Читать онлайн Зов стихий

Аматорские Хроники

Погрузитесь в "Аматорские Хроники" – эпическую фэнтези-сагу, где захватывающие приключения и древние мифы переплетаются с глубоким исследованием человеческой души в уникальном жанре психотипологического фэнтези-романа.

Судьбы героев здесь определяются не только волей богов и кознями демонов, но и их внутренним устройством – психотипом в системе Аматорика, типологии любви. Каждый поступок, каждый выбор, каждая вспышка страстного Эроса, непоколебимая верность Филии, бескорыстная забота Агапе или направляющая мудрость Сторге – это не случайность, а проявление их глубинной натуры и мотивации.

Следите за путем Ариона и его друзей, полным опасностей, потерь и неожиданных открытий, как в мире вокруг, так и в их собственных сердцах. Узнайте, как четыре великие стихии любви сражаются с теневыми силами Мании, Фобии, Прагмы и Тирании в душах героев, определяя их взлеты и падения.

Раскройте тайны Аматорики – и, возможно, отгадайте свой собственный стиль любви!

Есть два вечных принципа:

Любовь и Раздор, владеющие

четырьмя стихиями.

Эмпедокл

Акт 1

Золотисто-розовый свет Гелиоса, бога-солнца, еще только-только коснулся заснеженных пиков дальних гор, видимых на севере, но долина, раскинувшаяся под покровительством Деметры, уже пробуждалась к жизни. Воздух был чист и прохладен после ночи, но уже нес в себе теплые обещания дня и густые ароматы плодородной земли: влажной пашни, прелой листвы из ближнего леса, терпкий запах дыма из просыпающихся очагов и, конечно, тот самый, ни с чем не сравнимый, дух свежеиспеченного хлеба, плывущий из пекарни старого Мелетия. Фития – так называли их деревню, и имя это – «Растущая» – как нельзя лучше отражало суть этого места. Дома, сложенные из крепкого дерева и беленого камня, утопали в зелени садов и виноградников, а сама деревня, казалось, вырастала прямо из щедрой земли, питавшей ее жителей из поколения в поколение.

Жизнь здесь подчинялась неспешному, но неумолимому ритму природы. С первыми петухами поднимались пастухи, уводя стада на сочные луга; скрипели ворота, выпуская на поля земледельцев с их нехитрым инструментом; звенел молот в кузнице, где ковали новые лемеха и чинили старые серпы. Здесь ценили усердный труд, крепкую семью и добрососедские отношения – сама богиня Деметра благоволила тем, кто жил в гармонии с землей и друг с другом.

Арион уже покинул скромный дом приемных родителей, где его, сироту неведомого происхождения, вырастили как родного сына. В его семнадцатилетней фигуре была ладность и сила, обретенная в труде, волосы цвета выжженной солнцем пшеницы растрепал утренний ветерок, а в ясных, серых с просинью глазах отражалось спокойствие раннего утра. Он шел к общинному зернохранилищу – сегодня его черед помогать с учетом и распределением зерна – и привычно отвечал на приветствия. Его улыбка была легкой и открытой, голос – ровным и дружелюбным. Казалось, в нем не было ни капли напускного – его желание быть среди людей, общаться, находить общий язык шло из самой глубины его существа (стихия Первой Филии). Он помнил, как еще мальчишкой мирил поссорившихся соседских ребят, находя нужные слова, чтобы унять обиду, как организовывал общую работу так, чтобы никому не было в тягость. Люди чувствовали эту его внутреннюю потребность в единстве и тянулись к нему.

– Арион, мальчик мой! – раздался скрипучий голос. Старая Илиада, чьи руки помнили еще времена до Великого Потопа, как она любила говорить, с трудом пыталась поднять тяжелую плетеную корзину, доверху набитую свеклой и морковью для деревенского рынка. Ее морщинистое лицо было сосредоточенным, спина согнута под непосильной ношей.

– Матушка Илиада, доброго вам утра! – Арион в два шага оказался рядом, его сильные руки легко перехватили корзину. Запах сырой земли ударил в нос. – Куда же вы одна с такой тяжестью? Давайте я провожу, мне как раз по пути к зернохранилищу.

Забота в его голосе и жестах была такой же естественной, как смена дня и ночи (стихия Второй Агапе). Он не раздумывал, не ждал просьбы – он видел потребность и откликался на нее всем сердцем, находя простое, человеческое удовлетворение в том, что может облегчить чью-то ношу, сделать чью-то жизнь хоть немного легче.

– Ох, спасибо, родной, – прошамкала Илиада, благодарно глядя на юношу снизу-вверх своими выцветшими, но все еще живыми глазами. – Совсем стара стала, не держит спина… А ты все такой же – светлая душа, всем готов помочь. Да хранит тебя Великая Мать Деметра и да пошлет тебе добрую жену и много деток.

Арион смущенно улыбнулся, переступая с ноги на ногу. Разговоры о женитьбе всегда вгоняли его в краску. Он чувствовал симпатию ко многим девушкам в деревне, но какая-то внутренняя робость или непонимание (стихия Четвертого Эроса) мешали ему сделать шаг навстречу, ответить на явно брошенный взгляд или шутливый намек. Ему было проще дружить со всеми, чем выделять кого-то одного.

Они медленно пошли по оживающей улице. Илиада, опираясь на свою клюку, рассказывала последние новости: у кого родился теленок, кто собирается ставить новый забор, какие травы лучше собирать на этой неделе по лунному календарю. Арион слушал внимательно, кивал, задавал вопросы – ему действительно была интересна жизнь людей вокруг (стихия Первой Филии). Но когда они миновали площадь у храма Деметры, его взгляд невольно скользнул дальше, туда, где зеленые холмы их долины переходили в более высокие, скалистые предгорья, а за ними, теряясь в голубой дымке, виднелись вершины горного хребта, отделявшего их Утопию от неведомых земель.

И снова, как это бывало не раз, легкое, почти неуловимое чувство коснулось его души. Словно тихий зов издалека, обещание чего-то большего, чего-то, что выходило за рамки привычного круга полей, деревни и размеренной жизни. Он знал, что его место здесь, среди этих людей, что его долг – помогать им, поддерживать устои, которым учили с детства. Но почему тогда сердце иногда замирало при взгляде на далекие горы? Почему легенды о героях прошлого, что рассказывала Илиада зимними вечерами, вызывали такой странный отклик? Он не знал ответов. И когда старушка спросила его о чем-то, он вздрогнул, возвращаясь мыслями в Фитию.

– Простите, матушка Илиада, я что-то задумался, – он снова легко улыбнулся, прогоняя мимолетную тень сомнения (стихия Третьего Сторге). – Так что вы говорили насчет козы старого Эола? Опять в чужой огород забралась?

Разговор вернулся в привычное русло. Впереди ждал амбар, работа, знакомые лица. Обычный день в Доме Деметры вступал в свои права. Но где-то в глубине души Ариона остался тихий отзвук далеких гор и необъяснимое предчувствие перемен.

Акт 2

Проводив матушку Илиаду до рыночной площади и убедившись, что ей помогут разложить товар, Арион наконец направился к зернохранилищу. Солнце поднялось выше, заливая долину теплым светом, и жизнь в Фитии кипела вовсю. Возле кузницы грохотал молот, отгоняя сонливость, женщины с ведрами спешили к колодцу, обмениваясь последними сплетнями, а из школы, небольшого домика у храма, уже доносился монотонный голос учителя Эвклида, пытавшегося втолковать дюжине непоседливых ребятишек основы счета и письма.

Арион шел размеренным шагом, мысленно перебирая дела на сегодня, как вдруг сзади раздался знакомый, полный неудержимой энергии голос:

– Ари! Подожди! Ну чего ты плетешься, как сонная черепаха? День же какой!

Обернувшись, Арион невольно улыбнулся. К нему, подпрыгивая и размахивая руками, несся Линос. Ветер трепал его непослушные темные кудри, щеки горели румянцем, а карие глаза сияли таким восторгом, словно каждое утро было для него открытием нового, удивительного мира (стихия Первого Эроса). Он подбежал и с ходу заключил Ариона в крепкие, почти душащие объятия.

– Пусти, Лин, задушишь! – рассмеялся Арион, чувствуя, как тепло разливается по телу от этой искренней, хоть и немного чрезмерной, привязанности друга. Ему, с его сдержанностью (стихия Четвертого Эроса), такая бурная демонстрация чувств всегда была немного непривычна, но приятна и он давно смирился с этим фонтаном эмоций, который представлял собой Линос.

– Не ворчи! – Линос отпустил его, но тут же схватил за руку. – Я придумал! Сегодня после работы… нет, какая работа! Прямо сейчас! Идем к Старому Дубу у реки! Говорят, там вчера видели редкую серебристую птицу! Представляешь? Серебристую! Мы должны ее увидеть! А потом можно будет искупаться, вода уже наверняка теплая! А вечером… вечером устроим костер, я притащу лепешек, а ты… ты расскажешь одну из своих историй! (Стихия Второго Сторге – творческое направление отношений и досуга).

Арион слушал этот поток идей с легкой улыбкой и привычным чувством легкой растерянности. Планы Линоса всегда были захватывающими, но часто совершенно непрактичными.

– Лин, ты же знаешь, у меня сегодня дежурство в зернохранилище, – мягко напомнил Арион, стараясь не погасить энтузиазм друга. – И к Старому Дубу ходить старейшины не велят, говорят, место неспокойное… (стихия Третьего Сторге – нерешительность, сомнения в правилах, страх неодобрения).

Лицо Линоса мгновенно омрачилось. Яркий свет в глазах погас, сменившись тенью обиды. Он отпустил руку Ариона.

– Опять… Опять работа, опять старейшины… Я думал, мы друзья! А ты… тебе важнее какие-то мешки с зерном, чем настоящее приключение! Ты совсем меня не ценишь! (Стихия Третьей Филии – ранимость, страх отвержения, недоверие).

Арион вздохнул. Вот она, обратная сторона неуемной энергии Линоса – его ранимость и острая потребность в подтверждении дружбы.

– Ну что ты, Лин, конечно, це… – начал было Арион, но Линос его уже не слушал.

– Ладно, иди к своим мешкам! – он демонстративно отвернулся, пнув попавшийся под ногу камешек. – Сам пойду птицу искать! И костер сам устрою!

Арион подошел и положил руку ему на плечо.

– Линос, послушай. Ты же знаешь, я бы с радостью. Но работа есть работа, ее нужно сделать (стихия Второй Агапе). Давай так: я постараюсь закончить пораньше, а потом мы обязательно сходим к реке, ладно? Не к самому Дубу, но где-нибудь рядом. Искупаемся. А вечером и костер будет, и истории. Идет? (Стихия Первой Филии – стремление сохранить дружбу, найти компромисс).

Линос колебался, глядя исподлобья. Но искренность в голосе Ариона и его спокойная уверенность в их дружбе подействовали. Обида начала отступать.

– Ладно… – он все еще дулся, но уже не так сильно. – Только точно придешь? Не обманешь? (Стихия Третьей Филии – все еще ищет подтверждения).

– Слово Ариона, – серьезно сказал тот, и Линос знал, что это слово крепче любого камня.

Лицо его снова просияло.

– Отлично! Тогда я пока помогу… э-э-э… помогу старому Мелетию дрова наколоть! – он с энтузиазмом бросился к пекарне, но тут же споткнулся о собственную ногу и чуть не упал, вызвав смех Ариона (стихия Четвертой Агапе – желание помочь есть, но исполнение может быть неуклюжим).

Арион покачал головой, глядя вслед другу. Да, с Линосом никогда не было скучно, но иногда его энергия и эмоциональные качели утомляли. И все же, без него жизнь в Фитии была бы куда более пресной. Он снова повернул к зернохранилищу, чувствуя знакомое тепло дружбы и легкое предвкушение вечерних посиделок у реки.

Акт 3

Зернохранилище встретило Ариона прохладой и густым запахом зерна. Работа была привычной, но требовала внимания: проверить запасы, отмерить нужное количество для пекарни Мелетия, записать все в толстую учетную книгу под бдительным оком старосты Климена. Арион (стихия Второй Агапе) трудился молча и сосредоточенно, его движения были точны и экономны. Климен, суровый старик с руками, похожими на корни дуба, одобрительно кивал – на этого юношу всегда можно было положиться.

Ближе к полудню, когда основная работа была сделана, Арион вспомнил, что приемная мать просила его зайти к Эларе, деревенской целительнице, за снадобьем от кашля для младшего брата. Дом Элары стоял чуть на отшибе, у кромки леса, окруженный небольшим, но ухоженным садом, где росли не только обычные овощи, но и множество трав – пахучих, невзрачных, а порой и откровенно странных на вид. Внутри всегда пахло сушеными травами, медом и чем-то еще, неуловимо-лесным.

Элара, седовласая женщина с пронзительными темными глазами, была занята с другой посетительницей, поэтому Арион тихо присел на скамью у входа, ожидая своей очереди. Его взгляд скользнул по связкам трав, развешанным под потолком, по глиняным горшочкам с мазями и порошками на полках. Здесь, в отличие от шумной деревни, царила тишина, нарушаемая лишь мерным стуком пестика в ступке да тихим шелестом страниц.

За небольшим столиком в углу, при тусклом свете, падающем из узкого окна, сидела Кассия. Она была полностью поглощена своим занятием: аккуратно перебирала сухие листья какого-то растения, отбраковывая потемневшие или поврежденные, и складывала отборные в холщовый мешочек. Ее темные волосы были туго заплетены в косу, лицо – серьезно и сосредоточенно. Она, казалось, совершенно не замечала ни Ариона, ни других посетителей, существуя в своем собственном, упорядоченном мире (стихия Четвертой Филии – комфорт в уединении и сосредоточенности на деле).

Арион знал Кассию с детства. Она всегда была такой – тихой, немногословной, предпочитающей книги или работу с травами шумным играм сверстников. Ее ценили за острый ум и готовность помочь делом – если кому-то нужна была помощь с расчетами или точный рецепт отвара, шли именно к Кассии (стихия Первой Агапе – практическая помощь, основанная на знании и компетенции). Но близко подружиться с ней было сложно – она держала дистанцию, редко делилась своими мыслями, а уж тем более чувствами (стихия Третьего Эроса – чувственная закрытость, трудность в выражении симпатии).

Внезапно Кассия подняла голову, ее взгляд встретился с взглядом Ариона. В ее темных глазах не было ни удивления, ни приветливости – лишь спокойное, оценивающее внимание. Арион слегка смутился под этим прямым взглядом и кивнул:

– Здравствуй, Кассия.

– Здравствуй, Арион, – ее голос был ровным и тихим. Она снова опустила глаза на свою работу.

Пауза повисла в воздухе. Арион чувствовал себя немного неловко. С Линосом или Боросом разговор завязался бы сам собой, но с Кассией всегда было трудно найти общую тему, если только речь не шла о конкретном деле.

– Помогаешь Эларе? – спросил он, просто чтобы нарушить тишину.

– Перебираю лунник, – коротко ответила Кассия, не поднимая головы. – От кашля помогает. Но собирать нужно только в полнолуние, иначе сила не та.

Арион кивнул. Лунник… Он слышал это название в тех самых легендах, что рассказывали старики. Говорили, что при правильном приготовлении он не только кашель лечит, но и помогает видеть скрытое… Или это просто выдумки?

Он заметил, как пальцы Кассии на мгновение замерли над россыпью листьев, прежде чем она продолжила работу. Показалось? Или ее тоже занимали эти старые сказки, пусть она и скрывала это за маской практичности и логики? Вспомнилось, как однажды он видел у нее старый, потрепанный свиток с неразборчивыми символами, который она быстро спрятала, когда он подошел. Тогда он не придал этому значения, но сейчас…

В этот момент Элара отпустила свою посетительницу и жестом подозвала Ариона. Он поднялся, бросив еще один короткий взгляд на Кассию. Та по-прежнему была погружена в свою работу, аккуратно завязывая мешочек с перебранными листьями лунника. Тихая, собранная, немного загадочная – словно глубокий, тихий омут, в котором могли скрываться неведомые знания и тайные мысли.

Акт 4

Получив от Элары пузырек с терпко пахнущим снадобьем и подробные указания, как его применять, Арион вышел из дома целительницы. Солнце стояло уже высоко, припекая по-летнему. Пора было возвращаться к своим делам, но ему захотелось немного пройтись по тропинке, ведущей к лесу, чтобы развеяться после монотонной работы в зернохранилище и странного, немного напряженного молчания в доме Элары.

Не успел он отойти и на сотню шагов, как услышал позади знакомое пыхтение и тяжелые шаги. Обернувшись, он увидел Бороса. Тот, видимо, закончив свои дела у стражников или вернувшись с обхода леса, теперь догонял его. Кряжистая фигура Бороса, его широкие плечи и сосредоточенное выражение лица всегда внушали Ариону чувство надежности. Рядом с Боросом, что хулиганы, что дикий зверь – не такая уж и страшная угроза.

– Арион, – коротко кивнул Борос, поравнявшись с ним. Его дыхание было ровным, несмотря на быстрый шаг. – Закончил в амбаре?

– Да, заходил вот к Эларе за лекарством для малого, – Арион показал пузырек. – А ты откуда?

– С обхода. Все спокойно сегодня. Только лиса опять к курятнику Мелетия наведывалась, спугнул, – просто ответил Борос.

Они пошли рядом по тропинке, ведущей вдоль опушки. Некоторое время шли молча. Борос редко был многословен, но его молчание не было тяжелым или неловким – скорее, спокойным и основательным, как и он сам. Арион ценил эту его черту – с Боросом можно было просто идти рядом, и чувствовать поддержку без лишних слов (стихия Первой Филии – невербальное проявление доверия).

Вдруг Борос споткнулся о корень, торчащий из земли, и, чтобы удержать равновесие, резко взмахнул рукой, задев ветку старого вяза. С ветки с сухим треском отломился сучок и чувствительно хлестнул Ариона по щеке, оставив длинную красную царапину.

– Ай! – невольно вскрикнул Арион, прижимая руку к лицу.

– Ой! Прости, Арион! – лицо Бороса мгновенно исказилось тревогой. Он неуклюже шагнул к другу, его большие руки зависли в воздухе, не зная, как помочь. – Сильно? Дай посмотрю! Я не хотел! Этот корень дурацкий… (стихия Третей Агапе – искреннее желание помочь, но неуклюжесть и страх сделать хуже).

Арион улыбнулся сквозь легкую боль.

– Ничего страшного, Бор, просто царапина. Не волнуйся ты так.

– Нет, надо промыть! – Борос огляделся по сторонам с видом человека, решающего тактическую задачу (стихия Второго Сторге – применение навыков стратегии к бытовой ситуации). – Вон ручей рядом! И подорожник… где-то тут должен быть подорожник… Или лучше лопух? Элара говорила, лопух кровь останавливает… Или это был тысячелистник?

Он так растерялся и выглядел таким обеспокоенным из-за пустяковой царапины, что Арион не мог сдержать смешок.

– Борос, успокойся. Правда, все в порядке. Давай просто дойдем до ручья, умоюсь, и все.

Борос все еще выглядел виноватым, но подчинился. У ручья он неуклюже помог Ариону промыть царапину холодной водой, то и дело бормоча извинения. Его искреннее переживание трогало Ариона. Да, Борос мог быть грубоват и неловок в проявлении заботы, но его преданность и готовность защитить друзей были несомненны. Арион чувствовал: что бы ни случилось, на это "братское плечо" всегда можно опереться. И эта молчаливая уверенность стоила дороже любых красивых слов.

Они постояли немного у ручья, наблюдая за игрой солнечных бликов на воде. Тревога Бороса улеглась.

– Ладно, пойду, – сказал он наконец. – Надо еще загон для коз проверить у старейшины.

– Иди, конечно, – кивнул Арион. – И спасибо… за помощь с царапиной.

Борос лишь хмыкнул и, махнув рукой на прощание, своей тяжелой, уверенной походкой направился обратно к деревне. Арион еще раз провел рукой по щеке – царапина немного щипала, но это было неважно. Важнее было то чувство спокойствия и надежности, которое всегда возникало рядом с Боросом.

Акт 5

Вечер опустился на Фитию мягко, как пуховое одеяло. Дневная жара спала, сменившись ласковой прохладой, несущей с собой запахи цветущего жасмина и скошенной травы. Небо на западе еще хранило багряные и золотые полосы заката, но на востоке уже проступали первые, самые яркие звезды, словно бриллиантовая пыль, рассыпанная по темнеющему бархату.

Как и обещал, Арион, закончив дела, пришел к условленному месту на берегу реки, чуть ниже по течению от Старого Дуба, чьи ветви темным силуэтом рисовались на фоне вечернего неба. Линос уже был там, хлопоча у небольшого, весело потрескивающего костра. Рядом сидели Борос, сосредоточенно вырезавший что-то из куска дерева своим охотничьим ножом, и Кассия, которая, примостившись на гладком валуне, читала при свете огня небольшой, переплетенный в кожу свиток – вероятно, что-то из запасов Элары.

– Ари! Наконец-то! – Линос подскочил навстречу, его лицо сияло в отблесках пламени (стихия Первого Эроса). – Мы уже заждались! Смотри, какой костер я развел! И лепешки с сыром принес!

Атмосфера была уютной и мирной. Легкий ветерок шелестел в прибрежных ивах, река тихо журчала, унося куда-то вдаль блики огня, а над головой раскинулось бескрайнее звездное небо, которое в этот момент казалось особенно глубоким и таинственным.

К ним подошли еще несколько деревенских жителей: пара стариков, несколько молодых пар, привлеченных светом и теплом костра. Среди них был и старый Талос, всеми уважаемый сказитель, чья память хранила легенды и предания здешних и далеких земель. Его морщинистое лицо, обрамленное белой бородой, было спокойным и мудрым.

– Дорогой Талос, расскажи что-нибудь, – попросил Линос, не в силах долго выносить молчание. – Что-нибудь… захватывающее! Про героев и чудовищ!

– Или про мудрость древних, – добавила Кассия, отрываясь от своего свитка.

Талос усмехнулся в свою белую бороду, его глаза хитро блеснули в свете костра.

– И про героев, и про мудрость, и про чудовищ, что живут не только в дальних лесах, но и в сердцах людских… Всё это есть в старых преданиях о Четырех великих силах, что дарованы были миру в незапамятные времена. Вы их слышали не раз, но всякий раз в них можно найти что-то новое…

Он помешал палкой угли, и пламя вспыхнуло ярче.

– Говорят, когда мир был юн, а люди только учились жить вместе, боги, видя смятение в их душах, даровали им четыре искры своего божественного огня, четыре лика того, что мы зовем любовью, дабы упорядочить их чувства и стремления…

Молодежь придвинулась ближе. Они любили сказки Талоса, хотя давно уже воспринимали их не как описание реальных сил, а скорее, как поучительные истории, притчи о добре и зле, о страстях, что могут возвысить или погубить человека.

– Первой любовью стал Эрос, – начал Талос, его голос стал ниже и проникновеннее, – сила влечения, симпатии, искра, что вспыхивает между людьми. Она яркая, как пламя костра, согревающая и притягательная. Говорят, в древности люди, чьи сердца были полны чистого Эроса, могли одним своим присутствием вселять радость и зажигать ответную симпатию… Но если эта искра разгоралась в неумеренных руках, она превращалась в обжигающее пламя одержимости, сжигающее и себя, и других… (Линос (стихия Первого Эроса) слушал с восторгом, представляя эту яркую силу. Арион (стихия Четвертого Эроса) ощущал лишь легкое любопытство от описания такой бурной страсти.)

– Второй любовью стала Филия, – продолжал старик, – сила дружбы, доверия и единения, легкая и незримая, как воздух, которым мы дышим. Она связывает людей крепче любых веревок, позволяет понимать друг друга без слов, стоять плечом к плечу в любой беде… Но если доверие подорвано, Филия обращается в страх и подозрительность, что отравляют душу и возводят стены между людьми… (Арион (стихия Первой Филии) и Борос (стихия Первой Филии) согласно кивнули – это они понимали. Линос (стихия Третьей Филии) нервно потер руки – тема доверия была для него болезненной.)

– Третьей любовью стала Агапе, – Талос посмотрел на Кассию, – сила заботы, помощи и исцеления, текучая и дарующая жизнь, как чистая вода. Она проявляется в бескорыстной поддержке, в желании облегчить страдания ближнего, в умении лечить не только тело, но и душу… Но если сердце черствеет, Агапе высыхает, уступая место холодному расчету, где помощь оказывается лишь ради выгоды… (Кассия (стихия Первой Агапе) слушала внимательно, ее взгляд был задумчив. Арион (стихия Второй Агапе) чувствовал внутреннее согласие – помогать было для него естественно.)

– И четвертой любовью стал Сторге, – старик обвел взглядом слушателей, – сила мудрости, наставления и верного пути, твердая и надежная, как земля под ногами. Она дает способность видеть суть вещей, принимать взвешенные решения, вести за собой и давать добрый совет… Но гордыня может исказить и ее, превращая мудрость в критику, а совет – в нетерпящий возражений приказ… (Арион (стихия Третьей Сторге) поежился – принимать решения и вести за собой было его слабым местом. Кассия (стихия Второго Сторге) размышляла о практическом применении такой "мудрости".)

Талос закончил и замолчал, глядя на догорающие угли. Некоторое время все сидели тихо, переваривая услышанное. Красивые сказки, поучительные. Они учили ценить дружбу, быть добрыми и заботливыми, страстными в меру и мудрыми в решениях. Старые добрые истины, которые повторяли из поколения в поколение.

– Мудрые сказки, дедушка Талос, – первым нарушил молчание Арион. – Учат жить в ладу с собой и соседями.