Не просто узнать о судьбе проекта или о том, как поживает Алёна. Этот звонок означал признание того, что он не смог по-настоящему уйти, что все это время в Нью-Йорке были лишь попыткой спрятаться от самого себя.

Телефон в его руке завибрировал – входящее сообщение. Иван вздрогнул, на мгновение подумав, что это какое-то мистическое совпадение, что Саликов каким-то образом почувствовал его колебания. Но это было обычное уведомление о погоде.

Он снова посмотрел на номер. Одно нажатие – и разделяющие их тысячи километров исчезнут. Голос из прошлого ворвётся в его настоящее. И что тогда? Какие вопросы он на самом деле хочет задать? И готов ли услышать ответы?

Иван опустился на край дивана, как будто одна мысль о предстоящем разговоре высасывала из него все силы. Его плечи поникли, но спина осталась прямой – годами выработанная привычка держать лицо перед начальством. Он посмотрел на телефон с номером Саликова и сглотнул вязкую слюну.

– Как будто на экзамен иду, – пробормотал он, проводя рукой по лицу.

Мышцы его лица напряглись, складываясь в хорошо отрепетированную маску профессионального спокойствия. Эта маска много раз спасала его на совещаниях, когда внутри всё кипело от несогласия или возмущения. Сейчас она должна была скрыть другое – глухую тоску и неуверенность.

Иван сделал ещё один глубокий вдох и решительно нажал на зелёную кнопку вызова. Экран телефона сменился на таймер начавшегося соединения. Один гудок. Второй. Третий.

В трубке раздались длинные гудки, а внутри Ивана образовалась странная пустота, словно между рёбрами вдруг возник вакуум. Он почти не чувствовал сердцебиения, только отстранённое осознание того, что время растягивается, а каждый гудок длится целую вечность.

Четвёртый гудок. Пятый.

Иван машинально подумал, что если Саликов не ответит, это будет одновременно и облегчением, и новой пыткой. Придётся решаться на звонок снова. Или придумывать другой способ узнать то, что не давало ему покоя.

Шестой гудок. Седьмой. Иван почти опустил телефон, когда в трубке раздался щелчок, а затем – холодный женский голос, такой отчётливый, будто собеседница находилась в соседней комнате, а не за тысячи километров.

– Приёмная Саликова Дмитрия Викторовича, слушаю вас.

Иван на мгновение замер. Голос был незнакомым – не Марина Петровна, которая работала у Саликова раньше. Новая секретарь. Конечно, за прошедшее время многое могло измениться.

– Здравствуйте, – голос Ивана прозвучал хрипло, и он прокашлялся. – Меня зовут Иван Мелихов. Я инженер, работал с вами раньше… С Дмитрием Викторовичем.

На том конце линии повисла короткая пауза, затем секретарь произнесла всё тем же безупречно-официальным тоном:

– Могу я узнать цель вашего звонка, Иван… простите, как ваше отчество?

– Александрович, – машинально ответил он. – Цель звонка… – Иван запнулся, не зная, как коротко объяснить то, что привело его к этому разговору. – Мне необходимо обсудить с Дмитрием Викторовичем некоторые аспекты проекта, над которым я работал в московском подразделении.

– Одну минуту, – произнесла секретарь. В трубке послышался звук печати – она что-то проверяла в базе данных. – Мелихов Иван Александрович… Да, вижу вас в системе. Соединяю с Дмитрием Викторовичем.

Линия перешла в режим ожидания. Вместо гудков – тихая, почти неразличимая мелодия. Иван встал с дивана и снова подошёл к окну. Город внизу жил своей жизнью – спешащие люди, потоки машин, солнечные блики на стёклах зданий. Весь этот Нью-Йорк вдруг показался ему декорацией, за которой он пытался спрятаться.

Мелодия в трубке оборвалась. Иван напрягся, ожидая услышать знакомый голос человека, который когда-то определял его профессиональную судьбу.

В трубке послышался голос, от которого у Ивана мгновенно выпрямилась спина – инстинктивная реакция, выработанная годами.

– Мелихов, – произнёс Саликов без вопросительной интонации. Ни удивления, ни теплоты, ни раздражения. Констатация факта, произнесённая с отточенной нейтральностью.

Иван сжал телефон сильнее. Странное ощущение, будто он только вчера сидел в кабинете Саликова, обсуждая очередной проект.

– Здравствуйте, Дмитрий Викторович, – произнёс Иван, стараясь звучать спокойно и профессионально.

– Как Нью-Йорк? – спросил Саликов тем же ровным тоном, словно интересовался показаниями датчиков в лаборатории. – Американцы ещё не разочаровали?

Что-то в этой будничности вопроса царапнуло Ивана. Саликов говорил так, будто они расстались неделю назад, а не полгода. Словно звонок был чем-то запланированным, ожидаемым – но не им самим.

– Всё идёт… продуктивно, – осторожно ответил Иван. – Дмитрий Викторович, я звоню по поводу проекта, над которым мы работали в Москве. "Протокол Тишины".

В трубке повисла пауза, но не удивлённая или напряжённая – расчётливая. Иван почти видел, как Саликов поправляет свои тонкие стальные очки, прежде чем ответить.

– Интересный выбор темы для международного звонка, – произнёс наконец Саликов. В его голосе не было ни грамма эмоций. – Особенно учитывая уровень секретности.

– Я использую защищённую линию, – быстро сказал Иван.

– Разумеется, – сухо подтвердил Саликов. – Иначе мы бы сейчас не разговаривали.

Иван почувствовал, как по спине пробежал холодок. Саликов знал о звонке заранее? Отслеживал его? Или это просто стандартная проверка всех международных звонков в компании?

– Что именно вас интересует в проекте, который вы оставили? – спросил Саликов, делая едва заметное ударение на слове "оставили".

Иван сжал телефон сильнее, собираясь с духом. Вопрос, который мучил его все эти месяцы, наконец должен был прозвучать. Он медленно выдохнул и произнес:

– Я хотел узнать… Алёна Зорина. Она работает с вами?

Иван не смог скрыть дрожь в голосе, произнося её имя. Всё это время имя Алёны существовало только в его мыслях, в воспоминаниях, в тех обрывках снов, которые он пытался забыть по утрам.

На другом конце линии повисла тишина. Не обычная пауза в разговоре, а та особенная, выверенная тишина, которую Саликов использовал как инструмент. Иван слышал его размеренное дыхание – бывший начальник не торопился с ответом, словно взвешивал каждое слово.

– Не числится в текущем составе, – наконец произнес Саликов.

Его голос остался таким же ровным, но Иван уловил в нём нечто новое – едва заметную нотку, которую не смог бы распознать никто, кроме тех, кто годами работал с этим человеком. Это была не настороженность, скорее… осторожность.

Сердце Ивана пропустило удар. "Не числится" – это не ответ. Это формулировка, за которой могло скрываться что угодно: увольнение, перевод, командировка. Что-то ещё, о чём Саликов не хотел говорить напрямую.

Иван машинально потёр переносицу, пытаясь справиться с внезапной тревогой. Его мозг лихорадочно перебирал варианты. Уволилась? Ушла в другую компанию? Или… случилось что-то более серьёзное?

– Могу я узнать, когда она перестала работать в проекте? – спросил Иван, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более нейтрально, профессионально.

Иван почувствовал, как между ним и Саликовым растягивается невидимая, но ощутимая паутина недосказанности. Каждое слово бывшего начальника казалось отмеренным с аптечной точностью. "Не числится в текущем составе" – фраза из корпоративного словаря, выхолощенная и стерильная, как операционная.

– Дмитрий Викторович, – Иван перешёл на более официальный тон, – я понимаю протоколы безопасности, но речь идёт о человеке, с которым мы вместе работали над проектом. Над моим алгоритмом.

Тишина на другом конце провода стала плотнее. Иван слышал лёгкий скрип – Саликов откинулся в своём кожаном кресле. Этот звук был таким знакомым, что на мгновение Ивану показалось, будто он снова в Москве, сидит напротив своего начальника, разделённый лишь столешницей из тёмного дерева.

– Алёна Михайловна завершила участие в проекте по личным обстоятельствам.

Иван сжал телефон так, что пальцы побелели. "По личным обстоятельствам" – ещё одна фраза-ширма, за которой могло скрываться что угодно.

– Какого рода обстоятельствам? – голос Ивана стал жёстче, в нём появились металлические нотки. – Я имею право знать.

– Право? – в интонации Саликова промелькнуло что-то похожее на удивление. – На каком основании, Мелихов? Вы добровольно покинули проект. Более того, вы покинули страну.

Иван глубоко вдохнул. Этот разговор напоминал партию в шахматы с невидимыми фигурами.

– Не уходите от ответа, – произнёс он уже без притворной вежливости. – Что случилось с Алёной? Где она сейчас?

Молчание Саликова затянулось настолько, что Иван подумал, не прервалась ли связь. Но затем он услышал тихий вздох – настолько нехарактерный для всегда собранного руководителя, что по спине пробежал холодок.

– Мелихов, – голос Саликова стал тише, но отчётливее, – некоторые вопросы лучше задавать при личной встрече. Или не задавать вовсе.

В этих словах Иван услышал нечто большее, чем просто уклончивый ответ. В них звучало предупреждение. Не угроза – Саликов никогда не опускался до угроз – но предостережение, которое нельзя было игнорировать.

Иван сжал переносицу пальцами, пытаясь сосредоточиться. Его разум метался между тревогой за Алёну и холодной яростью от того, что Саликов явно что-то скрывал.

– Дмитрий Викторович, я просто хочу знать, что с ней всё в порядке, – произнёс Иван, не скрывая напряжения в голосе.