Посвящаю моей маме, подругам Ксюше и Леночке, моим детям и моему любимому. С любовью и благодарностью каждому из вас.
Где-то
Тишина внутри…
За окном белое…
Боль внезапная словно хитрая дрянь…
Где-то небо без донышка утонуло в воде…
Где-то младенца крик пронзает безмолвную ночь…
Где-то умер старик, положив голову на плечо любимой жены…
Где-то нежное прикосновение породило любовь…
Где-то плачет собака, брошенная хозяином…
Где-то звенит детский смех переливами…
Где-то встречают рассвет влюблённые…
Где-то летят по небу светлые птицы…
Где-то кошка моет новорожденных котят…
Где-то кукует кукушка…
Где-то мать оплакивает дитя…
Где-то зацвела сирень…
Где-то зазвучал орган…
Где-то вспыхнула и упала звезда…
Где-то…
Крылья
– Ты куда крылья понёс родной?
– Эх матушка моя родненькая…, ты бы знала, как тяжела порой их ноша…
– Да что ты милый мой! Мне всегда казалось, что ты так легко их носишь! Да прям с самого рождения, так летал, загляденье одно! А может случилось что родной? Неужто Анка твоя? Обидела чай тебя?
– Не матушка…, просто снял отдохнуть маленько. Вот в баньку схожу, ох попарюсь от души! А потом одену сразу обратно. Не кручинься матушка!
Такой разговор вели мать и сын в заснеженной деревеньке ровнёхонько под Рождество. И крыши сверкали, отражая звёздное небо, и морозец скрипел под валенками деревенского ангела-хранителя. Горел свет в избах, и луна освещала крыши легко и светло.
А в баньке жарко было, ох как жарко! И Анка ждала разрумянившаяся с морозца! И обнимала она ангела своего, и целовала его, спинку любимую поглаживала без крылышек отдыхающую…
– Ты мой ангел дорогой, как соскучилась твоя Анка без тебя…ох как соскучилась…
А он зажмуривался от счастья и боялся дышать, только бы чуда своего человеческого не спугнуть. Ведь каждый день божий он лечил деток деревенских, да роды принимал, да в путь последний стариков отправлял. А тут Анка люба стала ему, ой люба…, а минуток-то на радость простую, да нежную не хватает… Вот и стал ангел деревенский снимать крылышки, уж больно хотелось ему человеком побыть…
В пору эту много хворых было. Летал наш ангел от одной хатки к другой, в каждом домике поселяя надежду на исцеление. Где-то малышка в горячке остудит и холодком повеет от жара. А как же добро было деток в крылышки укутывать, принимая от материнского чрева, убаюкивать с молитвами да колыбельными.
Рождество близилось, а в деревеньке, что по соседству, никак не могла разродиться чадом молодая мамочка. Уж второй день маялась, не было уж мочи. Послали за помощью.
Шагал по сугробам, да думал думку свою ангел…, вот уж до хатки добрался, и постучался тихонько…
Дверка скрипнула, и печной жар вырвался на стужу, а ангел к родильнице подошёл, обнял за плечи, и крыльями взмахнул. Мягко так стало уставшей спинке мамочкиной от ангельских крылышек, вот поднатужилась хорошенько, и славная девонька в мир явилась.
"Ангела благодарю своего…" – вздохнула роженица. А ангел улыбнулся в ответ. И время Рождества наступило, ярко так звезда вспыхнула, и снежинки белые в вальсе закружились метелицей.
Уютные деревенские хатки принарядились в белое, отовсюду летели запахи один вкусней другого. Он шёл и вдыхал ароматы печёной антоновки, поджаренной в печи птицы с картохой и сладкой медовухи.
Анка с матушкой ждали своего ангела у печи, да накрытого стола. И в самый час Рождественский родные, запорошенные белым снегом крылья за окошком показались. Тот день был особый, и радость пришла долгожданная, и весь домик семьи нашего ангела утопал в свете тёплом, не зимнем и не земном. Долго потом помнили этот свет Рождественский в деревеньке, и даже сказочку сложили об ангеле-хранителе деревенском. Говорят, и по сей день такие чудеса случаются…, оберегают людей светлые хранители и в час прихода на землю-матушку, и в час прощания с ней.
Свирель пастушка и семь цветов госпожи Радуги
Свирель зазвучала в поле. Это пастушок-музыкант наигрывал мелодию лета. Собака, привыкшая к звукам его музыки, дремала под деревом чуть поодаль от стада. Июльский день близился к завершению. Уж скоро садиться солнцу.
Собрав звучащее стадо, пастушок и собака погнали овечек в хлев. Вечернее марево и мошкара совсем одолели. Хотелось поскорее окунуться в прохладную речушку, нырнув зажмурившись в живую водицу. Добравшись до хлева, стадо прилежно утолило жажду, заново перекусило и сбилось в кучку, готовясь задремать.
А пастушок уже шагал к оврагу, туда, где его ждала река…Берега были высокие сплошь усеянные мелким разноцветьем – ромашками, колокольчиками и клевером. Мелкие цветочки пёстрыми крапинками разбавляли зелёный бархат травы. По тропинке пастушок спустился прямо к небольшой песчаной полоске бережка. Песок был влажный и приятно холодил ступни, уставшие от жара знойного дня. Скинув рубаху, он нырнул в струящуюся воду, и вмиг, как и не было всей усталости жаркого дня! Доплыв до поворота реки, где купала свои ветви стройная ива, он выбрался на берег. Сил стало так много, что хотелось бежать, смеяться и петь одновременно.
«Недаром старики поговаривают, что речка то наша – волшебная, и водица в ней – живая» – подумал пастушок.
Так убежал его июльский день, подарив и полуденый зной и вечернюю прохладу реки. Звуки любимой свирели вновь ожили, едва только пастушок прикоснулся к инструменту, они полетели над полем, коснулись неба и вновь вернулись на Землю.
Пока звуки чудесной свирели разлетались и путешествовали, пастушок мечтал… И мечты его унесли далеко-далёко, в них рождались новая музыка и цвет. Он мечтал увидеть цвета своей музыки, думая: «Вот бы увидеть мою мелодию в цвете…, какая она в своём начале, развитии и эпилоге… Будто бы вижу радуги чудесной переливы, и яркие цвета, и полутона, светящиеся изнутри…» Он слышал музыку внутри себя. Она переливалась будто речная волна, и светилась подобно солнечным бликам на воде. «Надо записать мелодию» – подумал пастушок: «И непременно сегодня, пока она не убежала от меня».