Читать онлайн Европа глазами снежного льва

Предисловие

Поначалу, когда ко мне обратились добрые люди из «Дже Цонкапэй Линг», буддийского института в Соединённом Королевстве, по поводу публикации книги учений одного из буддийских духовных лидеров, я не знал, что им ответить.

Я – христианин, и при этом достаточно консервативный христианин. Моя вера во Христа сродни вере апостолов, и я верю в то, что «нет другого имени под небом… которым надлежало бы нам спастись» (Деяния апостолов, 4:12). Я не настолько оптимистичен и не настолько широко мыслю, чтобы быть даже христианским экуменистом, не говоря уже о религиозном универсализме. Поэтому идея издания книги, содержащей нехристианский взгляд на мир, казалась противоречащей моим убеждениям и моему призванию.

Тем не менее, когда я проглядел текст, он показался мне не столь упречным и даже поучительным. Будучи в ту пору редактором издательства «Гаризим», я решил, что мы издадим книгу, но при условии, что у меня будет возможность сказать несколько слов в предисловии. Когда я предложил написать предисловие к книге с позиций христианского вероучения, я был приятно удивлён тем, что сотрудники института обнаружили готовность пойти мне навстречу. (Следует добавить, что для меня было истинным удовольствием работать со всеми сотрудниками, а особенно с Людвигом Рёмером и Соней Вагнер, которых я в итоге стал воспринимать как друзей.)

Обращённая к европейской аудитории книга «Европа глазами снежного льва» – это по сути серия проповедей (или лекций) о ситуации в западной культуре уважаемого (и недавно ушедшего из жизни) буддийского монаха Кхенпо Кьосанга Ринпоче. Приступая к написанию предисловия, я предполагал вежливо, но бескомпромиссно защищать целостность и этические принципы христианской веры. Говоря иначе, я ожидал, что моей вере будет раз за разом бросаться вызов, она будет ставиться под сомнение, а, может, и подвергаться открытому нападению. Вместо этого моему взору открылся проницательный, во многом – честный и непредвзятый анализ не только состояния западной культуры в целом, но и – в ряде мест – анализ [теперешнего] состояния христианства в частности. Сказанное выше не означает, что в книге не существует положений, на которых не требуется никакого ответа с точки зрения христианина. Они есть, и, как увидят читатели, я попытался дать такой ответ.

Однако в большинстве случаев критика Ринпоче направлена скорее в адрес западной цивилизации в общем, чем непосредственно в адрес христианства. Например, в первой главе книги под названием «Потребители» он говорит: «Вы верите в то, что любой труд приносит страдание, а отдых обязательно делает нас счастливыми. В то же самое время вы рассматриваете трудолюбие как одну из главных человеческих добродетелей». В яблочко. Такое отношение к работе, в стиле «И ненавижу тебя, и люблю», похоже, создаёт серьёзную тревожность и напряжение внутри нашей культуры. Во время отпусков и выходных мы пытаемся получить удовольствие от отдыха, который обещает радость, но не можем этого сделать, поскольку наша трудовая этика постоянно напоминает нам, что мы должны наращивать нашу продуктивность. Поэтому, работая, мы страстно желаем отдохнуть, а на отдыхе мы испытываем нервный зуд, напоминающий о необходимости труда.

А вот другой пример. Ринпоче обращается к простой ценности малых вещей, которые, к сожалению, оказываются утрачены, даже растоптаны в непрекращающейся потребительской погоне за праздностью и удовольствием. В эпоху, которую отличает «простота» (возможно, раздражающая простота – это зависит от точки зрения на предмет) авторедактуры текста, таргетированная реклама, практически неограниченные варианты досуга, что предоставляет телевидение, и тому подобное, Ринпоче говорит о книгах, созданных на основе ксилографии: «Современные машины могут напечатать книгу так, что вам больше не потребуется переписывать её от руки или вырезать формы для печати из дерева. Тем не менее, если вырезание форм для печати отняло у вас год, вы наверняка запомните книгу, напечатанную подобным способом. Вы будете её ценить». (Как редактор, которому необходимо вложить много труда в производство любой книги, могу к этому прибавить только «аминь».)

Какова мораль? Что легко производится, как правило, не ценится; несмотря на это, мы фактически породили зависимость от этой «лёгкости», которая обесценивает нашу жизнь. (С некоторым страхом думается о том, что сейчас мы почти что проживаем сюжет фильма «Матрица», с той лишь разницей, что люди заключили себя в искусственный мир, созданный компьютером, добровольно и даже охотно.) Древние тексты, на которые ссылается Ринпоче, когда-то заучивались наизусть; сейчас они просто хранятся в Сети. Поэтому он спрашивает: «Остались ли в ваших головах какие-то знания сейчас, когда всё знание вы храните в Интернете?» Задав этот вопрос, он как бы невзначай обращает наше внимание на то, что многие из нас уже сумели понять: то, что мир до появления Интернета был намного более интересным. Было время, когда я с семьёй мог прогуляться в государственном парке, где частью удовольствия от прогулки было использовать карту и гадать, каким может выглядеть наш пункт назначения, когда мы туда доберёмся. Сейчас, конечно, GPS-навигаторы направляют каждое наше движение, а фотографии Google Earth заблаговременно покажут нам всё, что мы хотели бы увидеть, да ещё и со всех возможных ракурсов. Помню, что много лет назад у меня завязался спор с Форрестом, соседом по комнате в колледже, по поводу того, кто играл роль Алана Шепарда в фильме «Парни что надо». Я был убеждён в том, что это был Дэвид Кэррадайн, в то время как Форрест, хоть и не помня точно имени актёра, тем не менее уверял меня, что это не был Дэвид Кэррадайн. Как выяснилось, Форрест был прав: актёром оказался Скотт Гленн. Сейчас, тридцать пять лет спустя, я легко смог это выяснить с помощью поиска через Google, который занял у меня меньше минуты, поскольку сейчас каждый знает всё на свете, выясняя в миг поискового запроса всё что угодно.

Лаконичный юмор Ринпоче по очереди обращается к таким темам, как демократия и правительство, женщины и отношения между полами, юность и зрелость, сила и влияние музыки, наконец, неправды, которыми мы так любим обманывать сами себя. Теперешнему молодому поколению, способность которого к простым и правдивым наблюдениям как будто полностью парализована, он говорит: «Мужчины на самом деле ни лучше, ни хуже женщин. Они просто другие». Само собой. Говоря о «мирах», то есть о культурно-интеллектуальных пространствах, населяемых разными людьми, Ринпоче обращает внимание на двуличие – или, точнее, на слепоту – бедного человека, который презирает богатых, пока на него самого не свалится богатство, или богача, презирающего бедных, пока он сам вдруг не обанкротится. Есть определённые социальные горизонты, за пределами которых мы, похоже, ничего не можем разглядеть. Проницательность Ринпоче как будто оказывается параллелью к предостережению Христа «Не судите, да не судимы будете», или даже разъясняет последнее. Однако это не просто призыв к терпимости, потому что терпимость, говорит он, может быть сведена к равнодушию, которое явно не способно сосуществовать с любовью или состраданием. Именно это и объясняет, почему, по словам Ринпоче, ни Будда, ни Христос не были особенно толерантными.

Читая «Европу глазами снежного льва», я периодически испытывал чувство горечи при мысли о том, что эти учения, переданные буддистом, порой ближе сердечной сути [проповеди] Христа, чем то поверхностное и увлечённое лишь самим собой многословие, которое в теперешней Церкви часто способно сойти за христианство. Я говорю это не ради умаления Церкви – в конце концов, я её часть, – но чтобы побудить своих братьев-христиан забыть на время о деньгах, положении в обществе и честолюбивых стремлениях и использовать это время для честного самоанализа и покаяния. Некоторые могут возразить, что нехристианин не имеет права порицать Церковь. Однако, имея в виду поучение Христа в притче о добром самаритянине, можно допустить, что и неверующие могут что-то сказать нам. «Если ты хочешь что-то узнать о воде, не спрашивай рыбу», – говорит старая пословица. Порой человек, стоящий вне традиции, способен видеть её и обращаться к ней более отчётливо, чем те, кто самым тесным образом связан с ней и вовлечён в неё. (Это очень близко характеристике любого библейского пророка.) Вот почему Ринпоче говорит, например, о потребительстве в жизни христиан: потреблении не только товаров и услуг, но и проповедей, веры и добродетелей без малейшего напряжения или усилия. Говоря это, он звучит как буддийская версия Дитриха Бонхёффера¹: подобно последнему, он с презрением глядит на «дешёвую благодать», то есть на беззаботное принятие Божьего благословения и всех Божьих благ в сочетании с неготовностью заплатить полную цену следования Христу.

Значит ли это, что я в качестве христианина целиком и полностью принимаю или поддерживаю учение Ринпоче? Нет. Будучи христианином, я не могу этого сделать. Я не могу, например, принять исповедуемую им веру в закон кармы, не говоря уже о его вере в то, что распятие Христа стало следствием изгнания торгующих из храма и, соответственно, демонстрацией того, как действует закон кармы. Согласно Евангелиям, Христос умер по Своей воле и чтобы исполнить волю Отца, а вовсе не потому, что Его догнала Его карма. Милость не подчиняется карме даже в евангельском определении милости. Ринпоче говорит, что «никакая религия не может привести к Освобождению иным способом, кроме взращивания шести совершенств». Однако Христос пришёл освободить именно тех, кто не смог освободиться сам, взращиванием ли шести совершенств, соблюдением ли Закона Моисея, или иными способами.

Равным образом я поспорил бы с идеей Ринпоче о том, что ни одна религия не может быть «универсальным средством спасения» для человечества, особенно имея в виду множество заявлений Христа, который Сам о Себе свидетельствовал как о «Свете Миру». Моё возражение было бы в том, что поверить во Христа вообще означает поверить в Него как в единственного Спасителя человечества. В одном месте Ринпоче предполагает, что Иисус был непрактичен, дав себе труд превращать воду в вино, когда достаточно было просто рационально подойти к вопросу подготовки свадебного пиршества и запастись вином заранее. Даже если, что похоже на правду, Ринпоче говорил об этом с иронией, направленной на своих слишком прагматичных западных друзей, остаётся правдой то, что в «безумии» Христа явно имелась система. Апостол Иоанн называл чудо в Кане и другие чудеса Иисуса «знамениями», потому что они совершались не только ради решения насущных практических задач, но для того, чтобы явить присутствие самого Бога в происходящем.

Несмотря на всё это, я могу сказать с некоторой долей уверенности, что, будь у меня возможность встретиться с Ринпоче, он бы мне понравился. Или, если иметь в виду то, что слова, запечатлённые в книге, продолжают звучать ещё долго после кончины автора, он мне нравится. Его в высшей степени концентрированные размышления о западном мировоззрении напоминают мне другого значительного и недавно ушедшего от нас исследователя культуры – Аллана Блума.² Действительно, и Ринпоче, и Блум открыто оплакивали утрату великой музыки, искусства и философии; оба, похоже, были опечалены исчезновением трудолюбивых, мужественных героев, которым на смену пришли поверхностные поп-идолы вроде Майкла Джексона (или, если брать более свежий пример, Джастина Бибера); оба остро осознавали всеобщее пагубное влияние феминизма; оба видели, что преждевременная и неограниченная сексуальная активность ослабляет физическую силу и рассудок как юных, так и зрелых людей; наконец, оба понимали силу музыки, которая способна пробуждать и разжигать страсти человека.

Вот почему я думаю, что в «Европе глазами снежного льва» содержится немалая доля мудрости, достойной восхищения. Но это не мудрость глубоких, мистических, отрешённых абстракций, которую я честно ожидал от этой книги. Как раз напротив, Ринпоче высмеивает разного рода псевдохудожественный интеллектуализм, что вызывает беспокойство и сбивает с толку, а тем не менее именно по этим причинам иногда сходит за мудрость. «Красота, – утверждает он, – никогда не наполнит вас раздражением и скукой, которые вы чувствуете, когда смотрите фильмы для интеллектуальной элиты, фильмы, что вы ошибочно считаете истинными произведениями искусства». Игнорируя ложные умствования, он защищает более основательную и прочную мудрость, ту, которая готова трудиться, учиться и быть терпеливой. Христианин не может не оценить этого, как не может он не оценить и других важных вещей, свойственных в равной мере нашей вере и буддизму: призвания к любви, самопожертвованию и суровому пути ученичества.

Наконец, несколько слов по поводу стиля. Будучи редактором этой книги, я постоянно боролся с искушением последовательно редактировать текст Ринпоче так, как я делал бы это в отношении любого другого автора или соавтора. Но большинство (со)авторов способны дать мне знать, что они думают о моей редактуре, и сказать «нет» там, где они категорически не согласны с моими правками, до того, как книга увидит свет. Учитывая, что Ринпоче больше нет среди нас, а потому он не может возразить на мои правки, я намеренно избрал осторожный подход к редактуре и, за некоторыми исключениями, которых относительно немного, оставил изначальный текст без изменений. Результатом является текст, который, вероятно, не на сто процентов грамотен, не говоря уже о его «политической корректности», но который (я надеюсь на это) остаётся в высокой степени интересным для чтения, отражает личность его автора и дорожит исторической точностью в свете его ухода из жизни.

Дон Макинтош,

редактор издательства «Гаризим»,

Сан-Антонио, Техас

Несколько слов о том, как была написана эта книга

Эта книга по своему жанру является сборником проповедей. При этом её автор, Кхенпо Кьосанг Ринпоче, проживший в Европе многие годы, священником не был. Он был выдающимся буддийским ламой, основателем и первым директором буддийского института «Дже Цонкапэй Линг».

Ринпоче не писал этих проповедей (в буддизме чаще используется слово «учение» или «учения»). Он даровал эти учения устно по разным поводам и не очень беспокоился о том, будут ли его устные учения записаны на видео, или расшифрованы, или изданы в качестве книги (последнюю идею он, скорее, не одобрял).

В каждом из этих случаев Ринпоче обращался к аудитории в своей особой манере. Его речь отличали короткие, почти рубленые предложения, грамматические неправильности и сильный акцент, но при этом высокий темп, умеренная жестикуляция, смешение английских и немецких слов. Частенько он обводил аудиторию своим проницательным взором. Порой он цитировал старый буддийский текст, или, например, малозначимого австрийского поэта XIX века, или ссылался на французский комедийный фильм. Было поразительно осознавать, как многое он – в отличие от целого ряда тибетских буддийских учителей – знал о западной классической музыке или западной классической литературе.

Его тон часто был насмешливым (правда, чаще всё же серьёзным), и его речь порой прерывалась взрывами смеха. Он превосходно владел вниманием своей аудитории.

Эти учения были записаны вашим покорным слугой со всей возможной тщательностью. Я не смог обойтись без подбора иных формулировок для некоторых неясных фраз, удаления повторов и пр. Во многих случаях передо мной вставал тяжёлый выбор: или оставить изначальные слова Ринпоче с их синтаксисом, или переформулировать предложение [с целью большей ясности] – и с сожалением наблюдать, что «живительная сила ушла». В связи с этим книга, представленная ниже, не является дословной записью того, что сказал Ринпоче, и всё же она настолько близка к подлинной сути его учений, насколько мои усилия сделали это возможным.

* * * * *

Ринпоче имел искренний и дружелюбный интерес к христианству.³ Его взгляды на христианскую догматику или, скажем, на повседневную деятельность прихода, вероятно, можно считать наивными, сомнительными или даже ошибочными (как минимум, с христианской точки зрения), но эти взгляды никогда не были снисходительными или враждебными. Вполне очевидно, что Ринпоче рассматривал христианство как альтернативный духовный путь к «Окончательному Освобождению», как общину духовных практиков, некоторые из которых вполне искренне стремятся исполнить наиболее благородную задачу человека – прекратить страдание всех живых существ на земле. Это служение человеку и его нуждам является чертой, которой буддизму не хватает, замечал он с сожалением.

При этом явно не катехизические разъяснения буддийской доктрины (и тем более не мысли Ринпоче о христианстве) делают эту книгу достойной прочтения. Учения Ринпоче, дарованные им по буддийским темам (таким, например, как Виная, буддийский монашеский устав), очень ортодоксальны, но вот его взгляд на современную действительность – достаточно уникален.

В отличие от столь многих духовных учителей, Ринпоче никогда не стеснялся высказывать вслух мысли, которые огромное число традиционных последователей любой значимой религии почти наверняка разделяет, но редко озвучивает. Он был enfant terrible⁴ тибетского буддизма, уличным мальчишкой из сказки «Новое платье короля» Ганса Христиана Андерсена, и этот мальчишка, наблюдая нелепости современной «политической корректности», никогда не боялся воскликнуть: «А король-то голый!» Эта простая мысль, что мы стыдимся произнести вслух – хоть она и не является единственной темой «Европы глазами снежного льва», – возможно, главный посыл этой книги.

* * * * *

Первым названием книги было «Учения за гранью традиции». Ринпоче определённо не понравилось это название. Он заметил, что ни одна из его проповедей не противоречит ортодоксальным буддийским взглядам. Вероятно, для него, неутомимого защитника традиционных ценностей, была неприятна сама мысль о том, чтобы считаться кем-то «за гранью традиции» или даже кем-то, кто не полностью традиционен. В тот день, когда я мучительно искал новое название, я случайно наткнулся на изображение льва и единорога за авторством Джона Тенниела – иллюстрацию к знаменитой сказке Льюиса Кэрролла. Я показал эту иллюстрацию Ринпоче, и он от души рассмеялся. «Этот лев – сегодняшняя Европа», – заметил он. Так и появилось теперешнее название вместе с иллюстрацией на титульной странице.

Большинство читателей наверняка узнают на этой иллюстрации и «снежного льва» тибетского буддизма, который является символом силы и мудрости. Я предлагаю читателю рассматривать этих львов как олицетворение двух соответствующих культур, а всё изображение – в качестве Запада и Востока, что пытаются понять друг друга, вместо того чтобы увидеть врага в своём собеседнике.

«Пусть все живые существа будут счастливы!»

Людвиг Рёмер

глава i

Потребители

Иногда нужно говорить не только о религиозных истинах, но и о светских. На самом деле, не существует никаких «религиозных» и «светских» истин. Закон кармы действует везде, неважно, религиозен человек или нет. Глупо верить, что закону кармы подчиняются только монахи и священники. Разделяя религиозные и светские истины, мы совершаем большую ошибку. Мы как бы показываем, что религия непрактична и неприменима к миру, в котором мы живём. Но в действительности только современное западное общество думает так. Даже средневековый Запад не считал, что религия неприменима к миру. Христианство в Средние века изо всех сил пыталось построить в Европе Царство Божие. Получилось это плохо.⁵ Но уж что получилось. Толпы европейцев, и знатных, и бедных, снимались со своих мест, чтобы отправиться в Иерусалим освобождать Гроб Господень, не имея перед глазами никакой более практической цели. А вы говорите, что религия неспособна влиять на мир! Но проводником этого влияния всегда остаётся человек. Человеческое сознание. Вещи таковы, какими мы их считаем. Если мы считаем религию ведущей силой мира, она становится ею. Если мы считаем религию абстрактной, непрактичной вещью, она ей и становится.

Сейчас большинство людей Запада считают религию именно непрактичной абстракцией, придуманной учёными. Именно поэтому вы отделяете «религиозные» истины от «светских». И, разумеется, вы всегда удивляетесь, когда религиозный профессионал начинает говорить о мире, то есть о чём-то, в чём он, по-вашему, совсем ничего не смыслит. На самом деле, человек или глуп, или нет, он или понимает мир, или нет. Если он его понимает, то понимает его целиком, потому что мир не разделяется. Существует лишь один мир, что не означает, что мы всё о нём знаем. Нет никакого отдельного «религиозного» мира. Религиозный практик должен лучше других разбираться в мире, в людях, в их эмоциях, в женщинах и в мужчинах. Невозможно быть знатоком мира вопреки религиозному знанию. Наоборот, религиозный человек познаёт мир посредством религии. Если у него это не получается, значит, его религия никуда не годится.

Я думаю, что многие из вас считают, что христианство как практическое учение никуда не годится. Поэтому вы и изучаете буддизм. Я полагаю, что вы серьёзно ошибаетесь. Непрактическое учение не смогло бы просуществовать две тысячи лет. Было бы очень хорошо внимательно изучать христианство, чтобы отделить в нём истину от лжи. Я полагаю, в нём много истины. Но [некоторые] христиане тщательно оберегают свои неправды. На них выстроено общество. Я мало что могу сказать о христианстве. Я должен был бы стать христианином, чтобы говорить о нём. И даже о буддизме я не собираюсь сейчас говорить. Точней, именно о буддизме, но только не о буддизме в чистом виде. О буддизме, который обнажает ошибки.

О потреблении.

Вначале – пара слов из буддийской азбуки. Вы знаете, что Благородный путь состоит из восьми частей. Правильные знания, мысли, слова, поступки, способ существования, усердие, памятование, концентрация.⁶ К чему это я говорю? К тому, что ни одну часть Благородного восьмеричного пути нельзя пройти пассивно. Вы не можете просто нажать на некую кнопку и начать произносить правильные слова. И вы не можете просто заучить эти «правильные слова», потому что правильных слов в отрыве от контекста не существует.

Если вы скажете «ты лжёшь» своему ученику, эти слова будут правильными, когда вы говорите их для воспитания ума вашего ученика. Если вы скажете то же самое своей больной матери, слова не будут правильными, даже если они истинны. Правильные слова не существуют сами по себе, вне зависимости от вещей и людей. Чтобы произносить правильные слова, вам постоянно нужно осознавать, насколько полезно для других то, что вы говорите, постоянно требуется прилагать усилия.

То же самое – с действиями, вниманием, концентрацией, способом существования. Наивно думать, что есть какой-то один универсальный правильный способ существования. Даже монашество не является им. Представьте себе, что на Земле останется только один мужчина. Если он станет монахом, человечество вымрет. И наоборот, даже существование в качестве профессионального убийцы не всегда является ложным. Строго говоря, любой солдат есть профессиональный убийца. Но есть времена и войны (правда, их по-настоящему мало), когда нужно сражаться. Сам Будда⁷ в одной из своих прошлых жизней убил того, кто собирался уничтожить пятьсот человек. Итак, всегда человек должен размышлять, доверяя прежде всего собственной совести. Если у человека нет собственного сознания добра и зла, никакой святой и никакое Учение не способны ему помочь.

Фактически весь путь к Освобождению – это сознательный труд. Существует труд, а существует нечто, противоположное сознательному труду. Потребление.

Идея потребления родилась вместе с деньгами. Что я имею в виду под потреблением? Состояние, когда человек пассивно ожидает для себя каких-то удовольствий, каких-то приятных ощущений. Как правило, он считает, что имеет право на эти ощущения. Например, потому, что заплатил за них своими деньгами, которые честно заработал.

Идея потребления появляется в касте вайшьев, торговцев. У других каст есть другие идеи: например, идея служения людям – у священства, идея чести – у воинов или, наконец, [идея] любви. До тех пор, пока идея потребления остаётся в рамках третьей касты, она не приносит особого вреда.

Проблемы начинаются, когда идея потребления захватывает другие касты, когда потребление проникает в науку, искусство и религию.

Начнём с науки, с образования.

Я сравниваю европейскую школу с монастырской школой, в которой учился сам, и прихожу к выводу, что обучение стало «сахарным» как никогда.

Несколько веков назад даже европейские ученики должны были заучивать тексты наизусть. Теперь у них есть компьютеры и Всемирная сеть. Всемирная сеть – великое изобретение, но если вы храните тексты в сети, а не в вашей голове, то чему же вы научились?

Несколько десятилетий назад даже у вас мальчики учились отдельно от девочек. Теперь мальчик и девочка могут сидеть за одной партой.

Раньше не было других пособий, кроме книг. Теперь ученики могут смотреть учебные фильмы. Не было ничего, кроме лекций и дебатов. Теперь половина обучения проходит в играх.

Короче говоря, делается всё, чтобы школьник мог получать приятные ощущения, и при этом при минимальных усилиях. Это считается демократией и гуманизмом. Но нужно хорошо понимать, что школа как источник наслаждения никогда не сравнится с алкоголем, наркотиками или половой жизнью. Современные школьники, похоже, прекрасно это понимают.

А самое главное, ложна сама идея всеобщего обучения. Вы ведь никогда не будете делать монахом человека, который не хочет быть монахом. Такой человек не принесёт пользы ни в монастыре, ни в миру. Но при этом вы зачем-то искусственно штампуете учёных в огромных количествах: людей, которых их образование отвлекает от реальной жизни, но не даёт им возможности жить духовной жизнью. Так появляется огромная масса несчастных.

Но опять же, сама идея современной школы, где ученик может откинуться на спинку стула и получать удовольствие, никогда бы не вошла в ваш ум, если бы не идея потребления. Вы считаете, что знание можно потреблять. Как в детстве, так и во взрослом возрасте. Взрослые люди, которые продолжают учиться, называются учёными. И здесь снова даёт себя знать культ потребления.

Вы считаете, что науку можно использовать для того, чтобы пассивно получать удовольствие от жизни. Некий учёный изобретёт умные машины. Эти умные машины будут стирать бельё, мыть полы, печатать за вас книги, доставлять вас в любую точку земного шара и так далее, так что вам не придётся совершать никаких усилий.

Но, видите ли, здесь не всё так просто. Вы едете в другую страну, но остаётесь в своём собственном мире, так как её культуру вы презираете. Разумеется, стиральные машины и печатные книги – благо. Машина может перепечатать книгу, так что вам не придётся её переписывать или вырезать ксилографические таблички из дерева вручную. Но если вы потратили целый год на то, чтобы вырезать из дерева полсотни табличек первого тома «Ламрима», то вы запомните эту книгу. Вы будете её ценить. И так как при таком способе печати книги слишком дороги, никто не будет совершать ненужных усилий. Никому не придёт в голову изготавливать такую печатную форму для журнала «Космополитен», тем более для журнала «Плэйбой». Не стóит труда. Однако сейчас вы без труда можете найти во Всемирной сети любую книгу. И более того: любую аудиокнигу. Вам даже не придётся переворачивать страницы. Компьютер прочитает книгу вслух. Если потреблять книги, то есть получать удовольствие от них безо всяких усилий, то они обесцениваются. Вы спрашивали меня, отчего я не хочу написать книгу. Возможно, именно поэтому.⁸ Устное учение гораздо сложней воспринимать. А человек должен прилагать усилия, если он хочет учиться. Без усилий нет никакой учёбы.

И здесь мы переходим к искусству. Ведь книги бывают разные. Есть художественные книги. Точно так же есть великая музыка. Некоторые музыкальные и литературные произведения относятся к великому искусству.

Но как вы воспринимаете искусство? Как вещь, которая должна доставить вам приятные ощущения – при условии, что вы не совершите никаких усилий. Иначе говоря, вы потребляете искусство. Но если искусство потреблять, то, конечно, следует предпочесть Майкла Джексона⁹ Бетховену.

Я не имею в виду, что музыка Майкла Джексона и Бетховена приносит одинаково приятные ощущения. На самом деле, музыка Бетховена способна принести человеку гораздо более сильное ощущение счастья. Я имею в виду только то, что для восприятия Майкла Джексона требуется гораздо меньше усилий. Можно просто откинуться на спинку стула и ничего не делать. И ведь вы считаете, что имеете на это право. Ведь вы заплатили за диск Майкла Джексона. А диск с Девятой симфонией Бетховена тоже стоит денег. И вот вы искренне недоумеваете, почему вы должны совершать работу в своё свободное время. Ведь вам не так легко было заработать деньги, на которые вы купили Бетховена! А сейчас, вместо того, чтобы отдохнуть, вы снова вынуждены работать. С какой стати? Теперь вы понимаете, почему некоторые из вас не любят классическую музыку.

Но здесь – одна из главных неправд, на которых построено ваше общество. Неправда о том, что труд всегда приносит страдание, а отсутствие труда всегда приносит счастье. Одновременно вы считаете трудолюбие величайшей добродетелью. Поэтому для вас религия – страдание. Если бы любой труд был страданием, тогда заключённые одиночных камер были бы самыми счастливыми людьми на земле. Но, кажется, это не так? Ложная идея о том, что любой труд есть страдание, была внушена вам в школе, где вы совершали тяжёлый и бесполезный труд, забивая свою голову мёртвыми словами. Неудивительно, что некоторые из вас испытывают отвращение к любому труду. Факт остаётся фактом: вы хотите потреблять книги, фильмы и музыку. А ведь есть люди, которые всерьёз считают, что Майкла Джексона можно приравнять к Бетховену! Они утверждают, что современная музыка – попросту альтернатива классической. Это подобно тому, как в Америке имбецилов называют «альтернативно одарёнными». Будьте честны: если имбецилы имеют какое-то дарование, которого обычные люди не имеют, тогда они должны преподавать в школах. Впрочем, я не удивлюсь, если через полвека в ваших школах будет происходить что-то подобное.¹⁰

Искусство можно потреблять, а можно с помощью искусства усовершенствовать себя. Трудиться над собой. Но здесь тоже происходит фатальная ошибка. Вы убедили себя, что любой труд тяжёл и приносит страдание. Значит, считаете вы, любое подлинное искусство должно быть тяжёлым, а восприятие его должно приносить страдание. Это легко заметить на европейских и американских фильмах. Огромное множество их – это так называемые фильмы на один вечер, фильмы для потребителя. И есть небольшое число фильмов, смотреть которые невыносимо, досмотреть которые до конца крайне сложно. Вы рукоплещете им и называете их настоящим искусством. Я полагаю, нельзя сделать ошибки хуже.

Истинное искусство неразрывно связано с красотой.

Один немецкий поэт написал: «Красота есть не что иное, как начало ужасного, которое мы способны вынести. И мы восхищаемся им потому, что оно не уничтожило нас».¹¹ Это подобно обращению к могущественному идаму.¹² Если идам по-настоящему силён, то при его появлении вы испытаете чувство восторга и одновременно страха. Этот страх объясним, ведь слишком сильные впечатления способны разрушить сознание человека. Но никогда вы при его появлении не испытаете чувства отвращения и скуки, что возникают при просмотре современных фильмов для интеллектуалов, которые вы ошибочно считаете высоким искусством.

Настоящая красота сложна. Положите рядом камень и цветок. Оба красивы в своём роде. Но цветок гораздо сложней камня. Нужно больше усилий, чтобы понять его красоту. Соната Бетховена ещё сложней. По-настоящему сложную красоту невозможно понимать без усилий и без развития ума. Но потребитель не привык прилагать усилия. Поэтому настоящая красота умрёт, если относиться к искусству только как к объекту потребления. Полагаю, что она уже умирает. Обратите внимание, что во второй половине двадцатого века в Европе не появилось ни одного великого композитора.¹³ Правда, я не исключаю, что я ошибаюсь. Возможно, и сейчас существуют истинно великие композиторы. Но, к сожалению, их никогда не услышат массы людей, никогда они не будут оценены многими.

Вы скажете мне, что всё не так печально. Ведь до сих пор существуют концертные залы, где исполняют классическую музыку. Но, признаюсь честно, современные концертные залы тоже кажутся мне таким же местом потребления, как и магазины. Вы ведь не будете отрицать, что на стадионе во время спортивных соревнований их зрители не совершают особого труда над своим сознанием? На стадионе зритель получает сильные впечатления, наблюдая, как спортсмен трудится на границе своих сил, совершает почти невозможное. Наблюдать чужой труд приятно и не требует усилий. Но ведь и музыкант-исполнитель тоже трудится на пределе своих возможностей. Вы не простите ему ни одной фальшивой ноты. Вы ведь заплатили за концерт немалые деньги. Вот поэтому я считаю большинство посетителей концертных залов потребителями. Взять хотя бы ту причину, что это самое большинство в обычной жизни классическую музыку не слушает. Значит, их привлекает не музыка как таковая, а мастерство и труд исполнителя. Или, для женщины, возможность всем показать своё новое платье. Или, для мужчины, возможность всем показать свою новую женщину.¹⁴

Но идея потребления не ограничивается образованием и искусством. Вы считаете, что способны потреблять религию.

Вначале о христианстве, так как это, в конце концов, та вера, которую большинство европейцев притворяется, что разделяет. Вы идёте в церковь, слышите прекрасное пение, слышите органную музыку и испытываете приятные ощущения без особого труда.

Затем пастор произносит проповедь. Я с большим интересом читал некоторые сборники проповедей известных христианских проповедников. У меня сложилось впечатление,¹⁵ что раньше проповеди были более критичными. Более жгучими. Сейчас они стали абстрактными. Пастор говорит о том, что должно быть. Например, об идеальном добре. О любви к ближним. Или ко Христу. Вам внушают мысль, что эта любовь к ближним – что-то очень простое. Ведь иначе вам подробно объясняли бы, как достичь этой любви. Вас убеждают, что вы способны к ней уже на том простом основании, что вы христиане и этим выгодно отличаетесь от язычников.

Никому никогда не придёт в голову переплывать широкую реку, если он не умеет плавать. Вначале нужно учиться плавать. Но никому никогда не придёт в голову учить другого, как делать детей. Это занятие не требует особого мастерства. И вот вам кажется, что любовь ко всем людям и ко Христу так же проста, как и то, о чём я только что сказал. Эта мысль приносит вам удовольствие. И, заметьте, это удовольствие рождается без всяких усилий. Но получать удовольствие без усилий означает потреблять. Выходит, вы потребляете проповедь. А иногда вам всё же приходит в голову, что вы живёте неправильно. Вы испытываете угрызения совести. Вы идёте в храм и каетесь. Облегчаете душу. И священник произносит: «Прощаю тебе грехи твои».¹⁶ Абсолютно ложная идея. Каким образом он может уничтожить ваши омрачения, если вы сами ничего не совершили для этого? Подобное противоречило бы закону кармы. Но вы верите ему. Это же так приятно. Таким образом вы потребляете исповедь.

Я слышал, что раньше христианские священники накладывали на тех, кто совершил зло, так называемые эпитимии, подобно тому, как это делается в монашеской Сангхе¹⁷ в отношении провинившихся братьев. Священники заставляли их читать специальные очистительные мантры.

Очень хорошая практика, хотя недостаточная сама по себе. Необходима ещё сила Прибежища и сила обещания больше не совершать зла. Возможно, вам кажется, что я наивно переношу буддийскую догматику на христианство. Но я думаю, что духовные законы одинаковы. Каким образом можно избавиться от зла, если не обещать себе больше не совершать его? И я ведь не имею в виду Прибежище в Будде. Конечно, христиане должны принимать Прибежище во Христе и Его Дхарме¹⁸. Но принять Прибежище во Христе и Его Дхарме означает доверять Христу и Евангелию, а не учёным, не психоаналитикам, не родственникам и знакомым. Ну, и кто же из христиан делает так?

Но многие из вас разочаровываются в христианстве. Вам кажется, что оно не объясняет жизнь. Не помогает вам жить. Строго говоря, Христос и не обещал вам, что поможет вам жить. Он обещал привести вас к Небесному Царству, что, полагаю, является христианским обозначением Окончательного Освобождения.¹⁹ Разумеется, врач может вылечить только тогда, когда пациент принимает все лекарства и строго следует всем советам врача. Я не буду вам напоминать все советы Евангелия, но в любом случае вы не следуете им. Так вы разочаровываетесь во враче, который вас лечил, хотя не приняли ни одного из его лекарств. Вы ищете другого. Половина Азии поклоняется Будде, и вы думаете: «Да, это то, что мне надо!»

Кроме того, буддизм – модная религия. Священников много, а лам²⁰ в Европе мало. Должен вам сказать, что христианство в Китае тоже является модной религией. Даже в Лхасе есть христиане. Более того, я даже держал в руках Евангелие, переведённое на тибетский язык. Так было и десять веков назад, когда зарубежные учителя были в Тибете очень модными, а тибетцев никто и слушать не хотел. Люди не меняются.

Вы приняли Прибежище в Будде, но не отказались от своей привычки потреблять, то есть получать удовольствие, не прилагая усилий. Что же получается?

Вы находите ламу, получаете от него «учение», точней, фрагмент Учения, и, не дослушав Учение до конца, начинаете практиковать. Вы очень нетерпеливы. Вы хотите быстрых результатов – и, разумеется, приятных ощущений. Через какое-то время, послушав нескольких лам, прочитав несколько книг, вы находите для себя практику, которая совершает в вас более быстрые и заметные изменения, чем другие. Вы не понимаете, что [внешне] эффективная практика далеко не всегда будет самой лучшей. Например, вино быстро совершает изменения в любом человеке, но это не означает, что вино – это лучший напиток. То же верно и в отношении лекарств и лечения. Если мастер восточной медицины коснётся вас иголкой, вы, может быть, этого даже не заметите. Но вы всего этого пока не понимаете. Ведь вы редко советуетесь с ламой, оправдывая это тем, что у лам не всегда есть время давать вам советы. Отчасти это так. Лам мало, а европейцев много. И даже если лама живёт в вашем городе, вы его не спрашиваете. Вы считаете, что лама кусается. Я думаю, истина заключается в том, что вам попросту стыдно. Ведь вам с детства внушали, что вы почти как Христос, что вам не хватает самую малость до Христа. А тут придётся услышать много неприятного о себе. Всё же некоторые из вас советуются с ламой. Вы приходите домой и начинаете выполнять практику, которую вам посоветовали. Вы не видите быстрых изменений. Вы и не должны их видеть. Но вы говорите себе: «Старик ошибался. Он работает по шаблону. Он совершенно не учитывает, какая я сложная и уникальная личность». Вы именно так и говорите, я знаю. И вы возвращаетесь к практике, которую сами для себя нашли.

Эта практика начинает приносить те или иные результаты. Например, тепло в позвоночнике. Или видения. Или чувство радости. Или чувство спокойствия. И что же вы делаете? Вы начинаете потреблять практику. Вы уже научились ей, поэтому её выполнение не требует от вас усилий. И приносит приятные ощущения. Вы ведь ради этого делаете практику, разве не так?

Некоторые на этом и останавливаются. А с другими случается нечто неожиданное. У них начинаются проблемы. И чем больше они практикуют, тем больше проблемы.

Вы не догадываетесь, что именно так и должно быть. Что это – хороший знак. Вы ведь начали лечиться, начали выгонять яды из организма.

Вам должно стать плохо. Нужно просто немного потерпеть. Даже если придётся терпеть тридцать лет, этот срок – ничто перед плодом Окончательного Освобождения. Но терпеть тридцать лет вы не хотите. И даже год не хотите. Вы полностью отказываетесь от практики. После этого некоторые из вас начинают искать новую практику, другие – новую религию, а третьи разочаровываются в религии как таковой.

В конце концов, большинство людей не являются религиозными практиками, не связаны с искусствами и не занимаются наукой. Так почему бы вам не потреблять? Ведь вы имеете на это право, вы тяжело трудитесь, чтобы заработать деньги, и заслужили отдых. Но если вы не потребляете науку, искусство и религию, вы начинаете потреблять любовь.

И сексуальную, и романтическую. Вы хотите получать от половой жизни только удовольствие, без того, чтобы брать на себя труд рождения и воспитания детей. Как минимум, это приведёт к тому, что вас не останется. Что через сто лет в Париже будут жить одни арабы, в Лондоне – одни индусы, а в Берлине – одни турки. Кроме того, культ сексуальной любви приводит к тому, что ваши подростки начинают жить половой жизнью в пятнадцать-шестнадцать лет²¹, и это вредит их сознанию. В прямом смысле слова: они глупеют. Но сексуальная любовь – ещё полбеды. Вы интенсивно потребляете романтическую. Вам даже в голову не приходит, что ничто не появляется просто так, для вашего удовольствия. Сильные энергии сексуальной любви дают возможность для рождения ребёнка. Сильные чувства романтической любви дают возможность для творчества. Для воплощения красоты. [Иоганн Вольфганг фон] Гёте, немецкий поэт, не мог бы писать своих стихов, если бы не был постоянно влюблён.²² Это – общая черта европейского и индийского творчества. В Тибете с этим делом обстоит хуже. У нас нет музыки, сопоставимой в своей грандиозности с музыкой Бетховена. Хотя она совсем и не нужна нам. Здоровым людям не нужны сильные лекарства. Полагаю, что именно многочисленные болезни Европы вызвали появление классической музыки, которая может быть для сознания мощным лекарством, так же, как и сильным ядом. Именно искусство относится к тому лучшему, что есть в западном мире. Этого лучшего не так много. Но вы пренебрегаете им. Вы хотите потреблять без того, чтобы отдавать. Если бы каждый из вас, испытав романтическую любовь, совершал что-то прекрасное, Европа расцвела бы. Возможно, вам как раз и кажется, что вы цветёте. Ну что же, каждый имеет право верить, во что хочет: в коммунизм, в фашизм, или в расцвет Европы.

В конце концов, есть возраст, когда человек имеет право испытывать интенсивную романтическую любовь и ничего не отдавать взамен. Это – подростковый возраст. Подросток мало что способен дать человечеству. Но любовь совершает положительные изменения в его сознании. Это верно в отношении подростка. Но, если взрослый потребляет романтическую любовь, он останавливается в своём развитии на стадии подростка. А ведь потреблять означает получать приятные ощущения снова и снова. Так человек становится рабом романтической любви. Эта любовь превращается в наркотик. Обратите внимание: вся ваша популярная культура построена на культе этой любви. Что же вы делаете с собой? Зачем вы сами себя превращаете в беспомощных детей?

А чтó, спросите вы меня, чтó мы должны делать? Не знаю, могу ли я дать вам советы. Даже лучшие советы не срабатывают. Но я всё же попробую. Вот два, очень простых.

Начните трудиться над сознанием. Перестаньте потреблять.

глава ii

Роботы

Западное общество построено с помощью машин. Вы живете с ними и даже внутри них. Не говорите мне, что окружающая среда не влияет на сознание. Конечно, влияет. Мы, тибетцы, не самый нежный народ. Мы такие же, как наши горы. Чтобы жить в Тибете, нужно быть крепкими, как яки²³. Хотя горы умиротворяют. Против гор нельзя бороться так же, как против джунглей. Если вы побежите по горной тропе слишком быстро, то сорветесь и погибнете. Вот почему мы не бываем слишком агрессивными. Просто сильные, трудолюбивые, сдержанные люди. Горы сформировали наш национальный характер.

А вас такими, какие вы есть, сделали леса. Я далек от критики европейской культуры. Она когда-то была прекрасной. К слову сказать, ваши композиторы тоже воспитывались лесами. Они всегда могли пойти погулять в лес. Что-то было там такое, что вдохновляло их. А сейчас лесов осталось очень мало. Конечно, они есть, но какая в них польза, если они так далеко от больших городов? Вместо этого у вас есть машины любых видов: автомобили, компьютеры, телефоны, лифты. Я не говорю, что машины плохи. Когда я был ребенком, я мечтал о стиральной машинке. Плохо то, что они становятся вашим единственным окружением. А оно формирует ваш характер. Вот так вы в конечном счёте становитесь человекоподобными машинами. Роботами.

Вы скажете: это старое сравнение, старая метафора. Мы её давно знаем. Вы ошибаетесь: это не метафора, это простая реальность. А даже если и знаете, то что? Вы гордитесь этим? Кто-то, возможно, и гордится. Вы считаете это нормальным?

Сейчас вы начнете возражать. Скажете: не все так плохо. Мы не роботы. Кто-то, может быть, и робот, но в основном мы все образованные люди, здоровые ментально и физически, свободные от ваших азиатских комплексов и рабской преданности идолам и тиранам. Какие у вас доказательства?

Хорошо, у меня их достаточно.

Машины управляются командами. Для них слишком сложно чувствовать реальность. Поэтому вы загружаете команду, какие-то слова в неё, и машина реагирует. Реакция может быть очень сложной, продуманной. Но одну вещь вы не сможете изменить: машина всегда зависит от слов. И реагирует одинаково. Она не меняется.

Точно так же и вы ведёте себя в своей жизни.

Знакомясь с новым человеком, прежде всего вы хотите узнать, кто он такой. А именно, как он зарабатывает деньги. Вы пытаетесь оценить его статус. Вы – большие мастера в такой оценке. Вы оцениваете человека по внешнему виду, одежде, манере разговора, лексикону и т. д. Но человек всегда больше, чем его профессия, должность или социальные привычки. «Это банально», – скажете вы. Тем не менее вы отказываетесь заглянуть глубже. Вы видите, что этот – ученый, этот – таксист, а тот – священник. Эта информация – как команда, по которой вы будете действовать, как «пуск» на панели ваших инструментов. В школах или семьях вас научили, как вести себя с учеными, таксистами или священниками. Вас уже запрограммировали. Неважно, следуете вы этим командам или нет, они застряли в вашей голове. Если вы не религиозны (а большинство из вас – не религиозны), то, скорее всего, не уважаете священников. Вы можете их критиковать, выказывать своё неуважение и даже бранить их. Это ничего не значит.

Вы так себя ведёте только потому, что они священники. Поэтому кто-то из вас автоматически будет чувствовать отвращение к ним, неважно, хороши они или нет. Все потому, что в ранней юности вы были запрограммированы атеистичными идеями кого-то из гуру западного мира. А если нет, значит, что-то просто испортилось в вашей машине. Компьютер вашего сознания поймал вирус. Он сломался под тяжелым бременем лжи, которой была набита ваша голова. И вот теперь, оскорбляя священников, вы считаете себя «свободной личностью». Ничего похожего. Вы действуете, исходя из вашего нового предубеждения, новой ментальной программы. Если бы вы действительно были свободны от предубеждений, вы, прежде всего, спросили бы: а что это за человек? Кто он, а не что он делает. Вы бы попытались его понять, вместо того, чтобы классифицировать. И если бы вы так делали, то осознали бы, что и католический священник, и коммунист могут быть хорошими людьми. А активист «Гринпис» или волонтёр, помогающий пожилым людям, могут быть плохими.

Когда я приехал в Европу, мне сказали, что многие люди проявляют уважение ко мне просто потому, что они уважают меня лично, как человека. Я был удивлен этим, потому что многие из моих обожателей не имели возможности пообщаться со мной лично или слышать мои наставления раньше. Однако менеджеры, которые меня сопровождали, уверяли, что все так и есть. Затем, внезапно, настали сложные времена, я был объявлен плохим человеком, псевдоламой. Я заболел и, вдобавок ко всему, у меня не было денег. Хорошие люди помогли мне, не спрашивая особо, кто я и что я. В те времена я был никем. Неудачником. Нищим. И где же были мои прежние обожатели? Я оставался прежним. Поменялось только название, бирка. Команда, которая предписала обращаться со мной определённым образом. Толпа людей поверила в одно слово – псевдолама.

Хорошо, представьте себе, что я и вправду невежественный, глупый и жестокий человек. Почему же тогда они не увидели этого с первого взгляда? Что, так сложно заметить чью-то жестокость и невежество? Сложно, если вы – робот. Робот действует по команде. Он не способен оценить реальность. Он не думает своей головой. Вам может показаться, что, когда я называю вас роботами, мною движет личная обида. Вы ошибаетесь. Я не очень-то забочусь о себе. Монах может жить везде и должен быть готов встретиться со смертью в любое время. Я начал разговор о роботизации западного сознания после первой недели, проведенной в Европе, когда меня слушали с большим энтузиазмом. Но я не мог не говорить правду. Я не собирался проповедовать сладкий, безобидный буддизм. И до сих пор не собираюсь.

Вы, вероятно, возразите мне. Вы скажете, что невозможно не принимать в расчет профессию при оценке людей. Что у вас гораздо больше сострадания и личных чувств к вашим близким, к людям, которых вы любите. С первого взгляда это похоже на правду. Но в реальности вы просто меняете бирку, вы вешаете на друзей, близких и любимых очередной ярлык. И после этого вы начинаете называть того же таксиста или учёного «солнышко». Но все ваши солнышки, по сути, одинаковы. Вы относитесь к ним ко всем одинаково, в соответствии с командой «партнёр», которая была заложена в ваше сознание, без понимания того, что это за человек. Вы позволяете им иметь физические отношения с вами и заботиться о вас. Говорите «о, дорогой!» и всё такое. А в действительности особого интереса вы к ним не проявляете, так же как и они к вам. Вы не изучаете вашего партнёра, никогда по-настоящему не задумываетесь, кто он и что он для вас.

Кто-то когда-то сказал вам, что партнёр – это самый близкий человек в вашей жизни. Что теперь у вас всё общее, что партнёр разделяет с вами мысли, идеи и поступки, так же как и вы разделяете его чувства и убеждения. Но это не так. Он или она никогда не делают этого и не будут делать. Люди разные! Для вас было бы очень полезно изучать вашего партнёра. Вы могли бы многому научиться у них, а они у вас. Симпатия начинается с понимания другого человека, с изучения его. После этого кто-то из вас, вероятно, осознает, что испытывает гораздо больше любви к нему или что не испытывает к нему любви. И даже если настоящая любовь существует, не все отношения одинаковы. Кто-то из ваших возлюбленных может помочь вам, а кто-то нуждается в вашей помощи. Кто-то пострадает от ваших грубых слов, а кто-то будет оскорблён, если вы будете вести себя слишком нежно с ним. И так далее. Но вы же никогда не размышляете, не различаете этого, действуете как роботы, по одной программе. Как только вы прикрепляете к человеку ярлык «партнёр», то сразу позволяете ему ложиться с вами в постель, называть вас [«дорогой» или] «дорогая» и считаете его частью вас самих.²⁴ Почему, если он или она никогда не были этой частью? Рано или поздно что-то пойдет не так, «дорогой» перестаёт быть сладким, нежным и сексуальным. Вы расстаётесь. И, скорее всего, начинаете обвинять противоположный пол. После первого такого разрыва вы думаете, что мужчине никогда не понять женщину. Такую сложную, как вы, по крайней мере. Что женщинам никогда не понять мужчин. Такого глубокого, как вы. А вы сделали хоть что-нибудь, чтобы понять своего партнёра? Я не говорю про всех. Мне приятно осознавать, что исключения до сих пор существуют. Но с каждым годом их будет все меньше, потому что роботизированное сознание вешает бирки на партнёров вместо того, чтобы изучать их.

Я сомневаюсь, что к самым близким и родным вы относитесь с уважением. Что такое уважение? Вы уважаете человека, если верны ему, если считаете его выше себя, если верите в то, что человек говорит, цените его слова, с радостью делаете что-то приятное для него и делаете это искренне, без личной заинтересованности. Но не путайте уважение и культ личности. Ведь можно сотворить себе кумира, поклоняться кому-то как богу. Если же вы просто уважаете кого-то, вы относитесь к нему как к простому человеку, зная при этом, за что вы его уважаете. У европейцев много идолов. Однако большинство из вас едва ли способно уважать кого бы то ни было. Даже родителей. Вы редко следуете их советам, спорите с ними. Даже вашего Бога, Иисуса Христа, вы не уважаете. Многое ли вы делаете, чтобы принести Ему радость? Можете ли вы поступиться всем, как Он учил? Отказались ли вы ради Него хотя бы от одной из своих дурных привычек? Готовы ли вы отказаться ради Него от малейшей глупой идеи, эгоистичного желания или привязанности? Любая религия начинается с уважения и преданности. А не с философии. Она также может иметь в качестве своей основы поклонение, слепой культ, но тогда она вырождается в обычный фанатизм. Как мы, тибетцы, простой народ, смогли бы овладеть сложнейшей наукой Праджня Парамиты²⁵, если бы не имели настоящей любви и преданности к Будде, нашему великому Учителю? Понимаете, вы не уважаете даже вашего бога и учителя, а учитель, на мой взгляд, даже важнее, чем бог. Богов много²⁶, а хорошие учителя редки. А машина не способна иметь религиозные чувства. Религия – это нечто за рамками слов. Но вы не хотите выйти за эти рамки.

Недостаток уважения движется параллельно вашему недостатку умственной независимости. И вновь вы мне не поверите. Вы полагаете, что у всех вас независимые собственные мнения, что вы никому не позволяете влиять на ваши идеи и суждения. Это не так. Вы спорите просто из детского желания спорить, но лишь немногие из европейцев имеют свое мнение. Вы страшно боитесь не быть оригинальными, опасаетесь быть похожими на других. Вы хотите отличаться от толпы.²⁷ И добиваетесь этого любыми способами. Даже принимаете Прибежище в Трёх драгоценностях.²⁸ Зачем? Принятие Прибежища или вера в коммунизм – это просто способ перепрограммирования. Вы всего лишь останавливаете программу «христианство» и начинаете исполнять программу «буддизм». Но это сложно, потому что эта азиатская программа требует большой искренности.²⁹

Вы одновременно боитесь и думать самостоятельно, и выглядеть заурядно. Выглядеть оригинально и думать независимо – это разные вещи. Вы считаете, что ваш способ мышления должен отталкиваться от теорий, что вы должны действовать так, как все остальные. Если какая-то идея, которой раньше не было, приходит вам в голову, вы просто её игнорируете, потому что у вас нет инструментов, чтобы работать над ней. А если появляется гений, вы немедленно делаете его посмешищем, начинаете его презирать, критиковать, забрасывать грязью, пока не выяснится, что это действительно гений. Робот не может думать по-своему. Не на что опереться его мышлению. Ваши мысли должны основываться на реальности. А они исходят просто из слов, которыми забита ваша голова.

Независимое мышление не всегда «оригинально». Кидать камни в священников и восхищаться гомосексуалистами, по вашему мнению, очень свежо, потому что это ведёт к слому традиции.³⁰ Однако традиции могут быть очень полезны. Но изучение догматики вызывает у вас скуку. Вы боитесь, что вас начнут называть занудами, если вы будете изучать догматику. А тому, кто не боится думать самостоятельно, неважно, какую бирку на него повесят.

Вспомните 1932 год, год, когда Адольф Гитлер стал главой Германии.³¹ И сразу объявил, что Германия должна вернуться в своё Средневековье, вновь стать империей. Гитлер думал независимо. Он, вполне вероятно, был вдохновляем демоническими силами, но роботом он не был. Если бы такая идея пришла кому-то из вас, то человека сразу же объявили бы сумасшедшим. Но не Гитлера. Наоборот: выяснилось, что немцы, оказывается, всегда об этом мечтали.³² Я не виню вас. Я просто хочу показать, как легко перепрограммировать того, у кого нет своего мнения.

Пожалуй, вы думаете, что есть ещё такая область, где остаётся доля спонтанности. Я имею в виду религию. Область, наименее роботизированная изо всех областей человеческой культуры. Может быть, это и так, а может быть, и нет. Я расскажу вам историю, которую никогда не рассказывал. Когда-то я очень хотел узнать, как выглядит католическая месса. И я пошел в церковь. Не в монашеской одежде, естественно. Я надел брюки и рубашку. Там были и монахини, и прихожане-миряне. Я слушал проповедь и молитвы. Наступило время причастия. Подойдя к священнику, я сказал, что простого благословения будет достаточно, и он благословил меня. Не думаю, что буддистам позволено принимать причастие. Хотя я не знаю этого наверняка, могу и ошибаться. Я вернулся на место. Но тут одна из монахинь повернулась и впилась в меня взглядом. Конечно, она меня винила, потому что я нарушил общие правила. Я полагаю, что она и священника тоже винила за то, что он ограничился простым благословением. Как мне было жаль эту пожилую монахиню!

Конечно, никто не должен вести себя во время ритуала провокационно, я это хорошо понимаю. Нельзя оскорблять религиозные чувства других людей. Вероятно, мне не стоило идти в церковь. Но я же не сделал ничего плохого. И разве именно её религиозные чувства я оскорбил? Может быть, её просто разозлило то, что я нарушил правила? Некоторые люди на Западе, из тех, кто ещё остается религиозными, страшно боятся допустить хотя бы малейший промах в ритуалах. Вы не забыли, что машины тоже работают по стандартной программе? Если хотя бы одна буква кода программы будет неправильной, все пойдет насмарку. Мы, тибетцы, конечно, тоже довольно консервативны в наших ритуалах, но мы никогда не совершаем ритуал просто ради самого ритуала. Мы не против нововведений. Мы не верим, что исполнение ритуала ведёт к духовным достижениям точно так же, как запуск стиральной машины гарантирует чистое бельё.³³ Но вы, европейцы, уверены, что машина всегда исполняет свою работу как надо, а значит, и причастие, и молитвы должны выполнять свою. После смерти многие из вас удивятся тому, что окажутся не в раю, ведь причастие – это не машинный процесс, ведь машинальное исполнение ритуалов никогда ничего не меняет. Я не понимаю, как вы можете годами ходить в церковь и не меняться. Только робот может совершать одно и то же действие много лет и не меняться. Зачем тогда нужна религия, если она ничего не меняет в вашем уме?

Для человека такая религия не нужна. А для робота нужна, она обучает человекоподобные машины старым неправдам, на которых построено западноевропейское общество. Она позволяет вам почувствовать, что вы выполняете какие-то религиозные обязанности, и это дает вам право называться хорошим роботом. В религии нет обязанностей. Никто не обязан становиться лучше. Никто не обязан стремиться к Пробуждению. Хотя некоторые считают, что Пробуждение будет обретено вами сразу после смерти, что Иисус спасет всех вас от сансары.³⁴ Что посещение церкви и воздержание от преступлений – это всё, что от вас требуется. Такая идея может прийти только в роботизированную голову, в голову, которая мыслит машинами и верит, что волшебное существо под названием «Бог»³⁵ работает как огромное предприятие. Я не виню ваших священников. Даже лучший священник не сможет ничего изменить, когда он проповедует машинам.

И последнее, но не менее важное: вы думаете только о практической выгоде. Но ведь ни один двигатель не производится просто для того, чтобы им любоваться. Любой двигатель создан для работы. Вы полагаете, что коэффициент полезного действия – это главная человеческая характеристика, что трудолюбие – главная добродетель. Если бы это и вправду было так, любой двигатель достиг бы Пробуждения быстрее, чем любой из вас. Вы когда-нибудь видели святую машину? Человек может восхищаться красотой. А робот – нет. В его сознании отсутствует часть, воспринимающая красоту. И это понятно, ведь красота не нужна для бизнеса. Вы скажете, что это не так, что у вас есть филармонии, что ваши студенты изучают Шекспира, Данте, Гёте и других авторов, принадлежащих западноевропейскому культурному наследию. Вы когда-нибудь задумывались, как вы обращаетесь с вашими культурными ценностями? Крайне прагматично.

Ваши учителя сказали вам, что Гёте – это шедевр. Вы, человекомашины, никогда бы этого не поняли, но вы верите вашим учителям и ученым, а они продолжают восхвалять Гёте. И делают это, честно говоря, автоматически. Они тоже роботизированы. Тем не менее они делают свою работу, они несут культуру в массы. Но поскольку поэзия не может не вызывать у роботов скуку, вы пытаетесь сделать Гёте общедоступным, пытаетесь упростить великих авторов. Вы переводите их произведения на вульгарный сленг ваших тинэйджеров. Вы, видимо, считаете, что это лучше, чем полностью отказаться от наследия великих. Так думает любой робот. Что половина, треть шедевра – это лучше, чем ничего. Вы думаете об этом так же, как рассчитываете эффективность машины. Но если вы уменьшите мощность машины, она всё равно продолжит работать. Если же вы упростите «Божественную комедию», то она просто перестанет существовать. Вся её красота будет уничтожена. Это может понять только настоящий человек.

Пожалуйста, прекращайте быть роботами! Только человек может достичь Пробуждения. Будда ничего не говорил о роботах. Хотя, пожалуй, парочку он точно знал. Не верьте словам. Не вешайте на людей ярлыки. Изучайте их внимательно, особенно самых близких. Позвольте каждому вашему разговору с другими быть особым, не повторяйте одни и те же клише снова и снова. Уважайте тех, кто достоин уважения, не позволяйте политикам или журналистам управлять вами. Не бойтесь не быть оригинальными.³⁶ Не верьте в механические ритуалы, которые могут быть эффективными только чудесным образом, без какого-либо труда вашего сознания. Развивайте ваше чувство прекрасного. Только тогда у вас будет шанс вырваться из стальной клетки сансары, что роботам не дано. Ведь робот сделан из стали. Как он может пойти против своей природы?

глава iii

Демократия

Есть вещи, которые людей Запада в буддизме привлекают. Это – наше спокойствие, наш почти научный анализ ментальной сферы, отсутствие религиозной экстатичности и фанатизма. Есть, напротив, те, которые вам несимпатичны. Наш аристократизм. Наше глубокое уважение и почитание религиозных учителей, которые, с вашей точки зрения, недостаточно демократичны. С точки зрения американцев – тоже.

Европейцы обожествляют демократию. У вас есть два бога: Христос и демократия. И эти два бога сражаются друг с другом до настоящего времени. И сейчас, в начале XXI века, последний, похоже, побеждает. Сейчас вы поклоняетесь своей демократии гораздо больше, чем Христу.

Обожествлять идеи не очень хорошо. Обожествлять ложные идеи – губительно для нации.

Теперь вы можете спросить меня: «Почему демократия – это ложная идея?» Или, может быть, это я неправ, называя эту идею ложной?

Достаточно легко заставить людей поклоняться богу; достаточно сложно сделать их хоть немного мудрее. Тем не менее я попытаюсь. Вы знаете, что в индийском обществе существовало четыре касты. Брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры. Жрецы, администраторы, купцы и слуги. Эти четыре касты есть в любом обществе. Они есть и в вашем европейском обществе. Не думайте, что это так просто. Вы можете относить себя к жрецам, поскольку вы достаточно умны и получили хорошее образование. Но на самом деле, большинство из вас являются шудрами. Почему? Потому что вы зарабатываете деньги, поступая на службу. Делаете то, что другие люди хотят от вас. Есть разница между брахманом и шудрой. Первый всегда говорит то, что он хочет, приятно это или нет, и этим он зарабатывает на жизнь. Второй говорит то, что от него хотят услышать другие. Вы в самом деле думаете, что ваша работа в школе, или в газете, или в офисе даёт вам возможность говорить то, что вы действительно хотите сказать? Не будьте наивны. Наивность – порок. По крайней мере, для буддистов.

Человечество в своём развитии проходит различные этапы. Каждый из них способствует процветанию одной из каст.

Было время, много веков назад, когда правили жрецы. Тогда ни один король не смел пойти против их воли. Такой тип правления называется теократией. Тибет – это единственная страна, в которой теократия сохранялась до середины прошлого столетия.³⁷ До 1959 года.

Затем пришли времена, когда солдаты расстреляли священнослужителей, как это было в Тибете во время китайского вторжения³⁸, и начали править. Не всегда это было так скверно, как в 1959 году. Были и правители, которые защищали и поддерживали священников и монахов, например, царь Бимбисара, покровитель Будды, или великий царь Ашока.

В любом случае, солдат не может существовать без офицера, а офицер – без офицерской гордости. Такой тип правления называется аристократией. Священнослужители – плохие управленцы, честно говоря. Они всегда своего рода мечтатели. Мечтатели очень важны для культуры. Без них не существует ни религии, ни искусства. Но мечтатель никогда не сможет достаточно хорошо управлять государством. Поэтому кшатрии побеждают брахманов. Воин смел, силён и умён. Вы не можете не быть умным, если от этого зависит ваша жизнь. Не забывайте, что Будда не был священнослужителем. Он был кшатрием, воином. Он не был мечтателем ни один день Своей выдающейся жизни. Он был превосходным управленцем и учёным.

Однако люди устают даже от самого хорошего управленца. Лучших всегда немного. Запомните это хорошо. Никому не нравится, когда немногие правят большинством. Кроме того, при аристократии почти нет «личной жизни». Бедным и гордым может быть рыцарь, но не торговец. Кроме того, это так скучно – быть бедным и гордым. Или бедным и в страхе перед гордыми! Так совершается новая революция, и царей свергают с престолов. Теперь все хотят быть политиками. И каждый получает такую возможность. Выборы. Парламент. Митинги. Такой режим носит название демократии.

Теперь поразмыслите. Я не имею в виду размышление о Будде. Просто поразмыслите. Подумайте. Проанализируйте.

Вы когда-нибудь задумывались, что хороших всегда меньше, чем плохих? Просто купите дюжину книг или фильмов или послушайте дюжину лам³⁹ и убедитесь в этом собственными глазами и ушами. Честных, смелых и умных людей всегда немного. Все не могут быть умными и сильными. Эти «все» не могут не быть заурядными. Это и есть основная суть любой демократии: власть посредственности.