Читать онлайн Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 1

Глава 1

Фэнцзю из Цинцю

Много позже, когда по всему Рассветному дворцу зацвели деревья прозрения и возрождения, чьи цветы росли столь густо, что, подобно плывущим облакам, укутывали гребни дворцовых стен, Дун Хуа вспоминал свою первую встречу с Фэнцзю.

Тогда у него еще не сложилось никакого впечатления о ней. Отстранившись от мирских забот, он тысячелетиями жил в Рассветном дворце, отмечая только смену времен года, течение небесных светил да значимые изменения в судьбе мироздания.

Хотя сам Небесный владыка особо просил Дун Хуа прервать на время уединение в Рассветном дворце и присоединиться к свадебной процессии наследного принца Е Хуа, бывший повелитель всего сущего не придал этому делу особого значения. Вполне естественно, что он почти не запомнил ни юную девушку, вышедшую из вод озера Возрождения, ни ее чистый, как весенний дождь, голос. И едва ли он помнил, как она ласково, но с толикой насмешки спросила у Сы Мина: «Той деве Цинь с горы Чжунху, о которой ты говорил, правда приглянулся мой четвертый дядя?»

По-настоящему Фэнцзю впечатлила владыку на застолье в честь свадьбы Е Хуа.

Наследный принц клана небожителей женился на уважаемой во всем мире высшей богине Бай Цянь. Разумеется, их свадьба не могла быть заурядной. На Небесах бессмертные делились на девять рангов. Помимо родичей правящей семьи, на застолье допустили только небожителей не ниже пятого ранга: десять совершенных владык, совершенных людей и около тридцати духовных бессмертных.

Свет вечерней зари растекался по залу Пурпурной чистоты. Застолье подходило к концу.

Нынешний Небесный владыка знал толк в показной любезности и картинных жестах. Он покидал любое застолье после третьей чаши вина под предлогом того, что быстро пьянеет. Даже свадьба родного внука не стала исключением.

Да и счастливый новобрачный, владыка Е Хуа, всегда быстро пьянел. Сегодняшней ночью он пал жертвой вина даже быстрее обычного. Не успели гости пойти по третьему кругу, как мелкому небесному чиновнику пришлось подхватить полубессознательного наследника и сопроводить его в Платановый дворец. Впрочем, Дун Хуа подметил, что для «мертвецки пьяного» наследный принц двигался поразительно уверенно.

Как только Небесный владыка и наследный принц покинули зал Пурпурной чистоты, несколько совершенных владык также откланялись под разными предлогами. Торжественная обстановка переставала быть удушающей. Дун Хуа лениво покрутил в руке пустую чашу и тоже собрался уйти, чтобы бессмертные, сидевшие в его присутствии почтительными истуканами, наконец смогли отмереть и пить вдоволь.

Но только владыка отставил чашу и привстал, как у входа в зал вдруг из ниоткуда появился горшок с суманом [3]. За россыпью желтоватых цветов смутно угадывалась девушка в белых траурных одеждах. Пригнувшись и тщетно стараясь слиться со стеной за колоннами, она пробиралась к столам родственников невесты, одной рукой придерживая юбку, а другой – цветочный горшок.

Дун Хуа оперся о подлокотники, сел обратно на свое пурпурно-золотое сиденье и, устроившись поудобнее, приготовился наблюдать.

Танцовщица на сцене завершила выступление, а дева в белых одеждах, постоянно спотыкаясь, наконец добралась до нужного стола, нашла свободное место и остановилась у него. После выглянула из-за горшка и осторожно огляделась. Убедившись, что никто не обратил на нее внимания, она спокойно села. Потом, пользуясь тем, что все взгляды устремлены к сцене, торопливо опустила цветы на пол и как ни в чем не бывало присоединилась к рукоплесканиям, одновременно заталкивая горшок ногой под стол.

Выходило плохо, и девушка пнула его еще раз.

И еще.

Последний пинок оказался особенно сильным, и многострадальный горшок вылетел из-под стола, чуть не снеся его, перемахнул через всю сцену и угодил прямо в отложившего свой уход Дун Хуа.

По залу пронесся слаженный испуганный вздох. Горшок завис в трех цунях от лба владыки.

Дун Хуа подпер щеку одной рукой, а второй подхватил горшок с растерявшим часть великолепия суманом. Потом перевел скучающий взгляд на виновницу произошедшего.

Все небожители повернулись в ту же сторону.

Девушка на миг замерла, но быстро опомнилась и повернулась к сидящему рядом бессмертному в грубых одеждах.

– Ми Гу, что это у тебя за шутки такие! Как ты мог запустить горшок кому-то в лоб! – горячо, но не слишком сурово отчитала она его.

После пира сопровождающий Дун Хуа бессмертный чиновник рассказал ему, что девушку в траурных одеждах зовут Бай Фэнцзю. Она и есть та самая владычица Цинцю, унаследовавшая Восточную пустошь в столь юном возрасте.

Празднования в честь свадьбы Е Хуа шли семь дней.

Сразу по истечении этого срока должна была состояться церемония Тысячи цветов, проходившая раз в шестьдесят лет. Устраивал ее сам владыка Лянь Сун. Поэтому большинство небожителей, приглашенных на свадьбу наследного принца, попросту пересели из-за одних столов с угощениями за другие.

Девять небесных сфер, некогда славившиеся божественной чистотой и, что важнее, тишиной, пребывали во власти праздничного хаоса. Разве что пруд Белых лотосов на Тринадцатом небе сохранил былую безмятежность – в основном благодаря близости к Рассветному дворцу Верховного владыки Дун Хуа, чье спокойствие мало кто мог безнаказанно нарушить.

И высшая богиня Бай Цянь, недавно вышедшая замуж на Небеса, к числу этих счастливчиков не относилась.

Семнадцатого дня четвертого месяца подули теплые ветра, и высшая богиня Бай Цянь сочла это лучшим временем, чтобы устроить смотрины для своей племянницы Фэнцзю. И провести их решили именно на берегу пруда Белых лотосов.

Бай Цянь вышла замуж за Е Хуа в сто сорок тысяч лет. Она находила их брак весьма своевременным и мерила всех по себе. Разговоры о поиске жениха для юной Фэнцзю, которой едва исполнилось тридцать тысячелетий, казались богине неуместными, однако таково было желание Бай И, отца Фэнцзю, и старшего брата Бай Цянь. Он доверил ей судьбу своей дочери, поэтому, не имея действительно веских причин для отказа, Бай Цянь принялась за дело, заглушив совесть.

Последние дни Небеса сотрясала радостная суматоха, и найти подходящее место для небольших смотрин в непринужденной обстановке представлялось той еще задачкой. К счастью, Бай Цянь вспомнила, какие слухи ходят о владыке Дун Хуа, который давно жил в Рассветном дворце. Говорили, он редко бывает за пределами своих покоев и даже массовая резня прямо у него на пороге не привлечет и малейшего внимания хозяина Рассветного дворца.

Недолго думая, Бай Цянь со спокойной душой выбрала для смотрин берег пруда Белых лотосов.

Фэнцзю ждало два свидания одно за другим.

Однако Бай Цянь просчиталась. Дун Хуа не просто вышел за ворота дворца, он направился прямиком к пруду Белых лотосов, облюбовал место под раскидистой ивой в пятидесяти шагах от места будущих смотрин, удобно расположился на лежанке, накрыл лицо буддийской сутрой и, закинув в пруд бамбуковую удочку, задремал.

Фэнцзю позавтракала, выпила утреннего чая и не торопясь отправилась на Тринадцатое небо.

На изумрудной поверхности пруда белели лотосы. Они таяли в бесконечности – будто на темном полотне пруда облаками выткали цветочный узор.

В маленькой беседке Фэнцзю уже ждал нетерпеливо обмахивающийся веером небожитель в лазоревых одеждах. Заметив ее неспешное приближение, он со щелчком закрыл веер и расплылся в улыбке.

По правде говоря, Фэнцзю мало что знала об этом бессмертном. Только то, что был он молодым господином из какой-то боковой ветви ныне правящего на Небесах рода, совершенствовался на какой-то горе в мире смертных, отличался нравом спокойным и добродушным. Что в нем было плохо, так это его одержимость каждой черточкой небесного церемониала. Он осуждал бессмертных, им пренебрегающих, и терпеть не мог тех, кто опаздывал. Фэнцзю нарочно пришла позже на целый час.

Пир предполагался небольшим, без особых изысков, и потому они, вежливо поприветствовав друг друга, заняли свои места.

Потревоженный их любезностями, Дун Хуа сдвинул с лица сутру и бросил взгляд сквозь завесу ивовых ветвей. В пятидесяти шагах от него Фэнцзю чуть склонила голову и хмуро рассматривала веерообразный деревянный поднос перед ней.

На нем теснились винный чайник из дунлинского нефрита [4] и несколько красиво украшенных блюд.

Для небольших застолий на Небесах тоже имелся свод правил. Каждому небожителю подавался отдельный набор блюд, и, хотя блюда у всех были одинаковыми, вино к ним выбиралось в соответствии со вкусами каждого.

Бессмертный в лазоревых одеждах отложил веер и попытался начать разговор:

– Какое совпадение – в древние времена семья этого скромного небожителя следила за выправлением небесного ритуала. Слышал, высшая богиня Бай Цянь как-то упоминала, что ваше понимание церемониала достигло…

Бессмертный запнулся. Слово «совершенства» так и не сорвалось у него с языка, так как он заметил, что сидящая напротив него Фэнцзю уже приговорила целую тарелку свиных ножек и теперь палочками соскребала с тарелки остатки соуса.

Сыто икнув, она вопросила:

– Так что там с пониманием?

И улыбнулась испачканным в соусе ртом.

Знаток церемониала посмотрел на Фэнцзю в священном ужасе.

Фэнцзю вынула из рукава небольшое зеркальце, всмотрелась в него и будто бы самой себе пробормотала:

– У меня что-то на лице?

Замерев на миг, она произнесла:

– А, правда.

И решительно вытерла рот рукавом. На белоснежной ткани остался жирный след.

Лицо поборника чистоты приобрело нежно-салатовый оттенок.

Фэнцзю еще раз взглянула в зеркало и невозмутимо сунула его обратно в рукав. На сандаловой рукоятке остались маслянистые отпечатки пальцев.

Лицо ее собеседника побагровело.

В этот момент с палочек для еды на стол упала пара капель соуса.

Фэнцзю сунула палочки в рот и попыталась соскоблить соус со столика ногтями. Когда ей это не удалось, она вытерла его рукавом.

Рука бессмертного с протянутым шелковым платком замерла в воздухе.

Повисло долгое молчание. Наконец бессмертный с почерневшим лицом выдавил:

– Наслаждайтесь едой, ваше высочество. У этого скромного небожителя вдруг возникли очень срочные дела, вынужден покинуть вас незамедлительно. Продолжим нашу беседу в другой день.

Едва последние его слова отзвучали, бессмертный поспешил прочь, чуть ли не срываясь на бег.

Дун Хуа убрал сутру с лица. Фэнцзю помахала вслед бессмертному палочками, всем своим видом показывая, как ей не хочется расставаться. Однако в глазах ее не было ни капли печали, напротив, в них светилась с трудом скрываемая улыбка.

– Обязательно продолжим. И как можно скорее, не заставляйте меня ждать, – нежно проворковала она.

Как только бессмертный окончательно пропал из виду, Фэнцзю тонко улыбнулась, неторопливо вытащила из рукава белый платок с вышитыми на нем дождевыми цветами и спокойно вытерла руки, попутно расправив испачканные и мятые рукава.

Пожалуй, за двести лет постоянной практики ее высочество Фэнцзю из Цинцю научилась мастерски избавляться от женихов – стремительно, как текущая вода, и безжалостно, как нож в руках постигшего дао [5]. Второй предполагаемый жених пришел преисполненным уверенностью в своем успехе, а ушел разбитым и поникшим. После него остались только разбросанные по столу винные чашки, сверкающие отраженным светом.

За большой час Фэнцзю съела два блюда свиных ножек и наконец насытилась. Ожидая, пока переварится пища, девушка налила себе чай и повернулась к пруду Белых лотосов, любуясь слепящим великолепием Рассветного дворца. К этому времени Дун Хуа поймал две рыбки и перевернул последнюю из семи тысяч семисот восьмидесяти восьми страниц писания. Солнце начинало припекать, поэтому владыка подхватил книгу и направился к своему дворцу. Разумеется, ему пришлось пройти мимо беседки у берега пруда.

Фэнцзю, державшая чашку обеими руками, точно старушка, замерла, услышав за спиной чьи-то легкие и медленные шаги. Решив, что это Ми Гу, который в последние дни все больше напоминал ворчливого деда, она сбросила оцепенение и заговорила:

– Почему пришел так рано? Боялся, что я их побью?

Она отошла в сторону, освобождая место для вновь прибывшего.

– Вкусы тетушки становятся все более странными. Поверить не могу, что она пригласила таких задохликов, у меня даже рука не поднялась бы их ударить. Пришлось немного приврать и припугнуть, чтобы эти болезные сами сбежали. И все равно я ужасно устала.

Фэнцзю сделала паузу.

– Посиди со мной немного. Я давно не любовалась местными восходами и закатами. Оказывается, я еще не забыла их.

Дун Хуа остановился. Решив не отказываться от щедрого предложения, он сел у нее за спиной, придирчиво осмотрел стоявшую перед ним пару чайников и, выбрав один, небрежно плеснул себе остывшего чая, чтобы промочить горло.

Фэнцзю вновь затихла. Похоже, белые лотосы пробуждали в ней особые воспоминания.

Наконец она выдохнула:

– Говорят, в пруду Белых лотосов каждый лотос – это отражение человеческого сердца. Пусть у нас не так много знакомых смертных, как думаешь, Ми Гу, достоин ли такой человек, как Цинти, иметь здесь собственный белый лотос?

Затем, будто в раздумьях, протянула:

– А если да, то как бы он выглядел?

Еще один вздох.

– Такой человек, как он…

Фэнцзю отпила чая.

Дун Хуа тоже отхлебнул из своей чашки. Ми Гу он смутно помнил. Кажется, так звали стража земель Цинцю, сопровождавшего Фэнцзю. Похоже, она приняла его за него. Однако кто такой Цинти, он не знал.

В пруду отражались деревья. Фэнцзю глядела на воду, и голос ее звучал невнятно:

– Полмесяца назад принц Западного моря Су Мое пригласил моего четвертого дядюшку выпить. Я пошла с ним. По дороге мы пролетали над миром смертных. – Она на миг замолчала и продолжила: – Оказывается, династия Цзинь давно уничтожена. Она пала спустя семь лет после смерти Цинти. Честно говоря, я всегда знала, что та страна не продержится долго.

Фэнцзю вздохнула и повернулась, чтобы подлить себе чая.

– Как же там называется этот новый сорт чая Су Мое? – пробормотала она себе под нос. – Вспомнила! «Изумрудные спирали весны». На вкус и впрямь неплохо. Как вернемся, найди мне бамбуковую корзинку. Когда в следующий раз навестим Западное море, попрошу…

Фэнцзю подняла голову, и слова встали у нее поперек горла. Последовал приступ судорожного кашля. Она так и замерла в наливающей чай позе, твердо решив онеметь на ближайшую жизнь.

Дун Хуа постучал длинными тонкими пальцами по светло-зеленой крышке кружки. В солнечном свете его пальцы казались почти прозрачными, их кончики окутывало теплое сияние. Владыка скользнул нечитаемым взглядом по испачканным в соусе рукавам Фэнцзю, затем посмотрел на ее раскрасневшееся от кашля лицо. Щеки девушки пламенели, как кленовые листья.

Когда Фэнцзю оправилась от шока, на ее губах медленно появилась вежливая и слегка вымученная, но все же улыбка.

– Не знала, что Верховный владыка почтил ничтожную своим присутствием. Прошу прощения, мне недостает манер. Фэнцзю из Цинцю приветствует владыку, – с прохладной вежливостью проговорила девушка.

Дун Хуа выслушал приветствие, смерил взглядом замершую в поклоне Фэнцзю и коротко разрешил ей сесть. Когда она с поникшей головой подошла и присела, он отставил чашку с плавающими в ней чаинками и неторопливо спросил:

– Мое появление лишило вас дара речи?

Только Фэнцзю чуть расслабилась и просчитала дальнейшие шаги, как новая фраза владыки пошатнула ее с трудом обретенное спокойствие. Удивленно подняв голову, она все же взяла себя в руки и с той же отстраненно-вежливой улыбкой ответила:

– Я впервые лицезрю Верховного владыку. Недостойная скорее онемела от радости. Прошу меня простить.

Дун Хуа кивнул, принимая ответ, а про себя подумал, что, несмотря на вежливые слова, ни один внимательный человек не разглядел бы в застывшей улыбке владычицы Цинцю радости. Он налил ей давно остывшего чая.

Двое продолжали сидеть в неловкой тишине. Вскоре Фэнцзю опустошила свою чашку и потянулась за чайником, чтобы налить себе еще. Дун Хуа проследил, как чашка наполняется до краев, а потом вдруг неведомым образом опрокидывается на светлые одежды Фэнцзю. По ее юбке растекалось водянистое пятно.

Дун Хуа положил руку на стол, пристально наблюдая за девушкой.

Изначально ему просто было любопытно. Она так увлеченно созерцала восход солнца на Тринадцатом небе, что он подумал, будто отсюда открывается какой-то необычный вид. А потом она пригласила его присесть, и он не стал отказываться.

Теперь же, глядя на разворачивающийся перед ним театр одного актера, он по-настоящему развеселился. Видимо, она приняла его за еще одного соискателя ее руки и сердца, но из-за его высокого статуса не могла прогнать его так же, как двух предыдущих. Поэтому, чтобы сбежать, ей пришлось прибегнуть к такой отчаянной уловке, как «страдание плоти» – пролить чай на себя же.

От юбки Фэнцзю поднимался пар. Похоже, в чайнике и впрямь был кипяток. Она совсем не жалела себя.

Дун Хуа подпер щеку, совершенно верно полагая, что сейчас Фэнцзю попытается сбежать. И действительно: она пару раз взмахнула рукой, чтобы убрать пятно, и у нее, разумеется, не получилось. Тяжело вздохнув, она очень церемонно, почтительно, вежливо-отстраненно – и с тщательно скрываемой радостью – воскликнула:

– Как неудачно дрогнула рука, моя юбка непоправимо испорчена! Прошу прощения, вынуждена покинуть вас первой. Надеюсь, вы не против обсудить писания мудрейших наставников в другой день.

Ветер окутал их ароматом белых лотосов. Дун Хуа поднял на Фэнцзю взгляд и плавно протянул ей большой фарфоровый чайник.

– Вы пролили всего чашку. Не стоит так мелочиться. Я проверил: вода остыла. Если ваша рука дрогнет и на этот раз, ваш наряд будет испорчен действительно непоправимо.

Верховный владыка Дун Хуа давно не покидал Рассветный дворец. Молодые небожители еще не успели испытать на себе его ядовитый язык, а бессмертные постарше тщетно пытались забыть об уже пережитых унижениях. Хотя владыка Дун Хуа говорил мало, каждое его слово разило так же точно и больно, как его меч.

Ходили легенды, будто один своенравный юнец из демонов, прознав о воинских заслугах Дун Хуа, проник на Небеса, чтобы вызвать того на поединок. Разумеется, стража повязала демоненка еще на подходе к Рассветному дворцу.

Как раз в это время Дун Хуа играл сам с собой в вэйци [6] у лотосового пруда неподалеку.

Схваченный юнец разразился руганью, желая задеть владыку за живое.

Дун Хуа сложил вэйци и собрался уходить. Путь его лежал мимо плененного демона. Завидев владыку, тот раскричался еще больше. Мол, небожители так носятся со своей нравственностью, кто ж знал, как бесстыден их повелитель! Если у Дун Хуа осталась хоть капля добродетели, он должен немедленно очистить свое имя в бою, а не позволять слугам набрасываться на честного демона всей толпой…

Уже ушедший с коробкой вэйци Дун Хуа даже вернулся на два шага и переспросил у распростертого на земле демоненка:

– Капля чего, говоришь?

– Добродетели! – немедленно заорал тот. – Я говорю о добродетели!

Дун Хуа неспешно продолжил путь, бросив через плечо:

– Какое интересное слово, впервые слышу.

У юноши случился приступ удушья, и он потерял сознание от возмущения.

Фэнцзю вспомнила об этой истории спустя три дня, когда слушала, как ее тетушка воспитывает сына в зале Благовещих облаков.

В этом зале жил сын Бай Цянь и Е Хуа, юный правнук Небесного владыки, принц А-Ли по прозвищу Колобочек.

Колобочек, в ярко-желтых одежках, сидел перед матушкой. Видя, что взрослые сидят, надежно опершись ногами о пол, а он только и может, что болтать ими в воздухе, маленький правнук Небесного владыки, стиснув зубы, полдня пытался дотянуться своими ножками до пола. Однако ножки были слишком короткими, а стул слишком высоким, поэтому юный принц пока проигрывал. В конце концов он разочарованно бросил эту затею и теперь уныло слушал матушку, опустив голову.

Бай Цянь отчитывала его с самым серьезным видом:

– Я слышала, твой отец чуть ли не в десять лет мог наизусть читать «Сутру, истолкованную великим Сатьякой Ниргрантапутрой» [7], сутру «Вопрошения Брахмы-Вишесачинти» [8] и тайную мантру Призыва Недвижимого посланника Ачала Видья-раджа, пребывающего в самадхи [9]. Как же мы тебя так избаловали, что ты в свои пятьсот лет с трудом запомнил «Звучание и смыслы сутр»? [10] Конечно, оттого, что тебе тяжело даются буддийские тексты, небо не рухнет, но мог бы ты не ставить матушку с отцом в неловкое положение?

Уязвленный Колобочек разумно возразил:

– Конечно мог бы, но ум мне достался от матушки, а не от отца.

Фэнцзю выплюнула только что выпитый чай. Бай Цянь прищурилась, бросив на племянницу многозначительный взгляд. Фэнцзю торопливо замахала руками, с трудом сдерживая улыбку:

– Не поймите неправильно, чай попал не в то горло. Вы продолжайте, продолжайте…

Когда Бай Цянь перевела взгляд на Колобочка, Фэнцзю отчего-то вспомнила историю о том, как Дун Хуа довел до обморока молодого демона. Девушка снова отпила чай, ее глаза сияли едва скрываемой улыбкой. Фэнцзю склонила голову и посмотрела на свое траурное одеяние. Ее улыбка поблекла. Фэнцзю смахнула темную прядь, упавшую на рукав.

В жизни огорчений – что волос на голове. Фэнцзю не из тех, кто будет считать каждую волосинку. Но прошлое, не спрашивая ее мнение на этот счет, само настигало ее. Стремительным потоком пронеслись две тысячи семьсот лет, полные стольких событий. Что-то она помнила, а что-то старалась забыть и в конце концов преуспела.

Цинцю давно не вмешивался в мирские дела, но это не значило, что внутри него не находилось забот. За последние двести лет Фэнцзю редко вспоминала Дун Хуа. На Небесах же она сталкивалась с ним чуть ли не на каждом шагу.

Фэнцзю не расстраивало то, что он не узнал ее. Их с Дун Хуа связь, говоря буддийским языком, была невозможна и ошибочна. Впрочем, можно было бы выразиться честнее и проще.

Их любовь была бы преступлением.

Тем временем наступил последний день церемонии Тысячи цветов, что устраивал владыка Лянь Сун. По обычаю в этот день из тысяч распустившихся цветов выбирался самый красивый. Говорят, даже будды из Чистых пределов на западе [11] прибыли издалека, привезя с собой редкие цветы линшаньских гор. Давно на Небесах не видели столько гостей: небожители всех рангов спешили на праздник.

Фэнцзю цветы так сильно не вдохновляли. Тем более что по совпадению несколько дней назад бессмертные с какой-то горы нижнего мира испросили дозволения представить певцов и танцоров для свадьбы наследного принца и теперь репетировали отрывок из постановки «Генерал-красавица» под присмотром Ми Гу на террасе Небесного повеления на Седьмом небе.

Фэнцзю, взяв с собой сверток тыквенных семечек и маленькую «бутылочку из-под маслица» [12], отправилась смотреть представление.

Маленькая «бутылочка из-под маслица» в лице единственного племянника Фэнцзю, юного принца А-Ли, просеменила с ней во врата на Седьмом небе.

А за теми вратами, в густой тени у Зеркала Чудесных цветов, в то время как раз пил чай владыка Дун Хуа, покинувший церемонию Тысячи цветов при первой же возможности.

Зеркало Чудесных цветов было священным местом на Седьмом небе. Хоть оно и называлось зеркалом, на самом деле это был водопад. В нем отражались Три тысячи тысячных великих миров [13], и, если бессмертному хватит сил, он мог бы, взглянув на водопад, узреть взлеты и падения любого из миров смертных.

Мощь водопада была столь велика, что воздух вокруг гудел от напряжения. Не всякий небожитель мог долго здесь находиться, даже у совершенных владык рядом с ним кружилась голова. Поэтому долгие годы для отдыха, чтения и рыбалки это место использовал один Дун Хуа.

Проходя с Колобочком врата Седьмого неба, Фэнцзю велела ему:

– Подойди ко мне, не приближайся к Зеркалу Чудесных цветов. Там одухотворенная ци, можешь обжечься.

Колобочек послушно подошел и возмущенно пнул камешек.

– Отец ужасен, – жаловался мальчик. – Я отчетливо помню, что прошлой ночью заснул в матушкином зале Вознесения. Но наутро я проснулся в зале Благовещих облаков. Отец солгал, сказав, что я хожу во сне и, наверное, сам вернулся к себе!

Колобочек развел руками, окончательно превратившись в беззащитный шарик клейкого риса:

– Ясно как день, что отец не хочет делить со мной матушку. Он воспользовался тем, что я уснул, и отнес меня в другой дворец. Он даже родного сына обмануть может, бессовестнейший из бессовестнейших!

Фэнцзю подбросила на ладони сверток с семечками.

– И ты не поспешил к матушкиному залу плакать и давить им на совесть сразу же, как проснулся? Ты безнадежен.

– Я слышал, только девочки могут слезами желаемого добиться. Неужели… н-неужели мальчикам тоже так можно? – поразился Колобочек. От волнения он даже начал заикаться.

Фэнцзю ловко поймала сверток и, посмотрев на Колобочка, наставительно заявила:

– Конечно можно, дитя. Слезы и сопли – это чудесный артефакт, которым с наслаждением пользуется весь бессмертный мир.

Подперев щеку, Дун Хуа смотрел вслед двум удаляющимся фигуркам. В руке он держал позабытую книгу. В Зеркале Чудесных цветов изменили цвет ветра и облака – верный признак перемен. Звенели копья, ржали боевые кони – начинались и заканчивались войны, вершились судьбы миллиардов миров.

Чайник на столе вскипел.

От врат Седьмого неба до террасы Небесного повеления предстоял долгий путь.

Как только они достигли сада камней, уставший Колобочек потребовал привал. Стоило им присесть, как в небе полыхнуло серебром. В слепящем сиянии постепенно проявился силуэт несущейся во весь опор повозки. Из-под ее колес клочьями ваты разлетались облака, а порыв ветра донес до сидящих внизу одуряющий запах диких цветов.

Такое грандиозное зрелище из своего появления мог устроить разве что какой-нибудь высокопоставленный бессмертный нижнего мира, прибывший на церемонию Тысячи цветов.

Через мгновение повозка пропала из виду, очевидно пройдя врата Восьмого неба. За садом камней вдруг раздались голоса. Похоже, пара служанок решила обменяться впечатлениями о случившемся.

– Неужели в повозке сидела названая младшая сестра Верховного владыки Дун Хуа, принцесса Чжи Хэ? – спросила одна.

– Надо же, как она обставила свое возвращение, – неспешно отвечала ей вторая. – Однако как же стремительно скакун перепрыгивает расщелину [14]. Кажется, принцессу ссылали к смертным на триста лет?..

– Кстати говоря, почему Небесный владыка так обошелся с принцессой? Сестрица, ты тогда служила на Тринадцатом небе, не помнишь, что произошло?

Ее собеседница надолго задумалась, а когда заговорила, голос ее звучал приглушенно:

– Я сама всего не знаю, но помнится, то еще было времечко. Говорят, старшая принцесса царства демонов должна была выйти замуж в Рассветный дворец, но принцесса Чжи Хэ, безумно влюбленная во владыку Дун Хуа, сорвала свадьбу. Узнав об этом, Небесный владыка пришел в ярость и велел отправить принцессу в нижний мир.

Другая служанка с трудом сдерживала волнение:

– Ты сказала «выйти замуж в Рассветный дворец»? То есть стать женой владыки Дун Хуа? Откуда пошли такие слухи? Владыка давно в уединении, когда это его интересовали мирские дела?

– Демоны хотели скрепить союз с Небесами браком. Если так посмотреть, то для этой цели, кроме владыки Лянь Суна, тогда годился разве что Верховный владыка. Вообще, дела высокого двора не нашего ума дело. Но сама подумай: владыка тысячелетиями не покидал свой дворец, может, он и не знал, что значит «жениться»?

Ее подруга ахнула. Но все же она выведала еще не все, поэтому поторопилась спросить:

– Кстати, я помню, триста лет назад мне разок удалось увидеть владыку. Рядом с ним всегда вертелась маленькая алая лисичка. Некоторые служащие в Рассветном дворце говорили, что владыка относится к ней по-особенному. Куда бы ни пошел, брал ее с собой. Но, прислуживая ему на застолье в честь праздника наследного принца, я не заметила никакой лисички. Куда же она делась?

Другая служанка ответила далеко не сразу. Наконец она вздохнула:

– Владыка и правда обожал ту лисичку. Однако в Рассветном дворце ходят слухи, что лисичка вдруг пропала прямо перед свадьбой владыки. Он велел обыскать все тридцать шесть небес, но ее так и не нашли.

Фэнцзю откинулась на большой камень, все выше и выше подбрасывая сверток с семечками. В последний раз она подбросила его так сильно, что он улетел в небольшой лотосовый пруд сбоку от сада. Служанки явно перепугались, послышался быстрый топот удаляющихся шагов.

Колобочек так старательно сдерживал слезы, что у него раскраснелось личико. Глядя на все еще идущую кругами воду, он всхлипнул:

– И что мы теперь будем есть на представлении?

Фэнцзю встала и, оправив юбку, собралась уходить. Колобочек совсем сник и спросил с легкой обидой:

– Почему я не знал, что на Небесах есть лисичка?

Потом, словно говоря сам с собой, пробормотал:

– Куда же она ушла?

Фэнцзю остановилась, дожидаясь, когда Колобочек ее догонит.

Рассвет очертил золотом границу Седьмого неба.

Фэнцзю запрокинула голову, подставляя лучам лицо. Меж ее бровей пролегла складка.

– Возможно, она вернулась домой.

Потом она покосилась на Колобочка.

– Слушай, коротконожка, ты можешь топать быстрей?

Колобочек решительно замотал головой.

– Не могу!

Только добравшись до террасы Небесного повеления, Фэнцзю поняла, что золотистый свет, который они только что видели, разлил вовсе не звездный владыка Мао Жи, властитель Плеяд, который жил во дворце Лучистого сияния [15].

Представшее перед ней зрелище заставило Фэнцзю так и замереть в десяти чжанах от террасы.

Терраса Небесного повеления, выполненная из холодного, тщательно отшлифованного нефрита, устремлялась ввысь на сотню чжанов, а вокруг нее полыхало непонятно откуда взявшееся море огня. Если бы на вершине террасы Ми Гу не удерживал из последних сил защитный купол, бушующее пламя давно бы поглотило дрожащих от страха артистов.

Тут же, у самой кромки огня, стояла и промелькнувшая перед ними ранее повозка. Со всех сторон ее окружал плотный заградительный барьер. Внутри него и правда оказалась вернувшаяся из своей трехсотлетней ссылки принцесса Чжи Хэ. Ми Гу что-то кричал в ее сторону, но судорожно вцепившаяся в оглоблю принцесса явно его не слышала. На ее лице застыло выражение крайней беспомощности.

Из-за стены огня внезапно раздался громогласный рев.

Фэнцзю чуть прищурилась и наконец определила источник пламени. В огненном море беспокойно метался в поисках жертвы, яростно хлопая крыльями, зверь Алого пламени. Это из его раззявленной огромной пасти то и дело вырывался огонь. Так и не достав никого, зверь выпучил глаза и ринулся обратно в гущу пламени, свирепо ударяясь о барьер Ми Гу.

Прозрачная граница его щита уже пошла трещинами. За клубами огня мелькали перепуганные лица танцовщиц. Наверняка они кричали от ужаса, но силовой барьер глушил все звуки. Эта немая сцена рождала противоречивые чувства.

На самом деле все понимали, зачем в этот раз Чжи Хэ явилась на Небеса. С одной стороны, она прибыла на церемонию Тысячи цветов, с другой – втайне желала хоть краем глаза взглянуть на названого старшего брата, владыку Дун Хуа.

За такую чудесную возможность Чжи Хэ стоило благодарить высшую богиню Бай Цянь, обожавшую представления. Памятуя об этом увлечении высшей богини, принцесса самолично выбрала на горе несколько актеров и испросила дозволения представить их на Небесах. Вершиной этого многослойного замысла, конечно же, было появление самой Чжи Хэ, якобы желающей удостовериться, что выбранные ею певцы и танцоры точно пришлись по душе высшей богине.

Однако судьба явно не благоволила Чжи Хэ. Кто-то снял печать, сдерживающую зверя Алого пламени под террасой Небесного повеления, и Чжи Хэ на своей повозке въехала прямиком в огненный кошмар.

На самом деле Чжи Хэ была богиней воды. Когда она еще жила в Рассветном дворце, то подчинялась повелителю Четырех морей, владыке Лянь Суну. Под ее управлением находились дожди Западной пустоши, и для небожительницы это был редкий шанс принести настоящую пользу. Даже после того, как ее сослали в нижний мир, она все равно осталась отвечать за дожди на горе.

Но Чжи Хэ понимала, что для борьбы со свирепым чудовищем ее способности вызывать небольшой дождик явно маловато. Она уже хотела отправиться за помощью, когда бессмертный в одеждах, напоминающих лохмотья, что-то закричал ей со стороны другого защитного барьера. Похоже, он придумал, как выйти из сложившейся ситуации, но, как бы громко он ни кричал, Чжи Хэ не слышала решительно ничего.

Пока она переминалась с ноги на ногу, мимо нее пронеслась белая тень. От мелькнувших в воздухе вышитых светлых туфель поднялся небольшой вихрь. Горячий воздух раздул рукава верхней накидки незнакомки – словно беспорочный лотос распустился против ветра.

Чжи Хэ медленно скользила взглядом от пары туфелек вверх по юбке из тончайшей кисеи все выше и выше… Дойдя до лица, она с трудом сдержала крик.

Она помнила это лицо: эти надменно поджатые губы, высокую переносицу, абрикосовые глаза, изогнутые брови.

Только в прошлом этот высокий лоб не украшало родимое пятно в форме изящного цветка Пера феникса, которое сейчас придавало своей обладательнице поистине холодное очарование.

Девушка из воспоминаний Чжи Хэ была ничтожной служанкой в Рассветном дворце. Тогда сама Чжи Хэ еще многого не понимала, но уж то, что перед ней редчайшая красавица из тех, которые «взглядом покоряют города», она распознала на раз. И ее стала снедать ревность. Она боялась, что даже Дун Хуа не устоит перед этой потрясающе красивой мерзавкой, поэтому изо всех сил препятствовала их встрече. Втайне от всех она заставила ту служанку хлебнуть немало горя. Возможно, даже слишком много горя.

На лице Чжи Хэ страх смешался с сомнением.

– Ты…

Незнакомка безжалостно ее перебила:

– Ты же богиня, управляющая водой! Вокруг все горит, почему не призовешь дождь? За что небесные зовут тебя богиней воды? За красивые глазки?

Не дав Чжи Хэ и рта раскрыть, девушка сняла с пояса длинную флейту, развернулась к террасе и шагнула прямо в бушующее пламя.

Что Фэнцзю действительно отточила за годы совершенствования, так это два умения: готовить и драться. В миролюбивом Цинцю за последние двести лет до настоящих драк доходило редко, и Фэнцзю скучала. Она бы соврала, если бы сказала, что не обрадовалась зверю Алого пламени как родному.

Движения девушки в белоснежных одеждах над бескрайним огненным морем напоминали танец. Звучала флейта – она призывала дождь.

Мелодия, казалось, объяла пламя – и взметнулась ввысь, пробуждая Небесную реку. Млечный путь забурлил, и в следующее мгновение бушующие воды Тридцать шестого неба пали на террасу Небесного повеления шумным ливнем. Огонь постепенно стихал под натиском воды, и это привело зверя Алого пламени в ярость. Он перестал бросаться на барьер Ми Гу и выпустил в сторону Фэнцзю струю пламени.

Разумеется, она этого ожидала. Фэнцзю выманивала тигра с горы – отвлекала внимание на себя. Но если бы не нужно было выиграть для Ми Гу время, чтобы тот спас певцов и танцоров, застрявших на террасе, она бы давно изрубила чудище своим мечом Закалки характера. Несомненно, ее противником был свирепый зверь, так что схватка почти наверняка затянулась бы на какое-то время, но она все равно вышла бы куда увлекательнее нынешней!

Фэнцзю с грустью подумала, что не сможет одновременно управляться и с призывающей дождь флейтой, и с мечом. Из Чжи Хэ помощника бы не вышло, поэтому Фэнцзю оставалось только надеяться, что Колобочек все же пошевелит своими короткими ножками и вскоре приведет ей на помощь кого-то из родных.

Погруженная в размышления, она еще могла проворно уклоняться от огненных шаров, извергаемых зверем Алого пламени, но из-за того, что она не прекращала призывать дождь, сил на создание защитного барьера вокруг тела у нее не оставалось. С Небес лило немилосердно, и Фэнцзю промокла до нитки. Зато пламя, охватившее террасу Небесного повеления, потихоньку сошло на нет. Зверь Алого пламени, всецело сосредоточившись на раздражающе мельтешащей перед его носом Фэнцзю, не заметил, как на территории позади него, которую он уже считал своей, вдруг образовался проход и вся его добыча уже сбежала.

Они сражались уже слишком долго, и Фэнцзю поняла, что начинает уставать. Да, она давно не дралась, но проиграть в первом же, после такого долгого перерыва, сражении? Ни за что. Как она посмотрит в глаза подданным, когда вернется в Цинцю? Фэнцзю подумала, что сейчас самое время бросить флейту и взяться за меч. Но если атаковать спереди, скорее всего, хитрый зверь уйдет из-под удара. Если атаковать сзади, он и тут увернется, а вот она – нет, и ее прихлопнут лапой. Что же делать?..

Пока Фэнцзю тщетно пыталась отыскать выход из ситуации, из-за ее спины вдруг пронеслась ударная волна от чьего-то меча.

Зверь Алого пламени выдохнул огонь ей в лицо. В голове Фэнцзю не осталось иных мыслей, кроме одной: она должна уклониться. Чья-то рука мягко обняла ее за талию, уводя из-под атаки, и тут же отпустила.

Волна от нового взмаха меча всколыхнула рукава Фэнцзю. Удар был настолько мощным, что принял форму огромной зеркальной стены, безжалостно отбросившей летящий в Фэнцзю поток пламени. Раскаленная белая вспышка продолжила движение, и только недавно так свирепо полыхавший огонь ударил по своему хозяину.

На голову оцепеневшей Фэнцзю медленно опустился пурпурный плащ и закрыл обзор. Она с трудом выпуталась из слоев сухой ткани и увидела своего спасителя. Впереди спиной к ней стоял молодой мужчина с мечом в руке, облаченный в царственные одежды благородных оттенков пурпура. Его волосы белели, словно шапки снега на горах Цинцю.

В Рассветном дворце этими узкими сильными пальцами он держал древние писания. За пределами Рассветного дворца он сжимал ими легендарный меч Высокого долга. Казалось, что бы ни находилось в его руках, он всегда выглядел превосходно.

Террасу Небесного повеления покрывали следы недавнего побоища. За серебристым сиянием, окутывающим фигуру Дун Хуа, его движения с трудом различались. От удара зверь Алого пламени с жалобным воем улетел куда-то за горизонт. Впрочем, уже через два вздоха он с ужасающей силой рухнул наземь. Терраса Небесного повеления дрогнула так, что казалось, непременно пойдет трещинами.

Дун Хуа вложил меч в ножны. Ни одна капля крови зверя не запятнала его одежд или кожи.

Принцесса Чжи Хэ все еще не могла найти в себе силы отступить от повозки хоть на пару шагов. В ее лице как будто не осталось ни кровинки. Она хотела было приблизиться к месту битвы, но все же струсила.

Танцовщицы, впервые столкнувшиеся лицом к лицу с таким бедствием, никак не могли оправиться от потрясения и тихонько всхлипывали.

Ми Гу помог Фэнцзю сесть на каменную скамью у подножия террасы Небесного повеления. Пока госпожа справлялась с пережитым волнением, он, как и положено было верному слуге, начал ее распекать:

– Вы слишком неосторожны! Если бы не Верховный владыка, еще неизвестно, чем бы все закончилось. Случись с вами несчастье, и тысячи смертей не искупили бы мою вину. Что бы я сказал вашей тетушке?

– Но ведь обошлось же? – едва слышно пробормотала Фэнцзю.

В глубине души она была благодарна Дун Хуа, хотя и знала, что, не приди он на помощь, ее непременно спасли бы тетя или ее муж. Не случилось бы никакого несчастья, она совершенно точно не погибла бы. Заметив Дун Хуа, направляющегося в их сторону с опущенным мечом, она подумала, что он идет к Чжи Хэ, и отошла к столу, пропуская его. Только сейчас она поняла, что все еще кутается в его плащ.

Она прошептала Ми Гу:

– Одолжи мне свою накидку.

Ми Гу чихнул и посмотрел на пурпурный плащ, накинутый ей на плечи.

– Вам мало имеющегося?

Он запнулся, подбирая слова, но потом все же произнес:

– Иногда что прошло, то прошло. Мне казалось, за двести лет вы тоже это осознали, так почему теперь думаете о всяких пустяках?

Высказавшись, он вцепился в свою одежду покрепче, явно не горя желанием ею делиться.

Фэнцзю уже сняла и сложила плащ, готовясь вернуть его владельцу.

Подняв голову, она невольно отшатнулась.

Дун Хуа оказался неожиданно близко. В его руке покоился меч Высокого долга, а сам владыка скользил по ее лицу нечитаемым взглядом.

Тонкие одежды Фэнцзю промокли насквозь, крупные капли воды катились вниз по юбке, отчего под ногами у нее уже собралась маленькая лужица. Какой жалкой она, верно, казалась со стороны!

Мокрая ткань липла к телу. В замешательстве Фэнцзю отвела взгляд. Волнение с трудом улеглось, но душа ее пребывала в смятении. Похоже, она так и не смогла усмирить лихорадочно колотящееся после их последней встречи сердце. Она еще не привыкла к владыке, еще не знала, как с ним обращаться. Правильнее было бы избегать его, чтобы не натворить новых ошибок. Но почему-то чем сильнее она желала от него спрятаться, тем чаще он ее находил.

Взгляд Дун Хуа скользнул по ее фигуре и упал на аккуратно свернутый пурпурный плащ у нее в руках.

– Вас чем-то не устраивает мой плащ? – ровно поинтересовался владыка.

Фэнцзю подумала, что они стоят слишком близко. От аромата белого сандала у нее кружилась голова. Она отступила на шаг, увеличивая расстояние между ними, и с натянутой улыбкой ответила:

– Вовсе нет. Но если я приму плащ, то нужно будет его непременно выстирать и вернуть вам, а для этого придется снова с вами встретиться… нет-нет!.. Придется снова вас потревожить.

Лицо владыки приобрело сложное выражение, и Фэнцзю, спеша исправить ситуацию, добавила:

– Я боюсь потревожить… ваш покой.

Меч со звоном лег на каменный столик рядом со скамейкой.

Ми Гу закашлялся, в волнении смяв собственные рукава:

– Не поймите неправильно, владыка. Ее высочество вовсе не избегает встречи с вами. Вы пользуетесь таким почетом, мою госпожу печалит, что она не может видеть вас каждый день…

Фэнцзю незаметно наступила Ми Гу на ногу. Страж земель Цинцю умолк, скривившись от боли.

Дун Хуа смерил Фэнцзю взглядом.

– Раз так, оставьте себе на память. Можете не возвращать.

И без того напряженная улыбка Фэнцзю, казалось, вмерзла ей в лицо.

– Я… не это имела в виду.

Дун Хуа неспешно сел на скамейку.

– Значит, постирайте и верните.

Фэнцзю поняла, что ее застывшая улыбка сейчас пойдет трещинами, как самый настоящий лед.

– Сегодня такая прекрасная погода, мне совсем не холодно.

Сначала она хотела прямо сказать: я не стану одалживать ваш плащ, позволите? Однако, проговорив эти слова про себя, Фэнцзю нашла их грубоватыми и, меняя тон прямо на ходу, на грани вежливости попросила:

– Я бы не хотела одалживать такой пустяк, как плащ, позволите?

Стоило ей договорить, как резкий порыв ледяного ветра заставил ее вздрогнуть.

Дун Хуа взял чашку с чаем, который Ми Гу непонятно когда успел заварить и разлить, и неспешно отпил.

– Не позволю.

Стойкая страдальческая улыбка Фэнцзю все же сползла с ее лица. Девушка растерянно спросила:

– Почему?

Дун Хуа поставил чашку и спокойно взглянул на Фэнцзю:

– Я спас вас. За малую милость должно воздать многократно. Постирать плащ так сложно?

«Прежде он не был таким негодяем, – подумала Фэнцзю. – А может, он был им всегда, просто не показывал мне этой стороны».

Вернув себе расположение духа, она с суховатой улыбкой поинтересовалась:

– Вам так нравится досаждать другим?

Дун Хуа снова взялся за чашку и неторопливо ответил:

– Ничто другое меня так не радует.

Фэнцзю не знала, плакать ей или смеяться.

– Владыка, вы такой…

Дун Хуа отставил чашку и подпер щеку рукой.

– Какой?

Фэнцзю не нашлась с ответом. В бесстрастных глазах Дун Хуа мелькнула тень улыбки.

– Скажите, зачем вы бросились их спасать? – вновь спокойно спросил он.

Откровенно говоря, она замолчала не потому, что не знала, что ему ответить. Просто лицо его вновь приняло то до боли знакомое выражение, что однажды оставило глубокий след в ее сердце. Вот почему она оцепенела, а когда пришла в себя, владыка уже сменил тему.

Фэнцзю хорошо расслышала его вопрос. Почему бросилась их спасать? Она и сама не вполне понимала. Ей не было дела до жизни этих танцоров. Скорее всего, она бросилась им на помощь из-за слов, что когда-то сказал ей один человек.

Спустя долгое время она тихо ответила:

– Мой покойный муж учил, что сильные рождаются, чтобы защищать слабых. Если бы я оставила их на произвол судьбы, то сама сделалась бы слабой. А раз так, то как я могу защитить моих подданных?

Даже спустя много лет Дун Хуа не смог забыть ее слова. По правде, он и сам не понимал, зачем их помнить. В тот момент он вдруг ощутил странное родство с этой юной девушкой, хотя прежде никогда ее не знал. Их первая встреча случилась в Цинцю, у озера Возрождения, когда она, ступая по волнам, шагнула на берег. Длинные черные волосы облепили ее плечи, как морские водоросли. Он не запомнил ее облик так же, как не запомнил распустившиеся у озера Возрождения подсолнухи.

Слухи о случившемся на террасе Небесного повеления быстро разошлись по Небесам, и каждый сплетник трактовал произошедшее на свой лад. Молва вмиг сбросила Дун Хуа с пьедестала пределов Трех Пречистых [16] в грешный мир человеческих страстей.

Одни говорили, что, когда зверь Алого пламени вырвался из-под террасы Небесного повеления, владыка Дун Хуа в Рассветном дворце на Тринадцатом небе делал примечания к буддийскому писанию. Услышав, что его названая младшая сестра, принцесса Чжи Хэ, попала в огненную ловушку, он тут же поспешил на помощь и в конце концов усмирил зверя. Воистину, владыка Дун Хуа по-особенному относился к своей младшей сестрице!

Другие говорили, что, когда на террасе Небесного повеления разгорелось пламя, Дун Хуа как раз проходил мимо. Узрев прекрасную небожительницу, которая терпела поражение в схватке со зверем не на жизнь, а на смерть, владыка не смог оставить ее в беде, обнажил меч и спас деву.

Небесный владыка всегда полагал Дун Хуа богом без чувств и желаний. Что ж, и Небесному владыке случалось ошибаться.

Слухам не было конца.

Когда они дошли до Лянь Суна, тот захлопнул веер и, едва не переходя на бег, поспешил в Рассветный дворец якобы выпить вина и сыграть с Дун Хуа в вэйци. Там же за столом он воззвал к владыке, чтобы тот развеял его сомнения:

– Я ни за что не поверю, что вы попросту не смогли пройти мимо, увидев на террасе Небесного повеления красавицу, сражающуюся со зверем. – Лянь Сун опустил белый камень на доску и продолжил: – Однако, если вы однажды надумаете взять равную вам супругу для парного совершенствования, Чжи Хэ – неплохой выбор. Я вполне могу замолвить словечко перед отцом-владыкой, чтобы тот вернул ее на Небеса.

Дун Хуа в раздумьях покрутил винную чашу и невпопад ответил:

– Красавицу? Значит, они находят ее красивой?

– Что? – переспросил Лянь Сун.

Дун Хуа невозмутимо поставил на доску черный камень, закрыв белым одну из точек дыхания [17].

– У них отличное зрение.

Лянь Сун остолбенел, а когда до него дошел смысл сказанного, воскликнул:

– Вы правда встретили красавицу на террасе Небесного повеления?

Дун Хуа кивнул на доску:

– А ты правда пришел сыграть со мной в вэйци?

Лянь Сун коротко рассмеялся.

Таким образом, видя, что даже близкий друг Дун Хуа, владыка Лянь Сун, не верит ни в одну из двух версий случившегося на террасе Небесного повеления, прочие небожители со временем тоже стали считать их небылицами. Однако будущее принцессы Чжи Хэ теперь виделось всем исключительно светлым: никто не сомневался, что годы ее страданий подошли к концу и близок тот день, когда она вновь взлетит к Небесам и, быть может, даже добьется расположения Верховного владыки.

На Небесах существовало правило, требовавшее от вознесшегося небожителя отринуть семь желаний [18] и усмирить шесть чувств [19]. Однако касалось оно лишь тех, кто родился без бессмертной первоосновы и получил шанс войти в круг небожителей через обретение духовного сознания. Поскольку вознесение таких небожителей противоречило естественному порядку вещей, от них требовалась сообразная жертва, чтобы умилостивить небо.

Дун Хуа же застал еще времена разделения инь и ян. Он воплотился на холме среди Лазурного моря пробудившейся жизни. Он и был тем чистейшим средоточием силы Неба и Земли, что называют бессмертной первоосновой. Запрет на чувства и желания не распространялся на него изначально.

Ничто не мешало ему жениться.

Глава 2

Смотрины

П

осле рождения дочери мать и отец Фэнцзю желали проводить больше времени наедине друг с другом, так что воспитание беспокойной шумной лисички надолго поручили ее тете, Бай Цянь. Под таким-то присмотром Фэнцзю творила что хотела: ловила птиц и рыб, а однажды, воспользовавшись тем, что ее четвертый дядюшка задремал, подкралась к его крылатому спутнику, птице цзинвэй [20], и повыдергивала у нее все перья подчистую.

Бай Цянь, памятуя о днях своей буйной юности, рядом с безумствами которой проказы Фэнцзю просто меркли, всегда смотрела на шалости племянницы сквозь пальцы.

К моменту, когда Бай Цянь доверили воспитание Фэнцзю, белая лисица уже обладала глубоким пониманием вещей и имела вид богини мудрой и внушающей доверие. Это она вложила Фэнцзю в голову многие жизненные истины.

Например, как-то раз она сказала племяннице, что небожителю важнее всего перестать зависеть от чужого мнения. Такого рода бесстыдство есть отвага, дающая мужество сделать первый шаг. Тот, кто беззастенчиво и упорно идет к своей цели, рано или поздно ее достигнет.

Впоследствии Фэнцзю так же поощряла Колобочка бороться с отцом за право спать на кровати с матушкой. С обезоруживающей честностью она вверила Колобочку эту великую мудрость:

– Для небожителя важнее всего уметь отбросить стыд и совесть. Так любые начинания увенчаются успехом!

Тем же вечером Колобочек точь-в-точь повторил эти слова Бай Цянь и, сжав маленькие кулачки, твердо попросил матушку объяснить, как можно избавиться от стыда и совести окончательно, чтобы превзойти отца.

Бай Цянь отставила чашку с отваром из семян лотоса, который собиралась в качестве легкого напитка перед сном отнести Е Хуа в рабочие покои. Прошлась по залу Вознесения, тщательно выбирая самые увесистые буддийские сутры, нагрузила ими деревянную тележку и под покровом ночи отослала их Фэнцзю с ласковым напутствием, что, если та не перепишет их к завтрашнему заходу солнца, тетушка будет устраивать ей свидания вслепую от зари до зари.

Фэнцзю уже сладко спала, когда ее разбудила служанка Бай Цянь Най-Най. Лисичка заспанно уставилась на гору сутр. В ее сознании медленно всплывала вся та чушь, которую она наговорила Колобочку днем. Навернувшиеся на ее глазах слезы нечистой совести грозились затопить Млечный Путь.

К вечеру второго дня служанки извлекли Фэнцзю из-под завалов буддийских писаний и их копий и доставили в сад Драгоценного лунного света на Тридцать втором небе.

В сокровенном саду повсюду росли «беспечальные» деревья Ашока [21]. Меж их стволов благоухали всевозможные цветы. Изначально здесь давал наставления ученикам Верховный небожитель Тай Шан – владыка предела Высшей Чистоты [22].

Сейчас же сад, насколько хватало взгляда, заполнили до сотни молодых небожителей со всех четырех морей и восьми пустошей. Они стояли небольшими группами. Более терпеливые вели негромкую беседу с товарищами, менее терпеливые застыли с высоко поднятой головой, не отрывая взгляда от входа в сад.

Фэнцзю легко бы справилась с двумя-тремя женихами, с некоторым трудом отделалась бы от четырех или пяти, но тут их набилось не меньше сотни… Сердце Фэнцзю сжалось от страха, храбрость изменила ей, она невольно сделала шаг назад, потом еще один, и еще, и еще.

Неподалеку раздался несколько напряженный голос Бай Цянь, обратившейся к почтительно внимающим ей служанкам:

– Хм, пожалуй, мне стоит ее связать. Едва ли она продержится до конца, но сбежать раньше середины застолья я ей не позволю.

Сердце Фэнцзю бешено застучало. Она развернулась и припустила прочь.

Фэнцзю не знала, в какой момент стремительного бега по земле и по воздуху она выиграла у преследовавших ее служанок состязание в смекалке и смелости, но, когда она влетела в гущу саловых деревьев [23] и с потревоженных веток ей на голову посыпались ярко-желтые цветы, звуки погони за ее спиной утихли.

Она тихо перевела дух и оглянулась. Позади и правда никого не было – только далекий Млечный Путь, залитый спокойным сиянием заходящего солнца.

Не зря говорят: «Язык мой – враг мой». Из-за своего длинного языка Фэнцзю день и ночь была вынуждена переписывать сутры, и теперь, когда перед ней вдруг возникла пара величественных саловых деревьев, ей на ум сами собой пришли строки из «Собрания длинных наставлений» [24]: «В то время Почитаемый миром [25] на ложе меж двух саловых деревьев в Кушинагаре готовился перейти в паринирвану [26]».

Фэнцзю смахнула с волос желтый цветок и тяжело вздохнула. Что ж, раз она запомнила такое длинное и сложное писание, то сутки страданий над текстами прошли не впустую. Фэнцзю огляделась. После длительного бега она порядком испачкалась, и все тело ломило. Стоило ли раздеться и окунуться в горячий источник за саловыми деревьями?

Она надолго задумалась.

На востоке взошла яркая луна. Пусть она поднялась не так высоко и была не так величественна, как описывали в стихах смертные, в ее холодном серебряном свете, залившем все пространство внизу, совершенно потерялись деревья, цветы и камни. Над лазурными водами пруда заструился туман, расходясь по поверхности волнами теплой небесной ци.

Фэнцзю вновь опасливо оглянулась. Миновал час Собаки [27], прикинула она, сюда точно никто не придет. Фэнцзю подбежала к источнику, попробовала воду рукой и, окончательно успокоившись, потянулась к завязкам накидки. Следом за ней опали верхние одеяния и, наконец, нижние. Девушка осторожно шагнула в источник.

Погрузившись в горячую воду по шею, Фэнцзю издала стон блаженства. Рядом с ней проплыло несколько цветков салового дерева. Фэнцзю вдруг решила дать волю своему игривому нраву и начала было плести из них венок, как услышала за белым валуном в источнике громкий всплеск.

Рука, которой Фэнцзю потянулась за очередным цветком в венок, застыла в воздухе.

Темные воды источника пошли рябью, раздробив лунный свет. Из-за валуна показалась фигура в белых одеждах. Фэнцзю затаив дыхание следила, как она заходит в воду и приближается к ней. Из тумана постепенно проступила фигура высокого мужчины с серебристо-белыми волосами и красивым лицом.

Фэнцзю прижалась к каменной стенке источника. Обычно ее мало что могло смутить, но сейчас складывалась определенно неловкая ситуация. Девушка мертвенно побледнела.

Однако она не зря звалась владычицей Цинцю. Фэнцзю очень быстро взяла себя в руки и даже почти как ни в чем не бывало начала подбирать слова для приветствия.

Но как поздороваться в такой ситуации – это, пожалуй, целая наука. Случись им встретиться, допустим, под утопающим в цветах деревом, еще можно было вежливо сказать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли полюбоваться цветами?» Но нельзя же вежливо взмахнуть обнаженной рукой и выдать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли искупаться?»

Пока Фэнцзю лихорадочно размышляла, как начать разговор, Дун Хуа медленно пересек источник и, похоже, теперь собирался уйти. За все время он ни разу не посмотрел в ее сторону.

В душе Фэнцзю вспыхнула слабая надежда: а может, он ее и не заметил? Значит, она вовсе не опозорилась перед ним на этот раз?

Как раз в тот момент, когда Фэнцзю собиралась испустить тайный вздох облегчения, Дун Хуа, уже ступивший одной ногой на берег, вдруг замер, а на голову Фэнцзю свалилось верхнее одеяние владыки.

В то же время она услышала неподалеку голос, очень напоминающий голос принца Лянь Суна. Видимо в крайнем смущении, тот выдавил:

– Простите, помешал, понимаю. Я ничего не видел, уже ухожу…

Фэнцзю, помедлив немного, сняла с головы белые одежды Дун Хуа и посмотрела в сторону, откуда, как ей казалось, слышался голос Лянь Суна. В лунном свете у круглого прохода размеренно колыхались ветви деревьев Ашока.

Дун Хуа смерил ее долгим взглядом и спустя некоторое время спросил:

– Что вы здесь делаете?

– Купаюсь, – честно и с легкой опаской ответила Фэнцзю. Лицо ее порозовело от пара.

Только после до нее дошло: вода в ночи хоть и казалась темной, но на деле же была прозрачной настолько, что можно было разглядеть дно. Фэнцзю вмиг покраснела так густо, будто ее окунули в кипяток.

Заикаясь, она потребовала:

– В-вы… закройте глаза! Не смейте смотреть! Н-нет, отвернитесь, скорее отвернитесь!

Дун Хуа вновь неторопливо окинул ее взглядом с головы, кажется, до ног и только после этого отвернулся с таким видом, словно оказывал величайшую милость.

Фэнцзю поспешно потянулась к вещам, оставшимся на берегу. Вот только когда она раздевалась, то не предполагала, что окажется в подобной неловкой ситуации, поэтому все ее вещи от накидки до нижнего белья остались лежать не просто далеко, а непозволительно далеко! Чтобы взять ближайшую вещицу, ей пришлось бы высунуться из воды наполовину.

Фэнцзю не знала, что делать. В волнении она даже позабыла, что по сути своей лисица и ей достаточно вернуться в истинный облик, чтобы оставить Дун Хуа ни с чем.

Внезапно рука Дун Хуа с длинными пальцами и округлыми ногтями протянула смятенной девушке ее белую юбку. Фэнцзю украдкой взглянула на лицо владыки. Дун Хуа по-прежнему держал голову повернутой в сторону. К счастью, длинные ресницы его были опущены, а глаза закрыты. Она уже собиралась схватить одежду, как ею вновь овладел испуг.

– Как вы узнали, что я хочу одеться?

Обычно Фэнцзю вела себя сдержанно и милостиво, как подобает владычице Цинцю. Сейчас же в ней заговорила детская требовательность, которая больше пристала бы юной и бойкой богине.

Дун Хуа промолчал и начал отводить руку. Несмотря на дерзость слетевшего с ее губ вопроса, Фэнцзю со скоростью света схватила юбку и поспешила прикрыться. С громким всплеском она выскочила из воды. Падать ниже было некуда, поэтому Фэнцзю решила обойтись без церемониального прощания и сбежать из сада тем же путем, которым и пришла.

Однако ее настиг оклик Дун Хуа:

– Вы кое-что забыли.

Она не могла не обернуться. Дун Хуа наклонился и что-то поднял. Когда Фэнцзю разглядела вещь в его руках, кровь бросилась ей в лицо.

Дун Хуа поднял с земли лиф.

Светло-лиловый лиф.

Ее лиф.

Ворот нижнего платья Дун Хуа чуть распахнулся, слегка обнажая ключицы. Не меняясь в лице, владыка небрежно протянул лиф Фэнцзю. Она не знала, брать или не брать. Мир вокруг трясся и рушился.

В этот тупиковый момент ветви деревьев Ашока колыхнулись особенно сильно, и в круглом входном проеме появилась тонкая фигура владыки Лянь Суна. Увидев открывшуюся перед ним картину и неправильно ее истолковав, он замер, помолчал и наконец растянул губы в улыбке:

– Я… обронил здесь веер. – Он поднял руку с раскрытым опахалом. – На полпути домой вспомнил и решил за ним вернуться. Виноват, снова вас потревожил, извинюсь в другой день. Вы… продолжайте.

Фэнцзю была готова расплакаться на месте. Она схватила лиф, развернулась, закрыв им лицо, перемахнула через стену и бросилась бежать. Поднявшийся от ее движения ветерок подхватил готовившиеся опадать цветы с ветвей салового дерева и ласково закружил в своих объятиях.

Продолжая улыбаться, Лянь Сун посмотрел на Дун Хуа.

– Не поспешите за ней? – И тут же добавил: – Так красавицей, которую вы повстречали на террасе Небесного повеления, была Фэнцзю из Цинцю? Имейте в виду: если возьмете ее в жены, вам придется называть мальчишку Е Хуа дядей…

Дун Хуа неспешно оправил рукава:

– В последнее время по Небесам гуляют слухи, будто ты увлечен девой Чэн Юй?

Лянь Сун закрыл веер.

– Я…

Дун Хуа продолжил:

– Подумываю ее удочерить. Как тебе идея?

Фэнцзю никогда не волновалась по пустякам, но порой эта черта ее характера становилась причиной того, что пустяки перерастали в непустяковые проблемы, размах последствий которых поражал воображение.

Случившееся с ней и Дун Хуа у источника под саловыми деревьями выбило ее из колеи. В глубоком расстройстве она спряталась в покоях у Колобочка в зале Благовещих облаков, чтобы прийти в себя и набраться сил. Однако в итоге она только сильнее накрутила себя и теперь ждала, когда появится кто-то, кто поможет развязать узел у нее на сердце. Желательно, чтобы это была не Бай Цянь.

Поэтому Фэнцзю обратилась к Колобочку, малодушно решив зайти с иносказаний:

– Предположим, когда-то тебе нравилась одна девочка. Вы встречаетесь спустя много лет. – Она глубоко вздохнула, подбирая слово поточнее, и с серьезным видом продолжила: – И она узнает, что ты все еще носишь подгузники. Твои действия?

Колобочек воскликнул с укором:

– Я давно не ношу подгузники!

Фэнцзю поспешила его успокоить:

– Я говорю «предположим». Предположим.

Колобочек задумался. Его личико покраснело, он неловко осмотрелся по сторонам и застенчиво проговорил:

– Слишком унизительно. Хуже было бы, только если бы ты свой лиф прямо перед любимым обронила… – Колобочек продолжил, изо всех сил борясь со смущением: – Я бы тогда непременно убился куском тофу.

После этого заключения приободрившаяся было Фэнцзю пролежала лицом в подушку еще четыре дня.

К концу последнего из них Бай Цянь прислала служанку с посланием, в котором говорилось, что певцы и танцоры, репетировавшие выступление на террасе Небесного повеления, уже оправились от пережитого ужаса и этим вечером представят в саду Воссоединения новую пьесу о выдающейся женщине-генерале. Тетушка звала Фэнцзю вместе насладиться представлением. Это и заставило несчастную наконец покинуть опостылевший зал Благовещих облаков.

В саду Воссоединения на недавно отстроенной сцене труппа актрис в пестрых одеждах уже вовсю радовала зрителей песнями.

Бай Цянь с белым шелковым веером в руках склонилась к Фэнцзю:

– В последние дни по Небесам стремительно разошлись крайне занятные слухи, не знаю, слышала ли ты о них. – Бай Цянь кашлянула. – Я, конечно, не сплетница…

Фэнцзю подобралась, в предвкушении сделала глоток чая и сдержанно заметила:

– Очевидно, вы не сплетница, тетушка. Я и сама от сплетен не в восторге, но прошу, расскажите, что же случилось.

Бай Цянь кивнула и неспешно начала:

– Разумеется, мы с тобой не из болтушек, поэтому ты наверняка и подумать не могла, что владыка Дун Хуа, которого мы все полагали образцом добродетели, вовсе не тот, кем казался. Как своевременно ты разорвала начавшие зарождаться между вами отношения триста лет назад! Верно, сами небеса уберегли тебя тогда.

Фэнцзю вежливо подняла брови.

Бай Цянь очистила орех.

– Говорят, он скрывал в Рассветном дворце прелестницу, от красоты которой, как говорят, рыбы тонут и дикие гуси падают. И к этой деве он особенно благосклонен.

Чашка выскользнула из ослабевших пальцев Фэнцзю. После долгого молчания девушка опустила глаза:

– Вот оно как. Значит, поэтому он не покидал Рассветный дворец столько лет? – Фэнцзю улыбнулась. – И впрямь, не испытать одиночества, коль красавица рядом.

Бай Цянь разломила орех и протянула племяннице половинку.

– Не принимай близко к сердцу. В конце концов, вы с ним давно чужие. Я рассказала тебе об этом не для того, чтобы разбередить старые воспоминания.

Фэнцзю, немного воспрянув духом, вновь потянулась к чашке:

– Кто же та красавица, что приковала к себе его взор?

Бай Цянь с сомнением протянула:

– Как-то я спросила об этом у Сы Мина, конечно же не нарочно, просто вдруг зашла о том беседа… Но Сы Мин и сам точно не знает. Небожители теряются в догадках касательно личности этой небожительницы. Но имя Дун Хуа столь редко упоминалось в одном предложении со словом «любовь», что, кроме принцессы Чжи Хэ, его названой младшей сестры, никто другой на ум не приходит. Однако я очень сомневаюсь, что это могла быть она, не говоря уж о том, что все эти годы Чжи Хэ отбывала наказание в мире смертных.

Фэнцзю поднесла чашку к губам, вся обратившись в слух.

Бай Цянь глотнула чая, чтобы смочить горло, и продолжила:

– О существовании этой небожительницы узнали, когда около недели назад владыка Лянь Сун, по счастливому совпадению оказавшийся на горячих источниках, застал там владыку Дун Хуа с этой девой. Тогда-то и пошли слухи.

Фэнцзю свалилась с сиденья и, упершись свободной рукой в землю, уточнила слабым голосом:

– На горячих источниках?..

Бай Цянь наклонила голову набок, изумленно глядя на племянницу.

– Ты тоже удивлена? – поразилась она их единодушию. – Словами не передать мои чувства в тот момент. Недавно пошли новые сплетни, которые, если хорошенько подумать, выглядят вполне правдоподобно. Помнишь изначальную владычицу Чэн Юй, которой так увлечен теперь владыка Лянь Сун? Когда меня не было рядом с Колобочком, именно она о нем заботилась. Так вот, говорят, что дева Чэн Юй на самом деле тайная дочь владыки Дун Хуа и той небожительницы.

Фэнцзю, которая в этот момент кое-как приподнялась с земли, опираясь на сиденье, рухнула обратно.

Бай Цянь протянула племяннице руку и помогла той подняться. В ее голосе звучало искреннее беспокойство:

– Какое-то неустойчивое у тебя сиденье, не находишь?

Фэнцзю, придерживаясь за край стола, фальшиво рассмеялась.

– Просто мне так понравилась сценка из пьесы, что я засмотрелась и забылась.

Без зазрения совести выдав эту ложь, Фэнцзю воспользовалась случаем, чтобы бросить взгляд на помост. Когда она увидела, что там происходит, у нее дернулся глаз.

На ярко освещенной сцене разыгрывался эпизод, в котором отважная женщина-генерал попала в плен к правителю вражеского государства. Как раз в этот момент ее допрашивали, привязав к столбу в подземной темнице и применяя к ней самые жестокие из возможных пыток.

Бай Цянь тоже посмотрела на сцену, затем перевела взгляд на Фэнцзю. На ее лице застыло сложное выражение.

– Твои вкусы… весьма своеобразны.

Фэнцзю отлично знала, кто она есть. Она вдова.

У смертных имелась на этот счет расхожая присказка: «У порога вдовы часты скандалы» [28]. Фэнцзю прекрасно понимала, что за годы вдовства у порогов ее владений не случалось скандалов не потому, что она была образцовой вдовой, а потому, что воздух Цинцю не настолько плотно пропитался сплетнями, как на Небесах.

Ходившие сейчас слухи вселяли тревогу. Нехорошо для нее, вдовы, думала Фэнцзю, что ее честное имя марают «персиковыми» [29] сплетнями. Даже триста лет назад она бы не обрадовалась, если бы узнала, что именно говорят про них с Дун Хуа.

Перед тетушкой Бай Цянь Фэнцзю имела одно неоспоримое преимущество. Бай Цянь, упираясь в сложную задачу, безуспешно билась об нее, пока не находила ответ. Фэнцзю же всегда соизмеряла свои силы с проблемой. Она думала – не в готовке она преуспела более всего. Сы Мин хвалил ее за то, что, когда нужно упорствовать, она упорствует, а когда нужно сдаться – отступает без всяких сомнений. До сих пор она считала, что Сы Мин не ошибся в оценке.

События последних дней застали ее врасплох, и только спустя некоторое время она смогла вспомнить подходящее случаю выражение. За тридцать тысяч лет Фэнцзю услышала бессчетное количество изречений, поэтому ей пришлось потрудиться, чтобы откопать в памяти нужное: «Не стоит привязываться к мужчине, который привязан к другим женщинам. Хуже только привязаться к мужчине, который привязан к другим мужчинам».

В прошлом она отчаянно любила Дун Хуа и проявила невероятное упорство, пытаясь его добиться, но тот не только не обратил на нее ни малейшего внимания, но и, кажется, вообще любил другую.

Когда она, презрев свой статус, вошла в его дворец служанкой и сотни лет впустую мела там пол, он не одарил ее ни единым словом. Она решила, раз ее тогда будто бы и не существовало в жизни Дун Хуа, то ничто не мешает ей притвориться, что и в ее жизни никогда не существовало того позорного эпизода.

Ей оставался единственно верный путь – относиться к Дун Хуа так же, как все прочие небожители: то есть держаться от него на почтительном расстоянии, дабы избежать лишних проблем. Она старательно принялась следовать плану, но по неведомым ей причинам чем сильнее она хотела отдалиться, тем больше их притягивало друг к другу. После долгих размышлений Фэнцзю поняла, что ей стоит стараться еще лучше.

Однако только она приняла это решение, как обнаружила, что пропал подарок Е Цинти, браслет из дымчатого хрусталя. Браслет, который она столько лет носила на правой руке не снимая. Очень дорогой ее сердцу браслет.

Покопавшись в памяти, Фэнцзю поняла, что, скорее всего, обронила его в ту ночь у Рассветного дворца Дун Хуа.

Что ж, перед тем как они разойдутся навсегда, ей придется навестить его в последний раз.

Сейчас со всеми этими слухами она словно оказалась в центре безумной суматохи – и была вынуждена действовать тайно и осторожно. Встретиться с Дун Хуа и при этом не привлечь ничье внимание представлялось той еще задачкой.

Фэнцзю вдруг вспомнила, что приближается праздник Двойной пятерки. В ее голове медленно сложился план.

Хотя Дун Хуа давно удалился от мирских дел и спокойно жил на Тринадцатом небе, уважение к нему все еще было велико. Еще оставались обязанности, которые он не передал Небесному владыке. Например, ведение именного списка бессмертных.

В древности говорили: «В лазоревое облачась, вознесись к вышним вратам. Поблагодари небо и землю, поклонись владыке Дуну». Каждый год на праздник Двойной пятерки многие тысячи смертных, которые вознеслись благодаря упорному совершенствованию, устремлялись с визитом почтения в обитель на Тридцать шестом небе. Там, в зале Лазоревых облаков, Верховный владыка Дун Хуа жаловал небожителям соответствующие титулы.

Так уж повелось, что по окончании собрания, когда расходились пришедшие его уважить бессмертные, Дун Хуа ненадолго задерживался в зале Лазоревых облаков, чтобы проверить записи в зеркале Слияния сердец. По мнению Фэнцзю, лучшего момента для встречи и придумать было нельзя.

В пятый день пятого месяца запели птицы-луани, расцвел белый индийский дурман [30]. Весь беспредельный мир содрогнулся шестью разными способами [31], возвещая открытие вышних врат для всех бессмертных восьми пустошей.

Изначально Фэнцзю собиралась как можно раньше пойти на разведку к залу Лазоревых облаков, но Колобочек не отлипал от нее всю первую половину утра. За последние дни он резко поумнел, и сбежать от него под каким-то надуманным предлогом стало уже не так просто. Насилу вырвавшись, Фэнцзю торопливо взлетела к небесным вратам Тридцать шестого неба, но, как бы она ни прислушивалась, из зала Лазоревых облаков, где должно было совершаться коленопреклонение, не доносилось ни звука.

Может, церемония уже завершилась? Притворившись, что вытирает со лба пот, Фэнцзю закрыла пол-лица платком и задала вопрос стоявшему у зала Лазоревых облаков стражнику:

– Верховный владыка все еще… в зале?

– П-позвольте с-спросить, к-кто вы т-такая? – преградил тот ей путь.

Стражник оказался заикой, но заикой очень ответственным.

Фэнцзю натянула платок повыше, целиком скрыв лицо и оставив на виду только подбородок.

– Я Бай Цянь из Цинцю.

Стражник немедленно склонился в почтительном поклоне:

– Д-докладываю, в‐высшая б-богиня. В-владыка в‐все еще в з-зале…

Фэнцзю вздохнула с облегчением: все же она пришла вовремя – и поспешила выразить привратнику свою признательность:

– Спасибо. Мне нужно поговорить с владыкой наедине, поэтому будь добр, никого внутрь не пускай. Заранее благодарю. – И шагнула в ворота, все еще прижимая платок к лицу.

Стражник не смел ее задерживать, но и не мог вот так просто ее пропустить. Он все открывал и закрывал рот в замешательстве, пытаясь что-то из себя выдавить.

Фэнцзю обернулась.

– Так потрясен встречей со мной? – Она ненадолго задумалась и предложила: – Если есть платок, могу тебе его подписать.

Стражник быстро замотал головой, отчаянно размахивая руками:

– В-владыка в з-зале с-сейчас…

Фэнцзю понимающе закивала:

– Он там уже не один час ждет, да? Спасибо, что сказал, я тогда поспешу. – Слова еще звучали в воздухе, а девушка уже исчезла в воротах.

Только когда Фэнцзю удалилась летящей походкой, что называется, «раздвигая цветы и подымая ивовые ветви», и силуэт ее растаял без следа, стражник, чуть ли не рыдая от беспомощности, наконец договорил фразу, которую никак не мог закончить до этого:

– В-владыка в з-зале с-сейчас п-принимает п-поклоны уважаемых б-бессмертных, н-нельзя б-беспокоить…

Зал Лазоревых облаков на Тридцать шестом небе единственный во всех Девяти небесных сферах имел крышу из лазоревых облаков, турмалиновые балки и аметистовые стены. Настоящая драгоценность, воплощенное величие Небес. Однако вовсе не внешнее великолепие было его главным достоинством, а его совершенная звуконепроницаемость.

Увы, Фэнцзю об этом не знала. В величайшем волнении она подкралась к дверям зала, некоторое время постояла у них, прислушиваясь, но изнутри не раздавалось ни звука – и Фэнцзю окончательно уверилась, что Дун Хуа там один.

Когда Фэнцзю была маленькой, Бай Чжэнь лично ее наставлял: когда собираешь долги, сперва нужно проявить любезность. Если вежливо дело решить не удается, нужно сосредоточиться на трех словах – быстро, метко, безжалостно. Несомненно, она потеряла браслет у дворца Дун Хуа, но что, если, вынужденный защищаться, он опровергнет все ее обвинения? Чтобы добиться желаемого, размышляла Фэнцзю, нужно сразу захватить инициативу и припечатать Дун Хуа самыми вескими доводами так, чтобы ему пришлось поднапрячься, выдумывая подходящее объяснение.

Фэнцзю недолго постояла, распаляясь, и повторила про себя совет Бай Чжэня: «Быстро, метко, безжалостно». Все верно – быстро, метко, безжалостно. Сперва она думала распахнуть дверь пинком ноги, но остановила замах на полпути и толкнула дверь рукой – все же сначала действовать нужно было любезно. За миг промедления весь ее запал куда-то улетучился, и единственное, что ей удалось хорошо, так это очень громко и очень внятно произнести:

– После той ночи мой браслет из дымчатого хрусталя остался у вас, так ведь, влады…

Последний слог застрял у Фэнцзю в горле. Эхо безжалостно разнесло ее голос по залу.

По залу, в котором толпились бессмертные.

Очень. Очень. Много. Бессмертных.

Фэнцзю оцепенело уставилась на два длинных ряда согнувшихся в поклоне небожителей. Все они были облачены в простые холщовые одежды и, очевидно, ждали, когда их возведут в ранг. Перед золотым троном как раз стоял на коленях бессмертный с чиновничьей табличкой в руках, повествуя Дун Хуа о своих достижениях на пути совершенствования.

Взгляды всех присутствующих бессмертных сошлись на Фэнцзю. На лице каждого был написан глубокий шок, вызванный ее дерзкими речами. Единственным, кто и бровью не повел на ее заявление, был восседавший на золотом троне Дун Хуа. Он лишь сменил руку, на которую опирался щекой, и посмотрел на Фэнцзю сверху вниз.

На мгновение Фэнцзю испугалась. Не сознавая, что делает, она отступила к двери, отчаянно пытаясь сохранить спокойствие:

– Я ходила во сне… Заблудилась… Забрела не туда…

С этими словами Фэнцзю отступила еще на шаг назад, оказавшись у дверей, и даже протянула к ним руки, всем видом показывая готовность немедленно закрыть их за собой.

В зале раздался спокойный голос Дун Хуа:

– Ваш браслет, – владыка сделал паузу, – и правда у меня.

Фэнцзю запнулась о порог зала.

Дун Хуа неспешно извлек из рукава шпильку из белого нефрита и продолжил:

– И шпильку вы забыли.

Кто-то в зале нервно сглотнул. Фэнцзю таки упала и малодушно притворилась мертвой.

В зале повисла звенящая тишина. Голос Дун Хуа вновь разнесся над присутствующими – медленно, спокойно, неотвратимо:

– Еще на горячих источниках вы забыли вашу заколку с цветком. – Владыка помедлил и небрежно добавил: – Заберите же.

Фэнцзю поднялась, придерживаясь за дверной косяк, и заслонила лицо руками, оказавшись перед толпой потрясенно взирающих на нее бессмертных. Она всхлипнула.

– Я правда ходила во сне… правда заблудилась…

Дун Хуа смотрел на нее, подперев щеку ладонью.

– А еще вы забыли… – Он сделал неопределенное движение, будто собираясь достать из воздуха еще какую-то вещицу.

Фэнцзю мгновенно прекратила всхлипывать. Ее лицо тут же приняло слегка мученическое, но весьма почтительное выражение, и она воскликнула:

– О-о, кажется, на меня снизошло просветление и духовное прозрение! – Она стукнула себя по голове, будто вдруг что-то осознала. – Никак, благотворное влияние этого чудесного места.

Затем Фэнцзю шагнула вперед, сложила руки в приветствии и вежливо сказала:

– Я и впрямь не заблудилась, а пришла к Верховному владыке с просьбой вернуть кое-какие мои вещи. Прошу прощения за то, что вынудила вас так долго их хранить.

Робким извиняющимся тоном она продолжила:

– Однако мое безрассудное вторжение прервало собрание уважаемых бессмертных, мне очень жаль. Обещаю устроить для вас застолье в другой день и еще раз принести извинения.

Фэнцзю сама поразилась, как быстро и ловко вывернулась из неудобной ситуации. Ей впору было рукоплескать своей находчивости. Однако Дун Хуа никак не отреагировал, и остальные бессмертные, следуя его примеру, промолчали, оставив ее искренние заверения без ответа.

Фэнцзю стиснула зубы и в три шага решительно преодолела расстояние до киноварного цвета ступеней, ведущих к трону. Дун Хуа, сохраняя скучающую позу, взирал на ее беспомощное лицо с возвышения. На миг в его глазах мелькнула слабая улыбка, тут же сменившись привычным спокойствием. Владыка вытянул правую руку. В ней лежали браслет, шпилька и заколка с белым цветком.

Фэнцзю в растерянности замерла.

Дун Хуа неспешно произнес:

– Отчего не возьмете? Ждете, что я подойду и лично вам их вручу?

Фэнцзю в притворном почтении склонила голову и с видом, будто принимает к сведению важнейший указ, быстро сгребла с чужой ладони свои украшения. Затем, не забыв еще раз вежливо поклониться, поспешила к выходу. Когда она оказалась у дверей, весь тщательно сдерживаемый стыд от пережитого унижения подкатил к лицу удушливой волной. Фэнцзю с пламенеющим лицом бросилась бежать прочь.

Собравшиеся в зале Лазоревых облаков так и стояли, замерев в почтительных позах. Докладывавший о своих заслугах коленопреклоненный бессмертный с чиновничьей табличкой в руках потрясенно смотрел в спину уходящей Фэнцзю. К счастью, у подножия трона оказался один почтенный старейшина, многое повидавший на своем веку, – даже внезапно ворвавшаяся в зал Фэнцзю не сбила его с толку.

Пытаясь помочь, он любезно обратился к докладывающему:

– Вы рассказывали, как сто лет назад победили ужасного водного дракона в жестокой схватке и спасли принцессу государства Чжунжун. Впоследствии принцесса не один раз выражала желание выйти за вас замуж, но вы отказывали ей раз за разом. – Старейшина заинтересованно подался вперед. – И как, чем у вас дело кончилось?

В этот момент Дун Хуа бросил на него взгляд, и старейшина тут же благоразумно замолк, прокашлялся и другим, куда более сообразным церемонии тоном продолжил:

– Что случилось потом? Прошу, продолжайте вашу историю.

Вечером после роспуска собрания в зале Лазоревых облаков Небесный владыка по традиции дал пир в саду Драгоценного лунного света.

Недавно вознесшиеся бессмертные, за исключением тех, что оставались служить на Небесах, в большинстве своем никогда не покидали гор и долин. Они не ведали, когда им выпадет шанс подняться на Небеса с визитом почтения и уж тем более получить приглашение на высочайший пир, который устраивал Небесный владыка и на который пускали далеко не всех.

Впервые оказавшиеся в саду Драгоценного лунного света небожители крутили головами во все стороны: все им было в диковинку, все им было в новинку.

Под навесом еще не расцветшего дерева Ашока один низший бессмертный из тех, кто побойчее, шептал на ухо товарищу:

– Сегодня здесь собралось столько небожителей, но довелось ли тебе увидеть бессмертных из Цинцю? – Он продолжил, нагоняя таинственности: – Говорят, это особая ночь: сегодняшнее пиршество посетят тетушка из Цинцю и ее племянница, сиятельная владычица Цинцю. Эти двое – первая и вторая красавица четырех морей и восьми пустошей, прелести любой небожительницы померкнут рядом с ними.

Его товарищ оказался тем самым докладчиком, который в момент появления Фэнцзю стоял перед владыкой на коленях с табличкой в руках. После подсчета заслуг его возвели в ранг совершенного человека. В бытность смертным он носил фамилию Шэнь, поэтому теперь его именовали совершенным человеком Шэнем.

Его лицо залилось краской, когда он невпопад спросил:

– А та… дева, которая средь бела дня вломилась в зал Лазоревых облаков, тоже придет?

Его собеседник изумленно прикрыл рот ладонью и проговорил:

– Я слышал, то была названая младшая сестра Верховного владыки – из уважения ее здесь величают принцессой Чжи Хэ. Если вспомнить произошедшее сегодня, то владыка явно относится к сестре не так, как к остальным. – Его голос упал до шепота. – Как же она хороша, само очарование! Даже я, человек не падкий до женской красоты, не мог отвести глаз! Не смотреть на нее смерти подобно, но… – он со вздохом хлопнул совершенного человека Шэня по плечу, – мы с тобой простые люди, совсем недавно вознесшиеся на Небеса. Запреты для нас писаны черным по белому. Даже если для Верховного владыки она ничем не отличается от остальных, нам с тобой, брат Шэнь, и голову в ее сторону поворачивать нельзя.

Совершенный человек Шэнь печально поник.

Поскольку Тридцать второе небо, где находился сад Драгоценного лунного света, располагалось выше луны, ее свет до него почти не доходил. Поэтому по ветвям всех деревьев Ашока слуги развесили светящиеся ночные жемчужины, отчего в саду было светло как днем.

На Небесах давно сложилась одна нехорошая традиция: высокопоставленные небожители, дабы подчеркнуть собственную важность, независимо от того, большой давался пир или маленький, никогда не приходили на него заранее. Они всегда являлись строго в назначенное время, якобы давая понять, как нелегко им было выкроить лишний час с их-то занятостью.

К счастью, Дун Хуа с Лянь Суном традицию эту не соблюдали. На все мало-мальски значимые пиршества они являлись либо намного раньше требуемого, либо намного позже, либо не являлись вовсе. Так или иначе, вовремя они не приходили никогда…

На сей раз до начала пиршества оставалось еще большой час, а эти несомненно выдающиеся господа уже были в саду, явившись без лишнего шума, но с приличествующей их статусу торжественностью.

Служанки понятливо предложили им места за раскидистым деревом. Так шум торжества не нарушил бы покой уважаемых небожителей, и так уважаемые небожители не лишили бы покоя своим высочайшим присутствием среди всех бессмертных попроще.

Насмешка судьбы: совершенный человек Шэнь и его собеседник решили обсудить случившееся на собрании именно у этого дерева. Расположившиеся за ним боги прекрасно расслышали каждое их слово.

Дун Хуа как раз с большим интересом разбирал пагоду Великого неба, которую принес ему Лянь Сун. Тот создал ее совсем недавно как божественное оружие, что могло поглотить звезды, сдвинуть с места луну – и подчинить нечисть. Он отдал ее на изучение Дун Хуа, чтобы тот подсказал, как добавить этому артефакту еще и способность усмирять небожителей. Тогда бы в списке Божественных артефактов пагода Великого неба точно бы потеснила созданный высшим богом Мо Юанем котел девяти «черноволосых» племен [32] – котел Очищения духов.

Владыка Лянь Сун закрыл веер и, подлив себе и другу вина, с улыбкой сказал:

– Слышал, сегодня в зале Лазоревых облаков вы при всех небожителях смутили Фэнцзю. Ваш преданный и честный Чун Линь не находил себе места от беспокойства. Все думал, как спасти ваше доброе имя, даже у меня совета спрашивал!

Дун Хуа внимательно разглядывал пагоду:

– Это у тебя он совета спрашивал? Он не до конца проснулся?

Лянь Сун закашлялся.

– Ладно-ладно, не буду спорить. – Он глотнул еще вина и внезапно серьезно продолжил: – Я хотел обсудить с вами кое-что важное, совсем позабыл о деле со всеми этими перипетиями. – Третий принц стукнул веером о чашу с вином. – В последнее время зашевелились демоны Южной пустоши.

Дун Хуа, не отрывая взгляда от уже разобранной по частям пагоды, спросил:

– И что хотят?

Лянь Сун откинулся на спинку сиденья, в глазах его блеснула насмешка.

– Чего же еще? Вы еще помните Янь Чиу, одного из семи властителей демонов, который бросил вам вызов из-за их принцессы, на которой вы вздумали жениться? – неспешно начал Лянь Сун. – А помните ли вы, как он, застав вас врасплох, использовал Сковывающий духов Нефрит и заключил вас в Лотосовом пределе Десяти зол? Как неприятно, как унизительно! – Он продолжил с некоторым злорадством: – Вы ведь помните, что, если бы вам на выручку не бросилась взявшаяся из ниоткуда лисичка, запертые в Лотосовом пределе злые духи с легкостью могли отнять у вас половину всего вашего совершенствования? – Лянь Сун легко закончил: – В конце концов вы вырвались и преподали Янь Чиу такой жестокий урок, что его мать родная не узнала бы, но разве он, один из семи властителей демонов, может стерпеть такое оскорбление? Стоило ему оправиться от ран, как вот он, снова рвется в бой – чтобы смыть вашей кровью прошлый позор.

В глазах Дун Хуа что-то мелькнуло, но голос его был бесстрастен:

– Я буду ждать его вызов.

Лянь Сун неподдельно удивился:

– Я думал, за прошедшие годы вы усмирили кровожадные порывы благодаря тщательной внутренней работе и теперь наслаждаетесь абсолютным спокойствием.

Потом он нахмурился.

– Неужели вы до сих пор думаете, что это Янь Чиу схватил ту лисичку? Но ведь когда вы триста лет назад лично навестили демонов, то так и не нашли ее у них.

Лянь Сун вздохнул и покачал головой.

– Да уж, во всем мире не найти такой же лисички… – Вдруг неожиданная мысль поразила его. – А ведь Фэнцзю из Цинцю – алая лисица… Хотя хвостов у нее девять и с вашей спасительницей они вовсе не похожи. Но вы ведь не думаете, что Фэнцзю?..

Дун Хуа подпер щеку рукой. Взгляд его блуждал по листве скрывающего их дерева.

– Это другое.

Потом он осмотрелся вокруг и заметил у входа в сад Драгоценного лунного света хмурую Фэнцзю, только что вступившую на место торжества вслед за Бай Цянь. Фэнцзю, как и всегда, была в белом, волосы ее украшала заколка с белым цветком. От ее лица веяло холодом.

Что ж, когда она молчала, то казалась весьма сдержанной и воспитанной девушкой.

Бай Цянь не могла похвастаться отменным зрением, поэтому Фэнцзю служила ей вторыми глазами, когда сопровождала тетушку. Вот и сейчас зрение не подвело Фэнцзю – стоило ей бросить взгляд сквозь густую листву Ашока, как она поняла, что за огромным деревом сидит Дун Хуа. И смотрит в ее сторону.

Фэнцзю отступила на шаг и, схватив Бай Цянь за руку, искренне взмолилась:

– Тетушка, я ведь вдова, я должна скорбеть по мужу в тишине, нехорошо мне так рано выходить на люди…

Бай Цянь легко оборвала ее лепетание:

– О, так, по-твоему, сопровождать тетушку на пиршество совсем не так уместно, как прошлым вечером ловить с Чжэ Янем зверя Алого пламени, чтобы подарить моему четвертому брату нового крылатого спутника? Что ж…

Фэнцзю задрожала, как лист на ветру, и еще крепче вцепилась в тетушкину руку:

– Но… к счастью, правила для вдов не настолько строги и нет ничего дурного в том, чтобы иногда бывать в свете. Общаться с бессмертными ведь так… так… – Фэнцзю замешкалась и с притворной улыбкой закончила: – Так полезно для души и тела.

Бай Цянь милостиво улыбнулась и кивнула:

– Верно замечено.

Когда владычицы Цинцю одна за другой со сдержанным величием вошли в сад Драгоценного лунного света, новоиспеченные небожители, доселе и мира толком не видевшие, остолбенели при виде их удивительной красоты.

К счастью, местные служанки давно привыкли к этим двоим и потому сразу же повели их к почетным местам.

Лянь Сун за деревом Ашока раскрыл веер и постучал им по столу.

– Что вы о ней думаете? Что она красивая – или же?..

Дун Хуа отвел взгляд. В глазах его промелькнула улыбка.

– Она весьма интересна.

Лянь Сун, хоть и был насквозь прожженным ловеласом, после долгих размышлений так и не смог прийти к однозначной трактовке слов своего друга.

– В каком смысле «интересна»?..

В этот момент слуга подле золотого трона на возвышении торжественно объявил:

– Прибыл Небесный владыка!

Лянь Сун скорбно вздохнул:

– Так я оставлю у вас пагоду?..

Хотя пир в саду Драгоценного лунного света и считался практически семейным приемом, он все-таки оставался приемом.

А значит, на нем не было места вольностям.

Со времен бурления первозданного хаоса изменения коснулись даже Девяти небесных сфер. Один за другим сменялись на троне Небесные владыки, и только Верховный владыка Дун Хуа стоял над пределом Трех Пречистых, беспристрастный и непоколебимый, как сама вечность.

Шли годы. Бывало, даже некоторые оплошности нынешнего Небесного владыки бессмертные могли обсудить за выпивкой, но Дун Хуа – никогда. И вот впервые слух прошел о нем. Итог был сравним с последствиями прорыва плотины. Сплетни разошлись, словно лесной пожар, и в первый же день ветер донес его искру до Тридцать шестого неба – прямиком к Небесному владыке.

В первую очередь, конечно, говорили о Дун Хуа. Второй жертвой, за неимением других вариантов, скудные воображением небожители выбрали ни в чем не повинную принцессу Чжи Хэ. Однако кто знает, о чем думала сама Чжи Хэ? Когда самые смелые небожители прозрачными намеками пытались дознаться у нее правды, она лишь улыбалась и молчала, не оправдываясь, но и ничего не отрицая.

Нынешний Небесный владыка мастерски обманывался на свой счет.

Он мнил себя добродетельным правителем, понимающим желания своих подданных.

Поговаривали, что Дун Хуа страстно влюблен в Чжи Хэ, и, раз на Небесах имелся столь заинтересованный в ней высокопоставленный бог, Небесный владыка рассудил, что наказанию Чжи Хэ в мире смертных пора завершиться, а самой принцессе оказаться в объятьях Дун Хуа в качестве его, Небесного владыки, подарка.

Это решение вызревало в его уме уже давно, и, по мнению Небесного владыки, не было лучшего времени даровать Чжи Хэ прощение, чем на приеме в саду Драгоценного лунного света. Так что он заранее приказал, чтобы ведомство устроения пиршеств передало приглашение еще не успевшей покинуть Небеса Чжи Хэ.

Однако подарок надлежало преподнести сообразно случаю и своевременно: чтобы подданные не заподозрили его в излишнем благоволении к Дун Хуа и чтобы Дун Хуа не принял произошедшее как должное. Ему полагалось испытывать благодарность.

Выход нашелся сам собой. Небесный владыка услышал, что Чжи Хэ – искусная танцовщица, и повелел восемнадцати небесным девам станцевать вместе с ней, выгодно оттеняя красоту принцессы в ее лучшем выступлении – «Танец журавля в Небесах».

Умница Чжи Хэ не подвела. Она исполнила «Танец журавля» так хорошо, будто в Небесах танцевал не одинокий журавль и даже не одинокий феникс, а множество фениксов кружились на Небесах в пламенном страстном танце…

Присутствующие на пиру небожители не могли отвести от нее глаз.

Когда танец завершился, Небесный владыка первым хлопнул в ладоши, к нему присоединились остальные присутствующие. Под гром рукоплесканий Небесный владыка опустил взгляд и, будто бы перебирая что-то в памяти, спросил:

– Неужели это танцевала сосланная триста лет назад на гору Цилинь небесная дева Чжи Хэ?

Присутствующие утвердительно загудели. Небесный владыка притворился, что серьезно задумался, а после с ноткой сожаления вздохнул:

– Кто бы мог подумать, что оступившаяся небожительница так талантлива. Что ж, трехсот лет в мире смертных довольно, чтобы осознать все свои ошибки. Думаю, пора Чжи Хэ вернуться на Небеса. – Небесный владыка, будто что-то вспомнив, бросил взгляд на Дун Хуа. – Как думаете, владыка Дун Хуа, достойна она прощения?

Пьеса была разыграна блестяще.

Принцесса Чжи Хэ, чьи тонкие развевающиеся на ветру одежды превращали ее в прекрасное видение, тоже посмотрела на названого брата.

Дун Хуа, вновь занявшийся разбором пагоды Великого неба, услышал вопрос, бросил взгляд на Чжи Хэ и небрежно кивнул:

– Достойна.

Как только отзвучал его ответ, в тишине раздался треск. Все повернулись на звук. Чашка Фэнцзю осколками осыпалась на стол. Дун Хуа замер.

Лянь Сун сложил веер, чуть наклонился к нему и прошептал:

– Вы видели? Она раздавила фарфоровую чашку одной рукой. Поразительно.

Фэнцзю была готова поспорить, что, когда Дун Хуа произнес это «достойна», губы Чжи Хэ изогнулись в вызывающей улыбке.

Отец Фэнцзю, Бай И, когда-то сурово втолковывал ей: «Ты юна, но облечена большой властью. Помни: гневаться на тех, кто ниже тебя, недостойно. Не позволяй выставлять себя на посмешище. Ты можешь опозориться как Фэнцзю, но как владычица Цинцю – никогда».

За последние триста лет она выучила эти слова наизусть и действительно старалась не злиться на бессмертных, которые были ниже нее. Она научилась быть снисходительной и сдержанной. Но стоило Чжи Хэ самодовольно улыбнуться, как тщательно выпестованное самообладание Фэнцзю пошло по швам.

Принцесса Рассветного дворца обидела ее слишком сильно. Нанесенное оскорбление оставило на сердце шрам.

История этой обиды насчитывала две тысячи лет.

Будучи маленькой несмышленой лисичкой, Фэнцзю в одиночку отправилась в Южную пустошь поиграть на горе Циньяо. Там она по неосторожности столкнулась с духом тигра, который захотел ее съесть. К счастью, Фэнцзю спас случайно проходивший мимо владыка Дун Хуа. С того момента ее жизнь и сердце принадлежали Дун Хуа. Чтобы отплатить ему за доброту, она упросила Сы Мина помочь ей войти в Рассветный дворец на Тринадцатом небе в качестве служанки.

Она старалась изо всех сил, но ей не повезло – названая младшая сестрица Дун Хуа принцесса Чжи Хэ во всем чинила ей препятствия. Дун Хуа не интересовали внутренние дела дворца, не было у него и жены, которая могла бы о них позаботиться, поэтому почти всем распоряжалась Чжи Хэ. Фэнцзю нелегко при ней жилось.

После из-за происков врага Дун Хуа оказался заперт в Лотосовом пределе Десяти зол. Фэнцзю показалось, что ей наконец улыбнулась удача. С детства ее звали упрямицей: мол, не повернет она головы, не натолкнувшись на южную стену. Так и было. В обмен на шанс спасти Дун Хуа она без колебаний отдала демону свою внешность, голос, возможность сменить облик и самое главное – драгоценные девять хвостов, чтобы стать маленькой лисичкой.

Да, она преследовала свои цели. Она думала, что, если окажет Дун Хуа такую большую услугу, он непременно влюбится в нее так же, как и она в него. Она надеялась, что ее кропотливый труд на протяжении двух тысячелетий окупится сполна.

Однако жизнь оказалась так непредсказуема.

Когда Фэнцзю оправилась от ран, с молчаливого согласия Дун Хуа она осталась рядом с ним. Ей казалось, что это самое счастливое время в ее жизни. Пускай она не могла сменить облик и оставалась всего лишь маленькой рыжей лисичкой, ее все устраивало. Даже во сне она была счастлива.

Но в одну ночь ей приснились странные путанные сны. На рассвете ее разбудили птицы, клевавшие переплет широко распахнутого окна в поисках пищи. Сбоку от подушки она обнаружила записку и узнала почерк Дун Хуа. В записке говорилось, что, как только она проснется, пусть идет в средний двор, там ее накормят. Безумно счастливая, она слетела с кровати и, радостно виляя единственным оставшимся у нее хвостом, вприпрыжку помчалась к указанному месту. Однако там у цветочной клумбы она обнаружила Чжи Хэ, о чем-то спорившую в слезах с Дун Хуа. Фэнцзю подумала, что сейчас не самое подходящее время попадаться им на глаза, поэтому безмолвно укрылась за кривым стволом финиковой пальмы. Дома она получила отличное воспитание и вовсе не хотела подслушать чужой разговор, поэтому опустила мордочку к земле и зажала лапками чуткие уши.

Названые брат и сестра долго спорили, больше всего говорила Чжи Хэ. Как бы Фэнцзю плотно ни прижимала лапки, громкий голос принцессы все равно ввинчивался ей в уши, отчего у нее вскоре закружилась голова. Наконец спор, кажется, утих, и Фэнцзю убрала от ушей лапы.

Внезапно до нее долетел низкий голос Дун Хуа:

– Поскольку я пообещал названому отцу позаботиться о тебе, я никогда не оставлю тебя. Почему ты ревнуешь к ручной зверушке?

Потом стало тихо; должно быть, Дун Хуа ушел. Прошло много времени с последней прозвучавшей фразы, когда Фэнцзю решилась вылезти из своего укрытия. Дун Хуа действительно уже не было. А вот Чжи Хэ осталась стоять у клумбы, и на губах ее появилась насмешливая улыбка, когда принцесса заметила Фэнцзю.

– Слышала? Ты всего лишь ручная зверушка, а мечтаешь заполучить моего названого брата. Самой не смешно?

Хотя Фэнцзю и было грустно, сердце ее выдержало этот удар. В конце концов, хотя услышать такие слова от Дун Хуа и было болезненно, он сказал чистую правду. Добиваться Дун Хуа таким способом и правда оказалось скверной идеей. Но Фэнцзю все равно желала большего, чем у нее было.

Кто бы мог подумать, что тот случай окажется только первым в череде неприятностей. Как говорится, если крыша протекает, дождь будет идти всю ночь. Все произошедшее дальше эти слова описывали как нельзя точно. Удары судьбы, о которых она сейчас не хотела вспоминать, посыпались на нее один за другим, вырывая из прекрасного сна. Каждый был мучительнее предыдущего. Хотя Фэнцзю была куда отважнее сверстников, все же она была еще очень юна. Обрушившиеся на нее переживания и несправедливость мало-помалу лишили ее надежды и веры в успех.

В том бою Чжи Хэ одержала безоговорочную победу. Но на самом деле Фэнцзю печалилась не потому, что проиграла Чжи Хэ. Грустно ей было оттого, что, как бы она ни старалась, Дун Хуа даже не обратил на нее свой взор. Но Чжи Хэ она отчего-то была как кость в горле. Даже когда Фэнцзю решила покинуть Небеса, Чжи Хэ не пожелала отпустить ее с миром. В ночь, когда Фэнцзю хотела уйти, Чжи Хэ, чтобы ранить ее посильнее, нарочно облачилась в алые свадебные одежды и, с притворной лаской коснувшись ее головы, сказала:

– Я провела с названым братом девяносто тысяч лет, я выросла на его глазах. Сегодня я наконец стану его женой, я так рада. Ты же добрая маленькая лисичка, ты наверняка тоже рада за меня? – Она схватила ее за уши и потянула, с фальшивой улыбкой вопрошая: – Что, не рада? Неужели ты совсем за меня не рада?

Фэнцзю помнила, какой яркой и круглой была луна в ту ночь. Когда она наступила на ее отражение в луже, показалось, что она угодила в реку судьбы. Бесконечно глубокую реку, что могла поглотить Фэнцзю без остатка.

Прошлое промелькнуло перед ее внутренним взором и растаяло подобно дымке. Пристально разглядывая Чжи Хэ, которая завершила танец и стояла теперь на сцене, Фэнцзю подумала, что триста лет – ничтожно малый срок. Ее старая подруга ничуть не изменилась.

Прежде Фэнцзю терпела издевательства Чжи Хэ, но из-за своей одержимости Дун Хуа неправильно трактовала эти обиды как испытания свыше. Возможно, думала она, Чжи Хэ – это орудие, посланное небесами, чтобы проверить ее. Когда Фэнцзю покинула Девять небесных сфер, она наконец ясно осознала, что Чжи Хэ всегда была ее заклятым врагом и она зря позволяла той глумиться над ней сотни лет. Но разве благородно было нарочно заявляться на Небеса, чтобы отомстить за все перенесенные обиды? Как же она могла вернуть долг врагу и при этом не растерять собственное достоинство? Фэнцзю долго размышляла над этим, но так и не нашла ответ и решила просто позабыть о произошедшем в прошлом.

Однако, похоже, о такой мелочи не забыли небеса, раз спустя триста лет подкинули ей блестящую возможность отомстить. Что ж, кто она такая, чтобы упустить столь любезно предоставленный шанс? Особенно если при новой встрече ее соперница ухмыляется так вызывающе. Разве можно оставить такую красивую улыбку без внимания?

Когда служанка подала Фэнцзю новую чашу, язвительная усмешка Чжи Хэ обозначилась еще отчетливее: уголки ее глаз приподнялись, придав лицу слегка заносчивое выражение.

Фэнцзю приняла чашку, поймала самодовольную ухмылку Чжи Хэ и сладко улыбнулась в ответ.

Сидящая рядом с Фэнцзю тетя, Бай Цянь, смерила взглядом все еще стоявшую на сцене Чжи Хэ. Прищурилась, поигрывая веером. Наконец в полной тишине раздался ее строгий голос, когда она, будто бы с осуждением, повернулась к Фэнцзю:

– Небесный владыка обсуждает с подданными дела. Ныне ты владычица Цинцю, тебя удостоили чести выслушать наказ его величества, а ты, вместо того чтобы почтительно ему внимать, улыбаешься?

Хотя со стороны казалось, что Бай Цянь отчитывает Фэнцзю, на самом деле племянница с тетушкой уже не первый год разыгрывали на пару это представление перед строгим отцом Фэнцзю. Та мигом все поняла и подхватила игру, складывая перед собой руки в почтительном жесте:

– Ваша неразумная племянница не посмела бы. Меня просто огорчило то, что, ежели в Цинцю за такой проступок изгоняют небожителя, прощение он может снискать только великими свершениями. Когда вы, тетушка, поведали мне о волнениях в Южной пустоши, я обеспокоилась, как бы принцессу Чжи Хэ не отправили искупить вину на войне, ведь она как-никак повелительница дождей, а значит, может сражаться. Но оказывается, чтобы вернуться на Небеса, довольно мило станцевать! Выходит, я зря волновалась за принцессу Чжи Хэ, поэтому улыбнулась с облегчением. Потом я подумала: какие передовые, какие милосердные законы на Небесах! Я улыбнулась с уважением. А затем мне пришло в голову: но ведь эта принцесса Чжи Хэ красивая и талантливая девушка, конечно, ей легко заслужить прощение. Но что делать, если оступится небожитель, обделенный красотой и талантом? Я улыбнулась с недоумением.

Все небожители видели: молодая владычица Цинцю при всех осудила и поставила под сомнение решение почтенного Небесного владыки, но сделала это так чистосердечно, так скромно и вежливо…

Фэнцзю встала, продолжая учтиво держать руки перед собой, и, поклонившись присутствующим, смиренно закончила:

– Я родом из далеких, глухих мест, похоже, мое невежество насмешило почтенных гостей.

Она села и со всей возможной искренностью вновь поклонилась с почтительно сложенными руками сидящему вдали Небесному владыке. Лянь Сун указал сложенным веером на пагоду Великого неба в руках Дун Хуа:

– У владычицы Цинцю, несомненно, талант говорить гадости. Пожалуй, сегодня она сравнялась с вами в этом искусстве. Полагаю, моему отцу прибавилось головной боли.

Дун Хуа повернул чашку с чаем и перевел взгляд на Бай Фэнцзю, сидевшую в отдалении с исполненной притворной вежливости улыбкой.

– Едва ли. Я бы выразился короче.

Сидевший на троне Небесный владыка не ожидал такого поворота, но он не зря занимал свое место – он в совершенстве освоил умение сменять гнев на милость быстрее, чем перелистывать страницу книги. Ему хватило одного величественного взгляда в зал, чтобы взвесить все за и против.

Голос его прозвучал весомо:

– Недоумение владычицы Цинцю вполне обоснованно. Законы Девяти небесных сфер суровы и беспристрастны. Если Чжи Хэ желает вернуться на Небеса, она должна заслужить прощение. – Небесный владыка помедлил и, вновь окинув зал властным взглядом, продолжил: – Это правило всегда было прописано в своде небесных законов. – Но законы и правда звучали слишком уж сурово, а Небесный владыка не хотел прослыть безжалостным правителем, поэтому спустя небольшую паузу добавил: – Однако мы пока не знаем наверняка, чем вызваны волнения в Южной пустоши. Мы обсудим это дело позже.

Фэнцзю неустанно поддерживала вид благовоспитанной и вежливой девушки. Она одарила Чжи Хэ удовлетворенной улыбкой. Справедливость всегда восторжествует.

Эта истина непреложна, как то, что с весенним ветром приходят дожди, а сотни рек впадают в моря.

Лицо Чжи Хэ стало белым как бумага. Ее миндалевидные глаза пылали такой яростью, что казалось, будто она прожжет в Фэнцзю дыру.

– Я пойду вместо нее, – вдруг раздался в тишине холодный и равнодушный голос. Дун Хуа коснулся пальцем вершины пагоды Великого неба и перевел взгляд чуть выше, – если для возвращения на Небеса ей придется добывать прощение в бою.

Чжи Хэ вскинула голову. Мертвенная бледность отступила, ее лицу вернулись краски. Глаза ее наполнились благодарностью, будто ей дали шанс прожить жизнь заново.

Даже Небесный владыка был потрясен. Сохраняя невозмутимое выражение на лице, он обвел взглядом собравшихся в зале небожителей. Кроме Дун Хуа, среди них имелась еще одна высокопоставленная богиня – Бай Цянь, поэтому Небесный владыка не мог не узнать ее мнения.

Она взмахнула веером и с широкой улыбкой произнесла:

– В Цинцю слышали, что почившие родители принцессы Чжи Хэ вырастили Верховного владыку. Похоже, он очень им благодарен.

Ее слова можно было расценить как одобрение.

Фэнцзю холодно посмотрела на Дун Хуа, затем перевела взгляд на Чжи Хэ. Ее лицо просияло неподдельной улыбкой, когда она в тон тетушке заметила:

– Забота Верховного владыки о сестре растрогает и камень.

И, будто потеряв к ситуации интерес, опустила голову, принявшись самозабвенно щелкать тыквенные семечки. Больше осудить Дун Хуа никто не посмел. Небесный владыка принял привычный величественный вид и величественным же голосом положил конец обсуждению.

Случившееся привело всех небожителей в сильнейшее возбуждение. Хотя большая часть не понимала истинной причины произошедшего и наслаждалась зрелищем ради зрелища, вывод напрашивался очевидный: этим утром Дун Хуа с самым серьезным видом издевался в зале Лазоревых облаков не над своей названой младшей сестрой, принцессой Чжи Хэ, а над знаменитой владычицей Цинцю, ее высочеством Фэнцзю.

Однако среди гостей нашелся небожитель еще более прозорливый, который понял несколько больше и, пользуясь тем, что сидит далеко от трона, зашептал соседу на ухо:

– Давай-ка я кое-что предположу, а ты скажешь, правдоподобно ли звучит моя догадка или нет. Все это дело напоминает соперничество сестрицы мужа и его женушки. Сестрица, возможно, питает к брату особую любовь, за что жена ее терпеть не может. Вот они и…

Впоследствии этого прозорливого небожителя за его сообразительность и редкое умение понимать причины и следствия забрал к себе Сы Мин, составитель людских Книг Жизни. Нового подчиненного Сы Мин очень ценил, и будущее этого гения ожидало просто блестящее.

По правде, на этом пиршестве Бай Цянь подменяла своего мужа, Е Хуа.

Вчера вечером к Небесным воротам прибыл сам хозяин леса Десяти ли персиковых цветков, высший бог Чжэ Янь. Этот небожитель всегда был скор на вразумление обидчиков братьев и сестер из семьи Бай. Похоже, он намеревался долго и основательно распекать Е Хуа, поэтому потребовал, чтобы тот сопровождал его на пир. У Е Хуа же внезапно возникло какое-то срочное дело, поэтому занять его место пришлось Бай Цянь.

Бай Цянь всем своим существом не переносила лишних хлопот и не любила шумные сборища. Увидев, что после трех чаш Небесный владыка, по обычаю, покинул зал, она засобиралась последовать его примеру. Сперва она думала честно забрать с собой и Фэнцзю, но заметила, что та радостно подливает себе вино и с удовольствием его пьет. Бай Цянь вдруг вспомнила, что племянница – юная и бойкая девушка и наверняка ей скучно целыми днями сидеть в зале Благовещих облаков вместе с Колобочком. Фэнцзю и впрямь стоило бы чаще выходить в свет и веселиться, поэтому Бай Цянь перед уходом ограничилась лишь просьбой вести себя осмотрительно.

Предупреждение улетело в пустоту – Фэнцзю пила как не в себя. Она поднимала чашу с вином за каждого, кто подходил к ней с приветствием. Если она слышала что-то интересное, то поднимала за рассказчика вторую чашу. В глубине души все присутствующие ею восхищались. Не зря говорят: во хмелю обнажается суть. Все видели, что владычица Цинцю – смелая и удивительная особа.

Но все видели не то.

Правда была такова: для вечернего пира приготовили плодовое вино с медом. На вкус оно казалось очень легким, но позже наступало тяжелейшее опьянение. Но откуда Фэнцзю было об этом знать? Она думала, что пьет обычный фруктовый сок. Еще думала, что пить просто сок так лицемерно… совсем не в ее духе. Владычица Цинцю Фэн-как-то-там никогда себе такого не позволяла… Только отчего-то сегодня ей казалось, что изнутри ее сжигает какой-то огонь и лишь выпитый сок может его потушить.

Но вот она потянулась налить себе еще, и у нее закружилась голова. Какой сейчас год? Кто она? Зачем она? Где она?

Она смутно поняла, что кто-то сказал ей что-то вроде «Пир окончен». Какая-то группка небожителей подошла к ней выразить почтение, и она, уже едва соображая, привычно натянула маску сдержанной и невозмутимой владычицы Цинцю, чинно им всем отвечая…

Спустя какое-то время сад Драгоценного лунного света погрузился в тишину. Только свет от оставшейся в ветвях одинокой ночной жемчужины вплетался меж стволов да деревья Ашока отбрасывали колеблющиеся тени.

Фэнцзю посмотрела на чашу с вином, которую держала в руке. Все-таки интересную суть обнажает хмель. Она напивается, а никто и не замечает. Просто она отвечает чуть медленнее, а когда опьянение становится особенно сильным – не отвечает вовсе.

Вот как, например, сейчас. В голове царила совершенная пустота. Кто она? Что она здесь делает? Что в ее маленькой чашке? Она не знала ничего.

Фэнцзю попробовала лизнуть содержимое чашки и нашла его вполне безопасным. Внезапно ей дико захотелось пить. Но чашка для вина была ужасно маленькой! Подумав, Фэнцзю поняла, что ей нужна чашка для чая, она все же побольше. А лучше – сразу чайник…

Вдруг раздался звук неспешных уверенных шагов.

Их сопровождал аромат сандала. Шаги остановились прямо перед Фэнцзю.

Она с любопытством подняла голову. Оказывается, это был Дун Хуа, который ушел, но вернулся. Он чуть наклонил голову и внимательно посмотрел на ее руки.

– Что вы здесь делаете?

Удивительно: только Фэнцзю его узнала, как в голове у нее прояснилось и она сразу вспомнила, кто она, а кто он. Однако воспоминания трехсотлетней давности сыграли с ней дурную шутку – она не могла вспомнить ничего, что произошло за эти триста лет. Фэнцзю думала, что она все еще в Рассветном дворце, этот молодой красивый мужчина с бездонными глазами и серебристыми волосами – Дун Хуа, а она маленькая лисичка, которая очень его любит и все изыскивает способы остаться рядом с ним.

Она долго на него смотрела, потом подняла чашку и показала ему:

– Пью сок.

Дун Хуа наклонился, вдохнул исходящий из чашки запах и ответил:

– Это вино.

Фэнцзю вновь долго и бессмысленно посмотрела на него. На лице ее было написано недоумение. Потом она заметила в его руке артефакт в форме пагоды. Мысли о содержимом ее собственной чашки мигом перестали ее заботить.

Фэнцзю нерешительно спросила:

– Вы снова идете с кем-то биться? – Она чуть подумала и предложила: – Тогда возьмите меня с собой, я вам ничуть не помешаю.

Она вовсе позабыла, что сейчас она человек, а не маленькая лисичка, которую он мог носить за пазухой.

Фэнцзю показала руками:

– Я же такая крохотная, вы можете взять меня куда угодно.

Ее прическа уже слегка растрепалась. Заколка с цветком выскользнула из волос и упала на стол. Дун Хуа сел рядом с Фэнцзю, попутно подобрал заколку и, протянув ей, заключил:

– Вы напились.

Она долго не сводила с заколки взгляда, но так и не взяла ее. Потом отвела взгляд в сторону и, коснувшись головы, кивнула с какой-то особенной трогательностью.

– Да, похоже, немного напилась.

Она крепче прижала руку к голове.

– Кружится.

Возможно, тело отказывалось подчиняться пьяной хозяйке, и поэтому его повело.

Дун Хуа протянул руку, придерживая ее, и, только убедившись, что она села ровно, спросил:

– Вы помните дорогу назад? Я отведу вас домой.

– Лжец.

Она поставила чашку на стол и так замерла. Потом заговорила вообще о другом:

– Вы тогда тоже отправились преподать урок этому… – Она застыла, потом схватилась за голову и долго пыталась вспомнить. – Как же его там… – Затем в ее голосе зазвенела обида: – Вы сказали мне ждать вас, а сами не вернулись. – Пауза. – Мне самой пришлось пойти вас искать.

Дун Хуа тем временем примерялся заколкой к ее прическе, подбирая наиболее подходящее положение, чтобы вернуть ее в волосы.

Он с сомнением поинтересовался:

– Когда же сие произошло?

Фэнцзю покорно наклонилась, позволяя Дун Хуа возиться с ее волосами. Услышав вопрос, она резко подняла голову:

– Совсем недавно!

– Не дергайтесь.

Фэнцзю послушно наклонилась обратно, но все же уверенно пробормотала:

– Я ничего не перепутала! – Потом добавила: – Я все помню. – Еще одна пауза. – У нас, лисичек, отличная память.

Дун Хуа наконец удалось закрепить заколкой волосы у Фэнцзю на виске. Некоторое время он любовался своей работой, а затем спросил:

– Вы снова меня с кем-то путаете? Кто я?

– Верховный владыка вы. – Она поднялась и уставилась на него огромными темными глазами. Потом она будто что-то вспомнила: – Но ты плохой, Дун Хуа.

Услышав, что она обращается к нему прямо по имени, Дун Хуа изумился и даже с некой веселостью спросил:

– Почему?

Фэнцзю очень серьезно ответила:

– Ты сказал, что я всего лишь ручная зверушка. – В глазах ее заблестели слезы. – Не уговаривал остаться, когда я уходила.

Дун Хуа замер.

– Я не помню, я…

Он не договорил, поскольку она, потеряв равновесие, пошатнулась и рухнула точно в его объятья. Вино все же сделало свое дело.

Дун Хуа наклонил голову, разглядывая ее. Только что в ней говорил хмельной бред, ни к чему спорить. Свет ночной жемчужины мягко очерчивал ее лицо. Он и не знал, какой она становится, когда много выпьет. Оказывается, очень милой.

Он поднял ее на руки, чтобы отнести в зал Благовещих облаков. Фэнцзю доверчиво прижала голову к его груди, ее тонкие пальцы чуть потянули его за ворот накидки. Цветок в виде Пера феникса у нее на лбу очаровывал холодной красотой, манил и соблазнял – и все это в сочетании с невинным выражением чуть порозовевшего лица. Менее всего она сейчас напоминала недосягаемую владычицу Цинцю… Но сейчас его волновало другое. Как же она там сказала?.. Ах да, точно.

Ручная зверушка.

Глава 3

Небеса насмехаются над ней вновь и вновь

У

тром следующего дня Фэнцзю, страдальчески потирая висок, вышла из внутренних покоев зала Благовещих облаков. В руках она все еще сжимала мужские верхние одежды цвета пурпура.

Встряхнув их, она спросила у Колобочка:

– Это еще что такое?

А-Ли завтракал с родителями у дерева глицинии во дворе. Услышав Фэнцзю, он прикусил ложку, задумавшись. Затем его осенило.

Сложив руки в знак почтения, он воскликнул:

– Это же накидка брата Дун Хуа!

В руках Е Хуа, отца Колобочка, замерли палочки для еды, и он недоуменно выгнул бровь.

– В твоем возрасте я называл Дун Хуа дядей.

Колобочек открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Опустив голову, он принялся считать разницу в поколениях между собой и Дун Хуа, загибая палец за пальцем.

Фэнцзю застыла на месте. Она посмотрела на пурпурные одежды в руке, потом перевела взгляд на ворота, чтобы убедиться, точно ли там написано «Зал Благовещих облаков», и наконец остановила взгляд на Колобочке.

Заикаясь, она спросила:

– К-как так вышло?

Бай Цянь как раз подкладывала сыну вторую порцию каши. Услышав вопрос, она поспешила утешить племянницу:

– Не так уж все и плохо. Прошлой ночью ты перебрала вина и Дун Хуа был столь добр, что принес тебя в зал Благовещих облаков. Но ты напилась так сильно, что намертво вцепилась в его накидку, отказываясь отпускать. Поскольку мы тебя не добудились, ему не оставалось ничего иного, кроме как оставить здесь свою верхнюю одежду.

Фэнцзю подумала-подумала и с облегчением выдохнула:

– Ему, наверное, было по пути, а значит, никаких двусмысленностей! Вот повезло: ни моя репутация не пострадает, ни его.

Бай Цянь явно хотела что-то сказать, но промолчала. Потом она все же осторожно начала:

– Только ты ведь понимаешь, что Дун Хуа не мог остаться на ночь в зале Благовещих облаков? Он отдал тебе свою верхнюю одежду, а просто уйти без нее ему было бы неприлично. В зале Благовещих облаков не было вещей, которые бы ему подошли, поэтому Колобочек пошел ко мне, чтобы одолжить плащ у Е Хуа.

– Правильно сделал. – Фэнцзю кивнула и шагнула вперед, намереваясь присоединиться к завтраку.

Бай Цянь вздохнула:

– Я… крепко сплю. Колобочек во дворе кричал… громко. Боюсь, его слышал весь Платановый дворец…

Фэнцзю замерла и повернулась к Колобочку.

– Что ты кричал?

Колобочек надулся:

– Правду и только правду.

Фэнцзю перевела дух.

Колобочек заговорил, воспроизводя вчерашние события:

– Братец Дун Хуа на руках принес сестрицу Фэнцзю в зал Благовещих облаков. Сестрица держала его и не отпускала, братцу Дун Хуа пришлось остаться с ней. А потом сестрица его еще и раздела. Но у него не было с собой одежды, чтобы переодеться, поэтому я пришел с просьбой к отцу. Мамочка, отец опять у тебя, да?..

Колобочек развел руками.

– Вот это и кричал.

Фэнцзю осела на пол прямо у ворот в зал.

Прошло более двух столетий с тех пор, как Фэнцзю унаследовала трон Бай Цянь. Высший бог Бай И днями и ночами думал, как выдать дочь замуж. Как правитель собственной области и отец, он беспокоился, что Фэнцзю, принявшая власть в столь юном возрасте, может не справиться с такой большой ответственностью, поэтому хотел найти дочери сильного супруга, который мог бы стать для нее опорой.

По правде говоря, Бай И никогда особо не жаловал Девять небесных сфер. Однако никто в Цинцю не сравнился бы по красоте и величию с Фэнцзю, поэтому у него не осталось выбора, кроме как в поисках достойного зятя обратить взор к Небесам. Когда Бай Цянь вышла замуж, он велел Фэнцзю отправиться на Небеса вместе с ней и провести там целый месяц. Всем ее присутствие объясняли заботой со стороны семьи жены. На самом же деле Бай И поручил Бай Цянь позаботиться о том, чтобы счастливая звезда брака ее племянницы воссияла как можно ярче. Там, думал он, у Фэнцзю будет больше шансов познакомиться с талантливыми небожителями, один из которых станет ей мужем.

Фэнцзю кое-как прожила на Небесах месяц, но ее счастливая звезда все так же пылилась где-то на задворках неба за ненадобностью. Зато у нее слишком быстро и хорошо развивались навыки няньки. Еще три дня, загибала Фэнцзю пальцы, и она сможет вернуться в Цинцю. Решив не терять время зря и хорошенько погулять напоследок, Фэнцзю прихватила с собой Колобочка и отправилась любоваться живописными видами на Тридцать третьем небе Радости и счастья.

За небесными вратами пышно росли цветы сумана. Сейчас вокруг них собрались небожители, тайком делавшие ставки. После того как наверняка все услышали крики Колобочка в ночь торжественного приема в саду Драгоценного лунного света, Фэнцзю несколько дней держалась от толпы подальше, не желая порождать еще более причудливые слухи. Однако в этот раз любопытство пересилило, и она отправила замаскированного Колобочка к небожителям разузнать подробности, а сама укрылась в прохладной тени агарового дерева, лениво обмахиваясь шелковым веером в ожидании вестей.

Старое и мощное дерево, прохладной тенью от которого она решила насладиться, росло в самом сердце рощи. Не одну сотню тысяч лет уставшие путники находили отдых в тени его раскидистой листвы.

Как назло, обычно в его тени предпочитал отдыхать Дун Хуа.

Как назло, сегодня он не изменил предпочтениям и вычитывал буддийскую сутру в ветвях кроны именно этого дерева.

Как назло, налетевший ветерок принес густой аромат агара. Фэнцзю чихнула. Перевернув страницу, Дун Хуа чуть отодвинул книгу в сторону и взглянул вниз, закономерно остановив взгляд на девушке. Не подозревая о его присутствии поблизости, она продолжала спокойно сидеть, ожидая возвращения Колобочка.

Выяснив ситуацию, племянник подлетел к ней быстрее ветра. Уперев руки в кругленькие бока, Колобочек сделал два глубоких вдоха и быстро затараторил:

– Они там делают долгосрочные ставки на то, женится ли братец Дун Хуа… дядя… хм, дедушка?.. – Колобочек замялся. – Женится ли он на тебе или на принцессе Чжи Хэ!

Фэнцзю оперлась одной рукой в алойное дерево за спиной, другой вытерла внезапно выступивший у нее на лбу холодный пот. Отчаянно стараясь сохранить спокойствие, она поинтересовалась:

– Ты еще такой маленький, а уже знаешь, что такое «долгосрочные ставки»?

Колобочек уныло ответил:

– Не знаю. Но я люблю учиться, поэтому задал вопрос одному из собравшихся там бессмертных братцев. Ничего он мне толком не объяснил, только сказал, что на принцессу Чжи Хэ уже есть двадцать пять ставок, а на тебя всего три, и он сомневается, не промахнулся ли с выбором. – Колобочек вздохнул и тоскливо продолжил: – Я мало что понял, но не хотел заставлять тебя ждать, поэтому тихонько улизнул. Когда я уходил, краем уха услышал, как тот братец спрашивал у другого, может ли он перенести три свои ставки на имя принцессы Чжи Хэ…

Фэнцзю долго молчала. Потом вынула из рукава расшитый золотом мешочек с ослепительно яркими рубинами, сняла с шеи яшмовую подвеску искусной работы и распустила узел на поясной подвеске из нефрита в виде феникса. Все это она вручила Колобочку с серьезным напутствием:

– Сделай двести ставок. На мое имя.

Колобочек взял драгоценности и недоверчиво уточнил:

– Я же такой маленький, а ты учишь меня жульничать?

– Бессмертный из Цинцю должен быть первым во всем, – отвела она взгляд. – Твоя старшая сестрица не может никому уступить. Это называется репутацией правителя. Если не веришь, сам подумай.

Колобочек без задней мысли отбил:

– А дядя мне говорил, что в учебе ты никогда первой не была, всем прочим уступала, чуть ли не в конце списка плелась!

Фэнцзю резко закашлялась.

– Разве тебя не учили: великие точно знают, что должно делать, а что нет?

Колобочек фыркнул:

– Глупости, я никогда не занимал последнее место на экзаменах.

Фэнцзю содрогнулась от всплывших в ее памяти ужасных картин прошлого:

– Это потому, что у тебя еще не началась теория буддизма. Ты и представить себе не можешь, какая это трудная жуть.

Колобочек поддался ее беспокойству:

– Неужели все настолько ужасно? – Малыш не желал верить в жестокую действительность. – Но я постоянно вижу, как братец Дун Хуа… хм, дядя… дедушка Дун Хуа удит рыбу и читает буддийские сутры, и, кажется, ему они только в радость!

Фэнцзю помолчала немного, а потом с искренним восхищением выдохнула:

– Да он извращенец.

Стоило ее словам отзвучать, как налетевший порыв ветра принес новую волну одуряющего аромата агарового дерева, заставив ее расчихаться. Зажав нос, Фэнцзю отбежала на пару шагов и, повернувшись, сообщила Колобочку:

– Этот аромат меня доконает. Я подожду тебя в маленьком цветочном саду.

На верхнем ярусе дерева Лянь Сун, который, за отсутствием у него других дел, принес Дун Хуа меч Высокого долга, подоспел как раз к последней фразе Фэнцзю. Когда братец и сестрица отошли подальше, он раскрыл веер и с исследовательским интересом посмотрел на Дун Хуа:

– Чем вы только заслужили подобную похвалу?

Дун Хуа закрыл сутру и с ничего не выражающим лицом спросил:

– Похвалу? Чэн Юй тоже так тебя… хвалит?

Лянь Сун потер нос.

– О, меня она просто зовет негодяем.

Едва переступив порог своих покоев, Фэнцзю поняла, что впереди ее ждет отвратительный день.

Предполагалось, что Девять небесных сфер окажутся благоприятным для пребывания местом, но, как только Фэнцзю покинула зал Благовещих облаков, над ее головой пролетели две вороны и преспокойненько уронили два дурно пахнущих подарка. Конечно, такие пустяки не отбили бы у нее желания полюбоваться прекрасными видами. Однако вскоре после этого на Тридцать третьем небе они с Колобочком столкнулись с кучкой низших бессмертных, делавших ставки на нее с Чжи Хэ, и выигрывала по очкам отнюдь не Фэнцзю. Конечно, даже это досадное стечение обстоятельств не убило в ней страстное желание прогуляться. Но чем дальше она продвигалась, тем хуже все становилось. Стоило Фэнцзю попытаться отыскать спокойное местечко и немного передохнуть, как лисичку неведомым образом занесло в лес агаровых деревьев, и теперь ее не переносящий запах агара нос зудел, и она чихала без остановки.

Все эти следовавшие один за другим дурные события несомненно означали: сегодня не лучший день для прогулок. Однако весенний пейзаж был так хорош, что вернуться сейчас стало бы большой потерей. С огромным трудом, чуть ли не на ощупь, Фэнцзю добралась до безопасного и тихого цветочного сада. Ей подумалось: пусть она потратила целое состояние, отправив Колобочка за игорный стол, она хотя бы сможет исправить проигрышную для себя ситуацию. А значит, ее невезению пришел конец. От этих мыслей Фэнцзю воспрянула духом и приготовилась насладиться красотой природы.

Внезапно из-за деревьев до нее донеслись чьи-то спокойные голоса.

Ветер задул сильнее, и чужие голоса, кажется, зазвучали у нее прямо в ушах. Фэнцзю в сердцах помянула Амитабху. Судя по всему, ее невезению была отмерена небольшая вечность.

Несколько дней назад Фэнцзю установила для себя правило: в ближайшие дни ни за что не сталкиваться на Небесах с Дун Хуа. Она приложила все усилия и была очень осторожна – но надо же ей было выйти погулять и столкнуться с ним в крошечном цветочном саду? Что за насмешка судьбы?

Ей будто заморозило мышцы лица, но она настойчиво попросила Колобочка:

– Если Верховный владыка будет проходить мимо и начнет задавать вопросы, скажи, что ты здесь один ловишь бабочек.

С этими словами Фэнцзю обернулась белоснежным шелковым платком, который тихо лег на стол из белого наньянского нефрита [33].

В следующее мгновение из-за деревьев вышли двое. Разумеется, это были Дун Хуа и Лянь Сун.

Хотя Фэнцзю уже опустилась до того, чтобы превратиться в платок, это никак не повлияло на ее слух. До нее донеслись звуки приближающихся шагов, и вслед за ними она услышала непринужденную беседу.

– Слышал, на днях вы приняли вызов Янь Чиу, – усмехнулся Лянь Сун. – Завтра у вас бой на горе Фуюй. Чун Линь даже передал мне меч Высокого долга, чтобы я его отполировал. Отчего же по вам и не скажешь, что завтра вас ждет битва?

Дун Хуа безразлично ответил:

– У меня крепкие нервы.

Лянь Сун, не найдя для себя в этом ответе ничего интересного, потер кончик носа, натянуто улыбнулся и зашел с другой стороны:

– К слову, о чем вы только думали, создавая меч Высокого долга? Участок в ладонь, а на цирконе [34] выточено десять тысяч граней и пять тысяч отверстий одинаковой глубины. Я потратил немало сил на чистку. Неужели эти ухищрения – некий скрытый механизм?

Дун Хуа задумался, припоминая.

– Да нет. Мне просто было нечем заняться.

Лянь Сун на мгновение умолк, а после рассмеялся:

– Вашей язвительности позавидовали бы и демоны, а четыре моря и восемь пустошей вот уже десятки тысяч лет в один голос хвалят ваше спокойствие, отстраненность, прямоту и непреклонность. Совсем некому явить миру ваше истинное лицо. Нелегко же приходится Чун Линю. – Лянь Сун вздохнул. – До сих пор не понимаю, как он только справляется.

– Знаешь… – протянул в раздумьях Дун Хуа.

– Что? – полюбопытствовал Лянь Сун.

– Я тоже думаю, что ему нелегко.

Фэнцзю недвижимо лежала на столе. Когда до нее донеслись звуки приближающихся шагов, она вдруг засомневалась в своем поступке. Ее терзала мысль: неужели у нее совсем разум помутился? Если она хотела скрыться от говорящих, превращение в такую вещицу точно было не лучшим решением проблемы. Красивый белый платок на белом нефритовом столе наверняка привлечет внимание. Вдруг ее разоблачат?

Славный Колобочек уже почтительно приветствовал двух высокопоставленных богов, вежливо назвав Верховного владыку дедушкой, а третьего принца – третьим дедушкой. Лянь Сун давно не встречался с племянником с глазу на глаз, поэтому ласково погладил его по макушке и принялся расспрашивать об учебе. Однако, когда Колобочек, последовательно отвечая на все вопросы, поднял голову и увидел, что Дун Хуа уже оценивающе крутит в руках платочек-Фэнцзю, слова застряли у него в горле.

Лянь Сун тоже повернулся к Дун Хуа:

– А это?..

Дун Хуа, не меняясь в лице, ответил:

– Я потерял платок, искал его последние дни.

У Колобочка расширились глаза от ужаса и возмущения. Он хотел было обличить наглого лжеца, но вдруг вспомнил наказ Фэнцзю и захлопнул уже открытый рот. Его маленькое лицо перекосило, когда он увидел, как Дун Хуа неторопливо сворачивает платок, в который превратилась сестрица Фэнцзю.

Морщась, словно от невыносимых страданий, Колобочек промямлил:

– Вы… вы п-поосторожнее… Фэн… П-платочку тоже может быть б-больно.

Лянь Сун недоуменно указал рукояткой веера на платок.

– Но это же явно женский платок, почему вы…

Дун Хуа безмятежно убрал сложенный платок в рукав.

– Кое-кто назвал меня извращенцем. Разве странно, что извращенец предпочитает женские платки?

Платок в его рукаве яростно задрожал. Лянь Сун удивленно посмотрел на трясущийся рукав и, будто придя в себя, рассмеялся:

– Не странно, ха-ха, поистине ничего странного.

Фэнцзю, которую сложили и спрятали в рукав, всю дорогу клокотала от обиды. Если бы можно было повернуть время вспять, она бы поступила умнее и превратилась в дерево. Даже если Дун Хуа был так необыкновенно силен и мог видеть сквозь ее иллюзию, она ни за что не поверила бы, что он выкорчевал бы дерево и утащил его у себя на плече.

Раз уж так вышло, освободиться будет нелегко – если только она не хочет опозорить Цинцю навеки, представ перед Дун Хуа в своем истинном обличье владычицы лисьего клана. Наверняка Дун Хуа понял, кто перед ним, и забрал ее исключительно для того, чтобы поглумиться. Если бы ценой свободы было унижение ее одной, она не колебалась бы ни мгновения. В конце концов, ей не привыкать терять лицо. Однако ныне она взошла на трон, и от ее поступков зависела репутация всего Цинцю. Если слухи о таком позоре дойдут до отца, не избежать ей хлыста.

Фэнцзю успела раскаяться, разозлиться, взвесить все за и против и наконец прийти к твердому решению: она все вытерпит и никогда не признается, что она на самом деле владычица Цинцю, и до последнего будет притворяться самым что ни на есть настоящим платочком. Весьма вероятно, что рано или поздно Дун Хуа надоест и он ее выкинет.

Когда она все продумала, то на краткий миг почувствовала облегчение. Только что ей пришлось запечатать четыре чувства познания из пяти, чтобы ее не раскусили. Однако таким образом выяснить, куда ее занесло, было трудновато, поэтому она потратила немного сил, чтобы применить небесное зрение [35].

Моргнув, она разглядела, что они оказались во дворце Дун Хуа, скорее всего на заднем дворе. Насколько хватало взгляда, стену оплетали ветви деревьев прозрения и возрождения. Их темно-зеленые изгибы были до того причудливы, что казалось, будто стену наполовину заслонила расписная ширма.

Изящные лозы дрогнули, и в круглом проходе показалась фигура в лунно-белых одеждах. К Дун Хуа пожаловал не кто иной, как высший бог Чжэ Янь, хозяин десяти ли Персикового леса, веками не покидавший свои владения и не обращавший внимание на дела суетного мира. За ним торопливо шагал Колобочек.

Фэнцзю сперва растерялась, а когда пришла в себя, то немедленно восхитилась сообразительностью Колобочка. Он обратился за помощью к достаточно высокопоставленному и снисходительному Чжэ Яню вместо того, чтобы отправиться к своей матушке, которая никогда не упускала случая пошутить над бедственным положением племянницы. Все же Фэнцзю недооценила любовь Колобочка к ней. В груди у нее потеплело от благодарности к этому чудесному малышу.

Чжэ Янь некоторое время сыпал приличествующими ситуации любезностями, восхищаясь и садом Дун Хуа, и мастерски выполненной в виде благовещего зверя [36] курильницей для благовоний, что стояла рядом. Только когда Колобочек нетерпеливо подергал его за рукав, Чжэ Янь неспешно подошел к теме спасения Фэнцзю:

– Не стану скрывать, уважаемый брат, сегодня меня к тебе привело одно, по правде сказать, пустяковое дельце.

Он выдвинул Колобочка из-за своей спины и продолжил:

– Этот озорник, воспользовавшись тем, что я отлучился пообедать, взял поиграть вышитый платок, что я принес от его матушки. Вернулся он очень грустным. Сказал, что потерял платок, а ты его подобрал.

Чжэ Янь, помедлив, притворно вздохнул:

– Ладно бы он потерял обычный платок. Однако этот платок вышила для дочери вечно странствующая бабушка этого сорванца. Она попросила меня передать его ей, когда я решу в следующий раз подняться на Небеса. Похоже, этот платок имеет особенную ценность, так что мне не осталось ничего другого, кроме как прийти к уважаемому брату с просьбой его вернуть.

Сперва Фэнцзю беспокоилась, что Чжэ Янь не справится с Дун Хуа. Если бы он издалека начал с вежливого: «Не видел ли уважаемый брат вышитый платок?», она была готова побиться об заклад, что Верховный владыка невозмутимо ответствовал бы: «Не видел». Однако Чжэ Янь так умело подобрал слова, что отрезал Дун Хуа этот путь. Фэнцзю была готова рукоплескать Чжэ Яню стоя. Не зря говорят: «Чем старее имбирь, тем он острее». У древнего феникса были века, чтобы освоить искусство спора.

Она уже радостно высунулась из рукава Дун Хуа, ожидая, когда тот смиренно и со всей вежливостью отдаст ее Чжэ Яню. И впрямь – длинные тонкие пальцы Дун Хуа скользнули в рукав, но она недооценила уровень бесстыдства Верховного владыки. Даже не коснувшись Фэнцзю, его палец создал точно такой же платок, в какой превратилась она, вдобавок аккуратно сложенный. Его владыка и передал Чжэ Яню, сопроводив спокойным:

– Совсем недавно нашел этот платок на небе Радости и счастья, не ведаю, твой ли это.

С этими словами он взялся за ложечку, чтобы добавить в курильницу благовоний, и продолжил:

– Если платок не тот, ступай во дворец Изначального предела к принцу Лянь Суну. Возможно, нужный платок подобрал он.

Чжэ Янь с трудночитаемым выражением на лице взглянул на самый обычный тканевый платок. Верного ответа в сложившейся ситуации не существовало. Чжэ Янь не мог поверить, что он, древний бог, закаленный тысячелетиями словесных поединков, проиграл Дун Хуа. Очень кстати в этот момент Колобочек чихнул. Проворно подхватив платок «особенной ценности», Чжэ Янь вытер мальчишке сопливый нос.

– Это всего лишь носовой платок. Зачем мне волноваться, что уважаемый брат солжет мне, чтобы его утаить? – Он неохотно улыбнулся. – Ты бы никогда не совершил что-то настолько постыдное.

Выдав еще парочку ничего не значащих фраз, Чжэ Янь откланялся, прихватив с собой Колобочка.

Фэнцзю уныло смотрела вслед их удаляющимся спинам. Благодаря тому, что сейчас ее зрение и слух были сопоставимы с Видящим на тысячу ли [37] и Держащим ухо по ветру [38], она смутно расслышала сердитые слова Колобочка:

– Как вы могли проиграть? Вы не спасли сестрицу Фэнцзю, вы совсем не старались! Не желаю вас больше знать.

Чжэ Янь беспечно хмыкнул и поинтересовался:

– Он же не твоего дядю украл, с чего бы мне ругаться с ним в пух и прах? Однако в прошлом году я делал расчеты, чтобы определить судьбу Фэнцзю. Ей на Кругу жизни написано счастье, лучше предоставить ее самой себе. Судьба не любит вмешательства посторонних. – Следующие слова он пробормотал едва слышно, будто обращаясь к самому себе: – Однако я десятки тысячелетий не гадал, уж не поручусь за точность… – Помедлив, он вдруг весело добавил: – Малыш А-Ли, я и твою судьбу смотрел. Неужели ты недавно попал в ловушку чувств?

Колобочек долго молчал, а потом недоуменно спросил:

– Что такое ловушка чувств?

Фэнцзю мысленно закусила ногти и подумала, что лучше уж верить в себя, чем в предсказания Чжэ Яня. Воистину, неважно, бог ты или человек, в трудные времена можно надеяться только на себя.

Аромат сандала, окутывающий двор, усилился. Дун Хуа взял палочку для благовоний и наклонился к курильнице, чтобы сгрести разлетевшийся снежно-белый пепел. После накрыл горелку и вдруг сказал:

– Долго собираетесь притворяться?

У Фэнцзю оборвалось сердце. Так он и правда знал. К счастью, она успела продумать свои следующие шаги, и одним из них было молчание.

Хранить тишину в ответ на любые слова владыки было самым правильным решением.

Дун Хуа неспешно отложил в сторону палочку для благовоний, вытащил платок и посмотрел сквозь него на солнце.

– Так, значит, превращаться в платок – ваше увлечение? – медленно спросил он.

Какой смехотворный вывод. Фэнцзю оставила его без ответа.

Дун Хуа редко улыбался, и от улыбки, промелькнувшей в его глазах, у Фэнцзю, будь она сейчас в форме лисицы, шерсть встала бы дыбом.

Словно уловив ее состояние, Дун Хуа продолжил:

– Вот и прекрасно. Мне как раз нужна тряпка для меча, придется вас затруднить.

Для меча? Для легендарного меча Высокого долга, одного из десяти сильнейших древних артефактов, клинка, что режет зачарованную сталь, как грязь, клинка, при имени которого содрогается весь мир? От страха у Фэнцзю застучали зубы. На этот раз она так перепугалась, что упустила шанс ответить. Ничуть не озабоченный ее молчанием Дун Хуа вновь сложил платок, убрал его в рукав и стал готовиться ко сну.

Фэнцзю составляла план с дальним расчетом. Она думала: будучи платочком, ей достаточно испытать терпение Дун Хуа. Рано или поздно она бы ему наскучила, и он бы ее отпустил. Такой выход из ситуации был самым безболезненным для ее репутации. Откуда ей было знать, что Дун Хуа собирается протирать ею меч? К тому же слова с делом у владыки никогда не расходились.

Четыре моря и восемь пустошей благоденствовали долгие годы, битв почти не случалось, поэтому обещание Дун Хуа ее не напугало. Но за мгновение до того, как провалиться в сон, она вдруг вспомнила, что он принял вызов владыки демонов Янь Чиу. Это означало то, что завтра меч Высокого долга обагрится кровью. Фэнцзю пробила дрожь. Она рывком взмыла вверх и зависла в воздухе над кроватью из розового дерева. Успела прогореть половина палочки благовоний, прежде чем Фэнцзю приняла твердое решение сбежать этой же ночью.

Чтобы не потревожить Дун Хуа, Фэнцзю предусмотрительно не принимала человеческий облик. Однако перед ней встала непреодолимая преграда – полог кровати, который она бы легко преодолела, будь сейчас человеком. Однако платочек был слишком мягким и легким, и доходящие до пола занавески его напору не поддавались. Взглянув вниз, Фэнцзю увидела Дун Хуа, чьи серебристые волосы рассыпались по нефритовой подушке. Тонкое облачное одеяло укрывало его до талии. Взгляд Фэнцзю скользнул по красивому лицу, над которым не были властны годы. Что важнее – владыка выглядел очень-очень крепко спящим.

В форме платка у Фэнцзю были запечатаны не только пять чувств познания. Она не могла применить никакие заклятья. Не то чтобы она оказалась в безвыходной ситуации – она могла принять человеческий облик и тут же бросить в Дун Хуа усыпляющее заклинание. Труднее было остаться при этом незамеченной. Если ее план не удастся, что делать?

Несколько мгновений ушло на раздумья. Тишина ночи вдруг придала ей смелости. Конечно, было бы неплохо сохранить лицо, но даже позор не так уж и страшен. Самое большее отец пару раз ударит ее хлыстом, если узнает. Подумаешь, будто ее никогда не били. Если такова цена за возвращение в радостное детство, то она не так уж и велика. В Фэнцзю взыграла гордость. Приняв облик девушки в траурных одеждах, она легонько провела по лбу Дун Хуа кончиком пальца. Он не проснулся. Фэнцзю некоторое время смотрела на свою руку в оцепенении. Неужели у нее все получилось? Оказывается, не зря у смертных ходит пословица: «Смелые умирают от обжорства, а трусливые – от голода».

Шел пятый месяц года, ночью все еще подмораживало, особенно в Рассветном дворце, где и так всегда царила прохлада. Фэнцзю откинула полог и вновь повернулась к спящему Дун Хуа. Вздохнув, убрала обе его руки под одеяло. Считай, сделала доброе дело. Немного подумав, она наклонилась и подтянула одеяло повыше, плотно укрыв владыку по самую шею. Когда Фэнцзю разогнулась, то поняла, что ее длинные черные волосы переплелись с его серебряными и разделить их было решительно невозможно. Поскольку она еще не знала, сколько продержится ее заклятье, ей оставалось только сотворить ножницы и безжалостно отрезать спутанные пряди. Не став пытаться их разобрать, она стремительно поднялась. Однако телу, долгое время находившемуся в форме платка, никак не удавалось поймать и удержать равновесие в человеческом облике. Фэнцзю завалилась на ширму у кровати, наделав много шума. На мгновение у нее сердце ушло в пятки, но, похоже, она весьма продвинулась в заклинательстве, раз ее чары оказались такими устойчивыми. Дун Хуа так и не проснулся. Чуть-чуть погордившись собой, она, все еще слегка пошатываясь, двинулась к выходу из покоев.

Уже на пороге она вдруг вспомнила об одном незавершенном деле. Вернувшись на пару шагов назад, она одно за другим выпустила в полог несколько сонных заклинаний. Только убедившись, что ее магия подействовала и пурпурная ци растеклась по небесно-голубой занавеси, да так, что даже стоявшая в горшке у ножки кровати трава куша [39] поникла, Фэнцзю успокоилась, прикрыла за собой дверь и, пройдя по дорожке вдоль дома, вышла в маленький сад, где Дун Хуа больше всего любил проводить время.

Там Фэнцзю взмахнула своим длинным рукавом, и тотчас, разогнав мрак, перед ней появилась жемчужина Ночи размером с апельсин. С ее помощью девушка быстро отыскала кустик Морозной травы, которую когда-то посадила в этом саду.

Если бы этой ночью она не оказалась в Рассветном дворце вследствие череды недоразумений, она бы и не вспомнила об этом драгоценном растении. Корень этой травы являлся лучшим лекарством от всех забот, а ее цветы – прекрасной приправой. Как-то Сы Мин отправился в Чистый предел на западе послушать толкования об учении и привез ей оттуда семечко Морозной травы. Как он сказал, в Линшане отыскали последнее семя этой травы в мире. Увы, к тому времени она уже заключила сделку с демоном и жила рядом с Дун Хуа в форме обычной лисички, у которой, разумеется, не нашлось подвесного кошеля, чтобы спрятать такое чудо, поэтому ей пришлось закопать семечко у Дун Хуа в саду. Однако прежде чем Морозная трава успела расцвести и завязать плоды, Фэнцзю уже разорвала все отношения с Дун Хуа и покинула Девять небесных сфер. Тогда ей было так плохо, что она забыла забрать свое сокровище. Хоть и говорят, что поздно чинить хлев, когда овцы пропали, исправить совершенные ошибки не поздно никогда. Поэтому Фэнцзю вернулась за своей Морозной травой.

После долгих поисков лисичка наконец отыскала ее. Морозная трава совсем затерялась рядом с цветами двойного лотоса [40]. Фэнцзю осторожно выкопала ее, стараясь не повредить корневище, бережно завернула в тряпицу и убрала в рукав. Только после этого она подняла голову, чтобы осмотреться.

Когда она была служанкой, Чжи Хэ всячески усложняла ей жизнь, не разрешая даже приближаться к саду, где часто отдыхал Дун Хуа. Разумеется, когда Фэнцзю превратилась в лисичку, которой позволялось следовать за Дун Хуа куда угодно, она могла резвиться в этом саду сколько хотелось. Однако все же мир, открывающийся глазам лисички, совершенно отличается от мира, который видит человек. Мир, который видела Фэнцзю сегодня, был уже не тем, что прежде.

Фэнцзю прищурилась, осматриваясь. Хотя сад не поражал размером, он определенно был единственным в своем роде. На противоположной Фэнцзю стороне с высоты в один чжан ниспадала водная завеса, отделявшая этот сад от прочих дворов. С двух других сторон сад окружали кирпичные стены, оплетенные ветвями деревьев познания и возрождения. В обычное время цветы этих деревьев ничем не отличались от прочих, однако ночью от их лепестков исходил тусклый свет. Каждый бутон походил на маленький изящный фонарь, что очень радовало взор. Недаром у этих цветов имелось другое, весьма поэтичное название – ночные цветы полнолуния.

В сердце сада рос клен, столь высокий, что макушка его уходила далеко в небесную пустоту. Сбоку от него располагался лотосовый пруд, на котором возвышалась шестиугольная беседка из белого сандалового дерева. Фэнцзю вздохнула. Столько лет прошло, а в этом саду будто ничего и не изменилось. Как нарочно, это место хранило в себе множество воспоминаний.

Фэнцзю была не из тех девиц, что обожают пострадать и пожалеть себя. Да, во времена своей влюбленности в Дун Хуа она нередко прикладывалась к молодому вину, пытаясь заглушить любовную тоску. Но с тех пор, как она приняла решение порвать с ним все связи, она ни разу не притронулась к кувшину и даже воспоминания о Дун Хуа поблекли в ее памяти. Однако сегодня она оказалась в таком судьбоносном месте, полном самых разных чувств, и звезды на небе сияли так щемяще нежно и одиноко, что непрошенная тоска сжала грудь тисками. Погрузившись в свои мысли, Фэнцзю скользнула взглядом по хрустальному табурету и скамье, стоявшим внутри беседки, чтобы с удивлением обнаружить: она, с трудом запоминавшая буддийские каноны, оказывается, отчетливо помнила то, что произошло здесь несколько сотен лет назад. Образы вставали перед глазами, как живые.

На самом деле, когда Фэнцзю выбралась из Лотосового предела Десяти зол и получила право сопровождать Дун Хуа в любое время дня и ночи, на этом пруду еще не было шестиугольной беседки.

Стоял разгар лета. Фэнцзю варилась заживо в своем лисьем меху. Единственным спасением было сидеть на одинокой лодке посреди озера, спрятав мордочку под двумя лотосовыми листьями. Дун Хуа, полюбовавшись на ее плачевное состояние, несколько дней спустя срубил пару сандаловых деревьев и построил беседку прямо на воде. Вместо пола он установил покрытие из водонепроницаемого и холодного, как лед, горного хрусталя. Растянуться на нем во весь рост было настоящим удовольствием. Фэнцзю подумала, что Дун Хуа – очень полезный мужчина. Позже она поняла, что таланты Дун Хуа не ограничиваются строительством. Все благовония, которые использовали в Рассветном дворце, делал он сам; он выращивал чай, который они пили; всю посуду для вина вылепили и обожгли его руки; все веера и ширмы Рассветного дворца расписал он.

Фэнцзю гордилась своей проницательностью. Если она выйдет замуж за Дун Хуа, они немало сэкономят на домашних расходах. Чем больше она думала о будущей выгоде, тем счастливее становилась и тем больше ей нравился Дун Хуа.

Обожание застило ей глаза. Ей казалось, что Дун Хуа хорош во всем. Всякий раз, как он делал что-то новое, она первой выказывала свое восхищение и одобрение. Со временем у Дун Хуа выработалась привычка сперва приносить все свои новые творения маленькой лисичке на оценку. Поскольку Дун Хуа обладал неисчерпаемым запасом времени, за что бы он ни брался, все у него удавалось наилучшим образом. Порой Фэнцзю думала, как, должно быть, одиноко и скучно ему живется.

Ничто не предвещало беды. Ужасно голодная, Фэнцзю лежала в беседке животиком кверху, уныло смотрела на звезды и размышляла, что еще она могла бы сделать, чтобы завоевать сердце Дун Хуа. Чем больше она размышляла, тем громче урчал живот, и чем громче он урчал, тем сильнее портилось ее настроение. Чья-то тень заслонила звездный свет. Фэнцзю моргнула. Рядом с ней присел Дун Хуа. В руках он держал среднего размера блюдо из белого фарфора. На блюде лежала рыба в кисло-сладком соусе и источала безумно приятный аромат, медленно заполнивший беседку.

Дун Хуа поставил тарелку на стол и бросил на лисичку короткий взгляд. Неожиданно в его голосе прозвучало колебание:

– Только со сковороды, сам готовил.

Прежде Фэнцзю беспокоилась, что не найдет с Дун Хуа общий язык, ведь она не умела того, что умел он. Кто бы мог подумать, что он окажется так же сведущ в искусстве готовки, как и она? Наконец она могла успокоиться – два мастера нашли друг друга! От переполнявшей ее благодарности Фэнцзю сперва поставила обе передние лапки на колени Дун Хуа и только потом запрыгнула на стол. Сначала она думала обмакнуть в соус лапу, но, вовремя вспомнив, что сейчас не в облике человека и есть таким образом нельзя, убрала лапу и застенчиво лизнула рыбью спинку.

Она замерла, стоило ей распробовать соус.

Дун Хуа, подперев щеку рукой, смотрел на лисичку очень внимательно.

– Вкусно?

Фэнцзю убрала язык, но не отодвинула мордочку от рыбы. Ей хотелось закричать: кошмар-кошмар-кошмар! Вдруг она вспомнила, как тетушка рассказывала ей историю о молодой жене, которая плохо умела готовить. Однажды она захотела приготовить мужу суп на скорую руку. Муж съел все подчистую и заверил жену, что все было очень вкусно. Когда женщина мыла посуду, ее все же одолели смутные сомнения, и она попробовала бульон. Так она поняла, что муж солгал, чтобы не расстраивать ее. Это было так трогательно. Супруги прожили долго и счастливо, оставив потомкам интересную историю.

Фэнцзю закрыла глаза и стиснула зубы. Меньше чем за половину времени горения палочки благовоний она обглодала рыбину до костей. Положив лапку на живот, она постаралась состроить самую довольную лисью мордочку и посмотрела на Дун Хуа, всем своим видом показывая, что все было вкусно. Она надеялась, что Дун Хуа с его-то проницательностью считает некое напряжение в ее взгляде и сам попробует соус.

Дун Хуа и правда протянул к блюду палец, и она даже едва заметным движением подтолкнула его к нему поближе. Дун Хуа замер, и она толкнула блюдо еще раз. Владыка коснулся пальцем ее перепачканного в соусе носа и одарил ее долгим взглядом.

Наконец он протянул:

– Ты… хочешь добавки? Сегодня уже все, но завтра я приготовлю еще.

Она по-дурацки застыла, глядя на него широко распахнутыми глазами. Потом так стремительно, будто от этого зависела ее жизнь, ткнула его пальцем в соус. Наконец он понял, что она от него хотела. Дун Хуа нахмурился.

– Не стоит, я уже пробовал. Вышло отвратительно. – Затем владыка бросил на нее взгляд и продолжил: – Однако я подумал, что вкусовые предпочтения у разных видов наверняка тоже отличаются. Поэтому и принес тебе на пробу. – Дун Хуа снова на нее посмотрел и добил: – Отгадка найдена, вкусы у лисиц и правда необычные.

Фэнцзю остолбенела. Потом завыла и рухнула на стол.

Дун Хуа обеспокоенно спросил:

– Ты настолько хочешь добавки?

С этими словами он развернулся и ушел, но не прошло и мгновения, как перед мордочкой Фэнцзю появилось блюдо в два раза больше предыдущего, и лежало на нем целых две жирные рыбины. Фэнцзю некоторое время идеально круглыми глазами смотрела на это угощение, потом взвыла, заскребла когтями по столу, взвыла еще раз и притворилась мертвой.

С тех пор Дун Хуа каждое утро приносил ей жирненького карпа на завтрак. Что удивительнее – владыка умудрялся всегда готовить его одинаково отвратительно. Фэнцзю много думала. Например, о том, что Дун Хуа никогда не показывает своих истинных чувств. Если она не станет есть, вполне возможно, это станет ударом по его гордости. И хотя он никак это не выразит, однажды этот провал превратится в сердечную болезнь, которая будет терзать его всю жизнь. Однако продолжать есть приготовленную им рыбу было опасно для жизни, Дун Хуа действительно неправильно ее понял.

Как-то к ним пожаловала почтенная госпожа Тайшань. Очень кстати у этой бабушки духовным зверем оказалась снежная лисица. Фэнцзю ловко поделилась с нею доброй половиной своей рыбы прямо при Дун Хуа. Снежная лисичка вежливо откусила маленький кусочек и вдруг, вытянув шею, заверещала, что есть мочи царапая когтями горло. Наконец ее вырвало неосторожно проглоченным кусочком.

Фэнцзю с сочувствием смотрела, как снежная лисичка мечется по двору в поисках воды, явно чтобы избавить нутро от возможных остатков угощения. Фэнцзю заморгала и выразительно уставилась на Дун Хуа, будто бы говоря: «У нас, лисичек, вкусы самые обыкновенные. Я страдала каждый день только ради вас!»

Дун Хуа, разливавший в этот момент чай, замер с чайником в руках и долгое время смотрел на нее, прежде чем его осенило:

– Так, значит, твои вкусы особенные даже для лис…

Фэнцзю так и застыла с протянутой к его груди лапой. Отшатнувшись, она сделала пару нетвердых шагов. На этом силы оставили ее, и она осела на землю.

Несколько дней пролетели как один. От достижений Дун Хуа на поприще готовки шерстка Фэнцзю полезла клочьями. Ждать, что он сам заметит ее страдания во имя любви, оказалось бесполезно. Нужно было спасаться собственными силами. Взвесив все за и против, Фэнцзю пришла к выводу, что нет лучше способа, чем сказать обо всем напрямую. Она придумала, как объяснить свою мысль с помощью языка тела, – сегодня она наберется смелости и решительно откажется от толстого карпа. Так получилось, что она проходила мимо покоев для работы и услышала, как принц Лянь Сун, который за неимением других дел пришел к Дун Хуа, вдруг упомянул ее. Она вовсе не хотела подслушивать, однако у лисьего тела имелось несколько недостатков. Например, невозможность закрыть уши. Только она поднесла передние лапки к голове, как разговор захватил все ее внимание.

Первым заговорил Лянь Сун:

– Я никогда не слышал, что вы увлекаетесь воспитанием духовных зверей. Отчего же сегодня я узнаю, что у вас завелась домашняя лисичка?

Слово взял Дун Хуа:

– Она очень особенная. Можно сказать, нас свела судьба.

– Да вы обманываете меня! – воскликнул Лянь Сун. – Видал я лисичек и покрасивее нее. К примеру, лисицы семьи Бай из Цинцю, они просто воплощение красоты. Чем же ваша красная лисичка такая особенная?

– Ей нравится моя рыба в кисло-сладком соусе.

Повисла тишина.

– …и правда особенная, – наконец выдавил Лянь Сун.

На этом разговор был закончен. За дверью Фэнцзю грустно посмотрела на два клочка шерсти, которые выпали у нее из шубки, стоило до них только дотронуться. Сердце ее сжималось от печали и сладости. Хотя все выходило совсем не так, как она себе представляла, и Дун Хуа вообще не понимал ее намерений, но, похоже, притворное одобрение его талантов к готовке помогло завоевать частичку его расположения?.. Если бы она сейчас выскочила и прямо сказала, что обманывала его все это время… Фэнцзю вздрогнула. Уж лучше пусть это прекрасное недоразумение таковым и останется. Ни в коем случае не стоит его развеивать. А если от такого питания у нее выпадет вообще вся шерсть… Что ж, можно будет списать все на рано начавшуюся линьку.

Кто бы мог подумать, что ее решимость продержится до ночи, когда появится повод разбитой и разочарованной покинуть Девять небесных сфер.

Резкий порыв ветра ударил Фэнцзю в лицо, отрезвляя. Хотя тридцать тысяч лет считались в Цинцю возрастом ребенка, за свою короткую жизнь Фэнцзю повидала столько перипетий суетного мира, что выучила несколько важных уроков. Например, когда ты бессмертен, твой путь уходит в бесконечность. Ты можешь сам определить, сколько будет длиться твое веселье и твоя печаль. Можешь продлить воспоминания о счастливых днях и оборвать воспоминания о несчастливых. Лишь так можно идти путем безмятежного скитания. Лишь такова цена свободы.

По правде сказать, в Рассветном дворце она пережила больше несчастливых дней, чем счастливых. Но раз ей вспомнились эти дни, значит, в них было немало хорошего, совсем не мало. И это прекрасно.

В два прыжка достигнув беседки, Фэнцзю опробовала хрустальный табурет, на котором мечтала посидеть еще в те времена, когда была лисичкой. Сидеть на нем оказалось вовсе не так удобно, как ей представлялось. Она помнила, что Дун Хуа часто сидел здесь, оставляя пометки в сутрах, которые присылали ему будды Западных небес. Сама же она, уютно устроившись у него в ногах, смотрела на звезды.

Звезды Девяти небесных сфер не шли ни в какое сравнение со звездами Цинцю. Звезды Цинцю воплощали красоту как она есть – чуть трепетную, манящую непостижимой загадкой. Звезды же Небес напоминали одиноко раскиданные по лотку торговца лепешки, нераспроданные к концу дня. Смотреть было не на что. Фэнцзю притворялась смышленым зверьком только для того, чтобы оставаться рядом с Дун Хуа подольше. Она очень хорошо помнила, как ее старший и младший дяди заманили своих жен в брачные сети. Когда она сможет разговаривать, думала Фэнцзю, она последует их прекрасному примеру и завлечет Дун Хуа в Цинцю. Она скажет: «Посмотрите, эти звезды такие большие и холодные. В них нет ничего красивого. Однажды я отведу вас посмотреть на звезды в Цинцю».

Сто лет промелькнули, как по щелчку. Ей так и не выпала возможность сказать те многообещающие слова.

Наступила полночь. Из ниоткуда полилась чудесная музыка, полнеба заслонила ослепительно яркая луна. Из мириад звезд соткался Млечный Путь. Подперев щеку рукой, Фэнцзю, словно зачарованная, наблюдала, как холодный серебристый свет заливает горизонт.

На грани слышимости она прошептала, точно говоря сама с собой:

– Однажды я отведу вас посмотреть на звезды в Цинцю.

И мгновенно очнулась. Сперва она застыла в испуге, после покачала головой и усмехнулась. Слабый порыв ночного ветра унес ее слова к изумрудному лотосовому пруду, мгновение – и они рассеялись без следа, будто она ничего и не говорила.

Переплетенные меж собой ветви дерева Джамбу [41] отбрасывали слабую тень на круглый проход в сад, на земле лежало несколько пурпурных лепестков. В проходе, расслабленно прислонившись к стене, стоял Дун Хуа. На нем были только белые шелковые одежды, в которых он лег спать, да небрежно наброшенная на плечи длинная накидка. Он хотел посмотреть, как девушка намеревается сбежать, и поэтому последовал за ней до самого сада. Сперва он подумал, что она так торопилась уйти, что заблудилась. Кто бы мог подумать, что она придет в сад с очень даже определенной целью – выкопать его целебные травы, да еще будет так внимательно осматривать здесь каждый уголок? На лице ее проступала то печаль, то радость. Похоже, девушка думала о чем-то своем.

Дун Хуа запрокинул голову и увидел, как пурпурного цвета заклятье сна растекается из его покоев, почти мгновенно захватив практически весь Рассветный дворец, отчего казалось, что он укутан в разноцветные облака – вестники счастья. Видимо, девчонка, осыпая его сонными заклинаниями, вложила в них почти все свои силы. Если раньше с юга-востока еще лилась непрерывная небесная музыка, постепенно и она затихла, поддавшись лиловому дурману. Лишь сама заклинательница ничего не подозревала, совсем глубоко уйдя в собственные мысли.

Постепенно пурпурная дымка докатилась и до сада. В ней утонул водопад, высокий клен и наконец – сандаловая беседка… Дун Хуа мысленно сосчитал до трех… и задумавшаяся девушка послушно уснула.